Это книга о двух миллиардах. Долларов. Столько удалось ее героям изъять – из государственной казны, из кошельков доверчивых сограждан, из кассы своих собственных предприятий и банков. Нижеописанные подвиги – далеко не полный перечень достижений героев капиталистического труда за годы либеральных преобразований, лишь капля в необъятном море российских афер. Но и эта капля вполне соразмерна самым крупным статьям государственного бюджета.

Это книга об одном триллионе. Рублей. Во столько оценили господа реформаторы все движимое и недвижимое имущество государства, которое было решено передать в частные руки на первых двух этапах приватизации. То есть оценили, наверное, дороже – но к 1995 году только триллион от всех распроданных богатств советской империи поступил в казну. Мы подробно поговорим о том, кто и как производил оценку, кто и как делил разницу между номинальной ценой народного достояния – и рыночной, как эта грандиозная распродажа отразилась на счетах авторов и исполнителей фантастического кино под названием “российская приватизация”.

Это книга о 200 миллиардах долларов, которые были “экспортированы” из страны за годы той же самой приватизации и тех же самых реформ. Гигантские капиталы убегали, убегают и будут убегать, опровергая основной тезис господ приватизаторов. Тезис был такой: главное, чтобы у предприятий и магазинов появился частный, конкретный собственник – уж он-то наладит производство, он-то распорядится собственностью во благо страны. И он распорядился: то, что было раньше заводом, – стало виллой на Кипре; то, что когда-то шумело сосновым лесом, – стало счетом в швейцарском банке; то, что было неприкосновенным запасом, хранилось в виде золота и алмазов в государственных тайниках, – стало яхтами и вертолетами в Калифорнии. Мы расскажем о самых прибыльных экспортных технологиях – о технологиях вывоза из страны свободно конвертируемой валюты.

Мы приоткроем завесу тайны над причинами странного заболевания внутренних и прочих компетентных органов нашего государства. Болезнь эту можно назвать слепоглухонемотой. Пораженные этим недугом стражи порядка не видят, не замечают, как целые строчки бюджета превращаются в элитные дома для новых русских чиновников, – а дома простых граждан помимо их воли переходят на черный рынок, где торгуют жизнями вперемешку с квадратными метрами. У борцов с преступностью атрофируется слух – они не слышат, как свистят пули во время очередного передела приватизационного пирога. Правоохранители поражены немотой: тайны вкладов мафии они хранят на манер государственной или даже военной тайны.

Придется раскрывать их нам. Если не по долгу службы, то хотя бы по зову сердца.

“Кинули! Всех кинули!” Примерно такими фразами общественность встретила наступление очередного кризиса, начавшегося в августе 1998 года. Возникло ощущение, будто мы узнали о нашем правительстве нечто новое, будто что-то перевернулось в нашем сознании. Но на самом деле ничего необычного, ничего такого, что не укладывалось бы в русло государственной политики последних десяти лет, не произошло. Главной, самой крупной, не имеющей мировых аналогов аферой был не кириенковский дефолт, не гайдаровская шоковая терапия, не павловский обмен денег – а чубайсовская приватизация. Собственно, это стало ясно всем и довольно быстро – еще раньше, чем появился термин “прихватизация”. Однако подоплека аферы и ее конкретная технология остались за кадром.

Подоплека искусно скрывалась за словесами о так называемом курсе реформ. Где прятался моторчик этого самого курса? Ясно ведь, что преобразования последнего десятилетия были инициированы не снизу, а сверху. Но зачем понадобилось функционерам добровольно расставаться с властью, добровольно делиться? Только ли понимание “неизбежности преобразований” двигало нашей элитой?

Теперь уже ясно как день: власть никто не отдавал – и никто этого делать не собирался. Во всех ближних республиках, в большинстве городов и весей на основных ключевых постах мы сегодня видим членов и кандидатов в члены Политбюро, ЦК КПСС и ВЛКСМ, крайкомов, обкомов, горкомов, райкомов. Но если все остались при своих – к чему тогда разгорелся этот сыр-бор с реформами?

Все очень просто. В советские времена власть очень плохо конвертировалась в собственность. У них, конечно, и тогда все было – но масштабы тогдашней “частной” собственности и возможности ее преобразования в качественно новый жизненный уровень были весьма ограниченными. Они были начальниками заводов и фабрик, приисков и рудников, военных баз и конструкторских бюро – а хотели быть полновластными хозяевами.

По меткому выражению политолога Анатолия Костюкова, рыночные реформы в России состоялись как совместное предприятие посткоммунистической бюрократии и новорусской буржуазии, причем главным реформаторским действием был раздел государственной собственности. То есть союз госчиновника и предпринимателя являлся необходимым условием успеха – причем оба партнера по негласным условиям игры должны были иметь равные материальные выгоды. Здесь даже уместнее говорить не о союзе чиновника и бизнесмена, а о некоем симбиозе, о буржуазной бюрократии.

Итак, причины затеянных партийной элитой преобразований лежат на поверхности. Нас же больше интересует механизм афер. Потому что далеко не просто осознать, каким образом на глазах у всего честного народа, на виду у всех наших многочисленных правоохранительных органов, спецслужб, инспекторов, ревизоров и аудиторов – среди бела дня всю собственность страны распихали по сугубо частным карманам.

Самые проницательные, впрочем, не поддались на посулы организаторов всеобщего бесплатного обеда и купили на ваучеры по поллитровке, не отходя от сберкассы. Более доверчивые – то есть основная масса приглашенных – доверили свои цветные бумажки респектабельным господам, похожим на метрдотелей: они обещали устроить фуршеты по высшему разряду. В течение последующих трех-четырех лет “метрдотели” говорили нам, что фуршет откладывается по техническим причинам. Потом они на связь уже не выходили. Фамилии иных мы обнаружили в криминальных хрониках, в разделе “Убийства”, а кое-кто стал мелькать на телеэкране в качестве представителей так называемой бизнес-элиты. Большая же часть нигде уже не мелькает по причине смены места жительства.

Как же так, до сих пор недоумевает общественность. Вроде все поровну поделили, из расчета на 150 миллионов душ – однако 149,99 миллиона из них ничего не получили. Через какие дырки в каких заборах утекала национальная собственность?

“Обманка” заключалась прежде всего в способе калькуляции народного богатства. С самого начала было решено, что на стол подадут не весь пирог, а самую несвежую и прогорклую его часть – самую же вкусную оставят на потом. Для так называемой денежной приватизации. То есть для тех, кто по ходу так называемой бесплатной приватизации скопит (“прихватизирует”) достаточно средств, чтобы вступить в борьбу за главные призы.

Но и с менее сладким куском произошло шулерство. От него опять же отрезали самую удобоваримую часть и на время отложили ее в холодильник. Когда же пиршество (если так можно назвать обед, состоящий из трех черствых корочек) закончилось, было объявлено, что всем опоздавшим к столу талончики на бесплатное питание продляются еще на полгода, – причем стол для них будет накрыт в отдельной зале. Тут-то и достали из холодильника заветную “заначку”. Можно только догадываться, почему опоздавшие, то есть наименее сознательные господа, получили наиболее ценные призы. Но характерно, что все нынешние олигархи и магнаты оказались как раз в числе “случайно” опоздавших. То есть в числе тех, кто не спешил расставаться с мешками накопленных ваучеров в первоначально намеченные сроки.

Иными словами, коварство приватизации по-русски состояло в следующем. Общество наивно полагало, что отцы-реформаторы хотят разделить все на всех. В действительности же они с самого начала решили разделить кое-что среди кое-кого. Так, чтобы ни населению, ни тем более госказне ничего не досталось.

Многие это оправдывают следующим образом. Экономика страны потому была в плачевном состоянии, что у нее не было конкретных собственников. Появится хозяин – появится и стимул развивать производство. Но вот беда: хозяева появились – а стимулов как не было, так и нет. В чем же загвоздка?

Загвоздка в том, что никакая цель не оправдывает преступные средства ее достижения. Собственность, полученная воровским путем, никогда не вольется в легальную экономику. Аферисты, как правило, не создают новые рабочие места и не заботятся о пополнении государственной казны. Если новый хозяин завода ходит под статьей, он больше думает о создании “запасных аэродромов” в оффшорной зоне, чем о нуждах собственного предприятия.

Нетрудно заметить, что все громкие скандалы в России развиваются по одному и тому же сценарию. Выливание нескольких ушатов компромата на страницы центральной прессы – сенсационные отставки – возбуждение уголовного дела – закрытие уголовного дела – полное забвение. Похоже, не удалось изменить традиционную фабулу и сценаристам “книжного дела”.

Вслед за победными реляциями о допросах членов команды Чубайса и обысках в родственных ему организациях – глухая тишина. Как сообщила мне помощник прокурора Москвы Татьяна Маслова, следователи Мосгорпрокуратуры младореформаторов отнюдь не допрашивали, а всего лишь опрашивали: допросы возможны только в рамках уголовного дела, но для возбуждения его так и не найдены основания.

Правда, суд, рассматривавший иски Чубайса к журналисту Минкину подтвердил: утверждение о том, что сумасшедшие гонорары приватизаторам за еще не написанные брошюры являются скрытой формой взятки – действительности не противоречит. Однако никаких выводов правоохранительные органы из решения суда не сделали.

Логику следователей легко понять: стоит ли говорить о каких-то четырех сотнях “штук баксов”, когда на самом деле за фасадом российской приватизации циркулируют миллионы и миллиарды? Если исходить из посылки, что для постсоветского чиновничества госслужба и бизнес давно уже стали понятиями не только совместимыми, но практически идентичными, приватизация, безусловно, является самым рентабельным видом коммерческой деятельности.

Рентабельность здесь определяется разницей между рыночной ценой приватизируемых предприятий и той, по которой они достаются избранным счастливчикам; между рыночной ценой особняков и так называемой балансовой стоимостью, фигурирующей в сделках купли-продажи; между реальной арендной платой – и официальной. Эти “ножницы” порой достигают тысячи процентов – навар немыслимый даже для наркоторговцев. Надо быть очень низкого мнения об умственных способностях комиссаров приватизации, чтобы заподозрить их в полном незнании рыночной конъюнктуры или принципиальном альтруизме. Вопрос лишь в том, кто и как делит этот самый навар. Выработаны ли научно обоснованные “коэффициенты”, или договорные отношения между приватизаторами и приватизирующими так же стихийны, как наш дикий рынок?

В любом случае трудно придумать более удачное идеологическое прикрытие для привати-бизнеса, чем лозунг 91–93-го годов: не так уж важно, каким образом происходит разгосударствление; важно то, что бывшее социалистическое имущество наконец-то обретет реального собственника.

Но может, это был не злой умысел, а всего лишь преступная халатность комиссаров приватизации? Отнюдь. “По данным МВД, за 11 месяцев 1994 года в сфере приватизации выявлено 1684 преступления, 127 из которых совершены в крупных и особо крупных размерах. (В 95–96-м Генпрокуратура зарегистрировала уже 10 тысяч грубейших нарушений закона при проведении приватизации. – А.М.) Наиболее типичными были: взятки, криминализация на рынке жилья, скупка акций наиболее рентабельных отраслей народного хозяйства различными иностранными компаниями и фирмами с нарушениями законодательства. Как правило, не декларировался источник доходов при скупке крупных и гигантских пакетов акций физическими лицами. Например, Василий Юрьевич Тимофеев (Тюменская область) купил 210 миллионов (!) акций “Газпрома”, заплатив 2 млрд. 100 млн. рублей. 51% акций завода “Уралмаш” скуплено одним физическим лицом”.

В специальном приложении к докладу Полеванов привел три наиболее вопиющих случая скупки за бесценок лучших предприятий страны. Под номером один стояла авантюра с покупкой гражданами Израиля Михаилом и Львом Черными контрольных пакетов акций Красноярского и Братского заводов (о ней мы еще расскажем). Под номером два – рассказ о попытке приобретения французской фирмой “Сепр” единственного в России Щербинского завода огнеупоров. При стоимости завода в 145 млн. долларов фирма предложила за 35-процентный пакет акций 5,5 млн. долларов, – лишь вмешательство правоохранительных органов эту сделку притормозило. Под номером три – история о том, как всего за 8 млн. рублей были проданы здания и сооружения Московского института повышения квалификации руководящих работников и специалистов химической промышленности (МИПК), ориентировочной стоимостью в 100 млн. долларов.

На этой малоизвестной афере имеет смысл остановиться поподробнее. Во-первых, потому, что начали ее еще руководители союзного правительства, а успешно завершил Анатолий Чубайс. Во-вторых, это одно из первых крупных “достижений” младореформаторов, копья вокруг которого ломаются до сих пор. В-третьих – классический, можно даже сказать, хрестоматийный пример приватизации по-русски.

Время действия: холодное лето 1991 – зима 1996 годов.

Место действия: Москва, Кремль и его окрестности, а также микрорайон Свиблово.

Действующие лица и исполнители: премьер-министр СССР, он же член правления Международного центра социально-трудовых проблем (МЦСТП) Валентин Павлов; зампред Кабинета министров СССР, он же председатель правления МЦСТП Владимир Щербаков; министр химической промышленности СССР, впоследствии глава правительства Чеченской Республики Саламбек Хаджиев; председатель Госкомимущества Анатолий Чубайс; первый заместитель председателя Верховного Совета РСФСР Сергей Филатов; мэр Москвы, он же член правления МЦСТП Гавриил Попов; трудовой коллектив Московского института повышения квалификации руководящих работников химической промышленности (МИПК) – массовка. И другие.

О больших маневрах времен “позднего Горбачева” и “раннего Ельцина”, в результате которых значительная часть имущества КПСС, ВЦСПС и государства перешла в личную собственность партийных и профсоюзных лидеров, писалось и говорилось немало. Особенность истории приватизации гостиничного комплекса “Свиблово” в том, что судебная тяжба вокруг этой недвижимости длилась почти пятилетку.

27 июня 1991 г. премьер Союза Валентин Павлов подписывает постановление о создании при Кабинете министров СССР новой структуры – Госкадры СССР, которая получала в свое подчинение все институты повышения квалификации страны. В этом сугубо абстрактном документе есть один неожиданно конкретный пункт 6: “...передать Международному центру социально-трудовых проблем в качестве взноса советской стороны (?) здание учебного корпуса и общежитие одного из институтов повышения квалификации”.

Упомянутый центр (МЦСТП) был создан за полгода до этого, имел статус международной общественной организации, смутные цели (“удовлетворение общественных потребностей в высококвалифицированных кадрах в условиях перехода к рынку”), весьма важных соучредителей – Госкомтруд и ВЦСПС – и знатных сопредседателей: Валентина Павлова, его зама Владимира Щербакова, академика Станислава Шаталина и мэра столицы Гавриила Попова. Судя по дальнейшему развитию событий, вся затея с созданием нового министерства была придумана исключительно ради скромного шестого пункта.

Документы, на основании которых нейтральное “один из институтов” превратилось во вполне конкретное – МИПК Химпрома, имеющий на тот период самую современную инфраструктуру из аналогичных заведений, а “два корпуса” трансформировались в весь комплекс, отсутствуют. Тем не менее это случилось.

7 августа заместитель премьера Владимир Щербаков начинает поторапливать Минхимнефтепром с передачей заветного имущества центру, которым руководит Владимир Щербаков. Вице-премьер аргументирует свою нетерпеливость опасностью нарушений договоренностей президента СССР М.С. Горбачева с руководителями “семерки” и требует, чтобы вопрос был решен не позднее 15 августа. Министр химической промышленности Саламбек Хаджиев ничего не имеет против, но требует свою долю в виде гостиницы “Свиблово”.

До 19 августа получить в свое распоряжение недвижимость наши герои не успели: Павлов оказался в Лефортове, Щербаков – за границей... Впрочем, это в конечном счете ничего не меняло.

Вернувшись осенью в страну (уже никем), Владимир Щербаков без особого труда получает у мэра столицы подтверждение законности допутчевой передачи заветной площади в Свиблове. Что неудивительно, ведь Попов – единственный из членов правления МЦСТП, остающийся при исполнении. Не потому ли столичный мэр с легкостью “забыл” разницу между федеральной собственностью и муниципальной?

В ноябре главный инспектор РСФСР Валерий Махарадзе требует возвращения института в ведение органов госуправления, поскольку передача института несуществующим Госкадрам СССР “состоялась в период антиконституционного переворота”, а его имущество было оценено по остаточному принципу. Спорный институт передают на баланс Минпрома России.

Но Щербаков использует “тяжелую артиллерию”. Сергей Филатов, в то время бывший первым зампредом Верховного Совета РСФСР, ссылаясь на решение мэра, 7 декабря распоряжается “оформить безвозмездную передачу зданий и сооружений бывшего (?) МИПК Минхимнефтепрома СССР (Свиблово) Международному центру социально-трудовых проблем”.

Бюрократическая машина заработала. Следующим, 22 января 1992 года, – “во исполнение распоряжения” Филатова – был приказ Анатолия Чубайса: “Считать комплекс зданий и другое имущество МИПК собственностью Центра и согласиться с предложением Центра о выкупе советской части взноса, то есть стоимости “Свиблово” в размере 8025,0 тыс. рублей”.

Заметим, что цена была на редкость щадящей – столько в 1992 году стоили две “Волги”. Между тем речь шла о головном институте химической промышленности со всем его имуществом: административным, учебным, физкультурно-оздоровительным и гостиничным корпусами, автопарком, пансионатом на Клязьме и обслуживающим персоналом (500 человек).

Однако и на этот раз у “прихватизаторов” результат вышел не совсем тот – недвижимость им была передана лишь на бумаге. Фактически же находилась в распоряжении министра промышленности Александра Титкина. Расстаться с нею он не смог даже после ликвидации собственного министерства. За неделю до указа (сентябрь 1992-го), оставлявшего министра без портфеля, он издает приказ об упразднении института и внесении его имущества на баланс центра. Позже мы встречаем Александра Титкина членом Совета попечителей АОЗТ “Международная академия предпринимательства” (где, кстати, центр Щербакова – один из учредителей). В академию Титкин пришел не с пустыми руками, а со средствами института. Свой личный взнос в АОЗТ он оформил как взнос Минпрома в создание академии.

Новые хозяева “Свиблова” к декабрю 1992 г. полностью вошли во владение собственностью института. Им удалось получить в свое распоряжение не только площади, но и все его денежные средства, а также довольно крупную акционерную собственность МИПК в двух столичных банках.

Следующий, 1993 год ознаменовался любопытным открытием, которое сделали Конституционный суд и Генеральная прокуратура (в лице заместителя Казанника С.Г. Кехлерова): все основополагающие решения о передаче института общественной организации с последующей его приватизацией являются незаконными. Оказалось, что Филатов и Попов превысили свои полномочия, а Чубайс грубо нарушил Закон о приватизации.

Ну что ж, сказали чиновники, спорить не будем. И отменили свои решения (правда, лишь в 1994 году). Однако тот факт, что собственность перешла из рук в руки незаконно, в России отнюдь не означает, что хозяин получит ее назад.

Госкомимущество начало отчаянно судиться с центром Щербакова за спорные площади, пытаясь вернуть их в лоно государства. В 1994 году ликвидированный ранее институт был восстановлен. Однако в затяжных арбитражных процессах это обстоятельство игнорировалось: судьи по-прежнему считали институт ликвидированным, распоряжения Филатова и других законными, а решения Конституционного суда не имеющими к делу отношения. Мнение же Генпрокуратуры не учитывается по той причине, что уголовного дела она так и не завела (видимо, других дел хватает). Судьи не поняли: а зачем, собственно, вступило в спор Госкомимущество, в чем, собственно, заключается “государственный интерес”? Зато служители Фемиды отчетливо увидели последний в деятельности МЦСТП, который был создан для решения (как значится в материалах дела) важных задач.

Судебная тяжба вокруг “Свиблова” длилась пять лет. Весной 1997 года Высший арбитражный суд принял окончательное, не подлежащее обжалованию решение: вернуть гостиничный комплекс и помещения института государству. Но воз и ныне там. Решение суда циркулирует по инстанциям, ГКИ – официальный истец по этому делу – выказывает демонстративное равнодушие к судьбе гостиничного комплекса, а щербаковский центр вовсе не собирается покидать свое гнездышко. Тем более что большая часть помещений уже давно передана (вероятно, в субаренду) всяческим саунам, гриль-барам, турфирмам и бизнес-школам. Директор обездоленного института Александр Рыбинский насчитывает до 18 таких заведений на площадях, которыми на самом деле имеет право распоряжаться только его учебное заведение.

Дабы еще больше запутать ситуацию, центр самораспустился, но до этого передал всю свою собственность дочерней организации – Международной академии предпринимательства, у руля которой стоят те же самые люди. Не исключено, что руководству института теперь придется судиться по второму кругу. Генпрокуратура, как всегда, немотствует. Тот факт, что речь идет о государственной собственности, которая оценивается в 100–150 млн. долларов, никого не волнует.

Тот, кто воображает, будто новоиспеченными АО стали управлять держатели наибольших пакетов акций, абсолютно не понимает смысла отечественной приватизации. С самого начала бессмысленны были все споры о том, кто должен хозяйствовать на предприятиях – “свои” коллективы или “чужие” инвесторы. Пока теоретики спорили, практики, “крепкие хозяйственники”, одним словом, директора, уже осознали всю прелесть приватизации по-русски, став безраздельными, никакими законами в своих действиях не ограниченными собственниками заводов, совхозов и магазинов. Впрочем, кое-кто “свою собственность” уступил так называемым крупным инвесторам – взамен на открытие валютных счетов за границей. Иные же с инвесторами не договорились – и тогда происходили затяжные конфликты, заканчивавшиеся в лучшем случае судебными разбирательствами, в худшем – взрывами и прочими кровавыми разборками.

КЛАССИЧЕСКИЙ ДЕБЮТ

Все про начавшуюся приватизацию очень быстро понял и директор сети московских валютных магазинов “Русская березка” Юрий Шичков, ставший после прошедшего в августе 1993 года чекового аукциона генеральным директором АООТ “Русская березка”. Приватизация проходила по стандартной схеме: 51% акций получили по закрытой подписке члены трудового коллектива девяти магазинов, 29% выставлялись на чековый аукцион, 15% по Положению о приватизации были переданы в Московский фонд имущества для реализации на коммерческом конкурсе, 5% – в фонд акционирования работников предприятия (то есть также под контроль Московского фонда имущества), используемый в качестве материального поощрения акционеров на этапе успешного завершения приватизации – когда 95% акций окажутся реализованы. В итоге целых 20% акций “Березки” осели в Московском фонде имущества, около 20% на чековом аукционе скупил через несколько фирм-посредников (в частности, через фирму “Ваши ценные бумаги”) концерн “Олби”, а самому г-ну Шичкову досталось, как члену трудового коллектива, примерно 0,23% всех акций.

“Олби” скупал акции, разумеется, не из патриотических побуждений поддержать российскую приватизацию, но под совершенно конкретную программу. А именно: соединить свои внешнеторговые связи, мощную оптовую базу и капитал с широко известной торговой маркой “Русская березка”, превратив “стекляшки” на отшибе (валютные магазины специально располагали в окраинных районах, дабы не возбуждать излишнего озлобления простых “рублевых” трудящихся) в магазины-конфетки, самые элитные торговые точки столицы, куда будут заходить немногие, но со многим в кошельках.

Казалось бы, г-ну Шичкову только радоваться такому замечательному партнеру. Однако нормальный постсоветский директор не заинтересован в инвестициях в свое предприятие, которые неминуемо – о ужас! – дали бы прибыль: во-первых, с этой прибыли надо платить немалые налоги, а во-вторых, делиться с акционерами-инвесторами. А что будет получать лично он? Всего-навсего директорскую зарплату и дивиденды с 0,23% от общего числа акций! А вот если командовать самостоятельно и бесконтрольно...

