Разгром русской культуры. - Запрет народного календаря. - Разрушение русской школы. - Борьба с русским языком. - Уничтожение исторической памяти. - Массовые погромы народных святынь и художественных ценностей. - Русское искусство на продажу за границу.
В 1929 году специальным постановлением СНК, подписанным Рыковым, отменялись все народные праздники и объявлялось, что "в день Нового года и в дни религиозных праздников (бывших особых дней отдыха) работа производится на общих основаниях".
Приказом свыше происходит окончательная ломка сложившегося веками трудового ритма - чередования труда, отдыха, праздников. В "Настольном крестьянском календаре на 1930 год" призывалось полностью отказаться от старых народных традиций. <Деревне, как и городу, необходимо позабыть старый счет времени, вытравить его из своего быта и перейти на новый календарь... Дело культурно-просветительских организаций и деревенских ячеек "Союза воинстующих безбожников" - развить свою работу так, чтобы крестьяне были привлечены в дни религиозных праздников к общественной работе>.
Вместо русского народного календаря в конце 1920-х начале 1930-х годов вводится совершенно искусственный производственный табель-календарь, по которому вся человеческая жизнь рассматривается только с позиций кабального производства. Традиционные воскресенья и праздники были отменены. Перечеркивается весь опыт Русского народа. Советский производственный табель-календарь состоял из 360 дней, т.е. 72 пятидневок. Остальные пять дней было ведено считать праздничными. Праздничные дни приурочивались к советским памятным дням и революционным праздникам: 22 января (день смерти Ленина), 1 и 2 мая, 7 и 8 ноября. По сути дела, страна обратилась к древнеегипетскому календарю, времен фараонов и построения пирамид. Разница только в том, что в египететском календаре все пять праздничных дней относились на конец года.
Официально это мероприятие получило силу закона постановлением от 26 августа 1929 года "О переходе на непрерывное производство на предприятиях и учреждениях СССР", а в просторечии стало называться "непрерывкой". Согласно этому постановлению, работники каждого предприятия и учреждения разбивались на 5 групп. Каждой группе устанавливался день отдыха в каждую пятидневку на весь год, т.е. после четырех дней работы. Семидневная неделя заменяется пятидневкой.
"Утопия стала реальным делом, - восхищенно писал в 1930 году в книге "На злобу дня седьмого" еврейский писатель Лев Кассиль. - Непрерывная производственная неделя выбила наше время из календарного седла. С уничтожением сонного провала, которым был седьмой, воскресный день, страна пребывает в постоянном бодрствовании". По данным, приводимым М. Горьким в начале 30-х годов, непрерывкой были охвачены 66 процентов рабочих.
Однако сразу стало ясно, что подобная трудовая неделя несостоятельна, хотя бы в силу невозможности запрограммировать в неизменную систему гибкие, меняющиеся процессы жизни. Уже 21 ноября 1931 года принимается постановление "О прерывной производственной неделе в учреждениях", по которому разрешалось переходить на шестидневную прерывную производственную неделю. Устанавливаются постоянные выходные дни 6, 12, 18, 24 и 30-го числа каждого месяца.
Однако, как и пятидневка, шестидневка полностью нарушала традиционную семидневную неделю с общим выходным днем в воскресенье. Тем не менее подобная противоестественная рабочая неделя просуществовала до 1940 года.
Одним из главных актов в погроме русской культуры еврейским интернационалом стали разрушение национальной русской школы и замена ее механизмом оглупления молодого поколения. Большевистские идеологи провозглашают: "учебники должны быть изгнаны из школы", "труд и учеба должны быть объединены". Упраздняется предметноурочная система обучения. Вводится "бригадный метод", при котором отвечал один "член бригады", а оценку получали все. Вместо старых учебников подготавливаются жалкие пособия Гурвича и Гангнуса, создававшие идеальные условия для оглупления учащихся. "Единственный правильный путь, - заявлял еврейский профессор А.П. Пинкевич, - забыть на время все, что было написано в области педагогики". "Не следует щадить религиозные чувства", - провозглашал зам. наркома просвещения М.Н. Покровский. А его последователь А.Б. Залкинд предлагал отказаться от старой морали и этики и руководствоваться только классовыми интересами, под которыми еврейские большевики подразумевали интересы своего слоя. Выводы новой морали были таковы: убийство противника революции - законное, этическое убийство, дети должны перевоспитывать отцов; выбор "полового объекта" должен соразмеряться с классовой полезностью.
С целью стравить поколения русских людей, настроить детей против отцов новые "педагоги" рекомендуют учить детей доносить на своих родителей. Созданная в 1918 году детская пионерская организация рассматривается большевиками как инструмент борьбы со старшим поколением русских людей. Группа еврейских большевиков (некоторые из них имели отношение к убийству царской семьи) в Свердловске (Екатеринбурге) создает выдуманный образ Павлика Морозова, четырнадцатилетнего русского мальчика - пионера, донесшего на своего отца за помощь кулакам и за это убитого ими. На самом деле подоплека событий была совсем иная. Мальчик не был пионером. А заявление на своего отца написал в отместку за мать (и по ее просьбе), которую тот бросил.[1] Тем не менее большевистская пропаганда многомиллионными тиражами распространила ложь о герое-пионере. "Пионерская правда" и другие детские издания публикуют сотни писем с призывами доносить на старших.
