А.С. Шмаков
Международное тайное
правительство
<<< Оглавление
Очерк борьбы арийцев с семитами
— “Les semites c'est l'ombre dans le tableau de la civilisation, le mauvais genie de
la terre.
— Tous leurs cadeaux sont des pestes!... ”
Gustave Tridon.
I. Расы отличаются друг от друга столь коренными, безусловными и неустранимыми признаками, что игнорировать их существование немыслимо. Устойчивость расовых типов, в свою очередь, настолько сильна и непоколебима, что перемена среды решительно бессильна нивелировать их наглядным тому доказательством служит в особенности еврейство. Согласно с этим недопустимо и какое-либо сомнение в принципиальном различии языков. Способы их образования в расах чужды взаимно. И если классификация сравнительной филологии ещё нуждается, быть может, в некотором пересмотре, то, без сомнения, при каких-либо условиях нельзя было бы оспаривать идею, что урало-алтайская, арийская и семитическая семьи языков проистекают из совершенно разных источников, Здесь несоизмеримо всё. Лексикология в этих областях лингвистики встречается с формами ясно характеризующимися врозь. Особливыми являются и самые моделирования голоса.
Разнообразия, сюда относящиеся, безграничны. Интонации рас запечатляются и на физической, и на моральной сторонах. В частности, исследования показывают, что тогда как одна часть человечества проводила жизнь в повозках, другая наоборот, знала только палатки. Иные племена питаются главным образом молочными продуктами, а другая, как в некоторых частях Китая и Кохинхины, совсем не употребляют в пищу молока, либо даже не доят коров, древние же ацтеки и вовсе не имели домашних животных. Но безотчётному наитию большинство людей сознавало, что Бог, создавший железо, рабства не хотел, а потому благороднейшею из профессий почитало звание воина. Однако, рядом с этим наблюдается не только у хамитов, отчасти и у семитов, но иногда и у монголов (в Китае), такой позор раболепия, когда из жажды торгашества на пути гибели Вавилова и Ниневии, в Гире и Сидоне, а затем в итальянских республиках средних веков военная служба считалась напротив унизительной.
Язык есть отражение народного характера, а сходство языков -прямое доказательство единства происхождения. В этом отношении едва ли не самым знаменательным является ближайшее, кровное родство евреев с финикиянами. Они — родные братья и по языку, и по мировоззрению. С другой стороны, мы видим то, что, пребывая на низшей сравнительно с другими степени культуры и неизменно определяясь такими, между прочим, свойствами, что она готова есть всё вплоть до себе подобных, а самым отвратительным для европейца запахом наслаждаться, чёрная раса оказывается и в духовном родстве с наиболее нечистоплотной в нравственном отношении расой — семитической. Для наречий негритянских явно неуместно малейшее подозрение в какой бы то ни было связи с языками Индии и Европы; наоборот, усматриваются интимная близость, очевидное сходство с языками Ассирии, Иудеи, Ханаана и Ливии... Смешение этих рас даёт на островах Тихого океана самых гнусных дикарей или свирепых каннибалов, каковы папуасы Новой Гвинеи. Не помогает семитам и примесь алтайской крови. По Чемберлену, евреи, например, оказываются именно негро-монголо-семитами...
Белая раса, идеальными представителями которой по красоте должны быть почитаемы не древние греки, а родственные славянам сарматы, нигде в анналах человечества не замечается в состоянии дикости. Она, воистину, творец знания, цивилизации и прогресса, она по праву обладает Европой, откуда сыны Иуды теперь не прочь, однако, её вытеснить. Уже за XVIII веков до нашей эры, кельты сражались на берегах Гаронны (во Франции), а обитавшие некогда и по Гвадалквивиру славяне, без сомнения, живут в Европе свыше четырёх тысяч лет. Увы, против них-то больше всего и направлен современный гнёт иудаизма.
Раса есть основной фактор в социальных и государственных проблемах, бесплодны попытки закрывать перед этим глаза. Опасны и нередко гибельны мероприятия, для которых не она признаётся фундаментом. Бесцельны отговорки, что нет чистых рас, либо утопии, что смешение рас даст, наконец, единое человечество. На египетских пирамидах не трудно убедиться, прежде всего в неискоренимости еврейского типа.
II. Установив изложенное, хотя бы только в самых общих чертах, мы останавливаемся, как потому что не видим необходимости в дальнейшем анализе вопроса о расах, затронутого лишь попутно, так и в виду факта, что тема необъятна. Конечно, было бы вразумительнее, раскрывая ход событий, рационализировать их, т. е. устанавливать и их зависимость от совокупности производящих причин. Но такая задача не совместима с сегодняшними рамками.
Положение вещей таково, что чем более изыскания наши проникают в ночь прошедшего, тем сильнее сгущается мрак, самая почва исчезает, наконец, под ногами, разверзаясь в бездонную пропасть. Рано или поздно, а наступает заколдованный момент, когда наши взоры не различают уже ничего, кроме призраков и неясных теней. Истина насмехается над самыми крайними усилиями историка, отступая всё дальше и глубже, пока не станет вовсе недосягаемой под охраной целых легионов басен и легенд, которых никакая научная артиллерия уже рассеять не в силах ... Таким образом, нам, по возможности, следует держаться реальной почвы, ибо только отсюда мыслимы практические выводы, а о них, разумеется, надо памятовать больше всего.
III. Бывая в Люцерне, нельзя не посетить диорамы Альп.
Зритель входит в совершенно тёмный зал и некоторое время остаётся во мраке. Внезапно поднимается занавес и сразу открывает восхитительную панораму гор и озёр, ледников и долин, уходящих в небеса снежных вершин, бесконечных лесов, диких утёсов, скал, глетчеров и пропастей, частью зияющих своими изуродованными краями, частью предательски занесённых снегом... Удивительные эффекты освещения дают попеременно картины утра, полудня и солнечного заката, а явление альпийских сумерек, мрачные и чудесные переливы розовато-багрового света, то, что у местных жителей называется “аль-пен-тлюн”, завершают странное и сильное впечатление...
Вдруг, вы опять в тёмном зале и опять со своими думами...
Но вот занавес взвивается снова, и перед вашими очарованными взорами проходят одна прекраснее другой, картины торжественной и дивной природы. Вот Монблан и Шамуни; вот Юнгфрау, Монтроза и Грос-Глёкнер; вот ещё целый ряд снеговых высот с неудобо запоминаемыми названиями; ещё далее — монастырь св. Бернарда, Интерлакен, Женевское озеро; нот упоительные пейзажи озера Четырёх кантонов; вот Риги и её Zahnrad-Bahn, a вот и гора Пилатус, окружённая таинственными и грозными средневековыми легендами... Ещё минута, и перед вами мертвенный Констанц с его пустынным боденским озером, этим “мёртвым морем” Швейцарии, как бы поныне отражающим скорбную эпопею Иоанна Гусса... Невольно приходят на ум величавые строфы Тараса Шевченко [ 1 ]:
— “Кругом неправда и неволя.
Народ, замученный, мовчыт —
А на апостольским престоле
Чернец годованый сыдыт;
Людскою кровию шинкуе [ 2 ]
И pau y наймы отдае...
О, Боже! Суд Твий правый всуе
И всуе царствие Твое!
Наконец, занавес падает в последний раз, и вы уходите в необыкновенном, мистическом и мечтательном настроении духа. Но уличный шум и суматоха обыденной жизни скоро возвращают вас из заоблачных высот в низменный мир действительности.
Нечто подобное должен испытывать единственный, по его мнению, зритель всемирной истории — “вечный жид”.
Времена и поколения, народы и царства неожиданно появляются перед ними из мрака; растут, крепнут и расцветают; вянут, гибнут и рушатся, сменяя друг друга без перерыва, один он остаётся.. И у них бывал свой расцвет, свои полдень и закат; и они иногда блестали кровавым, медленно замирающим светом исторических сумерек... Но в роковую минуту занавес всё-таки падал, а еврей уходил продолжать своё дело, пока в мировой панораме не будет поставлена серия новых картин...
От одного спектакля до другого, при участии своих же сродников — иных семитов, он подчас изменял саму программу представления, держась, однако, подальше от закулисных электрических батарей.
Ниневия и Вавилон, Тир и Сидон, Иерусалим и Тивериада, Карфаген и Багдад, Севилья и Альгамбра, Гренада и Кордова, Лангедок, эта Иудея Франции, Венеция с её Шейлоком и Франкфурт на Майне с его улицей “Красного Щита” (“Rothschild”), колыбелью Ротшильдов, Новый Ханаан — Вена с подвластными ей, но преимуществу славянскими землями, а затем Варшава, Бердичев, Одесса и Вильна, — таковы названия главных “ложь”, откуда семиты, попеременно наблюдали всемирную трагикомедию, хотя далеко не всегда лишь в качестве зрителей...
О, нет! Как всякому известно, они не довольствовались пассивной ролью. Уходя за кулисы, они сеяли там ложь, предательство и нищету, как бы отнюдь не желая оставлять монополистов того примаса Венгрии, которому принадлежит известный “практический” рецепт: “Opportet facere Hungarian miseram, postea mendicam, deinde catholicam!”.
Ещё только добиваясь звания всемирного режиссёра, самые пронырливые из семитов — евреи мечтают и о независимой антрепризе.
В конечном же идеале они видят себя владельцами такой труппы актёров-рабов, где лучшие балерины и примадонны шара земного будут наполнять гаремы социал-талмудистов; первые любовники станут евнухами сераля; благородные отцы и резонеры получат ливреи дворецких; первые и вторые комики поступят выездными лакеями, а вся прочая людская челядь пойдёт строить золотые пирамиды для возвеличения детей Иуды в роды родов...
IV. То, что мы наблюдаем теперь, печально, а нередко и ужасно. Но не в первый раз на сцене истории семитизм объявляет смертельную ненависть арийскому миру. Уже на заре жизни европейских народов, когда их праотцы пребывали ещё в Гинду-Куше и Парапа-мизе, — в легендарную эпоху Немврода и Семирамиды, когда чистые и светлые арийские племена созидали торжественный цикл Ведь и пели дивные гимны Авроре, они уже подвергались нападениям монголов или урало-алтайцев с С.-В. и семитов — с Ю.-З. Слабые численно, арийцы не выдерживали натиска врагов и распались на две ветви.
Одна направилась к берегам Инда и Ганга, спустилась в Индостан и бесследно исчезла для другой на пятьдесят столетий. Когда евреи были ещё ордой полудикарей, бродивших в пустыне, у арийцев Индостана существовало уже несколько философских систем, а немного позже их гений открыл коренной принцип новейших изысканий в Европе — о единстве силы и материи. Свет арийского духа направился из Индостана на бесчисленные массы монголов и малайцев Азии, двинув их умственную и религиозную сферы. Между тем, для Европы лишь в восемнадцатом веке обнаружилось, что язык браминов и Будды, как и наставления благороднейшего из законодателей. Зороастра, относятся к санскриту — первоисточнику всех европейских языков, за исключением разве говора басков в Испании, равно как урало-алтайских наречий: венгров, турок и финнов с их мелкими подразделениями.
Другая ветвь, так либо иначе отбиваясь от развратных и жестоких семитов, понемногу оседала на пути в Сирии и Малой Азии, под именами аморреев и филистимлян, а также племен, заселивших Мизию, Карию, Лидию, Фригию, Пафлогонию и Понтус; вслед за тем, перешла Гелеспонт, проникла на Балканский полуостров, в Карпаты и частью на юг России, частью же поднялась по Дунаю в страны, впоследствии известные под названиями Дакии, Паннонии и Южной Германии, перешла Альпы и Пиринеи и распространилась до крайних пунктов Европы. Но в Элладе арийцы снова встретили семитов финикиян, а несколько позже на юге Италии и Сицилии — карфагенян. Каковы были впечатления этой встречи, мы видим уже в Одессе, где Гомер, назвав финикиянина-семита, прибавляет:
...“Обманщик коварный, злой кознодый, от которого много людей пострадало! ...”
Не то ли самое мы читаем о евреях в Библии?... — “И подали ему (Иосифу — кушанье) особо, и им (отцу и братьям Иосифа) особо, и египтянам, обедавшим с ним, особо, ибо египтяне не могут есть с евреями, потому что это мерзость для египтян” (Бытие, XLIII, 32). “По действию руки крепкой, он (фараон) даже выгонит их (евреев) из земли своей!” (Исх., VI, 1). В начале пребывания евреев, Иосиф, собрав у египтян хлеб про запас — на случай голода, отобрал затем у них, за их же хлеб, всё имущество, движимое и недвижимое, а жён и детей, да самих египтян обратил в рабство (Бытие, XLI, 37,49, и 56, и XLVII, 14-21). Наоборот, своих родственников он не только снабдил, за счет египтян же, всем хозяйственными обзаведением, но и поселил в лучшей части земли египетской (Бытие, XLVII, 11 и 12). Конец своего кочевания в Египте евреи, сильно размножившись, ознаменовали тем, что выманили у туземцев драгоценные вещи и одежды, а в заключение бежали, оклеветав, наконец, собственного Иегову, будто он именно приказал им сделать это, — да ещё четырежды о содеянном повествуют (Бытие, XV, 14; Исх. III, 21 и 22; XI, 1-3 и XII, 35 и 36). И ушли евреи с большим имуществом (Бытие, XV, 14)!...