ХОД КОНЕМ

Чтобы окончательно собрать 51% голосов акционеров – работников предприятия в один самовластный кулак, Шичковым использовался прием, уже апробированный другими, не менее дальновидными директорами. В рамках АО возникло юридическое лицо ТОО “Березка-2”, в оплату уставного капитала которого ушли все принадлежащие работникам акции. И теперь г-н Шичков, как директор нового ТОО, получил уже юридическое право голосовать за весь трудовой коллектив. Рядовые акционеры рассказывали мне впоследствии, что это произошло так тихо и незаметно, что большинство продавщиц даже не догадывались о состоявшемся учредительном собрании, на котором они якобы решили отдать все свои акции в пользу шичковского ТОО. Для них так и осталось загадкой, как в небольшом торговом зале одного из магазинов, вмещающем максимум сотню человек, собрались (по протоколу) 253 акционера. При этом все остальные магазины в тот день и час продолжали работать. Значит, по протоколу получается, работали не продавщицы, а их тени?

Итак, г-н Шичков уполномочил сам себя распоряжаться 51% голосов. Нам неизвестно, каким образом генеральный директор договорился с заместителем председателя Фонда имущества Москвы г-ном Головановым, ставшим членом совета директоров АООТ “Русская березка”, но факт, что контролируемые фондом 20% акций также “заиграли” на стороне г-на Шичкова. Последний решил, что при таком раскладе о концерне “Олби” с его 20% можно смело забыть и превратить свое директорское кресло в княжеский престол. Однако “Олби”, выложивший за победу на чековом аукционе около 1,5 миллиарда рублей, забываться не хотел.

ШАХ

Концерн, так и не сумев договориться со строптивым директором, упорно не желавшим делиться своей (как он считал) собственностью, решил получить такой пакет акций, который заставит г-на Шичкова считаться с интересами других. Началась скупка акций у работников магазина, которые были только рады расстаться с этими, как оказалось, абсолютно бесполезными для них бумажками. К апрелю свои акции продали “Олби” 78 человек, что давало концерну еще 14% голосов.

ЖЕРТВА ПЕШЕК

Реестродержатель (фирма, нанятая для ведения реестра) информировал руководство АО “Русская березка” о его незаконных действиях. Но г-н Шичков посчитал ответ заместителя руководителя Департамента ценных бумаг Минфина М.Чукуровой “мнением частного лица”, а с “непонятливым” реестродержателем расторг договор, взяв реестр в свои руки. И чтобы никому неповадно было продавать родные акции на сторону, директор принял решение жесткое, но по-директорски справедливое: предателей уволить!

Предателей оказалось много. Но приказ генерального обжалованию не подлежит. Увольняли, разумеется, не за прогулы, а по собственному желанию. Оно, по словам продавщиц, возникло после 5-часовой отсидки в директорском кабинете и разъяснительной работы (о том, что лучше увольняться “по собственному”, чем по статье о хищении или недостаче). Через несколько недель на улице оказались около 60 бывших акционеров.

СОЦИДИОТСКАЯ ЗАЩИТА (ЦУГЦВАНГ)

История более чем характерная. Вполне типичен и проигрыш концерна “Олби”, который из-за директорского самодурства получил многомиллиардные убытки. Характерна и судьба 60 работников “Русской березки”, которых буквально вышвырнули на улицу за попытку реализовать свои права акционеров. И вполне типичен главный итог: какую бы схему приватизации ни выбрали, хозяином предприятия при любых раскладах все равно становится его бывший директор.

Известный экономист Лариса Пияшева такой процесс называет недоприватизацией. Постсоветские предприятия вроде бы никому полностью не принадлежат – но при этом сливки снимает вполне определенная группа людей, которая собственником в полном смысле не является. Так, “Русская березка” не стала личным имуществом г-на Шичкова, он не может ее продать или передать по наследству своим детям – значит, он не заинтересован в ее перспективном развитии, в партнерах-инвесторах, но заинтересован в быстрой (пока он еще сидит в директорском кресле) прибыли, в “коротких деньгах”.

Недоприватизация по Чубайсу порочна даже не потому, что ее плодами воспользовались в основном мошенники, а потому, что ее главная цель была реализована с точностью до наоборот. Такая экономика не только не становится более эффективной – она просто перестает существовать. Недаром к концу приватизационной пятилетки стало ясно, что банкротом можно объявить каждое второе, если не каждое первое предприятие.

Кстати, “кинутые” акционеры “Березки”, обращаясь во все мыслимые и немыслимые инстанции, дошли до самого Чубайса (в бытность его председателем ГКИ). Чубайс устно назвал происходящее в “Березке” безобразием, но письменно рекомендовал разбираться в судебном порядке. А какие у нас судебные порядки, читателю, думаю, хорошо известно...

Это только две из тысяч побед приватизации по Чубайсу над здравым смыслом. Когда их количество переросло в качество, Анатолий Борисович пошел на повышение. А на хозяйстве остался тогда еще малоизвестный политическому истеблишменту Сергей Беляев. Он оказался на редкость талантливым учеником приватизаторов первого созыва. Вот лишь несколько подвигов “профессионала в команде профессионалов” (по мнению составителей предвыборной листовки “НДР”).

4 тысячи квадратных метров здания Исторического музея (Никольская, 5/1) без согласования с музеем, по воле Беляева, были переданы в долгосрочную аренду Союзу предпринимателей и арендаторов России под руководством Павла Бунича. Кстати, этот общественный и научный деятель в свое время вместе с г-ном Чубайсом входил в руководство Российского центра приватизации – что-то типа наблюдательного совета, призванного контролировать ход разгосударствления (через эту контору американцы обеспечивали методическую поддержку младореформаторов). Близость к главным реформаторам оказалась в тот период весьма кстати.

В начале 1998 года автор этих строк справился о дальнейшей судьбе отобранных у Исторического музея помещений. Несмотря на то что указанное здание по-прежнему находилось на балансе музея, его сотрудников туда так и не допустили. Распорядители федерального имущества, вероятно, считают, что общественной организации Павла Бунича особнячок на Никольской (аккурат напротив ГУМа) нужнее. Что же касается использования спорных площадей, то, по утверждению администратора Союза арендаторов и предпринимателей Зои Никишенко, все субарендаторы выселены решением арбитражного суда еще два года назад.

К началу 1998 года почти все эти фирмы продолжали занимать комфортабельное здание Госснаба. Правда, нет уже банка “Хованский”. Зато вышеупомянутый список дополнился еще двумя именами – “Росинвестнефтепродукт” (видимо, отпочковавшийся от “Росинвестнефти”) и ассоциация “Социальная сфера России”.

Одним из ярких вкладов г-на Коха в дело передачи сугубо государственной собственности в сугубо частные руки стала приватизация Росгорстраха – крупнейшей страховой компании страны. Первое же распоряжение г-на Коха по этому поводу, мягко говоря, не очень сочеталось с действующим законодательством. Дело в том, что приватизировать предприятие с коллективом более 50 тысяч человек разрешалось только лишь по согласованию с президентом страны. Но г-н Кох, видимо, торопился, дожидаться, когда президентские эксперты изучат план приватизации, ему было не с руки. Одним словом, в Госкомимуществе решили, что обойдутся и без санкции главы государства.

Первым делом счета Росгорстраха были переведены в родной город г-на Коха – в Санкт-Петербург (в тамошний Промстройбанк). Вслед за этим приватизаторы решают, кого поставить во главе новоиспеченного акционерного общества. Под личным патронажем г-на Коха создается спецструктура для установления контроля над пакетом акций компании – общество с ограниченной ответственностью из 9 коллег под руководством Владислава Резника – тоже питерца, известного своими близкими отношениями с предыдущим главой ГКИ Сергеем Беляевым.

Весной 1997 года г-н Кох издает распоряжение ГКИ, Минфину и РФФИ ускорить приватизацию Росгорстраха. Почему он так спешил, неясно. Неужели предчувствовал, что против него (правда, по другому поводу) через несколько месяцев возбудят уголовное дело?

По совсем смешной цене в 500 тысяч баксов (столько стоят три обычные трехкомнатные квартиры в центре Москвы) Резник и компания получают аж 30 процентов акций флагмана российского страхового бизнеса. Но тут вмешалась Дума. 12 февраля 1997 года депутаты поручили Счетной палате проверить, насколько законно действовало Госкомимущество, а до завершения экспертизы предложили правительству приватизацию приостановить.

16 мая Счетная палата доложила: все решения ГКИ и РФФИ (Российского фонда федерального имущества) по приватизации Росгорстраха должны быть расторгнуты как противоречащие законодательству. Тут вмешался и сам президент: он поручил премьер-министру приостановить передачу страхового монстра в частные руки, а Генеральному прокурору подключиться к проверке этой странной сделки.

Буквально на следующий день сам Альфред Кох отменяет план приватизации Росгорстраха, а еще через полгода распоряжением по Мингосимуществу Владислав Резник освобождается от должности председателя правления ОАО “Росгорстрах” с уже знакомой формулировкой – за нарушение законодательства о приватизации. Экономисты подсчитали: за год правления г-на Резника чистая прибыль компании снизилась ни много ни мало в 5 раз! Если же учесть вал судебных исков, последовавший за отменой приватизации по Коху, то нанесенный его действиями ущерб оказался гораздо круче той цены, по которой он попытался “толкнуть” контрольный пакет крупнейшей страховой компании.

Не успели утихнуть страсти по Росгорстраху, как разгорелся новый скандал – вокруг аукциона по продаже 25-процентного пакета акций “Связьинвеста” – мощнейшей и рентабельнейшей компании на рынке телекоммуникаций. Победителем этого аукциона стал известный бизнесмен Владимир Потанин – точнее, оффшорная фирма, связанная с ОНЭКСИМ-банком. Проигравшие олигархи тут же заявили, что аукцион являлся откровенным жульничеством, а его победитель был предрешен. Технология торгов была такова, что соперников г-на Потанина удалось нейтрализовать еще до начала конкурса. Более того, деньги для победы в этом аукционе ОНЭКСИМ получил... из госказны.

В свою очередь, младореформаторы – Анатолий Чубайс и Борис Немцов – утверждали, что продажа “Связьинвеста” была честнейшей и самой выгодной сделкой за всю историю приватизации. (Кстати, впоследствии, когда г-ну Немцову придется оставить свои апартаменты в “Белом доме”, ему будет предложена руководящая должность в “Связьинвесте”. Долг платежом красен.)

Однако сотрудники компетентных органов пришли совсем к другим выводам. В августе 1997 года Федеральная служба по валютному и экспортному контролю (ВЭК), проверив обстоятельства сделки, пришла к выводу, что торги прошли с явными нарушениями законодательства. По мнению экспертов ВЭКа, сделка может быть признана ничтожной, а сумму залога, внесенного кипрской оффшорной компанией, представлявшей интересы Владимира Потанина, следует взыскать в доход государства.

В декабре 1997 года по этому же поводу высказалась и Счетная палата. Аудиторская проверка показала, что при проведении аукциона по “Связьинвесту” были “нарушены правила создания и оплаты уставного капитала компании, а сам аукцион прошел с нарушением законодательства о валютном регулировании”. И что самое интересное – стартовая цена пакета акций была занижена в 3,2 раза.

В общем, история с Росгорстрахом повторялась снова и снова. Всем людям свойственно ошибаться. Но незаконные торги по распродаже госсобственности трудно назвать осечками, ошибками. Речь, скорее, шла о базовых принципах работы творцов приватизации по-русски...

Итак, вспомним, как все начиналось.

Май 1997 года. Господа Кох, Чубайс, Бойко и Казаков подписывают с издательством “Сегодня-пресс” договор о написании еще одной книги (будем называть ее книгой № 2) о приватизации в России. Гонорар каждого – 90 тысяч долларов. В сентябре к авторскому коллективу присоединяется Петр Мостовой – директор Федеральной службы по делам о несостоятельности. Ему полагается точно такой же гонорар.

Июнь 1997 года. Авторы-приватизаторы получают аванс за книгу № 2 – по 50 тысяч долларов на брата. Все, кроме г-на Казакова, кладут деньги на банковские счета. Г-н Казаков – в то время заместитель начальника Администрации президента России – решает получить деньги “черным налом”. Он выдает доверенность некой гражданке Цховребовой, и та забирает для него около 300 миллионов рублей наличными. Переносила ли она эту сумму в дамской сумочке или по такому случаю имела при себе вместительный кейс, история умалчивает.

4 августа 1997 года. В “Новой газете” появляется статья о книжке Бориса Немцова, за которую тот якобы получил 100 тысяч баксов. Там же упоминается книжка № 1 Альфреда Коха.

18 августа 1997 года. В той же “Новой газете” подробно рассказывается о том, как г-н Кох получил от “Сервины” 100 тысяч долларов за книгу № 1.

1 октября 1997 года. По следам публикации прокуратура возбуждает уголовное дело. Оно расследуется в Московской городской прокуратуре.

8 октября 1997 года. Альфред Кох впервые допрошен в прокуратуре.

23 октября 1997 года. Следователи произвели выемку всех банковских документов “Сегодня-пресс”. В одном пакете лежали документы о переводе денег Чубайсу, Коху, Казакову и Мостовому за книгу № 2.

24 октября 1997 года. Документы попали на стол к министру внутренних дел Анатолию Куликову.

28 октября 1997 года. Документы попали к Березовскому и Гусинскому. В тот же день на борту самолета Москва – Лондон Анатолий Чубайс дал интервью, в котором сообщил, что он со своими соратниками “подготовили фундаментальную монографию (как потом выяснилось, речь шла о книжице в 200 страниц. – А.М.), которая ответит на ближайшие вопросы развития частной собственности в России”. 95 процентов гонорара за книгу № 2 авторы якобы собираются внести в некий специальный Фонд защиты частной собственности. Судя по всему, речь идет о пресловутом фонде Гайдара.

12 ноября 1997 года. По “Эху Москвы” впервые прошла информация о сумме гонораров. Г-н Чубайс назвал это враньем.

14 ноября 1997 года. Виктор Черномырдин заявил, что информация о книге (видимо, речь шла о книге № 2) для него и президента – полная неожиданность. В тот же день сотрудники компетентных органов произвели изъятие документов в Фонде защиты частной собственности и ЗАО “Монтес Аури”.

Март 1998 года. В рамках “книжного дела” первому зампреду ГКИ Александру Иваненко и начальнику Управления приватизации предприятий непроизводственной сферы Борису Веретенникову предъявлены обвинения в хищении государственного имущества. Они обвиняются в незаконной раздаче купленных ГКИ квартир. Среди улучшивших свои жилищные условия – Альфред Кох, Сергей Беляев, Петр Мостовой. Всего по фиктивным договорам для высокопоставленных друзей Анатолия Чубайса приобретена 21 квартира.

5 мая 1998 года. Нашему герою – Альфреду Коху – спустя 7 месяцев после начала следствия решено предъявить обвинение в присвоении и растрате государственного имущества. С него взята подписка о невыезде, после чего – с ведома прокурора – он сразу же вылетел в загранкомандировку. По инкриминируемой ему статье бывшему приватизатору грозит от 5 до 10 лет с конфискацией. (Через несколько месяцев началось расследование и в отношении Сергея Беляева – как раз в то время, когда он попытался заручиться депутатской неприкосновенностью, обретя мандат депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга.)

20 мая 1998 года. Альфред Кох прибыл из Нью-Йорка для допроса в московской прокуратуре.

21 мая 1998 года. На пресс-конференции в Москве Альфред Кох презентовал свою книгу № 1 о приватизации, 224-страничная монография вышла на английском языке тиражом 20 тысяч экземпляров, отпускной ценой по 25 долларов за штуку. По словам бывшего главы ГКИ, книга посвящена Генеральному прокурору Юрию Скуратову. Монография называется “Распродажа советской империи”.

В чем, в чем, а в названии своего труда г-н Кох не слукавил. То, что он и его соратники сделали со страной, лучше не сформулируешь.

И без пресловутых книжных историй было ясно, что комиссары российской приватизации – отнюдь не бессребреники. Неужели эти молодые, умные, грамотные люди могли спокойно наблюдать, как самые лакомые кусочки страны за бесценок уплывают в карманы каких-то проходимцев – и при этом сами довольствовались бы скромными чиновничьими зарплатами?

Откуда у Чубайса 270 тысяч долларов? – воскликнуло общество, когда выяснилось, что данная сумма “капнула” на счет приватизатора в Мост-банке летом 1996 года, когда он уже возглавил Администрацию президента России после удачно проведенных выборов. А заплатил ли он с этой суммы налоги? Успокойтесь, заплачу, отвечал “рыжий кардинал”. А законно ли он ее получил? Ну конечно, законно! Как уже говорилось выше, временно отойдя от управления страной, г-н Чубайс консультировал биржевых спекулянтов, в период президентских выборов они наварили кругленькую сумму – ну и отблагодарили как полагается.

Гораздо интереснее другое: куда, на какие счета, в какую недвижимость стекались все прочие “благодарения” за добрые советы, которые давал Анатолий Борисович за годы своей кипучей деятельности на ключевых государственных постах?

Известный борец с правительственной коррупцией, некогда “правая рука” Коржакова, полковник Стрелецкий сказал мне, когда разгорелся скандал с 270 тысячами долларов: “На самом деле только за месяцы президентской избирательной кампании г-н Чубайс стал богаче примерно на миллион долларов. А упомянутая сумма – это так, на карманные расходы”.

И действительно. Слова полковника полностью подтвердили скандинавские журналисты, которые решили отследить, как г-н Чубайс тратил деньги с упомянутого счета в Мост-банке во время своей поездки в Данию.

В этом королевстве чета Чубайсов побывала в августе 1996 года, посетив Копенгаген и городок Тисвильделайе. Через неделю они взяли напрокат машину и совершили вояж на юг – во Флоренцию. По подсчетам ушлых журналистов, только датская часть поездки обошлась русскому приватизатору в 32 тысячи долларов (200 тысяч датских крон), из которых 10 тысяч было потрачено на покупку шубы г-же Чубайс. Согласитесь, последние деньги так не тратят...

В июле следующего года Чубайсы совершили еще один вояж в Данию. И вновь вице-премьер с женой оказались под пристальным взором журналистов. Ничего крамольного в самом факте любви русского “принца” к датскому королевству, конечно, нет. Но особый интерес прессы все же объясним. Дело в том, что местные бизнесмены – друзья Анатолия Борисовича, с которыми он встречался в ходе поездок, – не совсем обычные бизнесмены. Это люди, имевшие ту же скандальную известность, какую имеет в России Борис Березовский. Но если у последнего проблем с правоохранительными органами пока не было, то датские друзья г-на Чубайса постоянно вызывают особый интерес полиции.

В начале 80-х произошла еще одна темная история, г-н Бонде-Нильсен был объявлен банкротом, против него возбудили еще одно уголовное дело. Он бежит в Англию, датчане требуют его арестовать и депортировать. Будущий друг Анатолия Борисовича возвращается на родину, здесь проходит целая серия судов. Затем г-н Бонде-Нильсен снова бежит в Англию, вновь следует требование датской полиции об аресте. И опять это дело каким-то образом удается прикрыть.

В 1997 году в Великобритании проходит еще один процесс над г-ном Бонде-Нильсеном. Признано, что он должен в общей сумме 50 миллионов фунтов стерлингов.

Но в это время он уже активно участвует в российской приватизации. В 94-м году датский бизнесмен приобретает 10-процентный пакет акций известной нефтяной компании “Тэбук-нефть”. Затем активно скупает акции у трудового коллектива (причем “живых” денег не платит, а только обещает расплатиться когда-то в будущем). И уже в 1997 году этот датский “банкрот” становится обладателем 47-процентного, то есть блокирующего, пакета акций компании – и садится в кресло председателя совета директоров. Происходит это примерно через пару месяцев после прогулки на яхте с г-ном Чубайсом.

Но не все приватизаторы так удачливы. Не всех беда обходит стороной. Этому нас учит опыт северной столицы. Если московским “реформаторам” распродажа госсобственности только немного попортила нервную систему, то питерским то же самое стоило жизни. И это еще один урок приватизации по-русски.

По меткому выражению одного из моих коллег по цеху, пуля попала в самое сердце российской приватизации. Именно из Питера, из бывшей администрации Собчака, выпорхнули Сергей Беляев, Альфред Кох. Последний учился на одном курсе с Маневичем в Ленинградском финансово-экономическом институте. Михаила Маневича также прочили на высокую должность в Москву. В день убийства он должен был отправиться в столицу на встречу с Анатолием Чубайсом, который, по некоторым данным, хотел предложить ему пост заместителя председателя Госкомимущества. Как раз в то время в ГКИ шли кадровые перетряски. Вместо уволенного Альфреда Коха во главе комитета встал Максим Бойко. Возможно, высокопоставленные друзья Маневича рассчитывали, что, освоившись в столице, он в один прекрасный день встанет во главе главного приватизационного ведомства. Но не судьба.

Анатолий Чубайс присутствовал на похоронах. Проникновенные речи Чубайса и его соратников были вполне в духе героев фильма “Крестный отец”.

– Для меня Миша Маневич был не просто чиновником, – сказал Анатолий Борисович. – Нас объединяли общее дело и узы дружбы еще с институтских времен. Несмотря на бандитский беспредел, позиция команды реформаторов, полноправным членом которой был Михаил Маневич, остается неизменной. А в ответ мы будем действовать еще более жестко, невзирая на лица.

– Убийство председателя петербургского КУГИ не просто предупреждение городским властям, но и вызов всем нам... Вызов мы приняли, ведь заказчики прекрасно знали наши отношения... Для меня случившееся не только урок, но и толчок к действиям, и очень активным.

То, что речь шла не о мелкой бытовухе, но о высоких политических материях, было очевидно и по характеру преступления. Ликвидацией вице-губернатора занимались не просто специалисты, но суперпрофи. Диверсионная группа (4–5 человек) отслеживала по рации весь маршрут главного городского приватизатора. Схема покушения явно прорабатывалась в деталях – учли даже то, что при повороте на Невский проспект машина приватизатора обязательно притормозит. И самая поразительная деталь: киллер во время стрельбы не мог видеть своей жертвы! Он бил с чердака по крыше автомобиля, предполагая, что Маневич сидит справа от водителя (с тех пор все городские чиновники пересели на задние сиденья). Несмотря на то что правительственная “Вольво” двигалась на большой скорости и между ней и стрелком было не менее ста метров, пять из восьми пуль достигли цели. По мнению знающих людей, у местной “братвы” таких мастеров не было.

Следствием отрабатывались все возможные версии – в том числе бытовая. Например, допрашивали вдову, Марину Маневич, – интересовались, откуда у них в доме дорогой антиквариат.

Источники из криминальных кругов сообщали, что “заказ” на вице-губернатора Маневича был сделан из Москвы по политическим причинам и не связан с дальнейшей приватизацией в самом Петербурге. Выполнение заказа якобы шло через те же “крыши”, которые в свое время организовали убийство Отари Квантришвили, а идея “профессионально завалить” Маневича на виду у всего города была высказана неким “политическим покровителем” убийства и транслировалась через ряд промежуточных бандитских звеньев. По информации тех же недостоверных источников, “заказ” оценивался в 176 тысяч долларов (небывало высокая ставка даже для такого громкого политического убийства), из которых непосредственным исполнителям якобы досталось порядка 20 процентов. Основная пропагандистская “задумка” акции, согласно этой версии, сводилась к тому, чтобы показать группе Чубайса, что после снятия Коха любой ее член может быть подвергнут “подобному же наказанию”. Одновременно акция призвана была продемонстрировать, чем может закончиться “неправильное распределение” крупных объектов в пользу ОНЭКСИМ-банка.

Версия достаточно расплывчатая – за исключением последнего предположения о том, что Маневич, как и Чубайс, мог покровительствовать дружественной группе ОНЭКСИМ. К этой теме мы еще вернемся.

В этой связи следствию необходимы были дополнительные данные о деятельности экс-мэра. Такими данными мог располагать глава КУГИ – по крайней мере, к нему специально приезжал личный представитель Скуратова и о чем-то беседовал. Авторы данной версии утверждают, что причиной убийства могли стать угрозы Маневича “сдать” Собчака. Например, Маневич мог рассказать, как Собчак получил в Голландии кредит в 60 млн. долларов для закупок оборудования под залог недвижимости города – сделка, против которой Маневич в свое время категорически возражал.

