ЖИВОТНЫЕ И ПРИРОДА

Самыми распространенными домашними животными у русских были конь, корова, собака и кошка. К этим животным наши предки относились с почитанием еще в дохристианские времена.

В древнерусской языческой мифологии конь — одно из наиболее почитаемых священных животных, особое существо, связанное одновременно с производительной силой земли (воды) и умерщвляющей потенцией преисподней. В Древней Руси считали, что конь наделен способностью предвещать судьбу, и прежде всего смерть, своему хозяину. В языческие времена коня хоронили вместе с хозяином.

По языческим поверьям, конь считался одновременно детищем Белбога (стихии света и добра) и Чернобога (стихии мрака и зла). Доброму богу посвящался белый конь, а злому — черный. Соответственным образом в древнерусских сказаниях злая сила представлялась выезжающей на черном коне, добрая — на белом.

В русской мифологии образ всадника на белом коне, поражающего змея, стал одним из главных героических сюжетов. У русских существовал особый заговор против змея: “На море на Киане, на острове Буяне, на бел-горючем камне Алатыре, на храбром коне сидит Егорий Победоносец, Михаил Архангел, Илия Пророк, Николай Чудотворец, побеждают змея лютого, огненного, который летал в неверное царство пожирать людей; убили змея лютого, огненного, избавили девицу царскую и всех людей”.

Почитание коня в России было таково, что даже в христианские времена ему были установлены особые святые покровители и конские праздники. Покровителями лошадей считались св. Николай Чудотворец, свв. Флор и Лавр, св. Георгий Победоносец и св. Илия Пророк. Особые “конские праздники” отмечали в день памяти свв. Флора и Лавра и на вешний Юрьев день. На лошадях в этот день запрещалось работать, их кормили досыта, подводили к церкви, кропили святой водой, украшали лентами хвосты и гривы, устраивали скачки (но без седел) и конские выставки. На Юрьев день в Рязанской губ. делали “ряженного коня”, на котором ездил пастух; на выгоне этот “конь” вступал в потешный бой с “конем” из другой деревни. В Самарской губ. священник, стоя возле костра, зажженного от “живого огня”, кропил св. водой прогоняемые через “земляные ворота” конские табуны.

В н. XX в. в России насчитывалось около 2,5 млн. лошадей, что составляло 41% мирового поголовья этих домашних животных. Русские коневоды вывели целый ряд русских лошадиных пород. Среди них особо следует отметить русского рысака, выведенного от арабского жеребца и русской верховой лошади на конном заводе графа Орлова-Чесменского в с. Хреновое Воронежской губ.

В Древней Руси верили, что корова оплакивает смерть своей хозяйки. Существовал даже обычай сразу же после похорон дарить корову священнику или бедняку.

В древних свадебных обрядах корова отождествлялась с женщиной-невестой. Обязательная часть приданого невесты в русской деревне была корова. В народных поверьях у коровы сложные отношения с домовым и другими опекунами крестьянского хозяйства — лаской, ужом и петухом. Ласку и ужа нельзя убивать, так как вместе с ними сразу же погибает корова. Корову следует заводить той же масти (окраса), что и у ласки, живущей в хлеву. Существовало верование, что уж сосет молоко у коровы. Убивать такого ужа нельзя: корова будет скучать по нему. Нельзя бить корову палкой, которой убили ужа, корова будет сохнуть.

В сознании крестьян Древней Руси злое существо, несущее смерть домашнему скоту, называлось Коровья Смерть. Представлялось чаще всего в виде черной коровы, кошки или собаки, а иногда безобразной и злобной старухи. По старинным поверьям, Коровья Смерть никогда сама по себе в село не приходила, а заносилась проезжим человеком.

Для борьбы с Коровьей Смертью русские крестьяне использовали следующие обряды: опахивание селения, умерщвление коровы, кошки, собаки или иного небольшого животного и петуха (чаще всего путем закапывания живьем), зажигание “живого”, т.е. добытого трением, огня, перегон скота через ров или тоннель, вырытый в земле, тканье “обыденного”, т.е. вытканного в один день, холста. При опахивании иногда пели, призывая Коровью Смерть выйти из села, т.к. в селе ходит св. Власий (покровитель скота).

Собака, в представлении Древней Руси, служила олицетворением преданности и верности. По языческим поверьям, собакам покровительствуют добрые божества и через них помогают человеку защититься от злых сил. Бог Семарагл изображался в виде крылатой собаки, олицетворяя “вооруженное добро”. Идол Семарагла был установлен кн. Владимиром в Киеве.

На Руси собак держали почти в каждом крестьянском доме. С ними было связано множество примет: если собака качается из стороны в сторону — к дороге хозяину; воет пес, опустив морду вниз, или копает под окном ямку — быть в доме покойнику; воет, подняв морду, — ждут пожара; траву ест — к дождю; не ест ничего после больного — дни того сочтены на небесах; жмется к хозяину, заглядывает в глаза — к несчастью; мало ест, много спит — к ненастной погоде; собака катается — к дождю и снегу; собака перебежит дорогу, беды нет, но и большого успеха не будет.

О собаках существовало множество пословиц — “Не бей собаки: и она была человеком”, “Собака — друг человека”, “Гавкни, гавкни, собачка — где мой суженый? (гадали девушки на Святки)”, “Собака старое добро помнит”, “За собакой палка не пропадет”, “Мужик и собака во двор, баба да кошка в избе” и др.

Кошка у русских людей считалась олицетворением домашнего покоя и уюта. В русских сказках кошка — очень смышленое существо, способное даже говорить по-человечески. По народным поверьям, трехшерстная кошка приносит счастье тому дому, где живет; семишерстный кот является еще более верным залогом семейного благополучия.

По поведению кошек крестьяне предсказывали погоду и будущее. Кошка свертывается клубком — к морозу, крепко спит брюхом кверху-к теплу, скребет лапами стену — к непогоде, умывается — к хорошей погоде и приходу гостей, лижет хвост — к дождю, на человека тянется — обновку (корысть) сулит. На Руси говорили, что тому, кто убьет чьего-нибудь любимого кота, семь лет ни в чем удачи не будет.

По старинным русским поверьям, кто любит кошек, того они охраняют от злых духов и нечистой силы. Это потому, что кошки, особенно черные, сами связаны с колдунами. На черную кошку можно выменять у нечистой силы шапку-невидимку и неразменный червонец. Черная кошка нужна черту, чтобы прятаться в нее на Ильин день, когда грозный пророк сыплет с небес своими огненными стрелами.

Из домашних птиц у русских особо почитался петух. О нем говорили, что он способен противостоять нечистой силе, хотя и подозревали его в связях с ней.

Ночью после первого крика петуха у русских было принято креститься со словами “Слава Богу! Свят Дух по земле, а дьявол сквозь земли, теперь бояться нечего”. “Петух поет — значит нечистой силе пора пришла, — говорили в народе. — Петух поет — на небе к заутрене звонят”. По русскому преданию, когда перестанут петь петухи, тогда и всему миру конец.

У русских людей петух считался опекуном хозяйства. Они полагали, что без него не будет водиться скот, у коровы станут безвкусными молоко и масло. Русские крестьяне любили, чтобы их петухи были бойкими и драчливыми. В русских хозяйствах, как правило, не заводили черных петухов, так как считалось, что супруги будут часто ссориться.

Петухов использовали во многих магических ритуалах. Как символ плодородия он являлся одной из главных принадлежностей свадебного обряда. Петуха резали, чтобы приготовить ритуальное блюдо после завершения жатвы. Считалось, что крик петуха предохраняет от эпидемии, болезней и градобития. Поэтому петуха носили с собой во время обрядового обхода села. Иногда петуха закалывали на границе села, веря, что его мистическая сила остановит злых духов. Во время холеры петуха купали в реке или колодце, считая, что таким образом он очистит воду и изгонит болезнь. К пению петуха прислушивались как к особой примете. По народному поверью, крик петуха на вечерней заре и в полдень предрекал смерть или перемену погоды. Неурочный крик петуха предвещал получение новостей. Когда петух пел на пороге, ждали гостей.

Самый распространенный персонаж русских поверий и сказок — медведь. По преданиям, он ведет свое происхождение от человека. Человек был обращен Богом в медведя в наказание за убийство родителей; за отказ страннику или монаху переночевать; за честолюбивое желание, чтобы все люди его боялись и пр. По причине своего человеческого происхождения медведю не ведено есть человека, а человеку — медвежатину. Подобно волку, медведь может задирать корову лишь с Божьего позволения, а на человека нападает лишь по указке Бога за совершенный грех. На женщин медведь нападает не для того, чтобы съесть, а чтобы увести с собой и сожительствовать. От такого сожительства, по народным поверьям, рождались люди, обладавшие богатырской силой.

Шерстью медведей окуривали больных. Сквозь медвежью челюсть протаскивали больного ребенка. Считалось, что тот, кто съест медвежье сердце, вылечится от всех болезней. Отвар из медвежатины пили от грудных болезней. Салом его натирались от обморожения и ревматизма, мазали лоб, чтобы иметь хорошую память. Когти и шерсть медведя использовали как оберег для защиты, от сглаза и порчи. Правый глаз медведя вешали ребенку на шею для храбрости.

В отличие от медведя волк в древнерусской мифологии — символ всего темного, враждебного, чужого. “Пришел волк (темная ночь) — весь народ умолк; взлетел ясен-сокол (солнце) — весь народ пошел”, — говорится в старой русской загадке. По языческим поверьям, волкам! могут оборачиваться злые духи, нечистая сила и даже боги, например Перун. Волкам приписывалось посредничество между людьми и нечисто! силой, “этим и тем светом”. Колдуны оборачиваются волками и напуекают волков на людей и скотину. Вместе с тем, по народным представлениям, волки могут поедать чертей. В лесу волки находятся в ведении леших, которые обращаются с ними как со своими собаками.

Волк противостоит человеку как нечистая сила: его отгоняют крестом, он боится колокольного звона, ему нельзя давать ничего освященного. Он может осмысляться и как инородец: например, стадо волков именуют “ордой”, в заговорах волки называются “евреями” (А.В. Гура). Иногда волки могут сотрудничать с человеком (“Иван-царевич и серый волк”), но такое сотрудничество чаще всего оборачивается предательством и гибелью.

Заяц, в русских народных представлениях, ведущих начало с глубокой древности, — животное, несущее в себе особые эротические свойства и близкое к нечистой силе (заячий хвост считался отличительным признаком ведьмы).

Среди диких птиц у русских людей главной считался орел. Его считали божьей птицей, владыкой небес, олицетворением гордого могущества и вольности. Орел, по русским поверьям и сказкам, — божья птица, царь птиц, владыка небес, олицетворение гордого могущества и вольности.

В языческие времена считалось, что в образе орла воплощается сам бог Перун и другие грозные боги. Орел связан с небесными стихиями и управляет ими. Согласно более поздним поверьям, все орлы происходят от царей. В русских песнях орел как царь и хозяин устраивает свадьбу птиц.

Появление парящего орла над войском для русских воинов служило предзнаменованием победы.

Русские сказания приписывали орлу способность пожирать сразу по целому быку и по три печи хлеба, выпивать за раз по целому ушату хмельного меда. Орел разбивал своей грудью в мелкие щепки вековые дубы, а в гневе испускал из острого клюва огонь, испепеляя целые города.

По старинному поверью, в гнезде орла лежит волшебный “орлов камень”, или “огневик”, защищающий человека от порчи, огня и болезней.

Если орлу приписывалось могущество и вольность, то ласточку считали символом святости и доброты. По народному преданию, во время распятия Христа ласточки старались облегчить его страдания, похищали гвозди, вынимали колючие тернии из тернового венца, носили Спасителю воду.

В русских песнях ласточку называли ключницей, так как считалось, что она приносит из-за моря золотые ключи, которыми открывает лето и закрывает зиму. К Благовещенью, когда из теплых краев прилетали ласточки, русские крестьяне пекли “ластовочек” с раскрытыми крыльями, совершали особые обряды.

По народным поверьям, убивший ласточку не будет иметь счастья в разведении скота, а разоривший ласточкино гнездо сам лишится крова или ослепнет. Считалось, что гнездо ласточки оберегает дом от пожара. Существовала также примета, что девушка скоро выйдет замуж, если ласточка совьет гнездо на ее доме, вьется возле окон или залетит к ней в дом. Считалось, что супружество будет счастливо, если во время свадьбы рядом будет летать ласточка, и ласточкины гнезда использовались в любовной магии. Тот, кто носит при себе сердце ласточек, будет счастлив в женской любви.

Среди других птиц в народных русских поверьях особое значение имели кукушка и ворон. Кукушка считалась вещей птицей, способной предсказывать жизнь и смерть. В русской деревне на кукушку гадали девушки, пытаясь определить, сколько им лет осталось до замужества. Кукование часто рассматривалось как зловещее предсказание: “Кукушка кукует, горе вещает”. Услышав кукушку, говорили: “Хорошо кукуешь, да на свою б голову!” Прилет кукушки в деревню, к дому, кукование на крыше дома считалось знаком смерти, болезни или пожара. Образ кукушки присутствовал во многих народных обрядах (Троицкие гуляния. Семик. Кумление).

Ворон, как и кукушка, считался вещей птицей. Но в отличие от кукушки ворону приписывали дьявольскую природу, видели в нем нечистую и зловредную птицу. Черный цвет ворона задуман самим чертом. В образе ворона черти летают ночью по дворам и совершают разные пакости. Души злых людей русские представляли в виде черных воронов.

По русским поверьям, ворон — вещая птица, живет до трехсот лет, владеет тайнами, предсказывает смерть, нападение врагов, дает советы былинным героям, указывает место, где зарыт клад, приносит родителям весть о гибели сына.

Для русского человека лес представлялся громадным живым существом, населенным множеством добрых и злых духов. С леса начиналась жизнь наших предков, в лесной России были заложены основы русской государственности. Из леса русские строили свои жилища и отапливали их. Зверье, дичь, ягоды, грибы, лесные пчелы давали пищу. В лесах спасали душу и молились за Родину русские святые и подвижники.

Почитание дубов сохранилось и после принятия христианства. В отдельных местностях возле них вплоть до XIX в. служили молебны, совершали бракосочетания, приписывали им целительную силу, обращались к ним в заговорах. Духовный регламент (1721) осуждает тот факт, что некие “попы с народом молебствуют перед дубом, и ветви оного дуба поп народу раздает на благословение”. В сер. XIX в. у старообрядцев-беспоповцев брачный союз заключался таким образом: парень, сговорясь с девушкой, отправлялся вместе с ней к заветному дубу и объезжал его три раза кругом. В Воронежской губ. пользовался уважением древний дуб: после венчания в церкви к нему направлялись молодые пары и трижды объезжали вокруг.

Другим священным деревом русские считали березу. В большинстве русских преданий береза выступает как доброе дерево, оберегающее от зла. В одном из преданий береза спасает св. Параскеву Пятницу от преследований черта. Березовые ветки использовались русскими людьми в качестве магического средства против нечистой силы, для защиты от молнии, грома, грозы, для исцеления от болезней.

В языческие времена почитание березы было неотъемлемой частью русалий, в христианские — празднования Троицы и Семика.

Если дуб и береза считались священными деревьями, то осина пользовалась славой проклятого, “чертова” дерева. Наши предки полагали, что в местах, где растет осина, “вьются” черти. Они же прячутся и в кроне этого дерева. Поэтому, по народным поверьям, запрещалось во время грозы стоять под осиной, ибо Бог, стремящийся поразить молнией прятавшихся там чертей, случайно мог поразить и человека.

По народным поверьям, считалось, что из осины был сделан крест, на котором распяли Христа, а также гвозди и спицы, которыми мучили Спасителя. На осине повесился Иуда, отчего у нее и дрожат листья.

Осина часто использовалась в магических ритуалах, особенно в борьбе с нечистой силой, ведьмами и колдунами. На огне из осиновых дров сжигали колдунов, осиновый кол забивали в грудь вампирам и ведьмам. Ветки осины использовали в качестве оберега от порчи и болезни. При приближении эпидемии холеры в четырех концах села втыкали в землю срубленные деревца осины, ограждая тем самым село от проникновения болезни. Настой осины применялся в народной медицине. Из лесных растений среди русских особым почитанием пользовался папоротник, считавшийся волшебным растением, наделенным особыми магическими свойствами. По народным поверьям, человек, которому удалось раздобыть ярко-красный цветок папоротника, получал сверхъестественные знания и умения. Считалось, что он будет счастлив всю жизнь, научится понимать язык животных, птиц и растений, из разговоров растений узнает, от какой болезни каждое помогает; ему станут видны спрятанные в земле клады; он сможет становиться невидимым, приобретет способность приворожить к себе любую девушку; над ним не будет иметь власть нечистая сила.

Цветок папоротника раскрывается раз в год, чаще всего в купальскую ночь, в одну из ночей Успенского поста, в канун Ильина или Петрова дня. Ярко-красный цветок почти невозможно найти и увидеть, а еще труднее сорвать и удержать в своих руках, ибо этому препятствуют ведьмы и черти. О поиске чудесного цветка сохранилось множество русских преданий.

Другим волшебным растением считалась Плакун-трава, по поверьям выросшая из слез Богородицы, пролитых во время крестных мук Иисуса Христа.

Плакун-трава — “всем травам мати”. Она позволяет повелевать духами, овладевать кладами. Она смиряет сатанинские силы, делает их послушными воле человека, уничтожает чары колдунов и ведьм, спасает от дьявольского искушения и болезней, сделанный из этой травы крест, надетый на бесноватого, изгоняет из него бесов.

ТРУД

Трудолюбие как главная добродетель крестьянина, добросовестное отношение к труду, ставшее устойчивым обычаем и привычкой, потребность в труде, превратившаяся в один из главных мотивов жизнедеятельности, составили неотъемлемую часть мировоззрения крестьянина. Таким образом, сельский труд имел ценнейшую духовно-нравственную основу; стремление выполнить работу как можно лучше обусловливалось духовно-нравственной культурой крестьянина.

Среди многих тысяч русских пословиц нельзя найти ни одной, где бы труд воспринимался как проклятие. Бывает, жалуются на тяжелый труд, на господский труд, да и удивительно мало жалуются, хотя жизнь русского крестьянина была очень нелегка, но взращенное с детства чувство подвижнического отношения к труду не позволяет крестьянину жаловаться. Зато пословиц, прославляющих трудолюбие и добросовестность в труде, великое множество.

“Скучен день до вечера, коли делать нечего”, “Не то забота, что много работы, а то забота, как ее нет”, “Будешь счастлив, паши не лениво”, “Досуг будет, когда нас не будет”, “Не убить бобра, не нажить добра”, “Работать — день коротать, отдыхать — ночь избывать”, “Маленькое дело лучше большого безделья”, “Шевелись, работай — ночь будет короче” (то есть хорошо поспишь от усталости), “Покидай на утро хлеба, не покидай на утро дела”, “С ночи сыт не будешь, не печь кормит, а руки”, “Лень мужика не кормит”.

Пословиц, прославляющих трудолюбие и трудолюбивого человека, многие десятки, всех не перечислишь.

“Сер мужичок, да сердит на работу. И серо, да сбойтливо”, “Люблю серка за обычай: кряхтит да везет”, “О добре трудиться, есть чем похвалиться”, “Добывай всяк своим горбом! Нет мошны, так есть спина”, “Работай до поту, так поешь в охоту”, “Покуда цеп в руках, потуда и хлеб в зубах”, “Глаза боятся, а руки делают”, “Что потрудимся, то и поедим”, “Держись сохи плотнее, так будет прибыльнее”, “Где работно, там и густо, а в ленивом дому пусто”, “Кто пахать не ленится, у того и хлеб родится”, “Что умолотишь, то и в засек положишь”, “Работа лучший приварок. По работе еда вкуснее”, “Одна забота — не стала бы работа”.

В понятиях Святой Руси труд — главное богоугодное дело, одна из форм подвижничества и нравственного деяния, ведущая к спасению человеческой души.

“Бог труды любит”, “С молитвой в устах, с работой в руках”, — часто повторяет русский человек. “Бог повелел от земли кормиться”, “Божья тварь Богу и работает”, “Пчела трудится — для Бога свечка пригодится”, “Не спрашивай урожай, а паши и молись Богу”, “Богу молись, а сам трудись”, “Богу молись, крепись, да за соху держись”, “Молись Богу, землю паши, а урожай будет”. В “Поучении” Владимира Мономаха (XII в.), значительно отразившем мировоззрение эпохи, труд — высшее мерило богоугодности человека.

Отношение наших предков к труду как добродетели, как к нравственному деянию ярко выразилось в замечательном памятнике русского быта и литературы XVI в. “Домострое”. В этой книге создается настоящий идеал трудовой жизни русского человека — крестьянина, купца, боярина и даже князя (в то время классовое разделение осуществлялось не по признаку культуры, а больше по размеру имущества и числу слуг). Все в доме — и хозяева, и работники — должны трудиться не покладая рук. Хозяйка, даже если у нее гости, “всегда бы над рукоделием сидела сама”. Хозяин должен всегда заниматься “праведным трудом” (это неоднократно подчеркивается), быть справедливым, бережливым и заботиться о своих домочадцах и работниках. Хозяйка-жена должна быть “добрая, и трудолюбивая, и молчаливая”. Слуги хорошие, чтобы “знали ремесло, кто кого достоин и какому ремеслу учен”. Родители обязаны учить труду своих детей, “рукоделию — мать дочерей и мастерству — отец сыновей”.

Книга проповедует трудолюбие, добросовестность, бережливость, порядок и чистоту в хозяйстве. Очень тактично регулируются трудовые отношения между хозяином и работником.

Труд как добродетель и нравственное деяние: всякое рукоделие или ремесло, по “Домострою”, следует исполнять приготовясь, очистясь отвсякой скверны и руки вымыв чисто, прежде всего — святым образам поклониться трижды в землю — с тем и начать всякое дело. Делать работу надо добросовестно, сосредоточенно, не отвлекаясь. “А если во время дела какого раздастся слово праздное, или непристойное, или с ропотом, или со смехом, или с кощунством, или скверные и блудливые речи, — от такого дела Божья милость отступит, и вот уже дело и всякое ремесло и любое рукоделие не с Богом совершается, а Богу во гнев, ибо и людям неблагословенное не нужно и не мило, да и не прочно оно”. “Домострой” осуждает недобросовестную работу и обман как грех перед Богом. “Кто в каком рукоделье нечисто готовит или в ремесле каком украдет что или соврет, и притом побожится ложно: не настолько сделано или не в столько стало, а он врет, — так и такие дела не угодны Богу, и тогда их запишут на себя бесы, и за это все взыщется с человека в день Страшного Суда”. В общем, полное созвучие с народной мудростью: “Дело знай, а правду помни”, “Дело делай, а правды не забывай”. Проводимые в “Домострое” идеи праведного труда, доброты, честности, добропорядочности, любви к ближнему, заботы о жизни и условиях труда работников — отражают лучшие качества человека Святой Руси.

Вплоть до начала XX в. многие лучшие черты отношения к труду русского человека, по “Домострою”, сохранялись в монастырях, давших идеальные образцы добросовестной, качественной и эффективной работы.

Исстари русские монастыри (особенно пустынные монастыри) были религиозно-трудовыми братствами, в которых на практике реализовались трудовые идеалы русского общества.

Еще в древности в народной жизни сложился образ крестьянина — богатыря, пахаря, труженика, неразрывно связанного с землей, получающего от нее свою силу. Из семей простых крестьян-тружеников рождаются главные русские богатыри, и прежде всего Илья Муромец и Микула Селянинович, которые если уж берутся за работу, то выполняют ее от зари до зари, с полной отдачей и добросовестно. Народное сознание, выражаемое в сказках, пословицах, поговорках, песнях, былинах, рассматривает труд как нравственное деяние, а труженика-крестьянина — как главное действующее лицо государства.

Отношение русского человека к труду вырабатывалось в упорной борьбе за освоение новых земель с бесконечным дремучим лесом, в противостоянии ордам многочисленных кочевников. Именно в этой борьбе с лесом складывался его трудовой характер. Чтобы освоить пашню, “приготовить ее к новине”, в первый год наши предки обдирали с деревьев кору, подсушивая деревья, в следующем — в один и; зимних месяцев производились подсека, рубка леса. Было это очень тяжело. Леса тогда были не такие, как сегодня, а настоящая дремучая тайга. Как только сходил снег и подсыхала почва, срубленные деревья складывали в гигантские костры и поджигали. Время от времени костры передвигали огромными шестами, по всему палу, чтобы выжечь на нем все пни и колоды, а землю равномерно удобрить золою. “Эта адски тяжелая и трудоемкая работа в дыму и копоти, с которой люди каждый вечер возвращались домой обожженные и черные, как из пекла, — пишет очевидец, — а затем надо было еще убрать с расчисти все не успевшие сгореть остатки леса. Именно о такой вырубке и уборке подсеки, как о богатырском подвиге, поется в одной из былин об Илье Муромце:

Так наши предки жили не одну тысячу лет, ибо в самом древнем славянском календаре (замененном христианским в Х в.) этапы этого труда были увековечены в названиях месяцев. Месяц февраль назывался тогда сечень, ибо именно в это время производилась рубка леса под пашню, а месяц апрель именовался березозоль — в это время сваленный и подсохший лес превращали в золу. Да и вообще в названиях месяцев отражался трудовой характер наших предков. Так, месяц уборки урожая назывался серпень или жнивень.

Земледельческий труд в этих условиях — настоящий подвиг, требующий постоянного напряжения, самоотдачи и терпения. Конечно, все это рождало умение к тяжелому упорному труду, самостоятельность, энергичность и инициативу. Историк С.М. Соловьев отмечает дух предприимчивости, активности, умение концентрировать жизненные силы в борьбе с нелегкими условиями существования, проявляемые нашими предками на ранних этапах истории. Н.М. Карамзин свидетельствует о способности древних россиян искусно выполнять собственными руками многие виды работ, необходимые для хозяйства.

Многие трудовые качества русского человека, и прежде всего его отношение к труду, сложились еще в дохристианский период. Орудия труда были с ним не только в жизни, но и брались в смертный путь. В древних славянских могильных курганах наряду с оружием, украшениями, различными предметами быта нередко находят и орудия труда (косы, молотки, серпы и т.д.), что значит: и на том свете наши древние предки не мыслили себя без работы.

Принятие христианства ознаменовало новый этап в развитии труда, внесло в него сильное организующее начало, укрепило его духовно-нравственное ядро. Вопреки формально-догматической трактовке труда как проклятия Божьего отношение к труду в Древней Руси, только что принявшей христианство, носило живой самоутверждающий характер. Идея труда как общеполезного дела, и в идеале — как служения мирским интересам, конечно, родилась в крестьянской общине. Спасение на Руси мыслилось через жизнь и покаяние на миру, через соборное соединение усилий и, наконец, через подвижничество, одной из форм которого был упорный труд.

Трудолюбие, добросовестность, старательность, которые мы отмечаем в наших предках, рождались не просто в процессе выполнения трудовых функций (хотя и это немаловажно), а являлись итогом их богатой духовно-нравственной жизни.

В понятиях Святой Руси вся жизнь русского человека от рождения до смерти, день за днем, в будни и праздники была действом, события и дела текли по руслу многовековых обычаев и традиций, высоких нравственных понятий, среди привычных, необходимых и зачастую доведенных до эстетического совершенства вещей: “Все было взаимосвязано, и ничто не могло жить отдельно друг без друга, всему предназначалось свое место и время. Ничто не могло существовать вне целого или появиться вне очереди... Столетия гранили и шлифовали жизненный уклад, сформированный еще в пору язычества. Все, что было лишним, или громоздким, или не подходящим здравому смыслу, национальному характеру, климатическим условиям, — все это отсеивалось временем” (В. И. Белов).

Веками были выработаны незыблемый ритм и нормы труда, согласование отдельных этапов трудового процесса, режим дня, соотношение, начало и завершение сезонных работ. Работа крестьянина в поле велась со старанием и любовью и порой превращалась в настоящее священнодействие. Почти все трудовые дела сплетались у сельского жителя с природой, а природа ритмична: одно вытекает из другого и все неразрывно между собой. Человек всегда ощущал свое единстве с природой. Это в союзе с нею он создавал сам себя и высокую красот) своей души, обращенную к культуре труда.

Даже неграмотный крестьянин зачастую владел богатейшим миром высокохудожественных образов, накопленных поколениями его предков, из которых складывался трудовой календарь.

Воскресенье — свято, понедельник — черный, вторник — повторник, среда — постница, четверток — перечит, пятница — корячится, суббота — делу почин.

Высокое трудолюбие русского крестьянина вовсе не означало, что он был фанатик труда, готовый работать с утра до ночи, без передыху Крестьяне в своей среде настороженно относились к таким, ибо знали что от чрезмерного труда, от штурмовщины в работе неизбежно возникают срывы. Работать надо слаженно и ритмично. Лишнюю работу на себя не взваливать. “Ретивая лошадка недолго живет”, “Ни на како дело не называйся и ни от какого дела не отказывайся”, “На дело н набивайся и от дела не отбивайся”.

Труд и отдых должны ритмично чередоваться. “Делу время — потехе час”. Каждому дню полагается свой труд — “Время времени н работает”, “Сегодняшней работы на завтра не покидай”, “За всё браться — ничего не сделать”.

Веками был установлен трудовой распорядок дня, недели, год: которому крестьянин неукоснительно следовал. Вехами и регуляторе ми трудового распорядка русского крестьянина были народные прим< ты, привязанные, как правило, к дням памяти определенных святы или праздникам. Чуть ли не каждый день крестьянского года расписывался по делам, и “расписание” это было настоящей наукой — очень непростой, требующей грамотности, внимательности, сообразительности и, наконец, просто хорошей памяти, чтобы ориентироваться в сотнях примет, их последовательности и сочетаниях.

Больше всего праздников устанавливалось Церковью. Если в сельской церкви было два-три престола, то число престольных праздников, отмечаемых окрестными деревнями, увеличивалось.

Храмовый праздник на Русской земле всегда считали праздником всей общины.

Особое место занимали так называемые заказные праздники в целях предотвращения какого-либо бедствия — града, болезни, пожара.

Кроме того, отмечались царские высокоторжественные дни, а также мирские праздники — молебствия на полях, гульба по случаю получения мирских доходов, проводы новобранцев, празднования свадеб и т.д.

Число праздников и воскресных дней у ремесленников было, как правило, не меньшим, чем у крестьян, и подчинялось установленному ритму народной жизни.

Крестьянская трудовая культура выработала целую систему ограничений и запретов на работу в праздничные и воскресные дни. Нередко за нарушение налагался денежный штраф в пользу общины. В одни праздники категорически запрещалось работать, в другие — разрешались отдельные виды работы. Нередко в праздники разрешались совместные мирские работы, но запрещалась работа отдельно от мира. Чаще всего нельзя было делать любую работу вне дома, тогда как мелкие домашние работы допускались: шитье — женщинам, подготовка сельхозорудий — мужчинам.

Все данные говорят о том, что продолжительность рабочего времени в России была не выше, а во многих случаях и ниже, чем в других странах. В н. XX в. продолжительность рабочего года в России составляла в промышленности в среднем около 250, а в сельском хозяйстве — около 230 дней. Для сравнения: в Европе эти цифры были совсем иными — около 300 рабочих дней в год, а в Англии — даже 310 дней.

Чередуя напряженный труд и отдых, русский человек презирал лентяев и лодырей. В “Изборнике” 1076 говорится, что “лень — мать зла. Ленивый хуже больного: ведь больной, если лежит, то не ест, а ленивый и лежит, и ест”.

Владимир Мономах (XII в.) почти буквально повторяет эти слова в своем “Поучении сыновьям”: “Леность всему злому мать, что человек умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится. Добро же творя, не ленитесь ни на что хорошее. Пусть не застанет вас солнце в постели. В дому своем не ленитесь, но за всем наблюдайте, чтобы приходящие к вам не посмеялись ни над домом вашим, ни над обедом вашим”.

“Ленивый человек в бессчетном покое сходен с неподвижною болотною водою, которая, кроме смраду и презренных гадин, ничего не производит” (М.В. Ломоносов).

У русских людей сложилось устойчивое презрительное отношение к лентяям, к отлынивающим от работы, не желающим добросовестно трудиться. “Ленивый и могилы не стоит”, “Лень добра не сеет”, “Лень к добру не приставит”, “Пахарю земля — мать, а лодырю — мачеха”, “У лодыря что ни день, то лень”, “За дело не мы, за работу не мы, а поесть, поплясать — против нас не сыскать”, “Лень лени и за ложку взяться, а не лень лени обедать”, “Леность наводит на бедность”, “У лентяя Федорки всегда отговорки”, “Лень перекатная: палец о палец не ударит”, “Лентяй и шалопай два родных брата”.

“Тит, поди молотить”, — говорит лентяю трудящийся крестьянин. А в ответ: “Брюхо болит”. — “Тит, пойдем пить!” — “Бабенка, подай шубенку”. О таких лодырях крестьянин говорит: “У него лень за пазухой гнездо свила”, “От лени распух”, “От лени мохом оброс”, “От лени губы блином обвисли”, “Ленивому всегда праздник”, “У него руки вися отболтались”, “Пресная шлея (лентяй)”, “Ест руками, а работает брюхом”, “У него работа в руках плесневеет”.

Трудовой крестьянин постоянно насмехается над лодырем. Чем он занимается? — спрашивают труженика о лодыре. “Кнуты вьет да собак бьет”, — отвечает крестьянин. “Пошел баклуши бить”, “Устроился слонов продавать”, “Пошел черных кобелей набело перемывать”, “На собаках сено косит”, “На собаках шерсть бьет”, “Слоном слоняется”, “Спишь, спишь, а отдохнуть некогда”, “На печи по дрова поехал”, “Перековал лемех на свайку”, “В лапоть звонит”, “Хорошо ленивого за смертью посылать — не скоро придет”, “Люди пахать, а он руками махать”, “Люди жать, а мы с поля бежать”.

