Злословят нас, мы благословляем;
гонят нас, мы терпим; хулят нас,
мы молим; мы как сор для мира,
как прах, всеми попираемый доныне.
1 КОР. 4, 12-13

ДАР УЧЕНИЧЕСТВА

СБОРНИК

 Составитель Проценко П. Г

 К ЧИТАТЕЛЮ

После декрета о печати, в первые дни революции отменившего свободу слова, появились в России тайная литература, забытое уже тайнописание и привычка хранить свои произведения в укромных местах. Иные догадливые граждане стали прилагать специальные усилия, и немалые, чтобы оберечь домашние архивы.

Отчасти благодаря этим стараниям с “оттепели” шестидесятых годов советские люди постепенно стали узнавать, что под гнетом казарменного социализма сохранялись в обществе независимые мысль и слово. Появились новые имена писателей и ученых, в основном представляющих светские линии русской культуры. Но была еще важнейшая для нашей истории ветвь творческого бытия — церковная, остававшаяся для большинства неведомым миром, существование которого одними даже не подозревалось, а другими сознательно замалчивалось.

Тексты, вошедшие в него, написаны в разных жанрах (апологетическая беседа, жизнеописание, историко-аскетический очерк), но объединены общим церковным миропониманием и выстраиваются в цельную книгу для духовного чтения. (Подобные книги ведут свое начало с XIX века, а в наше время — с 1977 г. — возродились в Самиздате в сборниках “Надежда”, составленных З.А. Крахмальниковой.) Предлагаемые работы, созданные после октября Семнадцатого, являются к тому же и своего рода историческими документами, затрагивающими проблемы эпохи. Публикуются они впервые.

Оказывается, под этим верхним ярусом баула было как бы потайное дно, второй нижний ящик (не менее глубокий, чем первый). И здесь-то лежал целый ворох разных папок, тетрадей, записных книжек, блокнотов, простых записок, то на белоснежной атласной старой бумаге, то на простой серой, оберточной, нынешнего дня...”

В примечаниях, составленных еп. Варнавой, оставлены без расшифровки авторские анограммы, обозначающие конкретные его произведения (например, Аω). Частичная расшифровка дана в биографической справке о нем; со временем будет приведен полный список его рукописных трудов, включающий перечень его псевдонимов и авторских сокращений.

Иногда он, известный соседям как “дядя Коля” (конечно, из “бывших”), доживающий свои дни на попечении добрейшей Верочки Васильевны, выходил на улицу и направлялся в город. Бродил по Подолу, по Житнему базару, стоял у книжных киосков, наблюдая за проходящей молодежью, ловя обрывки разговоров. Возвращаясь, записывал услышанное, увиденное, подводя под картинками из подсмотренной современной жизни итоговую черту грустных обобщений: совсем другие люди, новые, и мир новый, в колюром действуют разнообразные “законы”, от уголовного кодекса до неписанного воровского, и отсутствует лишь отмер христианской морали. Обнадеживало лишь одно: пустота. Невыносимая пустота нового мира, от которой изнывают души человеческие.

И дядя Коля писал, запечатлевая основы и внутренние пружины православной культуры России. Впрочем, он был не дядя Коля, и даже не Николай Никанорович (Николаевич — дань конспирации) Беляев, каковым он значился в том далеком ушедшем мире, а епископ Варнава, полутайно, полуявно живший в СССР. Выпускник Московской духовной академии, чью дипломную работу похвально отметил в 1915 году о. Павел Флоренский. Преподаватель Нижегородской семинарии, он в 1920 году принимает епископский сан, а уже через два года остригает волосы и представляется всему городу сумасшедшим ради того, чтоб оставить высокое положение и епископскую кафедру.

Наступали десятилетия беспросветного террора, и, по благословению старцев: духовного отца своего, затворника Зосимовской пустыни иеросхимонаха Алексия (Соловьева) и др. — он таким необычным образом, через имитацию психической болезни, а говоря языком религиозным, через подвиг юродства, удалился в затвор, пустыню мира, в его уголки, чтоб созерцать происходящее, осмысливали” его и писать Энциклопедию Православного Миросозерцания (получившую позже название “Основы искусства святости”).

Эмансипированная барышня? Но, по словам автора, она — “вдумчивая и серьезная, простая душа”. Почему же ей предназначено в рассказе олицетворять общую болезнь европейского духа?

Думая о том, как пробудить новые, уже подсоветские поколения к духовной жизни, к вхождению в культуру, епископ Варнава возвращался к предреволюционному прошлому, Если в середине XX века Россия лежала среди пепелищ, то в его начале переживала материальный подъем. Нет ли внутренней взаимосвязи между столь противоположными состояниями? Если при новом социальном строе человек перестал видеть себя и понимать как душу живую, превратившись в винтик государственной машины, то при прежнем образе жизни он воспитывался, прежде всего, в осознании себя личностью, предназначенной для вечности. И здесь же новый парадокс: при экономическом расцвете и культурном ренессансе человек оказался пресыщен и не удержал непреходящие ценности, тогда как при полном хозяйственном и идейном крахе он затосковал о вере.

