ЧАСТЬ ВТОРАЯ
О ПОДВИЖНИЧЕСТВЕ И БЛАГОГОВЕНИИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ
“Подвиг добрый”

— Мне очень радостно, когда я вижу в мире, наполнившемся тангалашками, души внимательные и подвизающиеся. Бог, будучи добр и справедлив, всем нам дал соответствующие дарования: например, мужество мужчинам и любовь женщинам. Он дал их нам для того, чтобы мы подвизались, с помощью божественной Благодати поднимались по духовной лествице и все больше приближались к Тому, Кто есть наш Творец. Никогда не надо забывать, что, кроме людей, которые могут помочь нам духовно, мы имеем близ себя и Самого помогающего нам Христа, Пресвятую Богородицу, Херувимов, Серафимов и всех святых. Итак, дерзновение! Христос очень силен, Христос всесилен, Он даст нам Свою божественную силу, чтобы мы “сломили роги” лукавого. Он постоянно невидимо следит за нами, Он будет укреплять нас, если мы будем иметь благое произволение и совершать малый, по нашим силам, подвиг.

Станем, насколько возможно, избегать поводов ко греху. Будем внимательны к нашим чувствам, ибо все начинается с этого. А если подчас это для нас тяжело, то давайте, по крайней мере, избегать любопытства, чтобы наши глаза не разглядывали греховных картин и бесы потом не устраивали бы нам киносеансов. Если взять горящий уголек и окать его в руке, то он ее, естественно, обожжет. Но если мы станем катать его в руке, конечно, не слишком долго — то он не причинит вреда. Так и скверные образы: когда они мелькают быстро, глаза их не удерживают, но только касаются слегка, и эти образы не жгут потом душу.

Те люди, которые были невнимательными и в мирской жизни приобрели дурные привычки, пусть после своего обращения безропотно терпят брань от врага, не возделывая, однако, злых похотей. Если они станут таким образом подвизаться, то очистятся и достигнут состояния людей целомудренных, которые не познали больших грехов, не приобрели дурных привычек, но не терпят и большой брани. Весьма преуспеют те, кто использует свои предыдущие падения как опыт. Идя по минному полю, не зная местности, человек вынужден продвигаться вперед очень медленно и осторожно, иначе взлетит на воздух. А если знать местность, то с имеющимся опытом можно, и будучи раненым, продвигаться вперед уверенно и быстро. Тот, кто занялся не возделанной нивой своей души, выполет из нее все терния страстей и насадит на их месте добродетели. Однако это очень тяжелое делание, требующее большой силы воли и терпения.

— Геронда, не могли бы вы рассказать нам о практической стороне этого делания?

— Надо стараться каждый день помещать в себя что-то духовное, противодействующее чему-то мирскому и грешному и так, потихонечку, совлечься ветхого человека и впоследствии уже свободно двигаться в духовном пространстве. Заменять греховные картины, находящиеся в памяти, святыми образами, светские песни — церковными песнопениями, мирские журналы — духовными книгами. Если человек не отвыкнет от всего мирского, грешного, не будет иметь связи со Христом, с Божией Матерью, со святыми, с торжествующей Церковью и не отдаст себя всецело в руки Божий — не сможет достичь духовного здравия.

— Геронда, что такое духовное здравие?

— Духовное здравие равняется чистым помыслам, просвещенному уму и очищенному сердцу, постоянно имеющему в себе Христа и Пресвятую Богородицу. Многое внимание, самонаблюдение и молитва весьма помогают приобрести здравие души. Молитва необходима для очищения души, и благоразумие — для сохранения доброго духовного состояния.

Конечно, жизнь это не дом отдыха: она имеет радости, но имеет и скорби. Воскресению предшествует Распятие. Удары испытаний необходимы для спасения нашей души, ибо они ее очищают. Как и с одеждой: насколько больше мы ее трем, когда стираем, настолько чище она становится. То же самое и осьминог, чем больше мы его бьем, тем чище и мягче он становится. И рыба кажется прекрасной, когда она живая плавает в море и даже когда она лежит на базаре — в чешуе и невыпотрошенная. Но в употребление она годится, только когда очистится — станет с виду безобразной и потом испечется. Так и человек: когда он сбросит с себя все мирское, то при кажущейся внешней потере жизни, мирской живости — чешуи, он выскребает из себя все ненужное, “пропекается” и тогда уже становится годным к употреблению.

Тем людям, которым Бог попустил (или для того, чтобы притормозить их, или от зависти лукавого) быть побитыми холодом северных ветров — испытаний, нужно потом много солнечного тепла и духовной свежести, чтобы они расцвели и принесли плод. Так и деревьям, доверчиво раскрывшим свои почки навстречу обманчивому теплу зимней оттепели и безжалостно побитым после этого ледяным северным ветром, нужно потом много весеннего солнечного тепла и дождика, чтобы начали циркулировать их соки и эти деревья принесли цветы и плоды.

— Геронда, что необходимо для духовного обращения?

— Любочестный подвиг с надеждой и доверием Богу.

Простота с любочестным подвигом приносят внутренний мир и уверенность, и тогда душа наполняется надеждой и радостью. Для того, чтобы борющийся был увенчан, необходимо терпение, любочестие и духовная отвага. Отвага изливается из любочестного сердца, а если от сердца делать что-то для Христа, то это не утомительно и не больно, ибо боль за Христа есть духовный пир. При небольшом любочестном упорстве и наблюдении за собой можно духовно развиться в очень короткий срок. Затем душа будет получать помощь от Христа, Пресвятой Богородицы, ангелов и святых. Очень помогают также чтение, молитвы, обращенность внутрь себя. И немного побезмолвствовать помогает тоже.

А иногда причиной того, что мы, подвизаясь правильно, не видим никакого преуспеяния, бывает вот что: бес, поскольку мы объявили ему войну, попросил у сатаны подкрепления. И если год назад мы воевали с одним бесом, то нынче воюем с пятьюдесятью, а через год их будет еще больше и так далее. Бог не попускает нам этого видеть, чтобы мы не возгордились. Мы не понимаем этого, а Бог, видя [в нас] доброе расположение, работает над нашей душой.

— Геронда, в чем причина, если кто-то подвизается и действительно не преуспевает?

— Может быть, он подвизается гордо. Но сказать вам, на чем погорают некоторые и не преуспевают? Имея предпосылки [для духовного развития], они растрачивают их по пустякам, и потом у них нет сил, соответствующих духовному подвигу. Предположим, мы начинаем наступление на врага и, собрав все необходимое, готовимся к сражению. Однако враг, боясь поражения, старается диверсиями и атаками в других местах фронта нас расколоть и отвлечь наше внимание. Мы обращаем наше внимание туда, отправляем войска направо и налево. Время уходит, боеприпасы и продовольствие идут на убыль, обмундирование в части мы даем старое. Среди солдат начинается ропот. В результате истощатся все наши силы и мы не сможем сразиться с врагом. И в духовной брани некоторые ведут себя также.

— Геронда, а не помогает ли духовному преуспеянию и окружающая среда?

Должно знать и то, что, улучшая свое духовное состояние, мы и сами чувствуем себя лучше и Христа радуем. Кто может представить себе ту великую радость, которую испытывает Христос, когда Его дети преуспевают? Желаю всем людям духовно преуспеть и соединиться со Христом, Который есть Альфа и Омега. Когда вся наша жизнь находится в зависимости от Альфы и Омеги, тогда все освящено.

— Геронда, чтение каких книг может помочь людям, в которых пробуждается добрая обеспокоенность?

— Пусть они сначала читают Евангелие, чтобы понять, что значит “Христос”. [После того, как они] немного придут в сокрушение, пусть читают Ветхий Завет. Знаешь, как бывает трудно, когда твоей помощи просят люди, ничего не читавшие? Все равно что ученик начальной школы идет к профессору университета и говорит ему: “Помоги мне”. И что тогда говорить профессору? Что “один плюс один равняется двум”?

А бывает еще, что приходят люди, не имеющие в себе доброй обеспокоенности, и говорят: “У меня, отец, проблем нет, все прекрасно, так просто зашел посмотреть на тебя”. Но человек никогда не может сказать, что у него нет никаких проблем. Что-то [все равно] есть. Борьба за духовную жизнь не заканчивается никогда. Или как некоторые мне говорят: “Скажи нам что-то духовное”. Все равно что прийти к бакалейщику и сказать: “Дай нам товары”. Тут тебе и бакалейщик растеряется. Не просят чего-то определенного: столько-то риса, столько-то сахара и т.д., а говорят “Дай нам товары”. Или все равно что к фармацевту прийти и сказать: “Дай нам лекарства”, не объяснив, чем они больны, ходили ли к врачу и что им сказал врач. Попробуй тут разберись! А тот, у кого есть духовная обеспокоенность, понимает, чего ему не хватает, ищет это и получает пользу. Я когда был новоначальным и читал какую-то книгу — переписывал ее, чтобы не забыть, и старался применить прочитанное на практике. Я читал не для того, чтобы приятно проводить время. Во мне была добрая обеспокоенность, и когда я чего-то не понимал, то спрашивал, чтобы узнать [правильный смысл]. Я мало читал и много испытывал себя прочитанным. “Где я нахожусь? Что делаю?” — я сажал себя на скамью подсудимых, не давал чтению беспошлинных прав [на вход в одно ухо и выход из другого].

— Да, Геронда.

— А задача в том, чтобы образовать себя богоцентрично. Я не собираюсь становиться университетским профессором и не обязан знать многого. Приобретя же богоцентричное образование, я в случае необходимости смогу легко узнать что-то из другой области. Ясно?

— Полезно ли в случае рассеянности сконцентрироваться на чтении?

— Да, надо немножко почитать что-то очень сильное, для того чтобы согрелась душа. Попечения и заботы покроются прочитанным, и ум перенесется в область божественную. Иначе ум уходит в те дела, которыми он занимался большую часть времени.

— Геронда, а когда кто-то устал или расстроен и хочет почитать что-то легкое: какой-нибудь рассказ, повесть и тому подобное?

— Разве нет никакой духовной книги, пригодной для такого случая? Цель не в том, чтобы человек забыл свое расстройство, а в том, чтобы он от него избавился. Художественная литература избавления не дает. Ни романы, ни газеты, ни телевизор не помогают в духовной жизни. Даже духовные журналы часто приносят христианам вред, возбуждая глупую ревность и вызывая смущение. Будьте внимательны: не читайте в свободное время лишнего. Читать книги определенного рода — это все равно что набивать свой желудок жиденькой похлебкой из тыквы, все равно что рыться в стоге соломы в поисках одного пшеничного зернышка. “Да, — говорят некоторые, — но от такого чтения я отдыхаю”. Да как же ты отдыхаешь, голубчик, когда у тебя от этого “чтива” заморочена голова и режет глаза?

Лучше уж [тогда] поспать, для того чтобы отдохнуть. Из того, что читает человек, можно распознать его духовное состояние. Человек очень мирской будет читать безнравственные журналы. Не очень мирской будет читать журналы не такие грязные или газеты. Тот, кто ходит в церковь, — духовные издания, современные духовные книги или святых отцов и так далее.

— Геронда, какие духовные книги помогают больше всего?