Если судить по количеству народных пословиц, то к лентяю у русского крестьянина было больше неприязни и даже ненависти, чем к неправедным нанимателям. Да это и понятно. В общинном российском хозяйстве был необходим слаженный труд; начало и окончание работ, вывоз навоза, общественное строительство требовали дружной работы, которой, конечно, мешали отдельные лодыри, зачастую превращавшиеся в деклассированные элементы. Поэтому народная мудрость наставляет и предостерегает: “Станешь лениться, будешь с сумой волочиться”, “Ленивого и по платью узнаешь”, “У ленивого что на дворе, то и на столе”, “Спишь до обеда, так пеняй на соседа, что рано встает да в гости не зовет”, “Проленишься, так и хлеба лишишься”, “Отсталый и ленивый всегда позади”, “Кто ленив сохой, тому весь год плохой”.

По народным понятиям, за хорошо выполненный труд полагалась справедливая награда. При этом считалось само собой разумеющимся, что работа должна быть выполнена согласно традиционным нормам, обычаям и вековым привычкам крестьянина. Надо хорошо работать и не думать о вознаграждении, оно само собой следует тебе за старательный труд. Народное чувство выработало идеал справедливого вознаграждения, отступление от которого — попытка обмануть, надуть работника — осуждалось как нравственное преступление.

Народная сказка о батраке и купце (попе), пытавшемся его обмануть, во всех вариантах кончается торжеством справедливости и посрамлением нечестного нанимателя.

Если крестьянин, ремесленник — один или с артелью — нанимался (подряжался) на работу, с нанимателем заключался договор, чаще всего устный, но нарушить его было величайшим грехом, ибо “договор дороже денег”.

Договору-уговору, или иначе ряде, придавалось очень большое значение. “Уговор — родной брат всем делам”, “Уговорец — кормилец. Ряда — не досада”, “Ряда дело хорошее, а устойка (то есть соблюдение уговора) того лучше”.

“Язык на сговоре (то есть условия заключения)”, “Рядись не торопись, — рассудительно говорит работник, — делай не сердись” или: “Рядись да оглядись, верши не спеши, делай не греши”.

О нечестном нанимателе говорят так: “Он на грош пятаков хочет. С алтыном под полтину подъезжает”. Поймав нанимателя на нечестности, работник не доверяет ему впредь.

Если в уговоре ошибочка выйдет по твоей вине, отвечать будешь только сам. “Рядой не вырядишь, так из платы не вымозжишь”. После уговора менять ничего нельзя. “Переговор не уговор. Недоряжено — недоплачено”. В следующий раз умнее будешь.

“Что побьем (руками при договоре), то и поживем. Что ударишь, то и уедешь (увезешь с собой)”.

И отсюда в конце договора обязательство: “Он в долгу не останется”, то есть заплатит все без остатка, ведь так мы и сегодня говорим.

Справедливое вознаграждение за труд — дело непременное. И вот тут главную роль играют для крестьянина деньги как мера труда. “Без счета и денег нет. Деньги счет любят, а хлеб меру. Деньги счетом крепки”. Деньги для крестьянина не золотой телец — объект поклонения, а средство счета.

“Счет не обманет. Счет всю правду скажет”, “Доверять-то доверяй, но и проверяй”, “Не все с верою — ино с мерою”. Впрочем, “кому как верят, так и мерят”.

“Мера — всякому делу вера, счет да мера — безгрешная вера”. В расчетах не должно быть исключений. “Счет дружбы не портит. Дружба дружбой, а денежкам счет”. “Чаще счет, крепче дружба”.

Подчеркивая трудовой характер своего заработка, русский трудовой человек говаривал: “Трудовая денежка до века живет (кормит, служит)”, “Трудовая денежка всегда крепка”, “Трудовая денежка плотно лежит, незаработанная ребром торчит”.

Преобладание моральных форм принуждения к труду над материальными говеем не предполагало уравниловки в распределении, а наоборот, исключало ее. Для крестьянина считалось безнравственным заплатить равную плату и мастеру, и простому работнику. Качественный труд должен вознаграждаться значительно выше. “Работнику полтина, мастеру рубль”.

Уравнительности в оплате труда народное сознание не принимало. Уравниловка допускалась только тогда, когда все работники выполняли работу одного объема и одного качества в общине на помочах или общественных работах, а также в артелях. В таком случае крестьяне говорили: “Тем добро, что всем равно”, “Всякому по Якову”, “Что миру, то и Спире. Что миру, то и мирянину”, “Что миру, то и бабину сыну”, “Что тебе, то и мне. Что мне, то и тебе”. “Что всем, то и одному. Что одному, то и всем”, “Варлаам, пополам; Денис, поделись!”.

В остальных случаях уравнительные отношения считались безнравственными, так как нарушали трудовые принципы крестьянства и поощряли лодырей.

“Каков работник, такова и плата”, “По работе и плата”, “По товару и цена”, “Каждому да воздается по делам его”.

“За бесплатно” работник трудился только на общественных работах и помочах. В остальных случаях полагалось материальное вознаграждение. Работу “за спасибо” работник всерьез не принимал. “Спасибом сыт не будешь”, “Спасибо не кормит, не греет”, “Спасибо домой не принесешь”, “Из спасибо шубы не сошьешь”. Рабочий человек смеется: “Подали спасибо, да домой не донес!”

Работника надо заинтересовать и материально. Некоторые народные пословицы в этом очень категоричны. “Не бей мужика дубьем, бей его рублем”, “Не бей мужика дубиной, попробуй полтиной”, “Не учи дубцом, поучи рублем”, “Не торопи ездой, торопи кормом” (то есть заинтересуй материально).

Больше всех зарабатывали мастера своего дела. Однако и мастеру заплатить просто так, не за дело не полагалось. Покажи работу, а потом проси плату. “Честь честью, а дело делом”, “Честь по заслугам”, “По заслуге молодца жалуют, а по отчеству чествуют”. В общем — “по заслугам и почет. Каков есть, такова и честь”. “Не место красит человека, а человек красит место”.

Еще в древности в России сложился довольно высокий уровень оплаты труда. Митр. Макарий в своей “Истории Русской Церкви” приводит историческое предание о Ярославе Мудром, решившем в сер. XI в. построить Георгиевскую церковь в Киеве, но вначале не нашедшем достаточно строителей.

Теперь проанализируем положение крепостных крестьян. Ведь прежде всего к ним относится утверждение о нищенской плате труда в России.

Но и здесь данные свидетельствуют несколько об ином.

Экономическое и имущественное положение русских крепостных крестьян в среднем было лучше положения крепостных крестьян в странах Западной Европы, и прежде всего Германии и Франции.

Русские крестьяне в отличие от западноевропейских имели гораздо больше земли. В сер. XVIII в. даже на помещичьих землях средний душевой надел составлял 12 десятин, куда входили пашни, покосы, усадебные земли, лес.

В России сложилось так, что большинство рабочих на городских фабриках и заводах являлись членами сельских общин и имели землю. Фабриканту, чтобы привлечь их к работе на фабрике, нужно было платить больше, чем они могли заработать на земле.

Возьмем, к примеру, Сестрорецкий оружейный завод в Петербурге. Здесь в 1728 мастера получали 120-240 руб. в год (а иностранные мастера намного больше), подмастерья — 60 руб., кузнецы — от 12 до 24 руб. Кроме того, большинство рабочих получали продукты — муку и крупу.

Перед самой революцией в феврале 1917 Обуховский сталелитейный завод в Петербурге определил минимальный прожиточный минимум среднего рабочего. Он равнялся для рабочего семейства из трех человек 169 руб., из которых 29 руб. шли на жилье, 42 руб. — на одежду и обувь, остальные 98 руб. — на питание.

Интересно привести перечень минимальных потребностей рабочего, на которые расходовался этот бюджет. Жилье состояло из одной жилой комнаты и кухни, причем оплата за квартиру включала стоимость освещения и отопления.

Одежда и обувь состояли из сапог — 20 руб. пара (из расчета по одной паре в год на человека), галош — 6 руб. (одна пара в год на человека), комплекта носильного платья — 60 руб. (полтора комплекта в год), верхнего платья — 120 руб. за комплект (по одному на три года).

Минимальный месячный бюджет на питание состоял из расходов: молоко — полторы бутылки в день по 35 коп. за бутылку; 2,1 кг сливочного масла по 6,5 руб. за кг; 2,1 кг других жиров по 3,2 руб. за кг; мясо или рыба (чередовались через день): 100 г мяса (20 коп.) на каждого члена семьи, 200 г рыбы (20 коп.); ежедневно на всех примерно 1 кг ржаного хлеба (17 коп.), ок. 600 г пшеничного хлеба (30 коп.), 820 г картофеля (20 коп.), около 600 г капусты кислой (20 коп.), около 600 г крупы разной (22 коп.), полтора яйца, около 3,7 кг сахара (2 руб. 70 коп.).

В бюджет не вошли расходы по стирке белья, передвижению, расходы на лечение, культурные цели, а также спиртные напитки и табак.

Академику С. Г. Струмилину удалось также доказать, что и в н. XX в. заработки российских рабочих в крупной и средней промышленности были одними из самых высоких в мире, занимая второе место после заработков американских рабочих. Вот ход его рассуждений: “Средний годовой заработок в обрабатывающей промышленности США по цензу 1914 достигал 573 долл. в год, 11,02 долл. в неделю, или 1,84 долл. в день. В пересчете на русскую валюту по паритету дневной заработок американского рабочего составлял 3 руб. 61 коп. золотом. В России, по массовым данным 1913, годовой заработок рабочих деньгами и натурой достигал за 257,4 рабочих дня 300 руб., т.е. не превышал 1 руб. 16 коп. в день, не достигая, таким образом, и трети (32,2%) американской нормы. Отсюда и делались обычно выводы о резком отставании уровня жизни российских рабочих от американских стандартов. Но с учетом сравнительной дороговизны жизни в этих странах выводы получаются другие”. При сравнении розничных цен на важнейшие пищевые продукты оказывается, что они стоят в США в три раза дороже, чем в России. Опираясь на эти сравнения, Струмилин делает вывод, что уровень реальной оплаты труда в промышленности России следует оценить не ниже 85% американского.

Высокий уровень оплаты труда в промышленности вполне соответствовал сравнительно высокой (для того времени) доле оплаты труда в национальном доходе, составляя в 1908 около 55%, то есть опять-таки был близок американскому.

Настоящей школой воспитания трудовых навыков в деревнях были общественные работы-помочи, которые собирались тем или иным крестьянином для быстрого совместного выполнения тех или иных работ — постройки дома, вывоза из леса бревен, приготовления пряжи, а нередко и совместной жатвы, сенокоса, уборки сена, перевоза хлеба с полей. На помочах подрастающее поколение имело возможность перенять трудовые навыки у лучших, сноровистых работников села.

Для подрастающего поколения помочи давали выработку трудовых навыков и воспитание трудовых ценностей: отношения к труду как добродетели и презрения к лодырничеству и паразитизму. Для более зрелых крестьян на помочах осуществлялся обмен опытом, перенимались и усваивались самые удачные приемы работы.

А для всего мира вырабатывались стандарты, образцы качественно лучшей работы, а также стандарты качества самой продукции. Исподволь, незаметно складывался и превращался во влиятельную силу общественный контроль за качеством продукции. Снизить качество труда в этих условиях было для крестьянина позором.

Как и многие другие виды работ, общественные работы-помочи велись на началах соревновательности, стремлении показать себя с лучшей стороны. Лучшие работники поощрялись общественным мнением, приобретали уважение односельчан, и одновременно обидному осмеянию и осуждению подвергались лень, неумение, небрежность, недобросовестность в работе. Эмоциональный урок был так значителен, что в самом раннем детстве у ребенка складывалось уважительное, почтительное отношение к хорошему работнику, мастеру и пренебрежительное, презрительное отношение к лодырю и недобросовестному работнику.

Кроме того, московское правительство, например в XVII в., обязывало лучших мастеров брать на выучку назначенных им для этого мальчиков, преимущественно детей казаков и стрельцов. Мастерам на этих мальчиков выдавались деньги на одежду и на прокорм. Ученики жили или у своего учителя, или на частной квартире. От мастеров требовалось, чтобы они “ребят выучили мастерству доброму и открыли дела свои в ученье явно, ни в чем бы в делах своих не скрылись”. Так, например, готовились квалифицированные строительные рабочие, которые после обучения заносились в специальные списки и могли быть в любой момент привлечены на строительные объекты Российского государства.

В русской деревне почти каждый крестьянин владел каким-либо ремеслом. В народе говорили: “Ремесло вотчина, ремесло кормилец”, “Ремесло за плечами не висит (не тяготит)”, “Ремесло не коромысло, плеч не оттянет”, “Ремесло пить, есть не просит, а само кормит”, “Всяко ремесло честно, кроме воровства”, “Знай одно ремесло да блюди, чтоб хмелем не поросло”, “Вино ремеслу не товарищ”.

Русский крестьянин был не только земледельцем. Исстари занимался он разными ремеслами, которые давали ему неплохой приработок. “Живем не без промысла”, — говорили крестьяне. Явление это без преувеличения можно назвать крестьянской ремесленной промышленностью, деятельность которой развивалась, как правило, после выполнения сельскохозяйственных работ, а спектр ее был необычайно широк.

В северных губерниях особенно сильно были развиты промыслы по обработке дерева. Крестьяне курили смолу, строили деревянные суда, резали деревянную посуду, прялки и многие другие нужные им вещи.

Многое зависело от места. В Олонецкой губ. повсеместно в деревнях встречались столярные, экипажные, смолодегтярные промыслы. В Каргопольском и Вытегорском уу. крестьяне были известны как хорошие гончары, но занимались также портняжеством, сапожным и кузнечным промыслами.

Пермские крестьяне в Верхотурском у. занимались изготовлением мебели, а в Красноуфимском — производством сельскохозяйственных орудий. В Шенкурском у. Архангельской губ. — кожевенно-овчинным промыслом, в Новоладожском у. Петербургской губ. — выделкой деревянной посуды, а также изготовлением рыболовных снастей и судовых принадлежностей. В Вятской губ. — столярными поделками, изготовлением игрушек, славящихся на всю Россию, ткачеством. Впрочем, ткачество было развито широко среди всех российских крестьянок.

В Центральной России, ближе к Волге, в частности в Нижегородской губ., крестьяне занимались ложкарным, гвоздарным и валяльным промыслами, в Симбирской губ. — выделкой изделий из лесных материалов, в Саратовской — колесным, экипажным и сапожным делом, а также работали с гончарным кругом. В Оренбургской губ. выделывали многочисленные изделия из козьего пуха — прежде всего знаменитые оренбургские платки, шали, шарфы. Кроме того, вырабатывали кожу, валяли валенки, ткали ковры.

В Астраханской губ. крестьяне выделывали сукно, причем исключительно на самодельных ткацких станах (было оно очень дешево — 9-15 коп. за аршин). А еще большими мастерами были крестьяне этой губернии на варежки, чулки и носки.

Необычайное многообразие крестьянских ремесел можно было увидеть в Московской и примыкающих к ней губерниях. В Волоколамском у. крестьяне славились изготовлением марли и тканых одеял, сусального золота, столярным и цветочным ремеслами, в Звенигородском — изготовлением скрипок и гитар, столярным, слесарным, ткацким, а также щеточным ремеслом, в Гороховецком у. Владимирской губ. — вязанием варег и строчкой полотна, в Лихвинском у. Калужской губ. — изготовлением замков и слесарными работами, в Скопинском и Михайловском уу. Рязанской губ. — кружевоплетением, вышиванием, керамическими поделками, мастерством ладить дерево, экипажным и веревочным ремеслом, в Егорьевске и Спасском — изготовлением кульков и рогож. Впрочем, рогожный промысел, так же как и ткачество, был развит по всей крестьянской России.

Каждый ремесленник стремился стать признанным мастером в своем деле. “Не то дорого, что красного золота, а дорого то, что доброго мастерства”. Среди русского народа существовал настоящий культ мастера.

“Мастерство везде в почете”, — говорили люди. “Работнику полтина — мастеру рубль”, “Не работа дорога — уменье”, “Мастер один — а подносчиков десять”, “Не за шило платят, за правило”, “По закладке мастера знать”, “В добрую голову — сто рук”, “Дело мастера боится”, “Всякая работа мастера хвалит”, “Мастерства за плечами не носят, а с ним добро”.

О мастерах говорили всегда уважительно и с особой теплотой. “Он на все руки мастер”, “Золотой человек, золотые руки”, “К чему рук ни приложит, все кипит”.

Об их необыкновенных возможностях создавались всяческие легенды, порой просто баснословные. Им приписывались сверхчеловеческие качества. Например, легенда о Левше, подковавшем блоху, у которого был реальный прототип. О таких говорили: “На обухе рожь молотит, зерна не уронит”, “Комар носу не подточит. Иголки не подсунешь (не подобьешь)”, “Он из песка веревки вьет”.

Велико мастерство архитектурных сооружений Древней Руси, и прежде всего храмов. Для их возведения понадобилось создание целой системы подготовки квалифицированных строительных кадров, их учета, предоставление им целого ряда специальных льгот. Строительные мастера в XVII в. не платили податей с земли или добра и не несли никаких личных повинностей, обязательных для тяглова населения (хотя с 1684 эти льготы были отменены). Им было разрешено вести мелочный торг и курить вино для личного употребления, что было признаком доверия к ним со стороны правительства. Все дела строительных мастеров и их семей ведали и судили, кроме значительных уголовных преступлений, в Каменном приказе. Мастера и подмастерья, находившиеся на службе в Каменном приказе, разделялись на целый ряд специальностей — градодельцев, городовых смышленников (занятых постройками военных сооружений), каменных дел здателей и пр. Некоторые мастера Каменного приказа получали постоянное жалованье, а, кроме того, участвуя в какой-либо постройке — еще и поденную оплату.

Больше всего мастеров было в плотничном деле. Об этом свидетельствовали деревянные храмы и дома, стоявшие в русских селах и городах еще в начале нынешнего века (сегодня сохранившиеся в основном на фотографиях). У плотников была своя проверка мастерства. “Клин тесать — мастерство казать” (сразу вытесать верный клин, без подтески, — такое же мастерство для плотников, как выточенный от руки правильной формы шар для токарей).

Если мастерство высоко почиталось в народной среде, то неумелость подвергалась насмешкам, рассматривалась как своего рода нравственный порок. “За безручье (за неуменье) по головке не гладят”, “За все берется, да все не удается”, — говорит о таких народ. “За прогул да за неумение нет платы”, “Нечем хвалиться, как все из рук валится”, “Швец Данило, что не шьет, то гнило”, “Рук не наставишь”, “Всему учён, только не изловчён”, “Парень-то тороват, да дела не знат”.

О неумелых работниках говорили: “Ни в дышло, ни в оглоблю. Ни в корень, ни в пристяжку”, “Зимой с бороной, а летом в извозе”, а о работниках, делавших работу слишком медленно, — “Улита едет, когда-то будет”. Крестьянин, который не мог выполнить крестьянской работы, считался последним человеком. Подростков, не умеющих плести лапти, дразнили безлапотниками. Девочек, не сумевших еще в детском возрасте научиться прясть, обзывали непряхами, не умевших ткать на кроснах — неткахами, не умевших самостоятельно поставить стан “без подсказки матери” — бесподставочными. Презрительное отношение к неумейкам сохранялось в крестьянской среде всегда, вплоть до сер. XX в.

Несколько в ином свете представлялась личность кузнеца. Его ремесло считалось высшим умением, искусством, во многом связанным с помощью чудодейственных средств и нечистой силы. Согласно старинным поверьям, кузнецу в его работе помогает черт, он замешан в колдовстве и чародействе. Связанное с колдовством слово “козни' происходит от понятия “кузнец”.

В древнерусской языческой мифологии покровителем кузнецом был бог Сварог, который, в частности, в “Повести временных лет” отождествлялся с греческим богом-кузнецом Гефестом. Христиански ми покровителями кузнецов были свв. Косма и Дамиан.

Крестьянство развивалось в рамках общинного самоуправления, аналогично ему происходило объединение ремесленников по профессиональным признакам на артельных началах.

Уже данные XII в. косвенно свидетельствуют о соединении русских ремесленников в корпорации, сходные с западноевропейскими цехами.

В XIV-XV вв. типичной формой организации ремесленников становится дружина — артель во главе со старейшиной, или мастером. Причем дружина была одновременно и производственным коллективом, и общественной организацией, в чем было ее несомненное сходство с крестьянской общиной.

На Руси существовало большое количество различных форм объединения ремесленников, но все они тяготели к общинному самоуправлению, самоорганизации, порой даже обладали судебными правами. Часто ремесленники одной профессии селились рядом друг с другом, образуя, как, например, в Новгороде, “концы”, “улицы”, “сотни”, “ряды”, строили свои патрональные церкви, объединялись вокруг них в “братчины” или “обчины” с правами суда.

Подобные объединения (гильдии, сотни) существовали и у купцов, которые имели право суда и строили свои церкви.

Древними организациями самоуправления городских тружеников были черные сотни и черные слободы, имена которых до сих пор сохранились в названиях улиц (Мясницкая, Кузнецкий мост, Кожевники). Каждая черная сотня составляла объединение ремесленников или торговцев, управляемых подобно сельскому обществу выборными старостами или сотскими.

Как осуществлялось рабочее самоуправление ремесленными слободами в Древней Руси, видно на примере Кадашевской и Тверской-Константиновской хамовных слобод Москвы XVII в.

Слободы эти были ткацкими и изготовляли десятки видов тканой продукции. Каждый член слободы у себя дома обязан был выполнить работу определенного качества и количества. Мастерам и мастерицам выдавалось ежегодное жалованье, состоявшее из двух частей: хлебного жалованья и льняных денег. Хлебное жалованье было платой за их труд, который соответствовал размеру годового урока. Льняные деньги предназначались на покупку сырья — льна.

Собственно самоуправление в слободе осуществлялось 2 старостами, 4 целовальниками и 16 десятскими, избираемыми всем миром один раз в год (о чем составлялась бумага, которая скреплялась подписями избирателей).

Старосты были обязаны заботиться о слободских интересах — “наше слободское всего мира делати и радети”, представлять интересы тяглецов перед вышестоящим органом “мастерской палаты” — “государю бити челом обо всем и ходити неоплошно”; разверстывать государевы подати и обложения на цели слободского самоуправления сообразно с жалованьем каждого тяглеца; назначать сборщиков для сбора податей, хранить собранные деньги и расходовать их на мирские нужды.

Навыки общинных и артельных форм труда обеспечили русским людям приоритет самых передовых форм рабочего самоуправления. Исторические факты свидетельствуют, что рабочее самоуправление на предприятиях впервые в мире отмечено в России. Одно из известных, но не самых древних свидетельств относится к 1803, когда на Красносельской бумажной фабрике близ Петербурга рабочие заключили с владельцем договор, по которому фабрика в течение долгого срока находилась в управлении самих рабочих.

Всего их было 181 человек. Для руководства работ они выбирали из своей среды мастера, сами определяли продолжительность рабочего дня, порядок работы, распределение заработка.

Рабочие были обязаны выделывать из получаемого сырья бумагу установленного качества, которое контролировалось владельцем. Кроме того, рабочие производили за своей счет ремонт фабричных зданий и машин, “кроме знатных в машинах перемен”, за это они получали шестую часть стоимости всей произведенной (и проданной) продукции.

Владелец не вмешивался в производственный процесс, но со своей стороны был обязан бесперебойно снабжать рабочих сырьем и дровами. Простой в работах из-за отсутствия сырья компенсировался рабочим за его счет.

НАРОДНОЕ ХОЗЯЙСТВО

До XVIII в. в России не существовало понятия “экономика”. Самобытный хозяйственный строй, господствовавший на Руси, носил название “домостроительство”. Домостроительство в понимании русского человека — наука вести хозяйство на духовно-нравственных началах для обеспечения достатка и изобилия. Хозяйство в русской науке домостроительства — это прежде всего духовно-нравственная категория, в рамках которой прибыль не самоцель, а хозяйственные отношения ориентируются на определенный нравственно-трудовой порядок, порицающий поклонение деньгам и несправедливую эксплуатацию. Многие основы этой науки выражены в “Домострое”.

Главная экономическая идея “Домостроя” (XVI в.) — замкнутое саморегулируемое русское хозяйство, ориентированное на разумный достаток и самоограничение (нестяжательство), живущее по православным нравственным нормам. Духовное начало одухотворяет мир экономики. Экономика “оживает, когда все “благословенно”, и благословенная денежка по милости Божией становится символом праведной жизни”.

В “Домострое” приводится идея практической духовности, неразрывной с экономической стороной жизни, в чем и состоит особенность развития духовности в Древней Руси. Духовность — не рассуждения о душе, а практические дела по претворению в жизнь идеала, имевшего духовно-нравственный характер, и прежде всего идеала праведного труда.

Стремление к автономности, независимости, даже замкнутости хозяйства от внешней среды, стремление обеспечить себя всем необходимым, чтобы не зависеть от других, было характерной чертой большей части хозяйственных единиц России. Именно оно служило импульсом автаркических тенденций русской экономики. Деревня, мир, артель, монастырь стремились все сделать своими руками, создать независимое от внешней среды самостоятельное хозяйство. В этой хозяйственной независимости русский человек чувствовал себя беззаботным, но это была беззаботность трудового человека, привыкшего надеяться только на свои руки. В этом смысле показательна заонежская сказка о беззаботном монастыре: “Как-то раз Петр I проезжал по местности, как он любитель был ездить смотреть Россию. Пришлось ехать по одному месту, видит надпись: “Беззаботный монастырь”. Его заинтересовало, что это такое — “Беззаботный монастырь”? Остановился, зашел, спрашивает игумена:

— Меня заинтересовала ваша надпись, что означает ваш “Беззаботный монастырь?”

Игумен отвечает:

— Пойдемте. Я вам разъясню, что такое Беззаботный монастырь. В первую очередь провел по полям, по лугам, к скоту; что выращивают показал — в саду, в огороде.

— Ну, теперь посмотрим, что у нас по хозяйству есть: кузнецы, золотых дел мастера, богомазы. Вот у нас беззаботный монастырь. Мы никуда ни к кому ни за чем не обращаемся, все сами делаем, поэтому у нас и надпись такая, ни об чем не заботимся о другом”.

Линия “Домостроя” и “беззаботного” монастыря проходит через всю русскую экономическую мысль. В книге А. Т. Болотова “Деревенское зеркало, или Общенародная книга, сочиненная не только, чтобы ее читать, но чтоб по ней и исполнять” (1798-99) говорится: “Смолоду приучай (детей) к трудам, чтобы были добрые хлебопашцы, а не лежаки... Крестьянская жизнь потовая: труды-то нас и кормят!”, “Трудись до поту — после слюбится”, “Ленивый хотя желает, да не получит”. Упорный труд по 12-14 часов в день. “Работник должен летом вставать поутру в 4 часа и идти на работу. В 7 часов надобно завтракать; между 11 и 12 часов — обедать, в пятом часу полдничать, а ввечеру, в 8 часов, — ужинать. После можно еще что-нибудь поделать до 9 часов, а потом ложиться спать. Таким образом можно зимою и летом поступать, особливо когда есть работа”.

Строжайшая хозяйственная бережливость во всем: “Ешь то, чем можно быть сыту, пей то, чем можно утолить жажду, одевайся так, чтоб не быть нагу. Так твои расходы не будут свыше приходов”. Идеальный хозяин экономен во всем и копит деньги про черный день. “Домоводство без денег стоять не может, и для того надобно хозяину деньги в запас копить”.

Самообеспечение и самоограничение — важнейший хозяйственный принцип. “Что сам можешь сделать, за то денег не плати”, “Не купи чего хочется, покупай, без чего обойтись нельзя”. Для Болотова образцом для подражания служит трудолюбивый человек, который “во всю жизнь свою не пролакомился ни гроша, не ел ничего покупнова, сам с детьми не носил ни нитки, кроме напряденова и вытканова его женою и дочерьми”. Ничего покупного — девиз самообеспечивающегося крестьянского хозяйства. И совсем неважно, если для этого придется себя ограничить в потреблении, главное — хозяйственная независимость, “беззаботность”. Ведь, в самом деле: “От жареного не сытее наешься, как и щами с кашею”, “Тонкое сукно не лучше греет сермяги”, “Наработавшись, столько же сладко уснешь на соломе, как на перинах”.

Русская модель хозяйственной деятельности принадлежит к общинному типу экономики. Она развивалась на традиционных ценностях крестьянской общины и артели, взаимопомощи, рабочего самоуправления. Эффективный труд в ней мотивировался преимущественно духовно-нравственными, моральными, а не материальными стимулами.

Русская модель экономики существовала как определенный национальный стереотип хозяйственного поведения. Это была не жесткая доктрина, а постоянная развивающаяся устойчивая система представлений, опиравшихся на традиционные народные взгляды.

Изучение деятельности русской модели экономики, существовавшей как господствующий тип с X-XII вв. вплоть до начала XVIII в., а в усеченном виде даже до н. XX в., позволяет выявить ряд основополагающих принципов ее функционирования.

1. Хозяйство как преимущественно духовно-нравственная категория. Ориентация на определенный духовно-нравственный миропорядок.
2. Автаркия — тяготение хозяйственных единиц и системы в целом к замкнутости, самодостаточности, самоудовлетворенности. Основной поток эффективной хозяйственной деятельности направлен не во вне, а внутрь хозяйственной системы.
3. Способность к самоограничению (нестяжательство), направленность не на потребительскую экспансию (постоянное наращивание объемов и видов товаров и услуг как самоцель), а на обеспечение самодостаточности.
4. Трудовой характер хозяйственной деятельности. Взгляд на труд как на добродетель. Экономический процесс направлен не на максимизацию капитала и прибыли, а на обеспечение трудовой самодостаточности.
5. Собственность — функция труда, а не капитала. Капиталом является производительная часть собственности, направленная на производство; капитал, отдаваемый в рост, рассматривается как паразитический.
6. Самобытные особенности организации труда и производства — рабочее самоуправление общины и артели.
7. Самобытные особенности трудовой и хозяйственной мотивации — преобладание моральных форм понуждения к труду над материальными.

В рамках этой экономической модели была создана достаточно эффективная система народного хозяйства. Сам факт существования тысячелетнего Российского государства свидетельствует, что его хозяйственная система была высокоэффективной в рамках внутренних потребностей, обеспечивая экономическое освоение огромных территорий, строительство тысяч городов, армию и тыл в борьбе с полчищами захватчиков.

Серьезным ударом по русской модели экономики стало закрепление крепостного права. Этот процесс происходил в России сравнительно поздно, когда у крестьян уже сложились черты национального характера, выражавшегося прежде всего самостоятельностью и инициативой в рамках традиций и обычаев самоуправляющейся общины и артели. Закрепощение крестьян происходило по мере отказа правящего слоя от традиционных ценностей Древней Руси и принятия им в качестве образца социальных отношений, существовавших в западных государствах. Крепостное право, не свойственный для России институт, пришло к нам с Запада через Польшу, с которой близко соприкасалась правящая верхушка западнорусских земель. Именно по настоянию этого слоя феодалов в к. XVI в. отменяется Юрьев день, а во второй пол. XVII в. происходит закабаление около половины ранее свободных русских крестьян.

Правда, крепостное право в России носило относительно более мягкий характер, ибо даже для крепостных крестьян сохранялись общинные отношения. Закабалив крестьян, помещики не осмеливались посягать на общину, стараясь использовать ее как дополнительное средство управления крестьянами, позволяя им собираться на сходки и выбирать своих старост. Отрицание русских форм хозяйствования широко проявилось со 2-й пол. XVII в., но неверно и несправедливо связывается с именем Петра I, ибо дело Петра носило народный характер. Однако деяния Петра стали своего рода отправным моментом, с которого интенсифицировались все народные и антинародные процессы в русском обществе. Изучение петровских преобразований позволяет понять, что Петр не копировал вслепую зарубежный опыт, а применял его к российской действительности, опираясь на уже сложившиеся общественные институты, общинное самоуправление и землепользование (которые он начал очень умело использовать при сборе подушной подати), самоуправление купцов и ремесленников, артельный дух русских тружеников. Но главное, на что делал ставку Петр Первый, — использование творческой инициативы и самостоятельности русского хозяина и работника. Петр создал благоприятные условия для реализации его лучших качеств и на основе этого осуществил свои реформы.

Русская экономическая мысль в этот период развивается в трудах И. Т. Посошкова (1652-1726), и прежде всего в его “Книге о скудости и богатстве”. Из основополагающих ценностей Древней Руси он принимает почти все. Прежде всего идею домостроительства (экономики, хозяйства), цель которого, по его мнению, — в достижении изобильного богатства, то есть определенного достатка человеческих вещественных и невещественных благ. Источником богатства является только труд, “безотносительно к его физическим и социальным особенностям”.

Изобильное богатство понимается им не как средство к роскошной жизни, а как средство обеспечения некоторого достатка для прокормления своей семьи, церковного богослужения и выплаты царских налогов. Изобильное богатство может быть очень скромным, и дело совсем не в величине его, а в том, что каждый человек должен обязательно трудиться, приносить “прибыток”. Трудом создается “всенародное богатство”, состоящее из “домовых внутренних богатств”. Некоторые “избытки” во “внутреннем домовом хозяйстве” предполагают продажу их вне хозяйства. Посошков стоял на позициях регулирования внешнеторговой деятельности в сторону таможенного ограничения вывоза за границу сырья. Он полагал, что продавать надо преимущественно готовые продукты. Ученый стоял за независимость русского хозяйства от иностранного рынка, предлагая использовать для этого таможенную политику, содействующую росту российской промышленности и созданию производств, продукты которых тогда закупались за границей. За рубежом следует покупать только то, чего нельзя сделать в России.

