I.

Со6ытiя гораздо менѣе разнообразны, чѣмъ
предполагаютъ люди не знающiе, кто держитъ нити.
Дизраэли.

Евреи пришли въ Галлiю вслѣдъ за римлянами. Въ IV в., около З5З г., они убили на берегахъ Дюрансы военачальника, который раньше управлялъ Египтомъ и возвращался въ Гагллiю по приказу императора Констанцiя. Надгробная надпись этого несчастнаго была найдена и описана провансальскимъ врачемъ, Петромъ Беранже. Въ IУ томѣ своей “Исторiи императоровъ” Тильмонъ тоже упоминаетъ объ этомъ фактѣ.

Хотя присутствiе нѣсколькихъ евреевъ, пришедшихъ одновременно съ римлянами, и неоспоримо, но все-же трудно допустить съ Ренаномъ, что евреи обращали въ свою вѣру людей “одушевленныхъ возвышенными религiозными чувствами”, употребляя своеобразное выраженiе этого писателя. (1); утвержденiе, что синагога осталась на ряду съ Церковью “въ видѣ несогласнаго меньшинства”, не основывается ровно ни на какомъ свидетельствѣ (2).

Только по отношенiю къ Бретани, въ которой евреи были довольно многочисленны до VII в., можно было-бы утверждать существованiе семитической колонiи, появившейся тамъ въ очень отдаленное время. Изображенiя, высѣченныя въ пещерахъ Гаврини, имѣютъ [102] нѣчто общее съ символическою сѣкирою, вырѣзанною на египетскихъ памятникахъ. При видѣ ручьевъ, осѣненныхъ библейскою смоковницею, напоминающихъ Силоамъ, порой приходятъ на память воспоминанiя, еще доселѣ живущiя въ мѣстномъ преданiи, о сказочномъ городѣ Исъ, о царѣ, окруженномъ восточною роскошью, называвшемся Соломономъ. Альфонсъ де-Ротшильдъ, который всегда старается сгруппировать разсѣянныхъ братьевъ для своего будущаго царства, совершилъ круговую поѣздку около Карнака, но прiемъ, оказанный ему, несмотря на его миллiоны, населенiемъ, въ сердцахъ котораго тверда вѣра, долженъ былъ ясно показать ему, что если здѣсь и было одно изъ колѣнъ израилевыхъ, то для него оно безвозвратно погибло (3).

Въ Галлiи евреевъ встрѣтило то-же презрѣнiе, что и въ Римѣ. Между тѣмъ какъ христiанство, которое не имѣло ничего общаго съ iудействомъ, считавшимся признакомъ особаго племени, дѣлало быстрые успѣхи и привлекло всѣ сердца и умы, евреи видѣли, что народы, вполнѣ чуждые римскихъ предразсудковъ, вдругъ начинали къ нимъ относиться съ удвоенною строгостiю. Бургунды и вестготы одинаково жестоки къ нимъ. Ваннскiй соборъ, собранный въ 465 г., запрещаетъ духовнымъ лицамъ посѣщать евреевъ и вкушать съ ними трапезу. Лотарь II въ 615 г. отнимаетъ у нихъ право вчинять иски противъ христiанъ; въ 633 г. Дагобертъ II изгоняетъ ихъ изъ своихъ владѣнiй.

Постоянно встрѣчая притѣсненiя за свое ростовщичество, они не унываютъ, и въ началѣ Каролингскаго перiода мы видимъ, что они могущественнѣе, чѣмъ когда-либо.

Карлъ Великiй посылаетъ еврея въ числѣ пословъ къ Гарунъ-аль-Рашиду. При слабыхъ монархахъ, вродѣ Людовика Добродушнаго, они даютъ полный просторъ своей склонности къ захвату. Тогда, какъ и теперь, они не довольствуются разрѣшенiемъ свободно исповѣдывать свою религiю, а хотятъ, чтобы другiе терпѣли неудобства ради того, чтобы имъ не было стѣсненiя; они заставляютъ издать декретъ, по которому воспрещается торгъ по субботамъ, и требуютъ [103] освобожденiя ихъ отъ налоговъ, которые тяжело ложатся на другихъ коммерсантовъ.

Тогда, какъ и теперь, они пролѣзли въ правительственныя сферы. Седекiя пользовался полнымъ довѣрiемъ Карла Лысаго, котораго онъ и отравилъ.

Вслѣдствiе постояннаго племеннаго влеченiя къ востоку, евреи всегда находились въ сношенiяхъ съ сарацинами, и выдали имъ Безьеръ, Нарбонну и Тулузу. Со времени этого проступка ежегодно, въ день Пасхи, еврей получалъ три пощечины на порогѣ собора и платилъ за тринадцать фунтовъ воску. До XII в. ихъ положенiе повидимому все улучшается. Въ 1131 г., когда папа Иннокентiй II прибылъ во Францiю и праздновалъ Пасху въ знаменитомъ аббатствѣ С.-Дени, настоятелемъ котораго былъ Сугерiй, синагога, по свидѣтельству Сугерiя, въ его “Жизнь Людовика Толстаго”, фигурировала въ огромномъ шествiи, которое проходило передъ папой въ Страстную среду.

[104]

Какъ видно, синагога имѣла определенное мѣсто въ строѣ тогдашняго общества. Всякiй добросовѣстный читатель, если только онъ училъ исторiю не по руководству Поля Бера, легко могъ убѣдиться изъ немногаго, сказаннаго нами, въ неправдоподобности мрачной сказки, которую разсказываютъ простокамъ, будто очень злые священники, преданные очень алчнымъ королямъ, находили удовольствiе въ томъ, чтобы преслѣдовать бѣдныхъ евреевъ изъ-за ихъ религiи; правда-же оказывается была въ томъ, что пока евреи не довели до крайности страны своими нечистыми финансовыми спекуляцiями, измѣнами и убiйствами христiанскихъ дѣтей, до тѣхъ поръ имъ спокойнѣе жилось, чѣмъ христiанамъ той-же эпохи. Между тѣмъ вѣра была такъ-же жива въ началѣ ХIв., когда монастыри строились повсюду, когда король Робертъ Благочестивый самъ пѣль на клиросѣ, какъ и сто лѣтъ спустя. Поэтому религiя не играла никакой роли въ мѣрахъ, принятыхъ впослѣдствiи противъ евреевъ.

Легко убѣдиться въ очевидности этого, изучая тогдашнее еврейское общество. Несомненно, что эта зпоха была для израиля самою блестящею со времени разрушенiя храма.

Евреи во Францiи достигали тогда количества 800,000, чего нѣтъ даже въ настоящее время у насъ (4). Они были такъ-же богаты, какъ и теперь, и владѣли уже половиною Парижа. Повсюду процвѣтали школы, повсюду выдающiеся раввины привлекали къ себѣ толпу. Таковы были Моисей де Куси, Леонъ Парижскiй, Яковъ де Корбейль, и др.

Отмѣтимъ любопытный фактъ, свидѣтельствющiй о невѣроятной твердости этой расы; о стойкости, cъ какою передается устное преданiе у людей, для которыхъ вѣка не существуютвуютъ, — а именно упорства, съ какимъ евреи возвращаются полновластными обладателями въ мѣста, гдѣ они раньше жили и откуда ихъ выгнали. Мельницы Корбейля, прннадлежавшiя нѣкогда еврею Крессану, теперь составляютъ собственность Эрлангера; почти всѣ владѣнiя Иль-де-Франса, гдѣ нѣкогда жили евреи, принадлежатъ Камандо, Эфруси, Ротшильдамъ, которымъ доставляетъ несказанное удовольствiе видѣть, въ числѣ своихъ застольников[105] и льстецовъ, выродившихся сыновей той знати, которая нѣкогда царила въ этой странѣ. Равнымъ образомъ цѣлая стая израильскихъ банкировъ налетѣла на Аньенъ и Монморанси, гдѣ у ихъ предковъ нѣкогда были дома.

Они владѣютъ почти всѣмъ кварталомъ Тампля, бывшаго въ XII и ХIII в. еврейскимъ, а также кварталомъ св. Павла, гдѣ старая Еврейская улица напоминаетъ о ихъ прежнемъ пребыванiи. За исключенiемъ двухъ или трехъ, всѣ дома на Королевской площади, говорилъ мнѣ Альфонсъ Доде, долго жившiй тамъ, принадлежатъ евреямъ. Эта прекрасная площадь, обстроенная Генрихомъ IV, видѣвшая блестящiй карусель 1613 г., на которомъ сражающiеся изображали героевъ “Австрiи”, бывшая свидѣтельницей героическихъ дуэлей тогдашнихъ щеголей, слышавшая бесѣды знатныхъ вельможъ и умнѣйшихъ людей начала ХVII в., — теперь въ рукахъ какихъ-то ростовщиковъ и подозрительныхъ спекулянтовъ. Siс transit glогiа mundi! Тутъ еще разъ выступаетъ преобладающая черта еврея, который недовольствуется тѣмъ, что все захватываетъ въ настоящемъ, но еще хочетъ обезчестить прошлое. Вотъ еще многозначительный фактъ: церковь св. Iакова въ де-Бушерѣ была построена или, по крайней мѣрѣ, реставрирована вполнѣ, благодаря щедрымъ пожертвованiямъ легендарнаго Николая Фламеля, который, какъ говорятъ не безъ вѣроятiя, приcвоилъ себѣ суммы, довѣренныя ему бѣжавшими евреями во время изгнанiя въ 1394 г.

Въ 1797 г. еврей, ставшiй впослѣдствiи членомъ кагала въ Мецѣ, купилъ церковь, велѣлъ ее разрушить и развѣялъ по вѣтру прахъ врага израиля, который, какъ извѣстно, велѣлъ себя похоронить въ ней; одна только колокольня устояла отъ разрушенiя.

Неправда-ли какъ любопытна эта ненависть, переходящая по преданiю отъ отцовъ къ дѣтямъ и пробуждающаяся черезъ 400 лѣтъ съ такою же силою, какъ и въ первые дни?

На югѣ особенно евреи были полновластными хозяевами.

Между тѣмъ какъ въ окрестностяхъ Парижа, на берегахъ Сены, они владѣли прелестными виллами среди лѣсовъ, какъ напр. вилла еврея Крессана изъ Корбейля, проданная за 520 парижскихъ ливровъ, или вилла Iосонна изъ Кулемье, на которой однѣ постройки, прилежавшiя къ замку, стоили 400 турскихъ ливровъ, — они были иногда и на югѣ владѣльцами обширныхъ помѣстiй. Въ Нарбоннѣ они съ гордостью показывали на знаменитую Кордату, принадлежавшую фамилiи Калонимовъ, глава которой наслѣдовалъ титулъ “Нази” или царя еврейскаго.

Въ Лангедокѣ “этой Iудеи Францiи”, какъ выразился Мишлэ, евреи носили простыя имена. Астрюкъ, Бугодасъ, Крескасъ, и т. п., но смѣшиваясь сколько возможно съ населенiемъ, они оставались вѣрными воспоминанiямъ своей родины и давали имена библейскихъ городовъ мѣстнымъ городамъ: Люнель становился — Iерихономъ, Монпелье — Гакомъ; Каркассонъ — Кирiафъ-Iаримомъ; они становились французами, чтобы покорять и обращать въ еврейство все, что считали покореннымъ.

[107]

Раввины, особенно на югѣ, были тоже и поэтами, и здѣсь ясно выступаетъ сухость еврейскаго генiя, когда его болѣе не вдохновляютъ масличныя рощи его родины и свѣжiя долины Iордана. Тѣ, кого прозвали отцами синагоги, провансалецъ Беракхiа-бенъ-Натронай, Люнельскiй раввинъ Iегонгатанъ-бенъ-Давидъ, Зеракiа-Халеви, Авраамъ Бедерси изъ Безьера, равно какъ и Исаакъ Корбейльскiй, Iезекiель Парижскiй, пробовавшiе свои силы и въ поэзiи, были не болѣе какъ второстепенными баснописцами, чѣмъ то вродѣ средневѣковыхъ Вьенне.

[108]

Восточная басня будетъ вѣчно истинна. Если человѣкъ свяжетъ въ пукъ нѣсколько прутьевъ, то самый сильный изъ сильныхъ не будетъ въ состоянiи ихъ переломить; если-же ихъ развязать, то слабѣйшiй изъ слабыхъ легко ихъ переломитъ.

Евреи особенно любили фокусы, преодолѣванiе трудностей, акростики. Авраамъ Бедерзи, авторъ “Пылающаго меча” и нѣсколькихъ маленькихъ поэмъ, собранныхъ подъ заглавiемъ “Дивана”, сочинилъ “Прошенiе ламедъ”, названное такъ потому, что во всемъ произведенiи не было ни одной изъ буквъ, которыя въ азбукѣ стоятъ послѣ л и что кромѣ того въ каждомъ словѣ содержалась эта буква.

Не вдаваясь въ тонкости, можно объяснить пустоту эффектовъ н убожество вдохновенiя, преобладающимъ значенiемъ слова надъ идеей и той притязательной безплодностью, которая воцарилась въ нашей литературѣ съ тѣхъ поръ, какъ ею завладѣли евреи.

Какъ видите, во всемъ этомъ еще нѣтъ ничего, чтобы-бы сильно подвинуло впередъ исторiю цивилизацiи. Мы далеки отъ широкаго вѣянiя сѣansons de geste, импровизацiй, полныхъ наивности и яркихъ красокъ труверовъ и менестрелей, далеки оть Жана Боделя и Рютебефа. Если-бы евреямъ позволили, то они бы намъ дали оперетку нѣсколькими вѣками раньше; это величайшая похвала, которую можно сдѣлать ихъ литературѣ.

Дни оперетки тогда еще не настали, и на всѣхъ этихъ поэтовъ должна была обрушиться трагедiя.

Ихъ несчастье началось съ юга, гдѣ евреи, казалось, крѣпче всего угнѣздились.

Cкажемъ сперва, возвратясь немного назадъ, что примѣръ ихъ единовѣрцовъ, изгнанныхъ изъ Испанiи и принужденныхъ искать убѣжище въ цвѣтущихъ еврейскихъ кварталахъ Тулузы и Нарбонны, долженъ бы былъ сдѣлать ихъ осторожнѣе.

Въ ХI в. евреи были всемогущи въ Испанiи. Одинъ изъ нихъ рабби Самуилъ-Ха-Леви, торговецъ пряностями, принялъ участiе въ междоусобныхъ войнахъ, которыя, по странному совпаденiю, всегда бываютъ сильнѣе тамъ, гдѣ есть евреи, и сдѣлался любимцемъ короля Габу.

[109]

Его сыну, рабби Iосифу-Ха-Леви, Нази или Нагхиду, т. е. царю евреевъ, удалось сдѣлаться визиремъ короля Бадиса.

Поэтъ-монахъ, славный Абу-Искакъ-аль-Эльбири ходилъ изъ города въ городъ, порицая слабость, проповѣдуя преданность, примиряя между собою долго враждовавшихъ Синхаджитовъ и Берберовъ, повсюду декламируя свою знаменитую “Касиду”, для возбужденiя мужества. И всюду за нимъ повторяли припѣвъ его пѣсни: “евреи стали важными господами, они царятъ всюду, въ столицѣ и въ провинцiяхъ; ихъ дворцы разукрашены мраморомъ, фонтанами, они великолрпно одѣты и роскошно пируютъ, а вы бѣдно одѣты и голодаете”.

Гамбетта XI вѣка, не догадавшiйся умереть во время, былъ убитъ вмѣcтѣ съ 4000 своихъ единовѣрцевъ.

Легенда сохранила память о высокомъ безкорыстiи выказанномъ Абу-Искакомъ. Когда толпа принесла поэту, передъ которымъ военачальники почтительно склоняли свои окровавленные мечи, груды золота, драгоцѣнныхъ камней, дорогихъ ожерельевъ, блестящихъ тканей, такъ что произведенiя искусства тысячами валялись по землѣ, Абу сорвалъ съ дерева гранату, [110] утолилъ ею жажду и сказалъ: “сегодня гнетущiй жаръ, меня мучить жажда; раздѣлите между собой эти сокровища, дѣти мои, но не забудьте прочитать вечернюю молитву, ибо одинъ Богъ великъ!”

Евреи, спасшiеся отъ этого преслѣдованiя, и увеличили собою еврейскую колонiю въ Лангедокѣ. Но опытъ не послужилъ имъ на пользу (какой опыта можетъ когда либо проучить еврея?); они возобновили свои интриги, пытались развратить страну, въ которой ихъ такъ хорошо приняли, отнять у нея вѣрованiя и сдѣлали необходимымъ ужасный Крестовый походъ противъ альбигойцевъ.

Преподобный Петръ, аббатъ Клюнiйскiй, посланный папою къ альбигойцамъ, за 60 лѣтъ до Крестоваго похода, безъ всякаго оружiя кромиѣ убѣжденiя, дѣлаетъ для ихъ обращенiя намеки на факты, которые какъ будто произошли только вчера или сегодня. “Я видѣлъ”, писалъ онъ епископамъ Эмбрюна, Ди и Гопъ, “какъ совершались преступленiя, неслыханныя у христiанъ: оскверняли церкви, опрокидывали алтари, сжигали кресты, сѣкли священниковъ, сажали въ тюрьму монаховъ, угрозами и мученiями принуждая ихъ жениться” .

Затѣмъ онъ обращается къ самимъ еретикамъ: “нагромоздивъ огромный костеръ изъ крестовъ, вы его зажгли, жарили на немъ мясо, которое ѣли въ Страстную пятницу, открыто приглашая весь народъ дѣлать то-же”.

Какъ видите, эти сцены почти тождественны съ происходившими въ Монсо-ле-Минъ и организованными, по словамъ самихъ республиканскихъ газетъ, австрiйскимъ евреемъ Гендле, префектомъ Соны и Луары; подлый и трусливый, какъ и всѣ ему подобные, онъ затѣмъ преспокойно перешелъ въ департаментъ Нижней Сены, продоставивъ бѣднымъ рабочимъ, бывшимъ лишь его безсознательнымъ орудiемъ, раздѣлываться съ судами.

Евреи достигли этого результата главнымъ образомъ при помощи школъ, о которыхъ аббатъ Дуэ написалъ нѣсколько прекрасныхъ страницъ въ своей книгѣ “Альбигойцы”. Ту-же цѣль и тѣми-же средствами они преслѣдуютъ и теперь; но ставъ болѣе искусными чѣмъ прежде, они ухитряются заставлять христiанъ содержать тѣ школы, въ которыхъ ихъ дѣтей научаютъ ненавидѣть Христа.

Противъ семитизма, который угрожалъ всему христiанству, возсталъ Монфоръ, человѣкъ сѣвера, арiецъ съ прямымъ и безтрепетнымъ сердцемъ; онъ боролся съ нимъ и остался побѣдителемъ.

Во что бы то ни стало, всѣ должны были узнать семита, который всюду угрожалъ опасностью и [112] вмѣшивался въ соцiальную жизнь только для того, что-бы разстраивать и развращать; надо было знать, съ кѣмъ имѣть дѣло, не доѣерять болѣе лживой маскѣ, которую надѣаваетъ еврей, необходимо было предохранить все общество.

Во всей Францiи дѣла израиля шли хуже и хуже. Во время Крестовыхъ походовъ евреи не могли воздержатся отъ желанiя вступить въ сношенiя съ семитами другихъ странъ, которымъ угрожала опасность, предупредить ихъ о замыслахъ противъ нихъ, о сдѣланныхъ приготовленiяхъ и маршрутѣ.

Не постигаю, какъ можно было оспаривать эти переговоры, о которыхъ свидѣтельстуютъ всѣ современники.

Евреи позволяли себѣ болѣе важные проступки, они не стѣснялись мучили христiанъ и особенно дѣтей. Дѣти, эти невинныя и прелестныя созданiя, въ душѣ которыхъ отражается чистота неба, всегда были предметомъ ненависти евреевъ. Иродъ ихъ избивалъ, Герольдъ и масоны оскверняютъ ихъ своимъ обученiемъ; евреи среднихъ вѣковъ заставляли ихъ исходить кровью и распинали. У каждаго вѣка свои обычаи и прiемы.

Впрочемъ, мы будемъ подробно разбирать вопросъ о кровавомъ жертвоприношенiи въ VI книгѣ; достовѣрно только, что всѣ хроникеры единогласно свидѣтельствуютъ объ убiйствахъ христiанскихъ дѣтей евреями.

Прежнiе люди были не то, что теперешнiе выродившiеся французы, слабыя, безсильныя существа; они умѣли защищать своихъ дѣтей и протесты были энергичны .

Кромѣ того, свойственная евреямъ способность высасывать все богатство страны, какъ только ихъ оставляютъ хотя сколько нибудь въ покоѣ, развилась до необычайныхъ размѣровъ. Со всѣхъ сторонъ къ трону стали возноситься жалобы.

Не забудемъ, что Капетинги, поддерживаемые народомъ и церковью, сосредоточивавшiе въ себѣ со всеобщаго согласiя всю власть, были столько-же заботливыми отцами народа, сколько королями.

Филиппъ-Августъ, при своемъ вступленiи на престолъ, долженъ былъ заняться этимъ вопросомъ, и разрѣшилъ его въ благопрiятномъ смыслѣ для своего несчастнаго ограбленнаго народа.

Онъ конфисковалъ часть еврейскихъ имуществъ и простилъ должникамъ всѣ ихъ долги. Отдавая подобный приказъ, онъ, что-бы тамъ не говорили, не руководствовался никакими личными выгодами, доказательствомъ этого служитъ то, что онъ едва ли оставилъ себѣ пятую часть изъ отнятыхъ суммъ.

Наполеонъ, какъ увидимъ далѣе, былъ принужденъ поступить почти такъ-же; всякiй государь, будь-то императоръ или король, который сознаетъ всѣ свои права и не довольствуется чѣмъ-то въ родѣ управленiя, врученнаго ему, какъ бы въ насмѣшку, долженъ-бы былъ теперь поступить точно такъ-же. Онъ-бы [114] долженъ былъ сказать всѣмъ организаторамъ, болѣе или менѣе подозрительныхъ финансовыхъ обществъ, котырыя разоряютъ акцiонеровъ, обогащая основателей: “вы не трудомъ добыли миллiарды, которыми владѣете, а хитростью; вы не создали никакого капитала, а отняли тотъ, который былъ плодомъ сбереженiя другихъ людей; возвратите нѣсколько миллiардовъ изъ тѣхъ тридцати или сорока, которые вы неправильно добыли”. Я. думаю, что всѣ нашли-бы напр., что не дурно-бы гг. Ротшильдамъ удовольствоваться 5-6 стами ливровъ дохода. На это можно жить, и не одному.

Людовикъ святой, безстрашный рыцарь соединявшiй въ себѣ идеалы святого и паладина, хотѣлъ повидимому разрѣшить этотъ вопросъ съ еще болѣе высокой точки зрѣнiя. Будучи избранъ своими врагами судьею въ своемъ собственномъ дѣлѣ и осудивъ самого себя, святой король былъ томимъ неутомумою жаждою справедливости. Если-бы онъ былъ античнымъ героемъ, то какъ Геркулесъ

...Въ своемъ окровавленномъ плащѣ изъ
львиной шкуры.

Всюду водворялъ бы вѣчную справедливость.

Но онъ христiанскiй герой и потому накидываетъ на нее свой плащъ, затканый лилiями; цвѣта которыхъ напоминаютъ одновременно прозрачную лазурь небосклона и чистоту незапятнаннаго цвѣтка.

Онъ хотѣлъ узнать, какое зло начало побуждать евреевъ дѣлаться предметомъ всеобщей ненависти. По просьбѣ папы Григорiя IV, вниманiе котораго было тоже привлечено этимъ вопросомъ, онъ приказалъ разсмотрѣть Талмудъ въ торжественномъ собранiи подъ предсѣдательствомъ Вильгельма Овернскаго и велѣлъ пригласить раввиновъ.

Г. Ноэль Валуа, докторъ правъ, издавшiй замѣчательную книгу подъ заглавiемъ “Вильгельмъ Овернскiй”, посвятилъ этому диспуту очень интересную главу.

Евреямъ была предоставлена полная возможность защищаться и они защищались мужественно и искусно. Тѣмъ не менѣе они были принуждены признать, что Талмудъ содержитъ предписанiя противныя нетолько христiанскому, но и всякому цивилизованному обществу.

Вотъ нѣкоторые отрывки, которые основательно внушали опасенiя:

“Повелѣвается убивать самого лучшаго изъ гоевъ. Слово данное гою, ни къ чему не обязываетъ (8). Каждый день на молитвѣ евреи должны трижды призывать проклятiе на служителей церкви, царей и враговъ израиля''.

Для Людовика святого гои, съ которыми слѣдовало такъ мало стѣсняться, это были его подданные, его бароны, это былъ онъ самъ; и монарху, можетъ быть, простительно, что онъ захотѣлъ защитить все то, на что такъ яростно нападали.

Впрочемъ святой король выказалъ необыкновенную кротость. Когда Iезекiиль, парижскiй раввинъ, выразилъ опасенiе за своихъ, одинъ изъ офицеровъ короля сказалъ ему: “Iезекiиль, кому приходитъ въ голову дѣлать зло евреямъ”? Сама Бланка Кастильская изъявила намѣренiе защищать евреевъ противъ всякихъ насилiй.

[116]

Талмудъ, однако, былъ осужденъ и всѣ экземпляры, которые удалось схватить, были преданы огню.

Евреи не унывали. Они подкупили одного дурного священника, какiе къ несчастью бываютъ во всѣ времена, и онъ сдѣлался ихъ защитникомъ.

Имена тоже имѣютъ свою судьбу. Въ 1880 году, исполнителемъ приказа евреевъ былъ Клеманъ, изгонявшiй изъ монастырей святыхъ старцевъ; въ 1246 тоже Клеманъ, Эдъ Клеманъ, архiепископъ Руанскiй, продался врагамъ Христовымъ. Годъ спустя, день въ день, послѣ подписанiя этого договора, онъ почувствовалъ такiя страшныя боли во внутренностяхъ, что вскорѣ умеръ. “Король въ ужасѣ” говоритъ Ноэль Валуа, “бѣжалъ со всею своею семьею, и за этою карою, которую сочли чудомъ, послѣдовали новыя гоненiя”.

По своей отеческой добротѣ Людовикъ святой, повидимому, только тогда рѣшился на строгiя мѣры противъ евреевъ, когда его къ тому принудила настоятельная необходимость защитить своихъ подданныхъ.

Приказъ 1254 г. только запрещаетъ евреямъ заниматься ростовщичествомъ, нападать и произносить хуленiя на вѣрованiя французовъ, среди которыхъ они живутъ, и внушаетъ имъ предаваться честному труду.

Въ томъ-же направленiи старался разрѣшить этотъ вопросъ и Наполеонъ.

Людовикъ св., повидимому, даже не прогнѣвался на Iезекiиля Парижскаго за ту энергiю, съ какою онъ защищалъ Талмудъ. Гведалiа-бенъ-Iахимъ, въ своей “Цѣпь преданiя”, приводитъ по этому поводу анекдотъ, нелишенный характерности.

У этого Iезекiиля, который зналъ толкъ въ кабалистикѣ и занимался чародѣйствомъ, была на верху дома лампа, какъ говорять, горѣвшая безъ масла. Въ своемъ жилищѣ, накрѣпко запертомъ и защищенномъ отъ всякаго вторженiя, онъ помѣстилъ заколдованный гвоздь, который ему стоило только нажать, чтобы люди, приближавшiеся къ его дому опускались въ землю.

Однажды вечеромъ раздался стукъ въ дверь. Iезекiиль нажимаетъ на гвоздь, который вмѣсто того, что-бы войти въ стѣну, выскакиваетъ въ комнату. [117] Iезекiиль понялъ, что все его колдовство безсильно передъ посѣтителемъ и угадалъ, что пришедшiй къ нему — святой; онъ тотчасъ подумалъ о томъ, кого народъ еще раньше рѣшенiя Церкви привѣтствовалъ именемъ святого. “Король здѣсь!” сказалъ онъ, бросился къ дверямъ и сталъ на колѣни передъ государемъ.

— “Зачѣмъ ты пришелъ къ моей двери, спросилъ раввинъ; развѣ ты не знаешь, что мое жилище охраняетъ генiй?”...

“Я не боюсь демоновъ”, отвѣчалъ король, “я пришелъ посмотрѣть на твою лампу, о которой говоритъ весь Парижъ”.

Неправда-ли, какъ характерно это посѣщенiе короля, направляющагося ночью черезъ темный средневѣковой Парижъ для того, чтобы навѣстить ученаго въ глубинѣ его таинственнаго убѣжища?

Со времени Филиппа Августа евреи должны были принять новыя предосторожности; для нихъ наступали все болѣе тяжелыя времена. Ихъ литература свидѣтельствуетъ объ этомъ настроенiи умовъ. За небольшими стихотворенiями, шутливыми поэмами и свадебными пѣснями, которыя произнозились за дессертомъ на брачныхъ пиргшествахъ, слдуютъ селихасъ, жалобныя элегiи.

“Увы! дочь Iуды облеклась въ трауръ, ибо всюду легли ночныя тѣни”.

“Надейся на мою благость, о моя голубка. Я по прежнему вознесу твой ковчегъ; въ немъ я приготовлю лампаду для Давида, царя твоего и когда ты снова убѣлишься, я сдержу дикихъ звѣрей, поджидавшихъ въ засадѣ, чтобы тебя растерзать, о моя прекрасная, сладакогласная голубка!”

[118]

Въ теченiе вѣковъ евреи умѣли возбуждать жалость всего мiра къ этимъ несчастiямъ, а какъ только добились власти, такъ стали тотчасъ закрывать школы другихъ.

Надо отдать справедливость евреямъ столь дерзкимъ и презрѣннымъ въ счастiи, что они замѣчательно переносятъ превратности судьбы. Во время преслѣдованiй они были достойны удивленiя; матери часто сами бросали дѣтей въ огонь изъ боязни, чтобы ихъ не окрестили.

Слѣды казни въ Труа сохранились въ элегической поэмѣ, являющейся однимъ изъ рѣдкихъ памятниковъ простонародного языка, оставленныхъ намъ средневековыми евреями.

Авторъ этого стихотворенiя былъ рабби Iаковъ, сынъ Iуды Лотрскаго (Лотарингскаго), который сочинилъ еще селиху, по еврейски, на то-же событiе.

Дѣйствительно, событiе въ Труа сильно поразило евреевъ. 26 марта 1288 г. въ Страстную пятницу, христiане напали на домъ богатаго еврея Исаака Шателена, автора элегическихъ стихотворенiй, и арестовали[119] его со всею семьею. Несчастные предлагали откупиться цѣною золота, но имъ согласились даровать жизнь только въ томъ случаѣ, если они отрекутся отъ своей вѣры. Они отказались и въ субботу 24 апрѣля 1288г., а еврейской эры 5048, они взошли на костеръ въ числѣ тринадцати человѣкъ. Всѣ шли на смерть безбоязненно, пѣли схему и ободряли друга друга; жена Исаака сама бросилась въ пламя; ея два сына, невѣстка и зять Самсонъ послѣдовали ея примѣру.

Дармштетеръ разсказываетъ объ этой казни въ “Израильскихъ Архиваъ” и, естественно, ее не одобряетъ. Что-же онъ думаетъ о прiятной замѣткѣ своего друга Майера, которая появилась въ маленькой корреспонденцiи “Lanterne” 4 декабря 1883 г.

Тутъ нѣтъ полемическаго увлеченiя, которое возбуждаетъ до того, что порой выраженiе бываетъ сильнѣе мысли. Просто честный человѣкъ спрашиваетъ мнѣнiе Майера объ убiйствахъ въ ла-Ракетъ, и вотъ что еврей отвѣчаетъ.

“N.B. — И вы заключаете, что не слѣдовало разстрѣливать бѣдныхъ монаховъ въ 1871 г. Мы противнаго мнѣнiя; мы даже находимъ, что съ ними поступили слишкомъ снисходительно.

Тутъ не могло быть мучениковъ и дѣйствительно ихъ не было”.

Конечно, нельзя не чувствовать жалости къ страдальцамъ, кто-бы они ни были; сердце сжимается, когда пробѣгаешь длинный мортирологъ израиля, эту “долину слезъ”, гдѣ вписаны жертвы всѣхъ странъ (9). Однако не мѣшаетъ противопоставить лицемѣрнымъ фразамъ евреевъ ихъ истинныя чувства къ христiанамъ. Это тѣмъ болѣе поразительно, что въ теченiе болѣе ста лѣтъ “бѣдные монахи” не сказали ни слова противъ евреевъ, не требовали противъ нихъ никакихъ насильственныхъ мѣръ.

Еще разъ становится очевиднымъ, что существуетъ разница между исторiею, какъ ее понимаютъ въ академiяхъ и салонахъ ложныхъ католиковъ и настоящею исторiею, какъ ее видятъ въ фактахъ мыслители, преданные истинѣ.

Энергiя евреевъ и тутъ оказалась поразительною. Я говорю не о мужествѣ, выказанномъ передъ оскорбленiями, палачами въ виду костровъ, — а о болѣе рѣдкой энергiи, которая необходима для того, чтобы противостоять теченiю, влiянiю среды, чувству полной безпомощности.

Сопоставьте съ этимъ поведенiемъ низости, совершаемыя передъ презираемымъ правительствомъ людьми богатыми, высокопоставленными, которымъ бы слѣдовало только немного подождать и судите.....

Тогда и только тогда еврей становится личностью, обрисованною Мишлэ въ несравненной страницѣ, которая отличается силою и жизненнымъ колоритамъ Рембрандтовскаго офорта.

“Въ среднiе вѣка”, пишетъ онъ, “настоящимъ алхимикомъ, настоящимъ колдуном, знавшимъ, гдѣ лежитъ золото, былъ еврей или полу-еврей ломбардецъ. Къ нему-то и слѣдуетъ обращаться, къ этому нечистому человѣку, который не можетъ дотронуться ни къ ѣдѣ, ни къ женшинѣ безъ того, чтобы ихъ затѣмъ не сожгли, къ человѣку, который терпитъ оскорбленiя и на котораго все плюютъ.

Еврейское племя болѣе, чѣмъ какое либо другое, одарено способностью размножаться, оплодотворяющею силою, которая одинаково размножаетъ овецъ Iакова и цехины Шейлока. Преслѣдуемые, изгоняемые и снова призываемые, они въ теченiе всѣхъ среднихъ вѣковъ служили необходимымъ посредникомъ между казною и жертвою казны, между деньгами и плательщикомъ, высасывали золото въ нисшихъ слояхъ и затѣмъ отдавали его королю со скверною гримасой, но всегда удерживали себѣ хоть немного.... Терпѣливые, живучiе, [121] они побѣдили выносливостью, они разрешили задачу — сдѣлать богатство летучимъ, вексель ихъ освободилъ и теперь они царятъ; прежде они получали пощечины, а теперь они владыки мiра.

Для того, чтобы бѣднякъ обратился къ еврею, чтобы онъ приблизился къ мрачному жилищу, о которомъ идетъ такая худая молва, заговорилъ съ человѣкомъ, который, говорятъ, распинаетъ маленькихъ дѣтей, нужно не менѣе, чѣмъ ужасное давленiе казны. Между казною, которой нужна его кровь и мозгъ костей его и чортомъ, которому нужна его душа, онъ беретъ въ посредники еврея.

Филиппъ Красивый поступалъ съ евреями болѣе жестоко, чѣмъ какой-либо изъ его предшественниковъ. Эдиктъ 1306 г. изгонялъ ихъ и въ то же время повелѣвалъ конфисковать все ихъ имущество, какое только можно было схватить.

Однако евреи и тутъ не унывали.

Все что есть непонятнаго въ дѣлѣ храмовниковъ, оставшагося въ исторiи загадкою, къ которой не могли подыскать разгадки — вполнѣ объясняется, если отдать себѣ отчетъ въ образѣ, дѣйствiй евреевъ.

[122]

Этотъ образъ дѣйствiй мало измѣняется, они не любятъ нападать открыто, а создаютъ, или вѣрнѣе искажаютъ уже созданную (потому что даже на это у нихъ не хватаетъ изобрѣтательности) могущественную ассоцiацiю, которая имъ cлужитъ стѣнобитнымъ орудiемъ для разрушенiя стѣсняющей ихъ общественной организацiи. Орденъ Храмовниковъ, франмасонство, интернацiональный союзъ, нигилизмъ — имъ все годится. Какъ только они водворятся, то поступаютъ какъ въ финансовомъ товариществѣ, въ которомъ силы всѣхъ направлены исключительно къ тому, чтобы служить цѣлямъ и интересамъ евреевъ, при чемъ, большею частью люди не имѣютъ понятiя о томъ, что они дѣлаютъ.

Рыцари Храма неоднократно вступали въ сношенiя съ евреями изъ-за денежныхъ дѣлъ. Дѣйствительно, всѣ финансовыя операцiи Крестовыхъ походовъ, механизмъ которыхъ еще такъ мало изслѣдованъ, происходили при посредствѣ храмовниковъ; они собирали деньги, которыя аббатства выдавали для вспомоществованiя христiанскимъ армiямъ; вельможамъ они давали деньги впередъ и учитывали векселя съ уплатою въ Палестинѣ. А достовѣрно, что всякiй человѣкъ, всякое учрежденiе, всякое племя арiйскаго происхожденiя, которое любитъ заниматься денежными дѣлами — погибло: деньги ихъ развращаютъ безъ всякой пользы для нихъ.

Пока евреи могли покупать земли непосредственно у рыцарей, отправлявшихся въ святыя мѣста, они дѣйствовали сами; но когда королевская власть стала ограничивать ихъ ростовщическiя продѣлки, они были принуждены пользоваться для прикрытiя — храмовниками. Этимъ объясняется болѣе кажущееся, чѣмъ дѣйствительное богатство ордена.

Какимъ образомъ рыцари Христа, герои Птолемаиды и Тиверiады дошли до того, что стали оскорблять распятiе? Г. Миньяръ постарался объяснять это прогрессивное нравственное разложенiе ордена въ очень ученомъ трудѣ, посвященномъ описанiю любопытнаго ларца, принадлежавшаго герцогу де Блака.

Этотъ ларецъ, найденный въ одномъ изъ домовъ ордена Храма въ Эссаруа, весь покрытъ кабалистическими [123] знаками и арабскими надписями и воспроизводитъ главнѣйшiе символы гностиковъ, семь знаковъ, звѣзду съ семью лучами. Ученiя, зародившiяся въ еврейской школѣ въ Сирiи, распространенныя впослѣдствiи Манесомъ, проникли въ орденъ Храма, и манихеизмъ, побѣжденный вмѣстѣ съ альбигойцами нашелъ себѣ прiютъ у этихъ, прежде столь ревностныхъ, служителей христiанской религiи.

Одно только достовѣрно, подтверждается всѣми свидѣтельствами, становится яснымъ изъ каждой строчки актовъ процесса, изложеннаго Мишлэ въ “Неизданныхъ документахъ исторiи Францiи”, это то, что, около времени уничтоженiя ордена, оскорбленiе распятiя составляло часть обряда посвященiя.

Къ числу такихъ обществъ принадлежалъ и массонскiй орденъ Мопсовъ (XVII вѣка) (11).

Всѣ общества, имѣющiя цѣлью унизить человѣческое существо, заставляя его отречься отъ его Божественнаго происхожденiя, отъ Богочеловѣка, умершаго за насъ, испытываютъ потребность символизировать это паденiе видимымъ знакомъ.

Они не скоро исполнили свою клятву, но во всякомъ случаѣ Людовикъ XVI былъ заключенъ именно въ Тампль, колыбель тамплiеровъ во Францiи, прежде чѣмъ взойти на эшафотъ, равно и маленькiй [124] Людовикъ XVII былъ замученъ въ Тамплѣ евреемъ сапожникомъ Симономъ (12).

Объ этомъ пунктѣ особенно подробно говоритъ Реггелини.

Почти не подлежитъ сомнѣнiю и то, что евреи, сговорившись съ Гренадскимъ королем и Тунискимъ султаномъ, устроили заговоръ прокаженныхъ съ цѣлью отравить источники и такимъ образомъ всюду, вселить ужасъ и создать одинъ изъ тѣхъ кризисовъ, одинъ изъ тѣхъ перiодовъ неопредѣленнаго безпокойства и смѣтенiя, которые сдѣлали возможнымъ гигантскiй переворотъ 93 года, столь выгодный для израиля.

Самое существованiе общаго возстанiя прокаженныхъ засвидѣтельствовано всѣми авторами того времени, напримѣръ продолжателемъ Гильома де Нанжи. “Мы сами”, говоритъ онъ, “своими глазами видѣли такую ладанку въ одномъ изъ мѣстечекъ нашего вассальства”. Одна прокаженная, проходившая мимо, боясь, чтобы ее не схватили, бросила за собою завязанную тряпку, которую тотчасъ понесли въ судъ и въ ней нашли голову ящерицы, лапы жабы и что то вродѣ женскихъ волосъ, намазанныхъ черной, вонючей жидкостью, такъ что страшно было разглядывать и нюхать это. Когда свертокъ бросили въ большой огонь, онъ не могъ сгорѣть: ясное доказательство, что это былъ сильный ядъ.

[125]

Много было разговоровъ и разнорѣчiй. Самое достовѣрное мнѣнiе то, что король Гренадскихъ мавровъ, съ горестью видя, что его такъ часто побѣждаютъ, задумалъ отомстить за себя, сговорившись съ евреями и погубить христiанъ. Но евреи, будучи сами слишкомъ подозрительны обратились къ прокаженнымъ.., и, при помощи дьявола, убѣдили ихъ. Предводители прокаженныхъ собрали послѣдовательно четыре совѣта и дьяволъ черезъ евреевъ далъ имъ понять, что такъ какъ прокаженные считаются самыми презрѣнными и ничтожными существами, то хорошо бы было устроить, чтобы всѣ христiане умерли или стали бы прокаженными. Это имъ всѣмъ понравилось; каждый въ свою очередь разсказалъ это другимъ... Многiе изъ нихъ, подкупленные ложными обѣщанiями царства, графствъ и другихъ благъ земныхъ, говорили и твердо вѣрили, что такъ и случится.

Сиръ де Партенэ, читаемъ мы у Мишлэ, писалъ королю, что одинъ “важный прокаженный”, схваченный въ своемъ помѣстьи, признался, что какой то богатый еврей далъ ему денегъ и нѣкоторыя снадобья. Они состояли изъ человѣческой крови, мочи, съ примѣсью тѣла Христова. Эту смѣсь сушили и измельчали въ порошокъ, зашивали въ ладанки съ тяжестью и бросали въ источники и колодцы.

Ничего нѣтъ удивительнаго, что прокаженные были возбуждены евреями. Развѣ мы тутъ не встрѣчаемъ постояннаго образа дѣйствiй, прiемовъ и системы семита? Не обращайте вниманiя на странную смѣсь изъ мочи и человеческой крови, а предположите, что рѣчь идетъ о петролеумѣ, нитроглицеринѣ или динамитѣ, и вы очутитесь среди современнаго движенiя. Будь то Накэ, проповѣдывающiй объ употребленiи гремучаго хлопка во время имперiи, братья Гольдбергъ, Гартманъ или Есса Георманъ, употребляющая нитроглицеринъ въ Россiи — во всѣхъ этихъ спецiальныхъ дѣлахъ замѣшанъ семитъ. Нигдѣ вы тутъ не встрѣтите арiйскаго начала. Арiецъ нанесетъ ударъ кинжаломъ, или выстрѣлитъ изъ ружья, но ничего не понимаетъ во всей этой пачкотнѣ.

Сношенiе евреевъ въ XIV в. съ иностранцами тоже не подлежатъ сомнѣнiю. Я не вижу, на основанiи [126] какихъ причинъ отвергаютъ подлинность писемъ, писанныхъ къ израильтянамъ королями Гренады и Туниса. Подлинность эта не оставляетъ и тѣни сомнѣнья (14).

Важнѣйшее изъ этихъ писемъ, т. е. оригинальный французскiй переводъ, удостовѣренный пятью королевскими нотарiусами и припечатанный государственными печатями, находится въ хранилищѣ рукописей (нац. арх., папка Т, 429, № 18.

Въ этихъ письмахъ король и султанъ сообщаютъ парижскимъ евреямъ, что посылаютъ имъ различныя снадобья для отравленiя рѣкъ и источниковъ; совѣтуя поручить это прокаженнымъ, обѣщаютъ прислать много золота и серебра и просятъ ихъ не щадить расходовъ, лишь бы скорѣе отравить христiанъ и французскаго короля въ особенности. Въ концѣ перевода слѣдуютъ подписи пяти нотарiусовъ cъ приложенiемъ печатей.

Во всякомъ случаѣ другiе документы подтверждаютъ эти сношенiя.

“Наконецъ, на другой день, говоритъ Филиппъ, люди нашаго графства ворвались къ евреямъ, чтобы потребовать у нихъ объясненiя на счетъ питья (impotationes), приготовленнаго ими для христiанъ. Предавшись дѣятельнымъ поискамъ въ одномъ изъ жилищъ, принадлежавшемъ еврею Бананiасу, въ темномъ мѣстѣ, въ маленькомъ ларцѣ, гдѣ хранились его сокровища и завѣтныя вещи, нашли овечью кожу или пергаментъ, исписанный съ обѣихъ сторонъ. Золотая печать, вѣсомъ въ 19 флориновъ придерживалась шелковымъ шнуркомъ. На печати было изображено распятiе [127] и передъ нимъ еврей въ такой непристойной позѣ, что я стыжусь ее описать”.

Письмо обращалось къ королю Сарациновъ, владыкѣ востока и Палестины. Въ немъ ходатайствуютъ о заключенiи дружескаго союза между евреями и сарацинами, и, въ надеждѣ, что когда нибудь эти два народа сольются въ одной религiи, просятъ короля возвратить евреямъ землю ихъ предковъ. Вотъ что тамъ читаемъ:

“Когда мы навсегда поработимъ христiанскiй народъ, вы намъ возвратите нашъ великiй градъ Iерусалимъ, Iерихонъ и Ай, гдѣ хранится священный ковчегъ. А мы возвысимъ вашъ престолъ надъ царствомъ и великимъ городомъ Парижемъ, если вы намъ поможете достигнуть этой цѣли. А пока, какъ вы можете убѣдиться черезъ вашего замѣстителя — короля Гренады, мы дѣйствовали въ этихъ видахъ ловко, подсыпая въ ихъ питье отравленныя вещества, порошки, составленные изъ горькихъ и зловредныхъ травъ, бросая ядовитыхъ пресмыкающихся въ воды, колодцы, цистерны, источники и ручьи для того, чтобы всѣ христiане погибли преждевременно отъ дѣйствiя губительныхъ паровъ, выходящихъ изъ этихъ ядовъ.

Намъ удалось привести въ исполненiе это намѣренiя главнымъ образомъ благодаря тому, что мы роздали значительныя суммы нѣкоторымъ бѣднымъ людямъ ихъ вѣроисповѣданiя, называемымъ прокаженными. Но эти негодяи вдругъ обратились противъ насъ и, видя, что другiе христiане ихъ разгадали, они обвинили насъ и разоблачили все дѣло. Тѣмъ не менѣе мы торжествуемъ, ибо эти христiане отравили своихъ братьевъ; это вѣрный признакъ ихъ раздоровъ и несогласiй”. [128]

Въ этомъ письмѣ находится еще одинъ многозначительный отрывокъ:

Ненависть къ распятiю, это преобладающее чуство еврея, высказалась тутъ вполнѣ; политика семитовъ тоже очень ясно выражена. Пользоваться чужеземнымъ государемъ, какъ точкою опоры, будто Наполеономъ I противъ Германiи, или Вильгельмомъ противъ Францiи, заставлять христiанъ биться между собою и пользоваться этими раздорами для торжества племени, всѣ дѣти котораго крѣпко держатся за руки — вотъ каково постоянно было ученiе евреевъ и ему то они, обязаны всѣми своими успѣхами.

Очевидно, что Европа въ концѣ XIII и началѣ XIV в. пережила перiодъ кризиса, подобнаго тому, который мы теперь переживаемъ, когда крупный банкъ, масонство и космополитическая революцiя, попавъ въ руки евреевъ — различными средствами способствуютъ одной цѣли. Она натолкнулась на стремленiе евреевъ одновременно отнять у христiанъ и религiозную идею, которая помогаетъ обходиться безъ денегъ и деньги, тѣмъ болѣе необходимыя для тѣхъ, которые вѣрятъ только въ земную жизнь.

Внезапность рѣшенiя, которую Филиппъ Красивый высказалъ, схвативъ всѣхъ храмовниковъ, спасла христiанство отъ семитизма, какъ побѣда Карла Мартела при Пуатье спасла его отъ того же бича за 6 вѣковъ до того, какъ сильный и одновременный ударъ, [129] нанесенный евреямъ всѣми государями Европы, спасъ бы его теперь.

Евреи то изгоняемые, то снова призываемые еще нѣкоторое время появлялись среди насъ. При Филиппѣ Валуа постарались извлечь пользу изъ ихъ шпiонскихъ наклонностей, дѣлая ихъ сборщиками податей. Iоаннъ Добрый, при вступленiи на престолъ, повидимому хотѣлъ рѣшительнаго испытанiя и выполнилъ его при условiяхъ, поразительныхъ по своей честности. Евреямъ разрѣшено было жить во Францiи въ теченiе 20 лѣтъ и сынъ короля Iоанна, — графъ Пуатье, былъ назначенъ хранителемъ ихъ привиллегiй. Карлъ V и Карлъ VI подтвердили эти раепоряженiя.

При своемъ невѣроятномъ упорствѣ въ злѣ, евреи продолжали свои многочисленныя интриги. Они снова начали разорять страну ростовщичествомъ, и совершать гнусные поступки, оскорблявшiе христiанскую религiю.

Понятно, что народъ, менѣе терпѣливый чѣмъ теперь, сталъ кричать; проповѣдники говорили громовыя рѣчи и короли были принуждены снова принять предохранительныя мѣры.

Карлъ VI наконецъ издалъ 17 сентября 1394 г. окончательный приговоръ объ изгнанiи: онъ изгналъ евреевъ изъ cвоихъ владѣнiй на вѣки и запретилъ имъ жить въ нихъ подъ страхомъ смерти.

Это изгнанiе, по замѣчанiю сдѣланному въ своей книгѣ “Евреи во Францiи” Галлезомъ, который впрочемъ доброжелателенъ къ евреямъ, совершенно отличается отъ предшествующихъ, какъ по своему характеру, такъ и по результатамъ. “Побудительною причиною къ нему была не любовь къ наживѣ и духъ грабежа; доказывается это тѣмъ, что всѣ долги и обязательства должны были быть уплачены евреямъ. Надо замѣтить, что сроки, назначенные законами Iоанна Добраго почти истекли, когда былъ изданъ указъ объ изгнанiи”.

Этотъ 1394 годъ одинъ изъ самыхъ важныхъ въ нашей исторiи. Короли поперемѣнно пробовали кротость и строгость; теперь стало ясно, что еврей не можеть акклиматизироваться во Францiи. Самыя разнородныя племена: кельты, галло-римляне, германцы, [130] франки, норманы — слились въ одно гармоническое цѣлое, которое называется французской нацiей, они сгладили свои угловатости, внесли свои хорошiя качества и снисходительно относятся къ недостаткамъ другъ друга. Одинъ только еврей не могъ войти въ эту амальгаму. Францiя говоритъ ему: “другъ мой, мы не можемъ сойдтись, — разстанемся и желаю тебѣ успѣха”.

Конечно въ этомъ есть нетерпимость, но не въ религiозномъ значенiи слова, ибо самыми страшными противниками евреевъ были государи вродѣ Филиппа Красиваго, бывшаго скорѣе политикомъ, чѣмъ мистикомъ; тутъ есть нетерпимость въ томъ смыслѣ, какой придаетъ этому слову наука, когда она говоритъ: “субъектъ не можетъ переносить такой-то субстанцiи”. Францiя не можетъ переносить еврея — и извергаетъ его.

Благодаря удаленiю этого яда, Францiя еще погруженная въ ужасы столѣтней войны, быстро достигнетъ степени неслыханнаго процвѣтанья; она сдѣлается великою европейскою нацiей, будетъ царить оружiемъ, литературою, искусствами, изысканною любезностью, вкусомъ, очарованiемъ своей открытой и общительной природы, своею оригинальностью хорошаго тона, которая такъ согласуется съ образомъ мыслей другихъ. Она будетъ судьею, образцомъ, предметомъ зависти всего мiра; въ числѣ своихъ дѣтей она будетъ насчитывать доблестныхъ полководцевъ, знаменитыхъ министровъ, несравненныхъ писателей; у нея будутъ успѣхи и превратности, но честь всегда будетъ неприкосновенна; она не будетъ лишена пороковъ, но пороки эти не унизительны. Въ ней будутъ, если не богаты, то покрайней мѣрѣ счастливы, ибо тамъ не будетъ еврея ростовщика, который какъ паразитъ пользуется чужимъ трудомъ. Одним словомъ, начиная съ 1394 г. — времени изгнанiя евреевъ, Францiя все будетъ возвышаться. Начиная съ 1789 г., когда она ихъ снова приняла, она все будетъ падать и падать...

По его мнѣнiю евреи все принесли въ мiръ. Они одни цивилизовали огромныя расы, каковы тевтонская и славянская. Черезъ нѣсколько лѣтъ этому будутъ учить въ нашихъ школахъ и это станетъ догматомъ вѣры во всѣхъ академiяхъ, гдѣ евреямъ заблагоразсудится его ввести, теперь еще пока позволяется утверждать, что это положенiе совершенно безсмысленное. Вотъ главный отрывокъ у Дизраэли: “отношенiя, существующiя между племенемъ будуиновъ, которое подъ именемъ евреевъ встрѣчается во всѣхъ частяхъ Европы и племенами тевтоновъ, славянъ и кельтовъ, занимающихъ эту часть свѣта, составятъ когда нибудь одну изъ самыхъ замѣчательныхъ главъ философской исторiи человѣчества. Саксы, славяне и кельты приняли большинство обычаевъ этихъ арабскихъ племенъ, равно какъ и ихъ литературу и всю ихъ религiю; и такъ они имъ обязаны наибольшей частью того, что упорядочиваетъ, скрашиваетъ и смягчаетъ нравы.

3. — У насъ есть доказательство насколько евреи всегда старались связать себя съ кельтическимъ элементомъ, въ лицѣ Нострадамуса, еврея по происхожденiю; въ своихъ любопытныхъ “Центурiяхъ” онъ предсказалъ царство монарха, который будетъ называться “Великимъ Кельтомъ”.

Отвѣтъ на подобный вопросъ не труденъ. Францiя потому и выгнала евреевъ, что ихъ было 800.000. Она сдѣлалась величайшею нацiею въ Европѣ, именно вслѣдствiе того, что выгнала ихъ. Принявъ этихъ евреевъ, Польша, преданная заговорамъ и анархiи, перестала существовать какъ государство. И теперь Францiя идетъ къ своей гибели только потому, что, въ свою очередь, приняла этихъ польскихъ евреевъ.

5. — По этому предмету, кромѣ труда Ренана, изданнаго въ томѣ ХХVII “Литературной Францiи”, не безполезно ознакомится съ книгой Густава Сэжъ “Евреи в Лангедокѣ”. Трудъ этоть свидѣтельствуетъ о серьезныхъ изысканiяхъ, но остается пожалѣть объ отсутствiи философской точки зрѣнiя, а также всякаго сравненiя между прошлымъ и настоящимъ, что придаетъ цѣну и полезное значенiе исторiи, а иначе она была бы лишь нагроможденiемъ документовъ.

6. — Графъ Прованскiй Карлъ II изгналъ евреевъ изъ своихъ владѣнiй за ихъ ростовщичество и постыдныя дѣла “et quia cum multis mulieribus cѣristianis se nefarie commiscebant”. (Нац. арх. P. 1334, № 7, f. 9). [133]

7. — Всѣ народы были принуждены принимать такiя же мѣры: Птоломей Филопаторъ приказывалъ вытѣснять на кожѣ евреевъ листъ плюща въ честь Вакха; калифы заставляли ихъ носить кусокъ желтаго сукна на одеждѣ; въ другихъ странахъ требовали, чтобы у нихъ на груди было изображенiе колеса, чтобы они носили длинные рукава, красныя или желтыя шляпы, а у женщинъ на шляпахъ долженъ былъ быть рогъ. О желтой кокардѣ можно бы немало сказать. Изъ многихъ королевскихъ приказовъ, напримѣръ изъ приказа короля Iоанна приставу Монпелье видно, что евреи ее скрывали въ складкахъ одежды, дѣлали ее меньше противъ установленнаго размѣра и т. д. При королѣ Рене въ Провансѣ они купили себѣ разрѣшенiе носить на поясѣ только кружокъ изъ тесьмы, величиною съ небольшую серебрянную монету и то только въ городахъ. Этотъ кружокъ становится все меньше и меньше, такъ что въ 1472 пришлось возстановить старинную кокарду.

Еврейское обозрѣнiе само признало справедливость этихъ цитатъ.

Кромѣ того рыцари поклонялись восточному идолу in figura Baffometi, чему то вродѣ чудовищной головы, которая напоминаетъ странныя финикiйскiя божества.

Листъ VII изображаетъ принятiе дамы въ придворномъ нарядѣ съ завязанными глазами, которой даютъ цаловать собаку.

12. — У Марiи Антуанеты, какъ и у всѣхъ жертвъ рока, бывали предчувствiя, которыя ее никогда не обманывали; она чувствовала инстинктивный страхъ передъ башнею Тампля. “Меня всегда охватывалъ ужасъ при видѣ этой башни, говорила она въ концѣ 1792 г., и я тысячу разъ просила графа д'Артуа ее разрушить. Это было предчувствiе того, что намъ всѣмъ прiйдется испытывать въ ней”.

13. — Стокгольмскiй капитулъ утверждаетъ, что онъ обладаетъ автографомъ завѣщанiя Якова Молэ, въ которомъ тотъ установилъ продолженiе таинствъ храмовниковъ подъ видомъ мистическаго братства каменщиковъ. [134]

14. — Если бы обнародовать письма, которыми обмѣнивались еврей Элiасъ Муссали и еврейскiе банкиры съ государственными людьми, устроившими Тунисскую экспедицiю, то навѣрное нашлись бы выраженiя посильнѣе этихъ “противъ собакъ-христiанъ”, позволявшихъ себя убивать, чтобы доставить миллiоны Камондо и Гиршамъ.

Раздумье еврея послѣ изгнанiя въ 1394 г. — Великое молчанiе. — Каббала. — Рейхлинъ. — Напечатанiе Талмуда. — Реформацiя. — Нострадамусъ. — Кончини. — Лопецъ. — Евреи въ Голландiи. — Мiръ Рембрандта. — Евреи въ Англiи. — Кромвелль и Манассэ. — Драма В. Гюго. — Четыре еврейскiя семьи въ Парижѣ временъ Людовика XIV. — Мецкiе евреи. — Покровительство семьи Бранка. — Евреи въ Конта. – Хорошiй совѣтъ раввина. — Папскiй Авиньонъ и Мистраль. — Евреи въ Бордо. — Монтэнь и Александръ Дюма. — Принцесса Багдадская. — Мараны. — Усилiя евреевъ проникнуть въ Парижъ. — Прошенiе парижскихъ торговцевъ и негоцiантовъ. — Еврейскiй золотой паукъ, die judiseѣe goldspinne. – Вольтеръ и евреи. — Два агента. — Вольтеръ-финансистъ. — Невѣжество XVIII вѣка относительно евреевъ. — Еврейская колонiя въ Парижѣ. — Пейксотто. — Первое еврейское кладбище. — Людовикъ XVI и евреи. — Скрытое еврейское движенiе. — Масонство. — Изгнанiе iезуитовъ. — Переряженые евреи: Ло, графъ Сенъ-Жерменъ, Калiостро. – Ненависть евреевъ къ Марiи-Антуанеттѣ. — Еврей Ангелуччи и Бомарше. — Марiя Терезiя и еврей. — Дѣло объ ожерельѣ. — Иллюминизмъ. — Ложа св. Iоанна Невиннаго. — Герцогъ Орлеанскiй, гросмейстеръ франмасовства и союзникъ евреевъ. — Страданiя Людовика XVI. — Мецская Академiя. — Аббатъ Грегуаръ. — Евреи и учредительное собранiе. — Эмансипацiя. — Старый и новый режимъ. — Новый Синай.

Еврей, ставшiй осторожнѣе поcлѣ всѣхъ своихъ злоключенiй, не нападаетъ болѣе открыто на католицизмъ: онъ иэподтишка даетъ совѣты Лютеру, вдохновляетъ его, внушаетъ ему его лучшiе аргументы.

Еврей, говорить совершенно справедливо Дармштетеръ, (2) умѣетъ разоблачать уязвимыя стороны Церкви, и для ихъ открытiя къ его услугамъ, кромѣ познанiя священныхъ книгъ, является еще опасная проницательность притѣсняемаго. Онъ наставникъ невѣрующаго; всѣ возмущенные умы обращаются къ нему тайкомъ или открыто. Онъ помогаетъ великому императору Фридриху н князьямъ Швабскимъ и Аррагонскимъ изобрѣтать богохульства, выковываетъ весь тотъ запасъ смертоноснаго разсужденiя и иронiи, который онъ впослѣдствiи завѣщаетъ скептикамъ возрожденiя, вольнодумцамъ великаго вѣка; и сарказмъ Вольтера, есть ничто иное, какъ послѣднiй громкiй отголосокъ слова, произнесеннаго шепотомъ за шесть вѣковъ до того въ тѣни гетто и еще раньше, во времена Цельсiя и Оригена, въ самой колыбели вѣры Христовой.

Протестантизмъ послужилъ евреямъ мостомъ для перехода, если еще не въ общество то въ человѣчество. Библiя отстраненная въ сроднiе вѣка на второй планъ, заняла мѣсто ближе къ Евангелiю, Ветхiй Завѣтъ сталъ рядомъ съ Новымъ. За Библiей появился Талмудъ. Рейхлинъ, креатура евреевъ, взялся за то, чтобы снова пустить въ обращенiе изгнанную книгу.

Процессъ по поводу Талмуда сталъ европейски извѣстенъ. Парижскiй факультетъ въ сорока семи засѣданiяхъ занялся этимъ вопросомъ и рѣшительно высказался, какъ и вся тогдашняя Францiя, противъ евреевъ и осудилъ Рейхлина. Императоръ Максимилiанъ, [139] напротивъ, оправдалъ защитника евреевъ. Въ 1520 г., въ томъ самомъ году, когда Лютеръ сжегъ папскую буллу въ Виттенбергѣ, первое изданiе Талмуда печаталось въ Венецiи.

Однако Лютеръ, котораго протестанты по привычкѣ изображаютъ проповѣдникомъ терпимости, когда дѣло касается своихъ, былъ жестокъ къ евреямъ и въ гораздо большей степени, чѣмъ какой-либо священникъ.

“Обращайте въ пепелъ, кричалъ онъ, синагоги и дома евреевъ, а ихъ загоняйте въ конюшни! Изъ ихъ имуществъ образуйте казну для содержанiя обращенныхъ; сильныхъ и здоровыхъ евреевъ и евреекъ приставляйте къ самой тяжелой работѣ, отнимите у нихъ ихъ священныя книги, Библiю и Талмудъ, и запретите имъ подъ страхомъ смерти произносить имя Божiе.

Какъ-бы то ни было, но дѣло разрушенiя христiанскаго общества, предпринятое протестантизмомъ, оказалось выгоднымъ для евреевъ. Это было для нихъ случаемъ освободиться хоть въ Германiи отъ запрещенiя заниматься растовщичествомъ, запрещенiя, которымъ Церковь съ материнскою заботливостью охраняла въ теченiе вѣковъ благосостоянiе трудолюбиваго и простодушнаго арiйца отъ жадности хитраго и алчнаго семита. Приводимая Янсеномъ проповѣдь того времени прекрасно обрисовываетъ суть дѣла.

“Какихъ только золъ не порождаетъ ростовщичество! Но ничто не помогаетъ. Вѣдь каждый видитъ, что крупные ростовщики быстро богатѣютъ, то всякому тоже хочется разбогатѣть и извлечь наибольшую пользу изъ своихъ денегъ. Ремесленникъ, крестьянинъ несетъ свои деньги въ общество или къ купцу; этого [140] зла прежде не было; оно стало повсемѣстнымъ лѣтъ десять тому назадъ. Они хотятъ много заработать и часто теряютъ то, что у нихъ было”.

Въ Провансѣ, мы встрѣчаемъ загадочную личность — Нострадамуса, который, сидя на мѣдномъ триножникѣ, вопрошаетъ Каббалу о судьбѣ своего племени и спрашиваетъ себя порой не пустой-ли звукъ его наука, и есть-ли то мерцанiе, которое онъ видитъ, дѣйствительно заря возрожденiя.

Во время таинственной работы своихъ соплеменниковъ, онъ предсказываетъ съ точностью, поражающею насъ теперь, ужасныя событiя, которыя должны были совершится въ концѣ XVII в. и вывести израиля изъ его могилы.

Впрочемъ пророкъ изъ Салона происходилъ изъ племени, которому издавна былъ присущъ даръ пророчества. [141]

Нострадамусъ, пишетъ ученый хайце въ своей книгѣ “Жизнь и завѣщанiе Нострадамуса”, былъ провансалецъ, происходилъ отъ знатной фамилiи, хотя Питтонъ и пытался установить противное въ своей “Критикѣ провансальскихъ писателей”. Эта семья принадлежала къ обращеннымъ и какъ таковая была внесена въ знаменитую перепись, составленную въ 1502 г. для подобнаго рода семействъ этой провинцiи. Она помѣщена въ числѣ семей, жившихъ въ городѣ, Сенъ-Реми, принадлежала она къ племени Иссахара, извѣстному тѣмъ, что его сынамъ былъ присущъ даръ провидѣнiя. Нострадамусъ, которому небезъизвѣстно было его происхожденiе, гордился этимъ. Cм. 32-й стихъ 12-й главы книги “Паралипоменонъ”, гдѣ, сказано, что сыны Иссахаровы были люди опытные, умѣвшiе распознавать и замечать всѣ времена.

Во всякомъ случаѣ часъ благопрiятный для израиля еще не насталъ! Людовикъ XII распространилъ на страны, вновь присоединенныя къ Францiи, окончательный указъ объ изгнанiи, изданный Карломъ VI, чѣмъ вѣроятно и заслужилъ прозвище “отца народа”.

Только нѣсколькимъ евреямъ изгнаннымъ изъ Испанiи, удалось тогда укрѣпиться въ Бордо, но съ какими предосторожностями имъ пришлось дѣйствовать, подъ какими переодѣванiями скрываться? Дальше мы будемъ говорить объ этой интересной колонiи, которая, по крайней мѣрѣ, отплатила Францiи за гостепрiимство, потому что ей мы обязаны Монтэнемъ. Укажемъ только, что пришельцы отнюдь не выдавали себя за евреевъ и по крайней мѣрѣ въ теченiе 150 лѣтъ не исповѣдывали гласно своей религiи. Жалованныя грамоты Генриха II, разрѣщающiя имъ пребыванiе во Францiи, были выданы не евреямъ а “новымъ христiанамъ”.