Биографическая справка. Епископ ВАРНАВА, в миру Николай Никанорович Беляев, родился в Москве 12 мая ст. ст. 1887 года. Отец его был слесарем ткацкой фабрики с. Раменского Бронницкого уезда, мать — дочь деревенского дьякона. В 1908 г. он оканчивает гимназию с золотой медалью. Духовный переворот побуждает Николая отказаться от карьеры инженера, после чего он посещает Оптину пустынь, где сближается со знаменитым старцем архимандритом Варсонофием. В 1911 г. поступает в Московскую духовную академию, и в том же году ректор академии, епископ Феодор (Поздеевский), постригает его в монашество. В 1915 г. иеромонах Варнава окончил академию, получив степень кандидата богословия. Его диссертация “Св. Варсонофий Великий. Его жизнь и учение” была положительно оценена в рецензии о. Павла Флоренского. Тогда же молодого монаха, обладавшего обширным научным кругозором, знанием шести языков, направляют преподавателем в Нижегородскую духовную семинарию.

Срок отбывал в Бийских лагерях на Алтае, продолжая и здесь юродствовать. Лагерными врачами признан сумасшедшим, переведен в Мариинские лагеря, откуда — по разрешению из Москвы — освобожден в 1936 г.

1. Основы искусства святости. Опыт православной аскетики. (Сокращенное авторское обозначение Аω)
2. По Волге ... к Царству Небесному (Разговор о тайнах духовной жизни).
3. Тернистым путем к небу (биография схиархимандрита Гавриила).
4. Голубой корабль (Православная мистика).
5. Ряд жизнеописаний древних святых, “переписанных” еп. Варнавой для современного читателя. Одно из них, “Однажды ночью”, публикуется в настоящем сборнике.
6. Проповеди.
7. День святой жизни.
8. Сборник статей “Изумруд”.
9. О Промысле Божием.
10. “Невеста” — неоконченный роман.

1913 год. Нижний (разумеется Новгород).

Громадный самолетский ^{[ 1 ]} пароход готовится к отходу. Сверху, с балкончика, было видно, как грузчики быстрее забегали и докатывали последние бочки, а толпа провожающих начинала чувствовать себя более нервно.

Красивый купчина средней упитанности в единственном числе расположился за громадным табльдотом ^{[ 2 ]} и, заткнувши белоснежную салфетку за воротник шелковой поплиновой рубашки стального цвета, старательно налегал на стерляжью солянку, которую ему только что принес официант. В черном фраке и безупречном пластроне ^{[ 3 ]}, как какой-нибудь денди ^{[ 4 ]} на великосветском рауте ^{[ 5 ]}, склонившийся пред дамой с приглашением ее на танец, он обратился к сему знатному представителю знаменитой Нижегородской ярмарки:

— Ну, и пивца к рыбке холодненького, с Жигулевских гор ^{[ 6 ]}. Она плавать любит.

— А-а... Хорошая пулярдка ^{[ 7 ]} есть, прикажете?

— Ну как же об этом можно спрашивать, братец ты мой? Херес уже был, — сказал ярмарочный туз, наливая себе еще стакан (очевидно, питье рюмками он считал за ничто), — и шато-д'икем ^{[ 8 ]} я как-то у вас попробовал. Последний — надо сказать — прямо помои. Теперь по чину приготовь там к твоим фрикассе чего-нибудь подходящего — ну, скажем, бутылочку Вдовы Клико ^{[ 9 ]}.

Тит Титыч, не говоря ни слова, вынул свою большую мошну, туго набитую всякими бумагами и кредитными билетами (даже блеснул “Петр”), и подал ей “катеринку” ^{[ 10 ]}.

Серебряный звон целого города, особенно “сорок сороков” Москвы с 4000-пудо-вым “Царем” Ивана Великого ^{[ 11 ]} в Пасхальную ночь (с Каменного моста), производил на меня — да и не только на меня, но и на знаменитых людей века сего, — всегда сильное впечатление, чего теперь москвич не имеет возможности проверить. Но у мира и была эта цель, когда сатана уничтожал колокольный звон.

“И затем скажите, знаете ли вы на свете что-нибудь более возвышающее душу, чем этот концерт колоколов, чем это горнило звуков, чем эти десять тысяч медных голосов, поющих разом в каменных флейтах, в триста футов вышины каждая, чем этот город, превратившийся в громадный оркестр, чем эта симфония, похожая на бурю?..” ^{[ 12 ]}

Один из шахматистов крякнул и, деликатно предупредив другого: “Гарде^{[ 13 ]} вашей королеве”, — ухмыляясь в бороду, затянулся ароматной папироской. И табак был такой душистый, что не походил на табак, а на какой-то бесовский обворожительный фимиам, так что я, некурящий, все время порывался встать и спросить, что за душистая трава такая, пред которой, на мой взгляд, ничего не стоят ни гаванская сигара, ни турецкий самсун, ни английский кэпстеп, запах которых я знал.