Борьба за уничтожение Русского народа и его культуры в 20-е- начале 30-х годов приобретает чудовищные формы. Физический геноцид русских людей уже не мог удовлетворить антирусские силы. На повестку дня поднимается вопрос об искоренении самого русского языка. Проведенные в революцию и 20-е годы реформы языка затруднили восприятие новыми поколениями русских людей многовекового культурного и письменного наследия. В 1930 году наступает новый этап искоренения русского языка. По инициативе А. В, Луначарского начинается подготовка к латинизации русского языка. В статье "Латинизация русской письменности" Луначарский писал: "Отныне наш русский алфавит отдалил нас не только от Запада, но и от Востока, в значительной степени нами же пробужденного... Выгоды, представляемые введением латинского шрифта, огромны. Он дает нам максимальную международность, при этом связывает нас не только с Западом, но и с обновленным Востоком".[2]
Варварскую идею подхватывают многие интеллигенты "малого народа". Выходят статьи и книги с обоснованием латинизации. В 1932 году некто И. Хансуваров выпускает даже монографию "Латинизация - орудие ленинской национальной политики". При Главнауке Наркомпроса создается специальная подкомиссия по латинизации русской письменности, которая объявила русский алфавит "идеологически чуждой социалистическому строительству формой графики", "пережитком классовой графики XVIII-XIX веков русских феодалов, помещиков и буржуазии", т.е. "графики самодержавного гнета, миссионерской пропаганды, великорусского национал-шовинизма и насильственной русификации".[3]
Одновременно с ожесточенной борьбой за искоренение русского языка идет активное искоренение русской основы в письменности российских народов, которые пользовались ею в течение десятилетий. Центром борьбы против русского языка среди народов СССР стал Всесоюзный центральный комитет нового алфавита (ВЦКНА), созданный в 1927 году и имевший свой печатный орган "Революция и письменность". Через этот орган велась целенаправленная травля всех сторонников русской основы в языках народов СССР. Они объявлялись представителями "обрусительно-миссионерской политики царизма".
В результате активного искоренения русского алфавита были насильственно навязаны латинизированные алфавиты 10 народам, ранее использовавшим русскую письменность, и целому ряду с русской и арабской, и русской и монгольской письменностью. Активное сопротивление латинизации алфавитов осуществлялось со стороны вепсов, ижорцев, карел, коми-пермяков и народностей Крайнего Севера (ненцев, экенков, эвентов, хантов, манси и др.), которые раньше не имели своей родной письменности, но по известным условиям жизни хорошо знали русский язык и пользовались русской письменностью. В ряде районов латинизация алфавитов и уничтожение русской основы языков стали орудием борьбы с русской культурой местных националистических элит. В Молдавии, например, под видом латинизации происходила румынизация языка, а в Карелии - финизация.
Параллельно латинизации русской письменности представители "малого народа" настойчиво ставят вопрос о реформе русской орфографии, которая "приблизила бы" русский язык к нормам главных западных языков.
В июне 1931 года в Москве проходит Всесоюзное совещание по реформе русской орфографии, пунктуации и транскрипции иностранных слов. На этом совещании утверждается проект новой орфографии и пунктуации русского языка. По этому проекту упразднялись буквы э, и, й, ъ и ' (апостроф). Вместо э предлагалось писать е (етаж, електричество). Вместо и вводилось i.
Проект "изобретал" новую букву j (йот), которую предлагалось употреблять, во-первых, везде вместо й, во-вторых, в сочетании с а, о, у, вместо я, е, ю jаблоко, jуг), в-третьих, в середине слов вместо ъ или ь знаков, стоящих перед гласными (oбjeкт, кaлjян), а также в слове миллион (милjон), и, вчетвертых, в сочетании ьи (чjи, ceмjи).
После ж, ш, ч, ц запрещалось писать я, ю, ы (огурцi, революцijа, цiган).
Упразднялся мягкий знак: 1) после шипящих (рож), 2) в середине счетных слов (пятдесят, семсот), 3) в неопределенной форме глаголов, оканчивающейся на ться (он будет учится).[4]
В общем подобная реформа русской орфографии и пунктуации вкупе с латинизацией означали окончательное умерщвление русского языка. Однако наступление на русский язык получило сильнейший отпор широких народных масс. Представители местных народностей, привыкшие к русской языковой графике, стали требовать прекратить антирусские эксперименты. Даже большевистские деятели отмечали, что разрушение русского языка ведет к разрыву культурных связей в стране с единой идеологией, вызывает искусственную изоляцию отдельных народностей. Для партийных и административных органов "реформа" русской письменности затрудняла процессы управления многонациональной страной, ибо лишала устойчивой языковой системы. Последнее, по-видимому, и явилось причиной специального решения Политбюро от 5 июля 1931 года, запретившего всякую "реформу" и "дискуссию" о "реформе" русского алфавита. Однако, несмотря на запрет, представители малого народа продолжали готовить "реформу" русского языка.
По мнению большевистских вождей, русскую культуру следует подвергнуть строгой чистке, а еще лучше создать заново. Как-то в присутствии Л. Троцкого какой-то люмпен-пролетарий сказал: "Надо бы подвести под Петроград динамиту да взорвать все на воздух" (чтобы не достался врагу - тогда к Петрограду подходили войска Юденича). А на вопрос: "А не жалко вам Петрограда?" - ответил: "Чего жалеть: вернемся, лучше построим". Эта варварская погромная идея восхитила Троцкого: "Вот это настоящее отношение к культуре".[5]
Русские культурные ценности объявляются наследием эксплуататорских классов и слоев - помещиков, буржуазии, кулаков, служителей культа, - наследием, враждебным революции и подлежащим строгой чистке. "Если мы сохраняем... музейное достояние страны, - писал верховный жрец "новой культуры" масон А. Луначарский, -... то делаем это лишь по отношению к действительно серьезным, действительно нужным... для... народных масс элементам... Наоборот, то, что обслуживало прихоти буржуазии, всякое фривольное декоративное искусство, имевшее сбыт на рынке сытых... паразитических слоев общества... без поддержки государства (должно погибнуть)".[6] Вот по такому принципу большевистские деятели типа масона Луначарского делали за Русский народ выбор, что ему нужно, а что нет. Причем в понятие "фривольное декоративное искусство" входила подавляющая часть всех художественных ценностей, созданных в XIX - начале XX века.