V. Кровью и слезами залиты летописи целых веков пребывания арийцев в Греции и Архипелаге. Мифы Тезея и Минотавра, как отражение горя и ужаса перед человеческими жертвоприношениями финикиян за счёт самого цвета юношей и девушек Эллады, разбойнически похищаемых у семейного очага и сжигаемых заживо, дают ключ и к троянской войне.
Парис, морской пират по профессии, не только похитил Елену, но, как подобает истому семиту, обокрал её мужа, и ... бежал в Египет. Допрошенный и сбившийся в показаниях, он, по приказу фараона, был изгнан и снова ... бежал. Куда?... Ну, конечно, в тогдашний Бердичев (Сидон), а уже оттуда вернулся в Трою [ 3 ].
По окончании войны, Эней, принц троянский, куда в свою очередь направился прежде всего? Разумеется, в Карфаген (смотри Энеиду Виргилия).
Сводя итоги и сокрушая кровожадное гнездо жрецов Мелькарта (Молоха) и Дидоны, чем в особенности был поражён Сципион Африканский, в главном храме Карфагена?... Картиной, изображавшей троянского коня...
Среди указанных обстоятельств, невозможно допустить, чтобы из-за одного похищения Елены поднялась вся Греция, да ещё стала бы продолжать войну в течении десяти лет. Причины её лежали гораздо глубже и сводились к необходимости для эллинов свести, наконец, счёты с вероломными и жестокосердными варварами — семитами.
Если Троя не была Шкловом, Вильной или Бердичевым, то состояла вассалом царя ассирийского, и подобно Одессе, являлась городом семитизированным вообще [ 4 ]. А если евреи оказываются по крови и языку ближайшими родственниками финикиян, то по той ярой свирепости, которая главным образом характеризует семита, они могли конкурировать разве с ассирианами, евреи же, кстати, были выходцами из царства вавилоно-ассирийского. Таким образом, троянская война должна, несомненно, быть рассматриваема, как дуэль, закончившаяся, к счастью, торжеством арийцев над семитами.
V. Что дело обстояло именно так, это подтверждается клятвой, принесённой пятьсот лет спустя, над могилами павших троянцев Ксерксом отомстить за их погибель. Не будучи прямо семитом, Ксеркс являлся, однако, представителем семитического Востока и союзником финикиян, которые со своей стороны, помогали ему в походе не Грецию. Знаменательно также, что по согласному свидетельству Юстина и Диодора Сицилийского, карфагеняне равным образом находились в союзе с персами.
Для блага человечества мировые сочетания уже в описываемый период развивались, однако, таким путём, что в тот самый день, когда греки оказались победителями при Саламине, карфагенская армия потерпела при Гимре поражение от Гиона Сиракузского.
VI. Не прошло за сим и двух столетий, как, двигаясь по закону исторической реакции на Восток, Александр Македонский, в свою очередь на могилах некогда осаждавших грозную Трою греков, поклялся прославить честь их оружия вновь.
VII. Та самая политика в Ост-Индии и Европе, какая служит наглому и мрачному корыстолюбию Великобритании, истощая терпение народов и правосудие Немезиды, увлекала и карфагенян сеять смуты в Великой Греции, т. е. в Сицилии и Южной Италии. Отечество Ганнибала чуяло надвигавшуюся со стороны Рима грозу.
Отсюда — начало и конец Пунических войн.
Всемирно-историческое значение данного единоборства определялось не какими-либо иными, а именно этими, так сказать, “ультрафиолетовыми” мотивами. Зная семитов издавна, арийцы, предки римлян, были хорошо знакомы и с родственниками карфагенян, евреями ещё в отдалённые времена. По этому направлению, на ряду со сказанным выше, имеет особую ценность указание Тацита (Historiale, V), — “Dum Assyrios penos Medosque et Persas oriens fuit, dispectissima pars servientium” [ 5 ].
Всё это не помешало, тем не менее, факту, что некоторые евреи (солимы) принимали благосклонное участие в походе Ксеркса на Элладу. Такова же, впрочем, была роль сынов Иуды и на протяжении многих веков после Р. X., да и остаётся поныне. Отсюда понятна мысль германцев, выразившаяся в следующем изречении: Wenn die Christen miteinander raufen, — rnachen die Juden die Musik dazuf [ 6 ].
Катон своим “praeterea censeo,— Carthagenem esse delendam” резюмировал самую жизненную задачу римской доблести и — всего будущего обоих полушарий.
Полагая предел гегемонии семитизма, как государственного принципа, уничтожение Карфагена обеспечивало не только дальнейшее развитие, а и самое существование арийской цивилизации, как антитезы рабовладения, предательства, ритуальной проституции и кровожадных злодеяний семитов. Подводя же итоги многовековой борьбы, сейчас рассматриваемой, Курциус приходит к следующему выводу: “Греция воспрянула только когда eй удалось ниспровергнуть тиранию семитизма финикийского, Рим заложил основы мирового владычества в войнах на жизнь и смерть, которые завершил победой над семитизмом карфагенским”.
Не могло быть вопроса о том, чтобы побеждённый должен исчезнуть с мировой сцены. Это было в равной мере очевидно и грекам, и римлянам. Но для них не существовало другого выхода.
Наиболее законченное выражение карфагенского типа представлял, как известно, Ганнибал. Так вот что свидетельствует о нём Тит Ливий: “Inhumana crudelitas; perfidia plusquam punica; nihil veri, nihil sancti; nullum jusjurandum; nullus deum metus, et nulla religio!...” [ 7 ].
В уровень с этим может идти разве бесцеремонный отзыв английского премьера Виллиама Питта, что Великобритания “не просуществовала бы и трёх недель, если бы только две недели она захотела быть справедливой”. Tout prendre, rein jamais rendre et encore pretendre — таков её основной девиз.
Верно заметил Гейне, что “океан давно поглотил бы этот отвратительный остров, если бы не боялся, что его стошнит”.
А что в вопросе данного рода Гейне мог быть экспертом, это доказывается хотя бы заявлением иудейского банкира Миреса, который, находясь в 1860 г. во Франции, на скамье подсудимых, не постеснялся, однако, бросить своим “согражданам” — французам такое предостережение: “Si, dans cinquante ans, vous ne nous avez pas pendus, il ne vous restera plus de quoi acheter la corde pour le faire!...” [ 8 ].
При таких условиях, оставляя даже в стороне легендарное сказание о кровном родстве бриттов с карфагенянами либо с евреями, мы не можем не утвердить за Альбионом титула “Новый Карфаген”. Отождествив свои интересы с замыслами всемирного кагала, а через масонство посевая измену и анархию в других государствах, независимо от губительной для них деятельности самого иудаизма, Великобритания, без сомнения, заслуживает и нового Катона.
Он и появился, но его не сумели оценить!...
Действительно, наряду с Катоном древним, в праве стать только Наполеон!. Лишь эти два государственных человека понимали роковой смысл дуэли между арийским и семитическим принципами. И если анархические учения не достигли расцвета в римском государстве, то, надо думать, именно потому, что Карфаген перестал существовать. Во всяком случае, если европа столь очевидно угрожается ныне социальной революцией, а мероприятия оздоровления не достигают цели, то одной из важнейших тому причин служит безнаказанность как внешней, так и внутренней политики британцев. Чрезвычайно вразумителен, хотя многим до сих пор неведом, а ожидовелой прессой тщательно замалчивается, несомненный факт, что кровавый натиск “великой революции” совершенно не коснулся иудейской религии. Злоба и ненависть натравливаемых просвещёнными мореплавателями “освободителей”, исключительно, неизменно и повсеместно, устремляется только против христианства.
Под лицемерной маской палладинов свободы, они сознательно занимаются пристанодержательством в интересах как своей собственной безопасности, так и неодолимой угрозы другим народам.
Вот что говорил, ещё четверть века назад, русскому нигилисту “Степняку” начальник лондонской полиции:
— “Я отлично знаю, кто вы такой и каковы ваши товарищи. Но поймите, что Англия оказывает революционерам и анархистам гостеприимство лишь на известных условиях. Если мы даём вам убежище, то вовсе не потому, что преклоняемся перед вашими злодеяниями. У Англии есть священная для неё королевская семья и правительство, которое мы чтим. И вот, мы полагаем, что обеспечиваем лицам королевской крови и другим представителям власти ещё большую безопасность, разрешая иностранным политическим преступникам, гонимым у себя на родине, приют на английской почве. С этими иностранцами мы заключаем, так сказать, договор, который они обязаны свято чтить. Посему первая брошенная ими бомба, первый выстрел из револьвера, первый удар ножом по отношению к какому бы то ни было представителю нашей власти заставят нас немедленно отказать чужеземным анархистам в гостеприимстве. Договор будет сейчас же нами разрушен, и всех вас мы выгоним из Англии туда, где вас поджидают гильотины, расстрелы и виселицы!...”
Увы, насмешка судьбы-мачехи такова, что не имея ни одного солдата, Катон мог предначертать участь Карфагена, а умирая на острове Св. Елены, Наполеон только в рыданиях “мама Лэтиция, о, мама Лэтиция!” постиг, наконец, чего стоят миллионные армии пред капиталами английского банка...
Правда были в древнем Риме неустрашимые люди. Консул Линий Клавдий не дрогнул пред гением карфагенского полководца Гамилькара Барки. Гнэй Лутаций Катулл уничтожил карфагенский флот ещё в первую пуническую войну. Консулы Клавдий Нерон и Марк Ливии разбили наголову армию Газдрубала. Публий Корнелий Сципион Африканский похоронил в Заме саму Ганнибалову славу, а в апофеозе уничтожил и Карфаген.
Если бы мы, русские, вовремя уразумели мысль Наполеона и не оказались английскими наёмниками в 1809-1815 гг., то муза Клио, без сомнения, не занесла бы на свои страницы ни пожара Москвы, ни ужасов Севастополя, ни срама на берлинском конгрессе, ни позора у Цусимы и Мукдена...
Сделав для полноты картины указанное сейчас отступление, мы в дальнейшем обязаны вернуться к порядку хронологии событий.
VIII. На пути из глубины времён к мраку Средних веков, мы с изумлением встречаем ту величественную эпоху, когда по чудному выражению Садлюстия, капитолийский орёл парил над вселенной, распределяя в ней скипетры и порфиры. Вслед за исчезновением царства вавилоно-ассирийского и по уничтожении Тира Александром Великим, а Карфагена — Сципионом Африканским, Иудея предстала взорам римлян, как единственное для них ещё заметное олицетворение семитической расы. К несчастью, Рим сделал промах, результаты которого отражаются и сегодня, особенно в России. Иудея казалась ничтожеством, и Рим опоздал разгромить её, когда сообразил в чём дело, то сыны Иуды уже проникли в самые стены вечного города и успели отравить его государственный организм.
Бесспорно, Рим был слишком терпелив по отношении к евреям и не по их заслугам многомилостив. Между тем, опасности, которыми грозит еврейство, не были тайной и для римского народа. Нельзя объяснить иначе горделивое восклицание Тацита: “Romanorum primus, Сп. Pompejm Judaeos dornuit templumque, jure victoriae, ingressus esf!...” [ 9 ].
Это не мешало, впрочем, успехам иудейского пронырства. Всего через несколько десятков лет мы видим евреев как в придворных званиях, так и среди преторианцев. С другой стороны, захватив откуп податей чуть ли не на всём пространстве империи, сыны Иуды стали управлять даже дипломатической частью в Риме. Это не исключало, разумеется, для них возможности завладеть и дипломатией государства парфян, опасных врагов самого Рима. Во времена же Нерона и Юлия Цезаря сыны Иуды открыто забавлялись судьбами вселенной. Не встречая должных ограничений, хотя по своему обыкновению действовали исключительно “ради славы Израиля”, они успели захватить, в Риме себе на злорадство, а гоям на гибель и властное положение вообще. Частью — в качестве банкиров либо агентов по откупам и подрядам всаднического сословия в провинциях; частью, в роли обладателей халдейских тайн, волхвования и чернокнижия; частью, как факторы и сводники; наконец, частью, в звании политиканов, оркестрирующих выборы и народные голосования, евреи влияли на римскую аристократию и сильных мира сего. Беспорядки же на самом форуме Рима, равно как восстания рабов Сицилии и Италии, происходившие нередко по подстрекательству тех же евреев, убеждают, что им не чужды были и низшие классы населения. Жонглирование либеральными и анархическими идеями приносило сынам Иуды и тогда уже не меньше выгод, чем интендантские гешефты, спаивание народа в кабаках, ростовщичество и публичный разврат...
