|
Анатолий БРАГИН ПРЕОДОЛЕНИЕ СМУТЫ Русская легитимная государственность и пути ее возрождения Монархическая мысль в России после 1922 года вплоть до недавнего времени находилась под запретом. Но эти годы не прошли для неё безплодно. Благодаря русской эмиграции она не стояла на месте, а продолжала непрестанно развиваться, и в настоящее время стала, наконец, нашим общим достоянием. Так что теперь мы имеем то очень важное преимущество, что нам не нужно выдумывать ничего нового, ибо все могущие быть неясными или спорными для нас вопросы уже тщательно разработаны нашими соотечественниками за рубежом. Нам остаётся лишь взять все наработки этих подвижников русской национальной идеи в готовом виде и применить на практике. Последним по времени крупным вкладом в русскую монархическую мысль за рубежом явился сборник статей Игоря Николаевича Андрушкевича, изданный в 1995 году в Буэнос Айресе под названием «Великая Смута». Отец автора сборника, полковник Русской Императорской Армии Николай Александрович Андрушкевич, известен в истории тем, что был председателем Приамурского Народного Собрания, призвавшего в 1922 году из Харбина во Владивосток на пост главы в новом правительстве генерал-лейтенанта Михаила Константиновича Дитерихса, сыгравшего ключевую роль в работе последовавшего затем Приамурского Земского Собора, на котором в последний раз за свою многовековую историю русский народ сумел (хотя и на малое время) воссоздать свою национальную государственность в её исконной православно-монархической форме. Центральной темой сборника И.Н. Андрушкевича является анализ современной Великой Смуты, в которую оказалась ввергнута наша страна после гибели русской государственности, а также указание конкретных альтернативных выходов из неё. Ввиду чрезвычайной актуальности этой темы для нашего сегодняшнего дня, я позволю себе воспроизвести здесь некоторые узловые положения и выводы, сформулированные автором сборника. Ныне Россия и русский народ переживают Второе Смутное время. Если Первая Русская Смута продолжалась 15 лет, с 1598-го по 1613 год, то нынешняя захлестнула собой чуть ли не всё XX столетие и уже перекинулась в ХХI-е. В чём же отличие её от Первой Смуты и причина столь затянувшегося её разгула? Всё дело в том, что Первая Смута была поверхностной, формальной. Смута была в государстве, но не в совести и сознании людей, а значит и общества. Поэтому и было так сравнительно легко преодолеть тогдашнюю смуту. Требовался лишь почин, инициатива. Но когда инициатива была проявлена, то все уже знали, как будут происходить дальнейшие события: народ по благословений Церкви стихийно объединится в ополчение вокруг своих природных вождей, затем самозванцы, интервенты и воры будут разгромлены и, наконец, будет недвусмысленно выражено в привычных юридических формах демократическое самоопределение нашего народа. Это самоопределение гласило: восстановить наши политические учреждения и одновременно определить (не выбрать!) какой род находится в ближайшем родстве с прежде царствовавшей династией московских великих князей и царей, происходившей от Даниила, младшего сына святого Александра Невского. В кристально ясной простоте такой схемы не было никакой внутренней мути, а посему к ней не пристала и никакая муть внешняя. Сегодня, однако, положение совершенно иное. Нынешнюю смуту можно назвать Великой, потому что она не является поверхностной смутой, а смутой, затрагивающей самые глубинные пласты нашего бытия. Естественная эволюция без отрыва от корней сменилась противоестественными революциями, успех которых полностью зависит именно от обрезания корней. У многих сейчас смута происходит в головах, что явилось результатом длительной духовной антиселекции, дополненной геноцидом лучшей части нашего народа. После достижения успеха в области материального разрушения все силы наших врагов были направлены на интенсификацию мутаций именно в духовно-культурной области и в смежной с ней области общих политических идей и концепций, чтобы мы не смогли найти выход из идеологических лабиринтов, в которых оказались. Для этого, в первую очередь, необходимо было отшибить у значительной части нашего народа (включая и его «просвещённые» слои) коллективную историческую память. А после повреждения памяти гораздо легче вызвать перемены и искажения в коллективном народном сознании, а затем и в самом духе народа. Поэтому преодоление нынешней Великой Смуты невозможно без одновременного преодоления нами отрицательного влияния на нас чужих разлагающих учений и агрессивных идеологий и возвращения к нашим собственным исторически сложившимся корневым началам и понятиям. Для этого в первую очередь необходимо встать на национально-патриотическую почвенническую позицию, состоящую в признании приоритета постоянных объективных исторических предпосылок над поверхностными, всё время меняющимися идеологическими соображениями. Посему, эта позиция должна учитывать не только современные реалии, но одновременно и не менее существенные перманентные константы нашей истории. Без этого невозможно не только преодоление современной смуты, но и выход из неё в правильном направлении. «Никакие мерки, рецепты, программы и идеологии, заимствованные откуда бы то ни было извне, – неприменимы для путей русской государственности, русской национальности и русской культуры», – говорит в своём капитальном труде «Народная Монархия» Иван Лукьянович Солоневич (Буэнос-Айрес, 1973, с. 16). «Русская политическая мысль может быть русской политической мыслью тогда и только тогда, когда она исходит из русских предпосылок – исторических и прочих» (с. 23, подчёркнуто Солоневичем). Прежде всего необходимо установить факты, – вот основной критерий Солоневича (там же, с. 14). И вот, исходя из этих недвусмысленных фактов нашей русской истории, Солоневич делает самый главный обобщающий вывод: «Политической организацией народа, на его низах, было самоуправление, как политической же организацией народа в его целом было самодержавие». Это «явление исключительно и типично русское... Это – не диктатура аристократии, подаваемая под вывеской «просвещённого абсолютизма», это не диктатура капитала, сервируемая под соусом «демократии», не диктатура бюрократии, реализуемая в форме социализма, – это «диктатура совести» в данном случае православной совести» (с. 56). «Термин «соборная монархия» обозначает совершенно конкретное историческое явление, проверенное опытом веков и давшее