Документы из архива Гуверовского института войны, революции и мира

Вступительная статья и комментарии В.И. Старцева^{[ 3 ]}

С 1975 г., с момента публикации книги профессора Н.Н. Яковлева «1 августа 1914» ^{[ 4 ]}, не утихает дискуссия о существовании и месте в общественной жизни предреволюционной России организации политического масонства. По мнению автора указанной книги, масонская организация «Верховный Совет народов России» являлась сверхпартией, объединявшей все политические организации русской буржуазии. С другой стороны, академик И.И. Минц упорно настаивал на том, что масонство – выдумка царской полиции, на удочку которой попадаются и сегодняшние советские историки ^{[ 5 ]}. С Н.Н. Яковлевым согласился В.Я. Бегун, который попытался также найти связь между масонством XX в. в России и международным сионизмом ^{[ 6 ]}. И.И. Минца поддержал О.Ф. Соловьев ^{[ 7 ]}.

Слабым местом крайних точек зрения является незначительное число исторических источников, которые могли бы их подкрепить. То, что мы имели на сегодня, можно пересчитать по пальцам. Я лично старался в своих высказываниях о масонах соблюдать осторожность и держаться в рамках известных и поддающихся проверке любого заинтересованного исследователя документов ^{[ 8 ]}. В этой связи значительный интерес представляют исследования американских ученых Натана Смита и Барбары Нортон ^{[ 9 ]}. В их работах дается описание и тех источников, которые они имели возможность изучить, а советские историки еще не видели. Большой вклад в поиски (отчасти совместно с Н. Смитом) в интерпретацию документальных материалов по истории русского масонства начала века и особенно эмигрантского периода (1922-1970 гг.) внесла известная писательница и литературовед Н.Н. Берберова ^{[ 10 ]}. Однако, составив уникальный список свыше 660 русских масонов XX в., она очень кратко обосновала участие каждого из них в ордене. Поэтому любая фамилия из этого списка нуждается в перекрестной проверке по существующим и доступным источникам. Пока этого не сделано, «масонофаги» в современной советской историографии будут по-прежнему оспаривать как наличие самой организации в 1906-1918 гг., так и ее роль в общественной жизни страны того времени.

Наибольший интерес представляют интервью, взятые Б.И. Николаевским в августе 1925 г. у Н.С. Чхеидзе и в августе 1928 г. у Е.П. Гегечкори и А.Я. Гальперна. Об интервью, взятых у Чхеидзе и Гальперна, стало известно еще в 1965 г. из статьи Л. Хаймсона ^{[ 11 ]}. Однако в статье лишь коротко говорилось о том, что тот и другой деятель состояли в организации русских политических масонов. Это, конечно, было по тем временам сенсацией: ведь оба они были меньшевиками, а Чхеидзе с 27 февраля по 24 сентября 1917 г. являлся председателем Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов!

Хронологически публикуемые документы охватывают период с 1909-го по 1918 г. Но содержащиеся (в частности, в воспоминаниях Гальперна) сведения об истории русского масонства в 1906-1910 гг. крайне отрывочны и далеко не всегда точны. Благодаря публикациям Бориса Элькина ^{[ 12 ]} мы сегодня знаем об этом времени больше, чем знали и Гальперн, и сам Николаевский. К этому же периоду относятся и мемуары князя Д.О. Бебутова, опубликованные Н.Н. Берберовой. Соответствующие уточнения и дополнения даны нами в комментариях.

Собственно на этом можно было бы поставить точку и перейти непосредственно к документам. Однако, учитывая благосклонное отношение администрации архива Гуверовского института войны, революции и мира к данной публикации, выраженное в письме к автору от 20 января 1989 г., я хотел бы кратко сообщить сведения о русском политическом масонстве, имеющиеся в записях интервью, взятых Николаевским у других лиц. Так, 8 января 1927 г. он встретился в Берлине на квартире у Б.И. Элькина с П.Н. Милюковым и со слов последнего записал: «О масонах ничего не знал. Правда, в период IV Государственной думы к нему обращались с разговорами на тему о масонах, но, натыкаясь на его отрицательные отзывы, дальнейшие беседы прекращали. И он сам на эти разговоры внимания не обращал, считая их несерьезными, – только уже в 1917 г., узнав о существовании м[асонской] о[рганизации], вспомнил об этих попытках, но и до сих пор ничего серьезного о м[асонах] не знает» ^{[ 13 ]}. Таким образом, сведения о существовании масонского ядра во Временном правительстве, которые наделали столько шуму в 1955 г., когда Б.И. Элькин опубликовал воспоминания П.Н. Милюкова, были известны еще в самом начале 1927 г. А накануне второй мировой войны Милюков признался, что первые разговоры о вступлении в масонскую организацию заводили с ним еще в период существования «Союза освобождения». Их вел В.Я. Богучарский.

Н.Д. Соколов в беседах с Б.И. Николаевским прямо свое участие в масонской организации отрицал, но во время встречи в одной из берлинских гостиниц, где он останавливался в январе 1927 г., фактически признал это и дал некоторую информацию ^{[ 14 ]}.

Ознакомившись с рукописью М.С. Маргулиеса «Годы интервенции», представлявшей собой дневник, Николаевский восстановил некоторые зачеркнутые автором упоминания о масонах. Интересна, например, запись беседы в 1919 г. с А.Д. Марголиным – другим масоном, остававшимся в организации после того, как Маргулиеса «усыпили» за подозрение в утечке информации из-за близкого знакомства с князем Бебутовым: «Марголин за обедом сообщил вещь, разъяснившую мне очень много; после 1910 г., когда Колюбакин начал возобновлять наши заснувшие в 1909 году ложи, в одну с Керенским вошел и Коновалов, и Гальпер[н] (Sic!), и Некрасов. Вошел потом и Соколов, Барт, вероятно, Терещенко. Теперь понятна связь Керенского с Терещенко и Некрасовым. Намеки Коновалова с 1916 года на его близость с Керенским и Н.Д. Соколовым, а также приглашение А.Я. Гальпер[н]а (sic!) управляющим делами Совета министров Временного правительства». В записи дневника за среду, 29 апреля 1919 г., отмечается, что «Савинков, оказывается, был только в 1917 году введен в ложу Демьянова генералом Тепловым» ^{[ 15 ]}.

В Париже 16 августа 1928 г. А.Н. Потресов сообщил Николаевскому, что кадет, мировой судья в Петербурге Юлий Михайлович Антоновский был масоном. Но он возмущался, что масоны «ничего не делают», постепенно разочаровывался в них и переходил к социал-демократам. Умер около 1911 г. ^{[ 16 ]}

27 августа 1928 г. в курортном местечке Капбретон Николаевский беседует с М.М. Тер-Погосяном. О себе тот сказал, что он масон «парижского призыва» (т.е. эмигрантский). Тем не менее Тер-Погосян сообщил, что знает «из вторых рук» о наличии ложи до Февральской революции на Кавказе и кое-что об общерусских. Первая ложа или первый Совет, но не русского «Востока», «получили утверждение от Парижского Востока в 1908 г. или в 1909, когда в Париж приезжали Бебутов, Маргулиес и Урусов (это было продолжение их поездки в Константинополь к младотуркам)». В Тифлисскую ложу, по словам Тер-Погосяна, входили X.А. Вермишев, князь Туманов. Припомнил Тер-Погосян и то, что Н.В. Чайковский говорил о своем «четвертьвековом масонском стаже» ^{[ 17 ]}.

Сбор материалов о русских масонах Николаевский продолжал и после 1928 г. Так, 10 мая 1930 г. в Берлине он взял интервью у В.Я. Гуревича, члена Трудовой группы IV Государственной думы, который сказал, что после его столкновения с Керенским на политической почве тот предложил ему вступить в «политическую организацию в масонских формах». На заседание ложи его привез Коровиченко. Гуревич помнил, что был обряд посвящения и формальная клятва. Вопросы задавали исключительно политические. На заседаниях бывали член Государственной думы Виноградов, Коровиченко, Керенский, Исаев, Барт, Знаменский. «В 1917 г. ничего не слышал, – свидетельствовал Гуревич, – но в начале 1918 г. была попытка возобновить заседания. Инициатива А. А. Исаева. Присутствовал также Виноградов. Вопросы борьбы с большевиками» ^{[ 18 ]}.

Т.А. Бакунин 29 марта 1930 г. рассказал Николаевскому, ссылаясь на письма Арсеньева, что тот «слышал от Вересаева, что в присутствии последнего Степанов-Скворцов был принят Урусовым в масонскую ложу в Москве» ^{[ 19 ]}. М.С. Маргулиес тогда же поделился воспоминаниями о том, что Совет русских лож в 1907-1909 гг. состоял из пяти человек. Председателем являлся князь С.Д. Урусов, первым его товарищем был Ф.А. Головин, бывший председатель II Государственной думы, кадет, вторым – сам Маргулиес, казначеем – Орлов-Давыдов, а секретарем – Бебутов. «С самого начала, – говорил Маргулиес, – Совет ставил задачу «обволакивания» власти людьми, сочувствующими масонству» ^{[ 20 ]}.

