RUS-SKY (Русское Небо)


ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ

1920-1940 гг. ДОКУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ

ПОД РЕДАКЦИЕЙ ПРОФЕССОРА А.Ф. КИСЕЛЕВ

<<< Оглавление


Глава VIII
РЕСПУБЛИКАНСКО-ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ЛАГЕРЬ

В общественно-политическом калейдоскопе российской эмиграции 20-30-х годов нашего века интересующее нас республиканско-демократическое течение играло едва ли не самую заметную роль. Во многом это предопределено следующими факторами. Во-первых, его возглавили столь видные политические деятели, как лидеры кадетской партии П.Н. Милюков, А.И. Коновалов, посол Временного правительства в США Б.А. Бахметьев и другие, имевшие к тому же давние связи с правительственными кругами стран с весьма многочисленной русской диаспорой. Во-вторых, названное крыло Русского Зарубежья в сравнении с другими его общественно-политическими частями располагало куда большими финансовыми возможностями (как показывают изученные нами документы Пражской коллекции Государственного архива Российской Федерации, П.Н. Милюков, А.Н. Коновалов и их окружение распоряжались деньгами, переведенными Временным правительством в банки западных стран, а также значительными суммами, которые они получали в порядке благотворительной помощи от Рокфеллера и других американских магнатов). И наконец, в-третьих, вожди республиканско-демократического лагеря (и прежде всего П.Н. Милюков) сумели оперативнее и гораздо реалистичнее теоретиков других направлений русской эмиграции учесть уроки Гражданской войны и вооружить своих сторонников так называемой новой тактикой, позволившей им развернуть активную деятельность по собиранию под свои знамена антибольшевистских сил как либерально-демократической, так и умеренно-социалистической ориентации.

Собранные в настоящей главе материалы дают возможность проследить, как на базе милюковской «новой тактики» происходил процесс формирования сначала межпартийного Республиканско-Демократического блока левых кадетов с правоэсеровской организацией «Крестьянская Россия», сплотившейся вокруг одноименного альманаха, выходившего в Праге под редакцией А.А. Аргунова, С.С. Маслова и А.Л. Бема, а также с отдельными представителями партии народных социалистов, признававшими платформу блока, которая была принята в октябре — декабре 1923 г., а затем и более широкого внепартийного Республиканско-Демократического объединения (РДО), созданного в июне 1924 г. [ 410 ] Идейно-политические платформы этих двух разнородных по составу, но близких по сути союзов, а также предшествовавшая им платформа совещания представителей правого крыла партии социалистов-революционеров, социал-демократов, народных социалистов и пражской группы С.Н. Прокоповича и Е.Д. Кусковой (совещания, на котором были выяснены пределы возможного соглашения, представляющие собой сумму тех общих положений, в рамках которых все его участники могли бы действовать совместно) даны для сравнения в виде таблицы, взятой из брошюры «Три платформы Республиканско-Демократического объединения (1922-1924 гг.)» с политическим комментарием П.Н. Милюкова.

Наибольший интерес вызывает Республиканско-Демократическое объединение как союз, возникший в результате соглашения не политических партий (чем был Республиканско-Демократический блок), но широкого круга лиц, среди которых имелись деятели различных демократических партий, от левых кадетов до правых социалистов включительно, а также члены самых разнородных общественных организаций, от Всероссийского Крестьянского союза слева, с планами воссоздания которого не столько за границей, сколько на территории Советской России носился М.Е. Акацатов (кроме публикуемых в главе писем Акацатова Милюкову, а также последнего — Е.Д. Кусковой по этому вопросу см. соч. М.Е. Акацатова — Антонов Мих. Книга скорби. — б/м., 1925. В предисловии к книге автор называет себя председателем Главного Совета этого союза, активно поддерживаемого П.Н. Милюковым), до Российского торгово-промышленного и финансового союза (Торгпрома) справа (факт вхождения представителей Торгпрома в состав РДО хотя нигде не рекламировался деятелями последнего, но он неопровержимо подтверждается хотя бы тем, что член Совета Торгпрома А.А. Александров, значащийся участником заседания этого Совета 30 октября 1929 г., протокол которого через две недели лежал на столе Сталина, Молотова и верхушки ОГПУ, в конце 20-х — начале 30-х годов являлся секретарем Республиканско-Демократического объединения (см.: Наше слово. — 1934. — № 1-2. — С. 2, 25; № 3. — С. 24-25). Не менее знаменательно и то, что РДО, как впрочем и другие организации республиканско-демократического лагеря, не только по своему составу, но и также по характеру деятельности были тесно связаны с политической закулисой — масонскими ложами, история которых продолжает поныне оставаться самой большой загадкой нашего века.

О наличии таких связей можно судить по протоколу заседания масонской ложи, именуемой в документах, обнаруженных О.А. Платоновым в Особом Архиве Российской Федерации, группой «Лицом к России», протоколу, датированному 24 июня 1938 г. и воспроизведенному в нашей главе.

Во-первых, обращает на себя внимание то обстоятельство, что тон в этой группе задавали лидеры умеренно-социалистических партий, активисты республиканско-демократического крыла эмиграции — правый эсер Н.Д. Авксеньев (в прошлом министр Временного правительства, председатель Всероссийского демократического совещания. Предпарламента и Всероссийской Директории), председательствовавший на заседании, а также народный социалист, бывший министр Временного правительства П.Н. Переверзев, избранный секретарем заседания. Бок о бок с ними действовали граф П.А. Бобринский (по данным А.О. Платонова, масон 33 градуса), бывший московский промышленник, один из организаторов Всероссийского торгово-промышленного союза П.А. Бурышкин и сын видного деятеля царского и врангелевского правительств И.А. Кривошеий. Но особенно показательно, как нам представляется, полная идентификация девиза, который избрала для себя масонская группа «Лицом к России» и лозунга, выдвинутого Республиканско-Демократическим объединением «с самого начала его возникновения» (Наше слово. — 1934. — № 1-2. — С. 1).

Она дает основания полагать, что РДО, наряду с другими общественными организациями Республиканско-Демократического лагеря русской эмиграции, служило легальным прикрытием политической масонской закулисы, которая в борьбе против коммунистического режима пользовалась методами обволакивания власти, успешно примененными либерально-прогрессистскими силами страны при свержении самодержавия в феврале 1917 г.

Нэповский «экономический Брест большевизма», придал деятелям этой закулисы уверенность в том, что сама спонтанная жизнь страны будет исподволь подтачивать основы большевистских порядков в обществе. С присущей ему образностью подобные настроения отразил М. Осоргин в статье «Разговор с духом родственника». «Да, — писал он, — там тюрьма. Но отсюда решеток ее не перепилишь, дверей не выломаешь. Там же, на месте, много копошится у стен ее зубастых крысенят, ходы роют, балки и скрепы грызут — повалят когда-нибудь и эту бастилию. И говорю я это не о какой-нибудь специфически революционной работе, имеющей свалить таких-то у власти и посадить на их место таких-то, а просто о жизни, о настоящей большой и малой культурной работе, об укреплении мощи и сопротивляемости народной, о работе на благо страны. Там и робкий заглушенный голос — борьба, а здесь потоки негодующих слов — папиросный дым на ветру». (Дни. — 1925. — 11 нояб.).

Анализируя вопросы тактики, которой следует придерживаться русской эмиграции на поприще подготовки крушения большевистского режима, лидер кадетов и РДО П.Н. Милюков должен был признать, что доводам Осоргина «нельзя отказать в значительной доле справедливости». (Милюков П.Н. Эмиграция на перепутье. — Париж, 1926. — С. 75.) Существо тактики обволакивания большевистской власти как наиболее целесообразного средства активной подготовки крушения последней изложено в письме А.В. Чаянова родственнице (по второй его жене), видной деятельнице масонской закулисы Е.Д. Кусковой, написанном в годы своеобразного апогея сотрудничества ученого с большевиками в системе Наркомзема РСФСР и в других советских учреждениях. «Мне представляется неизбежным, — разъяснял он адресату, — и в будущем проникновение в Россию иностранного капитала. Сами мы не выползем. Эта интервенция... идет и теперь в наиболее разорительных для России формах. Эта интервенция усилится, так как при денежном хозяйстве в России давление запада будет всегда более реальным. Ведь если будет на западе котироваться червонец, то любой солидный банк может получить концессию — стоит пригрозить и напугать. Это куда страшнее Врангеля и всяких военных походов!..» (Переписка А.В. Чаянова с Е.Д. Кусковой опубликована нами и одновременно P.M. Янгировым в 1995 г. См.: Щагин Э.М. Уникальные документы нэповского времени // Научная программа: русский язык, культура, история. — М., 1995. — С. 268-293; Письма А.В. Чаянова. Публикация, вступительная заметка и комментарии P.M. Янгирова // Минувшее. Исторический альманах. — 1995. — № 18. — М.-СПб. — С. 478-529). «Как все это практически осуществить? — спрашивал Чаянов и отвечал: — Надо договориться самим, т.е. всем, кто понимает, что делается в России, кто способен принять новую Россию. Надо честное воздействие на западноевропейских политических деятелей — необходим с ними сговор и некий общий фронт».

Цитируемые соображения выдающегося отечественного экономиста-аграрника во многом предвосхитили программу так называемой Трудовой крестьянской партии (ТКП), которую изложили на допросах по делу ЦК ТКП Н.Д. Кондратьев, А.В. Чаянов и другие арестованные ученые. Сталин и его окружение истолковывали показания арестованных как подтверждение существования такой антибольшевистской организации и обоснование политической расправы над ними. Кремлевского диктатора особо должно было тревожить то обстоятельство, что программа ТКП допускала блокирование с правым крылом ВКП(б) «при переходе к нему власти», ибо «этот блок рассматривался как этап к осуществлению демократического принципа» (Протокол допроса Н.Д. Кондратьева от 4.08.1930 г. // Николай Дмитриевич Кондратьев, особое мнение. — Кн. 2. — М., 1993. — С. 690). Не менее опасным для него представляется и тот факт, что Кондратьев, Чаянов и другие выдающиеся ученые являлись «для правых элементов ВКП(б) в некоторых случаях источником идей, источником фактических систематизированных и проанализированных данных, относящихся к условиям развития нашего и мирового хозяйства» (Там же, с. 705).

Экскурс в кажущийся на первый взгляд далеким от интересующей нас темы сюжет позволяет усомниться в обоснованности ставшего в современной литературе расхожим утверждения, будто ТКП, Союзное бюро меньшевиков, Промпартия и другие оппозиционно настроенные по отношению к Советской власти организации — не что иное, как сплошные мифы, сочиненные заплечных дел мастерами ОГПУ, и что обвинение активистов этих организаций в стремлении к совместной не только с внутрибольшевистскими группировками, но и внешними (иностранными и эмигрантскими) силами деятельности против существующего в СССР политического режима — тоже абсолютно беспочвенное.

В программно-тактических документах общественно-политических организаций республиканско-демократического крыла российской эмиграции ставке на взаимодействие со всеми антибольшевистски настроенными слоями и группами населения СССР отводилось весьма важное место. Отмеченное обстоятельство не исключало наличия между отдельными течениями и группировками этого крыла тех или иных разногласий, чаще всего возникавших в вопросах тактики. К примеру, таковые имели место между руководством Республиканско-Демократического объединения и пражской группировкой Кусковой — Прокоповича. «Нашей тактике Кускова, — констатировал Милюков, — противопоставляла (нами не отрицающееся, но не признаваемое за единственный шанс) расслоение и борьбу внутри самой коммунистической партии и соединение с фронтом «Кутлер — Сокольников с советскими спецами»... С позиций своей «новой тактики» лидер Республиканско-Демократического объединения, когда писал цитируемые строки, довольно скептически отзывался о результативности тактики обволакивания большевистского режима, разделяемой сторонниками Кусковой, которую он причислял к стану так называемых возвращенцев. По его выражению, «коалиция» Кутлер — Сокольников не была ни коалицией, ни тактикой борьбы. «Это есть честная, но невольная служба, — признавал он, — в которой между служением России и помощью большевикам нельзя провести определенной грани» (Милюков П.Н. Эмиграция на перепутье. — Париж, 1926. — С. 115).

Из факта постепенного хозяйственного восстановления страны возвращенцы «под влиянием неумолимых требований жизни, вызывающих сильные конфликты внутри самой правящей партии», делали вывод о том, что в недрах сталинского ордена меченосцев создается кадр сторонников не только «уступок», но и решительного термидора. «До сих пор термидор развивается лишь в области экономической, — гласили программные документы этого течения, — тогда как в области культурной царит по-прежнему деспотическая монополия компартии. Но в дальнейшем... предпосылки предсказывают появление в самой правящей партии таких групп, с которыми стали бы возможны для демократических течений если не то или иное соглашение, то положительная работа» (Там же. — С. 117).

Как показывает публикуемая в главе переписка, диалог, который вели между собой лидеры разных группировок республиканско-демократического лагеря, позволял им порой гасить существующие разногласия и находить взаимоприемлемые решения по отдельным программным и тактическим вопросам. Показательна в этом отношении эволюция взглядов П.Н. Милюкова по вопросу о целесообразности использования внутрибольшевистских распрей с тем, чтобы способствовать оппозиции одолеть Сталина и его окружение. Вчерашний постоянный оппонент Кусковой и возвращенцев под влиянием перемен, происходивших как в СССР, так и в эмигрантской среде, он должен был в вопросах тактики вскоре фактически солидаризироваться с ними. «Оппозиция Сырцова и Рютина, — заявлял П.Н. Милюков в докладе на собрании членов РДО в декабре 1932 г., — часть их программы может быть принята и нами. Это открывает возможность для проведения нитей от нас туда». На повестку дня объединения он ставил разработку не общеполитической программы, «а платформы очередных действий, которые должны лечь в основу деятельности тех, кто займет место Сталина» (Последние новости. — 1932. — 20 дек.).

Уверенность в том, что антисталинской оппозиции в большевистской партии по плечу задача свалить диктатора, разделяли в ту пору и другие представители либерального лагеря отечественной эмиграции. Еще двумя годами раньше на призыв Кусковой поднять компанию протеста среди западной интеллигенции в защиту арестованных в СССР по делу о ЦК ТКП Н.Д. Кондратьева, А.В. Чаянова и их друзей Б.Д. Бруцкус ответил, что «нашим узникам худшее не грозит...», поскольку «правая оппозиция скоро победит Сталина и их тогда освободят» (Минувшее. Исторический альманах. — М. — СПб., 1995. — С. 514). На том же основании свое убеждение в скором падении Сталина высказывал в письме той же Кусковой 29 марта 1929 г. и Б.А. Бахметьев (см. докум. № 11). Выяснить, как подобного рода тактика реализовывалась и какие давала результаты, из-за отсутствия в научном обороте необходимого фактического материала современному исследователю по существу невозможно. Из отрывочных сведений, содержащихся в переписке видных деятелей либерального крыла эмиграции, можно заключить, что протянуть отдельные «нити» на родину и обратно им все же удавалось.

В худшую сторону положение изменилось во второй половине 30-х годов, когда Сталин и его окружение избавились от оппозиционных группировок в партии и когда «революцией сверху» был сломан хребет российскому крестьянству, бывшему массовой опорой антибольшевистских движений в стране. К тому же усиливались распри в верхах либерального лагеря эмигрантов.

Сначала распался межпартийный Республиканско-Демократический союз: в декабре 1928 г. Центральное бюро этого союза сообщило, что вследствие разногласий по вопросам политической тактики между образующими союз сторонами — «Крестьянской Россией» — ТКП, с одной стороны, и республиканско-демократической группой кадетской партии — с другой, «ЦБ союза на заседании 19 ноября 1928 г. постановило считать союз с 1 января 1929 г. прекратившим свое существование» (Крестьянская Россия. Изд. ЦК ТКП, 1928. — № 2/14. — С. 24).

Затем стала разваливаться и Трудовая крестьянская партия — детище правых эсеров. В 1930 г. ее ряды покинула группа молодежи, недовольной тем, что организация превратилась в чисто партийную. А весной 1934 г. вышли 6 основателей партии во главе с председателем ее ЦК — А.А. Аргуновым, которые обвиняли пражский партийный центр в идеологических и тактических шатаниях, а также в насаждении диктатуры лидера — С.С. Маслова. Вслед за центром раскол распространился и на региональные организации ТКП. В ответ на постановление ЦК о лишении уполномоченного ЦК на Дальнем Востоке этого звания и признание недействительным соглашения, заключенного между дальневосточной группой партии, крестьянско-казачьим объединением и дальневосточной группой сибиряков-областников. Харбинский партийный комитет сложил полномочия и группа (Наше слово. — 1934. — № 3. — С. 20-21, Последние новости. — 1934. — 4 и 20 апр.) объявила себя автономной, действующей независимо от ЦК. Не лучше обстояли дела и в большинстве других партий российской эмиграции.

Хорошо информированный в этом отношении А.А. Аргунов писал, что «весьма небольшие по численному составу, они (партии российских эмигрантов — Э.Щ.) ослаблены еще внутренними перегруппировками и, в общем, являют собою одни только штабы действовавших в России армий». Еще более пессимистично характеризовал тенденции, наметившиеся в первой половине 30-х годов в партийной среде русской эмиграции, С.С. Маслов. «Роль политической эмиграции, — подчеркивал он, — систематически слабеет. Эмиграция законсервировалась в том виде, в каком она ушла из России... не хочет замечать нового облика в современной России и напрасно отрицает достижения, осуществляемые русским населением, обычно помимо и вопреки власти... не замечает и не дает правильного анализа и мировых событий» (Последние новости. — 1934. — 4 апр.).

В дальнейшем в условиях нарастания угрозы второй мировой войны кризисные явления ощутимее всего давали о себе знать в рядах именно либерального лагеря эмиграции. «Будем откровенны до конца, — с нескрываемой горечью признавала Е.Д. Кускова, — насколько обширен и полон «боевой» энергии реставрационно-фашистский фланг современной русской эмиграции, настолько же слаб и расколот лагерь демократический» (Наше слово. — 1936. — № 6. — С. 10).

В состоянии раскола и глубоких идейных разногласий встретили российские эмигранты-либералы и вторую мировую войну.

№ 1. Из письма Б.А. Бахметьева П.Н. Милюкову [ 411 ]

22 августа 1921 г.

То ужасное, что мне давно казалось неизбежным, наконец осуществляется. Я говорю о голоде, который в нынешних условиях, по всей вероятности, поведет неминуемо к повальному вымиранию целых областей, к массовым переселениям и проч. Я был всегда уверен, что Россия не избегнет подобных бедствий, и вот, наконец, мы стоим лицом к лицу с трагическим фактом...

Голод в России есть прямое последствие большевистской системы уничтожения ими того, что можно назвать cooperative civilisation [ 412 ]. Мы вернулись к условиям экономической элементарности; Россия, судя по всему, должна будет переживать бич голода и эпидемий в формах, о которых повествует Библия и мрачные средневековые летописи.

Здесь понимают, что большевики поневоле, против желания, от отчаяния согласились на допуск американцев. Вначале они хотели сделать из всего политическую игру: Литвинов во все время переговоров пытался добиться хоть косвенно чего-либо, идущего по пути возобновления сношений между странами, косвенного признания и проч. Хувер был непоколебим. Он искренне отбросил политику и соглашался работать хотя бы в аду, но лишь на почве абсолютного невмешательства и свободы действий. Одно время я боялся, что переговоры сорвутся, этого не произошло, — пишу «к счастью», так как, во-первых, американская помощь — единственная реальная: мне представляется, что во всех действиях Лиги наций и Международного Красного Креста нет никакой материальной основы; с другой же стороны, я считаю, что самый факт выступления американцев в России будет иметь глубокие политические последствия. Для этого вовсе не надо, чтобы они ставили себе какие-либо определенные цели, намеренно стремились пользоваться беспартийными комитетами, усиливая их и образуя в лице их новые центры власти. Все это выйдет само собой и нам, русским, искренне желающим помощи, надо удерживать иностранцев и даже своих собратьев от того, чтобы связать с образованием б/п комитетов и сношениями с ними иностранцев какие-то политические намерения. Мы этим ослабим комитеты, а не усилим их, так как дадим большевикам оправдание в ограничении или же полном устранении учреждений. Предоставим событиям течь своим чередом, и логика вещей возьмет свое. Я также определенно против политической игры в вопросе о голоде, как против какого-либо затушевывания истинных причин голода и кооперации с большевиками, которая шла бы дальше необходимых технических сношений и фактически усиливала бы их власть. Это ясно сознает Хувер, и во всей здешней печати проявляется мысль: помогайте народу, но отнюдь не усиливайте большевистской власти, так как всякое усиление ее означало бы усиление основной причины, вызвавшей голод и эпидемии...

У нас в руках однако вторая, весьма значительная, хотя и не столь апеллирующая к чувству задача, связанная с созывом в ноябре, по почину Хардинга, конференции по разоружению... Нет никакого сомнения, что русские вопросы будут играть на этой конференции первостепенную роль. В проблемах Дальнего Востока и Тихого океана, будущее Маньчжурии и Вост-Кит. ж.д., русские права в Китае, японская оккупация, Приморье, Сахалин — все это является вопросами основными, обойти которые практически нет возможности. Особенность дальневосточных вопросов, по сравнению с вопросами польским, балтийским, бессарабским и проч. — что с проблемами на нашей западной границе мы в будущем можем справиться сами. Мы имеем там дело со слабыми государственными образованиями, большей частью даже не непосредственно нам враждебными. За нас время, логика положения, наконец в нашу пользу будет работать общеевропейская слабость. На Дальнем Востоке дело обстоит иначе. Мы стоим лицом к лицу с сильной, почти не пострадавшей в войне и стремящейся к энергичным наступательным действиям державой. В течение многих лет, если не десятилетий, мы не в состоянии будем опираться на аргумент военной силы. В известной мере, неуспех сейчас предрешает даже фактическое бессилие и по восстановлении России, так как в моем понимании главная цель японской политики на русском Дальнем Востоке в том и заключается, чтобы создать стратегическое положение, фактически отдающее под военный контроль Японии всю территорию к востоку от Байкала. Цель Японии — исключить возможность появления русской армии на подступах к Тихому океану или в Китае, и таким образом, ограничить военные перспективы лишь сферой столкновений на море. Этой цели Японии легко достигнуть, если она фактически будет в состоянии в будущем занять проходы из Сибири в Забайкалье, где, благодаря конфигурации местности, ничтожной силы достаточно, чтобы задержать армию почти любой величины.

Одним словом, если бы вопросы русского Дальнего Востока разрешались теперь не в нашу пользу, то будущему русскому государству было бы страшно трудно, если не совсем невозможно, выправить положение.

Что же делать? Ответом для меня является задача — добиться, чтобы Америка выступила на конференции [ 413 ] в качестве защитника и охранителя русского положения на Дальнем Востоке. Искать сами представительства на конференции, мы, по-моему, не должны. Во-первых, при нынешней обстановке добиться представительства фактически и невозможно; во-вторых, всякая попытка даже полуофициального представительства, при нынешнем раздроблении и разномыслии, поведет к нескончаемым спорам и столкновениям. Мне кажется даже гораздо выгоднее, чтобы на конференции говорили не сами русские, которых недоброжелатели и враги могут в любой момент поставить в самое трудное положение, а чтобы, скажем, Америка сделала Россию своим вопросом, настаивая на благоприятном для нас разрешении дел и дав понять, что в подобном решении вопросов С.Ш. глубоко и действенно заинтересованы.

Что касается Америки, то поскольку дело касается представительства, положение гораздо лучше, чем можно было ожидать. Результаты тихой и незаметной работы как-то сказались вдруг, и, почти без особых усилий с нашей стороны, Америка проявила по собственному почину склонность сделать защиту целокупности русских прав и территорий на Дальнем Востоке основным началом предполагаемой политики на конференции.

Не следует, однако, обольщать себя чрезмерными иллюзиями. Одно дело хотеть, принять теоретическое решение, а другое — получить конкретные результаты. Американцы очень неопытны в конференциях и это одно уже значительно ослабляет практические надежды. Далее, как ни сильна Америка, все же решение принимается сообща, а общественная обстановка может оказаться против возможности Америки настаивать на своих решениях.

Как помочь делу? Слабость положения государственного департамента заключается в том, что, оперируя с понятием Россия, наши друзья оперируют в значительной мере с фантомами. Будущее России есть пожелание, умствование, предвидение, основанное может быть на самом сильном убеждении, но пока все же — фантом, в котором нет ничего реального. Пока что эта Россия не показала себя и то, что говорит от имени России в большинстве случаев вместо привлекательного лица, лишь корчит отвратительные рожи, с крайнего права и с крайнего лева. Этим, конечно, сильно воспользуются наши противники, которые в ответ на абстрактные доводы американских делегатов будут ссылаться на Семенова, на Дальневосточную Республику, на большевиков, на берлинских монархистов, справедливо указывая, что той России, о которой мечтают американцы, не существует, что она ничем конкретным себя не показала. Таким образом мы подходим вновь к необходимости для третьей, демократической России, о которой я вам писал в прошлом письме, показать себя. Тогда это было пожеланием общего характера, теперь в этом является абсолютная необходимость. Положение американцев и всех защитников правильного разрешения дальневосточного вопроса значительно усилится и шансы на успех существенно поднимутся, если друзья наши на конференции смогут оперировать реальным документом, исходящим от внушительных групп или индивидуумов, которые бы имели смелость сказать, какой они представляют себе будущую Россию, каково, по их мнению, должно быть общее направление русской политики во внешних делах и т.д. В этом нет никакого самозванства и нет никакого «bluff'а». Люди подписывают за себя ли, за известные группы, они пишут о том, во что верят и что обязуются выполнить, если они окажутся у власти или, по крайней мере, если смогут оказывать влияние на власть...

Как это сделать? Конкретно мне мыслилось, что надо было бы написать 2 документа. Один — по-возможности, краткое сообщение, которое могло бы получить широкое распространение в повседневной печати, другой — обстоятельная записка, излагающая взгляды подписавшихся на будущую Россию и на ее основную линию поведения во внешней политике. От чьего имени такие документы должны быть составлены? Я бы не пытался добиться единого выражения национального мнения: мы стоим на перепутье, разномыслие есть необходимая сторона переживаемого процесса. Никто не сможет обвинить какую-либо группу лиц в том, что она взяла на себя почин в подобном обращении, так как никому не допущено поступить по тому же правилу. Само собой, однако, разумеется, что нечего затевать этого дела, если документы будут мелким групповым выступлением. Формально можно закрыться частным характером, но стоит дело начинать лишь в том случае, если можно быть убежденным, что удастся собрать много первостепенных имен, как в смысле индивидуальном, так и в смысле группового представительства. Я вообще думаю, что в области внешнеполитической существует меньше разногласий, хотя бы потому, что так мало людей конкретно этим занимается. Опыт Парижской конференции [ 414 ], когда удалось объединить Чайковского с Сазоновым, показателен в смысле возможности осуществления.

В вопросе о голоде сопоставлялся принцип группового представительства и индивидуального. В настоящем вопросе можно будет избрать средний путь: получить представительство некоторых групп, где это возможно — добавить представительство личное, но так подобрав людей, чтобы они фактически представляли собою или были бы связаны с многочисленными организациями и чтобы, конечно, их титулы были поименованы. Важно однако не перегрузить список социалистическими элементами. Это важно хотя бы для того, чтобы не исказить перспективы, так как, конечно, крестьянско-купеческая Россия не будет социалистической, а по существу об этой-то России и идет речь. Раз так, то необходимо объединить в этом документе, во что бы то ни стало, будущие элементы как крестьянской, так и купеческой России. Я лично думаю, что значительная часть торгово-промышленного союза, если выключить из него элемент владельческий или традиционно-империалистический, могла бы подписаться под демократическим заявлением, как я его понимаю. Думаю также, что можно было бы получить кооперативы, что крайне важно для подчеркивания крестьянского характера, а также значительную часть эсеров. Я думаю, что на левом крыле и в центре у эсеров есть много людей, которые не отступят от доктринерства социалистического и революционного. Нет нужды из-за этого замалчивать суть дела, также как нет нужды гнаться за людьми типа Гурко. Что вы думаете об этом? Можно ли чего-либо добиться? Лично я придаю плану первостепенное значение. Основную записку я мог бы передать министру иностранных дел Хьюзу...

Я пишу об этом Маклакову и Денисову.

Я не пишу отдельно Авксентьеву и полагаю, что Вы ознакомите его с моим письмом и обсудите совместно, насколько мое предложение приемлемо и осуществимо.

Искренне Ваш Б. Бахметьев.

№ 2. Из писем П.Н. Милюкова Е.Д. Кусковой [ 415 ]

июль 1923 — сентябрь 1927 г.
17 июля 1923 г.

...Вы при расставании дали мне положительное обещание... устроить в Берлине «республиканско-демократическую группу», которая приняла бы участие в «союзе демократических организаций». На днях был здесь Брайкевич, и я его спрашиваю, ну что, группа будет? Ответ нерешительный: да будет, но только экономическая, а не политическая. — Да это же совсем не то, что надо! — Да, не то. Я его принялся убеждать, что группа нужна — и почему. Обещал Вам написать и сам решил образовать группу в Лондоне. Тем временем я... веду переговоры с н.с. [ 416 ], которые не хотят Вашей группы, а я не хочу их без дальнейшего расширения на берлинскую и лондонскую и т.д. «революционно-демократические группы». Из Праги есть известие, что С.Н. не сговорился с Масяновым насчет запрещения купли-продажи земель в переходный период и даже не хочет компромиссного выражения Брайкевича, которое принимал, как будто при нем в Берлине, о «мерах спекуляции землями». Я уже этого совсем не понимаю: неужто Вы помещиков восстановлять собираетесь? Тогда, конечно, пути разные, но все как-то этому не верится. Во всяком случае надо же попытаться выяснить, в чем тут дело.

