А.С. Шмаков
Международное тайное
правительство
<<< Оглавление
Талмуд
Б. Система Талмуда и его содержание
I. Наравне с коренным материалом Талмуда, система его главным образом приурочена к Мишне и относится ещё ко времени её кодификации, продолжавшейся, как известно, около трехсот лет. Являясь как в Иерусалимской, так и в Вавилонской редакциях энциклопедией правовых воззрений древних раввинов, “наша Мишна”, т.е. обработка её Иудой Святым (Гакадошем), проистекает ближе всего из Мишны Меира, который получил её от своего учителя Акибы, но заключает немало вариантов из ещё более старой Мишны аббы Саула, где, невидимому, была уже в то время принята та же система. Важнейшая из двух Гемар — Вавилонская, текст которой широк и ясен сравнительно с сжатым и туманным слогом Мишны, имеется, как нами было упомянуто, лишь к половине, примерно, Мишны (в 36 трактатах из 63). Во всём же, что касается обрядов для Св. Земли и Храма Иерусалимского, отсутствует. Зная добродетели своего народа, а потому отнюдь не питая надежд ни на возврат его в Ханаан, ни на восстановление Храма, привлекавшее основательные подозрения ещё при Эздре и Неемии (Неемия, II, 5-10, 17; IV, 1-3 и 11-23; VI, 1, 6, 8, 15; 2-я книга Эздры, II, 17-31), авторы Вавилонского Талмуда оставили и соответственные двадцать семь трактатов Мишны без Гемары, так как... “комментарии к ним будут даны пророком Илиёю и самим Мессией”.
Расположение содержания в редакциях Иерусалимской и Вавилонской неодинаково и доже разнится, хотя не существенно, в различных изданиях.
Тем не менее, самые основания системы повсюду изменены.
Прежде всего Талмуд распадается на шесть отделов или порядков (“седарим”). Эти “Шиша Седарим” по обычаю иудейскому образуют из своих начальных букв каббалистический термин “Шас”, которым евреи называют Талмуд. Отделы же таковы:
Зераим (“посевы” - аграрные законы), Моэд (“праздники”), Нашим (“женщины” - брачное право) и Незикин (“повреждения” — гражданское и уголовное право), Кодашим (“святыни” — каноническое право) и Тегарот (“чистоты” — о нечистом с ритуальной точки зрения).
Отделы подразделяются на трактаты (“масехет”, множ. “масех-тот”). Число их 63, но в Вавилонском Талмуде из области того, что относится к Барайте, имеются дополнения в виде четвёртой главы к трактату “Биккурим” (“первинки”) и пять особых, “маленьких” трактатов (Массекет Абот, Массекет Софрим, Массекет Семахот, Массекет Кала и Массекет Дерк Эрец).
В отделе “Зераим” — 11 трактатов: Берахот, Пеа, Демай, Килаим, Шевииф, Терумоф, Маасроф, Маасер-Шени, Хала, Орла и Биккурим.
В отделе “Моэд” — 12 трактатов: Шаббат, Эрубин, Песахим, Шекалим, Иома, Сукка, Беца или Иом-Тов, Рош-га Шана, Тааниф, Мегилла [ 1 ], Моэд Каттан и Хагига.
В отделе “Нашим” — 7 трактатов: Иеббамоф, Кефубоф, Недарим, Назир, Сота, Гиттин и Киддушин.
В отделе “Незикин” — 10 трактатов: Баба-Камма, Баба-Меция, Баба-Батра, Санхедрин, Маккоф, Шебуоф, Эдуиоф, Абода-Зара [ 2 ], Абот или Пирке-Абот [ 3 ] и Гараиоф.
В отделе “Кодашим” — 11 трактатов: Зебахим, Менахоф, Хуллин, Бехорот, Арахин, Темура, Керифоф, Меила, Тамид, Киддоф и Кинним.
В отделе “Тегарот” — 12 трактатов: Келим, Охалоф, Негаим, Пара, Тегароф, Микваоф, Ниддд либо Юхасим, Махширин, Забим, Тебул-Иом, Ядаим и Укцин.
Итого, в 6 отделах — 63 трактата.
Трактаты разделяются, в свою очередь, на главы (“перек”, множ. “переким”), их в 63 трактатах 524, а с прибавлением 5 “маленьких” трактатов — 617.
Главы же состоят из параграфов, равным образом именуемых Мишнами (“Мишнаиот”). В Вавилонском Талмуде, их 3.787.
Столько понадобилось для истолкования, т.е. распространения, извращения и дополнения 613 повелений Пятикнижия (248 положительных и 365 отрицательных). Полный список этих повелений по обеим их категориям приведён у Чиарики (Talmud de Babylone, 128-180). Талмудист обязан, впрочем, знать их наизусть. Но этого мало. Так как всё в Талмуде сводится к Микре (Библии), то ему вменяется в долг цитировать по памяти целый стих по одному, взятому на выбор, слову и всю главу - по одному стиху.
II. Пяти лет отроду еврей начинает учиться своей грамоте, десяти лет — Мишне, а пятнадцати — уже Гемаре.
А насколько важно такое прохождение знания, это явствует хотя бы из следующего, непререкаемого, конечно, свидетельства Талмуда (тр. Гиттин, лист 58, кол. 2): в “многолюднейшем на свете” городе Бе-форе во дни мессии Бар-Кохебы существовало уже 400 синагог, в каждой по 400 учителей, а у всякого учителя по 400 учеников. Следовательно, в одном только Бефоре было 160.000 учителей и 64.000.000 учеников!...
Само же преподавание далеко не просто. Так, если судить по Талмуду (тр. Санхедрин, л. 110, кол. 2), сам Бог присягнул ложно, и этому не без усердия поучаются сыны “избранного народа”. Или, например, Мидраш Тиллим (л. 10, кол. 2) - из 9-го псалма, равно как из 23 стиха XXV главы книги Бытие [ 4 ] выводит, по своему, не без основания, разумеется, что Иаков уже родился обрезанным, причём он был одним лишь из тринадцати, — того же сподобившихся, как это видно из списка: Адам, Сиф, Енох, Ной, Фара, Иаков, Иосиф, Моисей, Илия, Самуил, Давид, Исайя и Иеремия. А то ещё, на вопрос — почему Иуда-Ганасси был признан Святым, Талмуд (тр. Юхасим, л. 45) глубокомысленно вразумляет: “well er sein ganzes Leben hindurch sich nie am blosen Leibe unter dem Nabel mit der Hand beruhrt habe”. Такое объяснение не мешает, впрочем, сказать (см. Сефер бен Сира л. 2, кол. 2) о пророке Иеремии, будто он “suam propriam filiam gramdam fecisse”, да ещё столь противоестественным и бесстыдным способом, что уже во имя чувства благопристойности нельзя здесь повторить слов Талмуда хотя бы и по латыни. Не легко, равным образом, уяснить себе, как мог придти “учитель” Раф из 15 стиха I главы третьей книги Царств к заключению: “Bethsabee autem, dum apud regem fuerat, tredecim panos laneos adhibebat, ut se purgaret...” Рабби же Соломон Иархи, один из ярких светочей Талмуда, не только мотивирует означенный вывод забавными соображениями со своей стороны, но и усматривает подтверждение ему в том, что сам указанный сейчас текст 3 кн. Царств выражен именно тринадцатью словами: “Vattawo Bathscheva el hammelech hachadrah vehammeleh saken meod vaabhischad haschunammith mescharath eth hameleh...” Наряду с этими примерами, трудно умолчать, положим, хотя бы и о таком: У пророка Аввакума (II, 16) сказано: “Ты пресытился стыдом, вместо славы: пей же и ты и показывай срамоту, обратится и к тебе чаша десницы Господней и посрамление на славу твою”. Трактат же Санхедрин (л. 149, кол. 2) повествует: “Zur Zeit, ais der gottlose Konig Nabuchodonosor mit dem gerechten Konig Zedekias so ubel verfahren hat, ist ihm sein Praeputium dreihundert Ellen long gewachsen; da mit hatte er alle Konige, welche bel ihm zu Tische waren, umwunden, — und deshalb steht es geschrieben: Du wirst mit Schande statt Ehre gesattiget, so saufe du nun, und zeige deine Vorhaut”. С другой стороны, не может и не станет, конечно, “законоучитель” иудейский отказывать себе в удовольствии наставить своих слушателей и относительно знаменитой в Талмуде параллели: Самого лучшего из не евреев убей, Самой красивой змее размозжи голову!...
Предписание это не только проистекает из толкований во второй части Пражского “Машора” (л. 34), молитвы “Avi col cosch”, но и из буквального текста трактатов Абода Зара (л. 26, кол. 2) и Сахедрины (л. 93, кол. 1 ), из коих в первом первая же строка означенной параллели выражена словами “Tov Schebogojim harog”, a во втором -“Coscher Scheboakum harog”, что равнозначаще, так как “Tov” и “Coscher”, “Gojim” и “Akuin” — синонимы.
Понятно, каково положение талмид-хохима пред учениками, нередко, детьми, и в какой мере научна та свистопляска безнравственности, которую он повинен, не глядя ни на что, излагать им в качестве премудрости, данной на Синае [ 5 ].