Появился новый персонаж — книгоноша Библейского общества. Почтенное учреждение международного характера, приближающее к нам день Страшного Суда, по предсказанию Иисуса Христа ^{[ 14 ]}. Книгоноша продавал Священное Писание по баснословно дешевой цене. Только Библия стоила рубль-два. Евангелие же — пятиалтынный, полная Псалтирь — даже семь копеек.

— Я не смеюсь. Даже напротив. Гадать, да еще на священных предметах, это — кощунство, смертный грех. Но в житиях святых и даже в самой Библии мы находим, что Бог, снисходя к немощи человеческой и к неведению, открывался иногда и в гадании ^{[ 15 ]}.

Между тем, внизу после третьего гудка загремели спешно сходнями, столпились на краю пристани провожающие и замахали платочками, и пароход стал бесшумно и медленно, почти незаметно, отделяться от дебаркадера. Раздвинулась панорама бесчисленных волжских судов и просторов; теплоходов, пришвартованных по три зараз к пристаням; шныряющих катеров — “финляндчиков”, перевозящих публику из Канавина в город и разгружающих трамвайное и пешеходное движение по плашкоутному мосту; груженых и перегруженных баржей, всяких расшув, белян, приземистых буксирных пароходов... Воды не было видно — столько их тут было! Зажигались понемногу по сторонам непрерывной цепью белые, красные, зеленые огоньки бакенов и громадных паровых паромов. Проплыли мимо фуникулера ^{[ 16 ]} (“Элеватор”), древних стен кремля с его храмами, из которых достоин упоминания особенно Архангельский (1227 г., возобновленный в 1359 г., сохранившийся в целости, и в нем икона Архангела Михаила XIV века), Александровского сада (набережной) с дворцами нижегородских богачей по гребню горы; Печерской слободы с монастырем начала XIII века (1219 г.). А мы все говорили. И я посвятил ее в следующее.

— Тайны Царствия Небесного имеют свою земную историю. И они, действительно, факт. Одно Господь Иисус Христос говорил явно, прямо к народу, а другое лишь посвященным своим ученикам, как вы и прочли давеча в Евангелии. И даже больше. Господь дал прямую заповедь, не по зависти, или лицеприятию, или еще по чему подобному (да не будет такой богохульной мысли), а по жалости и желанию добра нам ^{[ 17 ]}, чтобы мы профанам...

— Первые христиане, — продолжал я, — строго соблюдали эту заповедь. Они завели так называемую Disciplina arcana или D. arcana, “Тайное учение”, или “Учение тайны”, по-русски сказать. Впоследствии надобность во внешней узде отпала, — но и до сих пор отзвук Disciplina arcana остался в возгласе диакона на литургии оглашенных: “Оглашеннии, изыдите, оглашеннии, изыдите, елицы (только) вернии, паки и паки (еще и еще) миром Господу помолимся”, — потому что христиане сами настолько удалились от духа и силы (1 Кор. 2. 4) Христова учения, что внешнее знание его тайн не могло нанести им при неправильном употреблении в общем духовного вреда, как все равно при знании колдовских наговоров и при отсутствии практического общения с бесами и самой веры в них человек не в состоянии вызвать этих бесов и заставить их помогать себе.

— Еще бы! Жития святых переполнены рассказами о том, как подвижникам всю жизнь они мешали строить свое спасение, как видимо являлись, физически наносили им удары, так что близкие нередко находили их после избитыми до потери сознания в отшельнической келье, а вы говорите: есть ли бесы? ^{[ 18 ]} А цыганки и гадалки?.. Правда, в большинстве случаев это шарлатанки, но на несколько тысяч попадает и одна настоящая, то есть имеющая дело с бесами, как та, о которой говорит Метерлинк...

— Знаменитый писатель ^{[ 19 ]}. Про себя. Не знаете? А Марию Башкирцеву читали? ^{[ 20 ]} А про ту, которая в подробности предрекла смерть нашему Пушкину, тоже не слыхали? ^{[ 21 ]} А это интересно.

— Да, наконец, в Париже существует целая школа психолого-медико-психиатрическая, в смысле ученого учреждения, поставившего пред собою специальные задачи с известным направлением, занимающаяся изучением этих вещей научно ^{[ 22 ]}; в Лондоне целое Психологическое общество, и проч. и проч., а вы говорите: есть ли бесы? Они часто фигурируют среди людей и в практике даже ученых, но только под другими названиями.