«Берлинские письма» тоже прекратились, хотя ведь и помимо продажи хлеба есть темы. Или Вы забыли? Так это надо бы сказать. Ну вот, видите, мои наветы на Вас: что Вы на них ответите?

1 августа 1923 г.

Рад, что Вы вообще не отказываетесь от образования политической группы. Но Вы своей медлительностью действительно ставите меня в необходимость вести шаги по организационной работе, не дожидаясь Вас: это весьма печально...

Недоразумение с Керенским — не совсем недоразумение. Тут, конечно, надо отличать вопрос о присутствии на собрании от вопроса об отношении к объединению. Поскольку по всей линии с-р решается отрицательно: с-ры в блок не войдут, ибо это компрометирует их положение в партии. Поэтому и Роговский никакого реприманда принципиального свойства мне учинить не мог: был очень тих. Персональный реприманд был: ссылаясь на Вас, он сказал, что Керенский не приглашен по моему настоянию. Мне пришлось подтвердить, что это правда. Должен сказать, что «приглашение» сотрудничать в «Днях», которого Вы добиваетесь, поставило бы меня в большое затруднение. Керенский ведет там до такой степени нелепую линию по внешней политике и так мало воздерживается от укусов меня исподтишка, что, уверяю Вас, никакого удовольствия от сотрудничества я бы не почувствовал. Милюков и Керенский не еще не объединимы, в вообще не объединимы.

27 августа 1923 г.

Вы ставите вопрос, прямо говоря, о переходе от революционной тактики относительно большевиков к оппозиционной или даже к сотрудничеству. Так далеко при всей своей «свободе» и смелости я пойти не могу... Эмиграция выполняет миссию, от которой не может отказаться и которая несовместима с легальным возвращением в Россию. А ваша публика тоже выполняет миссию, связанную с невозможностью открыто и гласно выступить против советской власти. Если даже на меня не могли прийти — хотя и желали, то ясно, что об организационном участии в революционно-демократическом объединении с эмиграцией им нечего и думать. Одной тактики тут быть не может. Тут должны быть две разные тактики, из которых каждая на своем месте диктуется обстоятельствами борьбы. Они исключают друг друга, но цель у них может быть общая. Нехорошо только, если они станут отрицать друг друга. А это склонна делать Ваша тактика всякий раз, как сталкивается с заграничной революционной. Я позицию Кишкина понимаю, а он, вероятно, не понимает моей...

Сами того не чувствуя. Вы и сами со времени выезда переменили позицию. Экономический комитет [ 417 ] вовсе не занимается одними объективно-научными исследованиями: он обличает и бьется... Когда заходит речь о возможной встрече Радека с Вами, Вы сразу чувствуете, что встретиться мирно Вы не можете и что заграница Вас испортила. У Вас два критерия: поведение Тихона из «провала» превращается в «завязь серьезного движения»... Если оснуете на этом. смешении линий не в Москве, а в Берлине свою группу «еретиков», наверное, провалитесь. Отчего мне не даете прочесть Вашей «Третьей России»?.. О Мельникове, я просто не могу Вас понять. Для меня действительно недоступно политическое общение — даже с министрами Врангеля. Пусть лучше «пустота»...

В аграрном вопросе... и тут статья С.Н. в направлении уступок пошла дальше, чем его позиция в письмах. Он признал, в сущности, и «регулирующую роль государства», и ограничения собственности. Я очень счастлив, что принципиально тут нет разногласий: значит соглашение возможно. Он уж слишком спешил принять защищаемые мною — не за страх, а за совесть — позиции за эсеровские и объяснять их моей «капитуляцией»... Это не компромисс, а подлинное мое мнение... Почему же, когда труднее было сговориться. Вы шли на сговор, а когда фронт сократился и добиться соглашения — для более тесного общения стало легче. Вы стали непримиримыми? Нет надобности полемизировать против регулировки промышленности, когда речь идет о земле, нельзя ставить эти вопросы в одну плоскость. Нельзя говорить об отходе от права частной собственности, когда речь идет об охране этой самой собственности. Нетрудно условиться, о каком крупном землевладении мы говорим. Что крестьянин готов воспользоваться свободной продажей земли, чтобы округлить собственный участок, охотно верю. Но чтобы он защищал свободу продажи собственного участка, этому не верю. «Стихию» политика, конечно, должна учитывать: но надо определить, куда стремится эти стихия. Определенность взгляда на это Е.Д. мне кажется чрезмерной и рискованной...

Уже старое кадетство постепенно освободило аграрный вопрос от народнических увлечений и «утопий». Но оно не заняло ту социальную позицию — защиты мелкого и среднего крестьянина, которую я считаю необходимой сохранить, ибо только она соответствует демократическим тенденциям старой партии и ее нового продолжения — нашей группы. Демидов идет дальше меня, и он действительно согласен с Фундаминским. Напротив, Гронский — наш другой социалист — по-видимому склоняется скорее в сторону Тхоржевского. Я ищу между этими двумя крайностями разумной середины не для «компромисса», а повторяю, по существу дела.

26 сентября 1923 г.

У нас две разные тактики... и каждая на своем месте имеет право на существование... Вы хотите отнять право на существование у меня. Ваши информаторы хотят получить Милюкова домой — «для души»... Для меня Совдепия не арена для деятельности, а именно тюрьма, даже и при самом хорошем обращении сторожей, в котором, однако, сомневаюсь, потому, что уверен, что не заслужу его. Понимаю, что положение Пешехонова прямо противоположное: ему здесь делать нечего. Но нельзя всех подводить под одну мерку.

...Должен ли я заключить из этого, что республиканско-демократическая группа не состоится в Берлине. Вы меня этим толкаете к одностороннему (м. б. организационному) сближению с н.с.-ами. Но, конечно, раз нет, так нет. И я считаю, что в данном случае надо договаривать до конца. Вот мы так и собирались с «Крестьянской Россией» издавать орган для России. А Вы, вероятно, будете уговаривать не делать этого. Нам приходится неизбежно отделять «революционную» линию от «оппозиционной». А Вы хотите потопить первую в последней. Вы будете за «признание», мы против... По-своему Вы будете правы, но и мы по-своему правы. Наша позиция неудобна для тех, кто «трясется», т.е. для огромного большинства в Совдепии. Ну что же, останемся маленькой кучкой... Наша логика ведет сюда (в эмиграцию), а Ваша — в Россию.

8 октября 1923 г.

Не зная, в какой степени Вы (в своих статьях — я) отождествляете себя с своими осведомителями, читатель просто теряет компас и не знает, куда Вы его ведете. Он принужден думать, что Вы с ним хитрите.

Мое «и-и» Вы признали удачным. Но в нем содержится признание единства цели и критерия при разнообразии приемов. Ваши же информаторы, бредущие «от факта к факту», за разницей приемов упускают из виду единство цели... Степень быстроты событий, по-моему. Вы преувеличиваете. А степень важности идейного руководства — преуменьшаете, или Ваши собеседники преуменьшают. Самоуверенность у Ваших совопросников — страшная и ей потакать не следует. Вы меня страшно обрадовали решением составить группу и выработать для нее программу. Почему эта программа будет «совсем иная» — и в чем именно, я не догадываюсь, если, конечно, в ней не будет острой постановки вопросов тактики.

...Сюда приезжают на днях Маслов и Аргунов, и наши переговоры сильно продвинутся вперед.

12 февраля 1923 г.

Ваше вступление к нам вместе с н-сами. Вы пишете, что там заупрямились? Но это другое дело — и я объявил уже Маслову, что без Вашей группы я с ними в однобокий союз не вступлю, ибо боюсь, что тогда на этом и кончится. Думаю, что они должны бы уступить. Если не уступят, то придется некоторое время остаться моей группе с «Крестьянской Россией» «в тет-а-тет». Что теперь мешает с Вашей стороны? На программу Вы согласны. Не одобряете тактику? Но тут я предложил формулу последнего пункта для Вас, по-моему, приемлемую («поддерживающие» вместо «примирившиеся» с советской властью). Не знаю, что еще может Вам мешать в тактической платформе, которая ведь остается секретной. Не «признание» же?

Относительно правого крыла с-р. мое отрицательное отношение к их вступлению изменится, если они действительно «отскочат» от «программы центральной группы». Но после всех предыдущих опытов не очень-то в это верю... наш прежний сговор разрушится не вследствие того, что «не подписал» Титов, а потому, что Авксентьев и др. были против, а они были против потому, что Керенский против, а Керенский против потому, что Чернов против и т.д. Это же отношение сделало бесплодной и «Учредилку», которую они не подпускали на сто верст к вопросам внутренней программы и политики. Год целый после этого они нас кормили завтраками. А жена Руднева мне еще тогда сказала: Вы их не знаете, они ни за что от партии не оторвутся. Возобновлять этот опыт Учредилки теперь уж поздно: этот период пройден. Теперь очередь за республиканско-демократической группировкой на определенной внутренней программе и с определенной общественной тактикой, способной повести к дальнейшему сближению.

1 декабря 1923 г.

Выражаю удовлетворение, что группа наконец образовалась, хотя и «вчерне», и неудовлетворен тем, что вы поставили своей платформой и тактикой ряд новых затруднений объединению. Вы очень успешно танцуете на всех возможных мозолях. Насколько это полезно для объединения, судите сами.

Трагедия с названием меня действительно офранпировала. Никогда я не пойду в объединение, носящее такое название. Это не «слово», а целая программа, которая вводит в Ваши ряды людей, мне чуждых. «Вырвать» этот термин из чужих рук Вам не удастся: для этого нужно нечто более сильное, нежели одна политическая группа. Но ассимилировать Вас с подлинными националистами эта приставка может. Вот Вы уже запутались в рядах Ильиных, Бердяевых, Карсавиных и др. участников «национального дела» и проповедников «национального духа». В эту компанию я идти не могу. Почему для «пафоса и жизни» необходима националистическая идеология, я не знаю. Знаю только, что против этого кодекса я боролся всю жизнь, как против фальшивого и в лучшем случае глупого пафоса. п.3. Отношение к антисемитизму я считал настолько бесспорным в нашей среде, что специальный параграф в нем мне не кажется необходимым: иначе придется говорить и об отношении к национальным меньшинствам вообще, п.8. Надо и необходимо Вас уместить с н.с. ...Покажите, что умеете действовать в политике «по-европейски», а не по старо-интеллигентски. (Вы видите, в данном случае я с Вашей оценкой интеллигенции согласен), п.9. Я рад, что Вы «разложили Белград...». Но зачем непременно и тут обижать н.с.?

7 декабря 1923 г.

...Ваша ориентация какая-то странная: она зараз и вправо и влево от наших центральных позиций. Требуя названия «национальной». Вы несомненно идете вправо и это подтверждается рядом пунктов Вашей программы: стушеванием крестьянского момента в «перераспределении» земли, уважением к «старым собственникам», психологией кающегося интеллигента и т.д. Вы отводите мою ссылку на московских философов, как на ваших возможных союзников: все равно, я заменю ее ссылкою на партию министров Врангеля, на Струве...

В то же время Вы гнете далеко влево от нас — в ту сторону, куда ушел Пумпянский ...вы вдвигаете в нее (берлинскую программу) актуальные вопросы советской современности, вроде кредитов, денежного обращения и даже признание пригодной современной налоговой системы, причем, однако. Вы стоите за облегчение крестьянина, на отягощении которого эта система основана.

Я предложил Вам считать эту программу программой специальной берлинской группы (причем можно Вам оставить даже и Ваше название «национальной» — барахтайтесь в нем сами), но кое-что из этой программы, слишком противоречащее нашей тактике, убрать или сгладить.

12 июня 1925 г.

Мое отношение к «Всероссийскому Крестьянскому Союзу». Мне за это влетает не от одних Вас и мое отношение нелегко потому, что несомненно в этом движении есть очень мутная струя — только не чекистская, как Вы напрасно утверждаете. Что у них есть свои наблюдатели и в ГПУ, это они сами мне говорили. Но что все дело есть произведение ГПУ, в том разрешите усомниться. Я еще сам не могу разобраться в том, насколько акаца-товская организация сильна. Но для меня несомненно, что она существует. Я видел документы внутреннего происхождения, которые не оставляют в этом сомнения. Что в движении есть сильный авантюристический налет, это несомненно. Авантюрист ли сам Акацатов — я не знаю... Разобранная мной книга [ 418 ] говорит о здоровой русской смекалке, очень подводящей к крестьянскому уму. И пока я сохраню надежду, что тут может завязаться какая-то ниточка с Россией и с крестьянством, я не повернусь спиной к этому движению. До сих пор мое положительное достижение то, что я сумел отвести руководителей движения от Алексинского и остановил распространение его газеты в России. Все это — только для Вас.

7 октября 1925 г.

... В связи с Вашими замечаниями о заговорах, я готов спорить без конца. Я согласен, что беспартийные интеллигенты, потерявшие часть своего «я», делают в России очень большое дело, — может быть даже главное дело. Это — то дело, которое... называлось «культурной работой» при самодержавии или «малыми делами», «лужением умывальников» по Щедрину и т.д. Я тогда пребывавший в России имел все основания видеть массовый характер этой работы и относиться к ней положительно, вопреки презрению революционеров и подпольщиков. Но и тогда я не думал утверждать, что эта работа — единственная возможная и что все будет сделано именно его длительным прогрессом, а не «шпилечными уколами» революционеров, в полу обход департамента полиции и на половину на службе третьего отделения. Вы уже отсюда видите, что и теперь мне на эту позицию стать совершенно невозможно. Прежние культурники, поневоле подчиняясь внешним условиям лояльности к власти, никогда не делали из «лояльности» принципа борьбы и сплошь да рядом становились укрывателями революции. Не знаю, настолько ли теперешние «беспартийные интеллигенты» потеряли самих себя, чтобы за совесть декларировать лояльность. Есть, конечно, и теперь «мирнообновленцы» [ 419 ], как тогда связанные с властью морально и идейно (левые меньшевики и эсеры); но их психология и тактика для меня не указ. И я твердо помню, что если даже внутри России можно действовать лояльно, но нельзя без потери себя провозглашать лояльность принципом (а эмигранты ни в коем случае не должны становиться на позиции лояльности, а продолжать быть «революционерами» пусть даже бумажными: ведь был же бумажным революционером Герцен! А отсюда наше отношение к заговорам и заговорщикам. Я лично сочинять заговоров в России не стал бы уже потому, что не могу делить с заговорщиками физической ответственности. Но я убежден, что в самой России «заговорщик» сидит в каждом сохранившем частичку своего «я» интеллигенте, а также и в каждом мужике, подчиняющемся очередным «варягам» отнюдь не за совесть и находящем, что это — те же «господа» и «урядники». Заговор в этой среде есть основная стихия жизни. Если открывается возможность захватить открытые позиции, то это, конечно, надо делать: но ведь и сдача этих позиций большевиками объясняется все тем же всепоглощающим духом «заговора». А мы за границей будем проповедовать лояльность и учить приходящих к нам заговорщиков быть паиньками! Отсюда — естественный переход к Акацатову. Мой интерес к Вашим сведениям о нем очень увеличился, когда вы сообщили, что узнали их не от Керенского, не из «Дней» и не из Парижа, — а в то же время полтора месяца виделись с Мазуренко. К этому субъекту я еще с 1905 г. относился без доверия, а теперь по-видимому окончательно приходится считать его прихвостом. По отношению к Акацатову он может играть только роль сыщика — даже не провокатора, ибо к нему у А. существует лютая ненависть. Я надеюсь через него влиять на крестьянство. Вы советуете ждать, пока крестьяне к нам придут с другого конца, очевидно, через кооператоров, бывших и настоящих социалистов-революционеров. Я с удовольствием встречу их и так. Но дожидаться этой перестраховки для сохранения белых риз я уже потому не буду, что не увидел, добрались ли они до настоящих крестьян. То, что рассказывает Маслов в своей книге [ 420 ] о хождении разэсерившихся интеллигентов в народ — очень интересно и важно: но я не знаю, как тут глубоко зачерпнуто. А у Акацатова меня соблазняет чисто мужицкий подход, со всеми предрассудками и предубеждениями, с обломками старой правой психологии, и в то же время с большим чувством здравого смысла. Это — отсебятина, но странно интересная и отнюдь не неподвижная и неисправимая. И добраться сюда, в непочатый угол, — что-то вроде водолазной экспедиции, признаюсь меня очень соблазняет. А ваше сравнение его с Алексинским кажется мне совсем ошибочным...

Относительно «Крестьянского Союза завтрашнего дня» скажу Вам одно только. Это действительно «огромная идея», но и страшно сложное дело, а начинаться оно будет не из одной точки, а сразу со всех концов. Точнее говоря, оно уже началось, и нам надо только следить за всеми действительно серьезными и многообразными формами, которые оно принимает. Из одного с-р-овского или хотя бы кооперативного угла всего не увидишь: зонд надо опускать еще глубже.

24 мая 1925 г.

...Вы кажется недовольны (чтобы говорить о новейшем) моей позицией по отношению к Крестьянскому Союзу. И многие недовольны. Но, во-первых, преувеличивают степень моего доверия к тем непосредственным источникам, которые меня информируют о Союзе. Я прекрасно, а теперь, пожалуй, еще и лучше других знаю, как мутен этот источник... Я во всяком случае не смотрю на все эти крестьянские образования, как на фикцию, и понимаю, что одно из «ложно-крестьянских» требований, по терминологии Каменева, есть требования признания легальным Крестьянского Союза (или Крестьянских Союзов), этого для меня достаточно, чтобы не отвергать с места всякой возможности протянуть туда ниточку.

14 февраля 1925 г.

Никогда я вместе с Керенским ни в какие правительственные комбинации не пойду, ибо повторения старого не желаю.

24 сентября 1925 г.

...В «Последних новостях» (в ред.) есть две статьи Акацатова, ответы его критикам — Амфитеатрову, Непомнящему и Мазуренко. Взял их потому 1) при теперешнем состоянии моих сведений могу сказать, что если есть организация с крестьянским ярлыком, за которой кто-то стоит в России, то это организация Акацатова. Моя цель — 1) узнать больше о ней и 2) помочь политически самоопределиться этой полуграмотной группе, действительно по-крестьянски полуграмотному не в такой степени, конечно, чтобы дотянуть их до себя (это невозможно в данный момент), но чтобы отдалить их от правого крыла и от Николая Николаевича. Очень многого — больше чем ожидал, я уже достиг в этом отношении. Статьи Акацатова есть расчет его с правыми, с которыми он водился и которыми был окружен. Ваши подозрения, что тут не без ГПУ и что Акацатов — «под Мазуренко» основаны на полном незнании подробностей о нем.

6 сентября 1927 г.

По поводу же Вашей темы, милая Е.Д., я бы хотел сделать 2 замечания — 1) пишите статьи вообще об ... настроениях в эмиграции, не выделяя Прагу... 2) сейчас еврейский вопрос двойной — о равноправии, как это было и до 1914 г. и вопрос об «истории наций», рожденный вождизмом, который сегодня становится только частью мирового еврейского единства, что влечет (и повлечет еще большие) чрезвычайные осложнения в национальных политиках всех государств. В Соединенных Штатах и в Англии это легко наблюдать и грустно видеть, как даже в Англии растет раздражение на «иудофильцев». Все это требует сейчас рассмотрения, и думаю, что Вы согласитесь, что в наших условиях нужно писать только о еврейском вопросе в первой его, так сказать, стадии, т.е. о равноправии, как основе государственного строя и т.д. Между прочим, когда я был в Америке, туда вернулся один казачий международный деятель, который объезжал Европу и был в частности у Вашего премьера. [ 421 ] Последний, заверяя в разговоре правильность своей политики, сказал, однако, что в этой стране может случиться то же, что и в соседних, если будут продолжаться попытки влиять на внешнюю политику государства во вред ему и в интересах, не выражающих нужд страны, (только для Вас).

Кстати прочел Ваш фельетон в «Последних Новостях» о патриотизме 1905 г. ... освободиться от патриотического пораженчества стоит только вспомнить статью П.Н. Милюкова в «Освобождении». И сейчас вся левая эмиграция из Германии и Италии стоит на той же точке зрения — нет, гораздо хуже: на точке зрения «Возрождения» [ 422 ] и присных. Больше того, наши с/д, даже Николаевский, требуют защиты русского правительства и в то же время являются горячими пораженцами в Германии и Италии. А Дан уже сейчас готовится к тому, что будет возвращать позиции, если, Боже сохрани, на место Сталина придет буржуазия... расценивать Сталина и Гитлера совсем не с точки зрения русского подъяремного обывателя. Я как и вы после опытов 1905 и 1917 гг., но я не могу мою точку зрения (и Вашу) считать общепринятой мерой поведения.

Сам я буду в Англии до 10 сентября, потом Париж и в начале октября — Нью-Йорк и т.д. Нелепо, что не могу приехать в Прагу.

№ 3. Из писем Е.Д. Кусковой П.Н. Милюкову [ 423 ]

лето 1925 г.

Это письмо пишу Вам абсолютно конфиденциально. Это большой советский сановник. Он — член ВЦИК и представитель от великоруссов в Совете Национальностей... [ 424 ] Говорили мы с ним весь вечер. Он считает строй прочным не потому, что сильны большевики, а потому, что слабы все остальные. О монархистах, по его мнению, нечего и говорить: такие настроения в России есть только среди остатков старого режима (помещиков, рантьеров, бюрократов). Что если монархисты попробуют или интервенцию, или переворот внутри России, вокруг советской власти объединится «все живое», что есть в стране. На мой настойчивый вопрос, что это значит, «все живое», кто это такие, он ответил: «Рабочие, крестьяне, служащие, которые уже успели сплестись с задачами республики и двигают их своими руками и разумением». Он совершенно убежден, и убежден вполне искренне, что возможна только эволюция и что эволюция эта происходит весьма быстрым темпом. Он обосновывает это так: «Мы с Вами, помните, надеялись на многие процессы и делали разные прогнозы. Все это провалилось. Осталась Россия, Советская власть и население. Старое, буквально все старое вплоть до партий и мировоззрений, разрушено без остатка; сначала не понимали глубины провала, цеплялись за старые лохмотья. Теперь все поняли, что нет ничего, что уцепиться не за что, что надо карабкаться из пропасти самим, цепляясь за каждый сучок, укрепляя под собой всякими способами почву. Ну и принялись строить. За три года, с тех пор, как мы с Вами расстались, Вы России не узнали бы: так сильна эволюция...» Садырин не отрицает, что есть другие мнения. Но прибавляет: «это мнения людей, не вошедших в жизнь, умерших или омертвелых временно!»

9 января 1926 г.

...Чаянов, Кондратьев и присные пытаются провести экономическое ... самоуправление. При настоящем положении вещей и том повороте, который намечается, они будут не более чем идеалисты и вынуждены будут рано или поздно выступить с Советами против коммунизма и коммунистов...

№ 5. Из информации ИНО ОГПУ о совместной конференции Польской социалистической партии (ППС)
 и партии эсеров 23-24 ноября 1924 г.
[ 425 ]

22 декабря 1924 г.

<...> 22-23 ноября состоялась в Тешине на территории ЧСР конференция партии русских эсеров и ППС.

Со стороны ППС принимали участие Т. Т. Головко, М. Недзяловский и К. Чанинский — со стороны партии эсеров Гуревич, Чернов, Сталинский и Алько.

После двухдневных заседаний было постановлено, что обе вышеназванные партии будут стремиться к закреплению мирных отношений между народами России и Польши, не будут вмешиваться во внутренние государственные дела и всеми силами будут поддерживать друг друга в борьбе против внутренних и внешних врагов, угрожающих одному из этих государств.

Несмотря на то, что демократия соц. России (так в тексте — сост.) и не соглашается с нынешними границами Польши, но изменения их ни в каком случае не будет проводить вооруженной силой. Партия с-ров неуклонно стоит на основах постановления Гамбургского Международного Социалистического Конгресса и требует применения их к народам, населяющим Восточную территорию Польши. По этому пункту пришли к решению, согласно которому ППС обязуется добиться от Польского Правительства дачи территориальной автономии народам, населяющим восточные земли Польши. Если же советская власть будет ликвидирована и ее сменит Правительство демократической России, которое приведет страну к согласию и порядку и дает гарантию в том, что независимость Польского Государства не будет нарушена со стороны Русского Правительства, тогда ППС обязуется принудить Правительство Польши к проведению права самоопределения народов, населяющих восточные земли.

Дальше обе стороны пришли к заключению, что интересы соц. партий Восточной Европы слишком сильно между собой связаны, и, главным образом, в борьбе против большевиков, и потому считают необходимым создание единого ЦЕНТРА из всех этих партий, который обязан создать единый фронт против большевистского деспотизма.

Коммунистов, скомпрометировавших своими действиями социализм, приходится рассматривать как злостных и непримиримых врагов социализма и против них вести борьбу с целью окончательной ликвидации их центра в Москве.

ППС приняла также на себя обязательство оказать финансовую поддержку русским с-рам и добиться от Польского Правительства разрешения на право проживания нескольким с-рам в Польше для создания организации <...>

№ 6. Письмо Н.Д. Кондратьева Е.Д. Кусковой и С.Н. Прокоповичу [ 426 ]

21 сентября 1924 г.

Глубокоуважаемые Екатерина Дмитриевна и Сергей Николаевич

После долгих ожиданий и неудач мне удалось, наконец, выехать с научной командировкой за границу. Я проехал через Германию, почти не останавливаясь. Пробыл в Берлине четыре дня и вот уже около 2-х месяцев в Лондоне. К сожалению, я только недавно узнал Ваш адрес. Но, узнав его, позволяю себе послать Вам свой горячий привет и самые лучшие пожелания.

Должен Вам сказать, что на меня, в первый раз попавшего за границу, да еще после всего пережитого, все производит здесь чрезвычайно сильное впечатление, начиная с уровня материальной культуры, переходя к условиям социально-политической жизни и к быту. Я не успел рассмотреть быта Германии, но в английском быте очень многое мне нравится, кое-что не нравится, но почти все поражает. Поразило меня и то движение в области научной мысли и методологии научной работы, о которой мне удалось составить представление по просмотренной литературе и разговорам в Лондоне. К сожалению, из ученых в Лондоне мне удалось увидеть пока Bawley, sir Darial Hall'a и Kejns'a. Я очень обрадован хорошим отношением, которое встретил у них здесь.

На днях познакомился с книгой Сер. Ник. о крестьянском хозяйстве [ 427 ]. Нахожу ее очень интересной. В самом начале октября я выезжаю в Америку, где пробуду 3-4 месяца. Если вздумаете что-либо написать, буду очень рад и прошу адресовать по след адресу: Russian agricultural agency 136 Liberty street New-York Un. St. of America.

О том, как живется Вашим московским знакомым, вероятно, Вам подробно рассказала Евг. Ивановна, которая, если не ошибаюсь, была у Вас не так давно.

Поэтому ничего не пишу о России. И кроме того, не знаю, что Вас могло бы заинтересовать в данный момент. Вообще тема необъятная.

Горячо жму Вашу руку. Желаю Вам всего наилучшего.

Н. Кондратьев.

№ 7. Из писем М.М. Акацатова П.Н. Милюкову [ 428 ] [ 429 ]

29 марта 1927 г.

...В России все решит крестьянин; но найти к нему путь — недоступно большинству интеллигентов. Крестьянин не пойдет в подчинение, на что рассчитывают николаевцы [ 430 ], не пойдет и за социалистами. Теперь это особая сила, крайне медленно разворачивающаяся, но страшная. И если мне Бог помог найти доступ к этой силе, мы ее должны двинуть, елико возможно скорее подготовив это движение на пользу Родины. Теперь, не выявляясь наверху, в крестьянстве существует страшное напряжение. Миг — и все может взорваться и мне не хотелось бы быть щепкой на гребне народной волны. Существует и общее напряжение, явно пахнет войной со всех сторон и надо вырешить, как и что делать. Если бы своевременно прибыли деньги, уже завертелось бы в спокойной работе.

1 марта 1928 г.

... И так крестьянин идет к власти.

Положение таково, что большевиков уже возможно свергнуть, но тогда будет снова каша. Борьба за хлеб привлекла внимание всех враждебных большевикам групп, но жаль, что главари большинства этих групп сидят в прекрасном далеке и не идут на работу в Россию. Их надежды явиться неожиданно и сесть всем на шею наивны. Особенно безнадежно дело социалистов-революционеров. Их роль закончена и в случае попыток себя проявить их беспощадно будут убивать. Спор об «Иване Ивановиче» всех в России возмутил. Спецы попали в дикое положение якобы уже сговорившихся с эмиграцией на предмет свержения большевиков. Не откажите взять направление такое: 1) поддерживайте группу Рыкова, Калинина, Буденного, Петровского, Чубаря против Сталина — Бухарина; 2) укажите, что идейные коммунисты стоят за Троцкого, доказывая, что Сталин и К°, оставив вывеску коммунизма, являются врагами коммунизма, просто стремясь удержаться у власти. Простите за такой почерк. Очень спешу, ибо снова уезжаю, а письмо передаю с оказией...

№ 8. Из письма С.С. Маслова Е.Д. Кусковой [ 431 ]

28 июня 1928 г.

