О РУССКОМЪ ПРАВОПИСАНIИ

(И. Ильин)

       Дивное орудiе создалъ себј русскiй народъ, — орудiе мысли, орудiе душевнаго и духовнаго выраженiя, орудiе устнаго и письменнаго общенiя, орудiе литературы, поэзiи и театра, орудiе права и государственности, — нашъ чудесный, могучiй и глубокомысленный русскiй языкъ. Всякiй иноземный языкъ будетъ имъ уловленъ и на немъ выраженъ; а его уловить и выразить не сможетъ ни одинъ. Онъ выразитъ точно — и легчайшее, и глубочайшее; и обыденную вещь, и религiозное паренiе; и безысходное унынiе, и беззавјтное веселье; и лаконическiй чеканъ, и зримую деталь, и неизреченную музыку; и јдкiй юморъ, и нјжную лирическую мечту. Вотъ что о немъ писалъ Гоголь:

       «Дивишься драгоцјнности нашего языка: что ни звукъ, то и подарокъ; все зернисто, крупно, какъ самъ жемчугъ, и право, иное названiе еще драгоцјннје самой вещи»... И еще: «Самъ необыкновенный языкъ нашъ есть еще тайна... Языкъ, который самъ по себј уже поэтъ»... О немъ воскликнулъ однажды Тургеневъ: «Во дни сомнјнiй, во дни тягостныхъ раздумiй о судьбахъ моей родины, — ты одинъ мнј поддержка и опора, о, великiй, могучiй, правдивый и свободный русскiй языкъ! Нельзя вјрить, чтобы такой языкъ не былъ данъ великому народу!».

       А новое поколјнiе его не уберегло... Не только тјмъ, что наполнило его неслыханно-уродливыми, «глухонјмыми» (какъ выразился Шмелевъ), безсмысленными словами, слјпленными изъ обломковъ и обмылковъ революцiонной пошлости, но еще особенно тјмъ, что растерзало, изуродовало и снизило его письменное обличiе. И эту искажающую, смыслъ-убивающую, разрушительную для языка манеру писать — объявило «новымъ» «правописанiемъ». Тогда какъ на самомъ дјлј эта безграмотная манера нарушаетъ самые основные законы всякаго языка. И это не пустыя жалобы «реакцiонера», какъ утверждаютъ иные эмигрантскiе неучи, а сущая правда, подлежащая строгому доказательству.

————

       Всякiй языкъ есть явленiе не простое, а сложное; но въ этой сложности все въ языкј взаимно связано и обусловлено, все слито воедино, все органически сращено. Такъ и вынашиваетъ его каждый народъ, слјдуя одной инстинктивной цјли — вјрно выразить и вјрно понять выраженное. И вотъ имено эту цјль революцiонное кривописанiе не только не соблюдаетъ, но грубо и всемјрно, вызывающе попираетъ.

       Языкъ есть прежде всего живой истокъ звуковъ, издаваемыхъ гортанью, ртомъ и носомъ, и слышимыхъ ухомъ. Обозначимъ этотъ звуковой — слуховой составъ языка словомъ «фонема».

       Эти звуки въ отличiе отъ звуковъ, издаваемыхъ животными, членораздјльны: иногда, какъ въ русскомъ, итальянскомъ и французскомъ языкј, отчетливы и чеканны, иногда, какъ въ англiйскомъ языкј неотчетливы, но слитны и расплывчаты. Членораздјльность эта подчинена особымъ законамъ, которыми вјдаетъ грамматика: она различаетъ звуки (гласные и согласные), слоги и слова, а въ словахъ корни и ихъ приращенiя (префиксы — впереди корня, аффиксы и суффиксы — позади корня); она различаетъ еще роды и числа, склоненiя (падежи), и спряженiя (у глаголовъ: времена, числа, наклоненiя и виды); она различаетъ далје части рјчи (имя существительное, прилагательное, мјстоименiе, глаголъ и т. д.), а по смысловой связи словъ — части предложенiя (подлежащее, сказуемое, опредјленiе, дополненiе, обстоятельственныя слова и т. д.). Все это вмјстј образуетъ ученiе о формахъ языка и потому можетъ быть обозначено словомъ «морѕема».

       Само собой разумјется, что и фонема и морѕема служатъ смыслу, который онј стараются вјрно и точно выразить и которымъ онј внутренно насыщены. Безсмысленные звуки — не образуютъ языка. Безсмысленные суффиксы, падежи, спряженiя, мјстоименiя, глаголы и предлоги, дополненiя — не слагаютъ ни рјчи, ни литературы. Здјсь все живетъ для смысла, т. е. ради того, чтобы вјрно обозначить разумјемое, точно его выразить и вјрно понять. Человјкъ даже стонетъ и вздыхаетъ не зря и не безсмысленно. Но если и стонъ его, и вздохъ его полны выраженiя, если они суть знаки его внутренней жизни, то тјмъ болје его членораздјлыная речь, — именующая, разумјющая, указующая, мыслящая, обобщающая, доказывающая, разсказывающая, восклицающая, чувствующая и воображающая, — полна живого смысла жизненно драгоцјннаго и отвјтственнаго. Весь языкъ служитъ этому смыслу, т. е. тому, что онъ хочетъ сказать и сообщить, и что мы назовемъ «семемою». Она есть самое важное въ языкј. Ею все опредјляется. Возьмемъ хотя бы падежи: каждый изъ нихъ имјетъ иной смыслъ и передаетъ о предметј что-то свое особое. Именительный: — предметъ берется самъ по себј, внј отношенiй къ другимъ предметамъ; родительный: — выражаетъ принадлежность одного предмета — другому; дательный: — указываетъ на приближающее дјйствiе; въ винительномъ падежј ставится имя того объекта, на который направлено дјйствiе; въ творительномъ падежј ставится имя орудiя; мјстный или предложный падежъ указываетъ на обстоятельства и на направленiе дјйствiй. И такъ, дјло идетъ черезъ всю грамматику...