Итак, потому и “Тайны” Царства Небесного и “Тайное учение”, что они от многих, от большинства сокрыты, несмотря на то, что текст евангельский доступен всем. Кстати, “тайное учение”... Будем называть его так, хотя оно уже понятия Disciplina arcana, что было у первых христиан, которое притом специфично и представляет целую систему правил культово-сакраментального характера и догматических положений, обусловливающих последние, и к тому же ограниченную определенным временем церковной истории, тогда как я беру это определение по другому признаку, именно только со стороны общей скрытности и таинственности явления и невозможности насильственного дерзкого искусственного, не подберу выражения, (вос)хищения его, обладания им, т.е. без благодати, самочинно. У святых отцов-аскетов, особенно великих и методичных, мы тоже находим тенденцию не все раскрывать пред учениками из области высокодуховных и созерцательных явлений чудесного характера, по причине их неспособности понять сущность последних, как должно. А добро, несмотря на то что добро, тоже не полезно, если не в меру, не вовремя преподается. Есть и другие причины, тоже незазорного характера, когда ими утаивается иногда кое-что. Так они соблюдали эти правила Disciplinat arcanae, которыми они старались охранить себя. Надо же исполнять нечто из того закона, который преподаешь, чтобы он покоился на достаточном основании, как того требует и учит наука всех внешних наук — логика.

Итак, повторяю, “Тайным учением” называю его так потому, что оно скрыто, не для всех. Не то чтобы учение это, наподобие тайных сект, религиозных и мирских, держалось в тайне и сообщалось бы только посвященным. Нет, оно, вначале обладая всеми этими свойствами, поскольку и само христианство было religia illicita (недозволенная религия), теперь, наоборот, распространяемое явно, на ДЕЛЕ (не на словах или в качестве субъекта и объекта пропаганды или проповеди), — на деле все-таки является для большинства людей ТАЙНЫМ, неизвестным, скрытым.

В этом и заключается мистичность всего христианства, священный мрак его по причине светлости, превосходящей яркость солнечных лучей, в догматах ли, таинствах, или еще в чем, чего мир не хочет признавать, перед чем не желает смириться и преклониться, считая все это за nonsense, чепуху, невозможную бессмысленную вещь. Мистика, правда, всегда иррациональна, плотскому уму недоступна; но если ею жила тысячи лет большая и лучшая часть всего человечества, ясное дело, она — прекрасный факт, ибо по воздуху кулаками никто не машет, желая его поколотить ^{[ 23 ]}. Это еще Апостол Павел сказал (1 Кор. 9, 26).

“Итак, кто во Христе, (тот) новая тварь”, — Καιυή ΚΤΙΣΙΣ(2 Κор. 5, 17).

(На литии, на стиховне, passim ^{[ 24 ]}.)

— Это дары Христовы или Св. Духа, все равно, как сейчас сказано было (“Утешителев свет” и проч.). И для наличия духовной жизни они не обязательны. Христианство и без них в человеке может быть мистической и таинственно действующей силой. Но все-таки сила, именно благодатная, должна жить в человеке, хотя бы и невидимо. А сила есть сила, не фикция, не самообман, не галлюцинация, не выдумка, не сказка, а вещь, энергия, возьми термин из внешних наук, хотя, повторяю, и незримая. Но ведь и космические силы, поддающиеся экспериментальному измерению, тоже не всегда видимы и обнаруживаются лишь в своих проявлениях. Однако мы не обманываемся в них. Протяните руку и вложите ваши тоненькие пальчики в штепсельную розетку сзади себя, как вас тряхнет... Так и в благодатной силе ошибиться нельзя, тем более, что и действие ее в тысячи раз сильнее. И это еще на самых низших ступенях духовной жизни, когда человек не имеет даров чудотворения.

А потом ведь вы, наверно, искали блестящих качеств в человеке, тогда как на первых порах духовные дары не ярко проявляются ^{[ 25 ]}.

Не придет Царствие Божие приметным образом, предупреждает Христос, и не скажут: “вот, оно здесь”, или: “вот, там”... (Лк. 17, 20 — 21).

— Но не в смысле Űbermensch’а Ницше. Полная ему про-ти-во-по-лож-ность.

“Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона. А иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми” (гал. 5,22 — 24).

И только. Никаких чудес. А ведь это те, которые — Христовы. Но “востаните, идем отсюду” (Ин. 14, 31).

Спустились теплые сумерки. Слева на горизонте затухала оранжево-пурпурная полоса заката. Прямо темнели камыши левого берега. Нагнали какой-то баркас, заваленный мешками с подновскими ^{[ 26 ]} огурцами так, что он бортами чуть ли не уходил в воду.

— Потом я все-таки и сама читала. Мама у меня набожная и богомольная, книжки духовные имеет. И спрашивается, кто же кругом отдает себе отчет, что он на правильном пути? И вообще на пути? Да еще на таинственном? А если я встречала у светских известных писателей вопрос: “Что делать?” ^{[ 27 ]} — то согласного ответа не находила. Авторитет? Но какой они для меня авторитет, когда они меняют свои убеждения как перчатки, приспосабливают их смотря по времени и обстоятельствам и когда, по проникающим в периодическую печать и чуть ли не в академическую литературу сведениям и биографическим данным об этих лицах, даже еще при жизни их, они показываются сами еще “ищущими”, а не “нашедшими”?..