Получил открытку от Е.Д. о полученной ею от ред. брошюры с Дальнего Востока — с просьбой ее вернуть, ибо она прислана в редакцию в крайне ограниченном количестве экземпляров. Составившая и выпустившая ее группа состоит из крестьян (на 3/4). С точки зрения социального состава ее составителей брошюра и представляет интерес.

Штришок к материалу из России, опубликованному в «Вестнике» [ 432 ], в Харбине в начале мая месяца. Явились 2 крестьянина — ходоки из Сибири, чтобы рассказать о политических группировках и их программах. Эти «видоки и послухи» начали свой обход с правых группировок (в Харбине их много). Принимались всюду с радостью и пропагандировались отчаянно. Ходоки отвечали — «для деревни это не подходящее». Разыскали в конце концов представителей нашей Дальневосточной группы. Тут успокоились, обретая подходящее. Окончив свою миссию, ходоки отбыли назад в Сибирь. Я рассказал не из-за того, что ходоки успокоились в нашем лоне, а из-за того, что ходоки из России появились за границей.

С.М.

№ 9. Из писем А.Ф. Керенского Е.Д. Кусковой [ 433 ] [ 434 ]

8 августа 1923 г.

...Моя тактическая линия за границей более в российстве своем неизменна и последовательна, чем линия таких людей, как Пешехонов, раскачивавшийся от Деникина до Рыкова, но и таких «эмигрантство» органически неприемлющих, как ... Е.Д. Кускова.

Вспомните эпизод с поездкой из Берлина в Париж для подготовки и выработки программы, которая понадобится России через 6 месяцев, когда случится переворот. С тех пор прошло почти 6 лет и теперь людей, которые может быть также ошибочно, как и вы в 22 г., ждут скорого переворота. Вы же называете представителями «эмигрантщины». А период «Свободной России»? Ведь тогда связь с «крестьянами» была не только технической, за что Вы меня ныне упрекаете, а по существу.

А ведь если Вы помните, тогдашний Ваш милюковский комбинат обстреливал за исключением Вас конечно — позицию «Дней» [ 435 ] берлинских, не с «российской», а с «эмигрантской», по нынешней Вашей терминологии, позиции ... В Вашем отходе от «Дней» мой фантастический «эмигрантский активизм» никакой роли не играет.

Суть дела не в содержании еженедельника, а во внешнем факте его ударения на Россию (Вас пугает переход на якобы подпольное издание его). Но «Дни» будут изданием далеко не подпольным по своему типу. Впрочем, при самых угрожающих налаженным связям условиях можно было бы всегда — а можно еще сейчас, найти такие формы сотрудничества, соделания, которые в полной мере обеспечивали бы, что нужно, необходимо, обязательно обеспечить. Думаю, что Вы меня вполне понимаете. Ведь суть не в фамилиях, фигурирующих на страницах издания, а в самой работе по существу нужных журналу лиц...

Теперь о другом. О Ник. Дмитр. [ 436 ] Какая жуткая судьба: свести на нет все свое прошлое и уйти без лица, одинаково чужим и ненужным обеим борющимся идейно сторонам... Н.Д. забыл, что человек в прошлом с определенной биографией, этой биографией и на сегодня, и на завтра связан. Н.Д. никак не мог понять, что иногда в пассивности, в отходе от работы и заключается единственно возможная и должная активность. Вот как сказала недавно бывшая в Париже, глубоко российская, уже вернувшаяся в Россию квалифицированная культурная работница: можно быть совсем с большевиками или совсем против них, третьего не дано. Третье — мираж... Прошлое Соколова было антитезой всякого самовластия. Притираясь во имя акции, во имя видимости деятельности к новому самовластию, он только стер свою биографию и оказался ничем в истории. Сам себя бессмысленно растратил.

17 января 1930 г.

Ваше распоряжение выполнено: книжка Чаянова передана мной через И.П. Давыдова — Милюкову...

Вот еще: получено из Москвы известие о том, что Садырин дал показания о том, что Колобов состоит членом ЦК Трудовой Крестьянской партии по русскому отделу. Колобов ответил — это клевета.

Надо это подать без фамилий, липа на соратника, т.е. не показывал Садырин. Что касается эсеров «смертников» (тоже очевидно, как ЦК, и с.-д.), то они благополучно вновь рассылаются по провинциальным городам — Самарканд, Семипалатинск и т.д.

30 января 1936 г. [ 437 ]

... Согласен с Вами, что сейчас время трудное для всех нас, но раз выходит «служба», от нее нельзя уклоняться: мы, как короли, в отставку не уходим, не можем. И этому Вы с С.Н. лучший пример... Так давайте же помогать друг другу, искать «смычки» и не подчеркивать расхождений, подробности, в которых мы расходимся. Когда (и если) там уже грянет, будет поздно искать позиции. Нужно сейчас готовиться и готовить...

Задача (кроме эмиграции прочистка мозгов) — говорить о том, что нужно сейчас России, исходя из существующего и не предлагая: «долой».

Я имею несомненные по достоверности сведения, что курс Ст<алина> не удовлетворяет никого и что отрицательное отношение к власти усиливается...

Английский инженер (работавший в Москве) говорит: в 1932 г. думали, что пойдет к черту, а теперь укрепляется положение (промышленность), как только забыли «коммунизм», развязали руки инженерам и стали требовать работы от рабочих. Другой отзыв от французского инженера, уехавшего в декабре с Коломенского машиностроительного завода:

18 тыс. рабочих и инженеров живут как парии, работа идет из рук вон плохо, так как полуголодные и озлобленные до крайности люди не могут и не хотят работать.

14 февраля 1936 г. [ 438 ]

Только что вернулся из клиники, где сегодня к утру умер А.И. Гучков. Еще два дня назад говорил с ним около часу... Удивительно был русский человек, до конца говорил как и думал только о России. Вчера до вечера был в полном сознании, уснул как всегда, но не проснулся (рак был без мучений).

...Вот если бы из левых было больше таких, без догм, без шор... многое произошло бы совсем по-другому и если бы до 1917 г. во время войны Гучкова послушали бы гг. Шульгины — Милюковы и взрыва бы не было... (отточ. авт.).

№ 10. Из писем А.И. Коновалова Е.Д. Кусковой [ 439 ]

1926-1930 гг.

4 октября 1926 г.

[Из Дрездена — пишет об отдыхе в Мариенбаде. — Сост.]. Надеюсь, в будущем году нам удастся быть там одновременно, быть может мы даже вместе поедем из России... По-видимому, тот прогноз, который ставит Ваш красный директор, это не исключает, вопрос только в том, какая это будет Россия. Ваш директор говорит, только не монархическая. Великолепно, лично я об этом горевать не стал бы. То, что для меня является «кондиции синеква нон» [ 440 ], это не монархия (увы, должен сознаться и не республика), но правовое государство. Только в нем я мог бы жить и работать, не жертвуя своим человеческим достоинством. Этой жертвы я не могу и не хочу принести ни для какого государства. Я предпочитаю остаться вне государства, хотя бы оно называлось Россией, нежели вольной волею подчиниться режиму, принципиально отрицающему мои человеческие права. Но в правовую республику, хотя бы и дряненькую (по Сеньке и шапка), я вернуться готов для того, чтобы работать над обращением дряненькой республики в правовую республику. И что меня лично глубоко возмущает в поведении Павла Николаевича, [ 441 ] это то, что этот вчера искренний монархист сегодня, не имея еще возможности установить республику, требует от меня, всю жизнь остававшегося в глубине души искренним монархистом, даже в то время, когда я серьезно страдал от монархии как еврей, присяги на верность республике, пока существующей только в отвлечении. И когда мы протягиваем руку и говорим: помиримся на идее настоящего правового государства и дадим друг другу обещание не прибегать к силе для того, чтобы облечь это правовое государство неизменно в форму республики или монархии, но предоставим России в правовых формах решать и этот вопрос, то наша рука остается повисшей в воздухе! И это называется стремление к единому фронту против большевиков! Вот если Ваш красный директор за это ругает эмиграцию, то он совершенно прав! Лично мое положение в этом союзе с Милюковым особенно тяжелое потому, что я глубоко убежден в том, что Россия, единая великая Россия хотя бы и на самых широких началах признания национальной независимости построенная, нуждается именно в форме монархической, конечно, я говорю исключительно о правовой монархии. Именно все то, что Ваш красный директор говорит против монархии, с моей точки зрения говорит в ее пользу. Само собой, что до тех пор, пока во главе России стоят люди, только по имени русские, в действительности чуждые интересам России, так как она сложилась исторически, люди, у которых момент властвования играет решающую роль, в громадном большинстве случаев невежественные, и без исключения чуждые навыкам государственного управления, до тех пор и все национальности будут чувствовать себя не детьми одного государства, но независимыми друг от друга, мало того, друг другу враждебными силами. Но должно ли остаться так, когда явится новая власть со знаменем правового государства, с задачами не только формального, но и культурного и государственного объединения? Я думаю, недолго, ибо с моей точки зрения образование единого великого государства «Россия», несмотря на жесткость методов образования этого государства, было не случайностью, не ошибкой, но великой культурной задачей. Конечно, и монархия будет дряненькой, в этом я не сомневаюсь, уже просто потому, что иной не может быть ни одна из форм правления, на которую падет задача восстановления того, что в формах демократических и социалистических сделала большевистская Россия (Вы видите, я говорю не только о большевизме). Поэтому с моей точки зрения спор будет решен не с точки зрения создания немедленного хорошего правительства, а с точки зрения исторического соответствия той или иной формы правления.

...Я думаю, в сердце С.Н., пропитанном экономическими предрассудками, мои взгляды найдут несколько больший отклик...

9 июля 1927 г.

Труд мой в Америке был безумно тяжел, и пережить и переволноваться пришлось немало. Судьба благословила меня большим успехом: организация, два раза в прошлом отказывавшая нам в помощи, на сей раз ассигновала в виде дара 50 тыс. долларов. Организация эта Laura Spelmanu Rockefeller Memorial. О сумме проговаривать везде можно, имя же организации не должно нигде быть упомянуто в печати. Другая организация будет рассматривать мое обращение в конце июня или в июле, когда соберется заседание Iraster (кредитор. — Сост.). Организация эта — Commonwealth Fund (фонд общественного благосостояния. — Сост.).

Впечатления огромны. Труд доставать деньги на русские беженские нужды — необычайно велик...

17 апреля 1929 г.

Отплывал (из Америки) в полном смысле слова «героем». Имею основания гордиться достигнутыми результатами.

...Не спрашивайте, что я делал и предпринимал! Спросите лучше, чего я только не делал!! Сотни свиданий, тысячи письменных индивидуальных весьма варьированных обращений, выступлений по радио, обращения в школах к девицам, митингование в дамских салонах, поездки, разъезды и т.п. и т.д.

...Самые серьезные были подходы к могущественным американским благотворительным организациям, в числе их к организации Рокфеллера.

Все не удавалось, успеха не было. Двери любезно открывались и затем закрывались.

И все же в результате на днях достиг успеха, выражающегося в цифре 30 тыс. долл. Подробнее расскажу при свидании. Главная победа в том, что организация Рокфеллера формально мне в помощи отказала. Удачным маневром — я перевернул все решение, которое из «негативного» стало «позитивным». Дело — неслыханное в летописях этой могущественной организации. Возвращаюсь со спокойной совестью. Кроме того, убежден, что народится в Нью-Йорке в ближайшие месяцы Американский Комитет помощи по всей русской культурной линии. Есть добрые виды, как видите, на лучшее будущее. И все же хочу остаться твердым — отойти от пред-седательствования в Земгоре. [ 442 ]

8 августа 1930 г.

...Эмиграционный совет созвать трудно. Все будет зависеть от событий на родной земле.

А на родной земле я вижу Сталина и большевистскую партию, но не вижу русского народа. Что бы ни говорили историки, экономисты и наблюдатели разные — нет на родной земле у родного народа никакой сопротивляемости.

«Рабский народ — в рабской стране».

Будет ли терпеть свое рабство народ годы или десятки годов, только одному ему известно и от него одного зависит создать себе лучшую жизнь и бытие.

В большинстве своих суждений и прогнозов и даже экономических подсчетов мы в эмиграции жестоко ошибаемся, т.е. все наши предпосылки — предпосылки культурных людей, живущих в культурных странах. По-видимому должен применяться какой-то иной неведомый для нас критерий. Если вымрут на русской земле десятки миллионов людей, большевикам может быть это будет на руку и это их не озадачивает.

А пока что, видя постепенное вымирание моральное и физическое, продолжаем делиться в эмиграции на группы, на квазиполитические партии, вызывая изумление и подчас презрение у иностранцев.

№ 11. Из письма Б.А. Бахметьева Е.Д. Кусковой [ 443 ]

29 марта 1929 г.

Дорогая Екатерина Дмитриевна.

Большое спасибо за Ваше письмо. Мне очень важно выяснить некоторые основные вопросы. У меня ощущение, что мы, как говорят, били мимо друг друга, а может просто положение слишком сложное и неясное, а потому пишу снова.

Первый вопрос это так называемый «правый уклон». Вы много пишете о тупике, в который загнала большевиков политика Сталина и правильно определяете, как мне кажется, что «правой оппозиции нету вовсе», как говорит Шефер [ 444 ], постольку поскольку с этим правым уклоном не имеется «людей авторитета». Вы вспомните 21-й год и как тогда Ленин против подавляющего мнения левого крыла повернул курс на нэп и как в свое время действовал Дзержинский. Как вы пишете, сейчас больше крупных людей «октябристов» не осталось. Я возвращаюсь, однако, к октябрьской речи Сталина и ко всему тому, что пишется в «Известиях» по поводу правого крыла.

Я хочу, чтобы вы мне сказали, прав ли я в своих суждениях и умозаключениях или нет, и что Вам известно по этому вопросу вообще. Спрашиваю Вас я еще и потому, что мне лично представляется, что появление «правого уклона», конечно, в том виде, в каком мне этот правый уклон представляется, есть наиболее крупное событие в русской жизни со времен нэпа, а может даже и вообще с 18-го года. Я ясно даю себе отчет, что до сих пор этот «правый уклон» не выдвинул крупных людей на верху партии. Со слов разных людей, приезжающих сюда из России, по-видимому, там считают среди правых оппонентов Сталина таких персонажей, как Рыкова, Томского и Ворошилова. Последний будто бы даже должен был на некоторое время уехать в «дипломатический» отпуск. Но я мыслю несколько в иной плоскости. Мне, откровенно говоря, мало импонирует правизна Рыкова и ему подобных, хотя, вероятно, им свою роль придется сыграть. Мое понимание — что правый уклон это не столько организованная оппозиция, как умонастроение, то что англичане называют state of mind. Это разлившееся по периферии и по низовому и техническому аппарату партии ощущение бесполезности и опасности того курса, по которому ведет партию Сталин.

Конкретно, все эти умонастроения развиваются вокруг центрального вопроса, а именно крестьянской политики. Исторически, с моей точки зрения, они отражают устремления рядовых коммунистов, желание закрепить власть и положение, для чего нужно идти более умеренным путем и успокоиться в каких-то осевших бытовых формах. Сталин в своей речи очень определенно указал на кооперативные и технические низы, равно как и на коммунистический аппарат в деревне в качестве места, где правый уклон свил себе гнездо. Теперь производится чистка аппарата, но вопрос, насколько этот правый уклон там разлился?

В моем понимании, если оно правильно, в подобных умонастроениях надо видеть аналогию тому, что принято называть «термидорьянством». С точки зрения исторической, обстоятельство, что правые настроения не связаны с водительством наверху, а стихийно давят снизу, может оказаться положительным фактом. Прежде — временные достижения, происшедшие от вождя, могут быть оспариваемы, тогда как вынужденные сдвиги под влиянием стихийных, назревших процессов обычно оказываются прочно закрепленными. Вот мой первый вопрос: верна ли сталинская характеристика «правого уклона» и в какой мере эти умонастроения растут и укрепляются. Шефер, как всякий немец, склонен часто рассуждать «метафизически» и не видит поступи исторической динамики.

Теперь о Сталине самом. Я часто слышал, и всего больше от людей приезжавших из России, что с правым движением стоит поступить также, как с троцкизмом. То есть что сначала он подавит и уничтожит эту оппозицию, а затем сделает их дело своими же руками. В Вашем письме также проскальзывает эта возможность, но мне не ясно, верите ли Вы в нее или нет. Я лично не верю. Скажу Вам почему, а Вы мне напишите в свете лучшей Вашей информации, насколько мои основания правильны или нет.

Во-первых, огромная разница с троцкизмом в том, что там оппозиция была связана с сравнительно небольшой верхушечной группой — это были остатки людей Октября, наиболее даровитые и блестящие из коммунистов, но оторванные в самом корне от требований жизни. Легко уничтожить группу людей, но невозможно искоренить умонастроение, если оно широко разлилось и питается требованиями действительности. Во-вторых, и это самое главное, и здесь опять-таки я очень хочу Вашего заключения, вопреки всему, что я слышу, я лично думаю, что Сталин искренний коммунист. Он далеко не так глуп, как о нем пишут, должен сказать, его речи и заявления, кстати, становящиеся все более и более резкими, на десять голов выше по логике и аргументации, чем все, что исходит от других его коллег. Я понимаю, что он мало образован и убежден, что он не столь глубокий коммунист в смысле теоретическо-философском, но я остаюсь при мнении, что по темпераменту и по настроениям и по традициям он определенный и неисправимый большевик, его способности к практической политике и приспособлению несомненны, однако он не может перейти и не перейдет известных пределов, где он будет чувствовать и знать, что коммунизму кладется фактически конец. Вот тут-то, мне представляется, и заключается основная разница между положением, как оно складывается ныне, и 21-м годом, когда Ленин вводил нэп. Как ни были решительны сдвиги 21-го года, а все-таки они всеми, и Лениным самим, понимались, только как известная временная тактическая мера. Спасая положение, Ленин и другие не теряли иллюзии в конечной цели. Сейчас положение другое: для всякого настоящего коммуниста сделалось ясным, куда по-настоящему ведет нэп; потому нэп надо приостановить, как это фактически и сделал Сталин в прошлом году. Новый полномерный коммунизм — единственный оставшийся для правоверного коммуниста путь. Отойти от него, делать то, что делает правый уклон — это значит признать, что коммунистическая карта бита. Это значит вступить на путь ликвидации революции, как таковой. Вы скажете: правоуклонисты этого не ощущают. Я скажу: вероятно, нет. Пути человеческой массовой психологии, как она развертывается в исторических событиях, в большинстве случаев развертываются в областях неосознанных и недодуманных до конца. Термидорианцы, которые положили конец терроризму, всего меньше думали покончить с господствовавшими якобинцами; наоборот, им казалось, что их путь единственный, которым можно спасти положение правящей революционной партии. ...Только отдельным, более чутко мыслящим и видящим вождям дано видеть глубже и лучше, и я не могу отказать Сталину в той способности предвидения и анализа, которой не замечаю ни у Рыкова, ни у других подобных более мягких коммунистов. Вот почему мне кажется, что Сталин лично не уступит, зная отлично, что сохранить власть уступками ему не удастся. Вот почему мне лично кажется, что этот год или может будущий должен быть отмечен падением Сталина, которое, по всей вероятности, сыграет в истории России такую же роль, как значение падения Робеспьера. Вы помните, мы обсуждали, произошел ли Термидор в русской революции? Я говорил, что нет. Теперь для меня падение Сталина будет Термидором.

У правых уже нет вождей, чего и не требуется; нужно лишь, чтобы история покончила со Сталиным как с последним оплотом твердокаменности; тогда власть останется в руках мягких максималистов — Рыкова, Калинина и К°, которые подобно термидорианцам будут пытаться нести дальше большевистское знамя, но фактически будут игрушкой жизненной стихии, уступая и колеблясь под давлением жизни и партийных низов, требующих приспособления и примирения. Послесталинский период власти слабых большевиков, мне представляется, будет периодом, когда жизнь действовать начнет в положительном смысле, а не только как отрицательная стихийная сила, как она действовала до сих пор: и когда опять-таки под номинальной крышкой слабой большевистской власти внутри русского тела будут нарастать и откристаллизовываться те группировки и бытовые отношения, которые в известный момент властно потребуют перемены правящей верхушки и создадут исторические силы и исторические личности, которым суждено будет внешне положить конец большевистскому периоду и открыть следующий. Троцкий напрасно вопит о Бонапарте или о фашистах. Время еще не пришло. Термидор должен положить начало периоду ликвидации революции, в течение которого созреют условия для той формы власти и тех форм экономических и социальных отношений, которые окажутся следующим положительным этапом русской жизни. Гадать о том, будет ли это военная диктатура или организованное меньшинство в духе фашизма, сейчас преждевременно; хотя все вероятности за то, что эта власть будет носить характер олигархический.

Я несколько отвлекся в будущие возможности просто потому, что трудно понимать и расценивать современное положение вне какой-то динамической цепи. Повторяю, мне очень важно знать, какова Ваша оценка всех этих явлений и фактов в свете Вашей живой и постоянной информации.

Второй вопрос — экономическое положение. Здесь у меня два вопроса. Первый — как Ваш кабинет относится к фактам, сообщенным Рыковым в его речи от 30 ноября, где он вскрыл, для меня по крайней мере, впервые глубокий и острый кризис земледельческого производства. Раньше основной тон большевистских заявлений был, что в общем земледелие дошло до довоенного уровня. Сегодня я читаю передовую в последних «Известиях», где склонны даже сейчас принять такую точку зрения. Вспоминаю сталинские знаменитые «потери», «нет хлеба» и пр. и припоминаю всякие разговоры про удовлетворившиеся потребности и пр.

Между тем Рыков, насколько я понимаю, на основании новых данных проф. Кондратьева сорвал завесу и показал, что с точки зрения производства положение России сейчас на душу населения стоит на уровне 75% и, вероятно, ниже довоенного времени. Верный ли этот факт или нет? Данные экономического кабинета более или менее приближаются к этим цифрам, но мне хочется еще раз подтверждения, потому что если это так и если к тому же положение столь остро, как это ясно из речи Рыкова, и что кроме того рост земледельческого производства все больше и больше отстает от роста населения, то создается узел, который во всем русском положении является основным.

Второй вопрос скорее технического характера. Все время сравнивают нынешнее промышленное положение с довоенным. Между тем Россия в войну потеряла территории сильно промышленного типа, как то Прибалтику и Польшу. Мне все время не ясно, когда делаются сравнения, сравнивается ли нынешняя промышленная производительность с производительностью, которая существовала в 13-м году в пределах нынешней советской территории, или это сравнение делается на каком-то другом основании. Если верно первое, т.е. что сравнение касается лишь нынешней территории, достижение довоенного уровня в пределах теперешней территории означало бы на душу населения значительно более низкий индустриальный уровень, чем это было в 13-м году. Еще один вопрос, тоже в связи с промышленным положением. Принято говорить, что промышленность достигла довоенного уровня, между тем снабжение населения товарами отстает в необыкновенной мере. При нынешних соотношениях розничных цен на промышленный товар и казенных цен, по которым советская власть покупает у крестьянина хлеб и промышленные [ 445 ] продукты, выходит, что покупательная способность России вообще составляет не более одной трети довоенной нормы; другими словами, что крестьянство способно купить не более одной трети того количества промышленных товаров, которое оно способно было купить прежде. Если это так, то как же примирить довоенную норму производительности с неспособностью подать в деревню хотя бы половину или меньше того товаров, которые подавались раньше. Значит ли это, что неверно исчисляется промышленная продукция, или это значит, что промышленность главным образом работает на увеличение средств производства, что промышленность главным образом производит предметы, необходимые для оборудования и ремонта производственных предприятий, и что в области продуктов потребления уровень далеко еще не достигнут...

... Еще два слова относительно Шейнмана и К. [ 446 ] Вы пишете «согласятся или нет». Дело не так просто, в действительности нет того третьего лица в множественном числе, которое легко описать в словесной формуле. На самом деле происходит, как всегда и везде, ряд противоположных и разновидных действий и можно говорить лишь о какой-то суммарной равнодействующей, или общем результате. Компания ведется ожесточенная и энергичная и, подчас, ловкая, но я остаюсь при том, что Вам писал — положительных результатов в сколько-нибудь крупном и явном масштабе добиться им не удастся. Пока всего лучшего...

№ 12. Из программно-тактических установок «Крестьянской России» — Трудовой Крестьянской Партии [ 447 ]

«КРЕСТЬЯНСКАЯ РОССИЯ» Трудовая Крестьянская Партия. <...>

В основание своей программы, как ее важнейшие задачи, партия кладет:

Выводом из этих основных стремлений является конкретная программа партии.

I. Государственное устройство и управление

Охрана государственной целости и единства России.

Демократическая республика с последовательным разделением властей, — с устойчивой и сильной, подзаконной и политически ответственной исполнительной властью, — с обеспеченными правами человека и гражданина [ 448 ], — с независимым, близким к населению и доступным судом, — с равноправием национальностей, — со всеобщим равным правом населения избирать (прямо или косвенно) тайным голосованием главу государства и членов законодательных собраний. Партия допускает ограничения прав личности и гражданина, устанавливаемые в нормальном законодательном порядке и поддерживаемые судом.

Преобразование России в государство сложное, состоящее из частей государственного характера (федеративных и автономных). Выделение этих частей по признаку территориальному, бытовому (казачьи области), а также территориальному и национальному одновременно. Осуществление внутри каждой из этих частей широкого местного самоуправления.

Обеспечение и усиление внутреннего единства государства путем: авторитетности (по способу ее образования) центральной власти, сосредоточения в ее руках всех функций общегосударственного значения, сильного по правам представительства центральной власти во всех частях России государственного характера, создания достаточного по силе общегосударственного аппарата принуждения, установления общегосударственного языка, не нарушающего языковых прав отдельных национальностей.

Обеспечение для аппаратов управления и самоуправления дешевизны, простоты и нормальных взаимных отношений путем использования (наряду с прямым избранием их населением) принципа делегаций.

Привлечение в органы управления (центральные и местные) представителей интересов и специальных знаний. В частности постепенное введение в систему государственных органов России периодических съездов (центральных и местных), созываемых соответственными ведомствами и состоящих как из представителей местных деятелей этих ведомств, так и представителей соответственных интересов. Признание за этими съездами прав совещательного органа и права для центрального из них выбирать своих представителей на срок до следующего съезда для участия с решающим голосом в коллегиальных органах соответствующих министерств и с совещательным — в соответственных комиссиях законодательных учреждений... Признание за местными съездами права выдвигать своих кандидатов для замещения ответственных должностей в аппаратах местного управления, обсуждаемых и утверждаемых (или отвергаемых) затем соответственными высшими инстанциями.

Наряду с волей и деятельностью государства во всем, везде, всегда должно оставаться возможно широкое поле для воли и деятельности общества в лице его отдельных членов, добровольных групп и союзов последних... В народнохозяйственной жизни государство в качестве предпринимателя должно выступать только во имя ее интересов и государственные предприятия должны составлять возможно меньшую часть народного хозяйства; государственные расходы должны, как правило, покрываться разного рода налогами, а не доходами от предприятий государства.

Построение налоговой политики государства на основах: одновременного существования налогов прямых и косвенных; постепенного увеличения первых и относительного уменьшения вторых; прогрессивного обложения доходов, превышающих необлагаемый минимум; прогрессивного обложения доходов конъюнктурного происхождения, а равно имущества, переходящего в порядке наследства, завещания и дарения от одних лиц к другим; пониженного обложения деревни сравнительно с городом; установления единого прямого налога для крестьянства и его сбора в удобные для деревни сроки; образования специальных фондов, за счет которых могут отменяться или уменьшаться прямые налоги с крестьянства районов, пораженных стихийными бедствиями.

Использование дипломатического представительства России для деятельного и широкого распространения сведений о ней, для привлечения в промышленность России иностранных капиталов и для заимствований из общественной и государственной жизни заграницы полезного и применимого в России. В частности — включение в дипломатические штаты России лиц, следящих за исканиями и достижениями в области сельской культуры в тех государствах, которые выделяются энергией творчества в этом отношении.

II. Народное хозяйство.

Центральной задачей в народном хозяйстве России считаем скорейшее изживание аграрного перенаселения, путем: 1) подъема сельского хозяйства, 2) развития внеземледельческих отраслей народного хозяйства, 3) хозяйственного освоения удобных пустующих земель и земель неудобных. В соответствии с этим мы будем добиваться: а) в сельском хозяйстве:

е) в отношении кредита:

IV. Религия

Отделение церкви от государства.

Обеспечение всем свободы совести в вопросах веры.

Государственная помощь церкви, как православной, так и других исповеданий, в ее религиозно-нравственной деятельности.

Невмешательство церкви в политическую жизнь.

Обеспечение желающим права и возможности обучать своих детей вероучению. Возврат церкви всех исповеданий сохранившегося имущества ее, необходимого для богослужений.

V. Семья

Заботливое внимание к семье, как к одному из главнейших устоев общества, со стороны законодательства, школьного и внешкольного образования и социальной политики.

VI. Социальная политика

Первоочередная помощь военным инвалидам (внешних и гражданских войн) и беспризорным детям.

Помощь больным и старикам, а также безработным, не имеющим средств к жизни, в формах: страхования от безработицы, предоставления работы в порядке производства общеполезных сооружений, денежной и натуральной помощи по специальным ассигнованиям.