Посошков неоднократно высказывает идеи экономической автаркии, независимости русского хозяйства от внешних рынков. Богатство народа состоит не в том, что он получает из-за границы, а в том, что он создает внутри своего хозяйства, обеспечивая себя всем необходимым.

Во времена Посошкова крестьяне составляли не менее 95% всего населения страны. От их “изобильного богатства” зависело русское Царство. “Крестьянское богатство, — говорил Посошков, — царственное, а нищета — крестьянское оскудение царственное”. Крестьянский экономист считал крестьян такими же землевладельцами, как и помещиков. “Под всеми ими земля вековая царева, а помещикам дается ради пропитания на время”. Земля, которую обрабатывают крестьяне, принадлежит им по обычному праву ее распределения и перераспределения, регулируется общиною. Для осуществления справедливого землевладения, по мнению Посошкова, нужно ввести всеобщий поземельный налог не только с крестьян, но и с других “чинов”.

Властители после Петра I, может быть за исключением Елизаветы I и Екатерины II, не понимали необходимости развития народных форм хозяйствования. Общинные и артельные формы русского хозяйства, другие его основополагающие принципы в течение почти полутора веков оставались без творческого развития, вне внимания основной части русских ученых.

А жизнь требовала приведения их к новым условиям и совершенствования с учетом современных достижений науки. Забытые и интеллигенцией, и государством, народные формы труда и хозяйствования приобретали архаичный характер и постепенно деградировали, что воспринималось как признак их отмирания и приближения неизбежного конца. Однако требовалось другое — забота со стороны государства и реформирование применительно к новым условиям. Русская экономическая мысль об этом твердит постоянно. Однако ее голос заглушается сторонниками чужого пути, предлагающими реформы на западный манер.

Весь смысл реформ, проводимых в царствовании Александра II, носил западнический характер. Но, конечно, самой большой ошибкой этого царствования был порядок освобождения крестьян от крепостной зависимости, в результате которого крестьяне, освобождаясь с наделением их землею на началах общинного владения, по сути дела оставались без внимания со стороны государства.

Совершенно очевидно, что требовались широкая государственная программа помощи крестьянским хозяйствам, развитие и совершенствование национальных форм. Однако это не делалось. Отсутствовала поддержка государством создания на базе общины предприятий по обработке сельскохозяйственных продуктов и разных вспомогательных производств. Не было сделано ничего для повышения производительности труда в русле развития и совершенствования национальных форм труда.

Развитие промышленности в пореформенной России также осуществлялось в русле насаждения хозяйственных форм, существовавших на Западе. Русские формы хозяйствования и труда намеренно вытеснялись, заменяясь чуждыми для России потогонными индивидуалистическими системами. Если в 1-й половине XIX в. на средних и мелких предприятиях преобладали артельные формы организации труда, то к концу его удельный вес их значительно снизился.

Многие известные экономисты XIX в. просто игнорировали русскую экономическую мысль. Например, министры финансов Е.Ф. Канкрин и Н.Х. Бунге старательно и в практике, и в науке насаждали западноевропейские экономические представления, фактически не учитывая тысячелетний хозяйственный опыт великой страны.

В 1860-80-х в русской экономике идет острая борьба отечественных и западных начал хозяйствования. И нельзя сказать, что позиции отечественных начал были безнадежны. На каком-то этапе в 80-х годах даже наметилась тенденция к преобладанию народных форм жизни. Именно это дало основание русскому экономисту В. П. Воронцову сделать вывод об упадке капитализма в России.

Данные его основывались на анализе статистики развития мелкой и средней, преимущественно кустарной, народной промышленности, работавшей на отечественных хозяйственных принципах, и крупной промышленности, развившейся по западноевропейскому образцу. По приводимым Воронцовым данным, мелкая и средняя промышленность развивалась быстрее, чем крупная. Однако уже лет через десять эта тенденция изменилась на противоположную. Преобладание западных экономических форм обеспечивалось политикой правительства Александра II, создавшего предпосылки для дальнейшего прогрессирующего отторжения народных форм хозяйствования.

Одним из средств разрушения русской общины со стороны западнически настроенных правящих кругов была финансово-налоговая политика по отношению к крестьянству, когда оно было обложено грабительскими налогами и разными поборами. Нередко для выплаты налогов община прибегала к займу под круговую поруку. Однако порой складывалось так, что община уже не могла получить кредита для выплаты займа и вынуждена была продавать средства производства. Влезая в долги, теряя средства производства, крестьянский мир терял и свою независимость, и способность сохранять свои национальные методы хозяйствования, что вело к упадку сельского хозяйства. Как справедливо отмечал В.П. Воронцов, “не ограниченность знания, энергии, вообще способностей народа и не общинное землевладение причиною низкого состояния русского земледелия, а неустранимые силами общины общественные и финансовые условия, созданные культурными слоями. Эти условия мешают народу даже применять на практике те правила обычной полевой системы, которые выработаны им долголетним опытом и наблюдением природы; поэтому-то между его теорией земледелия и практикой существует значительное противоречие”, Значительный урон самобытным основам русской экономики был нанесен так называемой Столыпинской реформой, которая заметно подорвала позиции общины, не найдя им равноценной замены. Экономически Россия вплоть до н. XX в. была единственной страной в мире, которая приближалась к автаркии, то есть имела такой хозяйственный уклад, который позволял ей самостоятельно и полнокровно существовать независимо от иностранного ввоза и вывоза. По отношению к внешнему миру Россия была автономна, обеспечивая себя всеми необходимыми товарами, и сама потребляла почти все, что производила. Высокие заградительные пошлины на многие товары стимулировали внутреннее хозяйство. Зарубежный импорт не имел для страны жизненного значения. Долг России в мировом импорте в н. XX в. составлял немногим более 3%, что для страны с населением, равным десятой части всего человечества, было ничтожно. Для сравнения отметим, что большинство западных стран, обладая незначительной численностью населения, имело долю в мировом импорте во много раз большую, т.е. экономически зависело от импорта.

Традиционная русская экономика не ориентировалась на внешний рынок. В целом историческая Россия вывозила за рубеж не более 6-8% производимых товаров. И даже этот незначительный вывоз вызывал беспокойство у русских экономистов. Конечно, протест русских экономистов вызывал не сам факт внешней торговли, а ее неравноправный характер, при котором экспортировали преимущественно сырье по заниженным ценам.

Западники утверждали, что экономические отношения с Европой являются главным источником русского богатства. Однако факты говорили совсем о другом. За период с 1886 по 1913 из России было вывезено по крайне низким ценам товаров, преимущественно сырья, на 25,3 млрд. руб., а ввезено по очень высоким ценам товаров, многие из которых могли бы быть произведены в самой России, на 18,7 млрд. руб. В результате страна потеряла не менее 5-10 млрд. руб. народного труда.

“Сближение с Европой, — отмечал М.О. Меньшиков, — разорило Россию, разучило ее обеспечивать свои нужды, лишило экономической независимости. Правда, полвека назад сахар в деревне ценился чуть ли не на вес серебра, но зато мед был нипочем. Теперь апельсины почти дешевле яблок, но странно то, что яблоки уже дороже апельсинов. Самые простые, когда-то почти ничего не стоящие продукты деревни — грибы, ягоды, молоко, масло, дичь, раки, орехи — сделались народу едва доступными”.

Русская экономическая мысль выдвигает идеи независимости России от превратностей игры западного спекулятивного капитала с его хищническими тенденциями на эксплуатацию других народов. Здесь возражения русских экономистов касались проблем кабальных займов, иностранного капитала и золотой валюты.

Займы западных государств, конечно, помогали развивать отечественную промышленность, но вместе с тем служили средством ее экономического закабаления. За займы взимались большие проценты, и, чтобы заплатить старые долги, приходилось снова влезать в долг. Начиная с 1880-х, платежи по старым государственным и гарантированным правительством займам стали превышать поступления по новым. По расчетам американского историка П. Грегори, с 1881 по 1913 сумма платежей по займам превысила 5 млрд. руб.

В к. XIX в. большой уступкой Западу было введение золотой валюты. Введена она была за счет карманов русских людей, так как на одну треть осуществилась девальвация рубля. Конечно, эта операция позволила уменьшить на треть внутренний государственный долг, но вместе с тем и потребовала новых иностранных займов золотом для поддержания курса рубля. Но главное состояло в другом. В результате введения золотого обращения русская экономика была интегрирована в мировой экономический порядок, политику которого определяли западные страны.

Одним из сторонников финансовой независимости России от стран Запада был П. Оль. Он справедливо отмечал, что финансово-экономическая структура связи между Россией и Западной Европой вела к обеспечению последней больших преимуществ в обмене. Введение золотой валюты привело к значительному оттоку золота за границу, ослабив систему денежного обращения в России.

Народное сознание на Святой Руси всегда считало, что единственно справедливым источником приобретения собственности и имущественных прав может быть только труд. Имущество, достаток и даже богатство, полученные в результате труда человека, его семьи и близких, считались праведными. “Работай — сыт будешь; молись — спасешься; терпи — взмилуются”. Русский человек знал твердо: “Труд — отец богатства, земля — его мать”. Но труд важнее богатства, ибо последнее (даже если оно добыто праведным путем) не вполне устойчиво: налетел разбойник или иноземный враг — и отобрал, вспыхнул пожар — и от богатства горстка пепла осталась. А труд, навык к нему придает жизни устойчивость, создает твердую основу. Все результаты жизни зависят от труда. “Что посеешь, то и пожнешь. Что пожнешь, то и смолотишь. Что смолотишь, то и смелешь. Что смелешь, то и съешь”. “Кто посеял, тот и пожал”. Добросовестный труд — нравственная гарантия благополучия человеческой жизни и получение “праведной собственности”.

Россия была очень богата землей, и лесами, и другими природными ресурсами. Еще в XIV-XV вв. стояли огромные массивы незаселенных земель, оставалось много неосвоенных ресурсов. В этих условиях владение ресурсами зависело от возможности человека освоить их своим трудом или трудом своих близких и челяди.

Земля — Божья, считал крестьянин, и принадлежать она должна тому, кто ее обрабатывает. Это основа трудового мировоззрения крестьянина, вокруг которого формировались все его другие воззрения.

Понятие “капитал” в России не употреблялось вплоть до XVIII в. В Древней Руси в этом смысле использовалось слово “истиник” (производное от устаревшего значения слова истина — наличность, наличные деньги).

Русская экономическая мысль рассматривает капитал как излишек сверх определенного уровня потребления человека или общества, включающий в себя стоимость неоплаченного труда других людей. Он может быть достигнут частично в результате труда и бережливости, но все равно его основу составляет неоплаченный труд. Капитал может быть производительным, когда ориентируется на производство, или паразитическим, ростовщическим, когда ориентируется только на увеличение потребления его владельца сверх разумного достатка. Собирание капитала ради нового производства одобряется народной этикой и всячески порицается, когда это собирание осуществляется ради своекорыстного стяжания неоплаченного труда других людей. Касаясь традиционных факторов производства — труд, земля и капитал, — важно отметить разность позиций русской и западной экономической мысли.

Коренной русский человек рассматривал стоимость того или иного продукта с трудовой точки зрения, как количество труда, вложенного в его производство. Капитал допускался как дополнительный, не первостепенный фактор. Земля же для русского человека была не капиталом, а только средством приложения труда.

Традиционный русский взгляд на капитал наиболее последовательно выражен в экономических работах Д. И. Менделеева. В России сложилось иное, чем на Западе, отношение к деньгам и богатству. Для западного человека свобода олицетворяется в деньгах (в частности, известный афоризм Б. Франклина), для русского свобода — это независимость от денег. Западный мир чаще всего сводит понятие свободы к степени возможности покупать, стяжать все новые и новые товары и услуги, русский видит в этой “свободе” форму кабалы, опутывающей его душу и обедняющей жизнь.

“Беда деньгу родит”, — настойчиво повторяет трудовой русский человек. “Деньги что каменья — тяжело на душу ложатся”, “Деньги прах”, “Деньгами души не выкупишь” или еще вариант этой пословицы — “Деньги — прах, ну их в тартарарах”. Отсюда понятно, что дало право Ф.М. Достоевскому писать, что русский народ оказался, может быть, единственным великим европейским народом, который устоял перед натиском золотого тельца, властью денежного мешка.

Деньги для трудового человека не являются фетишем. “Лучше дать, нежели взять”, “Дай Бог подать, не дай Бог просить”.

К богатству и богачам, к накопительству русский человек относился недоброжелательно и с большим подозрением. Как трудовой человек он понимал, что “от трудов праведных не наживешь палат каменных”, “От трудов своих сыт будешь, а богат не будешь”. Хотя было бы неправильным считать, что им руководило чувство зависти. Нет. Просто стяжание богатства выше своей потребности, накопительство всяких благ выше меры не вписывалось в его шкалу жизненных ценностей. “Не хвались серебром, хвались добром”.

Многие в народе считали, что любое богатство связано с грехом (и, конечно, не без основания). “Богатство перед Богом — большой грех”. “Богатому черти деньги куют”. “Не отвернешь головы клячом (то есть ограбишь ближнего), не будешь богачом”. “Пусти душу в ад — будешь богат”. “Грехов много, да и денег вволю”. “В аду не быть — богатства не нажить”. “Деньги копил, да нелегкого купил”. “Копил, копил, да черта купил!”

Отсюда выводы: “Лучше жить бедняком, чем разбогатеть со грехом”, “Неправедная корысть впрок нейдет”, “Неправедная нажива — огонь”, “Неправедно нажитое боком выпрет, неправедное стяжание — прах”, “Не от скудости скупость вышла, от богатства”.

К богачам трудовой человек относится с большим недоверием. “Богатство спеси сродни” — говорит он. “Богатый никого не помнит, только себя помнит”. “Мужик богатый гребет деньги лопатой”. “У него денег — куры не клюют”. “Рак клешнею, а богатый мошною”. “Мужик богатый, что бык рогатый”. “Богатый совести не купит, а свою погубляет”.

Вместе с тем, крестьяне даже чем-то сочувствуют богатому, видя в его положении нравственное неудобство и даже ущербность. “Богатый и не тужит, да скучает”. “Богатому не спится, богатый вора боится”. А уж для нравственного воспитания ребенка богатство в народном сознании приносит прямой вред. “Богатство родителей — порча детям”. “Отец богатый, да сын неудатый”.

Порой неприязнь к богачам доходит и до проклятий: “Бога хвалим, Христа величаем, богатого богатину проклинаем!” — гласит одна из народных пословиц.

Среди русских бытовало презрительное отношение к ростовщикам, которых в народе прозвали “христопродавцами, жидами, гиенами немилосердными” (В. И. Даль). Такое отношение к ростовщичеству русский народ и государство пронесли через всю свою историю. Даже в Уголовном Уложении Российской Империи (1903) ростовщичество считается преступлением. В нем приводятся следующие признаки ростовщических сделок: 1) если заемщик вынужден своими известными заимодавцу стеснительными обстоятельствами принять крайне тягостные условия ссуды; 2) сокрытие чрезмерности роста включением его в капитальную сумму под видом неустойки, платы за хранение; 3) ссуда в виде промысла на чрезмерно обременительных условиях “сельским обывателям” за вознаграждение частью хлебом, а также скупка хлеба у крестьян по несоразмерно низкой цене при заведомо тяжелых обстоятельствах продавца (этим обычно занимались еврейские факторы). Согласно закону, чрезмерным признавался рост выше 12% годовых. Ростовщики, чья вина была доказана, наказывались тюрьмой или исправительным домом.

Купечество существует в России с древнейших времен. В записках византийского имп. Константина Багрянородного рассказывается о деятельности русских купцов еще в 1-й пол. Х в. По его словам, с ноября месяца, как только подмерзала дорога и устанавливался санный путь, русские купцы покидали города и направлялись в глубь страны. Всю зиму они скупали по погостам товары, а также собирали с жителей дань в оплату за ту охрану, которую им давал город. Весной уже по Днепру с полой водой купцы возвращались в Киев и на подготовленных к тому времени судах отправлялись в Царьград. Труден и опасен был этот путь. И только большая охрана спасала караван смоленских, любечских, черниговских, новгородских, вышегородских купцов от многочисленных грабителей. Проплыв Днепр, выходили в море, держась берега, так как в любой момент утлые суденышки могли погибнуть от крутой волны.

В Царьграде русские купцы торговали шесть месяцев. Согласно договору, оставаться на зиму не могли. Размещали их не в самом городе, а у “святого Мамы” (монастырь св. Маманта). Во время пребывания в Царьграде русские купцы пользовались различными льготами, предоставленными им греческим императором. В частности, продавали свои товары и покупали греческие, не платя пошлины; кроме того, им выделяли бесплатно продукты питания и разрешали пользоваться баней. По окончании торга греческие власти обеспечивали нашим купцам съестные товары и корабельные снасти. Возвращались домой не ранее октября, а там уже снова наступал ноябрь, и нужно было ехать в глубь страны, на погосты, распродавая то, что было привезено из Византии, и скупать товары для зарубежной торговли на следующий год. Такая предпринимательская деятельность велась Русью не одно столетие. Круговорот торговой жизни сыграл огромную роль в освоении и объединении русских земель. Все большее и большее число людей вовлекалось в эту экономическую деятельность, становясь кровно заинтересованным в ее результатах.

Впрочем, русские купцы вели торговлю не только с Царьградом, откуда вывозили шелковые ткани, золото, кружева, вина, мыло, губки, различные лакомства. Большая торговля велась с варягами, у которых покупали бронзовые и железные изделия (особенно мечи и топоры), олово и свинец, а также с арабами — откуда в страну поступали бисер, драгоценные камни, ковры, сафьян, сабли, пряности.

О том, что торговля велась очень большая, свидетельствует характер кладов того времени, которые до сих пор в изобилии находят близ старинных городов, на берегах больших рек, на волоках, возле бывших погостов. В этих кладах не редкость арабские, византийские, римские и западноевропейские монеты, в том числе даже отчеканенные в VIII в.

Вокруг русских городов возникало множество торговых и промысловых поселений. Сюда сходились для торговли, или, как тогда называли, “гостьбы”, купцы, бобровники, бортники, звероловы, смолокуры, лыкодеры и другие тогдашние “промышленники”. Места эти получали название погостов (от слова “гостьба”). Позже, уже после принятия христианства, в этих местах, как наиболее посещаемых, строились церкви и размещались кладбища. Здесь совершались сделки, заключались договоры, отсюда пошла традиция ярмарочной торговли. В подвалах церквей хранился необходимый для торговли инвентарь (весы, меры), складывались товары, а также хранились торговые договоры. За это духовенство взимало с торговцев особую пошлину.

Первый русский свод законов “Русская Правда” был пронизан духом купечества. Когда читаешь его статьи, то убеждаешься, что он мог возникнуть в обществе, где важнейшим занятием была торговля, а интересы жителей тесно связаны с результатом торговых операций.

Успешный рост купеческой деятельности в Древней Руси подтверждался развитием кредитных отношений. Новгородский купец Климята (Климент), живший в к. XII — н. XIII в., сочетал свою широкую торговую деятельность с предоставлением кредитов (отдачей денег в рост). Климята был членом “купеческого ста” (союз новгородских предпринимателей), занимался он преимущественно бортным промыслом и скотоводством. К концу жизни ему принадлежали четыре села с огородами. Перед смертью он составил духовную, в которой перечислял свыше десятка различного рода людей, связанных с ним предпринимательской деятельностью. Из перечня должников Климяты видно, что он выдавал также и “поральское серебро”, за что взимались проценты в виде наклада. Деятельность Климяты была такова, что он не только предоставлял кредиты, но и брал их. Так, он завещал в уплату долга своим кредиторам Даниле и Воину два села. Все свое состояние Климята завещал Новгородскому Юрьеву монастырю — типичный для того времени случай.

Одним из самых характерных купеческих городов был Новгород Великий. Торговлей здесь жила большая часть населения, а купец считался главной фигурой, о которой складывались сказки и легенды. Типичный пример — новгородская былина о купце Садко. Прообразом его, по мнению исследователей, был реальный человек Сотко Сытинец, упоминаемый в летописи в 1167 в качестве строителя церкви Бориса и Глеба в Новгороде. Купец Садко показан как герой-богатырь, причем подвигом представлена его торговая деятельность.

Никому не известный гусляр Садко своей энергией и удачей выбивается в богатые купцы. Однажды на пиру Садко похвастал, что скупит все товары в Новгороде. Два дня в торговых рядах он скупает товары, но вот на третий день приезжают московские купцы, и Садко вынужден сознаться, что ему не скупить товары со всего белого света. После этого Садко снарядил 30 кораблей и вместе с другими купцами поехал торговать; по дороге корабль вдруг остановился как вкопанный, несмотря на попутный ветер. Понял Садко, что морской царь требует дани, бросил в море бочки золота, серебра, жемчуга. Однако водяной требует живой жертвы. Купцы бросают жребий, и он выпадает Садко. Берет Садко гусли, спускается в море на дубовой доске и попадает в палаты морского царя, который требует, чтобы он поиграл ему на гуслях. Под звуки гуслей царь морской пустился плясать, море взволновалось, корабли стали тонуть, люди гибнуть. Тогда Николай Угодник под видом старца седого явился к Садко и велел ему прекратить игру, оборвав струны гуслей. Затем царь морской требует, чтобы Садко женился на морской девице. Садко вынужден согласиться. После свадебного пира Садко засыпает и просыпается в родных местах, и в это время по Волхову подъезжают его корабли с казной. В благодарность за спасение Садко строит церковь Николе Можайскому и Пресвятой Богородице.

Новгородские купцы вели свою торговлю и промысловую деятельность артелями, или компаниями, представлявшими из себя хорошо вооруженные отряды. Купеческих артелей в Новгороде насчитывалось десятки, в зависимости от товаров, которыми они промышляли, или местности, куда ходили торговать. Были, например, поморские купцы, торговавшие на Балтийском или Белом морях, низовские купцы, имевшие дела в Суздальской области, и т.п.

Самые основательные новгородские купцы объединялись в торгово-промышленную “ассоциацию”, именуемую тогда “Иваново сто”, имевшую свой центр около храма св. Иоанна Предтечи в Опоках. Здесь располагался общественный гостиный двор, где купцы складывали свои товары, а также находилась “гридница” (большая палата), своего рода зал для проведения деловых совещаний. На общем собрании “Иванове сто” купцы выбирали старосту, который руководил делами этой “ассоциации”, наблюдал за общественной кассой и оформлением деловых документов.

Около церкви проходил торг, стояли специальные весы, при которых находились выборные присяжные чины, наблюдавшие за правильностью веса и торговли. За взвешивание, как и при продаже товара, взималась особая пошлина. Кроме больших весов, возле церкви стояли и малые, служившие для взвешивания драгоценных металлов, слитки которых заменяли монеты.

Возникавшие между купцами и покупателями противоречия решались в специальном торговом суде, председателем которого был тысяцкий.

Купцы, входившие в “Иваново сто”, обладали большими привилегиями. В случае финансовых затруднений им предоставляли кредит или даже безвозмездную помощь. При опасных торговых операциях от “Иваново сто” можно было получить вооруженный отряд для охраны.

Однако вступить в “Иваново сто” мог только очень состоятельный купец. Для этого в кассу “ассоциации” нужно было внести большой взнос — в 50 гривен — и, кроме того, безвозмездно пожертвовать в пользу церкви св. Иоанна в Опоках еще почти 30 гривен (за эти деньги можно было купить стадо в 80 волов). Зато, вступив в “Иванове сто”, купец и его дети (участие было наследственным) сразу занимали почетное положение в городе и получали все связанные с этим привилегии.

Большую взаимовыгодную торговлю новгородские купцы вели с Ганзейским союзом. Новгородские купцы скупали по всей России и продавали ганзейцам льняные ткани, выделанные кожи, смолу и воск высокого качества, хмель, строевой лес, мед, меха, хлеб. От ганзейцев новгородские купцы получали вино, металлы, соль, сафьян, перчатки, крашеную пряжу и разные предметы роскоши.

Сильно развитая система купеческого предпринимательства вкупе с народным самоуправлением были главными условиями экономического процветания Древнего Новгорода, которое неоднократно отмечалось иностранными купцами и путешественниками.

Кроме “Иванове сто” в русских городах существовали и другие профессиональные объединения купцов. В XIV-XVI вв. торговые предприниматели, имевшие лавки на городском торгу (“ряды”), объединялись в самоуправляемые организации, члены которых назывались “рядовичами”.

Рядовичи сообща владели отведенной под лавки территорией, имели своих выборных старост, обладали особыми правами на сбыт своих товаров. Чаще всего их центром была патрональная церковь (в подвалах ее хранились товары), нередко им также предоставлялись даже судебные функции. Имущественное положение купцов было неравное. Самыми богатыми были “гости-сурожане” — купцы, торговавшие с Сурожем и другими городами Причерноморья. Состоятельными были и купцы суконного ряда — ”суконники”, торговавшие привозным с Запада сукном. В Москве патрональным храмом “гостей-сурожан” была церковь Иоанна Златоуста. Принадлежность к корпорации московских гостей обставлялась примерно теми же правилами, что и в новгородской “Иванове сто”. Положение в этой корпорации было тоже наследственным. Гости возглавляли купеческие караваны, отправлявшиеся в Крым.

Уже в XV в. русские купцы ведут торговлю с Персией и Индией. Тверской купец Афанасий Никитин в 1469 посещает Индию и, по сути дела, открывает ее для России.

В эпоху Ивана Грозного символом русского купечества становится энергичная деятельность купцов Строгановых, стараниями которых начинается активное освоение русскими Урала и Сибири. Строгановы — выходцы из разбогатевших поморских крестьян. Федор Лукич Строганов обосновался в Соли Вычегодской. Его сын Аника Федорович (1497-1570) продолжил и развил солеваренное дело, доставшееся ему от отца. Аника не только довел до совершенства сольвычегодские варницы, но и построил множество варниц на Кольской губе. Аника Федорович ведет большую торговлю с иностранными купцами, скупает у них заморские товары и с выгодой перепродает их. Особую статью приобрела торговля Строгановых с народами Урала и Приуралья Посредством этой торговли, по сути дела, начинается активное освоение русскими людьми Урала и Сибири.

Люди Строганова доходят вплоть до Оби и начинают бойкую торговлю с остяками и другими народами этого края, “весьма дружелюбно поступая и лаская их, выменивая у них на свои дешевые товары дорогие меха соболей, лисиц, белок”. В 1557 Аника Федорович едет в Москву и объявляет при царском дворе о выгодах этой торговли и необходимости экономического и государственного освоения Урал; и Сибири.

За свои труды Аника Федорович получает от царя огромную территорию малообитаемой, но “всем изобильной и к поселению весьма способной” земли по Каме в Перми Великой. Земли эти освоили уже его сыновья Яков и Григорий — они строили там крепости, города предприятия, множество храмов.

В годы Северной войны 1700-21 Строгановы оказали большую денежную помощь Петру I. В XVIII в. Строгановы основали несколько железоделательных и медеплавильных заводов на Урале. В 1722 Александр, Николай и Сергей Григорьевичи Строгановы получили титул баронов, а позднее графов, стали занимать крупные государственные посты.

Кильбургер, побывавший в Москве в царствование Алексея Михайловича в составе шведского посольства, отмечал, что все москвичи “от самого знатного до самого простого любят купечество, чему есть причиной то, что в Москве помещается больше торговых лавок, чем в Амстердаме или хотя бы ином целом княжестве”.

Некоторые города по внешнему виду напоминали пестрые торговые ярмарки. Широкое развитие торговли отмечалось и в более ранние времена. Иностранцы, побывавшие в Москве XV в., обращают особое внимание на изобилие съестных товарных продуктов, что свидетельствовало о широком развитии товарных отношений среди крестьян, а отнюдь не о господстве натурального хозяйства.

По описанию венецианца Иосафата Барбаро, “зимою привозят в Москву такое множество быков, свиней и других животных, совсем уже ободранных и замороженных, что за один раз можно купить до двухсот штук... Изобилие в хлебе и мясе так здесь велико, что говядину продают не на вес, а по глазомеру”. Другой венецианец, Амвросий Контарини, также свидетельствует о том, что Москва “изобилует всякого рода хлебом” и “жизненные припасы в ней дешевы”. Контарини рассказывает, что каждый год в конце октября, когда река Москва покрывается крепким льдом, купцы ставят на этот лед “лавки свои с разными товарами и, устроив таким образом целый рынок, прекращают почти совсем торговлю свою в городе”. На рынок, расположенный на Москве-реке, купцы и крестьяне “ежедневно, в продолжение всей зимы привозят хлеб, мясо, свиней, дрова, сено и прочие нужные припасы”. В конце ноября обычно “все окрестные жители убивают своих коров и свиней и вывозят их в город на продажу... Любо смотреть на это огромное количество мерзлой скотины, совершенно уже ободранной и стоящей на льду на задних ногах”.

Ремесленными изделиями торговали в лавках, на рынках и в мастерских. Уже в глубокой древности ряд дешевых массовых товаров, изготавливаемых городскими ремесленниками (бусы, стеклянные браслеты, крестики, пряслица), распространялись купцами-коробейниками по всей стране.

Русские купцы вели большую торговлю с другими странами. Известны их поездки в Литву, Персию, Хиву, Бухару, Крым, Кафу, Азов и др. Предметом торговли были не только сырье и продукция добывающих промыслов, вывозившаяся из Руси (пушнина, лес, воск), но также изделия русских ремесленников (юфти, однорядки, шубы, холсты, седла, стрелы, саадаки, ножи, посуда и др.). В 1493 Менгли-Гирей просит Ивана III прислать ему 20 тыс. стрел. Крымские царевичи и князья обращались в Москву с просьбой о присылке панцирей и других доспехов. Позднее, в XVII в., огромная торговля русскими товарами шла через Архангельск — в 1653 сумма вывоза через порт города за рубеж составляла свыше 17 млн. руб. золотом (в ценах н. XX в.).

Масштабы русской торговли поражали иностранцев, посещавших нашу страну. “Россия, — писал в самом начале XVII в. француз Маржарет, — весьма богатая страна, так как из нее совсем не вывозят денег, но они ввозятся туда ежегодно в большом количестве, так как все расчеты они производят товарами, которые имеют во множестве, именно: разнообразными мехами, воском, салом, коровьей и лошадиной кожей. Другие кожи, крашенные в красный цвет, лен, пеньку, всякого рода веревки, кавиар, т.е. икру соленой рыбы, они в большом количестве вывозят в Италию, далее соленую семгу, много рыбьего жира и других товаров. Что касается хлеба, то, хотя его очень много, они не рискуют вывозить его из страны в сторону Ливонии. Сверх того, у них много поташа, льняного семени, пряжи и прочих товаров, которые они обменивают или продают, не покупая чужеземного на наличные деньги, и даже император... приказывает платить хлебом или воском”.

В XVII в. в Москве торговое, купеческое сословие из разряда тяглых людей выделяется в особую группу городских, или посадских, людей, которая, в свою очередь, разделилась на гостей, гостиную и суконную сотни и слободы. Самое высшее и почетное место принадлежало гостям (их в XV в. было не более 30 человек).

Звание гостя получали самые крупные предприниматели, с торговым оборотом не меньше 20 тыс. в год — огромная по тем временам сумма. Все они были приближены к царю, свободны от уплаты пошлин, вносимых купцами рангом пониже, занимали высшие финансовые должности, а также имели право покупать в свое владение вотчины.

Члены гостиной и суконной сотен (в XVII в. их было около 400) пользовались также большими привилегиями, занимали видное место в финансовой иерархии, но уступали гостям в “чести”. Гостиные и суконные сотни имели самоуправление, их общие дела вершили выборные головы и старшины.

Низший разряд купечества представляли жители черных сотен и слобод. Это были преимущественно ремесленные самоуправляемые организации, сами производившие товары, которые потом продавали. Этот разряд, условно говоря, непрофессиональных торговцев составлял сильную конкуренцию профессионалам-купцам высших разрядов, так как “черные сотни”, торгуя собственной продукцией, могли продавать ее дешевле.

В крупных городах посадские люди, имеющие право вести торговлю, делились на лучших, средних и молодших. Сфера деятельности русских купцов XVII в. была широка, отражала всю географию экономического освоения России. Из Москвы брали начало шесть основных торговых путей — Беломорский (Вологодский), Новгородский, Поволжский, Сибирский, Смоленский и Украинский.

Беломорский (Вологодский) путь шел через Вологду по Сухоне и Северной Двине в Архангельск (ранее к Холмогорам) и на Белое море, а оттуда в зарубежные страны. К этому пути тяготели знаменитые центры русского предпринимательства: Великий Устюг, Тотьма, Сольчевыгодск, Яренск, Усть-Сысольск, давшие России тысячи купцов.

В сер. XVI в. русские предприниматели получили право беспошлинной торговли с Англией (она шла Беломорским путем), имели в Лондоне несколько зданий для своих нужд. Русские везли в Англию меха, лен, пеньку, говяжье сало, юфть, ворвань, смолу, деготь, а получали ткани, сахар, бумагу, предметы роскоши.

Важнейшим перевалочным центром на этом пути была Вологда, куда всю зиму свозились товары из Москвы, Ярославля, Костромы и других городов, а затем по воде направлялись в Архангельск, откуда, в свою очередь, осенью приходили товары для отправки в Москву санным путем.

Новгородский (Балтийский) торговый путь шел из Москвы на Тверь, Торжок, Вышний Волочек, Валдай, Псков, затем к Балтийскому морю. Этим путем в Германию шли русский лен, пенька, сало, кожи и красная юфть. Поволжский путь проходил по Москва-реке, Оке и Волге, а затем через Каспийское море в Персию, Хиву и Бухару.