Обучение идёт по печатным текстам и по тайным спискам, причём эти последние, как хранилища ненависти к христианству, играют в преподавании Талмуда отнюдь не последнюю роль. Талмудическая же литература вообще огромна как в печатных, так и в писанных контекстах. Не место здесь касаться её. Полных изданий самого Талмуда было вообще не много, да и те ценятся на вес золота, а потому для большинства евреев недоступны. Вычеркнутые цензурою в других изданиях места заполнены точками или особыми знаками. Наставники знают, что здесь уже трудно обойтись без сокровенных списков, а их ученики жаждут скандальных изданий. Таким образом, нам нельзя не упомянуть хотя бы вкратце и об изданиях Талмуда полных, т.е. для еврейства наилучших и неполных, требующих устного либо, так сказать, подпольного “исправления”....
III. Что касается изданий Талмуда, то они весьма долгое время переписывались от руки, а потому были сравнительно редки. Иначе говоря, существо преданий, послуживших для его обработки, сохранялось, в иудейском мире так же устно после Р.Х., как и до нашей эры.
Если не первым, то вторым, наверное, опытом печатания еврейским алфавитом оказалось в Неаполе. Первое же, и при том роскошное, издание Талмуда на 380 листах, in folio, в 1489-1492 г., т.е. одновременно с изгнанием евреев из Испании Фердинандом и Изабеллой, причём, как известно, многие сыны Иуды бежали именно в Неаполь.
Знаменательность этого факта раскрывается в особенности при сопоставлении его с предшествовавшими параллелями катастроф и пробуждений иудаизма. Таков, например, был период с 745 по 720 гг. до Р.Х., когда Туклад-Габал-Ассар II начал, Салмонассар IV продолжал, а Саргон II закончил разгром царства Израильского, т.е. уничтожение десяти с половиной колен, следы которых и до сих пор бесплодно разыскиваются потомками остальных полутора колен (Иудина и половина Вениаминова) царства Иудейского, равным образом сокрушённого в 588 г до Р.Х. Навуходоноссором, но ещё отнюдь не погибшего доныне. Кульминация печалей “избранного” народа — эпоха Навуходоносора и его ближайших приемников — вплоть до 10 августа 538 года перед Р.Х., когда Кир взял Вавилон, тем не менее, отмечена как исключительным подвижничеством за Израиля величайших его пророков Иеремии, Исайи и Иезекииля, так и деятельностью других палладинов за еврейство, выдающихся по энергии государственных людей — Даниила, Зоровавеля, Эздры и Несмии. Заслуги Эздры главным образом направились к рассвету самосознания иудеев и обоснованию самых устоев Талмуда. Отсюда через полтора века проистекала и Маккавейская революция наряду с приступом еврейских учителей к сооружению Мишны. Ниспровержение второго Храма при Веспассиане и Тите дало, в свою очередь, лишь окончательный импульс возведению столь беспримерного монумента, как Талмуд, и, не взирая ни на какие испытания, уже не останавливается до наших дней с их поразительными даже для иудеев биржевыми, социальными и политическими аксессуарами невиданного торжества.
Точно также и в первой половине Средних веков изгнание сынов Иуды персами из Мессопотамии в XI столетии мосле F.X. создало новые талмудические центры, сперва в Египте и Марокко, затем в Испании и, наконец, в разных местах 3. Европы, а в заключении, по территориям Полыни, Малороссии и Литвы. Это же последнее произошло как бы с тем именно, чтобы в апофеозе тирания Талмуда разлилась далее уже на огромных пространствах европейской и Азиатской России, да еще при самых ужасных сочетаниях невзгод, какие удавалось когда-либо подстерегать еврейству ради гибели иноплеменников. Нет, впрочем, здесь ничего удивительного. Для превращения в новую Землю Обетованную нашей необъятной родины даже злодеяния, некогда учинённые иудаизмом в Ханаане, теперь, без всякого сомнения, не могли быть достаточными...
Второе полное, т.е. без пропусков, издание Талмуда относится к 1520-1524 гг. Оно вышло из типографии Даниила Бомберга так же на итальянской почве — в Венеции, без цензуры. Объясняется ли это терпимостью, небрежностью либо неведением христиан, трудно сказать. Во всяком случае, это издание сделалось образцом для всех последующих как своей общей схемой, так и путём распределения материала по страницам, преимущественно, в лучших изданиях Талмуда Вавилонского. Вероятно, такой метод расположения текста был освящён древним обычаем ещё для рукописных фолиантов Талмуда. К сожалению, появившееся одновременно с оффициальным провозглашением Реформации Лютером, ценное издание Бомберга не сохранилось до наших дней нигде всецело. Едва разве по несколько трактатов имеется даже в старинных, основных библиотеках Рима, Гамбурга, Оксфорда и т.п.
Третье, ещё раз полное издание, 1546-1550 гг., снова вышедшее в Венеции у Марка-Антония Юстиниани равным образом стало источником и мерилом для дальнейших, пожалуй, даже более предыдущего. Четвёртое издание, 1578-1580 гг., из типографии Амвросия Фробениуса появилось в Базеле и хотя напечатано по двум указанным Венецианским, но, согласно указу Триентского собора, Марк Моринус, цензор, вычеркнул из него всё, что оскорбительно для христианского и его Божественного основателя. Посему и дабы восстановить полный текст издания Юстиниани, разработано между 1603 и 1605 годами в Кракове новое, тем не менее, уступающее Венецианскому, пятое издание Талмуда. Засим, по тексту же Юстиниани, с 1617 по 1622 гг., в Люблине совершено было второе издание. Седьмое, так же полное издание напечатано в 1644-1646 гг., верно с изданием Юстиниани же, в Амстердаме у Эммануила Бомбеписта. Восьмое и девятое издания — оба во Франкфурте на Одере, были предприняты Михаилом Гоштальком в 1697 г. и Сигизмундом Яблонским (закончено в Берлине) в 1721 году. Они копируют издание Базельское но уже с прибавлением трактата Абода Зара (об идолопоклонстве, под каковым евреями разумеется, и даже главным образом, — христианство), которого не пропустил Марк Моринус. Наконец, десятое издание Талмуда было начато в Амстердаме (1714 г.) и закончено во Франкфурте-на-Майне (1721 г.). Оно, в свою очередь, не содержит многого, запрещённого в Базеле. Далее стали печататься ещё и ещё издания Вавилонского Талмуда: в Зульцбахе, Диренфурте, Славуте (Польша), Вене и пр., обращающиеся больше всего среди польских евреев. Своеобразный интерес этих изданий заключается в указании пробелами мест, соответствующих запретам Цензуры. Сами же пропуски этого рода частью восполнены другими талмудическими сборниками, частью усердно приведены в специальной еврейской книге “СейдерТадайдоль”, частью, наконец, в талмуд-торах, хедерах, бесс-гамидрамах и иешибо-тах даже сейчас преподаются устно. Независимо от указанных, существуют издания, отпечатанные в Фессалониках, Константинополе и т.п., но они, как ординарные, не представляют особой ценности. Не следует забывать, однако, что всякий Талмуд — святыня для еврея и сообразно с этим хранится в самых тайниках его библиотеки.
Резюмируя, отметим, стало быть, что самыми полными и наиболее точными должны быть признаваемы четыре издания Талмуда: а) Венецианское — Юстиниани, б) Краковское — 1605 г., в) Амстердамское -1646 г. и г) частью Амстердамское, частью Франкфуртское 1714-1721 г.
IV. От изданий естественно перейти к переводам Талмуда.
Перевода Гемары ни на какой иной язык не существует.
Мишна же была переводима: впервые и сполна — по латыни Суренгузиусом (Амстердам, 1698-1703), равно как почти что полностью — на итальянский, французский и немецкий языки, а в самое последнее время, да и то лишь отчасти — по-английски. На русский язык недавно перевод её сделан Переферковичем. В выдержках некоторые тексты Мишны и Гемары приводятся у Чиарини (“Talmud de Babylone”), a в наилучшем, подробном конспекте, с немаловажными подлинными цитатами критически рассматриваются у Эйзенингера (“Entdecktes Judenthum”, 1711 г.”).
V. Содержание Талмуда после всего уже сказанного не требует подробных указаний. Прежде всего — это sui generis иудейская энциклопедия по богословию, праву, истории, политике, географии, парфюмерии, медицине (в учении о “кошер” и “треф”, т.е. чистом и нечистом), астрономии (по определению времени Пасхи и летоисчисления вообще), астрологии, магии и чернокнижию вообще. Не следует терять из вида, что если Талмуд есть душа еврея, то Каббала - душа Талмуда. Это не только аккумулятор либо хранитель иудаизма, но и образователь его у иноплеменников. Так, по удостоверению Леруа Больё (“Israel parmi les Nations”), будучи племенем весьма смешанным, еврейство заключает и некоторые элементы, у которых по крови нет почти ничего иудейского, например: евреи-блондины, без сомнения, славянского происхождения, а евреи-чёрные на Малабарском берегу, негритосы.