Впрочем, новый глава питерского КУГИ Герман Греф был убежден, что “заказ” никак не связан с профессиональной деятельностью Маневича. В интервью, которое г-н Греф давал мне прямо в своей служебной машине по дороге на очередное правительственное заседание (помню, я ехал и невольно поеживался – а вдруг и машину г-на Грефа решат обстрелять?), он последовательно опроверг все версии СМИ по этому поводу. В том числе ту, что “все дороги ведут в порт”.

И все же она тоже заслуживает внимания. Этот действительно ценный объект – торговые ворота России на Балтийском море – давно планировалось выставить на торги. Наибольший интерес представлял федеральный пакет акций в 28,8 процента, который собирались передать городу, а затем продать. По каким-то не совсем ясным причинам продажа этого пакета постоянно тормозилась. Между тем членом совета директоров порта был Михаил Маневич. В связи с портовой версией наблюдатели вспоминали об убийстве в июне 1997 года другого питерского приватизатора, главы КУГИ Приморского района Александра Маймулы.

Другой крупный проект, к разработке которого имел непосредственное отношение Михаил Маневич, – новая система сдачи в аренду городской недвижимости. Авторы законопроекта “О порядке определения арендной платы за нежилые помещения” впервые в стране предложили ввести единую, научно обоснованную методику выработки тарифов. Отныне цену должен определять компьютер, а не чиновник из муниципалитета (при прежней “системе” арендная плата в двух соседних особняках на Невском отличалась в 100 раз!). Если по старым тарифам город получал от арендаторов 500 миллиардов рублей в год, то по новым городская казна должна была пополняться на 1–1,5 триллиона (старыми) ежегодно.

Для крупных коммерческих структур это – многомиллионные убытки. С чем соглашался в беседе с автором этих строк и г-н Греф. “Но, – говорил он, – их интересы слишком разрознены – трудно представить, чтобы они пошли на некую совместную акцию”.

Те, кто склонен за любым громким преступлением искать интересы крупных преступных группировок, после убийства Маневича заговорили о самой известной в Питере ОПГ– тамбовской. К тому времени считалось уже общеизвестным фактом, что люди, связанные с этой группировкой, проникли в Государственную думу, в Законодательное собрание Питера, в Смольный. По сведениям из компетентных органов, тамбовцы контролируют до 60 процентов экономики города, включая нефтебизнес, легкую и мясную промышленность, ряд крупных магазинов. Аналитики, склонные к более резким высказываниям, говорят о том, что в городе на Неве фактически образовалось криминальное правительство со своей милицией, прокуратурой, Советом безопасности и пр.

Один из лидеров группировки, Александр Ефимов (Фима-банщик), около полугода находившийся в федеральном розыске, был задержан в Крыму как раз за неделю до убийства Маневича. В связи с этим речь могла идти как об акции возмездия (кстати, дело Маневича, первоначально возбужденное по статье об убийстве, вскоре переквалифицировали как террористический акт), так и о перестановках в иерархии самой группировки и как следствие – об устранении связанных с ее лидерами чиновников.

Однако никаких достоверных данных об участии тамбовцев в расстреле Маневича не было. Более того, просочились сведения, что “братва” боялась “несправедливых” репрессий и проводит что-то вроде собственного служебного расследования.

И все же с одним из господ, хорошо известным местным правоохранителям, у Маневича явно был конфликт. Эту версию мне озвучила Людмила Нарусова, супруга экс-мэра.

В ноябре 96-го рвануло в столичной высотке на Котельнической – бомбу заложили под дверь квартиры Натальи Федотовой, бывшей жены киноактера Олега Видова. Пострадавшая указала на Юрия Шутова и его приятеля Эльбруса Мамедова (сам Юрий Титович факт знакомства с Мамедовым отрицает), которые ей якобы угрожали. Мамедов был арестован, но вскоре отпущен под подписку. А угрозы продолжались. Нарусова по этому поводу обратилась к Юрию Скуратову с депутатским запросом, но ответа не дождалась. Зато ответил Шутов – его письмо распространил в Думе вице-спикер Сергей Бабурин, чьим помощником к тому времени стал Юрий Титович: “Напрасно он (Собчак) рассчитывает стать именно с моей помощью вдовцом”.

Трудно сказать, насколько достоверна информация “Комсомольской правды”, назвавшей его активным членом казанского преступного сообщества – одного из главных конкурентов тамбовцев. Точно так же непросто проверить сведения “Невского времени”, сообщившего, что члены предвыборного штаба Шутова в самый разгар избирательной кампании жестоко избили двух горожан. С обеими газетами Юрий Титович упорно судился.

Нам же интересно другое. Именно этому человеку весной 1997 года Госдума поручила возглавить уникальную в своем роде Региональную комиссию по анализу итогов приватизации в 1992–1996 гг. и ответственности должностных лиц за ее негативные результаты. Члены комиссии Шутова засучили рукава, – а Михаил Маневич немедленно распорядился закрыть для их взоров всю служебную документацию.

Невзирая на запрет, Шутов и его люди за несколько месяцев объездили немало приватизированных предприятий. По словам нового главы КУГИ г-на Грефа, Шутов “выдвигал директорам некие условия”. По словам г-жи Нарусовой, пытался ввести в руководство этих предприятий своих людей.

“Компания небольшая, в трудном финансовом положении. Мы сказали Шутову: хочешь поуправлять – пожалуйста, попробуй”.

Как бы там ни было, ясно, что если между Маневичем и Шутовым и был конфликт, то не Маневич мешал Шутову, а наоборот. Впрочем, можно предположить, что внедрение Шутова во властные структуры было лишь одним из эпизодов более крупной игры, которую вели против Маневича его противники. Возможно, создание этой комиссии не дало ожидаемого эффекта, и недруги городских приватизаторов прибегли к более решительным мерам...

Была своя версия и у Юрия Титовича. Получив доступ к святая святых городской приватизации, он обнаружил, что Маневич действительно ходил “по краю закона”. Один из сомнительных приватизационных проектов касался продажи полусотни шикарных особняков, принадлежавших дореволюционной аристократии.

Бумажная канитель вокруг этой недвижимости не стоит внимания читателей, но остановимся на итоговых документах. В них здания, во-первых, сильно уменьшились в объемах (соответственно уменьшились и цены); во-вторых, ремонтники, вахтеры и лифтеры написали заявления с отказом от участия в дележе этого пирога; в-третьих, неведомо откуда появился упомянутый в портовой версии “Союзконтракт” – он сначала выступал всего лишь гарантом предстоящих сделок купли-продажи, однако от договора к договору его участие в проекте становилось более весомым. На многих документах стояла подпись Маневича.

Возможно, организаторы этой многоходовой авантюры поняли, что теперь надо по второму кругу договариваться с чиновниками из КУГИ. И, подсчитав возможные затраты, вполне могли обидеться на г-на Маневича. Не исключено также, что это не единственный случай, когда вице-губернатор давал повод на него обидеться.

Характерно, что сразу после расстрела на Невском и назначения на место Маневича Германа Грефа было заявлено, что сделка по продаже “Союзконтракту” старых особняков непременно состоится. Более того, губернатор Яковлев пояснил, что сделка законна, и заявил, что, мол, цель “Союзконтракта” – не взять эти здания, а после реконструкции использовать их под какие-то общественно-полезные цели (по его словам, какое-то из этих зданий хочет, к примеру, приобрести “Лукойл”).

Возможно, только одна из перечисленных версий недалека от истины, но существует схема, при которой все они получают право на существование. Если шире взглянуть на то, что происходило в 1997 году в Санкт-Петербурге, становится очевидно: убийство Маневича произошло непосредственно перед началом нового, во многом решающего этапа городской приватизации. На кону были и морской порт, и упомянутые особняки, и аэропорт Пулково. Среди соискателей – все те же известные финансово-политические структуры.

При жизни Маневича имя вероятного победителя сомнений не вызывало: вице-губернатор всегда был активным членом команды Чубайса – Потанина. Да и сам губернатор Яковлев, перед избранием ориентировавшийся на партию Сосковца – Коржакова, в последнее время все больше сближался с друзьями ОНЭКСИМ-банка. Одним словом, накануне приватизационного финала обозначился явный дисбаланс сил.

После гибели Михаила Маневича стартовое положение основных претендентов на питерский “пирог” выравнялось. Г-н Греф слывет человеком более гибким и склонным к компромиссам. Кстати, и сам Анатолий Борисович не скрывал, что гибель Маневича для него – нечто большее, чем просто смерть друга.

– Мы достанем всех: и тех, кто спускал курок, и тех, кто оплачивал это своими вонючими воровскими деньгами, – говорил отец русской приватизации на похоронах. – Мы достанем их всех, потому что теперь у нас нет выбора: теперь либо – мы, либо – они.

Нет оснований сомневаться в искренности тогдашнего первого вице-премьера. Однако, чтобы “достать их всех”, придется досконально изучить и вытащить на свет все механизмы, все приводные ремни российской – а не только питерской – приватизации.

Первое сообщение о задержании предполагаемых исполнителей убийства вице-губернатора Санкт-Петербурга совершенно неожиданно появилось в середине июня 1998 года.

Неожиданно – потому что все уже свыклись с мыслью, что серьезных киллеров, исполнителей наиболее громких преступлений, никогда не находят. Сложился даже стереотипный образ убийцы-профессионала, загадочного, как Фантомас, беспощадного и непобедимого, как Терминатор, неуязвимого, способного выкрутиться из всех ситуаций, бежать из любой тюрьмы – как Саша Македонский (ныне покойный Александр Солоник). Существует и миф № 2, согласно которому киллер, участвующий в самых резонансных заказных преступлениях, – это бездумная и безжалостная машина, которую заказчики стараются уничтожить немедленно после использования – подобно “мокрому” пистолету, который выкидывают на месте преступления. Именно этот стереотип лег в основу известного фильма “Шизофрения”, консультантом которого выступил Александр Коржаков. Таков образ мыслей не только простого обывателя, но и сильных мира сего. Например, даже после объявления о поимке убийц Маневича губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев заявил, что он по-прежнему уверен: настоящих исполнителей этого преступления давно уже нет в живых.

Как бы там ни было, представители правоохранительных органов отрапортовали, что в горах на юге Киргизии, в районе Оша, задержана целая банда киллеров. Примерно через месяц, несмотря на завесу секретности, которой окутано все следствие по делу Маневича – даром что дело ведет ФСБ, – в печать потихоньку просочились их имена: братья-близнецы Андрей и Сергей Челышевы и Сергей Яковлев. Последний – что самое поразительное – оказался депутатом Первомайского райсовета Тамбовской области. Кроме того, была арестована и шестидесятилетняя мать Челышевых, которая, по мнению сыщиков, также принимала активное участие в деятельности банды.

Самой же поразительной новостью было то, что эта бригада, вполне возможно, организовала ликвидацию не только Маневича, но и Листьева, и Квантришвили, и алюминиевых королей – Яфясова, Львова, Кантора – и еще не менее десятка громких преступлений. Впрочем, все это пока лишь версии. Но одно несомненно: братья Челышевы и их приятель-депутат недаром прятались в далеких киргизских горах.

Следующей уликой стала информация, полученная от одного из агентов РУОПа, внедренных в криминальные круги. Информатор сообщал, что во время одной из бандитских сходок некий авторитет, сильно “приняв на грудь”, заявил, что в августе его команда работала в городе на Неве – выполняла “заказ” на весьма важного “туза”.

Оперативники спецслужб стали проверять обстоятельства всех преступлений, имевших такой же почерк. Оказалось, что аналогичным образом крупные бизнесмены и мафиози были расстреляны в Тамбове, Москве, Липецке, Архангельске, Ульяновске, Рязани – в общем, во многих крупных городах европейской части страны. Однако поначалу зацепиться удалось только за убийство тамбовского нефтяного магната Рогового и местного авторитета Рогачева. Именно в Тамбове и базировалась эта преступная группировка.

Вторая версия гласит: в январе 1998 года сотрудники Кировского РУВД Санкт-Петербурга, опять же совершенно случайно, узнали о подготовке заказного убийства в одном из российских городов. Агент сообщил имена двух исполнителей – однако даты, места и других деталей готовящегося преступления он не знал. Но самым важным в его сообщении было указание на то, что эти двое уже совершили как минимум два заказных убийства. Оба – в Тамбове.

Информацию проверили. И она полностью подтвердилась. Выяснилось, что речь шла об убийствах тамбовского нефтяного магната Владимира Рогового (его застрелили возле дома из пистолета) и авторитета Владимира Рогачева. Последний контролировал город Мичуринск. Его не спасла даже мощная охрана: пуля настигла мафиози, когда тот ехал по трассе Мичуринск – Никифоровский в сопровождении двух автомобилей, набитых вооруженными боевиками. Впрочем, и киллеры готовились очень тщательно. Изумительная деталь: чтобы подготовить засаду, бандиты вырыли специальный окоп. Именно усердие помогло им справиться с нелегкой задачей, потому что особой меткостью они не отличались. Бандиты расстреляли два рожка из автомата Калашникова, а в авторитета угодила всего одна пуля. Впрочем, хватило и ее. Кстати, за столь сложную работу киллеры получили всего по пятьсот баксов.

Не отличались особым профессионализмом и сотрудники правоохранительных органов, к которым попала эта информация. Отследить связи и выяснить новые подробности о деятельности той группировки, к которой принадлежали два названных агентом преступника, сыщики не смогли. Поэтому, не долго думая, двух киллеров арестовали – хотя бы для предотвращения дальнейших “мокрых” дел.

Но операм повезло. Бандиты довольно быстро раскололись. Биография первого из киллеров оказалась вполне предсказуемой: четыре судимости за кражи и грабежи. А вот второй доселе считался чистым перед законом: он служил в спецподразделении морской пехоты, потом демобилизовался, потом участвовал в каких-то бандитских разборках, после одной из которых стал инвалидом.

Выяснилось, что они входят в устойчивое бандформирование из дюжины “волков”, базирующееся на Тамбовщине и возглавляемое жителем Тамбовской области по кличке Серый. Они признавали только один род бизнеса: заказные убийства. Сыщики выяснили также, что наиболее активными членами банды были братья-близнецы из Ферганы.

Но существует и третья версия того, как следователям удалось разгадать тайну расстрела на Невском проспекте.

Но на первом же допросе опера поняли, что к ним попал весьма любопытный экземпляр. Оказывается, все последние годы Поп – такова была кличка подозреваемого – состоял в банде киллеров-профессионалов. Как и многие его соратники, военную подготовку он прошел в спецподразделении морской пехоты.

Чем он провинился, история умалчивает, но однажды бывшие коллеги вынесли Попу смертный приговор. Сергей жил в постоянном страхе, на грани нервного срыва. И однажды все-таки сорвался: он взял топор и бросился на сожительницу.

Протокол с показаниями Попова спецпочтой был отправлен в Москву и вскоре лег на стол Генерального прокурора Юрия Скуратова. С этого момента следствие получило реальный шанс раскрутить не только дело Маневича, но и дело Листьева. Попов утверждал, что именно его коллега Андрей Челышев стрелял в телезвезду.

Впрочем, в банде были не только исполнители, но и организаторы. Таковым считают 33-летнего депутата Сергея Яковлева. До избрания в райсовет он был обычным фермером, главой фермерского хозяйства “Факел-2”. На арендованных 200 гектарах выращивал зерно. Но, получив депутатский иммунитет, он решил изменить род деятельности. На заседаниях райсовета его никогда не видели – зато он объявился в Питере, уже под кличкой Фандора. Это имя все чаще звучало в оперативных донесениях о разборках, в которых участвовало уже упомянутое в предыдущих главах тамбовское преступное сообщество, которое контролирует не только родной город, но и северную столицу. По словам одного из оперативников, “грязную работу за Фандору выполняли специалисты – армейские спецназовцы, прошедшие через многие горячие точки”.

После ареста Попа, Серого и других боевиков из бригады киллеров остальные их соратники – в том числе Яковлев и братья Челышевы – легли на дно, и долгое время никаких достоверных сведений об их местонахождении у следователей не было. Впрочем, одна зацепка была: братья-близнецы были родом из Ферганы. Логично было предположить, что именно в Средней Азии следует вести их поиски.

Вскоре было получено подтверждение этой догадки. Один россиянин, гостивший у родственников в Узбекистане, обратил внимание на странных соотечественников, которые от кого-то прятались и пытались снять дом или квартиру. Вернувшись домой, мужчина сообщил об этих людях своему приятелю – который по чистой случайности оказался оперативником, работающим именно по делу тамбовских киллеров.

Еще более достоверная информация у следователей появилась летом. На таможенном посту при пересечении таджикcко-киргизской границы с фальшивыми документами попался один из лидеров группировки по кличке Ферганец. Проверив его личность по спецкартотекам, таджикские стражи порядка выяснили, что он находится в розыске по делу Маневича. В Таджикистан срочно вылетела опергруппа ФСБ.

Он раскололся на первом же допросе. Ферганец указал место, где скрываются остальные бандиты. Они все время меняли адреса, а в последнее время снимали домик в киргизском городке Кадамжай.

Для доставки задержанных киллеров в Москву были предприняты беспрецедентные меры безопасности. В Фергану прибыла целая бригада оперативников и спецназовцев для переправки ценных пленников в Россию. Когда четырех киллеров сажали в самолет авиакомпании “Узбекистон хаво йуллари”, в шапочках-масках были и преступники, и конвоиры. Когда лайнер приземлился в Шереметьево-1 и салон покинул последний пассажир, к трапу подкатил бронированный микроавтобус “Форд” и еще десять машин сопровождения. Через несколько минут кортеж уже мчался в центр Москвы. Еще через полчаса подозреваемые оказались в здании РУОПа на Шаболовке. Двоим из задержанных сразу же предъявили обвинения в убийстве тамбовских предпринимателей Рогового и Рогачева.

А уже на следующий день руководитель Главного управления по борьбе с организованной преступностью (ГУБОП) МВД России Владислав Селиванов заявил, что бандиты уже признались в убийстве Михаила Маневича и других известных людей.

Гак, Сергей Попов (Поп) сообщал, что в день убийства Маневича киллер ходил и выбирал позицию в резиновых галошах. И действительно, следы галош были обнаружены в указанных Поповым местах. А потом выяснилось, что еще в период службы в морской пехоте Андрей Челышев страдал заболеванием почек. Врачи рекомендовали ему следить, чтобы ноги всегда были сухими. И он всегда в сырую погоду ходил в галошах или резиновых сапогах...

О том, что именно Челышев участвовал в убийстве Владислава Листьева, Попов узнал почти случайно. Однажды он ехал вместе с Андреем на очередное задание. В машине кроме них никого не было. “Интересно, а кто Листьева “замочил”?” – спросил без всякой задней мысли Попов. “Я”, – просто ответил Челышев. А потом поведал некоторые подробности этой операции. Оказывается, поставив на боевой взвод пистолет, киллер засунул руку в полиэтиленовый пакет – чтобы гильзы остались в пакете. А на пол бросил гильзы от другого оружия, но того же калибра. Эту деталь также вполне можно проверить.

Одним словом, каждое новое показание прибавляет следователям уверенности в том, что они на правильном пути. Правда, пока ничего не известно о заказчиках всех этих преступлений – и неясно, удастся ли проверить данные о том, что диспетчер, через которого передавался “заказ” – “генеральный подрядчик” этой банды, – работает в военном ведомстве.

Можно сделать и еще один серьезный вывод. Громкие убийства, громкие уголовные процессы, громкие скандалы – все это естественные особенности национальной приватизации. Такие же естественные, как гонорар в 450 тысяч долларов за брошюру о ее успехах.

Среди нескольких относительно законных способов украсть миллион, несомненно, самым популярным к середине 90-х стало фондостроительство. Всевозможные благотворительные, общественные, вневедомственные, некоммерческие, целевые фонды повылезали как грибы после дождя. Неужели так много у нас вдруг появилось меценатов и таким пышным цветом расцвела благотворительность? Отнюдь. Просто “крыша” фонда – вообще общественного – не государственного, но и не коммерческого заведения – оказалась наиболее удобной для огромного числа предприимчивых людей, не желающих, однако, заниматься легальным бизнесом.

Легальный бизнес – дело хлопотное и, как правило, убыточное. Проблемы – на каждом шагу. Во-первых, острейшая конкуренция – все труднее найти свою, уникальную, никем не занятую нишу. Во-вторых, совершенно идиотское налоговое законодательство, съедающее 96 копеек из 1 рубля прибыли (если, конечно, все платить по честному). В-третьих (если не во-первых), рэкет: как только предприятие начинает давать хоть какие-то дивиденды, тут же появляются мытари с бейсбольными битами. В-четвертых, все вокруг “кидают” и все воруют – включая своих собственных работников. Короче говоря, проблем столько, что поневоле начинаешь искать обходные пути.

Именно таким неожиданным выходом из патовой ситуации является учреждение собственного фонда. Перечисляем плюсы.

Платить и вообще отчитываться перед фискальными органами не надо – фонд априори не коммерческая организация, никакого своего бизнеса – по идее – не имеет, следовательно, в государственную казну ничего отстегивать не обязан. Кроме того, до последнего времени вообще не было четкого законодательства, регламентирующего деятельность фонда; каким образом, на основании каких именно документов надо его регистрировать? можно ли его ликвидировать или запретить? кто вообще должен его контролировать? – все эти вопросы – если бы их кто-то вздумал задать – непременно повисли бы в воздухе.

Фонды как бы существуют – и как бы нет. Они как бы участвуют на рынке (и еще как активно участвуют! – см. ниже) – но как будто в шапках-невидимках. Их руководители ни за что не отвечают, – но пользуются немыслимыми правами.

Кроме освобождения от налогов – освобождение от таможенных пошлин. Ведь товары, поступающие в адрес благотворительных организаций (особенно импортные товары), – это гуманитарный груз. А у кого поднимется рука брать пошлину с гуманитарной помощи сиротам, старикам, инвалидам? Другое дело, что грузов этих оказывается порой гораздо больше, чем инвалиды способны надеть и съесть, – но где и кто будет устанавливать какие-либо рамки и ограничения для благого дела? И кто должен следить – попал ли в конечном счете этот товар к старикам и инвалидам или вся прибыль от его реализации давно уже осела на счетах в оффшорных банках?

Но таможенными преференциями дело, конечно, не ограничивается. Этого мало. Разве вы забыли про экспортные квоты? Например, на вывоз нефтепродуктов. Кому, спрашивается, выделять эти самые квоты, как не тем коммерсантам, которые действуют под крышей какого-нибудь, крайне нужного всем незащищенным слоям фонда? Вот, кстати, и решение проблемы конкуренции: какое может быть соперничество с теми, кто не платит налогов, таможенных пошлин, да еще и нефтяные квоты имеет? Руки прочь от благотворителей и меценатов!

Но и этого мало! Есть еще место в нашем необъятном рынке для всевозможных государственных программ и государственных заказов. А программы все как на подбор – во имя помощи все тем же неимущим и незащищенным. Кому же их, эти программы, реализовывать, кому принимать заказы? Конечно, им – некоммерческим, общественным, благотворительным...

Вы не поверите, но и это еще не все, и этого – как в известном стихотворении Арсения Тарковского – и этого мало! Фонды, как уже говорилось, сами никакой коммерцией вроде бы не занимаются. Где же им взять деньги на раскрутку? Правильно – за счет благотворительных взносов. Которые опять же налогами не облагаются. Хочет, например, какой-нибудь бизнесмен – даже не он сам, а фирма, которой ему поручено управлять, – помочь глухонемым. Выделяет миллиард. Чистенький миллиард, без всяких “отстежек” ложится на благотворительный счет. А там уже всем заправляет руководство фонда. А оно может счесть, что “глухонемые” денежки надежнее держать в швейцарском банке. Кто же руководству запретит? Несколько нехитрых операций (о них мы расскажем при случае) – и миллиард, предварительно отконвертированный по текущему курсу, оказывается за границей. И может так случиться, что пользоваться этими средствами сможет по доверенности вышеупомянутый бизнесмен или его родственник. Чувствуете разницу? В России деньги лежали в рублях на счете юридического лица – фирмы. А теперь эквивалентная сумма лежит за границей, при этом на счете физического лица – управляющего фирмой. А все благодаря принципиально некоммерческому фонду. Как же нам не быть меценатами, как же не выделять фондам и фондикам миллиард за миллиардом – если эти же самые деньги потом окажутся на наших собственных заграничных счетах?