3 сентября 1934 г. Николаевский взял интервью у адвоката В.М. Шаха. Тот сообщил ему следующее: «В 12-м году ^{[ 21 ]} мой хороший знакомый Павлицкий (инженер, сочувствующий с.-р.) сообщив мне о существовании масонской организации и предложил войти. Я думал долго. Давно уже я приходил к выводу, что парт[ийная] деятельность не создает того общения между поли[тическими], деятелями, которое необходимо для координирования оппозиц[ионных] и рев[олюционных] сил. Идея масонства мне была симпатична, и я согласился. Церемония приема была минимальна: опрос на собрании, куда ввели с завязанными глазами. В ложу входили К. Черносвитов (к.-д.), Брунет (н.-с.) – позднее товарищ министра на Укр[аине], проф. Рузский, Мациевич (с-д. из Киева, в 90-х гг. сидел около 3 лет), Кармин (тов. Оберпрокурора Сената), А.Д. Марголин (прис. пов. – позднее на Украине), Павлицкий. Приема новых членов не было. Поставлена была кандидатура Басова-Верхоянцсва, но ее отвели ввиду крайней резкости политич[еских] взглядов Басова. Собирались 2 раза в месяц, обычно у Кармина. Содержание бесед: обмен информацией и обсуждение разных текущих вопросов» ^{[ 22 ]}. Весьма любопытны рассуждения В.М. Шаха. Они отвечают на вопрос, какое же влияние оказывало политическое масонство на меньшевиков и эсеров? «Никакой формальной дисциплины не существовало, – читаем мы в записи Николаевского, – было только общее желание сговориться и затем действовать в общем направлении. У меня такое желание имелось вполне искреннее и большое, и, скажу откровенно, именно оно во многом определило мои позиции в годы войны и революции. Помню особенно мои настроения в апреле 1917 г. во время борьбы на Петербургской стороне при выборах на петербургскую общегородскую меньшевистскую конференцию. От интерн[ационалистов] тогда выступал Ерманский, я говорил от оборонцев. Ерманский занял ультрадемагогическую позицию. Когда я слушал его, я думал: эта позиция делает абсолютно невозможным сговор с.-д. с демокр[атическими] группами, стоящими от нас направо. И это соображение было для меня одним из решающих. Ложа наша собиралась до 1918 г. Помню, на поел[еднем] собрании был Черносвитов, с которым мы прощались: он уезжал в Сибирь. Директив из Центра не было, только предлагали обсудить тот или иной вопрос. От нас в Центр входил Черносвитов. Он руководил обсуждением» ^{[ 23 ]}.

При обработке коллекции Николаевского архивисты обнаружили запись на отдельном листе, озаглавленную «Масоны» и не имеющую даты (мне кажется, она была сделана в начале 30-х гг.). Вот ее содержание: «[Г.Я.] Аронсон от Б. Гуревича. В начале войны в Витебск приезжал Колюбакин; в честь его был устроен, как там это было принято, обед, но на последний, в отличие от приездов других либеральных знаменитостей, не были приглашены представители рабочих и демократических кругов. Уже после стало известно, что во время этого обеда К[олюбакин] принял в масоны Брука и Волковера (члены I Государственной думы, к.-д.), поляков – прогрессистов Бамаса и Федоровича (когда-то имели связи с социалистами, отошли, посчитали себя левее к.-д.) и Писаревского. В 1916 г. в Витебск приезжал Керенский, был тоже обед, после которого были приняты Б. Гуревич (председатель общегородской Витебской больничной кассы, в 1905 г. - бундовец, после – беспартийный, в 1914-1916 не участвовал даже в меньшевистской страховой группе) и Михаил Соломонович Цейтлин. При приеме спрашивали о согласии вступить в организацию, которая ставит задачей борьбу «за своб[оду] и братство». Церемониал посвящения с завязанными глазами, клятва тайны и готовности борьбы за свободу и братство. Деятельности ложи никакой не было. В 1917 году Волковер – губернский комиссар Врем. Прав.; после июльских дней В[олковер] вышел из к.-д. партии и, заявив о возможности работы на платформе циркуляров Церетели, остался на посту губернского комиссара. Писаревский – секретарь губернского комиссара, фактически вершил делами; Бамас – помощник губернского комиссара, Федорович – уездный комиссар М. Цейтлин – с.-р., товарищ председателя Совета. Все со слов Гуревича, рассказал это А[ронсон]у в Бутырках в 1918 г.» ^{[ 24 ]}. Далее следуют отрывочные записи: «А.П. Крапоткина – как-то раз она обвиняла Некрасова в стремлении к власти. Н[екрасов] сказал ей, что его идеал- «черный папа», которого «никто не знает», но который «все делает». Елшин (? – В.С.) – дневники. Летом 1914 г. в Самару приезжали Керенский и Некрасов; разговоры сначала на пароходе, затем где-то еще; наконец, посвящение в масоны на квартире кн. Вячеслава Кугушева. Маргулиес был принят в масоны в 05-06 гг., в ложе были Ковалевский Максим, Кедрин, де Роберти. Входил в 06-10 гг. в Главную ложу одним из товарищей председателя; в последнюю степень посвящен специально приехавшим из Франции членом Великого Востока, в это время сидел в «Крестах», посвящение шло на свидании, в присутствии начальства, которое не понимало значения манипуляций. Состав Главной ложи: председатель, 2 товарища председателя, казначей и секретарь; 1 – умер, 2 – в эмиграции и 2 – в России. Собирались в роскошном особняке, в масонских знаках. Принят был между прочим какой-то гвардейский полковник, клявшийся при посвящении на шпаге убить, если понадобится, царя (около 09-10). В провинции ложи были в Н[ижнем] Н[овгороде]. Правило – никаких письменных документов. Поэтому полиция ничего не могла узнать. Около 1911 г. распустили ложи – опасались, что полиция все же проникнет. После началась новая эра в русском масонстве – Керенский и Некрасов. Кедрин рассказывал Маргулиесу, что в 1917 г. Керенский и Некрасов исключены из масонов за свою деятельность. Аргунов. Авксентьев – масон с 12-13 гг. в Париже. Читал в одной ложе о социализации земли. Керенский. Перед войной масонская ложа особая: Великий князь Андрей Михайлович, Варвара Овчинникова, Беклемишев» ^{[ 25 ]}.

Интервью с Николаем Семеновичем Чхеидзе ^{[ 26 ]}.
Марсель, 24-26 августа 1925 г. Запись Б.И. Николаевского

Чхеидзе о масонах. Просмотрено Н.С. Чхеидзе, по указанию которого и внесены исправления и дополнения.

В говорившем я тотчас узнал Некрасова, его голос мне был хорошо знаком. Вслед за тем Некрасов задал мне вопросы, повторявшие вопросы анкеты. Я отвечал в духе своих, только что написанных ответов. Затем Некрасов предложил, мне встать, я встал и услышал, что встали и все присутствующие. Некрасов произнес слова клятвы: об обязанности хранить тайну всегда и при всех случаях, о братском отношении к товарищам по ложе во всех случаях жизни, даже если бы это было связано со смертельной опасностью, о верности в самых трудных условиях. Я повторял слова. Потом Некрасов задал, обращаясь ко всем присутствующим, вопрос: «Чего просит брат?» Присутствующие хором ответили: «Брат просит света!» Вслед за тем Степанов снял мне повязку с глаз и поцеловал меня, нового брата. С такими же поцелуями ко мне подошли и все остальные из присутствующих. Последними, как я теперь увидел, были, кроме Некрасова и Степанова, еще член Государственной думы Волков и присяжный поверенный А.Я. Гальперн. Относительно последнего у меня некоторые сомнения, был ли он тогда ^{[ 27 ]}. Возможно, что был и еще кто-нибудь их тех, кого я назову дальше, как членов малой ложи, помню, что всего было человек 5-6.

В период работы в Верховном Совете узнал о принадлежности к ложам следующих лиц, кроме названных уже: члены Г.Д. Демидов, Коновалов, Ржевский, Ефремов, Орлов-Давыдов, Чхенкели, Гегечкори, Скобелев (их троих ввел я), члены I Государственной думы Лучицкий, Ледницкий (последнего я лично не встречал, но слышал, что он масон), А.И. Браудо (из Публичной библиотеки), Н.Н. Суханов, В.Я. Богучарский, Швецов, Сигов (отец), Панкратов (шлиссельбуржец), Н.В. Чайковский, поляк Венцковский (редактор «Начала» 1878 г.). Помню, были разговоры о введении в ложу Г.А. Лопатина, но результата не помню, в ложе с ним я во всяком случае не встречался. Всего в Петербурге было 3-4 ложи. По составу среди членов были представители всех левых вплоть до прогрессистов, октябристов не было ни одного. О Гучкове, как члене, не слыхал и не допускаю ^{[ 28 ]}.

Были ложи и в провинции: в Москве (из членов знаю лишь Головина, слышал, кажется, еще и имя Бурышкина), в Киеве (Григорович-Барский, проф. Иванов, прогрессист, член Государственной думы?), в Самаре (Кугушев), Саратове (?), Нижнем. На Волге вообще лож было несколько. Сам я сорганизовал ложу в Кутаисе в 1911 г. ^{[ 29 ]}; в нее вошли, кроме нас с Гегечкори, еще Г.Ф. Зданович (по процессу 50-ти) и Петр Кипиани, старик. Общих принципов, которыми руководствовались бы при привлечении, не было; во всяком случае я их не помню. Я лично не задавался целью особенного расширения состава, – меня, как я уже сказал, интересовала больше информация, которую я получал на этих собраниях, поэтому я ограничился лишь тем, что ввел Гегечкори, Чхенкели и Скобелева, да еще привлек Кипиани, которых считал по их личным качествам подходящими и по личному же влиянию полезными для лож. Зданович был введен ^{[ 30 ]}. Во всяком случае тот подход, которым, по Вашим словам, руководствовался в деле вербовки Керенский, – привлечение в ложи тех лиц, которые при перемене режима могут занять командные посты, – в Верховном Совете никогда при мне сформулирован не был.

Расхождения заметно обострились и углубились после начала войны. Объявление последней застало меня в провинции: я был тогда в Минской губ. До момента объявления войны вопрос о ней, как что-то практически чувствуемое, как что-то близкое, не стоял. Поэтому те общие фразы, которыми я ответил на соответственные вопросы в анкете, удовлетворяли, по-видимому, всех, – и в таком же духе, помнится, я слышал и высказывания других. В июле 1914 г. вопрос встал конкретно и остро. Я вернулся в Петербург накануне известного заседания Думы. Собрания ложи или Верховного Совета до выступления Хаустова не было. Через несколько дней после выступления Хаустова собрался Верховный Совет. Может быть, потому, что все уже знали о моей солидарности с декларацией Хаустова, во всяком случае общий вопрос об оценке войны поднят не был, это, очевидно, считали бесполезным. Вопрос встал в плоскости, что делать? Колюбакин заявил, что надо идти на фронт, надо принять участие в борьбе, всячески помогать ей. Колюбакин тогда же пошел на фронт и что-то через месяц был убит ^{[ 31 ]}. Я высказывался в том смысле, что наша задача лежит в иной плоскости, что война поставит на очередь основные общеполитические проблемы, к решению которых надо готовиться самим и надо готовить других; надо центр тяжести перенести на общеполитическую работу в стране. Отношение большинства было неопределенное.