Нѣкоторые изъ евреевъ пытались войти съ другой стороны, и въ 1615 г. пришлось возобновить указы, изданные противъ нихъ, но тѣмъ не менѣе въ малолѣтство Людовика XIII евреи вернулись въ Францiю въ большомъ количествѣ. При дворѣ у нихъ былъ могучей покровитель: Кончини былъ окруженъ евреями. Говорили, что Галигаи была родомъ еврейка. “Она постоянно жила, говорить Мишлэ, окруженная евреями — докторами, колдунами и какъ-бы одержимая [142] фурiями. “Когда она страдала ужаснымъ неврозомъ, исключительно свойственнымъ ея племени, тогда Эли Монтальтъ, тоже еврей, убивалъ пѣтуха и прикладывалъ ей къ головѣ.

Кончини грабилъ, спекулировалъ, мошенничалъ, Францiя была вполнѣ въ рукахъ евреевъ. Развѣ эта картина не похожа на современную? Гамбетта въ многихъ отношенiяхъ былъ ничто оное, какъ воплощенiе Кончини.

Въ министерство Фарра по казармамъ раздавали брошюру, озаглавленную: “Генералъ Гамбетта”. Не напоминаетъ-ли вамъ этотъ болтунъ-генералъ графа делла-Пенна (графъ пера), маршала д'Анкръ (чернильный маршалъ), который никогда не вынималъ шпаги изъ ноженъ.

Къ несчастью нашъ Кончини, до встрѣчи съ Витри, могъ причинять сколько угодно зла. Францiя болѣе не производитъ людей, подобныхъ этому храбрецу, который со шпагой подъ мышкою, въ сопровожденiи всего трехъ гвардейскихъ солдатъ, на Луврскомъ мосту спокойно загородилъ дорогу гордому авантюристу, приближавшемуся въ сопровожденiи многочисленной, какъ полкъ, свиты. — “Стой! “ — “Кто осмѣливается говорить со мною такимъ образомъ”? И такъ какъ негодяй иностранецъ сопровождалъ свои слова жестами, Витри, прицѣлившись, раздробилъ ему голову выстрѣломъ изъ пистолета.

Затѣмъ онъ пошелъ къ королю и сказалъ: “дѣло сдѣлано”. — “Большое спасибо”, кузенъ, отвѣтилъ Людовикъ XIII скромному капитану, который, благодаря своему мужеству, какъ еще и теперь бываетъ въ Испанiи, сдѣлался родственникомъ короля; “вы маршалъ и герцогъ, и я счастливъ, что первый могу васъ привѣтствовать новымъ титуломъ”.

Между тѣмъ въ это самое время въ окно доносился шумъ голосовъ: Парижъ восторженными рукоплесканiями привѣтствовалъ отмщенiя за всѣ вынесенныя оскорбленiя.

Въ наше время биржа имѣетъ своихъ бароновъ, но героизмъ болѣе не даетъ права на титулъ маршала или герцога. Иностранные евреи могутъ себѣ позволить у насъ что угодно, и ни одинъ Витри не вынетъ шпаги, [143] что-бы остановить притѣснителей своей родины. А между тѣмъ, я знаю въ Парижѣ мостъ въ концѣ знаменитой площади, гдѣ какой либо безстрашный полковникъ могъ-бы заслужить еще болѣе прекрасный титулъ, чѣмъ тотъ, который храбрый капитанъ заслужилъ 24-го апрѣля 1617 г. на Луврскомъ мосту.

Едва Кончини былъ убитъ, какъ евреямъ, которые со своею обычною дѣятельностью уже устроили нѣчто вродѣ маленькой синагоги у одного члена парламента, былъ отданъ приказъ немедленно удалиться.

Единственный мало мальски выдающiйся еврей, слѣды котораго можно въ то время найти въ Парижѣ, это Лопецъ. Но былъ-ли Лопецъ евреемъ? Онъ отъ этого отрекался, какъ могъ, увѣрялъ, что онъ португалецъ или, по меньшей мѣрѣ магометанинъ, и ежедневно наѣдался свинины чуть не до болѣзни, чтобы отвратить подозрѣнiя.

Несмотря на всѣ отнѣкиванiя бѣднаго Лопеца, я все-таки думаю, что и онъ принадлежалъ къ этому племени. Онъ былъ и продавцемъ бездѣлушекъ, и торговцемъ бриллiантами, и банкиромъ, и политическимъ агентомъ и подъ конецъ членомъ государственнаго совѣта; не напоминаетъ-ли онъ теперешнихъ правителей? Онъ являетъ собою какъ бы смѣсь Пру и Бишофсгейма.

“Лопецъ съ нѣсколькими ему подобными”, говоритъ Тальманъ де Рео, который немало потѣшался надъ этой личностью, “прiѣхалъ во Францiю, чтобы устроить кое-какiя дѣла для мавровъ, къ которымъ онъ принадлежалъ”. Генрихъ IV увидѣлъ въ этомъ прекрасный случай создать внутреннiя затрудненiя для Испанiи и свелъ Лопеца съ герцогомъ делла Форца. Смерть короля прервала переговоры; но Лопецъ не унывалъ и сдѣался торговцемъ бриллiантами; “онъ купилъ большой необдѣланный бриллiантъ и велѣлъ его отшлифовать. Это создало ему извѣстность, и отовсюду къ нему стали присылать необдѣланные бриллiанты. Онъ держалъ одного человѣка, которому платилъ 8000 ливровъ въ годъ и кормилъ его съ семьей: этотъ человѣкъ съ замѣчательнымъ искусствомъ гранилъ бриллiанты и съ неменьшимъ искусствомъ разбивалъ ихъ ударомъ молотка, когда было нужно”. [144]

Въ “Романѣ о связи герцога Немурскаго съ маркизой де Пуаннь” герцогъ совѣтуется на счетъ красивыхъ драгоцѣнныхъ уборовъ съ однимъ португальцемъ, по имени донъ Лопе, который въ этомъ зналъ толкъ, какъ никто.

Ришелье, генiй котораго имѣетъ столько общаго съ генiемъ кн. Бисмарка, первый понялъ какую пользу политическiй дѣятель можетъ извлечь изъ прессы, которою онъ руководитъ, и покровительствовалъ Ренадо, основателю первой газеты во Францiи. Онъ тоже ясно видѣлъ, насколько могли быть полезны проницательные, пронырливые, всевѣдущiе агенты изъ евреевъ, которые впослѣдствiи въ лицѣ Бловица, Левинсона и друг. должны были оказать столько услугъ желѣзному Канцлеру.

Онъ употребилъ Лопеца въ качествѣ шпiона, остался имъ доволенъ, поручилъ ему переговоры относительно какихъ то кораблей въ Голландiи и, по возвращенiи, сдѣлалъ его ординарнымъ совѣтникомъ.

Однако этотъ Лопецъ, кажется, былъ сравнительно честнымъ человѣкомъ. Его обвиняли въ томъ, что онъ былъ шпiономъ двухъ правительствъ, но впослѣдствiи было доказано, что онъ служилъ лишь одному, что, какъ нашептываетъ мнѣ на ухо одинъ анти-семитъ, доказываетъ, что онъ былъ не настоящiй еврей.

По видимому Ришелье не особенно церемонился со своимъ государственнымъ совѣтникомъ. Однажды, разсказываетъ тотъ-же Тальманъ, когда Лопецъ возвращался изъ Рюэля со всѣми своими бриллiантами, съ цѣлью показать ихъ кардиналу, Ришелье, ради забавы, [145] приказалъ, чтобы на него напали мнимые воры, которые, впрочемъ, только напугали его. Дѣло шло обо всемъ имуществѣ Лопеца, а потому страхъ его былъ такъ великъ, что на мосту въ Нельи ему пришлось перемѣнить рубашку, настолько она была испачкана. Канцлеръ, въ каретѣ котораго онъ ѣхалъ, разсказывалъ, что онъ довольно смѣло оборонялся отъ воровъ. Кардиналу было непрiятно, что онъ сыгралъ Лопецу такую штуку, потому что онъ чуть не уморилъ бѣдняка и, чтобы поправить дѣло, пригласилъ его къ своему столу, что было не малою честью.

Впрочемъ для Лопеца не щадили насмѣшекъ. Однажды аббатъ де Серсе и Лопецъ препирались изъ-за того, кому пройти первымъ. “Да ну-же, Лопецъ”, сказалъ Шателье, “Ветхiй Завѣтъ вѣдь предшествуетъ Новому”.

Въ другой разъ Лопецъ заломилъ невѣроятную цѣну за распятiе.

А вѣдь вы самаго Христа дешевле продали, замѣтилъ ему кто-то.

Благодаря тому, что онъ занимался одновременно нѣсколькими профессiями, Лопецъ скопилъ-таки себѣ значительное состоянiе, которымъ и хвастался съ нахальствомъ себѣ подобныхъ. У него было шесть упряжныхъ лошадей, “и ничья карета не бывала такъ часто впереди каретъ посланниковъ, какъ эта”.

У него былъ довольно хорошiй домъ въ улицѣ Petits Cѣamps, и онъ постоянно повторялъ: “въ моемъ домѣ огромное количество дымовыхъ трубъ”.

Что удивительнаго въ этой фразѣ, надъ которой потѣшались современники? Подобная мысль придетъ въ голову всякому, и самое это удивленiе указываетъ на огромную разницу между тогдашнимъ вѣжливымъ, утонченнымъ, хорошо воспитаннымъ и теперешнимъ грубымъ обществомъ.

Въ наше время воспрiимчивость къ извѣстнымъ тонкимъ оттѣнкамъ притупилась даже у христiанъ. Никто не удивляется, когда баронъ Гиршъ, угощая за своимъ столомъ людей, которые имѣютъ претензiю быть представителями С.-Жерменскаго предмѣстья, спокойно говоритъ своимъ гостямъ въ ту минуту, какъ подаютъ клубнику въ январѣ: “не стѣсняйтесь, [146] кушайте сколько угодно; хоть это и дорого стоитъ, но мнѣ ни по чемъ” (5).

Былъ-ли Лопецъ евреемъ или нѣтъ, но онъ умеръ въ Парижѣ, въ 1649 г. христiаниномъ. Его похоронили на кладбищѣ св. Евстафiя и на его памятникѣ начертали слѣдующую надпись:

________________

Если во Францiи еврей прiобрѣталъ права гражданства только при томъ условiи, что энергически отрекался отъ своего происхожденiя, то въ другихъ мѣстахъ онъ пересталъ быть парiей прежнихъ дней; въ Голландiи онъ нашелъ не только убѣжище, но и благопрiятную почву, на которой всѣ его недостатки не имѣли возможности развиваться, а хорошiя стороны могли проявляться.

Дѣйствительно, судьба этого племени странна: изо всѣхъ племенъ оно одно пользуется преимуществомъ уживаться во всякомъ климатѣ, а между тѣмъ оно можетъ удерживаться безъ вреда для себя и другихъ лишь въ совершенно особой нравственной и интеллектуальной атмосферѣ. Со своею склонностью къ интригѣ, своею манiею безпрестанно нападать на христiанcкую религiю, своею страстью разрушать чужую вѣру, что составляетъ такой странный контрастъ съ его полнымъ нежеланiемъ обращать кого-либо въ свою собственную, еврей во многихъ странахъ подвергается искушенiю, которому рѣдко можетъ устоять; этимъ-то и объясняется то безпрерывное гоненiе, предметомъ котораго онъ является, какъ только ему приходится имѣть дѣло съ глубокомысленными мозгами нѣмцевъ, столь жадныхъ до системъ и идей, съ умами французовъ, которые такъ любятъ новинки и остроты, съ воображенiемъ славянъ, всегда находящимися въ поиcкахъ за мечтами. — Онъ тогда не можетъ удержаться, выдумываетъ соцiализмъ, интернацiонализмъ, нигилизмъ извергаетъ въ общество, которое его прiютило, революцiонеровъ и софистовъ Герценовъ, Гольдберговъ, Марковъ, Лассалей, Гамбеттъ, Кремье; онъ зажигаетъ страну, чтобы испечь яйцо, содержащее нѣсколькихъ [147]

банкировъ, и наконецъ всѣ единодушно возстаютъ, чтобы выгнать его.

Напротивъ, надъ крѣпкими головами англичанъ и голландцевъ еврей безсиленъ. Онъ чуетъ своимъ длиннымъ носомъ, что нельзя ничего подѣлать съ людьми, преданными своимъ старымъ обычаямъ, стойкими въ своихъ традицiяхъ, унаслѣдованныхъ отъ предковъ, внимательно слѣдящими за своею выгодою. Онъ ограничивается тѣмъ, что предлагаетъ сдѣлки, которыя подвергаются предварительному обсужденiю и принимаются только тогда, если онѣ выгодны, но онъ не разсказываетъ тамъ небылицъ, не говоритъ сыновьямъ, что ихъ отцы были канальи или презрѣнные рабы, не предлагаетъ имъ сжигать свои памятники, не дѣлаетъ мошенническихъ займовъ, не устраиваетъ коммуны: онъ счастливъ и другiе тоже.

Маленькая промышленная и торговая Голландiя, сама чуждая того рыцарскаго идеала, который такъ ненавистенъ сынамъ Iакова, была настоящею колыбелью современнаго еврея. Впервые израиль вкусилъ тамъ не тотъ блестящiй успѣхъ, который опьяняетъ еврея и губитъ его, а продолжительное спокойствiе, правильную и нормальную жизнь (6).

Если хотите хорошо изучить еврея, то смотрите Рембрандта; нѣтъ этого мало, его надо созерцать, изучать, анализировать.

Рембрандтъ, ученикъ Изааксона-ванъ-Шваненберга и Якова Пинаса, былъ сперва жильцомъ, а потомъ владѣльцемъ того дома въ Iоденъ-Брестретъ (Еврейская улица), въ которомъ онъ написалъ всѣ свои чудныя произведенiя, и всю жизнь провелъ среди израиля. Даже его мастерская, заваленная изящными произведенiями искусствъ, представляющаго складъ матерiй и бездѣлушекъ, похожа на лавку старьевщика, въ глубинѣ которой разбѣгающiеся глаза замѣчаютъ отвратительнаго старика съ крючковатымъ носомъ. Его произведенiя отличаются еврейскимъ колоритомъ, ихъ общiй тонъ — желтый, тотъ горячiй и яркiй желтый цвѣтъ, который кажется какъ-бы отблескомъ золота.

Какъ краснорѣчивы эти Рембрандтовскiе евреи, при выходѣ изъ синагоги разговаривающiе о дѣлахъ, о курсѣ флорина или о послѣднемъ транспортѣ изъ [148] Батавiи; эти путешественники, идущiе потихоньку съ палкой въ рукѣ, съ видомъ вѣчнаго жида, который чувствуетъ, что придетъ до мѣста и сядетъ гдѣ-нибудь (7).

Еще поразительнѣе алхимикъ, стоящiй въ изступленiи передъ каббалистическимъ кругомъ, вокругъ котораго начертаны таинственныя письмена, поясняющiя “Сеферъ” или “Зохаръ” и открывающiя день и часъ, въ который совершится великое событiе. А докторъ Фаустъ обликъ котораго едва выступаетъ изъ густой тѣни, развѣ не еврей? Въ этомъ одушевленномъ рембрандтовскомъ мракѣ, движутся свѣтящiеся атомы. Вамъ чудится, что вы слышите, что думаетъ этотъ высохшiй, какъ пергаментъ, костлявый, полумертвый съ виду человѣкъ, который черезъ открытое окно вопрошаетъ небо и ищетъ въ немъ звѣзду израиля, долженствующую встать на востокѣ послѣ столькихъ лѣтъ ожиданiя.

Дѣйствительно все шло къ лучшему для евреевъ. Въ Англiи они нашли человѣка по сердцу, Шило, ложнаго мессiю, исключительно земного вождя, который, не опираясь ни на какое традицiонное право, поневолѣ принужденъ обращаться къ тайной силѣ, находящейся въ рукахъ евреевъ. Кромвелль, (8) поддерживаемый франмасонствомъ, уже могущественнымъ, но еще тайнымъ и очень осторожнымъ (9), былъ ревностнымъ покровителемъ евреевъ и старался отмѣнить указъ объ изгнанiи, тяготѣвшiй надъ ними. Утверждаютъ, что въ это время евреямъ было формально даровано право селиться въ Англiи. Въ своей любопытной книгѣ “Моисей Мендельсонъ и политическая реформа евреевъ въ Англiи” Мирабо, бывшiй еврейскою креатурою, какъ и Гамбетта, такимъ образомъ разсказываетъ о переговорахъ, завязавшихся по этому поводу.

“Ненависть къ папизму, которая тогда преобладала или вѣрнѣе разжигала другiя страсти, внушала настроенiе благопрiятное для евреевъ. Въ ихъ пользу было сдѣлано нѣсколько парламентскихъ запросовъ, и если ни одинъ изъ нихъ не имѣлъ успѣха, то по крайней мѣрѣ они побудили амстердамскихъ евреевъ сдѣлать предложенiе о томъ, чтобы ихъ единоплеменникамъ было дозволено селиться въ Англiи.

[149]

Начались переговоры и Манассiя-бенъ-Израель былъ избранъ для совѣщанiй объ условiяхъ. Этотъ почтенный раввинъ прiѣхалъ въ Англiю и убѣдилъ Кромвелля серiезно отнестись къ заявленiю, выраженному имъ отъ лица его братьевъ.

Тогда протекторъ созвалъ на совѣтъ двухъ судей, семерыхъ гражданъ и четырнадцать духовныхъ лицъ и спросилъ ихъ, будетъ-ли законно вновь допустить евревъ въ Англiю, и въ случаѣ утвердительнаго отвѣта, при какихъ условiяхъ это можетъ быть снова признано. Четыре дня прошли въ ненужныхъ пререканiяхъ со стороны служителей св. Евангелiя и Кромвелль ихъ отослалъ, говоря, что они еще усилили его нерѣшительность.

Исходъ частныхъ переговоровъ протектора неизвѣстенъ. Нѣкоторые писатели утверждаютъ, что онъ даровалъ евреямъ разрѣшенiе поселиться въ Англiи, но другiе свидѣтельствуютъ, что это разрѣшенiе было имъ дано лишь въ царствованiе Карла II въ 1664-65 г.”.

Манассiя-бенъ-Израель, которому Викторъ Гюго удѣлилъ такое выдающееся мѣсто въ своей драмѣ “Кромвелль”, игралъ при Кромвеллѣ роль, по преимуществу свойственную евреямъ, роль Рейнаха, которому можно все говорить, не стѣсняясь совѣстью, живущею въ душѣ самаго низкаго христiанина. По часто встрѣчаемому противорѣчию и болѣе логичному, чѣмъ думаютъ обыкновенно, протекторъ вопрошалъ о тайнахъ неба человѣка, котораго употреблялъ для самыхъ низкихъ житейскихъ цѣлей (10).

“Странная участь! слѣдить за людьми и за звѣздами; на небѣ быть астрологомъ, на землѣ шпiономъ”.

Благодаря внезапной перемѣнѣ, Манассiя, который въ первомъ своемъ явленiи кладетъ мѣшокъ съ деньгами къ ногамъ Кромвелля, вдругъ изъ ловкаго посредника въ денежныхъ дѣлахъ, приносящаго свою долю добычи всемогущему человѣку, становится каббалистомъ, алхимикомъ, и когда протекторъ его спрашиваетъ: буду-ли я королемъ? отвѣчаетъ ему съ нѣкоторою искренностью: ...”въ своемъ эллиптическомъ теченiи твоя звѣзда не составляетъ таинственнаго треугольника со звѣздою Зода и звѣздою Надира”.

Потомъ ненависть къ христiанину и жажда крови гоя овладѣваетъ евреемъ при видѣ спящаго Рочестера [150] и онъ начинаетъ искушать вопрошающаго. Кромвелль можетъ прiебрѣсти эту высшую власть, ему достаточно принести въ жертву христiанина. Не есть-ли это вѣчный договоръ, предлагаемый израилемъ честолюбцамъ? Пусть они поразятъ Церковь, и они будутъ велики; въ обмѣнъ за преслѣдованiя имъ дадутъ скоропреходящiй призракъ власти.

Но Кромвелль не Гамбетта; онъ не похожъ на вождей директорiи, которые, избивъ республiканцевъ, просятъ у республики немного золота, чтобы содержать публичныхъ женщинъ. — Это неустрашимый и мрачный герой Ворчестера и Нэзби, человѣкъ верующiй. При словѣ шабашъ, онъ какъ бы просыпается отъ сна и вздрагиваетъ.

Мишлэ изобразилъ намъ ростовщика требующаго крови за золото, Шекспиръ въ Шейлокѣ нарисовалъ торговца человѣческимъ мясомъ; типъ-же воплощенный Викторомъ Гюго въ Манассiи — иной. Это уже современный еврей, замѣшанный въ заговорахъ, разжигающiй междоусобiя и войны, переходящiй то на сторону Наполеона, то на сторону Священнаго союза.

Вся эта сцена IV акта достойна Шекспира; это театръ какъ его понималъ Шекспиръ въ “Генрихѣ V”, а до него Эсхилъ въ “Персахъ”; живая исторiя, изложенная въ видѣ дiалога и представленная передъ собравшимися зрителями. Послушайте, что говоритъ “шпiонъ Кромвелля, банкиръ кавалеровъ”.

[151]

“Не все-ли равно, которая изъ враждующихъ сторонъ падетъ? Лишь-бы христiанская кровь текла ручьями. Я надѣюсь, по крайней мѣрѣ! Вотъ хорошая сторона заговоровъ”.

Уже болѣе столѣтiя мы слышимъ этоть монологъ отъ береговъ Сены до береговъ Шпре. Не есть-ли онъ заключенiе всѣхъ пушечныхъ выстрѣловъ въ Европѣ? Лишь бы текли кровь и золото, израиль всегда радъ, и Берлинъ черезъ посредство “Всемiрнаго Израильскаго Союза” подаетъ руку Парижу.

Въ XVII вѣкѣ Францiя, къ счастью для себя, еще не дошла до этого и даже не вступала на путь соглашенiя съ Англiей.

Знаете-ли, сколько въ Парижѣ насчитывалось евреевъ при Людовика XIV, когда Францiя была въ апогеѣ своего могущества и по истинѣ царила надъ мiромъ не только силою оружiя но и превосходствомъ своей цивилизацiи? Не болѣе четырехъ семействъ, жившихъ въ столицѣ и полутораста человѣкъ прiѣзжихъ. Въ 1705 г. было всего восемнадцать человѣкъ, большею частiю служившихъ при складахъ въ Мецѣ и имѣвшихъ разрѣшенiе отъ канцлера прiѣзжать въ столицу.

“Нѣтъ сомнѣнiя” говоритъ главный начальникъ полицiи, “что ажiотажъ и ростовщичество составляютъ ихъ главное занятiе, ибо это, если можно такъ выразиться, вся ихъ наука, и у нихъ считается какъ-бы закономъ по возможности обманывать тѣхъ христiанъ, съ которыми они имѣютъ дѣло”.

Въ данномъ случаѣ денежный вопросъ, всегда имѣвшiй такое значенiе въ глазахъ Вольтера, могъ внушить ему эпитетъ еврея. Въ 1738 г. въ своей рѣчи о “Неравенствѣ состоянiй”, онъ посвятилъ Самуилу Бернару-отцу два стиха, которые впослѣдствiи исключилъ изъ своихъ произведенiй, когда сынъ, носившiй титулъ графа де Куберъ, заставилъ поэта потерять 60 тыс. ливровъ.

Въ эпоху регентства появился еврей Дюлисъ, злодѣянiя котораго занимали весь Парижъ. Этотъ разбогатѣвшiй еврей имѣлъ любовницу, актрису Пелиссье; разоривъ не мало народа и будучи принужденъ бѣжать въ Голландiю, гдѣ было все его состоянiе, онъ далъ Пелиссье 50 тыс. ливровъ съ тѣмъ, чтобы она за нимъ послѣдовала, но та прокутила эти деньги съ Франкеромъ, скрипачемъ опернаго оркестра, и не подумала уѣзжать. Взбѣшенный Дюлисъ послалъ въ Парижъ своего лакея, чтобы онъ убилъ Франкера; попытка не удалась, лакея схватили и колесовали живьемъ, а Дюлисъ, не явившiйся въ судъ, былъ заочно приговоренъ къ той-же казни (11).

Барбье замѣчаетъ, что слѣдовало задержать Пелиссье и приговорить ее къ наказанiю за то, что она была въ связи съ евремъ. Дѣйствительно, въ нѣкоторыхъ провинцiяхъ христiанамъ и христiанкамъ, имѣвшимъ сношенiя съ врагами ихъ племени, этотъ поступокъ вмѣняется въ преступленiе противъ природы.

Впрочемъ евреевъ терпѣли въ Мецѣ, гдѣ французскiе короли нашли ихъ уже поселившимися. Жалованныя грамоты, дарованныя Генрихомъ IV, гласятъ, что онъ беретъ подъ свое покровительство “двадцать четыре еврейскихъ семейства, происходящихъ отъ восьми первыхъ, жившихъ въ Мецѣ при его предшественникѣ”.

Эти евреи жили въ Арсенальной улицѣ близъ окоповъ Гиза; герцога Эпернонъ далъ имъ въ 1614 г. право прiобрѣтать дома въ кварталѣ С.-Ферронъ, но [153] нигдѣ болѣе. Его сынъ, герцогъ Ла-Валеттъ, опредѣлилъ, какой доходъ они могутъ получать, и чтобы очистить кварталъ, приказалъ ограничить мѣсто, заключавшее ихъ жилища, большими каменными распятiями, вдѣланными въ стѣну послѣдняго дома каждой улицы. Мецкiе евреи носили бороду, черный плащъ и бѣлыя брыжжи и были избавлены отъ желтой шляпы.

Среди нихъ было нѣсколько случаевъ обращенiя. Братья Вейль приняли крещенiе отъ Боссюэта, бывшаго тогда каноникомъ мецскаго собора. Во время пребыванiя Людовика XIV въ Мецѣ, дочь короля крестила 11 лѣтнюю еврейку изъ сосѣдней деревни; въ такихъ случаяхъ стрѣляли изъ пушки и звонили въ колокола.

Въ началѣ XVIII в. Бранка какимъ-то образомъ узнали о существованiи этихъ евреевъ и возымѣли остроумную мысль извлекать изъ нихъ доходъ.

31 дек. 1715 г. Людовикъ Бранка, герцогъ де Вилларъ, баронъ Уазъ, выхлопоталъ отъ регента постановленiе, по которому мецскiе евреи поступали подъ его покровительство съ обязательствомъ платить по 40 ливровъ отъ семьи.

Этотъ оброкъ былъ на 10 лѣтъ предоставленъ Бранка и графинѣ Фонтенъ. Евреи протестовали, что имъ вовсе ненужно это покровительство, Бранка хотѣли его оказывать во что-бы то ни стало, и наконецъ сошлись на 30 ливрахъ. Число евреевъ въ Мецѣ, по переписи 1717 г., равнялось 480, въ 1790 ихъ было до 3000.

Впослѣдствiи израиль многократно и безуспѣшно хлопоталъ передъ королемъ, Бранка упорно защищали доходную статью, которую сами себѣ создали. Блестящiй герцогъ де Лорагюэ, тоже изъ рода Бранка, продолжалъ брать этотъ оброкъ, невозмутимо получалъ его вплоть до 1792 г. и выпустилъ своихъ протеже по неволѣ лишь у подножiя революцiоннаго эшафота.

“Вотъ злоупотребленiя, отъ которыхъ насъ избавилъ 89 годъ!” воскликнутъ республиканскiе писатели, и тѣ-же писатели, которые находятъ отвратительнымъ, чтобы Вилларъ получалъ съ евреевъ нѣсколько золотыхъ на свои карманные расходы, считаютъ совершенно [154] справедливымъ, чтобы евреи, при помощи финансовыхъ мошенничествъ, обирали миллiоны у христiан, чтобы вчерашнiй нищiй становился завтрашнимъ нахаломъ. Во всѣхъ случаяхъ они стоятъ за иноземцевъ. Притомъ эти вельможи дѣлали честь деньгамъ, которыя тратили широко и щедро. Артисты и ученыя были какъ у себя дома въ несравненныхъ жилищахъ этихъ патрицiевъ. Лорагюэ безпрестанно занималъ Парижъ своими любовными и иными приключенiями, своими остротами, дуэлями, брошюрами, эпиграммами, эксцентричными процессами, взрывами своего чисто французскаго веселья.

Неправда-ли что пышность больше была къ лицу этому вельможѣ съ высокомѣрнымъ видомъ, любовнику Софiи Арну, щедрому расточителю, который далъ необходимую сумму, чтобы уничтожить скамейки, загромождавшiе сцену, сотруднику Лавуазье, оригинальному причуднику, чѣмъ маленькому невзрачному Альфонсу Ротшильдъ, который угрюмо проѣзжаетъ по Парижу со своей безцвѣтной нѣмецкой физiномiей.

Нѣтъ медали безъ оборотной стороны и нѣтъ побѣды безъ непрiятныхъ послѣдствiй. Покоренiе Эльзаса тоже принесло Францiи значительное количество евреевъ, безъ которыхъ она отлично обошлась-бы.

Евреи весьма многочисленные въ Эльзасѣ, терпѣли тамъ очень дурное обращенiе. Они зависѣли не прямо отъ короля, а отъ вельможъ, которые, по странному противорѣчiю, имѣли право ихъ принимать, а изгонять не смѣли. Евреи должны были платить, кромѣ взноса за право жительства, достигавшаго обыкновенно 36 ливровъ въ годъ, еще почти такую же сумму при водворенiи на мѣстѣ и кромѣ того несли дорожную пошлину. Вслѣдствiе возстанiя возбужденнаго между ними въ 1349 г., они были лишены права жить въ Страсбургѣ и платили налогъ всякiй разъ, какъ входили въ городъ.

Присоединенiе Страсбурга къ Францiи нѣсколько улучшило положенiе евреевъ. Начиная съ 1703 г., говоритъ Легрель въ своей книгѣ “Людовикъ XIV и Страсбургъ”, французскiя власти стали настаивать на отмѣнѣ этихъ старыхъ обычаевъ, ибо израильскiе купцы взяли на себя военныя поставки. Эта перемѣна, [155] которою воспользовалась и семья Серфберъ, привлекла столько евреевъ, что до 89 г. ихъ уже насчитывали въ той мѣстности до двадцати тысячъ, при чемъ въ ихъ рукахъ находилось долговыхъ росписокъ миллiоновъ на 12-15.

Людовикъ XII распространилъ на Провансъ указы объ изгнанiи евреевъ изъ Францiи, но многiе изъ нихъ въ той мрѣстности послѣдовали совѣту, данному ихъ иностранными единовѣрцами, и сдѣлали видъ, что обратились въ христiанство. Въ 1489 г., когда шла рѣчь объ изгнанiи евреевъ, Шаморръ, раввинъ Арльскаго приказа, написалъ, отъ имени своихъ собратьевъ, константинопольскимъ раввинамъ, спрашивая ихъ, что дѣлать, и получилъ отъ нихъ слѣдующее письмо.

“Возлюбленные братья въ Моисеѣ,

Мы получили ваше письмо, которымъ вы насъ увѣдомляете о неудачахъ и несчастiяхъ, переносимыхъ вами, въ чемъ мы вамъ такъ сочувствуемъ, какъ будто это случилось съ нами.

Вотъ совѣтъ нашихъ величайшихъ раввиновъ и сатраповъ: вы говорите “что французскiй король хочетъ, чтобы вы были христiанами, — поступите такъ, если нельзя сдѣлать иначе, но продолжайте хранить въ сердцѣ законъ Моисея. У васъ хотятъ отнять ваше имущеcтво, — сдѣлайте изъ своихъ дѣтей купцовъ, и при помощи торговли вы заберете ихъ добро.

Вы жалуетесь, что они посягаютъ на вашу жизнь, — пусть ваши дѣти сдѣлаются врачами и аптекарями, и, безъ страха наказанiя, будутъ ихъ лишать здоровья.

Они разрушаютъ ваши синагоги, — старайтесь, чтобы ваши дѣти становились канониками и причетниками, ибо тогда они могутъ разрушать ихъ Церковь.

Что-же до того, что вамъ приходится переносить оскорбленiя, — пусть ваши дѣти сдѣлаются адвокатами, нотарiусами и вообще людьми, которые занимаются общественными дѣлами, и этимъ способомъ вы будете властвовать надъ христiанами, прiобрѣтете ихъ земли и отомстите имъ. Не уклоняйтесь отъ совѣта, который мы вамъ даемъ, ибо по опыту увидите, что изъ униженныхъ вы станете владыками.

V.S.S.V.F.F. — Глава Константинопольскихъ евреевъ, 21 Касле, 1489.

[156]

Излишне говорить, что это письмо тоже объявлено апокрифомъ. Что до насъ касается, то мы не видимъ, на какомъ основанiи можно оспаривать подлинность этого документа, который въ сжатыхъ чертахъ замѣчательно резюмируетъ суть еврейской политики (12).

Только въ авиньонскомъ округѣ, бывшемъ тогда папскою областью, французскiе евреи нашли болѣе или менѣе полную свободу и относительную безопасность. Въ срединѣ среднихъ вѣковъ Авиньонъ могъ бы назваться “еврейскимъ раемъ”.

Авиньонскiе евреи, насчитывавшiе въ своей средѣ выдающихся раввиновъ, по видимому, нѣкоторое довольно долгое время составляли особую вѣтвь, отличную отъ немѣцкихъ и португальскихъ евреевъ. Въ XIV в. раввинъ Рейберъ заставилъ ихъ принять особую обрядность, которую они соблюдали до XVIII вѣка, когда окончательно слились съ португальскими евреями.

Конечно, отъ времени до времени противъ нихъ разражались народныя вспышки вслѣдствiе слишкомъ вопiющаго растовщичества, но тутъ всегда вмешивался папа или легатъ, чтобы успокоить умы.

___________

Одна только еврейская колонiя въ Бордо процвѣтала. Когда Испанiя, по окончательномъ пораженiи гренадскихъ мавровъ, была призвана играть роль въ Европѣ, она сдѣлала то-же самое, что и Францiя послѣ усиленiя монархiи: она удалила изъ своихъ нѣдръ элементы, бывшiе причиною безпрестанныхъ волненiй. 30 марта 1490 г. король Фердинандъ Аррагонскiй и королева Изабелла Кастильская, по совѣту знаменитаго Ксименеса, издали указъ, повелѣвавшiй всѣмъ израильтянамъ покинуть страну.

Нѣсколько семействъ укрылись тогда въ Португалiи, гдѣ нашли временное покровительство; вскорѣ они были снова изгнаны, и Мишель Монтэнь, родители котораго принадлежали къ гонимымъ, пересказалъ раздирающiя сердце подробности этого вторичнаго отѣзда въ главѣ, гдѣ чувствуется больше душевнаго волненiя, чѣмъ обыкновенно въ произведенiяхъ этого скептика.

Нѣкоторые изъ изгнанныхъ пришли искать убѣжища въ Бордо. Между ними находились Рамонъ де Гранольясъ, Бертранъ Лопецъ или де Луппъ и другiе, которые быстро заняли мѣсто въ Бордоскомъ обществѣ въ качествѣ юрисконсультовъ, врачей и негоцiантовъ (13).

И такъ мать Монтеня, Антуанетта де Луппъ или Лопецъ, была еврейка, и этотъ фактъ небезъинтересенъ для тѣхъ, кто любитъ объяснять наслѣдственностью темпераментъ писателя. Житейская мудрость и краткая иронiя этого насмѣшника и разочарованнаго какъ-бы имѣетъ связь, не смотря на столѣтiя ихъ [158] раздѣляющiя, съ разочарованной филоcофiей “Екклизiаста”. Не взирая на воспитанiе и христiанскую атмосферу эпохи, на многихъ страницахъ “Опытовъ” находимъ отголосокъ безнадежныхъ рѣчей библейскаго Когелета, который, прогуливаясь по террасѣ этамскаго дворца, размышлялъ о тщетѣ человѣческихъ намѣренiй и объявлялъ, что самыя лучшiя надежды не стоятъ наслажденiй данной минуты и хорошей трапезы, вспрыснутой энгадiйскимъ внномъ.

Осторожное возраженiе ученiю Церкви и скрытая шутка, сдерживаемая въ границахъ благоразумiя, у Монтэня идутъ дальше, чѣмъ кажется сначала. Въ трогательномъ разсказѣ о страданiяхъ португальскихчъ евреевъ, носящемъ заглавiе: “Различныя преслѣдованiя, которымъ тщетно подвергали евреевъ, чтобы заставить ихъ перемѣнить вѣру”, чувствуется тайное восхищенiе передъ этими упрямцами, которые столько выстрадали и все-же не отреклись. Кое-гдѣ, проскальзываетъ намекъ на семейныя несчастiя, которыя во что-бы то ни стало хочешь забыть и другихъ заставить забыть, чтобы не напоминать людямъ, среди которыхъ живешь, о проклятомъ происхожденiи. Это видѣнiе испанскихъ костровъ, которое предстало автору “Опытовъ” во время посѣщенiя синагоги въ Римѣ, описаннаго имъ, какъ будто преслѣдовали совѣтника парламента въ его замкѣ Монтэнь, когда онъ писалъ: “надо очень высоко цѣнить свои догадки, чтобы ради этого изжарить человѣка живъемъ” (14).

Монтэнь и Дюма-сынъ, оба еврейскаго происхожденiя по матери, суть единственные по истинѣ достойные франнузскiе писатели, которыхъ произвело израильское племя, оплодотворенное примѣсью христiанской крови. Не дѣлая сближенiя между легкой улыбающейся шуткой перваго и горькой насмѣшкой второго, можно сказать, что оба они были разрушителями, оба въ различныхъ видахъ выставляли на показъ смѣшныя стороны и пороки человѣчества, не давая ему взамѣнъ положительнаго идеала. Оба смѣялись и плакали, оба были разочарованы и разочаровывали другихъ.

У Дюма въ особенности влiянiе, оказываемое еврейскимъ племенемъ, обусловливаетъ уменьшенiе умственнаго наслѣдiя нашей страны. Ни одинъ современникъ [159] не былъ такъ занятъ религiозными вопросами, ни одинъ не проникалъ такъ глубоко въ тайники человѣческаго существа. Я просилъ одного изъ самыхъ выдающихся членовъ тѣхъ конгрегацiй, которыя были изгнаны шайкою Гамбетты, прочесть прекрасныя “Предисловiя”, въ которыхъ столько мыслей, и помню, что онъ мнѣ писалъ по этому поводу: “этотъ человѣкъ былъ созданъ, чтобы быть cвященникомъ”.

Будучи освѣщенъ истиною, этотъ стойкiй и зрѣлый умъ могъ-бы оказать неисчислимыя услуги: у него самого какъ будто было внутреннее сознанiе того, что онъ самъ терялъ и заставлялъ другихъ терять тѣмъ, что не вѣрилъ. Онъ не повиновался ни низкому тщеславiю, ни грязному соблазну, ни желанiю стать въ хорошiя отношенiя съ такъ называемыми нынѣшними свободомыслящими, о которыхъ онъ часто отзывается съ высокомѣрнымъ презрѣнiемъ, но никогда не могъ сдѣлать рѣшительнаго шага: онъ был, слѣпорожденный и остался слѣпъ.

Интересно будетъ впослѣдствiи изучать у великаго писателя тотъ рокъ, тяготѣющiй надъ племенемъ, отъ котораго онъ никакъ на могъ избавиться.

Шекспиръ, арiецъ по преимуществу, устремился въ область мечты, въ феерiю, въ почти неосязаемую фантастичность “Цимбелина” и “Бури”. Послѣднiй артистическiй замыселъ Дюма имѣлъ цѣлью матерiализировать до послѣднихъ предѣловъ, придать осязаемую дѣйствительную форму той спорной страсти къ золоту, которая живетъ во всякомъ, имѣющемъ хоть каплю семитической крови въ жилахъ. Шекспиръ возвращается на небо, Дюма возвращается на востокъ, въ Багдадъ; первый, въ послѣднемъ и высшемъ усилiи своего таланта, хочетъ поймать облако, второй хочетъ нагромоздить какъ можно больше металла сразу, и, что-бы соблазнить свою героинию, не находитъ ничего лучше, какъ [160] возможность ворочать грудами новаго, дѣвственнаго золота. Это напоминаетъ намъ гнѣвъ, охватившiй афинянъ въ храмѣ Вакха, когда, въ пьесѣ Эврипида, Беллерофонъ воскликнулъ, что надо боготворить золото. Арiйскiй генiй возмутился такимъ богохульствомъ, и актеръ, чуть не побитый каменьями, долженъ былъ удалиться со сцены.

Мы уже говорили, что португальскiе евреи были допущены во Францiю въ качествѣ не евреевъ, а “новыхъ христiанъ”, и только на правахъ христiанъ они получили въ августѣ 1550 года жалованные грамоты, которыя были провѣрены въ заcѣданiи парламента и въ парижской отчетной палатѣ 22 сент. того-же года, а записаны только въ 1574 г. Докладная записка парижскихъ купцовъ, которые въ 1767 г. возстали противъ поступленiя евреевъ въ ремесленныя корпорацiи, настаиваетъ на этомъ обстоятельствѣ.

Какъ-бы то ни было, португальцы всякiй разъ энергически протестовали, когда ихъ считали за евреевъ. Въ 1614 г. ихъ потревожили и они доложили королю, “что они уже давно живутъ въ Бордо, и что зависть къ ихъ имуществу заставляетъ смотрѣть на нихъ, какъ на евреевъ, чего вовсѣ нѣтъ, ибо они очень ревностные христiане и католики”.

[161]

Они строго подчинялись всѣмъ обрядностямъ католической религiи, списокъ ихъ рожденiй, бракосочетанiй и смертей вносился въ церковныя метрики; ихъ контракты начинались словами: во имя Отца и Сына и св. Духа (15).

Проживъ такимъ образомъ около полутораста лѣтъ, евреи остались такъ-же вѣрны своимъ вѣрованiямъ, какъ и въ день прибытiя. Какъ только обстоятельства оказались благопрiятны, въ 1686 г., по словамъ Веньямина Франчiа, они открыто вернулись къ iудейству, перестали крестить дѣтей и сочетаться бракомъ у христiанскихъ священниковъ.

Даже евреи, семейства которыхъ болѣе 200 лѣтъ оффицiально исповѣдывали католицизмъ въ Испанiи, перешли границу и позволили совершить надъ собою обрядъ обрѣзанiя и бракосочетанiя по израильскому обряду въ Бордо, какъ только тамъ поселились раввины.

Стойкость, упорная живучесть iудейства, которую ничто не можетъ сокрушить, даже самое время и которая тайно передается отъ отца къ сыну, навѣрно является однимъ изъ самыхъ любопытныхъ явленiй для наблюдателя.

Немногiе умы во Францiи, еще способные связать двѣ мысли подрядъ, найдутъ здѣсь случай поразмыслить надъ анти-религiознымъ движенiемъ, изученiе котораго еще впереди, ибо элементы этого изученiя, т. е. свѣдѣнiя о настоящемъ происхожденiи преслѣдователей очень неполны, хотя съ нѣкотораго времени уже занимаются собиранiемъ этихъ свѣдѣнiй (16).

Многiе изъ безчисленныхъ иностранныхъ евреевъ, пробравшихся во Францiю вслѣдствiе большаго передвиженiя 1789 г. устроились въ тихомолку и зажили тою-же жизнiю, что и всѣ. Вдругъ представился благопрiятный случай; старая ненависть противъ христiанства, усыпленная у отцовъ, проснулась у дѣтей, и; прикрываясь именемъ свободомыслящихъ, они принялись оскорблять священниковъ, ломать двери святилищъ, ниспровергать кресты.

_______________

[162]

Въ Бордо, какъ и всюду, развитiе еврейской язвы слѣдовало своему психологическому теченiю, той эволюцiи, которой оно подчиняется вездѣ, во всѣхъ климатахъ, во всѣ эпохи, безъ всякихъ исключенiй.

22 мая 1718 г. де Курсонъ, губернаторъ Бордо, констатировалъ присутствiе 500 лицъ принадлежавшихъ къ еврейскому вѣроисповѣданiю. Въ 1733 г. ихъ было уже 4000-5000. Какъ только они почувствовали себя вольнѣе, то нашли возможность открыть семь синагогъ.

Со своимъ обычнымъ нахальствомъ они вздумали занять первое мѣсто. Чтобы возвысить пышность своихъ погребенiй, они заставляли участвовать въ процессiяхъ городскою стражу.

На нашихъ глазахъ повторяются тѣ-же факты въ аналогичномъ порядкѣ. Подъ тѣмъ преддлгомъ, что дежурный офицеръ, сообразуясь съ буквой устава, отказался слѣдовать за гражданскими похоронами Фелисьена Давида, еврейское франмасонство завопило: “что вы сдѣлали съ свободной мыслью, этой великою вещью!” Это первая ступень. Когда надо было везти Гамбетту на кладбище Перъ-Лашезъ, масонство заставило чиновниковъ и офицеровъ принять участiе въ похоронахъ, которыя возбудили негодованiе всѣхъ порядочныхъ людей. Это вторая ступень. Черезъ нѣкоторое время чиновникамъ, офицерамъ и гражданамъ запретятъ присутствовать при церковныхъ похоронахъ на томъ основанiи, что это клерикальная манифестацiя. Это будетъ третья ступень.

По достиженiи этой третьей ступени обыкновенно является въ странахъ, еще не вполнѣ охваченныхъ гнiенiемъ, энергичный человѣкъ, который, вооружившись хорошей метлой, выгоняетъ въ шею всѣхъ этихъ господъ. Тогда разражается сцена протеста, — это самое рѣшительное средство.

“О, бѣдный израиль, жертва злыхъ! ты плачешь, но придетъ и твой чередъ”.

Между тѣмъ бордоскiе евреи не прочь были и позабавиться. Докладъ, поданный въ 1733 г. де Буше, свидѣтельствуетъ, что евреи брали въ услуженiе хорошенькихъ крестьянокъ, соблазняли ихъ для того, чтобы онѣ служили кормилицами ихъ собственныхъ [163] дѣтей, а дѣтей рожденныхъ крестьянками, отдавали въ воспитательный домъ.

Это въ порядкѣ вещей: гой, дочь или сынъ гоя созданы для того, чтобы обогащать и забавлять еврея. Ихъ удѣлъ быть пушечнымъ мясомъ, рабочимъ скотомъ, служить для наслажденiя и непотребныхъ домовъ. Вчерашняя исторiя повторяется и сегодня. Нѣкоторымъ добрымъ женщинамъ и героическимъ дѣвушкамъ удавалось прежде спасать эти жертвы нищеты и разврата отъ отчаянiя и стыда, теперь и этому будутъ мѣшать .

Канцлеръ д'Агессо, котораго нельзя заподозрить въ ненависти къ просвѣщенiю, былъ пораженъ смѣлостью дѣйствiй бордоскихъ евреевъ и старался ихъ сдерживать .

По правдѣ сказать, португальскiе евреи таки терпѣли отъ своихъ единовѣрцевъ. Разные Сильва, Ланейры, Перейры и Ко стояли во главѣ банкирскихъ и торговыхъ домовъ и оказывали государству нѣкоторыя услуги. Къ несчастью, видя городъ открытым, цѣлая туча авиньонскихъ и нѣмецкихъ евреевъ ринулась на Бордо. Португальцы, принадлежавшiе къ колѣну Iудову, были поставлены въ весьма затруднительное положенiе сынами колѣна Венiяминова, которые дѣятельно предались торговлѣ старымъ платьемъ и тряпьемъ и при этомъ не всегда отличались желаемою честностью.

Въ довершенiе бѣды возгоралась сильная распря изъ-за кашернаго вина, на которое раввины предъявляли права на томъ основанiи, что они его дѣлали по уставу, мѣжду тѣмъ какъ немѣцкiе раввины хотѣли его приготовлять сами и ничего не платить.

Въ наше время эти раздоры были-бы прекращены очень просто: всѣхъ соперничающихъ евреевъ назначили-бы префектами или подъ-префектами и попросили-бы ихъ вымѣщать свою злобу на христiанахъ; но XVIII вѣкъ до этого еще не дошелъ.

Несмотря на сопротивленiе авиньонскихъ евреевъ, утверждавшихъ, что они занимаются крупной торговлей, опредѣленiемъ совѣта отъ 22 янв. 1734 г. было рѣшено окончательное изгнанiе безъ всякаго отлагательства всѣхъ авиньонскихъ и нѣмецкихъ евреевъ, поселившихся въ Бордо или въ другихъ мѣстностяхъ провинцiи [164] Гюйены. Благодаря этой мѣрѣ, португальскiе евреи могли въ относительномъ спокойствiи оставаться въ Бордо до революцiи.

Однако Бордо былъ для евреевъ слишкомъ узкимъ полемъ дѣйствiя; они тщетно пытались въ 1729 г. поселиться въ Ла Рошель; другое постановленiе отъ 22 авг., вслѣдствiе донесенiя д'Агессо, которого мы находимъ всюду, гдѣ идетъ рѣчь о спасенiи отечества, изгнало ихъ изъ Невера.

Но особенно они добивались попасть въ Парижъ. Въ 1767 г. они вообразили, что нашли средство проникнуть туда. Одно постановленiе совѣта гласило, что, при помощи грамотъ жалованныхъ королемъ, иностранцы могутъ вступать въ ремесленные цехи. Евреи, которые никогда не унываютъ, вообразили что имъ легко будетъ пробраться этимъ путемъ.

Шесть торговыхъ корпорацiй выразили энергическiй протестъ. “Прошенiе парижскихъ купцовъ и негоцiантовъ о недопущенiи евреевъ” является однимь изъ самыхъ ннтересныхъ документовъ по семитическому вопросу.

Дѣйствительно, больше нельзя разсказывать намъ старыя сказки о фанатическихъ народахъ, подстрекаемыхъ монахами, о религiозныхъ предразсудкахъ. Эти горожане-парижане XVIII вѣка, современники Вольтера, вѣроятно довольно равнодушны къ вопросамъ вѣры.

Парижскiае купцы энергично противятся тому, чтобы евреевъ ставили на одинъ уровень съ иностранцами. Иностранецъ — есть понятiе свойственное всѣмъ цивилизованнымъ людямъ; еврей-же стоить внѣ всякихъ нацiй, это чужой, нѣчто вродѣ древняго циркулятора.

[165]

Принятiе этого сорта людей въ политическое общество является очень опаснымъ; ихъ можно сравнить съ осами, которыя забираются въ ульи для того, (17) чтобы умерщвлять пчелъ, вскрывать имъ животь и высасывать медъ, находящiйся въ ихъ внутренностяхъ. Таковы евреи, у которыхъ невозможно предполагать гражданскихъ добродѣтелей, присущихъ членамъ политическихъ обществъ.

Ни одинъ изъ этихъ людей не былъ воспитанъ въ правилахъ законной власти. Они даже считаютъ, что всякая власть есть захватъ ихъ правъ, и мечтаютъ только о томъ, чтобы достигнутъ владычества надъ вселенной, считаютъ всѣ владѣнiя своею собственностью, а подданныхъ всѣхъ государствъ за узурпаторовъ, отнявшихъ у нихъ имущество.

Эти купцы XVIII вѣка, которые были поумнѣе нашихъ теперешнихъ лавочниковъ, позволяющихъ выгонять себя для того, чтобы уступать мѣсто дерзкимъ пришельцамъ, указываютъ въ выраженiяхъ, достойныхъ Туссенеля, на свойственный евреямъ даръ сплачиваться и соединяться противь тѣхъ, кто имъ оказалъ гостепрiимство. То, что они пишутъ о состоянiяхъ, добытыхъ честнымъ трудомъ, является какъ-бы завѣщанiмъ старыхъ парижскихъ комерсантовъ, столь честныхъ, добросовѣстныхъ, далекихъ отъ безстыдной рекламы, безъ которой вамъ теперь не продадутъ и аршина камлота, и благодаря которой туристы смотрятъ на Парижъ, какъ на разбойничiй притонъ.

Евреи притѣсняютъ всѣхъ иностранцевъ; это частицы ртути, которыя бѣгаютъ, разсыпаются и при малѣйшемъ наклонѣ соединяются въ одно цѣлое. Рѣдко случается быстро разбогатѣть отъ торговли, если ее вести съ должной честностью; вообще можно утверждать, [166] что состоянiя французовъ и особенно парижскихъ купцовъ добыты законно. Евреи, напротивъ, въ теченiи немногихъ лѣтъ накопляли огромныя богатства, да и по нынѣ мы это видимъ. Ужъ не обязаны ли они этимъ какой-нибудь сверхъестественной способности?

Евреи не могутъ похвалиться, что предоставили хоть какую-нибудь выгоду жителямъ тѣхъ странъ, гдѣ ихъ выносятъ. Новыя изобрѣтенiя, полезныя открытiя, усидчивый и тяжелый трудъ, мануфактура, вооруженiе войскъ, земледѣлiе — ничто не входитъ въ ихъ систему. Но пользоваться открытiями, чтобы искажать плоды ихъ, поддѣлывать металлы, прятать краденыя вещи, покупать у перваго встрѣчнаго, даже у убiйцы и слуги, ввозить запрещенные или испорченные товары, предлагать расточителямъ или несчастнымъ должникамъ средства ускоряющiя ихъ разоренiе, заниматься учетомъ векселей, ажiотажемъ, ссудой подъ залогъ, мѣной, торговлей подержанными вещами, всякаго рода ростовщичествомъ — вотъ ихъ промыселъ.

Разрѣшить одному только еврею открыть въ городѣ торговый домъ, значитъ разрѣшить въ немъ торговлю всему племени, противопоставить силамъ каждаго негоцiанта силу цѣлаго племени, которое не применетъ воспользоваться этимъ, чтобы вредить по одиночкѣ всѣмъ торговцамъ, слѣдовательно вредить торговлѣ всего города (18).

Если ихъ дѣятельность опасна вездѣ, то въ Парижѣ она была-бы пагубнѣе, чѣмъ гдѣ-либо. Какое обширное поле для алчности! Какая возможность совершать продѣлки по ихъ вкусу! Ни строжайшiе законы, ни бдительность полицейскихъ чиновниковъ, ни старанiя городского управленiя способствовать видамъ администрацiи, — ничто не было-бы въ состоянiи предотвратить послѣдствiя ихъ алчности. Было-бы невозможно услѣдить за ними на ихъ извилистомъ и темномъ пути.

Приведемъ еще пророческое заключенiе этого замѣчательнаго произведенiя, въ которомъ проглядываетъ честная и патрiотическая душа нашихъ предковъ.

У одного древняго философа спросили, откуда онъ родомъ; онъ отвѣчалъ, что онъ космополитъ, т. е. [167] гражданинъ вселенной. Другой говорилъ: “я предпочитаю мою семью самому себѣ, мое отечество семьѣ, а человѣческiй родъ моему отечеству”. Пусть защитники евреевъ не впадаютъ въ заблужденiе! Евреи не космополиты, нѣтъ такого мѣста во вселенной, гдѣ-бы они были гражданами; они предпочитаютъ себя всему человѣчеству, они его тайные враги, ибо предполагаютъ когда-нибудь его поработить.

Этотъ негодующiй протестъ восторжествовалъ. Первый приговоръ отъ 25 iюля 1775 г. разрѣшалъ снять запрещенiе съ товаровъ захваченныхъ сторожами въ еврейскихъ лавкахъ и дозволялъ евреямъ продолжать торговлю: но совѣтъ измѣнилъ это рѣшенiе, и приговоръ отъ 7 февр. 1777 г. окончательно отказалъ евреямъ въ искѣ.

Евреевъ защищалъ Лакретель; но надо признаться, что они выбрали страннаго защитника.

“Этотъ народъ, пишетъ онъ, освоившiйся съ презрѣнiемъ, избираетъ низость путемъ для своего благосостоянiя; будучи неспособенъ ко всему, что требуетъ энергiи, онъ рѣдко попадается въ преступленiи, но часто въ мошенничествѣ. Онъ жестокъ изъ недовѣрiя и прннесетъ въ жертву добрую славу, все счастiе, лишь бы прiбрѣсти для себя самую ничтожную сумму.

У него нѣтъ другихъ средствъ кромѣ хитрости, и онъ ловко умѣетъ обманывать. Ростовщичество, — это чудовище, которое раскрываетъ руку самой скупости, чтобы насытиться еще болѣе, которое въ тишинѣ, во мракѣ принимаетъ тысячи различныхъ образовъ, безпрестанно высчитываетъ часы, минуты ужаснаго заработка, всюду ходитъ, высматриваетъ несчастныхъ, чтобы подавать имъ коварную помощь, — какъ-бы избрало еврея своимъ орудiемъ. Вотъ что могло собрать о еврейскомъ народѣ самое тщательное изслѣдованiе, и, признаться по правдѣ, можно ужаснуться этого изображенiя, если оно правдиво, а оно слишком правдиво, это прискорбная истина”.

Это столь энергично выраженное чувство отвращенiя тѣмъ болѣе знаменательно, что повидимому никто, особенно во Францiи, не подозрѣвалъ истинной силы еврея. Вольтеръ, нападавшiй на Ветхiй Завѣтъ изъ ненависти къ Новому, осыпалъ евреевъ своими [168] сквернословнымн шутками, но говорилъ о нихъ какъ обо всемъ, незная хорошенько, что онъ говоритъ.

Шпiонъ шпiона, оплачиваемый Дюбуа — таково положенiе, въ которомъ намъ прежде всего является великiй человѣкъ, столь близкiй сердцу французской демократiи. Любопытный отрывокъ изъ его переписки, на который изо всѣхъ писателей одинъ только Брюнетьеръ сдѣлалъ легкiй намекъ (19), представляетъ намъ философа, — въ томъ возрастѣ, когда благородныя чувства проявляются у наименѣе одаренныхъ людей, выдающимъ кардиналу Дюбуа какого-то несчастнаго еврея изъ Меца, Соломона Леви, который честно занимался ремесломъ шпiона.

Это письмо къ Дюбуа интересно съ точки зрѣнiя тѣхъ изслѣдованiй, которыми мы занимаемся; оно хорошо освѣщаетъ личность Вольтера и въ то-же время рисуетъ дѣтельность еврея, международнаго развѣдчика, [169] проникающаго всюду, благодаря своему племени (20). Однако Вольтеръ оказался наиболѣе ловкимъ изъ двухъ, вѣроятно потому, что онъ былъ наименѣе щепетильный.

“Посылаю Вамъ маленькую замѣтку о томъ, что мнѣ удалось узнать относительно еврея, о которомъ я имѣлъ честь говорить Вамъ.

Если Ваше Высокопреосвященство считаете этотъ случай важнымъ, то я осмѣлюсь доложить, что такъ какъ для еврея отечество тамъ, гдѣ онъ зарабатываетъ деньги, то онъ также легко можетъ выдать короля императору, какъ и императора королю”.

“Соломонъ Леви, родомъ изъ Меца, былъ сперва на службѣ у г. Шамильяра и затѣмъ перешелъ къ врагамъ съ тою легкостью, съ какою евреи всюду принимаются и изгоняются. Ему удалось сдѣлаться поставщикомъ императорской армiи въ Италiи: оттуда онъ доставлялъ всѣ необходимыя свѣдѣнiя маршалу Виллеруа, что не помѣшало ему быть захваченнымъ въ Кремонѣ.

“Впослѣдствiи, будучи въ Вѣнѣ, онъ переписывался съ маршаломъ де Вилларъ. Въ 1713 г. онъ получилъ приказъ отъ г. де-Торси слѣдовать за милордомъ Мальбругъ, вступившимъ въ Германiю, чтобы воспрепятствовать миру, и отдавалъ точный отчетъ въ его дѣйствiяхъ.

“Полтора года тому назадъ онъ былъ тайно посланъ Лебланомъ въ Пирцъ, яко-бы по государственному дѣлу, которое оказалось вздоромъ. Что касается до его сношенiй съ Вилларомъ, секретаремъ кабинета императора, то Соломонъ Леви утверждаетъ, что Вилларъ, если и открывалъ ему что-либо, то какъ человѣку преданному интересамъ имперiи, такъ какъ онъ братъ другаго Леви, служившаго въ Лотарингiи и очень извѣстнаго”.

“Однако невѣроятно, чтобы Вилларъ, который получалъ деньги отъ Соломона Леви въ обмѣнъ за тайны своего государя, выданныя лотарингцамъ, не бралъ-бы ихъ такъ-же охотно и для той-же цѣли у французовъ.

[170]

Многочисленныя денежныя операцiи, которымъ предавался Вольтеръ, не разъ терпѣли неудачи. Будучи участникомъ въ дѣлахъ еврея Медины, онъ потерялъ при его банкротствѣ 20 тыс. ливровъ, которые оплакивалъ всю жизнь, ибо онъ не обладалъ философскимъ взглядомъ добрыхъ акцiонеровъ Бингэмскихъ рудниковъ (21).

“Когда Медина, писалъ онъ незадолго до своей смерти, заставилъ меня потерять въ Лондонѣ 20 тыс. ливровъ — 44 года тому назадъ, то онъ мнѣ сказалъ, что это не его вина, что онъ никогда не былъ сыномъ Белiала, а всегда старался жить, какъ сыны Божiи, т. е. какъ честный человѣкъ и хорошiй израильтянинъ. Онъ меня умилилъ, я его обнялъ, мы вмѣстѣ восхвалили Бога, и я потерялъ 80%......”

Около полувѣка прошло съ тѣхъ поръ, не смягчивъ жгучаго воспоминанiя.

Дѣло Авраама Гирша или Гиршеля еще больше поразило великаго человѣка. Хотя при этомъ лишь слегка пострадало его доброе имя, которымъ онъ мало дорожилъ, зато онъ утратилъ дружбу Фридриха, которую очень цѣнилъ.

Чтобы понять дѣло Гирша, стоитъ вспомнить тунискiй заемъ; это та-же операцiя съ незначительными измѣненiями.

Въ царствованiи польскихъ королей Саксонiя выпустила билеты, называвшiеся Слауерскими и упавшiе на З5% ниже номинальной цѣны.

Фридрихъ условился Дрезденскимъ договоромъ, чтобы эти бумаги оплачивались по выпускной таксѣ; будучи однако честнѣе нашихъ правительствъ онъ формально запретилъ, чтобы съ этими бумагами допускался ажiотажъ.

Одинъ еврей, золотыхъ дѣлъ мастеръ увидѣлъ, что предпрiятiе выгодно, и сказалъ Вольтеру: “Вы въ милости при дворѣ, купимъ пополамъ Слауерскiе билеты по низкой цѣнѣ, и пусть намъ за нихъ заплатятъ al pari”.

Что-же произошло затѣмъ? Трудно узнать съ достовѣрностью. Въ дѣло замѣшался другой еврей, Ефраимъ Вейтель, желая получить свою долю барыша. Въ обмѣнъ за свою подпись Вольтеръ потребовалъ отъ Гирша залогъ изъ бриллiантовъ стоимостью въ 18 тыс. ливровъ. Онъ велѣлъ протестовать свой вексель и хотѣлъ купить бриллiанты чуть не даромъ; кромѣ того онъ потребовалъ, чтобы Гиршъ принеcъ ему перстень и зеркало осыпанные бриллiантами, и, недовольствуясь еще этимъ залогомъ, грубо сорвалъ кольцо, которое было надѣто на пальцѣ несчастнаго еврея.

Послѣдовавшiй за тѣмъ процессъ надѣлалъ ужаснаго шума. Вольтеръ, который охотно доносилъ и всегда умѣлъ быть въ ладахъ съ властями, просилъ Бисмарка, одного нзъ предковъ страшнаго канцлера, вѣлеть арестовать Гирша, котораго продержали нѣкоторое время и потомъ выпустили.

Фридрихъ II выказалъ заслуженное презрѣнiе человѣку, которому республиканская Францiя воздвигаетъ теперь памятники. “Вы меня спрашиваете, пишетъ онъ по этому поводу маркграфинѣ Байрейтской, въ чемъ состоитъ дѣло Вольтера съ евреемъ? Это дѣло мошенника, который хочетъ надуть другого мошенника. Вскорѣ мы узнаемъ изъ приговора, который изъ нихъ наибольшiй бездѣльникъ”.

Изгнанный изъ Потсдама Вольтеръ униженно смиряется передъ презрѣнiемъ. “Государь, пишетъ онъ, [172] умоляю Ваше Величество замѣнить состраданiемъ ту доброту, которая меня пленила и побудила провести у вашихъ ногъ остатокъ моихъ дней.

Прошу прощенiя у Вашего Величества, у Вашей доброты, у Вашей философiи”.

“У Васъ вышло съ евреемъ самое грязное дѣло”, отвѣтилъ Фридрихъ и велѣлъ ему покинуть свои владенiя.

Эти денежныя непрiятности объясняютъ враждебность, которую Вольтеръ всегда выказывалъ евреямъ; его насмѣшки надъ ихъ правилами гигiены, клички обрѣзанцевъ и вшивыхъ, которыя постоянно выходятъ изъ-подъ его пера.

Удивительнѣе всего, даже если знать невѣжество Вольтера, который всегда ошибается, когда не лжетъ. — это понятiе составленное имъ, о количественной силѣ евреевъ.

Сравните эту цыфру, приведенную человѣкомъ правда очень поверхностнымъ, но принимавшимъ дѣятельное участiе въ движенiи своего времени, съ цыфрою 8 милл. евреевъ, открыто признаваемою теперь. Вы поймете почему израиль оградился вдругъ глубокимъ молчанiемъ, чтобы посвятить себя подземной работѣ противъ общества. Эта сосредоточенность израиля, если можно такъ выразиться, позволила Европѣ въ теченiе всего XVIII вѣка прожить въ сравнительномъ спокойствiи, воздѣлывать искусства въ мирѣ, прерываемомъ лишь небольшими войнами, которыя не были ни [173] племенными, ни религiозными столкновенiями, а потому не отличались губительностью. Передъ битвой противники отдавали другъ другу честь шпагой, послѣ битвы пожимали другъ другу руки и отправлялись вмѣстѣ въ театръ.

_________________

Впрочемъ въ концѣ XVIII в. нѣсколькимъ евреямъ удалось устроиться въ Парижѣ, хотя и при очень ненадежныхъ условiяхъ.

Кромѣ этихъ семействъ существовала въ Парижѣ маленькая колонiя португальскихъ евреевъ, которые, будучи большею частiю родомъ изъ Бордо, способствовали поддержанiю привиллегированнаго положенiя, заслуженнаго евреями этого города извѣстною выдержкою, дѣйствительными достоинствами и относительнымъ уваженiемъ, столь рѣдкимъ у евреевъ, къ религiи тѣхъ людей, которые имъ оказали гостепрiимство.

Синдикомъ этихъ португальцевъ былъ человѣкъ, которому наука отвела особое мѣсто, Яковъ Родриго Перейра, изобрѣтатель метода для обученiя глухонѣмыхъ. Людовикъ XV, пораженный опытами при которыхъ присутствовалъ, пожаловалъ въ 1750 г. пенсiю Родригѣ Перейрѣ; въ 1753 г. академiя присудила ему премiю за записку по вопросу: “Какiя средства могутъ замѣнить вѣтеръ на большихъ корабляхъ”; наконецъ [174] въ 1765 г. онъ былъ назначенъ переводчикомъ восточныхъ языковъ при королѣ.

И такъ уваженiе, которымъ пользовался синдикъ, усиливало благосклонность ко всѣмъ португальскимъ евреямъ.

Однако правительство, которое знало, или вѣрнѣе думало, что знаетъ евреевъ, держало ихъ въ границахъ, чтобы подъ прикрытiемъ отдѣльныхъ личностей пользовавшихся уваженiемъ, не произошло всеобщее нашествiе.

Письмо Ленуара къ Перейрѣ, обнародованное общиною, ибо оно все-таки служило гарантiею извѣстныхъ правъ въ зависимости оть извѣстнаго поведенiя, свидѣтельствуетъ о заботливости, съ оттѣнкомъ безпокойства, съ какою старая Францiя слѣдила за израилемъ.