поистине блестящие результаты: это была самая совершенная форма государственного устройства, какая только известна человеческой истории. И она не была утопией, она была фактом» (с.105). Преимущества царской власти Солоневич объясняет следующим образом: «Царь есть прежде всего общественное равновесие. При нарушении этого равновесия – промышленники создадут плутократию, военные – милитаризм, духовные – клерикализм, а интеллигенция любой «изм», какой только будет в книжной моде в данный исторический момент» (с. 374). Комплекс этих мыслей Ивана Солоневича, как написал в журнале «Кубань» Игорь Дьяков, является «единственно спасительным для России комплексом идей». Но надо учесть тот факт, что в современном сознании множества русских людей монархия остаётся оклеветанной и понимается смутно и даже превратно, что некоторая часть русского общества продолжает увлекаться иллюзиями «демократии». Как уже было сказано, у многих сейчас в головах происходит смута, у многих потеряно правильное понимание многих концепций и понятий, и поэтому необходимо вкратце уточнить понятие о монархии как таковой. Монархия – это не есть форма управления, это есть форма высшей верховной власти. Об этом хорошо говорит Лев Александрович Тихомиров в своей фундаментальной книге «Монархическая Государственность». Есть две власти в каждом государстве. Римляне, с их чёткой терминологией, одну из них называли «империум» – это Верховная власть, а другую «потестас», понимая под этим всякую Управленческую власть. Верховная власть, «империум» – это и есть та власть, выше которой нет другой власти. Это есть такая власть, которая как бы парит над всеми другими властями и над самим государством. Это такая власть, которая, как говорила римляне, есть власть над жизнью и смертью человека. Верховная власть, как говорит Тихомиров, бывает двух типов: одна – это то, что он называет демократической верховной властью и другая – это монархическая верховная власть. Монархическая верховная власть – это такая власть, которая осуществляет весь арбитраж в государстве, арбитраж юридический в первую очередь, и затем политический. (В конечном итоге деятельность государственной власти и заключается именно в арбитраже.) И вторая функция этой верховной власти – это оборона, защита страны и народа. Эта функция даря состоит в том, чтобы, как говорил ещё царь Соломон, «разгонять очами своими всё злое» (Притчи: 20, 8) – значит, отгонять всё злое как внутри государства так и вне его, то есть всё, что угрожает этому государству. Государство и родилось именно из необходимости осуществления этих двух функций – судебного внутреннего арбитража и охраны от всяческих внешних и внутренних несчастий, которые могут постигнуть страну. И для осуществления именно этих двух государственных функций и существует верховная власть. Но она сама не может их исполнять, проводить практически в жизнь. Для этого возникает целый ряд управленческих властей. Как верховная власть, так и управленческая могут основываться на разных принципах. Аристотель в своей «Политике» перечисляет три основных формы власти. Это власть одного человека, власть нескольких и власть многих. И все эти три формы власти разделяются на хорошие и плохие, или искажённые . Хорошая власть – это такая власть, когда один человек, немногие или многие действуют на благо всех. А плохая, или искажённая власть – это когда один, немногие или многие действуют на благо самих себя. Возьмём пример первого случая – один человек. Когда он действует на благо всего народа, Аристотель называет его монархом. Когда же он действует на благо только самого себя – это тиран. Власть немногих, когда она действует на благо всего народа – это аристократия. Когда же эта власть немногих служит только себе, своим экономическим и политическим интересам – это олигархия. Точно так же и власть многих. Когда эта власть многих действует на благо всех – это политейа, говорит Аристотель. А Цицерон это слово трактует как «республика». Когда же эта власть многих действует только на благо себе, то есть на благо этих многих, но не всех – то это демократия. Вершина политической мысли в области государственной теории достигнута Тихомировым. Он различает, в конечном итоге, только два вида власти: верховную власть и управленческую власть. При этом важно установить, какой не только по форме, но и по существу является конкретная верховная власть – является ли она монархической или демократической. Так, например, Тихомиров утверждает, что в Риме верховная власть всегда была демократическая, даже в период царей (753-510 гг. до н.э.). Почему? Потому, говорит он, что даже в царский период, когда в Риме были цари, народу принадлежало право на помилование. Когда осужденному на смерть или какое другое наказание надо было обратиться за помилованием, он должен был обращаться к народу. И народ на своём общем собрании решал, помиловать этого преступника или не помиловать. И это, согласно Тихомирову, является подтверждением того, что верховная власть в Риме, в конечном итоге, принадлежала народу, так как одним из признаков верховной власти есть право на помилование. Это высшее право может даже перешагнуть через любой закон и решение суда. И это право в Риме имел народ. Царь в Риме (рекс) был по существу высшей управительной, но не верховной властью. А в монархических формах верховной власти, этим правом обладает только один человек – монарх. Таким образом, монархия – это такой государственный строй, в котором верховная власть принадлежит монарху, но управленческая власть может принадлежать не монарху или же может ему тоже принадлежать. И поэтому абсолютные монархии – это те монархии, где и верховная, и управленческая власть принадлежат монарху. У нас в России этого никогда не было. У нас верховная власть принадлежала монарху, но управленческая власть принадлежала и тому, что мы могли бы назвать аристократией, и тому, что мы могли бы назвать народом, но главным образом она всё же принадлежала народу. Вот поэтому Солоневич своё понятие народной монархии выводит из русской истории. Он говорит, что в России народ практически принимал очень большое участие в управлении государством. Во времена Новгородско-Киевской Руси это делалось путём Веча, потому что Вече в Новгороде и частично в Киеве фактически решало все вопросы – быть или не быть войне, делать то или другое. Предложение, как это делать, народ сам не вырабатывал, потому что он для этого не квалифицирован. Это вырабатывал или князь, или какая-то Дума – Господский Совет в Новгороде, Старшая Дружина в Киеве, потом Боярская Дума и т.