С другой стороны, разбои в Палестине и организованные шайки тайных убийц вроде тех, какими располагали рабби Бен-Акиба или лже-мессия Бар-Кохеба, переполняли чашу римского терпения помимо всего указанного выше. Непрестанные же революции в Иерусалиме, потрясавшие самые основы империи и вызывавшие иногда напряжение лучших её сил, достаточно мотивируют приказ по армии, отданы и Титом. Мудрено ли, что по окончании осады Иерусалима (70-71 гг. после Р. X.), стоившей римлянам чрезвычайных жертв и страшных усилий, этот великий полководец, хотя и очарованный прелестями еврейской же принцессы Береники, не мог не воздать своим войскам справедливости, говоря: <Вы победили самый бесстыдный, мятежный и коварный народ!”...
Таким образом, ясно, почему ещё император Август отнёсся к своему племяннику Кайю с похвалой за то, что, проезжая Иудею, тот воздержался от паломничества в иерусалимский храм. “Cajuin nerotein, quod Itidaem praetervehens apud Hieroviliniiain поп suplicasset, laudarit" (Светоний — Octaviiis Caesar Augustus. XCIll). Да и странно было бы иное. Ведь уже в те времена о революционном дерзновении евреев кричали, что называемся, и воробьи на крышах. Ювенал (саm XIV) не даром говорит: “Romanas antem soliti coniemnere leiys, Jiidtiicuni ediscunt et servant ac metuunt jus!...” [ 10 ].
“Чувство человеколюбия возмещается”, утверждает со своей стороны глубоковдумчивый Гиббон [ 11 ], “в особенности при чтении рассказов об омерзительных жестокостях, совершенных евреями в городах Египта, Кипра и Кирены (во втором столетии по Р. X.), где, под видом дружбы, они, предательским образом., употребили во зло доверие туземных жителей, отчего мы и склонны одобрять римские легионы, сурово отомстившие расе фанатиков, которая вследствие своих варварских и легкомысленных предрассудков, стала непримиримым врагом не одного римского правительства, а и всего человеческого рода. В Кирене, они умертвили 220.000, на Кипре — 240.000 греков-христиан, в Египте же — огромное число жителей. Многие из жертв были распиливаемы надвое, согласно с прецедентом, который был санкционирован примером Давида. Победоносные иудеи пожирали мясо несчастных, лизали их кровь и опоясывали себя их внутренностями!...”
"Сооружая гекатомбы из черепов, сыны иуды танцевали dance macabre вокруг”.
Возможно ли удивляться, что, по свидетельству Ренана (см. его “Антихрист”), на них стали, наконец, охотиться, как на хищных зверей?!...
В эту же, должно быть, пору сложилось у римлян и общее заключение: “Infandum Israel scelus audet, morte piandum” [ 12 ].
Но что всего знаменательнее — “избранный народ” рассчитывал обмануть римлян и под предлогом преследования христиан надеялся усыпить бдительность римских властей с целью разлить огонь революции на огромном пространстве и в роковом, всеобщем крушении достигнуть независимости Иудеи...
Впрочем, тогда ещё не было “освободительной” прессы, и кагал отнюдь не располагал нынешними средствами возводить свои злодеяния в “торжество культуры”, а тем паче не имел возможности обращать себя в предмет идеального поклонения для “сознательных пролетариев”...
В свою очередь, император Адриан не оставил жидов без наказания. В период подавления бунта (132-135 гг. но Р. X.), около 600.000 погибло их от меча и сверх того бесчисленное множество от голода, болезней и пожаров. Пять евреев за одну свинью продавались в рабство на ярмарке... под дубом Маврийским. Независимо от сего, они были лишены всех прав состояния и окончательно изгнаны из Палестины. Самое название Иерусалима было уничтожено и заменено новым — “Aelia Capitolina”, a сынам Иуды запрещено приближаться под страхом смерти.
Правда, что универсальные иудейские средства, интриги, пролазничество, женщины и подкуп, открыли “угнетённому племени” к временам императора Юстиниана пути вновь заручиться некоторой долей прав в Византии и при том настолько, что в его кодексе появился даже особый отдел — “De Judaes”. Тем не менее, Юстиниан повелел: “Honore tamen jruantur nullo, sed sint in turpitudine fortunae, in qua et animam esse volunt” [ 13 ].
Таково веление рока, неизменно тяготеющее над членами “избранного народа”.
Они не способны переносить счастья и за неистовства в гордыне своей ниспровергаются с пьедестала самой судьбой.
Римский народ и раньше и после Пунических войн достаточно ознакомился с евреями, а римский сенат пребывал на недосягаемой высоте государственной мудрости. С другой стороны, могучий авторитет Тацита, как историка и мыслителя, равным образом недоступен порицаниям. Посему надлежит принять к сведению и вразумляющее свидетельство знаменитого бытописателя от имени древнего Рима о евреях.
— “Еврейский культ нелеп и мрачен, — у них все то нечестиво, что для нас священно, и наоборот, дозволено среди них то, что у нас преступно. Ибо негоднейшие люди, презрев отечественную религию, приносили сюда (в Иерусалим) дань и пожертвования. Вследствие сем, могущество евреев возрастало, как и путём того, что у них несокрушимое друг к другу доверие и безотлагательное сострадание, но зато и вражеская ненависть ко всем остальным людям. С ними евреи не разделяют ни стола ни ложа. Будучи отродьем, в высшей степени преданным сладострастию, они воздерживаются от сношений с иноплеменницами, а между собою у них нет ничего недозволенного. Они установили обрезание детородных частей, чтобы распознаваться взаимно по этой особенности. Переходящие в их веру злоупотребляют собой тем же способом и ничему не научаются раньше, как презирать богов, отказываться от отечества, ни во что не ставить своих родителей, детей, братьев. При всём этом евреи главным образом заботятся о размножении собственного племени”.
IX. Не взирая на сие изложенное, Израиль, как и в наши дни процветал. Ещё в Риме он изловчился создать столь золотое для себя время, что, по удостоверению Моммзена, проконсулы и пропреторы провинций вынуждены были нежно обращаться даже с местными израильтянами, если по истечении срока службы не хотели вместо награды или триумфа, удостоиться кошачьего концерта, а то и уголовного суда. Евреи не дремали, как они, впрочем, и вообще не забывают “помогать своему счастью”. Независимо от сего, сохраняя во все времена потаённое собственное правительство, они и много позже войны Помпея в Палестине продолжали рассматривать Иерусалимский храм, как свой международный банк, куда из Италии и провинций свозили награбленное золото.
“Quum aurum judaeorum nomine, quotannis ex Italia et ex omnibus provinciis Hierosolyma exportari soleret”, — говорит Цицерон в речи Флакка.
Пропреторы и проконсулы не осмеливались возражать, хотя, конечно, понимали опасности, угрожающие римскому государству через скопление золота в центральной кассе иудеев. Только один префект Каппадокии Валерий Флакк решил хотя-бы своим евреям запретить вывоз золота. По своему обыкновению, еврейство не осталось “неблагодарным” и, купив тогдашнего Зола по имени Лелия, предъявило Флакку ряд позорнейших обвинений. Согласно иудейскому же патентованному рецепту предполагалось запятнать Флакка такой скверной, чтобы его уже никто отмыть не мог. С этой целью евреи снабдили Лелия ложными свидетелями и фальшивыми документами, а в заключение, собравшись на форуме, принялись чинить столь наглые скандалы и гвалт, что подсудимому, казалось, не было спасения...
Тем не менее, сыны Иуды просчитались: между ними и Флакком стал Цицерон. Упрекая Лелия, что он только из-за еврейских денег пришёл сюда и лишь ради еврейского золота старается, Цицерон говорил ему также: “Тебе ли не знать, как тяжела у них рука, каково единство и чего это стоит в наших народных собраниях?!.”
Обращаясь же к суду, оратор воскликнул: “Если когда-нибудь республика встречала необходимость взывать к мудрости и просвещению, к достоинству и прозорливости судей, то о них сегодня, да, именно сегодня, умоляет она...!”.
Переходя, наконец, к общей политике евреев, Цицерон в заключительных аккордах речи, где он был таким мастером, указал следующее:
“Ещё когда Иерусалим был независим, а евреи держали себя тихо, и тогда уже священные у них жертвоприношения были отвратительны для блеска нашей державы, величия нашего имени и учреждения наших предков. Насколько же стало это невыносимым теперь, когда подняв против нас оружие, упомянутый народец раскрыл свои понятия о нашем могуществе и когда, благодаря милости бессмертных богов, мы его сокрушили, разогнали и обратили в рабство?!...”.
Флакк был оправдан.
Тем не менее, его эпизод показывает, какая участь грозит даже высшему администратору и в мировом государстве, если он осмелится стать евреям поперёк дороги. Не у всякого бывает защитником Цицерон, а дабы не сомневаться в последствиях рассеивания еврейства по римской империи, надлежит иметь в виду, что гибель Рима, как мировой державы, обуславливается, да ещё в весьма не малой степени, именно тлетворным влиянием сынов Иуды на римский дух и его вековые устои.
“Тит совершил глупейший исторический промах”, — справедливо замечает Марр, — “частью потащив и евреев за собою в римский Иерусалим, частью рассеяв их насильственно” [ 14 ].
Много раньше, сознавали это и на себе испытывали сами римляне. Их поэт начала пятого века по Р. X. — Клавдий рутилий Наматиан несколько лет служил в Риме градоначальником и, стало быть, видел евреев насквозь, когда пришёл к следующему убеждению: “О, если бы оружие Помпеи и могущество Тита никогда не разрушали Иудеи! Вырезанные язвы чумы распространяются шире, и побеждённая нация гнетёт своих победителей...”
Ренан же, в свою очередь утверждает, что “повсюду, где еврейство добивалось господства, там жизнь аборигенов становилась невыносимой”.
Не излишне поразмыслить об этом всякому, кто уничтожение черты еврейской оседлости затевает ... “во имя блага России”.
X. Подводя же итог сказанному, нельзя в заключение не принять к сведению и вывода, к которому, по данным истории, логически пришёл профессор и одно время министр народного просвещения Зенгер в своей речи: Еврейский вопрос в Риме [ 15 ]:
“Если недостатки римского провинциального управления республиканской эпохи были в самом деле вопиющими, то столь же несомненны и грандиозны результаты, достигнутые благодаря существенным улучшениям, которые в эту отрасль администрации были внесены империей. С учреждением принципата, водворяются периоды постепенно усиливающегося в течение 200 лет процветания Галлии и Испании, Греции, Малой Азии и Сирии, Египта и бывшей Карфагенской территории. Запад быстро и прочно латинизируется. Греко-Восточный мир пользуется обильными привилегиями. Всюду господствует мир и порядок; всюду растут благосостояние и довольство римским правительством; всюду последнее свою задачу поняло, стало быть, правильно и выполнило её искусно.
Только в одной стране все усилия Рима ввести целесообразный режим оказались неуспешными, только с одним народом справиться нормальными способами римлянам не удалось. Этой страной была Палестина, — этим народом были евреи.
На евреях Рим перепробовал чуть ли не все мыслимые, международные и правительственные отношения — от дружественного нейтралитета до грубого милитаризма и, в конце концов, был, однако, приведён к убеждению в необходимости разрушить Иерусалим и выселить жителей из их родины.
Иными словами, вековой опыт и природная политическая мудрость не подсказали римлянам другого решения иудейского вопроса, чем то, к которому некогда вынуждены были прибегнуть Салмонассар и Навуходоноссор”.
XI. Не успело римское государство сойти со сцены, как в Аравии появился Магомет. Сам лично и через своих преемников он за полстолетия отхватил на земном шаре такой кусок, каким никогда не владел Рим. Снова разбушевавшиеся волны семитизма залили переднюю Азию, весь север Африки, как и чудные берега Средиземного моря, хлынули через мавров и при благосклонном участии евреев в Испанию, а затем и во Францию. Дурно кончилось бы это для Западной Европы, если бы Карл Мартелл в кровавой битве между Туром и Пуатье не преградили Исламу дороги. Тем не менее, как в прежние века народы Запада взывали к небесам о спасении от ярости норманнов, так и теперь пришлось воссылать новые мольбы о защите от варварства саррацин. Морские же разбои продолжались ещё долгое время спустя, да и сейчас гнездо их в Марокко не сполна искоренено [ 16 ].
XII. Как только закончился прилив фанатиков Корана, так в Европе наступило обратное и, в свою очередь, стихийное явление — Крестовые походы. Многое перетерпели евреи в этот период, но и не мало успели нажить они от христиан, массами стремившихся в Палестину.