На практике, действительно, мы все это видим. Тысячи религиозных проповедников, философов, политических деятелей, писателей, ученых, художников и других тысячи лет проповедуют, что вот-де в их-то учении весь смысл жизни и заключается... И люди идут и после возвращаются с проклятиями, что их обманули: неудовлетворенные, разочарованные, если только не умирают в угаре и в состоянии самого опьянения. Тогда, конечно, в припадочном жару, с таким лихорадочным больным невозможно говорить, сладкое ему кажется горьким, и какую-нибудь кислятину и мерзость, — как продукт чистой идиосинкразии ^{[ 28 ]}, — он предлагает всем в качестве вкусного и непревзойденного блюда...

Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и НЕМНОГИЕ находят их (Мф. 7, 14), говорится в Евангелии. А тут еще вышеупомянутая слепота, личная или своего руководителя, мешает. Об этом тоже сказано:

“Оставьте их, вожди суть слепи слепцем; слепец же слепца аще водит, оба в яму впадетася” (Мф. 15, 14).

— На наши темы?

А про мир и говорить нечего. Св. Ефрем Сирин в своем знаменитом слове об Антихристе говорит, что последний будет притворяться, выставлять себя, между прочим, и целомудренным. Нет сомнения, -у него будут и предтечи, и, возможно, один из них заведет такой порядок, что весь так называемый “половой вопрос” и проституцию постарается искоренить, вернее смазать, прикрыть какой-то ширмой ^{[ 29 ]}. Но это будет значить только то, что болезнь загонят внутрь. Возможно, конечно, цензуре запретить и изгнать все порнографическое и нечистое со страниц печати, кинематографа, театра, но невозможно без благодати Божией изгнать их не только из сердца и ума, а и из тайной человеческой жизни, простите за выражение прямое, из спальни. Уже и сейчас в некоторых случаях семейная жизнь не совсем чиста, а тогда при антихристовых вышеуказанных фарисейских деяниях и вовсе брак обратится в преступную непрочную связь. Раз, повторяю, нет церковного благословения, т.е. благодати, нет страха Божия, нет соблюдения церковных правил и добрых чистых целей, там что же может быть, кроме разврата, прикрытого словом “жена-муж”, “брак” — не знаю, как дальше выразиться?..

— Ну а какое же отношение все это имеет к вашему разговору и словам о Тайнах Царства Небесного?

— Ну, в известном смысле, конечно. Как и у нас в спасении. Христос что говорит? Много званных, а мало избранных (МФ. 22,14). Тысячи, миллионы идут в Церковь, становятся верующими, а потом отпадают, уходят “на страну далече”, подобно блудному сыну из евангельской причти. А святых-то и истинных христиан, обладающих духовными благодатными добродетелями, и не видать. А они есть, конечно. Какой мрачный век был во время пророка Илии, даже он со “зрячими” глазами и то не мог нигде заметить благочестия и человека, который бы не примкнул к государственному культу нечестивого Ваала. А Бог разглядел. Ничто от Него не укрыто. И Он сказал в утешение пророку в ответ на жалобу, что “сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили жертвенники Твои, и пророков Твоих убили мечем [а духовенство, очевидно, или попряталось, или разбрелось, или, может быть, тоже переключилось, так сказать, на службу Ваалу]; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее”:

“Пойди... помажь Азаила в царя над Сириею, а Ииуя... помажь в царя над Израилем; Елисея же... помажь в пророка вместо себя. Кто убежит от меча Азаилова, того умертвит Ииуй; а кто спасется от меча Ииуева, того умертвит Елисей [это государственный выход из положения]. Впрочем Я оставил [замечательно, не своею силою люди сохранились от нечестия и пороков, а силою Божиею] между Израильтянами семь тысяч (мужей): всех сих колена не преклонялись пред Ваалом, и всех сих уста не лобызали его” (3 ЦАР. 19, 14-18).

Так и у сатаны. Много народу к нему идет. Все человечество круглым числом на него работает. Сам Господь говорит, что у Него у Самого остается лишь “малое стадо” (ЛК. 12,32). Но работнички у князя мира сего (Ин. 14, 30) тоже ленивые: попить, поесть, поблудить — это они с удовольствием, но чтобы духовно погрузиться в бесовскую стихию и вступить в непосредственное общение с демонами и воспитать себя в их духе, это — извините, пожалуйста! Для этого тоже нужен подвиг, тоже самоотречение, масса условий, которые являются не менее стеснительными и ранящими человека, чем и при служении Христу. Этим и объясняется, почему заклинания древних магов и колдунов, которые иногда попадают в руки ученых, не вызывают пред ними бесов и даже самого ощущения невидимого их присутствия. Надо заслужить это ^{[ 30 ]}.