Не излишне отметить далее факт телесной связи не только между возникновением Реформации и расцветом иудаизма в Европе, а в частности, между Кромвелем и евреями в Англии, но и, в особенности, между сынами Иуды и последователями Кальвина либо Цвингли в Швейцарии, равно как между кагалом и квакерами С. Америки. Замечательно, что сосредоточение протестантов на Ветхом Завете и его “свободное” толкование производит ту же наклонность к торговле деньгами и такой же ростовщический дух, что и у членов “избранного” народа...
С другой стороны, современное нам ожидовление целых классов и даже народов Европы говорит в данном отношении само за себя.
Параллельно сему идёт, неуклонно развиваясь, и ожидовление масонства, первородный грех которого, на ряду с космополитизмом, заключается, конечно, в его талмудической же беспринципности. Заражение иудаизмом подчас наблюдается в этой сфере и при таких ярких обстоятельствах, какие мы видим, например, у Адриано Лемми. Итальянец (из Ливорно) и католик, он за мелочные мошенничества был в 1849 году осуждён Марсельским судом на полтора года в тюрьму, но бежал в Константинополь. Здесь он сошёлся с евреями... и корысти ради подвергся обрезанию. Сблизился с Кошуом, равным образом скрывшимся от венгерскою суда, как обвиняемый в том, что обокрал венгерскую графиню, у которой был на содержании. Через Кошута познакомился с Мадзини и перебрался в Италию, где стал масоном. Разумеется, участвовал в революциях и деяниях анархических вообще. Пробираясь засим всё выше, Лемми при содействии евреев и масонов министров Криспи, Мадзини, Гримальди стал в 1893 г. гроссмейстером Великого Востока Итальянского, а затем через интриги, подкуп и другие преступления добился после смерти Альберта Пайка перенесения из Чарльстоуна (С.-А. С. Штаты) “Верховного Догматического Совета” Палладистов в Рим — поближе к папе и открыл служение Люциферу. Когда Джузеппе Кардуччи, профессор в Болонье и поэт, написал такому новоявленному Богу гимн, Лемми ввёл пение этого гимна в церемониал масонства в Италии. “Il y a deux ennemis dans mon coeur, — Dieu et la France!...” — провозгласил, наконец, Лемми и умер, передав гроссмейстерство уже некрещёному еврею Натану, оказавшемуся на радость папскому престолу и римским городским головою!...
Талмуд далее есть центр тяготения иудаизма, такое средоточие, которое с целой системой спутников (франк-масоны, социалисты, шаббесгои вообще) неудержимо стремится к таинственному созвездию в пространстве времён, неугасимо сверкающему, однако, в сознании Израиля, как эмблема всемирного господства. Наконец, это - вместилище неутомимой злобы и мстительности против христианства, дерзнувшего посягнуть на “божественную” монополию по эксплуатации мира, присвоенную сынам Иуды законодательством Синая...
Заключительный же момент развития иудейской мизантропии состоит в лютом презрении ко всему человеческому роду. В своих молитвах евреи призывают всяческие беды и проклятия на голову чужеродцев и молят своего Иегову о быстрейшем истреблении их. Глубоко заблуждался бы, впрочем, тот, кто допустил бы, что сыны Иуды, по крайней мере, любят и почитают друг друга. “Все евреи за одного и один за всех!” — таков, действительно, их первый коренной девиз, но он построен на эгоизме и расчёте, а вовсе не на любви. И волки, атакуя путников, действуют сообща. Когда одни хватают за морды лошадей, другие норовят прыгнуть в сани или схватить жертву ещё на бегу, но это не мешает им растерзать любого из своей же стаи, как только он бывает ранен...
Еврейство — стая охотящихся волков!
Не давая пощады гоям, оно логически не смеет щадить и своих ам'гаацеров...
Бесподобное преимущество и неподражаемый залог успехов такой охотничьей кампании усматривается, между прочим, в следующем.
Если среди иноплеменников — англичан, русских, немцев либо французов, двое, положим, задумают обмануть или ограбить третьего, то им, во-первых, надо условиться; во-вторых, обеспечить исполнение договора и, в-третьих, оправдать соглашение на практике. По всё это далеко не так просто. Предусмотреть случайности нельзя; внушить одинаковое всем искусство и усердие невозможно; оформить, например, у нотариуса, преступный договор немыслимо; полное обеспечение безнадёжно; уверенность, что не произойдёт ссоры при дележе, ничтожна... Ясно, что “охотники” из гoeв могут не сговориться, столковавшись, не решатся, а приступив к осуществлению, остановятся, либо, наконец, перегрызутся из-за добычи. Увы, ни одного из этих шансов нет у гоя либо акума [ 6 ], когда на него охотятся евреи.
Договариваться им не о чем, так как при любых обстоятельствах все они глядят на “дело” одинаково. Даже репетиции не требуется. Соберите кагал, махните палочкой — и он сразу возьмёт аккорд. Вырабатывать метод действия также не надо, ибо всякий из них уже во имя собственного достоинства желает быть виртуозом. Солист или член оркестра, он, всё равно, действует не только за страх, а и “за совесть”. Споров о “гонораре” возникнуть не может, ибо ради “чистоты” в работе и для безусловного устранения споров таковой делится поровну. В заключение, — “объакумить” при дележе еврей еврея не осмелится, так как знает, что это - государственная измена всему Израилю, а потому влечёт за собой неумолимую кару (см. у Брафмана в “Книге Кагала” о “хереме”, “тайных преследователях” и пр.). Таким образом, совершенно понятно, как опасен для “поганых” и какими прелестями для членов самого “избранного” народа чреват хотя бы один только, следующий (цитируем буквально) закон в Талмуде (см. Мордехаи в тр. Кефубоф; Шулх. Ар., Хош. га-Миши. 183, Хага).
“Когда кто-нибудь [ 7 ] имеет дело с акумом и приходит другой и помогает ему, обманывая акума в мере, весе или числе, то они делят прибыль между собой, безразлично, - намерен ли он был помогать за деньги или даром”.
В этом законе лежит центр тяжести гешефтмахерства иудейского и несокрушимая гарантия от “зависти” гоев, потому что, через одно его применение, уже никакая конкуренция с их стороны противиться кагалу не в силах.
Сказанным мы поневоле ограничиваемся, ибо, удаляясь в содержание Талмуда, пришлось бы одной этой теме отвести целую книгу.
А дабы не оставалось сомнений, чего “избранному народу” нельзя не ожидать от “предательских” разоблачений и каково собственное понятие сынов Иуды о существе Талмуда, приведём, на справку, несколько узаконений, сюда относящихся.
“Бесстыдство — это королевство без короны” (тр. Песахим, 113 а). “Оно приводит к цели даже против воли Божией” (Санхедрин, 105
а) “Ты не должен ни повторять в слух того, что установлено в законе писанном, ни записывать того, что относится к преданию устному” (Гиттин, 180 б) “Воспрещается открывать не-еврею тайны Закона. Тот, кто окажется в этом виновным, совершит то же самое, как если бы он разрушил целый мир” (Ялкут Хадаш, 171, 2) “Если еврей будет призван для разъяснения какого-нибудь места из раввинской литературы, то он повинен дать истолкование ложное, дабы, действуя иначе, не оказаться дерзким пособником к обогащению неевреев познаниями в творениях раввинов. Кто нарушит это предписание, наказывается смертью” (Дибре Давид, S 37). “Следует и надлежит присягать ложно, когда неевреи спрашивают нас, - содержится ли что-нибудь против них в наших священных книгах? Тогда мы обязаны утверждать под присягой, что не содержится ничего, ибо они, конечно, пришли бы в негодование, если бы могли узнать истину” (Шаалоф Утшубоф, бин ян Шелома, часть Иоре де'а S 17). “Нееврей, который интересуется законами евреев, либо изучает их, заслуживает смерти” (Санхедрин, 59 а; Шагига, 13 а). “Согласно с этим, воспрещается еврею обращаться к нееврейскому суду”, (Гиттин, 88 б; Шулх. Ар. Хош. га-Мишп., 26, 1; Турин Хош. га-Мишп. 26, 7; Яд Кхазака IV, 26 и т.п.), так как этот суд не может разрешить еврейское дело правильно, не зная Талмуда, ознакомление же с, этим последним безусловно и строжайше неевреям запрещено” (Баба-Камма, 38, 1). “Гой и раб не способны давать свидетельские показания” пред еврейским судом, конечно (Шулх. Ар., Хош. га-Мишп. 3-1, 19).
VI. Таковы с принципиальной точки зрения итоги, подводимые Талмуду собственным его текстом, т.е. самим еврейством.
Определяясь идеей и сущностью этого кодекса, проистекающий отсюда вывод удостоверяется, с другой стороны, всей жизнью сынов Иуды при условии, что сила вывода развивается тем неодолимее, чем больше станем мы вглядываться в факты, т.е. чем внимательнее будет анализ деятельности, стремлений и замыслов иудейских.