“Во время первого похода Перта Пустынника, — повествует Виктор Гюго, — крестоносцы, увлекаясь религиозным рвением, дали обет истребить всех жидов, каких встретят на своём пути, и они его исполнили. Но этот обет был лишь возмездием за ханаанские убийства, проделанные самими евреями. Суарец справедливо замечает, что иудеи вырезали своих соседей во имя благочестия, которое было понято ими хорошо, тогда как крестоносцы истребляли евреев во имя того же благочестия, но понятого дурно”.
Намечая лишь основные моменты указанного хода событий, мы не можем касаться дальнейших подробностей эпохи Крестовых походов. Заметим разве, что она была косвенною причиной появления турок в Европе.
Вдумываясь же в роль евреев на пути изучаемой борьбы за период Средних веков вообще, нельзя не заметить, что: а) если греко-римский мир наткнулся на ничтожное, по-видимому, еврейство, так сказать, неожиданно и был вынуждаем иметь с ним дело лишь в значительной мере случайно, то для Рима католического, равно как для преемницы Востока, Византии, с народами и государствами, к ним тяготевшими, уже явилась необходимость считаться с “избранным племенем”, как с фактором, проникшим в самую Европу, реагирующим постоянно и отнюдь немаловажным, и б) наблюдение ярко свидетельствует, что связанные с деятельностью всемирного кагала политические, финансовые, религиозные и социальные проблемы, волнующие современное население Европы и его колоний, зарождались, а, в большинстве восприяли и развитие ещё в Средние века.
Таким образом, данная эпоха раскрывается с интересующей нас стороны, как сцена, заслуживающая особого внимания — именно в качестве ближайшего источника нынешних мероприятий иудейских.
XIII. Сообразно с этим, мы и попытаемся рассмотреть условия, её окружавшие.
Рыцарское благородство и сердечная простота — такие понятия, которые для евреев непостижимы и не встречаются в их среде. Раса, кровь, текущая в жилах сынов Иуды, противится всему, что мы, арийцы, признаём долгом чести и великодушия. Уже в древнем мире и ещё за период дохристианский не было ни одного классического автора, греческого или латинского, который отзывался бы о евреях без гнева и отвращения, и, что всего замечательнее, это взгляд совпадал с отзывами о себе, идущими от самих же евреев.
В книге Эсфирь (III, 8-13), мы, например, читаем: “Отличающийся у нас мудростью”, — говорит о своём указе персидский царь Ахашферош (вероятно, Артаксеркс-Лонгиман, с 465 по 425 гг. до Р. X.), “доказавший твёрдую верность и получивший вторую честь по царе, Аман, объяснял, что есть один народ — иудеи, разбросанный и рассеянный по всем областям царства твоего. Законы иудеев отличны от законов всех народов, а твоих законов они не выполняют, и царю не следует так оставлять их. В племенах вселенной, замешался один народ, по законам своим противный всякому пароду, постоянно пренебрегающий царскими повелениями, дабы не могло устроиться совершаемое нами соуправление. Только этот народ всегда противится всякому человеку, ведёт образ жизни, чуждый законам и, противясь нашим действиям, совершает величайшие злодеяния, дабы царство наше не достигло благосостояния”. Хотя изложенное было удостоверено в V столетии до Р. X., однако, и сегодня нельзя было бы сказать ничего другого. Ужасы неистовства еврейского вслед за Высочайшим указом 17-го октября 1905 года достаточно поучительны, как сами по себе, так и в виду не только полной безнаказанности, а и невиданного никогда раньше бунта евреев на всём пространстве России, т. е. страны во много раз большей, чем древняя Персия. Этого мало. Уголовному преследованию подвергались и, под иудейским гнётом встретили, как известно, беспримерную, в свою очередь, стачку адвокатуры, рассчитанную на лишение их даже права защиты, именно русские люди, не стерпевшие продерзностных оскорблений, кагалом воочию наносимых, и двинувшиеся на спасение родины, которой “угнетённое племя”, в самоослеплении бешенства угрожало гибелью.
Нечто весьма сходное и по этому направлению, увы, с поразительной аналогией происходило ещё в отдалённые времена Ахашфе-роша. При его дворе шла, очевидно, борьба между греческим и еврейским влиянием. Чем же отвечали Мардохей и соплеменники его на царский указ?.. При содействии Эсфири, они мучительски убили Амана и десять его сыновей, равно как триста его родных и близких, а затем вновь пятьсот человек, и это в одном лишь престольном городе Сузах. Но у евреев “желчь раздавленная”, а гордыня и злоба неутолимы. Не ограничиваясь содеянным в столице и ссылаясь на разрешение явно обезумевшего Артаксеркса, сыны Иуды обратились к убийствам во всех 127 областях Персии, “от Индии до Эфиопии”, при чём истребили всех “сильных” в народе и области. Итого 75.000 человек (Эсфирь, VII, 4-17; IX, 5-16). В заключение, евреи нагнали холоду на самих “исполнителей дел царских, областеначальников и сатрапов, ибо Мардохей поднимался всё выше и выше” (Эсф., IX, 3 и 4). Напал страх на все народы страны, так что от испуга многие из них сами сделались иудеями (Эсфирь, VIII, 17; IX, 2). “И во всякой области, и во всяком городе, и во всяком месте, куда только доходило повеление царя и указ его, была радость иудеев и веселье, пиршество и праздничный день!...” (Эсфирь, VIII, 17).
Так обстояли дела иудейские среди потоков крови, “угнетённым племенем” только что пролитых. Расправившись же с туземцами, евреи устроили и нарочитое торжество — сперва опять в Сузах, а затем и на всём пространстве персидской монархии. “Мардохей же стал вторым по царе Артаксерксе, великим у иудеев и любимым у многих братьев своих, ибо искал добра народу своему и говорил во благо племени своего” (Эсфирь, X, 3). А дабы и впредь знаменовать свою победу во все времена и повсюду, сыны иуды по распоряжению Мардохея установили самый весёлый из своих праздников — “Пурим” (от слова “пурь” — жребий, который кидал Аман, гадая, когда-бы уничтожить евреев). Являясь, так сказать, аккумулятором надменности и бессердечия, лицемерия и мстительности евреев, эта кагальная масленица до наших дней хранит и питает гордыню “избранного народа”, славословит его циническую тиранию, а в новых поколениях Израиля готовить тягчайшие опасности как для обыденных, так, в особенности, для наиболее “сильных” гоев. О таком положении вещей не мешает памятовать вне еврейства и “сознательным пролетариям”, и “свободомыслящим” законодателям...
Дело вовсе, конечно, не меняется от того, что, не взирая на столь благочестивые подвиги Мардохея и Эсфири, ни о ком из них, ни даже о самом “Пуриме”, непосредственные их современники, Эздра и Ноемия, ни одним словом не упоминают.
“Пурим” — праздник переносный и сообразован с иудейской пасхой. Падая на февраль либо на март, он в 1912 году приходится на 19 и 20 февраля и, без сомнения, на ряду с всевозможными прецедентами, всецело заменит для сынов Иуды и наш юбилей отечественной войны, даже в самой Москве...
Вглядываясь же в значение “Пурима” на театре истории, нельзя отрешиться и от мыслей, которые образом действий евреев были внушены, например, уже египетскому царю Птоломею-Филопатру (ум. в 204 до Р. X.). Видя, как эти негодные люди, никогда не оставляющие своего безумия, противятся даже царям — своим благодетелям и не хотят исполнять ничего справедливого, как напыщенные своей древней гордостью и по сродному себе злонравию, они отвергают доброе и склоняются к худому, как гласно и тайно они с крайней жестокостью преследуют всякого из своей среды, кто дерзнёт посягнуть на их хищный эгоизм, — Птолемей не мог, действительно, не опасаться, что в случае новой смуты или войны, неприязненные замыслы евреев проявятся открыто и что в лице этих нечестивцев, как он их называл, египтянам доведётся встретить предателей и свирепых врагов (3 кн. Макк., Ill, 11-14 и 16-19; VII, 10, 12, 13, 18 и 19). На что, казалось бы, при этих условиях могло рассчитывать еврейство у Птоломея-Филопатра?.. Тем не менее, мы видим, что как в III столетии, так и в XVII веке до Р. X. (при Иосифе), сыны Иуды приобрели в Египте большие, чем прежде силу и славу и сделались “страшными для врагов своих” (3 кн. Макк., VII, 18). Возможно ли в виду изложенного, удивляться, что и по поводу осады Иерусалима Антиохом VII Сидским (144-130 гг. до Р. X.), предпринятой с целью пресечь наконец, непрерывные восстания евреев, мы в постановлении государственного совета Антиохии читаем буквально то же, что за несколько столетий раньше уже было констатировано в указе Артаксеркса-Лонгимана [ 17 ].
В полной гармонии с изложенным раскрываются неизменно другие данные истории.
“В какую бы страну ни пришли евреи, они, как своё наследство, приносят и ненависть к роду человеческому [ 18 ]”. С своей стороны, историк и географ 1 века по Р. X., Страбон удостоверяет — “иудеи захватили все города, и трудно назвать место на земле, где бы этого племени не было, или, лучше сказать, которым оно не завладело бы”...
И господство евреев страшно!
XIV. На всемирной сцене мы по любому направлению видим факты того же рода. Приводя их лишь в мере надобности и не предполагая забывать о них Далее, мы для полноты картины считаем достаточным остановиться здесь только ещё на двух следующих.
“Наступил 615 год после Р. Х., — говорит Амедей Тьерри. -Этот год был предуказан магометанами-персами, как последний для христиан на всём пространстве Палестины. В конце мая под начальством румизана по прозванию Шархавбара, т. е. , королевского вепря, -генерала способного, но бесчеловечного, союзника армянского царя Хозроя, грозная армия двинулась на Галилею и пронеслась по обоим берегам Иордана ... , не оставляя ничего, кроме залипших кровью развалин. Между тем, в названных местах теснилось значительное население, освещённое, проповедью Евангелия... Вслед за разговором и уничтожением домов огнём и мечем, скованные друг с другом толпы жителей были, под бичом персов, влачимы, как переселенцы в отправленные миазмами болота Тигра и Евфрата... И вот, с мешками, наполненными золотом, иудейские купцы целыми шайками, начали толпиться за “победоносной” армией Шархавбара, скупая всё, что могли из массы пленных. Не для того, чтобы спасать их, о нет, а чтобы вырезать поголовно. При этом евреи старательно выбирали людей, имеющих особое значение (вспомнить о 75.000 “сильных”, истреблённых при Мардохее): городских судей и других должностных лиц, красивых и богатых женщин, прежде же всего — монахинь и священников. Деньги, уплачиваемые персидским солдатам за растерзываемых христиан, поступали из раскладочного сбора, которым были облагаемы все евреи пропорционально состоянию каждого, ибо эти страшные злодеяния, по обыкновению, рассматривались еврейством, как дело богоугодное. Таким образом, погибло свыше 90.000 христиан!...”
Помянутая раскладка есть руководящее правило у сынов Иуды для подкупа высших и низших властей, а затем и вообще ради целей Израиля. В частности, установлено, что вооруженное восстание в Москве, как и метание бомб, наравне с другими заслугами “русской” революции, являясь предприятием ad majorem Israeli gloram, требовало больших денег. Одних же экспроприации не могло быть достаточно. Ясно, что расходы всемирного кагала, правда, лишь временно — до взыскания обратно с нас же, гоев, были оплачиваемы именно “раскладочными сборами”.
Как бы подводя итог сказанному, хотя и в замаскированной, разумеется, форме, основатель сионизма Герцль повествует: “Еврейские переселенцы заносят в страну и антисемитизм. Прилив иммигрирующих евреев и неуклонное движение вверх туземных евреев, как класса, совместно производят могущественное действие. После кратких периодов терпимости, вражда против нас снова просыпается. Наше благосостояние, очевидно, содержит нечто раздражающее. Народы, среди которых живут евреи, все вместе и каждый в отдельности — явные или скрытые антисемиты. Усиливаясь с каждым днём, антисемитизм растёт и должен расти, так как причины его не могут быть уничтожены.” Признавая это, Герцль не договаривает. А и ему не худо бы привести на справку, что, неуклонно стремясь к владычеству и сообразно с этим переходя на сторону сильного, “угнетённое племя” систематически изменяло своим друзьям и покровителям. Так, ещё в многовековой дуэли, которой исчерпывается история древнейшего Востока, между Ассуром и Мицраимом, т. е., — Вавилоно-Ассирией и Египтом, евреи равным образом перебегали с одной стороны на другую. Предав затем ассириян вавилонянам, сыны Иуды вскоре изменили вавилонянам для персов, а персам — для Александра Македонского; несколько позже, царства Антиохов и Птолемеев еврейством же были преданы римлянам, а римлянам евреи изменяли ради парфян, империю коих, в свою очередь, продали полчищам магометан; магометан же предавали крестоносцам, и, наконец, крестоносцев -туркам. С другой стороны, в Европе, при наступлении религиозных войн еврейство пожинало новые, так сказать, уже абонированные лавры предательства, начиная с альбигойской ереси и кончая Реформацией. Между католицизмом и протестантством, а в частности, между орденом иезуитов и палладинами Возрождения, “избранный народ” инсценировал свою дьявольскую оперетку тем с большими барышами, чем осязательнее для него был опыт “добрых услуг” в древнем поединке Ассура и Мицраима.