Достижения русской культуры объявляются отжившим, ненужным хламом, который следует заменить достижениями новой эпохи. Делаются самонадеянные заявления о том, что только сейчас создается подлинная история страны, а все предыдущие итоги не представляют интереса.
Страну захлестывает мутный поток погромных призывов. <Пора убрать "исторический" мусор с площадей, - призывают культурные нигилисты в газете "Вечерняя Москва". - Улица, площадь не музей... И это место должно быть очищено от все еще засоряющего его векового мусора - идеологического и художественного>.[7] <Новое городское строительство за последнее время очень часто наталкивается на необходимость сломки тех или иных построек, находящихся под охраной соответствующих органов как исторические памятники архитектуры и зодчества. На этой почве происходит много недоразумений, заключающихся главным образом в том, что "исторические памятники", часто незаслуженно претендующие на "постоянное бытие", не дают возможности развиваться городскому строительству...> [8]
Особо страстные призывы несутся по отношению к памятникам, отражающим историческое развитие России. Они объявляются не имеющими никакой художественной ценности или вовсе безобразными. Сюда относятся <памятники князю Владимиру в Киеве, ложноклассический "Минин-Пожарский" на Красной площади, микешинская тумба... в Ленинграде (памятник Екатерине II)... немало других истуканов, уцелевших по лицу СССР... в Новгороде, как ни в чем ни бывало, стоит художественно и политически оскорбительный микешинский же памятник "тысячелетия России" - все эти тонны цветного и черного металла давно просятся в утильсырье>.[9]
Весьма характерно, что одной из первых народных святынь, разрушенных антирусскими силами, еще в конце 1922 года стал памятник героям русско-турецкой войны 1877-1878 годов - часовня Святого Александра Невского недалеко от Красной площади.
Враги Русского народа откровенно призывают к разрушению русских святынь и художественных ценностей. Газеты тех лет пестрят сообщениями о массовых культурных погромах по всей территории СССР. Вот только некоторые примеры.
<В фабричном и городском районах Твери с большим успехом прошли антирелигиозные карнавалы. На "Пролетарке" в карнавале участвовало 7 тыс. человек. Сожжено свыше 1000 икон> (Правда. 8.1.1930).
В номере от 15 января эта же газета печатает письмо в редакцию руководителя тогдашнего органа по государственной охране памятников Главнауки И. Луппола, который сообщает, что его организация "постановила 11 января 1930 года снять с учета около 6000 памятников искусства и старины (из общего числа около 8000), из коих до 70 процентов являются памятниками церковной архитектуры. Из этого должен быть ясен курс, взятый Главнаукой".
22 января "Правда" помещает восторженный репортаж еврейского публициста М. Кольцова (Фридлянда) о взрыве священного памятника Русского народа - Симонова монастыря, имевшего более чем шестьсотлетнюю историю. Этот репортаж напоминает рассказ спортивного комментатора, обсуждающего удачно забитый гол: "Закладывают пироксилиновые шашки в стене Симонова мужского ставропигиального, первого класса монастыря в Москве... А потом грохот... менее сильный, чем ожидалось. И столб, нет не столб, а стена, широкая, плотная, исполинская, черная стена медленно вздымается и еще медленней оползает в просветлевшем небе. Еще один удар - стена опять густеет и долго не хочет растаять...
Чистая, до блеска белая, острая горка круто подымается вверх. Тянет взбежать по ней. Нет, это замечательно! - собор раздробился на совершенно отдельные, раъединенные цельные кирпичики. Они лежат как горка сахара-рафинада, слегка обсыпанные известковой пудрой, годные хоть сию минуту для новой постройки! Они звонко ударяются друг о друга под ногами, как разбросанные детские кубики. Из них, из освобожденных молекул старого будет построено трудящимися нечто новое..." Разрушение памятников русской культуры доставляло большевистским погромщикам варварское удовольствие. "Мы,- радовался Н.И. Бухарин - взрываем на воздух эквивалент фараоновых пирамид, церковные груды камня, громады петербургско-московского византийства..."
Первым городом, принявшим на себя главный удар большевистских погромщиков, в силу своего положения стала Москва. В книге "За социалистическую реконструкцию Москвы и городов СССР" (1931 год) Л.М. Каганович писал: "Когда ходишь по московским переулкам и закоулкам, то получается впечатление, что эти улочки прокладывал пьяный строитель... Мы должны знать, где и как строить, проложив ровные улицы в правильном сочетании, выправлять криволинейные и просто кривые улицы и переулки". Этот еврейский большевик был назначен руководителем "плана социалистической реконструкции Москвы". Осуществление реконструкции Москвы в понимании Кагановича означало почти полное уничтожение исторического центра столицы, сохранение из множества памятников и святынь великого русского города только единичных объектов, окруженных современной застройкой. Идею еврейского большевика поддержали многие еврейские архитекторы. Так, архитектор Гинзбург заявил в 1930 году в журнале "Советская архитектура": "Мы не должны делать никаких новых капиталовложений в существующую Москву и терпеливо лишь дожидаться износа старых строений, исполнения амортизационных сроков, после которых разрушение этих домов и кварталов будет безболезненным процессом дезинфекции Москвы". Погромный план "реконструкции" Москвы стал своего рода эталоном для планомерного разрушения других исторических городов России.
Под предлогом "чтобы освободить место под казармы" в Кремле были снесены великие русские святыни, основанные еще в XIV веке, Чудов и Вознесенский монастыри, с которыми были связаны выдающиеся события культурной и государственной жизни России. Собор Чудова монастыря был построен в конце XV - начале XVI века. Собор Вознесенского монастыря, строившийся и перестраивавшийся в XV-XIX веках, служил усыпальницей великих московских книягинь от времен супруги Дмитрия Донского до эпохи Петра I.