Но вскоре стали приезжать люди с театра военных действий, в Верховном Совете читали доклады о настроении армии, – главным образом члены Думы, ездившие туда в командировку. Помню, что уже первые доклады, уже через несколько месяцев после начала боевых действий, сообщали о настроениях среди солдат, об их разговорах о земле, о будущем государственном устройстве России и т.д. Было ясно, что политические проблемы становятся все более заостренно и среди членов ложи, как и в Государственной думе вообще, довольно долго большинство стояло на позиции невозможности «перепрягать коней на ходу». Только позднее, после очищения Галиции, после падения Львова и Варшавы, когда выяснилось, в какой тупик заводит страну война, и в ложах, и в Верховном Совете встал вопрос о политическом перевороте. Ставился он очень осторожно, не сразу, – переворот мыслился руководящими кругами в форме переворота сверху, в форме дворцового переворота; говорили о необходимости отречения Николая и замены его; кем именно, прямо не называли, но думаю, что имели в виду Михаила. В этот период Верховным Советом был сделан ряд шагов к подготовке общественного мнения к такому перевороту, – помню агитационные поездки Керенского и др. в провинцию, которые совершались по прямому поручению Верховного Совета, помню сборы денег на нужды такого переворота. Кто руководил сборами и какие средства были собраны, я не знаю ^{[ 32 ]}. Вообще с финансовыми делами организации я не знаком, но знаю, что она имела свою кассу, казначей был, как я уже сказал, Харитонов, о котором ничего, кроме его фамилии, я не знаю (был он, кажется, близок к прогрессистам), были и какие-то взносы, но необязательные. Я их не делал ни разу. О планах активных действий я в Верховном Совете ничего не слышал и не знаю, были ли таковые.

После революции я ни в ложу, ни в Верховный Совет не ходил ни разу, – как-то сразу оборвалось: меня туда и не тянуло, и оттуда меня не звал и. И была ли там какая-нибудь работа, я не знаю ^{[ 33 ]}.

Историей организации я мало интересовался, – знал лишь, что незадолго до моего в нее вступления в ней произошла какая-то реорганизация, передавали, что главной причиной, побудившей провести ее, было обнаружение где-то в организации человека, которого считали ненадежным. Кто это был, я не знаю ^{[ 34 ]}. Имени Бебутова – отвечаю на Ваш вопрос – я в этой связи во всяком случае не слыхал, хотя и знал его: как-то раз мне Гегечкори передал, что есть такой Б. и что он хочет зачем-то со мной познакомиться. Я был у него – он говорил о своих знакомствах с Бебелем и др., о своей библиотеке, переданной им с.-д. партии и лежавшей тогда в Берлине; попутно зачем-то упомянул, что он масон, – на меня он произвел неопределенное впечатление; помню, мы говорили после с Гегечкори и никак не могли понять, зачем Б. искал встреч с нами.

О военных в ложах я не знал ничего, – не знаю, входили ли таковые или нет ^{[ 35 ]}. Равным образом ничего не слышал и о сношениях с масонами ^{[ 36 ]}.

Интервью с Евгением Петровичем Гегечкори ^{[ 37 ]}.
Брюссель, 7 августа 1928 г. Запись Б.И. Николаевского

После ряда таких разговоров произошло посвящение, процедура которого в общем совпала с тем, что стоит в Вашей записи рассказа Чхеидзе. В назначенный день за мною заехал Волков и в карете повез меня в район Морской, где меня ввели в чей-то особняк, – я до сих пор не знаю, чей он был « (во всяком случае не Набокова) ^{[ 38 ]}. Там меня оставили в отдельной комнате, куда ко мне пришел Некрасов, принесший анкетный лист. Я его заполнил. Помнится, что на вопрос, как Вы относитесь к семье, – я ответил: «Считаю ее союзом личностей, связанных общностью интересов и культурного уровня». На вопрос: «Как Вы относитесь к дружбе?» – «Считаю ее моральным обязательством, которое человек берет на себя по доброй воле и которое для него с этого момента является моральным обязательством». На вопрос об отношении к войне я, оговорив о недопустимости изменнических действий, указал, что считал бы обязательным стремиться к превращению войны в революцию. О религии, – что сам отношусь к ней отрицательно, считая ее опиумом, но в то же время рассматриваю ее как частное дело каждого.

Из наиболее ярких случаев, когда ложа оказывалась полезной для наших с.-д. выступлений, мне хорошо памятен следующий: после роспуска Государственной думы в связи с Западным земством с.-д. фракция внесла срочный запрос о нарушении Столыпиным Основных Законов. Этот наш шаг вызвал недовольство буржуазной, даже левой, печати; к.-д. газеты писали, а к.-д. политики говорили, что с.-д. не справятся с задачей, что они должны уступить этот запрос к.-д., у которых имеются лучшие ораторские и политические силы (сами к.-д. с внесением запроса опоздали, – мы опередили их). Ответственную речь фракция поручила мне, и тогда Некрасов, который вообще в это время сидел рядом с нами и был по существу на нашей стороне, а не на стороне к.-д., посоветовал мне обратиться к М.М. Ковалевскому, обещая, что тот поможет в подготовке выступления. Я обратился, и Ковалевский действительно помог всем, чем только мог: он работал целый день, перевернул всю свою библиотеку, пересмотрел все западноевропейские конституции, всех государствоведов и дал мне такой отменный материал, что речь вышла блестящая, и даже к.-д. вынуждены были признать, что с.-д. фракция оказалась на высоте задачи ^{[ 39 ]}. Когда я благодарил Ковалевского за помощь, он мне ответил: «Это ведь мой долг в отношении близкого человека». Меня этот ответ несколько удивил, – близким я к Ковалевскому никогда не был, видел его тогда чуть ли не первый раз. Это мое недоумение сказалось и в моем рассказе Некрасову о приеме, который мне был сделан Ковалевским: Некрасов ответил в тон Ковалевскому: «Иначе он (то есть Ковалевский) и не мог поступить». Из этого я понял, что М.М. Ковалевский близок к масонской организации (Примечание Б.И. Николаевского 1928 года: «NB: Ковалевский, по рассказу Гальперна, в русское масонство не входил, но был масоном шотландского толка» ^{[ 40 ]}).

Между прочим, М.М. Ковалевский устраивал каждую пасху ^{[ 41 ]} приемы, на которые собиралось человек до 40. Туда стал он звать и меня – после того, как вступил в ложу. На них бывали все члены нашей ложи, и я думаю, что на этих собраниях вообще бывали одни только масоны. Там я встречал еще Колюбакина, Караулова, адвоката Беренштама (высокий, которого звали «Умный Б.» в отличие от другого Б.), Сидамон-Эристова.

Масонская организация была очень конспиративна, отнюдь не стремилась к большому расширению своих рамок, новых членов принимали с большим разбором, тщательно обсуждая новых кандидатов, нередко предложенные кем-либо из членов кандидатуры отвергались. В нашей, например, ложе была как-то выдвинута кандидатура Булата, но после обсуждения отклонена, так как его признали недостаточно конспиративным ^{[ 42 ]}. Вообще рост организации иногда даже сознательно сдерживался сверху. Но при всем этом организация была очень активна и производила впечатление людей, верящих в свое дело. Мы, с.-д., большой активности не проявляли, мы вообще смотрели на себя как на элемент в известном смысле сторонний этой организации, роль наша больше созерцательная. Но главари из радикально-демократической интеллигенции вкладывали в свою работу много активности и энтузиазма. Сильно импонировало и то обстоятельство, что у организации были значительные денежные средства, позволявшие ей не останавливаться перед крупными расходами на объезды провинции и т.д. В заседаниях ложи члены ее откровенно рассказывали о всех делах своих организаций, рассказывали о внутренней жизни с.-д. организации и мы.

Кажется, в 1913 г. я был сделан мастером. В процедуру посвящения входило произнесение речи, своего рода докторской диссертации. Я выбрал тему «О роли масонства в революционной борьбе» и говорил о том, как масонская организация может способствовать революции. После произнесения этой речи я удалился. В мое отсутствие была проверена моя работа, было констатировано, что я удачно прошел испытание и признан достойным. Звание мастера давало право приема других в ложу. Посвящение мое было проведено потому, что я уезжал из Петербурга и должен был действовать в провинции. Помню, в 1915 или 1916 г., уже во время войны, в Кутаис приезжал представитель Верховного Совета Урусов и с помощью местных братьев – Здановича, Чхеидзе и моей ^{[ 43 ]}, – создал Кавказскую ложу; в нее были введены:

Устав масонской организации с Великий Восток народов России».
Вторая половина 1912 г. ^{[ 44 ]}

Создание связанного моральной общностью и взаимным доверием братского ордена; братья сохраняют свободу политического действия, но стремятся к утверждению и защите прав человека и гражданина ^{[ 45 ]}.

Орден имеет две степени: ученика и мастера ^{[ 46 ]}.

Венерабль: «Именем Великого Востока Народов России посвящаю Вас в братья ложи... ^{[ 47 ]} в степени ученика».