XV. Но войны из-за религиозных убеждений отжили свой век. Началась борьба во имя иных “свобод”. И что же?... Евреи только перефасонили товар. Став под знамя революции, всемирный кагал не замедлил изменить ему ради Наполеона, далее предал Наполеона Англии, а, в заключение, явился банкиром Священного Союза... А что евреи проделывали за период восстаний Польши или в своём дивном апофеозе на Японской войне?!...
Тем не менее, собственную политику кагал проводит без колебаний. Он успел дважды отомстить своему врагу — Марии-Терезии, обезглавив в 1792 году её дочь Марию-Антуанету, а в 1848 г. устроив наставнику её внука и обер-концертмейстеру венского конгресса Меттерниху такой дивертисмент, что он едва ноги унёс от иудейских убийц. В наше время сыны “избранного народа” благодарят автора Союза Россию равным образом во второй уже раз через Северную Америку. Следовательно, детям Израиля нечего плакаться на развитие антисемитизма. Впрочем, Герцлю, пожалуй, не было и надобности вдаваться в детали. Чего, в самом деле, ждать от людей, которые и самого рая не могут себе представить без золота, да ещё хорошего?... (Бытие, II, 10-12).
В свою очередь, справедливо указали ещё римляне на отсутствие у еврея всего, что они называли verecunclia, т.е. беззаветных, самоотверженных, рыцарских движений души.
Притчею, удивлением, посмешищем и поруганием бывал еврей всегда и у всех народов. Без идеалов и без жизни духа, еврейство выражает собою олицетворение гнева, мести и печали... Жалка была их роль в истории Рима и в Средние века... Они повсюду мучились страшной тоской, прежде всего, от неопределённости собственного положения. Не будучи ни рабами, ни свободными людьми, ни равными, ни подчинёнными, не принадлежа ни себе, ни другим, — они представляли собою тайну, загадку, невылазную проблему и, наряду с этим, крупную опасность, грозящую бедствиями для окружающих и безысходным горем для самого “избранного племени”. Чуждые узы родства или дружбы с коренным населением страны, лишенные всякого патриотизма, они не теряли случая возбудить к себе ненависть то в качестве финансовых советников у разных мелких и крупных владык, изобретая суровые, подчас невыносимые налоги, то в звании придворных врачей, либо даже духовников, коварно завладевая доверием монархов и опутывая их гнусными интригами, то, наконец, в виде откупщиков и вольнопрактикующих Шейлоков, довершая свистопляску роскоши и скрежет нищеты.
Многие страны невероятно страдали от таких явных либо скрытых талмудистов, особенно со времени золотой папской буллы (1356 г.), узаконившей пребывание евреев при сюзеренах и феодалах. Между тем, до позднейшего периода Средних веков Европа обладала и на Западе массами свободных земель, представлявших непочатую новь. Ничто не мешало евреям сделаться такими же пионерами производительного труда, как действительно гонимые за веру англо-саксы, которые в пустынях и лесах Америки, среди бесчисленных опасностей от мужественных и беспощадных индейцев создали, однако, нынешние Соединённые Штаты.
Но не топор и плуг служили орудиями евреев, а корыстолюбие, пронырливость, бесстыдство. Выжимая из всего окружающего последние силы, евреи неустанно жаловались на судьбу, издавали стоны, проливали слезы. Открыто гонимые, они вымещали накопившуюся в них злобу тайно. Народы Запада убедились, что чувства благородства неизвестны сынам Иуды, а деньги им дороже свободы, или, лучше сказать, всякая свобода для них — в деньгах. Ради своего обогащения, евреи готовы на что угодно. Во всём, однако, мог он обманывать христианина, но только не в том, что он еврей и желает быть евреем. Иудейские законы являлись постоянным вызовом и наглой демонстрацией против “поганых”, среди которых кошерный иудаизм, тем не менее, процветал, размножался и богател. А после эмансипации жидовство кагала выступило, к посрамлению его песнопевцев шаббесгоев, даже с яркостью, неизмеримо большей, чем в прежние времена.
Что бы ни рассказывали евреи, а и во все Средние века припадки религиозного фанатизма христиан являлись сравнительно редко, да и обусловливались другими, отнюдь не только вероисповедными причинами. Это доказывается фактом, что евреи никогда не подвергались преследованиям в папском Риме, равно как и тем неизменным покровительством клира, о котором не мог не засвидетельствовать сам, созванный Наполеоном синедрион.
XVI. Еврей — природный иезуит, а иезуит — только искусственный еврей. Средневековая же история сынов иуды приурочивается главным образом к Испании [ 19 ], — начиная с ост-готов, которые благоволили “избранному народу”, и переходя через вест-готов, относившихся к ним, наоборот, строго. Впрочем, если евреи проникли в Рим лишь около 140 года до Р. X. при консулах Попилим Лоне и Каие Кальпурнии, то в Испанию они попадали с финикиянами, а частью и оставались там, вероятно, уже за тысячу лет раньше. С другой стороны, через две тысячи лет, испанские евреи сносились отсюда даже с хозарами, которые по их, кажется, совету задумали обратить в иудейство и русских славян, как это учинено было раньше не только с самими же хозарами, но, в незапамятные времена, с царством Эламским, на юго-восток от Мессопотамии, а в римскую эпоху и с княжеством Ади-абеною, на Верхнем Евфрате. Проделывая это единственно в целях собственного властолюбия, евреи переписывались, как сказано, с хозарами и, в тот же период, изменнически навели в Испанию мавров, а через них терроризировали местное население. Этим они сами вызывали погромы: в Толедо — 1108 года, в Севилье — 1379 года, Бургосе, Валенции, Кордове, Барселоне и опять в Толедо между 1388 и 1413 годами, а затем и в других местах. Именно в Толедо при благосклонном участии сынов Иуды, проникли мавры для порабощения всего юга Испании, где затем и оставались в течение такого же времени, какое только теперь успело пройти в Англии для норманнов от дней Вильгельма Завоевателя. Таким образом, и освобождение Испании от мавров логически сопровождалось уже всеобщим погромом евреев через совершенное их изгнание Фердинандом и Изабеллою.
В награду же за их предательство в Толедо один из старейшин “многострадальной синагоги” на пути долгих лет обязан был являться ко дню Пасхи на паперть собора и получать здесь от архиепископа пощёчину ...
Однако, раньше чем сподобиться столь редкой чести, евреи сумели проникнуть и на юг Франции, ожидовили там целую провинцию — Лангедок, вызвали кровавые междоусобия в католической церкви, развратили орден тамплиеров, служащий главным источником не менее иудаизированного сейчас масонства, а будучи, наконец, изгнаны вновь, стали перебегать из Франции в Германию, затем в Австрию и Польшу, в заключение на наших глазах, распространились по всей России. Самое гнездо учёного талмудизма проникло в Испанию через север Африки, — в свою очередь, по изгнании “унгетённого племени”, в VI столетии по Р. X. калифами багдадскими из Мессопотамии. К этому моменту величайшая иудейская святыня, — вавилонский талмуд, была уже завершена в академиях (иешиботах) Суры, Пумбедидты и Негардеи (две — на Тигре, а одна — на Евфрате). Пробравшись в Испанию, “избранный народ” восстановил эти академии в Севилье, Гренаде и Кордове. Несколько позже, разные другие иешиботы появились в Монпелье (на юге Франции) и в Кракове, а для нашего, так сказать, апофеоза, — и в Вильне, этой vagina Judaeorum, откуда и доныне талмудическая премудрость расходится, устно и печатно, по всему иудейскому миру.
Ещё недавно, здесь образовалось новое акционерное общество именно для ритуальных изданий еврейских.
XVII. Согласно со сказанным, гораздо прежде Ллойды и, несомненно, лучше, чем это мог бы сделать он, испанский иудаизм воспитывал целые стаи наследственных иезуитов-талмудистов повсюду. Мероприятия были рассчитываемы столь лукаво, что в самой Испании к концу XI века, евреи сделались всемогущими. Но, без всякого сомнения, и коммивояжеры кагала не дремали. По образцу испанских учителей своих, они подыскивали отхожие промыслы даже особого рода.
В непостижимом ослеплении римские папы за мрачный период Средних веков не только считали возможным допускать евреев на высшие ступени церковной иерархии, но, как бы для изысканного, собственного посрамления, рисковали и на следующее: так как на богословских диспутах, тогда чрезвычайно модных, дерзновенные и в коварстве искусившиеся талмид-хохимы нередко одолевали наивных подчас прелатов, то решено было наиболее занозистых сынов иуды крестить и уже этих дублированных, так сказать, евреев натравливать на некрещеных...
Можно себе представить, какова бывала потеха! ... А дабы иметь хоть некоторое о ней понятие, отметить стихотворение, где, с иудейским цинизмом, крещёный же еврей Гейне [ 20 ] издевается над обеими сторонами.
— “In der Aula zu Toledo,
Klingen schmetternd die Fanfaren; In dem geistlichen Turnei
Walt das Volk in bunten Scharen. Das ist nicht em weltlich Stechen,
Keine Eisenwaffe blitzet, — Eine Lanze ist das Wort,
Das scholastisch scharf gaspitzet ... Nicht galante Paladine
Fachten hier, nicht Damendiener, -Dieses Kampfes Ritter sind
Kapuziner und Rabbiner! ...
u s. w.”
Мудрено ли, что за диспутами, иной раз следовал взрыв негодования народных масс?! ...
Основной мотив средневековых погромов заключался, без всякого сомнения, в том, что высмеиваемый, безжалостно эксплуатируемый евреями, народ терял, наконец, всякое терпение. Тогда сыны иуды поголовно и решительно изгонялись. Но жажда роскоши и постоянные распри владетелей требовали денег, а значит — возврата евреев. И вот, их вновь призывал герцог, курфюрст либо король, а дети Израиля принимались опять за своё, т. е., как губка, снова впитывали из народа золото, пока эту губку не выжимали, в свою очередь, и ещё раз не выбрасывали вон. Ясно, что для “владетеля” еврей был драгоценностью и не смел себя обесценивать, — стало быть, не должен был креститься.
Преследуемые, изгоняемые, призываемые снова, члены “угнетённого племени” артистически пользовались церковным запретом, в силу которого христиане избегали давать деньги взаймы из процентов. Развиваясь в столь “питательной” среде, евреи монополизировали и до виртуозности довели профессию ростовщика, а для увенчания торжества, по указанию талмуда, имели ещё дерзость плакаться, будто их вынуждали приносить себя в жертву общей потребности кредита.
Такой цинизм издевательства, наряду со всем, приведённым выше, не мог, конечно, не вызывать реакции по принципу similia simili-bus. С другой стороны, если где знали евреев, то, уж разумеется, в Испании, успевшей испытать финикийское и карфагенское, а затем, пожалуй, и наитягчайшее — иудейское иго. Вместе с сим, не взирая на денежные и другие выгоды, которые доставлялись римскому престолу международным, как и он сам, еврейством, папы не могли и тогда уже, не сознавать опасностей, которыми грозит веками скованное, тайное сообщество наследственных заговорщиков, сурово подчинённое деспотизму раввинов и беспрекословно повинующееся своей центральной власти, тем более грозной, что она гоям неведома.
Ожидовив и приведя к гибели орден тамплиеров, а засим вызвав учреждение инквизиции для искоренения той злостной повадки, что сыны Иуды, особенно в глубине Средних веков, т. е. среди наивысшего расцвета гегемонии римского престола, принимали христианство как для облегчения иерихонского соглядатайства, так и для того, чтобы уже на свободе оставаться евреями, нарочитые подвижники во Израиле проникали по приказу кагала в самый католический клир и становились прелатами, епископами, даже кардиналами.
Но раз условия благоприятствовали, иудаизм не мог ограничиться этим. По самой сущности своего “гения”, он должен был эксплуатировать их и для “художественной” забавы над гоями... Совершенствуя свои “потешные” люфт-гешефты [ 21 ], блистательно практиковавшиеся ещё на Востоке, в Египте и в древнем Риме, сыны Иуды торговали в средние века, как и в эпоху “великой революции”, равно как промышляют они в наши дни, знаниями сокровенными — каббалою, магией, астрологией, чернокнижием всякого рода и под всякими кличками. Одним этим они, веками, извлекают такие выгоды из афоризма “Мир хочет быть обманутым, — так пусть же обманывается!...”, о которых сам ядовитый его автор, папа Павел IV, и помышлять не смел. Впрочем, семитизм во все времена, отличался искусством построения таких “военных машин”, которые наиболее соответствуют обстоятельствам, а будучи сооружаемы для разгрома и уничтожения, посевают вокруг бесстыдство, раболепие и тьму.