Для того чтобы стяжать благоговение, нет нужды иметь много знаний. Если размышлять над тем малым, что мы знаем, то сердце заработает. У кого-то от одного тропаря все внутри переворачивается, а другой знает все наизусть и ничего не чувствует, потому что движется вне духовной действительности. Итак, читайте отцов, хотя бы одну-две строчки в день. Это витамины, весьма укрепляющие.

“В этом маленьком и умилительном храмике, — говорят некоторые, — я переживаю Божественную Литургию, а в большом храме — нет. Если церковь оштукатурена и побелена, то я не чувствую ничего, в расписанной же, с хорошим иконостасом и т.п. я переживаю Божественную Литургию”. Это [то же самое], что человеку, не хотящему есть, подсолить и поперчить пищу для того, чтобы у него появился аппетит.

— То есть, Геронда, названное вами не имеет никакого значения? Не помогает?

— Я такого не говорю. Помогает, но не надо застревать на этом. В противном случае человек будет стремиться ощутить Христа магическим способом, будет искать темную келью, тусклую лампадку, располагающий к умилению храм и без этого не сможет молиться. Но в любом месте [должно чувствовать себя] одинаково: в поезде ли, в пещере, в дороге. Бог сделал каждого человека малой церковкой, и ее можно всюду носить с собой. Все ищут покоя, но покой приходит к нам изнутри. И эти бедолажки, что паломничают от одной святыни к другой, хотят найти Христа, в то время как Христос находится возле них. Имея возможность найти Его без труда, они утомляются и в конечном итоге не находят Его. Человек по-настоящему духовный не получает покоя от шатаний и любований разными достопримечательностями. Они для тех, кто страдает, потому что помогают им немного забыть свое расстройство. Человек духовный, имеющий божественное утешение, не нуждается в подобных вещах. Если же он не имеет в себе божественного утешения, то ничем не отличается от мирских. Его устремления и интересы тоже будут не духовными, а мирскими. Такой человек будет стремиться достичь покоя с помощью чего-то мирского. Многие приезжают на Святую Гору, посещают разных отцов, воодушевляются тем, что слышат от каждого, по-своему истолковывают и путают смысл сказанного да вдобавок говорят: “Очень хорошо провели время!” Но если бы они посещали какого-то одного отца, советовались бы с ним и старались исполнить то, что он им сказал, то получали бы действительную помощь. То, чем они занимаются сейчас, называется “духовным туризмом”. Они теряют время, без цели мучаются и пользы не получают. А как было бы легко, если бы они держались одного отца и исполняли бы то, что слышали! Потому что тогда они ощущали бы, что внутренне отходят от усталости, в то время как сейчас они бродят из одного места в другое и, подобно людям мира сего, отдыхают, любуясь зеленью святогорских пейзажей. Есть и такие, что говорят: “Поеду к одной Матери Божией, к другой Матери Божией!” Матерь Божия одна. Они же занимаются этим не от благоговения, а от желания покататься, развлечься. Из этого видно, что у них неспокойно на душе. Того, у кого нет благоговения, смирения, хоть в саму Кувуклию Всесвятого Гроба Господня посади — ничего не увидит. Если же есть благоговение, то можно увидеть Благодатный Огонь у Голгофы. Как-то раз один послушник из Лавры Святого Саввы пришел в Великую Субботу ко Гробу Господню за Благодатным Огнем для своей обители. Обычно окрестные монастыри посылают братию за Благодатным Огнем. Послушник пошел на хитрость: будучи одет в рясу, он оттеснил мирян и вылез вперед. Но позже, когда пришли священнослужители, его самого отодвинули назад, потому что было заранее определено, кому где стоять. Тогда послушник начал ругать себя: “Ах ты грешник окаянный, ах ты пропащая душа, еще и вперед полез со всей своей скверной! А ну-ка дуй отсюда, проваливай! Ты и в храме-то быть недостоин!” И он верил в то, что говорил себе. Вышел он из храма и стал просить Христа: “Христе мой, прошу Тебя, не возгнушайся мной и позволь пойти к какой-нибудь другой святыне”. Потом он поднялся к Голгофе и там опять окаявал себя: “Подумай только, на какое ты пошел лукавство! Носишь, ничтожество, рясу и из-за этого отпихивал других, лучших себя...” И в какое-то мгновение, когда он так себя окаявал, из Святой Голгофы вышел сильный Свет, пронзивший все его существо. “Благодатный Огонь снизошел!” — сказал тогда горемыка, пошел, взял от Голгофы Благодатного Огня в свой фонарик и удалился.

— То есть, Геронда, паломничества, например на Святую Землю, не идут на пользу?

— Смотри: в наши дни, путешествуя для того, чтобы получить небольшую пользу, ты в поездах, самолетах, гостиницах получишь [скорее] большой вред. Все пришло к обмирщвлению. Какую пользу можно получить, направляясь в духовное место и видя там великое мирское бесчинство? Для того, чтобы все это пошло на пользу, надо быть очень сильным человеком. И этот экскурсовод, который рассказывает и объясняет, когда путешествуют группами, уж лучше бы он иной раз помолчал! Потому что он рассказывает не благоговейно, например: “Здесь Гефсимания, здесь — Всесвятой Гроб Господень”, а начинает тарахтеть: “Это то, это се, сейчас мы едем в Вифлеем, туда пришли мудрецы из Персии” и потихонечку “увозит” паломников... [чуть ли не] в Кувейт! Тому, кто читал Священное Писание и знает, что здесь Гроб Господень, а здесь Гефсимания, такой экскурсовод не дает сосредоточиться и помолиться. Эти рассказы нужды только тому, кто не читал Священного Писания, но те, кто едут в паломничество на Святую Землю, его читали. И люди, вместо того чтобы получить пользу, остаются с замороченной головой. Да еще и убегают сразу от одной святыни и несутся к другой — услышанное не удерживается в них. Другое дело, когда спутники и руководители в паломничестве — люди духовные, когда заранее была проделана соответствующая подготовка.

— Геронда, а если нет желания паломничать, то это значит, что отсутствует благоговение?

— Нет. Я вот был не во всех монастырях Святой Горы, не был у многих святынь. Например, к святому Иоанну Русскому я не ездил, но это не значит, что я не почитаю этого святого. Хорошо иметь благоговение к какому-то святому [мощи которого находятся] в каком-нибудь святом месте, но не надо гнаться за тем, чтобы поехать туда. Поедем, когда нам представится благоприятная возможность или будет какая-то причина. Важно то, что сказал Христос самарянке: “Истинные поклонницы поклонятся Отцу в духе и истине”.

— Геронда, одни чувствуют уверенность в том, что они спасутся, а другие сомневаются в этом. Какое расположение является более правильным?

— То есть, Геронда, не должно иметь надежду на спасение и страх мучений?

— Если есть надежда на спасение, то страха мучений нет. Раз у человека есть надежда спасения, то он более-менее в порядке. Бог не оставит человека, подвизающегося, насколько он может, с любочестием, не расположенного к бесчинствам и то побеждаемого, то побеждающего в борьбе своей. Кто хоть немного расположен к тому, чтобы не опечалить Бога, пойдет в рай “в галошах”. Благой по Своей природе Бог “втолкнет” его в рай, Он дает ему намного больше, чем человек заслужил, Он устроит все так, чтобы взять его душу в тот час, когда он находится в покаянии. Он может биться всю свою жизнь, но Бог не оставит его, заберет его в наиболее подходящее время.

ГЛАВА ВТОРАЯ
О том, как действует диавол

— Геронда, иногда искушения обрушиваются одно за другим, и сил у меня нет...

— Я тебя научу, как избежать искушений. Примешь то, что я тебе скажу?

— Да.

— Единственный способ избежать искушения — это стать... союзником диавола! Чего смеешься? Не нравится тебе этот способ? Ну, тогда слушай.

Пока человек борется, у него будут искушения и трудности. И чем больше он старается избежать искушений, тем сильнее восстает на него диавол. Иногда наша жизнь противна жизни евангельской, и поэтому через искушения, если мы разумно используем их, нам дается возможность привести нашу жизнь в согласие с Евангелием.

— А я, Геронда, застреваю на мелочах, и после у меня нет расположения подвизаться ради чего-то высшего.

— Это все равно что мины, которые ставит враг для того, чтобы вывести войско из строя. Тангалашка старается вывести подвижника из строя с помощью мелочей, когда видит, что не может навредить ему иначе. Но знай, что бывают и маленькие тангалашки, которые приносят, однако, немалый вред. Как-то спросили одного маленького тангалашку “Ну а что же можешь сделать ты?” — “Что могу сделать я? — переспросил тот. — Я хожу к портнихам, к сапожникам — путаю им нитки и вывожу их из себя!” Величайшие соблазны происходят от пустяков и не только между нами, но иногда и между государствами. В людях духовных нет серьезных поводов для соблазнов, и тогда диавол в качестве поводов использует мелочи. Он душевно ломает человека на глупостях, на детскостях, диавол делает человеческое сердце таким, как хочет он, а человек после этого становится бесчувственным и стоит на месте — как пенек.

— Геронда, а почему, установив распорядок, чин своей духовной жизни и имея вначале расположение подвизаться, я быстро теряю над собой контроль и возвращаюсь к старому?

— А ты сама не знаешь? Тангалашка, будучи извещен о том, что мы работаем духовно, “переключает” нашу “программу” на другую. Установив для себя какой-то порядок, начав двигаться по одной колее, мы оказываемся в другой. И при недостатке внимания мы понимаем это лишь по прошествии дней. Вот почему подвижник должен во всем идти наперекор диаволу (с рассуждением, конечно), и [кроме того], за ним должен наблюдать опытный духовник.

— А ведет ли сатана брань с человеком, не совершающим тонкой работы над самим собой?

— Сатана не идет к людям посредственным, он идет к подвижнику: искусить и вывести его из строя. Враг не будет терять времени и заниматься тонкой работой с тем, кто сам не совершает над собой тонкой работы. К тому, кто шьет цыганской иглой, он пошлет беса с цыганской иглой. К тому, кто занимается тонким рукодельем, пошлет беса, который занимается тонким рукодельем. К тончайшему вышивальщику — беса [специалиста] по очень тонким работам, к тем, кто работает над собой грубо — грубого беса. К новоначальным он посылает беса новоначального.

Люди с тонкой душей, со многим любочестием и чувствительные должны быть внимательны, потому что диавол крутит своим хвостом и делает их еще более чувствительными, так что они могут дойти до уныния, или даже, Боже упаси, до самоубийства. Диавол хотя и подстрекает нас, людей, идти наперекор своему ближнему и ссориться, сам никогда не идет наперекор. Нерадивого он делает еще более нерадивым, он успокаивает его таким помыслом: “У тебя болит голова, ты плохо себя чувствуешь, ничего страшного, если ты не поднимешься на молитву”. Благоговейного диавол делает еще более благоговейным, чтобы низринуть его в гордость, или подзуживает его на превышающий его силы подвиг, чтобы прежде усердный подвижник выбился из сил, сложил впоследствии все свое духовное оружие и сдался. Жестокосердого диавол делает более жестокосердым, человека впечатлительного он делает чрезмерно чувствительным.

Сколько же людей, одни от впечатлительности, другие от своих расшатанных нервов изводятся от бессонницы, глотают таблетки или без пользы мучаются по больницам! Сегодня редко увидишь человека уравновешенного. Люди стали аккумуляторами, большинство словно наэлектризовано. А те, кто не исповедуются, принимают вдобавок и бесовские воздействия, имеют некий бесовский магнетизм, поскольку диавол обладает над ними властью. У немногих мирный взгляд, будь то юноши, девушки или пожилые люди. Беснование! Знаешь, что такое беснование? Это когда невозможно прийти ко взаимному пониманию с людьми.