“Вcѣ евреи, пребывающiе въ Парижъ, пишетъ Ленуаръ, могутъ въ немъ жить лишь по паспортамъ, выдаваемымъ на короткiй срокъ; ибо они подчиняются совсѣмъ особой полицiи. Одни только испанскiе и португальскiе евреи, извѣстные подъ именемъ новыхъ христiанъ или португальскихъ купцовъ, были до сихъ поръ избавлены отъ этого правила; но я думаю, что если-бы они сами не были подчинены извѣстному уставу, то изъ ихъ привиллегiй проистекли-бы нѣкоторыя неудобства, а именно, разные иностранные евреи ложно принимали-бы званiе португальскихъ купцовъ и проникали-бы въ Парижъ, чтобы нарушать порядокъ, и это было-бы для нихъ тѣмъ легче, что за ними слѣдили-бы менѣе зорко, чѣмъ слѣдуетъ.

Чтобы предупредить эти злоупотребленiя, король постановилъ, чтобы всѣ испанскiе и португальскiе евреи, откуда-бы они ни прiѣхали, если захотятъ жить въ Парижѣ, представляли удостовѣренiя синдика и шести другихъ почетныхъ, утвержденныхъ закономъ лицъ своей общины, которые подтвердятъ ихъ примѣты и засвидѣтельствуютъ ихъ личность.

Представляя для записи свои удостовѣренiя и другiе доктменты, свидѣтельствующiя о ихъ подлинности, они должны объявить о причинахъ своего пребыванiя въ Парижѣ, о своемъ мѣстожительствѣ и за три дня извѣстить о днѣ отъезда.

[175]

Всѣ эти объясненiя должны вноситься въ списокъ, который будетъ предъявляться при всякомъ требованiи.

Говоря о португальскихъ евреяхъ въ Парижѣ, надо отвести особое мѣсто знаменитому Пейксотто. Въ жизни этого миллiонера мы встрѣтимъ много знакомыхъ именъ: имя Дакоста, убiйцы нашихъ священниковъ, имя Катулла Мендеса.

Самъ Пейксотто — настоящiй современный еврей; это типъ, который мы встрѣчаемъ на каждомъ шагу: грубые пороки, глупое тщеславiе, нахальство, постоянная потребность быть на виду, заставлять говорить о себѣ.

Въ 1775 г. весь Парижъ занимался его разводомъ съ женою. У него не было особыхъ причинъ жаловаться на свою подругу жизни, ибо онъ ей ставитъ въ укоръ лишь то, что она всегда въ дурномъ расположенiи духа, становится стара, сварлива, мелочна и любитъ противорѣчить.

Какъ оказывается, этого болѣе чѣмъ достаточно по закону Моисея, чтобы признать разводъ, который еврею Накэ таки удалось силою навязать Францiи, столь долгое время обязанной своимъ нравственнымъ величiемъ уваженiю къ нерасторжимости брака.

C развязностью, свойственною подобнымъ людямъ, Пейксотто приводитъ въ примѣръ какого-то князя, состоявшаго въ родствѣ съ королевскимъ домомъ, чтобы доказать, что нельзя жениться за границей безъ разрѣшенiя короля, и напоминаетъ о расторженiи брака герцога Гиза сь дѣвицею Бергъ. На это адвокаты отвѣчали, чего-бы себѣ теперь, можетъ быть, не позволили, что банкиръ “не французъ и даже не натурализованный, а еврей”, не одно и то-же, что герцогъ Гизъ.

Отвращенiе Пейксотто къ супружескимъ узамъ объяснялось причинами, которыхъ отъ насъ не скрывали [176] современные хроникеры. Гнусныя наклонности банкира были извѣстны всему Парижу.

У насъ есть другое свидетельство о нравахъ Пейксотто въ “Оленьем Паркѣ” или “Происхожденiи ужасного дефицита”, но просто затрудняешься говорить о приключенiи съ Деврiе и о картинкѣ, сопровождающей текстъ.

Я предоставляю это евреямъ — издателямъ изъ улицы Полумѣсяца, которые припишутъ эту исторiю какому-нибудь честному христiанину и заслужатъ еще разъ уваженiе еврейскаго масонства. Шумъ поднятый Пейксотто, не такъ-то скоро стихъ. Не знаю, вслѣдствiе какихъ обстоятельствъ онъ отправился въ Испанiю и былъ окрещенъ 18 авг. 1781 г. Донъ-Жуаномъ Дини де ля Гуерра, епископомъ Сигуэнцы.

Надо сознаться, что самые знаменитые нынѣшнiе чудаки, — Гиршъ, выставляющiй свой гербъ на конюшняхъ Борегара, Ефруси, смѣло расположившiйся въ славномъ жилище де Люиновъ, Ротшильдъ, говорящiй герцогу Омальскому: “я раздѣляю страсть нашихъ предковъ къ охотѣ”, — не могутъ сравниться съ нимъ въ комизмѣ.

Другимъ выдающимся лицомъ, среди французскаго еврейства XVIII врка, былъ Лифманнъ Кальмеръ. “Ежегодникъ Израильскихъ Архивовъ” сообщаетъ намъ, что онъ родился въ 1711 г. въ Ганноверѣ, поселился въ Гаагѣ и женился на Рахили Моисей Исаакъ. Вскорѣ онъ покинулъ Голландiю и переселился во Францiю, гдѣ ему удалось какимъ-то образомъ выхлопотать права гражданства для себя и дѣтей. Кальмеръ не остановился на полъ пути, и дѣйствительно онъ былъ первымъ еврейскимъ барономъ во Францiи.

Одинъ ничтожный человѣкъ, Пьеръ Бри, владѣлецъ Бернапре, купилъ у кредиторовъ герцога Шольнъ за 1,500,000 ливровъ баронiю Пикиньи и Амьенское видамское достоинство. Вскорѣ оказалось, что это прiобрѣтенiе было сдѣлано отъ имени Лифмана Кальмера, богатаго гражданина города Гааги, получившаго права гражданства во Францiи и ставшаго такимъ образомъ владѣльцемъ баронiи Пикиньи и носителемъ Амьенскаго видамскаго достоинства.

[177]

Начиная съ этого времени Кальмеръ проводилъ свою жизнь въ тяжбахъ. Вмѣсто того, чтобы быть миролюбивымъ и скромнымъ, онъ изъявлялъ притязанiя на пользованiе во всей строгости своими феодальными правами; онъ довелъ свое нахальство до того, что самъ хотѣлъ раздавать церковные доходы коллегiальной церкви св. Мартина въ Пикиньи. Въ то время еще не привыкли видѣть, чтобы евреи, какъ впослѣдствiи дѣлалъ Кремье, назначали епископовъ, и епископъ Амьенскiй съ рѣдкою энергiею возсталъ противъ этого неслыханнаго притязанiя.

Несмотря на весь шумъ, надѣланный Пейксотто и Кальмеромъ, положенiе евреевъ въ Парижѣ было еще очень шатко. Объ этомъ краснорѣчивѣе всего говоритъ одна подробность: они даже не знали, гдѣ имъ хоронить своихъ покойниковъ, и погребали ихъ въ ла Вилеттъ, въ саду извозчичьяго трактира подъ вывѣскою “Золотого солнца”, они платили владѣльцу Матару 50 фр. за тѣло знатной особы.

Матаръ безжалостно эксплоатировалъ этихъ парiй, оскорблялъ ихъ самыя священныя вѣрованiя, велѣлъ сдирать шкуры съ быковъ и лошадей на землѣ, предназначенной для погребенiя, смѣшивалъ мясо и кости этихъ животныхъ съ останками людей, мѣшалъ евреямъ во время похоронныхъ церемонiй и грозилъ имъ, что не будетъ принимать ихъ покойниковъ.

_______________

Неправда-ли, какъ поразителенъ контрастъ между вчерашнимъ и сегодняшнимъ днемъ? Посмотрите на этихъ несчастныхъ, которые потихоньку отправляются въ отдаленное предмѣстье Парижа, ибо у нихъ нѣтъ мѣста, гдѣ-бы они могли плакать и читать молитву: “о, предвѣчный Боже, скала мiровъ, сущiй во вѣки, милосердный, прощающiй обиды и заглаживающiй беззаконiя, молю Тебя о душѣ того, который умеръ”. Прежде чѣмъ пройдетъ сто лѣтъ, они будутъ владыками блестящаго Парижа, по которому теперь скользять какъ тѣни; у нихъ будутъ дворцы, рѣзвые кони, ложи въ оперѣ, власть — все у нихъ будетъ. Въ этомъ самомъ закоулкѣ Вилеттъ будутъ возвышаться заводы Гольфена, гдѣ три тысячи христiанскихъ рабочихъ, согбенных [178] подъ бременемъ безпрерывнаго труда, задыхающихся въ 50 градусной атмосферѣ, ведомые изъ-подъ палки подобно строителямъ пирамидъ, будутъ впадать въ чахотку и харкать кровью начиная съ 40 лѣтъ, для того, чтобы у этого человѣка прибавилось немного золота.

Мнѣ захотѣлось увидѣть это кладбище, существующее понынѣ, и я нашелъ подъ № 44 во Фландрской улицѣ “Золотое солнце” почти такимъ, какимъ оно было въ прежнее время, хотя трактиръ не сущестуетъ, но домъ сохранилъ свое названiе.

Въ первую минуту кажется, что вы попали въ трактиръ XVIII вѣка. По огромному двору, напоминающему дворъ фермы, расхаживаютъ куры, индюки, утки, которыя полощатся въ лужѣ, коза дополняетъ эту сельскую картину.

Домъ примыкаетъ къ главнымъ магазинамъ и тутъ-же построены обширные сараи для складыванья излишка товаровъ.

Въ околоткѣ не знаютъ, что тутъ есть кладбище. Впрочемъ евреи приходятъ сюда иногда, — кто знаетъ? можетъ быть для того, чтобы сосредоточиваться, какъ Абдоломанъ, который, изъ садовника сдѣлавшись царемъ, уходилъ въ отдаленный уголъ своего дворца и смотрѣлъ на cвою скромную одежду, напоминавшую ему о его первоначальномъ состоянiи.

Трудно отыскать болѣе удобное мѣста для размышленiй. Почернѣвшiя отъ селитры стѣны разваливаются; сухая тощая трава растетъ на безплодномъ пространствѣ, осѣняемомъ нѣсколькими чахоточными деревьями. Сырость разъѣла могильные камни, покрытые еврейскими надписями, большая часть которыхъ стала неразборчива. Это мѣсто служитъ теперь для свалки всякаго хлама; въ углахъ складываютъ черепки отъ бутылокъ и негодное желѣзо. Подъ зеленымъ мхомъ виднѣется нѣсколько надписей, свидѣтельствующихъ, что кладбище служило для погребенiя еще во времена республики и первыхъ годовъ имперiи.

Тутъ встрѣчаются имена Сильвейра, Лопецъ, Дакоста, Соломона Перпильянъ — одного изъ основателей безплатной школы рисованiя. Всего на кладбищѣ 28 могилъ.

[179]

Тѣло Iакова Перейра, погребенное тамъ, было вырыто заботами его семьи въ 1878 г.

Жалость беретъ, какъ подумаешь о прежнихъ похоронахъ украдкою. Я знаю, что сами евреи стали безжалостны къ нашимъ умершимъ, какъ только захватили власть, и разскажу дальше горестную исторiю 70 лѣтняго старца, котораго еврейское франмасонство выбросило на снѣгъ, не давъ ему уснуть вѣчныыъ сномъ въ убѣжищѣ, гдѣ онъ мечталъ спокойно молиться.

Поневолѣ растрогаешься и заинтересуешься усилiями евреевъ отвоевать себѣ могилу на французской землѣ, которая должна была въ послѣдствiи принадлежать имъ.

Нѣмецкiе и португальскiе евреи, въ лице ихъ представителей Гольдсмита и Iакова Перейры, просили разрѣшенiя прiбрѣсти мѣсто для общаго отправленiя похоронныхъ службъ; это подало поводъ, въ теченiе всего 1778 г., къ длинной перепискѣ между Ленуаромъ и Перейрой.

Дѣло шло о прiбрѣтенiи мѣста между ла Вилеттъ, Пантеномъ и Бельвилемъ. Они хотѣли купить полъ десятины, пространство могущее вмѣстить до 200 могилъ, или 3/4 десят. или даже цѣлую, cъ тѣмъ, чтобы окружить стѣною двѣ трети или половину всего пространства. По вычисленiю въ Парижѣ умирало 12-15 евреевъ въ годъ, что свидѣтельствовало о населенiи въ 400 человѣкъ приблизительно.

Ленуаръ отвѣчалъ, что земля можетъ быть куплена только евреемъ, получившимъ права гражданства. Одинъ только еврей Кальмеръ находился въ подобныхъ условiяхъ, а другихъ лишь терпѣли. Между тѣмъ Матаръ притѣснялъ бѣдняковъ, требовалъ огромное вознагражданiе въ 40,000 ливровъ, и то лишь съ правомъ пользованiя его землею въ теченiе шести лѣтъ.

На проэктѣ учрежденiя кладбища для парижскихъ евреевъ, редактированномъ Перейрой по приказу Ленуара, написано на поляхъ: “читано въ собранiи 27 окт. 1778 г., состоявшемъ изъ Серфбера, Лифмана, Кальмера и его трехъ сыновей, Гольдсмита, Израиля Соломона, Сильвейра и Перейра”.

[180]

Вотъ вступление къ этому проэкту: “М.м. Г. г. Дѣти израиля, которыхъ провидѣнiе привело во Францiю и поддерживаетъ, не знаютъ, какъ благодарить небо за счастье, которое они вкушаютъ при правительствѣ, отличающемся порядкомъ, правосудiемъ и гуманностью.

Что касается до этой послѣдней добродѣтели, въ которой евреи наиболѣе нуждаются всюду и для которой они со времени разcѣянiя, такъ сказать, служатъ пробнымъ камнемъ у всѣхъ народовъ, — то они особенно видятъ его плоды въ Парижѣ, благодаря милостямъ г. Ленуара, управляющаго полицiей, каковыя милости наиболѣе способны возбудить ихъ благодарность”.

Въ 1780 г. Iаковъ Перейра, повидимому условился насчетъ окончательной покупки земли для кладбища евреввъ португальскаго толка, но Сильвейра, синдикъ португальскихъ евреевъ и агентъ Байонской общины потребовалъ, чтобы нѣмецкiе евреи обязались прiбрѣсти отдѣльное кладбище.

Эти послѣднiя снова обратились къ Матару, но онъ имъ отказалъ наотрѣзъ, не позволилъ хоронить никого изъ ихъ толка и даже хотѣлъ вырыть уже похороненныхъ покойниковъ, чему воспротивился Ленуаръ.

Только пять лѣтъ спустя поcлѣ португальцевъ, нѣмецкимъ евреямъ удалось прiбрѣсти кладбище. Серфберъ, пользовавшiйся большимъ уваженiемъ среди израильской партiи, выдалъ необходимую сумму и по этому поводу обратился съ новой просьбой къ Ленуару, съ приложенiемъ жалованной грамоты Людовика XVI, отъ 15 апр. 1775 г., въ силу которой ему разрѣшалось прiобрѣтать и владѣть недвижимостью въ королевствѣ (22).

Наконецъ всѣ препятствiя были устранены и 31 мая 1785 г. Ленуаръ разрѣшилъ Серфберу отдать въ распоряженiе евреевъ участокъ земли, купленный имъ въ Монружѣ. Этотъ участокъ служилъ еще въ 1804 г. и былъ замѣненъ мѣстомъ на кладбищѣ Pere Lacѣaise, уступленнымъ городомъ, но такъ какъ и это вскорѣ оказалось недостаточно, то городъ далъ землю на Монмартрѣ. Когда христiане начнутъ стѣснять евреевъ, [181] которые будутъ становиться все многочисленнѣе, тогда ихъ кости будутъ выбрасывать на вѣтеръ или сжигать, какъ того хотятъ Накэ и Соломонъ.

Монружское кладбище было открыто нетолько для парижскихъ евреевъ, но и для тѣхъ, которые рыскали вокругъ двора въ Версали, выжидая случая, дать деньги въ ростъ какому-нибудь дворянину, находящемуся въ стѣсненныхъ обстоятельствахъ.

Благодаря имъ Людовик XVI очутился однажды лицомъ къ лицу съ евреемъ, котораго его предки изгоняли, и который выдвинулъ передъ нимъ вѣчный семитическiй вопроcъ.

Разсказъ, переданный “Израильскими Архивами”, поразителенъ (23).

Однажды въ 1787 г. Людовикъ XVI отправлялся на охоту, окруженный тою пышностью, которая всегда сопровождала счастливаго, улыбающагося, веселаго повелителя самаго прекраснаго корольвства въ мiрѣ.

Вдругъ въ окрестностяхъ Версаля, который до сихъ поръ возбуждаетъ въ умѣ представленiе о благородствѣ и грустномъ величiи, подобно солнцу, заходящему въ пурпурѣ, среди долины Роканкуръ, король увидѣлъ четырехъ старцевъ со странными лицами, несшихъ гробъ, покрытый грубымъ холстомъ. За ними слѣдовала кучка людей восточнаго типа съ длинными носами и приниженнымъ видомъ. По приказу короля капитанъ тѣлохранителей освѣдомился, кто они, и донесъ, что это евреи, которые являются въ Версаль ради денежныхъ дѣлъ и что они переносятъ тѣло одного изъ своихъ единовѣрцевъ на Монружское кладбище.

Благородная жалость охватила сердце короля слабаго, неспособнаго на какой-либо мужественный поступокъ, но за то полнаго доброты. Воспоминанiе о несчастныхъ, встрѣченныхъ имъ въ дорогѣ, преслѣдовало его даже въ великолѣпномъ дворцѣ, гдѣ онъ еще царилъ во всемъ блескѣ своего всемогущества. Онъ призвалъ Мальзерба и сталъ убѣждать его раздѣлить его великодушныя намѣренiя. Въ 1788 г. была образована коммисciя для изысканiя средствъ улучшить судьбу евреевъ. Коммиссiя эта подъ предсѣдательствомъ Мальзерба, привлекла къ себѣ нѣсколькихъ евреевъ, [182] уважаемыхъ въ ихъ средѣ: Фуртадо, Градиса, Серфбера и другихъ .

Подъ 21 января я тщетно искалъ иногда въ еврейскихъ газетахъ — “Lanterne” Мейера, “Nation” Дрейфуса, хоть слово похвалы или состраданiя къ этому гуманному человѣку, который первый во Францiи постарался улучшить положенiе израиля; я находилъ только самыя грубыя ругательства противъ Капета, который позволялъ себѣ думать, что съ евреями можно обращаться иначе, чѣмъ съ собаками (24).

________________

Въ это время еврей, котораго никуда не допускали, въ дѣйствительности былъ повсюду; началось это со временъ регентства. Нельзя съ увѣренностью настаивать на израильскомъ происхожденiи Ла, хотя это имя Law, (Lawis, Lewy) и носитъ еврейскiй характеръ. Во всякомъ случаѣ, система его была чисто еврейскимъ измышленiемъ. По истинѣ Ла основалъ во Францiи на развалинахъ, которыя ни для кого не были поучительны, финансовую эксплоатацiю человѣческой глупости, долженствовавшую принять такiе громадные размѣры. Онъ былъ смѣлымъ апостоломъ новаго Символа вѣры, кредита, вѣры въ воображаемыя цѣнности, которая должна была стать религiею общества болѣе наивнаго и легковѣрнаго, чѣмъ древнее, при чемъ теперь взываютъ не къ идеямъ высшаго порядка, а къ вождѣленiямъ и страсти къ наживѣ.

[183]

Успѣхъ шотландца во Францiи — важное событiе, свидѣтельствующее, что на смѣну искреннему и благоразумному христiанину былыхъ временъ выступаетъ типъ, совершенно незнакомый прежнимъ вѣкамъ — кутила, бездѣльникъ, обманщикъ, акцiонеръ....

Иностранный еврей лучше сознаетъ это положенiе, чѣмъ французскiй; онъ беретъ смѣлостью, и настоящiй еврей, скромно входящiй въ кабинетъ Ленуара, часто встрѣчается съ нахальной личностью, которую начальникъ полицiи провожаетъ съ раболѣпными поклонами .

А иногда можетъ быть, еврей говоритъ потихоньку своему блестящему единовѣрцу, наклонясь къ нему какъ-бы затѣмъ, чтобы просить его покровительства, “поздравляю васъ, брать мой Вольфъ, невозможно быть аристократичнѣе”.

То, чего еврей не могъ сдѣлать въ сроднiе вѣка черезъ храмовниковъ, онъ сдѣлалъ при помощи масонства, въ которомъ онъ слилъ всѣ частныя тайныя общества такъ долго скрывавшiяся въ тѣни.

Поcлѣ безчисленныхъ томовъ, выпущенныхъ по этому вопросу, мнѣ кажется излишнимъ повторять то, что всѣ историки, а особенно Луи Бланъ (25) писали о роли масонства въ революцiи. Неоспоримо также, что руководство всѣми ложами перешло въ руки евреевъ. Португальскiй еврей Пасхалесъ основалъ въ 1754 г. общество посвященныхъ, когеновъ, идеи котораго были опошлены С.-Мартеномъ. Въ 1776 г. еврей Вейсгауптъ создалъ секту “иллюминатовъ”, главной цѣлью которой было уничтоженiе католицизма.

Загадочный графъ С.-Жерменъ ѣздилъ изъ города въ городъ, передавая таинственный лозунгъ, скрѣпляя узы, соединявшiя ложи, всюду подкупая продажныхъ людей, смущая умы фокусничествомъ или вздоромъ, который онъ говорилъ съ невозмутимымъ спокойствiемъ.

Не слѣдуетъ однако придавать этимъ приготовленiямъ къ революцiи, которыя еще требуютъ изученiя, странные и фантастическiе размеры, придаваемые имъ романистами и драматургами. Если крушенiе было [184] огромно, то средства, употребленныя для разрушенiя старой Францiи, были въ сущности довольно просты.

Масоны избавились отъ единственнаго врага, котораго имъ собственно слѣдовало бояться въ этомъ легкомысленномъ и не внимательномъ обществѣ, отъ iезуита. Въ высшей степени проницательный, прозорливый iезуитъ олицетворяетъ собою французскiй духъ въ его лучшихъ проявленiяхъ: здравомъ смыслѣ, любви къ просвѣщенiю, уравновѣшенномъ умѣ, благодаря которымъ нашъ XVII в. такъ важенъ въ исторiи. Будучи очень хорошо освѣдомленъ, хотя не такъ, какъ еврей, iезуитъ кромѣ того обладалъ даромъ узнавать чутьемъ космополита, авантюриста, угадывать его инстинктомъ, какъ о. Оливенъ въ “Жакѣ” Додэ тотчасъ догадался о сомнительномъ аристократизмѣ Иды Баранси; онъ тотчасъ усматриваетъ черную точку у подобныхъ существъ, не по какому-либо пробѣлу въ манерахъ, которыя иногда бываютъ безукоризненны, а по нѣкоторому недостатку умственнаго образованiя. Кромѣ того система воспитанiя iезуитовъ, ихъ упражненiя въ логикѣ дѣлали ихъ способными разсуждать и не поддаваться словамъ (26).

Какъ ни взгляни, этотъ противникъ посвященный во всѣ мирскiя дѣла, не испытывающiй при этомъ ни какихъ земныхъ страстей, былъ стѣснителенъ, и масоны выказали величайшую ловкость, сумѣвъ удалить его съ арены, на которой должны были дѣйствовать.

Влiянiе Калiостро было еще больше. Этотъ доводилъ свою генеалогiю до Карла Мартелла, и Фридрихъ Бюлау въ своихъ “Загадочныхъ личностяхъ, и “Таинственныхъ разсказахъ” показываетъ намъ, что должно думать объ этой баснѣ.

Петръ Бальзамо, отецъ авантюриста, потерпѣлъ въ Италiи нѣкоторыя неудачи, во всякомъ случаѣ менѣе серiозныя чѣмъ тѣ, которыя постигли дядю Гамбеты (тотъ, къ несчастью, былъ повѣшенъ); онъ отдѣлался злостнымъ банкротствомъ, какъ отецъ Шальмель-Лакура.

Еще за долго до появленiя Калiостро, поcлѣ вступленiя на престолъ Людовика XVI, Марiя-Антуанетта, которую израиль преслѣдовалъ съ особою ненавистью, — мы скажемъ дальше почему, — уже подверглась нападкамъ, какъ королева и женщина. Первый изъ памфлетовъ противъ несчастной королевы, которыхъ потомъ развелось до безконечности, былъ пущенъ евреемъ. Вотъ что говоритъ по этому поводу де-Ломени, у котораго были въ рукахъ всѣ бумаги Бомарше, и которому трудъ “Бомарше и его время” открылъ двери академiи.

Полное заглавiе этого произведенiя, которому недавняя полемика придала интересъ чуть-ли не современности, повидимому было слѣдующее: “Разсужденiе, извлеченное изъ другого большого сочиненiя, или важный совѣтъ испанской вѣтви насчетъ ея правъ на корону Францiи за недостаткомъ наслѣдниковъ, могущiй даже быть очень полезнымъ всему дому Бурбоновъ, особенно Людовику XVI”. Парижъ M DCC L XX IV.

По словамъ Бомарше, автора “Севильсксаго цирюльника”, удалось купить англiйское и голландское изданiе за 1500 ливровъ (70,000 фр.). Узнавъ, что еврей, по полученiи денегъ, скрылся съ однимъ экземпляромъ, который собирался перепечатать, Бомарше будто-бы пустился за нимъ въ погоню по всей Германiи, настигъ его въ лѣсу въ окрестностяхъ Нюренберга и, направивъ на него пистолетъ, вытребовалъ у него этотъ экземпляръ.

Въ эту-то минуту, бтдто-бы Бомарше, застигнутый ворами, былъ раненъ и спасся только благодаря прибытiю своихъ слугъ.

Даже тѣ которые, были склонны думать, что Бомарше драматизировалъ положенiе и преувеличилъ опасности, которымъ подвергался, никогда не выражали сомнѣнiя въ дѣйствительности выкупа брошюры и даже въ приключенiе въ Германiи, подтвержденнаго трактиршикомъ, къ которому перенесли раненаго Бомарше. Но извѣстная школа, задавшаяся цѣлью обезчещивать всѣхъ христiанъ, чтобы возводить евреевъ въ святые, во всемъ сомнѣвается.

Поль Гюо перевелъ въ 1869 г. эту брошюру подъ заглавiемъ: “Бомарше в Германiи”, причемъ никто не обратилъ вниманiя на этотъ пародоксъ.

Меня удивляетъ, что ученый, подобный Огюсту Витю, не побоялся принять эту странную версiю въ прекраcномъ введенiи, предпосланномъ имъ въ главѣ “театръ Бомарше”.

По моему Витю выказалъ недостатокъ критическаго смысла, возставая противъ соотечественника прежде, чѣмъ разобрать побужденiя руководившiя д'Арнетомъ. Австрiя уже много лѣтъ въ рукахъ евреевъ: очаровательная и великодушная аристократiя ея, жертва своихъ пороковъ, положительно находится подъ ярмомъ у израиля; настоящiй австрiйскiй посланникъ въ Парижѣ, какъ видно изъ найденныхъ писемъ, касающихся бѣднаго графа Вимпфена, есть баронъ Гиршъ. Д'Арнетъ хотѣлъ оправдать израиля въ одномъ изъ безчисленныхъ взводимыхъ на него проступковъ, очернивъ французскаго писателя.

Было-бы гораздо достойнѣе Витю раскрыть эту хитрость, посвятивъ себя болѣе глубокому изученiю вопроса, которое ему показало-бы, что у д'Арнета встрѣчаются несообразности на каждой строкѣ.

Оскорбляя Марiю-Антуанетту, израиль, отличающiйся злопамятствомъ и преслѣдующiй своихъ обидчиковъ [189] до пятого колѣна, отомстилъ королевѣ, которая гнала евреевъ съ суровостью, достойною среднихъ вѣковъ.

Марiя-Терезiя была непримиримымъ врагомъ евреевъ. Она возобновила противъ нихъ всѣ прежнiя унизительныя предписанiя, заставила ихъ носить длинную бороду и пришивать къ правому рукаву платья лоскутъ желтого сукна.

22 дек. 1744 г. въ Прагѣ и во всемъ Богемскомъ королевствѣ былъ изданъ слѣдующiй указъ:

1. — По различнымъ причинамъ я рѣшила болѣе не терпѣть евреевъ въ моемъ наслѣдственномъ Богемскомъ королевствѣ, поэтому я хочу, чтобы въ послѣднiй день января 1745 г. не было ни одного еврея въ г. Прагѣ; если-же таковые найдутся, то будутъ изгнаны солдатами.
2. — Впрочемъ, для того, чтобы они могли устроить свои дѣла и распорядиться своими вещами, которыя имъ не удастся увезти до послѣдняго дня января, имъ будетъ позволено остаться еще на мѣсяцъ въ другихъ мѣстахъ королевства.
3. — По истеченiи шести мѣсяцев евреи покинутъ все Богемское королевство.
4. — Наконецъ это выселенiе изо всей страны завершится раньше послѣдняго дня iюня 1745 г.

Доказательствомъ того, насколько евреи уже были могущестненны повсюду, съ какою силою уже проявлялось ихъ влiянiе, которое выступаетъ съ большею откровенностью и наглостью со времени основанiя “Всемiрнаго Израильскаго Союза”, служитъ то обстоятельство, что многiя другiя государства съ жаромъ вступились за евреевъ. Генеральные штаты поручили голландскому посланнику, барону Ванъ-Бармени, воспротивиться этой мѣрѣ: англiйскiй уполномоченный, сэръ Томасъ Робинзонъ, тоже составилъ ноту. Имъ удалось достигнуть только того, что срокъ изгнанiя былъ отложенъ до конца марта: около этого времени 28 тысячъ израильтянъ должны были покинуть Прагу.

Благодаря новому заступничеству Польши, Данiи и Швецiи, евреи получили разрѣшенiе жить въ Богемiи.

Указъ, 26 мая 1745 г., гласитъ: “Ея Величество по прирожденной своей добротѣ и изъ уваженiя къ могущественному заступничеству короля Великобританскаго [190] и Генеральныхъ штатовъ соединенныхъ провинцiй, позволяетъ еврейскому племени жить въ Богемiи до новаго указа и заниматься, какъ прежде, торговыми и иными дѣлами”.

Поэтому случаю нидерландскiе евреи выбили медаль; тѣмъ не менѣе оскорбленiя, тяжкiе налоги, униженiя сыпались на австрiйскихъ евреевъ.

Дѣйствуя при помощи масонства, евреи отомстили Марiи-Антуанеттѣ за то, что ихъ заставила вынести Марiя-Терезiя. Какiя мучительныя страданiя пришлось вынести королевѣ, которую народъ, ничего не понимающiй въ тѣxъ ужасахъ, на которые его подстрекаютъ, научился ненавидѣть подъ именемъ Австрiячки и опошлилъ безчисленными памфлетами. Когда перечитываешь подробности этой медленной агонiи, то спрашиваешь себя, какимъ образомъ человѣческое существо могло столько вынести и не умереть. Во всемъ этомъ есть утонченная низость, изобретательность на нравственныя муки, особое искусство обезчещивать, поворачивать кинжалъ въ ранѣ, заставлять почти отчаиваться въ Богѣ, — то, что носитъ печать еврейства.

Дѣло съ ожерельемъ одна изъ самыхъ прекрасныхъ продѣлокъ масонства; это въ своемъ родѣ cѣef d’oeuvre, тутъ все есть: удовлетворенная месть, безчестiе для Церкви, благодаря роли, которую играетъ кардиналъ де Роганъ, и наконецъ грязная денежная спекуляцiя.

И съ какимъ единодушiемъ вся Европа подняла шумъ объ этомъ мошенничествѣ, которое въ сущности было такъ пошло. По размѣрамъ, которые принимаетъ дѣло, сразу видно, что евреи ведутъ интригу. При первомъ знакѣ все приходитъ въ движенiе, и больше всѣхъ волнуются, понятно тѣ, которые вовсе не посвящены въ тайну.

Въ этомъ грязномъ дѣлѣ всюду проглядываютъ евреи. Первыя деньги, переданныя г-жѣ де ла Мотъ кардиналомъ, были доставлены евреемъ Серфберомъ, которому Роганъ устроилъ подрядъ на фуражъ для графа Монбарэ и оказалъ содѣйствiе въ оставленiи за нимъ аренды.

Въ этихъ скандальныхъ эпизодахъ Калiостро выказался не простымъ мошенникомъ и даже неплощаднымъ [191] фокусникомъ, а чемъ-то вродѣ пророка. Дѣйствительно, еврей любитъ, — я это замѣчалъ не разъ, — объявлять притчами и образами о томъ злѣ, которое онъ подготовляетъ. Въ самомъ тайномъ агентѣ всегда сидитъ наби.

Iосифъ Бальзамо исполнилъ эту роль провозвѣстника, и чтобы королева не оставалась въ невѣдѣнiи, явился и открылъ ей, что она принадлежитъ року, и ничто не можетъ ее спасти.

Гамбетта, который, не говоря объ общемъ происхожденiи, очень похожъ на Бальзамо, охотно употреблялъ, — понятно въ другой средѣ и при другихъ условiяхъ, — тѣ-же прiемы: онъ показывалъ фокусъ съ графиномъ, стращалъ людей, разстраивалъ ихъ, объявляя имъ заранѣе о большинствѣ на выборахъ, предсказывая будущее. Очевидно, что если-бы онъ напалъ на настоящаго француза прежнихъ временъ, на храбраго, честнаго и здравомыслящаго воина, то нашего наби пристрѣлили-бы гдѣ-нибудь за угломъ, и никто слова не сказалъ-бы. Но политическая сила евреевъ именно въ томъ и состоитъ, что они основываются на фактѣ, что съ французами все возможно, потому что никогда не встрѣтится такой здравомыслящiй и мужественный человѣкъ, который-бы отразилъ ударъ.

__________________

Въ то время какъ Калiостро, при помощи внушенiя, заставилъ королеву увидѣть отрубленную голову въ графинѣ, паденiе Капитинговъ уже было дѣйствительно рѣшено. Въ 1781 г. ученiя нѣмецкихъ и французскихъ иллюминатовъ слились воедино на съѣзде въ Виллемсбадѣ: въ собранiи масоновъ во Франкфуртѣ въ 1785 г. была объявлена смерть короля Шведскаго, короля и королевы французскихъ (27). Самые знатные французскiе вельможи, герцогъ Ларошфуко, герцогъ Биронъ, Лафайетъ, Шуазели, Ноайли — всѣми силами способствовали революцiи.

Трудъ о. Дешанъ “Тайныя общества и общество” содержитъ любопытное перечисленiе членовъ ложи Обращенiя, почти исключительно состоявшей изъ аристократовъ. Составъ Версальской ложи можетъ быть еще интереснѣе. Тайные вдохновители масонства, по [192] остроумной иронiи, окрестили эту ложу именемъ св. Iоанна Простосердечнаго; и дѣйствительно этимъ вельможамъ была нужна порядочная доза простосердечiя, чтобы вступать въ заговоръ противъ самихъ себя, принимая участiе въ обществѣ, которое должно было ихъ обобрать кругомъ и пустить по мipy.

Аббатъ Давенъ отыскалъ въ замкѣ Блемонъ протоколы этой ложи отъ 21 марта 1775 г. до 20 марта 1782 г. “Это, говоритъ онъ (28), маленькiй фолiантъ въ 340 стр., переплетенный въ красный сафьянъ, украшенный на корешкѣ и на углахъ масонскими знаками: компасомъ, наугольникомъ, косякомъ, отвѣсомъ, ватерпасомъ, оливковой вѣтвью; на книгѣ надпись: “списокъ совѣщанiй и прiемовъ сдѣланныхъ въ ложѣ св. Iоанна Простосердечнаго во славу Великаго Строителя вселенной, подъ покровительствомъ свѣтлѣйшаго гросмейстера 5775”.

Въ этомъ спискѣ встрѣчаются самыя лучшiя имена, женщины стоятъ рядомъ съ мужчинами, тутъ найдете сестру маркизу Шуазель Гуфье, сестру маркизу Куртбоннъ, сестру графиню де Блашъ, маркиза д’Арсанбаль, маркиза де Люзиньянъ, маршала де Граммонъ-Кадерусъ, виконта де ла Рошъ-Эмонъ, шевалье де ла Шатръ, графа де Клермонъ Тонеръ и т. д. и т. д.

“Луи-Филиппъ-Жозефъ былъ введенъ въ темную залу пятью масонами, называвшимися братьями. Въ глубинѣ этой залы находился гротъ, а въ немъ скелетъ, освѣщенный лампадою. Въ одномъ углу залы стоялъ манекенъ, покрытый царскими украшенiями, а посерединѣ двойная лѣстница.

Когда Луи-Филиппъ былъ введенъ пятью братьями, ему велѣли растянуться на землѣ, какъ будто онъ былъ мертвый; въ этомъ положенiи онъ долженъ былъ перечислить всѣ полученные имъ чины и повторить всѣ данныя имъ клятвы. Затѣмъ ему въ напыщенныхъ выраженiяхъ изобразили чинъ, который онъ готовился принять, и потребовали отъ него клятвы въ томъ, что онъ никогда не передастъ его никакому мальтiйскому [193] рыцарю. По окончанiи этихъ предварительныхъ церемонiй ему велѣли встать и влѣзть на самый верхъ лѣстницы; когда онъ достигъ послѣдней ступени, ему приказали упасть; онъ исполнилъ это, и тогда ему закричали что онъ достигъ nec plus ultra масонства.

Тотчасъ послѣ этого паденiя его вооружили кинжаломъ и приказали вонзить его въ увѣнчанный короною манекенъ, что онъ и исполнилъ. Кроваваго цвѣта жидкость брызнула изъ раны и залила полъ. Кромѣ того ему приказали отрѣзать голову у этой фигуры и держать ее поднятою въ правой рукѣ, а окровавленный кинжалъ въ лѣвой; онъ и это исполнилъ.

Тогда ему сказали, что кости, которыя онъ видѣлъ въ гротѣ, были останками Якова Моле, гросмейстера ордена храмовниковъ, а человѣкъ, кровь котораго онъ пролилъ, а голову держалъ въ правой рукѣ — Филиппъ Красивый, французскiй король. Кромѣ того ему сообщили, что знакъ того чина, въ который его возвели, состоялъ въ томъ, чтобы приложить правую руку къ сердцу, затѣмъ протянуть ее горизонтально и уронить ее на колѣно въ знакъ того, что сердце рыцаря Кадошъ готово къ мести. Ему открыли также, что, въ видѣ привѣтствiя, рыцари Кадошь брались за руку какъ-бы для того, чтобы заколоть другъ друга кинжаломъ”.

Можно-ли представить себѣ что-либо болѣе странное, чѣмъ видъ этого принца крови, поражающаго французскаго короля и держащаго въ рукахъ его окровавленную голову?

Эти умные глупцы, эти честолюбивые и непредусмотрительные люди, одураченные другими, болѣе умными, которые ими руководили, не подозрѣвали, что приглашая ихъ возстановить храмъ Соломоновъ, до котораго имъ вовсе не было дѣла, ихъ заставляли служить орудiемъ для разрушенiя благороднаго зданiя старой Францiи, въ теченiе столѣтiй укрывавшаго и аристократiю, и третье сословiе, и народъ. Они-бы очень удивились, если-бы имъ объявили, что меньше чѣмъ черезъ сто лѣтъ самые прекрасные замки будутъ принадлежать евреямъ.

Когда совершатся угрожающiя намъ катастрофы, тогда будетъ очень поучительно сличить перечень [194] вельможъ, устроившихъ революцiю, со спискомъ членовъ праваго и лѣваго центра, устроившихъ еврейскую республику. Личности, конечно, менѣе блестящи, но за то есть много честныхъ людей въ общепринятомъ значенiи этого слова, землевладѣльцевъ, фабрикантовъ, вродѣ Kaзимipa Перье, которые несравненно болѣе виноваты, чѣмъ еврей, плюющiй на Христа и изгоняющiй его изъ школы ради племенной ненависти.

Герцогъ Орлеанскiй, глава французскаго масонства, открыто всупившiй въ заговоръ противъ своего двоюроднаго брата, не могъ отговориться незнанiемъ; онъ былъ въ близкихъ сношенiяхъ съ евреями и зналъ, что они были руководителями масонства. Графъ Глейхеръ въ своей книгѣ “Достопримѣчательныя событiя” разсказываетъ, что во время путешествiя герцога Орлеанскаго въ Англiю, онъ получилъ отъ раввина Фалькъ-Шека перстень талисманъ, кайнаотъ, который долженъ былъ доставить ему престолъ. Хотя пророчество и не сбылось по отношенiю къ Филиппу-Эгалите, но это кольцо (30) было какъ-бы залогомъ необъяснимаго пристрастiя всѣхъ Орлеановъ, за исключенiемъ старшаго сына Луи-Филиппа, къ евреямъ.

_____________________

“Народъ мой, народъ мой любимый, почто ты меня оставилъ”?

Напрасно бѣдный король обращается къ французамъ съ этимъ отчаяннымъ возванiемъ. Простой народъ, предводимый иноземными вожаками, отвѣчаетъ: “онъ не царь нашъ, мы не хотимъ его царемъ, мы не знаемъ другихъ царей кромѣ цезарей изъ фобурговъ и нашихъ 1200 повелителей... На фонарь его! На фонарь его!”

“Новая Голгофа”, гравюра изданная немного позднѣе и продававшаяся у Вебера въ Пале-Роялѣ, составляла полную картину. № 1: Людовикъ XVI, привязанный мятежниками къ кресту, увѣнчанному фригiйскимъ колпакомъ; внизу списокъ осужденныхъ на смерть съ именами трехъ Рогановъ, Конде, Булье, Мирабо, Ламбеска. № 2 и 3: старшiй братъ короля и графъ д’Артуа связанные, по приказанiю мятежниковъ. № 4: Робеспьеръ, верхомъ на конституцiи, сопровождаемый якобинской сволочью, держитъ на остpiѣ пики губку, напитанную желчью его предложенiй касательно убiенiя короля. № 5: королева убитая горемъ, указываетъ на своего супруга своимъ братьямъ и требуетъ немедленнаго отмщенiя. № 6: Герцогиня Полиньякъ у подножiя креста. № 7: принцъ Конде извлекаетъ мечь и собирается отомстить за своего короля.

Огромное большинство народа и не подозрѣвало того, что его заставляли дѣлать; понятно, что евреи, [196] руководившiе масонствомъ, старались не показывать въ чемъ дѣло и держались за кулисами.

Еврейскiй вопросъ въ собственномъ смыслѣ слова не возбуждалъ симпатiй во Францiи. Впрочемъ, королевское общество наукъ и искусствъ въ Мецѣ учредило премiю за лучшую записку объ улучшенiи участи евреевъ. Премiя, долженствовавшая быть выданной въ 1787 г., была выдана лишь въ 1788 г. аббату Грегуару за его “Очеркъ физическаго, нравственнаго и политическаго возрожденiя евреевъ”.

“Трудъ аббата Грегуара, говоритъ Редереръ въ первомъ отчетѣ, разрѣшаетъ почти всѣ трудности. Онъ освѣщенъ политикой, исторiей и нравственностью. Въ немъ съ достоинствомъ и блескомъ проявляется здоровая и порой возвышенная философiя..... но произведенiе это безформенно и необдуманно, матерiалъ въ немъ дурно расположенъ”.

Поправки, сдѣланныя авторомъ, устранили нѣкоторые изъ этихъ недостатковъ, не избавивъ, однако, всего произведенiя отъ общаго отпечатка посредственности.

Ни скрывая свонхъ симпатiй къ евреямъ, аббатъ Грегуаръ защищалъ ихъ вродѣ Лакретеля; онъ нарисовалъ раздирающую картину притѣсненiй и вымогательствъ, практикуемыхъ ими съ несчастными, съ которыми они имѣютъ дѣло.

“Несчастные обитатели Зюндау, отвѣчайте, если у васъ еще на то хватить силы. Неправда-ли, что эта ужасная картина есть изображенiе того состоянiя, до котораго васъ довели евреи?

Я не знаю, почему евреи не велѣли вырезать этого отрывка на подножiи статуи, воздвигнутой ими на наши деньги аббату Грегуару (32). Что-же касается до идеи человѣка сказавшаго: “воть чума, привейте ее всей странѣ”, то она входитъ въ кругъ понятiй мнѣ недоступныхъ.

Во всякомъ случаѣ усилiя Грегуара увѣнчались успѣхомъ. Изображаемая имъ картина одного уголка Францiи 1788 г. можетъ примѣниться ко всей Францiи 1888 г. При помощи нѣсколькихъ новыхъ займовъ двухъ-трехъ финансовыхъ обществъ и нѣсколькихъ кражъ, евреи быстро отнимуть то немногое, что они согласились намъ оставить.

Конкурсная тема, предложенная Мецской академiей, вызвала нѣсколько записокъ и брошюръ. Подъ заглавiемъ “Крикъ гражданина противъ евреевъ”, де Фуассакъ напечаталъ рѣзкiй протестъ противъ поведенiя евреевъ въ Эльзасѣ и Лотарингiи. О. Хаисъ, бенедиктинецъ изъ С.-Авольда, предложилъ утилизировать быстроту бѣга еврея для передачи административной переписки: онъ хотѣлъ тоже, чтобы, ихъ употребляли для сбора меду, до котораго они очень лакомы. Въ другой запискѣ онъ прибавлялъ, что евреи хищныя птицы, которымъ надо обрѣзать клювъ и когти.

Альекуръ полагалъ, что для упроченiя счастiя евреевъ и спокойствiя христiанъ, слѣдовало перевезти всѣхъ евреевъ въ пустыни Гвiаны.

Очевидно, что не было никакого общаго мнѣнiя относительно эмансипацiи евреевъ.

Когда собралось Учредительное собранiе, тогда нсколько парижскихъ израильскихъ капиталистовъ: Мардохей, Поллакъ, Яковъ Тренель, Гольдшмитъ и бриллiантщикъ Лазардъ просили собранiе объ эмансипацiи французскихъ евреевъ.

По странной случайности Учредительному собранiю пришлось въ одинъ и тотъ-же день заняться двумя существами, столь презираемыми прежде и занимающими такое выдающееся мѣсто въ нашемъ обществе; [198] актеромъ и спекуляторомъ. Дѣло шло о томъ, могутъ-ли члены этихъ двухъ корпорацiй быть допускаемы къ отправленiю общественныхъ обязанностей. Что касается актеровъ, то вопросъ былъ разрѣшенъ безъ затрудненiя, но пренiя очень оживились, когда дѣло коснулось евреевъ.

Предусмотрительный Клермонъ Тонеръ не преминулъ высказаться въ пользу евреевъ; впрочемь одного изъ его потомковъ, кажется, порядочно обобрали въ дѣлѣ всеобщаго союза (33).

Епископъ Нансiйскiй, де ла Фаръ, разсказалъ анекдотъ, который часто приходилось вспоминать по поводу другихъ евреевъ. (34) “Однажды, сказалъ онъ, я пришелъ на мѣсто мятежа и старался возстановить спокойствiе. Одинъ изъ мятежниковъ подошелъ ко мн и сказалъ: “ахъ, Ваше Преосвященство, если-бы мы васъ потеряли, то, навѣрно, епископомъ сдѣлался-бы еврей, настолько они умѣютъ всѣмъ овладевать”.

Аббатъ Мори произнесъ нѣсколько разумныхъ словъ и показалъ на примере Польши, что станется съ Францiей, закрѣпощенной евреями.

“Евреи, сказалъ онъ, прошли черезъ 17 вѣковъ, не смѣшиваясь съ другими племенами; они исключительно занимались денежными оборотами и были бичемъ земледѣльческихъ провинцiй. Ни одинъ изъ нихъ не облагородилъ своихъ рукъ, работая плугомъ. Въ Польшѣ они владѣютъ большой провинцiей, и что-же? Потъ христiанъ-рабовъ орошаетъ бразды, въ которыхъ цвѣтетъ роскошь евреевъ, а въ то время, какъ ихъ поля обрабатываются такимъ образомъ, они взвѣшиваютъ дукаты и высчитываютъ, сколько они могутъ урѣзать отъ монетъ, не подвергаясь взысканiю закона.

“Въ Эльзасѣ въ ихъ рукахъ находится на 12 мил. закладныхъ на земли; черезъ мѣсяцъ они будуть владѣть большей половиной этой провинцiи; черезъ 10 лѣтъ они захватятъ ее совсѣмъ и она будетъ просто еврейскою колонiей”.

Одинъ представитель Эльзаса, которого нельзя заподозрить въ отсталости, но кототорый зналъ евреевъ, п. ч. видѣлъ ихъ за дѣломъ, — Ревбель – подтвердилъ справедливость этихъ фактовъ. Камиль Демуленъ, [199] всегда судившiй о вопросахъ не зная ихъ, не проминулъ, какъ и всѣ нынѣшнiе республиканцы, взять сторону иноземцевъ противъ своихъ соотечественниковъ. Ревбель отвѣтилъ этому стороннику семитовъ, которыхъ тогда называли африканцами, нѣсколько словъ заслуживающихъ быть упомянутыми. Предложивъ сперва панегиристу евреевъ объѣхать Эльзасъ, Ревбель прибавляетъ: “послѣ нѣсколькихъ дней пребыванiя ваше человѣколюбiе заставитъ васъ употребить всѣ ваши способности на пользу многочисленнаго трудолюбиваго и честнаго класса моихъ несчастныхъ соотечественниковъ, угнетаемыхъ самымъ ужаснымъ образомъ жадною толпою этихъ африканцевъ, которыми кишитъ моя родина”.

Робеспьеръ, отлично посвященный въ тайны масонства, котораго отецъ, предсѣдатель ложи въ Аррасѣ, былъ однимъ изъ ревностныхъ распространителей его во Францiи, чѣмъ объясняется популярность сына высказался за евреевъ.

Талейранъ, который, какъ и Вольтеръ, былъ еврей душою, сдѣлалъ то-же; онъ отлично угадывалъ, что за кулисами всего происходившаго скрывались вѣчные враги Христа и вступилъ съ ними въ переговоры, чтобы получить свою долю при огромномъ раздѣлѣ церковныхъ земель (35).

Собранiе, поставленное въ затруднительное положенiе, отложило рѣшенiе. Декретъ отъ 28 iюля 1790 г. постановилъ только, “что всѣ евреи, извѣстные подъ именемъ португальскихъ, испанскихъ, авиньонскихъ евреевъ, будутъ продолжать пользоваться своими правами, которыми они пользовались донынѣ и которыя имъ были дарованы жалованными грамотами”.

30 апрѣля 1791 г. депутаты, подкупленные евреями возобновили попытку, но собранiе опредѣленно объявило, “что оно не намѣрено предрѣшать еврейскаго вопроса, который былъ и есть отложенъ”. 27 сентября 1791 г. собранiю вновь пришлось заняться этимъ важнымъ вопросомъ. Дюпонъ ловко обратилъ соцiальный вопросъ въ религiозный и постарался стать на почву свободы вѣроисповѣданiй.

Де-Брольи пытался внести въ законъ, “чтобы принесенiе гражданской присяги евреями разсматривалось [200] какъ формальное отреченiе отъ гражданскихъ и политическихъ законовъ, которымъ евреи подчинялись гдѣ-либо”.

Один представитель по имени Прюньонъ, подкупленный евреями, воспротивился этому предложенiю подъ тѣмъ предлогомъ, что гражданскiе законы евреевъ тождественны с религiозными. По мнѣнiю Прюньона Францiя должна была подчиниться евреямъ, и не евреи Францiи.

Собранiе, видимо утомленное этими дебатами, въ слѣдующихъ выраженiяхъ декретировало предложенiе Дюпона: “Нацiональное собранiе, принявъ въ соображенiе, что условiя, необходимыя для принятiя французскаго гражданства, утверждены конституцiей, и что всякiй человѣк, соединяющiй въ себѣ сказанныя качества, даетъ гражданскую клятву и обѣщается исполнять обязанности налагаемыя конституцiей, имѣетъ право на всѣ преимущества, предоставляемыя ею; --

“отмѣняетъ всѣ оговорки и исключенiя, встрѣчающiяся въ предыдущихъ декретахъ по отношенiю къ евреямъ, которые дадутъ гражданскую клятву, и которая будетъ разсматриваться, какъ отрѣченiе отъ всѣхъ преимуществъ и исключенiй, ранѣе введенныхъ въ ихъ пользу” (36).

Ревбель не унывалъ и потребовалъ чтобы, собранiе столь милосердное къ еврееямъ, имѣло хоть какую нибудь жалость къ эльзасскимъ христiанамъ.

“Евреи, говоритъ онъ, въ настоящее время состоятъ въ Эльзасѣ кредиторами болѣе чѣмъ на 12 мил. (капитала и процентовъ). Если принять во вниманiе, что всѣ должники, вмѣстѣ взятые, не владѣютъ и тремя миллiонами, а что евреи не таковы, чтобы дать взаймы 15 мил. подъ имущество въ 3 мил., то можно быть увѣреннымъ, что въ этихъ векселяхъ по крайней мѣрѣ на 12 мил. ростовщическихъ процентовъ”.

Собранiе постановило, чтобы евреи въ теченiе мѣсяца представили оправдательные документы для своихъ векселей, для того чтобы можно было приступить къ правильному разсчету.

Понятно, что эта мѣра не имѣла послѣдствиiй. Надо быть очень и очень хитрымъ, чтобы заставить еврея возвратить неправильно захваченное.

[201]

Еврей былъ уже во Францiи!

Новость эта переходила изъ города въ городъ, пробуждала надежду въ самыхъ отдаленныхъ гетто, заставляла возсылать самыя пламенныя благодаренiя къ Богу во всѣхъ синагогахъ и школахъ.

21 окт. 1793 г. еврейская хвалебная пѣснь, сочиненная Моисеемъ Энсгаимомъ и спѣтая въ мецской синагогѣ на мотивъ марсельезы, провозгласила торжество израиля.

Таинственное слово, чары Гермеса Трисмегиста, которыя средневѣковые алхимики такъ долго искали въ глубинѣ своихъ лабораторiй, склонясь надъ непонятными письменами, были наконецъ найдены! Для того, чтобы разъединить, разрушить эту Францiю, всѣ частицы которой такъ крѣпко держались вмѣстѣ, могущественнѣе всякихъ волшебныхъ формулъ оказалось воззванiе къ братству, къ человѣколюбiю, къ идеалу.

Что за глупости намъ разсказывали о наивномъ Шейлокѣ, съ неприличною грубостью требующемъ фунтъ мяса? Еврей теперь требуетъ уже не кусокъ мяса, а все тѣло, — тѣла сотенъ, тысячъ христiанъ, которые сгнiютъ на полях битвъ всей вселенной, во всѣхъ войнахъ, которыя израилю заблагоразсудится вести ради своихъ выгодъ (37).

Впрочемъ ослѣпленiе полно; по странной галлюцинацiи, этотъ рабъ еврея, болѣе порабощенный, чѣмъ послѣднее вьючное животное фараоновъ воображаетъ себя самымъ свободнымъ, гордымъ и хитрымъ изъ людей.

Но пусть тѣ, которые еще сохранили разумъ, посмотрятъ, какимъ онъ былъ, при отвратительномъ старомъ порядкѣ вещей.

Землевладѣлецъ-ли, мастеровой-ли — онъ спокойно живетъ на той землѣ, на которой живутъ только такiе-же французы какъ онъ. Крестьянинъ по вечерамъ пляшетъ при звукѣ волынки и поетъ прекрасныя пѣсни старины, отдаленный отголосокъ которыхъ насъ иногда приводитъ въ восторгъ въ глухой провинцiи.

Что за бѣда! отрава дѣйствуетъ всегда. Послушайте-ка несчастнаго, который лежитъ пьяный на улицѣ и съ трудомъ приподнимается, чтобы не быть раздавленнымъ каретой какого-нибудь Ротшильда или Эфруси. Онъ припоминаетъ въ бреду библейскiй жаргонъ, которымъ его научили говорить его эксплоататоры, и бормочетъ: “а все-таки правда, что французская революцiя была новымъ Синаемъ”.

_____________________

[204]

1. — Каббала происходитъ отъ глагола kibbel, который по еврейски означаетъ: получать черезъ посредство устнаго преданiя.

7. — Въ 1640 г. въ Брюсселѣ явился вѣчный жидъ, и Рембрандтъ, можетъ быть, былъ пораженъ этимъ разсказомъ. По словамъ горожанъ, встрѣтившихъ вѣчнаго путешественника, его одежда была въ самомъ плачевномъ состоянiи; онъ вошелъ съ ними въ таверну, выпилъ, но сѣсть отказался. Его видѣли въ Любекѣ 14 января 1603 г. и въ томъ-же году въ Нюренбергѣ, гдѣ онъ присутствовалъ на проповѣди.

[205]

Послѣднее явленiе вѣчнаго жида произошло въ 1774 г. Къ этому-то времени относится, хорошо извѣстная всѣмъ лубочная картина, украшенная портретомъ, писаннымъ съ натуры гражданами Брюсселя. Двадцать четвертый куплетъ въ своей пошлой наивности замѣчательно мѣтко рисуетъ характеръ еврея: “господа, время не терпитъ, до свиданья, благодарю за ваши любезности. Для меня слишкомъ мучительно, когда меня останавливаютъ”.

Не думаю, чтобы философы и мыслители могли хоть что-нибуда прибавить къ этой откровенной исповеди. Таковъ еврей: онъ мучится и мучитъ другихъ, когда долженъ гдѣ-нибудь спокойно поселиться. Онъ всегда ухитряется нарушить покой того народа, который его прiютилъ, такъ что подъ конецъ приходится его прогонять.

Интересна книжечка, напечатанная въ количествѣ лишь 50 экземпляровъ у Технера, послѣ появленiя романа Евгенiя Сю: “Историческая и библиографическая замѣтка относительно преданiя о вѣчномъ жидѣ”.

См. тоже отдѣльное изданiе очерка, напечатаннаго въ энциклопедiи религiозныхъ наукъ: “Вѣчный жидъ” Гастона Пари.

8. — Образъ этого страшнаго сектанта, заставившаго своего короля погибнуть подъ топоромъ, повидимому сильно поразилъ воображенiе евреевъ, которые даже въ самыхъ отдаленныхъ странахъ отлично знали, что происходило въ Европѣ. “Странное посольство, пишетъ Леонъ Галеви въ своемъ “Краткомъ очеркѣ исторiи евреевъ”, прибыло къ Кромвеллю изъ глубины Азiи. Это было нѣсколько евреевъ, предводимыхъ знаменитымъ восточнымъ раввиномъ Iаковомъ Бенъ Азабель, которые пришли, чтобы убѣдиться не есть-ли Кромвелль самъ Мессiя. Они получили у протектора нѣсколько аудiенцiй и сдѣлали ему предложенiе, которое онъ отвергъ, — купить всѣ еврейскiя книги и рукописи Кэмбриджкаго университета. Такъ какъ они не скрывали главной цѣли своей миссiи, то ихъ выслали изъ Лондона, гдѣ одно только подозрѣнiе, что Кромвелль могъ быть евреемъ, возбудило волненiе въ народѣ” .

9. — Евреи были столь-же безжалостными врагами дома Стюартовъ, какъ и дома Бурбоновъ. Амстердамскiй еврей помогъ Вильгельму Оранскому свергнуть съ престола своего родственника. “Вильгельмъ, принцъ Оранскiй, готовился къ своей экспедицiи противъ Iакова II Англiйскаго и съ безпокойствомъ думалъ, гдѣ онъ найдетъ необходимыя средства, чтобы вооружить флотъ и привести свои намѣренiя къ желанному результату. Въ это время одинъ амстердамскiй еврей попросилъ у него аудiенцiи. Представъ предъ принцемъ, этотъ гражданинъ, по имени Шварцау, сказалъ ему: “Ваше Высочество, Вамъ нужны деньги, чтобы привести въ исполненiе ваше предпрiятiе, — я принесъ вамъ два миллiона. Если вы восторжествуете, то отдадите ихъ мнѣ, если-же потерпите [206] неудачу, то мы квиты”. (Субботнiя утра, книга для нравственнаго и религiознаго воспитанiя израильскаго юношества, Бенъ Леви).

10. — Манассiю сильно занималъ вопросъ о десяти колѣнахъ, о которыхъ мы упоминали въ 1-й книгѣ. Постоянная забота, говорятъ “Израильскiе архивы”, омрачала Манассiю: что сталось съ колѣнами, уведенными Салманассаромъ и пропавшими безъ вѣсти? Можетъ быть они погибли? Возстановленiе Iудейскаго царства было невозможно безъ этихъ десяти колѣнъ и самое исполненiе пророческихъ обѣщанiй становилось сомнительнымъ. Слiянiе племени Iудова съ израилемъ, возвѣщенное пророками, было возможно только при наличности этихъ колѣнъ. Манассiя постоянно думалъ объ этомъ и предавался всевозможнымъ предположенiямъ насчетъ того, гдѣ ихъ найти. Тогда случайность, которую онъ считалъ откровенiемъ свыше, столкнула его съ Монтезино, увѣрившимъ его, что остатки десяти колѣнъ находятся въ Южной Амѣрикѣ. Въ это-то время, не сомнѣваясь въ правдивости этого разсказа, онъ написалъ свою “Надежду израиля”.

11. — Исторiя Дюлиса надѣлала много шуму даже заграницей. Въ Англiи были изданы въ 1739 г. анекдотическiя воспоминанiя, относящiся къ исторiи г. Дюлиса, или продолженiе его приключенiй послѣ катастрофы, закончившей его похожденiе съ дѣвицей Пелисье, актрисой парижской оперы. Лондонъ, изд.— Самуила Гординга.

12. — По этому поводу надо прочесть въ трудѣ аббата Шаботи: “Евреи — наши повелители” нѣсколько страницъ, которыя являются cѣef d’oeuvr’омъ остроумной и тонкой критики, начитанности и умѣренности.

13. — Здѣсь опять-таки подтверждается то, что мы говорили о влiянiи среды на еврея. Несмотря на свою кажущуюся экспансивность, бордосцы, собственно говоря, люди холодные и степенные, какъ и ихъ вино. Англiя, столь долго занимавшая эту страну, оставила въ ней частицу самой себя, своего здраваго смысла, своей разсудительности; во многихъ отношенiяхъ бордосцы — тѣ же англичане, только болѣе стойкiе. Израиль, въ лицѣ впрочемъ очень достойныхъ представителей, встрѣтилъ тамъ не такое населенiе, которое-бы онъ могъ смущать, а буржуазiю, вполнѣ способную оцѣнить выдающiяся коммерческiя способности пришельцевъ. Всеобщее доброжелательство высшихъ классовъ общества еще болѣе, чѣмъ жалованныя грамоты Генриха II, оберегало вновь прибывшихъ, защищало ихъ и дало имъ возможность устроиться прочно и надолго.

Отмѣтимъ мимоходомъ низкую черту этого племени, которое всегда платитъ за добро зломъ. Во время террора, на одномъ праздникѣ Разума, бордоскiе евреи устроили святотатственную пародiю вродѣ нынѣшнихъ; папство, которое во [207] всѣхъ странахъ свѣта беретъ подъ свою защиту евреевъ, было смѣшано съ грязью; еврей огромнаго роста шелъ во главѣ процессiи и извергалъ непристойныя слова.

Замѣтимъ еще по этому-же поводу, что именно въ Бордо еврейка Дебора, чтобы обезчестить французскую армiю, составила заговоръ, въ которомъ попались три офицера, бывшiе по всѣмъ видимостямъ совершенно невинными, но ставшiе жертвою толковъ, возбужденныхъ по этому поводу еврейскою прессой.

Во время исполненiя декретовъ вся еврейская сволочь Бордо оскорбляла на улицахъ монаховъ, выгнанныхъ изъ ихъ монастырей .

14. — Видно, что Монтеня не разъ преслѣдовало представленiе о кострѣ, къ которому у него не было ни малѣйшаго призванiя. Чтобы оправдаться въ томъ, что онъ бѣжалъ изъ Бордо во время чумы, когда его обязанность, какъ мэра, была подавать примѣръ другимъ, онъ пишетъ: “я буду поступать по правдѣ, хотя-бы дошло до костра, но только если буду въ состоянiи”. По этому поводу Вельо замѣчаетъ: “когда чума свирѣпствовала въ городѣ, былъ iюль мѣсяцъ, стояла сильная жара, вотъ и все объясненiе”.

Впрочемъ еврейская натура, не созданная для героизма, проявляется въ Монтенѣ въ каждой строкѣ и являетъ рѣзкую противоположность съ нравами эпохи, когда всякiй отважно умиралъ за свое дѣло. Въ этомъ отношенiи ему надо по крайней мѣрѣ отдать справедливость, что онъ чистосердеченъ, и его признанiя вполнѣ откровенны. “Какимъ-бы образомъ говоритъ онъ, ни укрыться отъ ударовъ, хотя-бы подъ телячьею шкурою, — я не такой человѣкъ, чтобы отступить передъ этимъ”.

15. — По этому поводу полезно справиться сь трудомъ Теофиля Мальвезена, “Исторiя бордоскихъ евреевъ”, который полонъ изысканiй и мало извѣстныхъ фактовъ.

Въ 1839 г. одинъ англiйскiй еврей пожелалъ войти въ сношенiя со своими испанскими единовѣрцами и съ большимъ трудомъ досталъ себѣ рекомендательныя письма къ нѣкоторымъ изъ нихъ. Онъ является къ одному еврею въ городѣ, котораго изъ скромности не называетъ, входитъ въ гостинную, наполненную статуэтками святыхъ, серебряными распятiями и священными картинами. Онъ называетъ себя, но хозяинъ, открывая ему объятiя, проситъ его не говорить ничего такого, что могло-бы его скомпрометировать, потому что здѣсь [208] всѣ его считаютъ ревностнымъ католикомъ, и его сынъ и дочь не энаютъ, что онъ еврей.

Ночью глава семейства со своимъ гостемъ спускается въ подземелье. Тамъ-то собираются члены маленькой еврейской общины, о существованiи которой никто не подозрѣваетъ.

Съ потолка спускается неугасаемая лампада, у восточной стѣны стоитъ шкапъ, обтянутый чернымъ бархатомъ, въ которояъ хранятся свитки Пятикнижiя и экземпляръ пророчествъ, на бронзовомъ столѣ вырѣзаны десять заповѣдей.

Около шкапа находится еврейскiй календарь и списокъ всѣхъ знатныхъ лицъ изъ евреевъ, которые, не будучи, признаваемы за таковыхъ, играли значительную роль въ дѣлахъ Испанiи.

По срединѣ, на черномъ мрамарномъ столѣ лежать талеты, молитвенныя книги на еврейскомъ языкѣ.

Виднѣется только одна могила. Будучи сами принуждены сносить позоръ — погребенiе на католическомъ кладбищѣ христiанскими священниками, евреи съумѣли избавить отъ этого оскверненiя тѣло своего раввина и похоронили его эдѣсь. По смерти каждаго члена общины на эту чтимую могилу возлагается камешекъ.

Чужеземецъ съ испанцемъ долго бесѣдовали въ этомъ святилищѣ о своихъ общихъ надеждахъ, но вотъ черезъ отдушину проникъ дневной свѣтъ, насталъ часъ утренней молитвы. “Прежде чѣмъ покинуть синагогу, мы должны вознести сердца наши къ Богу отцовъ”. Съ колокольни сосѣдняго монастыря несутся серебристые звуки колокола; молодая дѣвушка спѣшитъ въ церковь, чтобы не пропустить ранней обѣдни...