       Къ фонемј, морѕемј и семемј присоединяется, наконецъ, запись: слова могутъ быть не только фонетически произнесены, но еще и начертаны буквами; тогда произносящiй человјкъ можетъ отсутствовать, а рјчь его, если только она вјрно записана, можетъ быть прочтена, фонетически воспроизведена и вјрно понята цјлымъ множествомъ людей, владјющихъ этимъ языкомъ. Именно такъ возникаетъ вопросъ правописанiя. Какое же «писанiе» есть вјрное или правое?

       Отвјчаемъ: то, которое точно передаетъ не только фонему, насыщенную смысломъ, и не только морѕему, насыщенную смысломъ, но прежде всего и больше всего самую семему. И скверное, или кривое «писанiе» будетъ то, которое не соблюдаетъ ни фонему, ни морѕему, ни семему. А вотъ именно въ этомъ и повинно революцiонное кривописанiе: оно устраняетъ цјлыя буквы, искажаетъ этимъ смыслъ и запутывает читателя; оно устраняетъ въ мјстоименiяхъ и прилагательныхъ (множественнаго числа) различiя между мужскимъ и женскимъ родомъ и затрудняетъ этимъ вјрное пониманiе текста; оно обезсмысливаетъ сравнительную степень у прилагательныхъ и тјмъ вызываетъ сущiя недоумјнiя при чтенiи и т. д., и т. д.

       Удостовјримся во всемъ этомъ на живыхъ примјрахъ.

       Вообще говоря, одна единственная буква можетъ совсјмъ измјнить смыслъ слова. Напримјръ: «не всякiй совершонный (т. е. сдјланный) поступокъ есть совершенный (т. е. безупречный) поступокъ» Погасите это буквенное различiе, поставьте въ обоихъ случаяхъ «е» или «о» — и вы утратите глубокiй нравственный смыслъ этого изреченiя. Онъ сказалъ, что будетъ (т. е. придетъ), да вотъ что-то не будитъ» (т. е. не прерываетъ мой сонъ). Такое же значенiе имјетъ и ударенiе: его перемјщенiе радикально мјняетъ смыслъ слова: «ты дорога мнј большая дорога». И такъ вся ткань языка чрезвычайно впечатлительна и имјетъ огромное смысловое значенiе.

       Это особенно выясняется на омонимахъ, т. е. на словахъ съ одинаковой фонемой, но съ различнымъ смысломъ. Здјсь спасенiе только одно: необходимо различное (дифференцированное) начертанiе. Это законъ для всјхъ языковъ. И чјмъ больше въ языкј омонимовъ, тјмъ важнје соблюдать вјрное писанiе. Такъ, французское слово «вэр» обозначаетъ: «червяка» (ver), «стихъ» (vers), «стекло-стаканъ» (verre), «зеленый» (vert) и предлогъ «на, при, къ, около» (vers). Попробуйте «упростить» это разнописанiе и вы внесете въ языкъ идiотскую путаницу. Словомъ «мэр» французъ обозначаетъ «море» (mer), «мать» (mere) и «городского голову» (maire). Словомъ «фэръ» — «дјлать» (faire), «отдјлку, мастерство» (fаirе), «желјзо» (fer) и «щипчики для стекла» (ferre). Словомъ «вуа» — «голосъ» (voix), «дорогу» (voie), «возъ» (voie), «я вижу» (vois), «смотри» (vois). Словомъ «кор» — «тјло» (corps), «мозоль» (соr), и «волторну или рогъ» (соr). Отсюда уже видно, что различное начертанiе слова спасаетъ языкъ отъ безсмыслицы, а при недостаткј его безсмыслица оказывается у порога. Подобное мы находимъ и въ нјмецкомъ языкј. Словомъ «мален» нјмецъ обозначаетъ «писать красками, воображать» (malen) и «молоть» (mahlen). Но тамъ, гдј начертанiе не мјняется, грозитъ недоразумјнiе: «sein» означаетъ «быть» и (чье?) «его»; «sie» означаетъ «вы» и «она» — и недоразумјнiя, могущiя возникнуть изъ этого одного смјщенiя, безчисленны. Нјмецкое слово «Schauer» имјетъ пять различныхъ значенiй при совершенно одинаковомъ начертанiи, оно обозначаетъ—«портовый рабочiй», «созерцатель», «страхъ», «внезапный ливень» и «навјсъ». Это есть настоящiй образецъ того, какъ начертанiе и фонема могутъ отставать отъ смысла, а это означаетъ, что языкъ не справляется со своей задачей.

       И вотъ, русскiй языкъ при старой орѕографiи побјдоносно справлялся со своими «омонимами», вырабатывая для нихъ различныя начертанiя. Но революцiонное кривописанiе погубило эту драгоцјнную языковую работу цјлыхъ поколјнiй: оно сдјлало все возможное, чтобы напустить въ русскiй языкъ какъ можно больше безсмыслицы и недоразумјнiй. И русскiй народъ не можетъ и не долженъ мириться со вторженiемъ этого варварскаго упрощенiя.

       Новая «орѕографiя» отмјнила букву «i». И вотъ, различiе между «мiромъ» (вселенной) и «миромъ» (покоемъ, тишиной, невойной) исчезло; за одно погибла и ижица, и православные люди стали принимать «миро-помазанiе» (что совершенно неосуществимо, ибо ихъ не помазуютъ ни вселенной, ни покоемъ).

       Затјмъ новая орѕографiя отмјнила букву «ј» и безсмыслица пронеслась по русскому языку и по русской литературј опустошающимъ смерчемъ. Неисчислимые омонимы стали въ начертанiи неразличимы; и тотъ, кто разъ это увидитъ и пойметъ, тотъ придетъ въ ужасъ при видј этого потока безграмотности, вливающагося въ русскую литературу и въ русскую культуру и никогда не примирится съ революцiоннымъ кривописанiемъ (см. «Н. З.» № 167).