Главным предпринимательским центром на этом пути был Нижний Новгород с располагающейся рядом с ним Макарьевской ярмаркой. Путь от Нижнего Новгорода до Астрахани преодолевался русскими купцами примерно за месяц. Шли караванами из 500 и более судов с большой охраной. И даже на такие караваны время от времени совершались разбойные нападения. Купцы плыли и останавливались в местных предпринимательских центрах — Чебоксарах, Свияжске, Казани, Самаре, Саратове.

Торговля с Хивой и Бухарой проводилась в Караганском пристанище, куда из Астрахани под охраной приходили купеческие суда, а на встречу с ними приезжали местные купцы со своими товарами. Торговля велась около месяца. После этого часть русских судов возвращалась в Астрахань, а другая шла в Дербент и Баку, откуда купцы уже посуху добирались до Шемахи и торговали с персами.

Сибирский путь шел водой из Москвы до Нижнего Новгорода и до Соликамска. От Соликамска купцы волоком двигались до Верхотурья, где был большой торг с вогулами, а затем снова водой до Тобольска, через Туринск и Тюмень. Далее дорога шла на Енисейск мимо Сургута, Нарыма. В Енисейске был устроен большой гостиный двор.

От Енисейска путь пролегал в сторону Илимского острога по Тунгуске и Илиму. Часть купцов следовала и дальше, достигая Якутска и Охотска, проникая даже на Амур.

Главным предпринимательским центром Руси по торговле с Китаем был Нерчинск, где был построен специальный гостиный двор.

Основными товарами, которые покупали или выменивали на этом пути, были меха и звериные шкуры, из Центральной России в Сибирь везли железо, оружие, ткани.

Смоленский (Литовский) путь шел из Москвы через Смоленск в Польшу, но из-за постоянных войн этот путь для широкой торговли использовался сравнительно мало. Более того, в Москве очень неохотно привечали польских и еврейских купцов, имевшими плохую репутацию, а русские купцы избегали отношений с торговцами местечковой Польши.

Степной Малороссийский (Крымский) путь пролегал через рязанские, тамбовские, воронежские края, выходил к донским степям, а оттуда в Крым. Главными предпринимательскими центрами, тяготевшими к этому пути, были Лебедянь, Путивль, Елец, Козлов, Коротояк, Острогожск, Белгород, Валуйки.

Широкий размах основных путей торгово-предпринимательской деятельности наглядно свидетельствовал о гигантских усилиях, вложенных в экономическое освоение огромной территории России. В Древней Руси эта деятельность была связана и с путевыми трудностями. Осуществляя торговлю теми или иными товарами, русские купцы нередко принимали участие в организации их производства, особенно это касалось выработки воска, сала, смолы, дегтя, соли, юфти, кож, а также добычи и выплавки металлов и производства различной продукции из них.

Русский купец из посадских людей Ярославля Григорий Леонтьевич Никитников вел крупную торговлю в Европейской России, Сибири, Средней Азии и Иране. Но основу его богатства составила торговля сибирской пушниной. Строил он ладьи и суда, перевозившие разные товары, хлеб и соль. В 1614 он получает звание гостя. С 1632 Никитников вкладывает капиталы в солеваренную промышленность. В к. 1630-х в Соликамском уезде Никитникову принадлежали 30 варниц, на которых, кроме зависимых людей, работало свыше 600 наемных работников. Никитников держит целый ряд для продажи соли в разных городах, располагавшихся по течению Волги и Оки и связанных с ними рек: в Вологде, Ярославле, Казани, Нижнем Новгороде, Коломне, Москве и Астрахани.

Долгое время центром торговой деятельности Никитникова был его родной город Ярославль с обширным двором, принадлежавшим его предкам. По старым описаниям, усадьба купца Никитникова превращается в настоящий торговый центр Ярославля, становится узловым торговым пунктом, в котором скрещивались волжские и восточные товары, приходившие из Астрахани, с западными товарами, привозившимися из Архангельска и Вологды. Здесь Никитниковым была построена в 1613 деревянная церковь Рождества Богородицы. Недалеко от усадьбы стоял знаменитый Спасский монастырь, рядом с которым находился рынок. Ближе к реке Которосли размещались соляные и рыбные амбары Никитниковых. В 1622 Никитников по приказу царя переезжает в Москву, туда же перемещается и его торговый центр. В Китай-городе Никитников строит богатые палаты и красивейшую церковь Троицы в Никитниках (она сохранилась до сих пор). На Красной площади Никитников обзаводится собственными лавками в Суконном, Сурожском, Шапочном и Серебряном рядах. Никитников возводит большие склады для ведения оптовой торговли. Его дом становится местом встречи богатых купцов и заключения сделок. В синодик церкви Троицы вписаны имена крупных московских гостей XVII в., которые находились в личных и родственных взаимоотношениях с хозяином.

Купец Никитников прославился не только предпринимательством, но и своей общественно-патриотической деятельностью. В н. XVII в. он — молодой земский староста, подпись его стоит в списках участников первого и второго земских ополчений, созданных в Ярославле для борьбы с польскими и шведскими захватчиками. Никитников постоянно участвовал в несении государственных выборных служб, представительствовал на земских соборах, участвовал в составлении челобитных царю от гостей и купцов, искавших защиты интересов русской торговли и ограничения привилегий иностранных купцов. Он был смел и уверен в себе, бережлив и аккуратен в платежах, не любил должать, но и не любил давать в долг, хотя в долг приходилось давать довольно часто, даже самому царю, который жаловал его в награду серебряными ковшами и дорогой камкой. Исследователь жизни Григория Никитникова свидетельствует о нем как “о человеке деловом и практичном, глубокого проницательного ума, твердой памяти и воли, с крутым решительным характером и большим жизненным опытом. Через все его наставления неизменно проходит требование сохранения семейного и хозяйственного порядка таким, каким он был при нем. Такой же деловой тон звучит в наказах о поддержании благолепия в выстроенных им церквах и в распоряжении об аккуратных взносах пошлин в казну за соляные варницы”.

Одним из характерных предпринимателей XVII в. был купец Гаврила Романович Никитин, по происхождению из черносошных крестьян русского Поморья. Свою торговую деятельность Никитин начинал в качестве приказчика гостя О.И. Филатьева. В 1679 он стал членом гостиной сотни Москвы, а в 1681 получил звание гостя. После смерти братьев Никитин сосредоточивает в своих руках большую торговлю, ведет дела с Сибирью и Китаем, его капитал в 1697 составлял огромную по тем временам сумму — 20 тыс. руб. Как и другие купцы, Никитин строит свою церковь.

В XVII в. в Москве строится церковь, ставшая святыней купечестве всей России. Это — Никола Большой Крест, воздвигнутая в 1680 архангельскими гостями Филатьевыми. Церковь была одна из красивейших в Москве, да и во всей России. Ее взорвали в 1930-х.

Рассказывая о знаменитых русских купцах XVII в., нельзя не упомянуть братьев Босовых, а также гостей Надея Светешникова и Гурьевых. Босовы вели торговлю с Архангельском и Ярославлем, скупали товары и на местных рынках Приморья, покупали также деревни в расчете на получение большого количества хлеба для продажи, занимались ростовщичеством, но основой их предприятия являлась сибирская торговля. Босовы отправляли в Сибирь обозы в 50-70 лошадей, груженных как иноземными товарами, так и русским сермяжным сукном, холстом, железными изделиями. Вывозили они из Сибири пушнину. Так, в 1649-50 было вывезено 169 сороков и 7 штук соболей (6 767 шкурок); приобретали в большом количестве и другие меха. На службе у Босовых было 25 приказчиков. Они организовывали в Сибири собственные ватаги, т.е. промышленные экспедиции в места, богатые соболем, а также приобретали их у местных жителей и у служилых людей, взимавших в Сибири ясак. Высокую прибыль давала также продажа в Сибири иноземных и русских изделий.

Богатейшие купцы несли казенную службу по финансам в качестве гостей, что давало им ряд преимуществ и предоставляло широкие возможности дальнейшего обогащения. Характер “первоначального накопления” имели также методы создания предприятий Надея Светешникова и Гурьева. Светешников вышел из ярославских посадских людей. Заслуги перед новой династией Романовых принесли ему пожалование в гости. Он вел крупные операции по торговле пушниной, владел деревнями с крестьянами, но также вкладывал свои средства в солепромышленность. Его богатство оценивалось в сер. XVII в. в 35,5 тыс. руб. (т.е. около 500 тыс. руб. на золотые деньги н. XX в.). Это пример крупного торгового капитала и перерастания его в промышленный. Важнейшее значение для обогащения Светешникова и развития его предприятий имели земельные пожалования. В 1631 ему были отданы громадные земельные владения по обоим берегам Волги и по реке Усу до позднейшего Ставрополя. Здесь Светешников поставил 10 варниц. К 1660 в Надеином Усолье было 112 крестьянских дворов. Наряду с наемными людьми он применял труд крепостных. Светешников построил крепость для защиты от кочевников, завел кирпичный завод.

Из богатой верхушки ярославского посада вышли также Гурьевы. В 1640 они завели рыбные промыслы в устье реки Яика, поставили здесь деревянный острог, затем заменили его каменной крепостью (г. Гурьев).

В 1785 российские купцы получают от Екатерины II жалованную грамоту, которая сильно возвысила их положение. Согласно этой грамоте все купцы были разделены на три гильдии.

К первой гильдии относились купцы, владевшие капиталом не менее 10 тыс. руб. Они получали право оптовой торговли в России и за границей, а также право заводить фабрики и заводы. Ко второй гильдии принадлежали купцы с капиталом от 5 до 10 тыс. руб. Они получали право оптовой и розничной торговли в России. Третью гильдию составляли купцы с капиталом от 1 до 5 тыс. руб. Эта категория купцов имела право только на розничную торговлю. Купцы всех гильдий были освобождены от подушной подати (вместо нее они платили 1% с объявленного капитала), а также от личной рекрутской повинности.

Кроме купцов разных гильдий, вводилось понятие “именитый гражданин”. По статусу он был выше купца первой гильдии, ибо должен был обладать капиталом не менее чем 100 тыс. руб. “Именитые граждане” получали право иметь загородные дачи, сады, заводы и фабрики.

Значительная часть русской торговли производилась на ярмарках, которые известны с древнейших времен. В к. XIX в России насчитывалось 18,5 тысяч ярмарок в семи тысячах населенных пунктах. Обычно ярмарки приурочивались к церковным праздникам. Каждая ярмарке играла роль экономического регулятора и распределителя местной сельского хозяйства, ремесла и промышленности. Одна ярмарка следовала за другой, перерастала в третью — на Николу, на Спаса, на Успение, на Покров в губернских, уездных, штатных, заштатных городах, а также в больших селах при монастырях. Зимой — сибирская ярмарка в Ирбите, осенью — Крестовско-Ивановская в Пермской губернии, весной — Алексеевская в Вятской, летом — Караванная в Казанской.

Главной ярмаркой России, своего рода связующим центром русской экономики, являлась Нижегородская-Макарьевская ярмарка. Она была главным регулятором экономической жизни, отражая общий тонус хозяйственного развития страны. Именно здесь в большей степени формировался баланс между спросом и предложением, производством и потреблением главных российских продуктов. На ярмарке отдельные самостоятельные части, отрасли, виды деятельности гигантского хозяйственного механизма России связывались в одно целое, координировались, получали общественное признание или недоверие, определялись направления развития по крайней мере на год вперед.

Современники подчеркивают совершенно исключительную роль этой ярмарки, которая по своему значению и размаху сравнивалась только со всемирными выставками, нередко опережая их по масштабу торговых оборотов “своим значением как в торговле, так и вообще в народном хозяйстве, — и не только в русском, но и всемирном хозяйстве. Нижегородская ярмарка, без сомнения, далеко превосходит все ныне существующие во всем свете подобные ярмарочные или временные торжища. Такова она и в качественном отношении, своей экономической силой в движении народного хозяйства (своим влиянием на развитие разных его отраслей и на все его обороты), а также в количественном отношении — размерами своих торговых оборотов и ценностью всех здесь покупаемых и продаваемых, сюда привозимых и отсюда развозимых товаров, количеством своих посетителей и, наконец, величиной своего географического района действия”.

Отношение к этой категории двух первых было крайне отрицательно, как правило, их на порог не пускали и по возможности пытались всячески наказать. Большая часть дельцов третьей группы происходила из западных и южных губерний России.

Перед революцией звание купца приобреталось уплатой за гильдейское свидетельство. До 1898 гильдейское свидетельство было обязательно для права торговли. Позднее — необязательно и существовало лишь для лиц, желающих пользоваться некоторыми преимуществами, присвоенными купеческому званию, или участвовать в сословном управлении. Преимущества: освобождение от телесного наказания (для торговцев крестьянского сословия очень важное), право при известных. условиях получать звание почетного и потомственного почетного гражданина (дарующее преимущества купеческого звания без выбора и гильдейского свидетельства), возможность получить звание коммерции советника (чин с титулом превосходительства), некоторые права по образованию детей, право участия в городском самоуправлении (независимо от обладания недвижимой собственностью), участие в сословном самоуправлении. Сословное купеческое самоуправление заключалось в заведовании купеческими благотворительными учреждениями, в раскладке некоторых сборов, в заведовании купеческими капиталами, банками, кассами, в выборе должностных лиц (купеческие старосты, купеческие старшины, купеческие управы, члены сиротского суда от купечества).

Допетровское народное хозяйство России долгое время рисовалось многими историками как сонное, застойное царство темноты и невежества, населенное заспанными лентяями, дикарями-варварами и соловьями-разбойниками. Считалось, что настоящая экономическая история страны началась с преобразований Петра, что русская промышленность носит “колониальный характер” и “перенесена сюда с Запада”. Пережитки этих воззрений сохраняются до сих пор в произведениях некоторых писателей и публицистов. Эти представления глубоко ошибочны. Исторические источники свидетельствуют о древнем происхождении русской промышленности. Самой населенной частью каждого древнерусского города был промышленно-ремесленный посад, обслуживавший разнообразной ремесленной продукцией не только горожан, но и жителей окрестных сел и деревень. В крупных городах уже в XI-XII вв. насчитывалось более сотни различных ремесленных производств — кузнечных, гончарных, кожевенных, ювелирных, сапожных, прядильных, оружейных и многих других. Названия промышленно-ремесленных специальностей запечатлелись в именах городских улиц и районов: Щитная улица (Новгород), Кожемяк (Киев), Гончарный конец (Новгород), Бронные улицы (Москва) и др.

Академик Б.А. Рыбаков в книге “Ремесло Древней Руси” отмечает, что в XIV-XV вв. русские ремесленники работали как на заказ, так и на рынок, то есть уже тогда ремесло превращалось в мелкое товарное производство. Большинство ремесленников работало в мастерских. “Ремесленники, работавшие по найму, составляли только часть (и притом меньшую) городских ремесленников”.

Археологические раскопки свидетельствуют о значительных масштабах и ассортименте промышленно-ремесленных производств. Комментируя новгородские раскопки ремесленных мастерских XIV-XV вв., Л. Черепнин пишет: “О массовом характере продукции новгородских сапожников свидетельствует обилие кусков кожи, найденных при раскопках (свыше ста тысяч). На массовый сбыт, по-видимому, было рассчитано и ювелирное производство (выделка украшений из меди и ее сплавов). Об этом можно судить по большому количеству обнаруженных в Новгороде обрезков листовой, полосовой и проволочной меди. Открыты также тигли (30 с лишним), литейные формы (15 штук), ювелирные молотки, зубила, пинцеты, бородки, волочила. Широко распространены кузнечные изделия: серпы, косы, ножницы, напильники, пилы, долота, скобели, стамески, сверла, топоры, тесла, ножи и т.д. Стандартизация наблюдается в косторезном деле (очень однородны гребни, которых найдено несколько сотен). Хотя не вскрыты мастерские новгородских стеклоделов, но большое количество бус среди материалов новгородских раскопок говорит о значительном масштабе их производства”.

К XVII в. русские ремесленные предприятия в основном обеспечивали страну изделиями металлообрабатывающей, деревообрабатывающей, кожевенной, гончарной, легкой и пищевой промышленности. Медленно, но неуклонно осуществлялось развитие технического прогресса, выражавшееся в росте специализации, выделении детальных операций в самостоятельные производства. По далеко не полным данным, в XVII в. в Москве насчитывалось не менее 259 ремесленных специальностей, в Ярославле — 218. Так, среди мастеров кузнечного дела выделялись такие узкие специалисты, как ножовщики, замочники, шильники, косари, гвоздари, часовщики. В Устюжне-Железнопольской на посаде еще в к. XVI в. насчитывалось 119 мастеровых, занятых делом железа, в том числе 66 молотников, 34 кузнеца, 12 угольников, железники, укладники, гвоздари, котельники, сковородники, замочники. В древних источниках перечисляются многочисленные кузнечные мастерские: в Москве (ок. 1641) — 152, в Новгороде (1583) — 112, в Серпухове (1552) — 63, в Холмогорах (1620) — 63, в Нижнем (1620) — 49, в Вологде (1627) — 49, в Сольвычегодске (1653) — 48, в Великом Устюге (1626) — 47, в Калуге (1626) — 44, в Туле (1625) — 38, в Переславле (1597) — 38, в Муроме (1637) — 17, в Соликамске (1623) — 16. Как правило, по нескольку кузнечных мастерских было в самых маленьких городах, по крайней мере по одной во всех селах. Металлообрабатывающие мастерские использовали отечественное кричное железо и в редких случаях — шведское или английское. Существовали многие сотни кустарных домниц, некоторые из которых были оснащены по последнему слову техники своего времени — “водо-действующими” самоковками.

История доносит до нас сведения о русских часовых мастерах, создававших по тем временам настоящие чудеса техники — часы псковского Святогорского монастыря XV в., часы Соловецкого монастыря, изготовленные в XVI в. мастером Семеном Часовиком, часы в царском селе Коломенском, изготовленные в 1637 мастером Оружейной палаты Петром Высоцким. Зачастую были такими мастерами простые кузнецы: например, поморский кузнец Федор Юдин или устюжский кузнец Шумило Вырачев, которые прославились тем, что построили в разных городах Руси сложные механизмы башенных часов с боем.

На тульских металлургических заводах в сер. XVIII в. используется сверлильный стан (сверлили “водою” пушечные стволы), что на много десятилетий опередило изобретение зарубежных механиков.

В 1479 в Москве был построен литейный пушечный завод, просуществовавший несколько столетий. В 1637 в нем работало 136 рабочих (что по тем временам было очень много), отливавших ежегодно до 200 и более пушек и разной другой продукции. По сообщению посла Максимилиана II Кобенцеля, в XVI в. в Москве имелось всегда наготове не менее двух тысяч орудий, так что московская артиллерия уже тогда, по его оценке, занимала первое место среди других европейских государств. “Наша артиллерия, — писал акад. С. Г. Струмилин, — не впервые является лучшей в европейском и мировом, пожалуй, масштабе. Такое количество орудий предполагает уже довольно значительное их производство в стране, тем более что они не только не ввозились в Россию, но даже вывозились за границу”. В историю вошли прославленные мастера пушечных дел Андрей Чохов, Григорий Наумов, Яков Дубинин, Мартьян Осипов и другие. Кроме Москвы пушечные заводы существовали и в других городах, в частности во Пскове.

Наряду с пушечным делом существовало развитое оружейное дело, центром которого в XVII в. была Оружейная палата, изготовлявшая многие тысячи мушкетов, карабинов, пистолетов. Издавна в России существовали и пороховые заводы, некоторые из них очень большие. Во время пожара одного из них в XVI в. погибло 200 человек рабочих.

Все это свидетельствует, что уже в XV-XVI вв. в России возникли первые русские предприятия, которые в XVII в. приобретают более широкое распространение. Создание крупных предприятий осуществлялось на базе уже имевшихся ремесленных и рабочих кадров.

На Урале в 1630-40-е действовал Пыскорский медеплавильный завод, где использовалось вододействующее колесо, а в 60-х — железоделательный завод братьев Тумашевых на реке Нейве. Появляется целый ряд заводов металлургической и металлообрабатывающей промышленности в Тульско-Каширском районе, а также возле Олонца. В Казани, Ярославле, Тобольске возникают кожевенные мануфактуры, в районе Соликамска — свыше 200 солеваренных предприятий. Развивается ряд мануфактур, принадлежащих царскому двору: Хамовный, Печатный, Монетный дворы, “Мастерская палата”.

По ориентировочным заниженным оценкам, из более полумиллиона жителей, живших в городах в сер. XVII в., по крайней мере 150-200 тысяч составляли ремесленники (включая членов их семей). Кроме того, сюда следует добавить тысячи сельских кузнецов. Конечно, сюда не относят еще по крайней мере сотни тысяч крестьян, занятых различными видами кустарных промыслов.

Новый период промышленного развития России начался в царствование Петра I. Главное, на что делал ставку Петр, — на использование творческой инициативы и самостоятельности русского предпринимателя и работника. Петр создал благоприятные условия для реализации лучших качеств и не ошибся. Конечно, он не стеснялся, когда было нужно, привлекать к делу и иностранцев, но их вмешательство носило второстепенный, вспомогательный характер. При прочих равных условиях царь предпочитал отечественных специалистов и для этого посылал их учиться за границу. “Своими реформами и творческой инициативой, — отмечал акад. Струмилин, — Петр Великий впервые открывал широкую дорогу индустриальному предпринимательству. И на этот путь, вполне естественно, прежде всего вступили твердой ногой выходцы из тех самых трудовых низов, которые получили свою подготовку в области так называемых “народных” ремесленно-кустарных промыслов Московской Руси. Вот почему во главе петровских заводов и мануфактур оказалось так много бывших кузнецов и всякого иного рода тяглецов”. Как, например, целовальник Тимофей Филатов, комнатный истопник Алексей Милютин, дворцовый служитель Родион Воронин, посадский человек И. Комаров, кожевенный мастер Пахо-мов, “красносельцы” Симоновы и другие. Среди более мелких предпринимателей встречалось немало крепостных крестьян на оброке. Из двух сотен петровских заводов, в том числе сорока крупных мануфактур, только единицы возглавлялись иностранцами или дворянами.

Прав был историк С.М. Соловьев, отмечавший, что петровские преобразования есть дело “народное, а не лично принадлежащее одному Петру”.

Весьма характерно, что большая часть русских промышленников Петровского времени, как и в более поздний период, вышла из крестьян или посадских людей, тогда как в западноевропейских странах — из дворян. И это прежде всего самые выдающиеся фамилии русских предпринимателей — Морозовы, Рябушинские, Прохоровы, Горелины, Грачевы, Шорыгины, Бардыгины, Разореновы, Зимины, Коншины, Балины, Горбуновы, Скворцовы, Миндовские, Дербеневы, Локаловы, Дордоновы, Сеньковы, Клюшниковы, Елагины, Заглодины и мн. др. За каждым из этих предпринимателей — организация огромных производств, снабжавших своей продукцией десятки, а то и сотни тысяч людей в России и за границей.

Для развития индустриального предпринимательства при Петре I создаются специальные правительственные органы — Берг-коллегия и Мануфактур-коллегия, которые разрабатывают программу мероприятий содействия промышленному развитию, осуществляемую не административными методами, а путем предоставления различных привилегий и льгот. Частные предприниматели для устройства фабрик и заводов получали ссуды без процентов; их снабжали инструментами и орудиями производства; освобождали от государственной службы; предоставляли временные льготы от податей и пошлин, беспошлинный привоз из-за границы машин и инструментов; обеспечивали гарантированными государственными заказами.

Поддерживание народной инициативы и предприимчивости в XVIII в. шло по пути отмены ограничений. Если при Петре еще существовали некоторые ограничения и стеснялась свобода торговли, то уже при Екатерине II ликвидируется необходимость получения “разрешительных указов на открытие нового предприятия, и устройство всякого рода промышленных заведений объявлено совершенно свободным для всех”.

Екатерина II создает самые благоприятные условия для развития русской промышленности. Она отменяет любые ограничения, объявив, что теперь “всем подданным нашим к заведениям станов и рукоделий столь беспредельная от нас дана свобода, что не стесняются они уже ни частым на то испрошением дозволения, ни надзиранием за делом рук их, где собственная каждого польза есть лучшее и надежнейшее поощрение”.

Одновременно объявляется об уничтожении монополий (“за вредни”) и введение полной свободы торговли (“всякому торгу свободну быть надлежит”). Историки отмечают “исключительную яркость” этого периода по “необычайной интенсивности процесса индустриализации” и по роли в нем частного предпринимательства.

Опора на лучшие качества русского предпринимателя и работника, использование инициативы и предприимчивости дали поразительные результаты, которые с полным основанием можно назвать промышленной революцией. Количество промышленных предприятий (без ремесленных мастерских) только за XVIII в. увеличилось в 10-12 раз, достигнув в 1801 2423 предприятий с числом занятых почти 100 тыс. человек. По ряду экономических показателей Россия вышла на самые передовые рубежи. Прежде всего это относилось к металлургической промышленности.

Предприятия уральских предпринимателей, и прежде всего демидовские заводы, продукция которых была известна во всей Европе, стали материальной базой стремительного рывка России в XVIII в., и, более того, уральский металл создал основу для промышленного переворота в Англии.

Особо следует сказать о роли русских предпринимателей в развитии технического прогресса. Вопреки утверждениям некоторых исследователей о незаинтересованности русских предпринимателей во внедрении технических новшеств, факты говорят об их огромных успехах в технической области. В частности, черная металлургия России XVIII в. была самой передовой в мире. Уже первые уральские домны, построенные на заводах Демидовых, оказались значительно крупнее и продуктивнее английских, которые в то время считались лучшими. “И это превосходство, несмотря на огромный рост зарубежной техники, нам. удалось удержать за собой в течение всего XVIII века” (С.Г. Струмилин). Немецкий историк металлургии Л. Бек, говоря об уральских домнах на рубеже XIX в., называл их не только “величайшими древесноугольными доменными печами континента”, но и наиболее производительными и экономичными по расходу топлива на единицу продукта, более производительными, чем любые другие печи, не исключая английских. Франция пыталась отгородиться oi русского металла высокими пошлинами. В этой стране перед войной 1812 года писали, что русское железо “дешевле и лучше французского, и если оно свободно будет доставляться во Францию”, то местная железоделательная промышленность, не выдержав конкуренции, “погибнет совершенно”.

Активным внедрением технических новшеств характеризовалось русское промышленное предпринимательство и в других отраслях нередко опережая лучшие достижения мировой технической мысли Если в Англии первая паровая машина Уатта двойного действия обеспечивающая собою целый промышленный переворот в этой стране, была построена только в 1785, то в России аналогичная двухцилиндровая паровая машина была создана гениальным механиком-самоучкой Иваном Ползуновым на 20 лет раньше, в 1765. Если в Англии изобретение Генри Моудсли суппорта к токарному станку, увенчавшее промышленную революцию XVIII в., обеспечив возможность и машины строить посредством машин, датируется 1797, то у нас замечательный механик Андрей Нартов создавал самые совершенные копировальные токарные станки с механическим суппортом, заменяющие руку человека, еще в Петровскую эпоху. Токарные станки с водным приводом, так же как и сверлильные, применялись нередко и в заводской практике; например, на “токаренной фабрике” Невьянского Демидовского завода в 1767 значилось пять таких “точильных станов водяных”. В легкой промышленности можно отметить чесальную и прядильную машины в заведении Родиона Глинкова с 1760-х, на много десятилетий опередившие механическое льнопрядение в Англии. В тяжелой промышленности следует отметить раннее появление у нас прокатных валков и станов.

Русское предпринимательство было крепко своей родовой преемственностью и сословной сплоченностью. Купеческие роды поддерживали друг друга, роднились между собой, создавая своеобразные родовые унии. Об этом рассказывают росписи купеческих фамилий. Вместе с тем следует отметить, что русские предпринимательские роды не были замкнутой кастой, а постоянно подпитывались и обновлялись снизу, преимущественно из крестьянской среды.

Широкое развитие частной инициативы снизу породило мощное промышленное движение. Так, в районах старинного ткачества Ярославской, Костромской, Владимирской губерниях — посадские и крестьянские дети (в том числе большое число крепостных), начиная с кустарной светелки ручного ткача или набойщика, постепенно создают крупные текстильные предприятия.

Крепостной крестьянин села Иванове Иван Матвеевич Горелин (Гарелин) — основатель династии предпринимателей текстильных мануфактур — вначале занимался посреднической торговлей полотнами. К 1765 он накопил достаточно денег, чтобы перекупить у таких же, как он, крестьян-предпринимателей Грачевых полотняную мануфактуру Бугримова. В 1780-х на мануфактуре действовало 200 ткацких станов. Иван Матвеевич умер в н. XIX в., но его наследники значительно приумножили дело, и уже в 1817 в мануфактуре работали 1 021 стан и 85 набивных столов. Чистая прибыль предприятия приближалась к 50 тысячам рублей. Горелины, будучи сами крепостными, покупали землю и даже крепостных (для работы на фабрике) на имя своего помещика. В 1820-х среди крестьян ходили слухи о скором освобождении. Когда Горелины убедились в неосновательности этих слухов, то решили выкупиться на волю и в 1828 так и поступили, хотя были принуждены помещиком оставить в его собственности и мануфактуру, и дома с хозяйственными постройками, и более 700 десятин земли. Кроме того, помещик потребовал с них еще 25 тысяч наличными. Тем не менее упорным трудом Горелины поправили свои дела и в 1837 выкупили у помещика свое предприятие, переоборудовали его, сделав одним из самых передовых в России и Европе.

В промышленности сложилось своего рода разделение сфер предпринимательства — с одной стороны, развитие крупной промышленности, ориентированной преимущественно на зажиточного и богатого горожанина, дворянство, царский двор, вывоз за границу; с другой — бурный рост мелкой крестьянской и кустарно-ремесленной промышленности, ориентированной на широкие народные массы, на все многообразие их потребительского спроса с огромным ассортиментом продукции.

Со 2-й пол. XIX в. крупная промышленность резко расширяет свой рынок, еще глубже проникая в толщу крестьянства, но домашняя крестьянская и кустарно-ремесленная промышленность удерживает значительную часть покупательского спроса простого народа, потребности которого крупная промышленность не могла выполнить или считала невыгодным. Крестьянство с огромным многообразием традиционной культуры зачастую предпочитало более близкую по выполнению кустарно-ремесленную продукцию обезличенной и усредненной фабричной.

Между крестьянской и крупной промышленностью постоянно шла конкурентная борьба, многие фабриканты вопили истошным голосом о своей погибели и невозможности работать при низких ценах на кустарные изделия.

Гжатский купец Жуков писал в слезной записке Николаю I: “...В уезде образовались промышленники, называемые прасолами, разносчиками, ходебщиками и мужиками-фабрикантами, которые производят, не платя никакой гильдейской повинности, торговлю... Сверх того, в уезде существуют крестьяне-подрядчики, которые берут для выделки миткаля и плисов... При дворах они имеют рабочие светлицы, а за недостатком таковых раздают основу по деревням... а потому фабриканты, старавшиеся об улучшении изделий, производством своим почти вовсе теперь не занимаются, ибо дело их перешло в руки крестьян... Подобными же промыслами занимаются и в разных уездах Москвы, и во Владимирской губернии, особенно в Шуйском уезде: там почти все крестьяне — или фабриканты, или разносчики. В одном селе Иванове крестьяне привозят на рынок до 50 тысяч штук миткалей. Теперь прибылых торговцев, вышедших из крестьян и мальчиков, гораздо больше двух третей против пригородных московских жителей”.

Крестьяне, работавшие на дому, и кустари зачастую были и продавцами cboiix изделий, что позволяло им еще более успешно конкурировать с крупной промышленностью.

Развитие частной инициативы путем отмены различных ограничений и запретов сопровождалось активной государственной политикой таможенного тарифного регулирования, имевшей преимущественно охранительный характер. Это означало ограничение допуска на русский рынок товаров, которые были способны серьезно конкурировать с отечественными. Конечно, это ослабляло волю к действию русских промышленников, но вместе с тем было неизбежно в условиях сохранения феодальных пережитков, не всегда позволяющих на равных конкурировать с западными товарами.

В 1829 в Санкт-Петербурге была открыта Первая Всероссийская мануфактурная выставка, в которой приняли участие сотни русских предприятий. Вплоть до революции эта выставка проходила раз в четыре года попеременно в разных городах. Со 2-й пол. XIX в. Россия начала принимать активное участие во всемирных выставках с разнообразным ассортиментом своих изделий, международное жюри всегда высоко отзывалось о наших промышленных успехах. Экспертиза всемирных выставок показывала, что по качеству многих товаров, например изделий бумагопрядильного и бумаготкацкого производств, парчи, глазета, кумача, изделий из серебра и золота, Россия не только не уступала другим странам, но и превосходила их.

Другим ярким выразителем промышленного предпринимательства XIX в. была семья предпринимателей Мальцевых. Ее основатель Василий Мальцов создал свой первый стекольный завод еще в 1724. Следующие представители Мальцевых, Аким и Фома, построили ряд стекольных заводов и парусно-полотняных предприятий. Сын Акима Иван Мальцов купил металлургический завод в с. Людинове.

Особый этап русской промышленности приходится на к. XIX — н. XX вв. Он связан с коренной структурной перестройкой российского торгового и промышленного потенциала. В стране наблюдается чувство подъема, созидательного энтузиазма.

Происходит обновление предпринимательства. Лидерство в промышленном мире начинает постепенно переходить от фабрикантов традиционных отраслей (текстильных, переработки сельхозпродуктов и т.п.) к фабрикантам передовых технологий — машиностроения и металлообработки. Начинает преобладать акционерная форма предпринимательства.

Темпы роста производства средств производства на частных русских предприятиях были в два раза выше темпов роста легкой и пищевой промышленности. В результате удельный вес производства средств производства достиг 43% всей промышленной продукции, 63% оборудования и средств производства, необходимых в промышленности, производились внутри страны, и только немногим более трети ввозилось из-за границы.