— Одним врачам, обсуждавшим тему анестезии при хирургических операциях, я сказал: “Анестезия лукавого влечет за собой тяжелые для человека последствия, та же, которую делаете вы, ему помогает”. Анестезия диавола — это как яд, которым змея парализует птиц или зайчат, чтобы пожрать их без сопротивления. Когда диавол хочет побороть человека, он посылает вперед себя бесенка-“анестезиолога”, чтобы тот сначала сделал человека бесчувственным. Потом уже диавол приходит сам и кромсает человека, делает с ним, что хочет. Начинается, однако, с “анестезиолога”, который делает нам обезболивающий укол, и мы забываемся. Например, как монахи, мы обещаем “терпеть досаждения и укоризны”, даем душе священные обеты, а после бывает, что диавол запутывает нас, и мы делаем противоположное тому, что обещали. Мы начинаем с одного, а заканчиваем другим, мы отправляемся в одно место, а приходим в другое. Мы невнимательны. Разве я не приводил вам такие примеры?

Раньше в Конице не было банка. Когда люди хотели получить заем, они шли в Янину. По нескольку человек из окрестных деревень собирались и шли семьдесят два километра пешком, чтобы занять денег и купить, например, лошадь. В то время, имея лошадь, можно было содержать семью: впрягали свою лошадь в пару еще с чьей-нибудь лошадью и пахали. Так вот, как-то раз отправился один крестьянин в Янину занять денег, чтобы купить лошадь, пахать на ней землю и не мучиться с мотыгой. Получил он в банке заем, а потом пошел ротозейничать по еврейским лавкам. Один еврей увидел его и потащил внутрь. “Ну-ка, дядя, заходи, что за прелесть, погляди!” Зашел крестьянин в магазин, начал еврей снимать с полок рулоны ткани, брал один, бросал другой: “Бери, — говорил, — хороший материал, а для детей твоих я отдам и подешевле!” Вырвался простофиля из одной лавки и пошел к другой. “А ну-ка, дядя, — говорит ему другой еврей, — проходи внутрь, для тебя-то уж я продам подешевле!” Снимал перед ним рулоны, раскрывал, разворачивал... Под конец закружилась у нашего бедолаги голова. Было у него вдобавок и немного любочестия.

“Ну что же поделать, — говорит, — раз уж он и поснимал рулоны с полки, и поразворачивал их... и якобы уступает для детей подешевле...” Отдал он еврею те деньги, что взял в банке, и купил рулон ткани, но и она оказалась истлевшей! Да и к чему было покупать целый рулон материи? Рулонами ткань даже богатые не покупали, брали, сколько было нужно. Вернулся он в конце концов домой с рулоном гнилой ткани. “А где лошадь?” — спрашивают его. “Я, — говорит он, — материалу для ребят принес!” Но что им было делать с таким количеством ткани? И в банк он задолжал, и лошади не купил — ничего, кроме рулона изъеденной ткани! Ну и давай опять за свое: мотыжить землю, мучиться, отрабатывать долг! А если бы он купил лошадь, то вернулся бы верхом, прикупил бы и для дома чего-нибудь и впредь не убивался бы на поле с мотыгой. Но видите, до чего он дошел из-за своего ротозейства по еврейским магазинам? Так же поступает и диавол. Как хитрый торгаш, он тянет тебя то с одного бока, то с другого, он ставит тебе подножки, добиваясь в конечном итоге того, что ты идешь туда, куда хочет он. И если ты невнимателен, то, отправляясь в одно место, ты заканчиваешь свой путь в другом. Диавол обманывает тебя, и ты теряешь свои лучшие годы.

— Диавол — искусник. Например, если духовному человеку принести во время Божественной Литургии скверный помысл, то он поймет это, встрепенется и отгонит его. Поэтому диавол приносит ему помысл духовный. “В такой-то, — говорит он, — книге о Божественной Литургии написано то-то”. Потом он отвлекает внимание, например, на паникадило, и человек думает о том, кто его изготовил. Или же лукавый напомнит о том, что надо проведать такого-то больного. “Вот это да! — скажет человек. — Озарение пришло во время Божественной Литургии!” — тогда как внутрь уже встревает диавол. Человек начинает собеседовать со своим помыслом и, только услышав, как священник возглашает: “Со страхом Божиим и верою приступите!” — понимает, что Божественная Литургия закончилась, а сам-то он нисколько не соучаствовал в ней. Да вот и здесь, в храме, когда монахиня идет зажигать свечи на паникадиле, я замечаю, что даже людям немолодым искуситель переключает туда внимание, и они глазеют на то, как сестра возжигает свечи. Это же совершенное детство! Подобные вещи только ребятишкам на радость. “Зажгла!” — говорят они. Малым детям есть в этом оправдание, но взрослым людям? Или, тогда как во время Божественной Литургии должно избегать движений, искуситель может подтолкнуть какую-нибудь из сестер перелистывать в священный момент книгу на аналое, создавать шум и отвлекать других молящихся, которые слышат шелест и спрашивают “Что это такое?” Их ум уходит от Бога, а тангалашка рад. Поэтому следует быть внимательными, чтобы во время богослужения из-за нас не отвлекалось внимание других. Мы вредим людям и не понимаем этого. Или проследите за каким-нибудь чтением в храме: как только чтец дойдет до самого священного момента, от которого люди получат пользу, то сразу [что-нибудь произойдет] или ветер сильно хлопнет дверью, или кто-то закашляется... Внимание людей оторвется, и пользы от читаемых священных слов они не получат. Так делает свое дело тангалашка.

Ах искушение, что же творит враг! Он постоянно переключает нашу настройку на другую частоту. Только лишь подвизающийся готов прийти от чего-то в умиление, он “щелк!” — переключает ему настройку на что-нибудь, что может отвлечь человека. Опять вспоминает что-то духовное? “Щелк!” — приводит ему на память что-нибудь другое. [Так] враг то и дело сбивает христианина с толку. Если человек поймет, как работает диавол, то от многого освободится.

— Геронда, а как это понять?

— Наблюдать. Наблюдая, учишься. Кто самые лучшие метеорологи? Пастухи. [Почему?] Потому что они наблюдают за облаками, следят за ветром.

— Люди легко попадают как под хорошее, так и под дурное влияние. Под дурное влияние попасть легче, потому что канонаршит там диавол. Скажи, например, кому-то бросить курить, потому что это вредно. Как только он решит бросить, к нему сразу направится диавол и скажет “Вот в этих сигаретах меньше никотина, а в этих — очищающий фильтр, так кури такие, вреда не будет”. То есть диавол найдет для этого человека оправдание, чтобы не бросать курение, найдет для него “выход”! Ведь диавол может найти нам целую кучу оправданий. А те сигареты, которые он предлагает, могут приносить еще больше вреда. Поэтому мы должны иметь силу воли. И если не преодолеть свои недостатки, пока ты еще молод, то потом их будет трудно преодолеть, ибо чем старее становится человек, тем слабее его воля.

— Геронда, а можно разработать силу воли?

— Разве мы не говорили о том, что можно разработать все? У всех людей есть сила воли — у одних меньше, у других больше. Когда человек расположен к подвижничеству, когда он молится и просит Бога умножить в нем силу воли, Бог помогает ему. Человек должен знать, что если он не преуспевает, то [это значит, что] он либо совсем не прикладывает воли, либо прикладывает ее недостаточно, и [к тому же] она ослаблена, так что проку в этом опять-таки нет. Предположим, что у какой-то птицы одно крыло крепкое, а другое она оставляет в небрежении. Из этого крыла начинают выпадать перья, и впоследствии птица не может летать как следует. Одно ее крыло работает хорошо, но другое — словно поломанная гребенка. Птица шевелит этим крылом, но его насквозь продувает ветер, и она не может взлететь. Чуть подскакивает и летит кувырком. Для того, чтобы взлететь, целым должно быть и второе крыло.

Я хочу сказать, что также и человеку, если он хочет всегда лететь правильно, духовно, следует быть внимательным и не оставлять без попечения человеческую волю. Тангалашка что делает? Потихонечку подбирается и выдергивает из человеческого крыла сперва какое-нибудь малюсенькое перышко, потом перо покрупнее, а затем, если человек невнимателен, вытаскивает и большое перо, так что человек хочет взлететь и не может. И если враг выдернул несколько перьев, то человек, стараясь взлететь, летит вверх тормашками, потому что сквозь общипанное крыло его воли вовсю гуляет ветер. Крыло божественное постоянно полно перьев, оно “укомплектовано”, диавол не может общипать это божественное крыло. Внимание человека должно быть направлено к тому, чтобы не вознерадеть и не дать диаволу выдернуть перо из своего [человеческого] крыла. Когда человек потихоньку начинает где-то лентяйничать, где-то быть равнодушным, то его воля теряет силу. А если [сам] человек не хочет [трудиться духовно], то что сделает Бог? Бог не хочет вмешиваться, потому что Он чтит человеческую свободу. Таким вот образом и Божие крыло человек тоже делает бесполезным. Однако, когда у человека есть сила воли, то есть когда не повреждено и его собственное крыло, тогда хочет Бог — хочет и человек. И тогда человек летит.

— Геронда, что же все-таки такое этот полет? Вы имеете в виду желание духовного преуспеяния, желание спастись?

— Ну конечно же, брат ты мой! Когда я говорю “полет”, то подразумеваю духовный подъем, не имею в виду того, чтобы залететь на какой-нибудь кипарис!

— Геронда, раньше вы говорили, что можно вспахать и засеять землю, сделать все, что требуется, и в итоге не собрать ни одного зернышка.

— Да, это так. Труды человека невнимательного расхищает диавол. Но тот, кто внимателен и горячо берется за спасение своей души, — подвизается, преуспевает, плодоносит, питается духовно и радуется ангельски.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О пользе, происходящей от доброго общения

— Геронда, я тревожусь, когда вы говорите, что нам предстоят нелегкие годы.

— Будьте между собой дружны и согласны, будьте духовно подготовлены и отважны, будьте единым телом и ничего не бойтесь. Помогает и Бог. Возделайте духовную любовь, имейте ее такой, какую питает мать к своему ребенку. Пусть отношения между вами будут братскими, пусть живет среди вас жертвенность. А трудные дни мы потихонечку переживем.

Мы, монахи, понятно, уходим из мира и оставляем знакомых и родных ради того, чтобы войти в великую семью Адама и Бога. Но миряне должны поддерживать отношения с живущими духовно родственниками и знакомыми. Для того, чтобы помогать друг другу. Если христианин, подвизающийся среди мира, поддерживает связь с людьми духовными, то ему есть на кого опереться. Как бы духовно ты ни жил, добрый круг общения (особенно в наше время) необходим. Связь с людьми духовными очень (даже больше чем духовное чтение) помогает христианину, потому что эта радость духовного союза пробуждает в нем сильное рвение к духовным подвигам. Хорошо также, если и на работе, на службе духовные люди знакомы друг с другом для того, чтобы они могли друг другу помогать. Например, среди сотрудников может возникнуть какая-то проблема, и понадобится взаимная поддержка. Если люди духовные не знают друг друга, то они могут и не решиться заговорить между собой.