д. Какое-то квалифицированное меньшинство вырабатывало меры по исполнению этого решения, но само решение принимал народ. Возглавлял же этот народ и возглавлял осуществление принятого им решения всегда монарх – сначала князь, потом великий князь, затем царь или император. Но главной функцией монарха с самого начала, начиная от Рюрика и до Николая Второго» была именно функция военного предводительства и помилования. Поэтому монарх имел последнее и окончательное слово в вопросах суда и войны. Как говорили римляне: «Суд и война – это есть высшая функция власти». А формы и методы управленческой власти в течение истории менялись – в ней принимал участие народ, в ней принимали участие разные меньшинства, а под конец императорского периода в ней принимала сильное участие бюрократия, что и явилось частично причиной ослабления нашего государственного строя, ибо двумя самыми зловредными принципами управления являются бюрократия с её номенклатурой и привилегии, которые были доведены до абсурда коммунистической властью. Хотя Тихомиров говорит только о двух формах верховной власти – монархии и демократии, несомненно, что в наше время мы видим развитие нового типа верховной власти – олигархии. Это власть каких-то меньшинств, иногда открытых, иногда скрытых, замаскированных, которые, в конечном итоге, держат в своих руках высшую власть, а управленческую власть разделяют с целым рядом других групп, в каждой стране по-разному. Поэтому, если мы сегодня будем рассматривать современные государства, то увидим, что наряду с явными элементами демократии у них есть одновременно совершенно иные элементы, в разных пропорциях и в разных комбинациях. Например, в Англии монархия занимает декоративную часть, но фактическую часть верховной власти занимает какая-то аристократия с олигархией. В США это прямо олигархия, или, как говорят, «истеблишмент» – партийная, экономическая, финансовая, судебная олигархия, которая держит фактически высшую власть в своих руках. Она, эта власть, выше даже власти самого американского президента. Президент же наделён только функциями исполнительной власти. В Японии мы видим вроде бы монархию, где верховная власть частично сохранена за императором, так как он, в конечном итоге, имеет право на помилование; в случае войны он продолжает быть символом единства японской нации и верховным командующим. Но там верховная власть расщепилась, так как наравне со всем этим в верховной власти соучаствует и народ, и, частично, какое-то олигархическое меньшинство. Теперь, возвращаясь к России, когда мы говорим о монархии, мы обычно подразумеваем самодержавие. И часто это слово мы понимаем неправильно, понимаем как абсолютизм. Но это совершенно неверно. Л.А. Тихомиров различает три вида монархий: деспотические (как, например, в древних восточных государствах), абсолютные (как в императорском Риме и во Франции времён Людовика ХIV) и самодержавные, которые он определяет как «чистые, истинные монархии». Сегодня ещё можно добавить вид символических, номинальных, или просто декоративных монархий. Самодержавная монархия ни концептуально, ни исторически не имеет ничего общего ни с абсолютной, ни с символической. Абсолютизм – западно-европейское явление, существовавшее между периодами феодализма и либерализма. В абсолютных монархиях вся власть концентрировалась в одном только монархе, что сегодня практически невозможно. В номинальных же, или декоративных монархиях у монарха нет практически никакой власти, что лишает монархию её естественных функций. Самодержавная монархия – это такая монархия, в которой верховная власть принадлежит реальному монарху, а не как в Англии или в других странах – номинальному, или декоративному монарху. Самодержавие – верховная власть чисто монархическая, то есть она стоит полностью над обществом, она не зависит ни от кого, её главнейшей функцией является арбитраж. Функция арбитража русской самодержавной монархии со времён Рюрика не является продуктом самого общества, не является результатом каких-то внутренних общественных комбинаций или внутриобщественной борьбы, она взята извне. И поэтому арбитраж являлся по существу надобщественным, надпартийным, надклассовым, независимым от каких-либо частных интересов, имеющихся в обществе. Но именно в аспекте верховной власти, а не в аспекте управления. Исторический характер русской верховной власти был принципиально предопределён с самого начала Русского Государства, в первой его столице, в Новгороде. Рюрик, призванный княжить, вначале обладал только верховной судебной властью. Его даже не всегда пускали в Новгород, куда он мог приезжать лишь вершить суд. В Новгороде народ выбирал тысяцкого и посадника. Тысяцкий командовал дружиной, то есть постоянной профессиональной армией и народным ополчением, а посадник управлял всей городской и государственной администрацией. Князь, приезжая в Новгород, вершил суд, но не творил законов, он не был законодателем. Он судил по имеющимся законам. Об этом в летописи сказано: «Поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву» (Повесть временных лет. СПб, 1999, с.13). Значит, право у новгородских словен уже было, оно было выработано самим словенским обществом. Значит, князь не создавал право, он не был законодателем. У него позже появились законодательные функции, но не в смысле отмены законов, а в смысле только их дополнения, усовершенствования, как итальянцы говорят, аджорнаменто, то есть вывода на современный уровень. Но он не мог отменять предыдущее право, он не мог делать каких-то революций в области права и законодательства. Сам князь не был ни управителем, ни законодателем, он был верховным судьёй, который творил арбитраж над обществом, из которого он сам не вышел. Он не вышел из этого общества, он был призван «извне», и, будучи призван однажды «извне», всех своих потомков оставлял тоже как бы «извне», потому что династичность обеспечивала гарантию того, что никто случайный и злонамеренный не мог дорваться до власти. Об этом хорошо говорит Пушкин в своей драме о Борисе Годунове, где Борис Годунов, обращаясь к своему сыну, говорит приблизительно следующее: «Я до власти дорвался, но ты, сын мой, будешь править по праву». Эти слова означают, что сам Борис правит не по праву, то есть он сам дорвался до трона интригами, стечением