По темпам роста промышленной продукции и по темпам роста производительности труда Россия вышла на первое место в мире, опередив стремительно развивающиеся США.

До XVII в. хозяйствование в русской деревне осуществлялось вольным трудом крестьян, которые имели возможность перейти с одного места на другое. Крепостное право утвердилось в России в к. XVI-XVII вв., т.е. гораздо позднее, чем во многих других западноевропейских странах (Германии, Австрии, Франции, Венгрии и др.), и охватило около половины всех крестьян, остальные продолжали оставаться свободными.

Крестьяне, расселившись в северных и восточных областях страны, “сидели”, как правило, на государственных землях, платя подати в 4-6 раз больше, чем крепостные, крепостного ярма здесь почти не было.

Иное дело центральные области, где значительная часть земель принадлежала феодалам; здесь крестьяне постепенно попадали в зависимость, хотя вплоть до к. XVI в. имели право уйти. Окончательное закрепощение крестьян, живших на землях феодалов, произошло в сер. XVII в., когда в неволю попали, кроме самих тяглых крестьян, “сидевших” на владельческих землях, и их дети, ранее считавшиеся свободными.

Особенностью русского крестьянства являлось то, что земли было много, а рабочих рук мало. Это, кстати, было одним из главных препятствий для насаждения крепостного права. Феодал чаще всего охотно ссужал крестьян деньгами на обзаведение на своей земле, но и крестьянин смотрел на это как на выгодную сделку. “Заем под работу, — писал В. Ключевский, — был для бедного человека в Древней Руси наиболее выгодным способом помещения своего труда”. Позднее наличие этой ссуды сделалось одним из главных факторов закрепощения.

Крепостничество, посягавшее на народные традиции и идеалы, оставило заметный рубец в душе русского крестьянина. Но было бы в корне ошибочно утверждать, как это делают некоторые историки, что дух крепостной неволи стал чертой национального характера, а желание слепо подчиняться начальнику-господину — неотъемлемым импульсом русского человека. Сегодня они предлагают русским по капле выдавливать из себя раба, не удосуживаясь разобраться: “А был ли раб?”, неправомерно распространяя черты, свойственные отдельным личностям, на всю страну. Идеалом русского крестьянина всегда была самостоятельность и воля. На произвол и насилие крестьяне отвечали восстаниями, разгромом усадеб, убийствами извергов-помещиков, разными пассивными, скрытыми формами неповиновения. Наша история многократно показывает, что попытки навязать крестьянину чуждую ему психологию слепого подчинения и диктата всегда вызывали в нем чувство протеста, парализовали его творческую активность, которая проявлялась в условиях самоуправления, самостоятельности и права на инициативу.

Существование принудительного труда в промышленности России было также связано с определенным историческим этапом, который прошли все европейские страны.

Создание условий для развития российской промышленности совсем не означало ее принудительного огосударствления, как представляют это некоторые современные историки, видевшие в петровских реформах чуть ли не корни военного коммунизма советского времени, а в деяниях Петра — истоки тоталитаризма, которые коренятся в русской истории, в вековой темноте и невежестве населения, отсталости общественных институтов, реакционных чертах характера русского народа.

Факты свидетельствуют об обратном. Огосударствление производительных сил в России было не выше, чем в странах Западной Европы, распространяясь, как и в них, преимущественно на предприятия военной промышленности, а также на предприятия, имеющие стратегическое значение или обслуживающие двор монарха. Более того, государственная поддержка экономической деятельности пришла в Россию с некоторым опозданием. Предприятия его величества в Великобритании, многочисленные казенные фабрики и заводы времен Колбера во Франции, множество государственных предприятий германских княжеств — обычное дело для XVII-XVIII вв., и почему-то никто не говорил об огосударствлении производительных сил этих стран.

Развитие промышленных ремесел и предприятий на Руси носило свободный, инициативный характер. Продукция русской кустарной промышленности домонгольского периода была известна во многих странах мира. Только небольшая часть из многих российских предприятий принадлежала царскому двору (государству).

В этих условиях государство начинает приписывать для выполнения заводских работ государственных крестьян, а владельцы крепостных привлекают их к промышленной работе, отрывая от земли.

Однако приписанные к заводу государственные крестьяне обязаны были отработать в принудительном порядке только свой подушный оклад и казенный оброк, что занимало обычно не более 3-4 недель, а весь остальной год работали в своем собственном крестьянском хозяйстве. Крепостные крестьяне частных лиц могли привлекаться в порядке феодальной повинности по обычному праву не свыше 2-3 дней в неделю, а остальное время работали на себя. Отработав официальные повинности, крестьяне далеко не всегда соглашались трудиться на этих же заводах в порядке вольного найма (“доброхотно, а не по принуждению”) за оплату, в чем часто их пытались заинтересовать заводчики.

Таким образом, даже при наличии приписных или крепостных крестьян заводчики должны были иметь постоянный вольнонаемный персонал заводских мастеровых и работных людей, общее количество которых составляло в сер. XVIII в. более половины всех работающих, а столетием позже достигло 80%. Причем вольнонаемные составляли основное ядро предприятия, а приписные и крепостные крестьяне зачастую выполняли вспомогательные работы (заготовка дров, подвозка угля, руды и т.п.).

ТРАДИЦИИ НАРОДНОЙ ЖИЗНИ

Крестьянское жилище обычно именовалось избой. Она рубилась из бревен. В состав избы, кроме 1-2 жилых помещений, входили сени, иногда клеть с подклетом. Если подклета не было, нижние венцы прикрывались земляной завалинкой. Избы на Русском Севере заметно отличались от жилищ в центре России.

Планировка избы была связана с расположением печи относительно входа: челом ко входу в ближнем углу, челом ко входу в дальнем углу, челом от входа в ближнем углу, челом к боковой стене. Печь, служившая домашним очагом, местом поддержания огня и приготовления пищи, считалась у крестьян одним из главных центров дома. На ней проходила первая брачная ночь, рождались младенцы, умирали старики. Огонь в печи постоянно поддерживался и сохранялся ночью в виде горячих углей. Эти угли старались не давать никому, так как, по народным поверьям, семью могли покинуть достаток и благополучие. Над входом между печью и боковой стеной настилались полати.

Изба делилась на четыре угла: по одну сторону — стряпной бабий кут и печь; по другую — мужской, хозяйский кут, или коник; прямо против печи — печной, или жернов, угол; прямо напротив коника, наискось против печи — красный, верхний угол.

Красный угол в русской избе был наиболее почетным местом, в котором вешались иконы и стоял стол. Иконы (божницы) в красном углу отождествлялись с алтарем православного храма, а стол — с церковным престолом. В божнице, кроме икон, хранили сосуд с богоявленской водой и веточкой освященной вербы. Войдя в избу, человек прежде всего крестился на иконы в красном углу, а затем уже здоровался с хозяевами. В красном углу сажали самых почетных гостей, а всем остальным полагалось сидеть поодаль.

В почитании красного угла прослеживались и древние языческие корни. В Древней Руси считалось, что именно там в определенные дни пребывают души предков. Покойника клали на стол и лавку головою к красному углу.

Особый ритуал на Руси существовал для винопития. Его начало уходит еще в языческие времена, когда винопитие было частью культа поклонения идолам. Во время пиров и возлияний язычники пускали вкруговую жертвенную чашу, произнося заклинания от имени богов. Обычай ритуального винопития в почитании языческих богов был так распространен, что в старинных требниках обычным исповедным вопросом было: “Молился бесам или чашу их пил?”.

Ритуальный характер выпивок пережил языческие времена и стал неотъемлемой частью застолий во время христианских праздников. На Руси существовали особые сосуды — чары, братины — для питья вкруговую. На Севере России братины использовались вплоть до н. XX в. Кн. Владимир отвергал исламский запрет на употребление вина, заявляя, что на “Руси есть веселье питье, не можем без того быти”. При этом князь имел в виду не поощрение винопития вообще, а неразрывную связь праздничного застолья с ритуальным винопитием, ставшим народным обычаем. Однако винопитие в обычные будничные дни считалось недопустимым, преследовалось властями, осуждалось общественным мнением. Появление пьянства на Руси началось в Малороссии с развития кабачества иудейскими арендаторами.

Древнейшей русской пищей, употребление которой носило ритуальный характер, были блины. Без них были немыслимы многие праздники, поминки и свадьбы. Языческая символика блинов отражала ритуал связи человека с небом, солнцем и загробным миром.

По материалам А. В. Гура, на похороны и поминки блины пекли как поминальное блюдо, посвящаемое умершим. В день погребения на стол ставили кипу блинов, и старший из присутствующих мужчин разламывал первый блин и клал на окно для покойника. На похоронах и поминках первый горячий блин, как и хлеб, не резали, а рвали на части и раскладывали на окнах, чтобы паром от него питалась душа умершего. Блины иногда клали на грудь умершему, в гроб, на могилу. Блинами поминали на могиле, а остатки отдавали нищим странникам. На следующий день носили завтрак покойному, тоже оставляя блины на могиле. Блины пекли на девятый, сороковой день и в последующие поминальные дни, а также в календарные поминальные (“родительские”) праздники: на Фоминой неделе (на “дедовую неделю”, Красную Горку, Радоницу), в Дмитровскую субботу и т.д. Считалось, что кто “печет” блины на поминки, “печется” о насыщении души умершего. Поминальные блины разносили по домам, приносили на могилу, в церковь, раздавали нищим. В Белоруссии блины пекли на “деды” — чтоб “дедам” (предкам) “пара пошла”. Блины использовались и как оберег от мертвых, которые часто являлись во сне. Для этого с горячим блином садились на порог и приглашали к себе умерших обедать.

Обыкновенно ходили в мыльню после обеда, не страшась от этого вредных последствий. Жар был нестерпимый. На скамьях и полках постилалось сено, которое покрывали полотном. Русский ложился на него и приказывал себя бить до усталости, потом выбегал на воздух и бросался летом в озеро или реку, подле которых обыкновенно строились мыльни, а зимою катался по снегу или обливался холодною водою на морозе. Всегда кто ходил в мыльню, тот и парился: это было всеобщим обычаем. В общественных мыльнях было два отделения: мужское и женское; они отделялись одно от другого перегородками, но вход и в то, и в другое был один; и мужчины, и женщины, входя и выходя в одну дверь, встречались друг с другом нагишом, закрывались вениками и без особенного замешательства разговаривали между собою, а иногда разом выбегали из мыльни и вместе катались по снегу. В более отдаленную старину было в обычае и мужчинам, и женщинам мыться в одной мыльне, и даже чернецы и черницы мылись и парились вместе.

Напряженные трудовые будни русского человека периодично сменялись праздниками, служившими своеобразными вехами народной жизни. Они упорядочивали быт, вносили разрядку в тяжелый труд, давали массу положительных впечатлений, ощущение радости и веселья. Каждый православный считал своим долгом ознаменовать праздничное время делами благочестия и христианской благотворительности. Главным делом в празднике было посещение церковного богослужения. Многие приглашали к себе священников и служили в доме молебны. Существовал также обычай кормить нищих и подавать милостыню.

Трудиться в праздники и воскресные дни возбранялось. Даже в будни по случаю храмовых праздников и крестных ходов запрещалось работать и торговать до окончания богослужения.

Самым великим и торжественным праздником для русских людей является Пасха — Светлое Христово Воскресение. Этому празднику предшествует семинедельный Великий пост. За неделю до Пасхи в Вербное воскресенье в церкви освящались веточки вербы, которыми потом украшали иконы в красном углу.

Приближение Пасхи ждали с нетерпением. Ночь на Пасху проходила в торжественном богослужении. Рядом с церквями жгли костры и смоляные бочки, стреляли из ружей, торжествуя тем самым победу Христа над силами тьмы. Утром в Светлое воскресенье православные разговлялись, христосовались, обменивались крашеными яйцами. По домам ходили священники. Считалось, что с первого дня Пасхи открываются райские врата и остаются отворенными до последнего дня. По народным поверьям, тот, кто умирает в Пасху, идет прямой дорогой в рай. Поэтому многие старики молили Бога, чтобы он их забрал на Пасху. По древнему обычаю, умершего в Пасху хоронили с красным яичком в правой руке. Всю Светлую неделю по всей России с утра до ночи били колокола. Со светлой среды во многих местах начинали водить хороводы, хором петь песни. Пасхальная суббота называлась в народе хороводницей. В воскресенье со Светлой седмицы на Фомину неделю совершались проводы Пасхи.

После Пасхи начинались народные праздники, ведущие свои корни еще с языческих времен. В Фомине воскресенье, именовавшееся Красной горкой, русские люди собирались на возвышенности и славили Христа Бога. В древности в этот день возжигались священные костры в честь языческих идолов.

Фомин понедельник у русских назывался Радоницей, в этот день устраивались тризны, поминки по всем усопшим предкам. Следующий вторник именовался “Навьим днем”. На нем продолжалось поминовение умерших. На той же Фоминой неделе совершалось заклинание весны, водились ритуальные хороводы. Поминовение умерших перерастало в праздник жизни. Песни и хороводы сочетались со смотринами невест.

Последний четверг перед Троицей, седьмой четверг после Пасхи назывался Семик. В этот день девушки вили венки, пели песни и водили хороводы — отголосок языческого праздника весны. Неделя, на которую приходился Семик, называлась семицкой, русальной, зеленой, клечальной. По христианскому обычаю в этот день было принято ухаживать за могилами странников и неизвестных, не имевших в данном месте родных и близких. Еще в XVII-XVIII вв. русские люди в Семик совершали погребения и поминовение по убитым и скоропостижно умершим в убогих или скудельничьих домах. В этот день всякий мог идти в “божий дом” (божедом), куда мертвых доставляли с улиц и проезжих дорог и хранили до Семика в леднике, и совершить богоугодное дело — похоронить усопшего по христианскому обычаю, на особых местах, называемых скудельницами, которые обсаживались деревьями и обращались в зеленые рощи.

Еще в н. XX в. празднование Семика было почти всеобщим. Например, в Саратовской губ. для празднования Семика избирался особый дом, куда приносили разных припасов для пира, не забывая солода и хмеля; варилась брага, затираемая, заквашиваемая и сливаемая при пении веселых песен. В самый же Семик, в полдень, начиналось торжество. Посреди двора было воткнуто срубленное с ветвями и листьями дерево, под которым стоял горшок с водою. Девицы ходили по двору или сидели, а мальчуганы держали в руках заготовленные кушанья, другие — ведро с пивом на палке. Наиболее веселая, бойкая девушка подходила к дереву, опрокидывала горшок с водою, выдергивала дерево из земли и затягивала песню, под которую все присутствовавшие шли в лес, где устраивали пир. Затем между девушками происходил обряд кумления. По завивании венков, после кумления, выбирали подбрасыванием вверх платков старшую куму, которая и носила это название в продолжение целого дня. Потом возвращались веселым хороводом в село с тем, чтобы в Троицын день снова прийти в тот же лес развить свои венки. Каждая пара рассматривала, завял или еще свеж ее венок; по нем судили о своем счастии или несчастии. Кроме того, свивали еще венки и для своих родных, испытуя и их судьбу.

На Троицын (Пятидесятницы) день церкви и дома украшались цветами, ветками березок или даже целыми березами. Начинаясь с торжественного богослужения, он перерастал в широкие народные гуляния, непременной принадлежностью которых были хороводы, пение, пляски под открытым небом — в рощах, лугах, на холмах. Здесь же угощались пирогами и обязательным блюдом из яиц. На Троицын день было принято завивать венки на березах. В лесу совершался обряд кумления. Девушки и молодые женщины собирались на поляне вокруг березы, вешали на нее и рядом с ней свои кресты. Затем все пели песни, а решившие покумиться женщины обменивались крестами и целовались через шнурок креста, называя друг друга “кумами”.

Следующий за Троицей понедельник именовался Духовым днем. По народным преданиям, на этот праздник — во время Божественной службы — сходит с неба священный огонь, испепеляющий всех злых духов, попадающихся ему. Считалось также, что на Духов день с восходом Мать Сыра Земля открывает свои тайны.

Во время летнего солнцестояния русские люди отмечали Иванов день, иначе именовавшийся Иваном Купалой. Продолжался он два дня и совпадал с днем св. Агриппины и с праздником Рождества Иоанна Предтечи. В ночь на Ивана Купалу совершались особые купальские обряды. Главной идеей праздника была борьба с нечистой силой, изгнание и уничтожение ее. Этой идее подчинялись ритуальные праздничные действа: сбор трав и цветов, плетение венков, украшение зеленью домов. В рощах, на полянах в лесу разводили костры, на них сжигали чучело, символизирующее нечистую силу, после чего присутствовавшие прыгали через огонь. Девушек, отказавшихся прыгнуть через костер, называли ведьмами. Чтобы испугать и уничтожить нечистую силу, устраивали сильный шум, звонили в колокола, стреляли из ружей, громко кричали. На Иванов день собирали травы для изготовления лекарственных снадобий. Травы в этот день считались особенно целебными. Особенное значение придавалось поиску цветка папоротника, по народным поверьям имевшего магическую силу.

На Петров день — праздник свв. апп. Петра и Павла — во многих местностях после церковной службы русские люди шли к ключам-родникам умываться “петровой водицей” и угощаться белым и сладким вином. Вокруг родников пелись хоровые песни, многие пускались в пляс, водили хороводы. В некоторых местах парни гуляли среди девушек, закрыв лицо платками. Считалось, что угадавшей девушке скоро суждено выйти замуж.

На Ильин день — праздник св. Илии Пророка — русские крестьяне не работали в поле, не выгоняли скот на пастбище. После церковной службы еще в XIX в. православные собирались всем приходом возле храма и сгоняли туда рогатый скот. Священник окроплял его святой водой. После обедни выбиралось одно животное, его хозяину уплачивали “с каждой души деньги”. Затем животное закалывали, варили в общем котле и раздавали за деньги присутствовавшим. Собранные деньги передавали в пользу церкви. С Ильина дня запрещалось купаться в реках и водоемах.

В августе православные праздновали три Спасовых дня. Первый Спас, иначе называемый Медовым Спасом, приходился на церковный праздник Происхождения Честных Древ Креста Господня. В этот день начинался первый посев озимого хлеба и выемка первого меда из ульев. После обедни священник выходил к паперти, благословлял “новую новину” от пчел и святил принесенные соты. Часть меда выделялась церкви, а часть передавалась нищим, по обычаю собиравшимся поздравить пчеловодов с Медовым Спасом. Вечером было принято угощать медом детей и подростков, которые с чашечками в руках собирались толпой возле пчельников.

Второй Спас, именуемый также Яблочным Спасом, праздновался в день Преображения Господня. В этот день русские садоводы приносили в храм яблоки и другие фрукты для освящения. После службы плоды эти раздавались священником всем прихожанам. Яблоками наделялись бедняки, нищие и больные. Существовало поверье, что желание, задуманное в ту минуту, когда проглатывается первый кусочек Спасова яблока, обязательно сбудется. Вечером в поле собиралась молодежь, водила хороводы и веселилась.

Частью праздника в Спасов день на Успенье было освящение нового хлеба. Это происходило во время службы, на которую каждый хозяин приносил в церковь свежеиспеченный каравай. До возвращения с ним из храма не разрешалось ничего есть. После службы разговлялись освященным хлебом, а остаток его, завернутый в чистую холстину, клали под образа.

Праздник Покрова Пресвятой Богородицы отмечался у русских с особым размахом. Русские люди верили в особое покровительство, покров Божьей Матери над Россией. В этот день крестьяне подводили свои земледельческие итоги, заканчивали работы в поле и на гумне, и наступала на деревне пора свадеб. После службы начинались гуляния. По народным преданиям, снег, упавший на землю в этот праздник, предвещал много свадеб и хорошую зиму. Девушки выходили на крыльцо и произносили ритуальную фразу: “Батюшка-Покров, покрой ты Мать Сыру Землю и меня, молоду!”, или “Батюшка-Покров, покрой землю снежком, а меня женишком”.

Вторым по значению православным праздником после Пасхи было Рождество Христово, знаменовавшее приход в мир Спасителя. Празднику предшествовал длительный пост. В последний день — Сочельник — не полагалось принимать никакой пищи вплоть до звезды. С благоговейным чувством православные ожидали, когда загорится на небе первая вечерняя звезда, которая две тысячи лет назад возвестила волхвам о рождении Сына Божия в Вифлееме. После появления звезды по уставу церковному разрешалось вкушать только сочиво (взвар рисовый или ячменный — с медом) с хлебом пшеничным, оладьи медовые да пироги постные. Разговенье полагалось только утром после службы. В этот же день начинались Святки, которые продолжались вплоть до Крещения. На Святках устраивали массовые гуляния и игры. Молодежь ходила колядовать — славить Христа, исполняя песнопения, посвященные Рождеству Христову, величать хозяина, хозяйку и их детей. Хозяева награждали славильников пирогами и лакомствами, которые потом делились между всей компанией.

Колядование чаще всего сочеталось с обычаем ряжения — обрядовым переодеванием. Ряжеными ходили по домам и потешали всех неожиданными выходками. В памятниках Древней Руси, начиная с XII в., упоминаются ряженые, надевающие на себя “личины” и “скураты”, участвующие в игрищах с “дьявольскими обличьями”, с косматыми козьими “харями”. Одевались ряженые в костюмы животных (коза, медведь, волк и т.п.), святых (св. Андрея, св. Николая), ангелов, чертей, ведьм, покойников, представителей других национальностей и социальных групп (цыгана, жида, арапа, немца, барина, нищего). Все ряженые, кроме одетых в святых, старались выглядеть пострашней, устраивали шутливые дебоши и даже потасовку.

Несмотря на всеобщее веселье, ряжение рассматривалось среди русских людей как дело греховное и опасное. По данным, собранным на Русском Севере, сами участники переодеваний редко соглашались на свои роли добровольно, предпочитая бросать жребий. Роли чертей, покойников и прочей нечистой силы разрешалось играть только взрослым мужчинам, женщинам и детям этого делать не полагалось. После праздника все принимавшие участие в ряжении должны были пройти обряд церковного очищения.

На Святках устраивали также “игрища” и посиделки молодежи в избах. На посиделках беседовали, пели, занимались гаданием (девушки гадали на женихов). После посиделок выходили на улицу, жгли костры, водили хороводы.

На Крещение в самые суровые морозы русские люди собирались на службу, во время которой освящалась вода в реках и водоемах. От Крещения до Пасхи в жизни русского народа был еще один веселый, массовый праздник — Масленица. Так именовалась сырная неделя, предшествовавшая Великому посту. В эту неделю мясо исключалось из пищи, а творог и молочные продукты разрешались. На Масленицу каждая семья пекла блины, обильно маслила их и до отвала наедалась, памятуя, что впереди семь недель строгого поста. Множество народных обычаев, обрядов, игрищ, шествий ряженых, связанных с масленицей, свидетельствует о языческом происхождении праздника. На масленичную неделю катались с песнями на лошадях, устраивали шумные свалки на ледяных горах, водили хороводы, веселились на посиделках, устраивали кулачные бои.

Из других народных праздников, широко отмечаемых русскими” следует отметить дни, посвященные памяти особо почитаемых русских святых Николая Чудотворца и Георгия Победоносца. Память этих святых празднуется два раза — зимой и весной.

На Николу Зимнего крестьяне часто собирали “братчину”. Это был обетный праздник, к которому готовилась вся деревня. На общий счет варилось пиво, которое выпивалось на праздники до последней капли. В некоторых местностях на Николу крестьяне приносили в церковь жареных петухов, баранину, караваи хлеба. Часть съестного отдавалась церковному причту, остальное поедалось на братчине. “Никольщина красна пивом да пирогами! — говорили крестьяне. — На Никольщину едут мужики с поглядкой, а после Никольщины валяются под лавкой”. Русские крестьяне считали Николая Чудотворца своим особым покровителем. Ему приписывалась защита хлебородных полей. Русским людям святой Николай представлялся то в образе доброго деда (Никола Милостивый), то в виде сурового старца, то в облике богатыря, напоминающего Микулу Селяниновича. Во всех случаях они верили в доброту, покладистость и снисходительность святого к простым труженикам. Неумеренное употребление вина в его день считалось своего рода ритуалом.

Св. Георгий Победоносец в сознании русских крестьян был добрым, заботливым хозяином полей и лугов. Крестьяне считали, что именно он покровительствует хлеборобам, “отмыкает землю”, “выпускает на белый свет росу”, “дает силу-мочь всходам”. Поэтому празднование” св. Георгия (Егория) в русской деревне было великим событием, на! которое собирались все, от мала до велика. Отстояв службу, хозяева шли выпускать скот на пастбища, вместе с ними туда направлялись священники и устраивали молебен. Нередко скот собирали прямо около церкви, а затем освящали. Особый почет в этот день оказывали пастухам с подпасками. Им готовили мирское угощение, большую яичницу и в достатке вина. В некоторых местностях на праздник св. Георгия Победоносца крестьяне окатывали пастуха водой, а затем уж устраивали ему угощение.

Распространенным сказочным сюжетом является история о трех братьях, из которых двое старших — умные, а третий, младший, — дурак. Младший брат, которого обычно называют Иван-Дурак (или Иванушка-Дурачок), — выразитель народного христианского идеала скромности, нестяжательства, “нищеты духа” и юродства. Ивану-Дураку совершенно чуждо стремление к успеху и благополучию. Подчеркиваются его “дурость” и нелепые бессмысленные поступки. Именно эта кажущаяся с бытовой точки зрения “дурость” спасает Ивана-Дурака, когда он попадает в опасное положение, а все “умные” вокруг него гибнут. Благодаря своей “дурости” Иван-Дурак проходит все испытания и достигает высшего успеха — побеждает противника, женится на царской дочери, получает богатство и славу, становится Иваном Царевичем.

Иван Царевич — образец наивысшего успеха. Однако достигается он вопреки обычному здравому смыслу и с полным пренебрежением к материальным благам. По своей сути образ Ивана Царевича является одним из вариантов образа Ивана-Дурака.

В сказке о заколдованной невесте девушка, не согласившаяся на близость с темной силой, превращается в лягушку. Темная сила, несмотря на все свои старания, не может сломить заколдованную девушку, которая силой любви и верности своему милому и с его помощью рассеивает колдовские чары и становится Еленой Прекрасной.

В русских сказках существует множество персонажей, большинство из которых были известны почти всем русским людям. Некоторые из них олицетворяли естественные силы природы. Так, персонажи русских сказок Вечорка, Зорька, Полуночка выражали основные моменты суточного солнечного цикла, представлялись они в виде богатырей, побеждавших силы колдовства и зла. Существуют они также под другими названиями — Вечер, Вечерник; Заря-богатырь, Светозор (Световик), Иван Утренней Зари и Иван Полуночной Зари; Полночь-богатырь, Полуночник.

Естественные силы природы выражали Горыня, Дубыня и Усыня — три богатыря-великана русских сказок. Они были наделены сверхъестественной силой. Горыня захватывает целую гору, несет в лог и верстает дорогу или “на мизинце гору качает, горы сворачивает”. Дубыня “дубье верстает: “который дуб высок, тот в землю пихает, а который низок — из земли тянет” или “дубье рвет”. Усыня “спёр реку ртом, рыбу ловит усом, на языке варит да кушает”, “одним усом реку запрудил, а по усу, словно по мосту, пешие идут, конные скачут, обозы едут”.

Такой же мощью обладал герой Вернигора. Он был так могуч, что свободно двигал горы. Вместе с тремя другими могучими героями Покатигоршком, Вернидубом и Верниводом совершал великие подвиги.

Положительным героям русских сказок, добрым, честным и справедливым, всегда противостояли темные, нечистые силы: Кащей Бессмертный, Баба Яга, Соловей-Разбойник. Последний изображался либо в виде человека, либо в виде загадочного громадного существа с птичьими крыльями, под которым сгибается дуб.

Рядом с Ильёй Муромцем можно поставить Микулу Селяниновича, чудесного пахаря, несущего “тягу земную”, олицетворявшего русское крестьянство; биться с ним нельзя, так как “весь род Микулов любит Матушка Сыра Земля”. Микула Селянинович иногда отождествлялся со св. Николаем Чудотворцем, защитником и покровителем хлеборобов и полей. Главное в жизни Микулы Селяниновича, согласно былинам, — труд, пахота. В его образе олицетворяется сам народ, ибо только Микула может поднять те “сумочки переметные”, в которых обретается “тяга земли”. Мощь Микулы Селяниновича подавляет и посрамляет черные силы колдовства. Былина рассказывает, как богатырь Волх Всеславьевич, известный своей силой и “вежеством” (то есть владеющий колдовскими тайнами), при рождении которого “подрожала Мать Сыра Земля, сотрясалося славно царство Индейское, а и сине море сколебалося”, вынужден был уступить пахарю Микулушке первенство в труде. Волх Всеславьевич увидел в поле пахаря, который пашет, да с таким размахом, что “ехал Волх до ратая день с утра до вечера, а не мог до ратая доехати”. Не утерпел Волх, зовет Микулу Селяниновича поехать с собою в побратимах, и Микула соглашается, но когда пришло время вынимать из земли соху, то ни сам Волх, ни вся его дружина не могли с ней справиться, а только Микула Селянинович одной рукою выдергивает соху из земли и перебрасывает ее за ракитов куст.

Святогор — один из старших богатырей русского эпоса, великан, неодолимый никем, находящий смерть в волшебном гробу. В древнерусском сознании олицетворял силу природы. Известны две былины. Обе повествуют о его погибели, но различно. В одной он погибает потому, что желает поднять тягу земную и вместо этого погружается в землю; в другой — он ложится в гроб и закрывается крышкой, но снять ее уже не может ни сам, ни с помощью Ильи Муромца.

Богатырь Добрыня Никитич служил при дворе князя Владимира. Он считался самым грамотным и образованным, умел красиво говорить, играть на гуслях. Известен его подвиг в битве со Змеем Горынычем, от которого он освободил племянницу князя Владимира Забаву Путятичну. Былины также повествуют о поездке Добрыни Никитича в качестве свата князя Владимира к польскому королю за его дочерью Апраксой.

Былины рассказывают о богатырской заставе на стреме Русской Земли. В состав ее, кроме Ильи Муромца и Добрыни Никитича, входил также богатырь из Ростова Алеша Попович. Последний отличается изощренным умом и хитростью. Алеша Попович смело бросается на чудовище Тугарина Змиевича и отрубает ему голову. Алеша Попович известен также своим женолюбием и даже соблазняет жену князя Владимира.

Богатырь Вольга Святославич, согласно былинам, обладает особой “хитростью-мудростью”, способностью оборачиваться серым волком, лютым зверем, ясным соколом, муравьем. В момент “рождения богатырского” задрожала “сыра земля”, всколебалось “сине море”. Вольге Святославичу князь Владимир дает особые поручения в разных странах. С храброй дружиной богатырь совершает походы в Индию, Золотую Орду, Турец-землю. В одну из таких поездок Вольга Святославич встречается и братается с богатырем-пахарем Микулой Селяниновичем.

Былины не идеализируют богатырей, не скрывают их отрицательных черт, честно показывая их со всех сторон.

Так, боярский сын Василий Буслаев, связавшийся с новгородской вольницей, бесшабашный пьяница и ушкуйник, вступает в бой со всем Новгородом. Богатырь Иван Гостиный сын, происхождением из купцов, смело бьется за Русскую Землю. Но тем не менее былины сообщают, что Иван хвастлив, любитель вина и женщин, в торговле способен зарваться до того, что спускает все свое состояние. У Ивана возникает серьезная ссора с кн. Владимиром из-за чудесного коня — “бурушки косматого”, который превосходил всех коней князя.

В истории традиционной народной культуры наряду со сказками и былинами особое место принадлежит так называемой Голубиной книге, памятнику древней русской духовной поэзии. Хотя в основе книги, по-видимому, лежат литературные источники, вольная обработка ее стихов за многие столетия придала им воистину народный характер. Стихи из этой книги читали наизусть сказители и калики перехожие, приходя в крестьянские избы и дворянские хоромы. Свое название “Голубиная книга” получила от слова “глубина”, так как в ней содержалась “глубинка”, премудрость знаний о происхождении мира, объяснялись сложные явления природы. Название “Глубина” нередко давалось Псалтири. Будучи первоначально книгой дозволенной, эта “Глубина”, или “Голубиная книга”, в XIII в. переходит в разряд запрещенных, или т. н. апокрифических. Последнее объясняется тем, что в книге объединились как христианские, так и языческие мотивы.

“Голубиная книга” сыграла большую роль в развитии русского национально-православного самосознания и начал философской мысли.

НАУКИ И ИСКУССТВА

Появление протославянского языка, из которого впоследствии выделился праславянский, а затем и древнерусский восточнославянский язык, ученые лингвисты относят ко 11-1 тысячелетию до нашей эры. Древнерусский язык просуществовал как единое целое с XII по XIV вв. В Киевской Руси древнерусский язык был средством общения большого количества финно-угорских, тюркских, балтийских племен и народностей, а в XVI-XVII вв. — государственным языком не только самой Руси, но и Великого княжества Литовского и Молдавского княжества.

В XIII-XIV вв. часть русского народа подпала под оккупацию татаро-монгольских и польско-литовских завоевателей. В результате разрушается единство древнерусского языка. Возникают новые этноязыковые центры. Особенность существования некоторых частей русского народа приводит к возникновению трех главных наречий русского языка, имевших каждое свою особую историю: северное (северновеликорусское), среднее (позже белорусское и южновеликорусское) и южное (малорусское).

В XVIII — 1-й пол. XIX вв. происходит создание общероссийского литературного языка. Большую роль здесь сыграла языковая теория и практика М.В. Ломоносова, автора первой обстоятельной грамматики русского языка, предложившего распределить различные речевые средства в зависимости от назначения литературных произведений на высокие, средние и низкие стили.