— Геронда, допустим кто-то [однажды] отказался помочь нам в чем-то, и теперь мы не решаемся снова попросить его о помощи. Правильно ли это?

— Нет-нет. Может быть, раньше он не имел возможности помочь. Все равно, что ты у меня просишь крестик, и я тебе его даю. В другой раз ты попросишь, а у меня нет, и [понятно, что] я тебе его не даю. Потом я покупаю крестики, чтобы было что раздавать, а ты подходишь и не просишь, тогда как я жду случая, чтобы их раздать.

Сегодня люди живут в одной многоэтажке и не знакомы между собой. А раньше существовало соседство, помогавшее людям узнать друг друга, и при нужде один другого поддерживал. Ехал, например, кто-то куда-то на телеге, встречал на дороге знакомого, спрашивал: “Откуда идешь, куда путь держишь? Туда же и я еду. Садись, вместе поедем”. Или если человек хотел куда-то ехать на лошади, шел к соседу и спрашивал его: “Собираешься куда? Если можешь обождать, я через три часа еду на лошади и могу взять тебя с собой”. Или говорил: “Завтра еду туда-то. Приходи, переночуешь у нас, чтобы пораньше вместе выехать”. Люди думали о ближнем и, когда могли в чем-то помочь, не уклонялись от этого. У людей был добрый интерес, и спрашивали они на всякий случай, чтобы выручить. Даже и по другим деревням имели хороших знакомых.

— Геронда, какая польза от того, что люди духовно связаны между собой?

— В наши дни, если даже духовные люди и не хотят быть связанными между собой, их принудит к этой связанности диавол. Сегодня диавол многой своей злобой делает людям величайшее благо. Если, к примеру, верующий отец хочет найти для своих детей домашнего учителя, то он вынужден будет найти учителя хорошего и верующего, потому что он собирается ввести его в свой дом. С другой стороны, верующий учитель, не получивший еще места и желающий давать детям частные уроки, будет искать хорошую семью, чтобы чувствовать себя в безопасности. Или какой-то мастер, живущий духовной жизнью, будь то маляр или электрик, станет искать работу в хорошей семье, чтобы чувствовать себя легко, потому что в доме мирском он наживет себе неприятности. Хозяин-христианин тоже будет искать для работы у себя в доме хорошего мастера и верующего человека. Как один, так и другой будут искать человека духовного, с которым можно сотрудничать. И так, потихонечку, духовные люди всех ремесел и всех наук познакомятся между собой.

Очень сильные братские отношения рождаются в тяжелые годы. На войне мы, солдаты одного полубатальона, два года прожили вместе и были спаяны между собой больше, чем братья, потому что трудности и опасности мы переживали вместе. Мы были настолько спаяны, что звали друг друга “брат”. Мирские были люди, с мирским образом мыслей, ни Евангелия не читали, ни духовных книг, а тем не менее один с другим не хотел расставаться. У людей было обычное мирское, в хорошем смысле этого слова, образование, но они имели то, что всего выше — любовь, братство. Недавно скончался один из наших сослуживцев, и остальные однополчане приехали на его похороны со всех концов страны. И сюда несколько дней назад приехал повидаться со мной один мой однополчанин. Как же он меня стиснул в своих объятиях! Я не мог из них вырваться!

Сейчас мы воюем с диаволом. Поэтому постарайтесь еще больше сродниться друг с другом, еще больше стать друг другу братьями. Так все вместе мы будем идти по избранному нами пути, вместе подниматься по крутой тропе на сладкую Голгофу.

— Геронда, вчера вы сказали нам, что ощущали всех людей, с которыми встречались в прошедшие дни, своими братьями. Что такое духовное родство?

— Со всеми людьми мы братья по плоти. Все мы братья, и все мы рабы Бога. Мы же, верующие, кроме того и по Благодати дети Божий, искупленные божественною Кровию нашего Христа. В жизни духовной мы плотски являемся родственниками по Адаму и духовно — родственниками по Христу. Люди, живущие духовно, ощущают между собой это духовное родство. Они думают об одном, они стремятся к одному, они преследуют единую цель. А если бы, к примеру, у тебя была сестра по плоти, жившая, как ей заблагорассудится, по-мирски, то никакого духовного родства с ней ты бы не ощущала.

— А может ли распасться духовное родство?

— Когда один из людей прекращает жить духовно, то и его родство с другим, духовно живущим, прекращается. Не другой, духовно живущий, удаляется, а прекративший духовно жить отделяет себя от него; так же как насколько живет человек по Богу, настолько он к Богу и приближается, насколько же удаляется он от жизни по Богу, настолько дальше от Него уходит. И как Божественная Благодать является силой, действующей на расстоянии и передаваемой людям, так и лукавая энергия диавола есть действующая на расстоянии и передаваемая сила. Если, к примеру, две души находятся в состоянии духовном и одна из них думает о другой, то между ними есть духовное соединение и одна душа передает божественную силу другой. Также и две души, живущие греховно и имеющие между собой некое общение: одна из них на расстоянии принимает от другой бесовское воздействие, от одной идет телеграмма к другой.

— Геронда, а когда один из двух людей, имевших между собой такую бесовскую связь, изменяется в добрую сторону, то помогает ли это другому?

— Да. Он не получает ответа, потому что тот, кто изменился к лучшему, как бы не поднимает “трубку” [своего духовного] “телефона”. Обрывается линия, и связи уже нет. Таким образом, есть вероятность, что человек, оставшийся без ответа, задумается, и, если он захочет, это может ему помочь.

— Когда мы общаемся с человеком, имеющим страсти, и эти страсти не имеют на нас вредного влияния, то [значит ли это, что] мы влияем на его характер?

— Если мы имеем духовное состояние, святость, то мы оказываем на него большое влияние, поскольку [тогда] на него влияет Благодать Божия, и таким образом наш ближний получает пользу. Когда мы от любви терпим нашего брата, то он это понимает. Так же и злоба: если она в нас есть, то он ее тоже понимает, даже если она не проявляется внешне. Что душа имеет, то она и передает [другой душе]. Страсть передает страсть, раздражение передает раздражение, гнев передает гнев. Благодатный же дар облагодатствованной души передаст ближнему благодатный дар.

— Помогает, стало быть, общение с людьми добродетельными?

— Конечно помогает. Если пойти в келью, где постоянно кадят ладаном, то, выйдя из нее, ты и сам будешь пахнуть ладаном. Пойдешь в хлев — пропахнешь запахом хлева. После мирского дома будешь пахнуть мирским ароматами. [Помню], в оккупацию мы посадили пять гектаров дынь разных сортов: американский сорт из сельскохозяйственной школы — белые дыни во-от такие здоровые и очень сладкие, а также “аргские” дыни местного сорта и другие. Если случалось, что рядом с американскими дынями росли кабачки, то сладость из дыни уходила в кабачок. Кабачок становился слаще, а дыня безвкусней Такое происходит от опыления, от пчел, которые перелетают с цветка на цветок. Если увидишь дыню с большим “пупком”, то знай, что она выросла рядом с кабачками!

Если “аргская” дыня будет расти рядом с хорошей дыней, то она заберет у хорошей сладость. Хорошая дыня сладость потеряет, но, по крайней мере, в этом случае она тоже пойдет в дыню. Но если рядом с хорошей дыней окажется кабачок, то он станет слаще, и потом при его готовке понадобится целая пригоршня соли. И дыня теряет, и кабачку это не на пользу. Если же дыня рядом с дыней, то хорошая теряет, но другая становится слаще. Я хочу сказать, что если христианин, не очень преуспевший духовно, будет находиться возле духовно преуспевшего человека, то последний может утомиться, может немного повредиться, но зато первый получит пользу. Если же близ человека духовного будет человек мирской, неверующий, то и труд и время первого будут потрачены зря. Если человека мирского тронет что-то из сказанного другим, то это будет самое большее из того, что возможно. Но истолкует он сказанное в понятиях [своей] мирской философии, то есть воспримет это духом мирским, и пользы не получит. То есть останется он кабачком, хотя и станет послаще на вкус

В армии, в войсках связи, у нас была таблица распознавания, указывавшая некоторые конкретные признаки, по которым было понятно, какая радиостанция наша, а какая чужая; свои радиостанции мы знали. Какое-то время на специальных занятиях по технике радиоприема мы устанавливали промежуточную радиостанцию и старались распознать принадлежность чужой станции — спрашивали: “Что это?” или говорили: “Раз!” и слушали, какой будет ответ, чтобы поймать их на этом. Иными словами, если мы не могли с уверенностью определить радиостанцию, то мы ей не доверяли и старались ее распознать. Так и в жизни духовной: видя, что какая-то “радиостанция” не наша, мы должны сказать самим себе: “К чему мне с этой станцией работать? Еще чего!” Когда радист, понимая, что радиостанция чужая, хочет с ней работать — это серьезный проступок. Но насколько серьезнее его вина, когда он знает, что радиостанция не только чужая, но к тому же вражеская — и хочет работать с врагом! Я хочу сказать, что в вопросах, касающихся наших связей с другими людьми, необходимо рассуждение и осмотрительность. А самое надежное — это каждому советоваться со своим духовником.

В разговорах также следует быть внимательным, потому что зачастую начинается с духовного предмета, а заканчивается пересудами. Человек не только теряет время, но и душу свою убивает осуждением, поскольку у нас нет права никого осуждать. Мы не имеем права осуждать даже того, что происходит в мире. Если можем, то, с болью поговорив о чем-то, постараемся посодействовать в исправлении дурного положения дел. И умерших осуждать тоже не должно, ибо, к счастью, души всех людей находятся в руках Божиих.

Я вижу, что часто у многих людей помысл повреждается от одного невнимательного слова. Знаете, какими мы были бы внимательными, если бы с произносимых нами слов брали налог? Если бы нам говорили: “Столько-то слов скажешь, столько-то заплатишь”, то мы бы считали свои слова. По телефону-то мы думаем, что говорить и сколько говорить, потому что платим за разговоры. Много времени теряется сейчас на слова.

— Геронда, в Лествице пишется, что осуждение есть порождение ненависти. А простые пересуды могут иметь в себе любовь?

— Геронда, когда два человека не согласны между собой и спрашивают мнения третьего, то какую позицию следует занять ему?

— Если он имеет дело с людьми, несогласие которых касается чего-то личного, то ему лучше сказать свое мнение в присутствии обоих. Иначе каждый использует его слова так, как ему выгодно. Если же слово человека, у которого спросили о его мнении, имеет вес, то противники будут использовать сказанное им как тяжелую артиллерию и начнут безжалостно обстреливать друг друга. И в самого сказавшего эти снаряды попадут, а он не будет этого ожидать. Поэтому ему следует, насколько возможно, избегать подобных людей, чтобы хранить в себе мир и быть способным молиться о мире между этими людьми — и вообще о мире [всего] мира. Если он не может совсем избежать таких любителей создавать соблазны, то пусть, по крайней мере, избегает многих слов, чтобы иметь соблазнов поменьше. То, что у некоторых нет злобы, но есть просто поверхностность, значения не имеет, ведь соблазны-то своей поверхностностью они тоже создают.

— Геронда, а если человек отличается и любовью и предупредительными манерами, то это значит, что у него есть душевная чистота?