Помощь крестьянству в случаях стихийных бедствий (засуха, связанная с гибелью урожаев, градобитие, падеж скота, наводнения и проч.); постепенный перевод ее в форму обязательного страхования при участии в нем государства, местного самоуправления и самого крестьянства. Присоединение к страхованию от стихийных бедствий страхования на случай увечий, инвалидности, старости и болезней.

Меры социальной политики в отношении рабочих и служащих: законодательная нормировка рабочего дня взрослых и подростков; воспрещение наемного труда детей; отпуски с обеспечением хотя бы частичного заработка для беременных и только что родивших работниц; обеспечение своевременного получения заработной платы в денежной форме; постепенное введение коллективных договоров найма, ежегодных отпусков, пенсий для всех государственных служащих и страхования всех работающих по найму на случай профессиональных болезней, увечий, инвалидности, старости и т.д.; создание во всех крупных предприятиях фабрично-заводских комитетов из представителей служащих и рабочих с постепенно расширяющимися правами в вопросах внутреннего распорядка в предприятиях; содействие вхождению и постепенное введение рабочих и служащих, наряду с потребителями и представителями публичных интересов, в распределение прибылей, в управление и владение крупнокапиталистических предприятий.

Заботы о малоимущих и многодетных семьях, неспособных собственными силами справиться с воспитанием детей, как в городе, так и в деревне <...>

Тактические положения

Две задачи стоят перед партией, определяя содержание и направление ближайшей деятельности ее: 1) укрепление и расширение своих организаций и рост их политического значения в России, 2) участие в борьбе с коммунистической властью в целях замены советской диктатуры республиканско-демократическим строем, предвидя при этом неизбежность насильственного, в той или иной форме, устранения существующей власти, ввиду отсутствия оснований рассчитывать на такое перерождение ее, которое привело бы к согласованию ее политики с интересами страны.

Сообразно вышесказанному, партия считает необходимым:.

I.

  1. Стремясь к увеличению личного состава партии, обращать главное внимание на крестьянские «верхи» и интеллигенцию и не ставить своею целью создание при существующих условиях открытой организации массового характера;
  2. Признавать первоочередной организационную работу среди общественных работников, особенно в селе (деятелей с.х. кооперации, агрономов, учителей, врачей, духовенства и пр.);
  3. Использовать имеющееся среди крестьянства тяготение к основанию организаций беспартийного характера (как-то «крестьянских союзов» и т.п.) в целях партийно-политической организации его;
  4. Бороться со всякого рода политическим самозванством и авантюризмом, прикрывающимся представительством и именем крестьянства;
  5. Расширять состав «К.Р.» за границей и увеличивать круг сочувствующих задачам партии. При расширении личного состава на первое место выдвигать качественный подбор;
  6. изыскивать материальные средства для партийной работы и помощи пострадавшим товарищам.
  7. II.

  8. Вести в России и за границей пропаганду и агитацию в духе задач «К.Р.»;
  9. В вопросе о борьбе с большевистской властью исходить из признания большой важности для успеха этой борьбы роста в России организованных общественных сил с республиканской и демократической программой действий. Наряду с работой по усилению собственных рядов, содействие этому росту является первоочередной задачей;
  10. Признать неизбежным в борьбе с нынешней властью применение всех форм революционной борьбы;
  11. Призывать население, в особенности крестьянство, к использованию всех легальных возможностей, открывающихся в современной политической обстановке;
  12. Ведя работу среди крестьянства, противодействовать опасным уклонам, особенно усилившимся под влиянием опыта последних лет, в настроениях крестьянства, выражающихся в отрицании положительных ценностей, создаваемых городом;
  13. Использовать в интересах скорейшего освобождения России внутрипартийную борьбу в коммунистической партии;
  14. Признать вредными неорганизованные местные восстания гражданского населения России, как обреченные на неуспех и ведущие к гибели политически активной части населения;
  15. Признать невозможным осуждение актов террора и местных выступлений против представителей власти, видя в них неизбежный отпор населения и крайнее средство его самозащиты;
  16. Противодействовать экономическому террору во всех его видах, как ведущему к бесцельной гибели общенародного имущества;
  17. Предвидя неизбежность и необходимость насильственного (в той или иной форме) свержения коммунистической власти, накоплять революционную энергию и всячески содействовать усилению организованного участия деревни в освободительном движении.
  18. Всемерно использовать возможности, вытекающие из пребывания за границей для издания и распространения в России литературы и для иной работы в духе задач «К.Р.»;
  19. Считать необходимым участие в работе среди эмиграции, как в области ее культурной жизни, так и в области сплочения и объединения ее демократических сил;
  20. Активно участвовать в политической жизни эмиграции, во всякого рода политических ее выступлениях, направленных к освещению жизни и положения в России;
  21. Являясь защитниками единства Российского Государства, призывать к решительной борьбе со всеми партиями и группировками, ставящими своей целью раздробление России или отделение от нее отдельных ее частей;
  22. Учитывая рост национальных устремлений отдельных народов России, идти навстречу их национально-культурным требованиям, опираясь в борьбе за общерусскую культуру не на систему ограничений, а на силу самой русской культуры;
  23. В борьбе против самостийнических партий и группировок искать опоры в федералистических течениях, содействуя их оформлению, вступая с ними в связь и возможные соглашения;
  24. Бороться против монархистов всех оттенков;
  25. Считать желательным и необходимым сложение сил (коалицию) партий и групп, близких по своим основным положениям политической программе (народовластие) и чуждых, с одной стороны, социально-реставрационным устремлениям, а с другой — социальному утопизму;
  26. В согласии с предыдущим:

а) считать в настоящее время возможным политическое соглашение (разного объема и характера) в целях борьбы с сов. властью со следующими партийными группировками: правым крылом партии с.р., правыми с.д., нар. соц., респ.-демокр. группой и группой центра партии Народной Свободы и с лицами и группами, хотя и не имеющими определенной политической программы, но безусловно принимающими основные положения народовластия;
б) продолжать участие в респ.-демократ, союзе, стремясь к его целесообразному расширению;
в) входить в состав респ.-дем. организаций (РДО, Р.Д. Клубы и пр.) <...>

№ 13. Листовка. Крестьянская Россия — Трудовая Крестьянская Партия [ 449 ]

Декабрь 1930 г.

Крестьяне!

Наша жизнь стала невыносимой. Она ухудшается с каждым днем. Пятилетка, для которой Россия разорилась, провалилась. Замирают фабрики и заводы. Падает сельское хозяйство. Останавливаются железные дороги. Деньги теряют покупную силу. Цены растут. Народ раздет, разут. На Россию надвигается настоящий голод.

У нас, крестьян, власть отбирает хозяйства, землю, хлеб, загоняет в колхозы. Из свободных хозяев превращает в коммунистических крепостных. Живем под страшным произволом и нет нигде справедливой защиты. За наш труд и хлеб власть платит тюрьмой, ссылкой и «стенкой». Каждому из нас грозит смерть — или от чекистской пули, или от гниения заживо в подвалах и тюрьмах, или от голода и болезней.

Оглянитесь! Задумайтесь! Поймите: мы, весь народ русский, вся Россия гибнет.

Все зло и беды идут от самовластия коммунистов. Ни управлять, ни хозяйствовать они не научились и уже не научатся. Пока их власть держится, улучшения жизни не будет. Особенно для нас, крестьян, потому что мы пасынки для лютой власти. Она ненавидит нас. Ненавидит нас — бедных, средних и тех, кто посильней. Ее посулы и подачки беднякам — лишь кость, которою власть превращает наших братьев в своих собак и потом натравливает их на нас.

Мы погибнем, если будем терпеливы и покорны. Так довольно же терпеть и ждать. Мы не скот, который перед смертью смирно стоит под ножом и топором. Мы люди. Мы должны быть людьми. Без борьбы, без отчаянного боя мы сдаться не смеем.

Что же делать?

Магометанские народы, когда им грозит гибель, объявляют всеобщую священную войну, тогда идут на нее все и бьются ожесточенно. Так должны поступить и мы.

Война! Священная и беспощадная крестьянская война коммунистам! Война везде и всеми силами!

Какими способами вести эту борьбу?

Пригодны все способы и все средства, которые бьют по власти, которые вредят ей и ослабляют ее. Нашим кличем пусть будет: вон коммунистов из деревень, сел и станиц! Вон всех до одного и всеми способами! Щадить будем только тех, кто коммунист лишь на словах, а на деле держит нашу, крестьянскую сторону.

Войну с большевиками будем вести ради свержения их и ради торжества в России истинно народной власти. Эти две цели будем всегда помнить. Ими будем руководствоваться в борьбе. Успех борьбы зависит от организации. Всем надо сплотиться и действовать под общим знаменем трудовой крестьянской партии — «Крестьянская Россиян.

Такая партия уже давно работает в России и за границей. Она добивается того, чтобы крестьянство было полноправным хозяином не только своей земли, имущества и труда, но и всего государства. Она требует обеспечения всем русским гражданам свободы: политической, личной и хозяйственной. Она стремится к торжеству в России права и порядка, правды и справедливости. Она зовет крестьян и всех сочувствующих крестьянскому делу под свои знамена.

Организуйтесь. Сами создавайте на местах из смелых и верных людей группы трудовой крестьянской партии. Группы не стремитесь пока делать большими. Помните, что за всеми нами следят чекисты. В каждой группе должно быть не больше 6-7 человек. Группа должна взять на себя руководство борьбой в своем районе. Сеть таких групп должна быть широкой. Ими надо покрыть всю Россию. Толкайте поэтому на создание групп партии и другие места.

Каждая группа должна находить сочувствующих в городах. Их надо искать среди рабочих, совслужащих и красноармейцев. Подобные группы уже существуют на русской земле. Они организуют крестьян и горожан, которых тревожит крестьянская беда и разорение всей России.

Власть знает об этой работе трудовой крестьянской партии. Чтобы помешать ей, советские газеты пишут про ТКП всякую небылицу. Теперь арестованы по этому делу совершенно непричастные люди. Против них готовится лживый суд, подобный суду над «Промышленной партией». Чтобы свалить с себя вину за провал пятилетки, большевики выдумали «вредителей» и судят их. Мы, крестьяне, однако, знаем, что единственные и настоящие вредители — это сами коммунисты и их верховный руководитель Сталин. Поэтому не бойтесь слова «вредительство». Всеми способами, изо всех сил везде, во всем вредите власти. За дело!

Война коммунистам. Война до полной победы, до завоевания всех крестьянских прав. Война — За великую и свободную Россию! За Российскую демократическую республику! За народную Крестьянскую власть! За свободу хозяина, человека и гражданина! За справедливые законы и равенство всех перед законом!

«Крестьянская Россия» — Трудовая Крестьянская Партия.

№ 14. Крестьянская политика советской власти. Доклад проф. К.И. Зайцева [ 450 ]

Из протокола заседания Совета Российского] Торг[ово]-Пром[ышленного] и Финансового] Союза. [ 451 ]

Париж, 30 окт[ября] 1929 г.

Председатель Н.Х. Денисов

Присутствовали: А.А. Александров, В.П. Аршаулов, М.Д. Волынский, Н.И. Гучков, М.П. Ермаков, Н.Н. Инзар, Д.П. Карпиц-кий, В.И. Карпов, М.Л. Киндяков, П.А. Князев, В.Ф. Ма-линин, A.M. Невадомский, В.П. Рябушинский, П.В. Се-мичев, В.Н. Соколов, С.С. Трахтеров, А.С. Хрипунов, К.И. Зайцев, Н.Н. Зворыкин, Ю.И. Поплавский, И.И. Тхоржевский и Секретарь В.Н. Новиков.

Заседание открывается в 3 ч. 15 м. пополудни.

Председатель Р.Т.П. и Ф. Союза Н.Х. Денисов, открывая заседание, предлагает Секретарю сделать доклад о приеме новых членов Союза.

Секретарь Союза В.Н. Новиков докладывает, что согласно постановлению Комитета от 2-го и 16 октября с.г. представляются к принятию в члены Союза Анастасия Ивановна Проханова и Григорий Абрамович Бер-нштейн.

Совет постановляет: представление Комитета Союза утвердить.

Председатель Союза просит проф. К.И. Зайцева сделать доклад на тему:

«Крестьянская политика советской власти».

К.И. Зайцев начинает свой доклад с краткой исторической справки об отношении большевиков к земельному вопросу и крестьянству.

Военный коммунизм ставил своей задачей проведение интегрального коммунизма и проводил свои планы путем грубого насилия, почему заранее можно было думать, что, наткнувшись на сопротивление крестьянского населения, он не достигнет осуществления своих планов.

Приведя русский народ к катастрофе 1921 г., военный коммунизм уступил место новой экономической политике, которая дала возможность русскому крестьянству оправиться в хозяйственном отношении и почувствовать силу своего влияния на ход государственной жизни.

Земельный кодекс 1923 г. казался закреплением сложившихся земельных отношений, почему в нем можно было видеть конец, во всяком случае передышку в земельной революции.

Однако, действительность обманула все ожидания. Большевики быстро поняли, какая угроза возникает для их режима и для собственного их существования из факта подъема хозяйственного благосостояния русского крестьянина и осознания им собственного значения. Поэтому очень быстро народнический элемент и уравнительная тенденция в земельных отношениях оттесняется на задний план и земельный крестьянский и сельскохозяйственный вопрос России сводится к борьбе двух начал: планового, олицетворяемого советской властью, и стихийно-капиталистического, олицетворяемого крестьянской массой.

Пресловутый «план», который прежде казался бессмысленной утопией, выступает сейчас на сцену в иных формах и в совершенно другом значении. План при нэпе являлся подготовительной стадией к «коммунизму в перчатках», который с своей стороны выявлялся, как исчерпывающее регулирование народного хозяйства в рамках фиктивно свободных сделок.

В настоящее время этот план, зафиксированный в известной «пятилетке», должен быть понимаем, как проведение в хозяйственной жизни России социализма, проявление, обставленное всем опытом большевиков за истекшее время и подкрепляемое той необъяснимой энергией коммунистической партии, которую она до сих пор проявляет в проведении своих планов.

В осуществлении «пятилетки» большевики прежде всего опираются на следующие юридические предпосылки:

Большевики прежде всего считают и настаивают во всех своих действиях на том, что вся земельная территория находится в распоряжении советской власти. Покончено совершенно с мыслью о каком-то закреплении земли за крестьянами: советская власть распоряжается всей землей по своему усмотрению. Равным образом категорически отрицается предположение, будто продукт крестьянского труда принадлежит крестьянину; наоборот этот продукт формально находится в распоряжении советской власти. Это положение усугубляется еще тем, что отрицаются всякие индивидуальные права не только единоличных хозяйств, но и коллективов, правда, которые могли бы ограничить советскую власть в ее осуществлении плановых мероприятий по отношению к земле и ее продукту.

Значительную силу советская власть почерпает в установлении своих социальных предпосылок. Она раздувает, и не без успеха, классовую рознь в деревне, она призывает к активности бедноту и использует полностью «пластическую» пассивность середняка, подчиняющегося всем экспериментам советской власти. Таким образом, советская власть делает ставку на бедность, почитая обеспеченного крестьянина своим первым врагом и умышленно разрушает его благосостояние.

Параллельно идут и политические предпосылки, а именно господство коммунистической партии в административно-хозяйственных органах деревни, а также разрозненность и подавленность крестьянских сил, представляющих собою индивидуалистический лагерь.

Дополнительно необходимо отметить и технические предпосылки, а именно: централизацию правительственного аппарата, опекающего крестьянство, причем местные наркоземы теряют свое значение и всю власть сосредотачивает в себе союзный Наркомзем [ 452 ], как ближе стоящий к политическому центру советской власти. Затем создается особый личный состав (кадры его) для проведения мероприятий по пятилетнему плану и ассигнуются значительные материальные средства.

Ввиду всех этих обстоятельств нужно признать, что производится новый громадный напор на крестьянскую массу, опасность которого никак не следует преуменьшать.

По существу пятилетний план, как это ни странно звучит, и сколь это ни полно своеобразной мистики, выявляет ясную тенденцию к отобранию земли у крестьянина и к созданию крупных земельных массивов, находящихся в ведении советской власти и обрабатываемых батраками.

В этом отношении следует отметить следующие мероприятия: машинно-тракторные станции, которые под видом коллективной обработки земли обезличивают ее и превращают крестьян-собственников в наемных работников. Совхозы и колхозы, а также не вполне ясное предприятие в виде сплошной коллективизации, выполняют также задачу в безземелии крестьянства и создании крупных земельно-хозяйственных единиц.

Значительное развитие получает контрактация, проводимая через кооперацию и являющаяся теперь настоящим орудием закрепления крестьянского труда на батраческих началах.

Не нужно заблуждаться, что термины остались старые, а нужно отчетливо сознавать, что под бывшими формами советская власть проводит действительную социализацию крестьянского хозяйства и ведет решительную борьбу с индивидуалистическими и собственническими инстинктами крестьянской массы.

Фактические результаты этой зловещей «акции» советской власти выявились уже достаточно. Деревня разоряется, крестьян охватывает хозяйственная апатия, они прибедняются и делают огромные усилия как-то приспособиться к обстановке. Однако, нельзя отрицать, что в деревне снова началась социальная война, охватывающая ее во всех ее составных элементах.

Что касается всей страны, то результаты также бесспорны: внешняя торговля пала, внутренняя торговля находится в параличе, всюду наблюдаются хвосты, страна недоедает и широко развивается подпольная торговля.

Таковы факты, с которыми необходимо считаться при работе антибольшевистских организаций, и эти факты, что следует еще раз подчеркнуть, сводятся к восстановлению больших экономии и разгрому уравнительно-народнических начал русской деревни.

Д. П. Карницкий указывает, что эксперименту концентрации подвергаются большей частью бывшие помещичьи земли. Крестьянское землевладение дает советской власти минимальное количество хлеба, почему в целях самозащиты большевики устраивают совхозы и колхозы в намерении обеспечить себе хотя некоторое количество хлеба.

В.П. Рябушинский, отмечая достоинства доклада, указывает, что при его оценке нужно учитывать возможную ошибку, происходящую от того обстоятельства, что содержание доклада основано на советских материалах, которые, конечно, дают впечатление большой энергии. Реальное же значение всех советских мероприятий ничтожно: они по отношению к деревне являются ударом по воде. Поэтому с большим правом можно утверждать, что все выступления большевиков на сельскохозяйственном фронте свидетельствуют о безнадежности их политики. Вся их энергия характеризуется внешними выступлениями, а в низах, в деревне, она сводится к нулю.

Н.Н. Зворыкин утверждает, что ошибочно предполагать, будто большевики направляют свои заботы на какую-то организацию сельского хозяйства. Все их стремление сводится к изобретению новой формы ограбления крестьянства, поэтому теперешний план не имеет никакого реального содержания.

И.И. Тхоржевский полагает, что заслушанный доклад является ценным вкладом для понимания современного положения сельского хозяйства в России. На совещании, имевшем место два года тому назад, было констатировано, что под влиянием нэпа крестьянство начало оправляться и проникаться духом собственности. Значение этого явления было настолько серьезно, что советская власть почувствовала, как ее режим начал ползти в пропасть. Поэтому, решительный страх охватил советскую власть и она, вопреки жизненным требованиям, решила душить крестьян. Эта война с крестьянством продолжается уже два года и результаты ее весьма ощутительны: деревня в хозяйственном отношении покатилась назад. Однако, не следует сомневаться, что крестьянство живо и что оно одолеет советскую власть, но и не следует скрывать, что большевики предпринимают энергичную попытку задушить крестьянство. Так как большевики не получают от крестьян хлеба, то их политика действительно стремится к созданию зерновых фабрик.

Советская политика удушения крестьянства приближает ли развязку?

На этот вопрос ответить трудно. Одно только ясно, что советская власть благодаря ненависти широких масс окончательно изолируется от народа. Вся деревня восстает против советских экспериментов, но не нужно забывать, насколь безгранично терпение русского народа. Подъем крестьянского хозяйства, конечно, являлся настоящей угрозой для большевиков, почему последние и начали борьбу во имя разорения народных масс, но тем не менее, нет места для пессимизма и следует с верой в русский народ изучать развитие событий.

Б.Н. Соколов возражает против пессимистических выводов докладчика. Нельзя отрицать, что он необычайно ярко нарисовал картину пожеланий и устремлений советской власти, выражающихся в обезземеливании крестьянства. Но осуществление этих планов невозможно. В брошюре, розданной большевиками американской делегации, имеются указания, что крестьяне по линии индивидуального хозяйства засевают 112 млн. десятин, а колхозы и совхозы всего около 2700 десятин: согласно же этой брошюре крестьяне располагают 31 млн. голов скота, а коллективные хозяйства — лишь 216 000.

Мероприятия советской власти вызывают во всей стране антисоветские настроения и большевики все более приближаются к своему естественному концу.

П.А. Князев присоединяется к докладчику и подчеркивает, что выводы доклада довольно безнадежны. У крестьян нет собственных сил для того, чтобы сбросить советскую власть, а наоборот, они выявляют необычайную способность переносить все натиски большевиков. Крестьянское движение невозможно, ибо оно неспособно выделить руководящее меньшинство, необходимое для проведения переворота. Невозможно представить себе таких лозунгов, которые могли бы поднять широкие массы крестьянства. Нужно думать, что только новое нарождающееся поколение будет в состоянии сбросить советскую власть, гибель которой в конце концов все же неизбежна.

А. С. Хрипунов считает, что его постоянный диагноз об отсутствии силы у крестьян постоянно подтверждается. И сейчас нет никаких реальных доказательств, что красная армия готова к выступлению. Советская власть проявляет необычайную силу, если даже патриаршее управление повинуется ее указаниям. Все стремления большевиков направлены к обессилению крестьянских масс, и нужно признать, что это им удается. Поэтому не нужно себя гипнотизировать надеждой на активизм крестьянства. Налицо масса фактов, от которых зависит дальнейшее существование советской власти. В международном положении наблюдается решительный поворот против советов и многие другие силы подкапывают ее существование.

М.Д. Волынский находит, что представленный доклад не дает данных для пессимистических оценок. Он рисует реальную обстановку в Советской России. Крестьяне всегда были врагами советской власти, и поэтому большевики прилагают все свои усилия, чтобы отнять у них эту силу, т.е. лишить их земли. Своими последними мероприятиями еще больше поднимают крестьян против себя.

И.И. Тхоржевский считает долгом указать, что нельзя вести политическую работу без веры в силу русского народа. Русский народ борется с советской властью, а русский народ представлен сейчас, главным образом, крестьянскими массами. Поэтому в деле борьбы с большевиками можно делать ставку только на крестьян, тем более, что несмотря на все усилия большевиков, крестьянство ведет свою линию: так называемый кулак не сдается, а организует вокруг себя живые силы народа. Поэтому необходимо искать смычки с этими силами, дабы продолжить борьбу против большевиков. Нельзя уступать в этом отношении инициативу левым партиям, а следует найти свое место в революционном процессе, творящемся в России.

В.Н. Новиков отмечает высокие достоинства доклада и выражает глубокую благодарность докладчику за то, что он своей объективной характеристикой современной России дает полную возможность разобраться в разыгрывающемся процессе.

Может быть правилен упрек, что представители Торгово-Промышленного Союза в своем изучении и оценке борьбы русского народа против советской власти чаще останавливаются на явлениях ее распада. Поэтому очень ценно, что докладчик обращает внимание на обратную сторону медали и предупреждает о значительных силах, которыми располагает советская власть, и о ее дьявольской энергии, с которой она, вопреки всем неудачам, проводит свою политику. Однако содержание доклада не противоречит выводам, настаивающим на кризисе большевизма. Россия голодает. Она снова ввергается в гражданскую войну. Советская власть продолжает безумную политику разорения народного хозяйства и неужели такие факты, как бегство Веселовского [ 453 ], как неспособность справиться с китайским конфликтом [ 454 ], могут свидетельствовать о жизнеспособности советской власти? Можно всячески толковать объективные факты, но не следует забывать, что если комиссариат внутренних дел для выяснения религиозного настроения народа вынужден обратиться к своему врагу — духовенству, то это вовсе не признак всемогущества советской власти.

Вся обстановка современной России говорит, что русский народ вступил в фазу революционного кипения и поэтому работа русской эмиграции должна быть направлена к смычке с живыми силами русского народа и к созданию того активного меньшинства, которое даст последний бой советской власти.

К.И. Зайцев в последнем слове отмечает, что его доклад имел целью дать объективное отражение нового наскока советской власти на крестьянство, выражающегося в обезземеливании крестьян и в социализации сельского хозяйства. Против этой части доклада не было возражений; возражали же против пессимистических выводов и прогнозов, от которых докладчик умышленно уклонился.

Прогноз падения советской власти труден, но одно следует иметь в виду: борьба за неизбежное падение советской власти должна продолжаться, хотя враг еще силен и располагает большой энергией.

Председатель Н.Х. Денисов благодарит докладчика за его доклад и закрывает собрание в 5 час. 45 мин. пополудни.

№ 15. Бюллетень информационного отдела Р.Т.П. и Ф. Союза [ 455 ] [ 456 ]

Париж. 6 ноября 1929 г.

Война с деревней, начатая Сталиным, приковывает к себе всеобщее внимание не только в России, но и естественно за границей.

Группа рабочих-металлистов, отправленная сталинцами в деревню для содействия хлебозаготовкам, опубликовала сообщение о положении деревни, появившееся в зарубежной социалистической печати, в котором говорится:

Вся нынешняя политика (Сталина) ведется, как будто нарочно, чтобы вызвать новую гражданскую войну, и война в деревнях уже начинается. Комсомольцы и партийцы организуют свои отряды для самообороны от комиссий, ведущих «розыск» крестьянского хлеба, а последние набирают свои отряды в виде разбойных банд. Поэтому советскую власть удается сохранить лишь там, где есть группа крестьянского союза или где порядочные партийцы организовали отряды самообороны против бандитской власти Сталина.

Различные группировки левой общественности в эмиграции в связи с событиями, происходящими в России, организовали ряд публичных собраний, на которых выступали и выступают Керенский, Милюков, Сталинский и другие в компании с бывшим советников парижского полпредства Веселовским, причем основной темой этих собраний, докладов на них и речей является положение, что:

Возрождение военного коммунизма разрушило все надежды на мирный исход событий в России, а тем более на «эволюцию» советской власти, а потому русские социалисты ставят перед собой задачу согласовать свою работу с деятельностью активных групп русского населения, которое борется за раскрепощение сельского хозяйства, за полновластие государственного аппарата, за уравнение прав рабочих и крестьян и за минимум гражданских свобод...

При этом возникает опять за рубежом среди левых партий надоевший спор о том, какая именно власть придет на смену большевикам, и социалисты всех родов и оттенков сходятся на том, что России, преодолевшей большевизм, не миновать своеобразного термидора, который будет носить фашистское обличие ... прежде чем переродиться в режим демократии.

Делегация российской с. д. рабочей партии по этому поводу в своем органе «Социалистический Вестник» заявляет:

«Поход против единоличника в деревне и попытка его замещения колхозами подрывает корни экономического подъема деревни. В то же время нарастающее озлобление крестьянства, ранее загоняемого в колхоз, а затем принуждаемого к отдаче государству хлеба, неизбежно обострит борьбу деревни против советской власти.

Опускается ко дну корабль большевистской диктатуры. Развевающийся на нем красный флаг уже не может покрыть его пробоин и накапливающейся на нем гнили и грязи. Крысы бегут с него. Но с отвращением покидают его и честные люди.

Почти так же пишет и советская печать, которая бой за зерно объясняет в комсомольской «Правде» так:

Бой идет с частным крестьянским хозяйством, которое является нашим главным врагом многоликим и его армия — 27 млн. крестьянских дворов, объединяющих по меньшей мере 123 млн. человек.

Естественно, что при такой безумной политике советская власть разрывает связь не только с государственным аппаратом, но и со всей страной и толкает крестьянство к защите своих жизненных интересов всеми средствами вплоть до сокращения посевов, поджогов коллективных хозяйств, жестокого крестьянского террора и т.п.

Одновременно обнаружилась борьба между партийным и государственным аппаратом, причем руководитель продовольственной политики Микоян в своем докладе о хлебозаготовках говорит:

Наша статистика, еще продолжающая пользоваться методами буржуазной экономической науки, не учитывающей всех классовых сдвигов в экономике России, потерпела банкротство при попытке построения хлебофуражного баланса.

Хлебозаготовки, проходящие в атмосфере острой классовой борьбы, сопровождаются колебаниями среди отдельных частей нашего аппарата и партийных организаций с проявлением правого уклона на практике.

«Палач снова становится главной фигурой большевистской политики, как это было во времена военного коммунизма», — пишет орган французских социалистов «Попюллер».

Одновременно Берлинская печать сообщает, что сталинское правительство распорядилось об увольнении 165 профессоров университетов и высших школ России за то, что взгляды учеников не соответствуют советской идеологии, и уволенным профессорам запрещено заниматься научной деятельностью в пределах Советского Союза.

Война в деревне все тяжелее и тяжелее отражается в городах, и даже «законопослушная» рабочая кооперация в Москве, обсудив вопрос о продовольственном положении рабочих постановила:

Продовольственные затруднения все более и более осложняются. Обесценение червонца и истекающее отсюда полуголодное существование рабочего класса заставляет Бюро московской рабочей кооперации потребовать от правительства и партии пересмотра существующей экономической политики и отмены всех принудительных мероприятий, затрудняющих крестьянству свободную реализацию своей продукции.

В ответ на это заявление рабочей кооперации подписавший его видный коммунист Халатов — руководитель государственного издательства — арестован.