Путешественникъ возвращается въ Испанiю черезъ десять лѣтъ и ему кажется, что онъ не туда попалъ: на томъ мѣстѣ, гдѣ стоялъ скромный домъ его единовѣрца, онъ находитъ дворецъ; всѣ садятся за столъ и читаютъ обычную молитву, — молодая дѣвушка открыто исповѣдуетъ еврейство.

Впрочемъ, евреи снова почти совсѣмъ завладели Испанiей. Еще въ 1869 г. Жюль Ланъ констатировалъ, что большинство обращенныхъ евреевъ сохраняетъ ѣebraico corazon, то, что по нѣмецки называется жидовскимъ сердцемъ (ein judiscѣer ѣerz). Онъ предается диферамбическимъ восторгамъ, встрѣчая на каждомъ шагу въ Мадридѣ, въ кварталѣ крупныхъ негоцiантовъ, Бернгеймовъ, Майеровъ, Леви и проч.

Этимъ достаточно объясняется, почему Испанiя вѣчно бываетъ жертвою революцiонныхъ вспышекъ.

Во время освященiя лисабонской синагоги, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, разсказываетъ Теофиль Рейнахъ, всѣ были удивлены появленiемъ семействъ, прiѣхавшихъ издалека [209] извнутри страны, чтобы принять участiе въ праздникѣ Великаго Прощенiя. Это были Мараны, въ теченiе трехъ сотъ лѣтъ въ неприкосновенности сохранившiе вѣру и преданiя отцовъ.

17. — Нѣмцы выражаютъ ту-же мысль еще образное, называя семитизмъ “еврейскимъ золотымъ паукомъ” die judiscѣe Goldspinne.

18. — А что-же творится теперь, когда министерство, полицiя, судьи, комиссары, низшiе агенты, банки, газеты, все въ ихъ рукахъ, и они сговариваются между собою, какъ шайка мошенниковъ на огромной ярмаркѣ, что-бы обирать христiанина.

19. — Критическiе очерки французской исторiи и литературы.

20. — Это призванiе до такой степени имъ присуще, что даже Гейне, “этотъ соловей, который, по удачному выраженiю, свилъ гнѣздо въ парикѣ Вольтера”, пользовался тайными суммами въ теченiе всего царствованiя Луи-Филиппа.

21. — См. по этому поводу весьма интересный трудъ, изданный подъ заглавiемъ: “Вольтеръ и евреи” въ “Израильскихъ архивахъ” (апр. 1882 г.).

Храмы въ улицахъ С.-Авуа и Шомъ были закрыты въ 1821 г., когда была построена синагога въ улицѣ Побѣды.

Первый еврейскiй рестораторъ назывался Бертоанъ: онъ далъ прiютъ въ 1784 г. главному раввину изъ Амстердама, Саулу, который отправлялся черезъ Парижъ въ Iерусалимъ, чтобы покончить дни свои въ св. городѣ. Альбертъ Конъ, у котораго мы заимствуемъ нѣкоторыя изъ этихъ подробностей, говоритъ, что евреи воспользовались знанiемъ Талмуда этого путешественника для устройства священной купальни, которая тогда еще не существовала. Одновременно устроили такую-же купальню на прачешномъ плоту близъ новага моста, гдѣ она оставалась въ теченiи 38 лѣтъ.

[210]

Во время террора оба эти учителя каждую декаду водили своихъ учениковъ въ соборъ Богоматери, ставшей храмомъ Разума, и показывали имъ балетную танцовщицу, плясавшую на главномъ алтарѣ.

23. — Замѣчательно самое мѣсто встрѣчи. 50 лѣтъ спустя еврей Фульдъ былъ мэромъ Роканкура и, благодаря своей тиранiи, наводилъ ужасъ на жителей. Прекрасныя охоты Роканкура принадлежатъ теперь Гиршу, чудаку, который утверждаетъ, что французское дворянство считаетъ за честь бывать у него. Это тотъ самый, который велѣлъ своему сторожу стрелять въ артиллерiйскихъ офицеровъ, батарея которыхъ квартировала въ Версали, потому что собака одного подпоручика имѣла дерзость пробраться въ его владѣнiя (см. книгу V).

24. — Иногда подъ этимъ числомъ читаешь объявленiя вродѣ слѣдующаго, отъ 11 янв. 1884 г:

“По случаю годовщины казни Людовика XVI избирательнымъ комитетомъ 11-го округа будетъ устроено большое собранiе и концертъ съ лоттереею-аллегри. Праздникъ начнется въ 8 ч. веч., 205-107, С Антуанское предмѣстье”.

25. — см. “Исторiю французской революцiи”, гл. III, т. II, “Революцiонеры мистики”.

26. — Жозефъ де Местръ прекрасно объяснилъ этотъ антагонизмъ. Общество, ассоцiацiя людей, идущихъ къ одной цѣли, можетъ быть побѣждено (если его нельзя уничтожить) и стѣсненно только противоположною аcсоцiацiей. А главный, непримиримый, естественный, врожденный врагъ иллюмината есть iезуитъ. Они другъ друга чуютъ, отыскиваютъ, какъ собака и волкъ. Повсюду, гдѣ возможно одинъ непремѣнно пожретъ другого. Рабо С-Этьенъ протестантъ и революцiонеръ, высказалъ суть этого вепроса въ двухъ словахъ: “безъ предварительнаго уничтоженiя iезуитовъ французская революцiя была невозможна”.

P.S. Г. Бургонъ былъ почетнымъ президентомъ палаты.

30. — Если вѣрить автору “Iудейства во Францiи”, это кольцо, находившееся при Филиппѣ Эгалите въ ту минуту, когда онъ всходилъ на эшафотъ, было передано имъ еврейкѣ Жюльеттѣ Гудшо, которая будто-бы передала его герцогу Шартрскому. Луи-Филиппъ хранилъ этотъ перстень до своей смерти и умирая передалъ его графу Парижскому. Такъ какъ кольцо было ему слишкомъ велико, то его отослали въ Парижъ къ одному еврею, бриллiантщику Жаку, въ витринѣ котораго оно нѣкоторое время было выставлено.

31. — Чтобы понять, что можетъ вынести бумага, которая, говорятъ, все терпитъ, припомнимъ картину, набросанную въ засѣданiи клуба С.-Симона горячимъ сторонникомъ мнѣнiй Ренана по просьбѣ еврея Майрара, казначея клуба. Когда въ 1791 г. Нацiональное собранiе декретировало эмансипацiю евреевъ, оно нисколько не заботилось о племени, считая, что людей надо судить не по той крови, которая течетъ въ ихъ жилахъ, а по нравственному и умственному достоинству.

32. — Извѣстно, какую печальную роль игралъ впослѣдствiи этотъ отступникъ, который послѣдовательно измѣнилъ всѣмъ сторонамъ и которому Жюль Симонъ не боялся произнести похвальное слово. Будучи посланъ въ Савойю, онъ письменно вотировалъ “осужденiе Людовика Капета конвентомъ безъ апелляцiи и отсрочки”. Впослѣдствiи онъ объявилъ, со свойственною ему увертливостью, что подъ этими словами онъ подразумѣвалъ, “чтобы Людовикъ XVI былъ приговоренъ къ жизни”. Назначенный командоромъ Почетнаго Легiона, сенаторомъ, имперскимъ графомъ при Наполеонѣ, котораго онъ осыпалъ самой низкой лестью, бывшiй якобинецъ одинъ изъ первыхъ потребовалъ сверженiя своего благодѣтеля и осмѣлился отправиться навстрѣчу Людовику XVIII въ парадномъ мундирѣ сенатора Имперiи.

[212]

Будучи исключенъ изъ палаты пэровъ, изгнанъ изъ палаты представителей “какъ недостойный”, вычеркнутъ изъ списковъ Почетнаго Легiона, онъ былъ отвергнутъ даже Луи-Филиппом. Графъ Грегуаръ, столь-же жадный, какъ и пронырливый, воспользовался однако революцiей 1830 г., чтобы потребовать черезъ Кремье свое недоданное жалованье бывшаго сенатора. И вотъ люди, которымъ воздвигаютъ памятники.

33. — Этотъ другъ евреевъ самъ былъ наказанъ за плохую рѣчь, бывшую въ то-же время и дурнымъ поступкомъ. “Съ утра 10 августа 1792 г., говоритъ графъ Рейзе въ своемъ сочиненiи “Обычаи временъ Марiи-Антуанетты” его отель былъ окруженъ, на основанiи подозрѣнiя, что тамъ находится оружiе. Будучи разлученъ съ женою и препровожденъ въ свою секцiю, онъ былъ признанъ невиннымъ и отправленъ домой. Когда онъ возвращался, то какой-то поваръ, котораго онъ разсчиталъ, собралъ вокругъ него народъ. Сперва къ нему обратились съ рѣчью, а потомъ ударили по головѣ косою. Онъ убѣжалъ и скрылся у г-жи де Брассакъ въ улицѣ Вожираръ. Его преслѣдовали до 4-го этажа, гдѣ и убили”.

З4. — Кто не знаетъ остроты епископа Дюпанлу по поводу Жюля Симона: “онъ будетъ раньше меня кардиналомъ”.

35. — Духовенство Отенскаго округа ясно видѣло, какiя грязныя побужденiя руководили недостойнымъ епископомъ, и не скрывало отъ него, что оно думаетъ о его поведенiи.

Когда отступникъ предложилъ священникамъ и викарiямъ Соны и Луары подчиниться декретамъ, то извѣстно какой отвѣтъ онъ получилъ.

Ваше отступничество никого не удивило. Достигнувъ той степени безчестiя, на которой ничто уже не можетъ унизить или опозорить въ общественномъ мнѣнiи, Вы должны стремиться только къ тому, чтобы довершить Ваши беззаконiя и воспользоваться ихъ постыдными плодами. Но если Вы льстили себя надежою встрѣтить сообщниковъ въ лицѣ почтенныхъ священнослужителей, къ которымъ вы обращаетесь въ Вашемъ письмѣ, то Вы жестоко ошиблись. Святотатственный грабитель церквей! Эащитникъ евреевъ! Даютъ-ли твои поступки право на наше довѣрiе!”

36. — Добрая и благочестивая принцесса Елизавета хорошо видѣла, какiя несчастiя эта мѣра навлечетъ на Францiю. “Собранiе, пишетъ она г-жѣ де Бомбель, довершило всѣ свои глупости и беазаконiя, давъ евреямъ доступъ ко всѣмъ должностямъ. Не могу тебѣ высказать, въ какомъ я гнѣвѣ по поводу этого декрета. Но Богъ не замедлитъ своей местiю, и если Онъ долго терпитъ, за то и наказываетъ строго”.

[213]

Въ рѣчи произнесенной въ 1872 г. Кремье слегка насмѣхается надъ невинной жертвой, которая была предусмотрительнѣе политиков.

37. — Г. Ле Плэ ясно видѣлъ эту перемѣну. “Въ дѣлѣ возбужденiя войны, говоритъ онъ, сказывается совершенно новое влiянiе: это влiянiе нѣсколькихъ капиталистовъ, которые, опираясь на ажiотажъ европейскихъ биржъ, постыднымъ образомъ строятъ цѣлыя состоянiя на займахъ, дѣлаемыхъ для военныхъ издержекъ и на чрезмѣрныхъ контрибуцiяхъ, налагаемыхъ въ наше время на побѣжденныхъ” (Основы конституцiи).

Действительно, случай прекрасенъ. Въ опустѣвшихъ городахъ, гдѣ пали на эшафотѣ головы самыхъ честныхъ и интеллигентныхъ людей, ему нечего больше бояться бдительнаго надзора, предметомъ котораго онъ сдѣлался-бы въ томъ старомъ обществѣ, гдѣ всѣ, старъ и младъ, знали другъ друга, потому что молились вмѣстi въ церкви, были связаны традицiонными узами, поддерживали, любили другъ друга.

Къ этому списку надо прибавить поляковъ, вродѣ Лазовскаго, нѣмцевъ — Фрейса, Тренка и Карла Гессе, итальянцевъ — Горани, Дюфурни, Манпни, Пiо и Ротондо, испанцевъ — Гуслана, Миранду, Маихену. Въ этомъ захватывающемъ потокѣ еврей прошелъ незамѣченнымъ.

[218]

Утверждали что и Давидъ былъ еврейскаго происхожденiя, на что указываетъ самое имя. Такимъ образомъ племенною ненавистью можно объяснить оскорбленiя, нанесенныя королю и королевѣ человѣкомъ, котораго при старомъ режимѣ осыпали благодѣянiями.

Что вы скажете о Маратѣ? Настоящее его имя Мара. Семья эта была изгнана изъ Испанiи, укрывалась въ Сардинiи, затѣмъ искала убѣжища въ Швейцарiи и, въ виду невозможности открыто считаться еврейскою, приняла протестантство. Проказа, снѣдающая Марата, грязь, въ которой онъ живетъ, ненависть, высказываемая имъ къ христiанскому обществу, свидѣтельствуютъ, что онъ дѣйствительно сынъ iудействующихъ, Маранъ, отмщающiй за испанскiе костры французскою гильотиною.

Тэнъ вѣроятно имѣлъ это въ виду, когда говорилъ о смѣшенiи племенъ, произведшихъ это чудовищное существо, но и онъ не коснулся самой сути вопроса. Что онъ прекрасно очертилъ въ своей “Психологiи якобинскихъ вождей” (3), такъ это нравственное состоянiе Марата, который началъ съ манiи преслѣдованiя и кончилъ манiей человѣкоубiйства.

Однако безумiе Марата чисто специфическое, это еврейскiй неврозъ. Самый смѣлый приверженецъ какого-нибудь ученiя, если онъ христiанинъ и чужестранецъ, не рѣшится явиться въ Лондонъ, въ Берлинъ, въ Петербургъ и спокойно сказать: “въ этой странѣ надо срубить 270 тысячъ головъ”. Онъ не осмѣлится, а еврей смѣетъ.

Эта умственная смѣлость, это поразительное нахальство, о которомъ мы часто говорили, потому что оно встрѣчается на каждомъ шагу въ финансовыхъ, равно какъ и въ политическихъ предпрiятiяхъ, основываются на идеѣ, засѣвшей въ мозгу евреевъ много вѣковъ тому назадъ. Религiя, научающая еврея, что онъ долженъ уничтожить все то, что не онъ, что [219] все находящееся на землѣ принадлежитъ ему, — является могущественной носительницей этихъ сумасбродныхъ идей совершенно особаго порядка; она есть родоначальница этихъ теорiй, на ней основывается тайная и невидимая логика этихъ заблужденiй, непонятныхъ для поверхностнаго наблюдателя.

Классическая фраза “отвратительный Маратъ” вѣрна лишь на половину. Конечно, его ротъ безъ губъ, подергиваемый какъ-бы судорогою, жестокъ, но глаза прекрасны; они блещутъ гнѣвомъ, когда онъ говоритъ съ трибуны на портретѣ Симона Пти, но за то они почти кротки на портретѣ Боза и г-жи Алэ. Маратъ a la Баязетъ, повязанный, какъ тюрбаномъ, фуляровымъ платкомъ съ торчащими концами, похожъ на старую восточную еврейку.

Всмотритесь внимательно въ музеѣ Карнавале въ портретъ, принадлежащiй къ коллекцiи С.-Альбена, и особенно въ фарфоровый бюстъ, и въ немъ увидете одержимаго галлюцинацiями невропата; вы откроете у него, какъ у Робеспьера, да и вообще у многихъ актеровъ этихъ трагическихъ сценъ, то отсутствiе симметрiи въ обѣихъ сторонахъ лица, которое свидѣтельствуетъ о неуравновѣшенности субъекта. То-же впечатлѣнiе производитъ и восковая маска снятая госпожею Тюссо, какъ извѣстно очень искусной въ подобныхь работахъ, немедленно послѣ смертельнаго удара ножемъ героини. На этотъ разъ есть и рука съ тонкими пальцами; это рука не убiйцы свирѣпаго, кровожаднаго человѣка, который самъ наноситъ ударъ, а негодяя-теоретика. На лицѣ его смерть внезапно вызвала наружу преобладающее настроенiе, основную черту еврея, великую, почти трогательную печаль.

Конечно не мало евреевъ было среди тѣхъ якобинскихъ устроителей общества, которые являлись неизвѣстно откуда, доносили, изгоняли, посылали честныхъ людей на эшафотъ. Врядъ-ли тогда особенно заботились о томъ, чтобы спрашивать у нихъ паспорта.

Когда разовьется вкусъ къ изученiю еврейскаго движенiя во Францiи, общiй планъ котораго мы набрасываемъ въ этомъ произведенiи, тогда терпѣливые изслѣдователи станутъ съ этою цѣлью рыться въ [220] архивахъ департаментовъ, справляться о времени, когда такiе-то жители прибыли въ ту или другую мѣстность, и въ большей части случаевъ, я увѣренъ, они встрѣтятъ семитическое происхожденiе у тѣхъ семей, которыя проявили наслѣдственную ненависть къ священнику.

Какъ и дѣло ожерелья, затѣянное Калiостро, такъ и ограбленiе государственной кладовой носило характеръ, свойственный всѣмъ еврейскимъ предпрiятiямъ: наружно оно было связано съ тонкой политикой масонства, а въ сущности дало кое что заработать израилю.

Переговоры, ведшiеся уже давно между французскими и немѣцкими масонами, касательно отступленiя прусской армiи, не могли быть доведены до конца за недостаткомъ денегъ. Коронные бриллiанты доставили необходимыя суммы для подкупа Брауншвейга.

Въ своихъ “Тайныхъ мемуарахъ” д’Алонвиль очень подробно говоритъ объ этомъ (5).

“Чтобы преодолѣть это двойное препятствiе, было необходимо въ 1-хъ уничтожить прусскую армiю, — и медлительность герцога Брауншвейгскаго тому способствовала, во 2-хъ подкупить прусскихъ министровъ, на что были употреблены коронные бриллiанты.

“Бильо-Вареннъ, уѣхавъ изъ Парижа послѣ убiйствъ 2-го и З-го сентября, 11-го-же отправился въ армiю и завязалъ переговоры, окончанiе которыхъ задерживалось лишь неприбытiемъ обѣщанныхъ и еще неуплоченныхъ суммъ; 2-3 миллiона, награбленные 10-го августа, — вотъ все, чѣмъ обладала парижская коммуна, но этого было недостаточно. Почему вы не велите обокрасть государственную кладовую? воскликнулъ Пани, и это совершилось 16-го сентября, благодаря старанiямъ Тальена и Дантона, что доставило до 30 миллiоновъ въ видѣ различныхъ ценностей.

“Предварительные переговоры облегчили Дюмурье выходъ изъ положенiя, въ которомъ-бы онъ погибъ безъ помощи; послѣдующiе переговоры благопрiятствовали тому, что онъ не былъ выбитъ изъ позицiи во время канонады Вальми; cъ 23 по 28 переговоры, какъ мы уже сказали, велись очень дѣятельно”.

Коронные бриллiанты долго служили предметомъ торговли нѣмецкихъ евреевъ. Дантонъ и Фарбъ д’Эглантинъ, которыхъ г-жа Роланъ такъ явно обвиняетъ въ воровствѣ, получили свою долю добычи. Суду были преданы лишь нѣсколько незначительныхъ евреевъ, которые попались. [222]

“Однимъ изъ первыхъ лицъ, виновныхъ въ кражѣ изъ государственной кладовой, говоритъ “Бюллетень уголовнаго суда”, котораго постигла законная кара, былъ еврей по имени Луи Лиръ, родомъ изъ Лондона, 28 лѣтъ, торговавшiй въ кварталѣ Бобуръ. Онъ обвинялся въ томъ, что способствовалъ грабежу, совершенному въ ночь на 11, 13 и 15-е сентября, и продалъ въ теченiе этого мѣсяца нѣкоему Моисею Тренель жемчугъ и бриллiанты, — свою долю добычи. Онъ оставилъ предъ смертью завѣщанiе, и, 13 октября 1792 г. въ 10 1/2 ч. веч., претерпѣлъ свою кару, выказывая мужество и хладнокровiе, достойныя лучшаго дѣла”.

Другой еврей, жившiй въ улицѣ Старыхъ Августиновъ, Делькампо, называвшiй себя Дешанъ, тоже былъ казненъ.

Нѣкоторые, повидимому, были трусливѣе или совѣстливѣе Тренеля и Соломона. Мы читаемъ въ “Ежедневномъ термометрѣ”, редактируемомъ Дюлоромъ и Шапе, отъ 24 сентября 1794 г.: “около 30 бриллiантовъ изъ казенной кладовой были переданы при письмѣ секретарю-регистратору коммуны евреями Ансельмомъ и Ю, которымъ ихъ предложили для покупки”.

Евреи-же устроили ограбленiе церквей (6), разрушенiе произведенiй искусствъ, внушенныхъ вѣрою генiю нашихъ средневѣковыхъ художниковъ. Какой прекрасный случай утолить одновременно свою ненависть и свое корыстолюбiе, оскорбить Христа и обогатиться! Все церковное серебро, скупленное за безцѣнокъ, прошло черезъ эти жадныя руки. Самъ Калебонъ признаетъ, что общественая казна почти не получала доли въ этихъ грабежахъ.

Движимое имущество эмигрантовъ тоже было предметомъ выгодныхъ операцiй. Сами члены конвента сговаривались съ евреями, чтобы присваивать себѣ остатки имущества изгнанниковъ.

Въ “Приступленiяхъ семи членовъ старыхъ комитетовъ общественнаго спасенiя и всеобщей безопасности”, Лекуэнтръ изъ Версаля разсказываетъ, что при продажѣ замка Монбельяръ, его коллега Бернаръ сговорился съ евреемъ, по имени Трефу, и заставилъ себѣ присудить неправильно и почти задаромъ вещи большой цѣнности. Кромѣ того онъ якобы изъялъ изъ инвентаря и велѣлъ упаковать для себя голубой мраморный столъ, драгоцѣнныя книги т. д. Онъ заставилъ выдать себѣ добровольно, безъ аукцiона, карету, 18 люстръ, 12 металлическихъ канделябровъ, 4 подставки подъ колонны.

Развращенная и спекулирующая Францiя временъ директорiи представляла для евреевъ почти такую-же прекрасную добычу, какъ Францiя третьей республики.

Евреи, пишетъ Капфигъ въ своей “Исторiи великихъ финансовыхъ операцiй”, увидѣвъ Парижъ открытымъ [224] для своихъ спекуляцiй, вошли въ него со всѣхъ сторонъ и начали брать обѣими руками; сперва они робко начали съ маленькой торговли, поставки лошадей и мелкаго ростовщичества, ажiотажа, который ограничивался ассигнацiями; они стояли еще недостаточно твердою ногою, чтобы осмѣлиться открывать банки, которые представляли женевцамъ; сами они довольствовались тѣмъ, что покупали старую мебель замковъ, святыни церквей, конфискованныя драгоцѣнности или давали взаймы нѣсколько луидоровъ эмигрантамъ подъ залогъ цѣнностей. Въ нѣкоторыхъ департаментахъ они укрѣпились на землѣ хлѣбопашцевъ, какъ воронъ на добычѣ; въ Нижнемъ и Верхнемъ Эльзасѣ и въ Лотарингiи они становились владѣльцами недвижимостей, благодаря займамъ подъ закладныя и выкупу проданныхъ вещей. Въ Парижѣ они наводнили кварталы вокругъ Тампля, ставшiе въ нѣкоторомъ родѣ ихъ гетто. Если-бы имъ дали волю, то черезъ нѣкоторое время они стали-бы господами денежнаго и промышленнаго рынка.

Еврей того времени, менѣе обтесанный чѣмъ теперешнiй, былъ полу-разбойникъ, полу-банкиръ или вѣрнѣе, сперва разбойникъ, а потомъ банкиръ.

Это время зпаменитаго Мишеля, Мишеля убiйцы, внучки котораго потомъ вышли замужъ за герцоговъ и принцевъ, прежде чѣмъ успѣла исчезнуть мрачная легенда, связанная съ этимъ именемъ. Мишель завлекъ въ какой-то замокъ цѣлую семью эмигрантовъ и зарѣзалъ ихъ, чтобы овладѣть деньгами и драгоцѣнностями, которые они везли съ собою обратно. Онъ былъ оправданъ присяжными, несмотря на явныя улики, которыя исчезли вмѣстѣ со всѣмъ дѣломъ: тѣмъ не менѣе онъ былъ осужденъ общественнымъ мнѣнiемъ.

Симонъ, который содержалъ дѣвицу Лонжъ, модную гетеру, соблазнялъ городъ своимъ великолѣпiемъ, и весь Парижъ пришелъ въ восторгъ, когда въ салонѣ VII года, въ углу своей картины “Даная” Жироде изобразилъ миллiонера въ видѣ индюка съ распущеннымъ хвостомъ.

Мѣжду тѣмъ евреи вводятъ ту политику, которая отнынѣ становится имъ свойственна; она состоитъ въ томъ, что за революцiей, во время которой можно [225] ловить рыбу въ мутной водѣ, слѣдуетъ временное царствованiе какого-нибудь спасителя, который правильнымъ правленiемъ узаконяетъ пользованiе награбленнымъ добромъ. Законный король стѣснилъ-бы ихъ въ то время, и они всѣми силами воспрепятствовали его возвращенiю, имъ нуженъ былъ Шило, какимъ былъ Кромвель, временный Мессiя: такой человѣкъ былъ уже наготовѣ.

Наполеонъ расквитался со своими долгами евреямъ и занялся тѣмъ, что велѣлъ окончательно внести въ законодательство равенство, столь неосмотрительно дарованное евреямъ Учредительнымъ собранiемъ.

Программа содержала слѣдующiе вопросы:

1. Есть-ли подчиненiе гражданскимъ и политическимъ законамъ государства обязанность, налагаемая религiею?
2. Освящены-ли и допущены-ли у евреевъ многоженство и разводъ?
3. Дозволено-ли имъ нести воинскую повинность, обрабатывать землю, заниматься механическими работами?
4. Считаютъ-ли евреи христiанъ братьями или чужими?
5. Разрѣшается-ли ростовщичество по отношенiю къ другимъ нацiямъ?

Дѣло не такъ легко пошло на ладъ, какъ бы можно думать. Евреи, депутаты изъ свѣтскихъ, вѣроятно, думали, что можно все обѣщать и затѣмъ ничего не сдержать, но раввины, повидимому, движимые извѣстною совѣстливостью, хотѣли въ неприкосновенности [227] отстоять древнiй законъ Моисеевъ, который никогда не смѣшиваетъ христiанина, гоя, накри съ евреемъ (8).

Одинъ документъ Архивовъ: “Замѣтки о совѣтѣ министровъ, засѣданiе 5 окт. 1806 г.”, указываетъ на нѣкоторыя внутреннiя затрудненiя.

“Въ собранiи находятся пятнадцать раввиновъ. Если этого числа недостаточно, то можно призвать еще тридцать другихъ. Къ этимъ сорока пяти раввинамъ слѣдовало-бы присоединить тридцать главнѣйшихъ членовъ собранiя, и семьдесятъ пять человѣкъ образовали-бы синедрiонъ; но собранiе въ настоящемъ своемъ видѣ осталось-бы неприкосновеннымъ; оно увеличилось-бы только тридцатью вновь призванными раввинами. Это большое число придало-бы смѣлости робкимъ раввинамъ и подѣйствовало-бы на фанатиковъ въ случаѣ особаго сопротивленiя, поставивъ ихъ между необходимостью принять объясненiя и опасностью отказа, слѣдствiемъ котораго было бы изгнанiе еврейскаго народа. Эти семейныя распри по всей вѣроятности привели-бы къ желанной цѣли.

Понятно, что не мало тайныхъ переговоровъ велось для того, чтобы прiйти къ соглашенiю. О томъ свидѣтельствуетъ письмо къ императору, помѣченное 1-мъ апр. 1806 г., отъ Моле, которому было поручено это щекотливое дѣло.

“Получивъ отъ нѣсколькихъ евреевъ деликатныя и конфидецiальныя предложенiя, которыя я считаю долгомъ повергнуть прямо на усмотрѣнiе Вашего Величества, я прошу для того особой аудiенцiи. Умоляю Ваше Величество видѣть въ моей просьбр лишь доказательство моего горячаго рвенiя къ службѣ Вашей и [228] моего искренняго желанiя исполнить Вашу волю въ порученiи, которое Вы на меня возложили.

Вашего Императорскаго и Королевскаго Величества самый почтительный, преданный и вѣрный подданный Мат. Моле”.

Вслѣдстнiе этихъ предварительныхъ переговоровъ отвѣты общаго собранiя еврейскихъ депутатовъ, сообразные съ тѣми, какихъ ожидалъ императоръ, были утверждены въ засѣданiяхъ 4, 7 и 12 августа, и Моле выступилъ 18 сентября, чтобы объявить о созывѣ великаго синедрiона. Миссiя этого синедрiона, состоявшаго изъ 75 членовъ кромѣ предсѣдателя, должна была состоять въ томъ, чтобы изложить въ формѣ ученiя отвѣты, данные уже собранiемъ.

“Его Величество, сказалъ Моле, желаетъ чтобы не осталось никакого извиненiя для тѣхъ, которые не сдѣлаются гражданами; онъ вамъ обезпечиваетъ свободное исповѣданiе вашей вѣры и полное пользованiе вашими политическими правами, но взамѣнъ августѣйшаго покровительства, оказываемаго вамъ, онъ требуетъ религiозной гарантiи принциповъ, выраженныхъ въ вашихъ отвѣтахъ”.

Двѣ трети членовъ синедрiона должны были быть раввины, между которыми первое мѣсто принадлежало тѣмъ, которые входили въ прежнее собранiе, а остальные члены должны были быть назначены этимъ собранiемъ посредствомъ тайной баллотировки.

Великiй синедрiонъ собрался 4 фев. 1807 г., и его засѣданiя продолжались до 4 марта того-же года (9). Возсоедененiе, по прошествiи столькихъ вѣковъ, потомковъ этого такъ долго гонимаго племени, должно было дѣйствовать на воображенiе. Въ первый разъ послѣ разрушенiя храма синедрiонъ собралъ членовъ этой блуждающей семьи въ старинной часовнѣ, которая прежде чѣмъ принадлежать къ ратушѣ, долго была посвящена св. Iоанну, любимому ученику Христа.

Представители израиля были, повидимому, взволнованы торжественностью этого зрѣлища. Одинъ изъ ихъ первыхъ поступковъ носитъ отпечатокъ величия, которое вовсе несвойственно тому, что отъ нихъ исходитъ. [229]

Они припомнили долгiя преслѣдованiя, безчисленный рядъ годовъ, полныхъ жестокаго томленiя, подъ угрозою страшныхъ опасностей. Они вспомнили, что въ точенiе болѣе чѣмъ 1200 лѣть только одинъ человѣкъ постоянно говорилъ въ ихъ пользу, объявлялъ безпрестанно, что слѣдуетъ у нихъ уважать свободу совѣсти, выступалъ передъ королями на защиту преслѣдуемыхъ, подавалъ примѣръ терпимости, предоставляя евреямъ въ своихъ владѣнiяхъ лучшее обхожденiе, чѣмъ гдѣ-либо. Этотъ человѣкъ всегда одинаковый въ своемъ ученiи, всегда неизмѣнный въ своей благости, никогда не умирающiй, есть намѣстникъ Христа (10).

Успокоившись, наконецъ, послѣ столькихъ лѣтъ, евреи захотѣли поблагодарить представителя Неба, который такъ часто выступалъ защитникомъ угнетенныхъ передъ сильными мiра. Члены синедрiона выразили эту благодарность въ формѣ адреса, который является одною изъ самыхъ достойныхъ страницъ исторiи израиля. Въ засѣданiи 5 фев. 1807 г., по предложенiю Авигдора, была выработана слѣдующая редакцiя адреса:

“Израильскiе депутаты французской имперiи и королевства итальянскаго на еврейскомъ собранiи, разрѣшенномъ 30 сего мая, проникнутые благодарностью эа послѣдовательныя благодѣянiя, оказанныя христiанскимъ духовенствомъ въ теченiе прошедшихъ вѣковъ израильтянамъ разныхъ государствъ Европы; полные признательности за прiемъ, оказанный различными папами и многими духовными лицами израильтянамъ разныхъ странъ и въ разное время, когда варварство, предразсудки и невѣжество, соединясь вмѣстѣ, преслѣдовали евреевъ и изгоняли ихъ изъ среды общества,

Постановляютъ:

“Внести выраженiе этихъ чувствъ въ протоколъ нынѣшняго дня, чтобы оно навѣки осталось достовѣрнымъ свидѣтельствомъ благодарности израильтянъ, участвовавшихъ въ этомъ собранiи, за благодѣянiя, полученныя предшествующими поколѣнiями отъ духовенства различныхъ странъ Европы” (11).

Этотъ похвальный порывъ не долго длился. Когда папа, въ свою очередь, подвергся преслѣдованiямъ, [230] евреи осыпали его оскорбленiями въ газетахъ; они ограбили въ Римѣ солдатъ пришедшихъ его защищать, они устроили, — что характиризуетъ ихъ племя, недостойное возстанiе противъ гроба Пiя IX.

Не мѣшаетъ сопоставить посланiе, отъ 5 фев. 1807 г., съ низостями, которыя были совершены римскими евреями и о которыхъ разсказываютъ два обращенныхъ израильтянина, ставшихъ священниками, аббаты Леманъ, издавшiе брошюру подъ слѣдующимъ заглавiемъ: “Письмо къ разсѣяннымъ израильтянамъ о поведенiи ихъ римскихъ единовѣрцевъ во время плѣненiя Пiя IХ въ Ватиканѣ”.

“20 сент. 1870 г., разсказываютъ братья Леманъ, панскiе зуавы, защитники Рима, получили отъ Пiя IX приказъ прекратить свою геройскую защиту; они покинули валы и печальные, одинокiе, стали поодиночкѣ собираться на площади Ватикана; проходя черезъ мостъ св. Ангела. Ихъ друзья спѣшили принести имъ гражданское платье. Въ началѣ моста и на всемъ его протяженiи стояли толпами евреи, которые, при крикахъ и оскорбленiяхъ, направляемыхъ революцiонерами противъ зуавовъ, вырывали у нихъ самихъ и у ихъ спутниковъ дорожные свертки, одежду, все, что могли выхватить, и такъ какъ тутъ дѣло было не въ грабежѣ, а въ политикѣ, то бросали вещи въ Тибръ. Но внизу были ихъ лодочники, которые въ своихъ баркахъ собирали то, что было сброшено”.

Затѣмъ евреи ограбили казармы и отняли все оружiе, мундиры даже постели и мебель.

“Въ прошломъ году (1872), прибавляютъ тѣ-же авторы, у воротъ Iисуса происходили ужасныя и жестокiя сцены. Раздавались дикiе крики противъ мирныхъ и безобидныхъ христiанъ, которые собрались, чтобы помолиться вмѣстѣ; при выходѣ ихъ стали бить. Среди людей, которые кричали и наносили удары, были евреи изъ гетто. Ихъ узнавали! Мы сами говорили. съ лицами, которыя ихъ знали по имени и видѣли ихъ изъ оконъ, выходящихъ на площадь Iисуса. Эти-же лица видѣли, что они бросали свинцовыя пули “величиною съ орѣхъ для того, чтобы вызвать кровопролитiе и разжечь ненависть”.[231]

А развѣ въ прошломъ году еврей Леви, авторъ подлаго памфлета противъ папы, не объявилъ на антиклерикальномъ конгрессѣ, устроенномъ имъ, что слѣдующее собранiе будетъ имѣть мѣсто въ Римѣ, чтобы лучше выразить презрѣнiе къ высокому ватиканскому плѣннику.

Израиль неумолимъ, когда требуетъ того, что ему должны, а между тѣмъ онъ страннымъ образомъ платитъ свои собственные долги.

Во всякомъ случаѣ въ 1807 г. сердце израильтянъ было преисполнено благодарностью, Выраженiе ея на еврейскомъ языкѣ, обращенное къ Наполеону, проникнуто библейскою поэзiей. Какъ будто слышишь сiонскаго пророка, благодарящаго какого-нибудь Сеннахериба или Шаль-Ману-Ассира, которыхъ мы видимъ на ниневiйскихъ барельефахъ, предшествуемыхъ высокими аргираспидами и вонзающихъ въ грудь побѣжденныхъ “зубчатое стальное колесо позлащенной колесницы”.

“Наполеонъ, всѣ цари разорялись предъ тобою, ихъ мудрость исчезла, и они заколебались, подобно пьяному. Въ день Аустерлица ты сломилъ силу двухъ императоровъ; смерть предшествовала тебѣ, и ты начерталъ ея ярости путь, по которому она должна была неуклонно слѣдовать. Минувшiя поколѣнiя, пожранныя смертью, поглощенныя адомъ говорили при громѣ твоихъ подвиговъ. Никто изъ воиновъ, изъ храбрецовъ никогда не былъ ему подобенъ. Богъ избралъ его, чтобы управлять народами, онъ одинъ совершилъ столько великихъ дѣлъ, сколько всѣ герои прошлыхъ вѣковъ”.

Приглашая израильтянъ сообразоваться съ законами страны, требуя, чтобы “они сдѣлали все отъ нихъ зависящее, чтобы прiобрѣсти уваженiе и расположенiе своихъ согражданъ”, синедрiонъ не могъ, однако, измѣнить еврейскаго нрава, надъ которымъ безсильно и добро и зло. [232]

Борьба противъ семитизма, прошедшая почти незамѣченною среди столькихъ великихъ событiй, совершившихся въ теченiе нѣсколькихъ лѣтъ, тѣмъ не менѣе занимаетъ значительное мѣсто въ царствованiи Наполеона.

По какому-то чуду, которое вѣчно будетъ удивлять историковъ, маленькiй артиллерiйскiй подпоручикъ внезапно превратился въ главу имперiи, имѣющаго не только сознанiе полной, абсолютной власти, но и традицiи монарховъ старыхъ династiй. Надо признаться, что этотъ выскочка былъ послѣднимъ властителемъ, деѣствительно управлявшимъ Францiею.

Понятно, что ни онъ, ни Бисмаркъ не похожи на тѣхъ мистическихъ королей, которыхъ, въ изображенiи историковъ-фантазеровъ еврейской школы, понуждало къ преслѣдованiю рвенiе монаховъ. Онъ только былъ пораженъ исключительно опасностью, которая грозила странѣ отъ этого непрестаннаго всасыванiя въ общественный организмъ элемента смуты и разложенiя.

Впрочемъ, всѣ выдающiеся люди того времени признавали, что Учредительное собранiе въ этомъ вопросѣ, какъ и во многихъ другихъ, дѣйствовало съ поспешностью и легкомыслiемъ, которое оно вносило во все.

Во время съѣзда еврейскихъ депутатовъ въ 1806 г., знаменитый юрисконсультъ, возвышенный и свѣтлый умъ котораго былъ чуждъ всякаго фанатизма, Порталисъ, очень опредѣленно высказывался по этому поводу въ запискѣ, являющейся верхомъ безпристрастiя и здраваго смысла.

“Ошибка происходитъ оттого, что въ разрѣшенiи задачи гражданскаго положенiя евреевъ во Францiи, хотѣли видѣть лишь вопросъ религiозной терпимости (12).

“Евреи не просто секта, а народъ. Этотъ народъ имѣлъ нѣкогда свою территорiю и свое правленiе; онъ былъ разсѣянъ, но не разобщенъ: онъ скитается по всему земному шару и ищеть убѣжища, а не отечества; онъ живетъ среди всѣхъ племенъ не сливаясь съ ними, ему кажется, что онъ живетъ на чужой землѣ.

“Этотъ порядокъ вещей зависитъ отъ свойства и силы iудейскихъ постановленiй. Хотя у всѣхъ государствъ одна и та-же цѣль — сохранять н поддерживать себя, однако у всякаго есть и особая: у Рима было цѣлью расширенiе, у Лакедемона — война, у Афинъ процвѣтанiе искусствъ, у Карфагена — торговля, у Евреевъ — религiя.

“Въ самомъ свойствѣ этого законодательства философы и ученые искали объясненiя его долговечности. Дѣйствительно понятно, что когда у народа религiя, законы, нравы и обычаи отождествляются, то для того, чтобы произвести какую-нибудь перемѣну въ мнѣнiяхъ и обычаяхъ этого народа, слѣдуетъ измѣнить одновременно вcѣ установленiя и всѣ ходячiя идеи, [234] изъ которыхъ составляется его существованiе. Это невозможно, и доказательствомъ тому служитъ долговечность народа, о которомъ мы говоримъ.

“Религiя обыкновенно касается предметовъ, затрагивающихъ совѣсть; у евреевъ она обнимаетъ все, на чемъ зиждется и чѣмъ управляется общество. Поэтому-то евреи всегда образуютъ народъ среди народа, они ни французы, ни нѣмцы, ни англичане, а евреи.

“Сливъ безъ всякой предосторожности евреевъ съ другими французами, привлекли толпу иноземныхъ евреевъ, которые наводнили наши пограничные департаменты, а между тѣмъ для массы евреевъ, издавна поселившихся въ Францiи не было произведено тѣхъ благопрiятныхъ перемѣнъ, которыхъ ожидали отъ принятой системы натурализацiи. Въ этомъ отношенiи настоящiя обстоятельства достаточно говорятъ за себя”.

Несчастный Эльзасъ хрипѣлъ подъ вампиромъ, просилъ, умолялъ, кричалъ, волновался, угрожалъ. Храбрый Келлерманнъ, столько разъ шедшiй во главѣ геройской аттаки, чувствовалъ, что мужество покидаетъ [235] его передъ этимъ потокомъ нѣмецкихъ евреевъ, заполонившихъ несчастную управляемую имъ провинцiю.

Въ отчаяннiи, онъ изливалъ свою скорбь императору и писалъ изъ Кольмара отъ 23 iюня 1806 г.:

“Количество долговъ, по которымъ они получили расписки, — ужасающе. Проценты евреевъ такъ огромны, что вызываютъ проступки, раньше не встрѣчавшiеся въ Эльзасскихъ судахъ. Этимъ судамъ съ нѣкотораго времени приходится разбирать дѣла о подложныхъ встрѣчныхъ векселяхъ, предъявляемыхъ евреямъ, нечестность которыхъ и внушила эту мысль.

“Административныя и судебныя власти, вѣроятно, передали министру Вашего Величества болѣе пространныя подробности о бѣдствiяхъ, происходящихъ вслѣдствiе ростовщичества и нечестности евреевъ.”

Императоръ, съ тѣмъ вниманiемъ, которое удѣлялъ самымъ незначительнымъ вещамъ, этотъ могучiй умъ, обнимавшiй управленiе мiромъ нетолько въ общемъ, но и въ мельчайшихъ подробностяхъ, приказывалъ присылать себѣ постоянныя донесенiя по этому вопросу (13).

Докладъ, который Шампаньи послалъ ему въ Фиркенштейнъ 25 августа 1807 г., и на которомъ мы читаемъ: “Важный вопросъ, отосланъ въ Государственный Совѣтъ, внутреннiй отдѣлъ”, несомнѣнно есть основа знаменитого декрета 17 марта 1808 г.

Декретъ 17 марта 1808 сообразовался съ этими указаниями. Ст. 7-я гласила:

Отнынѣ, начиная съ 1-го будущаго iюля, ни одинъ еврей не будетъ имѣть права заниматься какою-либо торговлей, ремесломъ, промысломъ, не получивъ на то разрѣшенiя отъ префекта департамента, которое будетъ выдаваться лишь на основанiи точныхъ справокъ и свидѣтельствъ: во 1-хъ, отъ постояннаго муницинальнаго совѣта въ томъ,, что названный еврей не предавался ни ростовщичеству, ни какому-либо незаконному промыслу; во 2-хъ, отъ кагала синагоги, въ округѣ которой онъ, живетъ, удостовѣряющаго его хорошее поведенiе и честность. Патентъ на торговлю будетъ возобновляться ежегодно. (14)

Ст. 16-я, съ цѣлью остановить чрезмѣрное размноженiе, гласитъ:

Ни одному еврею, не жительствующему теперь въ нашихъ департаментахъ Верхняго и Нижняго Рейна, отнынѣ не будетъ разрѣшено тамъ селиться. Евреи, не числящiяся теперь въ другихъ департаментахъ нашей имперiи, будутъ получать разрѣшенiе жить тамъ только въ томъ случаѣ, когда они прiобрѣтутъ какую-нибудь недвижимую собственность и будутъ заниматься земледѣлiемъ, не вмѣшиваясь ни въ торговлю, ни въ промыслы.

Ст. 17-я постановляетъ, кромѣ того, что еврейское населенiе не имѣетъ права представлять замѣстителей [237] въ рекруты, а всякiй еврей обязывается къ личной службѣ.

Наполеонъ, повидимому, руководился въ этихъ мѣстахъ единственною мыслью: желанiемъ видѣть своихъ евреевъ. Въ этомъ его не обманывалъ вѣрный инстинктъ его чудеснаго генiя: всякiй еврей, котораго видишь, который признанъ за таковаго, относительно не опасенъ, а иногда даже заслуживаетъ уваженiя; онъ покланяется Богу Авраама, — этого права у него никто и не думаетъ оспаривать, — и такъ извѣстно, чт’о о немъ думать, есть возможность за нимъ наблюдать.

Опасный еврей — это еврей неизвѣстный. Соцiалистъ на словахъ, подстрекатель, иноземный шпiонъ, — онъ одновременно обманываетъ рабочихъ, которые ему довѣряются, полицiю, которая ему платитъ, и правительство, которое имъ пользуется; онъ ворбуетъ простаковъ въ коммуну, затѣмъ выдаетъ ихъ версальцамъ, стушевывается, когда хотятъ выяснить дѣло, и выплываетъ наружу, когда спокойствiе водворено, чтобы объявить, что онъ пострадалъ за правду. Это — вредное животное по преимуществу, и животное неуловимое; онъ дѣйствительно замѣшанъ въ столькихъ дѣлахъ, что не знаешъ, съ какого конца его схватить. Если вы его арестуете въ возстанiи, онъ ссылается на свою родину, побѣдоносную Германiю, которая умѣетъ заставить уважать своихъ дѣтей; если вы пытаетесь его изгнать, онъ вамъ доказываетъ, что тогда-то получилъ право гражданства. Боецъ за эмансипацiю народа, когда демократiя беретъ верхъ, защитникъ порядка, когда торжествуетъ реакцiя, — онъ самый могущественный агентъ смуты, котораго когда-либо производила земля, и такимъ образомъ онъ проводитъ жизнь въ радостномъ сознанiи, что онъ подъ различными видами всегда дѣлалъ зло христiанамъ.

Чтобы видѣть своихъ собственныхъ евреевъ, Наполеонъ прежде всего потребовалъ, чтобы они выбрали собѣ фамилiи.

20 iюля 1808 г. появился декретъ, касающiйся евреевъ, не носящихъ опредѣленнаго имени и фамилiи. Вотъ главнѣйшiе его пункты:

Ст. 1-я. Тѣ изъ подданныхъ нашей имперiи, которые исповѣдуютъ iудейскую религiю и до сихъ поръ [238] не носили опрѣделеннаго имени и фамилiи, обязаны ихъ принять в теченiи трехъ мѣсяцевъ, по обнародованiи нашего декрета, и объявить о томъ представителю той общины, въ которой они живутъ.

Ст. 2-я. Иностранные евреи, которые прiѣдутъ для водворенiя въ имперiи и будутъ подходить подъ ст. 1-ю, обязаны исполнить тѣ-же формальности въ теченiе трехъ мѣсяцевъ со дня вступленiя во Францiю.

Ст. 3-я. Фамилiями не будутъ считаться имена, взятыя изъ Ветхаго завѣта и названiя городовъ. Имена собственныя можно выбирать изъ тѣхъ, которыя разрѣшены закономъ 11-го жерминаля XI года (15).

Ст. 4-я. Кагалы, при составленiи списковъ ихъ общинъ, обязуются о томъ свидѣтельствовать и доносить властямъ, исполнили-ли они лично условiя, предписанныя въ предыдущей статьѣ. Они равно обязуются наблюдать и сообщать властямъ о тѣхъ евреяхъ ихъ общинъ, которые перемѣнятъ фамилiю, не сообразуясь съ условiями упомянутаго закона.

Отъ исполненiя этого декрета избавляются тѣ евреи нашего государства или чужеземные, которые поселяться у насъ, уже имѣя извѣстныя имя и фамилiю, которыя они постоянно носили, даже если эти имена и фамилiи заимствованы изъ Ветхаго завѣта, или отъ городовъ, въ которых они жили.

Циркуляръ министра внутреннихъ дѣлъ, Крете, къ префектам еще подробнѣе опредѣляетъ необходимыя формальности, которыя слѣдуетъ выполнить, и между прочимъ предписываетъ завести во всѣхъ мэрiяхъ именные списки для каждаго лица отдѣльно.

Эти списки, изъ которыхъ нѣкоторые еще существуютъ, будутъ интересны для возстановленiя гражданского положенiя евреевъ, которые все болѣе стремятся затеряться въ массѣ, въ то-же время сохраняя, съ точки зрѣнiя своей пользы, свою особую организацiю.

Однако надо сознаться, что и на этотъ разъ мѣра относительно перемѣны фамилiи не исполнялась какъ слѣдуетъ.

Самая распространенная фамилiя — Мейеръ. (16) Имя это очень стариннаго происхожденiя и встречается въ Ветхомъ завѣтѣ и въ Талмудѣ, оно нравится евреямъ, ибо вызываетъ понятiе о чемъ-то блестящемъ. Дѣйствительно, слово мейеръ (блестящiй, лучистый) происходитъ и отъ золота, и отъ свѣта. Конъ, Канъ, Когенъ, Кагунъ, — все это варiанты еврейскаго слова когенъ (священникъ изъ семьи Аарона).

Самыя употребительныя имена у евреевъ — переводъ съ еврейскаго: Маврикiй — соотвѣтствуетъ Моисею, Исидоръ — Исааку, Эдуардъ — Аарону, Джемсъ — Iакову; Альфонсъ — Адаму.

Терпимость реставрацiи уничтожила на дѣлѣ всѣ формальности, которыя-бы могли стѣснять евреввъ. Списки, составленные по приказанiю императора, напротивъ, являются верхомъ бдительности, вниманiя и отчетливости въ подробностяхъ; они составляютъ противоположность съ тою безцеремонностью, которая царитъ въ современной Францiи, гдѣ всякiй вступаетъ на родину, какъ на мельницу. Они до сихъ поръ служатъ планомъ и образомъ антисемитическому комитету, который старается разобраться въ нашихъ дѣлахъ.

Столбцы раздѣлены слѣдующимъ образомъ: негоцiанты, фабриканты за своихъ довѣрителей; собственники, обрабатывающiе землю; занимающiеся искусствами и ремеслами, торговлею подержаными вещами, подлежащiе [240] отбыванiю воинской повинности по жребiю, — служащiе лично, замѣненные другими, вольноопредѣляющiеся, ученики, посѣщающiе общественныя школы; освобожденныя от долговъ по закладнымъ.

Еврейское населенiе имперiи распредѣлено въ 38 департаментахъ и составляетъ 78, 993 чел., но евреи, вновь присоединенныхъ мѣстностей — въ Голландiи и на сѣверѣ, не внесены въ этотъ трудъ.

Лiонъ и департаментъ Роны, которые въ настоящее время запружены евреями (еврею Мильо удалось заставить выбрать себя тамъ въ сенаторы), — тогда были почти нетронуты; тамъ насчитывалось лишь 56 главъ семействъ, а всего 195 чел. Мы читаемъ въ одномъ изъ отчетовъ, что 40 еврейскихъ семействъ поселились въ Лiонѣ въ 1790 г.; въ ихъ числѣ есть два негоцiанта, два землевладѣльца, девять ремесленниковъ, занимающихся искусствами и ремеслами, пятнадцать— двадцать дѣтей, посѣщающихъ общественныя школы.

Мѣжду тѣмъ у евреевъ были друзья, приближенные къ Наполеону. Возможно, что Ней, родомъ изъ Лотарингiи, былъ евреемъ, какь часто утверждали. Во всякомъ случаѣ это имя довольно употребительно у евреевъ. Необыкновенный рокъ тяготѣвшiй надъ этой семьею, таинственность катастрофъ, обрушившихся на нее, утверждаютъ меня въ этомъ мнѣнiи. Какъ-бы то ни было, если вѣрить “Алла-З-деръ-Юдъ”, онъ носилъ израиля въ сердцѣ своемъ.

“Когда, 10-го ноября 1806 г., разсказываетъ эта газета въ 1865 г., маршалъ Ней занялъ Магдебургъ, къ нему явились власти и почетные граждане этого города. Маршалъ потребовалъ непремѣнно, чтобы ему представили почетнѣйшихъ лицъ всѣхъ исповѣданiй и спросилъ нѣтъ-ли между ними представителей израильской общины. — Городъ Магдебургъ, возразилъ одинъ изъ присутствующихъ, пользуется привилегiей не имѣть жидовъ среди своихъ обитателей; здѣсь есть всего [241] одинъ, котораго выносятъ вслѣдствiе особыхъ причинъ. Вы хотите сказать израильтянъ, возразилъ маршалъ, Францiя не знаетъ жидовъ; впрочемъ господа, тамъ гдѣ царитъ Францiя, нѣтъ болѣе привилегiй, и отнынѣ пусть равенство вѣроисповѣданiй будетъ единственнымъ принципомъ допущеннымъ въ Магдебургѣ”.

“Теперь, говоритъ израильская нѣмецкая газета, въ Магдебургѣ есть 5000 нашихъ единовѣрцевъ, и одинъ изъ нихъ — членъ муниципальнаго совѣта”.

“Архивы”, пряводящiе этотъ фактъ, не высказываются опредѣленно о еврейскомъ происхожденiи Нея.

“Мы прибавимъ, говорятъ они, что Ней, родомъ изъ Саррлуи, долго слылъ за еврея по происхожденiю; достаточно нѣсколькихъ анекдотовъ, вродѣ вышеприведеннаго, чтобы составить ему подобную репутацiю”.

Какъ мы уже доказали, увѣренiе Дизраэли относительно Массены кажется, по меньшей мѣрѣ, рискованнымъ, но невѣроятнымъ. Въ такомъ случаѣ внукъ маршала, герцогъ Риволи, недавно женившiйся на еврейкѣ, г-жѣ Гейне, вдовѣ генерала де ла Москова, считавшагося за еврея родомъ, повиновался какому-то расовому влеченiю, которое мы уже не разъ констатировали въ этомъ трудѣ. По отношенiю къ маршалу Сультъ предположенiе Дизраэли кажется мнѣ просто романическимъ; хотя онъ фигурируетъ въ “Еврейскомъ Плутархѣ” наравнѣ съ Жюлемъ Жаненъ.

По словам “Pelit Journal”, первымъ еврейскимъ офицеромъ французской армiи былъ Маркфруа, умершiй три года назадъ въ Бiаррицѣ, 95 лѣтъ отъ роду. Онъ участвовалъ въ послѣднихъ кампанiяхъ имперiи и достигъ чина капитана.

Отецъ покойнаго былъ владѣльцемъ замка Марракъ въ Байоннѣ, который онъ продалъ Наполеону I, а тотъ завлекъ и удержалъ тамъ короля испанскаго и его сына, позднѣе Фердинанда VII.

Въ аудiенцiи, полученной у Наполеона, г. Маркфруа получилъ разрѣшенiе помѣстить своихъ сыновей въ военную школу.

До тѣхъ поръ казенныя школы были закрыты для израильтянъ. Покойный и его братъ были первыми евреями, допущенными въ военныя школы Францiи.[242]

По словамъ Кона, первыми еврейскими офицерами были д’Альмбертъ, Мардохей и Поллоне, вышедшiе въ 1809 г., — первый изъ политехнической школы, а два другiе изъ С.-Сира (17).

Въ виду новыхъ мѣръ евреи по наружности ограничились жалобами, но разрывъ между ними и императоромъ былъ полный. Былъ-ли Наполеонъ семитеческаго происхожденiя или нѣтъ, но въ дѣлѣ финансовъ онъ былъ олицетворенною противоположностью еврейскаго духа (18).

Начиная съ 1810 г. еврей, который до тѣхъ поръ поддерживалъ Наполеона и которому теперь нечего было ждать отъ него, сталъ на сторону Европы. Противъ всемогущаго императора возстала теперь та таинственная сила денегъ, которой никто не можетъ противостоять, даже Наполеонъ I, какъ однажды нахально объявилъ въ палатѣ Леонъ Сэ, креатура Ротшильда.

Еврейство, умѣющее выдвигать впередъ, превозносить, пускать въ ходъ, такъ-же умѣетъ разрѣшать или вѣрнѣе, подкапывать, подрывать, подтачивать. Если еврей станетъ противъ кого-либо, будь то глава имперiи или простое лицо, журналистъ или опереточная пѣвица, они чувствуютъ себя внезапно опутанными тысячью тончайшихъ нитей, которыя мѣшаютъ имъ двигаться; “они во всемъ встрѣчаютъ препятствiя, какъ прекрасно объясняетъ Дизраэли, они обезчещены, опозорены, деморализованы, не знаютъ кого обвинять; ничто имъ не удается, и они сами не знаютъ отчего. Чтобы презирать эту таинственную власть, передъ которою самъ Бисмаркъ отступилъ, надо быть человѣкомъ, какъ Наполеонъ или писателями, съ правдивымъ сердцемъ, съ чистою душею, которые размышляли надъ словами Христа: “блажени изгнани правды ради, яко тѣхъ есть царствiе небесное.”

Конечно, предпринявъ русскiй походъ, Наполеонъ испортилъ свои дѣла, но рано или поздно финансовая коалицiя одолѣла-бы его.

Когда настала развязка, будущiй банкиръ Священнаго Союза, Ротшильдъ, выказалъ необычайную дѣятельность; самое величiе событiй какъ будто возвысило надъ самой собою природу еврея, вообще мало склонную къ геройскимъ поступкамъ.

Когда вечеръ спустился на Ватерлоо, когда императоръ попытался прорвать послѣднее каре, Ротшильдъ, поджидавшiй въ Брюсселѣ, былъ немедленно извѣщенъ о пораженiи евреями, слѣдовавшими за армiей, чтобы добивать раненыхъ и грабить трупы. Если онъ первый прибудетъ въ Англiю съ вѣстью, то заработаетъ 20 миллiоновъ. Онъ поспѣшилъ въ Остенде, но страшная буря дѣлала переѣздъ невозможнымъ. Банкиръ на минуту остановился въ затрудненiи передъ бѣшено набѣгавшими волнами, но тѣмъ не менѣе далъ приказъ къ [244] отплытiю. “Не бойся, могъ-бы онъ сказать капитану, ты везешь болѣе чѣмъ античную барку, ты везешь несчастье Цезаря и счастье Ротшильда.”

“Бонапартъ умеръ, пишетъ Мишлэ; желѣзный вѣкъ породилъ денежный вѣкъ, благодаря займамъ сдѣланнымъ для войны даже въ мирное время и для другихъ цѣлей”. Умный еврей, Олендъ Родригъ, во имя Св. Симона, написалъ Евангилiе этой новой религiи.

“Евреи, составлявшiе до тѣхъ поръ республику, учредили двойное королевство; нѣмецкiе, а позднѣе и южные евреи создали два вмѣстилища, куда стекались капиталы.

“Въ то время, какъ первые доставляли средства армiямъ Священнаго Союза, вторые стали на сторону втораго Бонапарта.”

Мишлэ какъ будто указываетъ на антагонизмъ или, по крайней мѣрѣ, на соперничество. Дѣйствительно, миръ былъ заключенъ между евреями двухъ толковъ на развалинахъ Францiи; будучи всегда согласны между собою, несмотря на видимыя колебанiя биржи, они должны были монополизировать деньги всего свѣта. Народы и короли были не болѣе какъ марiонетки, нити которыхъ были въ рукахъ евреевъ. До сихъ поръ народы бились за отечество, за славу, за знамя; отнынѣ они будутъ биться лишь для того, чтобы обогащать израиля, съ его же позволенiя и единственно для его удовольствiя.

__________________

1. — Общая исторiя Эмигрантовъ.

2. — Этотъ Симонъ былъ однимъ изъ первыхъ и самыхъ ярыхъ сторонниковъ перехода госпиталей въ гражданское вѣдомство. “Однажды, говоритъ Гюре въ “Моемъ свидѣтельствѣ”, сестра короля, Елизавета, спросила какъ себя чувствуетъ его больная жена въ ѣotel-Dieu.

“Ахъ, отвѣчалъ онъ, теперь прiятно смотрѣть на сидѣлокъ ѣotel-Dieu; онѣ одѣты, какъ моя жена, какъ Вы.”

5. — Тайные мемуары, V т.

6. — Настоящiй народъ былъ глубоко преданъ вѣрѣ своихъ отцовъ. Въ 179З г. рыночныя торговки еще устраивали алтари для процессiи въ праздникъ Тѣла Господня. Впрочемъ, таковы-же были чувства рабочихъ-французовъ во время коммуны.

8. — Одинъ раввинъ, спорившiй съ Грегуаромъ, Залкиндъ Гурвицъ, сказалъ: “Талмудъ только запрещаетъ обкрадывать чужеземца (накри), но позволяетъ пользоваться его заблужденiемъ.” Итакъ легко понять, что воспользоваться ошибкой и ввести простака въ ошибку — почти одно и то-же. Бишофсгеймъ, [246] собственно говоря, не обокралъ накри въ Гондураскомъ займѣ, а воспользовался его заблужденiемъ и только составлялъ объявленiя, чтобы ввести его въ это заблужденiе.

10. — На каждой страницѣ исторiи находимъ слѣды покровительства, оказываемаго евреямъ папствомъ. Въ VII в. св. Григорiй ихъ защищалъ и покровительствовалъ имъ во всемъ христiанскомъ мiрѣ. Александръ II выказалъ горячее одобренiе испанскимъ епископамъ, взявшимъ подъ свою защиту преслѣдуемыхъ израильтянъ. Иннокентiй II и Александръ III хлопотали въ ихъ пользу. Григорiй IX вступался за нихъ во Францiи, Англiи, Испанiи и запретилъ, подъ страхомъ отлученiя отъ церкви, нарушать ихъ праздники; Климентъ VI далъ имъ убѣжище въ Авиньонѣ; Николай II писалъ инквизицiю, запрещая ею принуждать ихъ силою къ принятiю христiанства; Климентъ XIII предоставилъ имъ свободу воспитывать своихъ дѣтей по желанiю, а масонство, какъ только захватило власть, отняло эту свободу у французскихъ дѣтей.

Фактъ понятенъ: съ высоты, на которой онъ парилъ, намѣстникъ Христа видѣлъ только заблудшихъ, за которыхъ онъ молился, простирая надъ ними покровительственную руку, между тѣмъ какъ правители государства, стоя на экономической и соцiальной точкѣ зрѣнiя, были принуждены заботится о томъ, чтобы не былъ нарушенъ порядокъ въ странѣ, порученной ихъ защитѣ.

12. — То-же говорили и парижскiе купцы въ 1778 г., но въ другой формѣ. На эту-же точку зрѣнiя становятся антисемиты Германiи, Австро-Венгерiи, Румынiи, которые совершенно оставляютъ въ сторонѣ вопросъ исповѣданiя.

13. — 30-го мая 1807 г. былъ уже изданъ первый декретъ объ отсрочкѣ исполненiя приговоровъ, произнесенныхъ надъ земледѣльцами въ пользу евреевъ.

Въ изложенiи причинъ значится:

Наполеонъ....... узнавъ изъ представленныхъ намъ отчетовъ, что въ нѣкоторыхъ сѣверныхъ департаментахъ нашей [247] имперiи евреи, не занимающiеся ничѣмъ кромѣ ростовщичества, накопленiемъ самыхъ неумѣренныхъ процентовъ довели многихъ земледѣльцевъ этой страны до величайшей нужды, мы рѣшили прiйти на помощь тѣмъ изъ нашихъ подданныхъ, которые несправедливою алчностью были доведены до такой крайности.

“Наполеонъ...... по донесенiю нашего министра внутреннихъ дѣлъ, выслушавъ мнѣнiе нашего государственнаго совѣта, постановили слѣдующее: ст. 1-я. Господину Исааку Гудшо, старшему сыну Якова Гудшо, израильтянина и купца въ Нанси, разрѣшается имѣть жительство въ Савернѣ, департаментъ Нижняго Рейна”.

15. — Ст. 1-я закона 11-го жерминаля гласитъ: “считая со дня обнародованiя этого закона, только имена, употребляющiяся въ различныхъ календаряхъ и имена лицъ, извѣстныхъ въ древней исторiи, будутъ считаться за имена собственныя въ спискахъ гражданскаго положенiя, служащихъ для провѣрки рожденiя дѣтей, и чиновникамъ воспрещается допускать какiя-либо другiя имена въ ихъ актахъ”.

16. — Хроникеръ “Иллюстрацiи” какъ-то разсказалъ по этому поводу забавный анекдотъ, который, увы!.. въ настоящее время у насъ столь-же современенъ, какъ и въ Германiи, столько расплодилось во Францiи Мейеровъ.

“По ту сторону Рейна Мейеры, со всевозможными правописанiями, кишатъ такъ-же, какъ Дюраны во Францiи, и остряки этимъ забавляются. Напримѣръ, берлинскiй обыватель, какой нибудь Шульцъ или Мюллеръ, запаздываетъ въ театръ. Залъ полонъ, ни одного не занятаго мѣста, а мѣжду тѣмъ онъ желаетъ видѣть пьесу, сидя съ удобствомъ. Что дѣлать? Очень просто. Какъ только наступаетъ антрактъ, онъ становится у выхода въ коридорѣ и кричитъ растеряннымъ голосомъ: господа, пожаръ у г. Мейера. Тотчасъ встаетъ человѣкъ пятьдесятъ зрителей, блѣдныхъ, взволнованныхъ, и всѣ Майеры и Мейеры бросаются къ выходу, между тѣмъ какъ берлинскiй шутникъ преспокойно выбираетъ между опустѣвшими мѣстами то, которое ему больше всего нравится.

Мозольный операторъ Наполеона I, нѣкто Тобiасъ былъ еврей; впослѣдствiи онъ исправлялъ ту-же должность при герцогѣ Беррiйскомъ. По поводу этого Тобiаса “Ежегодникъ Израильскихъ архивовъ” передаетъ комичную, но въ то-же время трогательную черту, ибо человѣкъ уважающiй свою религiю, будь онъ хоть мозольный операторъ, заслуживаетъ уваженiя. “Однажды, въ день Рошъ Гашанахъ, Тобiасъ былъ въ синагогѣ, когда за нимъ впопыхахъ прислали отъ герцога Беррiйскаго. Затрудненiе мозольнаго оператора было очень велико: онъ пошелъ посовѣтоваться съ главнымъ раввиномъ, Мишелемъ Зелиманомъ”. Почтенный пастырь раздѣлялъ сомнѣнiя своего духовнаго сына; тѣмъ не менѣе онъ предложилъ ему отправиться на призывъ герцога, ибо отказъ, въ тѣ времена крайняго клерикализма, могъ имѣть важныя послѣдствiя; но посовѣтовалъ ему устроиться такъ, чтобы только въ случаѣ крайней необходимости нарушить торжественность праздника.

Тобiасъ въ смущенiи является въ Тюильери.