Против сноса Чудова и Вознесенского монастырей выступила общественность. В 1929 году русский большевик В.И. Невский, директор Румянцевской (тогда Ленинской) библиотеки, направил письмо Сталину, в котором разъяснял политическую ошибку предстоящего погрома:
"Дорогой товарищ Иосиф Виссарионович!
Обращаюсь к Вам, так как, по-моему, никто, кроме Вас, не может помочь тому делу, о котором я хочу хлопотать. Я только что узнал, что 20 июня с. г. начнется ломка замечательнейших исторических памятников Старой России, именно части Кремля - Чудова и Вознесенского монастырей. Уничтожение это будто бы вызывается срочной необходимостью для подготовки места под постройку кавалерийских казарм в Кремле, который весь целиком представляет единственный в мире музей и единственный архитектурный памятник. Я не могу себе представить, чтобы такая постройка диктовалась целесообразностью обороны столицы Союза от внешнего неприятеля (казармы в Кремле - слабая защита против современных средств нападения, наоборот, многоэтажный дом на возвышенном месте - удобная цель), точно так же, как совершенно ясно, что не в целях защиты от внутреннего врага нужно строить казармы в Кремле, как и всю столицу, как и весь Союз, защищают не столько казармы, как революционный пролетариат, так единодушно поддерживающий Вашу правильную истинно революционную Ленинскую линию в руководстве нашей партией.
Между тем уничтожение Чудова и Вознесенского монастырей нецелесообразно по многим причинам.
Прежде всего эти сооружения - дивные произведения русской архитектуры XV, XVII, XVIII веков, не говоря уже о том, что в этом комплексе зданий есть произведения гения Растрелли и Росси, там имеются и произведения русских мастеров XV в., удивительные фрески и архитектурные образцы невиданного совершенства.
Непонятно, почему в таком удивительном памятнике, какой представляет собою весь Кремль, нужно уничтожать отдельные его части, когда мы сохраняем где-нибудь в Казахстане или Армении аналогичные памятники, стоящие изолированно. Если нет никакого шовинизма в том, что коммунисты сберегают в этих республиках произведения трудящихся этих национальностей, то почему необходимо разрушить произведения трудящихся РСФСР, да еще таких, разрушение которых будет началом разрушения величайшего исторического памятника. Не думаю, чтобы французский пролетариат, взявши власть, стоял бы за разрушение Notre Dame de Paris или Лувра.
Могут сказать, что разрушение этих зданий полезно в целях антирелигиозной пропаганды. Но, во-первых, в Кремль широкое проникновение экскурсий очень затруднено, а без демонстрирования этих разрушений и задачи антирелигиозной пропаганды неясны, и, во-вторых, почему в таких целях не разрушить уж всех церквей Кремля, кроме стен, чтобы свободней разместить не только кавалерийские, но и артиллерийские казармы.
В историческом отношении и Чудов, и Вознесенский монастыри не только простые монастыри и церкви, это памятники, по которым необходимо изучать, как по любому монастырю Грузии, Армении или мечети Казахстана, историческое прошлое, эти вехи классовой борьбы и культуры в прошлом.
Полезнее и показательнее для трудящихся масс разрушить десяток обыкновенных церквей, не представляющих никакого исторического интереса, чем уничтожить часть целого памятника, да еще такого, как Кремль.
Кроме того, надо надеяться, что не так долго еще будут сконцентрированы правительственные учреждения и местопребывание правительства в столь неудобном и скученном месте, как Кремль. А раз так, то стоит ли портить величайший исторический памятник уничтожением его части.
Не знаю, рационально ли в центре города иметь казармы, да еще кавалерийские с конюшнями, навозом и аммиачным запахом, казармы рядом с жильем и правительственными учреждениями, но я твердо убежден, дорогой товарищ Сталин, что Вы согласитесь, что предлагаемая мера не вызывается острой необходимостью, а между тем она вызовет разрушение исторических памятников, без сомнения не только не послужит аргументом, усиливающим нашу борьбу со всякого рода религиозным дурманом и шовинизмом, а как раз, наоборот, будет исходной точкой вредной пропаганды против нас, коммунистов, якобы разрушающих все русское.
Прошу Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, не отказать мне принять меня и выслушать более подробные доводы против указанного мною мероприятия.
Поверьте, что мною руководят не какие-либо личные побуждения, а единственное желание, сохраняя замечательнейший исторический памятник, содействовать успеху и развитию той мудрой политики, руководителем которой являетесь Вы и одна из сторон которой - развитие и поднятие культурного уровня трудящихся, что, конечно, немыслимо без развития всей науки и, в частности, исторической науки, а эта последняя предполагает как раз не уничтожение, а сохранение памятников старины.
Кончая это письмо, я не могу удержаться и еще от одного аргумента в пользу сохранения этих зданий: уже продажа наших памятников искусства вызвала за границей огромную агитацию против нас в целях подрыва нашего кредита; без сомнения, разрушение хотя бы части Кремля вызовет еще большую агитацию, тем более что если продажа картины или алмаза оправдывается необходимостью иметь валюту, то эти доводы нельзя привести при разрушении части Кремля, тем более что на месте разрушенной церкви Константина и Елены в целях устройства спортивной площадки в Кремле же доселе нет никакой спортивной площадки, а валяются кучи мусора.
Правительство Николая Палкина некогда ради возведения нелепого дворца, портящего Кремль, разрушило дивную постройку XVIII века; неужели наше рабоче-крестьянское Правительство сделает нечто одобное, вдвинувши казармы нового стиля в обстановку XVI и XVII веков.
С горячим коммунистическим приветом".
Ответа на письмо не последовало. Монастыри были разрушены. Кроме них в Кремле снесли древнейшую церковь Спаса на Бору (XIV-XVIII веков), Благовещенья на Житном дворе (XVIII), Малый Николаевский Дворец (архитектор М. Казаков) и др.