Одновременно московская печать сообщает, что партийцы на местах возвращают свои билеты и отказываются от исполнения поручений правительства, связанных с ограблением крестьян, заявляя об углубившихся расхождениях с линией партии...

Но все это не останавливает «сталинское правительство» от вооруженного натиска в деревне и по всем объективным данным и сведениям, поступающим из России, страна вступает в какой-то новый период своего государственного бытия, а развивающиеся там события неизбежно приведут к катастрофе или к освобождению, причем в обоих случаях крушение сталинской власти неминуемо.

№ 16. П.Н. Милюков. Из записных книжек 1936-1937 гг. [ 457 ]

Прага. 5 декабря 1936 г.

Мой доклад о Внутреннем положении России

[Факты общеизвестные. Но толкование и отношение к ним различное и даже противоположное.]

Смотря по точке зрения.

Одни довольны. Другие недовольны, и даже среди недовольных — большая разница, смотря по тому, чем недовольны.

Но войдем глубже в разбор этих противоречий: кто доволен, кто недоволен.

1) Одни недовольны, п[отому] ч[то] разочаровались.
Андре Жид, последний из разочарованных, недаром говорит, что он будет порицать СССР как раз за то, что другие его будут хвалить; за то, что Сталин хочет свести небо на землю, зачеркнуть как раз то, за что Жид ценил русскую попытку, как единственную в истории как просвет в идеальное будущее. Сталин лишил Жида его мечты!

2) Недавно вышла книга Троцкого: La Rivolution trahic [ 458 ], где Сталин изображается «предателем революции». Точка зрения, если угодно, одинаковая с Жидом в том смысле, что речь идет об измене идеалу и незаконном компромиссе с действительностью. Если Жид — турист, схватывающий признаки, его волнующие, извне, то Троцкий — непосредственный участник, один из самых главных, оценивающий события изнутри. Оба сходятся в одном: в обвинении, что Сталин изменил революции.

[Есть еще третья точка зрения недовольных. Если Жид и Троцкий недовольны тем, что все изменилось сравнительно с первоначальными задачами революции, то эти третьи, напротив, недовольны тем, что ничего не изменилось, все осталось по-старому. Недавно эта точка зрения была выдвинута Чернавиным [ 459 ], но она разделяется всеми, кто находит, что советская власть недоступна эволюции и не только то или другое направление в революции неправильно, а неправильна вся революция, как таковая.

Сторонники этого взгляда смотрят на революцию не со стороны, а изнутри; видят ее вблизи, знают ее, не как иностранцы; но не могут отнестись к ней спокойно, не только по принципу, но и как прямые жертвы революции и ее большевистского продолжения. Вот почему они смотрят — и не хотят видеть; видят— и не хотят понимать.]

Моя точка зрения:

Я согласен и с Жидом и с Троцким, что 1) революция идет не тем путем, каким предполагалось... и 2) что в своем ходе она не неподвижна, а меняется — притом, в определенном] направлении.

Это нас возвращает к вопросу, кто доволен в России. Дифирамбами «Кому живется весело, вольготно на Руси» великому «вождю народов» полна советская печать: эти тонны печатной бумаги заливают города, распространяются и в провинцию. Знаменитое изречение Сталина: «товарищи, жизнь стала легче, жизнь стала веселее» расклеено на афишах на улицах; лозунг возвращается к Сталину в тысячах резолюций.

И вот что особенно удручило Жида: не только страна повторяет послушно последнюю передовицу «Правды»; но она не понимает, что повторяет послушно. Неведение, невозможность сравнивать, пропаганда привычная ...но факт несомненен: тезис «веселой жизни» усвоен! Смеющиеся лица.

Жид обращает внимание на ту черту, которую Ленин называл «ком-чванством», «комспесью»: самохвальство: у нас все лучше, чем у других. Этот тезис дополняется другим: все в этой стране — наше. На этом основана пропаганда совпатриотизма.

[Но есть и реальная причина довольства: перемены, которые удручают Жида, — потому что идут в эту сторону — и которые] Temps, год назад (25 сентября] 1935) охарактеризовал так: «Эти внешние перемены суть признаки глубокой трансформации, которая происходит теперь во всем СССР.

...Режим понемногу стабилизируется. Революционные привычки и нравы уступают место в советской семье и обществе чувствам и нравам, продолжающим господствовать в так называемых] капиталистических странах. Советы обуржуазиваются». Вот что раздражает и Жида, и Троцкого, которые видят и признают факт, как он есть.

Я согласен и с их доказательствами этих перемен, и с отрицательной характеристикой сложившегося положения. Исходя из прямо противоположных точек зрения с Троцким, я больше чем на 3/4 схожусь с его фактическими оценками, мне даже не надо их заимствовать у Троцкого, п[отому] ч[то] Троцкий мог все это прочитать на страницах «Последних Новостей» — изо дня в день — и из года в год. [Когда-то, исходя тоже из противоположности] их точек зрения, мы с ним сошлись в оценке общего хода русской февральской революции и роли руководившего этим ходом умеренно-социалистического центра. Во второй раз... ...] Ко всякому «достижению» — оговорка.

Отсюда, между прочим, можно понять, 1) почему именно «троцкисты» опасны Сталину и 2) почему троцкизм — направление крайне левое — обвиняется в союзе с буржуазией и даже в желании восстановить капиталистический строй.

Достаточно уже того, что ни он, ни мы не считаем того строя, который установился в России, строем социалистическим и бесклассовым, — на чем настаивает господствующая теория Сталинизма, как формулировал на днях, на съезде, в своей поверхностной и лживой в корне речи сам Сталин.

[А кто доволен современным внутренним положением в России? Недавно я защищал двойной тезис:

1) население России продолжает ненавидеть советскую власть,
2) оно не считает ее себе чуждой.

Это, в известном смысле, своя власть.]

Всякая эпоха имеет своих героев. Если эпоха начинающейся революции имела своим героем Ленина, то эпоха революции оканчивающейся имеет героем «гениального» Сталина. Его провозглашает таковым реклама — в таком размере, о котором при Ленине не могло быть и речи, не только по его личным вкусам, но и по отсутствии всемогущего полицейского и бюрократического аппарата.

Но он сам работает, чтобы создать свою дутую популярность: изолированность верхов от него не ускользнула. И он старается показать себя не полубогом, скрывающимся в облаках недоступной массе доктрины, а человеком, как все (по внешнему виду), всем понятным и доступным tette-a-tette [ 460 ], играющий в ... — «вождь народа», подающий «народу» руку... бюрократии, словом, настоящий герой спуска на тормозах.

Если это — «гений», то гений интриги, подготовляющий этот спуск.

Личная черта: были слухи, что он теперь болен, видит свой конец, и поглощен мыслью не столько о наследнике, сколько о своем наследстве.

Кто-то из высших чиновников министерства нар[одного] образования сказал Pares'y [ 461 ] (...), что Сталин сам настоял на изменении учебных программ истории и на введении, вместо отвлеченных марксистских схем Покровского [характеристик (?)], действующих в истории лиц.

Зачем? Сталин, по тому же рассказу, спрашивал: «Что сможет современный школьник сказать о Наполеоне? То, что так называется вид печенья... Это не нравилось современному «бонапарту». Отсюда реабилитация Минина и Пожарского, отсюда и возвеличение древних русских богатырей, наследником которых является богатырь современный. Место в истории, и не только в Мавзолее, должно быть уготовано Сталину, и русский школьник должен знать, что такое «богатырь» и «Наполеон».

Этот личный элемент необходимо иметь в виду при объяснении перемен, вводимых Сталиным. Личный элемент... в известной степени... к троцкистам. Он объясняет многое и в создании новой конституции.

Троцкий (и меньшевики) давно уже обвиняют его в бонапартизме (термидорианстве) .

Сталин... завидует уму Троцкого (отсюда его ненависть к человеку высшей культуры), но многое от него заимствует: программа Троцкого помогает ему в сохранении декорации социализма.

Личная характеристика Троцкого уясняет ему его личную роль, которую его растущее самолюбие и жажда властвования хочет считать «исторической».

Личность Троцкого вычеркивается в буквальном смысле из истории партии и «Музея Революции» (Pares, 62: пятно на портрете президента первого «Совета» 1905 г. на месте портрета Троцкого). Каким тогда маленьким был среди них кавказский экспроприатор Сталин, понадобившийся Ленину на темные дела; недоучившийся семинарист, не способный говорить на языке талмудистов Марксизма. Он отплатил им теперь за это тогдашнее унижение! Этот «кухмистер, который может готовить только острые блюда», по словам завещания Ленина!

[Приведем маленький реестр двух рядов правительственных распоряжений: один ряд, соответствующий] тому, что надо отменить и уничтожить; другой — чем надо заменить уничтожаемое.

Тогда мы увидим общую тенденцию перемен.]

Я, конечно, разумею не тяжелые годы 1930-1933, полные жестоких... «запретительных декретов», плоды «коллективизации» и «пятилеток».

Это были годы лишений и голода, народных волнений (забастовок) (Кавказ, Кубань) и оживления оппозиционных настроений.

С 1933 г. началось постепенное улучшение, и Зиновьев с Каменевым поспешили принести (весной 1933) свое предпоследнее покаяние.

С этих именно пор Сталин стал готовить окончательную ликвидацию ненадежных элементов в партии, а убийство Кирова (1934) дало ему и мотив преследования: террор.

Сталин никогда не отличался храбростью.

Убийство участника внутреннего] круга, из близкой среды, очень его напугало.

Свою борьбу с верхами партии, — со «старой гвардией» он решил... распространить на всю партию.

«Чистки» партии с тех пор не прекращались; они шли подряд четыре года, и только недавно разрешено было возобновить набор в ослабевшую партию.

Характерно, что когда, по традиции, местные партийцы принялись принимать новых членов пачками, как было при знаменитом «ленинском наборе», то последовал сверху сердитый окрик: принимать поодиночке, с выбором, и, очевидно, обратить внимание на «беспартийных большевиков», которые оказались более квалифицированными, чем старые, разъевшиеся на насиженных местах партийные «головотяпы»... Это должны были быть люди дела: отсюда идет подбор стахановцев, орденоносцев, знатных людей — словом, новой советской аристократии, долженствующей сменить старую.

К ним относится и «веселая жизнь».

Это — факты общеизвестные; но они не всегда получали надлежащую оценку.

Их смысл один: Сталин развязывает себе руки для крутого поворота.

Где он найдет новых сотрудников?

После партии — комсомол является самым привычным источником кандидатур.

Но именно поэтому комсомол заподозрен, как и партия.

И на Х конгрессе комсомола, в апреле 1936 г. (после пятилетнего промежутка), изменен устав комсомола (1921 г.) и дана ему новая программа: заниматься не непосредственным участием в политике, а воспитанием и образованием.

Мотивы с особой яркостью подчеркнуты в докладе руководящего оратора, очевидного отголоска партийных требований, комсомольца Косарева.

В основу утверждений Косарева надо положить тезис, что «комсомол не партия, он ею не был, он ею и не будет. У нас есть одна наша партия ВКП(б). У комсомола — иные функции, и об этом забывать никогда не следует»...

Сам Сталин критиковал неумелых «охотников строить и руководить». «Нам нужно не руководить и управлять — для этого есть другая организация — партия, а... упорно изучать науки, овладевать знаниями» и т.д.

Надо усвоить и другие «сталинские» уроки. Бросить «хулиганскую романтику»: 1) «непочтительное отношение к старшим», 2) «циничное обращение с девушками».

И еще один урок: 3) «стереть грань между рабочими, колхозниками и интеллигенцией». Отныне «выходцы из чужих классов» «будут приниматься на одинаковых правах с молодежью рабочей и колхозной».

Косарев счел нужным подчеркнуть тут, что «эта поправка (к новой программе комсомола) внесена товарищем Сталиным».

«Политикой» комсомол не должен заниматься; но обширный отдел речи Косарева посвящен «задачам молодежи 4) в обороне социалистического отечества». И здесь эти понятия своей страны, «родины, которую есть за что любить и за что защищать», «патриотизма».

[Правда, «святая национальная обязанность» защиты связывается с «интернациональной», и в военном отделе речи Косарева задача комсомола формулируется так: «Нам предстоит, под руководством Коминтерна, под гениальным водительством тов. Сталина, вместе с трудящейся молодежью всего мира, всех наций, победоносно решить задачу «кто кого» в международном масштабе. Борьба за коммунизм во всем мире — вот что нас ожидает, товарищи».]

Отсюда естественный переход к роли третьего элемента организованной силы — после партии и комсомола — Красной армии. Здесь тоже приходится отметить большие перемены — все в том же, указанном направлении. Пусть [здесь руководит?] сам основатель Красной армии, бывший военный министр Троцкий. Он вскрывает политический смысл перемен очень ярко.

Он напоминает, что декретом 12 января 1918 целью создания армии ( была поставлена «поддержка будущей социальной революции в Европе». Согласно «пролетарской доктрине» войны, разделявшейся тогда Фрунзе, Ворошиловым, Тухачевским, армия должна была продолжать традицию партизанской борьбы и не отрываться от населения, от фабрик, заводов и т.д. Троцкий был против этой «царицынской» группы единомышленников Сталина, против «пролетарской стратегии», и советовал следовать образцам капиталистических армий. В этом — был заключен компромисс: классовая пролетарская армия «без казарм», размещенная территориально, «в условиях, близких к условиям рабочего класса», без профессиональных офицеров.

В 1925 г. 74% действующей армии были организованы по этой системе милиции, и т[олько] 24% в казармах. До 1935 действующая] армия составляла 562 000.

Но тут явился Гитлер и военная опасность. Пришлось радикально перестроить армию: действующий состав доведен до 1 300 000. «Кадровые» дивизии составили 77%, и только 23% остались территориальными.

Но не одни военные соображения руководили этим переломом, а также и вопросы внутренней политики. Надо было избежать чрезмерной близости армии к народу, и приблизить ее, в известном смысле, к Кремлю. И единственной территориальной группе старого режима, казакам, был возвращен их быт. Закончилась эта перестройка (сентябрь 1935) возвращением иерархии командиров, со старыми званиями и отличиями, с пропуском только одиозного титула «генерала», от лейтенанта до маршала (...).

Так воссоздан корпус офицеров. И, по выражению Молотова, «увеличено значение правящих кадров армии». Им строят квартиры, увеличивают жалованье.

[Сравнительно с этими привилегированными группами — партийной бюрократии, учащейся молодежи и армейского командования — положение собственных народных масс подверглось меньшим переменам и не всегда к их выгоде.

Отмена карточек — важная мера в направлении отступления от военного коммунизма — отразилась очень тяжело на бюджете рабочих низов.

Введение базаров и лавочной торговли — не могло удовлетворить спроса на товары «широкого потребления», недостаточные ни по количеству, ни по качеству.

Главная мера там и здесь преследовала государственную цель: увеличение производительности труда.

Но для этого употреблены далеко не нормальные средства: не дожидаясь роста машинного производства, прибегли к интенсификации труда, к «стахановщине» в городе, в рудниках и в деревне. По теории — необходима для полной реализации социализма (не «по труду», а «по потребностям» каждого) (от каждого по силе, каждому — ), по практике — для достижения «счастливой жизни». Бесконечные выступления с рекордами, фотографии в газетах и т.д.

Это форсирование труда привело, с одной стороны, к новой социальной дифференциации верхов, гордившихся тысячными заработками, и низов, надорвавшихся в конкуренции и начавших давать пониженные цифры продукции.

Когда говорят, что в СССР «ничто не изменилось», то (помимо полицейской системы) разумеют главным образом именно положение этих масс.

«Легкая, счастливая» жизнь здесь — еще в будущем.]

С этими данными мы легче разберемся в последнем сенсационном событии: значении сталинской конституции.

Наш автор письма в «Социалистический вестник» напоминает, что и эта задача (вероятно, раньше задуманная с иной целью) должна была служить теперь тому же: «помочь в деле окончательного] устранения нас от влияния на судьбы страны».

Правда, речи и прения на VIII (и последнем) съезде советов нам мало помогут: здесь больше усилий было употреблено на сокрытие истинного значения конституции, нежели на разъяснение его.

[Не говоря уже о славословиях, составивших] какой-то масляный налет, потопивших разговоры о существе своим невыносимым хвастовством советскими] достижениями.

Наблюдение Жида над непроницаемой завесой комчванства, отделившей декорацию от действительности, подтверждается характерной чертой. Ораторы, особенно Литвинов, смело цитировали Салтыкова, не догадываясь сами и не боясь догадки слушателей, что ведь эти ссылки больно бьют и по «гениальному человеку, посылаемому Провидением» для спасения государства путем «устранения недовольных», и по самому съезду, на котором «никакого обсуждения и никаких прений не ведется». Публика смеялась и ничуть не была шокирована; она просто не догадалась, что «смеется над собою», — не догадывались и ораторы, рискнувшие на смелые цитаты.

Но не только эти смелые ссылки на «великого старика», а и серьезные речи главных ораторов — содействовали не столько выяснению, сколько затемнению истинного смысла новой конституции.]

Прежде всего, на этом съезде в этом потоке речи ни слова не было сказано, что съезд поет над собой отходную и вместе с собой хоронит всю политическую систему Советов. Троцкий в своем отдалении оказался проницательнее, заявив, что тут речь идет не более и не менее, как о «юридической ликвидации диктатуры пролетариата», о превращении «пролетарского государства» в «народное государство», под предлогом, что отныне нет более классов; «выборные демократические (местные) советы», «выбранный всеобщим голосованием двухпалатный парламент» — это же — заимствование от буржуазного Запада; название «советов» сохранено по недоразумению или для прикрытия; нет более «советов»; есть плохая «демократия»!!

[Что же сказал Сталин в своем докладе — «простом» и «ясном», «гениальном» — в своей простоте и ясности.

В основе это замечательно-ловкий отвод от существа дела! Конституция констатирует факт и не говорит о перспективах или «программах». А «факт» есть водворение социализма и уничтожение классов — и точка!

Так устранен теоретический] спор о динамике процесса.

Кто смеет сказать, что 1) социализма нет и что 2) антагонизм классов... продолжается и, в особенности, что 3) возникает (возник) уже новый привилегированный класс, не говоря уже о системе полицейской опеки!

Одна т[олько] конкретная черта не скрыта, а выдвинута: равноправие национальностей...

Скрыто здесь только соединение автономий с новым шагом к централизации.]

Гораздо конкретней и интересней речь Молотова: в ней уже прямо говорится о демократизации как цели и всеобщем избирательном] праве [тайные выборы?] как средстве.

Уже одно сравнение с другими конституциями «демократических]» государств — ставит [их?] на один уровень, теряется качественное различие, остается количественное: у нас больше!

Молотов даже намекает на возможность свободных выборов...

Это опять — та цель, которая указана Сталиным: опять — эмансипация от старой партии и обновление ее состава.

Конечно, роль партии, как руководящая, оговорена в конституции; но — раз советы превращаются в «нар[одное] государство», то партия вливается в государство.

(Сталин-секретарь становится членом президиума, частью «коллективного президента». Своей «поправкой» он предупреждает выбор президента непосредственно всем народом (по-американски); будет выбирать верховный совет — и все-таки — выберет Сталина (по-французски).

[Не удалось и Сталину скрыть, что конституция становится фикцией там, где начинается политика в собственном смысле.

Объяснение, что ни политики, ни партий вообще больше не нужно, когда нет классов, особ[енно] слабо.]

В Париже, 27 января 1937 г.

Тот же доклад переделанный

Когда вы читаете советскую прессу конца прошлого и начала этого года, у вас должно создаться впечатление, что, наконец, СССР вступил в социалистический рай и зажил «веселой, радостной» жизнью: об этом имеются строгие приказы «самого» — Сталина:

1-й приказ считать сов[етскую] жизнь «веселой и радостной» отдан давно — и повторяется] на все лады. (Мало ежедневного повторения] в газетах — все улицы расклеены, по свидетельству] Pares, афишами со знаменитым лозунгом: «Товарищи, жить стало легче, жить стало веселее».)

Другой приказ — о вступлении в социалистический] рай дан в речи на VIII съезде, приказано считать бесспорной аксиомой и из нее исходить при всех суждениях, что: в СССР окончательно водворены социализм и бесклассовое общество, и что на очереди путь от социализма к коммунизму.

Как же мы относимся к этой блестящей декорации?

Нас постоянно обвиняют с двух противоположных сторон: одни — что мы недостаточно ценим советские достижения; другие — что мы их переоцениваем.

Одни (преимущественно] новые течения «молодежи») утверждают, что Россия — вот-вот действительно перескочит в царство социализма (или чего-то близкого к нему).

Другие — что ничего не изменилось, все осталось по-старому, со времени октябр[ьского] переворота: никакой эволюции.

Нам предстоит разобраться — не только в этих эмигрантских противоречиях, но и в противоречиях, которыми полна сама советская жизнь.

Относительно] известных достижений нет сомнений: факты общеизвестные, и я не буду вас мучить цифрами.

Несомненно, что —

  1. Руками иностр[анных] специалистов построены многочисленные] фабрики с новым оборудованием (и что они теперь «осваиваются»).
  2. Трудом русск[их] спецов открыты вновь неисчерпаемые богатства недр.
  3. Возникли, в местах разработки их, в пустынях и горных ущельях, новые города, иногда с сотнями тысяч рабочих.
  4. Создана военная сила, охраняющая не только сов[етскую] власть, но и целость территории России.
  5. ...После тяжелых годов пятилетки некоторые улучшения ... СССР введен, на равноправных началах в Общество Наций, в международный] оборот.

Но — не менее известно, какими средствами, какими жертвами все это добыто:

  1. В рабство обращено громадное большинство населения страны!
  2. Экспроприированы плоды его подневольного труда.
  3. Государство превращено в громадное капиталистическое предприятие (или плантаторское?), белые рабы которого лишены самых элементарных условий человеческой свободы.
I. Это — не социализм, настаивает Троцкий, а самое большее, переходное состояние от капитализма к социализму, потому что: при социализме (по Маркову и Ленину)

    1. государство должно «отмирать» — без мандаринов и самураев, а оно не т[олько] не отмирает, но усилилось... и могущественная] бюрократия, армия;
    2. производительность труда должна достигнуть такой степени, чтобы каждый, «трудясь по способностям, получал по потребностям»; теперь [же?] получают не по потребностям], а «по труду», и сам Сталин (ноябрь 1935) только в будущем обещает, что его «социализм» «даст... более высокую производительность труда», и только теперь об этом усиленно хлопочет, добиваясь новых и новых рекордов (видно, почему).

II. Далее — это и не бесклассовое общество: напротив, при нем «социальные антагонизмы» растут и население делится на «привилегированное меньшинство», могущее жить в комфорте, и погруженное в нищету большинство. На смену уничтоженным] «классам» явились новые: магазины — «люкс», тысячные оклады и т.д.

1. В своей речи на VIII съезде Молотов связал это чувство «своего» с «главной в советском строе» чертой, выраженной в 6 статье Сталинской конституции: «Земля, недра, воды, леса, фабрики, шахты, банки, колхозы и т.д., и т.д.» — все это «является государственной собственностью, т.е. всенародным достоянием».

И он прибавил, в пояснение, злобный сарказм: «Можно даже сказать, что бывшие собственники вернулись, хотя и на особый лад, к управлению собственностью. Но теперь, участвуя через советы трудящихся в этом деле, они стали неизмеримо богаче, так как имеют отношение к управлению, — не частной, а всенародной собственностью».

2. Тот же мотив звучит в апрельской речи Косарева на съезде комсомола: «Мы любим свою родину, п[отому] ч[то] она обильна и богата своими заводами, фабриками, ж[елезными] дорогами, п[отому] ч[то] земли ее плодородны, ископаемые сокровища неисчислимы, реки, озера и моря — могучи и многоводны, — и все это принадлежит нам».

3. Своеобразный тон, приданный здесь не новому, конечно, чувству солидарности с народным достоянием, несомненно, находит широкий отклик. Вот маленький пример.

В советской печати с удовлетворением был рассказан анекдот о мальчике, которому в московском зоологическом саду очень понравился слон, и он спросил, кому он принадлежит. Ему ответили: «Государству». Мальчик подумал и заметил: «Значит, он немножко принадлежит и мне». [Троцкий может критиковать софизм, на котором построено заключение мальчика, и доказывать, что «народная собственность» не только не тождественна с «государственной», но может быть и противоположна ей.

Но этой тонкости масса не разбирает: ей втолковали, что государство есть государство народа, а народ — это она — масса!

Правда, на ее теле сидит бюрократия, но и это — люди свои, еще не успевшие сложиться в новый привилегированный класс. Каждый из массы может надеяться, при удаче, перебраться в эту категорию, иметь лучшие квартиру, стол, граммофон, и даже автомобиль! Доказательство налицо: стахановцы. Их могут ненавидеть, как опасных выскочек; ...но для того, чтобы возненавидеть создавшую их власть, нужно более сложное рассуждение...: не в первый раз в истории ненавидят ширму, а не то, что стоит за нею.]

[Конечно, все это — громадная декорация, и за нею стоит обратная сторона медали: народная нищета, фискальный пресс, всемогущая система шпионства и произвола местной власти, — ее видят и иностранцы, более осведомленные, чем Жид.]

Как относится к власти вся эта масса, стоящая вне привилегированных и далекая от власти?

Наблюдения «дипломата»... [?]

Масса эта слишком утомлена, слишком убеждена в своем бессилии, чтобы ненавидеть активно. Даже террористические] акты ее не забирают за живое: она только ждет и произносит: «Ого».

С этим совершенно сходны наблюдения другого разочаровавшегося. Он тоже поставил себе недоуменный вопрос: «Счастливы ли они? Свободны ли они?» — И нашел объективный ответ в своей поездке по СССР.

Об «инертности масс» свидетельствуют и сообщения осведомленного корреспондента «Социалистического вестника» (28 окт[ября] № 20): «Широкие массы заняты сейчас гл[авным] обр[азом] своим повседневным трудом, притом в последнее время сильно интенсифицированным, — и лишь очень медленно «отходят» от утомления долгих лет лишений... Процесс и расстрел Зиновьева, Каменева и товарищей лишь поверхностно скользнул по сознанию масс даже городских рабочих. То ли уже очень чужды были им много раз каявшиеся и растерявшие свои идеи 16 оппозиционеров, то ли притупился интерес к борьбе среди головки ВКП и сказалась «привычка» к расстрелам... быть может, никогда еще не было такого резкого разрыва между настроениями широких масс населения и относительно узкого слоя правящих и привилегированных».

Мы теперь обозрели настроения недовольных, довольных и равнодушных. Это та среда, среди которой приходится действовать советской «верхушке» во главе со Сталиным. События после 1933-1934 гг. показывают, что тут отчасти происходит, отчасти готовится большой поворот. Прежде чем перейти к его симптомам... [?] личный элемент Сталина.

Но, конечно, не только же личным коэффициентом объясняются Сталинские перемены. Тут есть система. Эту систему (которую мы и раньше начинали угадывать) выясняет письмо «старого большевика» — человека, видимо, очень близкого к верхушке — в «Социалистическом вестнике» 17 января 1937 (...)

1 декабря 1934 ближайший сотрудник Сталина Киров был убит малоприятным членом партии Николаевым. Рука немцев — таково было первое предположение. Сталин сразу заподозрил другое, сам приехал в ..., лично присутствовал при допросах и дал тон следствию. Обнаружена служба Николаева в ГПУ; найден его дневник... жалобы на внутрипартийный бюрократизм, заменивший прежние товарищеские отношения; чтение мемуаров с. р. и нар[одной] воли навело на мысль — пожертвовать собой, убив кого-нибудь из крупных представителей партии. «Меня будут поминать рядом с Желябовым и Балмашовым».

Ясно: «соучастников не было». Но «подстрекатели» могли быть среди оппозиционеров, «идейно не разоружившихся». Важнее, что ленинградское отделение НКВД знало о настроениях Николаева — и подпустило его близко к Кирову.

Второй Богров?

Нет. Оказалось, «попустительствовал» бывшим оппозиционерам сам Киров — «либерал».

Сталин выжидал. По дому шагал из угла в угол, запершись в кабинете: вокруг абсолютная тишина: обдумывает новую линию.

Единственное видение «в эти месяцы» — Горького. «Необходимо примирить совет[скую] власть с беспартийной интеллигенцией, а для этого (по мысли Кирова) добиться предварительно «замирения» внутри партии. «Теперь все признают гениальность основной линии Сталина»: великодушие к противникам т[олько] поднимает его моральный авторитет. В самом деле, в 1934 г. Сталин «как-то обмяк»; встречи с писателями, артистами, художниками. Возвращение к политическому] делу Бухарина, встреча с Каменевым (по почину Горького), объяснение в любви и прощение... «поверил Каменеву» в последний раз на «честное слово» не заниматься оппозицией... на XVII партсъезде Каменев мотивирует необходимость диктатуры личной: «вождя с интуицией» (но речь построена двусмысленно).

Но старый штаб против примирения (Каганович и Ежов).

Убийство Кирова развязало им руки.

Искусный Агранов сочинил картину заговора, выдав за него приятельские беседы в ленинградском кружке ИСТПАРТА и втянув туда Николаева с Каменевым и Зиновьевым.

В Политбюро большинство при обсуждении доклада было против перемен курса, намеченного в пленуме ЦК (реформы экономические и новая конституция). Сталин согласился, но с тем, чтобы вновь проверить зиновьевцев и каменевцев.