-— “Ахъ, какъ я страдаю!” восклицаетъ герцогъ Беррiйскiй, увидя его; “избавьте меня скорѣе отъ моихъ страданiй”. Тобiасъ наклоняется, внимательно разсматриваетъ ногу и нѣсколько разъ надавливаетъ пальцемъ на мозоль. “Ай, кричитъ принцъ, вы дѣлаете мнѣ больно!” “Видите-ли, Ваша Свѣтлость”, смѣло возражаетъ нашъ операторъ, внезапно вдохновленный, “я замѣчаю сильное воспаленiе, а при такихъ условiяхъ было-бы очень опасно дѣлать операцiю. Потерпите день или два, обложите ногу компрессами, и я васъ избавлю отъ мозолей”.

Благодаря этой уверткѣ, Тобiасъ избѣжалъ жестокой необходимости, для столь строго вѣрующаго, нарушить торжественность Рошъ-Гашанаха.

18. — Во время пренiй въ гогударственномъ совѣтѣ онъ хорошо указалъ на паразитный характеръ этого племени. “На протестантовъ и католиковъ такъ не жалуются, какъ на евреевъ, говорилъ онъ, ибо зло, причиняемое евреями, исходитъ не отъ отдѣльныхъ личностей, а отъ самого строя этого народа: это саранча и гусеницы опусташающiя Францiю”.

______________________

_____________________

IV

Арiйцы убивали другъ друга въ теченiе двадцати пяти лѣтъ для того, чтобы возвеличить семита съ отталкивающей физiономiей, который спокойно обрѣзывалъ дукаты, пока другiе сражались.

Очистка счетовъ — торжество еврея. Постоянная мечта каждаго изъ нихъ — открыть счетъ. Пока таковой длится, можно быть относительно спокойнымъ; какъ только онъ закроется, надо ожидать, что начнется новый перiодъ войнъ, которыя откроютъ новый счетъ.

Собирая въ своихъ рукахъ всѣ частныя долговыя обязательства Германiи и Англiи, Ротшильдъ въ то-же время отдавалъ свои фонды въ распоряженiе французскаго правительства; онъ доставлялъ деньги, которыя ссужалъ. Подобно Мольеровскому метру Жаку; онъ мѣнялъ роли смотря по обстоятельствамъ: былъ поочередно самымъ неумолимымъ изъ кредиторовъ и самымъ услужливымъ изъ заимодавцевъ. Можно-ли оспаривать законность векселя у человѣка, который вамъ дѣлаетъ одолженiе?

Подъ давленiемъ этого услужливаго Шейлока Францiя была принуждена уплатить до послѣдняго гроша по самымъ невѣроятнымъ векселямъ и самые фантастическiе долги. Всѣ воображаемые или дѣйствительные убытки, которые полуторамиллiонныя армiи могли причинить во время своихъ прогулокъ по Европѣ, пришлись на долю реставрацiи, увеличенные еще грязью отъ еврейскихъ рукъ, черезъ которыя эти долговыя обязательства прошли, прежде чѣмъ достигнуть болѣе чистыхъ, но не менѣе жадныхъ рукъ Ротшильда. На призывъ израиля даже прошедшее вышло изъ гроба, и Францiя была принуждена уплатить жалованье нѣмецкаго рейтарскаго полка, посланнаго какимъ-то князькомъ Генриху IV.

Эти операцiи, съ виду чисто фннансовыя, имѣли кромѣ того то преимущество, что сильно служили идеѣ еврейства. Разсѣянные по всей Европѣ, евреи, которые съ барышомъ продавали векселя, купленные ими за безцѣнокъ, знали, что во Францiи есть одинъ “изъ нашихъ”, который толкуетъ о государственныхъ дѣлахъ прямо съ министрами. [253]

Джемсъ де-Ротшильдъ, поселившейся въ улицѣ Провансъ, уже былъ не прежнимъ маленькимъ компаньономъ, а австрiйскимъ барономъ, благодаря Меттерниху.

Хотя герцогиня Ангулемская и воскликнула съ удивленiемъ: Fi donс! когда ей предложили допустить въ свое общество г-жу де Ротшильдъ, однако Нюсингенъ, появляющiйся въ творенiи Бальзака, съ его ломаннымъ нѣмецкимъ говоромъ, сдѣлался нѣкотораго рода лицомъ.

Зарейнскiе евреи, дѣлавшiе скромныя, правда, попытки укрепиться въ Парижѣ, привыкали смотрѣть на домъ Ротшильда, какъ на колыбель французскаго еврейства. Съ одушевляющимъ все племя духомъ солидарности, Ротшильды помогали вновь прибывшимъ, доставляли имъ средства для мелкаго ростовщичества и въ то-же время прiобрѣтали отъ нихъ драгоцѣнныя свѣдѣнiя и учреждали ту полицiю, которая не иѣетъ себѣ равной во всемъ свѣтѣ (1).

Реставрацiя не видѣла опасности этого еврейскаго вторженiя, которую Наполеонъ такъ хорошо понялъ. Уже болѣе вѣка, какъ королевская власть утратила способность понимать Францiю; она ничего не поняла и въ революцiи, ни до, ни послѣ: ей не доставало именно того, что вначалѣ составило величiе и могущество этой монархiи, ограничивавшейся первоначально Иль-де-Франсомъ.

Но чего у нихъ не доставало болѣе всего прочаго, чего не доставало столь роковымъ для насъ образомъ у монархистовъ на собранiи 1871 г., — это руководящаго [254] правила, безъ котораго всякая христiанская монархiя есть безсмыслица — духа справедливости. “Discite justiciam moniti”, говоритъ кроткiй Виргилiй, у котораго порой какъ-бы видишь отблескъ евангельской мудрости..... Бурбоны получили предостереженiе, но это не заставило ихъ возлюбить справедливость. Если-бы они были справедливы, то велѣли-бы разстрѣлять, чтобы отомстить за человѣческую совѣсть, съ дюжину тѣхъ членовъ конвента, которые выказали наибольшее ожесточенiе противъ несчастнаго Людовика XVI, и не тронули-бы ни одного солдата Великой Армiи.

Во все рѣшительно они вносили презрѣнiе къ справедливости. Знаете-ли, что получилъ отъ реставрацiи изъ безчисленнаго количества эмигрантовъ тотъ вѣроломный дворянинъ, который измѣнилъ своему королю, подло покинулъ женщину, довѣрявшуюся ему, Лафайетъ, главный виновникъ революцiи? 450,000 ливровъ дохода......

Между тѣмъ шуаны, дравшiеся все время въ ожиданiи принцевъ, которые все время не появлялись, умирали съ голоду въ своихъ разоренныхъ хижинахъ. Семейство Кателино потеряло двадцать три члена на поляхъ битвъ и нуждалось въ кускѣ хлѣба, а сестра Робеспьера получала пенсiю въ 6000 франковъ!

Поведенiе относительно вандейцевъ Людовика ХVIII, руководимаго Эли, первымъ герцогомъ Деказъ и ревностнымъ масономъ, является печальною страницею въ исторiи реставрацiи. Изъ скаредности король отказывался признавать чины, которые самъ раздавалъ и уплачивать по роспискамъ, выданнымъ по распоряженiю предводителей войскъ для веденiя войны, предпринятой отъ его имени; онъ даже не предоставилъ Вандеѣ тѣхъ преимуществъ, которыя ей были обезпечены трактатомъ Жанэ, заключеннымъ между Шереттомъ и республиканскимъ правительствомъ.

Вдова Лескюра и Луи де ла Рошжакеленъ, говоритъ Кретино-Жоли въ “Вооруженной Вандеѣ,” сестры этого послѣдняго, вдова Боншана были подвергнуты надзору. Въ нѣсколькихъ жилищахъ былъ произведенъ обыскъ, а въ С.-Обенъ де Бобинье осмѣлились осквернить нечестивымъ вторженiемъ полицiи домъ, гдѣ родились Генрихъ и Лун де ла Рошжакеленъ; домъ — окна [255] котораго выходятъ на кладбище, гдѣ покоятся вѣчнымъ сномъ славы оба брата умершiе за Бурбоновъ.

Консерваторы называютъ это “быть политичными” и утверждаютъ, что для этого нужны люди испытанной ловкости; такимъ путемъ они достигаютъ того, что безчестятъ свое дѣло и заставляютъ выталкивать себя за дверь, что не мѣшаетъ имъ начать снова при первомъ случаѣ.

Версальскiе монархисты принимаютъ Деказа-сына, какъ монархисты 1815 г. приняли Деказа-отца.

Повторяю, что справедливость есть наилучшая политика. Если-бы Бурбоны, въ благодарность за оказанныя услуги, учредили для своихъ вѣрныхъ бретонцевъ полувоенные, полуземледѣльческiе лены, которые владѣльцамъ было-бы выгодно защищать, то нашли-бы тамъ стратегическiй центръ для преобразованiя армiй, откуда они снова могли-бы пойти на Парижъ, когда Лафайетъ, котораго они осыпали щедротами, ихъ прогналъ еще разъ.

И такъ, во время реставрацiи евреи могли продолжать свое незамѣтное дѣло. Маленькую синагогу въ улицѣ С.-Авуа, которою довольствовались до 1821 г., замѣнилъ храмъ въ улицѣ Побѣды, — въ этомъ названiи евреи охотно видятъ предзнаменованiе.

Только въ 1818 г. семитическiй вопросъ снова былъ поднятъ въ палатѣ. Мужественный гражданинъ, маркизъ де Лалье, потребовалъ въ петицiи продленiя декретовъ 1808 г. на новыхъ десять лѣтъ. Палата пэровъ перешла къ очереднымъ дѣламъ почти безъ возраженiй. Ланжюинэ, какъ не грустно это сказать о человѣкѣ, память котораго во столькихъ другихъ отношенiяхъ заслуживаетъ почитанiя, испросилъ слово, чтобы возстать противъ этой петицiи. Въ палатѣ депутатовъ прошенiе имѣло болѣе успѣха. Пальо де Луанъ, человѣкъ съ сердцемъ, предложилъ отослать его въ министерства юстицiи и внутреннихъ дѣлъ. Послѣ легкихъ пренiй палата депутатовъ приняла это заключенiе, и отсылка была рѣшена, но враждебныя влiянiя помѣшали, чтобы этому дѣлу былъ данъ ходъ. Надо сознаться, что евреи выказали тогда большой политическiй тактъ, не подавая никакихъ поводовъ [256] говорить о себѣ. Это былъ перiодъ сдержанности и подготовки.

Въ этой возрождающейся Kehilah царило благочестiе. Синагоги въ улицѣ Шомъ и С.-Авуа были переполнены, каждую субботу въ этихъ благочестивыхъ жилищахъ возжигалась лампада. Когда умеръ Майеръ де Ротшильдъ, то въ теченiе года ежедневно утромъ и вечеромъ совершались заупокойныя службы въ домѣ Соломона Алькана, двоюроднаго брата Джемса, жившаго скромно въ улицѣ Омъ Армэ.

Теперешнiй шумливый и назойливый еврей не существовалъ. Тогда еще и не думали оскорблять христiанъ, и водить дружбу съ герцогами. Насколько съ 1870 г., особенно опьяненные торжествомъ и вообразивъ, что они уже совсѣмъ насъ поработили, они стали циничны, грубо богохульствовали и немилосердно преслѣдовали, настолько во время реставрацiи они доказали, что умѣютъ ждать.

Дѣйствительно, имъ только стоило подождать. Въ виду полнаго отсутствiя возвышенности ума въ буржуазiи, было ясно, что она изъ низкой зависти сдѣлаетъ то, что аристократiя сделала изъ легкомыслiя и невѣжества.

Въ это время число банкировъ францускаго происхожденiя было довольно ограничено въ Парижѣ. “Францiя, сказалъ Туссенель, эта великая и великодушная нацiя, по природѣ чувствуетъ такое отвращенiе къ неблагородному промыслу, принуждающему человѣка [257] обманывать, что ей пришлось выписывать изъ Iудеи и Женевы гнусныхъ торгашей”.

Мелочная вражда, горячее желанiе играть роль заглушили у банкировъ всякiй патрiотизмъ; они стали оказывать денежную поддержку опозицiи, ниспровергли королевскую власть, слабыя стороны которой исторiя конечно можетъ строго осуждать, но которая была воплощеннымъ благородствомъ въ сравненiи съ послѣдующими правительствами; она, укрѣпила за нашимъ народомъ первое мѣсто въ Европѣ и многими прекрасными чертами олицетворяла великую и благородную Францiю нашихъ предковъ.

Между Орлеанами и евреями существуетъ сходство. Тѣ и другiе любятъ деньги, и этотъ общiй культъ ихъ сближаетъ. Бурбоны настоящiе арiйцы, не знаютъ цѣны деньгамъ; они ихъ занимаютъ, когда нужно, и раздаютъ по преимуществу своимъ врагамъ, въ чемъ они отличаются отъ Бонапартовъ, которые тоже великодушны, но предпочитаютъ давать своймъ друзьямъ; Орлеаны-же знаютъ, что значитъ обладанiе; они говрятъ, какъ поэтъ: oportet ѣabere.

Эти сходства темперамента объясняютъ первенствующую роль, которую игралъ домъ Ротшильда во время iюльской монархiи. Въ дѣйствительности Ротшильдъ [258] былъ премьеръ-министромъ этого царствованiя и неизмѣнно занималъ свой пость при смѣнявшихся президентахъ совѣта.

Съ правленiемъ Луи-Филиппа начинается царство еврея. При реставрацiи можно было хоть приблизительно знать число евреевъ. Такъ какъ на нихъ лежали расходы по богослуженiю, то всѣ они были внесены въ списки кагала.

Въ 1830 г. Ротшильдъ заставилъ отмѣнить эту мѣру и сдѣлалъ всякую перепись невозможною, съ тѣхъ поръ iудейское вѣроисповѣданiе стало получать денежное пособiе отъ государства.

Какъ говоритъ Туссенель “не было болѣе королевской власти во Францiи, и евреи держали ее въ рабствѣ”.

Это 18-лѣтнее царство евреевъ породило нетлѣнное произведенiе: “Евреи — цари нашего времени”.

Чудесная книга Туссенеля есть въ одно и то же время памфлетъ, философскiй и соцiальный очеркъ, произведенiе поэта, мыслителя, пророка, и все мое честолюбiе послѣ долгихъ лѣтъ литературнаго труда, сводится къ тому, признаюсь, чтобы моя книга заняла мѣсто рядомъ съ его книгой въ библiотекѣ тѣхъ людей, которые захотятъ отдать себѣ отчетъ въ причинахъ, повергнувшихъ въ разоренiе и позоръ нашу славную и дорогую страну.

“Это прежде всего утонченный и чуткiй человѣкъ” писалъ мнѣ однажды г. де Шервиль, который имѣетъ много общаго cъ авторомъ “Ума животныхъ”, обладающимъ, какъ и онъ, пониманiемъ лѣсной природы. И мой корреспондентъ удивлялся съ наивностью, которая, въ свою очередъ, меня удивила, что такой замѣчательный писатель не принятъ въ академiю, какъ будто человѣкъ можетъ добится чего-нибудь, когда противъ него цѣлая нацiя.

Болѣе того, Туссенель обладалъ умомъ, который созерцанiе природы сдѣлало глубоко религiознымъ, и и если-бы онъ не заблудился въ утопiяхъ фаланстеры, то прямо пошелъ-бы ко Христу.

У него было то, что было у святыхъ: любовь и ненависть; любовь къ бѣднымъ, страждущимъ, смиреннымъ [259] и ненависть къ негодяямъ, эксплоататорамъ, торговцамъ человѣческимъ мясомъ.

Въ этой краснорѣчивой книгѣ проходитъ весь режимъ Луи-Филиппа, съ виду болѣе приличный, чѣмъ наша республика, но въ сущности такой-же гнилой, какъ она. Тутъ изображены всѣ грязныя сдѣлки; тутъ описана исторiя ротшильдовской газеты со всею ея нечистоплотною стряпнею; тутъ вы встрѣтите Леоновъ Сэ, Джоновъ Лемуанъ, Ароновъ, Рафаловичей и проч., которые вымогаютъ себѣ оффицiальныя кандидатуры, дирекцiи, консульства, концессiи, постоянно угрожаютъ, что откажутъ въ своей ненадежной помощи и сердятся, когда имъ предлагають заплатить не столько, во сколько они себя цѣнять, а сколько они въ дѣйствительности стоятъ.

Еврейская эксплоатацiя развертывается тутъ во всемъ своемъ цинизмѣ. Министры короля тратятъ на достройку сѣверной желѣзной дороги сто миллiоновъ, огромную сумму для того времени, когда еще не знали чудовищныхъ израильскихъ мошенничествъ, которыми намъ пришлось любоваться; затѣмъ, когда все кончено, и правительству остается только эксплоатировать, они предлагаютъ эксплоатацiю дороги на сорокъ лѣтъ Ротшильду, чуть не за безцѣнокъ.

Тутъ изображенъ и Фульдъ, конкурирующiй съ Ротшильдомъ и причиняющiй смерть сотни человѣкъ своимъ отказомъ замѣнить негодную машину новою.

Этотъ Фульдъ былъ сыномъ чистильщика сапогъ, и “Эльзасско-лотарингская биографiя” подробно разсказываетъ намъ любопытное происхожденiе этой семьи.

“Въ прошломъ вѣкѣ, говоритъ она, въ Нанси жилъ важнымъ бариномъ, всѣми почитаемый банкиръ, Серфберъ-Медельсгеймъ, главный синдикъ евреевъ Эльзаса и Лотарингiи. Онъ былъ отцемъ восьми дѣтей, изъ коихъ четверо были сыновья. Онъ имъ давалъ широкое и свободное образованiе, но они, какъ истые баловни семьи, мало имъ пользовались и ставили удовольствiя выше обязанностей.

“Сказано — сдѣлано; маленькiй чистильщикъ сапогъ поселился въ отелѣ банкира и сталъ пользоваться обученiемъ, которое ему такъ великодушно предлагали, сдѣлался лакеемъ, factotum’омъ дома, потомъ слжащимъ, а потомъ кассиромъ. Онъ женился на одной нзъ горничныхъ г-жи Медельсгеймъ, наконецъ захотѣлъ устроиться за свой собственный счетъ и основалъ банкирскiй домъ въ Парижѣ. На это его благодѣтель ссудилъ, ему 30 тыс. франковъ, но ихъ оказалось недостаточно, и новый банкъ лопнулъ. Тогда была выдана новая ссуда въ 30 тыс. фр., которая дѣлъ не поправила; наконецъ третья такая-же сумма была привезена банкроту г-жею Альканъ, внучкою Серфбера и племянницею генерала барона Вольфа. На этотъ разъ счастье улыбнулось усилiямъ Фульда и не покидало его больше. Онъ принялъ въ компаньоны своего сына Бенедикта, женившагося на дѣвицѣ Оппенгеймъ изъ Кельна, откуда произошло названiе фирмы “Фульдъ и Фульдъ Оппенгеймъ” бывшее долго извѣстнымъ. Другiе его сыновья были Людовикъ и Ахиллъ, другъ и министръ Наполеона III; его дочь стала г-жею Фуртадо.

“Фульдъ-отецъ умеръ почти столѣтнимъ старцемъ, лѣтъ тридцать тому назадъ. Что-же касается благодарности, которую онъ и его семья должны были выказать своимъ благодѣтелямъ — не наше дѣло о томъ говорить”.

Въ книгѣ Туссенеля новая феодальная власть еврея изображена мастерски и мы не можемъ отказать [261] себѣ въ удовольствiи воспроизвести ужасную картину, нарисованную знаменитымъ писателемъ.

“Монтескье забылъ опредѣлить промышленный феодализмъ, — жаль. По этому предмету можно-бы ожидать пикантныхъ разоблаченiй отъ остроумнаго мыслителя, который сказалъ: “финансисты поддерживаютъ государство, какъ веревка поддерживаетъ повѣшеннаго”. Промышленная, финансовая или коммерческая феодальная власть не основывается ни на чести, ни на почестяхъ, какъ республика и монархiя Монтескье. Ея основою служитъ притѣснительная и анархическая торговая монополiя, ея отличительная черта — алчность, ненасытная алчность, мать хитрости, нечестности и стачекъ. Всѣ ея учрежденiя носятъ отпечатокъ лживости, незаконности и хищничества.

“Анархическiй деспотизмъ свергаетъ великихъ мiра и щадитъ смиренныхъ, но не таковъ деспотизмъ денежнаго сундука. Онъ пожираетъ и хижину бѣдняка и дворецъ короля, — всякая пища пригодна для его алчности. Какъ жидкая ртуть (2), благодаря своей тяжести и подвижности, проникаетъ черезъ всѣ поры гордой породы, чтобы овладѣть мельчайшими частицами драгоцѣннаго металла, заключающагося въ ней; какъ отвратительный солитеръ, паразитныя кольца котораго пробираются по всѣмъ изгибамъ внутренностей человѣка, такъ торговый вампиръ присасывается къ самымъ крайнимъ развѣтвленiямъ соцiальнаго организма и извлекаетъ изъ него все содержимое, всѣ соки.

“Его дивизъ — всякiй за себя.

“Слова: родина, вѣра, законъ не имѣютъ значенiя для этихъ людей, у которыхъ вмѣсто сердца — монета.

“У купцовъ нѣтъ отечества. Ubi aurum, ibi patria. Промышленный феодализмъ олицетворяется въ евреѣ-космополитѣ.

“У голландцевъ религiя попираетъ ногами Христа, и плюетъ ему въ лицо, чтобы прiобрѣсти право торговли съ японцами”.

Никто лучше Туссенеля не изобразилъ покоренiя вcѣхъ христiанскихъ странъ евреемъ. [262]

“Еврей, пишетъ онъ, обременилъ всѣ государства новымъ долгомъ, котораго они никогда не выплатять изъ своихъ доходовъ. Европа закрѣпощена израилю; то всемiрное владычество, о которомъ мечтало столько побѣдителей, въ рукахъ евреевъ. Iерусалимъ наложилъ дань на всѣ государства; чистая прибыль отъ труда всѣхъ работниковъ переходитъ въ карманы евреевъ подъ именемъ процентовъ нацiональнаго долга”.

Если нѣмецкимъ евреямъ, представляемымъ Ротшильдомъ, такъ скоро удалось прибрать къ рукамъ большую часть общественнаго достоянiя, то надо сознаться, что имъ могучую поддержку оказали португальскiе евреи.

Конечно и здѣсь преобладающими элементами были матерiальныя наслажденiя, удовлетворенiе настоящею жизнью, любовь къ благосостоянiю, поклоненiе деньгамъ, но уже является какой-то намекъ на соцiальную организацiю.

Людямъ открывали широкiя перспективы на будущее; всѣхъ безъ исключенiя сыновъ человѣческой семьи приглашали къ великолѣпному пиршеству, показывали имъ въ блестящей дали обѣтованную землю. Было даже оставлено мѣсто для тѣхъ благородныхъ душевныхъ чувствъ, тѣхъ началъ уваженiя, вѣры, братства, безъ которыхъ человекъ опускается до уровня животнаго.

Сенсимонисты — мыслители, артисты, писатели, прожектеры, не были грязными богохульниками; они не оскорбляли подлыми нападками тѣхъ идей, которыя просвѣтили мiръ. Во всемъ они были отрицанiемъ iудейства, которое мы теперь видимъ за дѣломъ, и которое можно назвать франмасонскимъ или гамбеттистскимъ iудействомъ. Сенсимонизмъ имѣлъ цѣлью [263] разрѣшить соцiальный вопросъ, гамбеттизмъ же объявляетъ, что нѣтъ соцiальнаго вопроса, равно какъ нѣтъ Бога. Если человѣкъ не родился биржевымъ игрокомъ, то ему нечего дѣлать на землѣ, нечего надѣяться и на небѣ.

Кромѣ того сенсимонизмъ глубоко артистиченъ; онъ насчитываетъ въ своей средѣ музыкантовъ, какъ Ф. Давидъ, критиковъ, какъ Торе, писателей, какъ Пьеръ Леру, Жанъ Ройно, Бюше, Мишель, Эмиль Шевалье, Лерминье. Гамбеттизмъ, какъ мѣтко выразился Зола, былъ, да и теперь еще одержимъ, потому что онъ не совсѣмъ умеръ, ненавистью биржевика ко всему, что есть литература и искусство; онъ выставляетъ только такихъ лакеевъ пера, какъ Рейнахъ или скомороховъ, какъ Коклэнъ.

Капфигъ, со своею обычною проницательностью, распозналъ черты, отличающiя скрытое iудейство отъ сенсимонизма, который-бы можно назвать открытымъ iудействомъ.

“Духъ сенсимонизма и iудейскiй имѣютъ то общее, пишетъ онъ, что оба стремятся къ спекуляцiи, къ наживѣ, но сенсимонизмъ одушевляется, поэтизируется, вырабатываетъ соцiальную гуманитарную теорiю, а юдаизмъ ограничивается тѣмъ, что работаетъ, спекулируетъ, зарабатываетъ; тотъ заставляетъ золотой дукатъ блестѣть на солнцѣ, а этотъ просто кладетъ его въ кошелекъ, не ослѣпляясь ложнымъ блескомъ.

Настоящiй-ли онъ? — вотъ все, на что онъ обращаетъ вниманiе, что онъ цѣнитъ и что заставляетъ его принять какое-либо рѣшенiе”

Особенность евреевъ, распявшихъ Мессiю, та, что они пытаются создавать ложныхъ мессiй. Ни Базаръ, ни Анфантенъ не оказались на высотѣ положенiя. Сенсимонисты не евреи преслѣдовали свою мечту на всѣхъ путяхъ, сенсимонисты-же евреи, вродѣ Родригецовъ и Перейра скоро вернулись къ племенному инстинкту и принялись за крупныя дѣловыя предпрiятiя.

Ротшильды, спекуляторы поневолѣ, а не по призванiю, понятно не послѣдовали за евреями сенсимонистской школы въ ихъ попыткахъ обновить мiръ. Въ огромномъ Парижѣ идей и утопiй они остались тѣмъ-же, [264] чѣмъ были въ своемъ деревянномъ домѣ, съ густыми рѣшетками на окнахъ, во франкфуртской Judengasse: они ждутъ, чтобы къ нимъ постучались въ дверь, тогда они приотворяютъ окошечко и спрашиваютъ, что принесено въ залогъ.

Первый проэктъ братьевъ Перейра, С.-Жерменская желѣзная дорога, имъ не нравился; впрочемъ, такъ какъ дѣти Iакова ни въ чемъ не отказываютъ своимъ братьямъ, то они немного помогли деньгами своимъ бывшимъ служащимъ.

Когда явился успѣхъ, они нашли, что дѣйствительно можно извлечь кое-какую выгоду изъ этого дѣла. Только по поводу сѣверной желѣзной дороги они просили Перейра ни въ чемъ не вмѣшиваться въ подробности организацiи.

Когда все было окончено, когда Францiя истратила сто миллiоновъ, чтобы поднести Ротшильду новенькую желѣзную дорогу, тогда Джемсъ призвалъ Перейра и держалъ имъ приблизительно слѣдующую рѣчь.

“Какъ вы себѣ мало отдаете отчета въ назначенiи каждой расы! Арiецъ долженъ изобретать, напримѣръ, открыть силу пара и затѣмъ умереть гдѣ-нибудь на чердакѣ; кромѣ того, подъ видомъ болѣе или менѣе многочисленнаго количества плательщиковъ податей, онъ долженъ истратить извѣстное число миллiоновъ, чтобы открыть сѣть желѣзныхъ дорогъ. Тогда и только тогда мы, семиты, выступаемъ, чтобы пользоваться дивидендами. Вотъ какъ надо обращаться съ гоемъ. Развѣ не написано въ Талмудѣ, что еврей есть человѣкъ, а всѣ не евреи происходятъ отъ скотскаго сѣмени? какъ гласитъ Второсказанiе, стихъ II, глава VI: “Iегова, твой Богъ, даcтъ тебѣ полные всякаго добра дома, которыхъ ты не строилъ”. Помните этотъ урокъ изъ любви ко мнѣ и восхвалите Святого и Благословеннаго за то, что вы евреи, какъ я, безъ чего вы не получили-бы ни гроша изъ тѣхъ суммъ, которыя приходятся на вашу долю и которыя я вамъ немедленно выдамъ”.

Перейра поняли тогда, что было-бы несвоевременно прервать связь съ Богомъ Моисеевымъ; они больше сблизились со своими единовѣрцами, но тѣмъ не [265] менѣе сохранили въ iудействѣ совсѣмъ особую физiономiю.

Исаакъ Перейра былъ достойнѣшiй человѣкъ. Со своею прекрасною головою, напоминавшею патрiарха, со своими гибкими и въ то-же время полными достоинства манерами, онъ былъ настоящимъ потомкомъ Давида, и только однѣ хищныя и крючковатыя руки выдавали племя.

Какъ сейчасъ вижу этого высокаго старика, въ веселое апрѣльское утро, въ его великолѣпномъ отелѣ въ улицѣ С.-Онорэ. Передъ рабочимъ кабинетомъ разстилалась широкая террасса, украшенная бюстами; спустившись съ нѣсколькихъ мраморныхъ ступеней, вы проникали въ роскошный садъ, тянувшiйся до аллеи Габрiель и производившiй на посѣтителя, вошедшаго изъ грязной и мрачной улицы, то особое очаровательное впечатлѣнiе, которое свойственно городcкимъ паркамъ, попадающимся между двумя домами.

На креcлѣ, возлѣ стола стояла восхитительная картина Патера, купленная на распродажѣ. Въ то время, какъ я разсматривалъ это свѣжее и веселое полотно, на которомъ французскiя гвардейцы, попивая шампанское, заигрываютъ съ субретками и актрисами, старикъ сказалъ мнѣ своимъ пѣвучимъ и кроткимъ голосомъ: “А что, красиво?”

Самъ онъ не зналъ, красиво-ли; его глаза почти совсѣмъ потухли, и чтобы получить послѣднее наслажденiе отъ искусства, которое онъ такъ любилъ, обладатель столькихъ чудесныхъ произведенiй долженъ былъ проводить рукою по статуямъ, украшавшимъ его паркъ, чтобы угадать ихъ контуры.

Благородное видѣнiе ясности и величiя снизошло въ мою душу среди этой внушительной обстановки — и разсудите все таки, что значитъ ассоцiацiя идей.

Въ то время, какъ птицы, обрадованныя первою улыбкою весны, щебетали на деревьяхъ сада, меня неотступно преслѣдовало воспоминанiе о сапожникѣ моего отца. Онъ занималъ помѣщенiе въ верхнемъ этажѣ печальнаго, смраднаго дома въ улицѣ Кенкампуа.

Полагаю, что эти мелочи не смущали Исаака Перейру; впрочемъ онъ былъ вѣренъ гуманитарнымъ теорiямъ своей молодости: сперва онъ устроилъ свое личное счастье, а потомъ сталъ мечтать о томъ, чтобы устроить счастье всего мiра.

Онъ охотно вставлялъ въ разговоръ знаменитый афоризмъ: “всѣ соцiальныя учрежденiя должны имѣть цѣлью улучшенiе нравственнаго, умственнаго и физическаго состоянiя самаго многочисленнаго и самаго бѣднаго класса”.

То-же самое можно сказать о знаменитомъ девизѣ “каждому по его способностямъ, каждой способности по дѣламъ ея”. Сколько темныхъ спекулянтовъ изъ евреевъ, пришедшихъ изъ Франкфурта или Кельна вслѣдъ за Ротшильдомъ, не имѣющихъ ни способностей, ни добрыхъ или злыхъ дѣлъ, пользуются излишкомъ, между тѣмъ какъ люди, одаренные способностями и создавшiе выдающiяся творенiя, терпятъ нужду въ необходимомъ!

Ни одна изъ этихъ доктринъ не выдерживаетъ критики, и, какъ многiе другiе, Исаакъ Перейра проповѣдывалъ совмѣстное пользованiе, а между тѣмъ [267] никогда не допускалъ къ нему никого изъ тѣхъ, которые его окружали.

Воспользуемся случаемъ, чтобы отмѣтить хвастливость всѣхъ этихъ самозванныхъ апостоловъ прогресса. Вотъ, напр., человѣкъ, какъ Исаакъ Перейра, который всю жизнь проповѣдывалъ ассоцiацiю, взаимопомощь; отчего ему не пришло въ голову сказать: “я былъ журналистомъ и нуждался въ молодости; газета “Liberte” такой пустякъ въ сравненiи съ моими 50 миллiонами; уступлю я ее въ собственность всѣмъ моимъ редакторамъ, пусть они составятъ товарищество и пользуются ею сообща; это будетъ интересный опытъ”.

Эти мнимые искатели разрѣшенiя соцiальныхъ задачъ за сто верстъ отъ подобной мысли. Съ точки зрѣнiя преданности своимъ ближнимъ они отстали отъ римлянъ временъ упадка, которые, по свидѣтельству безчисленныхъ памятниковъ, не только освобождали передъ смертью своихъ рабовъ, но и давали имъ средства прожить спокойно. “Поcлѣ моей смерти, говоритъ самъ Трималкiонъ, я хочу, чтобы мои рабы пили свободную воду” .

Впрочемъ Перейра сравнительно порядочные люди. Они живутъ очень просто, и у нихъ, кажется, нѣтъ даже ложи въ оперѣ; они дѣлаютъ добро, — умѣренно, но всѣ-же дѣлаютъ и безъ шуму, хотя они происходятъ отъ несравненно болѣе почтенной и болѣе французской семьи, чѣмъ Ротшильды, которые, какъ будто, только что вырвались изъ гетто; у нихъ нѣтъ страсти постоянно выставляться на показъ, съ грубымъ безстыдствомъ затмѣвать своимъ нахальнымъ великолѣпiемъ семьи, имена которыхъ славно и неразрывно связаны съ нашей исторiей. Эта манера держать себя снискиваетъ имъ всеобщее уваженiе, и въ свѣтѣ ихъ столько-же почитаютъ, сколько Ротшильдовъ, съ ихъ глупыми претензiями, чуждаются, осмѣиваютъ и презираютъ даже тѣ, кто у нихъ бываетъ.

При помощи тѣхъ идей, которыя Перейра проповѣдовали, они оказали iудейству въ царствованiи Луи-Филиппа ту огромную услугу, что вывели евреевъ изъ ихъ обособленнаго положенiя, дали имъ возможность смѣшаться съ общею массой, рельефно оттѣнили [268] силуэтъ гуманитарнаго еврея, повидимому служащаго дѣлу цивилизацiи.

Ротшильды старое ростовщичество замѣнили государственными займами, а Перейра создали цѣлую новую финансовую систему; благодѣянiя кредита, непрестанное обращенiе денегъ, движенiе капиталовъ, всему этому они придали философскiй и литературный оттѣнокъ; сближенiе народовъ, улучшенiя, уничтоженiе пауперизма. . . . . .

Конечно Перейра не додумались-бы до всего этого сами. Своимъ близкимъ они показывали черепъ Сенъ-Симона, который они свято хранили въ своемъ жилищѣ; можно сказать, что онъ былъ эмблемой. Изъ этого несчастнаго черепа, опорожненнаго, выскребеннаго, вычищеннаго двумя братьями, вышли всѣ идеи земельнаго и движимаго кредита, всѣ ярлыки обществъ обогативщихъ израиля въ XIX вѣкѣ.

Заслуга банкировъ предмѣстья С.-Онорэ была въ томъ, что они увидѣли, что можно извлечь изъ этой темы. Такимъ образомъ они доставили нѣмецкимъ евреямъ ту сказочку, тотъ мирный или воинственный romancero, который всегда надо разсказывать арiйцу, когда у него отнимаютъ его кладъ, ту музыку, которая нужна, чтобы заговаривать зубы.

Эта обстановка была не лишняя.

Дѣйствительно, захватъ всего евреями, переносимый теперь съ покорностью, тогда возбуждалъ живой протестъ.

Романтическая школа, которая въ литературѣ воскресила старую Францiю, исправила многiя ложныя идеи, съ живостью и правдивостью возстановила прежнiе нравы и бытъ исчезнувшихъ поколѣнiй, изучая прошедшее, могла себѣ отдать отчетъ въ причинахъ, оправдывавшихъ отвращенiе нашихъ предковъ къ еврею.

У В. Гюго къ имени еврея почти всегда прибавляется эпитетъ: поганый.

При открытiи сѣверной желѣзной дороги нѣсколько фанатиковъ попытались крикнуть: “да здравствуетъ Ротшильдъ”! Но тотчасъ раздалось шиканье и свистки. Въ Версали толпа собиралась и хохотала передъ Smalaѣ d’abd — elkader’омъ, гдѣ Верне изобразилъ Фульда подъ видомъ еврея, убѣгаюшаго со шкатулкой.

Въ то время смѣли дѣлать то, на что теперь никто не отважится. Открыто нападали на Ротшильда, издавали и продавали въ количествѣ 75,000 экземпляровъ забавныя и остроумныя брошюрки, содержавшiя поразительныя подробности о грязныхъ еврейскихъ дѣлишкахъ.

Въ этомъ-же родѣ надо упомянуть задорную брошюрку, появившуюся въ 1846 г., предсказанiя которой сбылись, и которая какъ будто описываетъ теперешнiя событiя. Ея заглавiе было: “Большая тяжба между Ротшильдомъ I, царемъ еврейскимъ и сатаною, послѣднимъ царем обманщиковъ; приговоръ вынесенный по требованiю Юнiуса, генерального докладчика”. На первой страницѣ вы читаете: “Приговоръ данный на форумъ въ пользу Дж. Ротшильда, именующаго себя царемъ евреевъ, бывшаго привратника европейскихъ дворовъ, главнаго откупщика общественныхъ работъ во Францiи, Германiи, Англiи и т. д., верховнаго владыки дисконта, ростовщичества, ссуды подъ закладъ, ажiотажа и т. д., финансиста, промышленника, украшеннаго орденомъ Христа, орденомъ Почетнаго Легiона т. д. и т. д.”

Около 1835 г. появилось произведенiе нѣкоего Рено Бекура, котораго намъ удалось найти только [270] рецензiю, потому что евреи уничтожаютъ всѣ книги, въ которыхъ ихъ судятъ съ нѣкоторою строгостью.

Книга была озаглавлена: “Полное разоблаченiе всемiрнаго заговора iудейства, посвящается всѣмъ государямъ Европы, ихъ министрамъ, государственнымъ людямъ и вообще всѣмъ классамъ общества, которымъ угрожаютъ эти коварные замыслы”.

Авторъ уже указываетъ на тотъ прогрессивный захватъ, который принялъ такiе огромные размѣры за послѣднiя пятнадцать лѣтъ.

“Со времени дарованiя правъ евреямъ во Францiи, говоритъ онъ, ихъ число настолько возросло, что въ провинцiальныхъ городахъ, гдѣ ихъ было не болѣе нѣсколькихъ сотенъ, ихъ теперь насчитываютъ тысячами. Чего только не охватилъ ихъ хищный взглядъ? Въ какой только отрасли торговли ихъ скрытыя и искусныя хитрости не погубили множества почтенныхъ негоцiантовъ? Спросите у несчастныхъ, пользовавшихся нѣкогда благосостоянiемъ, куда дѣлось ихъ богатство”?

Очевидно, что достоянiе французовъ, ставшихъ изъ богачей бѣдняками куда-нибудь да дѣлось. Такъ какъ, сколько мнѣ извѣстно, евреи пришли изъ Германiи не осыпанные золотомъ, то очевидно, вопреки всѣмъ новымъ системамъ политической экономiи, что они гдѣ-нибудь же взяли тѣ богатства, которыми такъ гордятся.

Евреи, которымъ теперь принадлежитъ почти вся пресса, за рѣдкими исключенiями, тогда успѣли купить только “Presse” “Debats” “Constitutionel” и “Siecle”, которые отказывались печатать объявленiя брошюръ, непрiятныхъ Ротшильду.

Независимыя газеты всѣхъ партiй “Reforme”, “National”, “Democratie pacifique”, “Corsaire”, — “Satan”, “Univers”, “Quotidienne”, “France”, редактируемыя смѣлыми французскими журналами, осыпали язвительными эпиграммами, негодующими разоблаченiями эти мѣшки, набитые золотомъ. Напрасно “Израильскiе архивы” призывали небо въ свидѣтели добродѣтели израиля, — земля въ отвѣтъ разсказывала ихъ злодѣянiя. [271]

Въ iюлѣ 1845 г. нѣкто Петрусъ Борель, одаренный очаровательнымъ, немного страннымъ, но изящно оригинальнымъ умомъ, написалъ въ “Коммерческой газетѣ” настоящiй cѣef d’jeuvre по поводу представленiя, даннаго при помощи громкихъ рекламъ Рашелью и всемъ племенамъ Феликсовъ; онъ отзывается свысока, съ утонченной дерзостью литератора, слово котораго клеймитъ не хуже хлыста, — обо всей этой ватагѣ цыганъ и уличныхъ пѣвцовъ, которые таки добились того, что заняли первенствующее мѣсто въ парижскомъ обществѣ.

“Наплывъ евреевъ все увеличивается, писалъ онъ, не подозрѣвая, до какой степени онъ былъ пророкомъ какъ въ искусствѣ, такъ и въ городѣ: уже не далеко то время, когда этотъ народъ, который нѣкогда изгоняли и сжигали на кострахъ, до такой степени насъ уничтожитъ и поработитъ, что въ нашихъ городахъ останется только маленькiй уголокъ въ предмѣстьяхъ, христiанский кварталъ, гдѣ будутъ скрываться въ позорѣ и нищетѣ остатки поcлѣднихъ христiанъ, подобно тому, какъ прежде въ каждомъ городѣ былъ еврейскiй кварталъ, гдѣ сгнивали послѣднiе остатки iудеевъ”.

Несчастный! евреи, по своему обыкновенiю, преслѣдовали его всю жизнь, травили его, какъ дикаго звѣря; онъ уже умиралъ, когда имъ удалось лишить его маленькой должности, занимаемой имъ въ Алжирѣ, куда онъ скрылся отъ нихъ. Благодаря ихъ интригамъ, Петрусъ Борель, великiй писатель умеръ съ голоду !

Герцогъ Орлеанскiй былъ тоже очень пораженъ этимъ вторженiемъ новаго рода, и предполагалъ принять противъ него мѣры. Этотъ принцъ, столь доступный и любезный со всѣми, обращавшiйся съ артистами по товарищески, ни за что не хотѣлъ допустить Ротшильда къ своему столу. Въ 1842г., когда баронъ изъявилъ желанiе присутствовать на скачкахъ въ Шантильи, герцогъ Орлеанскiй отказался допустить его на свою трибуну.

Одинъ многозначительный отрывокъ изъ краснорѣчивой брошюры “Евреи — цари нашего времени” показываетъ намъ, каковы были чувства наслѣднаго принца по этому поводу (3).

“Государь, наслѣдный принцъ, вашъ любимый сынъ, горько жаловался на захватъ всемугущихъ и ненасытныхъ евреевъ, тѣхъ евреевъ, которые, по его словамъ, насилуютъ власть, подавляютъ страну и навлекаютъ на невиннаго государя проклятiя притѣсняемаго труженика.

Зналъ ли графъ Парижскiй эти благородныя слова, когда еще такъ недавно садился вмѣстѣ со своею семьею за столъ Ротшильда, когда его дочь дѣлала свои первые шаги въ свѣтѣ въ Ферьерѣ? Какое начало для дочери французскаго королевскаго дома!

____________________

1. — См. по этому поводу книгу Капфига. “Исторiя великихъ финансовыхъ операцiй”, которую будущее, болѣе справедливое чѣмъ настоящее, поставитъ наряду съ немногими книгами того времени, заслуживающими быть сохраненными. См. также финансовое сочиненiе Августа Ширакъ: “Крупный банкъ и революцiи”. Авторъ, который, по моему, грѣшитъ, что не вполнѣ точенъ въ логическихъ выводахъ своихъ посылокъ, тѣмъ не менѣе принадлежитъ къ тѣмъ, которые мужественнѣе всего указывали на опасность отъ еврея и съ наибольшею силою порицали безстыдство многихъ финансовыхъ операцiй. Сохраняя чисто личный оттѣнокъ, онъ придерживался традицiй Туссенеля и Гужено де Муссо, и я считаю своимъ долгомъ отдать справедливость писателю, книга котораго сперва систематически оставлялась безъ вниманiя, а теперь начинаетъ оцѣниваться по достоинству.

2. — Замѣтьте еще разъ, что Туссенель, послѣдователь фаланстеры, очень часто употребляетъ тѣ-же выраженiя, что и парижскiе купцы XVIII вѣка, прошенiе которыхъ мы частью воспроизвели.

3. — Мужественный принцъ Наполеонъ, попавшiй, по винѣ франмасона Карэ, въ засаду и убитый въ странѣ зулусовъ, высказывалъ совершенно тѣ-же чувства и мы встрѣчаемъ слѣды его образа мыслей въ проэктѣ конституцiи и въ его политическихъ трудахъ, которые были изданы. Являясь противникомъ всякой идеи религiознаго преслѣдованiя, молодой принцъ открыто заявлялъ о необходимости оградить труженника отъ еврейской эксплоатацiи и охранить его сбереженiя отъ происковъ финансистовъ.

Любопытныя разоблаченiя по этому поводу даетъ намъ томъ II “Десятилѣтняго дневника”.

Въ запискѣ, служащей введенiемъ къ плану императорской конституцiи, посланной принцемъ г-ну Евг. Л. (мартъ 1878 г.) читаемъ: [275]

“Наряду съ народными вождями, для которыхъ популярность есть карьера, существуетъ классъ дѣльцовъ, пользующихся значительнымъ общественнымъ и политическимъ влiянiемъ; это — миллiонеры, для которыхъ спекуляцiя есть карьера. У этихъ людей нѣтъ ни религiи, ни отечества, ни обязанностей, а мѣжду тѣмъ они обладаютъ могуществомъ, которое даетъ огромные капиталы.

Надо его разрушить. Пока оно будетъ крѣпко стоять, безнравственность и зависть, внушаемая народу неправильно прiобрѣтеннымъ достоянiемъ богача, будутъ снѣдать Францiю какъ проказа”.

___________________ 

Кремье и Гудшо у власти. — Ротшильдъ, спасенный отъ банкротства. — Францiя мѣняетъ евреевъ. — Царство южныхъ евреевъ. — Перейра, Миресъ и Соларъ. — Наступательное возвращенiе нѣмецкихъ евреевъ. — Организацiя войны. — Соблазненный соблазнитель. — Монсиньоръ Бауеръ. — Нѣмецкiй еврей находится повсюду въ концѣ имперiи. — Депеша агенства Вольфа и объявленiе войны.

Пистолетный выстрѣлъ Лагранжа чуть не взорвалъ еврейскiй банкъ; но какъ греки никогда не садятся играть въ экартэ безъ одного или двухъ запасныхъ королей въ карменѣ, такъ и и Ротшильды не принимались за игру, не запасшись двумя-тремя государственными дѣятелями изъ евреевъ. Когда настоящiй король упалъ подъ столъ, банкиръ быстро раскинулъ на сукнѣ передъ ослѣпленной галеркой ассортиментъ новенькихъ королей: Кремье и Гудшо.

Первый игралъ значительную роль въ еврействѣ и роковую роль въ нашей исторiи, такъ что ему слѣдовало-бы посвятить особую главу. Гудшо обдѣлывалъ дѣлишки съ банкирскими конторами и, съ помощью Ротшильда, эксплоатировалъ стѣсненныхъ парижскихъ комерсантовъ. Это манера Тирара; между фабрикантомъ фальшивыхъ бриллiантовъ, министромъ финансовъ третьей республики, который такъ легко затериваетъ сто миллiоновъ и ростовщикомъ второй республики разница не велика (1).

Впрочемъ, всякiй остался вѣренъ своей роли; видя отечество въ опасности, Ламартинъ воскликнулъ: “спасемъ Францiю!”, а Гудшо воскликнулъ: “спасемъ Ротшильда!”

Положенiе Ротшильда было критическое, и онъ наполнялъ всѣ прихожiя жалобами не на то, что онъ терялъ, а на то, что онъ могъ бы заработать. Нельзя себѣ представить менѣе жалкой жертвы. Какъ намъ объясняетъ Капфигъ (3), онъ взялъ на себя въ 1847 г. заемъ въ 250 миллiоновъ; съ ноября 1847 по февраль 1848 г. онъ могъ помѣстить этотъ заемъ и даже получить, какъ свидѣтельствуютъ курсы, скромную прибыль въ 18 мил. франковъ.

Съ жадностью, отличавшей его, Ротшильдъ не нашелъ эти 18 мил. достойными себя и сохранилъ бумаги въ портфелѣ. Когда разразилась революцiя, онъ цинично отказался уплатить 170 миллiоновъ, которые еще оставался долженъ, и попросту обанкротился.

Дѣйствительно, не надо быть очень свѣдущимъ въ финансовыхъ вопросахъ, чтобы понять, что возможность выигрыша налагаетъ необходимость быть готовымъ къ проигрышу.

Поведенiе правительства было ясно начертано: слѣдовало схватить этого банкрота и засадить въ Мазасъ, который только что былъ отстроенъ.

Вы угадываете, что добрый Гудшо остерегся отъ подобнаго образа дѣйствiй; онъ признавалъ теорiю Ротшильда, по которой слово, данное гою, не обязываетъ еврея. Онъ не только тайно допустилъ этого человѣка, не выполнившаго обязательствъ относительно государства, къ новому выпуску 5%-ной ренты на 13 миллiоновъ на прекрасныхъ условiяхъ, но довелъ свою любезность до того, что доставилъ ему необходимыя суммы для греческаго займа.

Здѣсь Капфигъ падаетъ пораженный изумленiемъ и мы понимаемъ это чувство (4). [281]

Въ исторiи мнѣ попадалось мало болѣе забавныхъ эпизодовъ. Народъ, весь покрытый копотью отъ пороха, умираетъ на мостовыхъ, которыя онъ срылъ; всѣ ремесленныя заведенiя закрыты, наконецъ онъ побѣдилъ, онъ освобожденъ, онъ упрочилъ свободу всего мiра, онъ достигъ... чего? Что въ министерствѣ финансовъ сидитъ какой-то неизвѣстный еврейскiй мѣняло: Гудшо. Среди всеобщей вопiющей нищеты, одно только несчастье поражаетъ чувствительную дущу сына израиля: онъ ищетъ средство собрать въ опустѣлой государственной казнѣ кое-какiя суммы и собственноручно несетъ ихъ... г. Ротшильду. Вотъ, Локруа, какую комедiю ты долженъ-бы былъ написать, она бы насъ больше позабавила, чѣмъ твой “Побѣжденный “Зуавъ”...

Прудонъ однимъ грубымъ, но мѣткимъ словомъ опредѣлилъ революцiю 1848 г.: “Францiя, сказалъ онъ, только перемѣнила евреевъ”.

Какъ-бы то ни было, эта революцiя чуть не оказала значительнаго влiянiя на будущее Францiи. Какъ только республика была объявлена, крестьяне Верхняго и Нижняго Рейна, терпѣвшiе жестокiя притѣсненiя, бросились на еврескiя жилища; въ Гейемгеймѣ они снова вступили во владѣнiе всѣмъ тѣмъ, что у нихъ было отнято. Ихъ привлекли къ суду въ Страсбургѣ и Кольмарѣ, но они были оправданы среди всеобщихъ кликовъ и привѣтствiй.

Въ Кольмарѣ, въ пристутствiи судей, адвокатъ де Сезъ съ удивительнымъ талантомъ защищалъ этихъ обвиняемыхъ, несравненно болѣе симпатичныхъ, чѣмъ ихъ жертвы, и порицалъ евреевъ въ одной изъ самыхъ энергичныхъ рѣчей, которыя когда-либо раздавались во французскомъ судѣ.

Къ несчастью, движенiе это было одиночное, не существовало никакого анти-семитическаго комитета, который-бы далъ возможность всѣмъ угнетеннымъ сговориться и дѣйствовать сообща, и попытка освобожденiя христiанъ осталась безъ послѣдствiй.

Фульдъ сперва сочеталъ еврейство съ имперiей, а потомъ, въ качествѣ перваго министра, сочеталъ императора съ императрицей, вѣроятно призывая in petto всѣ проклятiя, содержащiяся въ Талмудѣ, на ребенка, [282] который долженъ былъ родиться отъ этого брака и которымъ былъ несчастный наслѣдный принцъ.

Въ началѣ имперiи нѣмецкое еврейство, представляемое Ротшильдомъ, нѣсколько стушевалось, чтобы уступить мѣсто бордоскому еврейству въ лицѣ Перейра, Мильо, Соларовъ. Еврей Миресъ выступаетъ на сцену.

Южные евреи выказали качества исключительно свойственныя ихъ расѣ и уже указанныя нами: увлеченiе, игривость, движенiе. Золото, которое дотолѣ молчаливо накоплялось въ подвалахъ Ротшильда, какъ-бы сгребаемое лопаткой невидимаго крупье, у нихъ зазвенѣло, заблистало, какъ-бы по волшебству и сопровождало своимъ звономъ, какъ припѣвъ Марко, веселый периiодъ этого царствованiя, которое должно было окончиться среди ужасныхъ катастрофъ.

Къ звону монетъ присоединялись громкiя разглагольствованiя о царствѣ цивилизацiи, эрѣ прогресса, улучшенiи городовъ и поднятiю уровня нравственности отдѣльной личности посредствомъ газа.

Чтобы снова увидѣть это по истинѣ ослѣпительное зрѣлище, столь близкое отъ насъ по времени и однако кажущееся затеряннымъ въ глубинѣ вѣковъ, вамъ только стоитъ прочесть прекрасныя рѣчи, въ которыхъ нынѣшнiе дѣльцы и пройдохи порицаютъ всѣ эти скандалы, разнузданность аппетитовъ, преклоненiе передъ богатствомъ и противопоставляютъ тогдашнему разврату строгiй образъ будущей республики, которая сократитъ расходы, изгонитъ непотизмъ, будетъ уважать жилище всякаго гражданина.

Книга великаго писателя, который хоть одинъ по крайней мѣрѣ былъ честнымъ человѣкомъ, “Денежные тузы” изображаетъ это движенiе, какъ книга Туссенеля изобразила движенiе царствованiя Луи-Филиппа.

Однако Туссенель имѣлъ мужество указать на преобладающую роль еврея во всѣхъ этихъ безстыдствахъ; Оскаръ де Валлэ оставилъ этотъ пунктъ въ тѣни. Дѣйствительно, время ушло впередъ и еврей сдѣлался такимъ противникомъ, котораго нельзя было задѣвать безнаказанно. Тѣмъ не менѣе этотъ пробѣлъ отнимаетъ у произведенiя всякое опредѣленное значенiе и дѣлаетъ его болѣе похожимъ на разглагольствованiе въ духѣ [283] Сенеки, чѣмъ на очеркъ, взятый живьемъ из французскаго общества.

Несмотря ни на что, этотъ первый фазисъ былъ живописенъ и полонъ оживленiя. Южный еврей не далекъ отъ мысли, что арiецъ иногда имѣетъ право ѣсть; онъ трется около литературы, какъ бордосецъ трется чеснокомъ и не лишенъ способности оцѣнить газетную статью.

Бордоскiе евреи еще до революцiи были на половину французами, а теперь окружили себя французами; ихъ застольниками были Дюма-отецъ, Понсаръ, Альберикъ Секонъ, Мери, Монселэ.

Они наслаждались жизнью, строили дворцы и возобновляли старые замки, когда нѣмецкiе евреи постучались въ пиршественную залу и сказали имъ: “братья, вы уже десять лѣтъ сидите за столомъ, вы, вѣрно, уже насытились; не позволите-ли вы теперь и намъ взойти?” [284]

Чтобы ускорить ихъ уходъ, ихъ слегка поприжали съ помощью нѣмецкихъ капиталовъ. Перейра, раздавившiй Миреса, самъ былъ почти раздавленъ Ротшильдомъ и тогда выступили на рынокъ зарейнскiе банкиры.

Чтобы ворочать крупными дѣлами, нуженъ рычагъ, предлогъ. Сперва Ротшильды пустили въ ходъ государственные займы, а Перейра и Миресъ, обращаясь къ общественнымъ подпискамъ, опустошили кошельки бѣдняковъ. Одни опирались на миръ безъ фразы, миръ во что-бы то ни стало; это было время, когда въ ходу была знаменитая фраза: “у насъ не будетъ войны, король рѣшился на нее, но г. де Ротшильдъ ея не хочетъ”. Другiе поддерживали въ газетахъ нѣчто вродѣ перемежающагося и въ то-же время философскаго мира, который соединяетъ въ идиллическую группу наконецъ братски примирившiеся народы и открываетъ всемiрныя выставки.

Когда миръ устарѣлъ, нѣмецкiе евреи приняли за операцiонный базисъ войну; подъ этимъ предлогомъ они устроили обширнѣйшую и удивительнѣйшую финансовую спекулцiю, которая когда-либо была задумана и удалась.

Кто не знаетъ того достопамятнаго свиданiя на террассѣ въ Бiарицѣ, когда Мефистофель-Бисмаркъ пришелъ соблазнять императора, предлагая ему раздѣлъ королевствъ? (5)

Самъ соблазнитель поддался искушенiю, уступилъ и заключилъ союзъ. Еврей, который такъ-же хитеръ, какъ чортъ. отправился къ Мефистофелю и показалъ ему Эльзасъ, какъ Мефистофель показывалъ Наполеону III берега Рейна.

Какъ современна знаменитая сцена изъ второй части “Фауста”.

— За этимъ дѣло стало? говоритъ хитрецъ; чтобы извлечь деньги изъ нѣдръ земли, достаточно создать бумажные деньги.

Тогда наступилъ праздникъ, нѣсколько похожiй на выставку 1867 года, гдѣ, какъ въ “Фаустѣ”, появляется прекрасная Елена, вдругъ маршалъ входитъ и радостно объявляетъ, что все идетъ какъ нельзя лучше; военачальникъ тоже приходитъ и объявляетъ, что всѣ войска получили жалованье; казначей восклицаетъ, что его сундуки переполнены богатствами.

— Такъ это чудо? говоритъ императоръ.

— Ничуть, отвѣчаетъ казначей. Нынче ночью, пока вы предсѣдательствовали на праздникѣ въ костюмѣ великаго Пана, вашъ канцлеръ сказалъ намъ: “бьюсь объ закладъ, что для всеобщаго счастiя мнѣ было-бы достаточно нѣсколько взмаховъ пера. Тогда въ теченiе остальной ночи тысячи артистовъ стали воспроизводить нѣсколько словъ, написанныхъ его рукою, означавшихъ только: эта бумага стоитъ десять, эта стоитъ сто, эта стоитъ тысячу и т.д. Кромѣ того Ваша подпись приложена ко всѣмъ этимъ бумагамъ. Съ этой минуты весь народъ предается радости, золото всюду обращается и пребываетъ, имперiя спасена” (6).

Сцена Гете даетъ намъ приблизительное понятiе о событiяхъ 1870 г. Евреи предложили Бисмарку столько бумажныхъ денегъ, сколько ему было нужно, а чтобы обмѣнить эти бумажные деньги на звонкую монету, они содѣйствовали возникновенiю войны съ Францiей, потому что Францiя была единственной страною, въ которой были деньги “въ нѣдрахъ земли”.

Повторяю, что подготовка этой войны была достойна удивленiя во всѣхъ отношенiяхъ. Дѣйствительно, Германiи почти ничего не оставалось дѣлать, и агенты Штибера, начальника берлинской полицiи, который наслалъ на насъ цѣлую армiю шпiоновъ, нашли все готовымъ: еврей предал Германiи Францiю уже связанную.

Посмотрите на рабочiе кварталы: еврей Жерменъ Сэ, не взирая на мужественныя обращенiя къ сенату г-на Жиро, развращаетъ подростающее поколѣнiе, проповѣдуя юношеству матерiализмъ. Обратитесь къ увеселительнымъ мѣстамъ, и подъ цинковыми пальмами Мабиля вы увидите, какъ еврей Альбертъ Вольфъ дружески бесѣдуетъ съ полковникомъ Дюпеномъ и заставляетъ бывшаго начальника гвериелросовъ въ Мексикѣ, о которомъ онъ напечаталъ интересную статью, объяснять себѣ слабыя стороны французской армiи.

Войдите въ Тюильери — Адрiенъ Марксъ занимаетъ мѣсто Расина и состоитъ исторiографомъ Францiи:

Жюль Когенъ дирижируетъ придворной капеллой, а Вальдтейфель придворнымъ бальнымъ орекстромъ. “Израильскiе архивы” требуютъ, чтобы преподавателемъ математики наслѣднаго принца былъ назначенъ богемскiй еврей, Филиппъ Коралекъ.

Проникните въ священное убѣжище, порога котораго не переступалъ даже самъ императоръ, вы увидите тамъ женщину, стоящую на колѣняхъ передъ священникомъ и повѣряющую ему свои опасенiя монархини и матери по поводу готовящейся войны.

Этотъ священникъ — нѣмецкiй еврей Iоганъ-Марiя Бауеръ. Никогда со времени Калiостро еврейское шарлатанство, которое, однако, породило столько любопытныхъ личностей, не производило болѣе полнаго типа, болѣе достойнаго заинтересовать писателя, который [287] позднѣе попытается изобразить намъ странный вѣкъ.

Въ одно прекрасное утро этотъ подозрительный новообращенный является во Францiю, духовенство которой, по возвышенности ума, по глубинѣ знанiя, по благочестiю жизни, былъ предметомъ удивленiя всего мiра; онъ задумываетъ занять мѣсто достопочтеннаго аббата Дегерри, бывшаго духовникомъ императрицы въ теченiе многихъ лѣтъ, получить это отвѣтственное мѣсто предпочтительно передъ всѣми священниками страны, и успѣваетъ въ этомъ...

Не достигъ ли онъ своей цѣли лицемерiемъ, выставляя на показъ кажущiяся добродѣтели? Ничуть не бывало; его девизомъ, какъ девизомъ всякаго еврея было, что съ французами можно себѣ все позволять; онъ устраивалъ знаменитые завтраки духовныхъ лицъ, на которыхъ присутствовали будущiе совѣтники Поля Бера, вѣроятно распѣвавшiе съ однимъ прелатомъ, извѣстнымъ за свое республиканское направленiе:

“Нашъ рай на груди у милой”.

Онъ одѣвается у Ворта, носитъ костюмъ шарлатана и щеголяетъ такими роскошными кружевами, которымъ женщины завидуютъ.

Начинается осада; этотъ акробатъ въ лиловыхъ чулкахъ надѣваетъ сапоги со шпорами, дѣлается главнымъ проповѣдникомъ походныхъ госпиталей, скачетъ на аванпосты, и его кавалькады увлекаютъ его всегда такъ близко къ непрiятелю, что у него хватило-бы времени наскоро сообщить ему нѣкоторыя полезныя свѣдѣнiя объ осажденномъ городѣ.

Когда все кончено, онъ разражается смѣхомъ, передъ носомъ у тѣхъ, кого онъ обманулъ, бросаетъ свое священническое платье за кулисы маленькаго театра, дѣлаетъ порнографическiя разоблаченiя относительно кокодетокъ второй имперiи, красуется въ оперѣ, гдѣ самые важные бары допускаютъ этого недостойнаго священника въ свои ложи; послѣ полудня вы его встрѣтитѣ верхомъ въ Булонскомъ лѣсу, гдѣ онъ по военному отдаетъ честь Галифе, который рукою посылаетъ ему епископское благословенiе. Наконецъ онъ теряетъ значенiе и отправляется въ Брюссель, гдѣ и женится. (7) [288]

Выбирая подобнаго интригана своимъ духовникомъ, бѣдная женщина столь жестоко поплатившаяся за свою непредусмотрительность, повиновалась всеобщему чувству, которое удаляло людей, имѣвшихъ влiянiе на дѣла страны, отъ всего французскаго, отъ всего исходившаго изъ этой почвы.

У несчастной монархини тоже были совсѣмъ особенныя угрызенiя совѣсти.

Въ другихъ кругахъ преобладала склонность къ неяснымъ теорiямъ, сантиментальнымъ парадоксамъ, туманнымъ умозрѣнiямъ.

За нѣсколько мѣсяцевъ до войны Мишле въ “Нашихъ сыновьяхъ” воспѣвалъ восторженный гимнъ “своей дорогой Германiи” и сожалѣлъ, что отдѣленъ отъ нея Кельнскимъ мостомъ; онъ мечталъ уподобить этотъ мостъ Авиньонскому мосту, на которомъ-бы всѣ народы стали водить хороводъ.

Они всѣ таковы: генералы, писатели исповѣдуются у евреевъ.

Вы видѣли полковника Дюпэна, теперь посмотритѣ на полковника Штоффеля. Къ нему тоже является еврей, въ качествѣ развѣдчика, какъ говорятъ на воровскомъ языкѣ. Прочтите, что полковникъ пишетъ Пiетри, и вы увидите тутъ въ дѣйствiи еврея пресредника, вывѣдчика, не то шпiона, не то уполномоченнаго.

Полковникъ Штоффель писалъ г-ну Пiетри, 20 ноября 1868 г. въ то время, когда Мольтке совершалъ свое знаменитое путешествiе для осмотра нашихъ границъ.

Довѣрiе, выказываемое всѣми этими людьми еврею, просто невѣроятно. Знаете-ли, къ кому полковникъ Штоффель, который, однако, хорошо зналъ евреевъ, обращался, чтобы доставлять свои тайныя депеши? Къ прусскому еврею Блейхредеру.

“Необходимо, писалъ онъ Пiетри отъ 20 ноября 1868 г., чтобы вы меня извѣстили двумя словами по почтѣ, получили-ли вы въ четвергъ, сего 19 числа, вечеромъ посылку. Это былъ докладъ императору, а другой министру, оба въ одномъ конвертѣ съ пятью печатями, который я поручилъ г. Блейхредеру, берлинскому банкиру, ѣхавшему въ Парижъ”. (9)

“Славянская корреспонденцiя” сообщила въ 1872 г., что одинъ чешскiй патрiотъ вручилъ г-ну Граммонъ довольно интересный трудъ объ австро-французскомъ союзѣ. Де Граммонъ не нашелъ лучше, “какъ дать этотъ документъ нѣмецкому еврею, который, понятно, поспѣшилъ издать его въ нѣмецкихъ газетахъ къ большой выгодѣ своего друга Бисмарка”.

При такихъ условiяхъ крушенiе нисколько не удивительно; это было такимъ же биржевымъ переворотомъ, какъ и катастрофа Всеобщаго союза. Всѣ устои были заранѣе подпилены и такъ какъ еврейство всей Европы было на одной сторонѣ, а Францiя на другой, то легко было предвидѣть, кто падетъ”. (10)

Вильгельмъ сдѣлалъ то, чего императоръ конечно не сдѣлалъ-бы, или вѣрнѣе не могъ бы сдѣлать на его мѣстѣ; кандидатура принца Гогенцоллерскаго на испанскiй престолъ была взята назадъ.

Нѣмецкiе евреи въ отчаянiи пустили въ ходъ ложное извѣстiе, средство которое имъ почти всегда удается, какъ говорятъ у Ротшильда, татарскую уловку. Одно еврейское агенство, а именно агенство Вольфа объявило, что нашъ посланникъ былъ грубо оскорбленъ Прусскимъ королемъ, и вы можете себѣ представить, съ какимъ увлеченiемъ французская жидовствующая пресса ухватилась за этотъ предлогъ.