Интервью с Александром Яковлевичем Гальперном ^{[ 48 ]}.
Париж, 16 и 18 августа 1928 г. (Запись Б.И. Николаевского)

О раннем периоде русского масонства мне известно следующее: несколько русских были посвящены в масоны во Франции (Гранд Ориент) еще давно, – среди них я знаю Сергея Дмитриевича Урусова, гр. Орлова-Давыдова, Евгения Ивановича Кедрина, доктора Баженова, М.Е. Маргулиеса, Обнинского, Бебутова, кажется, был французским масоном и Маклаков; М.М. Ковалевский был масоном шотландским. Организовали ли они в период 1906-07 гг. русскую ложу в Петербурге, или просто сходились, я точно не знаю, но несомненно, что в это время они уже и в России были в масонском контакте ^{[ 49 ]}. Вскоре, однако, эта первая русская масонская ячейка пережила острый кризис: причиной его было то обстоятельство, что Кедрин и Баженов стали очень много болтать о своем масонстве и чуть ли не открыто появлялись на своих дачах в масонских знаках, в результате чего о русском масонстве стали очень много говорить в самых широких кругах и даже стали появляться заметки в печати. С другой стороны, в отношении некоторых масонов появилось и недоверие, основанное не на недоверии лично к ним, а к их знакомым. Речь идет о связи Маргулиеса с Бебутовым. Последний определенно подозревался в политической неблагонадежности, а так как Маргулиеса считали невоздержанным на язык и многое рассказывающим Бебутову, то недоверие распространилось и на самого Маргулиеса, хотя последнего лично никто не думал подозревать. Маргулиес это отношение почувствовал и был очень оскорблен.

Все это, повторяю, вызвало первый кризис русских масонских лож, который повел к тому, что Маргулиеса и Баженова перестали приглашать на собрания, дали им знать, что их не зовут на них, законспирировались, а Кедрина, который был одним из наиболее уважаемых членов, ложи и даже «венераблем», не устранили прямо и не объявляли ему этого решения, стали под разными предлогами не приглашать на собрания ^{[ 50 ]}.

Когда с моих глаз сняли повязку, я увидел, что на собрании присутствует Демьянов (впоследствии товарищ министра юстиции), член Государственной думы Виноградов, Керенский, Барт, Яков Яковлевич Брусов (петербургский архитектор), А.И. Браудо, Сергей Дмитриевич Масловский (Мстиславский), Переверзев (позднее министр юстиции), Макаров ^{[ 51 ]}.

Работая в Верховном Совете, я узнал, что русские конвенты бывали и до 1912 г., – всего, кажется один, много – два. Но не как верховные съезды самостоятельной русской организации, а как совещания представителей русских лож, аффильированных к Великому Востоку. Существовал и Верховный Совет, опять-таки не как самостоятельное учреждение. В его состав, насколько я знаю, входили кроме секретаря Некрасова, еще Сидамон-Эристов, Степанов и другие. Душою организации, главным ее инициатором и организатором был С.Д. Урусов, через которого главным образом и поддерживались ее связи с Великим Востоком Франции ^{[ 52 ]}.

Организация новых лож целиком была в ведении Верховного Совета. Провинцию для этой цели специально объезжали члены Верховного Совета – обычно Некрасов, Керенский, Колюбакин, Урусов, несколько поездок было сделано и мною (в Москву, Киев, Витебск). Во время этих, поездок представители Верховного Совета выясняли состав местных лож, знакомились с братьями, выясняли вопросы о возможности того или иного использования их в общих интересах братства, намечались и новые кандидаты для привлечения в организацию. Инициатива приема новых членов иногда исходила и от Верховного Совета, – последний в таких случаях исходил всегда из соображений о возможной полезности данного лица для организации. Если данное лицо шло навстречу, то прием его проводился или через какую-либо из существующих лож, или, если подходящей ложи не находилось, то для вновь привлекаемого создавалась специальная ложа. Случаев последнего рода мне помнится только два, оба относятся к годам войны; в одном случае речь шла о приеме Кусковой и Прокоповича ^{[ 53 ]}, в другом – Мережковского и З. Гиппиус. В каждом случае ложа была создана из Карташева, Гальперна, А.А. Майера (религиозный философ, помощник А.И. Браудо по службе в Публичной библиотеке) и Некрасова (кажется, также и Керенского).

Из других специальных лож около этого времени, т.е. начиная с 1912 г. и до начала войны, были созданы ложи литературная и военная. Первая из них, т.е. литературная ложа, была создана, кажется зимою 1912-1913 г.; в нее входили Масловский-Мстиславский, Богучарский, А. А. Мейер, потом Карташев; кажется, в нее же входил и Н.Н. Суханов (в организацию вообще он входил несомненно). Широкого развития эта ложа не получила, а после истории с Мстиславским, о которой речь будет дальше, и совсем захирела. По планам в этой ложе должны были быть объединены крупные журналисты из важнейших левых газет, но осуществления эти планы не получили. Из «Речи» в ложу никто не входил (сообщенный Вами рассказ Неманова о попытке Некрасова привлечь его, Неманова, в литературную ложу, вполне правдоподобен; этим делом занимался Некрасов, и он мог сделать подобную попытку, – но мне об этой попытке ничего не известно), – тем не менее на эту газету мы в известных пределах воздействовали, давая туда через Клячко-Львова нужную информацию. Львов, который сам в организации не состоял и о существовании ее не знал, проводил через газету все, что нам казалось полезным и в нужном для нас освещении, особенно хорошо он это дело выполнял в 1917 году. Из «Дней» ^{[ 54 ]}был намечен к привлечению в ложу Канторович, но почему-то и этот план осуществления не получил (почему именно сейчас не помню). Позднее очень хотели привлечь в ложу А.Н. Потресова. Об этом много говорили в Верховном Совете и все относились с большим сочувствием, но к нему не нашли никаких ходов: я с ним был знаком очень мало, не было среди нас и никого другого, кто бы был с ним настолько хорошо знаком, что мог бы взять на себя эти переговоры. Но этот последний план относится уже ко много позднему периоду – к концу войны или даже к началу революции.

О собраниях с генералом Рузским, о которых Вы мне передаете со слов Горького ^{[ 55 ]}, мне ничего не известно, но организатор этих собраний, приведший на одно из них Горького, двоюродный брат генерала Рузского, профессор, кажется, Политехнического института Рузский Дмитрий Павлович состоял в нашей организации и в годы войны играл видную роль: он был венераблем, членом местного петербургского Совета и секретарем его. Собрания, которые он устраивал, формально не могли быть масонскими, – если бы он сорганизовал особую ложу, то мне это в должности секретаря Верховного Совета 1916-1917 гг. неизбежно должно было быть известно. Но частные попытки, организационно не оформленные, в направлении установления связей с военными кругами он мог делать и на своей личный страх, – это с точки зрения нашей организации было не только допустимым, но и желательно. Д. Рузский мог стремиться их делать еще и потому, что он был из тех, кто особенно выступал против Мстиславского и требовал его устранения, а .после этого устранения взял на себя в организации работу по установлению связи с военными кругами. Но все это относится уже к 1916-1917 гг., когда организационно не оформленные связи с военными начали завязываться очень многими видными деятелями нашей организации.

Этот конвент собрался летом 1913 г. в Петербурге; собрания шли, помнится, на квартире Степанова. Особые подробности о нем я сейчас припомнить не могу, помню только, что из новых участников на этом конвенте был В.Я. Богучарский-Яковлев и, кажется, Скобелев. Конвент этот тогда обсуждал и кажется постановил принять предложенный проект устава и поручил Верховному Совету изыскать способ конспиративного издания его – такой, который не вскрывал бы факта существования организации и в то же время давал бы членам возможность хранить этот устав вполне легально, не навлекая подозрения полиции. Такой способ был позднее найден, и устав в 1915, кажется, году был отпечатан в виде приложения к книге Сидоренко «Италианские угольщики» ^{[ 56 ]}. Написана эта книга была Мстиславским в форме якобы исторического исследования об итальянских карбонариях 20-30 гг. XIX века. Конечно, была она очень поверхностной компиляцией, к тому же с искажениями, так как нужно было историю подгонять к нашему уставу, печатавшемуся в приложении в качестве исторического документа. Но поставленная изданием цель – опубликование устава без обнаружения факта существования организации, – была достигнута. По этому уставу можно установить организационную структуру нашей организации.

Финансы организации составлялись из членских взносов, которые были невелики. Они через венераблей сосредоточивались в руках секретаря Верховного Совета. Больших сумм в этой кассе не было. Наличность обычно не превышала нескольких сотен. Но когда деньги бывали нужны для какого-нибудь дела, мы их всегда могли достать, так как такие члены организации, как, например, граф Орлов-Давыдов, всегда с полной готовностью давали требуемые суммы ^{[ 57 ]}.

Общие задачи организации, как они смотрелись в это время, я вкратце определил бы следующей формулой: стремление к моральному усовершенствованию членов на почве объединения их усилий в борьбе за политическое освобождение России. Политического заговора как сознательно поставленной цели в программе нашей работы не стояло, и если б кто-либо попытался в задачи организации такой заговор ввести, то это вызвало бы протест со стороны многих. Был, правда, целый ряд лиц, из них часть очень влиятельных, которые очень сильно к заговору склонялись, например, Мстиславский и Некрасов. Но в организации они свою точку [зрения] проводили осторожно и закрепить ее в качестве официальной точки зрения своей организации не стремились (об эпизоде с Мстиславским я сейчас не говорю) ^{[ 58 ]}. Борьба за свободу, конечно, входила в задачу организации, об этом говорилось даже в клятве, но конкретные средства и пути нигде сформулированы не были. Задачи личного усовершенствования для многих тоже играли весьма значительную роль. Таких, как Чхеидзе, которые эту сторону задач организации совершенно не воспринимали, было очень мало, для некоторых же эта сторона деятельности организации имела главное значение; так, например, в Киеве преобладали в организации люди, для которых этические задачи стояли на первом месте.