В общем, счастья – выше головы! Но точку в перечне благоприятных условий для российского меценатства по-прежнему ставить рано. Потому что не только бизнесменам, но и чиновникам хочется иметь заграничные счета. А это значит, во всевозможные фонды стекаются не только коммерческие, но и государственные ручейки – федеральные, губернаторские, городские, муниципальные. “Надо делиться!” – сказал главный финансовый аналитик президентской администрации Александр Лившиц. И делятся, скидываются – еще как! Даже не ручьи, а полноводные реки, перетекающие в благотворительность, они едва не выходят из берегов – и не пересыхают никогда. Ни во времена шоковой терапии, ни во времена грозящей голодными бунтами финансовой стабилизации, ни в тяжкую годину девальвации и дефолта. Иногда складывается даже впечатление, что только в этих реках и зиждется жизнь на нашей суровой, нечерноземной земле.

В них, в этих фондах, столько благодати, что, казалось бы, не только российских – всех инвалидов, ветеранов и беженцев всего мира можно было бы накормить от русских щедрот.

Но вот незадача. Даже нашим собственным обездоленным ничего не перепадает. В переходах метро, на вокзалах, у мусорных баков все тот же люд в лохмотьях и на костылях – или в тельняшках и на костылях. Который, наверное, и не слышал ничего – ни о Фонде президентских программ, ни о президентском фонде “Россияне”, ни о Фонде общественной защиты гражданских прав, ни о Российском общественном фонде инвалидов военной службы, ни о Российском фонде инвалидов войны в Афганистане (два последних были созданы как раз для одноногих в тельняшках).

Реки с золотыми рыбками текут мимо – мимо слепых, одноногих и престарелых. Они вытекают из государственной казны. И впадают в четырехэтажные особняки и оффшорные банки, они орошают оазисы VIP-жизни, неведомой и недоступной не только предполагаемым адресатам пресловутой благотворительности, но и всем нам, простым смертным.

Ведь все мы узнаем об этих фондах совершенно случайно – из газет. Но не под рубрикой “Благотворительность”, а под рубрикой “Криминальная хроника”.

А дело все в том, что если большинство минусов отечественной коммерции фондостроителям удается переправить на плюсы, то с одним минусом – тем, что мы обозначили под номером три, – поделать они ничего не могут. А он, этот минус, тем жирнее, чем больше сливок удается снять с инвалидного бизнеса нашим ловким и удачливым собирателям безналичных подаяний. Если государство такого рода бизнес в упор не замечает, то есть ведь у нас и другая власть – которую называют “пятой”. Уж ее-то представители близорукостью не страдают. От их острых взоров не спасет ничего – ни декларации высоких целей и намерений, ни вывески на фасадах – с костылями и черными очками, ни президентская опека.

И звучат выстрелы. И гремят взрывы. И взлетают надгробья и людские тела над Котляковским кладбищем...

Несомненным лидером по числу скандалов и разборок – точнее, по общественному резонансу, который эти скандалы имели, стал Национальный фонд спорта.

НФС, созданный для поддержки российского спорта, в новых рыночных условиях действительно оказавшегося в крайне тяжелом положении, получил невиданные доселе таможенные и налоговые льготы. Ему было разрешено практически беспошлинно ввозить в страну алкогольную продукцию и сигареты и при этом не платить налоги со своих сверхприбылей.

Конкурентов НФС не знал. Когда московские нувориши поняли, насколько выгоден “спортивный” бизнес, они наперегонки бросились предлагать Федорову свои услуги. В итоге НФС оброс целой паутиной никому не известных фирмочек (зачастую бабочек-однодневок), выступавших в роли подрядчиков фонда на операции по экспорту любимого напитка нашего народа. Обороты НФС (точнее, созданной вокруг него торговой сети) вскоре стали исчисляться сотнями миллионов “зеленых”.

Первым сигналом о том, что в ведомстве Тарпищева – Федорова не все благополучно, можно считать происшествие в Факельном переулке в марте 1995 года в Москве. Пули настигли эксперта дирекции внешнеэкономической деятельности НФС Льва Гаврилина. К тому времени часть льгот у НФС все же отобрали, и это, по мнению экспертов, сильно осложнило отношение спортивных функционеров с “крутыми” коллегами по бизнесу. Лев Гаврилин был членом оргкомитета Игр доброй воли, под проведение которых НФС набрал особенно крупную порцию кредитов. После отмены части льгот по некоторым кредитам НФС расплатиться не смог. Расплачиваться пришлось Гаврилину. Что делать, правила “спортивной жизни” жестоки. Или, как говорили (когда-то – без заднего смысла): спорт требует жертв.

Как сказал мне однажды эксперт отдела по борьбе с экономическими преступлениями ГУВД Москвы Юрий Сычев, “руководство НФС и ему подобных фондов-льготников изначально не заинтересовано иметь дело с легальным, солидным бизнесом”. Криминальные дельцы, оперирующие с “черным налом”, имеют гораздо больше возможностей отблагодарить спортивных функционеров, одаривших этих господ государственными льготами. Кстати, на аналогичные льготы претендовал в свое время и Отари Квантришвили, который был застрелен, не успев зарегистрировать свою Партию спортсменов. Криминальные разборки в стане НФС, история ввоза по “спортивным” программам фальшивого “Абсолюта” и весьма темной по происхождению “Кремлевки”, прочие аферы, естественно, не могли не заинтересовать компетентные органы. Но дело, возбужденное ФСК, благополучно прикрыли в Генпрокуратуре. А контролер из Счетной палаты вообще не нашел в НФС ни одного, даже мелкого нарушения. Правда, вскоре он уволился.

Убийство Гаврилина оказалось лишь прологом к еще более драматичным событиям. В конце мая 96-го ЧП произошло с самим Борисом Федоровым, совмещавшим в тот период высшие посты в НФС и в банке “Национальный кредит”. Сообщение о том, что спортивный функционер арестован – причем всего лишь за то, что в “бардачке” его автомобиля обнаружили несколько грамм наркотиков, то есть явно под надуманным предлогом, – не могло не вызвать волны догадок и версий.

В СМИ одна за другой стали появляться утечки любопытной, даже интимной информации из жизни бывшего комсомольского вожака. Сначала сообщалось, что в крови президента НФС обнаружили наркотики. Друзья и близкие задержанного выступили с опровержениями, утверждая, что “травкой” Борис сроду не баловался. Тогда, со ссылкой на его “прежних коллег”, руководителя НФС публично представили как законченного алкоголика, правда, недавно “зашившегося”.

Все это походило на преднамеренную утечку информации с целью дискредитации и смещения президента НФС с его поста. Так и произошло. Буквально на следующий день после сообщения в СМИ об аресте функционера давний покровитель Федорова, основоположник НФС, министр спорта Шамиль Тарпищев, не только публично отмежевался от своего протеже, но тут же собрал чрезвычайную конференцию правления НФС, где подследственного единодушно из президентов уволили. Самым удивительным было новое назначение. Отныне руководителем спортивного фонда стал полковник антикоррупционного отдела Службы безопасности президента, бывший начальник одного из отделов Московского уголовного розыска Валерий Стрелецкий. Он же – ближайший сподвижник Александра Коржакова.

Одним словом, ветер явно дул из Кремля.

Позже выяснилось, что незадолго до ареста и Стрелецкий, и Коржаков встречались с Федоровым и вели “профилактические” беседы. Речь шла о миллионах долларов, которые Федоров якобы задолжал государству и которые было бы неплохо направить на нужды кампании по перевыборам российского президента.

То, что целью ареста Федорова была рокировка в руководстве НФС и желание прибрать к рукам СБП этот весьма прибыльный бизнес, стало ясно уже на следующий день после назначения Стрелецкого. Едва состоялась отставка Федорова, как врата его узилища распахнулись. Правда, уголовное дело по наркотикам не закрыли, а это означало, что меру пресечения Федорову могут изменить в любой момент. Если, например, он окажется слишком болтлив. Но экс-президент НФС оказался человеком не робкого десятка. Журналистам, ожидавшим его выхода у ворот сизо, он тут же заявил: “Коржаков от меня все равно не отстанет”. Как в воду глядел...

Не прошло и двух недель, как на Федорова было совершено покушение. Правда, ему относительно повезло. Не слишком умелый киллер воспользовался несмазанным “люггером”. Он сумел выпустить только одну пулю – на второй пистолет заклинило. Тогда киллер выхватил нож и четыре раза пырнул Федорова в шею и грудь. Но у спортивного функционера оказалось поистине чемпионское здоровье. Он не только выжил и сумел восстановиться в клинике одной из западноевропейских стран, но, вернувшись в Россию, продолжил информационную войну с Коржаковым и Барсуковым. За что и был награжден возвращением на руководящую должность в родной НФС: к тому времени звезда президентских фаворитов уже закатилась.

Одним из самых скандальных выступлений Федорова стало опубликование расшифровки аудиозаписи его весенней (незадолго до ареста) беседы с членами ельцинского избирательного штаба, где он дает исчерпывающую характеристику своему бывшему коллеге и покровителю, министру физкультуры и спорта Шамилю Тарпищеву, и его высокопоставленным друзьям.

Под диктофонную запись Федоров поведал о связях Шамиля Тарпищева (в публикации именуемом “Шамой”) и прочих президентских фаворитов с откровенными криминалами: с Тайванчиком, с авторитетами Измайловской группировки, с братьями Черными – известными теневыми дельцами, оперирующими на алюминиевом рынке, с подследственным нефтяным магнатом Петром Янчевым.

Федоров, к примеру, утверждал, что Коржаков познакомил Тарпищева с Тайванчиком и измайловскими. “У них появился эксклюзив на Шама. Что они говорили – то он и делал... Дошло до того, что между ним и мною разборками занялись бандиты. Я с женой приезжаю на Тур-де-Франс, ко мне подходят Тайвань, Самсон Миравский, Лева Черепов, все остальные и шесть часов мне устраивают разбор: почему я мешаю, почему я деньги не плачу?.. Раз в месяц он тянет меня на какие-то разборки”.

Так попал под телеобъектив визит экс-министра физкультуры и спорта в Израиль, где Шаму встречали в аэропорту Бен-Гурион Михаил Черный и Измайловский авторитет Малевский. Последний, находящийся, между прочим, в федеральном розыске, толкал тележку с вещами Тарпищева. Еще через некоторое время была опубликована еще более любопытная фотография. Позируют: Шамиль Тарпищев, Михаил Черный и Тайванчик. Двое последних спонсировали участие российской сборной в теннисном турнире в ЮАР – когда Тарпищев уже лишился бюджетной подпитки, но капитаном российской теннисной сборной еще оставался.

Любопытно, что, выйдя из ближайшего окружения президента, Тарпищев оказался в ближайшем окружении московского мэра. То есть занимается тем же самым – но уже в столичных правительственных структурах. На самом престижном спортивном мероприятии московского бомонда – теннисном “Кубке Кремля” – вы всегда можете увидеть на трибуне для почетных гостей Шаму, восседающего по правую руку от Юрия Михайловича...

Однако вернемся к НФС. Еще при Михаиле Барсукове в ФСБ была составлена подробная аналитическая справка о деятельности фонда. По данным спецслужбы, к тому времени фонд нанес государству урон в 1 миллиард 800 миллионов долларов США. Одна лишь афера со строительством на проспекте Вернадского жилищно-оздоровительного комплекса “Самородинки” – деньги, выделенные Минфином, осели неведомо на каких счетах – обошлась госказне в 45 миллионов долларов. Стоит ли после таких выкладок удивляться, отчего возникают в бюджете огромные дыры, которые нечем латать?

Впрочем, после всех скандалов и разоблачений эту “кормушку” не то чтобы совсем прихлопнули, но потихоньку прикрыли.

Такова хрестоматийная линия жизни не только спортивного фонда – но большинства подобных “общественных” организаций.

Вот судьба еще одного детища кремлевского бомонда. Об этой организации известно гораздо меньше, чем об НФС. Постараемся восполнить этот пробел.

Взаимоотношения бюрократической и бизнес-элиты можно свести к двум связанным между собой схемам: власть – деньги – власть; деньги – власть – деньги. Чиновники, пытающиеся действовать вне этих цепочек, немедленно выкидываются из государственной машины как лишние и бракованные детали. Как правило, это происходит бесшумно. Но не всегда.

Исключением, подтверждающим правило, стали два иска к Администрации президента России, поданных бывшим сотрудником аппарата Кремля Сафаром Джафаровым. Он опротестовывал приказ о своем увольнении, а также жаловался на то, что сообщения, посланные непосредственно президенту России, не доходят до адресата. В том, о чем он пытался проинформировать главу государства, интересны были даже не сами факты коррупции на Старой площади – но попытка анатомировать механизм власти в нашей стране, выявить ее технологию.

Но фонд имел врожденный дефект: он появился на свет не от любви президента к соотечественникам, а из желания в разгар президентских выборов привлечь голоса россиян из ближнего зарубежья. Потому так легко и нашлись 5 млрд. рублей, которые в мае 96-го Ельцин распорядился выделить новой организации. Выборы прошли – о фонде забыли.

И вспомнили, лишь когда чиновники сообразили, как использовать его с наибольшей выгодой для себя. А в том, что это была карманная организация для служебного пользования, они не сомневались. Смущал лишь ее президентский статус. Но ситуация изменилась, когда на фонд (точнее, на 5 млрд.) положило глаз Министерство по делам национальностей, глава которого Вячеслав Михайлов также входил в руководство фонда. В августе 96-го на собрании в Миннаце гендиректором был избран земляк и ближайший сподвижник министра Виктор Порохня. Выходец с Украины, он был известен своими проруховскими взглядами и почти откровенной поддержкой украинских националистов.

Его основной функцией в Миннаце России была, напротив, поддержка русскоязычного населения Украины – то есть тех самых соотечественников, ради которых и создавался фонд “Россияне”. И то, что во главе фонда встал именно представитель Миннаца, на первый взгляд было вполне логично. Но когда я связался с директорами русских культурных центров на Украине, выяснилось, что у г-на Порохни весьма своеобразное видение национальной политики.

Руководитель всеукраинского общества “Русь” – крупнейшего русскоязычного культурного центра Украины с 28 региональными отделениями – Валентина Ермолова рассказала мне, что опыт ее общения с г-ном Порохней – крайне отрицательный. На все ее просьбы г-н Порохня отвечал категорическим отказом, причем в довольно резкой, а порой и оскорбительной форме. Его многократно приглашали на конференции по проблемам русских на Украине, однако г-н Порохня, вроде бы отвечающий в Миннаце именно за эти вопросы, ни разу не приехал.

Когда же г-жа Ермолова побывала в Москве на совещании по проблемам соотечественников за рубежом, то выяснила, что из всех русскоязычных культурных центров материальная помощь оказывалась лишь одному – “Русскому собранию”. Когда это выяснилось, в Киеве разразился скандал. Это маленькое (клубного типа) общество, возникшее на базе инспирированного РУХом движения “Русские за независимость Украины”, известно как проруховское, пытающееся доказать, что у русскоязычного населения проблем на Украине нет.

Общеизвестно и участие г-жи Потаповой в Мовном совете при президенте Украины, который оказался в эпицентре еще одного скандала. Мовный совет единогласно одобрил проект закона, вводящего ограничения на использование русского языка.

Г-жа Потапова поддержала и программу, направленную на закрытие русских школ с заменой их на школы воскресные.

Так вот, именно “Русскому собранию” – единственному из всех – оказывал материальную и моральную поддержку Виктор Порохня, что подтвердила в беседе со мной сама г-жа Потапова. Не то чтобы она по собственной инициативе обращалась к нему за помощью, к нему не обращалась – скорее наоборот: он сам вышел на нее. (Остается только догадываться, кто ему порекомендовал эту организацию.) Например, дважды была оказана помощь газете общества “Русское собрание” – малотиражке, имевшей всего несколько выпусков.

Итак, этот неординарный деятель оказался во главе фонда “Россияне”. Кому он собирался помогать на сей раз – уже используя ресурсы фонда, – выяснить так и не удалось, поскольку в должности гендиректора г-н Порохня пробыл всего два месяца. Однако успел все средства фонда положить на счет малоизвестного Минмашбанка. Считалось, что деньги были размещены на депозите с весьма крупными годовыми процентами, но позже выяснилось, что на 5 млрд. рублей выписали простой вексель, который и был торжественно вручен г-ну Порохне (говорят, в тот день в том же банке был открыт еще один счет – личный). После этой операции г-н Порохня отбыл в неизвестном направлении (как поясняли его помощники, на курорт) и в течение двух месяцев не объявлялся...

Если представитель Миннаца реализовывал схему “власть – деньги”, то для главы Минмашбанка Владимира Васнева актуальнее была формула “деньги – власть”. Финансы фонда открыли двери в Кремль. Банкир развил бурную деятельность, подружился с сотрудниками президентской администрации. И в итоге добился, что в ноябре 96-го представители аппарата Кремля предложили его кандидатуру на должность гендиректора фонда. Произошло это на заседании у вице-премьера Серова: к тому времени фонд вышел из-под влияния Миннаца, а инициативу перехватило Минсотрудничества. Когда зашла речь о кандидатуре Васнева, молчавший с начала заседания Вячеслав Михайлов (глава Миннаца) неожиданно произнес: “Не делите шкуру неубитого медведя”.

Эти его слова вспомнили через пару дней, когда в Минмашбанк ворвался ОМОН и арестовал г-н Васнева. На Старой площади стали срочно разрабатывать план вызволения. Джафаров рассказывает, что и ему пришлось организовать несколько звонков “нужным людям”. Телефонное право сработало: через три дня банкир из узилища вышел, дело против него прекратили.

Но и этой осечки хватило: в фонде вновь сменилась власть. В декабре 96-го гендиректором становится главный редактор “Делового мира” Иван Клименко. После избрания он сообщил, что с деньгами, хранящимися в Минмашбанке, все в порядке, они уже дали хороший навар. Сделав это оптимистичное заявление, новый руководитель отбыл на курорт во Францию.

Тем временем в деятельность многострадального фонда решил вмешаться числящийся его президентом (с момента отставки Егорова) замглавы кремлевской администрации Александр Казаков. Будущий соавтор вышеупомянутой книги о приватизации вызвал г-на Клименко и распорядился перевести деньги “Россиян” на счет еще одного фонда – “Восхождение”. Номер счета должен был указать депутат Государственной думы Валерий Гребенников (казначей НДР).

По сути, речь снова шла все о той же схеме “власть – деньги – власть”: высокопоставленный кремлевский чиновник считал, что имеет право распоряжаться средствами общественной организации во имя еще большего укрепления позиций партии власти.

Но гендиректор неожиданно воспротивился. Мотивируя тем, что решение о переводе средств может принимать только общее собрание соучредителей. На самом деле у г-на Клименко были свои соображения по поводу применения этих денег: он посчитал, что большую пользу соотечественникам они принесут, если окажутся в Национальном космическом банке (по некоторым данным, эта малоизвестная структура находилась в зоне влияния команды Коржакова). Однако вытащить деньги из Минмашбанка ему не удалось, хотя он даже пытался доказать свои права в арбитраже. Суд был проигран.

5 февраля 97-го года в кабинете г-на Казакова собирается президиум фонда. Присутствуют: Михайлов, Джафаров, Клименко и Кутафьев (председатель Комиссии по гражданству, он же – ректор Юридической академии). “Иван Федорович, вы несерьезный человек, – обращается замглавы администрации к гендиректору фонда, – пишите заявление об уходе”. И Клименко послушно пишет. Сразу же после этого Казаков назначает и.о. гендиректора вышеупомянутого казначея НДР Гребенникова. Что было незаконно как минимум по двум причинам. Во-первых, вопросы о назначении главы фонда может решать только общее собрание – а вовсе не чиновник со Старой площади. Во-вторых, депутат Госдумы не имеет права на работу по совместительству.

С этого момента началось противостояние представителей двух вышеописанных моделей: тех, кто пытался трансформировать свои высокие должности в реальные капиталы, – и тех, кто хотел с помощью денег укрепить политические позиции. “Шефство” над фондом взял непосредственный начальник Джафарова в президентской администрации Александр Серегин. Группа Серегина вступила в открытую борьбу с командой Казакова – Гребенникова. Так, по крайней мере, утверждает сам Джафаров, рассказавший мне, что у них с Серегиным состоялся разговор следующего содержания. “Юмашев скоро уйдет, – объяснял Серегин Джафарову свою тактику. – Казакова надо скомпрометировать. Тогда руководителем администрации и президентом фонда станет Юрий Федорович [Яров]”. (Справедливости ради надо заметить, что Серегин, в чьем кабинете на Старой площади побывал автор этих строк, категорически отрицал, что вел с Джафаровым подобные беседы, как и свое участие в нижеописанном бизнес-проекте.)

В итоге кресло зашаталось под самим Серегиным. Однако до этого не без его участия был запущен очередной бизнес-проект: беспошлинный ввоз под эгидой фонда партии гуманитарного груза на 100 млн. долларов. По подсчетам комбинаторов со Старой площади, чистая прибыль составила бы 4 млн. долларов. Джафарову было обещано открыть личный счет за границей и перевести туда 50 тысяч долларов, однако для этого ему надо было кое о чем договориться со своим земляком на таможне. Джафаров отказался: дело пахло криминалом.

За все это время, как рассказал мне новый гендиректор фонда Сергей Комков, на нужды соотечественников не было потрачено ни копейки. Как выразился г-н Комков, фонд был местом, где “одни зарабатывали политические дивиденды, а другие нашли очередную кормушку”. Между прочим, таким местом он оставался и при самом г-не Комкове. Хотя у Минмашбанка, где хранились деньги “соотечественников”, была отозвана лицензия и около 100 млн. рублей (старыми) оттуда удалось выдернуть, – однако и они пошли не соотечественникам, а в основном на зарплату избранным сотрудникам.

Между тем г-н Джафаров выиграл-таки суд у президентской администрации. То есть требование довести до президента информацию о положении дел в той организации, в которую президент вложил такую серьезную сумму – став в итоге “обманутым вкладчиком”, – это требование было удовлетворено. Но к тому времени, когда состоялся суд, Борис Николаевич находился уже в том состоянии, когда поступающую к нему информацию дозировали даже не чиновники, а врачи.

Такова печальная судьба миллиона долларов, который очень бы помог нашим соотечественникам, – если бы совершенно случайно попал по назначению. Но чуда не произошло.

Находясь на государственной службе, он, как установили проверяющие из Контрольно-ревизионного управления президентской администрации, совмещал при этом сразу шесть должностей (из которых государственной была лишь одна). В частности, Абдулах Касбулатович возглавлял некий Конгресс гражданского согласия. Заместителем же Микитаева в этом конгрессе был Георгий Трапезников, он же глава еще одного фонда – Международного фонда российско-эллинского духовного единства. Красивые, но труднопроизносимые названия. Психоаналитик, наверное, заметил бы, что они свидетельствуют как минимум о двух характерных чертах сочинивших эти вывески господ: об их тяге к красивой жизни и о чрезвычайной запутанности их бизнеса. И он был бы прав, этот психоаналитик.

На чем же строился сей бизнес? Вы не поверите – на 32 миллионах россиян, после распада Союза оказавшихся за пределами Российской Федерации. По закону о гражданстве получить статус россиянина – то есть гражданина РФ – может любой, кто родился или не менее пяти лет проживает в нашей стране. Он, по существу, уже является россиянином – ему надо всего лишь пройти процедуру оформления своего статуса в консульстве (если он оказался за границей) или в отделе внутренних дел (если он находится в России). Простая, быстрая и бесплатная процедура. Но это – в законе. То есть в теории.