XVIII. С такими талантами способна конкурировать только “энциклопедичность” иудейских дарований.
Наряду с волхвованием и халдейством, как в древности, так ещё больше в средние века, сыны “избранного народа” являлись главными фабрикантами евнухов для царей вавилонских, ассирийских, парфянских и персидских, для арабских и мавританских калифов, равно как для турецких султанов и, вероятно, для капеллы пап... Отсюда возникала необходимость иметь рабов, и вот евреи облюбовали работорговлю в такой мере, что почти монополизировали её (даже “в доброе старое время” у нас, в Крыму).
Сколько русских душ, несчастных полоняников, загублено “благочестивыми” евреями, Ты, Господи, веси?!...
В гармонии с изложенным, евреи преимущественно являлись и поставщиками любовных напитков уже весёлым дамам древнего Рима. В Средние века, особенно во Франции, большинство врачей и астрологов были также евреи. Эти познания давно распространялись в их среде, а затем экспортировались ещё в дни плена вавилонского. Знакомство же с судебной астрологией, чем те же евреи весьма гордились, с одной стороны, и добываемые тёмными путями богатства, с другой, являлись нередко особыми причинами бедствий иудаизма, о которых сохранила память история.
Народы вымещали своё негодование над обладателями тайн для сатанинского непотребства, равно как над организованными в неуловимые шайки эксплуататорами мракобесия и неудобосказуемой чертовщины.
- “Учение каббалы, — свидетельствует столь признанный авторитет, как Элифас Леви, — является догмой и философией высшей магии. Сокрытое впоследствии под этим наименованием, оно тем не менее, указано издревле как в священных иероглифах храмов, так в мало известном ещё и теперь загадочном ритуале масонства древнего и современного. Всё, что есть научного и воистину грандиозного в мечтах и верованиях иллюминатов Якоба Бема, Сведенборга и Сен-Мартина, заимствовано у каббалы. Ей именно обязаны своими тайнами и символами масонские ассоциации. Она одна владеет ключами настоящего, прошедшего и будущего”. Ссылаясь на означенных учителей, Э. Лени, к сожалению, не поясняет, что, как они, так и “нимфа эгерия” коварного автора Атлантиды Бэкона Веруламского, этого Игнатия Ллойолы масонства, Элиас Ашмол наравне с Мартинсцом Пасквалисом, основателем мартинизма и Вейстауптом, главой иллюминатов, а также с Каллиостро и Сен-Жерменом, оказывались сынами “избранного народа”... Жаль равным образом что, превознося каббалу, Элифас Леви умалчивает об одном: кровь человеческая есть основание всяческих проделок магии...
Гностицизм, арианство, манихеизм, в свою очередь, близко сродны с каббалой неловко обнародованной. Мать знаний сокровенных -каббала и учение гностиков, особенно в лице Симона Волхва, как еретичество, до отвращения усилившее разврат нравов, родились от халдеев-сабеистов. Раввины же талмуда поучают нас, что члены синедриона были приверженцами магии, что, происходя из Ура, страны сабеян, сам патриарх Авраам занимался некромантией и научил этому искусству своих жён и сыновей, и что, в заключение, по примеру Авраама, Давид также был последователем магии и астрологии. Наряду с этим, в восторг приходят раввины от факта, что единственной заслугой евреев перед египтянами была разгадка Иосифом фараонова сна. Не менее радует “старейшин многострадальной синагоги” и свидетельство о том, что Даниил стоял в десять раз выше всех чародеев и волхвов в царстве Вавилонском (Дан., II, 48). А Валтассару его жена аттестовала Даниила именно как главу тайноведцев, обаятелей, халдеев и гадателей (хозадим, меккасфим, газрим, хартумим, гакканим и айшафим). Нельзя не отметить, в связи с этим, что как Иосифу, так и Даниилу воздаётся талмудом хвала не за государственные подвиги перед странами, их облагодетельствовавшими, а исключительно за толкование снов и шарад либо за предсказания (сравни Бытие, XL, 4, 23 и XLI,15-45; Дан., IV, 1-30 и V, 5-29), равно как за то, что всякий раз после этого возникало в стране чрезвычайное бедствие: страшный голод при фараоне, превращение царя Навуходоноссора в травоядное животное или, наконец, смерть самого Валтассара, едва только была разгадана надпись “мене, мене, текель, упарсин” (Бытие, XL, 54 и XLVII, 14-21; Дан. IV, 5 и 29-30). Взгляд талмид-хохимов представляется тем более знаменательным, что гадания и прорицательства воспрещены Пятикнижием (Исх. XXII, 18; Втор. XVIII, 10 и др.). Валтасар же, царь Халдейский, был убит в ту именно ночь, когда по его повелению Даниила облекли в багряницу, возложили на шею золотую цепь и провозгласили третьим властелином в царстве (Дан. V, 29 и 30). При таких данных уразуметь раввинов в полной мере возможно, с их точки зрения, не иначе, как сообразив с тем, что Даниил не утратил своего положения и при победителе Валтассара — Кире, а также, что в глазах евреев Кир стал помазанником Божиим (Исайи, XLV, 1).
Переходя, наконец, к истории “сокровенных знаний”, нельзя не убедиться в поучительном факте, что рядом с преемством на пути веков содержание заблуждений человеческих усматривается и аналогия самых форм. Это особенно бросается в глаза при сравнении, например, измаилитов магометанского мира в XI веке с современными масонами.
Через завесу аллегорических и мистических сказаний древности, сквозь мрак и причудливые испытания волшебных “посвящений”, за печатью таинственных письмен на развалинах Ниневии и Фив, равно как на почернелых лицах сфинксов Ассирии и Египта, в странных эмблемах сочинений по алхимии, среди обрядов “восприятия”, применяемых нынешними потаёнными обществами, мы неизменно встречаем доктрину, укрываемую тщательно, но повсюду тождественную. Входя в теургию высших магических хиротониссий, эта доктрина, без сомнения, та же самая, какую исповедуют евреи в своей каббале. С другой стороны, мы наблюдаем в общем сходные с масонством черты уже в таинствах Изиды и Озириса, в мистицизме Адониса и Астарты, как и в зверских чародействах Халдео-Сирии, среди фаллического культа Ваал-Фегора, как и в культе ктеиса, в ритуальной проституции и человеческих жертвоприношениях даже в Карфагене, в Элевзинских таинствах и в мистериях Бахуса, у браминов Индии и у магов Ирана, в ритуале Митры и вакханалиях Рима, в бесчеловечии таких последователей азиатского, преимущественно семитического, оккультизма, какими являлись не только Гелиогабал, Нерон и Диоклетиан, но Адриан и сам Марк Аврелий, в гностицизме и в манихействе, у измаилитов Египта и у друзов Ливана, у альбигойцев и тамплиеров, у розенкрейцеров и мартинистов, у бабистов Персии и у адептов “Высокой Просеки” (La Haute Vente) и, наконец, в тайных сообществах Китая и Японии.
До половины XVII века каббалистические идеи имели значительное влияние на обработку философии, богословия, естественных наук и медицины. В Средние века апокрифы Еноха, фолианты Сибиллы, книги Гермеса и каббала были в большем почёте у астрологов и алхимиков. Европа утратила последние следы науки и умозрения. Разрушенная и прогнанная греко-римская цивилизация почти совершенно исчезла. Лишь кое-какие литературные и мыслительные обрывки нашли себе убежище у арабов.
Могли ли сыны Иуды не воспользоваться таким стечением обстоятельств и не “помогать своему счастью”?...
В Европе уровень человеческого разума пал так низко, что мистические и религиозные варварства должны были развиваться неудержимо. В сокровенных знаниях люди видели наивысшую мудрость. Среди означенных условий, всеми классами общества постепенно овладели: астрология — с её гороскопическими звёздами и пророчествами будущего; алхимия — с философским камнем и элексиром вечной жизни; демонология — с её дьявольскими чарами; магия и её мрачные талисманы; онейрократия или наука о сновидениях; теургия и гоэтия — наука о сношении с добрыми и злыми духами; некромантия — искусство вызывать мёртвых; колдовство или порча — сверх-естественное мастерство с помощью воплощения сатаны; тавматургия либо наука о чудесах; хиромантия, аэромантия, гидромантия, пиромантия и разные иные виды стадного безумия человеческих масс.
Такова была среда, где культивировались микробы иудейского паразитизма и откуда выходили как двойные, крещёные евреи для диспутов с раввинами, так и те виртуозы талмуда, которыми “украшали” порнографией готические сооружения, изумительные памятники пламенной веры Средних веков.
Именно на пути рассматриваемой эпохи мы замечаем проникновение иудаизма в столь благочестивые содружества верующих зодчих -“каменщиков” (macons), как те, что создавали соборы Кёльна, Трира, Вены, Страсбурга, Реймас, Парижа и др. в течение целых столетий...
Поразительные и невероятные, но несомненные факты в статье “Жизнь и церковное искусство” (см. “Теоретический журнал”) приводит Е. Кузьмин. Говоря о готических храмах, он в благородном, глубоком волнении указывает, что на величавых стенах и дивных зданиях, несущих как будто к самому небу дар молитвы, ядовитая сатира отвела и себе место... С удивлением видишь, говорит он, массы странных, чтобы не сказать более, изваяний — монахов, предающихся всевозможным пророкам, священников с головой лисицы, проповедующих перед аудиторией кур и мелких пташек... Напротив же главной кафедры Страсбургского собора одна из капителей нефа изображает осла, служащего обедню, а разных животных — прислуживающих ему!...
Перед зрелищами этого рода вдумчивый наблюдатель бессилен уйти от вопроса: кто мог бы так поглумиться над трогательным благоговением христиан, если не тайные агенты иудейства, крещёные или, как их называют немцы, двойные евреи (Doppel -Juden), — вероломно прокравшиеся в содружество пылавших чистой верой средневековых зодчих?!...
В содержании ответа нет и не может быть сомнения, а дабы привести это к очевидности, достаточно иллюстрировать сказанное, хотя бы ещё следующим:
Во Второзаконии (XXIII, 18), имеется такой запрет — “Не вноси платы блудницы и цены пса в дом Господа Бога твоею ни по какому обету, ибо то и другое есть мерзость перед Господом Богом твоим”!
Что означает подобный текст?...
Здесь, несомненно, говориться о псах без всякой метафоры. А какую собственно роль играли они в ритуальной проституции у евреев, хотя бы в капищах Ваал-Фегора, предоставляется сообразить читателю. В подлинном же тексте здесь употреблено слово “келэб” (множественное — келэбим), равнозвучащее слову Кадет или кадош (множ. — кадешим либо кадошим). С другой стороны, не далее как в 1870 году, около Ларнаки, на острове Кипр, была найдена финикийская запись, содержанием которой является официальный месячный отчёт храма Астарты, где, между прочим, показаны доходы как ритуальных куртизанок, так и соответственных им публичных же мужчин, причём сии последним обозначены именно термином “келабим”, т.е. собаки...
Зная это и приняв далее к сведению, что в ритуале масонском большинство терминов заимствовано из еврейского либо из весьма с ним сходного финикийского языков, мы поймём и всю прелесть титула “рыцарь-кадош”, как почётного наименования очень высокой, 30-й ступени масонской же табели о рангах. А для полноты впечатления запомнить, что в нынешнем масонстве рыцари “кадошим” — провокаторы и палачи одновременно, составляют нечто подобное тому, чем в 1863 году были жандармы-вешатели “ржонда народовего”, созидавшего, как известно, “республиканскую свободу” в Польше...
XIX. Резюмируя, нельзя не придти к выводу, что воспетые Гейне диспуты капуцинов и раввинов наряду с профанацией вековых соборов, равно как другие факты того же свойства на протяжении XXXV веков от времён странствования “избранного народа” по Синайской пустыне до наших дней, обусловливались логической для еврейства необходимостью, т. е., не могли не существовать.
Независимо от всевозможных соображений мистических, направленных к почитанию мужского и женского детородных органов, которыми руководились жрецы-заклинатели, особенно у семитов, подзадоривая своих “подвижников и подвижниц” к ритуальному распутству, эти жрецы не могли не разуметь, какие перспективы открывает перед ними развращение человеческого стада, унижаемого и оскотиниваемого всякого рода пороками. И мы на деле видим, что гигантский расцвет “священной” проституции шёл параллельно с чудовищным приношением в жертву людей, благодаря двойственному верованию в то, что человеческая кровь — единственный напиток, способный ублажать разъярённое божество, и что все вообще существа другого мира — боги, демоны, равно как духи умерших, алчут и жаждут именно крови...
Отсюда явствует, что мистерии древности, куда столь горделиво приурочивают себя многие из современных тайных обществ, запятнаны, в самой глубине своей, с трёх сторон: чародейство лишает их разума, разврат позорит, а жертвоприношения человеческие ставят ниже скотов, даже — волков, потому что и волки не пожирают друг друга.