“Нашему посланнику оказали неуваженiе, Францiи дали пощечину, кровь моя кипитъ въ жилахъ!”, такъ восклицали тѣ республиканцы, которые теперь получаютъ всевозможные дипломатическiе пинки и говорятъ: покорно благодарю! (11)

Хотя фактъ этой войны, объявленной вслѣдствiе биржевой депеши, является лишь введенiемъ къ тѣмъ удивительнымъ вещамъ, которыя мы отнынѣ будемъ встрѣчать на каждомъ шагу въ исторiи Францiи, дѣлающеейся не болѣе, какъ исторiей евреевъ во Францiи, тѣмъ не менѣе онъ заслуживаетъ вниманiя. Онъ ясно свидѣтельствуетъ о психологическомъ состоянiи страны, которая болѣе не опирается на традицiонныя учрежденiя, а виситъ на воздухѣ и служитъ игралищемъ вѣтровъ, то подымается какъ воздушный шаръ, то ниспадаетъ на землю, какъ лопнувшiй пузырь.

__________________

[292]

2. — Во всякомъ случаѣ вотъ что говорятъ “Архивы”. Два члена временнаго правительства, Ламартинъ и Араго, отправились въ пятницу 24, въ часъ ночи, къ Гудшо, и умоляли его взять на себя на время министрество финансовъ. На его отказъ они ему сказали, что Ротшильдъ и другiе крупные банкиры собираются покинуть Парижъ, и что для немедленнаго возстановленiя коммерческихъ интересовъ онъ долженъ непремѣнно принять министерство финансовъ. Только эти убежденiя сломили его противодѣйствiе. Дѣйствительно, послѣ его согласiя г. Ротшильдъ отправился къ нему и объявилъ ему, что согласiе Гудшо успокаиваетъ его, Ротшильда, что онъ останется въ Парижѣ, а общiй совѣтъ банка объявилъ, что будетъ платить при открытой кассѣ.

Неправда-ли, какое прелестное зрѣлище представляетъ народъ, который низвергаетъ королей, изгоняетъ доблестныхъ принцевъ, сражавшихся за Францiю, и позволяетъ водить себя за носъ франкфуртскимъ евреямъ, назначающимъ, кого слѣдуетъ выбирать въ министры. При всей своей врожденной ипохондрiи, какъ Ротшильды должны иногда хохотать, когда имъ говорятъ о непокорныхъ гражданахъ, которые не терпятъ владыкъ, и которыхъ они, однако, ведутъ на веревочкѣ во время республики при посредствѣ своихъ креатуръ, Гудшо или Леона Сэ!

“Вы чудо, М.Г., говорилъ онъ въ началѣ своего письма къ Ротшильду. Луи-Филипп, несмотря на своихъ четырехъ эрцгерцогов, несмотря на свое законное большинство, падаетъ, Гизо проваливается, и конституцiонная королевская власть и парламентское краснорѣчiе гибнутъ, вы одни не поддаетесь. Февральская революцiя опрокидываетъ не только установленныя власти, а даже и то, что сама возвысила. Гдѣ олицетворенiе поэзiи и свѣтило науки, вознесенные на вершину взрывомъ народной любви; гдѣ Ламартинъ и Араго? — Пали, а вы парите. Акцiонеры, лавочники, фабриканты, капиталисты, великiе и малые — всѣ падаютъ въ кучу и давятъ другъ друга. Вы одинъ, среди всѣхъ этихъ развалинъ, не моргнете глазомъ. Однимъ словомъ, всякое великолѣпiе рушится, всякая слава посрамляется, всякая власть падаетъ и только одинъ еврей, царь нашего времени, сохранилъ свой тронъ.

5. — При видѣ этого страннаго посѣтителя съ глазами, блестѣвшими мрачнымъ огнемъ, съ высокомѣрными и все-же привлекательными манерами, возбуждавшаго безпокойство и въ тоже время очаровательнаго, — легкомысленные бiарицкiе придворные вѣроятно испытали подобное впечатленiе. По этому случаю они немедленно сложили опереточную шансонетку, какъ тогда было принято.

“Сатана, говоритъ Кювелье-Флери, приводящiй эти стихи, помѣченные 1866 годомъ въ “Посмертныхъ произведенiяхъ и призракахъ”, это г. де Бисмаркъ. Онъ посѣтилъ Виллу, гдѣ оставилъ за собою, уѣзжая, какъ-бы запахъ серы и селитры. “Пахнетъ паленымъ”, говорили въ то время.

7. — Братъ этого Бауера играетъ въ Мадридѣ роль, исполнявшуюся въ Белигiи Ламберомъ, который женился на Ротшильдъ, онъ главный агентъ еврейства въ Испанiи. Виконтъ Брессонъ, первый секретарь французскаго посольства, а теперь уполномоченный въ Бѣлградѣ, бывалъ у него съ женой и участвовалъ въ любительскихъ спектакляхъ, въ пьесахъ Фелье и Гозлана. Можете себѣ представить, какое презрѣнiе внушало испанцамъ, столь гордымъ и исполненнымъ чувства собственнаго достоинства, униженiе перед евреемъ той Францiи, изъ которой вышли испанскiе Бурбоны. [294]

8. — Бумаги и переписка императорской фамилiи.

9. — Тамъ-же.

10. — Одинъ писатель, котораго горячая любовь къ Францiи дѣлала пророкомъ, еще въ послѣднюю минуту старался забить тревогу. Г. Гужено де Муссо издалъ въ 1869 г. прекрасную книгу: “Еврей и обращенiе христiанскихъ народовъ въ iудейство”, но произведенiе, которое еврейская пресса сумѣла обойти молчанiемъ, прошло незамѣченнымъ, и евреямъ удалось изъять изъ обращенiя всѣ экземпляры его. Громкiй успѣхъ “Еврейской Францiи” извлекъ изъ забвенiя книгу доблестнаго предшественника, которому обстоятельства менѣе благопрiятствовали чѣмъ мнѣ.

Дочь г. Гужено де Муссо пожелала, чтобы мое имя стояло во главѣ новаго изданiя книги ея отца и, выражая ей благодарность за это вниманiе, я счастливъ, что могу всенародно воздать должное памяти непоколебимаго христiанина и настоящаго француза, который до меня пытался просвѣтить нашу страну, идущую къ безчестiю и разоренiю.

11. — Излишне прибавлять, что графъ Бенедетти въ своей книгѣ “Моя миссiя въ Пруссiи” формально опровергаетъ сказку объ этомъ воображаемомъ оскорбленiи. “Я не буду останавливаться, говоритъ онъ, на оскорбленiяхъ, якобы нанесенныхъ мнѣ и на неприличныхъ поступкахъ, которые мнѣ приписали”.

______________________

[295]

____________________

[297]

Книга Буша: “Графъ Бисмаркъ и его свита во время войны съ Францiей”, ясно высказывается по этому поводу. 10-го февраля, говоря о Струсбергѣ, министръ выражается такъ: “почти всѣ члены или, по крайне мѣрѣ, многiе члены временнаго правительства — евреи: Симонъ, Кремье, Маньенъ и Пикаръ, котораго не считали евреемъ и по всей вѣроятности Гамбетта, судя по типу его лица; я даже подозрѣваю въ этомъ Жюля Фавра”.

Мы не знаемъ, до какой степени этотъ фактъ вѣренъ по отношенiю къ Жюлю Фавру, во всякомъ случаѣ онъ не имѣетъ ничего невѣроятного для Пикара. Одинъ Пикаръ фигурируетъ между депутатами отъ почетныхъ евреевъ въ 1806 г. Въ числѣ евреевъ, принятыхъ въ 1882 г. въ политехническую школу, “Израильскiе архивы” упоминаютъ Пикара Бернгейма, сына издателя анти-французскаго учебника Поля Бера. Извѣстно, какую роль игралъ въ Тунисскомъ дѣлѣ еврей Вейль Пикаръ.

Анри Рошфоръ неправъ, утверждая, что двоюродный братъ Эрнеста Пикара былъ обязанъ своимъ избавленiемъ отъ небольшой непрiятности расчету Наполеона III. Этотъ послѣднiй былъ гораздо выше подобныхъ мелочей, а случилось это, благодаря энергичному вмѣшательству Фульда и еврейства. (1) [298]

Положенiе было очень просто. Французская нацiя поперѣменно одерживала блестящiя побѣды и терпѣла ужасныя пораженiя; она пережила Толбiакъ, Бувинъ, Мариньянъ, Рокруа, Дененъ, Фонтенуа, Аустерлицъ, Iену, Сольферино и Креси, Азинкуръ, Пуатье, Павiю, Росбахъ, Ватерлоо; ей оставалось дѣлать то, что она всегда дѣлала при аналогичныхъ обстоятельствахъ, подписать миръ, залечить свои раны и сказать: “въ другой разъ я буду счастливѣе”.

Бисмаркъ, разсуждавшiй по всѣмъ правиламъ здраваго смысла, такъ и понималъ вещи, какъ онъ объявлялъ неоднократно, и между прочимъ, реймскому мэру г. Верле (2); онъ разсчитывалъ подписать миръ въ Реймсѣ, послѣ чего всѣ разошлись-бы по домамъ, -— одинъ съ длиннымъ носомъ, другiе — увѣнчанные лаврами, — какъ водится отъ начала мiра.

Двухъ миллiардовъ было слишкомъ недостаточно для евреевъ, тащившихъ за собою цѣлую толпу голодныхъ, которымъ была обѣщана добыча отъ Францiи.

Тогда произошло событiе, которое будетъ считаться самымъ страннымъ фактомъ XIX столѣтiя, можно даже сказать, всѣхъ вѣковъ. Одинъ господинъ, родители котораго остались итальянцами, а самъ онъ едва былъ французомъ, потому что избралъ французскую нацiональность въ послѣднюю минуту, въ полной увѣренности, что его недугъ избавитъ его отъ всякой службы, вдвойнѣ чужой, такъ какъ онъ былъ еврей, и во всякомъ случаѣ представлявшiй только тѣхъ 12000 избирателей, которые его назначили, явился и сказалъ:

“Моя честь до того щекотлива, а мое мужество такого рѣдкаго достоинства, что я не могу согласиться, чтобы заключили мiръ и моей личной властью хочу продолжать войну во чтобы то ни стало”.

У народовъ, стоящихъ на самой низшей ступени цивилизацiи, вродѣ Кафровъ и Бушменовъ, въ важныхъ случаяхъ бываетъ подобiе племенного совѣщанiя; у собравшагося племени спрашиваютъ: “согласны-ли вы взяться за луки, стрѣлы, томагауки?”

Длинноволосые короли совѣтовались со своими васслами, Карлъ Великiй совѣщался съ пэрами; при старомъ порядкѣ вещей въ критическихъ случаяхъ [299] созывались генеральные штаты. Идя по пути прогресса, какъ говорятъ, мы ухитрились отступить назадъ дальше Кафровъ. Въ теченiе пяти мѣсяцнвъ генуэзскiй пройдоха посылалъ людей, чтобы они себѣ ломали руки и ноги, между тѣмъ какъ онъ курилъ великолѣпныя сигары, — и никто не осмѣливался протестовать.

Правда, что Гамбетта сказалъ остроту, съ тѣмъ грубоватымъ, свойственнымъ евреямъ остроумiемъ, которое тѣмъ не менѣе мѣтко попадаетъ въ цѣль.

“Такъ какъ я васъ всѣхъ считаю за болвановъ, сказалъ онъ французскому народу, то изъ тридцати восьми миллiоновъ французскихъ гражданъ я выберу баденца въ секретари правительства нацiональной защиты.”

Равнымъ образомъ, ни одинъ французъ не былъ сочтенъ достойнымъ, даже для спасенiя своего отечества, хранить тайну тѣхъ телеграфическихъ сообщенiй, которыя имѣли такое значенiе въ то время; для этого избрали человѣка, родившагося въ Лисабонѣ; по словамъ Ваперо, его родители были бельгiйцы.

Если исторiя впослѣдствiи захочетъ отыскать слѣдъ одного ихъ тѣхъ, которые играли главную роль въ правительствѣ, ради риторической красы названномъ правительствомъ нацiональной защиты, ей стоитъ заглянуть въ каталогъ Соломона подъ рубрикой: “Иностранные скульпторы и граверы на медаляхъ и драгоцѣнныхъ камняхъ”, и она прочтетъ тамъ: Штенакеръ (Францискъ-Фридрихъ), род. въ Лиссабонѣ.

Дѣйствительно, въ теченiе этого перiода было два еврейскихъ властителя: Тайкунъ и Микадо. Одинъ изъ нихъ, Гамбетта, занимался финансовыми дѣлами израиля, дѣлалъ займы, устраивалъ сдѣлки, раздавалъ евреямъ мѣста, на которыхъ они, какъ Эскиросъ въ Марсели, могли быстро обогащаться; другой заботился объ общихъ интересахъ племени и о евреяхъ другихъ странъ.

При освобожденiи алжирскихъ евреевъ ясно обрисовался еврейскiй характеръ, неумолимо равнодушный ко всему, что не принадлежитъ къ еврейской семьѣ. Объ этомъ вопросѣ мы будемъ подробно говорить въ IV книгѣ.[300]

Но вотъ еще болѣе поразительное явленiе, указывающее на упадокъ французкаго духа. Ни одному изъ тѣхъ офицеровъ, которые должны были идти на смерть, чтобы доставить удовольствiе евреямъ, не пришло въ голову войти къ этому старому негодяю, схватить его за шиворотъ въ его легендарномъ халатѣ съ желтыми разводами, который онъ надѣвалъ, когда обращался съ рѣчью къ войскамъ съ высоты своего балкона, и сказать ему:

“Негодный старикъ, мы покинули общаго Отца всѣхъ правовѣрныхъ для того, чтобы исполнить нашъ долгъ во Францiи, мы пожертвовали всѣми нашими привязанностями и воспоминанiями, мы повинуемся всякимъ негодяямъ, которые слонялись во всѣмъ ресторанамъ и притонамъ, которые вышли изъ помойной ямы, разнымъ Спюллерамъ, преступникамъ-рецидивистамъ, вродѣ Бордона, подозрительнымъ полякамъ, вродѣ де Серра, а ты только о томъ и думаешь, чтобы лишить насъ того остатка силъ, который у насъ сохранился, заставляя насъ освобождать какихъ-то отвратительныхъ торговцевъ финиками и гаремными шариками!”

____________________

Когда Гамбетта и Кремье сдѣлали свое дѣло, тогда Жюль Симонъ явился въ Бордо и объявилъ, что пора поставить на сцену большую пьесу съ пятью миллiардами, для которой заемъ Моргана былъ простымъ поднятiемъ занавѣса.

Увѣряли, что никогда не станетъ извѣстно, о чемъ шла рѣчь во время этого свиданья въ Бордо; но судя по фактамъ, не трудно угадать, каковъ былъ предметъ разговора. Это способъ Тита Ливiя.

“Братъ, сказалъ вѣрно Жюль Симонъ, ужъ ты со со своими друзьями насытился, уступи мѣсто нѣмецкимъ евреямъ, которые нетерпѣливо ожидаютъ своей доли добычи; ты вернешься опять съ новой выдумкой; своимъ неукротимымъ мужествомъ ты чудесно олицетворялъ войну во чтобы то ни стало, а теперь, при твоихъ организаторскихъ способностяхъ и географическихъ познанiяхъ, будемъ олицетворять надежду на возмездiе”. [301]

Замѣтьте, что въ этихъ совѣщанiяхъ, гдѣ рѣшается судьба Францiи, — природный французъ, сынъ французовъ, пахавшихъ землю и создавшихъ отечество, ни подъ какимъ видомъ не принимаетъ участiя. Весь разговоръ происходитъ между двумя евреями иностранцами; одинъ изъ нихъ итальянецъ, происходитъ от нѣмцевъ, называвшихся Гамберле, другой швейцарецъ называется Швейцеръ, по первому имени, по метрическому-же свидѣтельству — Сюисъ, а литературнымъ именемъ — Симонъ. (3) Ни тотъ, ни другой не получали особыхъ полномочiй для того, чтобы управлять.

Воображенiе охотно рисуетъ себѣ, какъ истинные представители страны, которая платитъ налоги, сражается и умираетъ, ожидаютъ въ прихожей окончанiя этого израильскаго свиданiя.

“Еврей, — говоритъ эта газета в № отъ 27 сентября 1873 г., — былъ бичемъ нашествiя. Пока длится битва, еврей остается въ сторонѣ; онъ боится ударовъ. Но какъ только непрiятель бѣжалъ, полѣ битвы свободно, является нѣмецкiй еврей.

“Тамъ онъ царитъ. Всѣ трупы принадлежатъ ему. Недаромъ солдаты мѣтко прозвали его ворономъ.

“Онъ приспокойно обираетъ мертвыхъ, переходитъ отъ группы къ группѣ. Видя, какъ онъ наклоняется, потомъ бѣжитъ растерянный, жадный, можно подумать, что это родственникъ ищетъ брата или друга. Онъ ищетъ только золота. Порой раздается стонъ, это раненный умоляетъ о помощи, но ворону не до того, чтобы заниматься подобными пустяками, вѣдь онъ долженъ исполнять свое назначенiе.

“Не забывайте этой стороны дѣла, эта достойная личность состоитъ государственнымъ чиновникомъ, — входитъ въ составъ нѣмецкой организацiи. Онъ не довольствуется тѣмъ, что воруетъ — эта личная сторона дѣла, — онъ еще шпiонъ.

Послѣ проиграннаго сраженiя воронъ снесетъ въ главную квартиру всѣ бумаги, найденныя у старшихъ офицеровъ.

“Какъ видите, его должность — не синекура; впрочемъ, труды его этимъ не ограничиваются; онъ долженъ идти впереди армiи, разузнавать о средствахъ каждой [303] деревни, наводить справки о положенiи и силахъ непрiятеля.

“Иногда еврея схватятъ и растрѣляютъ, но это очень рѣдко случается. Во первыхъ, по необъяснимой привязанности, которую онъ питаетъ къ своей печальной особѣ, онъ принимаетъ всевозможныя предосторожности и идетъ только навѣрняка. Затѣмъ если, несмотря на всѣ свои хитрости, онъ попадается въ ловушку, то отдѣлывается тѣмъ, что расширяетъ кругъ своихъ операцiй. Онъ измѣняетъ нѣмцамъ, какъ прежде шпiонилъ за французами; съ этихъ поръ онъ будетъ собирать свѣденiя для обѣихъ сторонъ, и его ремесло отъ этого станетъ еще выгоднѣе.

“Но торжество и мечта этой странной и отталкивающей личности — перемирiе; водворяется относительный миръ, такъ что можно не бояться ни веревки, ни пули; но война еще не прекратилась, что позволяетъ ему заниматься его честнымъ ремесломъ.

“И дѣйствительно, сколько выгодъ!

“Во первыхъ, реквизицiи, которыя выгодны, хотя и приходится уступать львиную долю, но можно наверстать свое на солдатѣ; солдатъ глупъ, онъ за одинъ флоринъ отдаетъ вещь, которая во сто разъ дороже стоитъ.

“Для изобрѣтательныхъ людей есть и другiе источники дохода.

“На западѣ Францiи, въ окрестностяхъ Мана, мы сами видѣли, какъ евреи, которыхъ нѣмецкая армiя тащила за собою, нанимали поденно прусскихъ солдатъ и отправлялись съ ними по деревнямъ. Евреи стучатъ въ дверь дома и вытаскиваютъ испачканную бумагу, на которой налѣплены болѣе или менѣе подлинныя марки. Легко угадать содержанiе этой бумаги, — оно передается однимъ словомъ: реквизицiя. Можетъ ли крестьянинъ противиться? Солдаты служатъ угрожающимъ доказательствомъ, и онъ отдаетъ свою скотину, которая идетъ на продажу...”

Но я вижу, что у моихъ читателей зарождается безпокойство. Еврейскiе финансисты обогащаются при помощи займа Моргана, англiйскiй еврей Мертонъ, который долженъ былъ кончить трагически, тоже получаетъ конфиденцiальное порученiе; еврей Эскиросъ [304] царитъ въ Марсельской префектурѣ, и вѣроятно, въ воспоминанiе о своей книгѣ “Безумныя дѣвственницы”, заставляетъ выдать себѣ, въ видѣ вознагражденiя за то, что онъ согласенъ уйти, крупную сумму изъ фонда исправительной полицiи; нѣмецкiе евреи грабятъ нашихъ мертвыхъ и берутъ выкупъ съ нашихъ крестьянъ; все къ лучшему; но что дѣлается въ это время съ мелкими евреями, оставшимися въ Парижѣ?

Успокойтесь, они прекрасно устроились. Промышленникамъ, которые даютъ заработокъ пяти-шести стамъ рабочимъ, отказываютъ въ работѣ, а даютъ ее всѣмъ дщерямъ израиля.

Очень поучительны въ этомъ отношенiи показанiя, сдѣланныя передъ управленiемъ торговъ для вооруженiя нацiональной гвардiи. Приведемъ всего нѣсколько строкъ изъ показанiя г. Бертъ.

“Невозможно было-бы исчислить, говоритъ г. Бертъ, всего того, что продѣлывалось во время осады. Долгое время я ежедневно продавалъ одному консьержу, улицы Гренье С.-Лазаръ, на 400-500 фр. товара, а онъ его несъ въ ратушу; онъ дополнялъ амуницiю и сдавалъ ее.

“Въ томъ-же домѣ жила дѣвица лѣтъ 18-19, очень красивая еврейка, торговавшая образами и священными предметами (4); она сумѣла заставить открыть себѣ двери ратуши и нашла средство поставлять ежедневно товару на 300-400 франковъ!

“А я никогда не могъ добиться ни одной поставки! Эта молодая дѣвушка проходила мимо меня въ ратушу, какъ-бы смѣясь надо мною. Она входила тотчасъ, а мнѣ приходилось ждать по цѣлымъ часамъ, между тѣмъ у меня дома было 300-400 рабочихъ!

“Я замѣтилъ, что евреи боролись съ поставщиками по крайней мѣрѣ численностью. Большинство поставокъ было отдано этимъ людямъ; они угодливѣе, терпѣливѣе насъ, умѣютъ дѣлать, что нужно, дѣлаютъ необходимое.

“Были евреи и еврейки, большiе интриганы, которые получали то, чего мы не могли добиться. Для этого надо было давать на водку, обѣды, завтраки и разныя другiя штуки, что мнѣ вовсе не было на руку”.

Когда перемирiе было подписано, евреи снова стали купцами, и имъ чуть не удалось воспрепятствовать [305] снабженiю Парижа провiантомъ; евреи расположились въ Версали, покупали за безцѣнокъ все, что появлялось на рынкѣ и продавали затѣмъ парижскимъ торговцамъ по чудовищнымъ цѣнамъ. Прежнiй “Gaulois” сдѣлалъ вѣрное описанiе этого страннаго люда, который тащился по слѣдамъ побѣдителя.

“По улицамъ, говоритъ онъ, двигаются солдаты всѣхъ родовъ оружiя, неповоротливыя и молчаливые. Шумливы одни только нѣмецкiе евреи, которые послѣдовали за армiей и занимаются своей мелкой торговлей съ упорствомъ и послѣдовательностью, характеризующими еврейское племя. Эти живописные образчики торговой Германiи выкиркивали на ломаномъ французскомъ языкѣ самымъ пронзительнымъ голосомъ свои товары; у нихъ повидимому было больше всего табаку, судя по ихъ непрерывнымъ крикамъ: “табакъ курительный и нюхательный, по два франка за фунтъ!” У одного изъ нихъ были особенно смѣшныя интонацiи, которыя намъ отчасти напомнили голосъ нашего собрата Вольфа”.

Бисмаркъ, при видѣ прибывшаго въ Версаль Жю Фавра, закричалъ: ату его! Евреи-космополиты, которые подали мысль къ войнѣ, поддерживали деньгами, вели и затягивали ее, должны были принять участiе въ трiумфѣ: они взошли въ Парижъ позади бѣлыхъ кирасиръ. Одинъ писатель, незнакомый мнѣ, но умѣющiй описывать, г. Рене де Лягранжъ, изобразилъ эту картину съ поразительной правдивостью въ очеркѣ, напечатанномъ въ одномъ изъ приложенiй къ “Фигаро” и являющемся, повторяю это будущимъ историкамъ, одною изъ рѣдкихъ правдивыхъ страницъ, написанныхъ о событiяхъ 1870-71 года.

“Лица этихъ аристократическихъ воиновъ гармонировали съ ихъ внушительнымъ вооруженiемъ. Общiй видъ былъ грандiозенъ. Ихъ рыжевато-бѣлокурые волосы, густые молодецки закрученные усы, свѣтлый и въ то-же время красный цвѣтъ лица, небесно-голубые глаза съ суровымъ блескомъ — поразительно напоминали портретъ тѣхъ-же самыхъ людей, написанный Тацитомъ: “oculi caerulei et truces, rutilae comae, magna corpora”.

“Надо быть справедливымъ и къ противникамъ, признаюсь, что ихъ лица отличались большою выразительностью.

“Очевидно, это были еврейскiе счетоводы или финансисты, которымъ было поручено получить наши миллiарды. За военнымъ штабомъ слѣдовалъ штабъ гетто. Нечего и говорить, что на ихъ растерянныхъ и гнусныхъ физiономiяхъ еще замѣтнѣе было выраженiе страха.

“Когда прослѣдовали оба кортежа, прошло довольно много времени, съ часъ по крайней мѣрѣ. На другой день мы узнали причину этого перерыва; штабъ остановился во дворцѣ на Елисейскихъ поляхъ для завтрака. Г. Эрнестъ Пикаръ былъ такъ любезенъ, что приготовилъ тамъ для своихъ прiятелей-враговъ встрѣчный завтракъ съ шампанскимъ.

“Когда этотъ республиканскiй завтракъ былъ съѣденъ и щедро залитъ виномъ, кортежъ снова пустился въ путь, поднялся по Елисейскимъ полямъ на встрѣчу армiи, которая должна была вступить черезъ нихъ. Снова передъ нами продефилировали центавры въ блестящихъ латахъ, въ сопровожденiи дѣтей израиля съ грязными бородами, но на этотъ разъ лица уже были не тѣ. Завтракъ произвелъ своей д”йствiе: генералы въ латахъ, съ лицами, раскраснѣвшимися отъ лучшихъ французскихъ винъ, съ блестящими глазами, замасленными усами, съ дерзкимъ видомъ, увѣренные, впрочемъ, что нечего бояться какого-нибудь нападенiя, что никакая мина не взорвется у нихъ подъ ногами, крупной рысью ѣхали по дорогѣ”. (6)

Я не разъ указывалъ въ моиихъ историческихъ трудахъ, какое колебанiе обыкновенно испытываемъ, когда нужно выбрать разсказъ, отличающiйся наибольшею правдивостью, и поэтому-то, повторяю, я безбоязненно рекомендую эту драгоцѣнную страницу будущимъ историкамъ.

Я самъ жилъ тогда въ авеню Монтень, и будучи принужденъ выйти, чтобы навѣстить близкаго больного, [308] я могъ провѣрить добросовѣстную точность этой картины.

По свидѣтельству сосѣдей, Пикаръ присутствовалъ при началѣ завтрака. Во всякомъ случаѣ онъ явился во дворецъ для наблюденiя, чтобы ни въ чемъ не было недостатка на завтракѣ побѣдителей.

Къ нѣмецкимъ евреямъ примѣшалось немало французскихъ евреевъ, которые уже занимались знаменитымъ займомъ, и эта биржа среди лагеря являла самый странный видъ; она была какъ-бы жалобнымъ и комическимъ эпилогомъ, мрачнымъ и въ то же время забавнымъ коментарiемъ къ этой еврейской войнѣ.

Еще разъ повторяю, все правдиво въ разсказѣ г. де Лагранжа, также и разсказъ про того рабочаго, который обезумѣвъ отъ патрiотическаго горя, вонзилъ ножъ въ грудь лошади одного генерала, былъ схваченъ, преданъ нѣмецкому военному суду и повѣшенъ, если не ошибаюсь, за зданiемъ министерства промышленности.

Эта поспѣшная казнь носила характеръ предзнаменованiя и имѣла значенiе предостереженiя.

Парижскiй рабочiй, каковъ онъ и теперь еще есть, стѣснялъ еврейское масонство. Это былъ странный типъ. Все перепутывалось у него въ головѣ; онъ любилъ Францiю, ненавидѣлъ то, что онъ называлъ, неизвѣстно почему, партiей священниковъ, но не допускалъ, какъ Поль Беръ, чтобы человѣкъ совершенно уподобился собакѣ; онъ безъ ужаса смотрѣлъ на распятiе, украшавшее его скромное жилище, и помнилъ, что когда-то клалъ его на постель, гдѣ умерло дорогое ему существо; въ Вербное воскресенье онъ привѣшивалъ къ нему освященную вѣтку, принесенную изъ церкви его ребенкомъ; около распятiя иногда висѣлъ почетный крестикъ Наполеоновскаго служаки.

Парижскiй рабочiй дѣйствительно былъ революцiонеромъ и шовинистомъ, онъ стрѣлялъ въ войска въ дни возстанiй, и его сердце билось, когда какой-нибудь полкъ проходилъ через предмѣстья. Начитавшись Евгенiя Сю, онъ былъ убѣжденъ, что iезуиты только и дѣлаютъ, что присваиваютъ себѣ чужiя наслѣдства, однако это не мѣшало ему дружески [309] привѣтствовать брата, который его обучалъ. Онъ съ силою возставалъ противъ предразсудковъ и суевѣрiй, но былъ-бы въ отчаянiи, если-бы его сынъ и дочь не приступили къ первому причастiю. Въ большиiе праздники онъ отпускалъ мать и ребенка однихъ въ церковь; потомъ вдругъ бросалъ инструменты, надѣвалъ праздничное платье, шелъ въ церковь и, спрятавшись за колонною, искалъ своего мальчугана или дѣвочки среди нарядной толпы, колыхавшейся при пѣнiи духовныхъ пѣсней, при блескѣ свѣчей; когда онъ находилъ любимое лицо, онъ отворачивался, чтобы вытереть слезу, встрѣчался лицомъ къ лицу съ товарищемъ, который плакалъ, какъ онъ, и говорилъ: “и ты тоже, дружице? Какъ хочешь, а вѣдь хватаетъ за живое”. (7)

Обладая искусными руками, будучи безспорно мастеромъ въ тѣхъ полу-артистическихъ, полу-промышленныхъ издѣлiяхъ, которыми Парижъ, и въ этомъ, какъ и во всемъ остальномъ вытѣсняемый иностранцами, такъ долго славился безраздѣельно, парижскiй рабочиiй, благодаря своему врожденному вкусу, замѣнявшему ему познанiя, рѣдко сидѣлъ без работы и жилъ сравнительно счастливо.

Этотъ типъ по своимъ качествамъ, своей живости и веселости былъ особенно ненавистенъ нѣмецкому еврею; его патрiотизмъ, окрѣпшiй во время осады, служилъ препятствiемъ къ захвату всего иностранцами; его честность, безкорыстiе, любовь ко всему прямому и благородному представляла опасность для будущей политико-финансовой диктатуры еврея Гамбетты. Коммуна послужила прекраснымъ случаемъ для того, чтобы убить, сколько возможно рабочихъ. Выданные вожаками, вродѣ Баррера, которые ихъ увлекли, а сами потомъ стали полномочными министрами, эти несчастные пали жертвою собственнаго мужества и усѣяли своими трупами улицы, алеи, скверы, сады и парки.

Вы ихъ вѣроятно видѣли во время второй осады, когда они съ убѣжденiемъ отправлялись на укрѣпленiя, пекли картофель подъ деревьями Тюильери и въ стройномъ порядкѣ дефилировали перед дворцомъ Ротшильда, причемъ имъ и въ голову не приходило войти въ него. Для низкаго нѣмецкаго еврейства, управлявшаго Парижемъ, отель г. де Ротшильда (съ особымъ [310] благовѣйнымъ ударенiемъ на о) былъ предметомъ поклоненiя, и ему не трудно было внушать уваженiе къ его жилищу всѣмъ этимъ вооруженнымъ массамъ. (8)

Поэтому у коммуны было два облика: одинъ неразумный, необдуманный, но мужественный, — французскiй обликъ; другой мелочный, жадный, воровской, низко-спекулятивный, — еврейскiй обликъ.

Французскiе федераты хорошо дрались и давали себя убивать.

Еврейскiе коммунары воровали, убивали и обливали керосиномъ, чтобы скрывать свои грабежи. Нѣкоторые негоцiанты изъ улицы Тюрбиго устраивали погромы, организованные какъ торговые операцiи, а затѣмъ удалились въ Нью-Iоркъ, наживъ 2-3 миллiона. Таковъ Натанъ, о которомъ говоритъ Максимъ Дюканъ, что евреи сдѣлали большое кровопусканiе, но на этотъ разъ убiйство и грабежъ осложнились пожаромъ.

Коммуна имѣла тоже двоякiй результатъ.

Во первыхъ, она обогатила, правда въ скромныхъ размѣрахъ, еврейскую шайку, которая, послѣ смѣны правительства нацiональной защиты, могла только опорожнять денежные ящики, маленькiя забытыя кассы и въ особенности грабить произведенiя искусствъ изъ дворцовъ, министерствъ и частныхъ домовъ христiанъ. (Коммуна ни разу не тронула еврейской собственности; ни одинъ изъ 150 домовъ Ротшильда не былъ сожженъ).

Во вторыхъ, особенно важнымъ результатомъ было то, что она заставила французовъ убить тридцать тысячъ французовъ-же. [311]

Въ обмѣнъ за свое высокое и пренебрежительное покровительство, нѣмцы потребовали отъ коммуны только одного.

Хотя они разрушили обаянiе нашего войска, все-же ихъ оскорбляла славная память нашихъ предковъ. Ихъ стѣсняла колонна, сдѣланная изъ пушекъ, отнятыхъ у нѣмцевъ и возвышавшаяся среди Парижа; несмотря на свою легкую побѣду надъ племянникомъ, они не могли простить тому императору, который виднѣлся, закутанный въ плащъ Августовъ.

Утромъ на лазурномъ, а вечеромъ на звѣздномъ небѣ.

Овладѣвъ Парижемъ, они не тронули этой колонны; они всюду пощадили памятники нашей славы и изображенiя нашихъ героевъ, гробницу Марсо, статуи Фабера, Клебера, Раппа. Есть вещи, которыхъ арiйцы сами не дѣлаютъ, а поручаютъ семитамъ, какъ-бы желая показать, что и эти могутъ быть полезны при случаѣ. (9)

Какъ трогательна сцена, произошедшая 16-го мая на Вандомской площади! Чувствовалось то неопредѣленное волненiе, которое охватываетъ собравшуюся толпу въ ожиданiи непредвидѣнныхъ обстоятельствъ. Въ кучкахъ поговаривали, что инвалиды придутъ и построятся у подножiя колонны, чтобы ее защищать; оставшiеся въ живыхъ участники великихъ битвъ, возлагавшiе ежегодно 5-го мая и 15-го августа вѣнки у подножiя колонны, надѣнутъ свои мундиры, “изношенные въ побѣдныхъ битвахъ” и поспѣшатъ...

Никто не показывается. Часъ пробилъ. Ждутъ сигнала. Кто его подастъ? Слава Богу, это не французъ, а еврей — Симонъ Мейеръ.

Послушайте Максима Дю Канъ. (10)

“Вдругъ на вершинѣ монумента появился человѣкъ, взмахнулъ трехцвѣтнымъ знаменемъ и бросилъ его въ пространство, чтобы ясно указать, что все, что было французкою республикою, первою имперiей, царствованiемъ Луи-Филиппа, второю республикой, второю имперiей, — исчезаетъ изъ исторiи и уступаетъ мѣсто новой эрѣ, символомъ которой служитъ кроваваго цвѣта тряпка, называемая краснымъ знаменемъ. [312]

Человѣкъ, имѣвшiй честь бросить на вѣтеръ францускiе нацiональные цвѣта, былъ достоинъ этой миссiи: онъ назывался Симонъ Майеръ. 18-го марта онъ благородно велъ себя на Монмартрѣ. Будучи капитаномъ въ 169 батальонѣ, которымъ командовалъ Гарсенъ, замѣщавшiй избраннаго начальника Бланки, сидѣвшаго въ тюрьмѣ или бѣжавшаго, этотъ Симонъ Майеръ героически способствовалъ убiйству генерала Леконта и Клемана Тома. Его прекрасный поступокъ получилъ наилучшую награду въ этотъ часъ, при яркомъ блескѣ солнца въ присутствiи внимательныхъ и очарованныхъ членовъ коммуны. Раздался звукъ трубы. Огромное молчанiе, какъ сказалъ-бы Густавъ Флоберъ, наполняло улицы. Всѣ безмолствовали и не отрывая глазъ смотрѣли на колонну, около которой натягивались канаты. Было около пяти часовъ вечера; отъ времени до времени слышались отдаленные пушечные выстрѣлы, которые казались похоронными залпами, раздававшимися съ невидимаго горизонта.

Одинъ человѣкъ продалъ Бога, принесшаго въ мiръ слова любви и милосердiя; онъ назывался Iудой и былъ еврей.

Одинъ человѣкъ продалъ женщину, довѣрившуюся ему; онъ назывался Симонъ Дейцъ и былъ еврей.

Одинъ человѣкъ, въ присутствiи пруссаковъ, подалъ сигналъ къ тому, чтобы опрокинуть на навозную кучу памятникъ нашей былой славы; онъ назывался Симонъ Майеръ и былъ еврей. (11)

Изъ возвышенной троицы: Бога, женщины, генiя, изъ тройной формы идеала: Божества, красоты, славы, еврей сдѣлалъ деньги...

Гастонъ Дакоста особенно подстрекалъ противъ священниковъ Риго, жестокаго мальчишку, который [313] былъ чѣмъ-то вродѣ маленькаго Нерона, опьяненнаго властью, но который сдѣлалъ бы несравненно менѣе зла безъ приспѣшника, который его подстрекалъ. (12)

Когда они отправились въ канцелярiю Masasa, Гастонъ Дакоста, находившiйся около Риго, вѣроятно для того, чтобы не дать ему отступить, составилъ списокъ заложниковъ; на бумагахъ одного изъ нихъ онъ написалъ заранѣе: “приберегите эту каналью для казни”. (13)

Судя по имени Исидора де Франсуа, директора ла Рокетъ, предсѣдательствовавшаго при исполненiи казней, можно-бы подумать, какъ и утверждали, что онъ израильскаго происхожденiя. Онъ тоже думалъ и выражался какъ Дакоста. “Вотъ уже полторы тысячи лѣтъ, говорилъ онъ о священникахъ, какъ этии люди давятъ народъ; ихъ надо убить, ихъ шкура не годится даже на сапоги”.

Доискиваясь до происхожденiя большинства изъ тѣхъ, которые были замѣшаны въ этихъ ужасахъ, можно-бы сдѣлать и навѣрно сдѣлаютъ много интересныхъ открытiй съ точки зрѣнiя влiянiя типа и расы; но Францiя тогда была занята другимъ. Преданная Пруссiи нѣмецкими евреями, которыхъ она прiютила, благодаря Гамбеттѣ, пролившая потоки крови, обезчещенная въ своихъ славныхъ военныхъ воспоминанiяхъ Симономъ Майеромъ и разрушителями Вандомской колоны, она собиралась броситься въ объятiя другихъ Майеровъ и другихъ Симоновъ: она посылала въ палату Бамбергера, награждала орденомъ еврея Штерна, и падала ницъ отъ восхищенiя передъ Ротшильдами, которые должны были выжать изъ нея всѣ соки.

Ни одинъ человѣкъ изъ большинства не понималъ положенiя вещей.

“Справедливость и миръ — близкiе друзья. (14) Justitia et pax osculatae sunt.

Справедливость есть первая потребность народовъ; служа гарантiею интересовъ, она въ то-же время является удовлетворенiемъ врожденнаго стремленiя всѣхъ человѣческихъ душъ. Францiя вкладываетъ въ эту любовь свойственную ей страстность. Чего требуетъ эта нацiя, жаждущая идеала? Справедливости. Чего она ищетъ даже въ своихъ революцiяхъ? Мечты, тѣни, пародiи на ту справедливость, которая ей необходима, какъ воздухъ. Отчего французская королевская власть, столь слабая въ Иль де Франсѣ, бывшемъ ея родиною, такъ быстро и сильно развилась? Оттого, что первые Капетинги были прежде всего людьми прямыми и справедливыми. Образъ какого короля наиболѣе живучъ и популяренъ? Не того-ли, который предводительствуетъ смѣлыми набѣгами и бросается въ самый жаркiй бой? Нѣтъ, это образъ судьи, сидящаго подъ дубомъ. Воспоминанiе объ этихъ незатѣйливыхъ засѣданiяхъ суда, гдѣ всякiй безъ посредниковъ могъ заставить признать свое право власть имѣющихъ, запечатлѣлось въ душахъ сильнѣе, чѣмъ воспоминанiе о Тальебургскомъ мостѣ, защищенномъ однимъ человѣкомъ противъ цѣлой армiи.

Почему послѣ долгаго отсутствiя монархической власти, въ то время какъ лигитимистская партiя уже много лѣтъ былая блестящимъ штабомъ безъ солдатъ, страна свободно, по собственному почину призвала [315] представителей монархическаго принципа? Потому что монрахiя, всегда снисходительная къ слабымъ, умѣла при случаѣ быть строгою къ сильнымъ.

Для водворенiя справедливости страна въ своихъ интересахъ прибѣгла къ людямъ традицiи, къ избранникамъ родной земли, которыхъ присхожденiе, частная жизнь и характеръ были извѣстны всѣмъ и внушали довѣрiе въ смутное время даже тѣмъ, которые въ обыкновенное время предпочли-бы имъ гаеровъ и шарлатановъ.

Въ это время недоставало человѣка, одушлевленнаго благородною любовью къ справедливости, человѣка съ возвышеннымъ сердцемъ, великою душою, кроткаго къ заблудшимъ, страшнаго для развращенныхъ, хладнокровно продавшихъ свою страну, человѣка, который взялся-бы руководить монархическою партiею и прежде всего потребовалъ-бы кары для авантюриста, вродѣ Гамбетты, позволившаго себѣ заключать займы безъ согласiя страны, вродѣ Ферри и Жюля Фавра.

Католики не только не измѣнили требованiямъ справедливости, завѣщаннымъ имъ по отношенiю къ дѣятелямъ 4-го сентября, но и представили коммунѣ совершать свои притѣсненiя при условiяхъ дикаго беззаконiя.

Впрочемъ, вся эта фаза долѣе другихъ будетъ приковывать вниманiе мыслителей будущаго, которые будутъ имѣть случай изучать высшую французскую демократiю въ дѣйствiи, за дѣломъ, увидятъ, какова ея нравственность, ея истинныя чувства къ народу, ея понятiя о добрѣ и злѣ, объ отвѣтственности и равенствѣ.

Мы уже сказали, что французская монархiя мужественно и похристiански творила правосудiе; у нея были висѣлицы для финансистовъ, вродѣ Энгеррана де Мариньи и Самблансе, и прекрасные эшафоты, обтянутые чернымъ бархатомъ, для Немуровъ, С.-Полей, Бироновъ, Монморанси и Марильяковъ.

Реставрацiя, даже при всѣхъ своихъ слабостяхъ и дряблости не употребляла презрѣнныхъ репрессалiй: она карала не ничтожнаго солдата, а маршала, принца де ла Москова, генерала Мутона ла Бедуаеръ, находившагося въ родствѣ съ самыми знатными семействами Францiи. [316]

Республика была безжалостна къ смиреннымъ и дрожала передъ людьми, имѣвшими хоть какое-нибудь положенiе, принадлежавшими къ буржуазной знати, носившими мандаринскую почетную шапку, вписанными на какую-нибудь доску.

Всѣ разстрѣлянные при Сатори, за исключенiемъ Росселя, были бѣдняки, minus ѣabentes, люди безъ связей. Тьеръ помиловалъ Гастона Кремье, а генералъ Эспиванъ де ла Вильбуане велѣлъ его казнить, такъ сказать, по собственной иницiативѣ. Кремье долженъ былъ быть разстрѣлянъ вмѣстѣ съ какимъ-то пѣшимъ стрѣлкомъ. Понятно, что члены лѣвой и не подумали заботиться о бѣднягѣ: пушечное мясо туда и дорога, но вступились за интеллигентнаго, отвѣтственнаго человѣка, за адвоката! Генералъ Эспиванъ, стариннаго французскаго рода, не такъ понималъ демократiю; онъ наотрѣзъ объявилъ, что адвоката постигнетъ та-же участь, что и солдата. (15)

Исторiя коммуны, которая еще такъ мало извѣстна и обликъ которой совершенно измѣнится, какъ только будутъ обнародованы невѣроятные документы, находящiеся въ нѣкоторыхъ рукахъ, была торжествомъ частной переписки.

Всѣ участники переворота 4-го сентября, Жюль Симонъ, Жюль Фавръ, Пикаръ, даже Тьеръ были въ сношенiяхъ съ большинствомъ изъ вожаковъ коммуны и заботились только о томъ, чтобы избѣжать компрометирующихъ разоблаченiй. Однажды данныя инструкцiи были измѣнены, причемъ повелѣвалось сократить нѣкоторыя обвиненiя. Тѣмъ, которыхъ нельзя было оправдать, помогали бѣжать (16), и не проходило дня, чтобы не было перехвачено нѣсколько писемъ, тайно отправляемыхъ заключеннымъ, вродѣ писемъ Жюля Фавра къ Рошфору.

Нѣсколько страницъ, исписанныхъ черниломъ, были тогда лучшимъ талисманомъ противъ насильственной смерти. Ранкъ, который былъ не дуракъ, завладѣлъ шкатулкою Тьера, и Палленъ началъ свое политическое поприще съ того, что велъ переговоры о ея выдачѣ. Преданiе гласитъ, что шкатулка была возвращена, но совсѣмъ пустая; удивительно счастливая судьба этого Паллена, который, несмотря на полнѣйшее ничтожество: нашелъ средство сдѣлаться управляющимъ трехъ министерствъ сразу, указываетъ однако, что одна или двѣ бумаги таки-остались въ шкатулкѣ. По словамъ той-же легенды, остальныя помогли Ранку избавиться отъ прслѣдованiя послѣ паденiя коммуны; во всякомъ случаѣ уже тотъ фактъ плохо рекомендуетъ самостоятельность военнаго правосудiя, что человѣкъ, заслуживающiй быть осужденнымъ на смерть 13 октября 1873 г., до сихъ поръ преспокойно разгуливаетъ и даже засѣдаетъ въ палатѣ, и никто не осмѣливается его преслѣдовать. Одно изъ двухъ: или онъ виновенъ или нѣтъ; въ первомъ случаѣ было-бы логичнѣе преслѣдовать его немедленно, а во второмъ — справедливѣе не осуждать его.

Историкъ будущаго не забудетъ, конечно, дополнить эту картину чертами, которыя освѣтятъ нравы всѣхъ этихъ людей, кричавшихъ такъ много о развращенности тирановъ. Мы уже замѣтили, говоря о правительствѣ нацiональной защиты, что въ отношенiи гарантiй и правъ Францiя отстала отъ кафрскихъ племенъ, потому что ея дѣтьми, ея деньгами и судьбами распоряжались, не удостоивая даже испросить ея согласiя. Въ нравственномъ отношенiи образцомъ для высшей французской демократiи, частная жизнь которой обнаружилась только благодаря исключительнымъ обстоятельствамъ, является семья кроликовъ.

Такимъ образомъ вся эта компанiя, друзья и враги, связана всевозможными исторiями двойныхъ сожительствъ, взаимныхъ супружескихъ измѣнъ, подложныхъ сыновей, законныхъ предосторожностей, принимаемыхъ для того, чтобы передать состоянiе, имя, иногда титулъ.

Чтобы довершить изображенiе душевнаго состоянiя республиканцевъ 1871 г. нужно всѣмъ этимъ постыднымъ сдѣлкамъ, торгашеству, безнаказанности сильныхъ людей, соприкасающихся съ буржуазiей, противопоставить самое ужасное презрѣнiе къ человѣческой жизни, которое когда-либо встрѣчалось.

— Это одинъ изъ нашихъ агентовъ, выпустите его.

— Но, господинъ статсъ-секретарь, вѣдь онъ велѣлъ разстрѣлять 14 солдатъ нацiональной гвардiи, неподчинившихся коммунѣ.

— Это для того, чтобы лучше скрыть свою игру...

— Это очень утѣшительно для семеействъ пострадавшихъ жертвъ. [319]

Кто произнесъ это ужасное слово? Можетъ быть какой-нибудь Сулла, у котораго государственная польза оправдывает все? Или воинъ, привыкшiй жертвовать жизнью и для котораго жизнь другихъ имѣетъ такъ-же мало цѣны, какъ и его собственная? Нѣтъ, это бюрократъ, членъ лѣваго центра, либералъ, представитель современныхъ идей, членъ академiи нравственныхъ и политическихъ наукъ. Какой политикѣ и въ особенности какой нравственности обучаютъ въ этихъ мѣстахъ!

Вѣроятно никто никогда не узнаетъ сколько человѣческихъ жертвъ пало въ эти ужасные дни, какую кровавую жатву собрала смерть. Писатели, сторонники коммуны, допускающiе цыфру въ 30 тысячъ, скорѣе умаляютъ, чѣмъ преувеличиваютъ дѣйствительность. Люди по своимъ обязанностямъ близко видѣвшiе событiя, интимно признаютъ 35 тысячъ. Г. де Ватвиль, директоръ при министерствѣ народнаго просвѣщенiя, братъ того, о которомъ я только что говорилъ одинъ изъ первыхъ проникшiй въ Парижъ, опредѣляетъ въ 40 тысячъ число жертвъ со стороны войска и инсургентовъ.

До смѣшного малую цыфру, въ 6 1/2 тысячъ, приводимую Максимомъ Дю Канъ, можно объяснить только исключительными условiями, при которыхъ работаетъ этотъ писатель. Чтобы воздвигнуть памятникъ, который, несмотря на свои несовершенства, будетъ представлять значительный интересъ для будущаго, Максиму Дю Канъ постоянно приходилось обращаться къ оффицiальнымъ источникамъ, и онъ всюду встрѣтилъ самое любезное содѣйствiе, но лишь подъ условiемъ, что онъ будетъ умалчивать объ извѣстныхъ вещахъ и будетъ придерживаться извѣстнаго договора.

Еврейское масонство, которое хотѣло обезлюдить Парижъ, чтобы дать мѣсто иностранцамъ, и дѣятели 4-го сентября, желавшiе наказать своихъ возмутившихся избирателей и извлечь ихъ “изъ ихъ логовищъ”, возымѣли генiальную мысль, которая доказываетъ, что прогрессъ не пустое слово.

Иностранцы, руководившiе коммуною, заставили батальоны перемѣститься съ мѣста на мѣсто, сбили ихъ съ толку. Союзные батальоны бульвара Мальзербъ [320] дрались на площади Бастилiи; батальоны улицы Муффетаръ очутились на бульварѣ Мальзербъ. Эта мѣра способствовала пожарамъ, потому что люди, извѣстные въ своей улицѣ, пожалуй не рѣшились-бы поджечь дома своихъ сосѣдей; она сдѣлала репрессалiи болѣе жестокими. Потерпѣвъ пораженiе, солдаты коммуны не могли избѣжать пуль; въ своемъ кварталѣ они знали-бы всѣ выходы и нашли-бы средство спрятаться. Напротивъ всѣ двери закрылись передъ ними, и они сотнями падали на панели и мостовой.

Идея Версальскихъ республиканцевъ была тоже недурна. Генералы потребовали, чтобы впереди каждой колонны шли охранители общественнаго спокойствiя. Благодаря ихъ знакомству съ Парижемъ, городъ былъ-бы снова взятъ въ теченiе двухъ сутокъ, и не пришлось-бы, какъ и случилось, стоять цѣлый день передъ стѣною, которую можно было обойти въ нѣсколько минутъ. Пикаръ и Жюль Фавръ воспротивились этой мѣрѣ, и имъ удалось такимъ образомъ продлить борьбу, усилить отчаянiе и сдѣлать рѣзню болѣе варварскою.

Къ федератамъ, разстрѣляннымъ въ маленькой Рокетъ, въ казармѣ Лобо, въ паркѣ Монса, у воротъ Версаля, надо прибавить 1200 человѣкъ, которые по различнымъ причинамъ — ослушанiя, попытки къ бѣгству, были разстрѣляны не на площадкѣ, а въ лѣсахъ Сатори, гдѣ казнили еще 10 iюля. Къ этому числу надо прибавить тѣхъ, которыхъ похитила болѣзнь. Тюрьмы, особенно Шантье, были адомъ. Несчастные, охраняемые жандармами съ заряженными ружьями, не смѣли вставать для удовлетворенiя своихъ потребностей и сидѣли среди своихъ нечистотъ. При малѣйшемъ движенiи въ нихъ стрѣляли.

Къ несчастнымъ этого порядка они были безъ милосердiя, не находили достаточныхъ истязанiй, чтобы ихъ покарать, посылали ихъ за моря въ какихъ-то клѣткахъ и вѣроятно жалѣли, что не могутъ всѣхъ отправить на площадку въ Сатори.

Происходило-ли это оттого, что сердце у членовъ правой было жестоко, или умъ ограниченъ? Нѣтъ, у нихъ мозгъ былъ устроенъ особеннымъ образомъ, взглядъ у нихъ былъ такой, они были пропитаны самыми буржуазными предразсудками. Человѣкъ, занимавшiй положенiе въ свѣтѣ, вродѣ Жюля Фавра, могъ все себѣ позволить, велѣлъ убивать тысячи человѣческихъ существъ, и никто ему слова не говорилъ; мысль разстрѣлять старшину адвокатскаго сословiя, академика, показалась-бы имъ такимъ-же святотаствомъ, какъ прежнимъ королямъ мысль предать палачу кардинала.

Впрочемъ вожаки собранiя жаждали славы, но никогда не испытывали голода, по этому честолюбiе казалось имъ извинительнымъ въ самыхъ ужасныхъ своихъ проявленiяхъ, между тѣмъ какъ несчастный, взявшiй мѣсто изъ-за куска хлѣба, былъ въ ихъ глазахъ достоинъ всякой кары, потому что они его не понимали.

Понятiя о дѣйствительности — вотъ чего особенно недоставало у этихъ людей, которые отличались неоспоримой честностью, но были совершенно лишены практической опытности и, не получая просвѣтлѣнiя свыше и указанiй снизу, роковымъ образомъ должны были быть побѣждены тѣми людьми, которые прошли суровую жизненную школу и вышли изъ нея помятыми и порой оскверненными.

Очевидно, этотъ бывшiй предсѣдатель совѣта принималъ дѣятельное участiе въ движенiи вѣка, въ которомъ еврей всѣмъ руководилъ и руководитъ, — не видя еврея, не догадываясь о его роли, не подозрѣвая, сколько ненависти противъ стариннаго французскаго общества, противъ аристократiи, противъ Христа можетъ накопиться въ сердцѣ нѣмецкаго еврея, родители котораго были повѣшены между двумя собаками. Если еврей и появлялся предъ нимъ, то только подъ видомъ отшлифованнаго барона, весьма польщеннаго подобнымъ обществомъ и державшагося въ немъ почти прилично; онъ и не подозрѣвалъ, что тотъ, кто съ притворною вѣжливостью только что назвалъ его “мой милый герцогъ”, содержитъ на жалованьи оскорбителей, выкрикивающихъ по улицамъ: “требуйте банкроство Всеобщаго союза, самоубiйство Бонту, арестъ герцога де Брольи”.

Если бы вы спросили у бывшаго министра иностсранныхъ дѣлъ его мнѣнiе о еврейскомъ вопросѣ, то навѣрно встрѣтили-бы у него широкiя и терпимыя теорiи, которыя лордъ Маколей, бывшiй, подобно герцогу де Брольи, извѣстнымъ ораторомъ и тонкимъ писателемъ, развивалъ въ своемъ “Опытѣ о политической неспособности евреевъ”.

Какъ-бы то ни было, монархисты Версальскаго собранiя воспользовались своимъ положенiемъ только для того, чтобы взять на себя весь ужасъ безжаластнаго притѣсненiя, котораго въ глубинѣ души такъ сильно желали будущiе приверженцы Гамбетты.

Они со всего размаха били слабыхъ и смиренныхъ. Эти наивныя люди, у которыхъ не хватило мужества притянуть къ суду дѣятелей 4-го сентября, были особенно неумолимы къ захвату должностей.

Члены судебной комиссiи, Тальянъ, Корнъ и другiе, сослали въ новую Каледонiю старика, обвиняемаго въ захватѣ должности, который, кажется, занималъ во время коммуны должность младшаго надсмотрщика за лампами въ какомъ-то министерствѣ.

Однажды, когда они спорили объ этомъ случаѣ, Гамбетта, проходя мимо, услышалъ отрывки ихъ разговора и, по своей привычкѣ, крѣпко ударивъ по животу одного изъ членовъ комиссiи, воскликнулъ съ громкимъ смѣхомъ:

— Браво, господа! Если онъ захватилъ должность, пусть будетъ наказанъ. Будемъ безжалостны къ тѣмъ, которые захватываютъ общественныя должности!

Затѣмъ онъ удалился, бросивъ на нихъ презрительный взглядъ. [324]

__________________

И такъ 1872-73 года увидѣли полное торжество израиля. Съ одного конца Европы до другого раздавалось радостное осанна, сопровождаемое звономъ миллiоновъ. Евреи продѣлали, но въ огромныхъ размѣрахъ, то, что Ротшильдъ сдѣлалъ въ маломъ видѣ во время ликвидацiи 1815 г.; они нажили деньги, давая взаймы французамъ, и взяли у пруссаковъ то, что имъ уплатили французы. Изъ пяти миллiардовъ, по крайней мѣрѣ, четыре остались въ ихъ рукахъ.

Бисмаркъ ни въ чемъ не могъ отказать тѣмъ, которые снабдили его деньгами для войны; Тьеръ стоялъ на колѣняхъ передъ людьми, придавшими хоть внѣшнiй видъ финансового благосостоянiя странѣ, подавленной позоромъ пораженiя.

Царемъ минуты былъ Блейхредеръ, для котораго Францiя должна была впослѣдствiи предпринять Тунисскую экспедицiю.

Во второй части этого труда, “Еврейской Европѣ”, мы займемся Германiей, которая теперь насъ интересуетъ постольку, поскольку въ ней отразились спекуляцiи, главной ареной которыхъ была Францiя.

Замѣчательный очеркъ, напечатанный въ “Обозрѣнiи католическаго мiра” и подписанный Германомъ Кунцомъ, (19) дастъ намъ пока необходимый матерiалъ для портрета и роли даннаго лица.

Германiя скоро поняла смыслъ сцены ихъ второй части “Фауста”, о которой мы говорили выше. Обманутая настоящею фантасмагрiею, она думала, что подъ видомъ ассигнацiй, созданныхъ евреями, она обладаетъ чистымъ золотомъ и скоро убѣдилась, что это золото ускользаетъ у нея между пальцами. Черезъ три года у нея въ рукахъ остались только клочки бумаги, стоившiе не больше прошлогоднихъ листьевъ, а груды золота, которыми она ворочала, скрылись въ еврейскiе карманы.

“Потери, понесенныя нѣмецкимъ народомъ, говоритъ Кунцъ, въ этотъ перiодъ безумнаго ажiотажа, исчисляются статистиками отъ трехъ до пяти миллiардовъ. Около четырехъ сотъ тысячъ семействъ землевладѣльцевъ, промышленниковъ, мелкихъ капиталистовъ разорились въ это время, между тѣмъ какъ газеты заставляли ихъ упиваться славой и возбуждали ихъ противъ церкви, iезуитовъ и духовныхъ произведенiй”.

Взамѣнъ за украденные миллiоны нѣмецкiе евреи дѣйствительно организовали культуркампфъ, который принесъ имъ анти-семитическое движенiе, равно, какъ ихъ участiе въ изгнанiи бѣдныхъ монаховъ у насъ воздается имъ изгнанiемъ изъ ихъ дворцовъ.

Впрочем, ажiотажъ и преслѣдованiе и у насъ должны были идти рука объ руку. Предварительно евреи подготовили нашествiе, являющееся непримѣннымъ дополненiемъ и, въ сущности, единственнымъ осязаемымъ результатомъ всѣхъ революцiй во Францiи; они привлекли къ Парижу всѣхъ бродягъ, авантюристовъ, неудачниковъ-негоцiантовъ еврейскаго мiра и размѣстили [326] ихъ на пустыхъ мѣстахъ, оставленныхъ коммуною въ населенныхъ кварталахъ.

Въ iюнѣ, iюлѣ, августѣ, сентябрѣ 1871 года нѣкоторыя улицы казались обезлюдѣвшими. Чистокровный парижанинъ, проходя по улицамъ съ цѣлью наблюденiя, былъ очень удивленъ, встрѣчая повсюду странные, никогда невиданные типы, а на всѣхъ лавкахъ — имена Майеровъ, Симоновъ.

Благодаря легкости натурализацiи, поджогу, истребившему акты гражданской переписи и сговорчивости чиновниковъ, которыхъ посадили во всѣ нужныя мѣста, эти самозванцы быстро добились того, что ихъ признали. Имъ мѣшало только одно затрудненiе — проклятый нѣмецкiй выговоръ; тогда они заиграли въ эльзасскую дудочку, и добрякъ д’Оссонвиль, съ простодушiемъ, характеризующимъ нашу аристократiю, оказалъ имъ огромную помощь эльзасъ-лотаринскимъ обществомъ, которое, несмотря на свои похвальныя намѣренiя, причинило намъ неисчеслимое зло.

Какъ трогателенъ и великъ дорогой и великодушный Эльзасъ, заплатившiй за всю Францiю! Чье сердце не дрогнетъ при мысли объ этой благородной провинцiи, отдѣленной отъ насъ войной. Слава ей, въ молчанiи и достоинствѣ склоняющейся надъ своими хмельниками, чтобы скрыть слезы, а затѣмъ подымающей голову, чтобы искать глазами родину.

Слава ей! Но позоръ тому театральному Эльзасу, который за деньги служитъ скоморохомъ, который вы можете видѣть всюду въ витринахъ и кафе-концертахъ, принимающимъ позы и распѣвающимъ романсы съ вѣчнымъ бантомъ въ волосахъ; позоръ тому плаксивому, интригующему и попрошайничающему Эльзасу, который безчеститъ самое великое несчастье, когда-либо видѣнное на землѣ! [327]

Первый далъ Францiи Клебера, Келлермана и Раппа; второй олицетворяется въ шутовскомъ типѣ, который тамъ называется шмулеромъ, онъ далъ Кехлиновъ, Шварцовъ, Шейреръ, Кестнеровъ, Рислеровъ, онъ произвелъ женщинъ, на столько лишенныхъ чувства патрiотизма, что онѣ могли стать женами Флоке и Ферри, хотѣвшихъ уморить голодомъ осажденный Парижъ. (21)

Пришельцы не удовольствовались тѣмъ, что называли себя Эльзасцами, а стали еще Эльзасо-лотарингцами; у нихъ явилось два названiя, какъ бываетъ двѣ руки, чтобы больше брать.

Откуда-бы они не пришли: изъ Кельна, Гамбурга, Франкфурта, Вильны — эти проходимцы были ярыми патрiотами. Если-бы имъ не измѣнили офицеры-герои С.-Прива, Гравелотта, Базеля, они-бы вамъ показали дѣла! Францiя временъ Людовика святого, Генриха IV, Наполеона, Конде, Боссюэта, Фенелона погрязала въ невѣжествѣ: они этого болѣе не допустятъ; они не желаютъ, чтобы память ихъ предковъ была ихъ тираномъ. Если вы ихъ спросите, что дѣлалъ во Францiи ихъ прадѣдъ или дѣдъ, въ тѣ проклятыя времена, былъ-ли онъ купцомъ, ремесленникомъ, солдатомъ, въ какомъ городѣ онъ жилъ, они тотчасъ умолкаютъ, чувствуютъ себя угаданными и шепчутъ: “онъ былъ клерикаломъ”.

Впрочемъ, ихъ мнѣнiя скоро выдавали всю лживость чувствъ, которыя они выставляли на показъ съ такимъ трескомъ. Если-бы они дѣйствительно любили Францiю, то съ благоговѣнiемъ произносили-бы имя Людовика XIV, присоединившаго Эльзасъ къ королевству; ихъ великимъ человѣкомъ, напротивъ, былъ Гамбетта, который, затягивая войну, былъ единственню причиною потери двухъ провинцiй. [328]

Удивительная солидарность евреевъ, ихъ склонность къ интригамъ помогли новымъ пришельцамъ живо избавиться отъ всего, что въ мелкой торговлѣ и средней промышленности оставалось французскаго, что сохранило здравый смыслъ и вѣрное сужденiе о своихъ предкахъ. Они проникли во всѣ комитеты и скоро удалили все, что ихъ стѣсняло; они навербовали себѣ рабочихъ и прiучили ихъ рабски повиноваться приказу. Такимъ образомъ имъ удалось заставить избрать въ городѣ, считавшемся патрiотическимъ, баденцевъ, вродѣ Спюллера и франкфуртцевъ, вродѣ Левена.

Мы здѣсь встрѣчаемъ всѣхъ тѣхъ, которые въ началѣ способствовали тому, чтобы придать республикѣ успокоительный видъ съ точки зрѣнiя интересовъ: Бокеровъ, Бруншвейговъ, Кагеновъ, Франкфурта и Эли, Годшо, Гирша, Геймана, Ланца, Лазара, Лiона, Оппенгейма, Реймса, братьевъ Симонъ и Гесдона, Шваба, Швоба, Трева, Вимпфена. Замѣтьте, сколько здѣсь именъ, указывающихъ на нѣмецкое происходенiе. Одно это должно-бы было возбудить подозрѣнiе въ парижскомъ населенiи и указать ему, гдѣ его настоящiе интересы.

По своему обыкновенiю евреи стали искать ложнаго мессiю и вскорѣ обрѣли его въ лицѣ Гамбетты. Въ главѣ, посвященной этой личности, мы изобразимъ толпу отпущенниковъ, образовавшуюся вокругъ него и тотъ особый мiръ, котораго онъ былъ ораторомъ или вѣрнѣе, послушнымъ орудiемъ.

Макъ Магонъ не очень ихъ стѣснялъ. Вѣрные своему непонятному пристрастiю къ полуиностранцамъ, консерваторы, вмѣсто того, чтобы обратиться къ какому-нибудь храброму генералу чисто французскаго [329] происхожденiя, напримѣръ, Канроберу или Дюкро, который-бы пожертвовалъ своею жизнiю и выигралъ сраженiе, возложили все свое упованiе на солдата пройдоху, который тоже “никогда не говорилъ и всегда лгалъ”.

Хотя типъ утратилъ въ немъ первоначальную чистоту, все таки Макъ Магонъ, внукъ Ирландца, можетъ считаться представителемъ кельтическаго племени у власти.

“Грекъ, писалъ Поль де С.-Викторъ, былъ генiальнымъ сыномъ арiйской семьи”. Можно сказать, что Кельтъ былъ выродкомъ изъ этой семьи.

Быстрота самопожертвованiя, непосредственность, прекрасный восторженный порывъ, порождающiй вдругъ изъ среды этого племени вдохновенныя существа почти нечеловѣческой силы и величiя — всѣ эти драгоцѣнные дары уничтожаются полнымъ отсутствiемъ чувства мѣры и склонности къ порядку.

Предоставленные самимъ себѣ, кельты, въ смыслѣ соцiальной организацiи, никогда не могли пойти дальше клана.

Ирландiя умерла вслѣдствiе раздоровъ между семействами. Во время Вандейской войны Шареттъ, Стофле и принцъ де Тальмонъ все время проводили [330] въ томъ, что спорили и никогда не были въ состоянiи скомбинировать общее движенiе. Кельты способны совершить какой-нибудь исключительный подвигъ, но совершенно не въ состоянiи съ послѣдовательностью преслѣдовать какую-нибудь цѣль.