— Бывает по-всякому. Часто это бывает мирской вежливостью. Да, у многих людей есть доброта, они вежливы, но это не значит, что они имеют духовное благородство, жертвенность. Добрые задатки у них есть, но речь сейчас идет не об этом. Тот, кто имеет мирскую вежливость и лицемерит, может натворить много зла. Потому что другой человек обманывается, раскрывает [перед ним] свое сердце и в конечном итоге транжирит свое благоговение на человека мирского, не знающего, что значит благоговение. Это все равно, что давать золотые лиры тем, кому знакомы одни лишь бронзовые монеты. Не следует также бесцельно тратить свое время и духовно увещевать людей, которые находят удовольствие в мирских разговорах и в эгоистичном высказывании собственных мнений.

— Геронда, а если у кого-то есть какая-то проблема, он приходит и без конца говорит о ней, причем к тому времени проблема уже в какой-то мере улажена, то как нужно поступать?

— А если я не нахожу для других людей оправдания в каком-то их проступке, то это значит, что у меня есть жестокосердие?

— Не находишь оправдания другим, но находишь себе самой? Тогда пройдет совсем немного времени, и Христос не найдет оправдания для тебя. Если человек невнимателен, то его сердце может в одного мгновение стать жестким, как камень. И в одно мгновение оно может [опять] стать нежным. Стяжи материнское сердце. Знаешь, как чувствует мать: она все прощает и иногда делает вид, что каких-то шалостей не замечает. Терпи и оправдывай, снисходи к другим, чтобы и Христос снисходил к тебе.

— Геронда, а как расширяется сердце?

— Оно расширяется, когда ты все время оправдываешь непорядки, несовершенства, упущения других и смотришься в них, как в зеркало. Конечно, лукавый иногда может приносить помыслы о других, тем более когда существует какая-то действительная причина. Однако принятие или отвержение этих помыслов зависит от нас. Поставив себя на место другого человека, мы отнесемся к нему с сочувствием и оправдаем его. Кроме того, если что-то совершается не от злобы, а от легкомыслия, то это бывает понятно и отрицательной реакции [в нас] не вызывает. То, что существуют человеческие слабости, это естественно и свойственно всем людям. Злом является наличие в людях злого расположения.

— Если кто-то находится в плохом состоянии, а я в хорошем, то могу ли я оказывать на него влияние?

— А если это искуситель представляет тебе дело таким образом? С чего ты взяла, что находишься в лучшем состоянии? С того момента, как я начинаю верить, что я лучше другого, и жалеть его, мне должно жалеть уже не его, а самого себя. Даже когда [христианин] видит, что его ближний действительно не в порядке, он оправдывает его и находит для него смягчающие вину обстоятельства. Он не ищет смягчающих обстоятельств только для самого себя, он находит себя худшим других, ему больно за свою скверну. Он признает, что за все, данное ему Богом, он не воздал ничем, и говорит “Боже мой, не считайся со мной, отбрось меня в сторону. Я не сделал ничего. Помоги другому”. Те, кто действительно преуспевают, не ощущают своего большого продвижения вперед, но одно лишь великое сокрушение, смирение и божественную любовь с неизреченной радостью.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О том, что благоговением приводится в умиление Бог

— Геронда, что такое благоговение?

— То есть, Геронда, благочестие — это одно, а благоговение — другое?

Вы, женщины, должны иметь благоговение большее, чем мужчины. Женщина по природе своей должна иметь благоговение. Если у мужчин нет благоговения, то они просто равнодушны. Если же теряют благоговение женщины, то они доходят до тяжелых проступков. Один человек рассказывал мне: “Были мы с женой в паломничестве по Святым местам и поехали на Иордан. В то время, как я вошел в его воды и омывался в них, она сидела на берегу и болтала ногами в водах Иордана! "Эй, — говорю, — ты! Ты что это здесь творишь? На Иордан-реку приехала ноги мыть?" Распсиховался я, отругал ее”. Видно, его жена была совершенно равнодушным человеком, не понимала [элементарного], сам же этот бедняга был весьма благоговеен.

— Геронда, как стяжать благоговение?

— А почему, Геронда, святые отцы только об одном благоговении говорят, что если хочешь его стяжать, то следует общаться с человеком, его имеющим? Почему они не говорят того же самого и о других добродетелях?

— Потому что благоговение передается. Движения, поведение человека благоговейного, как аромат, передается другому; конечно, если в нем самом есть доброе расположение и смирение. Скажу тебе, что если человек не имеет благоговения, то он не имеет ничего. Благоговейный же, будь он и необразован, всякую святыню видит чисто, видит ее такой, какая она есть в действительности. Он не ошибается ни в чем, что связано с божественными смыслами. Благоговейный человек — словно ребенок, не имеющий злого помысла о своих отце и матери, потому что своих родителей он любит, уважает и видит все, что они делают, добрым и чистым. Насколько же больше [должно благоговеть] перед Богом, Который ни с чем не сравним и во всем совершенен! Тот, у кого нет благоговения, совершает ошибки, уклоняется в заблуждения относительно догматов. Я вижу, какие ошибки совершают те, кто не имеет благоговения и пишут толкования или комментарии на Священное Писание и святоотеческие творения.

Во всем духовном необходимо благоговение и сердце. Все, что исходит от благоговения, освящено. Особенно для того, чтобы написать службу какому-то святому, надо любить этого святого, благоговеть перед ним, тогда и служба сочинится от сердца и будет источать аромат благоговения. А если достичь состояния божественного рачения, божественного безумия, то стихи будут сами изливаться изнутри.

— Геронда, а что еще помогает человеку в стяжании благоговения?

— Поможет в этом исследование умом всего священного и углубление в него, а также использование тех благоприятных возможностей, которые нам даются. Все это потихоньку пробуждает в человеке благоговение. Например, если мне дана благоприятная возможность зайти ненадолго в какой-то храм и помолиться, а я ее не использую, то я лишаю себя Благодати. Но когда я хочу зайти, и не делаю этого, столкнувшись с неким препятствием, то я не лишаюсь Благодати, потому что Бог видит мое благое намерение. В стяжании благоговения также очень помогает знакомство со святыми нашего края, нашей Родины, любовь к ним и соединение себя с ними. Бог радуется, когда мы благоговеем перед святыми и любим их. А когда у нас будет благоговение к святым, насколько большее благоговение будет у нас к Богу!

— Геронда, а каким образом нам помогает благоговейное поведение в храме?

— Когда идешь в храм, то говори в своем помысле: “Куда я иду? Сейчас я вхожу в дом Божий. Что я делаю? Поклоняюсь иконам, Богу”. Из своей кельи или с послушания ты идешь в храм. Так иди же из храма на небо и еще дальше — к Богу.

— А как это происходит?

— Храм — это дом Божий. И наш настоящий дом находится в раю. Здесь поют сестры. Там — ангелы, святые... Если, приходя в какой-нибудь мирской дом, мы стучимся в дверь, вытираем ноги и скромно присаживаемся, то как мы должны вести себя в дому Божием, где приносится в жертву Христос? Единою каплей Божественной Крови Он искупил нас от греха и после этого Он отдает для нашего уврачевания реки [Своей Честной] Крови и питает нас Своим Всесвятым Телом. Итак, все эти страшные и божественные события, когда мы возобновляем их в памяти, помогают нам вести себя в храме с благоговением. Но на Божественной Литургии я замечаю, что даже в тот миг, когда священник возглашает: “Горе имеим сердца”, и мы отвечаем: “Имамы ко Господу”, тех людей, чей ум действительно устремлен к Господу, так мало! Поэтому нам лучше в уме говорить: “Да будем иметь наши сердца ко Господу”, ибо наши ум и сердце все время пресмыкаются долу. Мы и лжем вдобавок, говоря “имамы”, но не имея там [“горе”] своего ума. Понятно, что если мы будем иметь наше сердце устремленным “горе”, то и все [остальное] будет устремлено “горе”.

— Геронда, а если кто-то умилительно поет в церкви, то какая от этого польза?

— И в ошибках?

— Да. Видишь, что благоговение, скромность присутствуют даже в его ошибках.

Тот, в ком есть многая вера и истинное благоговение, питается высшим, духовным, тем, что неописуемо. Однако есть и такие, кто имеет лишь сухое внешнее благоговение. Такие люди сухо говорят сами в себе: “Так, сейчас я вхожу в церковь, значит, надо аккуратно сесть, двигаться не следует, голову нужно склонить, а крестным знамением осенять себя вот так!” Бывают и такие, что относительно веры могут колебаться, а целое бдение простаивают на ногах.

— Они что, Геронда, обеспокоены чем-то, ищут что-то? Почему они так себя ведут?

— Геронда, а может ли один человек искуситься тем, как проявляет благоговение другой?

— Вот что я тебе скажу: если осенять себя широким крестным знамением, но делать это просто, смиренно, то других это не заденет. Но если человек думает о том, видят ли его другие и без конца крестится, то над ним станут смеяться. Или если он проходит мимо храма и смотрит, есть ли [поблизости] народ, или может даже маленько “потерпеть”, чтобы народу собралось побольше, и только тогда начинает креститься и класть поклоны с тем, чтобы его увидели, тогда другие правы, насмехаясь над ним. Видишь, что мирской дух не принимается. Когда есть настоящее благоговение, его видно. А без настоящего благоговения “благообразно” превращается в “безобразно”.

Когда люди дают вам одежду больных, чтобы приложить ее для освящения к святым мощам, то смотрите внимательно, чтобы это были только маечки, а не другое нижнее белье. Другое что-нибудь не годится — это неблагоговение. Понятно, что солнце не испачкаешь и Бога тоже не испачкаешь. Дело в том, что самими же нами от такого неблагоговения овладевает нечистый дух.

Раньше люди, заболев, брали маслице из своей лампадки, помазывались им и выздоравливали. Сейчас лампада горит просто как формальность, лишь для подсветки, а масло, когда моют лампаду, выливают в раковину. Как-то я был в одном доме и увидел, как хозяйка моет в раковине лампадку. “Вода куда идет?” — спрашиваю я ее. “В канализацию”, — отвечает она. “Понятно, — говорю, — ты что же это, то берешь из лампады маслице и крестообразно помазываешь свое дитя, когда оно болеет, а то все масло из стаканчика льешь в канализацию? Какое же ты этому находишь оправдание? И как придет на твой дом благословение Божие?”

В теперешних домах некуда выбросить какую-то освященную вещь, например, бумажку, в которую был завернут антидор. А я помню, что у нас в доме не шла в канализацию даже та вода, которой мыли тарелки. Она сливалась в другое место, потому что даже крошки освящаются, раз мы молимся до и после еды. Все это сегодня ушло, потому ушла и Божественная Благодать, и люди беснуются.

Будем, насколько возможно, внимательны ко всему. Хорошо будет после Божественного Причащения или aнтидора и Соборования протереть руки смоченной в спирте ваткой, а потом сжечь ее. Когда мы чистим алтарь, то все, соберется после уборки, надо выбросить в море или сжечь в чистом месте, потому что на пол могла упасть частичка антидора или Святого Тела. Конечно, если падает на пол малая частичка Святого Тела, то Христос не остается на попрание, но от нас самих уходит Божественная Благодать.