обстоятельств и пресечением прежней династии, он «вырвался в цари». И это было незаконно. Точно таким же был Василий Шуйский, который сам стал царём. А ещё более незаконными, ещё более нелегитимными были все эти лжедмитрии, потому что они обманом и интригами, силой и даже интервенцией других стран добивались трона. Но власть на троне незаконна, когда тот, кто садится на трон, дорывается до него сам по себе. Об этом хорошо сказал император Павел, что русская законная верховная власть – это та власть, которая вытекает из самого закона, а не из хотения человеков, не от того, кто стремится к этой власти, не от желания всех других людей, составляющих общество. Содержание идеи русского самодержавия лучше всего уясняется на конкретных примерах из реальной исторической действительности. Так, Первое Смутное время было преодолено Земским Собором в 1613 году, когда было установлено, кому полагается быть царём на Руси. Таким образом, 17-летний Михаил Фёдорович Романов, внучатый племянник царицы Анастасии, был провозглашён царём и самодержцем. Очевидно, что он тогда никак не мог иметь всей власти в стране, и уж тем более не мог быть никаким абсолютным монархом. Тем не менее с этого момента Михаил Фёдорович, несмотря на своё безсилие и не обладая никакой властью, уже был самодержцем, и всякая законная власть в России могла быть утверждена и подтверждена только им. Была установлена абсолютно ни от кого не зависимая, а посему легитимная верховная государственная власть, корень действительной суверенности и ориентир, столп и утверждение всех других законных государственных властей. В стране снова появился законный хозяин. Этим и был положен конец Первому Смутному времени. После этого Земский Собор заседал безпрерывно в течение десяти лет. Вот как определяет это положение профессор Антон Владимирович Карташёв: «Правление царя Михаила после Смуты характеризуется усиленной практикой тогдашней неписаной конституции, т.е. созывом частых Земских Соборов из выборных депутатов» (Очерки по истории Русской Церкви. Т. 2. Париж, 1959, с. 95). Эта неписаная конституция регулировала также симфонию с Церковью и определяла ограничения верховной власти в России. Юридически это было сформулировано в 1610 году русским посольством в Польше: «Изначала у нас в Русском Государстве так велось: если великие государственные или земские дела начнутся, то государи наши призывали к себе на собор патриархов, митрополитов, архиепископов и с ними советовались. Без их совета ничего не приговаривали». «Судебник» 1550 года был разработан при царе Иване Грозном на основании решения Земского Собора 1549 года, при царе Алексее Михайловиче на Земском Соборе 1648-1649 годов был принят новый свод законов – «Соборное Уложение», под которым поставили свои подписи 315 человек, съехавшихся из 116 городов России (Черепнин Л.В. Земские Соборы Русского Государства в ХVI-ХVII вв. М., 1978, с.292). Наши самодержцы сами законов не писали, а лишь утверждали законы, разработанные Боярской Думой и Земским Собором наподобие того, как сегодня утверждают законы президенты современных республик, с той лишь разницей, что всю ответственность перед Богом и перед людьми наши цари брали исключительно на самих себя. Даже правительственные указы не исходили от одного царя, а совместно от царя и от Боярской Думы или же только от одной Боярской Думы. В первом случае употреблялась формула «Великий Государь указал и бояре приговорили», а во втором случае только «Бояре приговорили». Начиная с Петра Первого на основании западных прецедентов учащается практика именных указов Царя без боярского приговора. Профессор Михаил Валерьянович Зызыкин считает, что именно с этого момента впервые начинают смешиваться понятия «самодержавие» и «абсолютизм». Согласно Тихомирову, самодержавная монархическая верховная власть «выражает весь дух, предания, верования и идеалы народа». В России со времён святого князя Владимира содержанием этих верований и идеалов является православное христианство, а сама идея монархии прогрессивно уточняется как идея единоначалия в соборности. (Слово «монархия» можно перевести не только как «единовластие», но и как «единоначалие».) Исторические факты недвусмысленно свидетельствуют, что конкретно установленное в России самодержавие было самодержавием Царя совместно с Церковью, совместно с государственным советом высших военных и гражданских руководителей при административном и судебном самоуправлении на местах. Это было соборное самодержавие. Профессор Карташёв употребляет выражение «демократическая монархия»: «И вот, монархия... предпочла быть демократической» (Указ. соч., т. 2, с. 442). Иван Лукьянович Солоневич одновременно скажет, с иных позиций, по существу то же самое: народная монархия. Такое соборное самодержавие было затем на практике – хотя и не в принципе – ущерблено в процессе конституционных перестроек России на тогдашний европейский лад в ХVIII веке, что и вызвало позднейшую слабость нашего политического строя, особенно перед лицом злостной революционной конспирации. Попытки преодоления этой ущерблённости при Александре Втором и Николае Втором и были причиной ожесточения этой конспирации. Таким образом, наша самодержавная монархия была исключительно властью верховной, и в области управления она не была абсолютной, потому что рядом с ней в разное время и по-разному сосуществовали все другие управленческие типы власти: демократическая, как это имело место в Новгороде, аристократическая, как это было больше в Киеве, затем, при Иване Грозном был учреждён Земский Собор – это был опять большой и сильный демократический принцип. Иван Грозный ввёл также самоуправление для суда и для управления по местам (Его борьба с Новгородской республикой была борьбой с сепаратизмом, а не с местным самоуправлением) – это тоже был чисто демократический принцип. Конечно, Боярская Дума отражала аристократический принцип. Но эти два принципа – демократический и аристократический – всегда сосуществовали и, как говорит Солоневич, монархия в России, являясь верховной властью, всегда старалась, чтобы аристократические элементы в управлении не затирали народные, чтобы перевес всегда был на стороне народных элементов. По слову Солоневича, «это был альянс верховной власти с низами» против средостения. Средостение нужно, оно технически даёт возможность управления страной, но его надо сдерживать. И вот, у нас это средостение сдерживалось низами снизу