Начало войны захватило меня за границей. Я уехал туда в начале июля 1914 г., а вернулся только 9 сентября ст. ст. 1914 г. (через Константинополь-Одессу). Поэтому в первых заседаниях Верховного Совета времени войны, на которых определялось отношение к войне, я не присутствовал и в выработке этого отношения не участвовал. Когда я приехал, то у подавляющего числа членов я нашел настроения большого патриотизма, конечно не «ура-патриотического», а патриотического в хорошем смысле этого слова подъема и сознания необходимости борьбы с элементами пораженчества. Между прочим, большим влиянием в Верховном Совете в это время пользовался Мстиславский, которого считали за его военное образование большим знатоком военных дел. Настроен он был тогда так же, как и остальные члены Верховного Совета, то есть в революционно-патриотическом духе. Впрочем, моменты революционности в то время в этом настроении звучали не сильно, – рост их относится к более позднему периоду ^{[ 59 ]}.

Верховный Совет считал, как и я, что обвинения против Мстиславского не обоснованы, выступил на его защиту. Это выступление не убедило обвинителей. Богучарский вообще был очень «личный» и страстный человек, и относился он к Мстиславскому, с которым сталкивался и в ложе, и в литературной группе, с большим озлоблением. Я это хорошо понимал, так как мне по поручению Верховного Совета пришлось с ним по одному делу объясняться – чуть незадолго до его смерти, когда он лежал больной в постели ^{[ 60 ]}. Обвинение это носило очень несерьезный характер.

Исключением в вопросе об отношении к войне, если не считать Чхеидзе, была позиция части украинских лож, главным образом киевских, руководителем которых был Грушевский. Помню, что оттуда приезжал Григорович-Барский, который жаловался на пораженческую пропаганду в некоторых ложах. Почва для такой пропаганды там имелась, ибо на Украине скептицизм по отношению к задачам войны был вообще значительно более развит, чем в Петербурге и в других городах Великороссии. Верховный Совет тогда откомандировал в Киев Некрасова, и он там вел переговоры с Грушевским и его соратниками ^{[ 61 ]}.

Рост активности Верховного Совета в вопросах политических относится к лету и осени 1915 г., к периоду наших поражений в Галиции. В Государственной думе и Государственном совете в это время возник Прогрессивный блок. Верховный Совет был в оппозиции к политике Прогрессивного блока, и основная линия его политической деятельности в это время шла в направлении усиления и заострения левой оппозиции в Государственной думе, создания левого блока из к.-д. и революционных групп. В этом смысле он стремился воздействовать на ЦК кадетской партии. Основное, что в моей памяти из этого осталось, это сообщения Некрасова в думской группе или в Верховном Совете о спорах в ЦК кадетской партии и обсуждение этих сообщений. Очень стремились мы в этот период и к установлению связи с подпольными организациями революционных партий. Для нас самих вопрос о революционных методах тогда еще не стоял. Мнение о том, что революция невозможна и недопустима, у нас все еще преобладало. Но интерес к революционному движению все рос и желание связаться становилось все сильнее. Связи с эсерами нам давал Керенский, связи с с-д. – я и Соколов; именно к этому времени относится вовлечение в ложи даже и некоторых большевиков, например, И.И. Скворцова-Степанова в Москве. Впрочем, большевики в это время, после скандального – для них процесса членов их фракции в IV Государственной думе, были вообще на ущербе ^{[ 62 ]}.

В области сближения с представителями революционных организаций значительный шаг был сделан в начале 1917 г. Как известно, в начале 1917 г. большевики сделали попытку вызвать демонстративное выступление в Петербурге, в соответствующем духе они распространяли прокламации по заводам. По этому поводу было созвано специальное собрание Верховного Совета, на котором было постановлено вступить в сношения с руководителями организации, чтобы убедить их отказаться от подобных выступлений. Были выбраны делегаты для переговоров – Керенский, Некрасов, Соколов и я. По инициативе этих делегатов были созваны те собрания у Соколова, рассказ о которых имеется в воспоминаниях Суханова ^{[ 63 ]}.

Несмотря на все это, революция застала нас врасплох. Растерянность среди нас вначале была просто фантастическая. Насколько мало мы понимали смысл февральских событий, когда они начали носить очень серьезный характер, видно из следующего примера со мной лично. Последнее собрание Верховного Совета перед революцией было назначено на воскресенье, 26 февраля. Должно оно было состояться на квартире Коновалова (который тогда был в Верховном Совете), на Фурштадской. Мне позвонили о нем на квартиру, но не застали дома, так как я был на Васильевском острове, у своей теперешней жены ^{[ 64 ]}. Мне позвонили туда и очень просили придти, но после некоторого колебания я все же не пошел: у моей теперешней жены был сердечный припадок и я бегал за врачом. Дальше, в это время уже не ходили трамваи и не было извозчиков. Конечно, если б сознавал, какие события идут, все же нашел возможность добраться до Фурштадтской, но думалось, что это будет обычное очередное собрание, если не побываю на нем, ничего не убудет. На следующий день меня разбудила в 6 часов утра жена Некрасова, она звонила по просьбе мужа, чтобы сообщить, что только что ему звонил из Государственной думы Родзянко о получении указа о роспуске и вызвал срочно в Государственную думу для совещания. Некрасов уже убежал туда и – «муж просил Вам об этом сейчас же сообщить». Я спросил, передать ли что Керенскому? Она ответила, что не знает. Звоню к нему сам, поймал его уже в передней, он шел в Государственную думу. Условились встретиться у Соколова тотчас же, как только он выяснит положение дел. Встреча эта состоялась в 10-10:1/2 часа утра, Керенский рассказал и убежал обратно в Государственную думу. Звонил он нам каждые полчаса, мы сидели и ждали. Вскоре увидели под окном беспорядочные толпы вооруженных солдат, помню кто-то сказал: «да это настоящий бунт». Настроение у нас было больше чем пониженное, – так лидеры русской революции готовили эту революцию! ^{[ 65 ]}

Основная забота Верховного Совета в это время состояла в воздействии на левые партии в целях удержания их в русле коалиционной политики. Значительная доля работы в этот период выпала на меня, так как все основные разговоры с Советом рабочих депутатов, то есть с Чхеидзе, в этот период вести приходилось мне. Часто Керенский, узнав о каком-либо решении Совета, просил меня съездить в Таврический дворец. Я ехал и говорил, причем тот факт, что Чхеидзе был братом, сильно облегчал мне задачу, я мог говорить с ним совсем просто: «чего кочевряжитесь, ведь все же наши считают это неправильным, надо исправить и сделать по-нашему» ^{[ 66 ]}. Историю всех этих поездок, наверное, можно будет восстановить, если просмотреть комплект «Речи»: я тогда давал сведения Львову.

Конечно, из провинции братья говорили в сношениях с теми из членов правительства, которые состояли в братстве, совсем иным тоном. Помню, я как-то говорил по прямому проводу с Гегечкори в Тифлисе, и в том, как он ко мне обращался, явно чувствовалось, что это, помимо всего) прочего, брат говорит с братом. Из вновь принятых за месяцы революции братьев я помню Н.Д. Авксентьева (и ранее бывшего масоном во Франции) и Б.В. Савинкова ^{[ 67 ]}.

За идею коалиции Верховный Совет держался до конца. Именно по решению Верховного Совета я в таком духе вел собрания в Малахитовом зале, на котором я председательствовал. Поддерживали Верховный Совет и его члены коалицию и на Демократическом совещании ^{[ 68 ]}.

Несколько раз Верховный Совет обсуждал вопрос о войне и большинство склонилось к мысли о необходимости форсировать заключение мира. Я был решительным сторонником активных шагов в этом направлении, и помню, что в период споров о стокгольмской конференции я читал на эту тему доклад в редакции «Дней», по моим же наблюдениям и в кадетских кругах ставился этот вопрос. Я считал тогда, что воевать мы не можем, – об этом говорили все доклады с фронтов, – а поэтому необходимо убедить союзников, что мы можем лопнуть, если они не согласятся на общие переговоры ^{[ 69 ]}.

Из отдельных собраний Верховного Совета я помню собрание в июле 1917 г. на квартире у Некрасова (на этом собрании Чхеидзе присутствовал). Вопрос стоял о преследованиях большевиков и о коалиции. Общей точкой было в это время, что левые губят коалицию, а к.-д. являются ее стержнем. Много нападок в это время в братских кругах было на Переверзева в связи с опубликованием им документов о большевиках. Вопрос этот тогда обсуждался на этом заседании Верховного Совета, – последний, хотя и с оговорками, но встал на сторону Переверзева, найдя, что в целом он действовал правильно ^{[ 70 ]}.

С Крапоткиным дело обстояло так: знаком я с ним очень давно, и каждый раз, проводя лето в Англии, я часто бывал у него. Как-то около 1910 г. я познакомился у него с [неразборчиво], которого мне Крапоткин рекомендовал как масона и автора книги о роли масонства в революции 1789 г. Крапоткин мне об этой книге говорил, что она очень интересна, хотя автор и преувеличивает роль масонства, и очень советовал ее прочесть. Тогда я еще не был масоном и не обратил на этот совет внимания. Но когда вступил в ложу, то вспомнил этот разговор и очень им заинтересовался. Помню, я рассказывал о нем в ложе, и так как все остальные члены тогда были заинтересованы, то в следующую поездку в Англию, – а ездил я туда почти каждое лето, – я сам, при встрече с Крапоткиным навел разговор на эту тему и попытался выяснить его отношение к масонству. Был ли он сам масоном, я не знаю, – говорил он на эту тему очень осторожно. Смысл его ответа сводился к следующему: в русских условиях, при существовании самодержавия, организация, в основе которой лежит стремление к объединению людей на основе определенных нравственных принципов, может иметь большое значение для дела борьбы против самодержавия, так как она может создать действительное объединение разномыслящих людей, могущих понимать друг друга и всецело друг другу доверяющих ^{[ 71 ]}.

ПРИМЕЧАНИЯ:

• [ 1 ] Старцев В.И. (Подготовка к публикации, вступительная статья, комментарии). Русское политическое масонство. 1906-1918 гг. (Документы из архива Гуверовского института войны, революции и мира).
  История СССР, № 6 (ноябрь-декабрь) 1989 г. с. 119-134.
  История СССР, № 1 (январь-февраль) 1990 г. с. 139-155.