За границей в храмах нет даже специальных сливов. Вода с Проскомидии сливается вместе с дождевой. “Нам, — говорят [заграничные священники], — запрещают делать специальные сливы, чтобы не размножались микробы”. Всех людей заполонили микробы — и телесные и духовные, а они, если капля мира попадет им на голову, говорят: “Микробы будут размножаться!” Как же придет Благодать Божия? Беснование в миру начинается отсюда. К счастью, есть еще благоговейные женщины, молодые и пожилые, и ради них Бог хранит этот мир.

— Геронда, одна госпожа попросила нас написать ей икону святого Арсения, чтобы повесить ее у себя в гостиной.

Благоговение потихоньку теряется, и зло, которое мы видим, происходит от этого. От невнимания можно даже бесноватым стать. Была одна женщина — Бог ее простит, она уже умерла, — так она стала бесноватой, потому что вылила в раковину святую воду. У нее в бутылочке оставалось немножко святой воды. “А, — сказала она, — эта святая вода несвежая, надо ее вылить, да и пузырек мне нужен”. Вылила она святую воду, еще и помыла бутылочку, потому что внутри были остатки базилика, а потом начала бесноваться. Ушла Благодать, потому что Благодать не может пребывать в человеке неблагоговейном

— А если, Геронда, кто-то выльет святую воду по ошибке?

— Если он сам поставил бутылку со святой водой, например, в шкаф, а по прошествии времени не обратил внимание на то, что это святая вода, то на нем полгреха. Если же ее поставил туда кто-то другой, а выливший не знал, что это святая вода, то он не виноват.

Как божественной Благодати приблизиться к человеку, если он не благоговеет перед святыней? Благодать пойдет к тем, которые ее чтут. “Не дадите святая псом”, — говорит Священное Писание. Преуспеяние невозможно, если отсутствует духовная чуткость. Один [монах-келиот] на Святой Горе утащил стасидии из какого-то храма и поставил их в свой. Другой поснимал с крыши над алтарем каменные плитки и отнес их к себе на келью, чтобы покрыть веранду. Начались дожди, вода потекла в алтарь и лилась прямо на Святой Престол! Зашел я как-то внутрь и что же вижу: храм был освящен великим чином, и в центре Престола были святые мощи — позвоночек. Я взял эти мощи, промыл их в особом месте. “Что же вы там натворили! — сказал я после тем, кто это сделал. — Храм освящен, а вы поснимали камни с крыши и вода льется на Святой Престол!” Потом они нашли мастера, пошли и маленько привели крышу в порядок.

А еще в одном месте взяли доски из алтаря, чтобы использовать их для строительства набережной. И доски эти, и цемент унес в море поднявшийся шторм. Те, кто так делает, даже и не понимают, сколько во всем этом неблагоговения. Помню, в Конице был один дедок, который гонял детей за то, что они царапали стену церкви: он считал это неблагоговением. А до чего мы дошли сейчас!

И вот еще в чем будьте внимательны: у вас на диване было постелено что-то с крестами, но садиться на кресты и наступать на них нельзя. Евреи делают обувь с крестами, изображенными часто не только на подошве снаружи, но и изнутри — под каблуками и подошвами. И денежки плати и кресты попирай! Они же раньше делали погремушки, на которых с одной стороны был Христос и Божия Матерь, а с другой — петрушка. Они словно говорили этим: “А какая разница: что петрушка, что Христос!” А несчастные люди видели Христа и Богородицу и покупали эти погремушки своим детям. Младенцы бросали погремушки на пол, наступали на них, пачкали их... А сейчас, мне рассказывали, где-то возле Китая католические миссионеры надевают на себя такие медальоны, на которых изнутри изображен Христос, а снаружи Будда. Либо изобразите одного лишь Христа изнутри, либо исповедайте Его явно! Иначе ведь не придет Благодать Божия! И здесь, в Греции, нашлись такие, что, не подумав, изобразили Пресвятую Богородицу — к несчастью! — на почтовых марках, которые бросают и топчут.

— Геронда, может ли человек в чем-то иметь благоговение, а в чем-то нет?

— Геронда, а почему мы не садимся на шестопсалмии?

— Потому что оно символизирует Страшный Суд. Поэтому хорошо, если во время чтения шестопсалмия ум идет на час Страшного Суда. Шестопсалмие занимает шесть-семь минут. После первой статьи мы даже не крестимся, потому что Христос придет сейчас не для того, чтобы распяться, но явится [миру] как Судия.

О том, какое благоговение было раньше

— Почему же, Геронда, благоговение столь нечасто встречается в наши времена?

— Геронда, а благоговение, которое было у фарасиотов, развил в них святой Арсений?

— У них и прежде было благоговение, а святой еще больше развил его в них. У фарасиотов было благоговение по преданию. У старика Продромоса Карциноглу, певчего святого Арсения, было много благоговения. Он и в Конице, [по переезде туда] был певчим в храме. Этот старик, которому было больше восьмидесяти лет, каждое утро спозаранку примерно полчаса спускался пешком в Нижнюю Коницу для того, чтобы петь в церкви. “Аз, — говорил он, — есмь пес Христов”. Зимой, в заморозки, спуски были очень опасные. Дорога покрывалась льдом, и надо было искать, куда наступить, чтобы не поскользнуться. А он на все это не обращал внимания. Вот какое благоговение!..

А какое благоговение должны мы питать по отношению к иконам! Один монах приготовил кому-то в благословение икону Святителя Николая: завернул ее в хорошую бумагу и на время положил в шкаф. Но по невниманию он поставил икону вверх ногами. Вскоре в комнате стал слышен какой-то стук. Монах начал глядеть туда-сюда, чтобы понять, откуда этот стук исходит. Но разве догадаешься, что он идет из шкафа! Стук продолжался довольно долгое время: “Тут-тук-тук!” и не давал монаху покоя. Наконец, подойдя к шкафу, монах понял, что стук раздавался изнутри. Открыл он шкаф и увидел, что стук исходил от свертка с иконой. “Что это с иконой такое? — удивился монах. — Дай-ка посмотрю”. Развернув икону, увидел, что она стояла кверху ногами. Тогда он поставил ее как подобает, и шум сразу же прекратился.

Человек благоговейный особенно благоговеет перед иконами. Говоря “благоговеет перед иконами”, мы подразумеваем, что он благоговеет перед тем, кто на ней изображен. Если человек, имея фотографию своего отца, матери, деда, бабушки или брата не может порвать ее или наступить на нее, то разве не в гораздо большей мере это относится к иконе! У иеговистов нет икон, и честь, которую мы воздаем иконам, они считают идолопоклонством.

Как-то раз я спросил одного иеговиста: “У вас что, в домах нет фотографий?” — “Есть”, — ответил он. “Хорошо, — говорю, — разве мать, когда ее дитя находится в дальней отлучке, не целует его фотографию?” — “Целует”, — говорит иеговист. “А что она целует: бумагу или свое дитя?” — “Свое дитя”, — отвечает он. “Ну так вот, — говорю, — как она, целуя фотографию своего ребенка, целует его самого, а не бумагу, так и мы целуем Христа, а не бумагу или доску”.

— Геронда, а если на какой-то доске раньше была икона Христа, Божией Матери или какого-то святого и краски от времени стерлись, то должны ли мы все равно ее лобызать?

— Геронда, почему в молебном каноне Пресвятой Богородице в одном из Богородичнов говорится: “Немы устне нечестивых, не покланяющихся образу Твоему честному”?

— Нет.

— Ну вот, значит, уста “немы”, беззвучны. А если икону лобызает человек благоговейный, его целование слышится. И тогда уста благозвучны. Когда о устах говорится “немы”, это не значит, что они богохульствуют. Но [факт есть факт] одни уста беззвучны, а другие — благозвучны. Когда мы видим святые иконы, наше сердце должно пре изливаться от любви к Богу и святым, и нам следует падать пред ними, поклоняться им и лобызать их со многим благоговением. Если бы вы видели одного благоговейного старенького монаха из монастыря Филофей — отца Савву: со скольким же благоговением, с каким умилением и любовью он прикладывался к иконе Пресвятой Богородицы “Сладкое Лобзание”! На этой иконе Божией Матери образовался даже бугорок, потому что отцы лобызали ее в одно и тоже место.

Вся основа в благоговении. Кто-то лишь прикасается к стене, к которой была прислонена икона, и уже принимает Благодать, а кто-то может иметь самую лучшую икону, но не получать пользы, потому что у него нет благоговения. Один может получить пользу от обычного креста, а другой, не имея благоговения, не получит пользу от самого Животворящего Древа.

Однажды здесь, в вашем храме, я пришел в смущение: увидел, что вы зажигаете на святом престоле вот такую маленькую свечечку. Я у себя в церкви таких маленьких свечек не оставляю даже на подсвечнике перед иконостасом — считаю это пренебрежением.

— Однако, Геронда, говорят, что свеча должна догорать до самого низа.

— Да, пусть догорает до низа, но имеет значение то, где она догорает. Одно дело, если она сгорает до низа на тех подсвечниках, где ставит свечи народ, и другое дело — на святом престоле или жертвеннике. Не годится зажигать в алтаре полусвечечки, это пренебрежение. И в паникадиле даже если свечи и дотянут до конца службы, все равно, если они очень маленькие, заменяйте их. А на входах Божественной Литургии — малом и великом — всегда используйте большую свечу, потому что она символизирует Честного Предтечу. Кое-где для экономии даже лампады гасят, не понимая того, что, если благоговеть перед Богом, Он пошлет великие благословения. И на панихидах будет пренебрежением использовать тонюсенькие свечки, все равно что опущенные в воск нитки. Такие свечи и давать-то людям стыдно.

— Геронда, а сестры в своих кельях пусть жгут свечи, сколько хотят?

— Пусть жгут, чтобы и диавол сгорел. Тут вон весь мир полыхает. Только свечечка, которую они зажигают, должна быть со смыслом, то есть она должна сопровождаться молитвой.

Великое дело отдать себя Богу! Мы едим сладкие плоды, а смолу деревьев в кадиле приносим в жертву Богу. Вкушаем мед, а в жертву Богу приносим воск, но ведь и тот мы часто смешиваем с парафином! Одну-то лишь восковую свечу мы приносим Богу из благодарности за Его щедрые, богатодаянные благословения, так что же — смошенничаем и с ней? А если бы Бог хотел, чтобы мы приносили Ему мед? Представляю, что бы мы делали тогда! Мы приносили бы Ему в жертву или медовый сиропчик, или немножко водички с сахаром. Да не примет нас Бог всерьез! Экономить можно на всем, кроме служения Богу. Богу должно приносить самое чистое, самое лучшее.

— А народ, Геронда, не очень-то понимает, почему жечь парафиновые свечи — это неблагоговение.