А на практике согласно чиновничьим инструкциям – разработанным в Управлении вышеупомянутого г-на Микитаева – 32 миллиона человек, родившихся и живших в России, свое конституционное право – быть гражданином своей Родины – должны были получать как бы заново. Оформляя кучу документов, отстаивая очереди в консульствах, выкладывая подчас последние деньги, они оставались апатридами – людьми без гражданства.

Дело не только в том, что апатридом быть унизительно. Вместе с гражданством людей в одночасье лишили права на защиту и покровительство в случае инцидентов и конфликтов, права быть вынужденными переселенцами со всеми полагающимися им материальными льготами, права на пенсию, права на приобретение земли в частную собственность, права на бесплатные образование и медицинскую помощь.

Теперь уже можно с уверенностью сказать, что эта громоздкая процедура – получение россиянами де-факто гражданства де-юре – была усложнена искусственно и намеренно. Иные плюнули – обойдемся и без “дубликата бесценного груза”. Иные выстроились в многомесячные очереди – не случайно к исходу пятого года “реформ” гражданство получили только 600 тысяч человек. При тех же темпах для принятия всех потенциальных желающих ушло бы 250 лет. Тот же, кто хотел побыстрее и без очереди, – был вынужден платить.

Если же верить письмам, которые в свое время передали мне сотрудники президентской администрации, картина получалась и вовсе запредельная. От одного из авторов письма за право считаться гражданином России потребовали 570 долларов: 370 – за то, чтобы выйти из киргизского гражданства, и 200 – за вожделенное право получить статус россиянина. Платить он должен был российскому консульству. Обращался и в микитаевскую комиссию. Ответа, естественно, не получил.

Другой страдалец писал: “В посольстве России в Грузии, куда моя мама, живущая в Тбилиси, подала заявление, объяснили, что гражданство ей обойдется в 100 000 российских рублей. Пенсии, которую она получает в купонах, хватает на 20 буханок хлеба. Перевести деньги из России не могу, так как нет соответствующего межгосударственного договора. Это что – материальный запрет на получение гражданства РФ для русских? Или новая кормушка для чиновников?”

Третий несчастный, напротив, хотел выйти из российского гражданства – с чем и обратился в Управление по вопросам гражданства. Девять положенных месяцев он терпеливо и напрасно ждал решения. Потом начал интересоваться судьбой своих документов. Тишина. Потребовался запрос посольства Германии (гражданство которой этот господин готовился получить), чтобы узнать: документы утеряны. При вторичном обращении в Управление по вопросам гражданства этому бедолаге мягко намекнули: документы не потеряются, если выложить 150 долларов...

Дело в том, что Управление по вопросам гражданства должно было вмешиваться в самых трудных и исключительных случаях. Например, когда человек не родился в России, но зато там живут его родители. Или человек просто был гражданином СССР, проживая в одной из республик, – закон предусматривает, что такие люди хотя и не могут считаться российскими гражданами, но имеют право это гражданство получить в приоритетном порядке. В этих случаях издавались именные указы президента, в которых перечислялись все “новороссияне”.

Итак, с одной стороны – очень сложная, далеко не бесплатная и вдобавок необычайно длительная процедура, с другой – всемогущие чиновники со Старой площади, которым ничего не стоило включить ту или иную фамилию в именной указик. Но как достучаться до сердца этих неприступных чиновников, как к ним “подъехать”? Логично было предположить, что может возникнуть некая посредническая структура, приватизирующая этот своеобразный сектор “экономической деятельности”.

Тут-то мы и вспоминаем снова про г-на Трапезникова – заместителя г-на Микитаева в некоем Конгрессе и владельца некоего фонда.

А нашли там оперативники 15 заявлений на имя президента России с просьбой о предоставлении гражданства. Правда странно? Пишут президенту России – но отдают почему-то не представителям консульств и органов внутренних дел, не в Комиссию по гражданству присылают – а некоему президенту некоего фонда. Позже контролеры из президентской администрации обнаружили еще 300 таких же – однотипных – заявлений. В некоторых было прямо сказано: заявитель надеется на быстрое рассмотрение своего дела благодаря своему участию в деятельности трапезниковского фонда. Выяснилось также, что эта гора заявлений была передана Трапезникову несколькими увесистыми пачками в течение двух-трех дней. То есть все они явно из одного источника.

Почему же люди обращались за помощью именно к г-ну Трапезникову? Неужели они имели основания на что-то рассчитывать? Оказывается, имели. Среди пресловутых именных указиков мы нашли забавный документ. Указ, которым удовлетворяются ходатайства о предоставлении гражданства 34 жителей ближнего зарубежья. Из них 21 человек родились и живут в Грузии – точнее, в Абхазии, а еще один ходатай родился в Грузии и живет в Греции. Не странно ли, что в условиях многотысячных очередей этнических россиян за получением права вновь стать российскими гражданами, таковыми, без всякой очереди, становились коренные абхазы и греки?

К разгадке можно приблизиться, заметив любопытное совпадение: большинство гуманитарных программ Фонда российско-эллинского (другими словами – русско-греческого) духовного единства были связаны именно с Абхазией. И еще раз вспомним, что г-н Трапезников был правой рукой г-на Микитаева – нашего главного специалиста по гражданству – в общественной организации, главной целью которой является “помощь соотечественникам за рубежом”.

Итак, соотечественникам действительно помогали. Весь вопрос – насколько бескорыстно? Весной того же 95-го года в Комиссию по правам человека поступили жалобы, где фигурирует одна и та же сумма – 500 долларов. Авторы писем неудачно попытались получить гражданство без очереди и в виде исключения. Основной поток жалоб, видимо, пошел после того, как некое звено из посреднической цепи выпало, и люди, отдавшие деньги, оказались без искомого гражданства. Этот период как раз приходится на время ареста г-на Трапезникова...

Когда вся эта история всплыла на поверхность (признаюсь, что не без участия автора этих строк), Микитаеву пришлось покинуть свое теплое кресло на Старой площади. А вот у Трапезникова дела шли гораздо лучше. Возбужденное в его отношении уголовное дело то закрывалось, то открывалось опять. Но бизнес шел своим чередом.

Вернемся к занимаемым его фондом помещениям. Речь идет о просторных апартаментах бывшего Института марксизма-ленинизма, расположенного на улице Вильгельма Пика, 4. В свое время Госкомимущество – через арбитражный суд – пыталось расторгнуть с фондом договор об аренде этих помещений (видимо, и туда поступали сигналы о том, что помещения активно сдаются в субаренду – фирмочкам типа “Марго”). Но не довело свое начинание до логического конца.

В период парламентских выборов 96-го года г-н Микитаев – еще работая в президентской администрации – сколотил небольшой предвыборный блок и очень надеялся въехать в новый кабинет – в Охотном ряду. Но сперва постоянное местожительства понадобилось его предвыборному штабу, сформированному на базе упомянутого Конгресса гражданского согласия.

Собственно, табличка конгресса и прежде висела у входа в бывшие пенаты марксизма-ленинизма, г-н Микитаев решил закрепиться на этой территории де-юре – то есть всерьез и надолго. Потому и написал на фирменном бланке президентской администрации соответствующее заявление в Госкомимущество. Однако к тому времени кресло под г-ном Микитаевым уже шаталось. И чуткий к политической конъюнктуре Альфред Кох (в то время заместитель главы ГКИ Сергея Беляева) ответил вежливым отказом:

Не правда ли, замечательный образец чиновничьего эзоповского языка. Неясно главное: если это здание предназначено профсоюзам, то почему в нем сидят совсем другие, в основном малоизвестные структуры? Например, трапезниковский фонд?

Оказывается, 29 января 1992 года этому фонду распоряжением федерального правительства было выделено в аренду аж 3700 квадратных метров в этом здании. Уже через три недели президент это распоряжение отменил. Говорят, по настоянию Станкевича, опасавшегося за сохранность находящейся там же колоссальной библиотеки (более трех миллионов томов). Опасался он не напрасно. Из библиотеки за эти годы украли около 50 центнеров книг. К этому были причастны и сотрудники фонда. Впрочем, это уже другая история.

Как бы то ни было, решение Бориса Ельцина было проигнорировано, и фонд Трапезникова продолжал оккупировать 3,7 тысячи квадратных метров, активно сдавая их в субаренду. Впрочем, не исключено, что официально субаренда и не оформлялась, но факт, что на территории фонда можно было обнаружить десятка полтора самых разных организаций.

Бывший сотрудник президентской администрации Анатолий Мостовой (многие годы занимавшийся разоблачением Микитаева, Трапезникова и их команды) подсчитал, что при минимальной ставке арендной платы в данном районе – 250 долларов в год за один квадратный метр – за семь лет фонд вполне мог заработать 6,5 миллиона долларов. При том, что сам за аренду ежемесячно платил менее ста долларов рублями. Зачем государство сделало г-ну Трапезникову такой щедрый подарок – для всех и по сей день остается загадкой.

27 августа и.о. министра Газизуллин отвечал:

“Общественные объединения в перечень указанных организаций (кому можно безвозмездно передавать госсобственность. – А.М.) не входят. Однако Международный фонд духовного единства российских народов, осуществляя благотворительную деятельность, имеет в своем составе воскресную школу (еще один веский аргумент! – А.М.). Мингосимущество России считает возможным поддержать предложение о размещении фонда на условиях безвозмездного пользования и представляет на рассмотрение проект распоряжения правительства РФ”.

Ларчик открывался просто. Черномырдин и его блок “Наш дом Россия” начали готовиться к очередным выборам. А для работы избирательного штаба и его многочисленных помощников и консультантов нужно много-много помещений в столице. Желательно бесплатных. Логика нормальная – той же логикой в свое время руководствовался и г-н Микитаев. А то обстоятельство, что госказна не досчитается еще нескольких миллионов долларов, вряд ли кого-нибудь смущает. Не те люди...

Считается, что пик активности фондостроителей – и связанных с их деятельностью разборок и уголовных процессов – пришелся на середину 90-х. В последнее время, говорят эксперты, данный вид бизнеса находится под особым присмотром компетентных органов, перестал быть таким льготным, как прежде, – и, соответственно, привлекательным для всевозможных “крыш”. А значит, эта страница в новейшей истории российской преступности окончательно закрыта.

Но криминальная хроника свидетельствует, что слухи о кончине махинаторов от благотворительности несколько преувеличены. Возьмем навскидку лишь несколько месяцев 1997–1998 годов – и обнаружим, что “инвалидный” бизнес идет своим чередом.

После этого убийства криминологи вспомнили, что в 1995–96 годах от пуль бандитов погибли председатель Московского правления ВОГ (Всероссийского общества глухонемых) Владимир Орлов, председатель Московского общества глухих Игорь Абрамов, вице-президент сотрудничавшей с ВОГ фирмы “Открытый мир” Магомед Мусаев, бывший председатель правления ВОГ Валерий Кораблинов. “Глухонемой” бизнес строился в основном на таможенных льготах. За время существования льгот через ВОГ и связанные с ним коммерческие структуры было пропущено товаров как минимум на 180 млн. долларов...

Как раз в то время, когда его бизнесом заинтересовалась налоговая полиция. Налоговики выяснили, что г-н Сеземов задолжал бюджету более миллиарда рублей. В итоге против соучредителя президентского фонда было возбуждено уголовное дело сразу по трем статьям: неуплата налогов, мошенничество и незаконная банковская деятельность. К поискам мальтийского беглеца подключился Интерпол.

Май 1998-го. Подобно г-ну Сеземову, в неизвестном направлении отбыл глава Приморского продовольственного благотворительного фонда (Владивосток) Игорь Чернозатонский. Эта организация была создана, как говорилось в уставных документах, с исключительно благими целями – для помощи малоимущим. Правда, основным занятием благотворителей стало привлечение вкладов населения. Свои сбережения вложили туда – дабы приумножить – десятки тысяч приморцев.

Десятки миллиардов рублей исчезли вместе с руководством фонда. Только после этого люди поняли, что под красивой вывеской спряталась обычная финансовая пирамида типа “МММ”. Краевая прокуратура начала расследование этой истории. Но то ли среди прокуроров обманутых вкладчиков не оказалось, то ли им хозяева фонда предусмотрительно компенсировали убытки – в общем, дело практически не расследовалось. Депутаты Думы Приморского края были вынуждены обратиться в Генпрокуратуру с призывом взять это дело под свой собственный контроль...

Обратите внимание: везде, где возникают криминальные скандалы в связи с деятельностью фондостроителей, фигурируют умопомрачительные суммы – миллиарды и миллиарды рублей. То есть миллионы долларов. Таких денег лишается государство, сплошь и рядом закрывающее глаза на откровенное воровство под видом благотворительности. С помощью таких денег вполне можно было бы помочь всем нашим сирым и убогим, однако... Однако сама технология расходования средств из государственной казны такова, что не предполагает их использования по прямому назначению. Впрочем, об этом парадоксе мы еще поговорим.

Когда воруют благотворительные взносы и транжирят накопленную на льготах прибыль хозяева частных фондов – это еще можно как-то понять и объяснить. В конце концов, это проблема тех, кто этим фондам доверил свои средства. Иное дело – фонды государственные. В которые каждый работающий россиянин обязан отстегивать часть своей зарплаты – и которые, в свою очередь, обязаны помогать малоимущим. Казалось бы, уж здесь воровства быть не может – потому что не может быть никогда. Отнюдь. И в этих, казалось бы, казенных учреждениях руководители ведут себя как хозяева – нет, не как рачительные хозяева, но как конкистадоры, добравшиеся до сокровищ аборигенов...

Управление по борьбе с экономическими преступлениями (УЭП) ГУВД Москвы столкнулось с весьма необычной структурой, почему-то именуемой “холдингом”. Сотрудничество с этой организацией было заведомо убыточным, многие ее кредиторы оказались на грани банкротства. Однако ни в суд, ни в милицию никто не обращался. Более того, количество клиентов холдинга постоянно росло. Причем в их числе оказались солидные ведомства и крупные банки.

Но оказалось, что экскаваторы и подъемные краны работали только на бумаге. Дальше нулевого цикла ни одно из указанных в договорах зданий не поднималось. Однако “неудачливые” кредиторы обманутыми себя вовсе не считали и отношений с холдингом не прерывали.

Одним из самых щедрых его клиентов стал Фонд социального страхования России – видимо, у него было слишком много “свободных” средств. Все предприятия обязаны отчислять из своего фонда заработной платы 5,4 процента в ФССР. Эти деньги должны расходоваться на оплату больничных листов, декретных отпусков, помощь жертвам катастроф. Но выходит, слишком мало у нас в стране больных, слишком мало погорельцев.

Фактически это были те же многомиллиардные кредиты и ссуды, что давали “Балчугу” банки, но – замаскированные под программу по улучшению жилищных условий. Например, целых 7 млрд. рублей было уплачено за ремонт и передачу на баланс фонда всего восьми квартир на Страстном бульваре. Деньги “испарились”, рабочие в указанные в договорах здания так и не пришли. То же самое произошло с ремонтом офиса, на который перечислили 11 млн. долларов.

В аналогичных комбинациях в 1992–1995 годах приняли участие 11 банков. Соответствующими их статусу были и капиталовложения. По самым скромным подсчетам, “Балчуг” собрал у своих клиентов в общей сложности около 60 млн. долларов.

Самый щедрый “взнос” – 42 млн. долларов – сделали новые хозяева Братского алюминиевого завода – после денежной приватизации БрАЗ, как и другие производители “крылатого металла”, считается одной из “вотчин” небезызвестных братьев Черных.

И что самое любопытное, все эти вливания никак не отразились на финансовом состоянии ТОО “Балчуг-Девелопмент” и банка “Балчуг”. Обе организации к концу 1996 года... обанкротились.

Для чего же строились все эти воздушные замки и куда все-таки исчезли изъятые из касс предприятий и банков миллиарды? Ответ на второй вопрос был неоригинален. Как минимум 31 млн. долларов по всем правилам валютных операций был переведен в зарубежные оффшорные зоны (в основном на Кипр). Переводы оформлялись как проплата по договорам на приобретение за рубежом продовольствия и ширпотреба. Надо ли говорить, что ни того, ни другого в большинстве случаев “Балчуг” не дождался. Правда, для проформы некоторые договоры были частично исполнены, но общая сумма импортированного товара не превышает 90 тыс. долларов.

Характерно, что “Балчуг” никаких мер для розыска и возврата “уплывших” капиталов не предпринимал. Абсурд? Напротив. Столичные сыщики выяснили, что это была тонкая и хорошо продуманная игра.

Наши комбинаторы изобрели оригинальную схему, позволявшую без проволочек и на вполне законных основаниях перевести деньги клиентов за границу, преобразовать их в валютные счета, а при желании и обналичить. Проще говоря, чиновник или банкир, заключая договор на строительство, в реальности заключал негласный договор на валютную обналичку капиталов своего учреждения за рубежом. За эти услуги, по оперативным данным, взимались “комиссионные”:

“Балчуг-Девелопмент” имел с этих операций 10 процентов, а холдингу отходили еще 12.

Однако вся эта недвижимость, конфискованные кредитные карточки с немалыми валютными средствами и иномарки, по предположению следствия, являлись лишь побочным продуктом глобальной операции холдинга по изъятию из денежного обращения страны нескольких сотен миллиардов рублей.

Кстати, последний привлек внимание спецслужб прежде всего своей склонностью к роскоши и мотовству. Имея скромную зарплату чиновника, он, по оперативным данным, только на празднование своего 50-летия в элитном поселке “Голубая речка” (один из тех, что возвел г-н Романов) потратил 50 тысяч долларов.

Если верить информации, собранной сотрудниками УЭПа, распорядитель российского соцстраха – владелец 2,5 га земли в самых престижных местах Подмосковья, нескольких коттеджей в Нарофоминском районе, дома в Барвихе – а ко всему этому пяти многокомнатных квартир в Москве и роскошного “Крайслера”. Только на одной из многочисленных квартир г-на Шатыренко правоохранители при обыске обнаружили 24 тысячи долларов наличными и аудиоаппаратуру примерно на такую же сумму.

Дело потихоньку двигалось к обвинительному заключению. И все было бы хорошо, если бы не вмешались судьи, которые решили продемонстрировать свою независимость.

Между прочим, правоохранители тех стран, где осели деньги российского соцстраха, отпуская до суда грабителя или мошенника, берут такой залог, чтобы в случае бегства этого человека был бы адекватно возмещен причиненный им ущерб. У нас все наоборот: разве можно сопоставить 110-миллиардное хищение с 200-миллионным залогом?

Как бы там ни было, Юрия Шатыренко отпустили. В связи с плохим самочувствием: адвокаты раздобыли справку о том, что десять лет назад у него обнаружили злокачественную опухоль и удалили почку. В день, когда выпускали Шатыренко, к дому правосудия подкатила карета “Скорой помощи”: прямо из суда его отвезли в ЦКБ. Но уже через два дня “тяжелого” больного выписали. За нарушение режима. Как сообщил следователю ГУВД Москвы главврач Николаев, в десять вечера “пациент самовольно покинул территорию больницы... не ночевал... вернулся утром в состоянии алкогольного опьянения”. В ту теплую апрельскую ночь “больной” бурно отмечал свое освобождение...

Кстати, решение об изменении меры пресечения экс-шефу Фонда соцстраха принимала сама председатель суда Ольга Сергеева. Возможно, рядовые служители Фемиды брать на себя такую ответственность отказались.

Надо ли говорить, что после выхода на волю наших комбинаторов расследование их авантюр сильно затормозилось.

Сорока одного миллиарда рублей ФССР лишился благодаря сотрудничеству с неким АОЗТ “Бразкомпани”. Деньги были перечислены на поставку продовольственных наборов для нуждающихся ветеранов Великой Отечественной войны. Надо ли говорить, что вожделенные наборы так и не попали в холодильники наших дедушек. “Бразкомпани” отработала свои обязательства лишь на четверть. Глава фирмы, бывший советский гражданин Медведковский (он уехал на ПМЖ “в страну диких обезьян”, но там у него бизнес не сложился, оказавшись в долгах как в шелках, он вернулся на родину), аналогичным образом “кинул” и крупный банк, и милицию, и несколько коммерческих фирм. Но финансисты МВД свои деньги все-таки вызволили, а глава ФССР г-н Шатыренко даже и не пытался – как и в случае с “Балчугом” – качать права. Об этой авантюре стало известно лишь при новом руководстве фонда.

Итак, только на трех аферах, ставших достоянием гласности, – а сколько их было всего, известно, наверное, одному г-ну Шатыренко, – Российский фонд социального страхования потерял около 400 миллиардов рублей (80 миллионов долларов) – сумму, сопоставимую с крупной статьей государственного бюджета.

Что касается фонда “Реформа”, то у него, как выяснили проверяющие из Счетной палаты, тоже весьма богатый послужной список. Среди его жертв – не только Российский фонд соцстраха, но и Государственный фонд занятости. Так, для создания рабочих мест в Дагестане Федеральная служба занятости перечислила “Реформе” 25 миллиардов рублей. Более-менее по назначению (и то под большим вопросом) было истрачено лишь 7 миллиардов. Куда делись остальные деньги, ревизоры не поняли. Может, на предвыборную кампанию Мартина Шаккума?

В те времена, когда ни у кого и в мыслях не было проводить обыски у Валентина Ковалева, он вел дневник. Говорят, собирался писать мемуары, даже название для них сочинил: “Записки министра”. В дневник он заносил все самые существенные события недели. В частности, сколько раз и кто именно сказал ему, что он – будущий президент.

И он стал президентом. Правда, не страны, а фонда. Фонда общественной защиты гражданских прав, о котором никто из читателей наверняка не слышал, да и сотрудники Следственного комитета МВД узнали случайно, работая по делу банкира Ангелевича. Как известно, криминальные и полукриминальные структуры очень любят заниматься благотворительностью. Меценатствовал и Монтажспецбанк. Весьма щедрые взносы были сделаны в ковалевский фонд, который, в свою очередь, имел в банке счет на двести с лишним тысяч долларов. Более чем солидная сумма для малоизвестной общественной организации. Примерно столько же лежало и на личном счету Ковалева в этом же банке.

Еще больше фондом заинтересовались, когда на свет выплыл его договор с некоей оффшорной компанией. Фонд субсидирует прописанную на Кипре фирмочку на 500 тысяч долларов, а та через десять лет обязуется выдать фонду кредит в 10 миллионов долларов. Как такое возможно и какое это имеет отношение к защите гражданских прав (то есть к уставной цели Ковалевского фонда) – вопросы из области риторики. Правда, в другом подобном договоре говорилось: фонд направляет средства “на исследование судебной практики судов Москвы и Московской области с 1993 по 1995 гг.”. Как раз по профилю ведомства г-на Ковалева. Все бы хорошо, да только банком “Пересвет”, куда должны были поступить средства для некоего АОЗТ “Сапсан”, этот самый “Сапсан” никогда не обслуживался. АОЗТ и не думало исследовать работу судов (действительно – кому это надо?), но тут же переправило всю сумму (около 100 млн. рублей) третьей фирме, известной только тем, что ее руководитель скрывается за границей от нашей налоговой полиции.

Проверка КРУ Минфина подтвердила: из 4 миллиардов (старых) рублей, поступивших в фонд от спонсоров и меценатов, как минимум 2,5 миллиарда пошли на неуставные цели. Что это значит на самом деле, читателю растолковывать не надо...

Для чего создано и чем занимается Министерство юстиции, знают лишь очень продвинутые в правовых вопросах люди. Помню, как однажды попал впросак ведущий программы “Итоги” Евгений Киселев. Он долго пытал в прямом эфире нынешнего министра Павла Крашенинникова. В частности, интересовался, как тот собирается реагировать на погромные призывы генерала Макашова. Оказалось, что все подобные вопросы – не по адресу. Зачем вызывали министра в телестудию, никто не понял.