В строгом намерении обосновываться, главным образом, на реальной почве и руководствоваться положительными сведениями, мы шли до сих пор и постараемся не оставлять этого метода впредь. Но, как это вполне очевидно, мы на каждом моменте исследования, не можем суммировать факты в произвольных количествах, каким бы объёмом их ни располагали. Ради цельности и стройности картин, мы обязаны уважать чувство меры, иллюминируя сказанное лишь, по возможности, яркими данными. Так, следовательно, завершая повествование о Талмуде, мы должны поступить и сейчас.
По нашему убеждению, довольно пока ограничиться здесь хотя бы одним, но вразумительным примером. Мы имеем в виду роль талмудизма в так называемых “либеральных” профессиях, а в частности, на поприще ожидовления адвокатуры. Верность приёма раскрывается как из утверждения евреев, что они едва ли не монополисты либерализма, так и из формального сродства, по иудейским понятиям, талмудической и адвокатской сферы, что, впрочем, совершенно естественно, ибо куда проникнут евреи, там духовная трава не растёт...
Sie haben den Teufel uber Belsebul geworfen!...
Ещё древние римляне сознавали, что свобода толковать законы равносильна праву издавать их вновь. Как же столь “практическая” мысль могла бы ускользнуть от внимания лукавых детей Израиля? Однако, древний Рим понятия не имел о Иерусалиме, как средоточии талмудизма, и никогда не приходил к тем крайностям заключений из главенствующей посылки, до которых “возвысились”, если так можно выразиться, таннаи, амораимы, гаоны, талмид-хохимы и их последователи. С другой стороны, если под гнётом жестокой действительности в сознании древних явился мрачный афоризм “leges sunt in schola virgines, in Joro meretric.es!”, то он никогда и нигде кроме еврейства не извращался в уравнивании обеих своих половин, как неизменный и для школы принцип. Это, прежде всего, усматривается в той insolentia Judaeorum, с которой учителя “избранного” народа под предлогом толкования закона не только уже перед детьми расстреливают его смысл, а и вводят обратные постановления. Но arrogantia иудеев этим не довольствуется. Она себе требует далее ореола подвижничества и добродетели, апофеоза благотворения и гениальности. Пронося контрабандными путями заразу тяжкого и глубокого нравственного разврата, подделывая всё и вся вокруг, посевая невежество и лицемерие, рабскую приниженность, ложь, цинизм и тьму, кагал баррикадирует заранее через захват общественного мнения “экспроприацией” в свою исключительную пользу как печатного, так равно и устного слова, т.е. последнего средства защиты обездоленных гоев. Пресекая, таким образом, сопротивление в зародыше, сыны Иуды яснее, чем кто-либо иной, разумеют, что параллельно с этим, они завладевают “либеральнейшими” из областей человеческой деятельности и деспотически принуждают их служить угнетательным целям Талмуда. По этому направлению адвокатура играет особо выдающуюся роль. Тиранизирование её иудейством равносильно подчинению видам кагала уже не одних судебных учреждений, а и всей вообще системы государственного управления - вплоть до парламента, так как именно адвокатское сословие влияет повсюду, рекрутируя собой народное представительство, ведёт иудаизм, как своего владыку, и на вершину власти...
Отсюда разоблачаются пружины, которыми через предательство свободы иудеи, согласно велениям Талмуда, “гнут в дугу” самую независимую из интеллигентных профессий, жонглируют тайнами правительства и частных лиц, присваивают средства к жизни, отнятые у торговли, промышленности и земледелия, ведут к обнищанию и погибели отдельных лиц, товарищества, профессии и народы, а в довершении столь беззаветного служения “правовому порядку”, принуждают адвокатуру служить примадонной кагала либо для возвеличивания палладинов Mишны и Гемары, искореняют истинных представителей адвокатского сословия, заменяя их наиболее занозистыми из своих талмиде-хохамимов.
VII. Предпослав изложенное, мы обращаемся к самому, быть может жгучему вопросу современной русской интеллигенции, как его кровью сердца, поставил на очередь М. О. Меньшиков, в “Новом Времени”, 7 января 1912 г. (№ 12867):
Еврейский террор
“Говоря о невероятном загрязнении русского суда еврейской адвокатурой, я пользовался данными, любезно доставленными мне одним русским присяжным поверенным. Красноречивы данные, но ещё более знаменательно письмо, при котором они присланы.
Вот выдержка из этого письма, похожего на крик утопающих:
“Ради Бога, ради святой правды, проявите своё участие к судьбам русской адвокатуры, напишите статью, обрисуйте в ней картину ужасающего засилья, испытываемого нашей адвокатурой от невероятного заражения её еврейством. На тысячу помощников присяжных поверенных в Петербурге больше 800 евреев... Присяжные поверенные — евреи сюда не входят, но и их подавляющая масса. Почти вся работа в их руках. Русские, за исключением весьма немногих, работающих самостоятельно и принуждённых, однако, самым пошлым образом заискивать у евреев, в небольшом количестве кое-как перебиваются, а масса молодёжи бьётся, как рыба об лёд, и бедствует непомерно. Ничем протеста выразить нельзя. Организовать какое-нибудь противодействие невозможно, так как каждому русскому грозит еврейский эшафот!...
Министр юстиции месяца полтора назад внёс в Сенат запрос о разъяснении некоторых законов, которое могло бы повлечь за собой ограничения для евреев-помощников, но дело оттягивается и неизвестно ещё, чем кончится...
В частности, убедительно прошу вас посвятить долю вашего внимания назревшей необходимости преобразовать адвокатское сословие так, чтобы русским адвокатам были даны элементарные гарантии свободы слова и мысли, когда они захотят отстаивать своё положение, а то в настоящее время ни один русский адвокат не смеет слова пикнуть, если не пожелает по вздорному поводу быть выкинутым из сословия и материально этим раздавленным, а помощник может и совершенно не быть принятым в присяжные поверенные. Конечно, когда дело касается Булацеля, то совет осторожен, так как за него есть кому постоять, - такая кость им не по зубам, но и кроме Булацеля есть масса людей, желающих быть искренними и не дрожащими за кусок насущного хлеба людьми, а не бессловесными животными на поводу у Хаимов и Мошек. Мы, русские адвокаты, желаем, чтобы хотя бы слабое эхо манифеста 17 октября о свободах пронеслось и в адвокатуре.
Мы просим хотя бы маленькой конституции взамен крепостного засилья у евреев...”.
Совсем отчаянное по тону окончание письма я уже не привожу. Итак, вот “до чего мы дожили, Россияне!” При благосклонном бездействии государственности нашей, явно растрачивающей нашу национальность, в позорную кабалу евреям попадает одно русское интеллигентское сословие за другим. Заметьте: оказывается в кабале не одно лишь тёмное и беспомощное простонародье, опутываемое еврейскими ростовщиками и фальсификаторами. В иудейское рабство идут сословия наиболее свободные, сильные, сравнительно достаточные, образованные, ближайшие наследники разлагающихся старых сословий - дворянства, духовенства и чиновничества.
Мне уже приходилось писать о постыднейшем рабстве, в котором пребывают у евреев очень многие русские писатели и публицисты, иногда даже талантливые, даже со старыми, заслуженными именами. У меня хранится трагическое письмо когда-то очень известного и остроумного критика, который много лет украшал собой радикальные журналы, но в чём-то согрешил перед евреями. В результате на него был наложен херем, лишение хлеба и воды, т.е. абсолютный редакционный бойкот, и бедный старик с толстыми томами своих сочинений принуждён теперь ютиться чуть ли не в каморке, сдаваемой от дворника. Писатель этот и сам либерал, стало быть, писать в “реакционной” печати ему трудно, а вся левая печать, т.е. подавляющее большинство, увы, в руках евреев. У меня хранится и другое письмо, одной очень известной когда-то беллетристки, тоже погрешившей чем-то перед жидами и выброшенной из литературы, буквально так, как жиды-адвокаты выбрасывают строптивых русских из адвокатуры. На моих же глазах прошла многолетняя пытка, которой был замучен евреями очень талантливый писатель B.Л. Дедлов (Кигн). Он огорчил чем-то евреев еще в покойной “Педеле”, и уже тогда еврейская критика смешивала его с грязью или бессовестно замалчивала, а с гибелью “Недели” Дедлов оказался вне возможности где-нибудь печататься. Консервативные “толстые” журналы, в свою очередь, загублены евреями.
Мне доводилось не раз слышать, сколько унижений приходится испытывать не одним начинающим русским писателям в еврейских редакциях. Какой-нибудь Мордка Срулевич Гевалтмахер, засев в пышный "редакторский кабинет”, устраивает приемы просителей, точно премьер-министр печати. Один за другим российские писатели, иногда с древними дворянскими фамилиями, подходят на цыпочках к кабинету, робко приотворяют дверь, говорят подобострастным тоном, бледнеют, молча и выслушивая наглые замечания, часто дерзости.
Ведь нет на свете ничего беспощаднее одолевшего, торжествующего жида!
Немногие русские писатели сохранили достаточно мужества и чувства чести, чтобы осадить зазнавшегося хама. Большинство, угнетаемое материальной нуждой, сознательно идёт в еврейскую кабалу. Они обрекают себя на низкое подслуживанье и ежедневные щелчки по носу, как все попавшие в неволю, из которой уже нет выхода...