До него Трошю, тоже кельтъ, поступилъ точно такимъ-же образомъ, даже не пытаясь защитить государыню, къ которой онъ обращался съ напыщенными изъявленiями, въ теченiе мѣсяцевъ нагромождая ложь на ложь, какъ ребенокъ, который радъ выгадать хоть часъ, и уклоняясь отъ отвѣтственности, которой онъ добивался изъ тщеславiя, при помощи уловокъ, достойныхъ дикаря. (22)

Безчисленные переговоры по поводу Дульсиньо, странныя сношенiя съ Кохиносами и Трикуписами не имѣли другого основанiя.

Великимъ несчастiемъ для Францiи было то, что въ ней не нашлось истинныхъ представителей родной земли, которые-бы стали во главѣ политическаго движенiя, что она попала в руки той особенной современной аристократiи, которая была жадна до денегъ, принимала большое участiе въ биржевыхъ спекулицiяхъ и вслѣдствiе этого ожидовѣла.

Единственный, стоявшiй выше этихъ интересовъ и обладавшiй неоспоримо нравственною силою, былъ [332] герцогъ де Брольи, котораго постоянно обманывалъ Леонъ Сэ.

Позднѣе исторiя одраматизируетъ этотъ краткiй поединокъ между желѣзнымъ канцлеромъ и димпломатомъ, какъ она одраматизировала борьбу Сенъ-Марса и Ришелье; она придаетъ настоящiе размѣры этому эпизоду, который могъ имѣть значительныя послѣдствiя для судьбы мiра, а между тѣмъ онъ прошелъ незамѣченнымъ, благодаря еврейской прессѣ, которая и на этотъ разъ была на сторонѣ Бисмарка, да и вообще говоритъ о современныхъ событiяхъ ровно столько, сколько нужно, чтобы обмануть общественное мнѣнiе. Графъ Гарри Арнимъ не былъ простымъ фаворитомъ, какъ Сенъ-Марсъ, пытавшiйся изъ угожденiя своей партiи, свергунть министра, который былъ сильнѣе его; самъ князь Бисмаркъ считалъ его единственнымъ человѣкомъ, который-бы могъ замѣнить его, Бисмарка. Въ началѣ 1872 г. канцлеръ даже предложилъ императору назначить французскаго посланника его ad latus.

Графъ Арнимъ хотѣлъ большаго. Поддерживаемый большею частью нѣмецкой аристократiи и императрицею Августою, онъ мечталъ стать на мѣсто Бисмарка и продолжать его трудъ, но совершенно измѣнивъ образъ дѣйствiй.

Князь Бисмаркъ, какъ онъ самъ объявилъ съ обычной грубой откровенностью, поощрялъ во Францiи еврейскую республику для того, чтобы Францiя была обезсилена, презираема и обезчещена передъ лицомъ всей Европы, при этомъ онъ не заботился о томъ, какую опасность для мiра представляетъ очагъ заразы, которому онъ давалъ разростаться.

Князь Бисмаркъ, дѣйстовавшiй сообща съ евреями, (24) сломилъ какъ соломинку графа Арнима и тотъ, отставленный отъ должности, лишенный всѣхъ своихъ титуловъ, умеръ въ Швейцарiи съ горя, что проигралъ такую прекрасную партiю. Всѣ замѣшанные въ этомъ движенiи, имѣвшемъ развѣтвленiя по всей Германiи, должны были бѣжать, чтобы избѣгнуть обрушившихся на нихъ строгихъ приговоровъ Бисмарка, потому что въ этой странѣ политическiе поступки отождествляются съ проступками противъ обчнаго права, и писатель порицающiй канцлера, подвергается той-же карѣ, что и воришка, укравшiй кошелекъ!

Впрочемъ графъ Арнимъ не встрѣтилъ во Францiи консерватора, который-бы его понялъ. Макъ Магонъ и герцогъ Деказъ позволили баронессѣ Ротшильдъ оскорбить во время офицiального прiема посланника великой державы, который преслѣдовалъ цѣль, служившую интересамъ Францiи.

Бѣдный посланникъ, который хорошо понимаетъ, что нанесенное ему оскорбленiе внушено изъ Берлина, и что здѣсь повинуются приказу Блейхредера, (26) пишетъ герцогу Деказъ.

Мы съ вми немедленно отвѣтили-бы:

“М.Г., я въ отчаянiи, что была приглашена такая невоспитанная особа; если она будетъ имѣть несчастье еще хоть разъ явиться въ Елисейскiй дворецъ, я обѣщаю вамъ, что велю лакеямъ выгнать ее за дверь”.

Несчастный Деказъ вспомнилъ о своихъ акцiяхъ, которыя Ротшильдъ завтра-же понизитъ на биржѣ, и вымучилъ изъ себя слѣдующую, впрочемъ, довольно удачно составленную записку:

“Парижъ, 12 дек. 1873 г.

“Графъ, я получилъ ваше частное письмо отъ вчерашняго числа, какъ разъ передъ началомъ моей аудiенцiи. Я не допускаю и не понимаю, какъ могло произойти подобное неприличiе. Собственно говоря, это оскорбленiе нанесено маршалу болѣе, чѣмъ кому другому. Вслѣдствiе этого я поговорю съ нимъ объ этомъ инцидентѣ и получу его приказанiя.

“А пока прошу Ваше превосходительство принять мое сожалѣнiе по поводу этого недоразумѣнiя и искреннее выраженiе моего глубокаго уваженiя”.

А С.-Жерменское предместье и до сихъ поръ убѣждено, что баронесса Ротшильдъ, мужъ которой — банкиръ Бисмарка и компаньонъ Блейхредера, повиновалась чувству патрiотизма, припадку французскаго шовинизма, оскорбляя германскаго посланника. Когда разсказываютъ эту исторiю, у всѣхъ выступаютъ слезы на глазахъ: “добрая баронесса, шепчутъ женщины, какъ она насъ любитъ!”

Наоборотъ, тѣ самые люди, которые всю жизнь только и дѣлаютъ, что водятся съ прусскими евреями, приглашающими ихъ на свои праздники, шумно негодуютъ въ своемъ патрiотизмѣ, когда видятъ на похоронахъ нѣмецкое соцiалистское знамя рядомъ съ французскимъ.

Несмотря ни на что, Францiя, настоящая честная Францiя, патрiотическая, трудолюбивая, такъ сильно желала монархiи, такъ нуждалась въ ней, что чуть не произошло возстановленiе королевской власти. [335]

Собственно говоря, единственнымъ препятствiемъ былъ графъ Шамборъ. Да хранитъ меня Богъ выказать неуваженiе къ его благородной и чистой памяти! Я оплакивалъ смерть маленькаго императорскаго принца болѣе, чѣмъ большинство изъ тѣхъ, кого имперiя осыпала благодѣянiями. Я помню еще тѣ печальные часы, которые я провелъ въ своемъ садикѣ во время болѣзни графа Шамбора, передъ моими лилiями, которыя, съ каждымъ днемъ все болѣе склоняясь на своихъ стебляхъ, казались эмблемой этого существованiя, символомъ той десятивѣковой монархiи, въ которой Францiя такъ совершенно воплотилась.

Впрочемъ, исторiя имѣетъ свои права и скажетъ то, что мы говоримъ: “графъ Шамборъ не пожелалъ царствовать”. Въ прежнiе вѣка, въ утро коронованiя, архiепископъ Реймскiй стучалъ въ дверь комнаты, занимаемой королемъ въ зданiи капитула. — Король спитъ, отвѣчалъ оберъ-церемонiймейстеръ. — Разбудите его, говорилъ архiепископъ. Въ 1873 г. Францiя постучала въ дверь комнаты короля, но король не проснулся...

Если нѣкоторые писатели, какъ говоритъ Карлейль, разсматриваютъ исторiю, какъ коллекцiю скляночекъ, съ заранѣе надписанными этикетками, въ которыя втискиваютъ факты, за то другiе, и мы изъ ихъ числа, въ исторiи прежде всего ищутъ изученiя человѣка, видятъ живыя существа.

Какое увлекательное занятiе, не останавливаясь на условныхъ лицахъ, волей не волей навязываемыхъ общественному мнѣнiю каждою партiею, становиться на мѣсто дѣйствующихъ лицъ, стараться угадать, что они думали, что бы вы думали на ихъ мѣстѣ.

Шамбора можно обрисовать немногими словами, сказанными Гете о Гамлетѣ:

“Это душа, носящая въ себѣ великiй замыселъ, но неспособная его выполнить”.

Ни одинъ король не обладалъ болѣе возвышенною, великодушною и прямою натурою; но у него не доставало характера. Вы насквозь видите борьбу, происходящую въ его сердцѣ. Какъ только представляется случай, графъ Шамборъ ухитряется отыскать предлогъ, старается оттянуть время; завертывается въ свое знамя, (27) какъ мы закутываемся въ одѣяло, когда за нами [336] приходятъ зимой на зарѣ по непрiятному дѣлу. Какъ только онъ отступилъ, онъ самъ себя уговариваетъ, образумливаетъ.

Къ этому недостатку рѣшимости надо прибавить вполнѣ естественное вмѣшательство графини Шамборъ. Оставьте въ сторонѣ фразы, будьте просто человѣчны и представьте себѣ, что должна была испытывать эта преданная жена, когда видѣла, что мужъ ея былъ счастливъ вблизи нея, занимался благотворительностью, охотился, хорошо ѣлъ, — и говорила себѣ: “завтра все это счастье замѣнится адскими машинами, пистолетными выстрѣлами, мятежами”.

— “Я вернулась одинъ раз, часто говорила герцогиня Ангулемская, но не согласилась-бы вернуться вторично”.

Графиня Шамборъ воспитывалась съ герцогиней Ангулемской, которая ей безпрестанно описывала сцены, происходившiя въ Тамплѣ, низости республиканцевъ, почти никому неизвѣстныя, потому что исторiя едва осмѣлилась ихъ коснуться, и долгiя мученiя маленькаго Дофина, который всякое утро кричалъ отъ боли подъ ударами Симона; герцогиня спрятавшись за дверью, слышала его вопли. “Графиня, говорилъ мнѣ нѣкто, долго жившiй въ Фросдорфѣ, сохранила неизгладимое воспоминанiе объ этихъ разсказахъ. Парижская чернь внушала ей настоящiй ужасъ”.

Недостатки графа Шамбора казались болѣе серiозными еще благодаря современнымъ привычкамъ. Въ былое время претендентъ, находившiйся въ его положенiи, нашелъ-бы себѣ товарища, какой былъ, напримѣръ, у Генриха IV, который-бы за словомъ въ карманъ не лазилъ и откровенно высказывалъ-бы все своему королю. Наше время, изъ котораго изчезъ всякiй героизмъ, напротивъ пробавляется писаннымъ, журналистическимъ лиризмомъ; можно прославиться, не давая себѣ труда завоевать эту славу. Потомство будетъ изумлено, узнавъ, что графъ Шамборъ и маршалъ Макъ Магонъ, не сдѣлавшiе никогда ни одной дѣятельной попытки для спасенiя своей страны, были осыпаны большимъ количествомъ лестныхъ эпитетовъ, чѣмъ всѣ спасители народовъ вмѣстѣ взятые. [337]

Лживое, суетное поклоненiе преслѣдовало графа Шамбора до самой могилы, и многiе люди убѣждены, что только интриги Орлеановъ помѣшали возстановленiю монархiи.

Факты совершенно противорѣчатъ этому мнѣнiю, которое, впрочемъ, опровергается характеромъ графа Парижскаго.

Будучи безукоризненнымъ отцомъ семейства, хорошимъ христiаниномъ, неутомимымъ работникомъ, графъ Парижскiй не совсѣмъ соотвѣтствуетъ идеалу правителя, который себѣ создаетъ романическая страна, какъ наша, въ немъ нѣтъ ничего, чтобы дѣйствовало на воображенiе. Какъ жаль, что къ столькимъ солиднымъ качествамъ не присоединялось хоть немного огня, вдохновенiя.

Тотъ, на кого рожденiе возложило такiя великiя обязанности, мечталъ жить жизнью плантатора въ свободной Америкѣ. Странная вещь, въ началѣ 1870 г. планъ отъѣзда графа Парижскаго былъ окончательно рѣшенъ, и онъ разсчитывалъ въ началѣ iюля переселиться по ту сторону Атлантического океана.

Человѣкъ привязывается къ тѣмъ странамъ, за которыя сражался, а графъ Парижскiй, хладнокровное мужество котораго возбуждало удивленiе армiи во время войны за освобожденiе, прiобрѣлъ въ свое пребыванiе тамъ прискорбную наклонность къ учрежденiямъ, которыя совсѣмъ не годятся для Францiи. Объ немъ говорили, что это принцъ, у котораго недостаточно предразсудков; справедливѣе было-бы сказать, что это принцъ, обладающiй всѣми предразсудками современности.

Мы уже говорили, что Орлеаны всегда придавали деньгамъ чрезмѣрное значенiе, обладанiе ими было для нихъ какъ-бы дополненiемъ, продолженiемъ бытiя. Постоянное общенiе съ янками, у которыхъ бог-долларъ является предметомъ настоящаго поклоненiя, не измѣнило этихъ чувствъ. Въ глазахъ графа Парижскаго и его близкихъ богатство есть заслуга, и подъ влiянiемъ подобныхъ идей истинно христiанская семья дошла до того, что доставила странѣ зрѣлище, деморализующее французскiй домъ, живущiй въ дружескихъ отношенiяхъ съ домомъ Ротшильдовъ. [338]

Таковъ, кажется, безпристрастный портретъ Государя, безусловно честнаго человѣка, котораго Францiя, разочаровавшись въ своихъ мечтахъ, будетъ можетъ быть счастлива найти, чтобы возстановить хоть немного порядка въ странѣ, разоренной шайкой разбойниковъ. Поведенiе подобнаго человѣка относительно графа Шамбора могло быть только самымъ безукоризненнымъ. Онъ былъ очень счастливъ, какъ свидѣтельствуютъ всѣ его окружавшiе, что избавился отъ наслѣдства 1830 года и вступилъ на путь не только монархической традицiи, но и хорошаго поведенiя и приличiя, подобающаго порядочной семьѣ, со времени посѣщенiя 5 августа 1873 г. онъ считалъ себя не болѣе, какъ Дофиномъ.

30 октября 1873 г., послѣ обнародованiя знаменитаго письма, разрушившаго всѣ планы реставрацiи, Тальянъ отправился къ графу Парижскому и засталъ его окруженнымъ тремя герцогами: Брольи, Одифре-Паскье, и Деказомъ. — Онъ не желаетъ, говорилъ герцогъ Одифре-Паскье, а власть должна принадлежать вамъ, Ваша Свѣтлость.

— Это невозможно, прервалъ герцогъ Брольи, честь запрещаетъ Вамъ это. Намъ остается только выжидать.

Изо всѣхъ выдающихся лицъ правительства одинъ только герцогъ Одифре-Паскье, котораго Тьеръ сравнивалъ съ майскимъ жукомъ въ барабанѣ, заранѣе старался подорвать авторитетъ короля. Онъ сказалъ на банкетѣ, на которомъ присутствовало нѣсколько священниковъ изъ Нормандiи: “мы его свяжемъ, какъ колбасу, и ему невозможно будетъ двинуться”.

Это выраженiе было передано графу Шамбору и, вероятно, возбудило его недовѣрiе къ собранiю: въ сущности говоря, онъ только того и хотѣлъ, чтобы у него отбили охоту.

Что особенно поражаетъ въ графѣ Шамборѣ, что является по истинѣ патетическимъ, это антагонизмъ между вѣчно колеблющимся нерѣшительнымъ характеромъ и совѣстью, безпрестанно побуждающею его къ исполнененiю долга.

Какъ полонъ волненiя день 19-го ноября 1873 г., который, можетъ быть, рѣшилъ судьбу нашей страны! Монархистскiе депутаты, находившiеся рядомъ съ домомъ графа Вансе, гдѣ остановился король, знали, что графъ Шамборъ въ Версали, но не подозрѣвали, что онъ въ двухъ шагахъ отъ нихъ..... Они умоляли де Монти, де Блака, де ла Бульери указать имъ мѣсто, гдѣ находился августѣйшiй путешественникъ, они хватали ихъ за платье, чтобы заставить ихъ говорить.

Каково-же было положенiе дѣла? Сто депутатовъ были готовы выступить на Оружейную площадь, чтобы составить свиту короля; какъ только они вступили-бы въ собранiе съ крикомъ: да здравствуетъ король! полтораста другихъ присоединились-бы къ нимъ съ тѣмъ-же крикомъ. Королевская власть опять спокойно завладѣла-бы дворцомъ Людовика XIV и единогласно была-бы возстановлена представителями страны.

Прибавимъ, что три тысячи папскихъ зуавовъ, вполнѣ организованныхъ и могшихъ отправиться въ Версаль, не возбуждая подозрѣнiя, готовы были явиться, чтобы составить почетную стражу короля. Въ одномъ изъ реннскихъ арсеналовъ хранилось оружiе этихъ полковъ.

Но даже это было-бы излишне. Всѣ препятствiя были-бы низвергнуты порывомъ восторга, подобно широкому и непреодолимому потоку. Не забудьте, что [340] французская душа въ то время не походила на то, что она есть въ настоящее время. Цѣлая пропасть отдѣляетъ тогдашнюю Францiю отъ теперешней, униженной оппортюнизмомъ, умершей для всякой великой идеи, сгнившей до мозга костей, занятой грязными спекуляцiями, порногрфiей и скандалами. Знаменательныя событiя войны и коммуны пробудили патрiотизмъ во всѣхъ сердцахъ, очистили чувства; тогда еще верили, что отечество воспрянетъ.

Парижскiй народъ, питавшiй отвращенiе къ республиканцамъ, которые перерѣзали своихъ старыхъ друзей, очень охотно принималъ реставрацiю. Я сто разъ слышалъ, какъ мастеровые, отправляясь на работу или возвращаясь съ нея, философски говорили: “пусть приводятъ обратно своего Шамбора, лишь-бы насъ оставили въ покоѣ”.

Въ эту рѣшительную минуту у графа Шамбора не хватило мужества: вмѣсто того, чтобы дѣйствовать, какъ подобало королю и потребовать къ себѣ маршала Макъ-Магона, онъ попросилъ у него свиданья.

Еще съ этой стороны могъ-бы быть сдѣланъ рѣшительный шагъ, который-бы все спасъ. Если-бы маршалъ былъ изъ породы веселыхъ, откровенныхъ, сытыхъ военныхъ стараго времени, онъ-бы сразу понялъ, что графъ Шамборъ принадлежитъ къ числу тѣхъ людей, которыхъ надо бросить въ воду, чтобы заставить ихъ плыть. Онъ назначилъ-бы ему свиданье, пригласилъ-бы его позавтракать, заставилъ-бы его выпить бокалъ шампанскаго за Францiю, предупредилъ-бы два-три кавалерiйскихъ полка, офицеры которыхъ были ярые легитимисты, затѣмъ вдругъ показалъ-бы короля войскамъ. На этотъ разъ опять раздались-бы крики: да здравствуетъ король! Правый и лѣвый центръ могли-бы сколько угодно собираться въ коммиссiи и рыться въ бумагахъ въ теченiе часовъ; — они ничего не подѣлали-бы противъ совершившагося факта. У насъ-бы было нѣсколькими миллiардами меньше долгу, и Францiя, вмѣсто того, чтобы быть предметомъ сожалѣнiя для всѣхъ народовъ, снова стали-бы руководительницею Европы.

Маршалъ Макъ-Магонъ не былъ ни веселъ, ни откровененъ; онъ уже въ одиночествѣ лелѣялъ мечту [341] о пожизненномъ президентствѣ и отказался принять короля.

Въ той странѣ, которая прежде была страной смѣлыхъ начинанiй, безразсудныхъ поступковъ и чертовской храбрости, никто не двинулъ пальцемъ. Единственный, дѣйствительно cознававшiй свое назначенiе, герой, котораго ожидала Францiя, императорскiй наслѣдный принцъ, былъ слишкомъ молодъ и вѣроятно не разъ говорилъ самъ себѣ въ Англiи: “если-бы я былъ графъ Шамборъ”!

Начиная съ этого времени, въ монархистской партiи, употребляя выраженiе Сенъ-Симона, только и было, что “пустословiя, неудавшiяся предпрiятiя и соломенныя ружья”. Говорятъ на бумагѣ о возмущенiяхъ, сраженiяхъ, Вандеѣ; даютъ понять намеками, что существуетъ заговоръ, для того чтобы польстить абоненту передъ возобновленiемъ подписки (28). Дошло до того, что уморительный Артуръ Майеръ сталъ восклицать: “король идетъ! Монжуа Сенъ-Дени! Впередъ сыны храбрецовъ”. Бѣдный король и не думалъ приходить, онъ напротивъ удалялся. Впечатлѣнiе, произведенное его смертью, свидѣтельствуетъ еще разъ, какое мѣсто занимала въ мирѣ идея, представителемъ которой онъ былъ. Не придавая значенiя преувеличенiямъ бульварныхъ газетъ, потомство съ почтенiемъ отнесется къ его личности, пойметъ что у этого человѣка не хватило духу царствовать надъ народомъ, который убиваетъ государей, не сдѣлавшихъ ему ничего кромѣ добра, и преклоняется передъ трибунами, обкрадывающими и разоряющими его.

Изъ двухъ руководителей шестнадцатаго мая, наиболѣе склоннымъ пожертвовать своею жизнью былъ-бы конечно герцогъ Брольи, но его стѣснялн привычки, прiобрѣтенныя вслѣдствiе литературныхъ занятiй, та вѣчная нерѣшительность, которая дѣлаетъ людей извѣстной политической школы совершенно неспособными къ какому-бы то ни было мужественному рѣшенiю. Фурту, чистокровный Гасконецъ, повѣса и хвастунъ изъ комедiи, послужилъ моделью для Сюльписа Водрэ въ “Господинѣ министрѣ”, это былъ провинцiалъ, испорченный парижскою жизнью; онъ воспользовался своимъ пребыванiемъ въ министерстве только для того, чтобы накрасть, сколько возможно. Герцогъ Брольи былъ боязливъ, какъ членъ парламента, а тотъ трусливъ, какъ собака; первый боялся повредить своей доктринѣ, а второй дрожалъ за свою шкуру (29).

Правительство было далеко отъ этой мысли. Всѣ эти мнимые католики, бывшiе столь жестокими къ бѣднякамъ коммунарамъ, дрожали передъ крамольникомъ итальянцемъ.

Все-таки настоящiй виновникъ былъ маршалъ Макъ-Магонъ. Онъ самъ взялъ на себя иницiативу шестнадцатаго мая, въ чемъ вовсе не было необходимости въ данную минуту; онъ на всѣ лады повторялъ, что не отступитъ, отказался назначить военнымъ министромъ генерала Дюкро, который изъявлялъ готовность принять мѣры, какихъ требовали обстоятельства.

Въ декабрѣ 1877 года онъ не желалъ ничего лучшаго, какъ дѣйствовать, но заранѣе объявлялъ что когда порядокъ будетъ возстановленъ, онъ станетъ на сторону “перваго, который подвернется”. Это были его собственныя слова.

Можетъ быть наслѣдный принцъ нетерпѣливо ожидавшiй по ту сторону пролива, поспѣлъ-бы раньше графа Шамбора? Я думаю, что да. Во всякомъ случаѣ Францiя была-бы спасена; маршалъ не захотѣлъ этого; онъ повиновался чувству недостойной зависти къ товарищу по оружiю, отказываясь призвать генерала Дюкро къ управленiю военнымъ министерствомъ или передать свои полномочiя въ его руки, потому что самъ онъ не умѣлъ дѣйствовать (31).

Эти факты были мнѣ переданы довѣренными лицами, близкими дпузьями генерала, которымъ онъ не [344] разъ говорилъ въ то время, что беретъ на себя всю отвѣтственность; да впрочемъ это всѣмъ извѣстно.

— Вы сто разъ правы, говорилъ мнѣ одинъ изъ тѣхъ, которые принимали наиболѣе дѣятельное участiе въ тѣхъ событiяхъ, — самъ онъ отзывается о маршалѣ въ такихъ выраженiяхъ, которыхъ я не хочу воспроизводить, — но напрасно вы такъ откровенны, это повредитъ успѣху вашей книги въ извѣстныхъ кругахъ.

Вотъ до чего они дошли. Истина стѣсняетъ ихъ, какъ свѣтъ мѣшаетъ больнымъ, имъ нужна лампадка печально горящая въ тщательно завѣшенной комнатѣ.

Я же думаю, что если Францiя погибнеть, пусть знаютъ имя того, кто ее погубилъ, и воздадутъ должную почесть бѣдному генералу Дюкро, который покоится гдѣ-то въ отдаленномъ уголкѣ Нiевры. Дважды побѣжденный великiй патрiотъ, не захотѣлъ, чтобы шумъ брани, трубный звукъ и барабанный бой, сопровождавшiе всю его геройскую жизнь, раздавались надъ его гробомъ; онъ просто удалился и ожидаетъ на деревенскомъ кладбищѣ запоздалаго справедливаго приговора исторiи.

Евреи были настоящими побѣдителями шестнадцатаго мая и вскорѣ имъ представился случай показать, что они настоящiе господа у насъ.

На берлинскомъ конгрессѣ Францiи въ первый разъ предстояло очутиться лицомъ къ лицу съ Европой, которая такъ спокойно позволила ее изувѣчить въ 1871 г.

Кто былъ уполномоченъ служить представителемъ этого воскресшаго мертвеца? Англичанинъ.....

Никто въ странѣ не удивился выбору этого англичанина, равно какъ никого не удивилъ выборъ Спюллера въ генеральные секретари правительства нацiональной защиты. Въ то время умственный упадокъ былъ таковъ, что на подобныя чудовищныя вещи даже не обращали вниманiя.

Его манера держаться на конгрессѣ возбуждала лишь слабый протестъ.

Планъ, котораго слѣдовало придерживаться, былъ ясно начертанъ, и первый попавшiйся фрунцузъ, одаренный умомъ и патрiотизмомъ, слѣдовалъ-бы ему по инстинкту.

Россiя, по тайному антагонизму, существующему между нею и Германiей, является если неестественною нашей союзницей, то единственной нацiей, на которую мы можемъ разсчитывать. Царь Александръ оказалъ намъ значительную услугу въ 1875 г., воспротивившись вторичному нападенiю на насъ Германiи. Какое намъ дѣло было до условiй Санъ-Стефанскаго договора, благопрiятныхъ для Россiи.

А между тѣмъ представилось странное зрѣлище: министръ иностранныхъ дѣлъ, лишь номинально французскiй, съ жаромъ вступался за интересы Англiи, побуждалъ ее занять Кипръ и улыбался, когда она заранѣе объявляла о намѣренiи изгнать насъ изъ Египта и завладѣть имъ.

Для Францiи Ваддингтонъ требовалъ только одного........ эмансипацiи румынскихъ евреевъ.

Объ Румынiи, какъ и о Германiи мы будемъ говорить въ слѣдующей книгѣ, “Еврейская Европа”, а теперь беремъ изъ вопроса лишь то, что касается Францiи.

Каковы-бы ни были измышленiя еврейской прессы, всякому хоть немного извѣстно положенiе этой несчастной страны.

Храбрые, талантливые, гостепрiимные румыны, происходящiе отъ прежнихъ поселенцевъ временъ Траяна, [346] охотно напоминаютъ, что самое названiе ихъ свидѣтельствуетъ о близкомъ родствѣ съ сынами древняго Рима.

Итальянскiй типъ прiобрѣлъ у румынъ особую восточную привлекательность, въ то-же время мужественную и поэтичную; они любятъ пѣть по вечерамъ, при блескѣ звѣздъ, тѣ оригинальныя мелодiи, странный ритмъ которыхъ долго сохраняется очарованнымъ слухомъ; однимъ cловомъ, румыны какъ и французы, были-бы совершенно счастливы, если-бы не существовало евреевъ.

Еврей не является тамъ мѣстною болѣзнью, болѣе или менѣе обширнымъ и зловоннымъ болотомъ, — это неизсякаемый потокъ, который невозможно остановить. Главное вмѣстилище симитизма, Галицiя и пограничныя русскiя владенiя, непрестанно низвергаютъ туда свои вонючiя орды.

Много разъ уже описывали этихъ евреевъ съ пейсами, въ засаленныхъ лапсердакахъ; всюду на своемъ пути сѣющихъ заразу и представляющихъ постоянную опасность для общественнаго здравiя.

Евреи съ ожесточенiемъ набросились на эту страну, гдѣ, по ихъ словамъ, долженъ родиться Мессiя изъ семьи Изрольска, и сдѣлали изъ нея то, что желали-бы сдѣлать съ Францiей; они ее пожираютъ, грызутъ, [347] сосутъ, истощаютъ. Захвативъ торговлю спиртными напитками, они мало по малу подбираютъ къ своимъ рукамъ всѣ деньги, всѣ произведенiя, всю частную собственность страны.

Стоитъ крестьянину зайти въ кабакъ и онъ погибъ, колеса машины все захватываютъ: усадьбу, поле, скотъ, одежду, обручальное кольцо. Несчастнаго подпаиваютъ, и онъ въ пьяномъ видѣ подписываетъ договоръ на очень тяжелыхъ условiяхъ, который ему представляютъ только тогда, когда онъ болѣе не въ состоянiи платить. Еврей налагаетъ запрещенiе на имущество бѣдняка, и оно переходитъ за безцѣнокъ какому-нибудь сообщнику.

“Вся торговля”, говоритъ Эрнестъ Дежарденъ (33), членъ иститута, какъ Ваддингтонъ, и по природѣ вообще несклонный къ преувеличенiю, “въ ихъ рукахъ: молоко, мясо, фрукты, особенно водка, которую они подмѣшиваютъ купоросомъ, обманывая румынъ и отравляя городъ и деревню.

“Этотъ народъ, говоритъ тотъ-же писатель въ другомъ мѣстѣ, не хочетъ ни служить, ни учиться, ни обрабатывать землю, ни платить; онъ не исправляетъ никакихъ должностей, не приноситъ ни какихъ жертвъ, не подчиняется даже полицейскимъ законамъ, предписанiямъ гигiены и своими восемью стами тысячъ рукъ не берется ни за плугъ, ни за лопату, ни за ружье, а хватаетъ деньги (34)”.

Вотъ кого Ваддингтонъ даль въ клiенты Францiи, вѣковой покровительнице всѣхъ угнетаемыхъ; вотъ за кого онъ вступился, къ великому изумленiю Бисмарка, который хохоталъ до упаду, на тѣхъ засѣданiяхъ, на которыхъ нашъ министръ возбуждалъ этотъ вопросъ.

Какъ много трогательнаго было въ горести этого народа, осужденнаго Европою, послѣ Берлинскаго трактата, на погибель отъ рукъ евреевъ.

Повторяемъ, вѣдь дѣло шло о томъ, чтобы допустить не только извѣстное количество евреевъ, а всѣхъ, какимъ заблагоразсудится устроиться въ странѣ въ ущербъ владѣльцамъ земли. По ученiю Ваддингтона, всякiй еврей былъ румынскимъ гражданиномъ. [348]

Братiано, старый революцiонеръ, во время своего изгнанiя ставшiй во Францiи другомъ всѣхъ выдвинувшихся республиканцевъ, сказалъ въ палатѣ представителей слѣдующiя трогательныя слова: “Господа, въ теченiе моей политической жизни мнѣ приходилось переносить много несчастiй и превратностей, но никогда я не былъ такъ несчастенъ, какъ въ Берлинѣ”.

Между тѣмъ еврейство ликовало, и Кремье, въ засѣданiи израильского Союза восклицалъ въ хвалебномъ тонѣ.

“Моя вѣра крѣпнетъ въ виду нашего прекраснаго положенiя. Ахъ, позвольте мнѣ приписать все это возвышенному, благородному и чистому поведенiю въ Берлинѣ нашего министра иностранныхъ дѣлъ, нашего Ваддингтона”. (Взрывы рукоплесканiй привѣтствуютъ эти слова).

Слово нашъ какъ будто указываетъ, что Ваддингтонъ еврейскаго происхожденiя, а можетъ быть Кремье хотѣлъ сказать, что министръ иностранныхъ дѣлъ принадлежалъ имъ потому, что они его подкупили?

Былъ-ли Ваддингтонъ еврей или подкупленъ евреями, во всякомъ случаѣ, онъ ничего не пожалѣлъ, чтобы защитить свое племя или заработать свои деньги. Онъ съ чисто еврейскою алчностью настаивалъ на томъ пунктѣ Берлинскаго трактата, который былъ смертнымъ приговоромъ Румынiи. Благодаря ему Францiя, великодушная Францiя, сыиграла недостойную роль жандарма, который крѣпко держитъ за руки слабую нацiю, чтобы дать возможность еврею насильно влить купоросъ въ глотку уже умирающей.

Со всею энергiею и живой надеждою истиннаго патрiота, Братiано предпринялъ черезъ всю Европу путешествiе, подобное тому, какое совершилъ Тьеръ, умоляя за побѣжденную Францiю.

Австрiя, Россiя, Турцiя лично признали независимость Румынiи. Въ Англiи и Италiи Братiано увидѣлъ, что министры подкуплены евреями и встрѣтилъ непреодолимое противодѣйствiе. Впрочемъ, совесть проснулась передъ фактами, которые онъ разсказывалъ, и ему отвѣтили: “державы, подписавшiя берлинcкiй трактатъ, солидарны. Пусть Францiя изъявитъ готовность признать независимость Румынiи, не требуя немедленнаго [349] исполненiя главной статьи, касающейся израильтянъ, и мы сдѣлаемъ то-же самое”.

Ваддингтонъ противился и отвѣчалъ только: “если не будутъ дарованы права гражданства евреямъ, содержащимъ публичные дома, кабаки съ отравленной водкой, растовщическiя конторы, — то не будетъ французскаго посланника въ Румынiи”.

Напрасно ему говорили: “но чѣмъ-же этотъ вопросъ, который касается исключительно внутренней полицiи страны, можетъ интересовать Францiю? Тутъ даже не задѣта свобода вѣроисповѣданiй, потому что признано, что Румынiя чуть-ли не самая вѣротерпимая страна”.

Ваддингтонъ — ни съ мѣста, и члены лѣвой, почти всѣ замѣшанные въ финансовыхъ спекуляцiяхъ и жившiе на еврейское жалованье, понятно находили это поведенiе прекраснымъ.

Не болѣе посчастливилось и другому посланнику Румынiи, Катарджи. Вотъ дословно, по донесенiю израильскихъ газетъ, циничный отвѣтъ, данный ему Гамбеттою: “совѣтую вашему правительству покориться; Францiя не признаетъ независимости вашей страны, пока вы не признаете гражданскихъ правъ всѣхъ евреевъ безъ различiя. Кремье на этомъ настаиваетъ. Ваддингтонъ взялъ на себя иницiативу по этому вопросу на берлинскомъ конгрессѣ; честь Францiи будетъ задѣта, если онъ будетъ обойденъ. Я самъ далъ слово Кремье поддержать его, по этому я могу только еще разъ предложить вамъ исполнить ваши обязательства”.

Повторяемъ, что дѣло нисколько не касалось вопроса о свободѣ вѣроисловѣданiя.

Эрнестъ Дежарденъ еще пишетъ по этому поводу въ своей брошюрѣ “Евреи въ Молдавiи”: “я утверждаю, что религiозныя побужденiя не играютъ никакой роли въ мѣрахъ, принятыхъ правительствомъ, и во враждебности, выказываемой евреямъ населенiемъ. Равнодушiе православныхъ грековъ къ своей религiи и безразличiе священниковъ оплачиваемыхъ государствомъ, устраняютъ малѣйшее подозрѣнiе въ религiозномъ преслѣдованiи. Тутъ ненавидятъ чуждый народъ, который высасываетъ соки изъ страны, образуя государство въ государствѣ, какъ протестанты во Францiи до эдиктовъ Ришелье”. [350]

Но у насъ поэтому предмету есть еще болѣе вѣское доказательство, заимствованное у Ад. Франка, пользующагося въ израильскомъ мiрѣ заслуженнымъ уваженiемъ.

Ученый авторъ каббалы былъ-бы, въ такомъ случаѣ, очень любезнымъ, если-бы доказалъ намъ, во имя какого принципа мы вмѣшиваемся во внутреннiя дѣла народа, который, на свою бѣду, такъ слабъ, что не можетъ просить насъ не соваться, куда насъ не просятъ.

Впрочемъ Румынiя на половину избѣжала опасности. У одного республиканскаго депутата хватило мужества поднять вопросъ, котораго всѣ избѣгали съ величайшимъ старанiемъ.

“Вотъ уже полтора года, говоритъ Луи Легранъ въ засѣданiи 15-го декабря 1879 года, какъ Берлинскiй трактатъ провозгласилъ независимость Румынскаго государства. Австрiя, Россiя, Турцiя — три державы, наиболѣе заинтересованныя въ соблюденiи Берлинскаго трактата, немедленно признали независимость этой маленькой народности. Италiя недавно послѣдовала ихъ примѣру. Я требую, чтобы Францiя сдѣлала тоже и завязала съ Румынiей правильныя дипломатическiя сношенiя”.

Ваддингтонъ, понятно, уклонился сказать истину и объяснить побудительныя причины, заставившiя его дѣйствовать: онъ боялся обнародованiя нѣкоторыхъ документовъ, которые не сдѣлали-бы ему чести, и ограничился обсужденiемъ натурализацiи поголовно и по опредѣленнымъ категорiямъ, что во все его не касалось и во что французскому правительству, собственно говоря, не было никакой причины вмѣшиваться.

Боясь разоблаченiй, онъ наконецъ уступилъ. Кромѣ того евреи чувствовали, что румыны доведены до крайности; имъ небезъизвѣстно было, что съ этой [351] стороны подготовлялись сцены, въ сравненiи съ которыми расправы въ Болгарiи были только цвѣточками.

Еврейство не проявило себя неблагодарнымъ и къ Ваддингтону. Въ 1863 г. израильскiй Союзъ оказался настолько влiятеленъ, что извлекъ прежняго министра изъ презрительнаго забвенiя въ которое онъ впалъ, и отправилъ его въ Россiю въ качествѣ посла.

Къ счастью, нѣмцы и русскiе заступились за наши интересы лучше, чѣмъ наши собственные министры, и конференцiя окончилась неудачею. Ваддингтонъ былъ неутѣшенъ.[352]

Что касается до поведенiя Баррера, то оно было еще страннѣе. Извѣстно, съ какимъ интересомъ вся Европа слѣдила за происшествiями въ Египтѣ въ сентябрѣ 1884 г., когда считали неминуемымъ прекращенiе погашенiя долга. Чтобы служить своей странѣ, лордъ Нортбрукъ, какъ истый англичанинъ, покинулъ свой роскошный образъ жизни, свою охоту и прекрасную резиденцiю Форгэмъ въ Гэмпширѣ. Барреръ, жалкiй коммунаръ, ставшiй французскимъ посланникомъ въ Егиитѣ, не удостоилъ отправиться къ мѣсту своей службы: “я стрѣлялъ во французское знамя въ 1871 г. въ присутствiи пруссаковъ, неужели воображаютъ, что въ 1884 г. я стану его защищать въ Каирѣ въ присутствiи англичанъ?” Такъ вѣроятно разсуждалъ этотъ оппортунистскiй дипломатъ.

Французскiй комиссаръ Лешевалье, тоже воспользовался этою минутою, чтобы взять отпускъ и отдыхъ.

“Въ 1880 г., говоритъ англiйскiй журналъ, Францiя занимаетъ въ Африкѣ воинственное положенiе. Гамбетта, боясь оскорбить общественное мнѣннiе въ Италiи, посылаетъ въ Римъ и Тунисъ природнаго дипломата, свѣдущаго и искуснаго въ дѣлахъ. Баронъ Биллингъ успокоиваетъ недовольство итальянцевъ и привозитъ назадъ превосходный трактатъ. Ему выражаютъ неодобренiе, потому что пройдохамъ изъ опортунистовъ оттуда нечѣмъ поживиться. Происходитъ занятiе Туниса, и бея заставляютъ принять трактатъ Бардо. Кому поручаютъ его составить? Бреару, бригадному генералу, котораго никто не знаетъ, и Рустану, мелкому коммерческому агенту.[353]

“Въ Китаѣ, тонкiй и искусный дипломатъ, Буре заключаетъ такой-же выгодный трактатъ, какъ и конвенцiя, вывезенная изъ Туниса Биллингомъ. Оппортунистская партiя спешитъ и его осудить; и Францiя пускается въ шутовскiе переговоры, которые ведутся флотскими врачами, командирами разсылочныхъ судовъ, прусскими таможенными чиновниками. Дальше ужъ некуда идти. Будемъ надѣяться, что въ скоромъ времени Курсель или Сенъ-Валье будутъ командовать кирасирами.

“За два года до смерти, Гамбетта, ощущая потребность набить карманы окружавшихъ его eвpeeвъ нѣмецкаго и иного происхожденiя, задумалъ устроить конверсiю итальянскаго дома. Вмѣсто того, чтобы отправить въ Римь съ этой миссiей генеральнаго инспектора финансовъ, онъ вздумалъ послать туда прихлебателя г-жи Арно, изъ Арьежа, испанскаго еврея Рюица

“Извѣстно, какой прiемъ быль оказанъ этой жалкой личности совѣтомъ, съ маркизомъ Маффей во главѣ. — Будучи въ апогеѣ своей славы, Гамбетта пожелалъ получить аудiенцiю у Бисмарка. Онъ посылаетъ развѣдчикомь одного алжирскаго депутата, бывшаго коммиссiонера при марсельской таможнѣ, за которымъ вскорѣ слѣдуетъ другой депутатъ, плохой живописецъ, устроитель лотерей и торговецъ гитарами. Еврейскiй банкиръ Блейхредеръ принимаетъ участiе въ этихъ забавныхъ переговорахъ, которые, не смотря на всѣ его старанiя, оканчиваются полной неудачей”.

Дѣйствительно, настоящимъ владыкою еврейства во Францiи, на котораго израиль и масонство возлогали надежды, былъ Гамбетта.

Въ обмѣнъ за власть евреи требовали у Гамбетты четырехъ вещей:

Во 1-хъ, возможности ворочать дѣлами.

Во 2-хъ, религiознаго преслѣдованiя, изгнанiя изъ школъ изображенiй Христа, которыя ихъ оскорбляли, закрытiя тѣхъ школъ, изъ которыхъ вышло столько доблестныхъ людей, и въ которыхъ учили дѣтей, какъ стать добрыми христiанами и настоящими французами.

Въ З-хъ, закона всеобщей безопасности, который позволилъ-бы, въ удобную минуту, завѣршить дѣло коммуны и изгнать изъ родной земли какъ можно больше французовъ подъ предлогомъ, что они рецидивисты, бродяги, содержатели публичныхъ домовъ, и на ихъ мѣсто посадить всѣхъ евреевъ изъ Россiи, Германiи, Румынiи, которымъ вздумается переселиться.

Въ 4-хъ, они требовали войны.

Что касается до дѣлъ, то Гамбетта затѣялъ ихъ сколько угодно. Онъ устроилъ Бонское дѣло въ Гвельмѣ, дѣло съ фальшивой конверсiей при помощи Леона Сэ, настоялъ на выкупѣ правительствомъ желѣзныхъ дорогъ, имѣвшихъ мѣстное значенiе, что оказалось столь плодотворнымъ.

Во Францiи республиканцы просто сказали-бы министру общественныхъ работъ: “сколько придется прибыли на каждаго?”.

Извѣстно, какимъ образомъ Гамбетта воздвигъ преслѣдованiе при помощи Констановъ и Казо.

Что-же касается до закона объ изгнанiй французовъ, то Гамбетта поручилъ Рейнаху его подготовить, а Вальдеку Руссо — внести въ собранiе.

Все это евреямъ было нипочемъ.

Большое дѣло, дѣйствительно такое большое, что никакое историческое событiе не надѣлало-бы такого шума.

Миллiарды, которые несчастные французы безъ cчету вносили для военнаго бюджета были разграблены; всѣ усилiя были употреблены для того, чтобы посѣять раздоръ и ненависть въ сердцахъ, армiю искуснымъ образомъ довели до полнаго разстройства, ничего не было готово, и это сдѣлалось очевидно, когда пришлось посылать полкъ въ Тунисъ, и Фаръ долженъ былъ набирать народъ въ Бривѣ, лошадей въ Перпиньянѣ и сѣдла въ Версали (37).

Сопоставьте это разстройство со страшной организацiей Германiи, и вы угадаете результатъ. Едва хватило-бы времени сдѣлать маленькiй заемъ, а врагъ уже наступалъ, хваталъ насъ за горло, между тѣмъ какъ какой-то герцогъ Фриголе или Тибоденъ пытался пустить въ ходъ огромную машину мобилизацiи, которая была-бы подъ силу развѣ Наполеону.

Это было разоренiе или долгъ въ 10 миллiардовъ. [356]

Какъ ихъ уилатить? На то былъ еврей. Онъ взялся, за счетъ Германiи, дать взаймы часть суммы, но такъ какъ уплата, понятно, не могла окончится въ одинъ день, то онъ взялъ-бы на себя, въ нѣкоторомъ родѣ, управленiе страною, взамѣнъ побѣдителя; онъ-бы осуществилъ свою мечту, хоть на минуту овладѣть этою обѣтованною землею, которая такъ долго изгоняла его пзъ своихъ предѣловъ, закрѣпостить Францiю. Будучи необходимъ Германiи, какъ сборщикъ, онъ-бы пользовался властью, чуть-ли не равной королевской, и пожалуй выхлопоталъ-бы Ротшильту титулъ вице-короля. Тогда всѣ евреи великiе и малые, стали-бы приходить и садиться у нашего очага уже не тысячами, а сотнями тысячъ.

Такимъ образомъ осуществилась-бы улыбающаяся перспектива, которую Александръ Вейль, очень, впрочемъ, любезный человѣкъ, развивалъ однажды предо мною.

Французы разсѣялись-бы по всему свѣту, какъ евреи послѣ разрушенiя храма или поляки послѣ пораженiя Костюшки.

Масса осталась-бы на мѣстѣ, работая изъ-подъ палки, а еврей охотился-бы и слушалъ оперы Мейербера и оперетки съ участiемъ Жюдикъ.

Никогда столь гигантская спекуляцiя не зарождалась въ человѣческомъ мозгу, и Гамбетѣ не удалось ее осуществить.

Ни Францiя, ни Германiя не сыграли въ руку еврейской креатурѣ.

Здѣсь слѣдуетъ остановиться на отношенiи Бисмарка къ Францiи. Мы можемъ отнынѣ судить о немъ такъ, какъ о немъ будетъ судить потомство, которое, кажется, особенно занимаетъ канцлера.

Въ 1875 г. желѣзный канцлеръ, кажется, думалъ двинуться на насъ. Былъ-ли онъ неправъ со своей точки зрѣнiя? Мы уже сказали, что тогда произошла попытка обновленiя, ужасный урокъ, повидимому, принесъ свои плоды. У новаго поколенiя, безъ различiя партiй, былъ замѣтенъ подъемъ духа, рвенiе, самоотвѣрженiе. Молодые офицеры, вновь обрѣтшiе вѣру, старые священники, которые собирали вокругъ себя солдатъ и говорили имъ объ ихъ обязанностяхъ къ Богу и къ отечеству, возвратъ къ безсмертнымъ воспоминанiямъ христiанской Францiи, все это не на шутку тревожило иноземныхъ сосѣдей и какъ будто предвѣщало, что великая нацiя снова станетъ сама собою.

Но какъ только прошла опасность, какъ только торжество Гамбетты и евреевъ повѣргло Францiю въ состоянiе соцiальнаго разложенiя, князь Бисмаркъ пересталъ намъ угрожать и, повидимому, не захотѣлъ пользоваться легко дающимися преимуществами.

Что происходило въ этой душѣ? Бисмаркъ дѣйствовалъ, какъ тѣ политики высшаго порядка, которые заботятся не о немедленномъ результатѣ, а о мнѣнiи потомства, о роли, которую они будутъ играть въ лѣтописяхъ человѣчества.

Обладая даромъ великихъ людей мысленно жить въ будущихъ вѣкахъ, канцлеръ представилъ себѣ, вѣроятно, какiя чувства будутъ одушевлять людей, [358] призванныхъ судить величайшую историческую тяжбу, если Францiя падетъ, какъ нацiя; онъ угадалъ, что цѣлая литература создастся на слѣдующую тему: чистосердечная, рыцарская, великодушная Францiя, раздавленная хитрымъ, лукавымъ нѣмецкимъ дипломатомъ, — и не захотѣлъ, чтобы на его память пала тѣнь отъ тѣхъ поступковъ, которые омрачаютъ даже успѣхъ.

Достовѣрно только, что его поведенiе было очень опредѣленно. Никто не станетъ утвѣрждать, что германскiй государственный дѣятель обманывалъ Францiю, онъ всегда говорилъ ей правду. Во время процесса Арнима онъ обнародовалъ письма, въ которыхъ объявлялъ, что республика есть образъ правленiя, наиболѣе выгодный для Германiи. Въ другой разъ онъ высказалъ, что единственная сила, еще сохранившаяся во Францiи — это ея религiозныя вѣрованiя. Въ 1883 г., во время обнародованiя тройственнаго союза между Германiей, Австрiей и Италiей, нѣмецкiе оффицiозы откровенно заявляли, “что республика, дѣлая Францiю неспособною къ преобразованiю, является наилучшею гарантiею европейскаго мiрa”.

“ Германiи остается только желать, чтобы генералъ Тибоденъ, какъ можно дольше сохранилъ портфель военнаго министра.

“Какъ сохраненiе республики во Францiи является наилучшею гарантiею европейскаго мира, такъ, равно, человѣкъ, съ прошлымъ генерала Тибодена, долженъ оказывать на французскую армiю растлѣвающее дѣйствiе, ибо въ ней, вслѣдствiе политическихъ разногласiй, между офицерами связь поддерживается лишь въ силу идеи долга и чести”.

Повторяемъ, Францiю не обманывали, она могла сама спастись (38). Она могла поставить во главѣ управленiя, вмѣсто тѣхъ безчестныхъ негодяевъ, которые [359] ее позорили и грабили, честнѣйшаго изъ людей и благороднѣйшаго изъ королей, но она сама не захотѣла; она тоже потребовала Варраву.

Въ виду непрестанныхъ вызововъ Гамбетты, которые легко можно было принять, такъ что война сдѣлалась-бы неизбѣжной, владѣлецъ Варцина, подъ столѣтними буками котораго онъ часто искалъ спокойствiя, необходимаго для размышленiй, вѣроятно, долго взвѣшивалъ пять-шесть возможныхъ гипотезъ.

Францiя могла пробудиться, какъ во времена Iоанны д’Аркъ, воспрянуть въ минуту послѣдняго издыханiя, отбросить измѣнниковъ, заставившихъ ее такъ низко пасть, призвать на помощь короля и выиграть рѣшающую битву.

Францiя посаженная на цѣпь евреями для того, чтобы уплачивать выкупъ, представляла другого рода опасность, и Бисмаркъ, который послѣ культуркампфа все-таки пришелъ къ тому, что менѣе унизительно отправиться въ Каноссу, чѣмъ въ Iерусалимъ, вовсе не желалъ давать такой огромной власти этому зловредному и хищному племени.

Вѣроятно, всѣ эти причины повлiяли на рѣшенiе Бисмарка. Большое предпрiятiе не перешло изъ области сновъ въ область дѣйствительности.

За неимѣнiемъ большого предпрiятiя Гамбетта устроилъ маленькое: Тунисскую войну.

Вы часто видѣли, въ описанiяхъ путешествiй, изображенiя африканскихъ евреекъ, лежащихъ развалясь на подушкахъ въ отдаленныхъ комнатахъ ихъ жилища, скрестивъ на толстомъ животѣ руки, покрытыя украшенiями. Bъ тридцать лѣтъ ихъ уже тяготитъ [360] толщина, онѣ лоснятся отъ жира и единственная ихъ страсть — подвѣшивать какъ можно больше цехиновъ къ тяжелому ожерелью, окружающему ихъ жирную шею.

Съ такою-то еврейскою, Элiасъ Муссали, Рустанъ рѣшилъ, что необходимо послать на убой извѣстное количество нашихъ бѣдныхъ солдатиковъ, которые хотѣли одного: жить, выслужить срокъ и отправиться на родину, чтобы тамъ, во время жатвы или сбора винограда, снова затянуть веселыя пѣсни, укачивавшiя ихъ въ дѣтствѣ.

Было обнародовано условiе, которое Леонъ Рено цинично предложилъ бею отъ имени нѣсколькихъ французскихъ евреевъ.

Бей честно отвѣтилъ: “во всемъ намѣстничествѣ у насъ наберетея не болѣе ста миллiоновъ золотомъ и серебромъ, а вы мнѣ предлагаете выпустить акцiи на 500 или 600 миллiоновъ: или вы обокрадете моихъ подданныхъ, давъ имъ бумажки вмѣсто ихъ золота, или обокрадете французовъ, противъ которыхъ я ничего не имѣю”.

— Хорошо! если ты такъ на это смотришь, возразилъ Рено, мы тебѣ объявимъ войну.

— Я знаю, что Францiя великая держава, она иногда заводитъ войну изъ-за пустяковъ, но никогда — изъ-за грязныхъ спекуляцiй. Это значило-бы подражать евреямъ моей столицы, которые ссорятся изъ-за нѣсколькихъ пiастровъ.

— Вотъ въ этомъ-то ты и ошибаешься. Евреи, которыхъ такъ презираютъ у тебя, — у насъ владыки, и если ты не хочешь обогатить ихъ насчетъ твоего народа, то будешь меня помнить. [361]

Все это было говорено, доказано, выведено на свѣжую воду, несмотря на предосторожность еврея Вейль Пикара, который выкупилъ судебное дѣло Боккоса.

— Если двѣнадцать французскихъ присяжныхъ поклянутся, что они cчитаютъ эти факты истинными, я первый потребую, чтобы Рустанъ сѣлъ на скамью подсудмыхъ.

Такъ говорилъ, въ припадкѣ добродѣтели, генеральный прокуроръ Дофенъ.

— Всѣ эти факты истинны, мы въ томъ клянемся честью, отвѣчали присяжные.

Но Дофенъ ничего не потребовалъ.

Рустанъ еще разъ вернулся въ Тунисъ, чтобы присутствовать на банкетѣ, данномъ Всемiрнымъ израильскимъ союзомъ, а затѣмъ былъ отправленъ посланникомъ въ Вашингтонъ, гдѣ, получая двойное содержанiе, онъ преспокойно глотаетъ оскорбленiя, которыми янки неизменно осыпаютъ его при встрѣчѣ на улицѣ.

Исторiя владѣнiй Мустафы — одна изъ самыхъ веселыхъ главъ финансовой лѣтописи. Прiѣхавъ сюда, бѣдный Мустафа, который былъ такъ рѣзвъ въ Бордо, попалъ въ парижскiй омутъ, какъ старая кляча въ болото съ пiявками. Когда его средства истощились, онъ былъ радъ, что нашелъ трансатлантическiй банкъ, который предложилъ ему миллiонъ, и онъ благословилъ Аллаха, пославшаго ему такихъ обязательныхъ людей. Нѣсколько мѣсяцевъ его оставили въ покоѣ, но затѣмъ потребовали уплаты.

— Найдите намъ, по крайней мѣрѣ, кого-нибудь, кто гарантировалъ-бы вашъ долгъ.

Положительно, подумалъ Мустафа, Парижъ необыкновенный городъ, тутъ все найдешь. Онъ съ радостью принялъ сдѣланное ему предложенiе поручиться за его вексель, что было тѣмъ легче его новымъ друзьямъ, что угрожавшiе ему преслѣдованiемъ и предлагавшiе спасти его — были одни и тѣ-же, принадлежали къ одной и той-же финансовой группѣ.

Тѣмъ не менѣе испытанiя Мустафы еще не кончились. Благодаря своимъ евреямъ, онъ долженъ былъ пройти черезѣ всѣ мытарства. Пока въ немъ нуждались, онъ проходилъ черезъ прихожiя среди почтительно кланявшихся швейцаровъ, садился на почетномъ мѣстѣ за совѣщательнымъ столомъ, и его величали:

Его Превосходительство, генералъ Мустафа бенъ Измаилъ. Немного позднѣе къ нему обращались кротко:

“Что скажетъ объ этомъ генералъ Мустафа?” Подъ конецъ онъ сдѣлался опять, какъ и во дни своей молодости, простымъ банабакомъ, его заставляли дожидаться подолгу вмѣстѣ съ писцами, и призывали его съ порога запросто: “эй, Мустафа”. Его феска, то торжествующая, то жалобно опущенная и приниженная, какъ и ея хозяинъ, повѣствовала обо всѣхъ его превратностяхъ.

Дѣйствительно, положенiе было несовсѣмъ опредѣленно. Пятидесятимиллiонныя владѣнiя, подаренныя Садокомъ своему любимцу въ минуту сердечнаго излiянiя, когда самъ не знаешь что дѣлаешь, были габбу, т. е. неприкосповенныя. Часть ихъ принадлежала училищу Садики, а другая составляла частную собственность семьи бея.

Эти препятствiя не могли остановить евреевъ, жаждавшихъ обдѣлать гешефтъ. Бывшiй чиновникъ правительства 4-го сентября, у котораго Камбонъ былъ секретаремъ, взялся, понятно за приличное вознагражденiе, [363] склонить этого послѣдняго въ пользу притязанiй Мустафы. Камбонъ oбъявилъ, чтобъ ему непремѣнно прислали французского политическаго дѣятеля, обладающаго большимъ влiянiемъ и сговорчивой совѣстью, чтобы помочь ему произвѣсти давленiе на бея.

Флоке былъ отъ природы предназначенъ для этой цѣли, и отправился въ Тунисъ защищать этоть дрянной процессъ, уже разъ проигранный Мустафою передъ судомъ Шараа, единственнымъ компетентнымъ въ подобнаго рода дѣлахъ (39).

У Камбона были всѣ карты на рукахъ, онъ сказалъ бею: “ты видишь, самъ президентъ палаты заинтересованъ этимъ дѣломъ; если ты не уступишь, тебѣ будетъ худо, тебя свергнутъ съ престола. Тебѣ остается только одно: взять въ посредники честнаго человѣка, чуждаго этому дѣлу, чистаго и безкорыстнаго республиканца.... добродѣтельнаго Накэ (40)”.

Все шло хорощо. 24 марта 1885 Тунисское земельное общество было окончательно учреждено, сообразно уставу, врученному на храненiе нотарiусу Дюпюи; въ числѣ своихъ основателей, изъ коихъ почти всѣ были евреи, оно насчитывало: Жери, Тора, Соттеръ де Борегаръ, Блоха, Вольтерра, Рея, Леви, Сезана и Мустафу бенъ Измаила.

Оба были правы, одинъ по отношенiю къ Камбону, другой къ Флокэ. Конечно, подъ прелогомъ цивилизацiи часто жестоко обирали народы, слывшiе за варваровъ, но никогда пройдохи съ большею алчностью не набрасывались на страну, никогда политическiе дѣятели съ большимъ нахальствомъ не выставляли на видъ свою развращенность, никогда не случалось столь возмутительныхъ фактовъ какъ тѣ, о которыхъ пресса сообщала подъ особой рубрикой: “Запахи Туниса”

О чемъ слѣдовало-бы писать, такъ это о стрададанiяхъ, вынесенныхъ нашими солдатами для того, чтобы дать евреямъ возможность предаваться ихъ спекуляцiямъ.

Для описанiя этой экспедицiи не хватало писателя-живописца, какимъ былъ Фромантенъ, который-бы разсказалъ о невыразимыхъ страданiяхъ этой войны, затѣянной для того, чтобы доставить деньги биржевикамъ.

Вcякiй одинокiй солдатъ погибъ; если онъ попадетъ въ плѣнъ, то его отдаютъ, какъ игрушку, женщинамъ племени, которыя заставляютъ его умирать медленною смертью, втыкая ему въ тѣло раскаленныя до красна иглы. Одинъ изъ моихъ родственниковъ, вернувшiйся изъ экспедицiи умирающимъ, разсказывалъ мнѣ, какое ужасное впечатлѣнiе производилъ одинъ унтеръ-офицеръ отряда, который сталъ неузнаваемъ.

Несчастный, съ вырванными глазами, отрѣзанными ушами [365] и страшно изуродованнымъ тѣломъ, напрасно старался начертать на бумагѣ свое имя карандашомъ, который ему вложили въ руку! Что за картина для мстительнаго пера великаго писателя!

Генералъ Ламберъ, изъ евреевъ, нарочно разгуливалъ въ Тунисѣ въ своемъ генеральскомъ мундирѣ, чтобы показать, что именно евреи, столь презираемые на востокѣ, управляютъ и приказываютъ во Францiи. Это была настоящая еврейская война на той землѣ, которая видѣла Людовика святого умирающимъ на пеплѣ со скрещенными руками, подобно его Божественному учителю, война, на которой убивали французовъ изъ-за еврейства, отнимая у нихъ даже надежду на будущую жизнь.

Въ концѣ концовъ, научные документы, можетъ быть, краснорѣчивѣе описанiй самаго талантливаго писателя.

Неправда-ли, эта зловонная атмосфера начинаетъ васъ тяготить? Отправьтесь въ Мантеньи, принадлежащiй Камондо, и въ Борегаръ, принадлежащiй Гиршу. Журчащiя волны, “неумолкающiя ни днемъ, ни ночью”, свѣжiя чащи, густая тѣнь, чудеса искусства всѣхъ вѣковъ скрашиваютъ существованiе. Дѣйствительно, жизнь прекрасна; акцiи, купленныя по 125, стоять 500, со времени трактата Бардо, и Францiя беретъ на себя долгъ.

На этотъ разъ у него не хватило духу. Если-бы онъ назвалъ настоящую цыфру, евреи вознесли-бы его въ трiумфѣ (43).

Но “Figarо” не передаетъ только одного, — припадка веселости, охватившаго всѣхъ этихъ господъ, при видѣ нѣсколькихъ солдатъ въ отпуску, собиравшихся сѣсть въ поѣздъ.

Въ Тунисъ! въ Тунисъ! воскликнули веселые собесѣдникн, которымъ видъ этихъ бѣдныхъ малыхъ, уныло шагавшихъ съ узелкомъ за плечами, напомнилъ, какiе барыши они загребли.

По словамъ моего друга, эта шумная веселость подъ хмурымъ осеннимъ небомъ производила удручающее впечатлѣнiе.

“Картина праздника: 700 штукъ дичи, изъ коихъ 450 фазановъ. [367]

А еще говорятъ, что во Францiи нѣтъ больше дичи!”

Одно изъ стихотворенiй Кловиса Гюга, “Дни борьбы”, прекрасно рисуетъ тогдашнихъ дѣятелей.

При помощи Лиги Патрiотовъ Гамбетта сдѣлалъ послѣднѣе усилiе, чтобы довести свое прiемное отечество до войны, конечнымъ результатомъ котораго было бы его исчезновенiе съ карты Европы.

Предпринимая этотъ трудъ, мы, главнымъ образомъ, имѣли въ виду научить нашихъ соотечественниковъ упражнять свое мышленiе, сближать идеи, однимъ словомъ разсуждать, какъ до нихъ разсуждали ихъ отцы. Черезъ кого? для кого? вотъ тѣ вопросы, которые слѣдуетъ себѣ задавать передъ каждымъ выдающимся фактомъ.

Разберемъ-же теперь инцидентъ въ улицѣ Св. Марка и посмотримъ какова была его причина? Нѣмецкое гимнастическое общество устраиваеть прощальный праздникъ. Въ честь кого? Мы узнаемъ о томъ изъ слѣдующаго циркуляра, разосланнаго послѣ сцены, происшедшей въ первый вечеръ.

М. Г., вслѣдствiе непредвидѣннаго обстоятельства мы, къ сожалѣнiю, не можемъ располагать сегодня вечеромъ помѣщенiемъ собранiя.

Прощальный праздникъ въ честь г.г. Ж. Гра и А. Когена состоится въ будущiй вторникъ, 30-го августа, и мы разсчитываемъ на многочисленное собранiе.

Очевидно рѣчь идетъ о двухъ евреяхъ, которыхъ хочетъ привѣтствовать это общество, имѣющее предсѣдателемъ еврея, доктора Майера, а секретаремъ тоже еврея, Евгенiя Вольфа, вѣроятно родственника того Вольфа, чье агентство прислало въ 1870 г. знаменитый разсказъ объ оскорбленiи Бенедетти.

Кто затѣмъ возгорается негодованiемъ? Лоранъ, въ газетѣ еврея Вейль Пикара, наперстника еврея Гамбетты.

И такъ все рѣшительно происходитъ между евреями, и жизнь сотенъ тысячъ уроженцевъ Берри, Бретани, Пуату, Бургони ставится на карту нѣсколькими израильтянами въ какой-то лавкѣ неподалеку отъ биржи. Рѣшено, что первый Майеръ будетъ обидчикомъ, а второй обиженнымъ и воспрянетъ при имени своей родины — Францiи.

Но чтобы штука удалась, надо найти убѣжденнаго дурня; подвертывается Деруледъ. Я убѣжденъ, что онъ совѣршенно неспособенъ брать вознагражденiе за роль агитатора, которую играетъ. Это просто современный типъ, человѣкъ, жаждущiй рекламы (44), имѣющiй потребность всегда быть на сценѣ. Его шумный патрiотизмъ составляетъ для него какъ-бы родъ профессiи; весь Парижъ привыкъ его видѣть въ этой роли и онъ не можетъ отъ нея отдѣлаться. Онъ патрiотъ въ городѣ, въ деревнѣ, утромъ, вечеромъ, въ Варьете и въ Буффѣ на представленiи “Маскоты” и “Новобрачной”. Въ Салонѣ, рядомъ со старыми солдатами, насчитывающими двадцать походовъ и десять ранъ, выставляется его портретъ, работы Невиля, со свернутою шинелью черезъ плечо и всевозможными инструментами, патронами, подзорной трубой и револьверомъ въ кожаныхъ футлярахъ.

Вѣрилъ-ли онъ дѣйствительно, что Гамбетта въ сраженiи при Манѣ пошелъ въ атаку одинъ, крича бѣглецамъ: “обернитесь, по крайней мѣрѣ, чтобы видѣть, какъ умираетъ вашъ генералъ”! Былъ-ли онъ убѣжденъ, что, подобно Iоанну Доброму при Пуатье, глава правительства нацiональной защиты сражался въ теченiе двухъ часовъ на грудѣ труповъ одинокiй, высокомѣрный, обезумѣвшiй отъ страданiя и мужества.

“Cохранивъ лишь обломокъ шпаги”.

Право не знаю; дѣло въ томъ, что онъ говоритъ объ этомъ разглагольствующемъ Вителли, какъ никогда не говорили ни о Брутѣ при Филиппахъ, ни о Францискѣ I при Павiи. [369]

Конечно, если-бы можно было часа на два запереть этого опаснаго, тщеславнаго человѣка, чтобы онъ могъ одуматься въ уединенiн, которое также тяжело для подобныхъ натуръ, какъ гробовое молчанiе, онъ-бы самъ испугался опасности, которой онъ подвѣргалъ свою родину, онъ-бы послушалъ того, кто сказалъ-бы ему: “подумайте, вы французъ, христiанинъ, и для того, чтобы доставить выгодное дѣло евреямъ, вы пошлете на смерть тысячи существъ, у которыхъ есть жены, матери, дѣти. Вы знаете, что ничто не готово, что взяточники, воры, заседающiе въ палатѣ, раскрали миллiарды, которые мы внесли для преобразованiя армiи. Лезанъ, сторонникъ вашей партiи, доказалъ вамъ, что наличный составъ нашихъ войскъ просто смѣшонъ; вы видѣли Фарра въ дѣйствiи, даже въ такомъ дѣлѣ, въ которомъ было заинтересовано не еврейство; сидите смирно и не связывайте вашего имени съ гибелью вашего отечества”.