“В 1670 г., — читал я в путеводителе, в сущности строго научном, большом историко-географическом исследовании, — на Желтоводский монастырь, славившийся уже в то время своим богатством, напали шайки, посланные Стенькой Разиным, под предводительством атамана Максима Осипова, который выдавал себя за “царевича Алексея”. 8 октября воры приступили к монастырю со страшными криками “Нечай! Нечай!”, старались зажечь обитель, но монахи (женским монастырь стал в самое последнее время, после последнего периода запустения. — Еп. Варнава), служки, богомольцы и подмонастырские крестьяне потушили пожар и отбили воров”.

— Еще лучше сказано. Но многого требуете. Только единой Приснодеве Марии, избранной от всех родов, открыл Бог доступность этого, как сказано: “Вниди в невходимая (τα άδυτα) θ увеждь тайны (γνώυι μυστήςια). Θ она, действительно, как поется в церковной песне, “со славою вошла во Святая Святых ”.

— Это, собственно, припев, а дальше следует ирмос. Конечно, специалист спел бы какую-нибудь редкую, “музейную” мелодию — они у нас есть в двух-трех монастырях России, — но этим займитесь уж вы сами. Мне хотелось лишь передать свое настроение и идею вместе. Но, повторяю, вы замечательно определили мистический образ и прообраз спасительного делания души человеческой, уневестившейся Христу.

Про самое же делание что можно сказать? Ведь это целая наука, искусство из искусств... Люди бросали города, культуру, родителей, жен, женихов и невест и уходили изучать ее на всю жизнь в пустыни, где лишь жгучие пески, тощая растительность по скалам, прекрасное, целительное для души безмолвие и красивые закаты с вечерним оранжево полыхающим и темно-сине затухающим небом... Там даже есть было почти нечего, кроме разных безвкусных горьких корешков, а питьем нередко служила только роса, собираемая и слизываемая подвижником с камней, раскаленных днем и быстро охлаждающихся в час вечерней и ночной прохлады... Но с нас, новоначальных, Бог многого и не требует. Две лепты привлекли на евангельскую вдовицу благодать божию (Мк. 12, 41—44). Но Нужно хорошо уразуметь, что “все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела”. Следовательно, мы должны трудиться до последних сил. А поскольку силы у нас маленькие в сравнении с исключительными силами и дарованиями святых, то и получится у нас только две лепты. Но благодать они могут привлечь равную по количеству со святыми, как и Господь сказал: “Истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила БОЛЬШЕ ВСЕХ!”... Под “богатыми” (Мк. 12, 41), конечно, надо разуметь подвижников и даже святых.

“Душевен же человек не приемлет яже Духа Божия [того, что от Духа Божия]: юродство бо ему есть [потому что он почитает это безумием], и не может разумети, зане духовно востязуется [и не может разуметь, потому что о сем надобно СУДИТЬ ДУХОВНО]” (1 Кор. 2, 14-15).

Даже языческий поэт сказал: Quidquid id est timeo Danaos et done fefntes.

— А что какие-то там, позволю себе выразиться словами Апостола: ^{[ 31 ]}

“Самолюбцы, сребролюбцы, величави, горди, хульницы, родителем противящийся... непримирительни (продерзиви, возносливи), клеветницы, невоздержницы, неблаголюбцы, предателе, нагли, сластолюбцы...

От сих бо суть поныряющии в домы [которые вкрадываются в дома], и пленяющий женишца — τα γυναιχάςια [обольщают бабенок] — отягощенныя грехами, водимыя похотьми различными, всегда учащ-ся, и николиже в разум истины прийти могущыя [всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины]” (2 Тим. 3, 2-7)... будут что-то говорить лживое и суемудренное, и этим смущаться — странно...

Но еще языческий ученый сказал 2000 лет тому назад — да не один он, многие так говорили, — что Similia similibus curantur. (Подобное подобным врачуется. Слова Гиппократа.)

...Бог, нас ради явися по нам человек: подобным бо подобное призвав...

Христианство и духовная жизнь духовны, следовательно, как Апостол сказал выше, и духовно востязуются, т.е. через добродетели, а не через голую рефлексию. Скептики же и неверующие отрицают это в принципе. Так что же получается? Contradictio in adjecto ^{[ 32 ]}. Исследуют предмет с помощью метода, который (метод) этот предмет исключает. Это все равно что идти по дороге в Москву, пятясь от нее назад!..