Sunt lacrymae rerum, — et mentem mortalia tangunt!...
Выход-то, конечно, всегда есть, но его не видят по русской лени и бесхарактерности писатели, очутившиеся в еврейском загоне, даже не ищут выхода. Они безотчётно стараются приспособиться к скверному положению, они глубоко прячут в себе русскую душу, русское сердце, остатки веры в величие своей родины и родного народа. Они даже сами облекаются в приятное жидам глумление над всем русским, начинают оплёвывать отечество и русский национализм, с яростью худо кормленой цепной собаки хватают за икры каждого, кто подходит к их хозяйскому, т.е. еврейскому двору. Эта унизительная роль была бы нестерпима для христианской совести, но для усыпления последней евреи настойчиво внушают, будто всё, что стоит за евреев, - прогрессивно, гуманно, либерально, возвышенно; всё же, что против них, - есть дикость, варварство, тупоумие и низость.
Мягкотелые и мягкодушные русаки, попадая в еврейское гнездо, гипнотизируются ежедневным гвалтом. Они начинают, может быть, искренно думать, что, служа евреям, они несут службу России и человечеству. Всех, так называемых, жидовствующих и жидохвостов нельзя, конечно, считать низкими людьми. Есть между ними и сознательные подлецы, но большинство, надо думать, только слабые люди, слабые и характером и мозгами. До какого унижения приходится падать русским писателям, свидетельствует известная стычка г. Чирикова с Шоломом -Ашем!...
Нужно ли повторять, что не одна литература и печать захвачены евреями, а что участь эту разделяют все свободные профессии?
Врачи-русские жалуются, что евреи отнимают у них всю практику, вводя в естественную конкуренцию самые неблаговидные приёмы. За кулисами своей врачебной деятельности, они занимаются всевозможными коммерческими аферами, ростовщичеством, комиссионерством и торговлей разными снадобьями, нередко фальсификацией их, и это даёт им возможность брать за лечение такую плату, от которой русский врач отказался бы. Евреи-врачи особенно налегают на секретные и венерические болезни, на аборты и презервативы, на омолаживание старичков и старушек, на не совсем невинный массаж (так называемый, гинекологический) и т.п. В этих случаях гонорар их, смотря по обстоятельствам, принимает характер грабежа, причём болезни иногда нарочно растравливаются, чтобы лечить их без конца.
К услугам евреев-врачей еврейские же аптеки, рекламируемые ими и в свою очередь рекламирующие только евреев. Жиды-врачи нарочно прописывают очень дорогие лекарства и приборы, чтобы дать доход еврейским аптекам, хотя по ходу болезни могли бы прописать и очень дешёвые. Получая от еврейских аптек известный процент вознаграждения, еврейские врачи могут пускать, когда нужно, пыль в глаза своей бескорыстностью. Последняя подделывается для рекламы. Чтобы отбить у русских врачей практику, врач-еврей некоторое время лечит почти даром, Да что ему стоит полечить и совсем даром несколько бойких барынь, которые за это растрезвонят о нём по городу и составят ему известность? Еврейские врачи не гнушаются этим способом, как и иными, подкупать общественное мнение, пока не добьются цели, пока не выживут из данной местности всех русских “товарищей”.
В числе способов “борьбы за существование” практикуется и такой. Начинающий еврейчик-врач, попадающий в русское захолустье, поражает местных дам изысканностью костюма, чюдно-подвитой шевелюрой, “жгучими восточными” глазами. Он втирается в семьи, где жены находятся в периоде утомления своей верностью, и начинает лечить не столько насморки и инфлюэнции, сколько вообще “семейное счастье” пожилых дам. Простоватые русские мужья, как известно, узнали об этом занятии крымских татар-проводников через десятки лет путешествий их благоверных на дивный Южный берег. Даже глядя вытаращенными глазами (так называемыми “бараньими”) на любезные посещения их семей жгучими брюнетами-врачами, русские мужья не догадываются, откуда это у них дети начинают рождаться “с прожидъю”, по меткому выражению Л.А. Столыпина...
Особенными же покорителями небрезгливых дам, как говорят, являются еврейские дантисты, специальность которых требует приёма у них на дому. Очаровав нескольких простушек, врач-еврей быстро устанавливает моду на себя, создаёт хвост поклонниц, готовых за него вцепиться в волосы одна другой. Это даёт основание местной печати, почти везде еврейской, с некоторым чувством беспристрастия кричать об огромном таланте нового врача, о почти чудесных исцелениях, о громадном успехе, его в местном обществе и т.п. В конце концов, abge-machtl, — дельце сделано. Нищий еврейчик, может быть едва кончивший курс, может быть, с купленным или фальшивым дипломом, приобретает репутацию знаменитости, открывает роскошный кабинет, заводит “ассистента”, тысячных рысаков, а оплошавшие со своей “этикой” русские коллеги-врачи один за другим кладут зубы на полку...
Спросите с глазу на глаз русского деятеля любой иной профессии, например, русского актёра, певца: везде стоит тот же стон задавленных русских сил, с каждым днём уступающих еврейству свои позиции. С евреями невозможно бороться не потому, что они умнее, талантливее, энергичнее русских, а потому, что они пронырливее и бессовестнее нашего брата и, сверх того, пользуются огромной поддержкой всего еврейского кагала!
На что, казалось бы, свободная вещь — театральная сцена, — здесь талант налицо перед большой публикой, и соревнование могло бы быть вполне честное?...
Кому больше хлопает публика, тот, казалось бы, и премьер сцены.
В действительности же происходит следующее.
Если в талантливую русскую труппу втёрся посредственный еврейчик, то все русские таланты начинают бледнеть и тушеваться, а еврейская посредственность начинает расти и пухнуть в талант. Евреям более всех известны таинства клаки, возможность кучке молодых негодяев в райке сорвать успех одного актёра и создать триумф другому. В самый патетический момент, когда зал замирает в ожидании последнего жеста, последнего слова русского артиста, вдруг, кто-нибудь делает “а-пчхи!” или пищит ребёнком... Вот вам великое мгновение шлёпнулось в смешное. Публика вышла из транса, артист растерялся, то художественное “чуть-чуть”, в чём секрет искусства, спугнуто, и талантливейший исполнитель иногда убит наповал. Пусть все порядочные люди поймут, что это было злодейство со стороны презренной жидовской клаки, артист Иванов оскандален. Артисту же Ицкензопу, чуть он покажется, раздаётся гром рукоплесканий, ему бесчисленные вызовы, дешёвые цветы... Что вы поделаете с таким насилием, не предусмотренными никакими законами?
Это злодейство из театра переносится в местную печать, почти сплошь еврейскую. И тут талантливый Иванов или осмеивается, или замалчивается, а посредственному Ицкензону продолжаются дутые овации. Изо дня в день такая гнусная подтасовка мнений начинает иметь успех, ведь не все же ходят в театр, а из тех, кто ходит, далеко не все имеют мужество держаться своего вкуса. Газеты твердят, что Иванов бездарен, простодушный зритель боится признаться, что Иванов ему нравится. Все страшатся показаться профанами, поэтому нагло провозглашённая театральными жидками-репортёрами репутация и в самом деле становится общепринятой. В конце концов, на Иванова публика вовсе не идёт, зал пустеет, а на Ицкепзона публика ломится. Что делать, скажите, антрепренёру, если даже он и русский человек и если отлично понимает всю механику еврейской интриги? Приходится отпустить Иванова и на его место взять какого-нибудь Шулермейстера: по крайней мере еврейская печать будет задобрена.
А как только из одного еврея на сцене сделается два, то процесс выталкивания русских актёров начинает идти галопом. Кроме подлой еврейской клаки и еврейского репортажа, сами актёры-еврейчики начинают подкладывать русским товарищам всяческую свинью. Чаще всего кончается тем, что не только русские актёры, а и русская антреприза сживается со свету.
До чего дошло: даже императорская наша сцена, т.е. национально-русская, облеплена евреями — всевозможными Мейерхольдами, Флексерами и т.п., тщательно выдвигающими своё племя и свои взгляды на искусство. Императорская же консерватория состоит сплошь из евреев в такой степени, что скоро уже совсем не будет в России русских музыкантов и певцов.
Прочтите список учащихся и вы подумаете, что это вовсе не консерватория, а — хедер!...
О страшной силе внедрения еврейства в промышленность и торговлю говорилось слишком много и об этом нельзя писать вскользь.
На этот раз мне хотелось отметить, что даже самым свободным, самым просвещённым сословиям в России приходит конец. Уж если русские адвокаты взмолились об элементарных гарантиях свободы слова и мысли, если они стоном кричат об “еврейском эшафоте”, на котором погибают русские репутации и карьеры, так что же говорить о менее крупных профессиях? Они гибнут молча. Что касается адвокатов, они были издавна наиболее либеральным классом, они поработали больше всех для русской свободы, и что же вышло? Теперь им первым приходится вымаливать у евреев “хотя бы слабого эха свобод, провозглашённых 17 октября”, вместо крепостного засилья у жидов. Подобно тому, как евреи-студенты дерзко верховодят огромной толпой русских студентов и делают последних пушечным мясом мятежа, евреи всех профессии тиранизируют своих русских товарищей и держат их в постыднейшем моральным рабстве...