Дело пошло, как по маслу. Состоялся первый процесс, прошедший малозамеченным. Подсудимые отрицали взведенные на них обвинения.

Второй процесс против Каменева и Зиновьева шел иначе. От подсудимых потребовали признания, «политического принесения себя в жертву» признания ответственности за террористические] выступления.

Сталин — после новых объяснений с Каменевым... заявил, что теперь уже не верит в его оправдания и покаяние.

Но не все каялись; процесс прошел закрытым. Сталин сам предложил не применять смертной казни, к которой еще не были подготовлены. Зато началась чистка. Ежов стал на место Кирова, озлобл[енный] противник старых революционеров-интеллигентов.

I. Именно между убийством Кирова и вторым процессом Каменева Сталин принял свое решение. В основе его «сводки... что действительно настроение подавляющего большинства старых партийных деятелей является резко враждебным к нему, Сталину». «Партия не примирилась с его личной диктатурой... что отрицательное отношение не уменьшается, а растет, и что огромное большинство тех, кто сейчас так распинается в своей ему преданности, завтра, при первой перемене политической обстановки, ему изменят».

II. Результаты сказались:

  1. Закрытие Общества старых каторжан ...издания которых питали террористический] пафос Николаева («меня будут помнить с Балмашовым и Желябовым»).
  2. Закрытие Общества старых большевиков («фрондирующих стариков», не понимающих «требований времени») [ 462 ].
  3. Ликвидация «Комакадемии», где окопались «теоретики».
  4. Чистка редакторского состава прессы.
  5. 2-й процесс Каменева («заговор» на жизнь Сталина), где было «зерно истины», хотя Кам[енев] не имел к толкам о повторении в Кремле того, что удалось в Смольном, никакого отношения.
  6. Удаление Личного друга Сталина Енукидзе (за помощь осужденным и их семьям) на Кавказ.
  7. «Первое предостережение» Горькому, который был против поворота политики. Сталин перестал ходить к нему, не отвечал на телефоны...

А для публики начало 1935 г. оставалось эрой «советской весны»: примирение с беспартийной интеллигенцией осталось выполненной частью плана: этого же давно хотел Сталин.

Но примирение с оппозиционерами заменено их истреблением.

III. А будущие жертвы «наивно» продолжали славословить мудрость Сталина и популяризировать «счастливую» жизнь: говорили об «огромной перемене» в направлении «пролетарского гуманизма»!

«Как наивны мы все были в этих наших надеждах! Оглядываясь назад, сейчас даже трудно понять, как мы могли не замечать симптомов, свидетельствовавших о том, что мы движемся совсем в другом направлении... что развитие идет не к установлению замирания внутри партии, а к... периоду физического уничтожения всех тех, что по своему партийному прошлому может стать противником Сталина, кандидатом в его наследники у кормила власти».

IV. Автор идет даже дальше и ищет объяснения (и оправдания) этого — в «самих основах психологии старых большевиков [?] революционеров, непримиримых протестантов. Хотим мы этого или не хотим, наш ум работает в направлении критики всего существующего, мы всюду ищем прежде всего... Короче — мы все — не строители, а критики-разрушители.

В прошлом это было хорошо, теперь... безнадежно плохо.

С таким человеческим материалом скептиков и критиканов — ничего прочного построить нельзя, а нам теперь особенно важно думать о прочности постройки советского] общества, так как мы идем навстречу большим потрясениям, связанным с неминуемо нам предстоящей войной».

Вот пассаж, который так и просится в обвинительный акт Вышинского! И вывод: «Надо как можно скорее снять их с постов, создать новый правящий слой»...

Это как раз то, чем теперь всего больше занят Сталин.

№ 17. Протокол заседания масонской группы «Лицом к России» [ 463 ]

24 июня 1938 г.

Присутствовали: Братья Н.Д. Авксентьев, П.А. Бобринский. П.А. Бурышкин, М.П. Кивельович, И.А. Кривошеий, М.А. Кролль, Б.П. Магидович и П.Н. Переверзев.

Прислали извинения: А.С. Альперин, В.Л. Вяземский, Б.Ю. Прегель, В.Е. Татаринов, М.М. Тер-Погосян и Н.В. Тесленко.

Председательствовал Н.Д. Авксентьев. Секратерем избран П.Н. Переверзев.

Постановлено на будущее время избирать из присутствующих братьев секретаря для составления протокола заседания. Остальные функции секретарства возложить на брата Б.П. Магидовича.

Обсуждались предложения кандидатов в члены группы. Были названы Фундаминский, Грюнвальдт, Шефтель, Раппопорт, Гвоздинович и Рысс.

По обсуждению названных кандидатур постановлено: отложить окончательное суждение о кандидатурах Фундаминского, Грюнвальдта, Раппопорта и Рысса. Поручить брату Переверзеву переговорить с братом Шефтелем о вступлении его в группу, принять брата Гвоздиновича.

Авксентьев. Заявляет, что в прошлом заседании не было назначено никакого доклада, и предлагает открыть собеседование по интересующим братьев вопросам.

Бурышкин. Ссылаясь на последние статьи газеты «Возрождение», говорит, что в среде эмиграции создается настроение гражданской войны, все яснее слышится угроза перебить всех большевиков и соглашателей. Явно, что что-то новое совершается в эмигрантской среде. События льют воду на мельницу «Возрождения». На днях было освящение памятника Николаю II в церкви на рю Дарю в формах, которые не могли иметь место три года тому назад. Характерна также статья «Возрождение» о Коковцове, поместившем в «Последних Новостях» некролог о Своем старом сослуживце. Статья оскорбительного характера и озаглавлена «Наконец определился». Можно ли сказать, что все эти явления не имеют серьезного значения, что все это — чепуха.

Авксентьев. Я ни в какой степени не отрицаю приведенных фактов, но я полагаю, что все эти наши эмигрантские силы в сравнении с тем, что может произойти в России — кантитэ нэглижабль. Я не уверен, что свержение большевизма произойдет по линии демократии. Могут быть линии совершенно неожиданные, такие, что и диктатура большевиков покажется мягкой. Но все это ненадолго. Однако, что бы ни случилось, наши «Семеновы» не будут играть никакой роли, в России найдутся свои Платоны и быстрые разумом Невтоны. Демократическая часть эмиграции, по моему мнению, тоже представляет из себя кантитэ нэглижабль. Теперь не будет того, что было в 1917 г., когда мы, эмигранты, приехали в Россию и сразу попали в верх. Там теперь хорошо знают, что им надо, и учителей из-за границы не ждут. Тогда эмиграция сыграла громадную роль. Теперь этого не будет. Семеновские штучки меня ни в какой мере не страшат. Семеновы — трупы и даже здесь ничего сделать не смогут.

Кривошеий. Если это так, то нам, значит, не стоит заниматься вопросами русской политики. Раз мы туда даже не поедем, то невольно напрашивается вывод: «не теряйте, кума, силы...»

Авксентьев. Если я один останусь на земле, чтобы отстаивать то, что я считаю святым, я буду делать это в надежде, что где-то и когда-то это найдет отклик. Мы приедем в Россию и будем насаждать там масонскую большую правду. Это принесет свои плоды, и мы во всяком случае будем это делать. Я говорил о большой политической работе. Ленин явился и взял власть, определил общегосударственную жизнь России, как до него это делали другие эмигранты. Теперь ничего подобного ни эмигрантам вообще, ни Семенову в частности сделать не удастся. Конечно, находясь в эмиграции, надо бороться с Семеновыми. Если мы вырвем от них 10-20 душ, то благо нам, но из них никакой гражданской войны в России произойти не может. Здесь же борьба с ними необходима.

Бурышкин. Я не далек по мысли от Вас, но 2 года тому назад я был бы в большей степени солидарен с Вами. Эмиграция если и сыграет какую-нибудь роль, то единичными лицами, а не группами. Когда я с Вами работал в России, мне было все равно, эмигрант вы или нет. Вы были человеком определенных направлений, теперь же у нас вообще нет ничего положительного. В моих взглядах за эти два года произошло много изменений. Я прочитал много книг, занимался пристально вопросом об отношениях Германии к России. Выводы у меня получились совсем необычайные. В Хитлеровской Мэйн Кампф говорится об акции на Россию, о войне на Дальнем Востоке. Идея эта мне не ясна. В плоскости этой идеи действует сейчас Туркул, Солоневич, Меллер-Закомельский, они втягивают в эту компанию русскую эмиграцию в Германии. Много эмигрантов из Франции, несомненно под влиянием этой пропаганды, уехало в Германию. Среди нас действуют элементы, которые вводят нас в борьбу, и это уже не белые мечты, это реальное задание. Я могу, если наша группа интересуется, представить доклад о германской проблеме в России. Почему национал-социалистическая Германия, отрицающая все, что сейчас происходит в России, отстаивает идею национальности. Нет ли тут стремления обеспечить за собой путь к русской нефти. Это один из моих выводов, но есть и другие. Политика Рапалло продолжается. От этого становится страшно. Нужно, чтобы мы открыли на это глаза французам. Нужно сказать им, что в сущности русским эмигрантам во Франции открыта германская граница. Это уже мобилизация. «Возрождению», правда, грош цена, но в его выступлениях горит отблеск грозных событий. Вот, напр., чествование Вел. Кн. Киры Кирилловны по поводу ее свадьбы. Когда несколько лет тому назад ее сестра выходила замуж, такой помпы не было и не могло быть. Надо помнить, что на четвертый день борьбы со стороны большевиков стали стрелять немецкие военнопленные.

Кролль. Я не удивился бы, если бы узнал, что немцы выдвинули бы

Туркула или Солоневича на амплуа генерала Франко для России и устроили там то, что они сделали в Испании. Это, конечно, послужило бы началом мировой войны. ...Против этого мы ничего сделать не можем, но мы все-таки должны принимать меры борьбы против растлевающего влияния национал-социализма, должны действовать на тех, среди которых Солоневич ведет свою пропаганду.

Бобринский. Вопрос брату Бурышкину, есть ли уже теперь германская акция в России?

Бурышкин. Есть.

Бобринский. Солоневич представляется мне в политическом отношении фигурой неясной. Бухарин и расстрелянные Сталиным генералы состояли в каких-то отношениях с Германским Генеральным Штабом. Из всей политики Сталина ясна его привычка после поражения своих противников идти по избранному ими пути.

Авксентьев. Бобринский, Бурышкин и Кивельович говорят о слухах, согласно которым Тухачевский состоял в близких сношениях с Германским Ген. Штабом.

Авксентьев. Предлагает брату Бурышкину прочитать в июле доклад о германской проблеме в России.

Бурышкин. Согласен, но будет ли достаточно слушателей в июле?

Кролль. Просит отложить доклад на сентябрь.

Магидович. Этот вопрос очень большой, для освещения его потребуется не одно заседание. Надо подготовить пропаганду против немцев. Нам, масонам, придется неминуемо встретиться с германскими влияниями. Сколько бы ни пришло братьев на июльское собрание, необходимо выслушать доклад брата Бурышкина в июле.

После обсуждения этого вопроса брат Авксентьев объявляет, что заседание для выслушивания доклада брата Бурышкина назначается на 19 июля на Иветт в 9 ч. вечера.

Собрание закрыто в 11 часов 45 мин. вечера.
Председатель (б. п.)
Секретарь (подпись Переверзева).

№ 18. Из книги А.И. Деникина «Мировые события и русский вопрос» [ 464 ]

1939 г.

<...> Сам по себе франко-советский союз, являющийся прямой поддержкой советской власти, не может не вызывать в русской национальной эмиграции отрицательного отношения. А те привходящие обстоятельства, которые сопровождают этот альянс, усугубляют душевную горечь в большей еще степени... Я не буду останавливаться на мытарствах русской эмиграции — на борьбе за право труда, бесправных высылках, безнаказанных для советов похищениях. Напомню только об уроне, наносимом России.

Прискорбно было слышать, как восторгался «делом своих рук» Эррио. Как б. министр ин. дел Поль Бонкур отмечал «счастливое событие» французского альянса с советами, которые-де «организуют свою внутреннюю революцию, но одновременно охраняют внешний мир». Как нынешний министр Поль Рено, ратуя за советы, заявляет:

— Лично я согласен быть преданным в тех условиях, как это было в прошлый раз. Потому что, если мы были преданы в Брест-Литовске, то ведь зато русская армия в 1914 г. оттянула с западного фронта 12 арм. корпусов...

Что это такое?! Самоотвержение на полях Восточной Пруссии и Волыни и... Брест-Литовск. Русская армия и... большевики. Жертва и... предательство.

С какою страстностью Блюм отстаивал участие в правительственной работе французской коммунистической партии — филиала советской Москвы...

Такое неумеренное советофильство начинает, однако, проходить. Оно поддерживается лишь социалистически-коммунистическим сектором. Народные настроения резко меняются. Но, наряду с этим, имеет место другое явление, чреватое последствиями и для Национальной России, и для Франции...

Мы слышали давно уже откровенные речи Тетенже:

— Мы не имеем право требовать, чтобы немецкий народ был лишен всякого рода экспансии. Раз эта экспансия не направлена в нашу сторону, нам не приходится смотреть на нее отрицательно.

Не раз и Фланден еще более определенно развивал идею мира с Германией... за счет России. В последнее время, в связи с хлынувшей во французскую печать дезинформацией по поводу «Великой Украины», носящей явную марку «Made in Germany», усилились тенденции предоставления Германии «свободных рук на Востоке». Мнения опять резко разделились. Наряду с ясным сознанием, что «гегемония Гитлера в Европе означает смерть Франции», высказываемым одной частью прессы, другая относится с безразличием или со злорадством к судьбам России, полагая, что «гитлеровская экспансия ко Франции не относится» и что «французский солдат должен защищать только французскую империю»... Для подобных умозаключений весьма характерна статья Марселя Деа, в которой он говорит: «Надо, чтобы немцы видели свою главную задачу в экономической и демографической экспансии на Восток и чтобы у них не было надобности терять время на второстепенный для них средиземноморский эпизод». У многих таких приверженцев теории «умывания рук» сквозит надежда, что «Гитлер сломит себе шею на Востоке»...

Итак, долой сентименты! Долой все эти «устаревшие предрассудки, вроде боевого братства, каких-то нравственных обязательств за старое добро! Они, эти «предрассудки», похоронены давно — на полях Восточной Пруссии и Волыни, в русских братских могилах. Только реальные ценности имеют значение на современной политической бирже. Хорошо, будем реалистами. И в качестве таковых оценим две возможности. 1) «Дранг нах Остен» удался. Русский хлеб, уголь и проч. чрезвычайно усилили экономическую и военную мощь Германии. Устроив свои дела на Востоке, не повернет ли Гитлер своих штыков на Запад? И чем это обстоятельство грозит Франции? 2) Гитлер «сломил себе шею на Востоке». Германия бросает самоубийственную политику, враждебную России. Встает Национальная Россия. Неизвестно, с кем тогда пойдет пресловутая и столь непонятная Западу «ame slave»: с поверженным, но образумившимся бывшим врагом, или с теми, кто отвернулся от нее в дни великого ее несчастья...

Подобного рода явления вызывают в русской эмиграции понятное чувство горечи. Они питают пораженческие настроения, они подогревают в части ее прогитлеровские симпатии и нереальные надежды, облегчая немецкой пропаганде лживыми посулами уловлять души заблудившихся русских людей и денежными подачками покупать немногих — потерявших совесть. Невзирая на то, что в конечном счете шансы русского дела и положение эмиграции — о чем я буду говорить дальше — много хуже в Германии и особенно в районах японской оккупации, где русский элемент томится в тяжелом плену.

А между тем, в силу геополитических и экономических условий, как в период, предшествовавший мировой войне, так и ныне, единение Франции с Национальной Россией является проблемой жизненной, естественной и обоюдно-необходимой. Самое буйное воображение не могло бы обнаружить каких-либо захватных стремлений друг против друга. Ни в какой области, ни в одной точке земного шара нет между ними противоречий, которые не могли бы быть разрешимы. Обеим сторонам одинаково опасны и пан-германизм, и японская экспансия... Тем не менее, за последние 18 лет французская политика, поставила ставку сначала на Польшу, которая, якобы, должна была заменить ей Россию, потом, под влиянием усиления Германии и польских сюрпризов, связалась с СССР... Без политического предвидения, без оглядки на завтрашний день, она скинула вовсе со счетов Национальную Россию, не позаботившись даже, из чувства простой предосторожности, о некоторой перестраховке за ее счет...

Французское общественное мнение в отношении русского вопроса — в полном разброде. В последнее время, однако, наряду с существовавшим «Обществом друзей советской России», возникло «Общество друзей Национальной России», под председательством сенатора Лемери, состоящее из видных деятелей, но не причастных к нынешней власти. Общество это издает литературу, в которой изображается истинный лик советской власти, проводится резкая грань между СССР и Россией и предостерегается Франция от чрезмерной дружбы с советами, «несущей войну и революцию». В добрый час!

Вот область, в которой нужна большая и упорная русская работа. Между тем, наши слишком эмоциональные политики — на одном фланге скользят к пробольшевистской политике б. «Народного фронта», на другом уходят в сторону, решая:

— Докатятся!

Но ведь если бы действительно «докатились», то это было бы торжеством коммунизма.

Реальная политика и национальные интересы России требуют иного подхода: борьба за русское дело, борьба с непониманием русской смуты, с ложью большевистской и пробольшевистской — опутывающей своими сетями непонимающих и соблазняющей материально слишком хорошо понимающих. Борьбы — возможной во Франции, благодаря действительной свободе слова, и небезнадежной — в атмосфере резко меняющегося настроения народа, столь ярко выраженного в разрыве правящей партии с коммунистами.

Что касается Англии, она не имеет никакой политики в Русском вопросе или, если хотите, имеет весьма определенную — выжидательную. Отнюдь не связываясь с СССР долгосрочными экономическими обязательствами или формальными политическими блоками, она старается охладить неумеренное сближение своей союзницы Франции с советами, однако, не препятствует ему в принципе. Англия поддерживает корректные отношения с советской властью и внешне не принимает участия в борьбе против нее. Хотя нет никакого сомнения, что втайне Интеллиженс-Сервис участвует во внутрисоветской склоке, в целях не интегральной борьбы против советов, а исполнения ее в английских интересах. Вообще, участие иностранных разведок в информации и дезинформации советского правительства играет большую роль. В последних советских процессах «маршалов» и «21-го», на крови казненных сводили между собой весьма сложные счеты враждебные друг другу разведывательные немецкие органы Гестапо и Вермахта... Точно так же, как японская разведка сыграла большую роль в судьбе Блюхера.

Вообще же, сущность внешней политики Англии, принадлежащей к числу держав «вполне удовлетворенных» и поэтому действительно желающих мира, заключается, с одной стороны, в выигрыше времени — в расчете на усиление своей военной мощи и на возможные внутренние пертурбации в стане противников. И с другой стороны — в привлечении в свою орбиту возможно большего числа «попутчиков». В числе их до последнего времени не числился СССР. Но сейчас и ему придается некоторое значение, по крайней мере оппозицией, если не как силе, содействующей «блоку», то противодействующей оси...

Такого рода настроения, к сожалению, обнаружились и у людей, видевших ранее ясные грани между СССР и Россией, между советской властью и русским народом и знавших цену большевистскому миротворчеству. Так, проф. Бернард Перс, посетивший СССР в 36 году, уверовал в благоприятную эволюцию советского режима, в советский национализм и в отказ советов от разжигания мировой революции... Такую же ошибку делает в своих заявлениях и сэр Уинстон Черчилль, в частности, в Манчестере и в Париже, поддерживая французское советофильство и признавая СССР — фактором мира...

Коммунизм и мир!

Какая-то необъяснимая психологическая аберрация. Советские правители устами Сталина, Димитрова, всех «Известий» и «Правд» прямо, открыто заявляют о разрушительных целях мирового пролетариата — они миротворцы... Советские дипломаты, провокаторы и состоящие на московском жаловании иностранные коммунистические партии, ставшие вдруг из «принципиальных пацифистов» неистовыми милитаристами, — это тоже миротворцы... В международных отношениях исчезло доверие к договорам; обязательств не исполняют и долгов не платят и диктатуры, и демократии; ведь вот по военным долгам Америке расплачивается честно одна... Финляндия... Откуда же берется доверие к советским фальшивкам, на которых базируются политические и стратегические комбинации?! Ведь всякий, хоть несколько знакомый с психологией советских заправил, — бывших и будущих «растленных псов», должен знать, что у них такие понятия, как честь, совесть, данное слово, всегда были только буржуазными предрассудками. Что СССР, в случае европейского столкновения, или не выступит вовсе, предав своих друзей и союзников, или выступит на той стороне, где это окажется более выгодным для советской власти. И используя при этом вовсю чужие смуты, поражения, истощение — и врагов, и друзей.

Много было споров по поводу поведения СССР в дни чехословацкого кризиса. Спор — вполне метафизический. Пробольшевики говорят, что СССР «выполнил бы свои обязательства»... Откуда такая уверенность? Что советская дипломатия и коммунистические партии Франции и Чехословакии всеми силами толкали их на войну — это правда. Тем большее преступление. Ибо условность всех советских заявлений свидетельствует, что сами большевики воевать не могли и не хотели. Не могли, прежде всего потому, что этому препятствует геополитическое положение СССР. Для удара по Германии существуют три пути: 1) через Балтийские лимитрофы — в тисках между морем, которым не владеет советский флот, и враждебной Польшей. Путь — безумный, а театр — слишком удаленный от центральной Европы; 2) через Польшу, на Львов — что ни при каких условиях не было бы допущено; 3) через Румынию, по Буковине, на что не соглашалась Румыния, да к тому же направление это находится под ударом Польши и лишено соответствующих железнодорожных путей. Даже перелет через эти страны воздушного красного флота мог создать casus belli. Но советы воевать и не хотели: разгром командного состава слишком обессилил Красную армию и флот, а перспектива общей мобилизации, т.е. вооружения народа, слишком опасна для режима.

И вот, имея такое чудесное «алиби», зная о недостаточной готовности Франции и ее нежелании воевать, советское правительство могло себе позволить преступный блеф воинственных заявлений и «благородный» жест по адресу Чехословакии.

Что может дать такой союзник Франции и такой «попутчик» Англии?!

Касаясь настроений английской общественности, я хочу отметить ряд недоумений частных эпизодов.

После окончания гражданской войны в Англии орудовало сообщество, занимавшееся в широких размерах скупкой за бесценок земель, оставшихся в сов. России и принадлежавших раньше помещикам, ныне эмигрантам. Эмигранты немножко подкормились, дельцы нажились, а держатели бумаг общества, как и надо было ожидать, прогорели. До сих пор идет таким же порядком скупка английскими компаниями нефтеносных русских земель у прежних владельцев в наивной надежде, что будущая российская власть признает эти сделки. Это — откровенная спекулятивная игра на русском разорении. Но была игра пошире и посложнее... Я разумею памятную всем деятельность компании Скоропадский — Коростовец — Тафнел, собиравшей деньги на «гетманское движение», причем жертвователям были обещаны «особые экономические привилегии» на Украине, когда она будет отторгнута от России. Это уже игра на расчленение России. Сейчас Скоропадский и Коростовец обещают концессии немцам, а последний, вместо английского «Инвестигатора», пишет в немецком «Цейтшрифт фюр Геополити». Причем, сообразно вкусам своих хлебодателей, проповедует там, что: «Россия — государство континентальное, которое по методам и идеям является противоположностью (другого) государства — колониального». В России, мол, «не было места татарам, украинцам, грузинам, калмыкам», колониальное же государство, «расширяя свое владычество через торговлю и превращая подпавшие под его влияние территории в колонии и доминионы, признает национальные права за их обитателями ».

Готовый базис для нового немецкого «Дранга» и интронизации Скоропадского на манер тунисского бея.

Украинская пропаганда в самой Англии не прекратилась. Образчиком ее может служить журнал «Contemporary Russia» («Современная Россия»), в последнем номере которого — несколько статей посвящены апологии самостоятельности Украины и украинцев, переживших якобы «несколько веков угнетения». Есть в ней также пропаганда «Карпатской Украины» и удивительные по невежеству суждения бывшего русского генерала генерального штаба фон Валя о России и ее судьбах. Фон Валь считает российский национализм понятием «нереальным», а Россию — искусственной постройкой «путем бессердечного угнетения национальных чувств народов» . Даже слово русские он заменяет полупрезрительным — московиты и обвиняет этих «московитов» в том, что они украли от Украины само имя — Русь... Московиты одни прияли всецело большевизм и угнетают им другие народности. С падением монархии 144 народа России перестали считать себя россиянами и, «испытав гнет царей и иго коммунизма», никогда не подчинятся вновь России.

Так просвещает англичан российский ренегат. К удивлению своему, я нашел в таком журнале статьи генерала Головина и инженера Макшеева...

Наряду с «Украинской конторой», в Лондоне основан институт «Джорджика» (от слова «Джорджия» — по-английски Грузия), политическими руководителями которого состоят ученые-кавказоведы и бывшие возглавители английской оккупации Закавказья в годы гражданской войны на Юге. Эта организация проводит план «помощи СССР», в случае нападения на нее Германии и Японии, обусловленный следующими требованиями: 1) независимость Грузии и Армении; 2) присоединение Азербайджана к Персии на автономных началах и под контролем... Лиги Наций. Итальянская газета «Корриере дипломатика э консуларе», приводя эти данные, заключает: «Таким путем Англия, не компрометируя себя, достигла бы двойного результата — создания постоянного антагонизма между Персией и Турцией, устраняя опасность турецко-афгано-иранского соглашения, и, вместе с тем, гарантии своих нефтяных интересов. Ибо фирма Шелль не только не отказалась от своих концессий на Кавказе, но продолжает приобретать частные промысла, аннулированные советами».

Газета прибавляет, что и «русский военный специалист, ген. Головин, чьи английские симпатии общеизвестны, уже поднимал вопрос о передаче Азербайджана Персии... Действительно, в своей книжке «К чему идет Великобритания» ген. Головин пишет:

В отталкивании от Москвы окраин... «складывается чрезвычайно благоприятная в стратегическом отношении обстановка для наступления Великобритании не только в Персию, но и в Закавказье. Здесь она легко сможет... образовать малые государства, которые для защиты полученной ими самостоятельности будут заинтересованы оставаться в орбите политики Великобритании...»

Такими независимыми государствами — по Головину — могут быть сделаны Грузия и Азербайджан, с бакинской нефтью, Закаспий и Туркестан...

«Может быть, Великобритания, с целью задобрить шахское правительство, присоединит русский Азербайджан к Персии. Помогая осуществлению чаяния персидских патриотов за счет разваливаемой России, великобританское правительство приобретет в них горячих сторонников»...

Ген. Головин высказывает опасение, что «все вышесказанное может навести русских читателей на печальные мысли, и они могут стать весьма склонными к старому русскому англофобству»...И протестует: Отнюдь! Во-первых, «естественно, что Великобритания принимает все зависящие от нее меры, чтобы ликвидировать угрозу... революции в Индии, поддержанную красными войсками»; во-вторых, «национальный эгоцентризм существует у всех здоровых и сильных народов»; и в-третьих, «подобно тому, как инженеры-гидравлики стремятся использовать стихийную силу воды, организуя ее», так и британские политики используют развал России...

Только и всего. А вообще, «Великобритания, которая в своей дальнейшей борьбе с большевиками будет идти по пути создания на территории СССР новых государственных новообразований, не будет делать из этого какой-либо «Русофобии».

Покорно благодарим!

В этом поучении англичанам и нам все оценено: и грузинский национализм, и английский «здоровый» эгоцентризм, и персидский патриотизм. Только русского нет — ни эгоцентризма, ни патриотизма.

Получается какой-то своеобразный — если не организационно, то психологически — эмигрантский Пораженческий интернационал народностей России. Русский сектор его допускает нашествие на Россию любых ее врагов. Украинский, во всех его разновидностях, заявляет, что «не може быти ниякой згоди с пивничним ворогом-москалем»... и служит попеременно то полякам, то немцам... Грузинский и прочие, объединенные в конкубинате, именуемом «Лига Прометей», заявляют, что они «ведут всеми средствами борьбу против всякой России, какая бы она ни была», и считают своими союзниками «все те силы, которые стремятся к уничтожению московской империи»...

Оторванные от своих народов, закоренелые в шовинизме, они стремятся всеми силами впрячь их в чужое ярмо вместо сожительства под будущей свободной всероссийской крышей.

Особой точки зрения держатся армяне, в своем оппортунизме исходя исключительно из угрозы физического истребления турками. «Пока Турция не на стороне Германии и Японии, — говорит эмигрантская газета дашнаков, — мы должны продолжать идейную борьбу с советским правительством... Но если Турция очутится на стороне этих держав, в этом случае жизненные интересы армянского народа потребуют от нас отказа от всякой оппозиции советскому правительству»...

Итак, в некоторых кругах Англии идет игра на расчленение России — игра партизанская, по-видимому без правительственной поддержки. Нефть вообще вещество легко воспламеняющееся и воспламеняющее мировые пожары. Нефтяные партизаны и «гидравлики» не хотят понять одного: как можно лишить великую империю жизненного источника ее хозяйственного благосостояния, без величайших потрясений, без бесконечных войн, в огне которых могут загореться и сгореть не только бакинские источники, но и фонтаны Ирана, Ирака и проч.

Все подобные эпизоды не могут не вызвать в русских людях возмущение. Точно так же, как то, например, обстоятельство, что в течение ряда лет «опекуном» русской эмиграции состоял англичанин, майор Джонсон, нам враждебный и имевший тенденцию к репатриации, т.е. к передаче нас в руки ГПУ...