       Мы различаемъ «самъ» (собственнолично) и «самый» (точно указанный, тождественный). Родительный падежъ отъ «самъ» — «самого», винительный падежъ — «самого». А отъ «самый» — «самаго». «Я видјлъ его самого, но показалось мнј, что я вижу не того же самаго»... (письмо изъ современной Югославiи). Въ кривописанiи это драгоцјнное различiе гибнетъ: оно знаетъ только одну форму склоненiя: «самого»...

       Мы склоняемъ: «она», «ея», «ей», «ее», «ею», «о ней». Кривописанiе не желаетъ различать всјхъ падежей: родит. пад. и винит. пад. пишутся одинаково «ее». «Кто же растопталъ намъ въ саду наши чудесныя клумбы? Это сдјлала ее коза» (вмјсто «ея» сосјдкина коза); безсмыслица. «Я любилъ ее собаку!» Не означаетъ ли это, что женщина была нравомъ своимъ вродј собаки, но я ее все-таки не могъ разлюбить; какой трагическiй романъ!.. Или это можетъ быть означаетъ, что я охотно игралъ съ ея собаченкой?.. Но тогда надо писать ея, а не ее! «Кто ввелъ у насъ это безсмысленное правописанiе? Это сдјлала ее партiя» (вмјсто «ея», партiя революцiи). Что значитъ фраза: «это ее вещи»? Ничего. Безсмыслица. «Надо видјть разумность мира и предстоять ее Творцу»... Что это означаетъ? Ничего; весь смыслъ тезиса искаженъ и воцарилась безсмыслица. Разумность мiра! Ея Творцу!

       Новое кривописанiе не различаетъ мужской родъ и женскiй родъ въ окончанiи прилагательныхъ (множеств. числа) и мјстоименiй. Вотъ два образца создаваемой безсмыслицы. Изъ ученаго трактата: «Въ исторiи существовали разные математики, физики, и механики (теорiи? люди?!); нјкоторые изъ нихъ пользовались большою извјстностiю, но породили много заблужденiй»... Читатель такъ до конца и не знаетъ, что же, собственно, имјется въ виду — разныя науки или разные ученые... — Изъ Дневника А. Ф. Тютчевой: «Я всегда находила мужчинъ гораздо менје внушительными и странными, чјмъ женщинъ: «они» (кто? мущины или женщины?!) «болје доброжелательны»... Минуты три ломаетъ читатель себј голову — кто же менје доброжелателенъ и кто болје? И недопонявъ, пытается читать дальше. — Мужчины, просящiе на улицахъ милостыню, суть «нищiе»; а женщины? Онј не нищiя; они тоже нищiе.

       Это означаетъ: грамматическое и смысловое различiе падежей и родовъ остается; а орѕографическое выраженiе этихъ различiй угашается. Это равносильно смјшенiю падежей, субъектовъ и объектовъ, мужчинъ и женщинъ... Такъ сјются недоразумјнiя, недоумјнiя, безсмыслицы; умножается и сгущается смута въ умахъ. Зачјмъ? Кому это нужно? Россiи? Нјтъ, конечно; но для мiровой революцiи это полезно, нужно и важно.

       Однако, обратимся къ обстоятельному и наглядному исчисленiю тјхъ смысловыхъ ранъ, которыя нанесены русской литературј «новой орѕографiей». Исчерпать всего здјсь нельзя; но кое-что существенное необходимо привести.
 

О НАШИХЪ ОРЅОГРАФИЧЕСКИХЪ РАНАХЪ

       Если мы оставимъ въ сторонј множество другихъ безсмыслицъ, внесенныхъ такъ называемой «новой орѕографiей», а сосредоточимся только на тјхъ, которыя вдвинуты въ русскую культуру произвольной отмјной буквы «ј», то мы увидимъ слјдующее. Вотъ типическiе примјры этого безобразiя.

1. Смыслъ: общее невоздержанiе въ пищј истощило наши запасы.
       Правописанiе: «всј јли да јли, вотъ все и вышло».
       Кривописанiе: «все ели да ели, вот все и вышло».
       Безсмыслица: преобладанiе хвойныхъ деревьевъ привело къ всеобщему уходу.

2. Смыслъ: мјловая пыль осталась въ комнатј соромъ; пришлось долго подметать.
       Правописанiе: «осјлъ мјлъ пылью на полу; я долго мелъ просыпанный мјлъ».
       Кривописанiе: «осел мел пылью на полу; я долго мел просыпанный мел».
       Безсмыслица: мы мели вдвоемъ, сначала оселъ, потомъ я, а чего ради мы такъ старались — неизвјстно, источникъ сора не указанъ.

3. Смыслъ: лјто было теплое и полеты были прiятные.
       Правописанiе: «теплымъ лјтомъ я наслаждался прiятнымъ полетомъ.
       Кривописанiе: «теплым летом я наслаждался приятным полетом».
       Безсмыслица: когда происходили полеты неизвјстно, но тепло было прiятно.

4. Смыслъ телеграммы: я раненъ, рану залјчиваю, прибуду на аэропланј.
       Текстъ въ правописанiи: «лјчу рану лечу».
       Въ кривописанiи: «лечу рану лечу».
       Безсмыслица: адресатъ не зналъ, что подумать.

5. Смыслъ телеграммы: продовольствiе найдено, везу его съ собою.
       Правописанiе: «eду везу јду».
       Кривописанiе: «еду везу еду».
       Безсмыслица: адресатъ долго размышлялъ, потомъ бросилъ телеграмму въ корзину.

6. Смыслъ: надо умјть не только изучать архивы, но и правильно вести ихъ.
       Правописанiе: «Курсы по архивовјдјнiю и архивоведeнiю».
       Кривописанiе: «Курсы по архивоведению и архивоведению».
       Безсмыслица: Куда же это они хотятъ уводить всј архивы?