Чего смотрит правительство, спросит иной читатель по неискоренимой привычке заглядывать за занавес Изиды? Я не скажу, чтобы за этой занавесью была пустота, но в смысле высшей государственной политики там царит то же изнеможенье, что и по эту сторону занавеси. Овладев постепенно свободными сословиями и узурпировав общественное мнение, евреи не были бы роковым племенем, если бы не попытались захватить в свои руки и национальную власть в России.
Прошло четыре месяца после предательского убийства П.А. Столыпина, и теперь уже слишком очевидно, что этим убийством евреи достигли многого, весьма существенного, а может быть и всего, чего захотели. Во-первых, ненавистный и осмелившийся противиться евреям представитель власти снят со сцены. Самая крупная фигура политической России убрана. Во-вторых, произведено то терроризирующее впечатление, какое евреи желали. Мордка Богров, - украшение еврейской адвокатуры, заявил, что только страх вызвать еврейский погром остановил его от покушения на жизнь Монарха. Убивая же первого министра, очевидно, он не боялся за такие последствия: он знал, что русское правительство ни за что не допустит погромов, и... он не ошибся.
Но если всё это так, то с 1 сентября устанавливается бесцеремонный террор евреев над русскими министрами. Министров нельзя выбрасывать из сословия, как русских адвокатов, нельзя лишать их практики и куска хлеба. Министров нельзя бойкотировать, как русских писателей, врачей, актёров, музыкантов, нельзя их слишком уж нагло оплёвывать в печати и обволакивать их репутацию грязной клеветой...
Ну что ж, у евреев остаётся ещё одно средство против неугодных им министров, почти безнаказанное: именно то, что они применили к несчастному П.А. Столыпину.
Его убрали... И посмотрите, какая благоприятная для евреев сложилась атмосфера, какого могучего защитника своих интересов они приобрели, и как сразу национальная волна пошла на убыль!...
Разве это не террор над нашей государственностью?
Увы, великий народ наш всё ещё не замечает, до какого позорного и опасного унижения дошёл он!...”.
VIII. Указ, внесённый Эздрой из кабинета Артарекса, был дан по ходатайству Эсфири, которая пользовалась благоволением царя. Получив этот указ, которому иудейство обязано своим спасением и существованием до сего дня, Эздра, по справедливости именуемый евреями вторым законодателем избранного народа, не только восстановил храм, но и построил, увы, на государственный же персидский счёт, новую цитадель Иерусалима, возвёл и укрепил его стены...
Окончательно же свой вид иудаизм принял уже после Эздры. Деятельность “Совета Великой Синагоги” представляла лишь переход от Торы к Талмуду (Вебер, Всеобщая история, I, 778).
Этот официальный “Совет”, сделавшийся позднее неофициальным “кагалом”, создал нынешних евреев. В течение каких-нибудь полутораста лет “Совет” при коварно задуманном уставе приобрёл значение верховной власти иудейской. В талмудическом же трактате “Иома” открыто значится, что члены “Совета Великой Синагоги” своими стараниями и умением “восстановили древнюю диадему”, т.е. славу, величие и красоту Израиля. По своему существу, но ещё в несравненно большей мере, соответствуя ордену иезуитов, учреждение это действительно достигло блестящих результатов, так как ему удалось из бродячих, строптивых, рассеянных по всей земле сынов Иуды создать тесно сплочённое политическое братство на религиозной подкладке, братство, — не знающее отечества, но беспримерно могучее сознанием своего племенного единства. Даже в этом отношении, т.е. в смысле оборудования своего механизма, не говоря уже о самом его применении, “орден евреев” перещеголял орден иезуитов.
Таковы были ближайшие результаты “скромной” просьбы, поданной через Зоровавеля Киру “бедными” еврейскими изгнанниками о дозволении им возвратиться на родину для жертвоприношений Иегове.
Этой просьбой, как доказал ход событий, маскировался, однако, затаённый умысел восстановить царство иудейское. Обдумывая историю евреев, мы не можем не заметить вообще, что их руководители упорно стояли на страже национальных интересов Израиля. Направляя его жизнь но тому пути, который давал ему большие возможности обособляться. Они вовремя устраивали громоотводы там, где предвидели грозу для своего народа. Коноводы иудейского центра, меняя свои названия и титулуясь то тувами, мангигами или парнессами, то таннаями, аморами или гаонами, то раввинами, берероимами или цадиками, неизменно пребывали фанатическими ревнителями иудаизма. Пользуясь таинственностью и замкнутостью их быта, а равно и незнакомством иноверческих правительств с жизнью детей Иуды, эти кагальные вожаки нередко умели изрекать устами названных же правительств такие законы, которые надолго оживляли еврейство и вливали в него новые силы для успешной борьбы против той же самой государственной власти, которая их облагодетельствовала в целях тиранизирования коренного населения эксплуатируемой ими страны.
IX. Вспомним ли мы об фактах древнейшей истории евреев, каковы мероприятия тайных советников, Иосифа в Египте или Мардохея в Персии, обратимся ли к новейшим временам, где мы встречаемся с отменённым лишь 70 лет спустя узаконением кагалов (в 1772 и 1776 годах; II. С. 3. т. XIX № 13805 и г. XX № МЛ22), либо с предложениями великого польского сейма в 1788 году обуздать евреев, столь плачевно низведённые к нулю лукавством Симона Вольфа, или, наконец, с наполеоновским санхедрином, который был созван для коренной реформы еврейства в смысле его ассимиляции с французами, но со временем развился, наоборот, в Alliance Israelite Universelle, мы постоянно видим одно и то же: еврей остаётся евреем. Никогда он не был и никогда не будет верным сыном иноплеменного государства, никогда не признает он другого отечества, кроме Палестины....
Так было всегда и буквально то же самое мы наблюдаем в настоящее время. Сейчас главнейшими праздниками у евреев являются: Рошь-Гашана (новый год) и Иом-Кипур (день отпущения). Восстановление павшего царства и возвращение политической свободы занимают первое место в духовном миросозерцании евреев, именно в день Нового года, а мусаф-рош-гашана, т.е. молитва, знаменующая идею этого праздника, усугубляясь талмудическим обрядом текиат-шофер трублением в рог, оказывается самой разжигательной и самой патриотической, в еврейском смысле этого слова. С другой стороны, в грозный день Иом-Кипура читается молитва “кол-нидре”. По обстановке и благоговению, с которыми евреи приступают к ней, всякий наблюдатель невольно должен был бы заключить, что “кол-нидре” образует центр годичного круга иудейского созерцания и синагогального молитвословия. Но, вслушиваясь в слова “кол-нидре”, весьма нетрудно убедиться, что при столь торжественной обстановке и при общем яко бы глубоко религиозном настроении совершается собственно не молитва, а единственный в своём роде акт всенародного отречения от обетов и присяг, которые были совершаемы каждым из присутствующих в течении предшествующего года и которые будут совершены им в наступающем году. Еврейский формализм доходит в этом случае едва ли не до своего апогея: грехи перечисляются в алфавитном порядке!... С приближением же ночи, когда молитва уже отходит, раздаётся опять тот же патриотический сигнал, кагальный трубный звук, а “народ” оглашает синагогу восторженными кликами: “Лешана габаа Бирушелаим!” т.е. “На будущий год, — в Иерусалиме!” (Брафман, “Книга кагала”).
При этих условиях ясно, каков именно патриотизм евреев и чего может ожидать от них всякий другой народ, в среде которого они живут и трудом которого питаются [ 8 ].
X. Как руководитель и вдохновитель национального миросозерцания, Талмуд есть самое крайнее олицетворение еврейского патриотизма. Это, как нами уже было замечено, — аккумулятор иудейства, хранитель и сберегатель его горделивой субстанции. Прикрываясь религиозными побуждениями, еврейство преследовало в эпоху создания Талмуда не столько религиозные, сколько именно свои экономические, социальные и политические задачи. Тогда, как и в наши дни оно прежде всего являлось губительным социальным фактором, а если плакалось, как оно плачется и теперь, на свои яко бы вероисповедные невзгоды, то единственно потому, что не хотело и не хочет обнаружить истинного характера своей же собственной экономической тирании. История знает такие народы, которые делали религию слугой своей политики; еврейство же, выразившееся в Талмуде, всегда рассматривало свою политику, как национальную религию, и остаётся на этой именно точке зрения доныне.
Наряду с указанными политическими причинами возникновения Талмуда, были ещё и психологические. Глубокие раздоры, волновавшие иудейский мир в рассматриваемый период времени, отразились с особенной силой на упадке влияния духовенства, установленного Моисеем. Потомки Аарона и Леви, коганы и левиты, были сначала оттеснены книжниками и саддукеями, а затем фарисеями, которые и стали главными авторами Талмуда. Отвергнув законных священников и судей, евреи совершили столь радикальным образом коренной переворот в своей среде. Построенный на лжи и презрении к труду, преисполненный безнравственными и анархическими тенденциями, цинически враждебный всяким идеалам и поклоняющийся только богатству, Талмуд есть исчадие самой презренной из всех революций, когда-либо унижавших человеческий мир своими глупостями и кровопролитием!