— А вы им скажите: “Жечь парафиновые свечи в храмах вредно для вашего здоровья”. Тогда они маленько задумаются. А если храм еще и маленький, то [с такими ненатуральными свечами] можно задохнуться! Лучше возжечь одну маленькую свечечку, но из чистого воска, чем здоровенную свечу из парафина. Как раз от этого многие чувствуют себя дурно в храмах и падают в обморок. Маленький храмик — и полыхает весь этот парафин!.. Но если бы еще только это... Маслами, негодными в пищу, хотят наполнять лампадки. До чего же дошли люди! В Ветхом Завете говорится, что елей, который использовался в храме, должно было изготовлять из маслин, собранных с деревьев, а не из тех, что упали на землю. Что, Бог имеет нужду в масле и ладане? Нет, но [от этого] Он приходит в умиление, потому что это приношение, через которое выражается благодарность и любовь человека к Нему. На Синае на меня произвело впечатление вот что: бедуины не имеют, несчастные, ничего для приношения [Богу]. И что же они делают: подбирают камушек, который чуть-чуть отличается от других — во-о-т такой малюсенький или, если найдут где-нибудь в расселине два-три листочка, кладут это на тот камень, в который Моисей ударил жезлом, и истекла вода, и оставляют свое приношение там. А матери, кормящие грудью, идут туда и выдавливают [на этот камень] несколько капель молока, помышляя: “Да даст мне Бог молоко для кормления моих детей”. Посмотри только, какая у них благодарность [Богу]! Это ведь не пустяшное дело. А что творим мы?.. Эти люди будут судить нас. Они оставляют там, на камне, деревяшечки, листочки, камушки... Что, Богу все это нужно? Нет, не нужно, но Бог помогает, видя благое сердце, благое произволение.

— Геронда, зажигая свечу, надо говорить, что она ставится ради такой-то цели?

— Ты зажигаешь свечу — куда ты ее посылаешь? Разве ты не посылаешь ее куда-то? Свечой мы что-то просим у Бога. Когда ты возжигаешь ее и говоришь: “За тех, кто страдает телесно и душевно, и за тех, кому это нужно больше всего”, — то среди этих людей есть и живые и усопшие. Знаешь, какое упокоение испытывают усопшие, когда мы ставим за них свечу? Так мы находимся в духовной связи с живыми и усопшими. Одним словом, свечка — это “антенна”, с помощью которой мы вступаем в контакт с Богом, с больными, с усопшими и так далее.

— Геронда, а зачем мы кадим ладаном?

— Мы возжигаем его для славословия Богу. Его мы славословим и благодарим за Его великие благодеяния во всем мире. Ладан — это тоже приношение. И после того, как мы, покадив иконы в храме, приносим его Богу и святым, мы кадим и людей — живые иконы Бога.

В просьбе ли, в благодарении ли — прилагайте сердца. “Боже мой, всем сердцем прошу, чтобы Ты оказал мне эту милость”, — так я “говорю” свечой. А ладаном я взываю так:

“Благодарю Тебя, Боже мой, всем сердцем моим за все Твои дары. Благодарю Тебя за то, что Ты прощаешь многие мои грехи, и всего мира неблагодарность, и собственную мою неблагодарность многую”.

ГЛАВА ПЯТАЯ
О том, что даяние содержит в себе божественный кислород

Геронда, раньше вы говорили о том, что насколько избегаешь утешения человеческого, настолько принимаешь божественное. Так вот почему, когда ты голоден, то лучше ощущаешь молитву?

— То есть в могилах, Геронда!

— В могиле у тебя хоть ноги протянуты. Какие же муки! В мире сегодня много горя, потому что боеприпасы производят, а людей бросили на произвол судьбы. В Африке я видел, как люди едят верблюжий помет. Человеческие тела там не похожи на тела. Как лягушки. Грудная клетка как корзиночка из прутиков. Почему мне больно? У нас есть все, и поэтому нам не больно за других. А еще в рай хотим попасть...

Когда я в 1958 г. приехал в монастырь Стомион, то в Конице был один протестант, который благодаря экономической поддержке из Америки совратил в протестантство восемьдесят семей. Он даже успел построить им молитвенный дом для собраний. Несчастные люди находились в большой нужде, великая нищета вынуждала их становиться протестантами, потому что последние помогали им материально. Как-то раз один из этих несчастных сказал мне: “Да я не только протестантом, но и евреем стать готов, потому что нахожусь в нужде”. Услышав это, я сказал: “Надо что-то предпринимать”. Собрал людей, которые, имея некоторый материальный достаток, могли помочь другим, и поговорил с ними. Они, бедные, были тогда людьми совершенно мирскими, но имели добрую настроенность. В частности, один из этих людей, несмотря на то, что вел совершенно мирской образ жизни, имел широкое сердце. Я, когда впервые увидел его, сказал: “Снаружи выглядит гнилушкой, но внутри есть добрая лучина”. Итак, мы решили собрать какие-то деньги и раздать их бедным семьям. Я посоветовал имевшим достаток самим идти к бедным и раздавать им деньги, для того чтобы и сами они пришли в умиление и получили пользу. Так их сердце, будь оно и каменным, смягчалось, становилось человеческим. Так им открывалась райская дверь. В короткое время все эти благодетели изменились, потому что они видели то горе, которое жило [рядом с ними], и их уже не тянуло развлекаться по клубам и танцулькам. “Ты, — говорили они, — нас разоружил. Как мы теперь пойдем развлекаться?” Они и к церкви приблизились, а об одном из них я после узнал, что он даже стал певчим. Но и те восемьдесят семей по Благодати Божией одна за другой вернулись в Православие. Когда потом приехали американские протестанты, чтобы посмотреть, чего добился протестант-проповедник, то они подали на него в суд, потому что последователей у него уже не было!

— Геронда, одни, имея нужду, не стесняются просить помощи, другие же ничего не говорят.

— Многие стыдятся и не хотят портить свою репутацию. Такие люди нуждаются в помощи больше, чем другие. И правильнее помогать [в первую очередь] им. Я знаю двух врачей, у которых, когда случилось какое-то несчастье, не было денег даже на аспирин. Человек, имеющий любовь, не довольствуется лишь тем, чтобы давать тому, кто попросит у него милостыни, но и сам ищет людей, находящихся в нужде, чтобы поддержать их. Моя мать очень старалась делать это.

Если человек имеет [достаток] и подает милостыню, то невозможно понять, есть у него любовь или нет, потому что он может давать не от любви, но для того, чтобы избавиться от каких-то вещей. Любовь видна, когда человек дает, сам находясь в лишении. Допустим, я считаю, что у меня есть любовь. Бог для того, чтобы испытать мою любовь, посылает мне бедняка. Если у меня есть, к примеру, двое часов — одни хорошие, а другие немного испорченные — и я отдам бедняку испорченные, то это значит, что моя любовь второго сорта. Если я имею настоящую любовь, то отдаю бедняку хорошие часы. Однако впутывается ущербная логика, и мы говорим так: “Хорошие, что ли, отдавать? Да для него, раз у него вообще нет часов, хорошими будут и старые”. И я отдаю ему старые часы. Но когда ты даешь старое, то в тебе еще живет ветхий человек, если же ты даешь новое, то ты человек возрожденный. Состояние же, когда ты оставляешь у себя и старые и новые и не даешь вообще ничего, является адским.

— Геронда, как выйти из этого состояния?

— Геронда, почему иногда бывает так, что человек благодетельствуемый неуважительно ведет себя в отношении к тому, кто ему помогает?

Две радости имеются у человека: одна — когда он принимает, и другая — когда дает. Радость, которую испытывают, отдавая, несравнима с той, которую ощущают, что-то принимая. Человеку, для того чтобы понять, верно ли он преуспевает в отношении духовном, должно прежде всего испытывать себя, радуется ли он, отдавая, а не принимая. Расстраивается ли, когда дают ему, и переживает ли радость, когда дает сам? И потом, если он правильно трудится в духовном отношении, то, делая какое-то добро, он никогда его не запоминает, но никогда не забывает даже самое малое добро, сделанное ему. Он не может закрыть глаза даже на самое ничтожное благодеяние других по отношению к нему. Сам он, может быть, подарил кому-то целый виноградник и забыл об этом. Но одну виноградную гроздь, данную ему из подаренного им же самим виноградника, он не может забыть никогда. Или, может быть, он дал кому-то много резных деревянных икон и этого не помнит. Если, однако, этот “кто-то” подарит ему одну иконочку, запаянную в пластик, то он придет в умиление от этой иконочки, несмотря на ее малую цену, и с благодарностью будет потом думать, как за это отплатить. Он может построить целую церковь, пожертвовать землю под строительство и забыть об этом. То есть правильный духовный путь таков: забывать добро, сделанное тобой, и помнить добро, сделанное тебе другими. Пришедший в такое состояние становится человеком, Божиим человеком. Если же кто-то все время забывает добрые дела, сделанные ему другими, и помнит добрые дела, сделанные им самим, то это делание противоположно тому, которого хочет Христос. Но и расчеты вроде: “Ты мне дал столько-то, а я тебе столько-то” — это мелочный базар. Я стараюсь дать тому, кто находится в большей нужде. Я не мелочусь по-базарному типа: “Такой-то дал мне эти книги, теперь я ему столько-то должен, надо отдавать, чтобы расплатиться”. Или: “Если другой мне не дал ничего, то и он от меня ничего не получит”. Это правда человеческая.

Тот, кто что-то берет, принимает радость человеческую. Тот, кто дает, приемлет божественную радость. Мы приемлем божественную радость даянием. Например, кто-то дает мне книгу и в это время он радуется духовно, божественно, я же, взяв книгу, радуюсь по-человечески. Отдав эту книгу другому, я тоже возрадуюсь божественно, а тот, кто ее от меня получит, возрадуется по-человечески. Отдав ее, в свою очередь, другому, испытывает божественную радость и он, а человеческую радость ощущает тот, следующий, кто ее примет. Но и он, если отдаст ее кому-то, возрадуется божественно и так далее. Видите, как от одной вещи многие люди могут испытывать радость и божественную и человеческую?

— Вот, Геронда, два маленьких братишки: младший раздает, а старший нет.

— Пусть родители выучат и старшего находить сладость в даянии. И если старший потрудится над этим, то он получит воздаяние большее, чем младший, дающий по своей природе, и станет лучше его

— Геронда, как избавиться от сердечной стесненности, которая мешает нам давать что-то другим?

Сребролюбец — это копилка, он собирает для других. Таким образом он теряет и радость даяния, и воздаяние божественное. “Что ты их копишь? — спросил я как-то одного богача. — Обязательств у тебя нет. Что ты с ними будешь делать?” — “Когда умру, — отвечает он, — здесь останутся”. — “А я, — говорю ему, — даю тебе благословение взять все, то накопишь, с собой на тот свет”.— “Здесь, — говорит oн, — здесь останутся. Если умру, то пусть другие их разберут”. — “Здесь-то, — говорю, — они останутся. Но задача в том, чтобы ты раздал их своими руками сейчас, пока ты жив!” Нет человека глупее, чем многостяжатель. Он постоянно собирает, постоянно живет в лишении и в конечном итоге на все свои сбережения покупает себе вечную муку. Многостяжатель дошел до последней степени глупости, потому что он не дает другим материальные блага, тонет в них и теряет Христа.

Над скрягой смеются люди. Был один помещик очень богатый: и земли имел в одной области, и апартаменты в Афинах, но уж очень он был скуп. Однажды он сварил для рабочих, которые трудились у него на полях, кастрюлю фасолевой похлебки, жидкой-прежидкой. А в те времена несчастные работники начинали трудиться с утра, с восхода солнца, и заканчивали на закате. В полдень, когда они присели отдохнуть, хозяин опростал похлебку в большой противень и позвал их обедать. Бедняги-рабочие расселись вокруг, начали есть: то какую фасолину подцепят ложкой, а то одну жижу! А один из этих рабочих здорово умел поддеть. Откладывает он ложку, отходит в сторонку, снимает башмаки, носки и делает вид, что хочет забраться с ногами в противень с похлебкой. “Ты чего делаешь?” — спрашивают его остальные. “Да вот, — говорит, — хочу залезть внутрь, поискать, может быть, нашарю какую-нибудь фасолину!” Таким вот скрягой был этот несчастный помещик. Поэтому в тысячу раз предпочтительнее, если человеком овладеет расточительность, чем скупость.