7. Смыслъ: до звјзды не полагается јсть, а одинъ грјшный человјкъ съјлъ гречневый хлјбецъ.
       Правописанiе: «Одинъ грјшникъ не удержался и отвјдалъ грешничка».
       Кривописанiе: «Один грешник не удержался и отведал грешничка».
       Безсмыслица: хлјбецъ хлјбца отвјдалъ? или грјшникъ предался людојдству?

8. Смыслъ: есть иррацiональные пути, ведущiе къ воспрiятiю Бога.
       Правописанiе: «Богъ познается въ вјдјнiи и въ невјдјнiи».
       Кривописанiе: «бог познается в ведении и в неведении».
       Безсмыслица: языческiй богъ (с малой буквы) то ведетъ, то не ведетъ, и черезъ это познается.

9. Смыслъ: я не могу указать точно время этого событiя, это было когда-то давно.
       Правописанiе: «Скажи, когда же это было?». «Отстань, нјкогда»...
       Кривописанiе: «Отстань, некогда».
       Безсмыслица: у меня нјтъ досуга, чтобы отвјтить на твой вопросъ.

10. Смыслъ: выплакавшись, наверху на лјстницј, онъ уже не плакалъ, когда спустился внизъ.
       Правописанiе: «онъ слјзъ ко мнј уже безъ слезъ».
       Кривописанiе: «он слез сюда уже без слез».
       Безсмыслица: слезъ сюда — ничего не значитъ; слезъ безъ слезъ — непредставимо!

11. Смыслъ: у насъ имјется еще продовольствiе...
       Правописанiе: «пока у насъ еще есть, что јсть»...
       Кривописанiе: «пока еще у нас есть, что есть»...
       Безсмыслица: мы имјемъ то, что имјется въ наличности.

12. Смыслъ: человјкъ съ горя напился, явно предпочитая шампанское.
       Правописанiе: «и утјшенiе нашелъ я въ этой пјнј упоительной».
       Кривописанiе: «и утешение нашел я в этой пене упоительной».
       Безсмыслица: слово «пеня» означаетъ укоръ, штрафъ; какъ утјшиться упоительнымъ штрафомъ?

13. Смыслъ: въ революцiи хуже всего эта всеобщая ненависть и ограбленiе.
       Правописанiе: «если бы не всј ненавидјли, если бы не все отняли, а то всј и все».
       Кривописанiе: «если бы не все ненавидели, если бы не все отняли, а то все и все».
       Безсмыслица: составъ ненавидящихъ субъектовъ подмјненъ составомъ ненавидимыхъ объектовъ; послјднiя слова «все и все» — просто безсмысленны.

       Однако, всего не исчислишь. Пусть читатель самъ доберется до смысла въ слјдующихъ реченiяхъ: «чем больше тем, тем лучше»; «мне не всякий ведомый ведом»; «те ему и говорят: вот те на!»; «рыбка уже в уже»; «религиозное ведение не чуждо символам»; «лесник левша лесу взял, лесной волос привязал, да в лесу лису за лесного дядю принял и лесу в лесу потерял»; «я налево, а слева лев»; «я смело взялся за дело, но ветром все уже смело»... Врачъ говоритъ «лечу да поздно»; а летчикъ: «лечу да поздно»... «На горе других цветов не было»; «собака на сене лежит, сама не ест и другим не дает» (тутъ, повидимому, опечатка, надо писать Сена или Сеня съ большой буквы, въ первомъ случај надо пожалјть мокрую собаку, во второмъ бјднаго Семена). «Стенание за стеной вызвало у меня стеснение в сердце»... Но не довольно ли?

       Есть и общiя правила. Напримјръ: слова, начинающiяся съ «нј» — ничего не отрицаютъ, а устанавливаютъ только неопредјленность: «нјкiй, нјкоторый, нјсколько, нјкогда»; а слова, начинающiяся съ «не» — отрицаютъ: «нелјпый, неграмотный, нечестный, некогда». Еще: вопросы «куда?» и «гдј?» требуютъ различныхъ падежей; отмјна буквы «ј» убиваетъ это правило. Куда? «На ложе», «на поле», «въ поле», «въ море» (винит. падежъ). Гдј? «На ложј», «на полј битвы», «въ морј» (предложный падежъ). Пуля попала ему въ сердце (вин. пад.); въ его сердцј печаль (предл. пад.). Еще: «чјмъ» есть творительный падежъ отъ «что»; о «чемъ» есть предлож. падежъ отъ «что»; смјшенiе падежей есть занятiе грамматически разрушительное. Еще: «синјй» есть сравнительная степень отъ «синiй» (волны синјй стали); «синей» есть родительный падежъ отъ прилагательнаго «синiй» (волны синей стали; но развј сталь есть образецъ синевы?).

       Борьба за букву «ј» ведется въ Россiи уже болје 300 лјтъ. Мы будемъ продолжать эту борьбу. Въ 1648 году, въ Москвј, съ благословенiя церковной власти была издана грамматика, гдј въ предисловiи доказывалось, что «необходимо напередъ самимъ учителямъ различать «ять» съ «естемъ» и не писать одного вмјсто другого», что «грамматическое любомудрiе смыслу сердецъ нашихъ просвјтительно» и безъ него «кто и мняся вјдјти, ничтоже вјсть», что грамматика есть «руководитель неблазненъ во всякое благочестiе, вождь ко благовидному смотрјнiю и предивному и неприступному богословiю, блаженныя и всечестнјйшiя философiи открытiе и всеродное проразумјнiе» (см. Ключевскiй: «Очерки и рјчи», 412).