Изуверство и наглость, утончённая казуистика и бездушный формализм в связи с глубоко-революционным духом и с жалким научным невежеством, - таковы были основные черты секты фарисеев. Не останавливаясь ни перед какими измышлениями своей фантазии, подтасовывая обычаи, изобретая скабрезные легенды, придумывая самые нелепые методы толкования закона по своему произволу и для захвата власти стремясь обратить его в нечто недосягаемое для обыкновенных смертных, фарисеи выработали настоящую квинтэссенцию беспринципного иудаизма — Талмуд, с его непременной спутницей Каббалой. Создав это невероятное произведение фанатизма и самопоклонения, они дали своим преемникам, морейнэ, раввинам и разным талмиде-хохамимам, бесконечные темы для дальнейших мудрствований в той же заколдованной сфере и навеки обрекли еврейский ум на бесплодие, а еврейскую душу на жестокость и эгоизм.
Ещё ранее утраты Иерусалимского Храма евреи сами уничтожили священническую должность и, таким образом, была потеряна не только внутренняя, но и внешняя форма Моисеева здания. С дальнейшим же развитием раввинизма из фарисейства и при условии, что закон Моисея вовсе не упоминает о раввинах, само название коих появилось лишь во времена Гиллеля (Бал Арух), еврейская религия, если она ещё может гак называться, совершенно удалилась от своего первоисточника, а теперь меньше всего на него похожа. (См. Карасевского, — “Критический разбор Талмуда” и др.).
Наконец, одним из важнейших, хотя и невольных, стимулов развития Талмуда явилось христианство. Питая неутомимую злобу к новой религии и не видя в ней ничего, кроме “дерзкого” отрицания ею еврейства, фарисеи направили на христиан весь яд своего презренного мракобесия и всю мерзость самой бессмысленной клеветы. Эта вопиющая борьба фарисейства против христианства навсегда запечатлелась в Талмуде и служит вечным позором для нынешних евреев-раввинистов, так как они всецело усвоили себе предательски свирепое учение фарисеев и, что всего ужаснее, рассматривают его, как закон, данный самим Иеговой!...
Негодуя пред явно безумными изречениями Талмуда относительно христиан, мы обязаны, с другой стороны, иметь в виду, что в языческой древности евреи вели обширную торговлю идолами, подобно тому, как это делают, к стыду своему, даже теперь англичане в Индии и Австралии. Не здесь ли надо искать один из мотивов ненависти жидов к христианам? Не отсюда ли возникли у сынов Иуды связи с жрецами, заклинателями, магами, астрологами, авгурами, ауруспиками, куртизанками, гистрионами, гладиаторами, актёрами на религиозных празднествах, фабрикантами и языческими торговцами идолов, а затем и со всякой тому подобной сволочью, которая рассматривала древний культ богов, как свою вотчину, и которая обыкновенно доставляла главный контингент для остервенелых скопищ, громивших христиан?!...
XI. Под руководством изложенного, мы легко усвоим себе смысл тех исторических дат и конкретных фактов, среди которых был составлен Талмуд.
Припоминая главные моменты его происхождения, мы видим, что это продукт деятельности халдейских евреев. Первые устои здания были заложены именно выходцем из Вавилона, раввином Гилле-лем, а последние, замыкающие части купола отшлифованы в том же Вавилоне кагалом, утвердившим Гемару. Затмив работу тивериадской академии и оттеснив на задний план её Иерусалимский Талмуд, авторы Талмуда Вавилонского не только извратили Бераитот, но в сущности отменили Палестинскую Мишну и навсегда приурочили всю жизнь еврейства к одной Вавилонской Гемаре. В окончательном результате оказалось, таким образом, что не только все усилия Набу-каднецара разрушить царство Иудейское, но и самое пленение в Вавилоне лишь возродили у евреев их первобытные национальные идеи и дали новый, чрезвычайно сильный толчок к современному развитию их коварного, таинственного, деспотического и беспринципного духа.
Впрочем, целые тома едва вместили надлежащее исследование о содержании и лжемудрствованиях Талмуда. Кроме того, после Эйзен-менгера (Johann Andreas Eisenmenger, Das Entdecktes Judenthum, Konigsberg, 1711), Мартина (Raymond Martin, Poignard de la Foi), аббата Чиарини (Bable Chiarini, La Theorie du Judaisme), a равно сочинений Пфефферкорна, Неофита, Пикульского, Чацкого, Вегензейля, Бартолоччи, Дюринга, Роулинга и других, нет оснований повторять вкратце то, что любознательные читатели найдут у названных авторов в строгой полноте и системе.
Заметим разве, что хуже всего досталось от кагала Эйзенмеигеру, который раньше других разоблачил тайны Талмуда и при том — с наибольшим талантом и с безусловной правдивостью. Точность его талмудических цитат удостоверена, как известно, тремя университетами, а в заключении, была признана и окончательным судебным решением.
Тем не менее, прежде, чем всё это было исполнено, сыны Иуды успели обмануть австрийского императора и уверили его, что Эйзеп-менгер оскорбляет христианство!... Его книга — плод двадцатилетних трудов — была, увы, за еврейские деньги почти вся уничтожена полицией, и сам автор едва избег плачевнейшей участи. Лишь в последствии знаменитый Тихсен (Tychsen) от имени действительных знатоков и учёных, резюмируя, подал мнение достаточно высокое, чтобы к нему не могли не присоединиться как неевреи, так и сами евреи и, в свою очередь, удостоверил следующее: “Извлечения, приводимые Эйзенмен-гером из еврейских классических писателей, переданы и переведены им с такой верностью, которая выше всякой критики. А так как сыны же Иуды считают преступным сомневаться в безупречности велений своих раввинов, то они и должны винить самих же себя, если образованный читатель, при всём желании, не может найти мёду в яде, истины в бессмыслице, снисхождения в нетерпимости, равно как видеть любовь и дружбу там, где упорствуют вражда и ненависть”.
Известно, далее, что, никогда не отличаясь сентиментальностью и почтительной стыдливостью, смотря на всё в жизни грубо, даже цинично, евреи обнаруживали эти качества не только по отношению к Эйзенменгеру, а и всякий раз, когда им приходилось бороться с разоблачениями. При других же обстоятельствах, они, наоборот, вовсе не находят оснований утаивать то первенствующее значение, которое они предают Талмуду, как излюбленному, основному фундаменту своего воспитания, мировоззрения и политики.
Самое понимание Талмуда по свойству его языка, по отсутствию гласных и знаков препинания, а также по иносказательности и умышленной туманности многих его мест — дело чрезвычайно трудное. Особенно затруднительно чтение Гемары, написанной на халдейском языке с примесью варварски испорченных греческих слов.
Удручённые опытом, сыны Иуды стали теперь ещё суровее и лицемернее, чем их лютые предки. Отсюда понятно, что талмудическая герменевтика должна представлять обширную науку. Действительно, ряд глубоко поучительных данных и весьма обстоятельное понятие о ней даёт Чиарини (Theorie du Judaisme), а Каббала, без знакомства с которой полное изучение Талмуда не мыслимо, лишь крайне усугубляет эти трудности.
Во всяком случае, чрезвычайно важным доказательством опасности талмудических принципов для гоимов и заведомости её для сынов Иуды служат два неизменных в еврейской истории факта: а) евреи всячески избегают прозелитов, между прочим, и потому, что боялись и боятся их нескромности, и б) они трепещут пред самой возможностью ренегатства в собственной среде, а потому сообща, жестоко мстят своим вероотступникам.
Таков Талмуд.
XII. В маленьком еврейском местечке Польши, Белоруссии или Галиции и на такой сцене, как Париж или Нью-Йорк, в сознании мелкого фактора-мишуриса, Сруля Наружнера или в сложном уме лондонского лорда-мэра Генри Аарона Исаакса, в области религии и в сфере гешефта, по отношению к израильтянам либо к иноверцам-гоям, Талмуд одинаково является всеразрешающей энциклопедией, равно обязательной во всяких случаях жизни, комбинациях, надеждах и помышлениях истинного еврея.
Написать конституцию еврейства, значит исчерпать Талмуд.
Для правоверного еврея найти выход из любого положения - это подыскать соответственное указание в том же Талмуде. Разобраться в чёрной душе фанатического талмудиста, Иуды-предателя, это — согласовать бесчисленные противоречия, вопиющие нелепости и лихоимственные извороты его учителей-раввинов Талмуда. С первого дня рождения и до могилы, закоренелый еврей вращается исключительно в талмудической атмосфере, ею одной дышит, претворяет и совершенствует её в самом себе и, наконец, завещает плоды своей пронырливости будущим поколениям таких же талмудистов, как он сам.