Чрезвычайный, поразительный интерес представляет в особенности изучение проституированного культа Молоха и Ашеры у евреев. Большой глубины является проблема о возможности изменения расовых наклонностей на историческом пути. Не менее поучительно и определение вероятия фактов атавизма, сюда относящихся. Посему в данной, а не иной области надлежит рассматривать дела Ющинского и подобные. К сожалению, хотя бы и поверхностный обзор данной теории увлёк бы нас очень далеко. Вследствие этого, мы ограничиваемся сейчас изложенным и отсылаем интересующихся к специальной литературе предмета [ 22 ].
Порабощение же тела и духа гоев, как действительно решение проблемы господства сынов Иуды, помимо захвата ими устного и печатного слова, на всяких иных поприщах логически обусловливается эксплуатацией самомнения человеческого и стремлением людей к “свободе” во всех её видах, а прежде всего, разумеется, в царстве Эрота, равно как их наклонностью к таинственному, волшебному и ужасному. Отсюда — фальсификация кагалом и самих “знаний сокровенных”, либо ожидовление таких потаённых обществ, которые мечтают действовать независимо от еврейства.
Явления, сюда тяготеющие, естественно, заражают и масонство, даже в ложах для одного пола. Смешение же обоих полов, отравляемое вдобавок порнографическим мракобесием и всяческим пренебрежением к человеческому достоинству, не может не вести к самым низким ступеням разврата.
Лукавая пропаганда свободной любви, наряду с предательским, по наущению кагала, отрицанием брака и отечества в революционных кружках молодёжи, доведённая уже до презрения к науке, равным образом “художественно” рисует перед обманутым юношеством презренных гоев такой “рай земной”, когда в алюминиевых дворцах, среди балов и пиршеств “сознательный пролетариат” станет разводить чужих жён и мужей по отдельным кабинетам...
Надо ли повторять, что как в пропаганде, так и в масонстве верховодит прежде всего “избранный народ”, члены которого одновременно торгуют и “презервативами” всякого рода, и публикациями о секретных болезнях, и конституциями, и бомбами.
Увы, за период Средних веков и в голову никому не приходило, что еврейский вопрос есть проблема социально-политическая и притом — чрезвычайной, исключительной важности. На пути XVIII столетий, арийские народы пребывали в заблуждении, будто дело идёт только о свободе совести, а потому и вынуждены были допустить свободное от совести вторжение к себе жидовства. Заражение арийского мира жидовским создало теорию “индивидуальной свободы”, которая в действительности оказалась лишь социальной наглостью. Практические последствия этого невыносимы. Евреи не только сами эксплуатируют простоту и убожество, но через шайки “вольных маклеров” своих и проституированную прессу подстрекают других “рантьеров”, которых затем, разумеется, обирают в свою очередь.
“Грабители грабителей!”— излюбленное, всё оправдывающее, самонаименование и самовосхваление героев иудейских.
XX. Соображая всё приведённое выше, позволительно спросить: неужели в долгий период Средних веков, т.е., в эпоху наиболее могучего преобладания своего, даже католическая церковь в лице своих первосвященников — римских пап, не предпринимала ничего, хотя бы на собственную от талмуда защиту?... Ведь этого, очевидно, быть не могло, а следовательно, и не должно быть предполагаемо.
Вглядываясь же в ход событий, мы обязаны признать, что опасность глубоко сознавалась Римом. Для него, без малейшего сомнения, не способно было пройти незамеченным. В частности, столь знаменательно суммирующие факты данной категории историческое совпадение, что почти одновременно с выходом из печати в Венеции первого издания талмуда, Лютер прибил свои тезисы к вратам собора в Виттенберге... Да и вообще говоря, разве не из арсеналов синагоги в эту эпоху, как и во все времена, поставлялось оружие, которым враги христианства пытались сокрушить его?!...
Таким образом, в стремлении оградить церковь от переносимых ею испытаний, равно как от ещё опаснейших грядущих невзгод, римский престол в средние века не вправе был останавливаться и перед крайними мероприятиями. Во времена бедствий, в неистовствах революции, наступлению которых евреи нередко содействовали анархическими речами и писаниями, а также своими хищничеством и коварством, они же являлись открытыми врагами существующего порядка, не отказываясь водружать и само красное знамя. Именно в роковые минуты истории с ужасающей силой разоблачается факт, что евреи, действительно считают иноплеменников не за людей, а единственно — за орудие своих целей. Но едва только волны переворота успокаивались, а жизнь принимала вновь обычное течение, как те же сыны Иуды спешили покинуть это знамя и начинали уверять каждого, кто хотел их слушать в своём патриотизме и дружбе с государством. Тем не менее, мы видим, что и сейчас, т. е. более сотни лет спустя после “великой” французской революции, монополизированной “угнетённым племенем” в свою пользу, большинство иудейских депутатов в парламентах сидит как раз на левой стороне, иначе говоря, неуклонно пребывает во вражде с любым из режимов и со всяким правительством. Но если такова политика “избранного народа” в области светских дел, то она несравненно упорнее и язвительнее в сфере религиозной. Командуемое собственной потаённой властью, иудейство стремится разрушить, прежде всего, главные крепости гоев. Посему его основная атака издавна направляется, главным образом, к разложению папства, а за ним и христианства вообще.
Таковы были и средневековые условия, когда в тяжкой самообороне, первосвященники Рима двинули на всемирный кагал два воинствующих ордена: доминиканский и иезуитский.
Демаскирование потаённых евреев, как соглядатаев и провокаторов, и уничтожение их почти злодейского богатства, как самого опасного из орудий борьбы, поручено было инквизиции. В течение нескольких столетий, доминиканцы специализировались на ней, причём один Торквемада произвёл на последователей талмуда, быть может, не меньший эффект, чем Навуходоносор, Антиох Эпифац и Ричард Львиное Сердце, вместе взятые. Однако, силы были всё-таки не равны, и на поддержку доминиканцев был призван Игнатий Ллойола.
Иезуиты понимали евреев и, в сущности, действовали лишь строго согласно их же рецептам. Сознавая, раньше всего, что еврей рождается, а иезуит только вырабатывается, и памятуя о преимуществе, которое сынам иуды даёт наследственность, иезуитский орден, раз навсегда краеугольным камнем своей организации воздвиг безусловное исключение сынов Иуды.
“Совет ордена постановил и объявил, что это узаконение имеет силу не только первоисходного, а и неустранимого правила. — Отсюда следует, что, не говоря уже о ком бы то ни было из высших членов ордена, но и сам первенствующий генерал не в праве допускать здесь каких-либо послаблений. Посему настоящий закон должен быть исполняем в точности, как коренной и нерушимый” [ 23 ].
Направляясь, в свою очередь, к мировому господству, иезуиты систематически и прозорливо, казалось бы, воевали с евреями. Увы, встретив на своём пути бесстрашного маркиза Помбаля, орден Иисуса потерпел крушение, да ещё начиная с такой маленькой страны, как Португалия приблизительно в тот самый момент, когда через “великую революцию” кагал достиг ещё никогда небывалого торжества. Ничего в свою очередь решительного не добились, в борьбе с еврейством и отцы доминиканцы...
Одна из серьёзных тому причин заключается в суровой междоусобице, которую ради собственного величия, но на гибель общей цели развивал каждый в свою очередь из названных выше, невидимому, столь испытанных жизнью, а в самом учреждении своём так мудро построенных орденов.
Тем не менее, отчаиваться совсем не следует. Наоборот, в виду совершенной неизбежности дальнейших мероприятий защиты от всемирного кагала, важно было бы подвергнуть разностороннему изучению доминикано-иезуито-еврейскую эпопею. Глубокая, величественная тема! Она ждёт и несомненно встретит, не далее, как уже в наши дни, новых, более прозорливых пионеров...
XXI. Вообще же говоря, проследить ходы иудейского пронырства в религиозных усобицах Средних веков, объяснить роль иешиботов в таких явлениях, как ожидовелые ереси альбигоская и орлеанская, либо как секта явно жидовствующих, раскрыть выгоды, полученные сынами Иуды от Крестовых походов, определить их зловещую роль в мракобесии через алхимию, магию, каббалу и разные иные виды человеческого бессмыслия, равно как их мероприятия на развращение и погибель ордена тамплиеров или же для процветания морских разбоев на Средиземном море, установить махинации талмуда в судорогах генуэзской и венецианской республики, с одной стороны, и в кровопролитиях Реформации, с другой, дать панораму тлетворного влияния кагала на судьбы Польши, начертать магистральные линии, по которым двигался “избранный народ”, приготовляя своё нынешнее владычество, -таковы важные и многосложные, но поучительные и благородные задачи государственного человека, который желал бы уразумить действительный смысл истории Средних веков.
XXII. Рассуждая, как сказано, мы знать не хотим шаббесгоев но и не закрываем глаз перед лицемерным скептицизмом тех обманутых обманщиков, у которых, за недостатком звонких аргументов кагала, руководителем является собственное невежество. На них, horror judaicus — страх, вызываемый еврейством, как бы ни пытались они его замаскировать, разоблачается неудержимо той печатью рабства, которой они уже отнюдь не могут скрыть. На факты и аргументы логики они вынуждены отвечать деланными, бессмысленными улыбками...
Но у евреев никогда не водилось и, разумеется, не будет друзей бескорыстных либо искренних вообще. Твёрдо памятуя об этом и лучше нас понимая мотивы явления, да и по самому существу иронии талмуда не желая перемены, евреи только радуются тупоумию своих “идейных” поклонников... Ни одному гою еврей не верит!
Indocti discant et ament meminisse pertiti!...
Будучи сведена к защите от финикиян, а затем, что, впрочем, строго говоря, одно и то же, от сынов Иуды, борьба палладина арийцев, древнего Рима, против семитизма, ещё с большей, если возможно, яркостью носила именно такой характер в период Средних веков. Продолжая и в эту эпоху представляться угнетённой невинностью, еврейство хотя безустанно, как и раньше, подкапывало устои арийского мира, тем не менее, вело своё дело по-прежнему втайне, ибо замыслы с его силами, очевидно, несоразмерные исключали всякий иной образ действий. Только в новые времена, захватив, по-видимому, и для себя самого неожиданно, да ещё без боя, столь страшные орудия порабощения, как биржа и пресса [ 24 ], иудейство осмелилось, наконец, со всем цинизмом, ему свойственным, раскрыть карты, объявив urbi et orbi свою наглую, уже беспросветную тиранию...
XXIII. Завершая, таким образом, обозрение изучаемой борьбы на пути Средневековья, мы для полноты картины считаем небесполезным ещё раз осветить в сознании читателя всё уже пройденное и бросить взгляд вперёд через следующую схему авторитетов.
В Библии есть два рассказа о потопе, которые не только представляют его совершенно невероятным с естественной точки зрения, но и вполне противоречат друг другу. Позднейшие же изыскания в древней Вавилонии убеждают ещё и в том, что общее содержание упомянутых рассказов заимствовано у вавилонян. Однако, и на самом приёме заимствования сказывается иудейский характер. “В бушевании стихий, — говорит Ксисутр (см. вавилонское повествование о потопе), — я посмотрел на обширное море и громко закричал от скорби, так как все люди погибли!...” О сострадании же еврейского Ноя мы ничего не знаем (“Библия и Вавилон” Делича. СПБ. 1906 г.).
Идея — Бог есть любовь не встречается ни в одном, чисто еврейском сочинении, ни в каком периоде (см. правоверного еврея Монте-фиоре — “Religion of the ancient Hebrews”. London. 1893). — “Мессия должен быть великим завоевателем, который все народы мира обратит в еврейских рабов, сами же иудеи вернуться в Палестину, как триумфаторы, обременённые богатствами, отнятыми у неверных” (учёный еврей Драх). — “Можно ли говорить о дурном воспитании, которое еврей будто бы получил в процессе исторической жизни, когда ещё Ветхий Завет, отчётливо и ясно, указывает на то, как сам Иаков, патриарх, обманул своего умирающего отца Исаака, провёл брата Исава и едва ли честно обогатился на счёте своего тестя Лавана?!... (Otto Weininger — “Geschlecht und Character”. 1895). — Как евреи проникли в Египет, а также, сколь быстро и каким путём оказались в рабстве египтяне, достаточно известно. Но мы, сверх того, в Библии же читаем (Бытие, XLV, 8), что, сделавшись владыкой в земле египетской, Иосиф стал хозяином во всём доме фараона и даже именовал себя его отцом. Небезызвестны равным образом условия, среди которых евреи удалились из названной страны, между прочим, вызвав у немцев даже столь почётное для себя наименование, как “священные воры”... Вообще же, пример Египта знаменателен особенно потому, что здесь именно мы наблюдаем полный цикл пребывания “угнетённого” племени в стране его начало и конец. Да и на что рассчитывать от народа, который, придя в числе 66 человек мужского пола, вышел, через четыреста лет, уже в количестве 600.000 — одних способных носить оружие (Бытие, XLVI, 26; Исх., XII, 37), т. е. в общем итоге — не менее 3.000.000 душ, и невзирая на столь поразительное размножение, т.е. благоденствие, ещё плачется на свои, якобы невиданные бедствия, а для страны, которая ему это дала, уготовил лишь беспримерные кары и неистовые проклятия? Владея всем тогда известным миром, древние римляне не могли, к своему и нашему несчастью, выгнать евреев совсем из своего государства, как это сделал фараон Манефта в XIV столетии до Р. X. Убеждение древних авторов (Манефона, Херемона, Геккатея, Диодора Сицилийского, Лизимаха, Тацита и Юстина) сводилось к тому, что, под видом прокажённых, были изгнаны из Египта именно евреи. “Склад же понятий самого “избранного народа” был таков, что, например, в древнем Иерусалиме тот, кто съест кусок свинины или кролика, обязательно побивался камнями, а кто не верил в бессмертие человеческого духа, тот мог быть первосвященником и даже преимущественно бывал им”. (Саддукеи). “Обусловив необходимость участия в осаде Иерусалима таких полководцев, как Веспассиан и Тит и потребовав неимоверных усилий со стороны лучших легионов римской армии, укрепления этого города были выстроены со столь несокрушимой силой как бы в предвидение последствий той ненависти, которую сами же евреи, среди окружающих народов, созидали веками” (Тацит).