• [ 2 ] OCR: by ROK 08.09.2003

• [ 3 ] Старцев Виталий Иванович – доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой Ленинградского государственного педагогического института им. А.И. Герцена.

• [ 4 ] Яковлев Н.Н. 1 августа 1914. М., 1974.

• [ 5 ] См., напр.: Минц И.И. Оружие не менее острое. – Огонек, 1988, № 1.

• [ 6 ] Бегун В.Я. Рассказы о детях вдовы. Минск, 1983; изд. 2. Минск, 1987.

• [ 7 ] Соловьев О. Ф. Масонство в России. – Вопросы истории, 1988, № 10.

• [ 8 ] Старцев В. И. Революция и власть. М., 1979; его же. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л., 1980.

• [ 9 ] Norton В. Т. Russians Political Masonry, 1917, and Historians. – Russian History, 11, №1 (Spring 1984), P. 83-100; Smith N. Political Freemasonry in Russia, 1906-1918: A Discussion of the Sources. - The Russian Review, vol. 44, 1985, p. 157-171; Smith N., Norton В. Т. The Constitution of Russian Political Freemasonry (1912). - Handbuch fur Geschichte des Osten Europas. Wisbaden, 1986. Bd. 34, H. 4, p. 498-517.

• [ 10 ] Берберова Н.Н. Люди и ложи. Русские масоны XX столетия. Нью-Йорк, 1986. Некоторые сведения о масонах имеются и в автобиографии писательницы (первое издание – 1969 г.) – см. Берберова Н.Н. Курсив мой. – Октябрь, 1988, №10-12.

• [ 11 ] Нaimson L. Problem of Social Stability in Urban Russia, 1905-1917 (Part Two).- Slavik Review, vol. XXIV, №1, March 1965, p. 1-22.

• [ 12 ] Elkin B. Attempts to Review Freemasonry in Russia.- The Slavonic and East European Review, vol. XLIV, № 103, London, July, 1966, p. 454-472

• [ 13 ] Архив Гуверовского института войны, революции и мира (АГИВРИМ), коллекция Б.И. Николаевского. Серия 284, ящик 719, папка 7.

• [ 14 ] Там же, папка 8.

• [ 15 ] Там же, папка 12.

• [ 16 ] Там же, папка 9.

• [ 17 ] Там же, папка 5.

• [ 18 ] Там же, папка 9.

• [ 19 ] Там же.

• [ 20 ] Там же.

• [ 21 ] У Берберовой временем вступления Шаха в организацию указан 1913 г. (Берберова Н.Н. Люди и ложи, с. 163).

• [ 22 ] АГИВРИМ, кол. Николаевского. Серия 284, ящик 719, папка 9.

• [ 23 ] Òàì æå.

• [ 24 ] Там же.

• [ 25 ] Там же.

• [ 26 ] Чхеидзе Николай Семенович (1864-1926), меньшевик, член III и IV Государственной думы, председатель социал-демократической фракции (меньшевистской), член Организационного комитета РСДРП в годы первой мировой войны и Февральской буржуазно-демократической революции. В ночь на 28 февраля 1917 г. был избран Председателем Петроградского Совета рабочих депутатов, а в конце июня – Председателем ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов первого созыва. В момент Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде находился в отпуске в Грузии. Умер в эмиграции (подозревалось самоубийство).

• [ 27 ] В интервью, данном Николаевскому, Гальперн утверждал, что был принят в ложу в 1911 г. Но в указателе Н.Н. Берберовой со ссылкой на переписку масонов, хранящуюся в Гуверовском архиве, и Парижский архив русских масонов, указывается, что он член «масонской миссии» для контактов с заграницей, учрежденной после открытия первых лож в 1906-1908 гг. (Берберова Н.Н. Люди и ложи, с. 119).

• [ 28 ] Н.Н. Берберова много лет специально изучала вопрос о принадлежности А.И. Гучкова к русскому масонству. Она полагает, что Гучков вступил в русское политическое масонство еще до 1914 г., но в 1920 г. был исключен из него навсегда, «радиирован», за инициативу переговоров с германским правительством о совместном походе против Советской России. Все масоны обязаны были отрицать любую форму участия радиироваиного лица в масонской деятельности. (Берберова Н.Н. Люди и ложи, с. 123, 198-207).

• [ 29 ] Е.П. Гегечкори утверждал в интервью Николаевскому, что данная ложа была организована только во время войны.

• [ 30 ] Пропуск в тексте из-за нерасшифровки слова в рукописи.

• [ 31 ] А.М.Колюбакин был убит в начале 1915 г.

• [ 32 ] Эти сведения Чхеидзе очень важны, так как свидетельствуют о прямом участии «Великого Востока народов России» в планах военного переворота. Сообщение о сборе денег для подготовки переворота – вообще первое упоминание в известных источниках по этому поводу.

• [ 33 ] Данное утверждение Чхеидзе оспаривается как Гегечкори, так и Гальперном. Масонская мораль, как это видно из публикуемого устава, разрешала оберегать тайну своей организации прибегая к любой лжи или умолчанию.

• [ 34 ] Речь идет о М.С. Маргулиесе. О нем и о Д.О. Бебутове подробнее см. в интервью А.Я. Гальперна.

• [ 35 ] Это утверждение Чхеидзе также выглядит сомнительным. Как член Верховного Совета в годы первой мировой войны он не мог не знать об организации и деятельности Военной ложи.

• [ 36 ] Далее на ксерокопии инициал похож на «Р», который невозможно точно разобрать из-за повреждения тетради в данном месте, случившегося до ксерокопирования. Если это «Р», то речь идет о генерале Н.В. Рузском.

• [ 37 ] Гегечкори Евгений Петрович (1881-1954), меньшевик, член III Государственной думы, ее социал-демократической фракции. Премьер-министр меньшевистского правительства Грузии в 1918-1921 гг., затем эмигрант.

• [ 38 ] В.Д. Набоков построил в Петербурге на Морской ул., за Германским и Итальянским посольствами роскошный особняк в стиле модерн, служивший темой пересудов в столице.

• [ 39 ] Факт, приводимый Е.П. Гегечкори, в исторической литературе неизвестен. Он характерен для иллюстрации методов, с помощью которых буржуазное руководство русского политического масонства хотело «приручить» представителей нелегальных социалистических партий.

• [ 40 ] Данное утверждение Гальперна не соответствует действительности. Как явствует из факсимильной публикации документов Великого Востока Франции, осуществленной в 1966 г. Б. Элькиным (см. примечание 9), именно М. М. Ковалевский явился возродителем русского масонства в 1906- 1907 гг. Сам он вступил в конце 70-х гг. в Париже в одну из лож, подчиненную Верховному совету шотландского обряда старого и признанного Францией. В рамках этой же системы в 1887 г. совместно с Н.Н. Яблочковым учредил в Париже ложу № 288 «Космос» специально для приема во французское масонство русских, приезжавших в Париж. В 1905-1906 гг. в ложи Верховного Совета шотландского обряда, Великого Востока Франции и Великой ложи Франции были приняты около 20 русских либералов и интеллигентов. Они же составили и первые кадры русских лож, открытых в конце 1906-1908 г. в Москве, Петербурге и других городах. Таким образом, именно М.М. Ковалевский основал русское масонство в XX в. и при его непосредственном участии около 40 видных русских буржуазных либералов и народников уже в 1906-1908 гг. были приняты в масоны. Это масонство с первых шагов своей деятельности также носило политический характер, хотя ритуалам там придавалось несколько большее значение, чем в «Великом Востоке народов России». Фамилии этих первых русских масонов можно найти либо в публикации Б. Элькина, о которой шла речь выше, либо в материалах сборника «За кулисами видимой власти» (М., 1984). И Чхеидзе, и Гегечкори, и Гальперн были приняты именно в это, уже русское, но еще несамостоятельное, подчинявшееся Верховному Совету Великого Востока Франции масонство, основанное М. М. Ковалевским. Рассказ Гегечкори показывает, что между Н.В. Некрасовым и М.М. Ковалевским даже в марте 1911 г. существовали вполне теплые братские масонские отношения. Вместе с тем нуждается в дальнейшем исследовании вопрос о том, в каких отношениях находились все члены лож, принятые в масонство Ковалевским, с «Великим Востоком народов России».

• [ 41 ] Далее одно слово неразборчиво, по смыслу – «званые».Рассказ Гегечкори показывает, что между Н.В. Некрасовым и М.М. Ковалевским даже в марте 1911 г. существовали вполне теплые братские масонские отношения. Вместе с тем нуждается в дальнейшем исследовании вопрос о том, в каких отношениях находились все члены лож, принятые в масонство Ковалевским, с «Великим Востоком народов России».

• [ 42 ] Трудовик А. Булат значится в масонских списках, опубликованных Б. Элькиным, принятым.

• [ 43 ] Согласно публикуемому ниже Уставу «Великого Востока народов России», посвящение в масоны могло быть произведено в местности, где лож еще не было, делегацией из трех мастеров. В данном случае – это С.Д. Урусов, Н.С. Чхеидзе и сам Е.П. Гегечкори.

• [ 44 ] Датируется по содержанию интервью А.Я. Гальперна, публикуемому в следующем номере журнала.

• [ 45 ] При перепечатке расширенной редакции Устава в кн. «Италианские угольщики» эта статья с формулировкой целей организации была опущена. Вообще же в данной публикации из-за недостатка места мы опускаем сравнительный анализ двух редакций Устава.

• [ 46 ] В Уставе из «Италианских угольщиков» значились три степени: ученика, подмастерья и мастера, что соответствует масонской традиции.

• [ 47 ] Пропуск в подлиннике для названия ложи.

• [ 48 ] Гальперн Александр Яковлевич – адвокат, меньшевик. В 1917 г. по предложению А.Ф. Керенского заменил кадета В.Д. Набокова в качестве управляющего делами Временного правительства и находился на этом посту до 25 октября 1917 г. До конца 1918 г. жил полулегально в Москве и Петрограде. С конца 1918 г. эмигрант. Умер в Лондоне в 50-х гг.