Вот и спонсоры не очень понимали, каковы функции и возможности у Валентина Ковалева. Но деньги его фонду на всякий случай давали. Кто – пару сотен миллионов рублей, кто – миллиард. Существовала и негласная такса: для вступления в “клуб Ковалева” нужно выложить 200 тысяч долларов. Говорят, помощник министра, он же гендиректор фонда, г-н Максимов лично объезжал бизнесменов с предложением скинуться. В особо торжественных случаях потенциальных спонсоров принимал в своем кабинете, облачившись в специально сшитый красивый мундир генерала от юстиции, сам г-н Ковалев. Спонсоры верили: человек с большими звездами на погонах может повлиять на любое судебное решение.

Меценаты заблуждались. Минюст не входит в число тех организаций, которые имеют реальное влияние на суд. Что же касается “ответных услуг” меценатам, то пока зафиксировано только два любопытных эпизода. Первый связан с передачей ГУИНа (бывшего ГУЛага) из МВД в Минюст. На полном серьезе обсуждался проект, по которому деньги, предназначенные для финансирования всех колоний страны, будут лежать на счетах в Монтажспецбанке. Этим планам помешал арест главы банка Ангелевича. Другой проект касался счетов судебных приставов: их собирались перевести в упомянутый банк “Флора”. Но и из этого ничего не вышло.

Впрочем, есть основания полагать, что основные цели меценатов все же были достигнуты. По крайней мере, даже узнав о деле, возбужденном по факту хищения денег из фонда, “обманутые” спонсоры ни в суд, ни в следственные органы не обратились.

Не нужно быть министром юстиции, чтобы знать, что такое гражданские права и как их общественно защищать. Для начала каждый руководитель фонда получил по “Волге” (всего было закуплено четыре автомобиля). Г-ну Ковалеву, имевшему служебный “Мерседес” с номером “006” (за что его прозвали “министром 006”), еще одна машина была ни к чему – и на ней разъезжала жена.

Иран, Словакия, Швейцария, Австралия, Индонезия... Ковалев так любил загранкомандировки, что однажды получил замечание от премьера: кадровики Черномырдина подсчитали, что чаще руководства Минюста за рубеж выезжают только главы еще двух ведомств.

Не надо быть доктором юридических наук, чтобы понимать: для эффективной защиты своих гражданских прав необходимы большие деньги. Лучше всего – наличные. Руководители фонда эту проблему решали успешно: из 4 миллиардов, поступивших от меценатов, к началу следствия на счетах фонда осталось около 200 миллионов. Зафиксированы десятки контрактов с фирмами, созданными подставными лицами и имевшими счета в несуществующих финансовых учреждениях. По пять-шесть фирм-однодневок группировалось вокруг банка, через который шла обналичка. Так, одна из групп коммерсантов обналичивала деньги в банке “Фалькон”, где работал сын г-жи Кучиной. По какому принципу конверты с наличкой распределялись между руководителями фонда (и перепадало ли что-нибудь меценатам), предстояло выяснить следствию.

Для начала обвинения в хищении были предъявлены бывшему гендиректору Максимову и новому гендиректору Кучиной – ее, учитывая преклонный возраст, арестовывать не стали. Ограничились подпиской о невыезде. А так любивший пятизвездочные отели помощник министра оказался в Бутырке.

Волна оперативно-следственных мероприятий в отношении бывших и нынешних сотрудников Минюста – допросы чиновников, выемка документации, обыски – докатилась и до г-на Ковалева. Сразу оговоримся, что в его трехэтажном коттедже в поселке Суханове ничего особо интересного не обнаружили. Милиционеры только немного удивились безвкусной обстановке и обилию порножурналов. Впрочем, о наклонностях экс-министра уже знает вся страна. Гораздо интереснее судьба самого особняка.

Дело в том, что среди влиятельных друзей министра был и глава ФАПСИ Александр Старовойтов. Однажды начальник спецслужбы вручил начальнику юстиции пистолет “ПМ” – за заслуги в развитии систем связи в России. Почему-то доктор юридических наук забыл этот “ствол” зарегистрировать.

Понятно, что подарок оружия – жест символический. В практическом же плане вхождение в “клуб друзей Старовойтова” означало открытие счета в РАТО-банке (здесь кругленькие суммы хранили многие руководители ФАПСИ) и прописку в элитном поселке Суханове, возведенном, кстати, на заповедных землях.

Дальше все произошло как в сказке – “была у зайчика избушка лубяная, а у лисы – ледяная”. Ковалев был оформлен как сотрудник фирмы Ганыкина, въехал в его дом, а сам бизнесмен начал строить себе новый – в чистом поле. Однако не достроил. Однажды г-н Ганыкин вышел из своего московского офиса, сел в машину – и полетел... Кто взорвал бизнесмена и связано ли это с новосельем министра – загадка для компетентных органов.

Как бы то ни было, для экс-министра, его жены и дочери трехэтажный коттедж стал тесноват. В 1998 году активно возводилась еще одна вилла – на 20 сотках в Одинцове. Оказывается, экс-министр может обходиться и без меценатов. Ведь по подсчетам правоохранительных органов, только на личных счетах в российских банках (а есть еще и заграничные) Валентин Ковалев скопил в общей сложности 1 миллион долларов. Исключительно полезными для него и его семейного бюджета оказались два с половиной года, что он просидел в Минюсте, считающемся одним из самых бедных министерств России.

За последние годы сбылись наиболее мрачные прогнозы тех, кто предупреждал о проникновении щупалец российского спрута в цивилизованные страны. Главари постсоветской преступности живут, погибают и садятся в тюрьмы исключительно на Западе. Сюда же тянутся все нити самых отчаянных российских афер. А центром, основной базой криминальной эмиграции стал, безусловно, Израиль. Именно эта страна была стартовой площадкой для европейских гастролей лидера солнцевской братвы Михася (гастроли, как мы знаем, закончились женевской тюрьмой). Сюда же после атаки на пушкинскую группировку федеральных борцов с организованной преступностью перебрался и лидер пушкинцев Акоп Юзбашев по кличке Папа. В Израиле искал (и нашел) помощников для кражи и сбыта раритетных рукописей Дмитрий Якубовский. В той же стране обосновался авторитет измайловской группировки Антон Малевский. Гражданином Израиля по фамилии Жлобинский являлся лидер ореховцев Сергей Тимофеев (более известный под кличкой Сильвестр), который до того, как его взорвали в “Мерседесе” в центре Москвы, носил гордый титул “короля беспредела”.

Полиция Израиля долгое время смотрела на северных пришельцев сквозь пальцы. Но в 1997 году в аэропорту Бен-Гурион был арестован человек, которого одни считали едва ли не самым крупным и удачливым израильским бизнесменом последней волны эмиграции, другие – крупнейшим теневым воротилой, третьи – “крестным отцом” русской мафии в Израиле. Кем был на самом деле Цви Бен-Ари, он же Григорий Лернер, теперь решили попытаться выяснить израильские следователи.

Вместе с Лернером была арестована группа его компаньонов, среди которых – вдова (по другой версии, бывшая подруга и только фиктивная жена) Сильвестра Ольга Жлобинская, она же Илона Рубинштейн.

Первое и предварительное обвинение – присвоение мошенническим путем 85 миллионов долларов, принадлежащих трем российским банкам (Мосстройбанку, Межрегионбанку и Мострансбанку), и “отмывание” в Израиле средств русской мафии. Кроме того, сообщалось, что группа подозревается в организации заказных убийств, покушений и подкупе израильских политиков.

Получив вожделенный диплом, он устроился на работу в издательство “Колос” (ведомственный орган Минсельхоза), но одновременно оставался снабженцем шабашников. Именно причастность к этой тоненькой прослойке первых позднесоветских предпринимателей и открыла для него новые горизонты – по ту сторону закона. В 1983 году генсек Андропов приказал покончить с бригадами шабашников. Григорий Лернер, как и тысячи его коллег, был арестован. Он получил 11 лет лагерей за особо крупные хищения.

Потом было еще два суда, и в итоге срок ему скостили до пяти лет. Уже через год отсидки его перевели на “химию”, где он был бригадиром. Еще через год за примерное поведение Лернер вышел. И начал делать свой скромный бизнес в кооперативе. Наш герой устроился снабженцем в один из первых московских кооперативов – “Азербайджанская кухня”.

В ряду первых частных предпринимателей пронырливому Лернеру удалось получить кредит во Фрунзенском отделении Государственного банка. 50 тысяч рублей были по тем временам очень солидными деньгами. Дело Лернера постепенно расширялось. Он начал издавать репринтные книги дореволюционных историков, запрещенные при советской власти. На доходы от издательской деятельности наш герой организовал “Партнер-банк” – опять же первый кооперативный банк в столице и, наверное, в стране. К лету 1989 года фирма Лернера получила право на ведение внешнеэкономической деятельности. И в этом она оказалось первой среди частных коммерческих структур Советского Союза.

Набирал Лернер свою команду весьма необычным образом. Вот как об этом, уже находясь в Израиле, вспоминала Ольга Жлобинская (в беседе с моим коллегой Дмитрием Калединым):

– Мы познакомились совершенно случайно. Я работала барменом в салоне “Женьшень” в Москве. Было такое модное место, где стригли, массаж и т. д. Гриша приходил туда обслуживаться. Он предложил мне работать у него. Подавать чай, кофе, когда к нему в офис приходило много народу. Я долго думала. Но потом согласилась. Совершенно неожиданно получилось такое долгое сотрудничество.

Уже через пару лет Жлобинская стала руководителем нескольких фирм, банкиршей и главным представителем Лернера в России – в то время, когда он скрывался от нашего правосудия в Израиле.

Где-то на рубеже 80-х и 90-х произошло “этапное” событие – знакомство Лернера с Тимофеевым. Сперва Сильвестр на кооператора “наехал”, но быстро понял, что такие мозги лучше не вышибать – они еще могут пригодиться. Лернер и солнцевско-ореховский авторитет стали друзьями и компаньонами. Видимо, чтобы еще больше скрепить узы партнерства, Тимофеев женился на Жлобинской.

В 1992 году его арестовали в Швейцарии и выдали России, где он отсидел несколько месяцев в “Матросской тишине”. Но за его защиту взялся сам Генрих Падва. В итоге Лернер вышел на свободу под смешной для него залог в 15 тысяч долларов. И тут же сбежал в Израиль. А в 1994 году его амнистировали – заодно с участниками октябрьского путча 1993 года.

Через четыре года, к моменту ареста в аэропорту Бен-Гурион, Лернер уже считался мультимиллионером. Обыски прошли на девяти (!) виллах, принадлежащих недавнему репатрианту. Было арестовано его личное имущество, в том числе несколько “Мерседесов” последних моделей и полмиллиона долларов наличными. В сводке новостей израильского ТВ во всю ширину экрана появились цифры “1 000 000 000”. Так оценивается (в долларах) личное состояние подследственного, пояснил диктор.

Как многие помнят, 7 июня 1994 года у дома приемов “ЛогоВАЗа” в районе Павелецкого вокзала взорвался автомобиль марки “Опель”. Взрыв произошел в тот самый момент, когда Березовский выезжал с территории дома приемов в своем “Мерседесе-600”. Погиб водитель, был ранен охранник, сам Березовский получил несколько осколочных ранений и ожоги кистей обеих рук. Несмотря на гибель своего человека, сотрудничать со следствием Березовский отказался.

И все же, как следовало из информации, просочившейся в печать, сыщики выяснили: “АВВА” Березовского незадолго до происшествия конфликтовала с неким банком, который формально возглавляли жена Сильвестра Ольга Жлобинская и ранее судимый за хищение бывший сотрудник ХОЗУ Главного разведывательного управления Георгий Угольков. Речь шла о Московском торговом банке. Этот псевдобанк набирал кредиты в обычных коммерческих банках и переправлял их в Швейцарию и в Израиль – на счета фирм Лернера (“Стевен старс ЛТД.” и “СИТ АГ.”). Криминальную крышу этим операциям обеспечивала ореховская группировка во главе с Сильвестром. По некоторым оценкам, в 1993–1994 годах Жлобинская, Угольков, Лернер и их соратники таким образом взяли и не вернули кредиты у двадцати банков. Почему не роптали “обманутые” банкиры, мы поговорим отдельно.

Мошенники добрались и до “Автомобильного всероссийского альянса”. 16 марта 1994 года с ним была заключена сделка, по которой упомянутый псевдобанк продал фирме Березовского свои векселя на общую сумму 1 миллиард рублей. Фактически речь шла о закамуфлированном краткосрочном кредите – срок погашения векселей истекал 6 апреля того же года. Наверное, читатели уже догадались, что ни в апреле, ни в мае деньги в “АВВА” не вернулись. Более того, лица, заключавшие сделку от имени банка, “пропали без вести””

Их поиском занялась служба безопасности “ЛогоВАЗа”. В конце концов удалось выйти на упомянутого Уголькова. Он пообещал вернуть деньги, если Березовский не будет обращаться в правоохранительные органы. Но последний бывшему сотруднику ГРУ, видимо, не поверил. 6 июня в офисе РУОПа на Шаболовке была назначена конфиденциальная встреча. Которая была потом перенесена на следующий день. Но так и не состоялась – из-за взрыва. Через неделю были арестованы Жлобинская и еще несколько человек, но вскоре их всех отпустили. Главным образом из-за того, что “кинутые” ими коммерсанты отказались сотрудничать со следствием.

Почему отказался Березовский, можно понять – ровно через три дня после взрыва означенный миллиард рублей ему все-таки вернули. То есть можно предположить, что бизнесмена пытались взорвать не из-за того, что не хотели отдать долг, а потому, что не желали его откровенных бесед с правоохранителями. Кстати, у финансового директора “АВВА” Михаила Антонова следователи все же взяли показания. Но тот “честно признался”, что никаких серьезных противоречий с банком Жлобинской у его коммерческой структуры не было. Была всего лишь маленькая “заминка” с возвратом долга.

Возможно, серьезных противоречий действительно не было. Но 17 июня того же года произошел еще один взрыв – в офисе Объединенного банка, также входящего в финансовую группу Березовского. И вновь следователи усмотрели в этом происшествии развитие конфликта между Сильвестром и Березовским. Так или иначе, после 13 сентября 1994 года, когда сам Сильвестр был взорван в своем “Мерседесе”, хозяина “ЛогоВАЗа” больше не беспокоили.

Осечка с Березовским не охладила пыл нашего героя – и он продолжал активно “сотрудничать” с российскими банками. Очередной его жертвой стал Межрегионбанк (полное название этого неудачливого финансового учреждения – Московский межрегиональный коммерческий банк). Заведомо невозвратные кредиты фирмам упомянутых компаньонов Лернера выдавались не за красивые глаза Жлобинской, а под вроде бы серьезную гарантию. Ее давал – точнее, обеспечивал своим вкладом – Фонд 50-летия Победы. Чтобы Межрегионбанк перечислил мошенникам 40 миллиардов рублей (в ценах 1994 года – 10 миллионов долларов), в этот банк было положено 200 миллиардов. Деньги, которые фонд получил, между прочим, не от меценатов, а прямо из бюджета.

Кредиты Межрегионбанка в итоге оказались на Северном Кипре: вся операция была оформлена как покупка российским банком акций новоиспеченного киприотского Независимого профсоюзного банка. На его открытие из Москвы прибыла весьма представительная делегация: несколько заместителей министра, два зампреда Центрального банка России. И в той же компании – Иосиф Кобзон. Не в качестве артиста, а в качестве зампреда пресловутого Фонда 50-летия Победы. Сам ли Кобзон догадался провернуть упомянутую операцию или кредиты фирмам Жлобинской и Уголькова гарантировали другие руководители Фонда, история умалчивает. Но вот что характерно: летом 1995 года председатель совета Межрегионбанка Илья Соколовский на полном серьезе предложил избрать на свое место Иосифа Кобзона, а зампредом банка назначил Георгия Уголькова.

В итоге из 200 миллиардов самим ветеранам досталось чуть больше одной тысячной процента: 300 миллионов рублей – в виде презентуемых ко Дню Победы ручных часов, 27 миллиардов почему-то ушло управлению делами президента, а 7 миллиардов – правительству Москвы. Последний широкий жест руководителей фонда, впрочем, понятен: Кобзон давно уже считается человеком из ближайшего окружения Лужкова и никогда своей близости к мэру не скрывал.

Но что может быть общего у Кобзона с Лернером и женой Сильвестра? На сей счет мы можем найти лишь косвенный ответ. Дала его, сидя на скамье подсудимых, Валентина Соловьева, хозяйка “Властилины”, “кинувшая” вкладчиков на триллион с лишним рублей. Она дала показания, что действовала под “крышей” Сильвестра, а познакомил пирамидчицу с авторитетом и хорошо отрекомендовал его не кто иной, как Иосиф Кобзон. Знакомство якобы состоялось в офисе Иосифа Давыдовича, в гостинице, “Интурист”.

Однако вернемся к Межрегионбанку. Его дела из-за подобных афер к 1995 году окончательно расстроились. Руководство банка потребовало от Лернера, Жлобинской и Ко вернуть перекачанные на Северный Кипр деньги. Ответ не заставил себя долго ждать. 6 апреля 1995 года неизвестные обстреляли машину председателя правления банка Альберта Шалашова. Он тогда сделал заявление, что банк “хотят поставить под контроль криминальные структуры”. Чтобы уберечь это финансовое учреждение от банкротства, была создана комиссия по выводу его из кризиса. Возглавивший ее известный финансист Олег Харлампович снова попытался поинтересоваться судьбой выданного Жлобинской и Уголькову кредита. Но интерес его к этому делу быстро пропал: в июле того же 95-го на него было совершено покушение. Ценой своей жизни банкира спас телохранитель Алексей Сапрыкин.

Аналогичные проблемы возникли и у Мосстройбанка. Он выдал в пользу “киприотских партнеров” кредитов аж на 50 миллионов долларов. С просьбой посодействовать в возврате этих средств мэр Лужков в ноябре 1997 года обратился в Генпрокуратуру. Знал ли Юрий Михайлович, что еще два года назад ту же проблему пытался решить председатель правления Мосстройбанка Михаил Журавлев? Попытки последнего закончились печально: банкир пал от пули киллера. Случилось это через два месяца после покушения на его коллегу из Межрегионбанка.

Кстати, именно после краха Межрегионбанка в 1995 году разразился первый серьезный банковский кризис в России. Тогда этому искали и находили какие угодно причины, – но никто в связи с кризисом почему-то не упоминал имени Григория Лернера. А тот преспокойно скупал недвижимость в Израиле и разрабатывал алгоритм своей новой крупномасштабной аферы.

В сентябре 1996 года Яков Дубенецкий, глава Промстройбанка России – крупнейшего, некогда государственного учреждения, входящего в десятку самых больших банков страны, – в одном из интервью говорил о Лернере, что он “ничего другого не умеет и не хочет делать, кроме как разорять российские банки. Профессия у него такая”.

Тот же Дубенецкий всего за несколько месяцев до этого, в мае 1996 года, написал нашему герою письмо (его я получил от своего израильского коллеги-журналиста), в котором были такие проникновенные строчки:

Вот с каким искренним уважением относились к Григорию Львовичу крупнейшие российские банкиры (Дубенецкого, кстати, одно время прочили на пост главы Центробанка). Вот как они жаждали посотрудничать с нашим героем.

Их не смущал ни первый его 5-летний срок, ни второй арест в Швейцарии. Ни взрывы в фирмах Березовского, ни покушения на Шалашова и Харламповича, ни убийство Журавлева. Может, они были не в курсе? Отнюдь. В уже цитируемом интервью г-н Дубенецкий со знанием дела говорит об этих покушениях. Упоминая неудачное сотрудничество Журавлева с Лернером и убийство банкира, Дубенецкий вспоминает: “Он пытался биться за правду до конца, возвратить деньги... Покушение на Шалашова (Межрегион-банк), который был тоже выкачан этими же партнерами, покушение на Харламповича (банк “Хелп”, погиб охранник) стоят в том же ряду”.

Это знание не помешало руководству Промстройбанка в конце 1995 года вступить в новую игру, придуманную великим комбинатором наших дней.

Главным партнером ПРИФКа стал Промстройбанк, его первый зампред Станислав Дегтярев возглавил совет директоров ПРИФКа. Однако сотрудничество оказалось недолгим. Уже через полгода Дубенецкий вдрызг разругался с Лернером, а Дегтярев был отстранен от должности. Он пытался восстановиться через суд, однако с ним случилось еще более серьезное ЧП. Однажды он вышел из своей квартиры – и на лестничной площадке раздался мощный взрыв. Взорвалась граната: у двери банкира кто-то установил так называемую растяжку – типа той, на которой подрывались российские солдаты в Чечне. Банкир чудом остался жив и почти не пострадал. Вскоре по подозрению в организации покушения был задержан шеф службы безопасности Промстройбанка Александр Клюшников. Но через два дня его отпустили, даже не взяв подписку о невыезде.

Что же произошло между Дегтяревым, Дубенецким и Лернером?

На сей счет существуют самые разнообразные версии. Лернер утверждал, что его натурально кинули российские партнеры, Дегтярев держал сторону Лернера, Дубенецкий, напротив, обвинял во всех грехах израильтянина и намекал на то, что именно ему была выгодна гибель зампреда Промстройбанка.

Вот как трактовал эти странные события сам Григорий Лернер (запись своей беседы с Лернером прислал мне из Тель-Авива местный журналист Дмитрий Каледин):

– Главная причина разрыва – раздоры в руководстве Промстройбанка, личные амбиции его главы и глубокое расхождение в наших политических взглядах. Так случилось, что проект совпал с президентскими выборами в России. Дубенецкий никогда не скрывал своих симпатий к коммунистам. Не случайно в его советниках ходили Валентин Павлов и Юрий Фирсов. Вполне естественно, что Дубенецкий всячески поддерживал свою партию. Израильская сторона однозначно выступила за переизбрание Бориса Ельцина. Я возглавил штаб предвыборной кампании в Израиле в поддержку этого кандидата и вложил в нее немалые деньги, за что удостоился личной письменной благодарности Бориса Николаевича. Прокоммунистическая позиция главы Промстройбанка – одна из причин, по которой мы не рисковали переводить в этот банк собранные средства.

Между тем у Якова Дубенецкого была своя трактовка происшедшего. Он утверждает, что порвал с Лернером потому, что раскусил его коварные замыслы:

– Первый признак хорошо спланированной аферы – убедительные доказательства того, что широчайшие, но призрачные перспективы вполне реальны. Чтобы обмануть банкиров, необходимы, конечно, недюжинный талант, немалые средства и прекрасно выполненные поддельные документы. Вторая ловушка – это хороший, перекрестный и с каждым разом все более и более возрастающий депозит, когда процент по предыдущему и сам депозит можно получить только после гарантирования и внесения следующего. Надо только подождать, когда депозит будет максимально высоким, примерно 50–60 миллионов долларов, прокачать его через банк-пустышку и – с концами.

Но почему Дубенецкий “раскусил” Лернера так поздно – когда уже прогнал через его структуры не один десяток миллионов долларов?

Есть еще одна версия по поводу подоплеки этой странной истории.

Согласно этой трактовке израильский проект был лишь ширмой, прикрывающей совсем другую игру. Дубенецкого заинтересовала возможность проводить бесконтрольные финансовые операции на территории де-юре не существующей Турецкой Республики Северный Кипр. Как свидетельствовал глава ЦБ этой непризнанной республики в своем письме в российский Центробанк (письмо было опубликовано в одной из российских газет), Дубенецкий и его зам Новиков приобрели пресловутый Независимый профсоюзный банк в личную собственность. (Приобрели не напрямую, а купив акции оффшорных фирм, которым этот банк принадлежал.) А затем банкиры, как следует из письма, решили продать эту финансовую структуру своему собственному учреждению – то есть Промстройбанку. Причем продать по номинальной величине уставного капитала – ни много ни мало за 46 миллионов долларов. Был составлен соответствующий договор, правда, без указания цены. Однако продажа по неизвестным причинам сорвалась.

Промстройбанк, получив в залог 99,7 процента акций кипрского банка, перевел на Кипр “лишь” 1,3 миллиона долларов из оговоренной суммы. “Недопроданный” банк оказался в плачевном состоянии: его работники не получали зарплату, в бюджет не перечислялись налоги. Это и послужило поводом для обращения главы ЦБ Северного Кипра к российскому руководству.