Нечему, стало быть, удивляться, что на “ни в чём не повинных” сынов Иуды смотрели сообразно с изложенным и в Средние века.
Джордано Бруно, величайший философ эпохи Возрождения, определяет евреев так: “Презреннейшая и наиболее испорченная раса в мире, по своим побуждениям самая низкая и грязная. Изверги рода человеческого и подонки народов. Евреи представляются в такой мере зачумлённым и опасным племенем, что заслуживают возмездия уже со времени появления своего на свет. Это — всегда раболепствующее, замкнутое и невыносимое для других наций отродье зверски ненавидит их всех и, по праву и долгу, презирается ими в свою очередь!”
“Баниане в Индии — то же, что сыны Иуды в Европе, — говорит со своей стороны не фанатик-монах, а свободный мыслитель, Вольтер. — От других народов их обособляет религия, столь же древняя, как летописи мира, а связывает торговля, в которой они играют роль факторов. Эти баниане наряду с гебрами не уступят евреям ни в древности происхождения, ни в богатстве. Между тем, их повсюду встречают радушно, тогда как евреи внушают отвращение всем народам, среди которых живут...”
Таков же, наконец, вывод истории и по свидетельству гуманнейшего из профессоров Московского университета, благородного Грановского: “В искусстве возбуждать против себя ненависть, евреи не знали соперников!...”
А как итог всего указанного приобретает, наконец, сугубую важность и argumentum bacculinum на посрамление шаббесгоев отзыв Эммануила Канта: “Палестинцы, которые живут среди нас, привлекли на себя внимание ростовщическим духом и репутацией плутов, хорошо обоснованной в огромном большинстве случаев. Строго говоря, казалось бы нелепым воображать себе целую нацию, где всякий человек — вор. Но не менее странно видеть и такой народ, который весь состоит исключительно из торгашей, пренебрегающих честью быть добрыми гражданами страны, их приютившей, а взамен того предпочитающих наживу, которую они добывают, обманывая жителей этой самой же страны!”
Только обосновавшись на упомянутых авторитетах, можно уразуметь всю глубину заключения, к которому пришёл, в свою очередь, Дюринг (“Еврейский вопрос” — Москва, 1896): “Еврейский вопрос лежит не столько за нами, сколько перед нами. Жиды стали бы поработителями, если бы сами не бывали порабощаемы. Они истребили бы целые народности, если бы их собственному размножению не созидались должные границы. Без ярма, эта раса не может толочься среди других народов, не нанося им злейшего вреда. Рабы египтян — евреи получили от них в приданое и мораль рабов. Они её берегут тщательно, а за время средневекового отчуждения взлелеяли в себе и добродетель особого рода. Свив рабье гнездо новых народов, это племя, так же отвергаемое и презираемое, удержало и свою старую роль, но путём эксплуатации даже рабского положения, продолжает обогащаться золотом и серебром своих господ, подобно тому, как оно проделывало это уже в древнем Египте!...”
Мыслимо ли покориться еврейству?!...
XXIV. “Il y a pour l'historien deux joies: decouvrir ce qu ignorent les autres et renverser ce qu'ils croient savoir”, — справедливо говорит Этьен Лями (Etienne Lamis).
Исполнив на этой дороге то, что было в наших силах, мы, к сожалению, не имеем возможности, да и не считаем себя вправе отвлекаться далее в безграничную область, которую затронули, лишь как один из устоев главной проблемы настоящего исследования. Цель же его — дать, по возможности, фотограмму служения “избранного народа” золотому тельцу, но уже не в Синайской пустыне и не только под видом религиозного обряда, а на пути к всемирному господству, в центрах современной политико-социальной жизни, среди народов и государств, через прессу, учредительство, займы и биржевую игру, в страшных храмах Маммоны...
XXV. Queta non movere!... За нарушением этого принципа крестоносцами, ещё раз поднялся Восток Азии. Византию наводнили полчища турок, которые хотя не были семитами, но исповедывали коран, а своего султана почитали, как калифа правоверных. Таким образом, падение Константинополя являлось воочию новым штормовым сигналом наступления семитического урагана. Нельзя без волнения читать вдохновенные страницы Мишеле, когда он повествует о беспредельной панике и неутолимой скорби, охвативших Западную Европу перед свирепыми злодеяниями поработителей-османов.
Солиман Великолепный повелевал уже 120.000.000 людей и мог по праву мечтать о мировом владычестве. Если поход на священную римскую империю, в лице Австрии, ему не удалось исполнить самому, то за это взялся один из его наследников. К счастью для арийских народов, — подобно Карлу Мартеллу на Западе, Ян Собесский на Востоке разбил турок под Веной и положил начало упадку Ислама.
Тем не менее, целые потоки своей крови довелось затем проливать ещё русскому народу в войнах с Турцией, а Константинополь и доныне в руках мусульманского калифа, хотя он и успел превратиться не только в “английского дворника”, но и в ставленника “младо-турок”, как на потеху “избранного народа”, переименовали себя некогда выгнанные испанцами, а ныне салоникские, частью перешедшие, впрочем, даже в мусульманство старые жиды!...
XXVI. Так или иначе, но уже с семнадцатого столетия арийцы Европы испытывают новую превратность судьбы. Внешняя борьба с семитизмом видоизменилась в тяжёлую внутреннюю болезнь. С беспримерной раньше силой, вновь поставлен на очередь еврейский вопрос. Разгораясь безостановочно и всё глубже отравляя организм государств, этот вопрос имеет своих концертмейстеров, против чего едва ли уместен спор в банкирском правительстве Англии.
С другой стороны, если сыны Иуды не выступают теперь на полях битвы сами, то отсюда вовсе не следует, что и войн они уже не ведут. Многострадальные бастионы Севастополя и жалкие протоколы нашего стыда на Берлинском конгрессе, либо тяжкая Портсмутская трагикомедия, удостоверяют, достаточно, что несмирный кагал способен выдвинуть еще не одного лорда Биконсфильда...
Вдумчивый же наблюдатель современной политической алхимии не может не признать даже, что сейчас, пожалуй, творят мир и войну единственно сыны иуды. Как бы она ни казалась парадоксальной, эта мысль верна, и её истинность, несомненно, будет раскрываться всё с большей очевидностью. По мере дальнейшего развития последствий “великой революции”, пароды и государства не замедлят убедиться вне колебаний, что они стали пешками в шахматной игре Израиля...
XXVII. Кто кому служит, еврейство Великобритании, или наоборот, и кто кого в итоге обманет, неизвестно. Но, судя по тому, что мимо “угнетённого племени”, увы, к его же алчному злорадству в мировой панораме проходили и в царстве теней исчезали государства, едва ли очень многим, в своё время, уступавшие нынешнему Альбиону, нельзя не усомниться и в его конечном торжестве.
Во всяком случае, роль Карфагена ещё не разыграна им сполна и, быть может, он встретит новый Рим, когда, объединив славянство, Россия постигнет, наконец, своё мировое призвание, станет на защиту прав души человеческой и двинет к их триумфу свои победоносные знамёна!...
[ 1 ] См. Две части из поэмы “Иван Гусc”.
[ 2 ] От слова шинок, по-малороссийски — кабак. Только тот, кто живал в черте еврейской оседлости, знает, чем был до введения монополии еврей-шинкарь. Поселившись в деревне, такой еврей через год или два развращал всё население — и старых, и малых, а сам делался полным хозяином всего имущества и труда крестьян. Даже дети обкрадывали своих матерей, чтобы за цыплёнка или несколько яиц получить от еврея грошовую игрушку или дрянных сладостей. Взрослые же становились конокрадами, а то и убийцами с целью грабежа. Еврей всё примет для сбыта также за гроши, конечно. Но “до грации” хороша, уже так сказать, повальная картина гешефтов этого рода в еврейских колониях (см. Улож. о Нак. ст. 1056).
[ 3 ] Геродот, кн. II. главы CXIII-CXX.-Гомер, Иллада, VI, 280-292; Одиссея, IV, 227-230; V, 351-353.
[ 4 ] Louis Benloew. Les semites a Ilion, on la verite sur la guerre de Troie.
[ 5 ] “Когда ещё Восток принадлежал ассирианам, мидянам и персам, они (евреи) составляли презреннейшую часть порабощённых”.
[ 6 ] “Как только христиане принимаются терзать друг друга, так евреи пишут к этому музыку!...”
[ 7 ] “Нечеловеческая жестокость, предательство, ещё худшее, чем у финикиян; ничего правдивого и ничего святого; верить его клятвам нельзя; нет у него страха перед богами и — никакой религии”.
[ 8 ] “Если в течение пятидесяти лет вы нас ещё не перевешаете, то вам уже не на что будет купить верёвок!...”
[ 9 ] “Из римлян Кней Помпеи первым одолел евреев и по праву победителя вошёл в их храм!...”
[ 10 ] “Ни во что не ставить привыкнув римлян законы, свято храня, изучают одно иудейское право!...”
[ 11 ] История упадка и разрушения Римской Империи, II, 94.
[ 12 ] “Презренными способами, еврейство дерзает на такие злодеяния, искупить которые может не иначе, как смертью”...
[ 13 ] По-русски следовало бы сказать, например, так: “Однако же, не производите их в действительные статские советники, но пусть они остаются в мерзости уничижения, куда и сами всею душой стремятся”.
[ 14 ] W. Магг. — “Der Sieg des Judentums uber das Germanenthum”, — Bern, — 1879 год.
[ 15 ] “Варшавские Университетские Известия”, 1896 г. № 6.
[ 16 ] Таким образом, на сцене многовековой борьбы арийцев с семитами, два акта главенствуют: пунические войны и нашествия магометанских полчищ. Этим важнейшим событиям в данной проблеме посвящён членом французской академии Литтрэ специальный ТРУД: — “Comment dans deux situations historiques les semites entrerent en competition avec les aryens pour l'egemonie du monde et comment ils y faillirent?”
[ 17 ] См. у Диодора Сицилийского первый фрагмент к его XXXIV книге.
[ 18 ] Тот же автор.
[ 19 ] Don Jose Amador de los Rios — "Historia social, politica y religiosa de los Judios de Es-pana y Portugal ".-Этот классический труд существует во Французском переводе -Маньябаля (Magnabal).
[ 20 ] “Hebraische Melodien”. — Disputation.
[ 21 ] Воздушные, пустопорожние, ни на чём не основанные плутни.
[ 22 ] Capefigue. — “Histoire philosophique des juifs”. Paris. 1833. — Dr. F. M. Ghillany. — “Die Menschenopfer der alten Hebraer” Nurnberg. 1842.— G. Fr. Daumer. — “Der Feuer — und Molochdienst der alten Hebraer ais urvaterlicher, legaler, orthodoxer Cultus der Nation” Braunschweig. 1842. — G. Tridon. — “Le molochisme juif”. Bruxelles. 1884. — Andre Baron (Louis Dante). — “Les societes secretes, leur crimes, — depuis les Inities d'Isis jusqu'aux Franc-Macons modernes”. Paris 1906. — Существуют, конечно и многие другие источники. Вообще, литература по этому вопросу чрезвычайно обширна и весьма назидательна.
[ 23 ] Institutum societatis Jesu. Roma. 1869. Tom. V. Decreta quintae Congregationis generalis. — Decretum LUI.
[ 24 ] В самом Нью-Йорке осталась теперь всего одна христианская газета — “Tribune”, — если не считать колеблющегося “New York Herald”.
Последние изменения: 01.10.07