Конечно, Тафтед, «Джорджика», Джонсон — это еще не Англия. Но все же чрезвычайно печально, что, наряду с такого рода «ставками», мы не видим деятельного течения в пользу восстановления Национальной России. В Англии существует «Общество культурной связи между народами Британского содружества и СССР», издающее богато пробольшевистский орган «Жизнь и работа в СССР», но нет аналогичного общества поддержки Национальной России...

Между тем, для водворения столь желанного Англии мира и равновесия, восстановление России неизмеримо существеннее, чем воронежские поля или мифические украинские или бакинские концессии. И если отбросить созданный Биконсфильдом и возрожденный Ллойд Джорджем миф «похода на Индию», как безрассудный и непосильный для России... Если отбросить стремление к бакинской нефти, как безрассудное и непосильное для Англии... Если восстановить тот раздел сфер влияния в отношении среднеазиатских путей и рынков, который с успехом был проведен Извольским и Грэем в 1907 году... Если, наконец, учесть, что пангерманизм, как и паназиатское движение, одинаково угрожают и России, и Англии, — то сотрудничество Британской империи и Национальной России представляется жизненным и обоюдонеобходимым.

Скажут — «рано об этом говорить»... Нет, не рано: политика «сегодняшнего дня», без предвидения и учета ближайшего будущего, ничего не стоит, а народные настроения, двигающие политику, не создаются вдруг. Скажут — «нет еще Национальной России»... Но потому-то и нужно помочь ей встать.

Вот еще область, в которой для русской национальной эмиграции — непочатый угол большой и плодотворной работы.

В отношении Гитлеровской Германии эмоциональность политики известных кругов русской эмиграции достигает наибольших пределов, в особенности в эти последние дни.

На русскую эмиграцию Берлин обратил внимание впервые лет пять тому назад. По инициативе германского посла в Париже, к нему на завтрак был приглашен ныне покойный ген. Вас. Иос. Гурко; в беседе их русский вопрос не обсуждается, но генералу предложено было съездить в Берлин и повидаться с мин. ин. дел Нейратом. Встреча состоялась. Нейрат, избегая давать какие-либо обязательства, осведомлялся, главным образом, об ориентации и чаяниях русских людей за рубежом. Очевидно, или взгляды ген. Гурко, или данные им сведения не удовлетворили Нейрата, так как переговоры результатов не имели. Но попытки привлечения на свою сторону как некоторых организаций, так и видных русских эмигрантов не прекращались. Некоторые имели успех, другие, как, например, в вопросе о переносе Карловацкого синода на жительство в Берлин, встретили затруднения. В то же время по странам русского рассеяния стали разъезжать агенты Гестапо — часто из русских же эмигрантов — с небольшими деньгами и большими обещаниями. Они пропагандировали Хитлера, как «спасителя России, завязывали связи, оставляли «резидентов», с заданиями организационными и пропагандными.

В некоторых странах эта работа имела некоторый успех. Так, дальневосточная так называемая «Всероссийская фашистская партия» Родзаевского, в лице «представителя на Европу» Тэдли, через эрфуртский центр «Мировая служба», вошла в близкие отношения с немецкой пропагандой. Взаимоотношения Тэдли с органами рейха определяются ясно из письма его Флейшхауэру (15 июня 1936 г.), в котором Тэдли говорил: «Таким образом, я являюсь Вашим агентом, а косвенно — агентом третьего рейха. Это, однако, не подлежит огласке, почему я и оспариваю этот факт». Увы, по газетным сведениям, Тэдли посажен уже немцами в тюрьму. В Сев. Америк. Штатах завязались тесные отношения между «Немецко-Американским Бундом» и так называемым «Русским Национальным Союзом», причем имели место открытые совместные выступления. В других странах немецкая пропаганда реальных успехов не имела, но смуту в умах произвела несомненно. В особенности после того, как в одной из столиц не по разуму усердный резидент распространил анкетные листы для записи «добровольцев» в состав «русско-немецкого корпуса генерала X» в целях борьбы против советов. Конечно, из этого блефа ничего не вышло, но имел он характер чистейшей провокации, так как мог подвергнуть жестоким репрессиям слишком доверчивых людей со стороны весьма недоверчивых местных властей...

В самой Германии, в которой, по данным, исходящим из Нансеновского Офиса, 45 тыс. русских эмигрантов, а по немецким сведениям значительно меньше, власти взяли в свои руки все направления их политической жизни: создали органы административной регистрации, наподобие харбинского «Бюро», основали газету на русском языке и поспособствовали образованию политического объединения — в национал-социалистическом духе. Инакомыслящие организации там нетерпимы и прямо невозможны. Даже лояльнейший отдел РОВСа, подобно тому, как это сделано японцами в Маньчжурии, ныне упразднен немцами и преобразован в самостоятельный «Союз русских воинских организаций». «Самостоятельный», т.е. всецело подчиненный Гестапо.

Оставим в стороне весьма скользкий вопрос — по каким мотивам люди идут в эту кабалу. Займемся вопросом германо-русских отношений по существу — в том виде, как они сложились по сей день.

Оставим прогнозы. Займемся только фактами.

Чрезвычайные вооружения Германии, превосходящие надобности государственной обороны, имеют характер наступательный. Это очевидно. Кроме приобретения колоний и объединения с рейхом земель, заселенных немцами, Германия всеми силами стремится на Восток, к Черному морю — обстоятельство, угрожающее не только Балканским государствам, но и непосредственно России. Этому всемерно противилась императорская политика с начала 90-х годов, т.е. со времени крушения бисмарковской системы. Соответствуют ли эти задачи российским национальным интересам и можно ли в какой-то степени им сочувствовать или способствовать?

Но говорят: «Это дело будущего, а Россия умирает, ее надо спасать сейчас»... Хорошо, обратимся к намеченным методам спасения. Стало уже банальностью повторять определения, прогнозы, национальные задачи, поставленные в «Майн Кампф». Но ведь эта книга до сих пор составляет основу воспитания наци, ведь ее программа фактически проводится в жизнь. Ведь Гитлер вчера еще говорил в ней с величайшим презрением о русском народе. Что же, изменил он свой взгляд сегодня? Ведь он требовал отторжения от России Украины, «казачьих государств», Кавказа и Туркестана, с тем что «большевизм останется Великороссии». Где, когда и как отказался он от этих своих заявлений? Наоборот, в августе текущего года приглашенному в Берхтесгаден Альфонсу Шатобриану во время долгой и дружественной беседы Гитлер, между прочим, поведал:

— Россия от Иоанна Грозного и Петра Великого вплоть до Ленина и Сталина идет своим неизменным путем. Я скажу более: Россия в организации советов нашла выражение своей истинной природы.

Сообразно с таким определением, намечается и метод не освобождения, а изоляции коренной России. Английский журналист Уорд Прайс, которого наша немцефильская пресса рекомендует, как лицо, «неоднократно и подолгу беседовавшее с Гитлером и лучше кого бы то ни было осведомленное о настроениях правящих кругов Германии, свидетельствует:

— Гитлер предпочитает не нападать непосредственно на СССР, а развивать там самостийные течения.

Известное подтверждение этого взгляда мы видим в ряде статей цитированного мною казенного журнала «Цайтшрифт фюр Геополитик» — в Германии, как и в СССР, вся пресса казенная — где развивается идея «освобождения» Украины — от Галиции до Кавказа — и попутно — преимуществ для нее колониального режима... А еще раньше издающаяся в Берлине немецкой пропагандой «русская» эмигрантская газета «Новое слово» обратилась к читателям с таким... новым словом: «Распад Российского государства ничем не остановим, неизбежен, более того — единственный путь возрождения»...

Еще более определенным показателем отношения немцев к России являются практические шаги их в отношении к украинскому движению: пригревание и быв. гетмана, и Полтавца-Остраницы, и организации покойного Коновальца, и даже петлюровских наследников, лишенных польских субсидий и пристраивающихся к Берлину... Особенной поддержкой пользуется организация УНО, бывшего злейшим врагом России Коновальца. Сведения газет, что Коновалец был выслан из Германии, не верны. В течение ряда лет он, при содействии Гестапо, входил в связь с самостийными элементами советской Украины, но главным образом руководил ирредентой и террористическими выступлениями в Галиции. После германо-польского примирения, почти официальное пребывание Коновальца в Берлине сочтено было неудобным, и он на время выехал из Германии, сохраняя связь с Гестапо до своей смерти и посещая часто Берлин, где оставалась его семья и личный штаб. В последнее время УНО находилась в распоряжении Розенберга, по директивам которого в Мюнхене, на секретном заседании, с участием японского военного агента, был выработан план мобилизации и сосредоточения украинских контингентов, в том числе и американских, на случай войны.

В связи с охлаждением польско-германских отношений, возобновилась работа Гестапо — УНО в польской Украине — обстоятельство тем более серьезное для Польши, что после аншлуса и протектората над Чехословакией рейх роковым образом приближается к Галиции и Буковине. Эта же сила, довлеющая над Прагой, произвела насилие над совестью и национальным самосознанием карпатороссов. Не надо забывать, что с 20-го года антирусская советская власть — первая и одна только — пустила в оборот термин «Прикарпатская Украина». С самого начала чехословацкой трагедии, по директиве Берлина, вся немецкая печать усвоила этот термин, и одновременно в Прикарпатскую Русь брошены были немецкие советники и украинские агитаторы из Вены. Помимо бешеной пропаганды в пользу «самостоятельной великой Украины», ведущейся из Бреславльского и Венского центров во всей Европе и в Америке и особенно в Англии, во Франции и в Соед. Штатах, германская официальная пресса дает место обширным украинским воззваниям, а казенные немецкие радиостанции распространяют по свету призывы их в пользу утверждения «Прикарпатской Украины»...

В таком аспекте это — не освобождение, а поход на Россию, на раздел ее, на порабощение нашего Юга силою — толкающей две ветви русского народа не против большевизма, а друг против друга — на междоусобие и братоубийство; чтобы, по завершении этого каинова дела, на развалинах и Великой и Малой России диктовать свою волю. Никогда, конечно, никогда никакая Россия авторитарная или демократическая, республиканская или монархическая — не допустит отторжения Украины. Нелепый, безосновательный, питаемый и обостряемый извне спор между Русью Московской и Русью Киевской — есть наш внутренний спор, никого более не касающийся, который должен быть и будет разрешен нами самими.

В такой грозный момент под крылом наци собираются и объединяются две группировки: с одной стороны, крайне враждебные России сепаратистские организации, в том числе — кавказских народностей, под главенством грузинских шовинистов. И, с другой стороны, именующие себя «Национальным фронтом» четыре русских эмигрантских организации. Между той и другой группировкой, казалось бы, непроходимая пропасть. Казалось бы... Но вот орган Рос. Нац. Соц. Движ., одной из составных частей пресловутого «фронта», по требованию своих хозяев, уже перекидывает мостик, заявляя: «мы были бы рады распространить единый фронт даже на стоящие на ярко сепаратической точке зрения национальные организации народов России»... При этом Марков Второй — новоявленный национал-социалист, в оправдание столь желанного будущего похода и... колонизации, с вернопреданным усердием подносит: «Русский не есть только славянин, но славянин с примесью немца; и только при наличии этого сочетания выявляется вся чистота русского характера»...

Итак, во имя возрождения России, нашествие на нее двунадесяти языков и... принудительная расовая примесь немца. Дальше этого, в холопском усердии, идти некуда.

Но, быть может, другие факторы германской жизни являются более благоприятными в отношении русской проблемы...

Бывшие русские немцы, на которых весьма надеялись наши немцефилы, отбросили протянутую им руку, заявив в своем органе «Дейтше Пост», что они отвергают «конструкцию Российской нации» и считают, что «общероссийская крыша совершенно не подходит для целей освобождения и обновления России»...

Вермахт? Мы знаем, что прежний Рейхсвер находился в дружественных отношениях с Красной армией и содействовал ее материальному восстановлению. Что в нынешней Вермахт не исчезло советофильство, являясь одним из элементов раздора между армией и партией. Что генералы Бломберг, Кейтель, фон-Фрич и многие другие не скрывали своих тенденций к союзу с советской Россией... Достойно внимания, что советская печать, выступая против Гитлера и наци, доброжелательно относится к Вермахту и его руководителям даже теперь, после того, как в последних процессах и казнях обвинение маршалов в продажности немцам играло главную роль.

И тут трагическая двойственность русского восприятия: поскольку руководители Германской армии воздерживаются от посягательства на Россию — это явление благоприятное; поскольку же они поддерживают при этом советскую власть — это прямой ущерб русскому делу. Есть, впрочем, и третья возможность — связи руководства Вермахта с национальными элементами Красной армии... Но такая связь была бы одинаково чужда и враждебна и большевизму Сталина, и национал-социализму Гитлера <...>

Мы познакомились достаточно с лицемерием «идеологической борьбы». Теперь для нас не может быть и речи о принципиальной враждебности или принципиальной дружбе к чужим державам. Не может быть и речи о долге в отношении их. После того как весь мир отнесся к великому российскому несчастью, мы не должники, а кредиторы. Вопрос только в лояльности и подчинении законам в странах русского рассеяния. А долг у нас — один в отношении нашей Родины — России. Моральные же обязательства к чужим странам должны определяться их отношением к Национальной России: к враждебным — враждебные, к равнодушным — равнодушные и к дружеским — дружеские.

Международная обстановка ныне неблагоприятна для русского освободительного движения. И безнадежна в отношении «Крестовых походов». Но в мире все меняется, иногда с быстротою катастрофической. Во время визита Шатобриана в Берхтесгаден, на письменном столе Гитлера лежала выписка из статьи Поля Валери, поучительного содержания:

«...До сих пор вся политика спекулировала на изолированных действиях. Это время приходит к концу. Каждое действие вызывает многочисленные и непредвиденные последствия. Обстоятельства, иногда незаметные или не обратившие на себя внимания, дают себя знать внезапно на любом протяжении времени. В несколько недель весьма отдаленные обстоятельства претворяют друзей во врагов, врагов в союзников и победу в поражение».

Прекрасная характеристика политики «сегодняшнего дня» и предостережение для Гитлера и для многих. Мы видели воочию, как «возвращается ветер на круги своя» и караются грехи прошлого. Как рассчитывается Англия за свой союз и помощь Японии в создании ее флота и в поражении России в 1905 году... Как «Брест-Литовск» в кратчайший срок вызвал развал германской армии и революцию... К каким потрясениям привел уже и приведет еще 1919 год, когда небольшое усилие бывших союзников в пользу Белого движения могло бы избавить мир от красной напасти... Мы увидим еще и последствия «стратагемы» Пилсудского... И уже видим, как исторический бумеранг бьет по польским и советским головам за разжигание украинского сепаратизма.

«В несколько недель весьма отдаленные обстоятельства претворяют друзей во врагов, врагов в союзников и победу в поражение...» Эта изменчивость политических настроений, комбинаций и режимов в любое время может изменить в корне международную обстановку и создаст, непременно создаст в дни борьбы такое положение, когда для тех, что ныне забыли или поносят Национальную Россию, возрождение ее станет желанным, быть может, единственным для них якорем спасения.


Глава IX
ЭМИГРАНТСКИЙ МЕНЬШЕВИЗМ

Несмотря на то, что эмигрантские организации меньшевиков оставили после себя огромное количество печатных материалов, их участие в политической жизни русской эмиграции 20-30-х годов было если не номинальным, то во всяком случае малозаметным. Отчасти это было вызвано теми гонениями и преследованиями в Советской России, которые нанесли большой урон их организационным структурам. Ленин во многом реализовал свое зловещее обещание, данное им еще в 1911 г. лидеру эсеров В.М. Чернову: «Первого эсера мы повесим после последнего меньшевика» («повесим» не следует воспринимать только в буквальном смысле, однако действительно меньшевики подверглись со стороны большевиков жестоким массовым репрессиям). С другой стороны — слабая политическая активность меньшевиков была вызвана и тем, что в эмиграции они лишились привычного поля своей деятельности. Будучи по преимуществу партией легальных методов борьбы (в печати, в Советах, в профсоюзах и т.д.), меньшевики не смогли приспособиться к тем новым методам борьбы, которые апробировали и использовали другие эмигранты (попытки вызвать интервенцию против СССР, террористические акты как внутри Советской России, так и против ее представителей за рубежом, участие в антикоминтерновской деятельности иностранных государств и т.п.).

Но все же в своем маргинальном положении в политической жизни эмиграции меньшевики были виновны во многом и сами. Меньшевизм и до своего эмигрантского периода раздирали различные противоречия между его течениями и оттенками, а в эмиграции эти трения вновь вспыхнули с новой силой.

В эмиграции меньшевики разделились на «левое» и «правое» течения. «Левые» (более многочисленные) объединились вокруг «Заграничной Делегации РСДРП» и журнала «Социалистический вестник» (выходил в 1921-1963 гг.). «Левые» меньшевики вплоть до 1939 г. считали, что в большевизме борются два начала — демократическое и реакционное, что Октябрьская революция была революцией крестьянской, но в то же время надеялись на то, что пролетариат сможет побудить власть к решению чисто пролетарских, социалистических задач и повернет большевистский режим к демократизации общества. Отсюда и вытекало неприятие «левыми» меньшевиками радикальных методов борьбы с большевизмом, отсюда возникли и их двусмысленные характеристики сталинского режима, приведшие «левых» в конечном счете хотя и к условной, с оговорками, но поддержке этого режима: в 1933 г. в официальных тезисах Заграничной Делегации РСДРП было четко указано на то, что «основная задача РСДРП — борьба за предотвращение контрреволюции».

«Правые» меньшевики (меньшая часть ЗД РСДРП, стоящие вне фракций А.Н. Потресов и редактор журнала «Заря» С.О. Португейс), напротив, оценивали большевизм однозначно. В нем они видели только реакционные, утопические и антисоциалистические черты. В тактическом плане они призывали к решительной непримиримой борьбе с большевизмом, допуская, как и эсеры, поддержку народных восстаний внутри Советской России.

В конце концов, «левые» меньшевики сумели навязать свою линию большинству партии, что обернулось для меньшевизма в целом полным фиаско (см. письмо П.А. Гарви Ф.И. Дану). Все многочисленные прогнозы Ф.И. Дана и его последователей относительно неисчерпанных, скрытых возможностей демократического социализма европейского типа в России лопнули, как мыльный пузырь. Одна из причин такого финала меньшевизма как политического течения в эмиграции заключалась в том, что меньшевики были и остались (куда больше, чем даже коммунисты в СССР) ортодоксальными марксистами, стопроцентными догматиками, предельно далекими от верного понимания подлинных реалий русской революции и русской жизни. Этот факт очень точно подметил меньшевик Н. Валентинов (Вольский).

Только с началом второй мировой войны «левые» меньшевики перестали быть левыми, призвав к свержению диктатуры Сталина. Но этот шаг уже ничего не значил — меньшевизм как разновидность идеологии европейской социал-демократии оказался в «мусорной корзине истории», как предсказывал в 1917 г. бывший меньшевик Л.Д. Троцкий...

№ 1. Из воспоминаний Н. Валентинова (Н. Вольского) [ 465 ]

1956 г.

<...> Благодаря вниманию ко мне А.И. Рыкова и Ф.Э. Дзержинского, я был отправлен лечиться в Берлин. Операция, на которую я рассчитывал, не могла быть сделана, вместо нее было прописано терапевтическое лечение, не требовавшее пребывания в госпитале и оставлявшее у меня довольно много свободного времени. Я решил им воспользоваться, чтобы ознакомиться с иностранной социалистической литературой, недопускаемой в СССР (в частности, с сочинениями приобретающего большую известность Г. де Мана), и с кое-какой русской эмигрантской литературой.

В это время в берлинском Торговом представительстве служила Мария Федоровна Андреева, бывшая артистка Художественного театра, с 1903 или 1904 г. жена Максима Горького. Моя жена и я ее хорошо знали в 1914-1916 гг., вместе с Максимом Горьким она очень часто бывала у нас.

В 1921 г. Горький и Андреева уехали из России в Германию и там разошлись. В 1925 г. Горький, уже с другой женщиной (Бенкендорф), жил в Италии и Сорренто, а у Андреевой был новый друг в лице Петра Петровича Крючкова, служившего, как и Андреева, в берлинском Торгпредстве. Это был незаметный, небольшой человечек, как будто скромный, конфузливый. Андреева была старше его минимум лет на пятнадцать и относилась к нему с оттенком материнского попечения. Андреева, конечно, знала — о чем я узнал позднее — что Крючков осведомитель, тайный агент ГПУ. Имя его стало широко известно публике по знаменитому процессу 1938 г. с его главными обвиняемыми в лице Бухарина, Рыкова, Ягоды, Крестинского. Крючков обвинялся в убийстве, по приказанию Ягоды, сына Горького — Максима Пешкова — и в соучастии вместе с доктором Плетневым и Левиным, в убийстве самого Максима Горького. Обвинения против Крючкова, приставленного ГПУ в качестве секретаря следить за Горьким, составлены рекордно-бессмысленно. Обвинители (Вышинский) не пожелали сделать ни малейшего усилия, чтобы преступлениям, якобы сделанным Крючковым, придать вид хотя бы какой-нибудь вероятности.

Придя как-то к Андреевой, я попросил ее достать для меня комплекты «Социалистического вестника» за 1923-1924 гг. Он издавался в Берлине, но я не хотел видеться с его редакторами, моими бывшими товарищами. Мне придется еще об этом писать — мои взгляды (как и всей «Лиги наблюдателей») на НЭП, на то, что происходит в стране и что должна делать интеллигенция, настолько расходились с идеологически-политической позицией «Социалистического вестника», что свидание с редакцией, разговоры с ней могли окончиться лишь взаимными укорами, обвинениями и враждебными стычками. Зачем тогда видеться! Такого же мнения придерживались и двое из членов нашей «Лиги наблюдателей». Попадая в эти годы за границу, они избегали встречи с редакторами «Социалистического вестника» и избегали не только из страха подвергнуться каре ГПУ.

В Москве от Савельева, начиная с 1923 г., я получал для «осведомления» почти все виды эмигрантской литературы (позднее в это дело были внесены ограничения — вместо номеров эмигрантской прессы в натуре давались тетради с соответствующим образом препарированными цитатами). Получая «Социалистический вестник», я заметил, что все-таки он не попадает ко мне регулярно. Из одного разговора с Ломовым, несколько раз делавшим в «Большевике» обзоры эмигрантской литературы, я имел основание заключить, что отдел печати ЦК, через аппарат которого проходила эмигрантская пресса, не хотел, чтобы читались некоторые номера «Социалистического вестника» даже высокого ранга коммунистами. М.Ф. Андреева, слывшая прежде, как и Горький, большевичкой и ставшая коммунисткой, была «персоной» в берлинском Торгпредстве и легко и скоро достала из его библиотеки для меня комплекты «Социалистического вестника» за 1923 и 1924 гг. В комнату, которую мы с женой занимали в пансионе фрау Симон на Иохимштраленштрассе, эти комплекты, если не ошибаюсь, принес тот же Крючков. Думаю, что об этом он начальству ГПУ ничего не сообщил. Вероятно, Андреева, дружески к нам относившаяся, ему внушила не делать меня и мою жену объектами доноса.

В годы 1923 и 1924 осведомленность «Социалистического вестника» о том, что делается в самых высоких советских сферах, была замечательной. В журнал попадали такие секретные материалы, которых не знали даже имеющие большой чин члены коммунистической партии. Недавно праздновалось 35-летие «Социалистического вестника», и два его редактора в 1923 и 1924 гг. — Р.А. Абрамович и Д.Ю. Далин здравствуют и по днесь. Если нет каких-либо особенно препятствующих причин, им теперь следовало бы (для истории) раскрыть тайну, от кого и через кого они имели в руках материалы, из которых некоторые стали потом известны лишь из секретного доклада Хрущева на XX съезде партии. [ 466 ]

<...> Первые месяцы 1925 г. Сталин держал поражавшие всех нас речи. Его речь 9 мая об итогах XIV конференции партии и другая — в Свердловском институте стали темою долгих и самых оживленных обсуждений среди беспартийной интеллигенции, народников, эсеров и у нас в «Лиге наблюдателей». Тот самый Сталин, вскоре после этого ставший проповедовать разжигание борьбы, раскулачивание и насильственные колхозы, в 1925 г. категорично и властно осудил «разжигание классовой борьбы». В первой половине 1925 г. он объявил себя сторонником «умирения», смягчения, устранения резких форм классовой борьбы и стал проповедовать вместо борьбы «соглашения» и «взаимные уступки».

Сталин говорил:

«Некоторые товарищи, исходя из факта дифференциации деревни, приходят к выводу, что основная задача партии — это разжечь классовую борьбу в деревне. Это, товарищи, неверно. Это пустая болтовня. Не в этом теперь наша главная задача. Это перепевы старых меньшевистских песен из старой меньшевистской энциклопедии. Мы не должны разжигать классовую борьбу. Наоборот, должны всячески умерять борьбу на этом фронте, регулируя ее в порядке соглашений и взаимных уступок, ни в коем случае не доводя ее до резких форм, до столкновений. Возможно, что в некоторых случаях кулачество само начнет разжигать классовую борьбу, попытается довести ее до точки кипения, попытается придать ей форму бандитских или повстанческих выступлений, но тогда лозунг разжигания классовой борьбы будет уже не нашим, а лозунгом контрреволюционным.

Главное теперь, — говорил Сталин, — это включить крестьянство в систему хозяйственного строительства через кооперацию кредитную, сельскохозяйственную, кооперацию потребительскую, кооперацию промысловую. На одной трескотне о «мировой политике», о Чемберлене и Макдональдс теперь далеко не уедешь. У нас пошла полоса хозяйственного строительства».

Эту, вдруг выплывшую под влиянием Рыкова, сталинскую установку представляется крайне интересным сопоставить с тем, что о политике большевизма в это время писал «Социалистический вестник». Это тем более интересно, что на «меньшевистскую энциклопедию» Сталин ссылается. В докладной записке заграничного бюро меньшевиков, направленной германским социал-демократом, говорится:

«Мы полагаем, что основной задачей пролетарской партии должна быть организация политического и экономического сопротивления пролетариата против возрождающейся (в России) буржуазии. Большевистская партия идет обратным путем. Она делает ставку на кулацкое (капиталистическое) хозяйство в деревне, она допускает неограниченный рабочий день и ненормированные условия труда сельскохозяйственных рабочих. Она снижает налоги и предоставляет льготы частному капиталу. Она не только не разжигает классовой борьбы в крестьянстве, но проповедует социальный мир между кулаком и безлошадником, между хозяином и батраком».

Критикуя большевизм под тем же углом зрения, с позиции той же «классовой борьбы», «Социалистический вестник» в мае 1925 г. утверждал, что власть поворачивается лицом к крепкому крестьянству, к кулаку.

«Теория классовой борьбы замещается теорией гармонии интересов крепкого крестьянства и деревенской бедноты. Кооперативные иллюзии правого крыла старого народничества в обновленной и упрощенной форме воскресают в качестве последнего слова коммунистической мудрости».

Всем нам, бывшим меньшевикам, входившим в «Лигу наблюдателей», Сталин был уже давно глубоко противен. Мы считали его хамом, лжецом, человеком некультурным, обтесанным топором самого примитивного марксизма. Мы его не любили, тем более что знали, что он на всех нас смотрит как на «хорьков». Но когда в 1925 г. он произносил свои речи против разжигания классовой борьбы, за ее смягчение, за устранение классовых столкновений методом сговора, взаимных уступок, соглашений, мы в этом пункте, в этом вопросе, были целиком на его стороне, согласными с ним, а не с теми, кто призывал к разжиганию классовой борьбы. Все участники нашей «Лиги наблюдателей», одни — в большей, другие в меньшей степени, были уже «ревизионистами», уже отошли или отходили от ортодоксального марксизма. (Этот отход лично у меня стал особенно силен в 1908 г.) Поэтому мы были против «меньшевистской энциклопедии», в то время неукоснительно, в духе ортодоксального марксизма, державшейся за теорию классовой борьбы. Мы были за Сталина и против «Социалистического вестника» еще и потому, что понимание «Социалистическим вестником» совершавшейся в России эволюции, якобы идущей к полному господству кулацко-буржуазного капиталистического строя, считали абсолютно неверным, а пропаганду этого понимания делом очень вредным. Не подлежит никакому сомнению, что у «Социалистического вестника» было очень много общего с взглядами троцкистской оппозиции, твердившей, что «власть слезает с пролетарских рельс» и «кулак, нэпман, спец с каждым днем расширяет и увеличивает свое влияние, а пролетариат свертывается».

№ 2. Из письма Л.Н. Потресова С.О. Португейсу [ 467 ]

18 июля 1925 г.

Дан прислал мне огромное письмо, целую диссертацию на тему о том, что меня они кое-как готовы ассимилировать (при этом следуют всякие прочувственные слова), но вот от заристов и в частности от Вас получил без сомнения несварение партийного желудка. И тому следуют пункты:

1) «Заря» — центр некоторых русских групп, причем заристы значит организационно смыкаются в России с этими группами. Дан считает это невозможным. 2) «Заря» и заристы, оставаясь «органом социалистической мысли» <...> организационно связали себя с такими группами, которые устами Милюкова скорбят о неудаче белого движения, а теперь возлагают надежды на движение красной армии... 3) В тех условиях, в которых мы находимся, «расширение базы партии» путем включения в нее новых и более решительных элементов, при сохранении возможностей создания ее базы в России, есть только затея, которая способна окончательно парализовать партию и дезорганизовать то немногое, что еще остается связанным и организованным. Получится помимо всего прочего только усиление заграничной «склоки». Вот в существенных чертах дановская аргументация. Стоит она немного и примиряться с ней долго не стоит. Сейчас я считаю объективные условия для расширения базиса партии гораздо более благополучными, чем когда-либо раньше <...>

№ 3. Из письма С.О. Португейса А.Н. Потресову [ 468 ]

26 июля 1925 г.