На Красной площади разобрали (перед этим отреставрированный) Казанский собор (XVII), построенный князем Пожарским как памятник победы над польскими интервентами. По директивному письму Минея Губельмана летом 1929 года уничтожается великая святыня Русского народа - знаменитая Иверская часовня с шатровыми воротами Китай-города и Китагородской стеной. Снесли великолепные храмы - Николы Большой Крест на Ильинке и Успения на Покровке (XVII век), еще более совершенные, чем сохранившаяся до наших дней церковь Покрова в Филях.
На улице 25 Октября (ул. Никольская) взорвали Владимирскую церковь, построенную как памятник избавления от татарского нашествия, и небольшую церковь Троицы в Полях, а недалеко от них, в начале улицы Кирова (ул. Мясницкая), Гребневскую церковь, рядом с которой захоронены были русский поэт Тредиаковский и ученый Магницкий, создатель первого русского учебника по арифметике.
Полвека строился Храм Христа Спасителя - памятник победы народов России над наполеоновскими полчищами. В его галереях была начертана летопись Отечественной войны 1812 года, а на особой доске выбиты слова: "Да будет сей храм стоять века, вознося славу Русскому народу". В создании памятника участвовали лучшие русские архитекторы и художники своего времени: Тон, Суриков, Маковский, Семирадский, Васнецов, Бруни, Марков, Верещагин, Клодт, Логановский, Рамазанов, создавшие замечательное и неповторимое произведение русского искусства.
На месте Храма Христа Спасителя большевистские изверги хотели построить Дворец Советов, памятник воплощению сатаны в XX веке, В.И. Ленину. Главный Храм России должен был быть подвергнут ритуальному осквернению, а его место стать капищем собирания темных антирусских сил. В одной из статей 1924 года говорилось о построении памятника Ленину на "лучшем месте Москвы - площади, где стоит Храм Христа Спасителя". "Памятник ЛЕНИНУ должен продолжать дело ЛЕНИНА, быть центром распространения его идей на весь мир, стать штабом мировой революции, штабом III Коммунистического Интернационала, центром Мирового Союза Советских Социалистических Республик... Многочисленные массы пролетариев... будут читать на экранах памятника - чему учил ЛЕНИН; читать лозунги и сообщения об успехах революции на западе и востоке... Прожектора будут освещать окрестные деревни и селения, парки и площади, заставляя всех и ночью обращать мысли к ЛЕНИНУ..."[10]
Решение о взрыве храма было принято на самом высоком уровне - Сталиным, Молотовым и Кагановичем. Руководил подготовкой к взрыву Л. Каганович.
В 1934 году разбирается Сухарева башня, замечательный памятник архитектуры, истории и культуры Петровской эпохи, в палатах которой размещалась созданная Петром 1 школа математических и навигационных наук.
Против сноса Сухаревой башни выступила значительная часть русской художественной интеллигенции: архитекторов, художников, искусствоведов. Они пытались апеллировать к Сталину:
"Дорогой товарищ Сталин!
С волнением и горечью обращаемся к Вам, как к человеку высшего авторитета власти, который может приостановить дело, делающееся заведомо неправильно, и дать ему другое направление.
Неожиданно, после того как вопрос, казалось бы, был улажен, начали разрушать Сухареву башню. Уже снят шпиль, уже сбивают баллюстрады наружных лестниц. Значение этого архитектурного памятника, редчайшего образца петровской архитектуры, великолепной достопримечательности исторической Москвы, бесспорно и огромно. Сносят его ради упорядочения уличного движения. Задача - несомненно насущная, жизненно важная. Но ее можно осуществить другими, менее болезненными способами. Снос башни - линия наименьшего сопротивления. Уверяем Вас, что советская художественная и архитектурная мысль может немедленно предоставить несколько вариантов иного решения задачи, которое обеспечит всю свободу уличного движения на этом участке и вместе с тем позволит сохранить Сухареву башню...
Настоятельно просим Вас срочно вмешаться в это дело, приостановить разрушение Сухаревой башни и предложить собрать сейчас же совещание крупнейших архитекторов, художников и икусствоведов, чтобы рассмотреть другие варианты перепланировки этого участка Москвы, которые удовлетворят потребности растущего уличного движения, но и сберегут замечательный памятник архитектуры".
Вот что ответил на это Сталин:
"Тт. Щусеву, Эфрос, Жолтовскому и другим.
Письмо с предложением - не разрушать Сухареву башню получил.
Решение о разрушении башни было принято в свое время правительством. Лично считаю это решение правильным, полагая, что советские люди сумеют создать более величественные и достопамятные образцы архитектурного творчества, чем Сухарева башня. Жалею, что несмотря на все мое уважение к вам, не имею возможности в данном случае оказать вам услугу.
Уважающий вас И. Сталин. 22.1V.34."
В годы правления еврейского интернационала, исполнителем воли которого долгое время был сам Сталин, в Москве разрушили в 2,5 раза больше святынь и памятников, чем за все остальные годы. За этот период здесь снесено более 150 церквей с колокольнями (без домовых и часовен), т.е. около 40% всех ранее существовавших, а также 350 Других памятников и 1000 зданий исторической застройки.
В российской провинции дела обстояли не лучше. Провинциальные большевики соревновались друг с другом, кто больше уничтожит соборов, церквей, часовен, дворянских усадеб и прочих атрибутов "старого русского мира". В большинстве древних русских городов было утрачено не менее половины храмов. В Архангельске после сноса сохранилось не более трети памятников архитектуры, из почти тридцати церквей осталось не более 6 (из них четыре перестроены). В частности, был разобран Троицкий собор (1709-1765 годов), один из самых светлых и красивых соборов в России, и два старинных монастыря, один из которых, Михаило-Архангельский с собором XVII века, дал имя городу.