и царём сверху. И так царь с низами действовал совместно. Наша монархия была именно монархией самодержавной не в смысле абсолютной власти, а в смысле власти, чистой в своём принципе, потому что она была абсолютно арбитражной и абсолютно независимой от общества. Само слово «самодержавие» появилось у нас в процессе освобождения от татар. Иван Грозный впервые употребил титул Самодержца после завоевания Казани и Астрахани. Это ясно указывает на его значение в смысле также «полной независимости», или «независимой суверенности», потому что только после покорения этих двух татарских ханств Россия окончательно преодолела эпоху зависимости от татар. Самодержавная монархия, таким образом, есть суверенная монархия, независимая не только от внутренних общественных факторов, но и от любых внешних факторов, чего нельзя сказать сегодня про современные монархии, кроме, пожалуй, японской. Английская монархия, несомненно, тесно связана с различными корпорациями или организациями, такими, например, как масонские ложи. Значит, она уже не независима. То же имеет место и в странах с президентами и иными возглавителями верховной власти. Значит, у них нет независимости, они все от чего-то зависят. У нас в России монарх ни от кого и ни от чего не зависел. Он зависел только от своей совести, а совесть его должна была быть христианской, ибо он являлся сыном Православной Христианской Церкви. И вот в этом ограничении была гарантия того, что он будет действовать как Царь, как Верховный Правитель по совести, а совесть может быть только у одного человека. Совести не может быть у коллегии, у какой-то группы людей или у какой-то корпорации. Совесть – это есть явление личностное, и поэтому наша русская верховная власть была личностная, она всегда действовала по совести, и поэтому она была самодержавной и ни от кого не зависимой. Только самодержавный монарх сможет обеспечить нашей стране действительную суверенность. А какая же это может быть суверенность, когда президент куда-то едет, где-то с кем-то договаривается, и мы не знаем, куда он зашел и от кого получил какие-то подарки или взятки, кому он подчиняется и кто на него влияет? На царя нельзя повлиять, его нельзя подкупить, ему это неинтересно, ему это не нужно. Он родился уже с властью, его просто нечем купить, он имеет всё, он никому ничего не должен, никому ничем не обязан, никого он не должен ни за что благодарить. Поэтому он совершенно независим. Наше русское самодержавие и было такой монархической, полностью независимой верховной властью. Но, кроме того, что наша монархия должна быть самодержавной, она должна быть и народной, – говорит Солоневич. Значит всё, что касается управления делами государства и общества, должно быть народным, то есть основанным на демократических принципах. Пусть народ сам выбирает исполнительные, судебные и другие управленческие власти, как их у нас выбирали ещё при Иване Грозном. К сожалению, когда Россия и Западная Европа (сильно отступившая от своих собственных христианских корней) снова встретились в начале ХVIII-го века, после разрыва, вызванного татарским игом и углубленного предательством Запада, возможность здорового симбиоза была с самого начала сильно подорвана нашим отступлением от собственного государственного строя. Конечно, легитимная верховная власть тогда была сохранена, но она была полностью оголена уничтожением Патриаршества, традиционного верховного государственного совета и Земского Собора. Взамен наших исконных политических учреждений, органически развивавшихся от самых истоков нашего исторического бытия, были введены бюрократические учреждения, скопированные с Запада, с совершенно чуждыми для нас государственными и вообще политическими прецедентами. Причём, эти новые, привитые нам государственные учреждения у нас были даже полностью нефункциональными, что подтверждается нескончаемым рядом перестроек в области управления государством в течение почти всего ХVIII-го века, пока император Павел не положил им конец возвратом к полной династической легитимности, хотя и без возврата к полноте всего нашего конституционного строя. (Да и само явление временщиков было бы совершенно невозможным при наличии Патриаршества и Боярской Думы и при возможности созыва в любой момент Земского Собора). Этот последний недостаток (отсутствие конституционной полноты) сыграл трагическую роль, когда затем в начале XX века наше так называемое «просвещённое» общество толкнуло наше государство не в сторону усовершенствования собственной самобытности, а в сторону дальнейшей имитации Запада. Вместо возврата полной политической свободы и полной публичной политической власти народу (по земскому принципу, от местного самоуправления до Земского Собора) при восстановлении полного авторитета Церкви через восстановление Патриаршества, политическая власть была узурпирована самозванцами от политических партий, к тому же негласно и непублично, объединившихся между собой с целью уничтожения нашего исторического государственного строя. На этот раз, в согласии с эволюцией Запада, бюрократический абсолютизм, сдерживаемый легитимной монархией, был подменён ничем не сдерживаемым абсолютизмом партократическим, который затем почти автоматически вылился в идеологический тоталитаризм. Так была разрушена государственная предохранительная оболочка нашей русской православной цивилизации с конечной целью уничтожения последней. Русское Государство (в отличие от созданного евреями на его обломках советского государства) не было основано на завоеваниях и связанных с ними привилегиях. Как хорошо сказал А. Хомяков, каждое государство зависит от того, какое оно имеет происхождение. Все западные государства возникли в результате завоеваний и захватов (еврейские большевики совместно с русскими шаббесгоями также, по признанию Ленина, «завоевали Россию«), а завоевания дают привилегии завоевателям и их потомкам. До 1917 года Россия никогда никем не была завоевана, и наша аристократия не являлась потомками каких-либо завоевателей. Она являлась потомками тех русских людей, которые служили государству и которые происходили из самых разных слоев народа. Это были потомки служилого сословия, княжеской дружины. Князь выбирал себе в дружину людей толковых, здоровых и верных, которые искали «себе чести, а князю славы». И эта наша русская аристократия была служилая, так как она служила своему Отечеству. Этот принцип был искажён Петром Первым не только по вине