...Но я забыл, о чем говорил. Да... Вот, еще говорят: “Покажите нам”. Это про бесов, ангелов и Бога Самого. А когда им указывают факты, которых наука не может объяснить, — а этих фактов накапливается с каждым днем все больше и больше, и замолчать их уже невозможно, — они отвечают: “Подождите, наука еще дознается”. Очевидно, в неопределенном будущем. Но оно, по этой науке, простирается ad infinitum, до бесконечности, т.е. человек ни-ког-да не дознается... Но я не хочу ловить их на слове. Все равно их ответ не аргумент. Если не верят в истину христианства и в мистику святых и Церкви, которую все-таки можно проверить, хоть на святой крещенской воде, которая не портится годами

если, говорю, не верят в наши истины как продукт метафизики-де, так как же заставляют они нас поверить в будущее всезнание своей науки? Ведь это же не эмпирический метод? И потом, это насквозь метафизическое: “дознаемся”... А вот им же свой брат говорит: “Нет, не дознаемся — ignorabimus!” ^{[ 33 ]}. и опровергнуть его ни логически, ни диалектически никак нельзя, иначе впадем в тот самый догматизм, в котором обвиняется христианство. Но латинская пословица говорит: Quod decet Jovi, non decet bovi (что позволено Юпитеру, не позволено быку)...

Но оставим их. Они не в силах отнять веру у истинного христианина, потому что он носит заверение в истине бытия Божия и будущей блаженной жизни непосредственно в своем сердце, и притом опытно ощущает силу и таинство будущего века. Это тем более умилительно, что если ученый не нуждается для своей веры в Бога в знании философии, богословия или апологетики, и даже больше — вообще ученость ему, какая бы то ни была, часто мешает во внутреннем и умном делании, то простецу, как говорит Герсон ^{[ 34 ]} (вот попался на язык), не зараженному предвзятостью ученого, и вовсе познание Бога доступно.

Мистика, греч. τα μυστιχά, ςо же, что τα μυστήςια. — “таинства”, как объект изучения, — это, говорят, то, чего не может понять разум, не может проконтролировать, проанализировать. Но это не так. Апостол Павел в самых таинственных главах (о так называемой “глоссолалии” — даре языков) своего Первого послания к Коринфянам говорит: “И духи пророческие послушны пророкам” (14, 32) — пророкам повинуются. А чтобы вовремя и кстати сказать что-либо таинственное (14, 2: Πνεΰματι λαλεϊ μυστήςια), откровенное (11, 26: άποχάλυψιν), уметь распоряжаться пророчествами, надо сперва проконтролировать их собственным умом или чужим (14, 27-28), как бы то ни было, иметь силу и возможность подчинить их известному чину и порядку. Таким образом, это — область известного (для некоторых, правда), а не неизвестного, и экстаз — состояние наивысшего просветления духа, а не что-то вроде обморока и потемнения рассудка.

Мистицизм, с философской точки зрения, обвиняют в том, что он хочет познать сверхчувственный мир, а заодно и вопрос об отношении веры к знанию и, обратно, науки к религии посредством чувства, а оно будто бы безотчетно, смутно и не может быть источником познания. Но, во-первых, какого чувства и какого познания? А во-вторых, от него и не требуется познания в обычном смысле, это — функция разума. Но дело в том, что в христианстве — прошу обратить внимание, что когда я упоминаю о христианстве, то разумею под этим исключительно высокую духовную жизнь, оправданную такими же делами, — итак, в христианстве сам разум-то мистичен. Это не дискурсивный разум философов и ученых, а “Владычественный”, как определяет св. Григорий Богослов: “Наш ум есть нечто совершенное и владычественное” ^{[ 35 ]}, Он, Ум (Νοΰς), созерцает тайны, а не чувства. А чувство [при]дает ему (созерцанию) окраску. В духоносной жизни эти два начала — сердце и ум — связаны нераздельно и неслиянно, во образ соединения естеств в Иисусе Христе, как поется Церковью в догматике. Отсюда и путаница в философии, в сущности насквозь рационалистичной, основывающейся исключительно на рассудке и не знающей, кроме элементарных чувствований и простых ощущений, разных там перцепций и апперцепции, ничего более тонкого и высокого. Так что, видите, — пожалуй, позвольте и скаламбурить, — чувство без умно, но не безумно.

— На своей некомпетентности в этих вопросах, происходящей, повторяю, оттого, что таковые ученые воображают, что их субъективная — по Писанию, плотская, — мысль в состоянии проникнуть в объективный, т.е. Божий, мир. А чувство считают за нечто смутное, неясное, неопределенное.

Может быть, оно у кого-нибудь (у всех?) таково. Но это не закон. Поэтому и чудесное может быть для самого чудотворца непонятно, но зато он имеет то преимущество пред плотскими людьми, что его дух в своих внутренних переживаниях имеет видимое (конечно, для него самого) сродство с этим чудесным. Большего и требовать безумно, как все равно желать познать тайну Св. Троицы, или в физическом мире вычерпать ложкой море в чашку, или поместить океан воды в наперсток (ср. слова Ангела в известном видении блаж. Августина). Но в сравнении с плотским рассудком человеческого гения разум святого, можно сказать, то же, что океан и наперсток, и то, что для первого является алогичным, не поддающимся логическому истолкованию и даже безумным, для последнего — только паралогично, совершающееся против (παςά) всякого предположения и ожидания, являющееся превыше естественной способности рассуждать и синтезировать, но все же удовлетворительно ясно, поскольку святой видит связь чудесного (видения или откровения небесного в любой форме) с Истиной в Боге, с Умом Христовым, т.е. поскольку сам-то он во (έν) Христе Иисусе (Кол. 1, 28). Потому что и сам может сказать про себя: “мы ум [Νοΰν] Христов имамы...” (1 Кор. 2, 16).