Мать городов русских Киев лишился архитектурных памятников мирового значения, в частности Михайловского Златоверхого монастыря XII-XIX веков с собором Архангела Михаила, построенным в 1108-1113 годах с уникальными мозаиками; Никольского военного собора, построенного в 1690-1696 годах архитектором О.Д. Старцевым в стиле малороссийского барокко с семиярусным резным иконостасом; Десятинной церкви первой половины XIX века (архитектор Стасов) - храма-преемника на месте первой древнейшей русской церкви.
Скидываются с пьедесталов (и нередко отправляются на переплавку) сотни памятников выдающимся деятелям России (Петру 1 в Архангельске и Петрозаводске, герою войны 1812 года Платову в Новочеркасске и многим другим великим русским людям).
В 1934 году закрывается научно-реставрационный центр - центральные государственные реставрационные мастерские. В этом же году обязаннности по охране и реставрации памятников изобразительного искусства возлагаются на художественные музеи, которые в силу своей малочисленности и отсутствия условий не успевают справляться с огромным массивом памятников, в результате чего происходит их ветшание и гибель.
Особо следует сказать об утрате творений знаменитых русских зодчих и художников. Из построек гениального русского архитектора XVIII века В. Баженова после разных реконструкций 30-х годов не сохранились в Москве дом Анненкова на Петровке (угол Кузнецкого моста) с красивой угловой ротондой, дом Прозоровского на Большой Полянке, церковь Георгия на Всполье, церковь Спаса в Глинищах на Старой площади; в Липецкой области в Вешаловке великолепные готические сооружения усадьбы Знаменка (в художественном отношении не менее интересные, чем комплекс в Царицыне), а также усадебные постройки в Баловневе.
Погрому были подвергнуты выдающиеся постройки и другого великого русского архитектора XVIII века - М. Казакова. В Кремле разобрали Малый Николаевский дворец и готическую палатку Архангельского собора, на Никольской улице - Успенский собор Никольского Греческого монастыря, в Зачатьевском монастыре на Остоженке взорвали великолепный по своей красоте и изысканности собор, на Покровке снесли красивую ротондальную церковь Иоанна Предтечи на Таганке - церковь Воскресения Христова Словущее. Сама могила зодчего, умершего в Рязани, оказалась в 30-е годы на территории предприятия и была потеряна.
В Брянске взрывается собор Свенского монастыря, построенный в конце XVIII века архитектором Мичуриным по проекту Растрелли.
В Иваново-Вознесенке сносится великолепный пятиглавый Спасский собор, украшенный снаружи мозаикой, возведенный по проекту Ф. Шехтеля. Все в этом соборе - от беломраморного иконостаса с золоченой бронзой до утвари, облачения и живописи - было создано по рисункам выдающегося русского архитектора-художника.
В Торжке Тверской области в 1932 году в городском соборе уничтожили 30 ценнейших картин-икон выдающегося русского художника В. Боровиковского. Такая же участь, только позднее, постигла иконостас работы В. Боровиковского в Покровской церкви села Романовка Брянской области.
В Хвалынске на Волге разрушили церковь, расписанную Петровым-Водкиным.
В селе Гриневе Погарского района Брянской области уничтожили иконостас церкви Троицы, принадлежащий кисти О.А. Кипренского.
Известны многочисленные случаи уничтожения произведений выдающихся русских художников В. Сурикова, И.Репина, Д. Левицкого, В. Серова, М. Врубеля, К. Маковского и других.
В 20-30-е годы погибли тысячи великолепных резных иконостасов и церковных росписей, а также миллионы икон от XV до XX века, выполненных лучшими мастерами. При закрытии церквей большая часть икон сжигалась на кострах или разрубалась на дрова. В некоторых местах была организована добыча золота из икон. В частности, свидетели, жившие рядом с Семигородной пустынью в Вологодской области и Аносином монастырем под Москвой, рассказывали, как иконы окунали в чаны с кислотой, на дно которых оседало золото, а затем бросали в костер, где уже горели ненужные в хозяйственных целях старопечатные книги.
В гальваническом цеху подмосковного завода имени Менжинского в 30-е годы наладили новый вид "золотодобычи". Золото смывали в основном с листов обшивки куполов церквей и церковной утвари. Купол Храма Христа Спасителя дал 422 кг золота, всего же с московских церквей "намыли" несколько тонн золота.
Нельзя сказать, что массовая гибель памятников русской культуры происходила при полном молчании и отсутствии протеста. Сопротивление было, но оно быстро подавлялось с помощью НКВД. Находились люди, которые не жалели своей жизни, отстаивая святыни и ценности русской культуры.
Мужественная позиция выдающегося русского архитектора-реставратора П.Д. Барановского позволила спасти от сноса собор Василия Блаженного на Красной площади в Москве. Вот что рассказывал об этом он сам: "Перед войной (в начале 30-х годов. - О.П.) вызывают меня в одну высокую инстанцию.
- Будем сносить собор, просторнее надо сделать Красную площадь. Вам поручаем сделать обмеры... У меня тогда комок в горле застрял. Не мог говорить, не мог сразу поверить, а потом сказал: - Это преступление и глупость одновременно. Можете сделать со мной, что хотите. Будете ломать - покончу с собой. За дерзость... меня посадили. Жена с передачей приходит, а я, прежде чем принять узелок с харчами, спрашиваю: - Не сломали, стоит?... Не сломали. Меня выпустили..."
В Ярославле в это же время большевики готовились разрушить памятник мирового значения - церковь Ильи Пророка XVII века, в которой сохранились прекрасные фрески. Народная святыня стояла на главной площади рядом с административными учреждениями и "мешала" прохождению демонстраций. Назначен был день сноса, но против этого погрома выступил один из сотрудников ярославского музея, который объявил, что погибнет вместе с памятником, если снос не остановят. Протест вызвал широкий общественный резонанс, и местные власти снос отложили.
Недалеко от города Казани местные власти решили разрушить сооружения Седмиозерной пустыни. Один из членов коммунистической ячейки выступил против. Его вызвали в Казань, откуда он уже не вернулся. Однако монастырь был спасен.