самого Петра, но по вине и всего нашего общества. Наше общество не смогло найти выхода. Поэтому Императорская Россия погибла в результате того, что были подорваны общественные силы, её защищавшие. Её защищала только бюрократия, которая опиралась на привилегии. А на привилегиях и с бюрократией защитить ничего нельзя. Вот даже советская власть с такими колоссальными привилегиями партноменклатуры и с такой колоссальной бюрократией не смогла себя защитить, потому что когда наступает роковой момент, никто на защиту номенклатуры и её привилегий не идёт. А вот на защиту идеалов своей отчизны, на защиту своей веры, своего народа и своей страны люди пойдут. Это ярко показала ситуация во время Второй Мировой войны. Защищать же какие-то привилегии бюрократического аппарата никто не будет, даже те, кто ими пользуется. Итак, заканчивая краткий обзор столь сложного вопроса, можно утверждать, что самой лучшей, исторически оправданной формой верховной власти является монархия – монархия самодержавная и народная, то есть в которой верховная власть принадлежит самодержавному монарху, а все управленческие власти – народу. При этом для России такая монархия должна быть православной и легитимной. С научной точки зрения можно сказать, что тысячелетний монархический эксперимент в России показал, что именно монархия создала Россию. Так что, для России является наилучшим то, что её создало, а наихудшим то, что её разрушило и продолжает разрушать. Здесь мы вплотную подходим к вопросу о легитимности государственной власти. Известно, что монархия в России была установлена демократически самим народом на вече в Новгороде в 862 году: «Реша сами в себе: поищем себе князя, иже бы володел нами и судил по праву». (В этой учредительной формуле, как мы выяснили, уже имеется первое «конституционное» ограничение: судить по праву). Затем, после Первого Смутного времени, монархия была демократически единогласно подтверждена («яко едиными усты вопияху») Великим Всероссийским Земским Собором с участием «всего Российского Царства выборных людей». Наоборот, в начале Второго Смутного времени монархия в России была «де факто» (но не «де юре») упразднена неконституционным и недемократическим образом группой никем не уполномоченных самозванцев, без голосования ни населения, ни его представителей. Таким образом, русская монархия, как мы уже убедились, была по своей сути народной и демократической. Все же конституционные и государственные решения в нашей стране после неконституционного свержения законной власти в феврале 1917 года были явно недемократическими. Аргентинский философ Хорхе Гарсия Вентурини в своём труде «Политейа» утверждает, что «до сих пор существуют всего три формы правления: насильственные, наследственные и выборные». В истории легитимными считались две из них: наследственные и выборные, в то время как насильственные таковыми не считались. Поэтому и всякая власть в России после свержения монархии не является легитимной. Легитимность относится в первую очередь к политическому строю (режиму, форме правления), и во вторую очередь к самим носителям власти в рамках того или иного политического строя» Так, например, может быть нелегитимный правитель в рамках легитимного политического строя (узурпатор, самозванец), но не может быть легитимного правителя в рамках нелегитимного строя. Легитимизм есть принципиальная приверженность легитимному политическому правопорядку, возведение правопорядка выше всех иных соображений. Итальянский историк и социолог Гуглиельмо Ферреро (1871-1942) утверждал, что легитимностъ – это общественное, коллективное, вернее соборное чувство, что только какой-то определённый вид власти оправдан. Ферреро считает, что в истории существуют только два вида политической легитимности: монархическая и демократическая. Однако легитимностъ не обусловливается одними лишь формами правления. В России легитимная власть обусловлена многоярусными условиями. Юридически ярусы нашей исторической конституционной легитимности можно резюмировать следующим образом:
Никакое из этих вкратце перечисленных условий политической легитимности не отменяет ни одно из предыдущих условий, а, наоборот, их подтверждает. Так, даже законный царь из династии Романовых никоим образом не мог бы превратиться в президента республики или отказаться от православия или от Регалий Мономаха. Его самодержавных прав на это не хватило бы. (Точно так же невозможно превращение президента США в монарха или переход президента Израиля в мусульманство или христианство.) Итак, резюмируем:
Каждый правопорядок по самой своей сути всегда иерархичен. В нашем легитимном конституционном правопорядке на первой иерархической ступени стоят (в хронологическом порядке) династическая монархия, православие и соборный строй, на второй ступени – династия Романовых, на третьей -законодательство о порядке наследования в рамках Династии. И лишь затем на этом легитимном конституционном фундаменте можно возводить все дальнейшие необходимые прагматические конъюнктурные построения конституционного, политического и экономического характера. Полное, интегральное восстановление легитимности в России предполагает принципиальное восстановление всех наших основных учреждений, но отнюдь не зеркальную реставрацию прошлого. Конкретных обстоятельств будущего восстановления монархии в России исходя из сегодняшней ситуации представить невозможно. Но не только можно, но и весьма полезно представить себе общие контуры возможных будущих политических сценариев для спасения России. Вышеописанные принципы нашего исторического государственного строя являются с объективной точки зрения наилучшими возможными в нашей стране ориентирами для этого спасения. Восстановление монархии в России возможно только в рамках восстановления Русского Государства. Теоретически может произойти одновременно и то, и другое: будут восстановлены монархия и государство. Однако это маловероятно, потому что практически трудно осуществимо. Возможен и другой вариант – сначала будет восстановлена монархия, и она восстановит государство. Но надобно учесть то обстоятельство, что в современном сознании множества русских людей монархия остаётся оклеветанной понимается смутно и даже превратно, что некоторая часть русского общества продолжает увлекаться иллюзиями «демократии» и что также существуют сомнения в обществе по вопросам династии. Следовательно, потребуется некоторое время для возвращения нашему