<...> Я, представьте, себе совершенно согласен с Даном в его опасении усиления заграничной склоки. Согласен потому, что сам же он будет первым зачинщиком этой склоки, если увидит, что неприятное ему «правое» крыло усилилось. Нужно только подумать, к чему он прибегает в борьбе с тишайшей оппозицией, чтобы представить себе, до чего он дойдет при наличии вокруг него людей, которые уже самим Богом созданы для того, чтобы портить кровь партийным диктаторам. Так что ожидание склоки вполне обосновано. Нелепее всего то, что ему мерещатся тайные организационные связи заристов с Милюковым и т.п. Все это плод расстроенного воображения. Ни в какие такие организации мы не входили и не входим, хотя нас туда и звали. Мы оказываем литературные и лекторские услуги республиканско-демократическому движению, и это я считаю нашей обязанностью, как демократов, обязанностью, предписанной, если хотите, и нашей программой. Но мы не входим в эти блоковые организации и просто потому, что очень они хлюпкие какие-то и много тут искусственного <...>

Так или иначе, но у Дана какие-то зайчики прыгают в глазах и разведка насчет заристов ему врет. Что касается скорби по поводу неудач белого движения, то, конечно, в такой постановке это неверно и для Милюкова. В определенный момент он выступил против белого движения, когда оно еще шло. Он считает неудачу его неизбежной и заслуженной. Именно потому в него стреляли черносотенцы в Берлине. Но, если имеет смысл это «если бы да кабы», то я думаю: победи в свое время белое движение особенно в той его стадии, когда Дан посылал добровольцев в Красную Армию — мы бы теперь имели в России рабочую партию, свободные союзы, свободную с.-д. прессу, всеобщие выборы в органы местного самоуправления, как это и было даже во времена самого дикого разгула белых, когда мы в Одессе развили огромную деятельность, имели свой открытый клуб, партийную газету и провели выборы в Думу (плохо провели). Мы бы в Росси имели не «коммунизм», а капитализм — а это гораздо лучше для социал-демократии. В этом смысле я «скорблю» о неудаче белого движения. Через несколько лет Дан будет скорбить по-настоящему о неудаче «красного движения» — каждому свое.

Очень я пессимистически настроен насчет возможности объединения <...> Может быть и можно смастерить какую-нибудь «комбинацию», но что в пределах такой комбинации нам ничего иного кроме постоянной драки, никакой творческой работы не предстоит, не уготовлено — в этом я убежден твердо.

№ 4. Из письма А.Н. Потресова С.О. Португейсу [ 469 ]

19 марта 1926 г.

<...> Народники торжествуют, и в сущности имеются все основания торжествовать. Я не касаюсь сейчас подробностей аграрного вопроса за границей, где социалисты за исчерпанием всех своих городских ресурсов (неразборчиво. — Сост.) изощряются в улавлении крестьянина. Я имею в виду наше дражайшее отечество, где мы, казалось бы, живем накануне вытеснения ультра-буржуазного духа именно в крестьянстве. И все-таки — спекуляция на крестьянина проводится! И даже у Дана, который слывет за самого что ни на есть ортодоксального, а потому мужика отрицающего марксиста, мы встречаем представление о союзе пролетариата и крестьянства как о какой-то антибуржуазной категории!

<...> Вообще удивительный журнал этот «Социалистический вестник»: он какой-то двухэтажный — нижний этаж, информация из России совершенно не соответствует верхнему, где разводятся идеологические узоры. Внизу — говорят о крепнущей ненависти крестьянина к пролетарию, потому де, что советская власть его именем числит все свои потери; а наверху — идет словоблудие о том, что коалиционная политика в Европе отжила свой век, и стыдливо косятся на единый фронт с коммунистами, как благоприятный исход для России! Это воистину чудовищная политика, которая может очень дорого обойтись социал-демократии, когда и без того грозит опасность, что из-за преступной советской власти будут всех собак вешать на социалистов. От Бауэра нужно было отгородиться самым недвусмысленным образом, а у Дана вместо этого получился неуклюжий реверанс и самая подлинная двусмысленность, не политика, а черт знает что.

Сегодня читал в газете отчет о докладе Кусковой. Ну, по сравнению с достопочтенной Екатериной Дмитриевной даже Дан великий политик. Меня буквально тошнило от чтения отчета! А ведь неглупый, несомненно даровитый и лично весьма порядочный человек. Сейчас она прямо вредна своей проповедью, она может внести такое деятельнейшее разложение в эмигрантскую среду, которая и без того жалка и неустойчива. И для чего все сие нужно? Какой-то импрессионистский зуд! <...>

№ 5. Из письма С.О. Порту гейса А.Н. Потресову [ 470 ]

27 марта 1926 г.

Кускова здесь наделала шум великий. А толку очень мало. На собраниях неистовствовали черносотенцы, и атмосфера была отвратительной. Кускова путала и путалась, бросала вызывающие фразы, затем давала им смягчающее толкование. Сомневаюсь очень, знает ли она сама, чего хочет. В общем сумбур, но какой-то неприятно вызывающий. Впечатление искренней растерянности, искреннего искания выхода и искренней же беспомощности. Я с ней еще лично не говорил, но постараюсь ее повидать и умиротворяюще действовать на нее , хотя сейчас она, видимо, в железном расположении духа, когда глохнешь к чужим доводам. Возражая ей, Милюков тоже дал большой перелет, а Авксентьев пел романсы о свободе, о доблести и любви, пел народническим фальцетом... Слушать было скучно и пожалуй даже противно.

Мнение Ваше о «Социалистическом вестнике» вполне разделяю. Что-то тоскливо-безнадежное. Иногда мне кажется, что вот пройдет сто, пятьсот, тысячу лет и Дан все будет бояться как бы не очень сильно поправеть <...>

Я тоже думаю, что рабоче-крестьянский альянс в России — вещь маловероятная и малоприятная. Но если иметь в виду только ближайшие цели борьбы с советской властью, то такой если не формальный, то политический контакт вполне возможен. Деревня несомненно расстанется со своим впечатлением о барствующем рабочем, который де сидит в больших местах и царствует над Россией. Пора продовольственных экспедиций прошла. Деревня выбрасывает сама миллионы людей в город, и там эти дети деревни видят этот «господствующий» класс, видят, что гнет давит рабочего больше, чем мужика. Этот источник вражды деревни к рабочему несомненно иссякнет. И если бы в городах среди рабочих началось бы широкое движение против советской власти, я не сомневаюсь, что оно нашло бы отклик среди крестьян. В сущности Кронштадтское восстание было по своему социальному содержанию движением, отвечавшим потребностям деревни в свободном распоряжении своим продуктом. Матросы были как бы средним идеологическим между деревней и городом. Поэтому, мне кажется, что образуя какие-нибудь центры движения и в городе и в деревне, протянуть между ними оформленную союзническую связь было бы совсем не трудно. Но, конечно, все это не имеет никакого отношения к той постановке проблемы о взаимоотношениях между рабочей партией и крестьянством, какая делается на Западе. Мы еще для всего этого ростом не вышли, нам предстоит еще эпоха антисоциалистической консолидации русского крестьянства <...>

№ 6. Из докладной записки заместителя председателя ОГПУ Г.Г. Ягоды секретарю ЦК ВКП(б) В.М. Молотову о распространении в СССР «Социалистического Вестника» [ 471 ]

26 ноября 1926 г.

По имеющимся в распоряжении ОГПУ сведениям ряд заграничных изданий, имеющих за границей небольшой тираж, поддерживают свое существование главным образом благодаря платному распространению их изданий по преувеличенной расценке в СССР.

В первую очередь это относится к «Соц. Вестнику». По неполным данным ОГПУ, количество экземпляров специально выписываемых в СССР для нужд разных ведомств и лиц колеблется от 240 до 300. Если учесть количество командируемых нами за границу и служащих там лиц и то обстоятельство, что большинство их приобретает «Соц. Вестник», то вряд ли мы ошибемся, если укажем, что в общем одни партийцы покупают до 500 экземпляров. Цена номера «Соц. Вестника» — 70 пфенингов, явно рассчитана на нездоровый интерес к журналу как в СССР, так и для командируемых за границу товарищей, для которых потратить указанную сумму из их суточных не представляет трудностей. В Германии обычная цена для такого издания — 20 пфенингов. Весь этот расчет показывает, что «Соц. Вестник» может безубыточно существовать только на тираже, потребляемом нами.

В ОГПУ имеются заслуживающие доверия сведения о том, что сами руководители «Соц. Вестника» утверждают, что их орган существует на средства коммунистов.

Необходимо учесть, что сама по себе небольшая сумма дохода в 300-400 марок гарантированной подписки в условиях эмигрантского существования является крупной суммой, позволяющей издавать много сотен экземпляров для нелегального распространения в СССР <...>

Исходя из этого ОГПУ вносит предложение о принятии следующих мер:

    1. через Бюро заграничных ячеек при ЦК ВКП(б) издать секретный циркуляр по всем заграничным ячейкам с запрещением членам партии приобретать «Соц. Вестник» и др. эмигрантские издания, рекомендуя пользоваться таковыми в библиотеках наших сов. учреждений и ячеек за границей. Этот же циркуляр давать на ознакомление под расписку при получении путевок всем командируемым за границу товарищам.
    2. Количество выписываемых экземпляров белой прессы сократить до 25 (10 — ЦК и 15 — ОГПУ).
    3. В целях установления порядка ознакомления заинтересованных лиц и учреждений с белой литературой создать Комиссию в составе представителей Агит. пропа ЦК ВКП(б), Отдела Печати ЦК ВКП(б) и ОГПУ <...>

№ 7. Из статьи Ф.И. Дана «Программа "правых"» [ 472 ]

Не позднее 4 мая 1929 г.

<...> Назад к нэпу! В этом лозунге сила правой программы, но в нем и ее слабость. Ибо это — и впрямь призыв назад, к исходной точке тех неразрешенных противоречий, в которых бьется экономика и политика большевистской диктатуры, а не к новым путям, сулящим их преодоление, и постольку — при всем реализме правой программы — жалкая утопия <...>

<...> От противоречий нэпа историческая дорога ведет только вперед, а не назад. Теоретически это диктует решительный разрыв со всякими социально-экономическими утопиями и маниловскими мечтаниями о «строительстве социализма в отсталой стране», окруженной миром стабилизирующегося капитализма, и, наоборот, столь же решительное признание социализма проблемой международного масштаба и, в первую очередь, проблемой наиболее передовых промышленных стран: интересы рабочего класса Советского Союза могут быть защищены лишь на историческо-данной социально-экономической почве хозяйства, развивающегося преимущественно на капиталистических основаниях, и, следовательно, на почве не подавления главного носителя этого развития — крестьянства, якобы во имя интересов пролетариата, а подлинного компромисса, союза с ним. Практически это требует прорыва рамок террористической диктатуры, которая облыжно провозглашает себя «диктатурой пролетариата» <...>

Но тут-то и обозначается предел, перейти который правая программа оказывается не в состоянии. «Более рациональную экономическую политику» она хочет вести в рамках «бюрократической диктатуры», т.е. того самого «государственного аппарата», который только и способен либо «убить в зародыше все разумные меры экономической политики», либо «дать привиться лишь тем сторонам этих мер, которые ведут к порабощению трудящихся». И потому в программе отсутствует всякий намек на те требования, которые только и могли бы вдохнуть в нее душу живую, — на требования политические, как отсутствуют и всякие попытки апеллировать поверх диктаторствующего «аппарата», к рабочим массам, к их самостоятельности и организованной борьбе, которая только и могла бы разрешить основной вопрос современности — вопрос политический — в духе и в интересах трудящихся. Разве не характерно в самом деле, что программа, одним из важнейших авторов которой является Томский, номинальный глава профессиональных союзов, ни одним словом не протестует против той бесстыдной политики нажима на рабочих, которая проводится теперь под предлогом «укрепления труд дисциплины»? Ведь, совершенно невероятно, чтобы сталинские молодцы обошли молчанием «преступление» такого протеста, если бы он, хотя бы в самой прикровенной (так в тексте. — Сост.) форме был сформулирован в правой программе!

Но в этом-то и дело, что платформа эта хочет во чтобы то ни стало держаться в рамках неприкосновенности «бюрократической диктатуры» и тех бюрократически-интриганских методов борьбы за «выпрямление политической линии», о которых так красочно свидетельствуют документы, печатаемые нами под рубрикой «Большевики о самих себе». Подобно тому, как это в свое время делали «левые» троцкисты и правые оппозиционеры, несмотря на ими же контролируемую партийную «чрезвычайщину», клянутся (а может быть, и всерьез верят), что они, в сущности, вовсе не оппозиционеры, а вернейшие и лояльнейшие сыны партии, что они не хотят организационно оформляться и пр. и пр. Подобно левым, они спохватятся тогда, когда будет уже поздно, потому что, ставя превыше всего неприкосновенность диктатуры, они заранее осуждают (так в тексте. — Сост.) себя на поражение в борьбе с теми, кто, стоя во главе аппарата диктатуры, держит в своих руках и все ее скорпионы. И единственное, что могла сделать конференция — это запечатлеть их политический и организационный разгром.

Но, чтобы разгром этот не превратился в разгром революции и пролетариата, все сознательные элементы рабочего класса — коммунисты, как и социалисты, — должны взять на себя ту задачу, которую оказывается не в силах не только разрешить коррумпированные соучастием в диктаторской власти большевистские вожди, — задачу организации сил рабочего класса для борьбы за демократическое преодоление диктатуры, ставшей тормозом всякого не только политического, но и экономического прогресса.

№ 8. Из редакционной статьи «Социалистического вестника» [ 473 ]

1 июля 1929 г.

«Революционный» путь борьбы с большевизмом, за который ратует А.Н. Потресов и который готов допустить и т. Гарви, заключает в себе, по выражению того же Потресова, не только сознательность, но и «хаос», не только организованную борьбу, но и власть стихии. Это совершенно бесспорно. Совершенно бесспорно опять-таки, что вовсе «не обязательно, чтобы народные движения всегда походили на пугачевщину»; бывают и другого типа народные движения; все мы превосходно знаем, что за последнее полустолетье европейскому социализму удалось найти формы многомиллионного народного движения, равно удаленные от тупой пассивности и от дикой стихийности.

Однако, спор не об этом. Конечно бывают разные формы подобных движений. Но перед нами стоит не этот общий, а очень конкретный вопрос: какого типа будет массовое народное восстание против коммунистической власти в данный момент, при данной ситуации, при совершенно конкретном соотношении общественных сил в России? И на этот вопрос значительное большинство нашей партии с полным убеждением дает прямой ответ: независимо от побуждений, настроений и программы отдельных вождей и инициативных групп — восстание это разбудит такую стихию, которая погубит все, что осталось от революции и завершится торжеством самой мрачной реакции. О демократии в результате такого восстания не может быть и речи.

Нужно отдать себе отчет в том, что массовое восстание против большевистской власти всколыхнет и подымет со дна миллионов человеческих душ накопившиеся и годами наслоившиеся чувства возмущения, оскорбления, ненависти и мести; мести за безграничные лишения, за адский голод, за смерть детей, за беспросветную горькую жизнь; мести за безграничное издевательство, произвол и разврат, за расстрелы тысяч отцов, матерей, мужей, жен, детей, братьев, сестер; и возмездия — кровавого возмездия — за великие несбывшиеся надежды. Нужно понять, что в тот момент, когда этот стон миллионов, эти океаны муки и слез вырвутся из души, хлынут из подвалов и чердаков, из деревенских хат, из-за тюремных решеток, из углов беспризорных, из голодных областей, когда они кровавым потоком хлынут на улицы, на большие дороги городов и весей, — тогда они потопят, конечно, правящие чека и цека, но они потопят гораздо больше: отступят перед идеалами освободительного социализма. Они снесут и все то. что дорого каждому социалисту даже в большевистском извращении <...>

И потому долг всякого социалиста, стремящегося на деле, а не на словах к торжеству и упрочению политической демократии в по-революционной России — не разжигать и подстрекать «революционную стихию», а, наоборот, заранее предупреждать все сознательные элементы народа об ее опасности и гибельности; в самой исторической действительности искать другого выхода для законного возмущения народных масс режимом террористической диктатуры и все свои силы напрягать, чтобы направить это возмущение в русло не «стихийной» революции, а организованного движения, сознательно использующего все еще предоставляемые историей возможности, чтобы добиться планомерного реформирования пережившего себя и несостоятельного советского строя в духе демократии. Наша партия неоднократно указывала на те элементы социально-политической действительности, которые делают выполнение этой задачи исторически далеко не безнадежным. А пока оно не безнадежно, до тех пор, с нашей точки зрения, всякий социалист обязан с последним напряжением сил работать именно в этом направлении. И, наоборот, с нашей точки зрения, гибельна и преступна политика тех социалистов, которые с легким сердцем подливают масла в огонь «революционной» стихии. Потому, что в момент, когда разольется эта стихия, будет совершенно безразлично, кто стоял у колыбели такой «революции»: откровенный реакционер или честный демократ. Ибо организованные движения могут быть различного типа — смотря по тому, кто их организует. Но «революции» (и массовые контрреволюции), управляемые стихией, могут в каждый данный момент носить лишь один очень определенный характер. Разница имеется только для вождей: демагог-реакционер подчинится «революции» и пойдет впереди нее; а демократ отойдет разочарованно в сторону, — когда будет поздно. Для личных биографий это очень важно. Но для оценок в политике это менее существенно. Мы писали поэтому: «Потресов хочет демократии, а идет путями Маклакова. Пойми, кто может!» Тов. Гарви находит эту фразу «чудовищной». По нашему же мнению, чудовищно только то, что в демократической среде такая политика, которая с неизбежностью ведет к катастрофе демократии, находит еще отклик! <...>

№ 9. Из статьи Р.А. Абрамовича «Большевизм в тупике. О книге Каутского того же названия» [ 474 ]

Не позднее 25 октября 1930 г.

<...> Мы совершенно согласны с Каутским, что диктатура Сталина по всем своим явлениям и методам как две капли воды похожа на бонапартизм. Но...

Когда Каутский спрашивает социал-демократов: «Что же еще нужно сделать Сталину, чтобы прийти к бонапартизму?», то на это ответ может быть только один: он должен, сохраняя антидемократическую диктатуру, наполнить ее капиталистическим содержанием, сделать ее инструментом и орудием для эксплуатации рабочих и крестьян в интересах новой буржуазии и новой плутократии.

Что большевистская диктатура к этому идет, что политика безудержного утопизма и насилия над экономикой подготовляет самую злейшую реставрацию капитализма на основе подавления демократии — это не подлежит никакому сомнению и теперь ясно сознается уже и многими коммунистами <...> Но этот процесс еще не закончен и исторический зигзаг пока еще направлен на диаметрально противоположную сторону, т.е. революционно-утопическую.

Все усилия и эксперименты большевиков, при которых многое создается, многое разрушается и бессмысленно расточается, направлены — субъективно и объективно — не на то, чтобы создать олигархию новых собственников, а наоборот на то, чтобы всеми силами воспрепятствовать образованию такого рода классов и слоев, и эта особенность большевистской диктатуры в ее нынешней стадии опрокидывает все поверхностные аналогии с историческим бонапартизмом и контрреволюцией <...>

№ 10. Воззвание Заграничной Делегации РСДРП «О нападении Сталина на Польшу» [ 475 ]

19 сентября 1939 г.

С чувством величайшего негодования и возмущения Заграничная Делегация РСДРП встретила весть о вторжении советских войск в Польшу, истекающую кровью в неравной борьбе против гитлеровских полчищ.

Этим фактом неслыханного цинизма сталинский режим, на котором уже тяготеет кровавая ответственность за развязавший войну германо-советский пакт, становится прямым сообщником всех преступлений гитлеризма.

Сталинская деспотия сама срывает с себя те революционные одежды, в которые она долго рядилась, и в глазах мирового пролетариата сама разоблачает себя, как господство национально-империалистической клики, павшей до уровня гитлеризма.

Сталинское правительство, давно оторвавшееся от народных масс и террором насилующее их волю, этим окончательно порывает со всеми традициями и принципами пролетарского социализма. Никакие ссылки на чужие преступления и ошибки, никакая декламация об «освобождении угнетенных национальностей», никакие намеки на таинственные революционные планы, которые Сталин якобы связывает с моментом истощения воюющих сторон, не смогут оправдать преступления сталинизма.

Разрыва советско-германского пакта, демократической ликвидации сталинского единодержавия как необходимого условия для возвращения Советского Союза в антигитлеровский фронт — вот чего должны требовать трудящиеся Советского Союза и всего мира для освобождения человечества от гитлеровского варварства и для спасения русской революции, демократии и социализма.

ЗАГРАНИЧНАЯ ДЕЛЕГАЦИЯ РСДРП

Председатель: Ф. Дан

Члены Делегации: Р. Абрамович, Г. Арансон, Б. Гуревич-Двинов, М. Каммермахер, Кефали, Б. Николаевский, С. Шварц, А. Югов.

Париж. 19 сентября 1939 г.

№11. Письмо П.А. Гарви Ф.И. Дану [ 476 ]

25 сентября 1939 г.

Пишу Вам, Федор Ильич, потому что не хочу, чтобы мое молчание могло быть истолковано Вами и идущими за Вами членами Заграничной Делегации, как знак моего примирения с созданным для меня невыносимым положением в партии. Не хочу, чтобы мое молчание, которое длится ровно год, окончательно успокоило Вашу и их совесть.

Я не дал огласки моему вынужденному Вашим и Заграничной Делегации поведением уходу из «Социалистического Вестника», после 15 лет активной работы в нем. Я молчал и молчу, щадя интересы партии — того, что от партии еще осталось, — и не считая уместным в такое время привлекать общественное внимание к организационным вопросам нашего эмигрантского микросома. Но Вам, Федор Ильич, я выскажу все, что думаю по этому поводу.

Я считаю, что по отношению ко мне, старому члену партии, в течение 40 лет непрерывно с нею связанному и в ответственнейшие периоды ее истории занимавшему в ней по выбору и доверию ответственное положение, совершено из фракционных побуждений и из бездушного формализма преступление, которое я не могу назвать иначе как политическим убийством. Виновником этого преступления — я сказал Вам это в лицо на частном совещании членов Заграничной Делегации прошлой осенью — я считаю Вас лично, а также всю Заграничную Делегацию, которая малодушно следовала за Вами, частью из слепого доверия Вам, частью подстегиваемая политикой ультиматумов, которой Вы, даже тогда, когда находились в меньшинстве, умели, в нарушение традиций меньшевизма, обеспечивать себе руководящую роль в З.Д.

Да, по отношению ко мне совершено политическое убийство: я оставляю в стороне прошлое, эти даже 15 лет, в течение которых я лишь в интересах сохранения партийного единства мог работать в условиях психологически и политически невозможных и мириться с положением, которое Вы сами, Федор Ильич, неоднократно признавали ненормальным, — не делая однако никаких практических выводов из этого признания.

Но вот наступили самые критические моменты для судеб Европы, России и нашей партии, сведенной к горсти эмигрантов, почти к символу прошлого и обетованию будущего. И что же, в сентябре прошлого, как и в августе — сентябре нынешнего года я не был привлечен к обсуждениям и решениям, определявшим ориентацию нашей партии. В дни сентябрьского кризиса прошлого года, в прямое нарушение «конституции», вырванной у З.Д. пять лет перед тем с боем, не было даже созвано «Партийное совещание при З.Д.», а на собрании сотрудников «Соц. Вестника» мне было предложено писать об «Истории ВКП»... После этого я не мог уже продолжать работу в «С.В.». В нынешнем году, в обстановке еще более неизмеримо грозной, когда мы очутились перед опасностью войны, и перед новой мировой войной, в которой СССР выступает фактически на стороне германского фашизма, Заграничная Делегация опять-таки не сочла нужным, нарушив мертвую форму, привлечь к своим обсуждениям и решениям человека, который в течение 15 лет формулировал политическую позицию партийного меньшинства и посильно содействовал на партийных совещаниях, в дискуссионных статьях, на собраниях сотрудников «С.В.» и в клубе формированию политической линии партии.

Вот в этом вторичном — уже не отстранении даже, а игнорировании меня я опять-таки виню прежде всего Вас, Федор Ильич, ибо от Вас зависело изменить ненормальное положение, в котором я находился и нахожусь. А вместо этого Вы закрепили как нормальное положение мое вынужденное самоустранение от работы, ставшей для меня невозможной в условиях формальной и фактической оторванности от единственного политического центра партии.

Я ли один стал жертвой Вашего организационного формализма, бездушного и бесплодного, не имеющего кстати под собой даже достаточного, легального существования. Вместо насущной задачи собирания и утилизации всех крупных работников, очутившихся в эмиграции, Вы преследовали цель «бережения формы» и постепенно создали пустоту вокруг довольно-таки случайного кружка, монополизировавшего партийное руководство. Вы не терпели рядом с собою независимых и самостоятельно мыслящих работников партии. (Приведу лишь для примера имена B.C. Войтинского и Г.О. Бинштока. Политическое одиночество И.Г. Церетели и покойного А.Н. Потресова тоже на Вашей совести). Вы спасали «форму» ценою содержания. Вы всех вообще членов партии, оказавшихся в эмиграции, поставили в положение партийных обывателей, отдельных посетителей клуба, подписчиков «С. В.», неизменно противясь созданию партийных групп. Вы убили в них чувство партийной ответственности, аппели-руя к ним только как к пассивной аудитории (с примесью «сочувствующих» и «невозвращенцев»). Иначе возможно ли было их молчаливое примирение с режимом их собственного бесправия и отсутствия с их стороны реакции на уход от работы одного за другим ряда виднейших товарищей?

Свою гибельную, расталкивательную политику «бережения формы» Вы оправдывали необходимостью спасать «мартовскую линию», превращенную Вами в мертвую догму. Вы стремились всеми средствами сохранить внутри Заграничной Делегации «соотношение сил», благоприятное вашему «течению». Но этим Вы не уберегли Заграничную Делегацию от внутренних кризисов, то и дело грозящих ей взрывом и расколом. Вместо того, чтобы учесть новое положение, перестроиться, собрать все живое, что может быть использовано для будущего партии, Вы продолжаете политику бюрократической «твердости», которая не в традициях меньшевизма и которой нисколько не соответствует твердость ваших политических взглядов.

Мы все ошибались, конечно. Но в свете того, что произошло в последние годы, и, особенно, того, что сейчас происходит, скажите, Федор Ильич, по совести: где Ваш мандат на политическое руководство и на организационную твердость? Ваше или партийной оппозиции (мое, в частности) отношение к большевизму, к эволюции советской власти, к политике Сталина оказалось в основном правильным? Вспомните Ваше отношение к вопросу о едином фронте (телеграмма Ежова — Бэма), Ваше отношение (особенно вначале) из которого Вы отказывались делать политические выводы. Вам непростительно оптимистическое отношение к новой советской конституции, а с другой стороны, в плане международном. Ваши прежние проекты слияния РСИ с Коминтерном, Ваши опыты идеологического сочетания демократического социализма с диктаторским коммунизмом и, особенно. Ваши «военные тезисы», ориентировавшиеся на возглавление антифашистской коалиции держав Советским Союзом [ 477 ] — вспомните все это и скажите по совести, «нормально» ли, что Вы после всех этих ошибок, как ни в чем не бывало, продолжаете представлять партию, возглавлять Заграничную Делегацию и налагать свою печать, печать фракционности на «С.В.», это единственное публичное проявление партии, а меня просто скинули со счетов, с одобрения Ваших покладистых единомышленников и к стыду добавлю — при молчаливом попустительстве двух представителей оппозиции, о мотивах которых я представляю судить их собственной совести.

Не думайте, что во мне говорит раздражение, нет, но чувство горечи и протеста точно переполняют меня. В это грозное время трудно переживать свою оторванность от партии, которая в моем сознании неотделима от меня, одного из ее строителей не только сверху, но и снизу. И трудно примириться с «погружением в политическое небытие», как Вы выразились в одном из Ваших писем. Едва ли примирюсь.

На этом я ставлю точку. Еще только два слова. Не уверен, суждено ли нам будет вернуться в Россию, в новую свободную Россию, — в большевистскую нам возврата нет. Если вернемся, каждый из нас найдет в рабочем движении и в нашей партии — верю, что воскреснет — свое место. А если не суждено будет вернуться, если не придется участвовать в возрождении партии на родине, что ж, у меня останется сознание исполненного до конца долга. И еще останется утешение: меня в партии не только ценили — ценили многих — меня любили. В частности за то, что я был в ней связующим, сплачивающим, объединяющим элементом.

Вот и все, что я хотел высказать Вам. Ответа не жду — ответом было Ваше прошлогоднее письмо и молчание ЗД в течение года.

П. Гарви.

Вы можете из этого письма не делать секрета от товарищей. Это не в Ваших интересах, но в интересах партии. [ 478 ]


Примечания:


RUS-SKY (Русское Небо) Последние изменения: 01.10.07