"Белогвардейца
Найдете - и к стенке
А Рафаэля забыли?
Забыли Растрелли вы?
Время
Пулям
По стенке музеев тенькать
Стодюймовкам глоток старье
Расстреливать".
Эти слова Маяковского стали своего рода лозунгом большевистского отношения к русским музеям.
Ограбив монастыри, храмы и соборы Русской Церкви, большевистские погромщики принялись за музеи. Решение об изъятии музейных ценностей для продажи за границу принималось на самом высшем уровне, была создана комиссия, главную роль в которой играли все тот же Л. Троцкий и его заместитель Базилевич, от Наркомфина и Гохрана - Ф.А. Вейс, от Наркомпроса и Главмузея - И.Э. Грабарь и С.Н. Тройницкий. Первой жертвой стали произведения Оружейной палаты. Здесь, например, из Евангелия XVI-XVII веков в дорогом окладе редкой художественной работы сняли панагию, украшенную бриллиантами, алмазными розами и цветными драгоценными камнями. Из патриаршей панагии члены комиссии приказали вынуть 20 бриллиантов и на места их вставить специально обработанные стекла. То же самое проделали с митрой Императрицы Елизаветы. Была вскрыта особая витрина Оружейной палаты с золотым оружием, поднесенным в 1814 году городом Парижем русскому главнокомандующему. Из этой воинской реликвии вынули крупный бриллиант, заменив его грубым стеклом.[11]
В музее Троице-Сергиевой Лавры большевистская комиссия изъяла для продажи за границу 109 шедевров русского искусства, в том числе 48 серебряных с золочением окладов икон, из них 4 оклада, украшенные жемчугом, бриллиантовыми звездами и цветными драгоценными камнями, 5 серебряных рамок и 2 ризы с икон, отделанные чернью, сканью, чешуйчатой эмалью и жемчугом, 3 серебряных с золочением оклада с Евангелия, 14 чарок, 6 лжиц, 6 напрестольных крестов и 4 лампады из старинного серебра, серебряный золоченый потир с изумрудами и сапфирами.[12]
Организованному разграблению подверглись Русский музей, Эрмитаж и некоторые другие музеи Петрограда, откуда было вывезено 20 фунтов золотых и до 30 пудов серебряных художественных изделий мирового значения. Из Исторического музея увезли украшенный бриллиантами фельдмаршалский жезл, драгоценное обрамление великокняжеского головного убора и множество других шедевров русского ювелирного искусства.
Из ризницы Новодевичьего монастыря изъяли 28 произведений церковного искусства XVII- XVIII веков, а из Румянцевского музея - 120 исторических высокохудожественных экспонатов.
В целом за сентябрь-октябрь 1922 года большевистская комиссия изъяла в пользу преступного режима только из музеев Москвы, Петрограда и окрестностей более 10 кг золота в виде изделий, 35 пудов серебра в изделиях и 150 каратов бриллиантов.[13]
Во второй половине 20-х годов постепенно свертывается музейное дело в стране. Из примерно тысячи музеев начала 20-х годов остаются (включая филиалы) 592. Прекращают свою деятельность сотни обществ, занятых изучением и распространением культурного наследия, объединявших многие тысячи энтузиастов, специалистов и краеведов. Закрываются Общество истории и древностей российских (основано в 1804 году), Общество любителей российской словесности (основано в 1811 году), Общество поощрения художеств (основано в 1821 году), Русское общество друзей книги, Общество любителей старины, Общество по изучению русской усадьбы, многочисленные краеведческие объединения в Москве и других городах России. Во второй половине 30-х годов уничтожаются архивные материалы, посвященные снесенным памятникам. Так, была ликвидирована большая часть архивов Оружейной палаты и Патриарший архив. Изымались материалы из Центрального государственного архива древних актов и других центральных архивов. Из памяти народа пытались стереть его историческое прошлое.
Ценности закрытых музеев распределялись между оставшимися музеями (помещения которых чаще всего не позволяли обеспечивать нормального хранения), передавались в Государственный музейный фонд и посредством его продавались за границу или расходились по частным рукам, оседая в особняках и квартирах большевистских вождей.
Огромные художественные ценности России вывозились иностранцами за границу по баснословно дешевым ценам после уплаты 15-процентного экспортного налога. Целое состояние составило на русских художественных ценностях семейство Хаммеров. Например, Хаммерами з.а ничтожную цену было приобретено одно из сокровищ русского Иператорского Двора - платиновое пасхальное яйцо с бриллиантами, выполненное мастером Фаберже в 1906 году. В начале второй мировой войны яйцо было продано египетскому королю Фаруку за 100 тыс. долларов, что по нынешним ценам составляет около миллиона долларов.
Шведский банкир масон О. Ашберг, будучи в 20-е годы в Москве, собрал коллекцию в сотни икон XV - XVII веков. Позднее Ашберг получил специальное разрешение А.В. Луначарского на вывоз своей коллекции в Стокгольм.
Продажа русских художественных ценностей за границу стала постоянным источником казны. Советские внешнеторговые организации в течение всех 20-х годов регулярно продавали за границу предметы церковного искусства, украденные у верующих, конфискованные картины выдающихся русских художников, художественные ценности, реквизированные из усадеб, особняков и квартир русских людей.
В начале 20-х годов индустрия продажи за границу русских святынь и музейных художественных ценностей курировалась членом ЦК РКП(б), масоном Л.Б. Красиным. Ключевые места в этом преступном бизнесе большевистской партии занимали старые соратники Красина по темным делам Н.Е. Буренин и вторая жена Горького М.Ф. Андреева. За ходом продажи русских ценностей и святынь за границу следил сам Ленин. Сохранилось секретное письмо к нему, датированное февралем 1921 года, отражающее масштабы и особенности проводимой "работы": "Тов. Ленину. Экспертными комиссиями при Отделе Художественных Ценностей Экспортного Управления Народного Комиссариата Внешней Торговли Петрограда и Москвы до сего времени выявлено, взято на учет, а частью собрано на своих складах и приведено в ликвидный вид до 500 000 разных предметов антикварно-художественных и предметов роскоши, имеющих большую валютную ценность.