       Этотъ мудрый подходъ къ грамматикј объясняется тјмъ, что въ то время формально-отвлеченная филологiя, пренебрегающая главнымъ, живымъ смысломъ языка — еще не выработалась и не успјла разложить и умертвить культуру слова. Съ тјхъ же поръ это извращенiе и несчастiе захватило науку языка (какъ и другiя науки) и въ результатј интересъ къ предметному смыслу уступилъ свое мјсто соображенiямъ чисто историческимъ (какъ, напримјръ, у Я. Грота) и демагогическимъ, какъ у сочинителей новаго кривописанiя.

       Отъ этого пострадала и страдаетъ вся русская культура. Вотъ доказательства.

       Молитва: «Горе имеем сердца» (вмјсто горј, ввысь, кверху, къ Богу). «Мир мирови твоему даруй». «О мире всего мира». «Да празднует же мир, видимый же весь и невидимый».

       Богословiе. «Я пришел не судить мир, но спасти мир» (Iоан. 12:47). Исаакъ Сирiянинъ: «Миром называю страсти, которые порождаются от парения ума». «Мысль о смерти родит пренебрежение к миру» (тамъ же). «Всеведение Божие». Василiй Великiй: «Мир есть художественное произведение».

       Философiя. Всј проблемы мiра, мiрозданiя, мiровоззрјнiя; микрокосма, макрокосма; знанiя и вјдјнiя и многiя другiя, съ ними связанныя, обезсмысленны и погибли. Ни одного философа отнынј нельзя грамотно перевести на русскiй языкъ. Этика, онтологiя, космологiя, антропологiя — лишены крыльевъ слова!

       Наука. «Они все плодятся» (вмјсто всј). «В России много рек» (вмјсто рјкъ). «От сырости возникает прение» (вмјсто «прјнiе»; кто же съ кјмъ споритъ отъ сырости?). «Он не мог собрать вена» (вмјсто вјна); «лечу вены по венскому способу» (вм. лјчу, вм. вјнскому). «У вас опухла железа; в организме железа не хватает».

       Стратегiя. «Сведение о сведении дивизий еще не поступило». «Однородные вести редко приходят». «Все на палубу!» (вм. всј). «Откуда вести? Откуда вести?» (Въ первомъ случај — вјсти, во второмъ — вести). «Это не подлежит вашему ведению».

       Политика. Изъ коммунистическихъ стенограммъ. Троцкiй на ХI съјздј: «В Западной Европе, если победит ее пролетариат» (вм. ея). Зиновьевъ тамъ же: «международный рабочий класс осел» (вмјсто осјлъ). На ХIV съјздј: «не все еще понимаютъ и не все еще верят» (вм. всј). Тамъ же, рјчь Гусева: «будем ставить точки над «и» (вм. i). Рјчь Курскаго на ХV съјздј: «работа по статистике должна быть поставлена у нас на «ј». Голоса съ мјстъ: «читали все» (вм. всј). Наша цјль — завоевать мир» (вм. мiръ). Конституцiя РСФСР статья 3: «к ведению органов» (вм. вјдјнiю). Изъ газеты «Новое Русское Слово» от 12.1.1942: «Мы — все. Наш верховный главнокомандущий, президент Рузвельт, может быть уверен, что за ним идем мы все!».

       Погибшiя русскiя пословицы. «У богатого мужика — все в долгу (вм. всј), у богатого барина — все в долгу». «Лес лесом, а бес бесом». «Сперва дележ, а после телеш». «Какая же честь, если нечего есть». «На мир беда, а воеводе нажиток». «И глух и нем, греха не вем». «Перед судом все равны, все без откупа виноваты». «Мир на дело сошелся — виноватого опить». «Вор попал, а мир пропал». «Дошел тать в цель, ведут его на рель». «Ищи на казне, что на орле, на правом крыле». «Очи ушей вернее». «Кто в море не тонул, да детей не рожал, тот от сердца богу не маливался».

       Искаженные русскiе классики. Безсмысленны всј стихотворенiя, поющiя о мiрј и мiрозданiи; исчислить ихъ невозможно. Вотъ образцы. Пушкинъ: «И мощная рука к нему с дарами мира — Не простирается из-за пределов мира». Лермонтовъ: «Но я без страха жду довременный конец — Давно пора мне мир увидеть новый». Тютчевъ: «Есть некий час всемирного молчанья». «На мир таинственный духов». «С миром дремлющим смешай». «Счастлив, кто посетил сей мир» и др. Баратынскiй: «Твой мир, увы, могилы мир печальный»... «На что вы, дни! Юдольный мир явленья — Свои не изменит! — Все ведомы, и только повторенья — Грядущее сулит».

       А вот и иныя искаженiя. Говоря о «младыхъ дјвахъ», Пушкинъ рифмуетъ «странј» и «онј»; по кривописанiю эта рифма гибнетъ («они» вм. онј). «Ее ланиты оживлялись» (вм. ея), «Ее ничтожность разумею» (вм. ея). Тютчевъ рифмуетъ «ея» и «я» («Исторглось из груди ее — И новый мир увидел я»). О мечтахъ: «Пускай в душевной глубине — И всходят и зайдут они». У Мея гибнетъ цјлое стихотворенiе, вдохновленное Викторомъ Гюго и вдохновившее Рахманинова на прелестный романсъ: «Опросили они» (мужчины) ...«онј отвјчали» (женская мудрость, утоляющая мужское недоумјнiе). По кривописанiю — «они» спрашиваютъ и «они» же отвјчаютъ.