С эпохи Ломоносова, В. К. Тредиаковского, Г. Р. Державина, В. А. Жуковского, Н. М. Карамзина и др. начинается органичное слияние церковнославянского и русского народного языков, которое нашло свое высшее выражение в литературном языке А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, а впоследствии И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого.

К н. XX в. по словарному запасу, многообразию значений и возможностей передачи самых тонких оттенков человеческих переживаний, описания природы и общественных отношений русский язык принадлежал к числу богатейших литературных языков, что, естественно, вело к полному вытеснению из культурной сферы устаревших наречий и диалектов. Все культурные люди России, где бы они ни жили — в Сибири или в Белоруссии, на Урале или в Малороссии — использовали русский литературный язык.

Как в VII-XIV вв. древнерусский язык был одним из важнейших факторов национального единства, так в XIX — н. XX вв. этим фактором стал общерусский литературный язык Пушкина, Гоголя, Достоевского и Толстого. Объединял все ветви и части русского народа русский литературный язык, создавая благоприятные условия для развития общероссийской культуры и взаимопонимания между русскими и другими народами России. Разрушение Российской Империи, разделение русского народа приводит к насильственному вытеснению общероссийского языка с территории Малороссии и Белоруссии и ряда национальных районов. Производится эксгумация давно устаревших, архаичных наречий, насаждаются искусственные языки.

Вместе с русским языком подобный же путь стремительного возвышения в мировой культуре проделали русская письменность и книга.

Первые русские книги, как и на Древнем Востоке и в Египте, представляли собой свитки или деревянные дощечки с процарапанными на них письменными знаками, сохранявшими, как правило, языческие ритуалы и заклинания.

Ученым известны древние письменные знаки славянских племен, в том числе:

В “Сказании о письменах” болгарского монаха Храбра (IX-Х вв.) сообщается, что еще в древности славяне умели записывать свою речь “чертами и резами”. По мнению известного русского ученого И. И. Срезневского, существовали книги и документы, написанные “русскими письменами”, которые представляли собой греческие буквы, приспособленные к славянской речи.

О достаточно широком развитии письменности еще до Крещения Руси свидетельствуют тексты договоров русских князей с Византией, относящиеся к 1-й пол. Х в., которые писались на двух языках — греческом и славянском. Из договора кн. Олега с греками (911) явствует, что давняя дружба между христианами-греками и русскими язычниками многократно подтверждалась “не только словом, по и писанием”. В том же договоре сказано об обычае русских купцов делать письменные завещания на случай смерти.

С помощью своей азбуки свв. Кирилл и Мефодий перевели на славянский язык основные богослужебные книги. Древнейшие славянские надписи и рукописи были выполнены двумя графическими разновидностями славянского письма. Одна известна под названием кириллица (названа в честь Кирилла — Константина Философа); название второй, глаголица, происходит от старославянского “глагол”, что значит “слово”.

Уже в XI-XIII вв. в русском обществе сложилось восторженное отношение к книге как к источнику мудрости и духовного, философского осмысления мира. В “Повести временных лет” по Лаврентьевскому списку (1037) находим настоящий гимн книге: “Велика бо бывает польза от ученья книжного, книгами бо кажеми и учими есьми пути покаянью, мудрость бо обретаем и воздержанье от словес книжных, се бо суть рекы, напояющие вселенную, се суть исходиша мудрости, книгам бо есть несчетная глубина, сими бо в печали утешаеми есмы, си суть узда воздержанью... Аще бо поищещи в книгах мудрости прилежно, то обрящещи великую ползу души своей; иже бо книгы часто чтет, то беседует с Богом, или святыми мужи, почитая пророческие беседы и Евангельские ученья и апостолская жития святых отец восприемлет души великую ползу”.

“Изборник” (1076) начинался “Словом некоего монаха о чтении (святых) книг”: “Добро есть, братие, почитание книжное... Когда читаешь книгу, не торопись быстро дойти до другой главы, но поразмысли, что говорят книги и словеса те и трижды обращайся к одной главе... Узды коню правитель есть и воздержание, праведнику же книги, не построить корабль без гвоздей, ни праведника без почитания книжного... Красота воину оружие, кораблю — ветрила, также праведнику почитание книжное”.

Далеко не полный список древнерусских писателей XI-XIII вв., составленный И. И. Срезневским, свидетельствует о том, что уже в это время русская литература и книжное дело достигло огромных успехов:

              XI век

В Троицком списке Новгородской первой летописи сохранилось “Слово святого Ефрема Сирина о том, како достоит со всем прилежанием чести святые книги без лености”. “Брате... Имея в утробе место книги божественныя, тацим же образом труба въпиющи, сзывает ны, тако божественныя книги чтомы, збирают помыслы на страх Божий... Тако и святыя книги вставятти ум, прилежа ты на благое и укрепят ти на страсти. Там же, брате мои, понужал себя часто почитати я, да получим истинный разум писания почитанием.Черпающе от него воду живу, могущую устудити, ражжения наши страсти и наставят ны на всю истину. Муж мудр, не имея книг, подобен есть оплоту без подпор стоящу: аще будет ветер, то падется. Тако и мудрии: пахнувши на нь ветру греховному, падет ся не имещи подпоры книжных словес. Аще ли мудрость книги, то свершен есть. Иван Богослов рече: птицам того ради даны крылья, да сети человечьи избежать, а человекам же книги, аще всю неприязную лесть отгоняют. Менандр рече: именье книг паче злата, в множестве злата души помощи нет”.

В “Пчеле” (1199) читаем: “Ум без книги, аки птица опешена. Якож она взлетети не может, тако же и ум недомыслится свершена разума без книг. Свет дневной есть слово книжное, его же лишився, безумный, аки во тьме ходит и погибнет вовек”.

Блестящий оратор и проповедник Древней Руси (1160-е) Кирилл Туровский утверждал: “Сладко бо медвеный сотъ и добро сахаръ, обоего же добръе книгий разум”. В “Златой цепи” — весьма распространенном в средние века сборнике — говорилось, что если “вежа” — это человек духовный, книжный, то “невежа” в противоположность ему — человек не книжный, не духовный.

Новая эпоха в истории русской книги открылась с возникновением книгопечатания. Первые печатные книги кирилловского шрифта выпущены были Ш. Фиолем в Кракове в 1491. Книгопечатание в Москве началось в 1550-х. Первая точно датированная русская печатная книга выпущена Иваном Федоровым и Петром Мстиславцем в 1564 (“Апостол”). В 1574 Иван Федоров во Львове издает первые малороссийские печатные книги (“Азбука” и “Апостол”). Еще раньше Франциск Скорина выпускает первую белорусскую печатную книгу “Псалтирь” (1517), а затем приступает к изданию “Библии русской”, “абы братия моя Русь люди посполитые, чтучи могли яснее разумети”.

К н. XX в. по числу выпускаемых книг Россия стала одной из ведущих книгоиздательских держав мира, выгодно отличаясь от других стран по качеству книг и количеству духовной, научной и учебной литературы. Еще через 60 лет, по данным ЮНЕСКО, Россия была признана самой читающей страной мира.

По словам М.В. Ломоносова: “Наука есть ясное познание истины, просвещение разума, непорочное увеселение в жизни, похвала юности, старости подспорье”. На Руси наука возникла и развивалась с древности. Об этом свидетельствуют памятники письменности и техники. Особенно высокий уровень знаний был достигнут в зодчестве и строительном деле, а также в различных ремеслах и металлообработке. Центрами древнерусской науки были монастыри, при которых нередко существовали школы. Монашествующие стали первыми русскими учеными и интеллектуалами. “Повесть временных лет” монаха Нестора и “Слово о Законе и Благодати” митрополита Илариона заложили основы русской исторической и философской науки.

Св. Нил Сорский был не только религиозным деятелем, но и выдающимся ученым, создавшим целую научную школу из числа своих последователей (Вассиан Косой, Иннокентий Вологодский и др.). В произведении Нила Сорского “Устав монастырский” дается развитие таким наукам, как философия, психология, педагогика. Серьезным историческим, философским и педагогическим трудом является книга “Просветитель” св. Иосифа Волоцкого.

В архитектурных сооружениях зодчих Бармы, И. Я. Постника и Ф. С. Коня развивалась русская строительная наука.

В XV в. русский купец и путешественник А. Н. Никитин первым из русских людей с научными целями посетил Индию. Он оставил записки “Хожение за три моря” (1468-74). Из этих записок следует, что русские купцы вели широкую торговлю с разными странами, находились в дружественных отношениях с иностранными купцами. Афанасий Никитин представляет собой образ настоящего русского купца, соединявшего в себе коммерческую хватку с глубокой религиозностью, совестливостью и патриотизмом. Увлеченный рассказами иностранных купцов о богатствах Индии, Афанасий Никитин, несмотря на все трудности, пробирается в неведомые земли, чтобы привезти оттуда товары, полезные для своей Родины. Из записок видно, что Афанасий Никитин — человек общительный, наблюдательный, быстро усваивавший языки, тщательно знакомился с предметами торговли каждого города, а попутно и с природой и с жителями каждой страны. В своем “Хожении за три моря” — Каспийское, Индийское и Черное — Афанасии Никитин преодолевает полный смертельных опасностей путь, может быть самый длинный по тем временам — от Твери до южных берегов Каспийского моря, через всю Персию, Индию, Африку (Сомали), Маскат, Турцию, а затем возвращение на Русь. Он посещает Индию, почти за тридцать лет до Васко да Гама и, по сути дела, открывает Индию для России.

В к. XVI в. Борис Годунов собирается учредить в Москве университет, однако преждевременная смерть царя не позволила осуществиться замыслу. К идее этой возвращаются уже после Смутного времени, когда в Москве учреждается Славяно-греко-латинская академия.

Новый импульс русской науке дает Петр I. При нем возникает целый ряд научных учреждений, и прежде всего Петербургская Академия наук. Академия разрабатывает широчайший по тем временам круг научных проблем. Гений М.В. Ломоносова выдвинул русскую науку на передовые мировые рубежи. Ломоносову принадлежит ряд величайших открытий XVIII в. Он впервые на опыте доказал закон сохранения вещества, разработал атомистическую теорию газов, создал новую науку — физическую химию, дал мощный импульс развитию отечественной науки в таких ее областях, как география, геология, астрономия, приборостроение, история, языкознание. Достигнутое им одним в этих областях достойно было бы деятельности целой академии. По выражению Пушкина, Ломоносов был “русским университетом”.

В XVIII в. Петербургская Академия наук внесла фундаментальный вклад в отечественную и мировую науку. Здесь была создана атомистическая теория строения вещества, открыт закон сохранения вещества при химических процессах, складывалась физическая химия как особая наука, опровергнута теория флогистона, открыто существование атмосферы у планеты Венера.

Ученые Петербургской Академии С.П. Крашенинников, И.И. Лепехин, Н.Я. Озерецковский, В.М. Севергин, П.С. Паллас, С.Г. Гмелин сделали важные открытия в области изучения флоры, фауны, географии и этнографии России. Громадное значение для развития русской науки имели исторические исследования В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова, И.Н. Болтина, филологические изыскания В.К. Тредиаковского.

Однако русская наука развивалась не только в столице. Основателем русской агрономической науки стал великий русский ученый и писатель А.Т. Болотов, в своем имении в Тульской губ. разработавший приемы агротехники в зависимости от зональных почвенно-климатических условий. Впервые в мировой практике Болотов создал помологическую систему, разработал научные принципы лесоразведения и лесопользования и мн. др.

Болотов оставил глубокий след и в русской экономической мысли. Не считая погоню за прибылью главной целью развития хозяйства, Болотов вместе с тем во главу своих предприятий ставил экономичность и рациональность, основанные на точном научном расчете. Целью своей жизни он считал преобразование сельскохозяйственного производства на основе собственных научных достижений. Активно работал над новыми видами растений и формами сельскохозяйственного производства. Болотов выступал против некритического переноса на русскую почву иностранных видов и сортов растений, чужеземной практики возделывания полевых культур без учета местных условий. Болотову принадлежит множество открытий мирового значения, среди которых обоснование выгонной системы земледелия. Научные разработки в этой области позволили ему заложить основы учения о системах земледелия, дать практические рекомендации по организации и землеустройству территории, а также по введению многопольных севооборотов.

Продолжая развивать русские национальные традиции домостроительства, он совмещал крайнюю бережливость с готовностью затрачивать значительные средства на создание новых сортов и видов сельскохозяйственного производства, заботу о своих крестьянах со строгим отношением к ним, многопрофильность хозяйства со специализацией его по ряду передовых культур. В подведомственной ему деревне Болотов за счет внутреннего производства обеспечивал почти все потребности населения.

Книга Болотова “Деревенское зеркало, или Общенародная книга, сочиненная не только, чтобы ее читать, но чтобы по ней и исполнять” стала первым русским пособием по организации труда в сельском хозяйстве.

В Нижнем Новгороде развивал русскую науку И. П. Кулибин. Он изобрел машинное судно, приводившееся в движение течением воды, трехколесную самокатку (прототип велосипеда) и мн. др. В Екатеринбурге русский теплотехник И.И. Ползунов изобрел тепловой двигатель, создал первую в России паросиловую установку. В Нижнем Тагиле русские машиностроители отец и сын Черепановы создали машиностроительный завод, оснащенный полным комплексом металлорежущих станков, построили первый в России паровоз.

С к. XVIII в. особое значение в русской науке, наряду с Петербургской Академией, стала играть Москва. В 1855, когда Московский университет праздновал свою столетнюю годовщину, в списке его профессоров за столетие числилось уже 254 имени. Среди них было немало выдающихся ученых по всем отраслям знаний. Теорию словесности и историю литературы в университете преподавали воспитанник университета, поэт и ученый А. Ф. Мерзляков, академики С. П. Шевырев и Ф. И. Буслаев; всеобщую историю читали академик М. П. Погодин и профессор Т. Н. Грановский. Среди профессоров, преподававших русскую историю, был знаменитый С. М. Соловьев. Физико-математические науки были представлены известным астрономом Д. М. Перевощиковым, математиком, механиком и физиком Н. Д. Брашманом, талантливым физиком, философом и специалистом по сельскому хозяйству М. Г. Павловым, выдающимся физиком и метеорологом М. Ф. Спасским. Среди биологов особенно выделялся зоолог К. Ф. Рулье.

Из Казанского университета вышел гениальный русский математик, часто называемый в мире “Коперником геометрии”, Н. И. Лобачевский. Он так далеко зашел в разработки истин математической науки, что многие его мысли оставались непостижимыми в течение десятилетий для крупнейших математиков всего мира. В Казанском университете сложилась научная школа русских химиков, среди которых особо следует отметить Н. Н. Зинина, открывшего анилин, В. В. Марковникова, А. М. Зайцева.

Кроме Н. И. Лобачевского, огромный вклад в мировую математическую науку внесли М. В. Остроградский, С. В. Ковалевская, П. Л. Чебышев. В России были осуществлены выдающиеся открытия в области технической физики, и в частности, впервые в 1802 осуществлена вольтова дуга (В. В. Петров). Академик Б. С. Якоби открыл и разработал гальванотехнику, построил оригинальный телеграф, первую моторную лодку, разработал систему электрического минирования.

Русские ученые первыми в мире открыли электрический источник света. В 1847 А. Н. Лодыгин изобрел первую лампочку накаливания, а в 1876 П. Н. Яблочков — дуговую свечу (“русский свет”), использованную на Всемирной выставке в Париже в 1878. Академик Э.X. Ленц стал одним из основоположников классического электромагнетизма (закон и правила Ленца). А.Г. Столетов открыл ряд основных законов фотоэлектрических явлений, названных его именем (закон Столетова, константа Столетова), построил первый в мире фотоэлемент и разработал экспериментальную методику изучения разряда в газах.

Величайшим событием в мировой химии XIX в. было открытие периодического закона химических элементов, сделанное великим русским ученым Д. И. Менделеевым. Он предсказал существование не известных до него элементов и сделал описание их физических и химических свойств. Открытие Менделеева реформировало всю мировую химическую науку, изменило само химическое мышление. Периодическая система Менделеева стала путеводной картой при изучении неорганической химии. Периодический закон явился фундаментом, на котором Менделеев создал свою книгу “Основы химии” (1869-71). По богатству и смелости научной мысли, оригинальности освещения материала, влиянию на развитие и преподавание химии этот труд не имел равного в мировой литературе. Книга Менделеева издавалась десятки раз на разных языках мира.

Крупные открытия Менделеев сделал и в области физики. В частности, он указал на существование “температуры абсолютного кипения” жидкостей (1860-61), позже названной критической температурой. В 1887 Менделеев совершил (без пилота) подъем на воздушном шаре для наблюдения солнечного затмения и изучения верхних слоев атмосферы.

Менделеев создал точную теорию весов, предложил точнейшие приемы взвешивания. При участии и под руководством Менделеева в Главной палате мер и весов были возобновлены прототипы фунта и аршина, произведено сравнение русских эталонов мер с английскими и метрическими. Менделеев считал необходимым введение в России метрической системы мер.

Менделеев был также выдающимся экономистом, обосновавшим главные направления хозяйственного развития России. “Русские, — писал ученый, — готовятся стать народом передовым, владыками природы и истории, а не их рабами”.

Менделеев выступал горячим сторонником протекционизма и хозяйственной самостоятельности России. В своих работах “Письма о заводах”, “Толковый тариф...” Менделеев стоял на позициях защиты русской промышленности от конкуренции со стороны западных стран, связывая развитие промышленности России с общей таможенной политикой. Ученый отмечал несправедливость экономического порядка, позволяющего странам, осуществляющим переработку сырья, пожинать плоды труда работников стран-поставщиков сырья. Этот порядок, по его мнению, “имущему отдает весь перевес над неимущим”.

Будущее русской промышленности Менделеев видел в развитии общинного и артельного духа. Конкретно он предлагал реформировать русскую общину так, чтобы она летом вела земледельческую работу, а зимой — фабрично-заводскую на своей общинной фабрике. Внутри отдельных заводов и фабрик предлагалось развивать артельную организацию труда. Фабрика или завод при каждой общине — “вот что одно может сделать русский народ богатым, трудолюбивым и образованным”.

Богатство и капитал Менделеев считал функцией труда. “Богатство и капитал, — записывал он для себя, — равно труду, опыту, бережливости, равно началу нравственному, а не чисто экономическому”. Состояние без труда может быть нравственно, если только получено по наследству. Капиталом, по мнению Менделеева, является только та часть богатства, которая обращена на промышленность и производство, но не на спекуляцию и перепродажу. Выступая против паразитического спекулятивного капитала, Менделеев считал, что его можно избежать в условиях общины, артели и кооперации.

Построенная в сер. XIX в. Пулковская обсерватория оставалась в течение нескольких десятилетий “астрономической столицей мира”. С именем Пулковской обсерватории связаны знаменитые имена русских астрономов Ф. А. Бредихина, развившего учение о кометах и метеорах, заложившего основы всей звездной спектроскопии и астрофизики, и А. А. Белопольского, ведущего мирового ученого по исследованию Солнца.

С именами великих русских биологов К. Бэра, А.О. Ковалевского, С.Н. Виноградского, И.М. Сеченова, И.П. Павлова связаны основные открытия в области эмбриологии, микробиологии и физиологии.

Трудами А.О. Ковалевского заложены основы сравнительной эмбриологии. И.И. Мечников дал экспериментальные доказательства единства развития позвоночных и беспозвоночных животных, создал учение о защитных факторах организма (фагоцитоз). Это замечательнейшее достижение науки явилось поворотным моментом в развитии медицины.

Гениальным физиологам И. М. Сеченову и И. П. Павлову принадлежит честь разработки научных основ физиологии. Учение о рефлексах головного мозга И.М. Сеченова предопределило пути развития физиологии нервной системы на многие десятилетия вперед и создало предпосылки к построению научной психологии. Вершиной творческих достижений И. П. Павлова было созданное им учение об условных рефлексах, открывшее путь к исследованию тончайших функций головного мозга и всего сложного поведения животного организма.

Ботанику К.А. Тимирязеву принадлежит решение одной из важнейших проблем естествознания — проблемы фотосинтеза. К. А. Тимирязев внес существенный вклад в разработку учения о причинах и закономерностях развития органического мира.

С именем В.В. Докучаева связано создание научного почвоведения. В. В. Докучаев дал точное определение понятия почвы как особого тела природы, а не как простого скопления веществ, служащих лишь опорой растениям и средой для их питания. Он показал, что почвы имеют свое особое строение, свои признаки и свойства, позволяющие различать среди них природные типы или виды, разработал учение о “русском черноземе”. В. В. Докучаев сделал Россию родиной научного почвоведения, как особой ветви естествознания. Мировое почвоведение складывалось и развивалось на основе русской почвоведческой науки; в мировую почвоведческую терминологию вошли многие русские слова и понятия.

Другой выдающийся русский ученый В. Р. Вильяме обогатил учение о почве обобщением новых данных об эволюции почв, раскрыв роль биологических процессов в почвообразовании. Он создал научные основы полеводства, дал строгую научную критику так называемого “закона убывающего плодородия” и разработал теорию устойчивого плодородия почв.

А.И. Воейков развил учение о климате и разработал сравнительно-комплексный метод исследования климата.

В ботанике прославился русский ученый А. Н. Бекетов, организатор русской школы ботанико-географов, который почти одновременно с выходом в свет “Происхождения видов” Ч. Дарвина, но независимо от него объяснил целесообразное устройство органических форм.

Русский ученый Б. Б. Голицын стал основателем новой науки — сейсмологии. В 1911 он был избран президентом Международной сейсмологической ассоциации.

Большой вклад в мировую науку внес отец русской авиации Н. Е. Жуковский, который определил подъемную силу крыла самолета и установил метод ее вычисления, тем самым заложил прочную основу теории и практики воздухоплавания.

Стремительным прорывом в науке стали исследования гениального русского ученого К. Э. Циолковского, разработавшего основы науки полетов в космическое пространство, сосредоточившегося на теории движения ракет и реактивных приборов. Выходом в свет работы Циолковского “Исследования мировых пространств реактивными приборами” (1903) был совершен переворот в представлениях о ракетах и создана прочная основа для создания космических ракет для межпланетных полетов.

Русские ученые были в числе первых лауреатов Нобелевской премии еще до того, как владыки западного мира превратили ее в политическое мероприятие. Нобелевскими лауреатами стали И.П. Павлов — за труды по изучению процессов пищеварения (1904), И.И. Мечников — за исследования проблем иммунологии и инфекционных заболеваний (1908).

Революция еврейских большевиков затормозила развитие русской науки, но не смогла ее остановить. Даже в тяжелейших условиях русские ученые продолжали свои исследования.

Вклад Русского народа в мировую науку в этот период очень велик. Прежде всего следует отметить К.Э. Циолковского, ставшего основоположником теории межпланетных сообщений. Его исследования впервые показали возможность достижения космических скоростей, обосновали осуществимость межпланетных полетов. Он первым решил вопрос о ракете — искусственном спутнике Земли и высказал идею создания околоземных станций как искусственных поселений, использующих энергию Солнца и промежуточных баз для межпланетных сообщений.

Труды Циолковского послужили исходной точкой в организации Группы изучения реактивного движения (ГИРД) под руководством С.П. Королева. В 1934 Королев издает работу “Ракетный полет в стратосфере”. Им был разработан ряд проектов, в т.ч. проекты управляемой крылатой ракеты (летавшей в 1939) и ракетопланера (1940).

В области химии большое открытие сделано русским ученым С. В. Лебедевым, впервые в мире решившим задачу разработки промышленного метода производства синтетического каучука.

Первым в области создания автоматических станочных линий стало изобретение рабочего-рационализатора И. П. Иночкина. В 1937 первая такая линия из пяти станков, последовательно выполнявших различные операции обработки деталей и связанных между собой транспортными устройствами, была осуществлена в тракторостроительной промышленности СССР.

Значительных успехов добилась русская математическая школа. В ряде областей (теория функций, топология, абстрактная алгебра, теория чисел, теория вероятностей, дифференциальные уравнения и др.) были получены результаты мирового значения. В развитии математики наряду с русскими учеными старшего поколения (Н.Н. Лузиным, И.М. Виноградовым и др.) плодотворно участвовали более молодые исследователи (П. С. Александров, М. В. Келдыш, А.Н. Колмогоров, М.А. Лаврентьев, П.С. Новиков, И.Г. Петровский).

Великий русский математик, академик И. М. Виноградов разработал ряд классических методов, широко используемых математиками всего мира. С 1932 и до конца своей жизни он был директором Математического института АН СССР, ставшего одним из главных мировых центров математической науки. Им были решены проблемы, которые считались не доступными математике н. XX в. Соратник И. М. Виноградова, выдающийся русский ученый-математик, акад. Л. С. Понтрягин в топологии открыл общий закон двойственности и в связи с этим построил теорию характеров непрерывных групп.

Огромный вклад в исследование физиологии и высшей нервной деятельности внес И. П. Павлов. Разработанная им теория условных рефлексов позволила раскрыть связь между внешней средой и ответной деятельностью организма.

Русский ученый В. И. Вернадский, один из основоположников геохимии и биогеохимии, продолжал углубленные исследования в области учения о биосфере. Согласно теории Вернадского, живое вещество, трансформируя солнечное излучение, вовлекает неорганическую материю в непрерывный круговорот. Биосфера под влиянием научных достижений и человеческого труда постепенно переходит в новое состояние — ноосферу.

Русская научная мысль проявилась и в успехах советской агробиологии, объединившей учение К. А. Тимирязева и И. В. Мичурина о развитии растений с учением В. В. Докучаева, П. А. Костычева и других о почвообразовании и приемах обеспечения высокого плодородия. В трудах Д. Н. Прянишникова и других русских естествоиспытателей сделано множество открытий в вопросах питания растений, применения удобрений и химических средств защиты растений.

Серьезным тормозом развития русской науки было наличие в ней высокого удельного веса лиц еврейской национальности, нередко приносивших в нее дух космополитизма, национальной обособленности, кастовой замкнутости, высокомерного отношения к простым русским людям, а главное — нетерпимый догматизм в сочетании с научной бесплодностью и авантюризмом. Например, с подачи подобного рода “ученых” И. И. Презента и М. Б. Митина было теоретически обосновано “учение” Т.Д. Лысенко, ставшее бичом русской биологии и с.-х. науки тех лет, пытавшееся перечеркнуть замечательные достижения великого русского ученого-генетика Н. И. Вавилова. Хотя в лысенковских экспериментах было не только отрицательное, да и составляли они небольшую часть сельскохозяйственных исследований, враги России создали из “лысенковщины” антирусский жупел, стремясь таким образом перечеркнуть или замолчать достижения русской науки того времени. Сам факт государственной поддержки шарлатанов имел место не только в России, но и в США, Англии, Франции. Однако враждебные нашей стране критики пытаются представить его как “чисто русское явление”.

Большие достижения русской науки в годы Великой Отечественной войны связаны с именем И. В. Сталина, придававшего научным исследованиям особое значение для укрепления государства. За годы войны организуется 240 новых научных учреждений; среди них институты Академии наук СССР — Тихоокеанский (1942) и кристаллографии (1943), лаборатории вулканологии, гельминтологии и др. Были основаны Академия медицинских наук СССР (1944) и Академия педагогических наук РСФСР (1943).

Послевоенный период русской науки связан прежде всего с овладением ядерной энергией, созданием ЭВМ, комплексной механизацией и автоматизацией производства, разработкой проблем электроники и ракетной техники, получением материалов с заданными свойствами.

В 1947 создается Государственный Комитет по внедрению новой техники, который возглавил работу по применению достижений науки и техники в экономике и по организации важнейших научно-технических исследований отраслевого и межотраслевого характера.

В послевоенные годы в системе Академии Наук СССР возникают 30 новых институтов: физической химии (1945), геохимии и аналитической химии имени В.И. Вернадского (1947), высокомолекулярных соединений (1948), точной механики и вычислительной техники (1948), высшей нервной деятельности (1950), радиотехники и радиоэлектроники (1953), научной информации (1952), языкознания (1950), славяноведения (1946), а также Восточно-Сибирский филиал АН СССР (1949) и др.

База научных достижений СССР в области космических исследований, ядерной энергетики и электроники была заложена еще при Сталине. В к. 1940-х — н. 50-х создаются предприятия, выпускавшие продукцию высоких технологий, не уступавшую лучшим мировым образцам.

В 1950-60-е Россия преимущественно пожинала плоды осуществления научных программ, разработанных и начатых еще при жизни Сталина.

Прежде всего это относится к исследованиям русских ученых по атомной энергетике, изучению космического пространства.

Созданный в 1943 русским ученым И.В. Курчатовым Институт атомной энергии (Ленинград) стал одним из главных мировых научных центров. Под руководством Курчатова были сооружены первый в Москве циклотрон (1944) и первый в Европе атомный реактор, созданы первая русская атомная бомба (1949) и первая в мире термоядерная бомба (1953), построены первая в мире атомная электростанция (1954, Обнинск) и крупнейшая установка для проведения исследований по осуществлению регулируемых термоядерных реакций (1958).

Русские ученые (Д.И. Блохинцев и др.) создают важную отрасль науки — физику высоких и сверхвысоких энергий, нашедшую самое широкое промышленное применение в строительстве атомных электростанций и технических средств с атомными двигателями. В к. 1957 спускается на воду первый в мире ледокол с атомным двигателем, по советской традиции .получивший название “Ленин”. В 1958 вступает в эксплуатацию АЭС в Сибири мощностью 100 тыс. киловатт. В 1957 Объединенный институт ядерных исследований (Дубна) под руководством Д.И. Блохинцева построил крупнейший в мире (для того времени) синхрофазотрон.

Корнями в сталинский период уходят и русские достижения в ракетостроении и космонавтике. Еще в 1930-е под руководством С. П. Королева возникла исследовательская группа по изучению реактивного движения. В предвоенные годы русская наука сформировала основные направления в ракетостроении. В войну создаются многозарядные самоходные пусковые установки с реактивными снарядами — “Катюша” и др. (В. П. Бармин, В. А. Рудницкий, А. Н. Васильев), ведутся работы по созданию жидкостных ракетных ускорителей для серийных боевых самолетов (В. П. Глушко и С. П. Королев).

В 1946-55 наша страна делает резкий рывок в исследованиях по ракетостроению, намного опережая все другие страны, и прежде всего США. По сути дела, именно Россия закладывает основы современного ракетостроения. По настоянию Сталина в к. 1940-х над вопросами проектирования и изготовления ракет работали 13 научных институтов и конструкторских бюро, 35 заводов. Создается ряд различных типов ракет, осуществляется последовательная программа изучения верхних слоев атмосферы с помощью зондирующих ракет.

Под рук. С.П. Королева происходит промышленное воплощение многих идей и разработок теории космонавтики, разработанной русскими учеными во главе с М.В. Келдышем.

С н. 1950-х русская наука начинает вести разработку по созданию межконтинентальных баллистических ракет (МБР) и ракет-носителей.

Для запуска этих ракет в 1955 начинается строительство космодрома Байконур, где 21 августа 1957 происходит испытание первой в мире межконтинентальной баллистической ракеты, имевшей важное военное значение.

4 октября 1957 модифицированным вариантом этой ракеты был запущен первый в мире искусственный спутник Земли. Таким образом, Россия начала космическую эру.

На втором искусственном спутнике Земли, запущенном в ноябре 1957, русские ученые впервые в истории науки проводят биологические исследования, а также исследования космических лучей и коротковолновой радиации Солнца. Русские ученые создают новую область науки — космическую физику.

В мае 1958 был запущен третий искусственный спутник Земли, на котором в качестве источника энергии используются солнечные батареи. Этот искусственный спутник стал первой в мире автоматической научной станцией, с помощью которой впервые проведены прямые измерения магнитного поля Земли, радиации Солнца, химического состава и давления атмосферы, плотности распределения метеорного вещества вокруг Земли.

Достижения передовой русской науки и промышленности впервые в истории человечества позволили направить человека в космос. 12 апреля 1961 русский человек, летчик-космонавт Ю. А. Гагарин, на корабле-спутнике “Восток” совершил орбитальный полет вокруг Земли. Дальнейшее планомерное изучение околоземного пространства при помощи искусственных спутников, планет Солнечной системы — Луны, Марса, Венеры — при помощи автоматических спускаемых аппаратов, длительное пребывание человека в космосе на борту орбитальных научных станций — лабораторий серии “Салют” и выполнение русскими космонавтами-исследователями широкого круга работ по освоению космоса прочно закрепили за Россией первенство в области ракетной техники, доказали превосходство многих направлений русской науки.

Вслед за Гагариным суточный полет вокруг Земли совершил Г. С. Титов, трое суток продолжался совместный групповой полет космонавтов А. Г. Николаева и П. Р. Поповича. В 1963 совершены многосуточные полеты В. Ф. Быковского и первой женщины-космонавта В. В. Терешковой.

В 1959 русские ученые начали подготовку полетов космических ракет к планетам Солнечной системы. В этом году первая автоматическая межпланетная станция вышла из поля тяготения Земли, прошла на расстоянии около 7500 км от поверхности Луны и вышла на орбиту вокруг Солнца, став его первым искусственным спутником. В 1961-62 русские межпланетные станции направляются на исследования Венеры и Марса.

Русские ученые явились пионерами в области создания квантовой электроники. В 1951 в Физическом институте АН СССР по инициативе А. М. Прохорова начались фундаментальные исследования по квантовой электронике. В 1952-55 Прохоров совместно с Н.Г. Басовым доказал возможность создания усилителей и генераторов принципиально нового типа. Первый молекулярный генератор был построен ими в 1955. Басов впервые в мире указал на возможность использования полупроводников в квантовой электронике и совместно с сотрудниками развил методы создания полупроводниковых лазеров. Квантовая электроника, разработанная русскими учеными, оказала большое влияние на развитие физики в целом. Лазеры нашли применение в спектроскопии, зондировании атмосферы, исследовании плазмы, локации, космической связи, вычислительной технике, медицине. За свои открытия Прохоров и Басов получили Нобелевскую премию по физике (1964).