Уничтожьте все экземпляры Талмуда, и жиды напишут его вновь! Подвергните его цензуре, и они станут заучивать воспрещённые места наизусть, передавая их из поколения в поколение на словах, как это они делают и теперь по отношению к тем сатанинским клеветам на христианство и своим законам о гоях, которыми прямо или косвенно, явно или иносказательно, отличается Талмуд.
“Не для взрослых людей, а разве для малых, но злобных ребят написано это учение”, — говорил ещё философ Аверроэс (умер в 1217 г.),
— “а затем разработано так, что последователей Талмуда нет возможности извлечь ни из жалкого невежества, ни из их глубочайшей безнравственности”.
Действительно, по всем своим признакам, Талмуд кажется произведением, возможным разве среди дикарей. Между тем, он появился в самый разгар греческой и римской цивилизации. Уже этим доказано с ясностью, насколько расовая вражда неизменно отделяла еврейство от всего остального человечества. Все усилия старейшин Израиля имели единственной целью сделать евреев непохожими на прочих людей.
Как бы эти люди ни были прекрасны и полезны учреждения других народов, они должны быть проклинаемы евреями.
Их Бог и религия, право и нравственность, надежды и замыслы, стремления и занятия, промыслы и праздники, нравы и забавы, жилища и платье, суды и календарь, наконец, сама пища, — всё должно иметь особый характер. Не отсюда ли и сказания о Левиафане с Бегемотом?!...
Ещё и сегодня те же чувства и те же упования вдохновляют охранителей иудаизма, когда на вопрос — с этими варварскими и развращающими предрассудками, как же вы рассчитываете на прозелитизм? — они дают всё тот же стереотипный ответ: “Это неизбежно для устройства ограды вокруг Закона, сохранение которого важнее, чем какая бы то ни было нравственность...”
XIII. Путеводная звезда евреев в течение двух тысяч лет, Талмуд, запечатлен в иудейском мозгу по закону наследственности. Он — исключительное умственное достояние, завещанное бесчисленным множеством поколений, которые бледнели и сохли над изучением талмудической премудрости и, наконец, воплотили её в себе. Евреи не только проникнуты, они пересыщены “священным” Талмудом. Ему обязаны они как идеей о своём превосходстве над всем остальным человечеством (что и делает их сильными), так и тем отсутствием всякого морального чувства, которое почти обезоруживает нас - до такой степени оно прирожденно и непосредственно у еврея. Как насыщаемый морем песок с каждым новым приливом поглощает всё больше и больше соли, так и заражаемая талмудизмом душа с каждым новым поколением воспринимает изуверство всё в большей и большей мере.
Воспитываемый на Талмуде каждый из молодых евреев приобретает и некоторую долю юридической подготовки. Вступив в жизнь, он вносит талмудические понятия и приёмы в основание своих поступков, а затем, убеждаясь, что положительное законодательство страны, где он живёт, относится к его идеям отрицательно, он всячески начинает изощряться в обходе законов путём толкования по наставлениям, усвоенным в хедере или иешибофе. Чем же грозит ожидовление хотя бы одной адвокатуры?...
В изложенном заключается сущность Талмуда и еврейства. He-сравненное и неизмеримое превосходство “избранного народа” и совершенное бесправие гоев — два коренных устоя их взаимных отношений. Повторяем, не только еврей не способен de jure обмануть или ограбить гоя, а наоборот, сам гой заслуживает примерной, грозной кары за оскорбление еврейского величества, когда осмеливается лгать, будто ему что-нибудь может принадлежать. Отсюда ясно, почему для еврея весь вопрос — не посрамить Имени Божия, что по Талмуду значит именно — “не попасться”. “Il s'agit de prendre sans etre pris!...”
Достигнуть же безнаказанности возможно только двумя путями: а) заручившись покровительством власти, всё равно как, т.е. пронырством, шантажом, подкупом, влиянием соумышленников-гоев либо непосредственным участием сынов Иуды в самом правительстве. Причём первые два способа даже предпочитаются, как переносящие ответственность на других: б) собственными изворотами и ухищрениями, превратившимися у евреев в неподражаемый спорт и достаточно раскрывающими смысл того положения в Талмуде, что искусившемуся в ловкости сухим выходить из воды “талмид-хахаму” (талмудическому гешефтмахеру) дозволено всё, и, наоборот ам'гаареца, т.е. простака, не умеющего извратить “закон” произвольное число раз в ту и в другую сторону, позволяется даже в праздник “распластать как рыбу”.
Приписывая ежедневные занятия Талмудом самому Иегову и указывая, что даже Ему случается иной раз приглашать на консультацию знаменитых раввинов с земли, старейшины “многострадальной синагоги” явно показывают этим, какую важность они сами Талмуду придают, а с другой стороны, логически утверждают, что, по договору (завету), Иегова обязался возлюбить евреев и ненавидеть остальной мир. Но раз дело идёт о договоре, то еврей у себя дома, так как в “истолковании” для него нет препятствий, что, кажется, всякому известно.
Сохранение верховенства Израиля и ничтожества гоев суть принципы, для всякого еврея неприкосновенны. А если в той или другой кагальной реформе исчезнут несколько обветшалых, подчас забавных, обрядов, то не здесь, разумеется, смысл и корень Талмуда или его задач. Если в иные времена и эти обряды рассматривались, как “ограда Закона” для сохранения еврейства, то ныне результаты обусловливаются уже не такими путями.
Кто даст истинную панораму того, что еврейством уже содеяно, равно как и того, чем талмудический иудаизм ещё угрожает всему благородному и великому на земле?!...
Curnque foret Babylon, spolianda trophaeis, — bella geri placuit, nullos habitura triumphos!...
[ 1 ] Эпизод Мардохея и Эсфири у Ахашвероша; убийства евреями десятков тысяч сильных “врагов”; весёлый праздник “Пурим” — таковы темы свирепого трактата “Мегилла”. Именно этот трактат, единственный из всего Талмуда, рекомендуется, однако, для изучения, еврейкам.
[ 2 ] Трактат об идолопоклонниках, как сыны Иуды называют всех иноплеменников, а в том числе и нас, русских, — очевидно в награду за оказанное им гостеприимство. Этот трактат настоятельно требует своей популяризации среди гоев. Пусть же и они, наконец, узнают, как смотрят на своих презренных рабов “кроткие” евреи.
[ 3 ] Сказания либо изречения отцов, т.е. главных учителей... Талмуда, конечно. Не имея Гемары — этот трактат наиболее популяризован... между гоями.
[ 4 ] “Сыновья в утробе её (Ревекки) стали биться, и она сказала: если так будет, то для чего мне это? И пошла вопросить Господа. Господь сказал ей: два племени во чреве твоем и два различных народа произойдут из утробы твоей; один народ сделается сильнее другого, и больший будет служить меньшему”.
[ 5 ] Для интересующихся вопросом о богохульстве талмуда и раввинских писаний вообще можно указать на следующие источники: a) “Entdecktes Judenthum” — Эйзенменгера, Кёнинсберг, 1711; б) “Ницзахон” (“Победа”) - раввинов Маттатии, Липпана из Мюльгаузена и Иосифа Кимхи; в) “Хизук Эмуна” (“Укрепление веры”) — раввина Исаака из Трок, в Литве; эти две книги были обнародованы в 1681 г. в Альтдорфе Вагензейлем — под заглавием “Tela ignea Satanae” (“Огненные стрелы Сатаны”); г) “Фоледоф Иешу” (“Происхождение Иисуса”); д) “Маазе Фалуи” (“История повешенного”); ej “Jesus Christus in Talmud” (“Иисус Христос в Талмуде”) — изд. состоящего при Берлинском университете “Institutum Judaicum”. С другой стороны, в обличении евреев назовём: а) “De vita et moribus Judacorum” — Виктора де Карбена; б) “De Judaeis erroribus ex Talmud” — Иеронима де Санкта-Фиде; в) “De Messia” — Николая де Лиры; “Epistola contra Judaeos”. — Амолона; г) “Tractatus adversus Judaeorum inveritatam duritiam” - Петра из Клюни; д) “Diorum canicularium” - Симона Майоля; е) три книги Раймонда Мартина: “De reprobatione et foetore doctrinae Judaeorum”, “Capistrum Judaeorum” (“Намордник для евреев”) и “Pugio Fidei” (“Кинжал веры”); ж) “Christianus in Talmude Judaeorum sive rabbinicae doctrinae de Christianis secreta” - Пранаитиса и другие.
[ 6 ] Гой, акум, — по Талмуду, чужеродцы. Акум же вдобавок, слово искусственное, так сказать, каббалистическое. Оно представляет анаграмму трёх халдейских слов “Аобдэ Кохабим у-Маззалоф” (поклонники звёзд и планет, как сыны Иуды аттестуют нас и в настоящее время).
[ 7 ] Само собой разумеется, только — еврей, ибо лишь он — человек, а значит, только о его действиях и может идти речь.
[ 8 ] На пасху, евреи едят своего агнца, стоя, и с посохами в руках, как бы сейчас готовые отправиться в путь-дорогу. Праздник “кущей” они проводят в палатках ради воспоминаний о своих странствованиях в землю Ханаанскую, которые, быть может, им предстоят и вновь...
Последние изменения: 01.10.07