       У Пушкина: «Все говорят нет правды на земле»... «Делибаш уже на пике» (пике — есть особая хлопчатобумажная ткань; вм. пикј). Изъ письма Гоголя къ И. И. Дмитрiеву: «в дороге занимало меня только небо, которое, по мере приближения к югу, становилось синее и синее (вм. синје). Гоголь пишетъ Языкову: «отныне взор твой должен быть светло и бодро вознеси горе (вм. горј); «немки... все, сколько ни есть, вяжут чулок»; «в пище есть побольше мясного» (вм. јсть); «благословенный воздух ее уже дохнул» (вм. ея); «причина... вне... нашего ведения»... Достоевскiй: «думал... вернуться, но удержался от неведения» (вм. невјдјнiя). Мусоргскiй: «горе вознестися» (вм. горј). Лјсковъ: «а козочку я подоил и ее молочком начал дитя питать». Бальмонтъ: «ты легкая волна, играющая в море» (вм. «въ чемъ»? — «во что» — такъ играютъ въ теннисъ, въ шахматы, в море). Айвазовскiй назвалъ свою картину «На морј» (гдј?); изъ этого сдјлано «На море» (куда?).

       Ко всему этому надо добавить, что новое кривописанiе искажаетъ и подрываетъ ту драгоцјнную внутреннюю работу, которую каждый изъ насъ продјлываетъ надъ осмысливанiемъ словесныхъ корней. Прочтя слово «вјщiй», мы ассоцiируемъ по смыслу къ «вјщунья», «вјдјти», «вјдјнiе»; но прочтя слово «вещий» мы будемъ ассоцiировать въ безсмыслицу къ «вещь», «вещественный». Что значитъ «вещий Олег»? Ничего не значитъ! Прочтя слово «пение», мы будемъ ассоцiировать къ «пень», «пеня», «пенька», «пеньтюхъ»... Ближайшая ассоцiацiя къ «намерение» будет «мерин»; къ «присмирев» — «ревъ»; къ «бессовестный» — «бјсъ» и «вести»; къ «беда» — «бедуинъ», «бидонъ», «бедламъ»; къ «тело» — «телокъ», «телиться»; къ «поместье» — «мести», «месть», но отнюдь не къ мјсто; къ левша» — «левъ» и «вошь»... И такъ черезъ всю смысловую рабогу ассоцiацiй, которою живетъ и творится всякiй языкъ.

       Зачјмъ всј эти искаженiя? Для чего это умопомрачающее сниженiе? Кому нужна эта смута въ мысли и въ языковомъ творчествј?

       Отвјтъ можетъ быть только одинъ: все это нужно врагамъ нацiональной Россiи. Имъ; именно имъ, и только имъ.
 

КАКЪ ЖЕ ЭТО СЛУЧИЛОСЬ?

(Заключительное слово о русскомъ нацiональномъ правописанiи)

       Если мы попытаемся подвести итоги всему тому, что необходимо сказать противъ «новой орѕографiи», то мы произнесемъ ей окончательный приговоръ: она должна быть просто отмјнена въ будущемъ и замјнена тјмъ правописанiемъ, которое вынашивалось русскимъ народомъ съ эпохи Кирилла и Меѕодiя. И это будетъ не «реакцiей», а возстановленiемъ здоровья, смысла и художественности языка.

       Напрасно намъ стали бы указывать на то, будто бы мы защищаемъ прежнее правописанiе изъ политической вражды къ большевизму. Эту инсинуацiю произнесъ когда-то г. Айхенвальдъ въ берлинской газетј «Руль». Вјрно какъ разъ обратное. Если бы новую орѕографiю ввела русская нацiональная монархическая власть (чего она, конечно, никогда бы не сдјлала!), то мы стали бы защищать прежнее правописанiе съ той же энергiей; а вотъ защитники новой орѕографiи, дјйствительно, политиканствуютъ съ нею, придавая ей значенiе «прiятiя революцiи» «закапыванiя рва» или «спуска на полозьяхъ». Съ другой стороны, если бы коммунисты вернули прежнее правописанiе (чего они, конечно, никогда не сдјлаютъ!), то мы отнюдь не стали бы врагами спасеннаго правописанiя, ни сторонниками коммунизма. Приписывать намъ политизацiю всјхъ критерiевъ духовной культуры — есть сразу инсинуацiя и пошлость. Вопросъ же правописанiя рјшается не пристрастiемъ и не гнјвомъ, а художественнымъ чувствомъ родного языка и отвјтственной аналитической мыслью.

       Мы отлично знаемъ, что революцiонное кривописанiе было введено не большевиками, а временнымъ правительствомъ. Большевики сами привыкли къ прежнему правописанiю: всј эти Курскiе, Чубари, Осинскiе, Бухарины продолжали въ своихъ рјчахъ «ставить точки» на отмјненное «i» и требовать, чтобы коммунисты все знали на отмјненное «ј». Даже Ленинъ писалъ и говорилъ въ томъ смыслј, что старое правописанiе имјло основанiе различать «мiръ» и «миръ» (Изд. 1923 г. т. ХVIII, ч. 1, стр. 367). Нјтъ, это дјло рукъ проф. А. А. Мануйлова («министра просвјщенiя») и О. П. Герасимова («тов. мин. просв.»). Помню, какъ я въ 1921 году въ упоръ поставилъ Мануйлову вопросъ, зачјмъ онъ ввелъ это уродство; помню, какъ онъ, не думая защищать содјянное, безпомощно сослался на настойчивое требованiе Герасимова. Помню, какъ я въ 1919 году поставилъ тотъ же вопросъ Герасимову и какъ онъ, сославшись на Академiю Наукъ, разразился такою грубою вспышкою гнјва, что я повернулся и ушелъ изъ комнаты, не желая спускать моему гостю такiя выходки. Лишь позднје узналъ я, членомъ какой международной организацiи былъ Герасимовъ.