— Скупость, Геронда, это болезнь.

— Очень страшная болезнь! Нет болезни страшнее, чем овладевшая человеком скупость. Бережливость — это дело хорошее, но надо быть внимательным, чтобы диавол потихоньку не овладел тобой с помощью скупости.

— А некоторые, Геронда, от скупости остаются голодными.

— Разве только лишь голодными? Был один богатый торговец, держал большой магазин, а сам разрезал перочинным ножиком спички на три части. А у другой большой богачки была сера, так она всегда держала горящие угли и, чтобы развести огонь, зажигала серу от углей, чтобы не потратить ни спички. А сама имела дома, земли, богатое состояние.

Я не говорю, что надо быть транжиром. Но транжир, если у него что-то попросишь, по крайней мере, даст тебе это легко. Скряга же пожалеет дать тебе что-либо. Однажды две соседки, домашние хозяйки, завели беседу о салатах, об уксусе, и в разговоре одна из них говорит: “У меня есть очень хороший уксус”. Прошло какое-то время, и другой бедолажке понадобилось немного уксуса. Пошла она к соседке с просьбой, а та ей в ответ: “Послушай-ка, милая, ведь если бы я свой уксус раздавала, то он бы у меня и по семи лет не водился!”

Хорошо одновременно быть бережливым и раздавать. Бережливый не значит скряга. У моего отца деньги не задерживались. В Фарасах не было гостиницы, вместо нее был наш дом. Кто приходил в село, шел на ночлег к старосте. Гостя кормили, мыли ему ноги и еще носки ему чистые давали.

Сейчас я вижу, как даже в некоторых храмах, где бывают паломники, целые кладовые забиты лампадами, но все равно не говорят “У нас есть”, чтобы люди перестали их приносить. Ни использовать эти лампады не могут, ни продать, но и не раздают их. Начав собирать, человек этим связывается и отдавать уже не может. Но если человек начнет не собирать вещи, а раздавать их, тогда его сердце — он и не поймет как — соберется во Христе. У какой-то вдовы нет денег, чтобы купить на одежку своим детям аршин ткани, а я буду копить? Да как я это вынесу? У меня в каливе нет ни тарелок, ни кастрюль, есть жестяные баночки. Чем покупать что-то для себя, я предпочитаю дать пятьсот драхм какому-нибудь студенту, чтобы он смог поехать из одного монастыря в другой. Не собирая, ты имеешь благословение от Бога. Когда ты даешь благословение другому, то берешь благословение сам. Благословение рождает благословение.

— А если, Геронда, у меня просят помощи, но мне нечего дать?

— Когда я хочу подать милостыню и мне нечего дать, я даю милостыню кровью. Тот, кто что-то имеет и оказывает другим материальную помощь, испытывает радость, тогда как человек, которому нечего дать другим, постоянно страдает и в смирении говорит себе: “Я не оказал милостыни своему ближнему”. Доброе расположение — это все. У иного богача есть что дать, но он не дает. А какой-нибудь бедняк хочет дать, но не дает, потому что дать ему нечего. Одно от другого отличается. Богатый, подав милостыню, чувствует удовлетворение. А бедному больно, он хочет сделать добро, но ему нечего дать ближнему. Он душевно страдает, тогда как, будь у него что-то, он отдавал бы его и не мучился. Доброе расположение видно по делам. Если кто-то попросит милостыни у бедняка и тот, сам испытывая лишения, подаст ему, то независимо от того, пропьет ли эти деньги человек, получивший милостыню, бедняк, подавший ее, получит душевную радость, а Бог, просветив кого-то еще, поможет материально и милостивому бедняку. А иногда, знаете, какая случается несправедливость? Человек, чтобы помочь ближнему, отдает ему то, что имеет сам, а другой в своем помысле истолковывает это, как ему нравится...

— Что вы имеете в виду, Геронда?

Богатство, не будучи раздаваемо бедным за здравие и спасение нашей души или за упокой душ наших умерших близких, приносит человеку разрушение. Милостыня, поданная болящим, вдовам, сиротам, другим несчастным, очень помогает и усопшим. Потому что, когда подается милостыня за усопшего, принимающие ее говорят: “Бог его простит. Да будет благословен его прах”. Если кто-то будет страдать от болезней, не сможет работать, будет в долгах и ты в таком тяжелом положении поможешь ему и скажешь: “Возьми эти деньги за упокой души такого-то”, то этот человек скажет: “Бог его простит. Да будет благословен его прах”. Берущие милостыню совершают сердечную молитву за усопших, и это весьма помогает последним.

— Если у какой-то женщины муж умрет, не причастившись, не поисповедовавшись, или если у нее разобьется ребенок, то что еще может она сделать, чтобы помочь их душам?

— Пусть она сама, насколько может, станет лучше. Естественно, этим она поможет себе самой, но и мужу своему тоже, потому что раз они венчаны, то умерший тоже имеет свою часть [в ее духовном преуспеянии]. Это важнее всего: стать лучше самой. Иначе она может сделать что-то доброе, но при этом не измениться к лучшему. “Свой долг, — скажет она, — я выполнила. Что еще ты от меня хочешь?” И останется неисправленной или даже сделается еще хуже.

— Геронда, некоторые считают фарисейством, если человек ходит в церковь, но отстает в любви и жертвенности.

— Э, откуда они это знают? Они уверены в этом?

— Так они судят.

— Геронда, иногда человек оказывает милостыню, но ощущает и какую-то пустоту. В чем причина?

— А бывают, Геронда, люди неверующие, но сострадательные и делающие добро...

— Когда человек мирской дает милостыню по доброму расположению, а не по человекоугодию, Бог не оставит его и в какой-то момент заговорит в его сердце. Один мой знакомый, живший в Швейцарии, рассказывал об одной богатой даме, атеистке, которая, будучи чрезвычайно сострадательной, дошла до того, что раздала все свое состояние бедным и несчастным и в конце концов осталась совершенно нищей. Тогда те, кому она раньше помогала, постарались пристроить ее в самый лучший дом престарелых. Однако, несмотря на все добрые дела, которые сделала эта женщина, она оставалась атеисткой. Когда пытались заговорить с ней о Христе, она уклонялась от разговора, говорила, что Христос был всего лишь добрый человек, общественный деятель, излагала и другие подобные теории. Возможно и то, что христиане, которые с ней беседовали, не помогли ей, она не увидела в их жизни ничего особенного. “Помолись за эту душу”, — говорил мне мой друг, и сам много молился о ее обращении. По прошествии какого-то времени он рассказал мне, что, придя как-то в дом престарелых, он увидел ее совершенно преображенной. “Я верую, — восклицала она, — верую!” С ней произошло одно чудесное событие, изменившее ее, и после этого она захотела креститься.

— Геронда, если человек не нуждается, но только притворяется таким, то надо ли ему помогать?

“Прости, но больше дать тебе нечего. Если хочешь, возьми мой адрес и напиши мне о здоровье твоего мужа. Постараюсь прислать тебе со Святой Горы больше”. В скором времени я получил письмо, в котором было пятьсот драхм и приписка: “Благодарю тебя за твою доброту. Возвращаю тебе деньги, которые ты мне дал”. Если подавать с болью, то принимающий милостыню будет опаляться любовью, Христом, и сам станет раздавать, а не собирать. А если просящий милостыню окажется человеком очень жестокосердым и будет копить собираемые деньги, то радости ему они не принесут. Бог устроит так, что собранные им деньги пойдут туда, где они будут нужны. А на долю жестокосердого попрошайки достанется лишь усталость и изнурение от того “сбора пожертвований” (назовем это так), который он [сам того не ведая] организовал для других.

— Стало быть, Геронда, сколько надо давать?

— Столько, чтобы тебя потом не грызла совесть. Необходимо рассуждение. Не надо давать сто, а потом расстраиваться, что не дал пятьдесят. Требуется особое внимание, если человек имеет любовь со многим вдохновением, энтузиазмом. В таком случае следует маленько притормаживать свою любовь и энтузиазм, чтобы после не раскаиваться в том, что, дескать, много дал тому несчастному, а надо было дать меньше, и вот самому теперь приходится сидеть с пустыми руками. Потихонечку такой человек приобретет опыт и будет давать милостыню в соответствии с тем самоотвержением, которое у него есть.

— Геронда, а когда претензии просящего чрезмерны, надо ли их удовлетворять?

— Здесь требуется рассудительность и еще раз рассудительность. Когда человек просит у тебя что-нибудь для того, чтобы покичиться полученным перед другими, дай ему. Смотри, ведь Христос не сказал Иуде: “Какой же ты апостол? Положи конец своему сребролюбию!” — но поручил ему и денежный ящик. Однако если кто-то просит у тебя, к примеру, банку варенья, и у тебя она есть, но ты знаешь, что и у самого просящего есть целая бочка, а у кого-то еще нет варенья совсем, то скажи тому, кто имеет и просит еще: “Брате, аще хощеши, дай и ты маленько из того, что имеешь, такому-то”. Но если такого нуждающегося нет, то дай просящему, раз он попросил тебя об этом, и ничего ему не говори. Если в нем есть чувствительная струнка, то от этого даяния он может прийти в умиление и исправиться.

Итак, в подобных случаях происходит то, о чем пишет святой апостол Павел: “Если враг твой делает тебе зло, а ты делаешь ему добро, то ты собираешь на его главу горящие угли”. Не в том смысле, что ты испепеляешь своего врага, но в том, что, когда ты делаешь ему добро, в нем приходит в движение любовь. Любовь есть Христос, и в человеке начинает действовать Божественная Благодать. А потом человек изменяется, потому что его обличает совесть, то есть он бывает палим тогда собственной совестью. Однако делать добро ради тою, чтобы кто-то был обличаем совестью и возвращался на путь истинный, неправильно, поскольку и этим добро лишается силы. Делай добро с любовью. Когда ты “мстишь” своему врагу добром, то он в хорошем смысле изменяется и исправляется.

В Конице был один пьяница, имевший семью. Я давал ему какие-то деньги. Некоторые узнали, что я помогал этому несчастному (он сам им об этом рассказывал), и сказали мне: “Не надо давать ему денег, он пьет”. Сам он говорил мне: “Дай мне для моих детей”, и я, когда давал ему милостыню, говорил: “Возьми это для твоих детей”. Я знал, что он пьет, но знал и то, что мои слова немножко помогут ему: он будет продолжать пьянствовать, но и о детях своих маленько будет думать. Если бы я не давал ему денег, то он мучил бы свою жену, потому что забирал бы тогда те деньги, которые она зарабатывала (а она, бедная, ходила горбатилась по чужим домам), пропивал бы их, а дети страдали бы еще больше. Однако, когда я говорил ему: “Возьми это для твоих детей”, он вспоминал маленько и о своих детях. Понятно? Мне было за него больно, он видел это, и в нем начиналась внутренняя работа. Многие исправились подобным образом А некоторые, обличаемые впоследствии совестью, возвращали и деньги.

Своей логикой мы не даем работать Христу. Если вы хотите быть евангелистами (но, конечно, не протестантами), то учитесь истинному Евангелию уже сейчас.