Но на этом пути созерцания и мистики, — вот главное, о чем я хочу предупредить вас, — больше опасностей и греха, чем на каком бы то ни было ином.

— Почему? — Липочка сделала большие удивленные глаза. — И какие опасности?

— Дело в том, что человек, — и это вообще принцип духовой жизни, — никогда и ни в чем не должен доверять своим помыслам.

Отсюда следует, что человек никогда не должен верить, мало сказать (как выше), своим помыслам, но и всяким видениям и откровениям, хотя бы они были и на самом деле от Бога. Пустынники, которые не имели старцев или испытывали навязчивые помыслы (психиатр, наверное, сказал бы “idées”) целыми годами (случай с Макарием Великим), или уходили из места пребывания на время искать совета у какого-нибудь старца, да еще поверяя его другими ^{[ 36 ]}, или у официального духовенства ^{[ 37 ]}.

Гордость, самолюбование, уверенность в истинности личного опыта, его высоте, так что человеку не нужно-де и церковного учения — отличительные признаки совратившихся с истинного пути и прелестников, а заодно и наших сектантов, из которых многие принадлежат как раз к так называемым мистическим тайным сообществам (сектам).

На этих ступенях подвижничества, конечно, могут быть коллизии ^{[ 38 ]}, когда НА САМОМ ДЕЛЕ ученик становится выше старца, т.е. уже перерастает его, и в то же время и в церковных источниках он не находит для себя ничего подходящего, а если и есть, то или оно еще гниет в рукописях в разных знатных библиотеках, или погибло во время исторических пертурбаций всякого рода, или просто для него неизвестно. Но все это в конечном счете может быть преодолено без вреда для души с помощью Божиею. Ибо когда уже подвижнику приоткрываются двери в Царство Небесное и он видит полосу “Фаворского” и невещественного света, падающего оттуда через них, тогда, ясное дело, при его терпении и смирении Бог не оставит его искуситься больше, чем это возможно. Говорить об этом нет нужды, потому что моя цель и задача укрепить только начальные шаги на пути духовного делания и дать общее понятие о таких же в духоносном.

— А вы не боитесь рассказывать мне эти вещи о Тайнах, которые, сами говорите, открывались только избранным и имеют такую страшную мистическую силу и значение?

— Но мне нечего бояться говорить теперь об этом первому встречному...

— Я не “первая встречная” в настоящее время, — тихо, с волнением в голосе произнесла Липочка и потупилась.

— Очень, очень рад. Но, продолжаю, мне нечего бояться, потому о самих тайнах я еще ничего не сказал; во-вторых, они изложены в символических книгах Православной Церкви подробно и продаются в печатном виде открыто и каждому, и, наконец, что самое главное. Сам Бог охраняет Свои тайны мистическим и таинственным путем, не раскрывая недостойным духовных очей, чрез которые единственно познаются эти тайны. Об этом я уже говорил. И сами люди виноваты в последнем, ибо иначе Господь не упрекал бы их в том.

“Одебело бо сердце людей, сих [ибо огрубело сердце людей сих], и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтоб Я исцелил их”.

Между прочим, из сопоставления разных мест с этой цитатой из Священного писания (Ис. 6, 9-10; Мк. 4, 12; Деян. 28, 25-27) приоткрывается Тайна Святыя Троицы. А что касается содержания самой этой цитаты, то в ней содержится весь интимный процесс раскрытия или нераскрытия в человеке Тайн Царства Небесного. Особенно когда Иисус Христос обличает упорствующих вслед за теми словами, которые вы прочли, чтобы загадать.

...Они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: “слухом услышите, и не уразумеете; и глазами смотреть будете, и не увидите”” и т.д. (Мф. 13, 12-15).

Сама Липочка, разочаровавшись в одном, может быть, в двух, трех женихах земных, — и вспоминая слова Христа к самарянке ^{[ 39 ]}, как бы обращенное к себе, — решила ВОЗЛЮБИТЬ Небесного. И стать “Любочкой”.

“По имени твоему пусть будет и житие твое”, — говорили по обычаю ей сестры, приветствуя ее после пострига с новым именем и званием.

А может быть, этой Липочки и не было, была другая, похожая на нее. А это только ПРИТЧА, ибо “вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им (всем прочим) не дано... потому говорю им притчами”. (Мф. 13, 11-13).