Къ несчастью Деруледъ, вѣрно, не встрѣтилъ никого, кто-бы говорилъ съ нимъ въ такомъ тонѣ, когда онъ предпринималъ кампанiю въ улицѣ св. Марка.

Эта глупая, смѣшная выходка могла-бы имѣть опасныя послѣдствiя, если-бы Германiя, по причинамъ, уже изложеннымъ нами, не была намѣрена сохранить мiръ, и если-бы Парижъ, не зная навѣрно, но инстинктомъ угадывая истину и спекуляцiи, скрывавшiяся подъ всѣмъ этимъ, не сохранилъ полнаго равнодушiя (45).

Тамъ былъ какой-то капитанъ ландвера, философское хладнокровiе котораго было изумительно. Представьте себѣ офицера Наполеона I послѣ 1806 г., котораго-бы потревожили въ его кафе. Тотчасъ посыпались-бы брань и вызовы, а этотъ бравый капитанъ, который, вѣроятно, не менѣе храбръ, чѣмъ Деруледъ, спокойно отправился пить свою кружку пива въ другое мѣсто.

Германiя выказала нетолько здравый смыслъ, но и умъ, что у нея довольно рѣдко. Держа въ своихъ рукахъ муниципалитеты, переполненные зарейнскими евреями, которые себя выдавали за эльзасцевъ, она устроила, черезъ нѣсколько дней послѣ демонстрацiи Деруледа, большой банкетъ, чтобы отпраздновать годовщину Cедана.[370]

Вы видите контрастъ? Въ сентябрѣ 1870 г. трупы французовъ покрывали поле битвы; мрачные и угрюмые плѣнники направлялись къ островамъ Мезы, гдѣ они пробыли два дня безъ ѣды; полки нѣмецкой конной гвардiи дефилировали среди привѣтствiй и криковъ vivat, подымая на воздухъ наши знамена..... Двѣнадцать лѣтъ спустя, въ тотъ-же день и часъ, республиканцы пили шампанское въ зданiи биржи, чтобы ознаменовать этотъ счастливый день.

На площади тотъ капитанъ ландвера, которому Деруледъ помѣшалъ выпить кружку пива безъ всякой основательной причины, посмѣивался въ свою белокурую бороду тѣмъ особеннымъ свойственнымъ нѣмцамъ смѣхомъ, который иногда слегка подергивается печалью .

Предположите, что Деруледъ, вмѣсто того чтобы рисоваться и хвастаться своимъ патрiотизмомъ, дѣйствительно носилъ-бы въ сердцѣ патрiотическiя чувства, глубокую и искреннюю любовь къ своей родинѣ, — какой прекрасный случай представлялся ему образумить, престыдить участниковъ банкета. Представьте себѣ горячаго, убѣжденнаго оратора, который отправился-бы къ рабочимъ, буржуа, старымъ солдатамъ и сказалъ-бы имъ: “допустите-ли вы, чтобы подобную годовщину справляли пирушкой, и выбирали день, въ который Францiя потерпѣла такое жестокое пораженiе, для того чтобы напиваться”?

Эти люди поняли-бы. Они бросились-бы на гулякъ, опрокинулип-бы приборы, Флокэ отправился-бы совѣршать свое пищеваренiе въ уличномъ стокѣ; не поздоровилось-бы и Винкману (вотъ тоже, къ слову сказать, французская фамилiя!), который изгналъ сестеръ милосердiя.

Деруледъ не нашелъ ничего возмутительнаго въ этомъ Седанскомъ праздникѣ, и по этому поводу не раздались звуки:

“прекрасной, неутѣшной лиры, звучащей подъ его
руками”.

Можетъ онъ опоздалъ? Можетъ Гамбетта уже раздалъ всѣ подряды на бумажныя подметки и одѣяла, подбитыя вѣтромъ, предназначавшiяся для нашихъ несчастныхъ солдатъ въ будущую войну? Не знаю; какъ-бы то ни было, но онъ выставилъ на видъ то, до невозможности смѣшное положенiе, въ которое себя поставилъ Деруледъ.

Вотъ этому то именно Майеру и не посчастливилось, потому что онъ выказалъ честность. Поэтъ отправился къ нему и далъ ему пощечину, а такъ какъ евреи чувствуютъ отвращенiе къ оружiю, то и пришлось нести эту пощечину на судъ, который приговорилъ Деруледа къ двадцатипяти-франковому штрафу; эта сумма показалась ничтожною тѣмъ, кто слышалъ пощечину и, напротивъ, возмутительно высокою тѣмъ, кто зналъ личность, получившую ее.

На похоронах знатныхъ римлянъ позади траунаго шествiя шелъ рабъ, одѣтый какъ покойный, долженствовавшiй подражать его движенiямъ, манерамъ походкѣ. Это былъ архимимъ, печальный и въ то-же время комическiй актеръ, нѣчто вродѣ привидѣнiя, разгуливающаго среди карнавала или масляничной маски, пляшущей на кладбищѣ.

Ферри былъ архимимомъ Гамбетты: онъ былъ его вторымъ я, но съ тою разницею, которая существуетъ между господиномъ и слугою; такимъ путемъ онъ понравился республиканскому союзу и почти успокоилъ [372] страну. Болѣе франмасонъ, чѣмъ еврей, въ противоположность Гамбеттѣ, который былъ болѣе еврей, чѣмъ масонъ, онъ былъ предопредѣленнымъ исполнителемъ всѣхъ подлостей внутри страны, но его низость никогда не возвысилась-бы до такихъ дѣлъ, какъ организацiя еврейской войны; у него на то не хватило-бы силъ и его трусливый видъ успокоивалъ тѣхъ, кого пугала развязность негодяя. Конечно, онъ свирѣпъ со слабыми и неумолимъ ко всему благородному и великодушному, но въ сущности, онъ скорѣе человѣкъ грязи, чѣмъ крови, и Францiя до того дошла, что считаеть это за благо.

Начиная съ этой минуты, подобно Рейну, который доходитъ до моря чуть-ли не ручейкомъ, исторiя Францiи становится исторiею всевозможныхъ Ферри, а исторiя Ферри есть не болѣе, какъ исторiя франко-египетскаго банка.

Такъ, напримѣръ, я купилъ, въ память остроумнаго автора, “Письма прохожаго” и “На охотѣ”, тоненькую книжку, изящно изданную Жуо, съ слѣдующимъ посвященiемъ:

Теперь Ш. Ферри владѣетъ 20-ти миллiоннымъ состоянiемъ. Въ сентябрѣ 1894 г. онъ прiобрѣлъ на распродажѣ имущества тунисскаго генерала Бенъ-Айада, недвижимость, находящуюся въ улицѣ С.-Жоржъ подъ № 43, и заплатилъ 540,000 фр.

Газеты собщаютъ объ этомъ фактѣ, а Ш. Ферри имѣетъ нахальство отрицать покупку и увѣрять почести, что онъ никогда не прiобрѣталъ дома въ Парижѣ; ему спокойно подаютъ извлеченiе изъ объявленiй огь 10 сентября 1884 г., въ которомъ значится, что эта недвижимость осталась за нимъ.[373]

Только и всего. Никому въ голову не приходитъ спросить вчерашняго 6ѣдняка о происхожденiи его богатства, и нужно было громко выраженное негодованiе избирателей округа Вогезовъ, чтобы Ш. Ферри взялъ назадъ свою кандидатуру на послѣднихъ выборахъ и временно отказался отъ общественной жизни.

Вмѣстѣ съ Маркомъ Леви-Кремье Ш. Ферри устраиваетъ всѣ большiя операцiи франко-египетскаго банка.

Что касается до франко-египетскаго банка, то это одно изъ тѣхъ огромныхъ еврейскихъ сооруженiй, которое слѣдовало-бы разобрать и изучить по частямъ, чтобы отдать себѣ отчетъ въ экономическомъ положенiи не только Францiи, но и всего мiра.

Тэнъ въ послѣднемъ томѣ “Происхожденiя современной Францiи”, который долженъ содержать много статистическихъ и финансовыхъ таблицъ, повидимому, собирается заняться этими вопросами, но врядъ-ли онъ справится. Прудонъ, авторъ “Руководства для спекуляцiй на биржѣ”, навѣрно больше смыслилъ въ этомъ дѣлѣ.

Франко-египетскiй банкъ, почти исключительно состоящiй изъ евреевъ и имѣющiй директоромъ, очень [374] любезнаго съ виду, еврея, Эдгарда Мея, занимается обыкновенными дѣлами, какъ и Дидо-Боттенъ, (и гдѣ Эдмондъ Абу нажилъ часть своего состоянiя), — пивоваренными и дрожжевыми заводами, константинопольскими водопроводами и т. п.; онъ находитъ, что мы еще недостаточно потеряли на Мексикѣ и горячо покровительствуетъ Мексиканскому нацiональному банку, занимается банковскими операцiями и имѣетъ контору на о. Маврикiя, гдѣ его агентъ занимается переводомъ векселей на главную контору въ Парижѣ и зарабатываетъ 33% барыша; онъ тоже береть на себя взыманiе платежей въ Египтѣ. Этотъ банкъ придерживается системы англiйскихъ и левантинскихъ евреевъ, которымъ удалось почти окончательно разорить несчастныхъ феллаховъ, заставляя ихъ всѣми средствами занимать небольшими суммами, но они не могутъ отдать въ срокъ и ихъ земля отнимается. (47) Это все та-же старая война, которая лишаетъ бѣдняка его клочка земли и доводитъ его до рабства, но здѣсь война ведется на разстоянiи евреемъ, который дорогъ Ренану, который умираетъ отъ болѣзни спинного мозга въ великолѣпно отдѣланномъ отелѣ въ Елисейскихъ поляхъ.

Но всѣ эти операцiи — второстепенны. Главное занятiе франко-египетскаго банка составляютъ ажiотажъ и биржевыя продѣлки, предпринимаемыя сообща съ членами правительства.

Тонкинская экспедицiя была операцiей подобнаго рода.

Тутъ очевидно нельзя было выдвинуть впередъ никакого патрiотическаго или возвышеннаго побужденiя. Колонiальная политика, имеющая смыслъ для госудрствъ, обремененныхъ излишкомъ населенiя, была-бы безсмысленна для Францiи, гдѣ число рожденiй меньше, чѣмъ въ другихъ государствахъ, и которая принуждена теперь призывать иноземныхъ работниковъ (48). Чудесный Алжиръ, который такъ близко отъ насъ и ждетъ, чтобы его обрабатывали, но куда никто не хочетъ ѣхать, ясно доказываетъ намъ безполезность для насъ отдаленныхъ владѣнiй.

Испанцы, итальянцы, мальтiйцы составляютъ тамъ населенiе, значительно превосходящее французское. Въ Оранской провинцiи 83,000 испанцевъ и 58,000 [375] французовъ (49). У насъ достигаютъ до 920 миллiоновъ торговые обороты съ Южной Америкой, о которой мы никогда не думали, и лишь всего 306 мил. съ Алжиромъ, стоившимъ намъ столько людей и столько денегъ.

Наибольшая сумма, на которую было ввезено товаровъ изъ Францiи въ наши владѣнiя въ Океанiи, достигала лишь 618,567 фр.! Въ Кохинхинѣ только всего и есть французовъ, что чиновники, которыхъ мы должны содержать. Едва-ли мы посылаемъ во всѣ наши колонiи, вмѣстѣ взятыя, произведенiй на 47 миллiоновъ въ годъ.

Эти грубыя истины бросаются въ глаза всякому, и самый ограниченный умъ ихъ понимаеть. Жители Тонкина, самый бѣдный народъ Азiи, живущiй исключительно рисомъ, который онъ сѣетъ, за шестьсотъ лѣтъ не купятъ у насъ и на миллiонъ товара.

Вице-адмиралъ Дюперре, бывшiй губернаторъ Кохинхины, говорилъ передъ комиссiей: “пусть мнѣ назовутъ хоть одного француза, который, занимаясь промышленностью, заработалъ-бы въ Тонкинѣ достаточно денегъ, чтобы уплатить за свой обратный проѣздъ во Францiю”.

Альсидъ Блетонъ, на которого министромъ колонiй была возложена коммерческая миссiя въ Tонкинѣ и отчетъ котораго былъ обнародованъ, не нашелъ ровно ничего, что-бы можно было ввозить или вывозить изъ этой страны. Единственно, чѣмъ можно-бы, по его мнѣнiю, заработать немного денегъ, это построить бараки для европейскихъ чиновннковъ и устроить прачешныя. Въ то время, какъ Германiя угрожаетъ намъ у порога, было-бы по меньшей мѣрѣ странно посылать на смерть нашихъ лучшихъ солдатъ, что-бы имѣть возможность стирать бѣлье аннамитовъ и тонкинцевъ.

И тѣмъ не менѣе мы отправились въ Тонкинъ, чтобы обдѣлать дѣло.

Конечно, судя по внѣшности, можно-бы и ошибиться. Даже послѣ Лангъ-Cона Тондю восклицалъ въ корридорахъ: “я никогда не унижу французскаго знамени! Нацiональная честь прежде всего! Хотя-бы пришлось пожертвовать 50 тысячами человѣкъ, я не покину Тонкана!” Всѣ говорили: “это чрезмѣрно, но все равно, каковъ молодецъ этотъ Тондю”!..[376]

Дiецъ-Моненъ и Бозерiанъ говорили то-же самое въ сенатѣ и почтенные сенаторы, пораженные удивленiемъ, восклицали: “ай да молодцы, имъ все нипочемъ”!

Вдругъ Андрiе принесъ въ тонкинскую комиссiю документъ, который выставилъ Тондю и его друзей въ совсѣмъ иномъ свѣтѣ. Вотъ текстъ этой бумаги:

Cт. 1-я. — Президентъ совѣта, министръ иностранныхъ дѣлъ, отъ имени правительства даетъ главному французскому обществу въ Индо-Китаѣ, представители коего суть гг. X. X. X:

1. Концессiю на 99 лѣтъ всѣхъ свободныхъ земель, лѣсовъ и рудниковъ въ Кохинхинѣ, Аннамѣ, Тонкинѣ и Камбоджѣ, принадлежащихъ государству.

2. Исключительное право:

Учредить въ Тонкинѣ, Аннамѣ и Камбоджѣ учетно-ссудный банкъ, пользующiйся всѣми правами и привилегiями, пожалованными Индо-китайскому банку декретомъ отъ 21 января 1875 г.

Строить и эксплоатировать желѣзныя дороги, которыя правительство прикажетъ провести.

Создать и эксплоатировать водныя линiи для транспортированiя и навигацiи по рѣкамъ, каналамъ, портамъ; построить доки и пакгаузы, смотря по надобности;

3. Взиманiе поземельнаго налога цѣнностями и натурою, сообразно анамскимъ законамъ и реализацiю части, собранной натурою, въ цѣнности за счетъ государства, за извѣстное вознагражденiе.

За этимъ проэктомъ слѣдовала замѣтка, написанная рукою Ферри, помѣченная его начальными буквами и свидѣтельствовавшая, что этотъ финансовый трактатъ былъ ему представленъ Дiецъ-Моненомъ, Тондю, Бозерiаномъ и другими депутатами и сенаторами того-же оттѣнка.

Эти вещи общепризнанны и никого не шокируютъ. Если въ былое время и существовали общественные

дѣятели, торговавшiе своими полномочiями, то они [377] прятались, принимали безконечныя предосторожности, отворачивали голову, чтобы не видѣть банковыхъ билетовъ или пачекъ акцiй, которыя скромные посредники послѣ аудiенцiи, какъ-бы нечаянно оставляли на концѣ стола. Иногда даже и такъ не смѣли дѣйствовать, а дожидались новаго года и посылали дочери того лица, которое принимало въ васъ участiе, прекрасную куклу отъ Жиру, а на куклѣ оказывалось на пятьдесятъ тысячъ бриллiантовъ. Бриллiанты вокругъ табакерки или портрета прикрыли своимъ блескомъ не мало грязныхъ сдѣлокъ.

Въ наше время торговля совѣстью производится открыто, цинично. Эту торговлю переносятъ въ кабинеты юрисконсультовъ и нотарiусовъ, съ просьбой все уладить по правиламъ, чтобы не было пререканiй.

Вся семья Ферри принимаетъ участiе въ дѣлежѣ добычи. Представителемъ интересовъ всего племени на дальнемъ востокѣ является Бавье-Шофуръ, двоюродный братъ Ж. Ферри, который былъ женатъ на племянницѣ Флокэ и сперва очень неудачно управлялъ банкомъ въ Бернѣ (50).

“Радикильная корреспонденцiя” приводила текстъ трактата, заключеннаго Бавье-Шофуромъ съ Аннамскимъ дворомъ.

Бавье-Шофуръ, въ качествѣ родственника министра, создалъ себѣ привилегированное положенiе и въ виду того, что Гюэскiй трактатъ еще не былъ ратификованъ и невозможно было помѣшать этой сдѣлке, ему удалось купить:

1. Весь островъ Ке-Бао, срокомъ на сто лѣтъ, вѣрхнiй слой, подъ почву и проч. за 60,000 долларовъ (по 4 фр. 55), уплата въ 1886 г., залога 600 долларовъ.

2. Угольный бассейнъ У-Гэ въ заливѣ Алонъ, за 40,000 дол. на тотъ-же срокъ, залога 400 дол.

Аннамскiй дворъ будетъ получать 10% съ чистой прибыли отъ предпрiятiя и представитъ мандарина, въ качествѣ финансового контролера эксплоатацiи. [378]

Черезъ сто лѣтъ концессiи будутъ снова возвращены Аннаму, если, только не произойдетъ новаго соглашенiя съ наслѣдниками Бавье; во всякомъ случаѣ, двору вмѣняется въ обязательство оказать имъ предпочтенiе передъ всѣми другими, при одинаковыхъ предложенiяхъ.

Кромѣ того Бавье предоставляется право строить мосты, набережныя, порты, желѣзныя дороги, передавать и продавать.

Примѣръ государственныхъ дѣятелей возбуждаетъ всѣхъ. При первомъ извѣстiи о заключенiи трактата, группа финансистовъ и негоцiантовъ, во главѣ которыхъ, конечно, стояли евреи, Гинцбурги, Ульманы, Эрнестъ Леви, собралась въ помѣщенiи синдиката, чтобы, по выраженiю “Gaulois”, “поставить первыя вѣхи организацiи въ Тонкинѣ”.

Съ перваго взгляда положенiе кажется то-же самое, что въ XVI в., лишь съ прибавленiемъ громкихъ фразъ о цивилизацiи.

Найти золото! вотъ что было idee fixe спутниковъ Кортеца и Пизарро, и исторiя, увы! повѣствуетъ намъ, что они ни одного несчастнаго индейца положили на раскаленную рѣшетку, чтобы заставить его открыть; гдѣ тѣ руды, переполненныя баснословными богатствами, мысль о которыхъ преслѣдовала завоевателей.

Но какъ только вы дадите себѣ трудъ поразмыслить, вы быстро убѣдитесь, что между этими двумя случаями не существуетъ никакой аналогiи.

Испанцы искали золото, нашли его, привезли его домой, и оно помогло испанскимъ королямъ въ теченiе пятидесяти лѣтъ поддерживать борьбу со всѣмъ свѣтомъ. Если у васъ поэтому поводу есть сомнѣнiя, обратитесь къ Дюклерку, бывшему министру иностранныхъ дѣлъ. Подъ тѣмъ предлогомъ, что одинъ галiонъ нѣкогда потерпѣлъ крушенiе въ бухтѣ Виго, онъ нашелъ возможность вытянуть 15 миллiоновъ у акцiонеровъ, которые съ тѣхъ поръ въ глаза не видали ни денегъ Филиппа II, ни своихъ собственныхъ.

На этотъ разъ обстоятельства совсѣмъ иныя. Въ Тонкинѣ нѣтъ розсыпей, и войну ведутъ только для [379] того, чтобы дать ходъ обществу, которое будетъ похоже на всѣ предыдущiя и разорить всѣхъ тѣхъ, кто довѣритъ основателямъ свой капиталъ.

Въ 1884 г. Рауль Дюваль, въ разговорѣ съ журналистомъ, имѣлъ мужество сказать правду объ этомъ дѣлѣ; онъ ясно показалъ въ чемъ суть.

“Cъ большимъ трескомъ назначили коммиссiю изъ инженеровъ, чтобы установить порядокъ концесiй. Cамымъ вѣроятнымъ результатомъ ихъ будетъ то, что деньги наивныхъ акцiонеровъ перейдутъ въ карманы канцессiонеровъ. Въ дельтѣ Красной рѣки нѣтъ никакихъ рудъ въ смыслѣ доходной статьи; намъ тамъ принадлежатъ лишь пункты, занятыя нашими войсками, которымъ невозможно выйти за свою линiю, не рискуя головою (51). Чтобы найти руды, надо проникнуть въ гористую часть, мало доступную и смежную съ китайскими владѣнiями.

Золото существуетъ въ достаточныхъ размѣрахъ только на химерическихъ картахъ Дюпюи, что-же касается другихъ металловъ, то надо имѣть самое ложное понятiе о теперешнемъ состоянiи металлическаго рынка, чтобы думать, что тонкинскiе рудники, какъ-бы богаты они ни были, могли быть съ пользою разрабатываемы. Никогда еще желѣзо и мѣдь не стояли такъ низко; свинецъ еще дешевле, такъ что англiйскiе, испанскiе и американскiе рудники, расположенные въ самомъ центрѣ потребленiя, не могутъ похвалиться хорошимъ положенiемъ дѣлъ. Грустно подумать, что изъ-за подобной химеры истощаютъ силы и кредитъ Францiи”.

Такимъ образомъ мы всегда возвращаемся къ еврейской системѣ. “Люди живутъ тѣмъ, что они есть и что они создаютъ”, говоритъ Прудонъ; еврей-же есть отрицанiе, онъ ничего не создаетъ, а хочетъ денегъ и потому неизбѣжнымъ, роковымъ образомъ принужденъ искать ихъ тамъ, гдѣ они есть, т. е. въ кошелькѣ тѣхъ, которые работали для прiобрѣтенiя денегъ. Кастильцы, благодаря своей смѣлости и необыкновенному мужеству, могли взять приступомъ полный золота дворецъ Монтезумы (52); евреи, съ помощью всевозможныхъ, кажущихся изворотовъ, производять ту-же осаду, осаду сундука, въ которомъ хранитъ свои сбереженiя маленькiй рантье, швейцаръ, бережливый мастеровой (53). [380]

Дѣло въ томъ, что въ Тонкинѣ было убито 10,000 французовъ и истрачено 800 миллiоновъ для того, чтобы отыскать новую мѣстность, на которую-бы можно объявить новый финансовый выпускъ. Такъ какъ всѣ мѣста уже были перепробованы, то избрали китайскую стѣну.

Не къ чему повторять невѣроятныя подробности этой войны, начатой неизвѣстно почему и продолжавшейся, не будучи объявленной. Нельзя ровно ничего разобратъ въ томъ, какъ велось дѣло; должно быть эта безсмысленная политика скрываетъ всевозможныя тайныя низости, которыя освѣтитъ только будущее.

Въ это время французы умираютъ тысячами подъ пулями, отъ тифа, холеры, климата, госпитали полны больныхъ и терпятъ недостатокъ въ лекарствахъ. Наконецъ, въ довершенiе всего, наше бегство передъ китайцами подъ Лангъ-Сонгомъ отняло у французской армiи послѣднее обоянiе (54).

Передо мною не министры, а обвиняемые. (Апплодисменты на правой и лѣвой сторонѣ.)

Голоса направо и налѣво: Эти господа смѣются!

Предсѣдатель. — Господа, не угодно-ли вамъ замолчать.

Рауль Дюваль. — Иногда бываетъ невозможно сдержать негодованiе, г. председатель совѣта смѣялся! (Апплодисменты направо.)

Клемансо. — Да, обвиняющiяся въ государственной измѣнѣ, и если есть правосудiе во Францiи, то рука закона скоро прострется надъ ними. (Новыя рукоплесканiя налѣво.)

Гальяръ (Воклюзъ) — Я заявляю, что г. Ж. Ферри опять смѣется. (Шумъ.)

Паденiе Ферри есть страница исторiи, заслуживающая вниманiя, и число 29 марта, увидѣвшее паденiе создателя декретовъ, стоить того, чтобы на немъ остановиться.

Среди волненiя, причиненнаго извѣстiемъ о пораженiи при Лангъ-Сонгѣ, сразу пробужденное общество выказалось въ своемъ настоящемъ свѣтѣ, подобно тѣмъ наряднымъ, нарумяненнымъ старухамъ, которыя при крикѣ: пожаръ! бросаются съ лѣстницы и обнаруживаютъ, каковы онѣ въ дѣйствительности, страшныя, сморщенныя, какъ старыя яблоки, похожiя на мертвецов.[382]

Въ ту минуту Парижъ показалъ намъ картину того, чѣмъ была-бы столица, послѣ перваго, даже незначительнаго, пораженiя, въ войнѣ съ Германiей. Нѣтъ больше ни власти, ни правительства, ничего нѣтъ, все ниспровергнуто.

Достаточно одного слова правды, чтобы поразить на смерть оппортюнизмъ, безпрестанно жившiй ложью, возведшiй ложь въ систему. Какимъ образомъ Ферри сказалъ эту истину? Почему онъ нескрылъ эту депешу, какъ и предыдущiя? Онъ побоялся. Этого адвоката, который убилъ больше людей, чѣмъ завоеватель, убилъ искусно организованнымъ голодомъ во время осады, военными судами въ 1871 г., Тунисомъ и Тонкиномъ, неотступно, какъ призракъ, преслѣдовала мысль, что онъ когда-нибудь попадетъ въ руки народа и заплатитъ за все зло, которое причинилъ. При полученiи депеши онъ подумалъ, что погибъ, и выдалъ все.

Не раздѣляя мнѣнiя еврейскаго органа, надо отмѣтить эту почти безсознательную манифестацiю, крикъ общественной совѣсти, минуту просвѣтленiя, значенiе которой газеты стараются умалить.

Казна армiи! какое дѣло до нея этой бѣдной женщинѣ, у которой, можетъ быть, всего какихъ-нибудь 40 су въ засаленномъ кошелькѣ на всю недѣлю; и однако сердце сжималось, когда она намъ повторяла: “не знаете-ли, спасены-ли знамена?

Знамена! Такъ называемому высшему обществу до нихъ не было никакого дѣла. Настоящая горячка праздниковъ и баловъ совпала съ извѣстiями о несчастiяхъ, поразившихъ родину.

Вторникъ: балъ у герцогини де Малье.

Cреда: балъ у г-жи де Шатобуръ и графини де ла Феронэ.

Четвергъ: танцевальное утро у Маркизы де Тревизъ.

Пятница: костюмированный балъ у Гальяра.

Господа дирижеры котильоновъ, по мѣстамъ!

Всѣ финансисты сбѣгаются къ этому Гальяру, считавшему въ это время удобнымъ давать маскированный балъ въ отелѣ, который онъ, по дикому капризу, велѣлъ построить по тому-же плану, какъ замокъ Блуа. [384]

Евреи настежь открываютъ свои салоны. Большой балъ у баронессы Гиршъ, которая, вѣроятно, въ ознаменованiе победы жителей Небесной имперiи, украсила голову лавровымъ вѣнкомъ. На ней туалетъ изъ темно-зеленаго атласа, затканный золотомъ.

“Герцогиня Бизаччiа въ парчевимъ платьѣ, съ золотыми и серебряными разводами, герцогиня де Малье въ шелковомъ платьѣ, во вкусѣ возрожденiя.

“Г-жа Анри Шнейдеръ: очаровательный туалетъ временъ имперiи, изъ бѣлаго крепа съ длиннымъ краснымъ поясомъ.

“Г-жа Соломонъ Гольдшмитъ: лиловое шелковое платье; съ передомъ, зашитымъ жемчугомъ, отворотами и лифомъ изъ фiолетоваго бархата”.

Всѣ Ротшильды конечно на сценѣ. Балъ баронессы Адольфъ болѣе select, а баронессы Cоломонъ болѣе блестящъ. Вся аристократiя на лицо въ отелѣ улицы Берье, и перечисленiе вельможъ и знатныхъ дамъ, которые веселятся, пока тамъ умираютъ, занимаетъ два столбца въ хорошо освѣдомленныхъ газетахъ.

Дѣйствительно Лангъ-Cонгъ былъ неожиданной добычей для евреевъ, и къ биржѣ возвратился былой блескъ.

Писатель Октавъ Мирбо, у котораго порой бываютъ удивительно талантливые проблески, набросалъ поразительную картину общества, которое, въ виду подобной катастрофы, думаетъ только объ удовольствiяхъ и деньгахъ ;

“Надо было видеть биржу; при этомъ зрѣлищѣ въ сердцѣ подымалось отвращенiе. Вcякiй разъ, какъ Францiя въ опасности, какъ изъ ея тѣла струится кровь, а изъ глазъ слезы, тысячи хищныхъ людей набрасываются на нее, собираютъ эту кровь и эти слезы и обращаютъ ихъ въ золото. Изъ глубины какихъ вертеповъ, какихъ банковъ, какихъ остроговъ, какихъ гетто вырвались эти мерзавцы?

“Эти разбойники желали-бы, чтобы несчаcтiе было еще болѣе непоправимо, пораженiе еще болѣе рѣшительно. Они выдумывали зловѣщiя извѣстiя, какъ будто дѣйствительность была недостаточно горестна, трауръ недостаточно глубокъ. Имъ было мало того, что тамъ наша маленькая армiя можетъ быть погибла и ни одинъ изъ сражавшихся не вѣрнется на родину, которая ихъ оплакиваетъ, — они еще распустили слухъ, что въ самомъ Парижѣ вспыхнуло возстанiе, что на бульварахъ и возлѣ палатъ происходитъ рѣзня.

Если-бы они узнали вдругъ, что отечество рушится, обращается въ развалины, что, отъ Марселя до Лилля, отъ Нанси до Бордо, вcя Францiя представляетъ сплошное поле, усѣянное трупами, какiе-бы раздались тогда радостные возгласы и неистовые крики “ура!” Пo мѣрѣ того, какъ курсы падали, а наши доходы, подъ соединенными усилiями этихъ разбойниковъ, исчезали, какая радость появлялась среди всеобщаго разгрома на ихъ лицахъ, подобныхъ лицамъ тѣхъ гнусныхъ евреевъ, которые послѣ битвы, среди сломанныхъ пушекъ и искривленныхъ ружей, обираютъ раненыхъ и умершихъ.

“Да, клянусь вамъ, на минуту я пожелалъ, чтобы пушки и митральезы разогнали эту толпу шакаловъ, и чтобы одинъ за другимъ упали камни и колонны этого проклятаго храма, который дерзко возвышается, какъ вѣчное оскорбленiе и измѣна отечеству.

Среди всѣхъ этихъ гнусностей выдѣляется славный и чистый образъ адмирала Курбэ. Этотъ стоикъ, рабъ своего долга, который жертвуетъ жизнью, повинуясь приказу людей, глубоко имъ презираемыхъ, является воплощенiемъ военной Францiи; этотъ христiанинъ, подобно послѣднему изъ своихъ матросовъ, носящiй на шеѣ образокть съ изображенiемъ Пр. Дѣвы, есть живая противоположность низкому масонству, олицетворяемому въ Ферри. Морякъ-герой и за гробомъ служитъ Францiи, за которую онъ умеръ, defunctus adѣuc loquitur. Каждое изъ его писемъ, полныхъ презрѣнiя къ республиканцамъ, стоящимъ у власти, есть пощечина по ихъ гнуснымъ щекамь; эти письма зажигаютъ послѣднюю искру въ душахъ, и когда открываются выборы, побуждаютъ наконецъ страну изгнать тѣхъ депутатовъ, которые еще осмѣливаются признавать себя оппортюнистами.

Еврейство не очень жалѣетъ объ оппортюнизмѣ, изъ котораго оно извлекло все, что можно было извлечь. Договоры съ железнодорожными кампанiями, вотированными, благодаря еврею Рейналю, закабалили Францiю евреямъ. Новый законъ выдвинулъ евреевъ на первый планъ, удѣлилъ имъ огромныя экономическiя владѣнiя среди французской земли, сдѣлалъ ихъ нашими владыками нетолько фактически, но и документально (55).

Невозможно передать, сколько было подкуповъ, постыдныхъ сдѣлокъ по поводу желѣзнодорожныхъ договоровъ.

Cъ этой точки зрѣнiя пререканiе въ палатѣ, 3-го iюля 1883 г., по поводу фантастической Cенегальской желѣзной дороги, будетъ драгоцѣннымъ документомъ для историковъ, которые, помимо всякаго партiйнаго краснорѣчiя, серiозно пожелаютъ ознакомиться съ дѣятельностью еврейской республики во Францiи.

Сперва у страны беруть нѣсколько миллiоновъ подъ предлогомъ постройки желѣзной дороги среди песковъ, въ мѣстности, перiодически опустошаемой желтой лихорадкой.

Черезь нѣкоторое время оказывается построено 16 километровъ и истрачено 16 миллiоновъ по заявленiю [387] правительства, 27 мил. по утвержденiю Блансюбе, который долженъ понимать толкъ, потому что его хотѣли назначить министромъ колонiй.

Шестнадцать или двадцать семь мил.? Никто не знаетъ. Да и построены-ли эти 16 километровъ, обошедшiеся по миллiону каждый, — надо полагать, что рельсы тамъ изъ чистаго золота? Положительно неизвѣстно. Можетъ быть съ этой дорогой произошло тоже, что съ желѣзнодорожной линiей отъ Мемфиса до Тихаго океана, для которой акцiонеры внесли огромныя суммы (изъ однихъ % были выданы дивиденды) и которая никогда не была проведена. Достовѣрно только, что три губернатора Cенегала подрядъ вышли въ отставку, чтобы не быть участниками этого воровства.

Если-бы это былъ не Ферри, а кто-нибудь другой, то онъ удовольствовался-бы этимъ хорошимъ результатомъ, но президентъ совѣта, со своимъ обычнымъ нахальствомъ, увѣрялъ своихъ близкихъ, что чувствуетъ въ себѣ силу извлечь еще нѣсколько миллiоновъ. Во время пренiй Шарль Ферри потребовалъ голосованiя. “Конечно есть утечка”, замѣтилъ Морисъ Рувье, “но гдѣ ея нѣтъ въ наше время?” И предложенiе приняли ...

Это размышленiе вѣрно, и Ж. Ферри должно-быть жестоко страдалъ, узнавъ объ этой катастрофѣ.

Какимъ образомъ посѣяли хлѣбъ на этихъ глыбахъ съ голыми хребтами, которыя кажутся неприступными? Какъ его собираютъ? Это тайна. Однако удивляешься усилiю человѣка, который сумѣлъ съ пользою употребить этотъ клочекъ земли и собирать съ него хлѣбъ. Глазъ переходитъ отъ рабочихъ, живущихъ внизу и съ утра до вечера выдѣлывающихъ ножички, за которые имъ платятъ гроши, къ крестьянамъ, которые наверху рискуютъ жизнью, чтобы собрать снопъ пшеницы.

Вотъ эти-то самые, и рудокопы, живущiе въ глубинѣ шахтъ безъ воздуха, и 6ѣдные пахари, почти исключительно питающiеся кашею, въ видѣ податей вносятъ всѣ деньги, которыми пользуются Ферри и Леви-Кремье, въ то время какъ лѣвая хлопаетъ въ ладоши, не зная навѣрно, сколько истрачено: 16 или 27 миллiоновъ.

Еврей намъ дорого обходится! (выделено мною — В.Б.) эта мысль, я думаю, придетъ всякому, кто прочтетъ мою книгу.

Вотъ мы наконецъ закончили картину, поневолѣ неполную, но, надеюсь, вѣрную въ основныхъ чертахъ; изображающую роль еврея во Францiи.

Тѣ, которые вмѣстѣ съ нами прослѣдили столько событiй за столько лѣтъ, безъ сомнѣнiя пришли къ заключенiю, которое можетъ быть выражено слѣдующею аксiомою: “когда еврей возвышается, Францiя падаетъ; когда еврей падаетъ, Францiя возвышается”. (выделено мною — В.Б.)

Что изъ этого вышло?

Поразительную черту этого положенiя вещей составляетъ полная неспособность еврея сдѣлать что-либо изъ власти, которую онъ съ неоспоримымъ искусствомъ [389] отвоевалъ у людей, легко вдающихся въ обманъ. У семита все исходитъ изъ биржи и все возвращается къ ней-же, всякое дѣйствiе заключается въ спекуляцiи.

“Основывайте финансовыя общества!” Таково первое политическое правило евреевъ. “Распинайте снова Христа, преслѣдуйте тѣхъ, кто ему покланяется!” Таково второе правило.

Очевидно, что подобныя понятiя, въ примѣненiи къ великому христiанскому государству, могутъ привести лишь къ тому положенiю, въ которомъ мы находимся, къ хаосу, который Талмудъ (трактатъ Гаггiйя) называетъ Toѣou-va-boѣou...

Есть-ли для нашей несчастной страны хоть какая-нибудь возможность избѣгнуть гибели?

Да, конечно, возможность явилась-бы, если-бы христiане были такъ-же солидарны между собою, какъ евреи, и рѣшились сообща противодѣйствовать врагу.

Для этого не нужно ни революцiй, ни кровавыхъ переворотовъ, а желаемыя перемѣны могли бы быть произведены мирнымъ путемъ.

Такимъ образомъ сбылись-бы прекрасныя слова достопочтеннаго Петра, аббата Клюнiйскаго: Serviant populis cѣristianis, etiam invitis ipsis, divitiae Judaeorum.

 [390]

1. — Впрочемъ, вотъ разсказъ Анри Рошфора въ “Jntransigeant”, отъ 21 мая 1883 г.

“Когда я засѣдалъ въ ратушѣ, въ качествѣ члена правительства нацiональной защиты, Рауль Риго, бывшiй тогда секретаремъ префекта полицiи Кератри, вручилъ мнѣ донесенiе, найденное въ бумагахъ бывшаго префекта и подписанное полицейскимъ комиссаромъ, объ арестованiи и заключенiи въ Мазасъ одного биржевика, который обвинялся въ томъ, что укралъ 300,000 у разныхъ лицъ.

“Этотъ разсказъ былъ тѣмъ болѣе интересенъ, что воръ былъ роднымъ братомъ одного члена правительства 4-го сентября, къ которому Гамбетта питалъ величайшую ненависть. Въ самомъ дѣлѣ какая странность: обвиняемый долженъ былъ предстать передъ судомъ исправительной полицiи, когда императору пришло въ голову предложить депутату оппозицiи, брату негодяя, спасти семью отъ безчестья съ тѣмъ условiемъ, чтобы ярый противникъ незамѣтно перешелъ въ ряды большинства.

“Условiе было принято, и изъ этого мытья грязнаго бѣлья возникла партiя, одно время называвшаяся: “открытая лѣвая”. Вы конечно воображаете, что Спюллеры, Шальмели и другiе пуритане навѣки изгнали этого пансiонера Мазаса изъ своего безукоризненнаго общества? Разувѣрьтесь, они предложили его на выборахъ съ такимъ-же рвенiемъ, съ какимъ изгоняли г. де Бутелье; онъ теперь депутатъ и обязанъ этимъ только имъ.

“Мы не будемъ такъ подлы, какъ эти почтенные люди и не назовемъ вора, котораго они сдѣлали своимъ другомъ. Къ несчастью наша скромность навѣрно излишня, потому что всякiй съ перваго слова его узнаетъ”.

Въ другомъ мѣстѣ “Jntransigeant” констатируетъ, что въ этомъ дѣлѣ рѣчь идетъ не объ Артурѣ, а объ Александрѣ Пикаръ. Охотно вношу эту поправку, но все-же не понимаю, какимъ образомъ Артуръ Пикаръ, общественный дѣятель, [391] депутатъ, генеральный совѣтникъ, до сихъ поръ не покончиль этого дѣла съ Рошфоромъ. Что до меня, то я вполнѣ безпристрастенъ, заимствуя свѣдѣнiя о республиканцахъ не у предубѣжденныхъ противниковъ, а у людей ихъ-же партiи.

14-го сент., наканунѣ отъѣзда Прусскаго короля изъ Реймса въ Ферьеръ, Бисмаркъ пришелъ къ нему и сказалъ: “завтра мы уѣзжаемъ; я отправляюсь съ грустью. — Мы надѣялись подписать миръ въ Реймсѣ, это была воля короля и мое горячее желанiе: въ этой-то надеждѣ мы здѣсь и пробыли 10 дней. — Насъ принуждаютъ продолжать войну..... сами пожалѣютъ”. — Графъ, перебилъ Верле, Францiи нѣть никакой выгоды продолжать войну, и если она отказывается отъ мира, значитъ ваши условiя невозможно принять.

“Я вамъ скажу, въ чемъ они, возразилъ Бисмаркъ; мы требуемъ два миллiарда, Страсбургъ, съ полосою земли въ 4-5 верстъ ширины, до Виссенбурга, чтобы Рейнъ съ обѣихъ сторонъ протекалъ между нѣмецкими городами, наконецъ, мы требуемъ соединенiя палатъ, потому что только съ ними мы можемъ вести переговоры, а это-то послѣднее условiе и встрѣчаетъ больше всего затрудненiй”.

3.— Все-таки любопытно знать, какъ эти люди уважаютъ другъ друга. Вотъ какъ газета Гамберле отзывалась о бѣдномъ Ж. Симонѣ: “Г. Швейцеръ, онъ-же Сюисъ, онъ-же Симонъ, мѣняющiй имена какъ всѣ комедiанты” и т. д.

4. — Почти всѣ торговцы священными предметами и церковными украшенiями — евреи, что даетъ имъ возможность брать хорошiя деньги съ покупателей, которые аккуратно платятъ и вывѣдывать, что творится въ мiрѣ духовенства. Всѣ скандальные процессы, въ которыхъ были замѣшаны духовныя лица, были подстроены такимъ образомъ, благодаря подслушанному слову, подставленной ловушкѣ. Образъ дѣйствiй католической партiи во Францiи, ея чистосердечiе, отсутствiе всякихъ предосторожностей будутъ вѣчнымъ предметомъ удивленiя для будущаго.

6. — См. статью “Общественное Благо”, 5 марта 1871 г., въ которой я, кажется вѣрно, передалъ впечатлѣнiе, произведенное отъѣздомъ нѣмцевъ, въ военномъ порядкѣ проѣзжавшихъ по Елисейскимъ полямъ, при трубныхъ звукахъ.

Въ 1848 г., когда начинали дѣлать баррикады для iюньскихъ дней, и кварталъ Муфетаръ былъ въ полномъ броженiи, хоронили священника C.-Медара, и причтъ пожелалъ, чтобы, по обычаю, тѣло покойнаго было въ послѣднiй разъ обнесено вокругъ его церкви. Рабочiе охотно согласились на это и разобрали передъ гробомъ мостовую, которую снова нагромоздили, когда процессiя миновала.

8. — Очень правдивый очевидецъ разсказывалъ мнѣ слѣдующiй характеристическiй фактъ. 27 или 28 мая, когда все уже было потеряно для коммуны, федераты замѣтили на Бельвильской площади магазинъ чулочно-вязальныхъ издѣлiй, и стали расхватывать носки съ тою дѣтскою радостью, съ какою мы всѣ мѣняемъ бѣлье послѣ сильной усталости. Явился блюститель порядка и сталъ ихъ упрекать, что они безчестятъ свое дѣло грабежемъ, и вотъ вcѣ они вѣрнулись и возвратили взятое. Неправда-ли какъ это похоже на парижанъ?

9. — Прусскiе офицеры присутствовали при паденiи колонны, стоя на балконѣ министерства финансовъ. Пруссiя сохранила въ видѣ трофея статую победы, которая была прикрѣплена къ рукѣ императора: не смотря на всѣ поиски ее не могли найти.

11. — По странному совпаденiю, еврей игралъ главную роль въ скандальной церемонiи водворенiя Казо президентомъ кассацiоннаго суда, на вѣки обезчестившаго наше судебное соcловiе.

До послѣдней минуты всѣ думали, что ни одинъ президентъ палаты не согласится принять управляющаго обанкротившейся финансовой кампанiи, безчестнаго человека, чье назначенiе было пощечиной для каждаго судьи.

Когда 25 апр. 1883 г. Бедарридъ пригласилъ Казо занять свое мѣсто, внезапно раздались единодушные, громкiе крики. “Пристава, возстановите спокойствiе!” воскликнулъ Казо внѣ себя. Вотъ и все, и эта короткая сцена осталась въ памяти всѣхъ, бывшихъ негодующими свидѣтелями.[393]

13. — Венгерскiй еврей Леонъ Франкель, родившiйся въ Буда-Пештѣ, членъ коммуны, былъ потомкомъ знаменитаго Абарбанеля или Абраванеля, министра финансовъ Изабеллы Католической, который долженъ былъ покинуть Испанiю во время великаго изгнанiя въ 1492 г. Cемья Абарбанель, укрывшись въ Австрiи, приняла по словамъ “Израильскихъ архивовъ”, имя Франкель. Развѣ не любопытно; что правнукъ испанскаго министра финансовъ, который сдѣлался во Францiи чѣмъ-то вродѣ министра общественныхъ работь, мститъ за своихъ, убивая нашихъ священниковъ?

14. — Justitia fundamentum regni, написано на фасадѣ Гофбурга, императорскаго дворца въ Вѣнѣ, и эта надпись хороша и на мѣстѣ.

16. — Феликсъ Пia, убѣжище котораго было всякому извѣстно, спокойно оставался въ улицѣ Пигаль и покинулъ Парижъ лишь съ совершенно правильнымъ паспортомъ.

Одинъ важный человѣкъ министерства внутреннихъ дѣлъ до сихъ поръ владѣетъ приказомъ, объ облегченiи бѣгства шести заключенныхъ, подписаннымъ Тьеромъ и Кальмономъ.

См. “Еврейская Францiя передъ общественнымъ мнѣнiемъ”, удивительное письмо Глэ-Бизуана къ дочери Симона Майера.

Разстрѣлявъ тысячами бѣдныхъ французскихъ рабочихъ, виновныхъ лишь въ томъ, что они хотѣли сохранить 30 су, [394] необходимыхъ для пропитнiя семьи, стали подготовлять заграничную миссiю для нѣмецкаго еврея, который присутствовалъ при разрушенiи колонны, и Бартелеми С.-Илеръ назначилъ свиданiе въ своемъ кабинетѣ, въ версальской префектурѣ, человѣку, убившему генерала Леконта.

18. — Лалюе, спокойно жившiй въ Рюелѣ и не подававшiй никакого повода къ обвиненiю, былъ въ теченiи трехъ мѣсяцевъ заключенъ административно. Вотъ какъ держалъ себя у власти Ж. Фавръ, у котораго во времена имперiи были всегда слова добродѣтели на устахъ.

19.— Выпуски отъ 15 и 31 окт. 1881 г.

20. — Не забудемъ однако, что если Германiя соглашаетcя пользоваться евреемъ, какъ орудiемъ и награждать его при случаѣ, она его держитъ совершенно въ сторонѣ отъ всего, касающагося чести и достоинства страны. Когда сынъ этого Блейхредера, неизвѣстно какимъ образомъ, пролѣзъ въ гвардейскiе гусары и предсталъ передъ своими товарищами, отовсюду послышались крики, свистки, ему стали плевать въ лицо, и онъ долженъ былъ поспѣшно скрыться. Никогда нѣмецкiе офицеры, сохранившiе еще нѣкоторыя традицiи тевтонскихъ рыцарей, не допустятъ, чтобы знамя было довѣрено человѣку, готовому продать его за деньги, потому что онъ ставитъ деньги выше всего.

21. — Извиненiемъ для этихъ семей служитъ то, что онѣ болѣе нѣмецкiя, чѣмъ французскiя. Г-жа Ж. Ферри есть правнучка героини романа Гете, “Вертеръ”.

Знаменитая Шарлотта, Шарлотта Буферъ, родившаяся въ Вецларѣ, вышла замужъ за Iоганна-Христiана Кестнера изъ Ганновера; и такъ она бабушка г-жи Кестнеръ, дочь которой сдѣлалась женою президента совѣта, друга Блейхредера. Въ этой семьѣ болѣе или менѣе проявляется актерскiй духъ. Знаменитая дѣвица Дюверже, находящаяся въ свойствѣ съ Ж. Ферри, никогда не упускаетъ случая напомнить объ этомъ; она пожелала объяснить, въ какомъ родствѣ она состоитъ съ Шарлоттой, въ письмѣ отъ 1884 г., обращенномъ къ газетамъ.[395]

Моя мать — тетка Карла Кестнера, который мнѣ, слѣдовательно, приходится двоюроднымъ братомъ; она мнѣ часто разсказывала исторiю Шарлотты и прибавляла слѣдующiй анекдотъ. Шарлотта, моя двоюродная бабушка, путешествовала со старой родственницей и остановилась ночевать на постояломъ дворѣ, потому что лошади запоздали.

Родственница кое-что слышала о томъ, что Шарлотта будто-бы героиня романа Гете. Въ ихъ комнатѣ было двѣ кровати, и какъ нарочно на занавѣсяхъ ихъ было изображено.... самоубiйство Вертера!

— Если это она, подумала старушка, она не ляжетъ.

Но Шарлотта ничего не выказала и легла. Спала-ли она? это осталось неизвѣстнымъ.

Я хотѣла вамъ сообщить фактъ, который собственно говоря, очень любопытенъ, и думаю, что вы на меня не будете пенять и т. д.

22. — Замѣтьте, что Трошю ухитрился даже не солгать императрицѣ; когда она его спросила, можно ли на него разсчитывать, онъ не сказалъ ни да, ни нѣтъ, а отвѣтилъ:

“Государыня, я бретонецъ, католикъ и солдатъ”. Все это совершенно вѣрно. Онъ сказалъ: “губернаторъ Парижа не сдастся,” и вышелъ въ отставку въ минуту капитуляцiи. Это напоминаетъ того бретонскаго вельможу, который далъ слово проѣздомъ черезъ Парижъ не видѣть короля, и, чтобы не измѣнить своему обѣщанiю, разговаривалъ съ нимъ въ темнотѣ.

23. — См. “Вѣнское Обшество” графа P. Vasili.

Въ наше время нѣтъ ни одного политическаго дѣятеля, даже одушевленнаго самыми искренними христiанскими чувствами, который-бы устоялъ передъ ужасною силою денегъ. Сперва онъ долго противится, но потомъ уступаетъ передъ извѣстными суммами, которыя такъ значительны, что подавляютъ совѣсть. Самые стоикiе колеблются нѣкоторое время, потомъ смотрятъ на окружающихъ и, уразумѣвъ значенiе извѣстныхъ нѣмыхъ взглядовъ, сдаются.

24.— См. въ документахъ, изданныхъ гр. Арнимомъ, какую роль игралъ еврей Симонъ Дейчъ, другъ всѣхъ французскихъ республиканцевъ.

25. — Мы уже указывали на нахальство евреевъ и евреекъ, какъ на любопытную психологическую черту. Съ поступкомъ г-жи Ротшильдъ, позволяющей себѣ оскорбить посла при французскомъ правительствѣ, можно сравнить невѣроятную сцену, которую Сара Бернаръ устроила на границѣ (въ октябрѣ 1884 г.), отказавшись показать свой багажъ и осыпавъ ругательствами таможенныхъ чиновниковъ; перечтите тоже [396] эпизодъ съ Гамбеттой, который, будучи въ оппозицiи, называлъ своихъ противниковъ негодяями и нaвoзoмъ, и велѣлъ схватить на мѣстѣ и арестовать представителя народа, рѣчь котораго ему не понравилась. Знаменательная черта тутъ — это покорность, съ которой все принимаютъ, выносятъ; ни люди свѣта, ни депутаты не протестуетъ и только соляные пристава сохранили нѣкоторое чувство собственнаго достоинства.

27. — Теперь не подлежитъ сомнѣнiю для всякаго добросовѣстнаго человѣка, что вопросъ о знамени былъ лишь пустымъ предлогомъ. Въ бордоскомъ собранiи нѣсколько орлеанисткихъ депутатовъ обратились къ г. де Ла Ферре, которому, какъ имъ было извѣстно, были даны полномочiя графомъ Шамборомъ, и спросили его, будетъ-ли вопросъ о знамени служить препятствiемъ. Ла Ферре отвѣтилъ, что ему поручено заявить, что этотъ вопросъ не возбудитъ затрудненiя; что-же до его личнаго мнѣнiя, то ему казалось невозможнымъ не поддержать трехцвѣтнаго знамени, которое освятили несчастiя послѣдней войны.

29 или 30 iюня 1871 г. Боше встрѣтилъ трехъ легитимистскихъ депутатовъ: герцога Ларошфуко-Бизаччiя, графа Армана де Малье и виконта Гонто-Биронъ; онъ ихъ спросилъ, что означаетъ письмо, полученное графомъ Парижскимъ: “мнѣ хочется прижать васъ къ своему сердцу, но деликатность заставляетъ меня просить васъ, чтобы вы подождали, пока я объяснюсь со страною насчетъ нѣсколькихъ щекотливыхъ вопросовъ”. Эти господа ответили, что ничего не понимаютъ и что нѣтъ никакихъ “щекотливыхъ вопросовъ”. Хотя уже было около полуночи, однако отправились къ Ла Ферре, разбудили его и объяснили, въ чемъ дѣло: онъ смутился, поблѣднѣлъ и сказалъ: “это навѣрно вопросъ о знамени”.

28. — Однако незадолго до смерти графа Шамбора была попытка довольно серiозно организованнаго заговора; это опять-таки доказываетъ справедливость нашего замѣчанiя о вѣчныхъ колебанiяхъ этого ума. Графу Шамбору стоило только захотѣть, чтобы царствовать, но онъ не сумѣлъ захотѣть; если-бы онъ остался живъ, то, навѣрно, для очистки совести рѣшился-бы на отчаянное предпрiятiе, чтобы завладѣть престоломъ.

31. — Ларенти удалось на время поднять нравственность несчастнаго Маршала. Было сформировано министерство противодѣйствiя изъ барона Ларенти (министръ внутреннихъ дѣлъ, президентъ совѣта), генерала Рошбуэ (военный министръ), вице-адмирала Гейдона (морской министръ). Что-бы ни говорили, Пуйэ-Кертье былъ вполнѣ согласенъ взять министерство финансовъ, и сенатъ былъ готовъ ко второму распущенiю. Все пропало изъ за невѣроятной слабости маршала. Со времени изданiя “Еврейской Францiи”, я собралъ самыя обстоятельныя и неслыханныя подробности о томъ, что происходило въ это время въ Елисейскомъ дворцѣ, и разскажу когда-нибудь на свободѣ этотъ печальный эпизодъ нашей современной исторiи.

Чтобы оцѣнить поистинѣ постыдную роль Маршала Макъ-Магона, на которомъ будетъ лежать тяжелая отвѣтственность, если Францiя падетъ подъ гнетомъ правленiя, которому онъ далъ укрѣпиться, надо прочесть “Десятилѣтнiй Дневникъ” Эжена Луденъ. Не было ни одной попытки, ни одного предложенiя, ни одного аргумента, который-бы не былъ пущенъ въ ходъ, чтобы побудить маршала къ дѣятельности. Все было напрасно. [398]

32. — Неизданныя бумаги герцога Сенъ-Симона, изд. Кантена.

36. — Тѣмъ не менѣе евреи не отказались отъ намѣренiя погубить Румынiю и употребляютъ для того всѣ средства. Въ 1885 г. французское правительство обложило пошлиною въ 50% произведенiя страны, виновной въ томъ, что она не любитъ ростовщиковъ-евреевъ; это настоящая коммерческая осада. “Израильскiе архивы” безъ стѣсненiя объявляютъ румынамъ, что это кара провидѣнiя: “Божественная справедливость не такъ медлитъ, какъ обыкновенно говорятъ и насылаетъ на Румынiю испытанiе на коммерческой почвѣ, доступъ къ которой былъ такъ незаконно воспрещенъ евреямъ. Францiя мужественно взяла на себя защиту евреевъ, притѣсняемыхъ и мучимыхъ румынскимъ населенiемъ, Францiя играетъ здесь роль судьи”.

38. — Биссмаркъ только однажды активно вмѣшался въ наши дѣла, воспротивившись объявленiю осаднаго положенiя шестнадцатаго мая. Легко угадать, какую выгоду канцлеръ видѣлъ для себя въ торжествѣ республиканцевъ, которое продлило-бы анархiю во Францiи.

39. — Даже французскiй судъ, куда было пересено дѣло, отказался вполнѣ оправдать евреевъ. Тогда было рѣшено его очистить, чтобы имѣть судей, на которых-бы можно было положиться.

40. — Накэ объявилъ, что онъ былъ одинъ изъ акцiонеровъ тунисскаго земельнаго общества, что деньги на то были ему даны Ротшильдомъ, и сознался, что онъ заранѣе былъ назначенъ посредникомъ, но увѣряетъ, будто онъ переуступилъ свои акцiи. И такъ онъ не оправдывается, что вмѣстѣ с Флокэ принималъ участiе въ спекуляцiяхъ на счетъ спорныхъ земель.

С.-Валье былъ такъ непрiятенъ запахъ отъ стирки этого грязнаго бѣлья, что онъ умеръ полтора мѣсяца спустя.

42. — Понятно, что оффицiальнымъ поставщикомъ армiи, во время экспедицiи, былъ добрый еврей Шемла. Въ нѣсколько мѣсяцевъ онъ заработалъ три миллiона. Раздался всеобщiй крикъ негодованiя противъ неслыханнаго лихоимства и воровства, совершеннаго насчетъ здоровья и жизни нашихъ несчастныхъ солдатъ. Пришлось отдать Шемлу подъ военный судъ въ Суссѣ, гдѣ благодаря проискамъ тунисскихъ спекулянтовъ и искусной защитѣ Жоржа Лашо, его оправдали. Тѣмъ хуже для тѣхъ, которые умерли съ голоду!

43. — Одна провинцiальная газета, которая вообще хорошо освѣдомлена, “Призывъ къ народу, Жера”, даетъ цыфру въ 18 тысячъ жертвъ.

“Хотите-ли вы знать. отцы семейств, сколько вашихъ дѣтей было убито, ранено или умерло отъ болѣзней за годъ и три мѣсяца, единственно ради выгоды “Джеккерсовъ” Туниса и оппортюнизма? Восемнадцать изъ пятидесяти тысячъ. Такова оффицiальная цыфра, которую намъ далъ не [400] далѣе, какъ вчера одинъ военный врачъ, участвовавшiй во всей компанiи, и пусть-ка правительство Французской республики попытается его опровергнуть”.

44. — Прибавимъ, что предсѣдатель Лиги Патрiотовъ не всегда очень разборчивъ въ поступкахъ. Подъ тѣмъ предлогомъ, что Ротанъ дѣлалъ императорскому правительству чуть-ли не пророческiя предсказанiя насчетъ намѣренiй Германiи, Дерулэдъ выставляетъ въ своихъ спискахъ, въ качествѣ вице-президента, бывшаго посланника въ Гамбургѣ. Дипломатъ энергично протестуетъ, Дерулэдъ обѣщаетъ, вычеркнуть его имя, а самъ и не думаетъ этого дѣлать. Наконецъ въ августѣ 1885 г. Ротана выгоняютъ изъ его помѣстья Люттенбахъ въ Эльзасѣ, гдѣ онъ преспокойно сочинялъ книги, которыя могли-бы насъ чему-нибудь научить, а Дерулэдъ съ торжествомъ прогуливается по бульвару и въ восторгѣ, что еще разъ надѣлалъ шуму на чужой счетъ.

45. — На праздникѣ 14 iюля 1884 г. повторились тѣ-же глупыя грубыя выходки. Нѣмецкое знамя было брошено въ ручеекъ обеэумѣвшимъ отъ страха полицейскимъ комиссаромъ: одинъ молодой нѣмецъ, г. Вурстеръ, чуть не былъ растерзанъ опьянѣвшей толпой.

46. — Въ то-же время Францiя утратила другого еврея — Ланжа. “ѣикто, восклицаетъ Артуръ Мейеръ въ “Gaulois” въ порывѣ восторга, лучше его не умѣлъ помѣщать премiи. Онъ-бы сумѣлъ помѣстить ихъ цѣлыхъ тридцать тысячъ той-же стоймости на одной биржѣ. По этому банкиры его очень цѣнили. Многiе изъ самыхъ крупныхъ пользовались его счастливыми способностями. Онъ на этомъ заслужилъ крестъ Почетнаго Легiона!”

47. — Я изобразилъ евреевъ, снова поселившихся въ Парижѣ и его окрестностяхъ въ тѣхъ самыхъ мѣстахъ, гдѣ они были до изгнанiя; черезъ три тысячи лѣтъ неумолимые [401] евреи вернулись въ страну фараоновъ, гдѣ они были рабами, и наложили на несчастное населенiе поистинѣ чудовищные налоги.

“Трудно, говоритъ Густавъ Лебонъ въ своей книгѣ “Цивилизацiя арабовъ”, опредѣлить, сколько европейскiе финансисты, особенно евреи, извлекли въ нѣсколько лѣтъ у феллаховъ. Мы знаемъ по цыфрамъ, изданнымъ Ванъ-денъ-Бергомъ въ 1878 г., что изъ суммы въ 1,397,175,000 фр., полученной отъ пяти займовъ, финансистамъ досталась, въ видѣ комиссiонныхъ и нныхъ, скромная сумма въ 522 мил., и лишь 875 мил. поступило въ казну египетскаго правительства.

Въ книгѣ IV вы увидите, съ какимъ огромнымъ презрѣнiемъ къ справедливости и гуманности французская демократiя и англiйскiй либерализмъ поступаютъ съ порабощенными народами, каковы арабы и индусы.

Этимъ цыфрамъ соотвѣтствуетъ ослабленiе влiянiя, уменьшенiе числа тѣхъ, которые говорятъ по французски или читаютъ французскiя книги. Францiя подобна свѣтилу, которое вступаетъ въ ледяной перiодъ, и свѣтяшаяся атмосфера котораго все уменьшается. Вотъ что честные люди должны-бы постоянно повторять, съ доказательствами въ рукахъ, а между тѣмъ депутаты лѣвой лгутъ по обыкновенiю и увѣряютъ народъ, что онъ — величайшая изо всѣхъ нацiй, начиная съ 1789 г., между тѣмъ какъ именно съ этой эпохи и начинается паденiе.

49. — Что можетъ быть убѣдительнѣе отчета директора общественной безопасности министру внутреннихъ дѣлъ о движенiи эмиграцiи во Францiи за 1882, 83 и 84 гг. Эти годы даютъ среднюю годовую въ 4162 эмигранта; въ 1884 г., несмотря на всеобщую нужду, эта цифра спустилась до 3768 человѣкъ. А въ тотъ-же годъ черезъ наши морскiе порты отправилось въ Америку и Африку 31,339 иностранныхъ эмигрантовъ.

50. — Наши генералы, по крайней мѣрѣ, выказали отвращенiе къ подобнымъ грязнымъ спекуляцiямъ, о чемъ свидѣтельствуютъ двѣ депеши, сообщенныя Тонкинской комиссiи въ засѣданiи 1-го дек. 1885 г.: [402]

Получилъ письмо отъ морского министра, подписанное “Руссо”. Онъ требуетъ объясненiй по поводу уступки земли Бавье-Шофуру въ Кебъ-До и угольнаго бассейна Гонгъ-Гэ. Я отказываюсь вмѣшиваться въ эти грязныя спектляцiи. Все мнѣ кажется уничтоженнымъ, прежнiй король и вѣроломные министры бежали или изгнаны.

Вотъ ответъ военнаго министра:

Этимъ объясняется, почему де Курси былъ отозванъ и замѣненъ Полемъ Беромъ, который отправился туда, чтобы попытаться поправить денежныя дѣла оппортюнизма.

51. — Вотъ въ какихъ выраженiяхъ одна изъ газетъ Ферри, “Jndependant”, говоритъ объ этихъ копяхъ. “Золото въ такомъ изобилiи, что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ держатъ утокъ исключительно для того, чтобы собирать въ ихъ испражненiяхъ, сдѣлавшихся драгоцѣннымъ гуано, золото, которое онѣ глотали, полощась въ ручьяхъ”.

Это напоминаетъ разговоръ гасконца и марсельца.

— Я уронилъ спичку на своемъ полѣ, а на слѣдующiй годъ нашелъ тамъ лѣсъ.

— Вотъ невидаль, отвѣчаетъ тоть, въ Марсели вы потеряете пуговицу отъ панталонъ, а черезъ недѣлю находите совсѣмъ новые панталоны.

52. — Cоотношенiе между этими двумя видами алчности поразило Барбу, и мы находимъ отголосокъ этого въ его защитительной рѣчи, по дѣлу Августа Дрейфуса, о гуано. Главное Общество требовало съ этого Дрейфуса, который страшно богатъ, сущую бездѣлицу — 50 миллiоновъ. Чтобы повлiять на судей, Греви въ первый разъ не побоялся встать со своего предсѣдательскаго кресла для защиты откупщика. Но по моему Барбу недостаточно рѣзко указалъ разницу между поступкомъ смѣлыхъ искателей приключенiй, которые пускаются въ даль, чтобы добыть денегъ, и простой фокуснической продѣлкой евреевъ, которые, при помощи лживыхъ объявленiй, забираютъ деньги на мѣстѣ, въ нашихъ карманахъ.

Чтобы помочь государству Конго, откуда французы исключены, гдѣ четыре губернатора — нѣмецъ, англичанинъ, бельгiецъ и американецъ, республиканское правительство разрѣшило въ ноябрѣ 1886 г. лотерею въ двадцать миллiоновъ, а передъ тѣмъ не хотѣло разрѣшить двухмиллiонной лотереи въ пользу парижскнхъ бѣдняковъ.

54. — Намъ незачѣмъ останавливаться на этомъ грустномъ эпизодѣ.

Несчастный полковникъ Гербингеръ, котораго смерть избавила отъ жизни, переполненной горечью, вслѣдствiе этихъ роковыхъ событiй, повидимому не заслужилъ тѣхъ упрековъ, которыми его осыпали. По всѣмъ вѣроятiямъ партiя Фарри хотѣла свалить на этого храбраго офицера всѣ ошибки несчастной компанiи. См. интересную брошюру генерала Пеана объ очищенiи Лангъ-Сона: “Въ поискахъ за истиной”. Можетъ быть генералъ, который добръ какъ всѣ храбрецы, и умалилъ долю отвѣтственности полковника Гербингера въ этомъ отступленiи, которое повидимому было необходимо, но могло быть менѣе поспѣшно.

55. — Палата такъ твердо рѣшилась лишить страну вcѣхъ правъ контроля, что отказалась принять поправку, требовавшую только, чтобы въ случаѣ войны машинисты воинскихъ поѣздовъ были французы!

Ни одинъ депутатъ не подумалъ воспользоваться случаемъ обязать компанiи учредить особую службу на время мобилизацiи. Послѣ того, какъ было истрачено столько миллiардовъ на военный бюджетъ, кажется просто невѣроятнымъ, что ничто не было предвидѣно на случай мобилизацiи, а между тѣмъ это такъ. Чиновники крупныхъ компанiй старались обратить вниманiе министра на этотъ предметъ, но очень вѣроятно, что это осталось безъ послѣдствiй.