• [ 49 ] История первых русских лож 1906-1908 гг. изложена не вполне точно. Подробнее см. «За кулисами видимой власти». (М., 1984, с. 96-105), а также ранее указанную публикацию Б. Элькина и отрывок из мемуаров кН.Д.О. Бебутова (Берберова Н.Н. Люди и ложи, с. 184-193).

• [ 50 ] Слова А.Я. Гальперна о поведении Баженова и Кедрина ближе к истине, чем рассказ об основании масонства XX в. Именно Кедрин привлек к себе внимание полиции и черносотенных писак неумеренными разговорами о масонстве и его роли, лекциями, статьями и пр. С этого началась антимасонская кампания в правых и правительственных органах печати в 1909-1911 гг. В качестве ответной реакции и были меры против Маргулиеса и Бебутова. Н.Н. Берберова опубликовала одно из писем Б.И. Николаевского, где он говорил, что им собран большой материал «о закрытии ложи Маргулиеса», который стоило бы опубликовать отдельно. За краткое время работы в архиве Гуверовского института я этот материал найти не сумел.

• [ 51 ] О Макарове в нашей историографии ничего не известно. Даже Н.Н. Берберова сообщала о нем: «Макаров, Павел (1872-?), архитектор» – со ссылкой на Парижский архив русских масонов. И все. Между тем среди собрания газетных вырезок о масонах в коллекции Б.И. Николаевского имеется некролог Д. Философова на П.М. Макарова из газеты «За свободу» от 2 декабря 1922 г. Вот его текст: «Из газетного объявления случайно узнал, что 26 ноября внезапно скончался Павел Михайлович Макаров. Не сказано – где. Вероятно, в Чехословакии, в маленьком городке, где он был преподавателем во вновь образованной русской гимназии. В последний раз я его видел в Праге весною нынешнего года. Большевистский переворот нас разлучил. Как-то в ноябре 1917 года он зашел ко мне в Публичную библиотеку (бывшую Императорскую), сказал, что домой он вернуться уже не может. Он проделал многострадальный путь многих русских беженцев. Страшно бедствовал в Константинополе, с великими трудами попал в Чехию, где бедствовал тоже, но, по крайней мере, имел кусок, хотя и черствого хлеба.
  А когда-то в Петербурге, на Разъезжей, у него был свой дом. И в этом доме была прекрасная квартира, художественно обставленная. Павел Михайлович любил книги, художественные безделушки, старые картины. В петербургской квартире его в некотором роде кусочек русской истории. Там с давних пор собирались радикальные круги русской интеллигенции. Там во время великой войны шли бурные споры, там принимались многие ответственные решения. Как иерихонова труба, гремел неукротимый Н.Д. Соколов, нервно передергиваясь, вещал А.Ф. Керенский. У него была привычка вертеть в руках разрезальный нож, старинную табакерку и что-нибудь в своем роде. П.М., дороживший своими безделушками, спокойно подходил к А. Ф-чу и с невозмутимым хладнокровием выдергивал у него из рук «художественное сокровище», которому грозила опасность.
  Там иногда вдохновлялся А. В. Карташев, а хитроумный грузин Чхеидзе, которого в своей компании называли «Карлом» (в честь Карла Маркса, конечно), запутанно говорил не то как русский интеллигент, не то как грузинский националист. Там иногда смеялся, как ребенок, или проникновенно ораторствовал Д.С. Мережковский. Все чувствовали себя у П. М-ча буквально как дома, и все знали скромное благородство и бескорыстие этого человека. Он никогда не притязал на первые роли, на власть, несмотря на то, что прав на эти роли у него было куда больше, нежели у многих его гостей: например, у беспардонного говоруна Н.Д. Соколова, натворившего столько бед во время революции.
  После февральской революции П. М-ч помогал Ф. А. Головину, бывшему председателю II Государственной думы, который при Временном правительстве состоял комиссаром по бывшему ведомству Министерства Двора. П. М-ч старательно «охранял» художественные ценности царских резиденций. Вскоре А.Ф. Керенский дал ему очень серьезное и ответственное поручение. Когда Временному правительству, несмотря на все старания, не удалось отправить царскую семью за границу, П. М-чу было поручено отвезти ее в Екатеринбург (автор ошибается, Макаров вез царскую семью еще в Тобольск. – В.С.). Макаров свято исполнил возложенное на него поручение со свойственным ему внутренним благородством... Его рассказы об этой поездке были полны интереса. Не знаю, сохранился ли об этом письменный след.
  С Б. В. Савинковым Макарова связывала давняя дружба. В свое время ему из-за этой дружбы пришлось довольно жестоко пострадать. Возвращаясь из Ниццы, куда он ездил повидать своего друга, П. М-ч встретил в Вержболове тоже «дружеские» объятия жандарма. Макарова повезли прямо в Петропавловскую крепость, где он и отсидел положенный ему срок. Осенью 1917 года он опять ближе сошелся с Савинковым, и, когда после корниловской истории Савинков покинул свой пост военного министра, опять на квартире П. М-ча (где жил тогда Савинков) происходили частые совещания людей, желавших более активно бороться с большевиками.
  Тихий, скромный, очень русский, большой патриот, Павел Михайлович жил как-то «в сторонке», никогда не высовывался. Бедствия, пережитые Россией, заставили его очень основательно пересмотреть старые увлечения, особенно увлечение А.Ф. Керенским. Человек очень болезненный, П.М. Макаров нелегко переносил бедствия последних годов, и в конце концов, их не выдержал...» Отметим, что все до единого упомянутые в данной статье лица были масонами, входившими во всяком случае в 1915-1917 гг. в ложи «Великого Востока народов России», и собрания у «П. М-ча» были, следовательно, масонскими. Это ставит вопрос о принадлежности к масонам самого Димы Философова, так как он не мог быть единственным «профаном» на подобных заседаниях. Этому предположению придает вес и то обстоятельство, что Д. Философов откликнулся некрологом и на смерть другого виднейшего масона – Александра Исаевича Браудо («За свободу», 1924, 1 декабря).

• [ 52 ] Приведем цитату из воспоминаний Д.О. Бебутова о деятельности русских лож во второй половине 1908 г. и в дальнейшем, о конвенте и выборах первого Верховного Совета. «Были приняты вновь депутаты: Пергамент, Букейханов, Черносвитов, Караулов, Розанов, Головин (бывш. председатель II Думы), Кильвейн, Кузьмин-Караваев, кн. Максудов, ген. Субботич, Симонов, Веретенников, Буслов, предвод. дворянства Дмитриев, проф. Гордиенко, кн. Эристов, доктор Светловский, Измайлов, четыре офицера-сапера и один артиллерист. В августе на заседании были выбраны делегаты для присутствия на ежегодном конвенте масонов в сентябре, в Париже. Выбраны были я, Орлов-Давыдов, Маргулиес; Орлов-Давыдов в последнюю минуту сказался больным и не явился на конвент. Думаю, что из простой трусости. Двоюродному брату Столыпина все-таки не хотелось попасться. На конвенте были только мы вдвоем, я и Маргулиес. Конвент обыкновенно длится неделю, затем происходят два обеда: обед для всех степеней и обед для 18 степени.
  На конвенте принимаются решения, делают запросы правительству, которому ставят на вид решения конвента. Заседания носят характер парламента. Мы участвовали на всех заседаниях, в дебатах же не участвовали, чтобы не попасть в прессу и тем выдать нашу тайну. Мы были также и на двух обедах. Собственно говоря, хоть мы и были легализированы, ложи наши считаются законными, но этого было еще недостаточно. После установления двух лож и Совета 18 степени, нужно было официально обратиться ко всем масонам других стран и просить нашего признания, а затем посредством публикации объявить об этом. Ввиду же нашего политического положения, сделать этого мы не могли. Тем не менее мы решили сделать это иначе: мы решили объехать масонов всех стран и лично заявить о нашем существовании, избегая огласки через прессу.
  В ноябре месяце мы собрали свой конвент, т.е. всех имеющихся масонов. Конвент длился три дня. Первый день он собирался у меня, председательствовал Ковалевский. Второй день у Орлова-Давыдова, председательствовал я, и третий день снова у меня – председательствовал Головин. На конвенте, во-первых, решено было выбрать Верховный Совет. Выборы должны были быть тайными, записки должен был распечатывать только я один, и я должен был сообщить трем лицам, которые получили бы большинство. Эти лица имели право кооптировать еще трех лиц. Имена лиц, вошедших в Верховный Совет, никому не могли быть известны, исключая меня, и только через меня Совет мог давать свои директивы ложам и ложи могли сноситься с Советом только через меня. Во-вторых, решено было произвести выборы должностных лиц в Совет 18-ти. Выборы в этот совет должны были происходить только между теми лицами, которые имели уже эту степень. Наконец, решено было устраивать масонство во всех крупных городах. В Совете 18-ти председателем был избран я, первым наблюдателем Ковалевский, вторым Кедрин, секретарем бар. Майдель, оратором Маргулиес. В Верховный Совет, как выбранный для постоянных сношений, я входил сам собою и баллотировке не подлежал. Баллотироваться в Верховный Совет могли братья, имеющие 3-ю степень, т.е. мастера и выше. Выбранными в Верховный Совет оказались кн. Урусов, Головин и Маргулиес. Когда я увидел результаты, то у меня точно что-то сорвалось – я предвидел большие неприятности. Предчувствие меня не обмануло. Несмотря на всю идейность масонской организации вообще, а в нашей, в данном случае в частности, несмотря на клятвенное обещание, которое масоны всегда дают: любить друг друга, – чувство тщеславия оказалось у некоторых слишком большим, и очень скоро начались закулисные интриги. Баженов и Гольдовский, особенно первый, не могли мириться с тем, что они не были выбраны, а когда вдобавок они еще не были кооптированы, то недовольство их стало заметно проявляться. М[аргулиес] и тут проявил себя: попал он благодаря своему нахальству и умению ловко интриговать. Он сумел убедить многих и собрал себе голоса. На первом же заседании Совета 18-ти решено было возвести в эту степень Головина и Урусова, не потому что они попали в Верховный Совет, а ввиду их прежней деятельности» (Берберова Н.Н. Указ, соч., с. 191-193). Рассказ Д.О. Бебутова в процитированной части важен в том отношении, что он показывает время вступления в масоны большинства активных деятелей будущего «Великого Востока народов России». Из 16 фамилий масонов, принятых в 1908 г., мы находим шесть активных членов будущей организации – Некрасова, Черносвитова, Караулова, Головина, Кильвейна, Сидамон-Эристова. Принятый еще ранее князь С.Д. Урусов оставался активным членом Верховного Совета вплоть до Февральской революции. Какую же ложу Маргулиеса «усыпили» в 1909 г.? Очевидно, тот самый «Совет 18-ти» или Капитул, имевший право возводить мастеров именно в эту степень. В самом деле, как видно из публикуемых интервью, Бебутов, Маргулиес, Кедрин, Майдель практически не упоминаются среди активно действовавших в 1911-1917 гг. масонов. Кроме того, как видно из печатаемого проекта устава, новая организация не признавала степени выше мастера, а следовательно и не нуждалась в капитуле. Его функции перешли фактически к Верховному Совету. А вот сам Верховный Совет, его формирование, функции секретаря полностью перешли и в новую организацию. Следовательно, датой проведения первого конвента надо считать ноябрь 1908 г., а первым генеральным секретарем являлся Д.О. Бебутов. Именно его сменил Н.В. Некрасов и скорее всего, на втором конвенте, который мог иметь место в 1909 или 1910 г. Но это еще необходимо исследовать. И последнее. Звание масона и полученная степень давались пожизненно. Поэтому, хотя Маргулиес, Кедрин, Ковалевский, В.А. Маклаков и некоторые другие оказались отстраненными от руководства и активного участия в Великом Востоке народов России, их «масонская жизнь» прекратиться не могла, поскольку лично они не были усыплены. Следовательно, нужно искать следы того, как параллельно с Великим Востоком народов России продолжали действовать и ложи, прямо подчиненные Великому Востоку Франции. Никто не отбирал назад 18° и от Головина, Урусова, Некрасова и др. Поэтому мог в строго конспиративной форме продолжать действовать и Капитул. Наконец, практика назначений Временного правительства показывает, что Керенский не оставил без важной должности никого из старых масонов: В. А Маклаков, например, получил пост посла в Париже, Баженов – уполномоченного РОКК в Париже. Маклаков играл, кроме того, важную роль в попытках уладить конфликт Корнилова и Керенского в конце августа 1917 г. Следовательно, определенные контакты между руководством Верховного Совета народов России и старыми «французскими» масонами существовали.