В июне 1996 года в историю сложных взаимоотношений Лернера и российских банкиров неожиданно решил вмешаться российский посол в Израиле, в прошлом известный журналист-международник Александр Бовин. По каналам дипломатической почты посол прислал главе Центробанка Сергею Дубинину письмо следующего содержания:

По поводу того, что Дубенецкий вел себя несолидно, мы с господином послом спорить не будем. Но возникает другой вопрос: а какое его посольское дело до тонкостей взаимоотношений какого-то Лернера с российскими банкирами? Неужели г-н Бовин серьезно верил, что отказ некоего финансиста платить по каким-то там карточкам может серьезно сказаться на российско-израильских отношениях? Почему именно сторону Лернера в сложном и затянувшемся конфликте взял господин посол?

Ларчик открывался просто. Бовин тоже был в каком-то смысле партнером Лернера. А точнее – одним из вкладчиков его разрекламированного ПРИФКа. Позже деятельность этой структуры будет оценена как построение очередной финансовой пирамиды – и станет одним из пунктов обвинения Лернера, предъявленного израильской Фемидой. По собственному признанию Бовина, он вложил в ПРИФК несколько тысяч долларов.

Конечно, посол не обязан был знать, что человек, которому он доверил свои сбережения и интересы которого он отстаивал, используя свое служебное положение, за несколько лет до этого вышел под залог из “Матросской тишины” и фактически укрывался в Израиле от российского правосудия.

Но любопытно, что это было не единственным выступлением Бовина в защиту Лернера. В интервью одной из российских газет он объяснил арест Лернера в 1997 году нежеланием израильского истеблишмента делиться с энергичными новыми русскими. Едва вышло его интервью, как израильское телевидение со ссылкой на полицейские источники сообщило, что дети Бовина учились в дорогих зарубежных школах за счет Григория Лернера и что Лернер оплачивал отпуска и отдых Бовина и его коллег.

Кстати, аналогичный эпизод трогательной дружбы посла и бизнесмена с сомнительной репутацией всплыл и в ходе женевского разбирательства по делу Сергея Михайлова (по кличке Михась). На суде прозвучали показания, что Михайлов и его партнеры по бизнесу были в весьма теплых отношениях с российским послом в Австрии.

Но в одном Бовин был безусловно прав. В разорении российских банков с помощью Лернера могли быть заинтересованы сами банкиры – если благодаря похищенным суммам тяжелели их собственные карманы. То есть каждый из банкиров мог искренне воспроизвести слова поэта: “Ах, обмануть меня нетрудно. Я сам обманываться рад!”

Технологию такого “самообмана” удалось вскрыть израильским следователям в ходе допросов подельников Лернера и российских банкиров.

Показания Натальи Лозинской – бывшей помощницы Лернера, согласившейся сотрудничать со следствием, – позволяют совсем по-другому взглянуть на роль руководителей российских банков в этих странных историях с невозвращенными кредитами. Некоторые протоколы допросов попали к автору этих строк в виде ксерокопий. Привожу их с купюрами и стилистическими поправками. И напоминаю, что в материалах уголовного дела Лернер фигурирует под именем Бен-Ари.

Вот компиляция из нескольких бесед следователя с Лозинской.

– Я узнала это от Харламповича, который по распоряжению Бен-Ари послал в Москву партнера для того, чтобы открыть совместный российско-израильский банк.

–Это перевод на личный счет Журавлева: плата за то, чтобы он дал кредит фирме Бен-Ари.

– Я думаю, что эти деньги должны были составить капитал российско-израильского банка.

Почти все вышеупомянутые банкиры (за исключением покойного Журавлева) по просьбе израильских коллег были допрошены сотрудниками Генпрокуратуры. Все они, естественно, отрицали, что лично получали деньги от Лернера. Вот один из характерных диалогов.

Из допроса Якова Дубенецкого, сентябрь 1997 года.

– Это был перевод от одного из моих друзей, я думаю, из Англии, я не могу назвать его имени, но он не связан с Лернером.

– Я не знаю всех деталей.

Автор этих строк показал протоколы израильских допросов сотрудникам Следственного комитета МВД России, которые расследуют дело о хищении Лернером в российских банках 200 миллионов долларов. Вот как прокомментировал мне эпизоды с личными счетами банкиров начальник отдела по расследованию особо тяжких экономических преступлений СК МВД Олег Рагинский.

– Если бы речь шла о личном, карманном банке, его хозяин имел бы право самостоятельно распоряжаться своими капиталами – без оглядки выдавать любые кредиты и получать за это любые дивиденды, не забывая только выплачивать налоги. Но совсем другое дело – коммерческий, акционерный банк. Здесь уже речь идет о коллективной собственности. К тому же, кроме денег акционеров, в нем участвуют и привлеченные капиталы. Если руководитель такого банка выдает необеспеченные, заведомо невозвратные – или очень рискованные – кредиты, получая за них какие-то “гонорары” от заинтересованных лиц, – это уже криминал. Это прямое соучастие в хищении. Такого банкира уже нельзя назвать жертвой мошенничества – потому что он был “сам обманываться рад”. Фактически он обманул родной банк. А всю вину старается свалить на службу экономической безопасности, которую нынче имеет каждый уважающий себя банк. Но ведь руководитель сам привел этого ненадежного клиента, и рекомендации сотрудников его, естественно, не интересовали. Обычно у таких нечистоплотных банкиров есть круг “своих”, опекаемых ими клиентов. Именно эти неформальные отношения с “левыми” кредитами и “гонорарами”, особенно распространенные в середине 90-х, и породили волну кровавых разборок и заказных убийств.

Об израильском следе в деле об убийстве Влада Листьева всерьез заговорили после ареста в Швейцарии Михася – солнцевского авторитета и доброго знакомого Лернера (что можно заметить хотя бы по опубликованным фотографиям). Михась, который одно время вместе с Сильвестром руководил объединенной солнцевско-ореховской группировкой, был хорошо знаком с бизнес-проектами Лернера и, что пока не исключается, сам в некоторых из них участвовал. Михась, его друзья и коллеги братья Аверины и Лернер фигурировали в одном списке “особо опасных русских мафиози”, который МВД Израиля составил осенью 1996 года. Любопытно, что Лернер в нем значится под номером один.

Швейцарский следователь Жорж Зеккин, ведущий дело Михайлова, на встрече с журналистами в августе 1997 года сообщил, что нашел документы, которые однозначно свидетельствуют о связях его подследственного с Лернером. О личном знакомстве Михася и Лернера говорят и многочисленные фотографии, изъятые у солнцевского авторитета после ареста. Швейцарский следователь сообщил, что намеревается допросить Лернера по делу Михайлова.

Словом, следы ведут в Израиль. По одной из версий, смерть тележурналиста напрямую связана с неудавшимся проектом прокрутки рекламы для израильского телевидения. Тем более что, по словам Генпрокурора, этот эпизод недавно решили выделить в отдельное производство.

По сообщению израильских правоохранителей, арестованный по “делу Лернера” его ближайший компаньон Зеев Орбах подозревался в том, что он создал совместную фирму, которая организовала передачу по израильскому телевидению рекламных материалов. Причитающиеся за это российскому партнеру деньги Орбах переводил на личные счета в Израиле и за границей. По некоторым данным, компания Орбаха не выплатила руководству российского телеканала около 20 миллионов долларов, вырученных от рекламы.

В этом телесюжете говорилось также, что еще до убийства Листьева руководство одного из российских телеканалов сообщило Лернеру о прекращении трансляции (в том числе и на Израиль) рекламных роликов совместной компании Григория Лернера и Зеева Орбаха. После убийства Листьева группа криминальных элементов ворвалась в студию телеканала и посредством угроз заставила возобновить трансляцию рекламных роликов. Лишь последующее вмешательство сил правопорядка избавило телеканал от давления уголовников. Один из свидетелей тех событий, доверенное лицо Бориса Березовского, находится в Израиле – сообщил в заключение тележурналист.

Это было не первым и не последним сообщением о тесных связях Лернера и руководства Останкина. Неудавшийся журналист (по словам Григория Львовича, его не взяли в газету из-за пятого пункта), он решил отомстить природе за свой давний позор – и въехать в российское и израильское информационное пространство на коне телевизионного и газетного магната.

В ходе следствия генеральный секретарь израильской Партии труда г-н Звили сообщил, что Лернер предлагал подключить к ее предвыборной компании Останкино. Правда, г-ну Звили показалось такое предложение подозрительным, и от него отказались. Однако Лернер вряд ли переоценивал свои возможности. Об этом свидетельствует еще одна любопытная история, о которой я узнал благодаря коллеге из иерусалимской газеты “Вести” Евгении Кравчик.

Уже задолго до ареста Лернер стал интересоваться русскоязычными изданиями Израиля. В одном из последних начинаний Лернера странным образом переплелись бизнес-проект по раскрутке русскоязычной газеты “24 часа”, рекламная поддержка этого проекта телекомпанией “ВИД” и... торговля оружием с Азербайджаном...

5 августа по 1-му российскому телеканалу в передаче “Тема” шел выпуск ток-шоу под названием “Наши в Израиле”. Ведущий Юлий Гусман объявил: “Спонсор нашей программы еженедельник “24 часа”. О том же свидетельствовал рекламный щит и рекламные заставки. Среди гостей ток-шоу были и два редактора “24 часов” (прежний и нынешний) – Давид Маркиш и Йосеф Шагал. Зрительный зал состоял в основном из творческих сотрудников газеты. Среди них, как скромный зритель, сидел некто Ахмед-паша Алиев, купивший газету “24 часа” полгода назад. В студии не было лишь Григория Лернера – могущественного компаньона г-на Алиева и опекуна газеты. По понятным причинам. Судьба его в эти дни как раз определялась в иерусалимском суде.

Русскоязычный Тель-Авив, прильнувший к голубым экранам, смотрел эту передачу с большим изумлением. Уж там-то хорошо знали, что “24 часа” пока выходят, но в сокращенном варианте, роскошный офис газете пришлось оставить, а редактор Маркиш давно перестал там появляться. И что судьба именно этих “наших в Израиле” складывалась совсем не в жанре ток-шоу.

Как сообщил в беседе с автором этих строк координатор программы Тимур Вайнштейн, передача снималась еще до ареста Лернера – в конце апреля, – но задержалась с выходом до августа. Инициатором съемок в Израиле было руководство еженедельника. Йосеф Шагал приезжал в Москву, встречался с генпродюсером телекомпании “ВИД” Андреем Разбашем и Юлием Гусманом.

В заказном характере передачи, как мне объяснили, нет ничего необычного. Г-н Вайнштейн не отрицал, что периодически программа “Тема” выходит на деньги и в интересах спонсоров. Выбор же именно передачи Гусмана для компаньонов Лернера был не случаен. Еще в 1996 году в его офисе и под его председательством прошла встреча активистов предвыборного штаба Бориса Ельцина с русскоязычными изданиями. (Дело в том, что многие выходцы из нашей страны, сохранившие российское гражданство, имели право участвовать в президентских выборах.) В качестве почетного гостя из Москвы присутствовал Юлий Гусман. Он призывал журналистов оказывать штабу всяческую поддержку, помочь с транспортом для голосующих и бесплатно публиковать политическую рекламу.

Возможно, именно тогда и произошло знакомство Гусмана и Лернера. Последний, как мы знаем, удостоился личной благодарности Ельцина за активную работу в предвыборном штабе.

30 июля 1996 года Давид Маркиш, сын известного писателя Переса Маркиша, оставил пост начальника отдела по связям с русскоязычными СМИ в пресс-бюро израильского правительства и стал советником Григория Лернера, президента ПРИФКа. До этого Лернер уже имел возможность оценить организаторские способности Маркиша при подготовке пышной презентации ПРИФКа. Выше уже рассказывалось, что тот лернеровский проект потерпел фиаско: Промстройбанк разорвал с израильтянами отношения, после чего на лестничной клетке зампреда банка Станислава Дегтярева (курировавшего проект с российской стороны) разорвалась граната. Переход Маркиша к Лернеру состоялся как раз в самый разгар этого скандала.

Маркиш был назначен главным редактором еженедельника, а его бывший шеф Лернер, на сей раз представляя интересы некоего люксембургского холдинга, заявил о решении холдинга купить часть акций еженедельника, увеличить объем издания со 100 до 300 полос и вывести его в лидеры на рынке русскоязычных масс-медиа. Презентация нового проекта Лернера состоялась 20 марта 1997 года и не уступала пышному открытию ПРИФКа.

Неизвестно, была ли в итоге юридически оформлена сделка о покупке холдингом Лернера акций еженедельника, но с начала весны газета действительно стала выходить на 300 полосах, а журналисты переселились в новый комфортабельный офис. Правда, с этого времени они перестали получать зарплату.

За выпуск номеров по-прежнему отвечал прежний главный редактор Йосеф Шагал. Между тем о роде занятий одного из хозяев, Ахмеда-паши Алиева, ходили самые противоречивые слухи. Особенно после того, как в редакцию “24 часов” по факсу пришло письмо:

Но оказалось, что новые владельцы газеты достаточно плохо представляли, где разыскивать старых. На вопрос корреспондента тель-авивской газеты “Вести” о месторасположении Алиева г-н Кфир ответил: “Я слышал, что он сейчас находится в Москве... В единственной беседе, состоявшейся у меня с Алиевым после знакомства, он сказал, что торгует нефтью и сахаром...”

Возможно, Алиев представлял интересы Азербайджана? Автор этих строк дозвонился до Министерства национальной безопасности Азербайджана и получил от пресс-секретаря – Миссале Ахундова – следующие уточнения: 1) в списке официальных сотрудников и представителей Миннацбеза Ахмед-паша Алиев не значится; 2) речь идет не о торговле оружием, а всего лишь о закупке образцов для изучения конъюнктуры рынка.

Возможно, глава столичного Дома киноактера и ведущий популярной телепередачи Юлий Гусман и впрямь не знал, с кем связался. Возможно, его бакинское происхождение не имеет никакого отношения к переговорам о поставках оружия между азербайджанскими спецслужбами и израильскими авантюристами, чей бизнес г-н Гусман так старательно рекламировал.

Но не все так просто. Дело в том, что это далеко не первый случай, когда связанные с Лернером фирмы неожиданно начинали заниматься торговлей оружием.

Так, в 1996 году в оружейном бизнесе был замечен Независимый профсоюзный банк – тот самый, что располагался в оффшорной зоне Северного Кипра. Банк кредитовал компании, которые занимались оружейными поставками – не куда-нибудь, а именно в Баку. Зафиксировано как минимум два таких случая. В первом был выдан кредит на 5 миллионов долларов для приобретения и поставки в азербайджанскую столицу партии автоматов Калашникова с патронами и запчастями. Кредит вернулся с пятипроцентным наваром (чистая прибыль составила 250 тысяч долларов). Во втором случае – уже через другую фирму – в Баку на деньги Независимого профсоюзного банка была направлена партия взрывчатых веществ.

Немаловажная деталь: контракты заключались как раз в те дни, когда в кипрский банк поступали деньги из России, из Промстройбанка (в рамках соглашения между Лернером и Дубенецким). Причем сумма контрактов была идентична той, что поступала из Москвы. Выходило так, как будто не кипрский банк, а сам Промстройбанк занимался торговлей оружием. Хотя формально он был совершенно чист.

Особую пикантность этой ситуации придает следующее соображение. Вряд ли официальный Баку стал бы производить закупки оружия таким странным образом, используя столь сомнительные компашки. Значит, стволы и взрывчатка предназначались каким-то криминальным структурам или... чеченским боевикам. В свое время автор этих строк почти случайно познакомился с бывшим замминистра внутренних дел Азербайджана, бывшим руководителем азербайджанской таможни Тельманом Алиевым. Он подробно рассказывал о том, как азербайджанские власти тайно помогали ичкерийским сепаратистам. Через дагестанские горы в течение всех месяцев войны непрерывно шли два потока: из Баку в Грозный переправлялись медикаменты, оружие, боевики-исламисты, наркотики; из Грозного в Баку текли деньги и уходили раненые дудаевцы...

Странные операции кипрского банка производились как раз в самый разгар чеченской войны. Если наше предположение недалеко от истины, то напрашивается поразительный вывод: чеченские боевики пополняли свои арсеналы за счет одного из крупнейших столичных банков.

Еще одна тайна связана со странными отношениями между нашим героем и российскими блюстителями закона. Как они могли спокойно взирать на то, что аферист, который один раз уже отсидел за хищения, а второй срок не получил только благодаря тому, что сбежал из-под следствия, а потом попал под амнистию, – как они могли мириться с тем, что этот человек необычайно активно и вполне легально продолжает “сотрудничать” с крупными и важными (на финансовом сленге – системообразующими) российскими банками? Почему не поделились своей информацией с банкирами? Почему не проинформировали тех, кто готовил зарубежные поездки замминистров и руководителей Центробанка на презентации лернеровских проектов?

У тех, кто следил за деятельностью этого удивительного человека, возникло вполне законное предположение, что в правоохранительных органах существовала некая группа прикрытия, которая обеспечивала определенную “дозировку” информации и вывод из-под уголовной ответственности людей Лернера.

Эти подозрения усилились, когда в печать просочились подробности того, как шло расследование взрыва у офиса “ЛогоВАЗа”. Как уже говорилось, 14 июня 1994 года Ольгу Жлобинскую и других соратников Лернера арестовали руоповцы. Им, правда, инкриминировали не организацию теракта, а хищение 18 миллиардов рублей. Однако уже через три дня Жлобинскую освободили под подписку о невыезде – мотивируя наличием малолетнего ребенка.

Буквально в день освобождения жена Сильвестра улетела в Израиль: Григорий Лернер встречал ее в аэропорту. Следователь, который вел это дело, направил заявку на розыск Жлобинской в Интерпол. А вскоре он поставил свой автограф под еще одной бумагой – заявлением об уходе. Формально – на пенсию. А на самом деле потому, что высокопоставленные сотрудники МВД и Генпрокуратуры оказывали на следственную группу жестокое и практически неприкрытое давление.

Естественно, дело против Фатехова было в конце концов прекращено: ведь действующий сотрудник милиции, имеющий право на ношение оружия, имеет право и на хранение патронов. Но история с его задержанием была умело запущена в прессу. После такого скандала Фатехову ничего не оставалось, как написать заявление об уходе, последовав примеру следователя. Других желающих расследовать аферы Лернера и Жлобинской на тот момент не нашлось.

Кстати, отделение милиции, чьи сотрудники так успешно нейтрализовали оперативника, по странному совпадению находится в том же здании, что и филиал Московского торгового банка – того самого, что использовался Жлобинской и Лернером для изъятия денег из российских финансовых учреждений...

Вновь о “руке Лернера” заговорили в 1997 году, когда он уже сидел в израильской тюрьме и уже местные следователи усиленно собирали против него компромат. Со сбором компромата дело шло туго: израильтяне постоянно жаловались, что не получают необходимой помощи от российских коллег.

Далее в статье сообщалось, что высшие офицеры МВД России скрыли от Анатолия Куликова информацию и документы, обнаруженные в ходе следствия по делу Лернера в Израиле и переданные офицеру российского МВД, прибывшему в Израиль в командировку.

Среди документов, переданных российскому визитеру, было, в частности, письмо Лернера, в котором говорилось, что нужно “замочить” нескольких известных российских банкиров. Эту бумагу решили утаить от начальства потому, что в ней якобы содержалась информация, которая бросала тень на известных политических деятелей, приближенных к высшим властным структурам.

Те же милицейские офицеры всячески препятствовали и передаче касающихся Лернера документов израильским коллегам. В день, когда должна была состояться передача – в тот самый день, когда в Москву прибыл подполковник Меир Гидьбоа, заместитель начальника отдела по борьбе с особо опасными преступлениями израильской полиции, – ответственные сотрудники МВД дружно ушли в отпуск и фактически сорвали мероприятие. Мало того, уходя в отпуск, они прихватили с собой все материалы, которые так жаждали увидеть израильтяне.

Эта афера вскрылась, когда в Москву прибыл министр внутренней безопасности Израиля Авигдор Кахалани и встретился с Анатолием Куликовым. По версии израильской газеты, глава МВД, узнав об этой истории, был страшно возмущен. Реакция последовала незамедлительно: милицейский генерал, чьи подчиненные были уличены в сокрытии информации, был отстранен от должности. Аарону Талю, постоянному представителю израильской полиции в Москве, были переданы новые многочисленные документы по делу Лернера, составленные на русском языке.

Далее газета, ссылаясь на хорошо информированный источник из кругов, близких к руководству финансовой империи Лернера, сообщила еще более интересную вещь. Оказывается, причина задержки в передаче Израилю информации заключалась в том, что в списках, составленных российскими правоохранительными органами, фигурировали фамилии не просто известных российских политических деятелей, но потенциальных преемников Ельцина. Эти особо приближенные к Ельцину лица якобы вложили “черные” деньги – десятки миллионов долларов – на один из счетов, открытых Лернером. Этот счет использовался в качестве канала для перевода астрономических сумм в банк, купленный Лернером на Кипре. (Вероятно, речь шла о Независимом профсоюзном банке.)

Источник этих денег – сделки по импортным закупкам горючего и сахара. Сделки эти финансировались из государственного бюджета и не подлежали налогообложению. Тот же источник предполагает, что сумма налога, не выплаченного по сделкам с сахаром, составляет около 80 миллионов долларов. Имя своего конфидента газета не раскрыла, но оговорилась, что этот человек принимал непосредственное участие в финансовых операциях Лернера в России в 1993–1994 годах.

Я попытался перепроверить это сообщения, направил русский перевод статьи в Следственный комитет МВД, попросил прокомментировать. Но там от комментариев отказались, сказав лишь, что все, о чем сообщила “Едиот Ахронот”, – полный бред от начала и до конца. Однако сомнения в искренности сотрудников МВД все равно остались. Уж больно не вязалась версия об “утке” с имиджем одной из ведущих, самых информированных и самых солидных газет Израиля.

Да и не бывает дыма без огня. В этом лишний раз убедила новая информация, пришедшая вскоре после этого скандала. Один из полицейских, входящий в состав следственной группы, ведущей дело Лернера, согласился дать комментарии по поводу той помощи, которую оказали его группе российские коллеги. Он сказал, что израильская полиция действительно возлагала большие надежды на материалы из Москвы. Но то, что в итоге передали российские правоохранители, “не помогло бы обвинить человека даже в краже бублика”. Полицейские вновь и вновь обращались в МВД за дополнительными материалами. В итоге в Израиль прибыл помощник Генерального прокурора России. Но, по словам следователя, даже на лице сотрудника Генпрокуратуры было написано, что ничего существенного он с собой не привез.

Как же так? Разве наши правоохранители не располагали хотя бы той информацией, на изложение которой мне потребовалось более тридцати страниц? Разве пустыми были папки трех уголовных дел, которые возбуждались в России против Лернера и его помощников, и еще нескольких дел, возбужденных по фактам взрывов, покушений и убийств?

Думаю, на самом деле компромат, собранный на Лернера столичными правоохранителями, уже к 1997 году занимал не один десяток томов. Почему же они не хотели помочь в благом, казалось бы, деле разоблачения великого комбинатора? Ответ очевиден: в 1997 году, как и в 1994-м, продолжала действовать пресловутая группа поддержки.

Кстати, в существовании такой группы нет ничего необычного. Это доказал суд над участниками другой подобной компании – тех, что покрывали солнцевскую “братву”. В группу поддержки солнцевских входили: инструктор по воспитательной работе службы по исправительным делам ГУВД Москвы майор Михаил Сапронов (его дважды увольняли из органов и однажды посадили на скамью подсудимых по обвинению в руководстве банды и должностных преступлениях), следователь из милицейского главка Владимир Жеребенков и профессор Высшей школы милиции полковник Евгений Жигарев. А также помощница солнцевского прокурора. Им удалось увести “из-под статьи” очень многих соратников Сергея Михайлова. Тем же, чьи дела все равно попадали в суд, благодаря стараниям группы поддержки в конце концов выносились наимягчайшие приговоры.