Работа по дальнейшему выявлению, учету, а также закупки такого рода вещей у частных лиц, учреждений и предприятий продолжаются... <...> ведется планомерно, согласно программе, утвержденной Народным Комиссариатом Внешней Торговли.
<...> Реализация антикварно-художественного товара и предметов роскоши за границей производится т. т. Бурениным, Березиным и Андреевой. Первосортный товар идет преимущественно в Англию и Францию. Товар второстепенного качества - исключительно в Германию. Серебро псевдорусского стиля и новый фарфор - в Скандинавию. Вещи сенсационного характера годны для сбыта, главным образом, в Америке.
Центральным Складом за границей избрана Большая гавань Гамбурга, откуда легче и удобнее всего распределять товар по странам, где имеются хорошо приспособленные для этого помещения, организованная и притом дешевая техническая сила и крепкая охрана".[14]
Часть тайных операций по продаже национального достояния России большевики проводили через Коминтерн и коммунистических деятелей зарубежных стран. Так, например, один из лидеров финской компартии - О. Куусинен (будущий учитель и покровитель Ю.В. Андропова) со своими соратниками подпольно специализировался на продаже русских художественных ценностей и бриллиантов в странах Скандинавии.[15]
Некоторые видные большевистские деятели имели подпольный бизнес на распродаже художественных сокровищ России. Так, по признанию В.М. Молотова, у заместителя наркома Альтского в Польше был брат антиквар, через которого за бесценок уходили за границу многие картины из частных коллекций.[16]
Однако самая страшная страница продажи музейных сокровищ за границу началась в 1928 году и продолжалась много лет, за время которых была осуществлена распродажа ценностей Государственного Эрмитажа и других центральных музеев. Отправкой русских сокровищ за границу руководил Наркомат внешней торговли, возглавляемый А. Микояном. За короткий срок были проданы десятки тысяч произведений искусства.
Торговля производилась в полной тайне от Русского народа. Самые выдающиеся произведения купил американский миллионер Э. Меллон. "В результате блестящих покупок Меллона, - писал антиквар Дж. Дьювин, - Эрмитаж лишился величайшей в мире коллекции картин..." Были проданы гениальнейшие произведения Рембрандта, Боттичелли, Рафаэля, Веласкеса, Тициана, Хальса, Веронезе, Перуджино, Яна ван Эйка, Ван Дейка, Шардена и многих других. "За картины Ремрандта, Хальса, Веронезе, Ван Дейка и Шардена, - пишет исследователь утраченных сокровищ Эрмитажа А. Мосякин, - оптом уплачено 2 661 144 доллара; всего за 21 шедевр из Эрмитажа Меллоном на счета "Ноудлер энд компани" переведено 6 654 053 доллара. В 1935 году эти картины были оценены в 50 миллионов долларов, вскоре после войны - вдвое дороже, а об их нынешней стоимости говорить бессмысленно. Они бесценны...".[17]
Бесконечно долго перечислять проданные за границу художественные сокровища - список займет многие тома. Следует только сказать, что продавалось все, что покупалось, - картины и скульптура, ковры и мебель, керамика и стекло, художественное оружие и рыцарские доспехи, изделия художественного металла и гобелены, книги и рукописи.
Протесты деятелей русской культуры отклонялись. А особо настойчивых протестантов передавали в руки НКВД. В 1929 году к советскому правительству в лице члена Политбюро и руководителя Коминтерна Н.И. Бухарину от имени Академии Наук СССР обращается академик С.Ф. Ольденбург:
"Многоуважаемый Николай Иванович!
Пытался увидеть Вас в Москве, но Вы уехали в отпуск. Дело не терпит, пишу одновременно и Алексею Ивановичу (Рыкову), и Михаилу Ивановичу (Калинину), и Авелю Сафроновичу (Енукидзе), с двумя последними говорил в Москве.
Дело идет о начавшейся продаже культурных, художественных ценностей. Не боюсь сказать, что здесь проявляется изумительное непонимание дела. Из-за более чем проблематичных нескольких миллионов создать нам на весь мир репутацию разорившейся страны, продающей последние ценности. Наши враги, разумеется, сумеют это великолепно использовать, чтобы как можно больше испортить наше международное положение. Вам, как главе Коминтерна, видно это лучше, чем кому-либо другому.
Одиннадцать труднейших лет мы держались и хранили культурные наши сокровища, и все за границей восхищались этим. Теперь вдруг мы начинаем продавать. Вне Союза и внутри его это произведет громадное и тяжелое впечатление. Будут наживаться маклаки и примазываться к нам (не сомневаюсь, что дело кончится скамьею подсудимых), а денег мы получим по масштабу наших потребностей - гроши.
Николай Иванович, к Вашим словам прислушиваются, вмешайтесь в это дело. Не дайте сделаться делу, о котором все будут жалеть, когда уже будет поздно его поправить.
Искренно Вас уважающий
Сергей Ольденбург 11.X.I 928 г."
Ответа на письмо не последовало. Распродажа музейных ценностей продолжалась еще в больших масштабах. А С.Ф. Ольденбург в 1929 году был снят с поста непременного секретаря АН СССР, который он бессменно занимал четверть века.[18]
Впрочем, в некоторых случаях большевистские вожди обосновывали продажу народных святынь и музейных художественных ценностей как ловкий и мудрый шаг советского правительства: мол, сейчас мы продаем, но через два года выкупим все обратно с большой скидкой - ввиду экономического кризиса в зарубежных старанах.