народу русского национального сознания. Поэтому наиболее вероятен третий вариант, то есть сначала будет восстановлено Русское Государство. Так как оно никогда законно не было упразднено, его восстановление может быть провозглашено по инициативе любого русского человека, готового взять на себя такую ответственность. Что, однако, значит – восстановить государство? Государство – это понятие, прежде всего, юридическое. Значит, в первую очередь надо восстановить идею юридической преемственности государства. Это достигается простым указанием на то, что новая власть считает себя преемницей той власти, которая была ранее, что она принимает эту историческую эстафету, принимает её не только символически, но также и в смысле обязанностей и прав. Она не отказывается ни от каких прежних прав и ни от каких прежних обязанностей. Этого не сделала советская власть после октябрьского путча. Советский Союз отказался от обязанностей Русского Государства, из-за чего его многие годы не признавала французская республика, потому что французы дали большие займы Императорской России, а Советский Союз не хотел их платить. Таким образом, первый шаг – это восстановление юридической преемственности с Русским Государством, которое было основано в 862 году в Новгороде Рюриком и просуществовало до февральского переворота 1917 года. Это восстановление, с одной стороны, будет символическим, а с другой – нужно будет провозгласить все свои прежние права и претензии, а также признать свои прежние обязательства и, с учётом происшедших изменений и образовавшихся новшеств, придерживаться своих прежних, исторически оправданных и проверенных принципов. Дело в том, что полная реставрация невозможна. Тут очень важно именно не путать понятия и не вводить смуту. Полная реставрация невозможна, но возможно восстановление. Это восстановление не означает, что мы всё будем реставрировать так, как было раньше; оно также не значит, что мы все будем делать полностью по-новому. Мы будем делать многое по-новому, но на основании предыдущих, исторически выверенных государственных основных принципов. Эти основные принципы предыдущего Русского Государства состояли в том, что, всё-таки, единственными правомочными органами, способными менять конституцию нашей страны являются лишь только Земский Собор и сам Царь. Но мы царя на сегодняшний день не имеем, мы только хотим восстановить царскую власть (предположим, мы все согласны восстановить в России монархию, но пока монархии нет). Кто же сегодня, какой поистине правомочный орган может менять конституцию или приспосабливать её к современны условиям? Ведь дело не только в том, чтобы менять каким-то образом конституцию, но и в том, что её всё время нужно приспосабливать к течению времени, как это у нас всегда в России делалось. Мы видим, что верховная власть у нас была сначала княжеской, затем стала великокняжеской, потом царской, потом императорской. Видим, что она проходила разные фазы, что она имела разные соотношения с другими элементами власти, и всё это происходило конституционным образом, то есть без резких и болезненных разрывов с предыдущими этапами. Кто это может сделать сейчас? Это может сейчас осуществить только Земский Собор, единственный легитимный орган государственной власти в России в период междуцарствия, и в этом для нас большое счастье. Земские Соборы предшествовали династии Романовых. Сама институция Земских Соборов была установлена в 1549 году первым православным царём ещё из династии Рюрика. Земский Собор 1613 года провозгласил природное право на царствование Михаила Фёдоровича Романова, а затем в течение 10 лет работал безпрерывно, помогая царю в преодолении последствий Первого Смутного времени. Посему, само по себе трудное и сложное (а возможно и длительное) восстановление нашего Государства может начаться и с Земского Собора, как это и случилось в 1613 году. Мудрость царя Ивана Грозного учредила эту нашу институцию таким образом, что она может действовать даже в смутные времена, когда нет полноты государственных учреждений, имея своей задачей как раз преодоление этой неполноты. Дело в том, что Земский Собор легко собрать в любой момент. И для этого не нужно никаких формальностей. Форма созыва и состав Собора могут свободно варьировать, в зависимости от обстоятельств. Необходимо лишь соблюсти основные конституционные принципы, а именно:
Таким образом, мы видим три основных принципа – Церковь, Народ и реальная военная и гражданская Власть, которая может быть властью «де факто», это не суть важно. Важно другое, а именно:
То есть, не так, как это сейчас происходит в современных демократиях, где существует только видимость народного представительства, а народ сам не только не управляет, но и не имеет никакого отношения ни к управлению, ни к законодательству. Делает это он через своих «представителей», которым он, якобы, делегирует всю свою власть во всей полноте, причём безконтрольно. И этими «делегатами» является, обычно, какая-то часть интеллигенции, которая занимается исключительно политикой, то есть, по определению Тихомирова, они являются «политиканами». И мы видим, что на практике в современных демократиях народ представлен политиканами. Наш же принцип Земского Собора состоит в том, чтобы народ был представлен самим народом, каждое сословие было представлено выбранным представителем только из этого сословия. Это чрезвычайно важно. Даже лучшие люди страны не могут представлять другие слои населения, они могут их только возглавлять в каких-то делах или на войне, но не представлять на Земском Соборе. Так, например, духовенство может представлять только само себя. Крестьянское и купеческое сословия должны представлять сами себя; казаки – они у нас сейчас есть, слава Богу! – пусть представляют только самих себя, а не кто-то другой, пусть даже очень хороший, гениальный политик, которого они выберут. Народ был полно и широко представлен на Земских Соборах. От каждого города выбирали: от тяглового населения, от дворян, от купцов, от ремесленников, от казаков – все сословия посылали своих представителей, и каждый представлял только своё сословие и самого себя. Не так, как у нас сейчас шахтёров, например, представляет какой-то политикан, журналист из Москвы или Петербурга. Нет, пусть шахтёры выберут шахтёра. Могут выбрать и инженера, но чтобы инженер этот тоже был шахтёром, а не каким-нибудь чиновником из какой-то канцелярии за тысячи километров от них.