       Что же касается Академiи Наукъ, то новая орѕографiя была выдумана тјми ея членами, которые, не чувствуя художественности и смысловой органичности языка, предавались формальной филологiи. Эта формализацiя есть язва всей современной культуры: утративъ вјру, а съ нею и духовную почву, оторвавшись отъ содержательныхъ корней бытiя, современные «дјятели» выдвинули формальную живопись, формальную музыку, формальный театръ (Мейерхольдъ), формальную юриспруденцiю, формальную демократiю, формальную филологiю. И вотъ, новая орѕографiя есть продуктъ формальной филологiи и формальной демократiи, т. е. демагогiя. Въ Академiи Наукъ совсјмъ не было общаго согласiя по вопросу о новой орѕографiи, а была энергичная группа формалистовъ, толковавшихъ правописанiе, какъ нјчто условное, относительное, безпочвенное, механическое, почти произвольное, не связанное ни со смысломъ, ни съ художественностью, ни даже съ исторiей языка и народа. Знаю случайно, какъ они собирали подписи подъ своей выдумкой, нажимали на академика А. А. Шахматова, который, чтобы отвязаться, далъ имъ свою подпись, а потомъ при большевикахъ продолжалъ печатать свое сочиненiе по старому правописанiю. Свидјтельствую о томъ негодованiи, съ которымъ относились къ этому кривописанiю такiе ученые знатоки русскаго языка, какъ академикъ Алексјй Ивановичъ Соболевскiй, лекцiи котораго по «Исторiи русскаго языка», по словамъ того же Шахматова, «получили значенiе послјдняго слова исторической науки о русскомъ языкј — у насъ, и заграницей». Свидјтельствую о такомъ же негодованiи всјхъ другихъ московскихъ филологовъ, изъ коихъ знаменитый академикъ Ф. Е. Коршъ, разразился эпиграммой: «Старинј я буду вјренъ, — Съ дјтства чтить ее привыкъ: — Обезиченъ, обезъеренъ. — Обезъятенъ нашъ языкъ». Такiе ученые, какъ академикъ П. Б. Струве не называли «новую» орѕографiю иначе, какъ «гнусною»...

       Для чего же это кривописанiе выдумывалось, ради чего вводилось? Публично выдвигали два соображенiя: «новая орѕографiя» проще и для народа легче... Эти аргументы воспроизводились въ эмиграцiи и такими дилетантами-публицистами, какъ г. Ю. Айхенвальдъ. На самомъ же дјлј эти аргументы совершенно неосновательны.

       Вотъ данныя опыта. Одинъ русскiй ученый славистъ, членъ-корреспондентъ Россiйской Академiи Наукъ, разсказывалъ мнј в 1922 году о результатахъ своего пятилјтняго преподаванiя въ гимназiи. Онъ предлагалъ ученикамъ: кто хочетъ, учись по старой орѕографiи, кто хочетъ — по новой; требовать буду съ одинаковой строгостью! И что же? Процентъ слабыхъ въ среднемъ счетј оказался одинаковымъ. Оказалось, что трудно вообще правило и его примјненiе, независимо отъ того, что именно предписываетъ правило. Напрасно стали бы ссылаться на особыя затрудненiя, вызываемыя буквою «Ј». Эти затрудненiя были уже преодолјны на чисто мнемоническомъ пути. Уже по всей Россiи циркулировала дешевенькая книжка въ стихахъ и съ картинками, гдј всј слова, требующiя букву «Ј» были включены въ текстъ: «Разъ бјлка бјса побјдила — И съ тјмъ изъ плјна отпустила, — Чтобъ онъ ей отыскалъ орјхъ». — Но дјло было то въ апрјлј — Въ лјсу орјхи не созрјли» и т. д. Или еще: «Съ Днјпра, съ Днјпра ли нјкто Глјбъ, — Жилъ въ богадјльнј дјдъ-калјка, — Не человјкъ, полъ-человјка... — Онъ былъ и глухъ, и нјмъ, и слјпъ — Јлъ только рјпу, хрјнъ и рјдьку»... и т. д. Запомнить эти стишки ничего не стоило; и учителю оставалось только пояснять корнесловiе и смыслословiе...

       Одинъ русскiй ученый говорилъ мнј: «Что они все твердятъ объ облегченiи? Пишемъ мы, образованные, и намъ прежнее правописанiе совсјмъ не трудно; а необразованной массј важно читать и понимать написанное; и тутъ старое правописанiе, вјрно различающее смыслъ, для чтенiя и пониманiя гораздо легче! А новое кривописанiе сјетъ только безсмыслицу»...

       Что же касается «упрощенiя», то идея эта сразу противонацiональная и противокультурная. Упрощенiе есть угашенiе сложности, многообразiя, дифференцированности. Почему же это есть благо? Правда, угашенiе искуственной, безсмысленной, безпредметной сложности даетъ экономiю силъ: а растрачивать душевно-духовныя силы на мертвыя ненужности нелјпо. Но «сложность» прежняго правописанiя глубоко обоснована, она выросла естественно, она полна предметнаго смысла. Упрощать ее можно только отъ духовной слјпоты; это значитъ демагогически попирать и разрушать русскiй языкъ, это вјковое культурное достоянiе Россiи. Это наглядный примјръ того, когда «проще» и «легче» означаетъ хуже, грубје, примитивнје, неразвитје, безсмысленнје: или попросту — слјпое варварство. Пустыня проще лјса и города; не опустошить ли намъ нашу страну? Мычатъ коровой гораздо легче, чјмъ писать стихи Пушкина или произносить рјчи Цицерона; не огласить ли намъ россiйскiя стогна коровьимъ мычанiемъ? Для многихъ порокъ легче добродјтели и сквернословiе легче краснорјчiя. Безвольному человјку безпринципная уступчивость легче идейной выдержки. Вообще проще не бытъ, чјмъ быть; не заняться ли намъ, русскимъ, повальнымъ самоубiйствомъ?