Русская наука и промышленность достигли огромных успехов и в области создания реактивных самолетов, практическое начало которому было положено в 1946 выпуском самолетов “МиГ-9” и “Як-15”. С 1947 началось серийное производство реактивных истребителей “МиГ-15”. В к. 1940-х — н. 50-х русские ученые получают важные результаты в области исследований больших скоростей. Теоретические и практические разработки М. В. Келдыша, Г. И. Петрова, М. Д. Миллионщикова, Г. П. Свищева и др. русских ученых позволили создать новые формы крыльев и управления самолетов. В области прочности самолетных конструкций работали А. И. Макаревский, В. Н. Беляев, А. М. Черемухин и др. В 1950-х русская авиация становится сверхзвуковой. Первый русский серийный сверхзвуковой самолет “МиГ-19” имел скорость до 1450 км/ч.

В гражданской авиации русские ученые и конструкторы во главе с А. Н. Туполевым создали в 1955 турбореактивный самолет “Ту-104”. К началу 1960-х годов в России эксплуатировалось 7 типов пассажирских самолетов с реактивными двигателями. В 1957-61 появились самолеты “Ил-18”, “Ан-10”, “Ан-24” с двигателями А. Г. Ивченко, “Ту-114” с двигателями Н. Д. Кузнецова, “Ту-124” и “Ту-134” с двигателями В. Н. Соловьева. В сер. 1960-х был запущен в производство один из самых больших в мире транспортных самолетов конструкции O.K. Антонова “Ан-22” (“Антей”).

Не менее внушительных результатов русские ученые достигли и во многих других областях науки.

В теоретической механике (В. А. Трапезников, Б. Н. Петров) были решены многие вопросы автоматизации работы машин и их систем на основе использования электронной техники.

В биологии русские ученые А. И. Опарин, Ю. А. Овчинников и другие получили важнейшие результаты и сделали новые открытия в области генетической теории, в изучении структуры и механизма деятельности клетки, в изучении физико-химических и биологических основ и закономерностей жизненных процессов живой материи, в изучении проблем экологии и рационального использования биологических ресурсов.

В середине 1950-х русская наука открывает методы создания новых веществ с заданными химическими свойствами. Теория цепных химических реакций Н.Н. Семенова легла в основу создания новых полимеров, заменивших дорогие и естественные материалы. Вклад русского ученого в мировую науку был отмечен в 1956 присуждением ему Нобелевской премии.

С сер. 1960-х разрабатываются многоместные космические корабли-спутники “Союз”, предназначенные для маневрирования, сближения и стыковки на орбите искусственных спутников Земли. С 1967 по 1977 на орбиту выводятся 23 корабля “Союз”, в том числе 21 — с космонавтами.

В апреле 1971 начался новый этап в исследовании космоса — запущена первая тяжелая орбитальная станция “Салют”, позволяющая проводить длительные эксперименты в космосе. Русские ученые впервые в мире разработали системы космического телевидения и космической связи, позволявшие надежно контролировать деятельность космических аппаратов и передачу научной информации на землю. Важную роль в развитии системы информации стали играть разработанные в СССР спутники связи “Молния-1” (выводятся на орбиту с 1965), “Молния-2” (с 1971), “Молния-3” (с 1974), “Радуга” (с 1975), телевизионный спутник “Экран” (с 1976), а также сеть наземных приемных станций “Орбита”.

На 1 января 1977 количество запущенных искусственных спутников Земли, Солнца, Луны, Марса и Венеры достигло около 1100.

Среди русских ученых, внесших в 1960-70-х особый вклад в ракетостроение и космонавтику, следует отметить М. В. Келдыша, М. К. Янгеля, Г. Н. Бабакина, В. П. Глушко, В. Н. Челомея, А. М. Исаева, Н. А. Пилюгина, В. П. Бармина, Б. В. Раушенбаха, А. П. Виноградова, В. В. Ларина.

С пуском первой в мире атомной электростанции (АЭС) в Обнинске развитие ядерной энергетики шло по нарастающей. От первых опытно-промышленных энергоблоков атомных электростанций русские ученые приступают к созданию и освоению промышленных энергоблоков, которые по выработке электроэнергии и мощности были сопоставимы с показателями обычных тепловых электростанций. В 1970-е вводятся новые реакторы на Нововоронежской АЭС, производится серийное строительство АЭС с двумя реакторами, а также создаются и запускаются в эксплуатацию еще более мощные реакторы на Калининской и Игналинской АЭС.

Продолжалось использование ядерной энергетики на флоте. Вслед за первым в мире атомным судном — ледокол “Ленин” — в 1957 создается почти в два раза более мощный ледокол “Арктика”, а в 1977 — ледокол “Сибирь”. С использованием ядерных установок строятся атомные подводные лодки, имеющие большую автономность и практически неограниченную дальность плавания под водой, что значительно способствовало укреплению обороноспособности России.

Достижения русских ученых поставили отечественную науку на передовые рубежи мирового научно-технического развития, обеспечив ей приоритет во многих ключевых областях соперничества с западными странами.

Главным понятием русской философии с древнейших времен является душа и связанные с ней духовно-нравственные категории. Русская философия — это прежде всего духовная философия, наука о душе, ее развитии и связи с Богом.

В языческий период русской цивилизации душа представлялась как отдельная субстанция, существующая вместе с телом в разных формах. В книге А. Н. Афанасьева “Поэтические воззрения славян на природу” суммируются древнеславянские представления о душе, составляющие по своей сути сложную философскую систему:

“1. Славяне признавали в душе человеческой проявление той же творческой силы, без которой невозможна на земле никакая жизнь: это сила света и теплоты, действующая в пламени весенних гроз и в живительных лучах солнца. Душа — собственно частица, искра этого небесного огня, которая и сообщает очам блеск, крови — жар и всему телу — внутреннюю теплоту.

Если душа понималась как огонь, то жизнь возможна была только до тех пор, пока горело это внутреннее пламя; погасало оно — и жизнь прекращалась. У нас уцелело выражение: “Погасла жизнь”; выражение это в народной песне заменено сравнением смерти человека с погасшею свечою. Неумолимая смерть тушит огонь жизни и остается один холодный труп...

По другому представлению, смерть не погашает животворного огня жизни, а исторгает его из тела, которое после того обращается в труп. Народные легенды рассказывают о том, как умирающие испускают свою душу в пламени.

2. Душа представлялась звездою, что имеет самую близкую связь с представлением ее огнем, ибо звезды древний человек считал искрами огня, блистающими в высотах неба. В народных преданиях душа точно так же сравнивается с звездою, как и с пламенем; а смерть уподобляется падающей звезде, которая, теряясь в воздушных пространствах, как бы погасает.

Падающая звезда почитается в русском народе знаком чьей-либо смерти, поэтому, увидя такое, обыкновенно говорят: “Кто-то умер!”, “Чья-то душа закатилась!”

3. Как огонь сопровождается дымом, как молниеносное пламя возгорается в дымчатых, курящихся парами облаках, так и душа, по некоторым указаниям, исходила из тела дымом и паром.

4. Душа поднималась как существо воздушное, подобное дующему ветру. Такое представление совершенно согласно с тем физиологическим законом, по которому жизнь человека обусловлена вдыханием в себя воздуха. Глаголы “издыхать”, “задушить”, “задохнуться” означают умереть — то есть потерять способность вдыхать в себя воздух, от чего существование делается невозможным. Об умершем говорят: “Он испустил последнее дыхание”, “последний дух”.

По смерти человека тело его разлагается и обращается в прах, и только в сердцах родных, знакомых и друзей живет воспоминание о покойнике, о его лице и привычках; это тот бестелесный образ, который творит сила воображения для отсутствующих и умерших и который с течением времени становится все бледнее и бледнее. Образ умершего хранится в нашей памяти, которая может вызывать его пред наши внутренние очи; но образ этот не более как тень некогда живого и близкого нам человека. Вот основы древнеязыческого представления усопших бестелесными, воздушными видениями, легкими призраками — тенями.

По русскому поверию, кто после трехдневного поста отправится на кладбище в ночь накануне Родительской (поминальной) субботы, тот увидит тени не только усопших, но и тех, кому суждено умереть в продолжение года.

5. В отдаленные века язычества молниям придавался мифический образ червя, гусеницы, а ветрам — птицы; душа человеческая роднилась с теми и другими стихийными явлениями и, расставаясь с телом, могла принимать те же образы, какие давались грозовому пламени и дующим ветрам. К этому воззрению примыкала следующая мысль: после кончины человека душа его начинала новую жизнь; кроме естественного рождения, когда человек являлся на свет с живою душою, эта последняя в таинственную минуту его смерти как бы снова, в другой раз нарождалась к иной жизни — замогильной. Оставив телесную оболочку, она воплощалась в новую форму; с нею, по мнению наблюдательного, но младенчески неразвитого язычника, должна была совершаться та же метаморфоза, какая замечается в живом царстве. Фантазия воспользовалась двумя наглядными сравнениями: уже раз рожденная гусеница (червяк), умирая, вновь воскресает в виде легкокрылой бабочки (мотылька) или другого крылатого насекомого; птица рождается первоначально в форме яйца, потом, как бы нарождаясь вторично, вылупливается из него цыпленком. Это обстоятельство послужило поводом, почему птица названа в санскрите дважды рожденною; тот же взгляд встречаем и в наших народных загадках: “Дважды рождается, один раз умирает”; “Два раза родился, ни разу не крестился, а черт его боится” (петух). Младенца же народная загадка называет метафорически яйцом... И птица, и бабочка, и вообще крылатые насекомые, образующиеся из личинок (муха, сверчок, пчела и пр.), дали свои образы для олицетворения души человеческой. Некоторые из славянских племен считают светящихся червячков душами кающихся грешников, а чехи принимают червяка, который точит стены деревянного дома, за душу покойного предка. Это — любопытные отголоски того старинного верования, по которому низведенная с неба, пламенная душа обитала в теле человеческом светящимся червем или личинкою, а в минуту смерти вылетала оттуда как легкокрылая бабочка из кокона...

6. Народный язык и предания говорят о душах как о существах летающих, крылатых. По мнению крестьян, душа усопшего, после разлуки своей с телом, до шести недель остается под родною кровлею, пьет, ест, прислушивается к изъявлениям печали своих друзей и родичей и потом улетает на тот свет.

Наравне с другими индоевропейскими народами, славяне сохранили много трогательных рассказов о превращении усопших в легкокрылых птиц, в виде которых они навещают своих родичей.

7. Понимая душу как пламя и ветер, наши предки должны были сроднить ее со стихийными существами, населяющими небо и воздух. Толпы стихийных духов, олицетворяющих небесные лучи, молнии и ветры, ничем не отличались от отцов, предков, то есть от усопших родителей и дедов”.

В представлениях древних славян душа отдельного человека есть выражение божества и связана с ним бесконечной цепью поколений предков-родичей. Особым божеством наших предков были Род и рожаницы, олицетворявшие рождающие начала, поколения предков, родоначальником которых русские люди считали светоносное божество Дажьбога. Души многих поколений предков связаны с душой божества, и поэтому каждый живущий человек несет в своей душе частицу божественного. В земной жизни эти характеристики божества воплощены в благо, добро и красоту. Поэтому древнерусский человек поклонялся не только божеству, но и предкам, и добрым началам жизни.

По свидетельству Прокопия Кесарийского, древние славяне не признавали судьбу и ее силу над человеком, а верили “в единого Бога, творца молний, владыку над всем”. Чтобы спасти себя от смерти и болезни, они приносили “Богу жертву за свою душу”.

Древние славянские язычники верили в особое покровительство божеств над славянским родом. Геродот (V в. до н.э.) пересказывает скифскую (сколотскую) легенду о первом жителе Юго-Восточной Европы Таргитае, которому божество подарило с неба плуг для обработки земли, ярмо для скота, секиру для войны и чашу для еды. Эти священные предметы скифские цари тщательно охраняли и с благоговением почитали их, принося небесному покровителю богатые жертвы.

Древнерусские языческие философские представления о мироздании рисуют такую картину: земля держится на воде, вода на камне, камень на четырех китах, киты на огненной реке, та на вселенском огне, огонь на “железном дубе, посаженном прежде всего другого, а все корни его опираются на Божью силу”.

Дуб, именуемый по-разному: мировое дерево, центр мира, мировая ось, стоит на камне Алатырь... Ветви этого дуба достигают небес, корни — преисподней. Место, где растет мировое дерево, у русских язычников называлось Ирье (Ирий). Считалось, что оно находится на востоке по ту сторону облаков у самого моря. Из Ирья приходит солнце, туда же в вечные лета уходят души умерших.

Хранителями философских знаний в языческую пору были жрецы, волхвы, народные поэты-сказители. Сведения об одном из них — Бояне, сохранила память народа. Боян пел о божествах, богатырях, князьях, воспевал добро, верил в победу добрых начал и особое покровительство божества над русскими людьми. С принятием христианства духовно-нравственные представления о душе, добре и зле, особом покровительстве божества над русским народом в преображенном, облагороженном виде органично сливаются с православным мировоззрением. По учению Св. Писания о душе (Быт. 26:7; Мф. 10:28), которое было принято в к. Х в. русскими, душа оживляет тело, одухотворяет его, без него тело — прах. Душа согласно Библии — дыхание жизни, дух жизни или просто дух. Душа не происходит от тела, а представляет особую силу, которая имеет свой источник в Боге и превращает прах в живое существо. Бог создал душу человека своим вдуновением (Быт. 2: 7), отчего она получила совершенные качества, которые делали ее родственной Богу, и прежде всего качества духовности и бессмертия. Языческое представление об особом покровительстве божества над русским народом после принятия христианства обретает совершенно новый смысл в особой миссии русского народа, его богоизбранности в борьбе с мировым злом за утверждение добра. Обо всем этом свидетельствует благословение Русской Земле, данное в I в. н.э. Андреем Первозванным, установление особого праздника Покрова Пресвятой Богородицы, вера православных людей в Русь как Дом Пресвятой Богородицы.

Русское православное миросозерцание и философское осмысление жизни вырабатывались в острой борьбе с иудаизмом и католичеством. Попытки внедрить в сознание русских людей иудейскую веру и потребительское отношение к жизни предпринимались еще со времен Хазарского каганата, а позднее через иудейскую общину (квартал) в Киеве. Ареной борьбы с иудеями становится Ветхий Завет, в который представители народа, считающего себя избранным, пытаются внести талмудическое содержание. Отвергая ценности Нового Завета, принесенные Богом-сыном — Иисусом Христом, Мессией и Спасителем человечества, иудеи пытаются жить по фарисейским законам “ветхого человека”, тем самым отвергая христианство. Первые русские философы, например упоминаемый в Киево-Печерском Патерике затворник Никита, с почтением принимающий Ветхий Завет, тем не менее стремится убедить иудеев, что главное для христиан сказано только в Новом Завете. Сын Божий в лице своем соединил Божество с человечеством, чтобы все прочее человечество примирить и соединить с Божеством. Господь наш Иисус Христос пострадал и умер, чтобы умертвить нашего ветхого человека, то есть возбудить благодатную духовную силу, жившую в нас прежде греха Адамова.

Впервые суть духовной русской философии раскрывает первый русский митрополит Иларион в своем труде “Слово о Законе и Благодати”. Писаный закон веры, данный в Ветхом Завете, без благодати, принесенной в мир Новым Заветом, мало что значит. “Закон дан на “приуготовление” Благодати, но он не сама Благодать: закон утверждает, но не просвещает. Благодать же живит ум, ум познает истину. Благодать у Илариона понимается не только в чисто литургическом смысле, а как духовно-нравственная категория победы добра в душе человека и вытеснение зла. Закон, по мнению Илариона, разобщает народы, так как выделяет среди них один народ. Благодать дана всем народам, она соединяет их в одно целое, дает оправдание земному существованию человека. Говоря о христианах, имея в виду, конечно, прежде всего русский народ, Иларион пишет: “Иудеи в Законе ищут свое оправдание, христиане на Благодати основывают свое спасение; и если иудейство оправдывается тенью и законом, то христиане Истиной и Благодатью не оправдываются.

Иудеи веселятся о земном, христиане же пекутся о небесном. И кроме того, оправдание иудейское скупо и завистливо, оно не простирается на другие народы, но остается в одной Иудее; напротив, христианское спасение щедро и благостно, растекается на все земли”. Таким образом, русская духовная мысль не принимает формальное следование Закону и оправдание им, а рассматривает истину как постоянное стремление к добру, к высшему благу. Суть духовной философии нарождающейся Святой Руси — во всеобщей победе Благодати, добра, отрицании ветхого формального закона и ветхого человека, погруженного в суету страстей и плодящего зло.

Мощный толчок развитию русской духовной философии дали великие русские подвижники, основатели отечественного монашества Антоний и Феодосии Печерские. Они внесли в русскую духовную мысль осознание православной цельности — понимание неразрывности веры и жизни, соборное растворение личности в православном народе и церкви.

Русская духовная философия иначе осмысливает и само христианское благочестие: благочестивым считается не тот, кто проводит время только в постах и молитвах, но тот, кто добродетелен в жизни. “Слово о мытарствах” (XII в.) относит к греховным нравственные преступления: ложь, клевету, зависть, гнев, гордость, насилие, воровство, блуд, скупость, немилосердие. Считалось, что для спасения недостаточно одного аскетического следования заповедям Христа; необходимо, чтобы деяния человека были полезны всем, общественно значимы; лишь перед теми откроются “врата небесные”, кто сознательно творит добрые дела, приносит благо ближним, ибо само неведение добра “злое есть согрешение”.

В это время складывается и русская политическая философия. По учению монаха Нестора, русская духовная философия это выражение борьбы добра со злом, вечных добрых начал человеческой души с бесовским соблазном сил зла. Св. монах проводит мысль о славянском (русском) единстве, единении Руси, богоизбранности славянского (русского) народа. Причем богоизбранность не как противопоставление другим народам, не как стремление господствовать над ними, а как особая миссия борьбы с мировым злом, миссия добротолюбия. В этой борьбе у русского народа пробудилось национальное самосознание, проявилась его природа, “сверхвременной идеал и сверхвременное существо народа” (Л.П. Карсавин). В “Повести временных лет” земная жизнь рассматривается как противостояние добрых и злых людей, Последние опаснее бесов, ибо “беси бо Бога боятся”, а зол человек ни Бога не боится, ни человека. Именно посредством их множится мировое зло. Борьба за добро, любовь к добру, добротолюбие существовали как своего рода культ в дохристианский период, после Крещения Руси они получают дополнительное обоснование и высшее освящение, но вместе с тем кое-где вступают в противоречие с христианской догматикой. Так, Иаков Мних (XI в.) восхвалял добро, считая, что святость достигается не чудотворением, а добрыми делами. Критерий истинной христианской жизни и святости — добрые дела, добротолюбие.

Древнерусские языческие представления о мироздании, и прежде всего о мировом царстве, с принятием христианства приобретают совершенно иную, новозаветную, христианскую трактовку, полностью вытесняя всякие упоминания о языческих божествах. В “Голубиной книге” (Глубинной книге), считавшейся дозволенной вплоть до XIII в., содержалась “глубина премудрости”, объяснялись космогонические вопросы о происхождении мира. “На матушке на Святой Руси” выпадает книга голубиная, евангельская. Находят книгу под мировым деревом. В книге открывается “премудрость”, от чего произошли свет, солнце, месяц, зори, звезды, ночи, ветры и мн. др. Источником всех явлений, согласно “Голубиной книге”, является или Бог-Отец, или Христос-Царь Небесный, или Дух Святой Сафаоф. О создании человека говорится: “У нас ум-разум самого Христа; наши помыслы — от облац небесных; мир-народ — от Адамия; кости крепкия — от каменя; телеса наши — от сырой земли; кровь-руда наша — от Черна моря”. Всем камням камень — Алатырь, или Латырь, на котором сидел Христос.

Русская духовная философия была не просто философией Русской Церкви, а философией обыденной жизни многих русских людей, в которой Новый Завет и Православный храм составляли ядро существования. Русская духовная философия являлась не умозрением, а действенной силой. Она приносила человеку духовную цельность. Православная вера считалась началом и основанием всего сущего. Жизнь согласовывалась с верой. На ней строились и личная и государственная жизнь, возникало соборное единение. На бескорыстной любви к общим духовным ценностям личность растворялась в православном народе, обществе и государстве. Отдельный человек не мыслил себя вне православного народа. Примером жизни для русских людей служили святые. Еще до татарского нашествия прославились чудесами около ста русских святых. Более сорока чудотворных икон Божьей Матери прославились чудесами, совершавшимися по молитвам верующих.

С эпохи Возрождения, по определению русского философа А.Ф. Лосева, начинается развертывание сатанинского духа, выражаемого в двух ипостасях: капитализм (буржуазность) и социализм. В основе Возрождения лежало иудаизированное (т.е. умерщвленное) христианство — католицизм, ориентированный на потребительское отношение к жизни, потворство страстям и плотским желаниям, почему-то названное гуманизмом. Христианское духовное понятие свободы теряется, заменяясь иудейским взглядом на свободу как беспредельную возможность удовлетворять свои страсти и желания. Русские мыслители и книжники с брезгливостью относились к западной церкви, справедливо не признавая ее адептов христианами, а видя в них латинян, еретиков, “выродков некогда великой веры”.

Ответом русской духовной философии на западноевропейское Возрождение было усиление тяги к духовному подвигу, порыв к истинной духовной свободе. Путь этот показал русским людям великий святой прп. Сергий Радонежский. Его жизнь и деятельность стали практическим претворением русской духовной философии, духовного созерцательного подвига, полноты и цельности духовной жизни. Созданный преподобным Св.-Троицкий монастырь стал духовной школой для многих тысяч русских подвижников. Учениками и последователями прп. Сергия было основано 50 обителей, от которых пошло еще сорок монастырей. Ученик Сергия иеромонах Никон указывает на 100 имен святых, духовно связанных с прп. Сергием.

XIV и XV вв. в истории русской мысли отличаются высоким духовным подъемом. Духовно-нравственная философия Святой Руси приобретает совершенство в трудах Нила Сорского, Иосифа Волоцкого, Геннадия Новгородского, художественных образах Андрея Рублева. Материалистическому, в основе своей иудейскому пониманию свободы и полноты жизни русская духовная мысль противопоставляет стремление к Богу, духовному совершенству и преображение души по учению Христа. Вместо Ренессанса русские мыслители на практике развивают учение исихазма, требовавшего внутреннего духовного сосредоточения, самосовершенствования, непрестанной “умной” молитвы, внутреннего “умного” делания. В жизни Святой Руси исихазм означал углубление русской духовной философии — жизнь как духовный подвиг, а не наслаждение. Бог существует вне тварного, видимого мира, а потому недоступен для познания человека, который может познавать Бога только в его проявлениях — Его благодати, силе, любви, мудрости.

Виднейшим представителем этого направления русской духовной философии был прп. Нил Сорский (ск. 1508). “Кто об уме небрежет, тот молится воздуху: Бог уму внимает, — писал Нил Сорский. — Без мудрствования и добро на злобу бывает ради безвременья и безмерья. Егда же мудрование благим меру и время уставит, чуден прибыток обретается. Время безмолвию и время немятежной мольбе, время молитвы непрестанная и время службы нелицемерная”. Умное делание необходимо, чтобы очистить ум от греховных помыслов и страстей. Преподобный изучает развитие страстей. Поведение человека зависит от того, что формирует его страсть — “бесовское” хотение или “страх Божий”. Человек должен настраивать свой ум на мечтание о Божественном, вечном, и тогда в нем победит духовное начало и он приблизится к Богу.

Нил Сорский одним из первых формулирует принципы нестяжательства, которое понимал не просто как отказ монастырей от владения землями и имуществом, но гораздо шире: как жизненную установку на преобладание духовного над материальным, отказ от соблазна собственности, отягощающего душу человека и препятствующего ее спасению.

В трудах другого выдающегося мыслителя этого времени прп. Иосифа Волоцкого (ск. 1515) русская духовная философия приобретает особенно острую полемичность. Преподобный убедительно разбивает все попытки действующей тогда секты жидовствующих навязать России иудаизм, отрицать Новый Завет и великую миссию Спасителя Иисуса Христа. Иудеи отрицали Христа Спасителя как Бога, потому что он “нестяжатель и нищ, и вочеловичився”. Иосиф Волоцкий доказывает, что эти качества Христа особенно близки православным людям. В отличие от иудеев, для которых плоть и ее утехи суть воплощение жизни и Божественности, для истинного христианина плоть есть мертвое, видимое “покрывало”. Настоящая жизнь — это душа, слово и дух. Душа есть ум, имя ему Отец. Душа рождает слово, которое есть Сын. Дух, вместе со словом обитающий в душе, исходит из нее и живит слово. Настоящий христианин духовно подобен Богу, а душа его бессмертна. “Как Отец и Сын и Дух Святой бессмертен и бесконечен, — пишет преподобный, — так и человек, по образу и подобию Божию созданный, носит в себе Божие подобие: душу, слово и ум”.

В XV-XVI вв. завершается формирование основных идей русской политической философии. Сформулированная еще монахом Нестором идея особой миссии русского народа в борьбе с мировым злом в трудах другого православного монаха старца Филофея приобретает еще более определенный характер в учении “Москва — Третий Рим”. Он сумел обосновать, что русский царь является наследником величия римских и византийских императоров, а Москва по своему духовному значению является Третьим Римом и главным хранителем христианской веры. Обращаясь к Царю, старец писал, что “все царства православной веры сошлись в тое единое царство, во всей поднебесной ты один христианский Царь”. Власть самодержцу нужна не сама по себе, а чтобы быть щитом “правой веры”, защищать Православие, сохранять духовные ценности Святой Руси — добротолюбие, нестяжательство, соборность от посягательств сил мирового зла. Филофей подчеркивает преемственность русского самодержавия от Владимира Святого и Ярослава Мудрого, считая русского Царя духовным наследником дел, начатых им.

С сер. XVI в. основные идеи русской духовной философии сформированы в следующем виде:

1. Духовная цельность — неразрывность веры и жизни.
2. Добротолюбие — критерий истинной христианской жизни и святости.
3. Нестяжательство — преобладание духовно-нравственных мотивов жизни над материальными.
4. Соборность — любовь к общим духовным ценностям, растворение личности в православном народе, церкви и государстве.
5. Богоизбранность — особая миссия русского народа в борьбе с мировым злом.

Все эти идеи были ключевыми направлениями русской мысли вплоть до к. XVII в. С началом петровских реформ русская духовная философия уходит на второй план отечественной жизни и постепенно выталкивается из народного мировоззрения, становясь принадлежностью узкого круга церковных деятелей. Отечественная духовная мысль заменяется вульгарными философскими заимствованиями с Запада.

Плохо понятые западные философы более чем на столетие выступают законодателями философской мысли в России. Философское эпигонство становится нормой. Только немногие подвижники благочестия, такие как Митрофан Воронежский (ск. 1703) и Тихон Задонский (ск. 1783), продолжали развивать русскую философию.

Новый подъем русской философии начинается в к. XVIII — 1-й пол. XIX в. Он связан с духовными трудами Серафима Саровского, Паисия Величковского и старцев Оптиной пустыни.

По учению Серафима Саровского, цель жизни христианской есть стяжание благодати Святого Духа. Он говорил: “Истинно решившиеся служить Господу Богу должны упражняться в памяти Божией, говоря умом: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного”. Благодатные дарования получают только те, которые имеют внутреннее делание и бдят о душах своих...” Истинно православный делает добро по вере своей, ради Христа. Лишь только ради Христа делаемое доброе дело приносит плоды Святого Духа. Спасение приходит к человеку через добродетели, делаемые Христа ради, доставляющие ему благодать Святого Духа.

Паисий Величковский (ск. 1794) возрождает учение о духовной молитве и умном деланье. В его переводах выходит сборник трудов святых отцов “Добротолюбие”. Книга эта сыграла большую роль в развитии мощных духовных движений, возникающих вокруг старцев Оптиной пустыни, возродивших всю полноту и цельность духовной жизни, сочетания аскетического подвига умного делания и служения миру. Русская духовная философия нашла в трудах старцев Оптиной пустыни высшее выражение. Как отмечал духовный писатель И. М. Концевич: “Как на вершине горы сходятся все пути, ведущие туда, так и в Оптиной — этой духовной вершине, сошлись и высший духовный подвиг внутреннего делания, венчаемый изобилием благодатных даров, стяжание Духа Святого, и служение миру во всей полноте как его духовных, так и житейских нужд”. Последователь Паисия Величковского, иеросхимонах Лев начинает старческое служение. Его ученик и сотаинник старец Макарий возглавляет группу ученых и писателей, которые подготавливают переводы писаний величайших аскетов древности Исаака Сирина, Макария Великого, Иоанна Лествичника. “Под влиянием о. Макария русский философ И. В. Киреевский закладывает основание философии “Цельности духа”, которая должна была лечь в основу русской самобытной культуры” (И. Концевич). Учение Оптинских старцев дало мощный толчок развитию русской самобытной философии славянофилов — И. В. Киреевского, А. С. Хомякова, К. С. Аксакова, Ю. Ф. Самарина и др.

И. В. Киреевский возрождает основные принципы русской философии — цельность (неразрывность веры и жизни), соборность, добротолюбие, нестяжательство, осознание особой духовной миссии русского народа. По учению Киреевского, существуют две формы познания — отвлеченно-рациональная (характерная для западного мира) и цельная, живая, включающая в себя кроме рационального, в первую очередь, духовный, нравственный, эстетический элементы. Совокупность моментов этого “цельного знания” подчинена высшему познавательному акту — вере в Бога. Эта форма познания в чистом виде свойственна только православно-славянскому миру. Жизнь человека, народа, нескольких народов полноценна только на основании веры, которая придает человеку и обществу законченное содержание. Гибель западной цивилизации, пораженной рационализмом, а фактически отсутствием веры, неизбежна. Существование западной цивилизации опасно для мира.

А.С. Хомяков, развивая русскую философию, учил, что на основе православных начал и цельного знания русского народа можно перестроить всю мировую культуру. Россия должна встать впереди всемирного просвещения. Хомяков разработал учение о соборности — особом духовном принципе, описывающем множество, собранное силой любви в свободное органическое единство. Все должно быть едино в свободном единстве живой веры, которая есть проявление Духа Божьего.

К.С. Аксаков призывает русский народ “сойти с ложной дороги Запада на дорогу Святой Руси”. Излагая идеи славянофильства, Аксаков фактически формулирует основные практические принципы русской духовной философии:

“1) Вера православная — единое главное начало и основание. 2) Согласие жизни с верою. 3) Существование человека в обществе, другими словами — союз естественный, живой, проникнутый единым духом, на одних началах воздвигнутый — союз народный. 4) Поглощение лица в народе. 5) Построение народной жизни на началах веры православной, поэтому исключение всех общественных соблазнов, как балов, театров и т.п. Сюда относится и отношение государственной власти к народу и жизни народной”.

Несмотря на многообещающее начало, мыслителям-славянофилам не удалось полностью возродить русскую духовную философию во всей ее цельности. Многие идеи славянофилов погасли в косной космополитической среде, в некоторых случаях выродившись даже в либерализм. Тем не менее идеи славянофилов вплоть до настоящего времени продолжают оставаться важным элементом русской мысли. Именно славянофильство оплодотворило учение о цивилизациях Н. Я. Данилевского. В своей теории культурно-исторических типов Данилевский доказал, что не существует единой цивилизации, а существует множество ее типов, каждый из которых носит замкнутый характер. Господство одного типа цивилизации, распространенное на весь мир, неизбежно привело бы его к деградации и гибели. Данилевский выделяет особенно славянскую цивилизацию, принципы существования которой, по его учению, во многом совпадает с принципами русской духовной философии.

Важной вехой развития коренной русской философии стали труды Л. А. Тихомирова, особенно книги “Религиозно-философские основы истории” и “Монархическая государственность”. В них он исследовал всемирную историю с точки зрения русского православного человека. “Царство мира соделывается Царством Господа. Все созданное приходит к той гармонии, в которой было создано”. В мире идет борьба двух мировоззрений — дуалистического и монистического. Дуалистическое мировоззрение признает сущим два бытия — бытие Божие и сотворенное Богом бытие тварное. Монистическое мировоззрение проповедует идею самонасущной природы.

Прослеживая пути национальной русской мысли, невозможно пройти мимо такого противоречивого явления 2-й пол. XIX — н. XX вв., как религиозно-философские искания русской интеллигенции. В этих исканиях отразились ее самые лучшие и самые худшие стороны, желание общественного блага и разрушение общественных устоев, сила мысли и национальная обреченность.

Давая оценку русской религиозной философии к. XIX-XX вв., с горечью следует отметить, что русским в ней был только выбор главных тем и обостренное внимание к проблемам добра и зла, нравственным аспектам веры, сама же трактовка многих вопросов отходила от традиций Русской Православной Церкви и носила скорее западный характер, а у некоторых философов, например у В.С. Соловьева, смыкалась с католическим богословием.

Нет никаких сомнений в искренности религиозных исканий, усиленной мощью ума и глубокой эрудиции, таких философов, как В.С. Соловьев, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, Н.Ф. Федоров, П.А. Флоренский и целого ряда других, но, воспитанные и получившие образование в среде, лишенной русского национального сознания, эти люди были духовно обречены. Обреченность их состояла в том, что они не чувствовали органической связи с Православной Церковью, подходили к ней преимущественно критически и даже пытались научить ее религиозному знанию. По сути дела, они ее не принимали, так как связывали с российской отсталостью и реакционностью, и пытались создать своего рода новую веру для образованных слоев. Вся глубина национальной святоотеческой традиции была отрезана от них их собственной гордыней. Религиозные идеи, которые создавались ими, скорее были представлениями этих философов о том, какой должна быть христианская вера, чем отражением святоотеческой православной традиции, переданной нам в наследие от предков.