У нас есть прецеденты Земского Собора 1613 года, в тяжёлое время Первой Смуты, когда не было ни царя, ни патриарха. Прецедент Собора 1613 года свидетельствует о том, что возможна военная власть «де факто». Её представляли тогда гражданин Минин и князь Пожарский, которые сами взяли дело в свои руки, возглавив народное ополчение и став во главе вооружённой части русского народа, чтобы спасти поражённую смутой страну. Их никто не избирал на Собор, но они участвовали в Соборе наравне со всеми остальными как представители военной власти «де факто». Большинство, конечно, были люди выбранные. Но участвовали в Соборе как выбранные, так и не выбранные, назначенные люди. Так, духовенство не выбиралось, а также власти, взявшие в свои руки дело спасения страны. И вот, руководствуясь этими принципами, мы можем созвать Земский Собор, который будет правомочен решать вопросы восстановления власти и Русского Государства, приводить его конституцию в соответствие с нашими основными историческими законами. Такой Собор должен провозгласить свою преемственную связь с прежними соборами, собиравшимися регулярно вплоть до Петра Первого, который их не отменил, но перестал собирать. У Земского Собора, который соберется, есть одно очень важное ограничение – он никоим образом не может менять наш конституционный государственный строй и действовать вопреки решений предыдущих соборов и установленных ими принципов и прецедентов. В каких-то деталях, процедурных моментах – видимо, может, но не в основных принципах. Так, в частности, Земский Собор 1613 года установил, что правителями на Руси могут быть только люди православные, и только принадлежащие к роду Романовых. И тот кто объявит себя правителем России, не принадлежа к роду Романовых и не будучи православным в полном смысле этого слова, а не только формально, будет подвержен проклятию и отлучению от Святой Троицы. Следовательно, некто может стать на время президентом РФ или даже быть временным правителем России, но если он объявит себя окончательным и единственным правителем России, то он попадает под проклятие и отлучение. Кто может снять или отменить это постановление? Только такой же Земский Собор, с такими же полномочиями, как и тот, который это установил. Значит, чтобы признать решения и указы Земского Собора 1613 года потерявшими свою силу и уже недействительными, нужно собрать Собор, который будет таким же, как и тот по своему составу и полномочиям. Значит, нужно собрать такой же Земский Собор с выборными от всех сословий по 10 человек от каждого города России, с представителями всего нашего епископата и монастырей (а значит и зарубежных), с представителями всех гражданских и военных властей. И этот Собор будет полномочен тогда отказаться от предыдущих решений при условии единодушия и единогласия, как и в 1613 году. Но пока этого не сделано, у нас действуют решения Земского Собора 1613 года, Восстановить монархию в России может только такой Земский Собор. Если же кто-то придёт к власти до этого, то он должен по совести и справедливости заявить, что будет действовать временно до созыва Земского Собора, который будет созван через столько-то месяцев или лет, и что он подчинится решению этого Собора. Новый Земский Собор должен быть созван по принципам предыдущих соборов. (Конечно, избрание представителей на Собор может происходить иначе, в иной пропорции, скажем, не 10 человек от города, а только 5 или 1. Можно как угодно это сделать.) И только созванный таким образом Земский Собор, восстановивший тем самым преемственность с предыдущими соборами, и прежде всего с Земским Собором 1613 года, сможет приступить к историческому делу восстановления монархии – этого, по слову Ф.М. Достоевского, «естественного жребия России». Собор не будет устанавливать монархию, потому что она уже установлена в 862 и 1613 годах. Он может её только восстановить. И он не может выбирать Царя. Собор только должен установить и провозгласить, кто имеет право на власть царскую на основании ранее соборно и клятвенно принятых принципов, а именно: 1) царь должен быть православным и 2) принадлежать к роду Романовых, то есть происходить от Михаила Фёдоровича Романова. Кроме того, Собор должен будет принять во внимание все последующие законы после 1613 года, устанавливавшие порядок старшинства в доме Романовых и наследования царского престола, и, в первую очередь, закон Павла Первого, который, несомненно, остаётся в силе. Но все эти последующие законы не имеют всё-таки такой силы, как решения Земского Собора 1613 года, поставившего на царский престол в России на вечные времена род Романовых. Кто в доме Романовых сегодня больше всего имеет прав – об этом можно спорить, но установить это и провозгласить может окончательно только Земский Собор. Большое и опасное заблуждение считать, что царя можно избрать произвольно, по каким-то второстепенным признакам. Это было бы кощунством, святотатством и нарушением русской конституции и традиции. Выбирать царя нельзя, и Земский Собор 1613 года не выбирал царя, не выбирал династию. Он устанавливал только, кто ближе всех стоит по родственным отношениям к предыдущему царю. А так как кровных родственников не было установлено, перешли к свойственникам. Это было родство не кровное, а посредством брака. И Романовы оказались ближайшими родственниками предыдущей династии по женской линии. Таким образом, и наш Земский Собор не может выбирать царя. Он может только установить, что на основании постановлений Земского Собора 1613 года и последующих законов из принадлежащих к дому Романовых вот именно этот человек больше всех обладает правом на царскую власть в России. Точно так же, в случае, если бы больше не осталось в живых ни одного из членов династии Романовых, Земский Собор должен был бы не выбирать новую династию, а установить, кто имеет наибольшее право заступить место прежней династии, или, вернее, кто находится в ближайшем к ней родстве. В этом вся суть Земского Собора: он никогда не даёт никому никаких прав, просто потому, что не может дать того, чего сам не имеет. (Не может дать, и не может отнять!) И только лишь в исключительных, чрезвычайных случаях выискивает и устанавливает кому эти права принадлежат, когда это не является без всякого сомнения очевидным. Высочайший Акт от 5 апреля 1797 года конкретно требует, чтобы «не было ни малейшего сомнения кому наследовать». Это и есть легитимизм. Наша монархия восходит к идее, что царь есть Помазанник Божий. Как говорит профессор М.В. Зызыкин в книге «Царская власть и Закон о престолонаследии в России» (София, 1924), Церковь через коронование и миропомазание выделяла царя из среды мирян и делала из его должности особый священный чин, с которым церковная практика связывала привилегии, предполагающие высший духовный иерархический сан. Подобно монашескому чину, царский чин в Церкви являет собой отречение от личной жизни, но в то время как там это отречение делается во имя сораспятия Христу, здесь оно совершается во имя подвига для других, ради дарования им безмятежного жития и примера нравственного величия. Церковь, согласно с ветхозаветными пророками Моисеем и Самуилом, также указывает на ряд условий, необходимых для установления монархии, которые продолжают быть действительными и для нас:
Заканчивая и обобщая сказанное, можно сделать следующий основной вывод. Восстановление Русского Государства – это первый шаг. Созыв Земского Собора – это второй шаг. А Земский Собор с Божьей помощью решит, как произойдёт восстановление единственно надёжной и справедливой верховной власти – православной, самодержавной, народной и соборной монархии. Это третий шаг. А всё остальное – техника. Управление, какие будут министерства, какие будут границы, какой будет администрация, какая будет экономика – это всё может быть решено ещё до Собора временной властью, которая созовёт Земский Собор, или же сам Собор сможет определить всё это – всё будет зависеть от обстоятельств. Важно сохранить принципы, так как только эти принципы обеспечат эффективность всех остальных реформ, потому что только в таком случае все эти реформы будут полностью законными, легитимными и всеми принятыми. Пресловутый «консенсус» будет достигнут только в таком случае – «консенсус» не только современный, но и выходящий за рамки времени, соборный с нашими предками и со всеми предшествовавшими юридическими и государственными прецедентами. составлено сопредседателем Думы Приморского Предсоборного Совещания по подготовке Всероссийского Земского Собора
* * * |
|