       Итакъ, кривописанiе не легче и не проще, а безсмысленнје. Оно отмјняетъ правила осмысленной записи и вводитъ другiя правила — безсмысленной записи. Оно начало собою революцiонную анархiю. Во всякомъ культурномъ дјланiи дорога идея правила, ибо воспитанiе есть отученiе отъ произвола и прiученiе къ предметности, къ смыслу, къ совјсти, къ дисциплинј, къ закону. Правило не есть нјчто неизмјнное; но измјнимо оно только при достаточномъ основанiи. Произвольное же ломанiе правила — вредно и противорјчитъ всякому воспитанiю; оно сјетъ анархiю и развращаетъ; оно подрываетъ самый процессъ регулированiя, совершенствованiя, самую волю къ строю, порядку и смыслу. Здјсь произволъ ломаетъ самое чувство правила, уваженiе къ нему, довјрiе къ нему и желанiе слјдовать ему. Введенiе же безсмысленныхъ правилъ есть прямой призывъ къ произволу и анархiи.

       Вотъ именно это и учинило новое кривописанiе. Здоровая часть русской интеллигенцiи не приняла его и отвергла. Сдјлалось два «правописанiя». Старое стали забывать, новому не научились. Возникло третье правописанiе — отбросившее твердый знакъ, но сохранившее ять. Надо ждать четвертаго, которое отброситъ ять и сохранитъ твердый знакъ. Скажемъ же открыто и точно: никогда еще русскiе люди не писали такъ безграмотно, какъ теперь; ибо въ ХVII и въ ХVIII вјкј — искали вјрнаго начертанiя, но еще не нашли его, а теперь отвергли найденное и разнуздали себя орѕографически. Тогда еще учились различать «ять» съ «естемъ», и не были увјрены; а теперь, ссылаясь па свою малую образованность и на лјнь, узаконили смысловое всесмјшенiе. «Намъ», видите ли, «некогда и трудно» изучать свою русскую, «слишкомъ сложную» орѕографiю!.. Хорошо, господа легкомысленные лјнтяи! За это вы будете надрываться надъ изученiемъ и усвоенiемъ гораздо болје сложныхъ иностранныхъ орѕографiй, — французской, англiйской и нјмецкой; — чужiе языки возьмутъ у васъ все то время, котораго у васъ «не хватало» на изученiе своего, русско-нацiональнаго, осмысленнаго правописанiя; ибо тутъ иностранные народы не будутъ принимать во вниманiе вашу лјнь, ваше «некогда» и «трудно». И напрасно кое-кто въ эмиграцiи выдвигаетъ то обстоятельство, что при господствј прежней орѕографiи были слова со спорнымъ «Е» и съ неувјреннымъ «Ј»; не проще ли въ виду этого поставить всюду безспорное «Е»? Но вјдь есть не мало людей съ неувјренною мыслiю, честностiю и нравственностiю... Такъ не проще ли не искать ни смысла, ни вјрности, ни честности, а водворять прямо безсмыслицу, безчестiе и развратъ: по крайней мјрј, все будетъ опредјленно, ясно, просто и легко... Да, исторически была шатость; но ее успјшно и осмысленно преодолјвали, до тјхъ поръ, пока не рјшили покончить съ культурой языка и провалиться въ варварство.

       Правъ былъ князь С. Н. Трубецкой, когда писалъ («Ученiе о Логосј», стр. 5): «слово есть не только способъ выраженiя мысли, но и способъ мышленiя, само-объектированiе мысли». Правъ былъ и князь С. М. Волконскiй, когда настаивалъ на томъ, что смјшенiе родовъ, падежей, степеней сравненiя и т. д. вызываетъ къ жизни «возвратное зло»: дурное правописанiе родитъ дурное мышленiе. Замјчательнјйшiй знатокъ русскаго языка В. И. Даль писалъ въ своемъ «Толковомъ Словарј»: «Надо... сохранять такое правописанiе, которое бы всегда напоминало о родј и племени слова, иначе это будетъ звукъ безъ смысла» (томъ 1, стр. 9). И именно въ этомъ единственно вјрномъ языковомъ руслј движется новјйшiй изслјдователь русскаго правописанiя И. И. Костючикъ въ своемъ сочиненiи «Нашествiе варваровъ на русскiй языкъ». «Не реформа была проведена, а искаженiе, коверканiе русскаго языка, и при этом — умышленное», отрывъ русскаго языка отъ его церковно-славянскихъ корней, денацiонализацiя русскаго письма, русской этимологiи, фонетики, русскаго мышленiя...

       И. С. Шмелевъ передаетъ, что одинъ изъ членовъ россiйской орѕографической комиссiи сказалъ: «старо это новое правописанiе, оно искони гнјздилось на заднихъ партахъ, у лјнтяевъ и неспособныхъ»... И именно ученые академики поспјшили этимъ безграмотнымъ лјнтяямъ на ломощь: прервали всенародную творческую борьбу за русскiй языкъ, отреклись отъ ея вјковыхъ успјховъ и завоеванiй и революцiонно снизили уровень русской литературы. Этимъ они попрали и смысловую, и художественную, и органическую природу языка. Ибо строгое соотвјтствiе звука и записи выговариваемому смыслу есть дјло художественнаго всенароднаго исканiя иррацiональнаго (какъ всякое искусство!) и органическаго (какъ сама народная жизнь!).

       И вотъ, въ отвјтъ этимъ разсудочнымъ формалистамъ и безпочвенникамъ, мы должны сказать: писаный текстъ не есть дјло произвола; онъ есть живая риза смысла, точный знакъ разумјемаго, художественное выраженiе духа. Правописанiе есть продуктъ многолјтней борьбы народа за свой языкъ; оно есть сосредоточенный итогъ его семейстики, фонетики, грамматики, символики и аллегорики — въ отношенiи къ предметамъ и въ духовномъ общенiи людей. Мудро сказалъ Апостолъ Павелъ, что люди общающiеся другъ съ другомъ внј взаимнаго разумјнiя, суть другъ другу варвары (1 Кор. 14:11). Не для того русскiй народъ бился надъ своимъ языкомъ, чтобы горсточка революцiонныхъ «академиковъ» сорвала всю эту работу взаимнаго духовнаго разумјнiя.