Русская религиозная философия этого времени отражала духовный распад русской интеллигенции. Русская интеллигенция не смогла выполнить свой долг перед Отечеством, а этот долг интеллигенции в любом государстве состоит в сохранении, творческом развитии и совершенствовании национальных основ, традиций и идеалов. В России произошло чудовищное. Значительная часть образованного общества была сторонниками не сохранения и развития, а разрушения национальных основ, рассматривая их как реакционные и отсталые. Русская Православная Церковь была главной мишенью разрушителей. Она не подходила им из-за своей “реакционности”. В этой “духовной” обстановке и начинают возникать религиозные учения, которые в древности бы назвали еретическими, целью которых было создать веру, подходящую для интеллигентов, лишенных национального сознания, или хотя бы приспособить Православие к нуждам этих интеллигентов.

Совершенным примером национальной глухоты и отсутствия национального сознания был философ В. С. Соловьев. Этот философ, несмотря на огромную эрудицию и мощный ум, никогда не понимал идей Святой Руси, сводя их к какой-то абстрактной религиозности и мистицизму, рабскому самоотречению и покорности. Главная причина такой глухоты — тенденциозная католическая, западная заданность, обесценивающая его глубоко оригинальный ум. Внешне могло показаться, что Соловьев является продолжателем И. В. Киреевского. В своей магистерской диссертации “Кризис западной философии” он взял у Киреевского целиком его мировоззрение. “Синтез философии и религии, взгляд на западную философию как на развитие рационализма, идея о цельности жизни. Но он исключил все русские мессианские мотивы и западной мысли противопоставил не русское Православие, а туманные умозрения нехристианского Востока” (И. М. Концевич).

Преклонение национальных русских философов Киреевского, Хомякова, Аксакова перед Святой Русью рассматривается Соловьевым как “преклонение перед татарско-византийской сущностью”. В самом этом термине видно его непонимание особенностей духовной культуры и истории России, сведение их к каким-то мифическим внешним влияниям. Поверхностна и убога его критика работ Данилевского. Она недостойна его философского ума и только свидетельствует, на какую обочину может быть выкинут мыслитель, лишенный национального сознания и живущий эрзац-духовностью, привнесенной с Запада.

Идеи христианского универсализма и вселенской правды в интерпретации Соловьева — это подчинение Православия католицизму. Отсутствие национального сознания толкало Соловьева на утопический проект соединения Православия и католичества в “свободную теократию”, в рамках которой русский народ (который, по Соловьеву, лишен особых талантов) должен пойти на самоотречение и признать папу главой вселенской церкви. Место русского народа в этой “теократии” — служить другим народам и всему человечеству (чем не идея мирового коммунизма!).

Тем не менее в философии Соловьева есть ряд моментов, которые совершенно очевидно связаны с идеями русской цивилизации. Это прежде всего его этическое учение.

Задача человека, считает Соловьев, в развитии добра, которое изначально присуще ему, в преодолении всех проявлений зла и несовершенства, являющегося следствием грехопадения и связанных с непроницаемой вещественностью. Путь к этому идет через жертву ради любви к Богу и цельному миру. Существуют три абсолютные ценности — благо, истина и красота, которые суть просто различные формы любви, если под этим словом понимать “всякое внутреннее единство, всякое изнутри идущее соединение многих”. Эти абсолютные ценности соответствуют трем ипостасям Святой Троицы, которые есть высший идеал, достигнутый на основе совершенной любви — Бог есть Любовь. Недаром св. Сергий Радонежский, пишет Соловьев, посвятил Святой Троице церковь в своем монастыре, чтобы созерцающие истину Божественного триединства монахи имели возможность сделать все, что было в их силах, для воплощения этой истины в жизнь. Совершенное добро, к которому мы должны стремиться, есть добро не для отдельной личности, а для всего человечества.

И все же В. С. Соловьев во многом был далек от Православия.

“Исповедуемая мною религия Св. Духа, — писал он, — шире и вместе с тем содержательнее всех отдельных религий...” Такое “религиотворчество” было свойственно не только Соловьеву, оно проявлялось и у многих российских интеллигентов, лишенных национального сознания.

Собрать из всех религий все лучшее, отказаться от всего “плохого” в Православии — весьма характерно для отношения интеллигенции к религии.

Беспочвенность рождала дикие религиозные сочетания, религия приобретала эстетский характер, причем из нее бралось только то, что нравилось эстету, и добавлялось — тоже по вкусу.

“Мы зачарованы, — писал Н. А. Бердяев в 1907, — не только Голгофой, но и Олимпом, зовет и привлекает нас не только Бог страдающий, умерший на Кресте, но и бог Пан, бог стихии земной, бог сладострастной жизни, и древняя богиня Афродита, богиня пластичной красоты и земной любви... И мы благоговейно склоняемся не только перед Крестом, но и перед божественно прекрасным телом Венеры”.

Превосходную, хорошо аргументированную критику многих русских религиозных философов дал о. Георгий Флоровский в своей работе “Пути русского богословия”. Он совершенно справедливо отмечал, что многим из этих философов присуще отсутствие понимания смысла истории или церковной жизни. Он отмечал целый ряд моментов в их трудах, которые прямо противоречат Православию и, в частности, учение о Боге как о всеединстве, учение о перевоплощении, а также софиологию П.А. Флоренского и С.Н. Булгакова.

Вера в трудах этих философов приобретала абстрактный характер, создавались сложные умозрительные построения, наполненные противоречиями. Христианские идеи приобретали абстрактно универсальный характер, терялась качественная ткань русского Православия, намеренно стирались его самобытные национальные черты. Говоря об универсальности христианских ценностей, забывалось о разных путях их воплощения у разных народов, особый путь русского Православия почти не рассматривался, а если и рассматривался, то только с точки зрения отрицательного опыта.

Такая религиозная философия не могла удовлетворить настоящего православного человека, который рассматривал ее как заумь. Вместе с тем она и не способствовала возвращению к православной вере русской интеллигенции. А если вообще и приводила к вере, то скорее к католицизму, протестантизму или даже буддизму, — настолько абстрактны, неопределенны и далеки от Православия были умозаключения этих философов. Даже лучшие из них, такие, как о. Павел Флоренский, остались чужды православному миру. Об этом пишет в книге “Пути русского богословия” о. Георгий Флоровский. Дух философии Флоренского, отмечает он, по существу западнический. Это философия западника, который мечтательно и эстетически ищет спасения на Востоке. В своей работе Флоренский делает, по-видимому, шаг назад, отступая от христианства к платонизму и религии древности или в царство оккультизма и магии. Такое обращение к другим культам и слабое изучение духа Православия характерно было для большинства философов этого времени, даже некоторых из тех, кого считали славянофилами.

У К.Н. Леонтьева, например, по мнению Флоровского, была религиозная тема жизни, но вовсе не было религиозного мировоззрения. В работах Леонтьева чувствуются западные, латинские мотивы, его тянет к католичеству, он близок к идее Соловьева о мировой теократии. В национальном смысле Леонтьев был далек от русского Православия, так как не верил в идею преображения мира, христианство было для него религией конца. К. Н. Леонтьев сводит религиозно-культурные корни России к некоему упрощенному византизму, которые, по его мнению, суть царь плюс Церковь.

Н.Ф. Федоров опровергает христианскую идею личного спасения н разрабатывает еретическое утопическое учение всеобщего спасения — преодоление смерти, воскрешение умерших поколений, воскрешение отцов, достижение физического бессмертия. Это учение он назвал философией общего дела, противопоставив ее христианскому вероучению.

Русский интеллигент, потерявший национально-религиозное чувство и ощущающий внутри свою духовную неполноценность вне веры в Бога, стремится на своем языке убедить себя в его существовании. Но так как это убеждение идет не от души, а от ума, его рассуждения о Боге — скорее лекция по философии, чем живое религиозное чувство. Истинная Вера всегда неотрывна от национального святоотеческого сознания и предания, передаваемого из поколения в поколение. Там, где Вера отрывается от национального сознания, там она превращается в абстракцию, отвлеченное понятие, которое не может тронуть и зажечь человеческую душу.

Еретический характер имели интеллигентские мудрствования о Софии. Почти каждый русский “религиозный философ” считал своим долгом внести свой вклад в разработку этой темы, причем каждый по-разному. Получилась удивительная по своему абсурду и оторванности от живой веры система схоластических рассуждений о высшей мудрости, расположенной между Богом и человеком. А на деле — не имеющей отношения ни к Богу, ни к человеку.

Оторванная от национальной жизни, философия нередко порождала философские нелепости.

Идеал личности, по Соловьеву и Бердяеву, — некое двуполое существо, “цельная личность, сочетающая мужчину и женщину”, соединяющая мужские и женские добродетели. Этот идеал полностью осуществим в Царстве Божием, в котором преображенные тела не имеют половых органов или сексуальных функций. Следовательно, по мнению этих философов, в Божием Царстве личности сверхсексуальны и не двуполы.

Развитие русской философии после 1917 носило трагический характер. В советский период коренная русская мысль беспощадно преследовалась. В тисках марксистско-ленинской схоластики даже западное эпигонство казалось откровением. За чтение духовной литературы и трудов славянофилов людей сажали в тюрьмы, расстреливали. Русская мысль в эмиграции, оторванная от почвы, была в основном бесплодна и малосамостоятельна. Даже такие блестящие философы, оказавшиеся в эмиграции, как Н. А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Н.О. и В.Н. Лосские, С.Л. Франк и др., не смогли преодолеть неправославного, западнического духа религиозно-философских исканий н. XX в.

Более полно традиции коренной русской философии в XX в. сохранились в трудах таких русских философов, как Г.В. Флоровский, И.А. Ильин, Л.П. Карсавин, А.Ф. Лосев.

Г.В. Флоровский в своей книге “Пути русского богословия” проследил движение отечественной мысли в христианский период, неразрывность веры и жизни, крушение духовных основ жизни с ослаблением и падением веры.

И.А. Ильин наиболее последовательно проводит идею цельности человеческого духа как условие полноты человеческой жизни, “личного духовного состояния человека”. В трудах “Религиозный смысл философии” и “Аксиомы религиозного опыта” Ильин углубляет традиционные принципы русской философии, неразрывности веры и жизни, становление человека через “религиозный акт”.

Л.П. Карсавин развивал учение о всеединстве, пытался связать русскую духовную философию с неоплатоническим направлением западной философии, впадал в искушение религиозно-философских искателей н. XX в. Тем не менее в своем анализе он приходит к важному выводу, непосредственно смыкающему его с традицией коренной русской философии: государство, если оно действительно стремится к осуществлению христианских идеалов, в конечном счете должно слиться с Церковью.

А.Ф. Лосев в “Истории античной эстетики” рассматривает сущность бытия вообще. “Его любимой идеей всегда была сущность, которая проявляется. Он любил, чтобы сущность как можно больше проявлялась вовне, почему он и называл свою историю философии историей эстетики” (А. Тахо-Годи). Как христианский мыслитель.

А.Ф. Лосев наиболее точно сформулировал явление последнего тысячелетия — с эпохи Возрождения осуществляется развертывание сатанизма в форме капитализма и социализма.

В к. XX в. идеал русской философии пробуждается в трудах подвижника Русской Церкви, православного мыслителя и писателя митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева) “Самодержавие Духа (Очерки русского самосознания)” и “Русь Соборная”.

Представление о красоте для русского человека всегда было связано с представлением о Боге. В красоте выражается божественная сущность мира. Источник ее в самом Боге, Его целостности и совершенстве. “Красота на земле не возникает сама собой, а посылается рукой и мыслию Божией” (Афиногор). “Некто, воззрев на красоту, весьма прославил за нее Творца и от одного взгляда погрузился в любовь Божию и источник слез” (св. Иоанн Лествичник).

Важнейшим образцом прекрасного для русского человека XII-XVII вв. была красота православной иконы. “Самая мысль о целящей силе красоты, — писал Е.Н. Трубецкой, — давно уже живет в идее явленной и чудотворной иконы. Среди той многотрудной борьбы, которую мы ведем, среди бесконечной скорби, которую мы испытываем, да послужит нам эта сила источником утешения и бодрости. Будем же утверждать и любить эту красоту!”

В народном сознании красоту связывают с правдой и добром. Не всякая правда — красота, но всякая красота — правда. Красота на добро не смотрит, но люди от нее становятся добрее.

По мнению Ф.М. Достоевского, красота спасет мир. Вместе с тем, имея в виду ее божественный первоисточник, писатель предостерегает людей от опасности подмены красоты божественной лжекрасотой дьявола. Красота, считает он, не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется и поле битвы — сердца людей. Будущий антихрист будет пленять красотой. Помутятся источники нравственности в глазах людей.

Первые памятники искусства, обнаруженные на территории России — фигурки людей и животных из глины, дерева и рога, различные образцы гравировки на кости и камне, — восходят к верхнему палеолиту. К эпохе мезолита и неолита (к 6-2 тыс. до н.э.) относится расписная керамика Приднепровья.

При раскопках древних скифских курганов (VII-III вв. до н.э.) обнаружено своеобразное прикладное искусство скифов (частью которых в то время являлись и восточнославянские племена). Многие скифские вещи из металла и кости были выполнены в т. н. “зверином стиле”. Стилизованные изображения животных или их частей, сцены борьбы животных, характерные для искусства скифов, имели не только декоративное, но и культовое значение, используясь в языческих ритуалах. Собственно русское искусство уходит в глубину 1-го тысячелетия, развиваясь параллельно с первыми зачатками русской письменности. С древнейших, еще антских, времен (III-VII вв. н.э.) до наших дней дошли найденные в археологических раскопках остатки высокоразвитого гончарства, ювелирного ремесла, изделия из камня и кости. По сообщениям древних писателей Прокопия, Иордана, Менандра и др., славянские языческие храмы были украшены богатыми орнаментами, а идолы богов (из дерева, камня и даже металла) являли собой произведения искусства. Представление об этом дает художественно выполненный т.н. Збручский идол (V в.), представляющий собой четырехгранный столб из серого известняка (высота 2,67 м) с тремя ярусами искусно сделанных рельефов разных языческих богов. Скульптура эта была найдена в р. Збруч рядом с небольшим селением. Можно представить, какие скульптурные изображения и рельефы создавались в столице Руси и больших городах. Расцвет антского государства в эпоху царя Божа (VI-VII вв.), упоминаемого в “Слове о полку Игореве”, можно, по-видимому, считать и временем расцвета антского (восточнославянского) искусства.

К моменту принятия христианства древнерусское искусство уже имело свои устоявшиеся приемы и традиции. Поклонение силам добра и света в мировоззрении восточных славян после Крещения Руси усилило духовные начала христианства, создав условия для развития могучего жизнеутверждающего искусства. На месте порушенных языческих капищ и сброшенных идолов строятся православные храмы, до сих пор поражающие своей гармонией и совершенством.

Мрачные, тяжелые образцы византийского храмоздательства на Руси приобретают новое содержание и пропорции. Бог — добро, смысл жизни — служение Богу, добротолюбие. Все лучшее должно быть отдано Богу. В отличие от многих других стран, где цари и вельможи прежде всего строили гигантские дворцы для себя, русские князья сооружают храмы для Бога. Светские, мирские постройки создавали хоть и не без изящества и искусства, вплоть до XVII в. представлял! собой бревенчатые срубы (клети). Богатство и знатность различались между собой по количеству объединенных между собой срубов. Таким например, был даже уже в XVII в. дворец царя Алексея Михайловича

Искусство Древней Руси впитало в себя культурные традиции славянской древности, своеобразно перевоплотило влияние Византии изысканно облагородив его. Для древнерусских храмов, в которых использовался византийский тип крестово-купольного здания, характерна ступенчато-пирамидальная композиция, величавые пропорции гармоничная уравновешенность пространства и массы. В первые два века после принятия христианства русские зодчие построили храмы до сих пор непревзойденные по своему совершенству. Мировым] образцами духовного зодчества стали такие древнерусские памятника как Софийский собор в Киеве (1037) и Софийский собор в Новгород (1045-50). В XII-XIII вв. сложились самобытные архитектурные школы в Новгороде, Пскове, Владимире, Галиче, Полоцке и др. города и княжествах. Среди выдающихся творений этого периода “отмеченные пластической мощью и лаконизмом объемов” новгородские соборы н. XII в. — Николо-Дворищенский, Георгиевский Юрьева монастыря, собор Антониева монастыря; “более изысканные по пропорция” стройные, украшенные богатым архитектурным и рельефным декором храмы владимиро-суздальской школы 2-й пол. XII в. — Дмитриевски и Успенский соборы Владимира, церковь Покрова на Нерли и мн. Др. Мозаики и фрески Софии Киевской, фрески церкви Спаса на Нередице в Новгороде (1199) и иконы свидетельствуют о высоком уровне живописи Киевской Руси. По учению Отцов Церкви “икона небесное явление”, “подобие Божественного”. В ней нет ничего мирского и телесного, ее отвлеченные образы открывают тайну высших сил. Русская икона превзошла все мыслимые границы постижения духовного мир и создала совершенно сверхъестественную возможность приближена к Божеству. Иконописание стало священной формой русского искусства, главным его жанром. Иконы изображали священные события и лица, не только отражая их мистическую реальность, но и символизируя значение этих событий в Священной истории. Детали материального мира, воплощавшие образ на иконе, имели второстепенно значение. Высший смысл имел только символ Божественного, сгусток духовной энергии, заряжавший человека на служение Богу. Согласно преданию, первая икона — Богоматерь с Младенцем Христом — написана ап. Лукой. Первым выдающимся русским иконописцем был прп. Алипий (ск. 1114), монах Печерского монастыря в Киеве. Платы за свои труды он не брал, а если случалось, что ему платили, то отдавал эти деньги нищим. Одна из его икон — образ Богородицы Свенской-Печерской — хранится ныне в Третьяковской галерее.

Высшего расцвета русское иконописание достигло в XIV-XVI вв. в произведениях Феофана Грека, Андрея Рублева, Даниила Черного, Дионисия. Главная особенность русской иконы этого времени — внутренняя духовность, светоносность. Свет здесь носит не внешний характер, как в западноевропейской живописи, а истекает изнутри духовного образа иконы, создавая ощущение, близкое музыкальному.

Развитие искусства в Древней Руси — это стремление к духовно-нравственному возвышению, движение к Богу. Подчинение человеческого “я” Божественному совершенству рождало необыкновенно прекрасные произведения, создание которых было немыслимо в понятиях материалистического сознания. Искусство преобразовывалось в молитву, а молитвенное состояние давало высшие художественные результаты.

В к. XIII-XV вв. переживала расцвет новгородская школа (своеобразные типы одноглавых церквей; росписи Феофана Грека, 2-я пол. XIV в.; островыразительные иконы и памятники книжной миниатюры). На одно из ведущих мест выдвинулась псковская школа. Развивались также архитектурные и живописные школы Ростова, Ярославля, Твери, Вологды. С XIV в. на первое место постепенно вышла художественная школа Москвы. Величайшими достижениями русского и мирового искусства XV-XVI вв. явились московские памятники, “отличающиеся особым пространственным размахом композиционных решений, живописностью силуэта, богатством декора” (ансамбль Московского Кремля — XVII в.; церковь Вознесения в Коломенском, 1532; храм Василия Блаженного в Москве, 1555-60).

Наряду с церковным зодчеством и иконописью, выдающимися памятниками русского искусства являлись рукописи с их художественным письмом, миниатюрами и ювелирной отделкой переплета (“Изборник Святослава”, “Остромирово Евангелие”, “Мстиславово Евангелие” и мн. др.), а также многочисленные памятники декоративно-прикладного искусства (художественное шитье, резьба по дереву, изделия из металла).

Совершенство форм и содержания русского духовного искусства начинает разрушаться с XVI в. по мере проникновения в него западного, католического и протестантского влияния. Прежде всего это влияние поражает русскую икону. Она утрачивает обращенность к внутреннему миру человека — светоносность. Вместо этого в икону приходит внешний свет, нарядность, многосоставность и перегруженность композиции. То же самое происходит и в церковном зодчестве. Оно теряет ясность, уравновешенность пространства и массы, величавость пропорций, обмирщается. В XVII в. еще более усиливаются светские тенденции, фольклорное и декоративное начала. Эти процессы заметно усиливаются как в зодчестве, где пространственные решения сочетались с интересом к пестрому “узорчатому” внешнему убранству (церкви Покрова в Филях, Уборах, соборы в Рязани, Астрахани и др.), так и в живописи (насыщенные реалистическими элементами иконы и парсуны Симона Ушакова; росписи церквей Москвы, Ярославля, Костромы).

В XVIII-XIX вв. русское духовное искусство вытесняется. На его место приходит господство светского начала, западноевропейских и католических установок. Русские города постепенно теряют свой национальный облик. Главными художественными стилями становятся сначала барокко, а затем классицизм. В 1757 в Петербурге создается Академия художеств, ставшая официальным центром русского искусства. Развитое барокко в русской архитектуре завершилось в сер. XVIII в. творчеством В.В. Растрелли (Большой дворец в Петергофе, 1747-52; Смольный монастырь, 1748-54, и Зимний дворец, 1754-62, — оба в Петербурге, перестройка Большого Екатерининского дворца в Царском Селе, 1752-57, и др.) и С. И. Чевакинского (Никольский Морской собор в Петербурге, 1753-62). Русский классицизм претворял на национальной почве художественные принципы античности. Классицистическое направление представлено творчеством выдающихся русских архитекторов XVIII в. — 1-й пол. XIX вв.: в Москве и ее окрестностях — В. И. Баженова (дом Пашкова, ныне старое здание Румянцевской библиотеки, 1784-86, и др.), М. Ф. Казакова (здание Сената, 1776-87, и др.), а также Д. И. Жилярди, А. Г. Григорьева, О. И. Бове; в Петербурге и его окрестностях — А. Ф. Кокоринова и И. Е. Старова (Таврический дворец, 1783-89, и др.).

Тем не менее духовные начала русского искусства продолжали сохраняться в творчестве русских портретистов И. Н. Никитина, А. М. Матвеева, Ф. С. Рокотова, В. Л. Боровиковского, Д. Г. Левицкого, а также скульптора Ф. И. Шубина.

Русские духовные начала проявлялись также в поэтически-одухотворенной классицистической скульптуре М.И. Козловского, И. П. Мартоса (памятник Козьме Минину и кн. Пожарскому), И. П. Прокофьева, Ф. Г. Гордеева, в исторической живописи А. П. Лосенко и Г. И. Угрюмова.

Еще в большей степени жажда духовности ощущается у художников русского романтизма — В. А. Тропинина и О. А. Кипренского (портретная живопись), С. Ф. Щедрина (пейзажи), А. Г. Венецианова (поэтичный крестьянский жанр). Особых духовных высот в русском искусстве 1-й пол. XIX в. достигли К. П. Брюллов, А. А. Иванов (“Явление Христа народу”) и П.А. Федотов.

Во 2-й пол. XIX в. большинство лучших русских художников объединяются в рамках Товарищества передвижных художественных выставок — В. Г. Перов, И. Н. Крамской, Н. Н. Ге, Г. Г. Мясоедов, Н. А. Ярошенко, В. В. Верещагин, В. Е. Маковский, А.К. Саврасов, И. И. Шишкин и др. В значительной степени их объединил протест против навязываемого Академией художеств классицизма и космополитизма. Однако стремление вернуться к народным духовным основам у передвижников извращалось ложно понимаемым чувством народного блага, воспринимаемого многими из них вне Православия и самодержавного государственного строя. И в этом они тесно смыкались с классицизмом, также отрицавшим их, но только с позиции дохристианской античности.

Академизм и передвижничество, господствовавшие в русском искусстве в XVIII-XIX вв., безусловно, внесли свой вклад в его развитие, но вместе с тем отклонили его от национальной почвы. И академизм, и передвижничество усматривали настоящее русское искусство только с Петра I, а до него видели лишь подражательность и примитивность. Прервалась преемственность в развитии духовных начал, которые в любой стране носят прежде всего национальный характер. Извращается само понятие духовности. У академистов оно представляется в идеальных античных образцах, у передвижников — в идейности и тенденциозности. По сути дела, передвижничество было оппозиционным, антиправительственным течением русской художественной интеллигенции, зачастую лишенной национального сознания и стремившейся показать русскую жизнь односторонне, только в темных тонах — если крестьянина, то обязательного бедного и забитого, если купца, то обязательно толстого и пьяного, если чиновника, то обязательно отвратительного и жалкого. Обличительная тенденциозность, очернение “цветущей сложности” русской жизни считались “славнейшей традицией русского искусства”. На самом же деле такое мировосприятие духовно обедняло русских художников, вымывало из-под них национальную почву. С к. XIX в. в русском искусстве происходит отторжение передвижнического духа.

Мощным толчком для национального возрождения в живописи и архитектуре стало “открытие” русской иконы и церковного зодчества, долгое время считавшихся в образованном обществе жалкими подражательными примитивами. После расчистки русских икон и реставрации древних русских церквей стало совершенно очевидно, что речь идет о памятниках искусства мирового значения. Перед взором русских людей открылся целый океан великого искусства Древней Руси, носящего духовный характер. Это открытие расширило духовное поле и национально-культурный кругозор деятелей русского искусства. Произошло возвышение их духовного потенциала.

Только великий подъем мог родить таких титанов русской национальной живописи, как В. М. Васнецов, М. В. Нестеров, М. А. Врубель, И. Е. Репин, В. И. Суриков, К. А. Коровин, А. И. Куинджи, В. А. Серов, И. И. Левитан, В. Д. Поленов. Росписи В. М. Васнецова во Владимирском соборе в Киеве являются высочайшим образцом русской духовной живописи. Образы русских святых и картины “Страшного Суда” и “Всадника Апокалипсиса” поражают своей цельностью и мощью духа. В картинах Васнецова “Три богатыря”, “Алёнушка”, “Три царевны подземного царства”, “Иван-царевич” и во многих других оживает эпический мир Древней Руси, духовно тесно связанный с современной жизнью.

Вершиной русской духовной живописи стали произведения М. В. Нестерова. Прежде всего, конечно, его участие в росписи того же Владимирского собора — Рождество Христово, Воскресение, Святые Кирилл и Мефодий, Константин и Елена, Филарет и Варвара, Борис и Глеб, Михаил и Ольга. Чарующей духовной мощью полны картины Нестерова “Видение отроку Варфоломею” и “Пустынник”.

М.А. Врубель, создавший также целый ряд икон и стенных росписей, поражает обостренным ощущением величия древнерусского искусства, его высокой духовности, монументальности и пластической выразительности. Тяготея к древнерусскому искусству, Врубель не подражает ему, а развивает. Великолепны его оформления спектаклей Римского-Корсакова “Садко”, “Царская невеста”, “Сказка о Царе Сал-тане”. В картинах “Демон” и “Демон поверженный” Врубель по-новому ставит главный русский вопрос добра и зла, показывает трагическое одиночество личности вне национальной жизни.

Историческая живопись В.И. Сурикова раскрывает глубокую цельность и полноту духовной жизни России на разных этапах ее развития. “Боярыня Морозова”, “Утро стрелецкой казни”, “Покорение Сибири Ермаком”, “Переход Суворова через Альпы” и другие его картины стали изобразительной антологией русской жизни.

В целом же период царствования Николая II по количеству великих национальных художников не знал себе равных в русской истории. Существовали целые художественные центры, поставившие своей целью возрождение народного искусства и возвращение к истокам: в частности, Абрамцево, Талашкино, Поленово.

Художественный кружок в Амбрамцеве, душой которого был русский предприниматель и меценат С. И. Мамонтов, увлекавшийся пением, музыкой и ваянием, объединял целую плеяду талантливых художников, скульпторов, композиторов, музыкантов, актеров, певцов. Здесь создавались живописные полотна, возводились здания в древнерусских архитектурных формах, возрождалось гончарное производство, разрабатывались и декорировались предметы повседневного быта, ставились самобытные спектакли. Через этот кружок прошли многие из великих русских художников, обогатив друг друга и русское искусство глубоким национальным порывом.

В Талашкине старанием кн. М. К. Тенишевой были организованы художественные мастерские: столярная, резьбы и росписи по дереву, чеканки по металлу, керамическая, окраски тканей и вышивания. Княгиня собирала “стародавние образцы неугасимой красоты” русского быта и давала им творческое развитие в своих мастерских, превратившихся “в заповедное место, в тот живой родник, у истоков которого взаимно обогащались и декоративно-прикладное профессиональное искусство прославленных корифеев, и народное творчество”. В работе мастерских участвовали тысячи человек.

В поиск новых форм русского искусства большой вклад внесла группа художников, примыкавших к журналу “Мир искусства”, душой которого был художник А. Н. Бенуа. Они обогатили русское искусство новыми формами и приемами, создали красочные образы русской жизни и природы. Н. К. Рерих, А. Я. Головин, В. Э. Борисов-Мусатов, Е. Е. Лансере, И. Я. Билибин, И. Э. Грабарь, К. Ф. Юон, Б. М. Кустодиев стали своего рода вторым кругом русских художников, вольно или невольно формировавшимся вокруг духовного центра русской живописи, рассмотренного нами выше.

В царствование Николая II новое дыхание и стремительный порыв к национальным русским формам приобретает и архитектура. Разрозненные проявления русского стиля предыдущего царствования в 1890-х сливаются в широкое художественное движение, объединенное поисками монументального национального стиля под началом и при явной гегемонии архитектуры. Русские архитекторы эпохи национального возрождения отказываются от буквалистского использования чисто внешних форм древнего русского зодчества, но творчески развивают его дух и мотивы — пластичность, силуэтность, богатырско-эпический строй. Заметными вехами на пути русского возрождения стали сооружения павильона русского прикладного искусства на Всемирной выставке 1900 в Париже (худ. К. А. Коровин и арх. И. Е. Бондаренко), павильоны русского отдела на Международной выставке в Глазго (1901) и Ярославский вокзал в Москве (1904, арх. Ф. О. Шехтель), доходный дом Перцова в Соймоновском пер. в Москве (1907) и постройки в Талашкине (“Теремок”, театр, собственный дом, 1902, арх. С. В. Малютин), дом для вдов и сирот художников в Лаврушинском переулке (арх. Н. С. Курдюков) и старообрядческие церкви в Москве (2-я пол. 1900-х — 1910-е, арх. И. Е. Бондаренко).

Великолепные образцы русского зодчества были созданы архитектором А. В. Щусевым — Казанский вокзал на Каланчевской площади в Москве, церкви в Почаевской лавре и Марфо-Мариинской обители.

Даже стиль модерн в архитектуре и искусстве, получивший распространение в самом к. XIX в., носил в России сугубо национальный характер. Недаром у его отечественных истоков стояли Е. Д. Поленова, В. М. Васнецов и К. А. Коровин.

Блестящим выражением возрождения древнерусского зодчества стали сооружения арх. В. А. Покровского, сумевшего развить декоративные мотивы и конструктивные особенности традиционной русской архитектуры применительно к новым условиям и создавшего функционально удобные и эстетически совершенные постройки: здания Ссудной кассы в Москве и Государственного казначейства в Нижнем Новгороде, ряд других строений, которые поражали совершенством форм и современными удобствами. Самым выдающимся произведением Покровского стал Федоровский собор в Царском Селе (1910-15), нижний — пещерный — храм которого особенно любила посещать царская семья. При Федоровском соборе был воздвигнут Русский городок. В его строительстве и отделке, кроме Покровского, принимали участие и другие архитекторы, лучшие художники и скульпторы. Городок состоял из трех основных зданий и был окружен сказочно-красивой кремлевской стеной с башнями и тремя воротами, опоясанными “скульптурным кружевом древней русской росписи”. Стена прерывалась фронтоном трех больших зданий, выступавших вперед. Главным зданием была так называемая Трапезная государя, состоявшая из многочисленных комнат, включая двухсветный трапезный зал со сводами, украшенными гербами всех российских губерний и областей.

После захвата власти в России еврейскими большевиками русское национальное искусство оказалось в трагическом положении. Русским художникам и зодчим фактически запрещалось национально мыслить и творить в традиционных формах. Им навязывают различные формы псевдоискусства — вроде конструктивизма или абстракционизма, призванных разрушать русскую духовность. В 1920-е — 30-е были снесены десятки тысяч памятников архитектуры, и прежде всего церквей, уничтожены миллионы икон, фресок, картин, предметов декоративно-прикладного искусства.

Русскому искусству был нанесен невосполнимый урон. Тем не менее русское духовное искусство продолжало жить в произведениях художников М. В. Нестерова, П. Д. Корина (“Русь уходящая”), А. А. Пластова, К. С. Петрова-Водкина, К. Ф. Юона, Б. М. Кустодиева, скульпторов С. Т. Коненкова, В. И. Мухиной, архитекторов А. В. Щусева, И. В. Жолтовского, И. А. Фомина. Члены художественного объединения “Маковец” (С. В. Герасимов, М. С. Родионов, В. Н. Чекрыгин, Н. М. Чернышев и др.) даже обращаются к традициям русской иконописи.

По мере космополитизации жизни после смерти Сталина деградирует и искусство. Русские художники и зодчие вытесняются, их место занимают посредственные ремесленники, преимущественно из евреев. Художественный уровень резко снижается. Начиная с 1950-х на территории России не было создано значительных художественных произведений, которые можно было поставить рядом с лучшими образцами русского искусства XVIII-XIX вв. Снова осуществляются варварские сносы архитектурных памятников (даже в Кремле), а на их месте возводятся серые, безликие, лишенные какого-либо своеобразия постройки. В изобразительном искусстве преобладают кич, нелепые заимствования западных авангардных форм. Среди этого художественного упадка встречаются редкие островки духовного русского искусства, которое, в частности, продолжает жить в произведениях таких русских мастеров, как И.С. Глазунов, В.М. Клыков, Ф.В. Викулов, Г.М. Коржев, К.А. Васильев.