• [ 53 ] По сведениям Н.Н. Берберовой, С.Н. Прокопович (1871-1955) был принят в бельгийское масонство еще в 1898 г., а в русское – в 1908-м (Берберова Н.Н. Указ, соч., с. 150).

• [ 54 ] Неточность: газета называлась «День», а не «Дни».

• [ 55 ] Б.И. Николаевский записал рассказ М. Горького (разговор с ним состоялся зимой 1922/23 г. в Сорренто) об участии в одном собрании с военными. В одном доме с Горьким (Кронверкский пр., 17, – ныне проспект Максима Горького) жил Д.П. Рузский, член совета петроградских лож, видный масон. Они сначала раскланивались, а затем познакомились. В разговоре они убедились в сходстве их оппозиционных настроений. Тогда Д.П. Рузский пригласил писателя на собрание военных, которое состоялось «где-то на Фонтанке». Там среди многих генералов присутствовал и двоюродный брат проф. Рузского – командующий войсками Северного фронта генерал Н.В. Рузский. Николаевский добивался подтверждения, был ли генерал Рузский членом Военной ложи? Берберова отвечает на этот вопрос положительно. Мы полагаем, что факт этот пока еще не доказан, хотя Я. Гальперн мог и не открыть правды (Колл. Николаевского, серия 284, ящ. 719, папка 4; Берберова Н.Н. Указ, соч., с. 152).

• [ 56 ] Неточность: книга вышла в 1913 г. Устав не был напечатан в целом виде, а разбит на много фрагментов и вперемежку «сравнивался» с уставами карбонариев, «итальянских угольщиков».

• [ 57 ] Это еще раз доказывает, что масонские ветераны не теряли связи с Великим Востоком народов России.

• [ 58 ] Данное утверждение опровергается содержанием интервью Н. С. Чхеидзе.

• [ 59 ] По другим источникам споры об отношении к войне носили ожесточенный характер, поскольку одобрение войны противоречило масонскому интернационализму и идее братства народов. По сведениям Сэншоля и Булэ, «кураторов» русского масонства от Великого Востока Франции, в результате этого кризиса распались 12 лож из 40. В результате к моменту Февральской революции в Великом Востоке народов России оставалось только 28 лож (См.: Вяземский В., кн. Первая четверть века существования зарубежного масонства. Доклад, прочитанный в «Лотосе» 9 октября 1957 г. (Новый журнал / Нью-Йорк /, 1985, кн. 161, с. 236).

• [ 60 ] В.Я. Богучарский умер в 1915 г.

• [ 61 ] Несомненно эти связи имелись в виду, когда Временное правительство вопреки решению ЦК кадетской партии неофициально включило Н.В. Некрасова в состав делегации для переговоров с Центральной радой в Киеве в конце июня 1917 г.

• [ 62 ] В этом заявлении А.Я. Гальперна сказалась его партийная необъективность. Как раз в 1915 г., особенно в связи с первым туром выборов делегатов в рабочие группы военно-промышленных комитетов, большевики в Петрограде и в других городах начинают оправляться от некоторого ослабления их позиций в связи с подъемом шовинистических настроений в 1914-1915 гг. и завоевывать новых сторонников.

• [ 63 ] Опять искажение: именно меньшевики из Рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета призывали к организации демонстрации рабочих в день 14 февраля 1917 г. по случаю возобновления работ Государственной думы. Большевики, чтобы парализовать это стремление превратить рабочую демонстрацию в придаток буржуазно-либерального движения, и предложили рабочим устроить контрдемонстрацию 10 февраля, а когда она не состоялась, то 14 февраля, но на Невском, а не у здания Государственной думы. Большинство демонстрантов (а бросило работу около 50 тыс. рабочих) демонстрировало именно на Невском.

• [ 64 ] Т.е. Саломеи Андронниковой.

• [ 65 ] Это свидетельство будет с удовольствием воспринято нашими историками. Но не следует обольщаться. Никто, даже большевики, вечером 26 февраля не мог с уверенностью сказать, что завтрашний день станет днем восстания. Выступления солдат с утра 27 февраля были стихийными, но именно они переломили ход событий в пользу революции. К тому же надо добавить, что руководители Верховного Совета очень быстро оправились от своей растерянности. Мы, кстати, не знаем и того, о чем они говорили днем 26 февраля в отсутствие Гальперна. И проведение Н. С. Чхеидзе председателем Петроградского Совета рабочих депутатов, а других масонов – членами его Исполкома, и формирование корпуса эмиссаров Временного комитета Государственной думы, и создание самого Временного правительства, а также нажим на П. Н. Милюкова с целью немедленного провозглашения республики в ночь на 3 марта 1917 г. – все это показывает нам энергичную деятельность членов Великого Востока народов России с 27 февраля по 3 марта 1917 г.

• [ 66 ] Красноречивый пример того, чем было двоевластие в практике «высших сфер» тогдашней политики.

• [ 67 ] С принятием в братья ордена Великий Восток народов России Н.Д. Авксентьева и Б.В. Савинкова влияние масонов на правое крыло эсеровской партии резко возросло. Газета «Воля народа» сделалась фактически именно их органом. Напомним, что Н.Д. Авксентьев был избран председателем Временного Совета Российской Республики, начавшего свою работу 7 октября 1917 г.

• [ 68 ] Идея коалиции была коренной масонской идеей, которая, строго говоря, проводилась через всю деятельность русского политического масонства начиная с 1906 г., но особенно настойчиво с 1910 г., когда социалисты стали образовывать все более увеличивающуюся часть братьев. Прошедшие масонскую ложу лидеры меньшевиков и эсеров и не представляли себе общественную жизнь России после Февральской революции вне коалиции.

• [ 69 ] В этом был какой-то шанс для буржуазной власти удержаться. Однако большинство членов Верховного Совета неспособны были противостоять авторитету Керенского и заставить его обратиться к союзникам с предложением о разрешении России немедленно выйти из войны. Керенский же, связав себя обещанием перед французскими «братьями» не бросать их в войне, был не в силах переступить эту клятву. Все это облегчило большевикам проведение вооруженного восстания под лозунгом немедленного мира

• [ 70 ] Суть разногласий сводилась к тому, что М.И. Терещенко и Н.В. Некрасов, зная с начала мая 1917 г. о «показаниях» Ермоленко, считали необходимым выждать с их публикацией. Их план был сначала арестовать В.И. Ленина и других руководителей большевистской партии, а потом опубликовать «документы» против них. Но военная контрразведка, также имея в своем распоряжении данные материалы, сумела убедить министра юстиции П.Н. Переверзева в необходимости немедленной публикации компрометирующих большевиков материалов. В результате они были предупреждены и сумели скрыться, перейдя на нелегальное положение. Но публикацию Временное правительство смогло также использовать в своих целях, развязав беспримерную пропагандистскую кампанию против большевистской партии, с обвинениями ее лидеров в шпионстве в пользу Германии. Поэтому масоны «оправдали» брата Переверзева.

• [ 71 ] Аналогичные мысли высказывал П.А. Крапоткин и В.Д. Бонч-Бруевичу. Перепечатку воспоминаний последнего 1930 г. см. в сборнике «За кулисами видимой власти» (М., 1984, с. 94-96).

Последние изменения: 01.10.07