Вполне естественно, что, когда в женевскую тюрьму посадили самого Михася и швейцарские власти обратились к нашим за помощью в расследовании его деяний, из Москвы пришли документы, которые не только не помогли тамошним следователям, но, напротив, невероятно осложнили их работу. Два прокурора – из солнцевского района и из Генпрокуратуры – направили бумаги, из которых следовало, что Михайлов как стеклышко чист перед российским законом. И дел против него якобы никогда не было, и вообще никакой информацией о нем не располагают ни в прокуратуре, ни в милиции, ни в ФСБ. Когда Генпрокурор Юрий Скуратов, побывав с визитом в Швейцарии, узнал о лукавых ответах своих подчиненных, он не скрывал своего возмущения и пообещал провести по этому поводу служебное расследование. Позже выяснилось, что кто-то “почистил” милицейскую компьютерную базу данных, изъяв оттуда всю информацию, касающуюся многогранной деятельности Сергея Михайлова.

Этого мало. На единственного милиционера, согласившегося помочь швейцарцам, – на майора Упорова из РУОПа, как и на его коллегу Фатехова в вышеупомянутом эпизоде со Жлобинской, оказывалось жесточайшее давление. Один из начальников Упорова открытым текстом посоветовал ему ответить швейцарцам, что солнцевская преступная группировка – это миф, придуманный журналистами.

Упоров оказался порядочным и принципиальным человеком. Ценой собственной карьеры он решил все-таки помочь швейцарскому правосудию изобличить солнцевского главаря. Как и Фатехову, ему пришлось из органов уволиться. Но даже после этого давление на Упорова продолжалось. В конце концов он переехал в Швейцарию и попросил там политического убежища.

Неудивительно, что при таком отношении российских коллег швейцарские сыщики с большим трудом собирали информацию по поводу Михася. Да и как можно, находясь в Женеве, доказать, что в Москве существует группировка, чьи действия описываются простым словосочетанием, к которому русское ухо давно уже привыкло: “организованная преступность”. Так что финал суда над Михайловым был предрешен. Оправдание этого человека можно считать очередной победой российской юстиции над здравым смыслом.

Те же самые трудности, очевидно, испытывали и израильские правоохранители. Вот что сказал генерал полиции Хаим Коен, когда его спросили о степени серьезности проступков Лернера:

– Я не могу определить степень их серьезности. В свое время московские коллеги обратились к нам с просьбой о помощи в борьбе с организованной преступностью, но не подкрепили просьбу никакими (выделено мной. – А.М.) конкретными материалами.

На “хвосте” у Лернера израильская полиция сидела почти два года. Спецслужбы следили буквально за каждым его шагом, фиксировали все его контакты, прослушивали телефоны дома и в офисе. Был составлен план, согласно которому сбор компромата на Лернера должен был закончиться к осени 1997 года. Однако и у нашего героя были в спецслужбах неплохие связи и информаторы: он понял, что на него объявлена охота, и решил действовать на опережение.

В начале весны того же года полицейские заметили, что он начал проявлять подозрительную активность. Стал сворачивать свои дела, распродавать имущество, включая личные автомобили, осуществлять переводы капиталов на счета в Старом и Новом Свете. Полицейские поняли: промедление смерти подобно – еще немножко, и он сбежит из Израиля, как в свое время сбежал из России.

Лернера – Цви Бен-Ари – и пятерых его помощников задержали 12 мая в тель-авивском аэропорту имени Бен-Гуриона. Арестовали буквально на трапе самолета, чартерным рейсом следовавшего в США. В кармане нашего героя было 50 тысяч наличных долларов.

Одновременно полиция провела обыски на девяти виллах, принадлежащих Лернеру. Был наложен арест на все имущество предпринимателя, включая несколько “Мерседесов” последних моделей, богатую коллекцию драгоценностей, более полумиллиона долларов наличными. Кроме того, при обысках были обнаружены два фальшивых паспорта и винтовка с оптическим прицелом (интересно, в кого наш герой собирался прицеливаться?).

Лернер сразу же заявил, что будет отвечать на вопросы следователей только при условии, что освободят пятерых его сотрудников, арестованных вместе с ним. В какой-то момент наблюдателям показалось, что полицейские пошли у него на поводу. Один за другим на свободу вышли все пятеро. Последними тюремную камеру покинули две женщины – Илона Рубинштейн (более знакомая нашим читателям как Ольга Жлобинская) и Наталья Лозинская, бывший главбух Мосторгбанка, ставшая впоследствии основным свидетелем обвинения. Женщины вышли под невиданные в России залоги: обе внесли в качестве залога принадлежащие им дома, “Мерседесы”, по 30 тысяч долларов наличными, а кроме этого, представили по две гарантии от людей, обязавшихся выплатить за них еще по 50 тысяч долларов.

Однако великий комбинатор свое обещание не выполнил – и давать показания по-прежнему отказывался. Более того, он заявил, что объявляет голодовку в знак протеста против условий его содержания в тюрьме. Позже в одном из интервью он заметил, что московская тюрьма по сравнению с израильской – это отель “Хилтон”. Тамошние журналисты были удивлены: они-то полагали, что вполне комфортабельные – насколько это возможно для такого рода заведений – камеры в Израиле не идут ни в какое сравнение с российскими средневековыми, завшивленными “хатами” с парашей в углу. Но, возможно, Лернер и не лукавил. Наверняка во время своей последней отсидки в Москве наш герой, как и подобает авторитету, прохлаждался в светлой палате тюремной санчасти – с телевизором, сотовым телефоном, кондиционером, дорогими сигаретами и прочими атрибутами “блатного” арестанта. Поскольку в Израиле таких условий ему никто не обеспечил, он не нашел ничего лучшего, как объявить голодовку. Но, кажется, свою угрозу он так и не реализовал.

Израильские власти, впрочем, опасались другого: влиятельные сторонники арестанта № 1 вполне могли организовать его побег. К тому же сыщикам удалось перехватить отправленную на волю записку Лернера, где также содержался намек на возможность проведения такого рода операции. От греха подальше в декабре 1997 года Лернера перевели в новую, более укрепленную тюрьму. Более того, специально для известного арестанта началось строительство новой, ультрасовременной камеры, которая – как немедленно сообщила пресса – обошлась израильским налогоплательщикам в 700 тысяч шекелей (примерно 250 тысяч долларов). Любопытно, что великий комбинатор мог из окна наблюдать идущее ударными темпами строительство своей очередной темницы.

О том, что Лернер считался узником № 1, а процесс над ним – процессом века, можно было судить и по тому, что газеты сообщали обо всех изменениях в его деле буквально каждую неделю. И по тому, что в следственную “группу Лернера” вошло аж 120 специалистов разных профилей, включая экономистов и бухгалтеров. Расследуя разветвленные махинации нашего героя, они постоянно вылетали в загранкомандировки – в частности, в Швейцарию и на Кипр, в Люксембург и в Россию. Да и визит в нашу страну главного израильского правоохранителя Авигдора Кахалани тоже не в последнюю очередь был связан с “делом Лернера”.

Следователи составили подробную карту деятельности президента ПРИФКа, отметив на ней географические точки, до которых дотянулись связи его компании, расположенной в Ашелоне. Нити лернеровских афер протянулись в Панаму, на Кипр, на Виргинские острова, в Люксембург и на остров Маврикий. То есть в самые популярные среди аферистов всех стран оффшорные зоны – туда, где можно без проблем и под любым именем зарегистрировать фирмы под самые сумасшедшие уставные цели (или вообще без всяких уставных целей) и где нет серьезного законодательства по борьбе с отмыванием “грязных” денег.

– Следствие по делу Лернера очень запутанное, – рассказывал начальник отдела полиции по расследованию особо тяжких преступлений Моше Мизрахи. – Полицейские изучили десятки тысяч документов, и им удалось расшифровать сложнейшую технику, целую систему, по которой действовал подозреваемый.

Основным приемом, которым пользовался “великий комбинатор”, было использование в большинстве операций подставных фирм-однодневок и подставных менеджеров. В офисе Лернера был обнаружен не один десяток поддельных печатей несуществующих израильских и зарубежных компаний. Кстати, и значительная часть недвижимости, которую приобрел наш герой, была оформлена на подставных лиц. В частности, на чужие имена были записаны почти все виллы, которыми владел Лернер в Ашкелоне.

Очень скоро дело Лернера приобрело и явно политическую окраску. Выяснилось, что “великий комбинатор” очень активно играл в политику. Он даже планировал, войдя в одну из партий, стать депутатом кнессета – чтобы отстаивать интересы русскоязычной общины, – но потом соратники его от этих амбициозных планов отговорили.

Но Лернер продолжал активно обрастать политическими связями. Для начала он вступил в “Ликуд” – одну из двух ведущих партий Израиля. Затем установил контакты с весьма влиятельной Партией репатриантов из СНГ. Во время избирательной кампании он предложил свои услуги второй ведущей партии Израиля – “Авода” (Партия труда). Одновременно он активно заигрывал с партией “Третий путь”.

В заигрывании с партийными боссами ничего криминального нет. А вот подкуп политиков – это по израильским законам довольно серьезное преступление. И случаи подкупа – точнее, его попыток – были зафиксированы. В ордере на арест соратника нашего героя Зеева Орбаха (он отвечал за связи с общественностью) говорилось, что тот “получил от Цви Бен-Ари (израильское имя Лернера. – А.М.) сотни тысяч шекелей за посредничество в противозаконных сделках и установлении хороших отношений между Цви Бен-Ари и политическими деятелями”.

Один из самых скандальных эпизодов был связан с Именем Натана Щаранского – известного в советские годы диссидента, который, как и Лернер, энное количество времени провел в местах не столь отдаленных. В Израиле он возглавил политическое объединение выходцев из России и после удачного выступления на выборах получил пост министра промышленности и торговли.

Речь шла о 5 миллионах долларов, которые Лернер якобы собирался пожертвовать в пользу партии Щаранского “Исраэль ба-Алия”. По одной из версий, в 1996 году к президенту ПРИФКа обратился помощник Щаранского некий г-н Воронель. Правда, формально он просил деньги не для своего шефа, а для ученых – эмигрантов из бывшего СССР, входивших в партию Щаранского. Согласно этой версии, Лернер в принципе не отказал, но обусловил выделение денег ответной услугой министра промышленности и торговли. Щаранский, по замыслу комбинатора, должен был помочь ему в открытии русско-израильского банка – разрешения на который никак не давали местные финансовые власти. Однако Щаранский от этой сделки отказался.

Впрочем, адвокат Йорам Шефтель эту версию опровергал весьма любопытным образом: “Зачем Лернеру было давать взятку через какого-то помощника Щаранского, если они были в таких отношениях, что Лернер в любое время мог с ним встретиться?”

Действительно, по ходу дела выяснялось, что одиозный бизнесмен был вхож практически в любые кабинеты. Остается только удивляться, как ему удалось обрасти такими связями всего за три года своего пребывания на земле обетованной.

Еще один эпизод связан с попыткой Лернера оказать услугу Партии труда (“Авода”). Он предлагал профинансировать ее предвыборную кампанию – но не напрямую, а через организацию ее рекламы по российскому телевидению. По одной из версий, партийные боссы сперва склонялись к тому, чтобы принять от Лернера такое пожертвование, но, когда руководитель партии г-н Кахалани узнал, что бизнесмен разъезжает на “Мерседесе” в сопровождении многочисленных телохранителей, он от этого варианта отказался. Сказав при этом, что от Лернера идет “дурной запах”.

Впрочем, в печать просочились сведения, что кое-каких политиков Лернер все-таки рекламировал при посредстве Останкино. Однако доказать эти эпизоды следователи, видимо, не смогли.

Так или иначе, усилия нашего героя по созданию определенного общественного мнения не прошли даром. Вскоре после его ареста русскоязычная пресса обрушилась на израильские правоохранительные органы с требованием прекратить травлю “русских”. Несколько партийных функционеров обратились с посланием к депутатам кнессета с требованием немедленно разобраться в ситуации. В Ашкелоне и Иерусалиме (по месту “прописки” и по месту судебного процесса) неоднократно проходили весьма внушительные демонстрации в защиту “честного бизнесмена и мецената”. Демонстранты подробно рассказывали тележурналистам о многозначительных благотворительных проектах и всевозможных акциях Григория Львовича в поддержку обездоленного русскоязычного населения.

Одну из таких демонстраций устроил русский комитет по борьбе за права человека. На митинге присутствовало – что характерно – несколько членов кнессета от уже упомянутых партий “Авода” и “Исраэль ба-Алия” (партия Щаранского). Парламентарий от “Исраэль ба-Алия” Юрий Штерн заявил, что дело Лернера является ярким примером того, как полиция ущемляет права выходцев из СССР и России и преследует их. Он сообщил также, что большинство депутатов от этой партии вызывались в полицию для дачи показаний. Естественно, это было расценено как явно политическое давление. Адвокат Лернера Йорам Шефтель пошел еще дальше: “Это политический процесс, который должен показать, что русскоязычное население Израиля – это мафия”.

И все-таки Лернер признал то, что пытался подкупить израильских политиков. Признал он и еще две дюжины других преступлений – от финансовых махинаций до использования подложных документов. Это была выдающаяся победа израильского правосудия. Те невероятные усилия – от строительства специальной тюремной камеры до подключения к оперативно-следственным мероприятиям ста двадцати специалистов и более сотни свидетелей, – усилия, которые затратили тамошние борцы с оргпреступностью на борьбу с одним мошенником, – в конечном счете оправдались.

Успех был обеспечен не только ударным трудом агентов и сыщиков, но и современной правовой системой. А именно двумя крайне важными в такого рода делах правовыми институтами: государственной защитой свидетелей и сделкой с правосудием. Победу сыщикам обеспечило согласие одной из главных соратниц Лернера – Натальи Лозинской – давать против него показания. То, что она ни при каких обстоятельствах не стала бы делать в России, Лозинская согласилась сделать в Израиле, где ей была обеспечена надежная защита со стороны государства и необходимая в таких ситуациях материальная поддержка.

То, на что в Москве Лернер пошел бы только при одном условии – если бы его жестоко и ежедневно избивали, – в Иерусалиме он согласился сделать без всякого давления. Речь идет о пресловутой сделке с правосудием – которая предусмотрена в большинстве цивилизованных стран и которую наше средневековое законодательство упорно отвергает. Подсудимый соглашается признать несколько пунктов обвинения, а взамен следственные органы обязуются снять с него остальные обвинения и соответственно скостить срок.

– Судьба процесса была предрешена, – так прокомментировал поступок своего подопечного адвокат Порам Шефтель. – Это было видно по настрою представителей обвинения и суда. Цви Бен-Ари ни за что бы не оправдали.

Признав 13 пунктов обвинения, Григорий Лернер пошел на вторую отсидку. Одиозного бизнесмена приговорили к шести годам тюремного заключения и штрафу в 5 миллионов шекелей (1,4 миллиона долларов). Однако всего после оглашения судебного вердикта ему оставалось отсидеть два года семь месяцев: треть срока должны скостить, как человеку, имеющему первую (в Израиле) судимость, – при условии примерного поведения, а частично он уже отсидел. По мнению адвокатов, если бы Лернер не согласился на сделку с правосудием, он все равно бы был осужден, – но тогда ему светило бы 12 лет тюрьмы.

Иными словами, “великий комбинатор” выйдет из узилища примерно через полтора года после выхода этой книги.

Однако не исключено, что он снова предстанет перед судом – на сей раз по запросу российских правоохранителей, которые могут потребовать его выдачи на родину.

Дело в том, что под занавес израильского расследования к делу Лернера стали проявлять интерес и наши законники. Что было вполне логично: ведь махинатор признал свою вину в хищении денег именно из российских банков. И хотя сами банкиры не проявляли особого интереса к похищенным суммам (о причине их пассивности мы уже рассказывали), это не означает, что хищений в действительности не было. И что деньги не надо возвращать. Следователь Генеральной прокуратуры Руслан Тамаев (тот самый, что расследовал и знаменитую алмазную аферу с фирмой “Голден АДА”), проведя по просьбе израильских коллег собственную проверку и опросив московских свидетелей, пришел к выводу, что во взаимоотношениях между нашими банкирами и израильским бизнесменом явно содержится состав преступления.

И в декабре 1997 года Генпрокуратура возбудила против президента ПРИФКа еще одно (в России – уже третье) уголовное дело. Ему инкриминировали хищение из столичных банков более 200 миллионов долларов. Речь идет в общей сложности о пяти банках: Промстройбанке, Мосстройбанке, Межрегионбанке, Мострансбанке и Нефтяном банке. Суть афер сводилась к тому, что с помощью нескольких коммерческих структур – “Конкорда”, “Юстин Лев”, Пиком-банка, Мосторгбанка – Лернер выманивал у наших финансовых учреждений деньги в виде заведомо невозвратных кредитов.

Правда, представители некоторых банков даже после возбуждения уголовного дела продолжали утверждать, что Лернер им ничего не должен. Так, глава Промстройбанка Яков Дубенецкий заявлял, что израильский бизнесмен вернул все долги ценными бумагами. Однако прокуроры к таким заявлениям отнеслись скептически: по их мнению, на самом деле эти бумаги ничего не стоят.

В итоге дело передали в главный следственный институт страны – Следственный комитет при МВД России. С тех пор прошел год – но ничего конкретного об успехах отечественного расследования лернеровских афер мы так и не услышали.

Как рассказали мне в СК МВД, главной головной болью для российских следователей стала процедура получения материалов из израильского дела Лернера, необходимых для возмещения ущерба нашим потерпевшим. Возникла парадоксальная ситуация. Суд Иерусалима признал Григория Лернера виновным в хищении нескольких десятков миллионов долларов из российских банков. Однако о возврате денег в Россию речь даже не заходила. Когда наши следователи, которые оказали существенную помощь в деле изобличения Лернера, обратились к израильским коллегам за ответными услугами – ведь надо в конце концов выяснить, где находятся миллионы, похищенные из российских банков, – израильтяне ответили не то чтобы отказом, но гробовым молчанием.

В конце концов, кое-какие материалы начали передавать, – но очень медленно и со многими оговорками.

Еще одна проблема, которую в течение длительного времени не могли решить наши следователи, – это допросить проживающих в Израиле бывших компаньонов Лернера или хотя бы получить протоколы тех допросов, которые проводили израильтяне. Оказалось, что и здесь масса препятствий и подводных камней. Так, главный свидетель обвинения Наталья Лозинская давала показания в обмен на гарантию, что ее сведения не будут преданы огласке. Будем надеяться, что новое “дело Лернера” в Москве не закончится так, как предыдущее, – амнистией и полным забвением.

В феврале 1994 года жители Сан-Франциско наблюдали странную картину. В центре города средь бела дня приземлился огромный русский военный вертолет – такие мощные крылатые машины мирные калифорнийцы доселе могли видеть лишь в видеобоевиках. Вертолет “Ка-32”, предназначенный для использования в качестве военного транспортного средства, сел на широкую крышу одного из зданий. Крыша была выкрашена в цвета российского флага. Поднятые лопастями воздушные вихри были столь сильными, что при приземлении в окнах соседних домов вылетели стекла.

Как оказалось, вертолет был передан в дар местной полиции. А дарителем была никому здесь не известная алмазная компания “Голден АДА”. Алмазные дельцы подарили это чудо техники с условием, что иногда они будут использовать крылатую машину для доставки партий сибирских алмазов на свое предприятие.

Здесь же, на трехцветной крыше, под лопастями военно-транспортного воздушного корабля, был устроен пышный прием, на котором местные журналисты насчитали не менее сотни весьма влиятельных в городе персон. В их числе были мэр Сан-Франциско Фрэнк Джордан, начальник городской полиции, представители властных структур Калифорний и руководители крупнейших компаний. Элегантно одетые гости ели черную и красную икру и поднимали бокалы за успех проекта, по которому Сан-Франциско в скором времени должен был превратиться в один из центров мировой торговли алмазами.

Но, несмотря на полученный ими щедрый подарок, американские полицейские бдительности не утратили и все-таки решили выяснить, откуда и для каких целей высадился здесь алмазный десант. К тому же появилась подозрительная информация о том, что эти коммерсанты тратят просто сумасшедшие деньги в Сан-Франциско и его предместьях – причем в основном наличными.

Почему-то именно на этого человека российские власти сделали главную ставку в своем амбициозном проекте по выходу на американский алмазный рынок. А в том, что такая ставка была сделана, агент Дэвидсон очень скоро смог убедиться.

В США один за другим стали приземляться самолеты, буквально набитые драгоценностями. Ценный груз сопровождали сотрудники российской фельдъегерской связи. В мешках, которые поступали на фирму Козленка, были обработанные сибирские алмазы. Тысячи камней – 26 тысяч карат. По самым скромным оценкам от их продажи можно было бы выручить 20 миллионов долларов. Но это было лишь частью поставок. Вслед за алмазами стали прибывать мешки с отличным серебром, старинными тарелками, столовой посудой и редкими монетами. Вслед за мешками пошли ящики – с аметистами, топазами, изумрудами, иные камушки были величиной с кулак. За ящиками с драгоценными камнями следовали ящики с антиквариатом – пасхальными яйцами, которые были украшены драгоценными камнями в стиле Фаберже, ангелом с алмазами в протянутых руках, фигурками из слоновой кости. Сотни колец, серьги, браслеты, броши и ожерелья.

А потом пошло золото. Тонны золота. Не в слитках, но в старинных монетах: франках из дореволюционной Франции, английских фунтах, американских долларах конца прошлого века. Были и российские монеты с изображением Петра Великого. Всего, как позже выяснилось, было около 5,5 тонны золота. После переплавки и реализации “Голден АДА” выручила за него 50 миллионов долларов.

Казалось, крупнейшая российская сокровищница решила срочно эвакуироваться в США.

Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что по документам все было вроде бы законно. Не кто-нибудь, но само правительство Российской Федерации по доброй воле решило передать все это добро (на общую сумму – 90 миллионов долларов) маленькой частной фирме только для того, чтобы использовать эти сокровища в качестве залога. Под этот залог правительство надеялось получить 500-миллионный долларовый кредит в “Бэнк оф Америка” (выражаясь на финансовом слэнге – открыть кредитную линию) – но не для себя, а все для той же американской фирмочки “Голден АДА”. Получив этот кредит, фирмочка должна была широкими шагами выйти на мировой алмазный рынок, чтобы в дальнейшем действовать во благо малой родины своих руководителей.

Однако кредитную линию почему-то никто так и не открыл. Возможно, это вовсе и не входило в истинные планы алмазных бизнесменов. Во всяком случае, то добро, под залог которого можно было бы получить кредит, начало таять буквально на глазах.

А вот г-н Козленок прогуливается по Беверли-Хиллз. Как бы случайно заходит он в выставочный зал дилерской фирмы по продаже самых дорогих автомобилей. “Этот, этот и вон тот”, – указывает глава “Голден АДА” на “Роллс-Ройс” и два “Астон-Мартина”. И отсчитывает... миллион долларов с хвостиком.

В другой раз г-н Козленок и братья Шегирян совершают покупку на троих: они приобретают три яхты за 1,2 миллиона долларов.

Потом та же троица вспоминает, что еще не обзавелась приличной жилплощадью. И выкладывает 3,8 миллиона долларов за три роскошных особняка в Сан-Франциско. После этого – видимо войдя во вкус – удачливые бизнесмены покупают еще 15 объектов недвижимости в Северной Калифорнии, в том числе пять участков с роскошными дачами у озера Тахо.

Здесь бы им отдохнуть, расслабиться... Но нет, алмазные предприниматели, на которых с надеждой взирает далекая родина, продолжают неустанные поиски “хорошего” вложения буквально на голову свалившихся сокровищ. Покупают катер. И еще один. И еще один – ультрасовременный, быстроходный, длиной 40 футов. И еще дюжину автомобилей. И еще – за 18 миллионов долларов – двухмоторный реактивный самолет “Гольфстрим”. А вдобавок к этому – несколько автозаправочных станций.

Но на самом деле они интересовались: их эмиссары регулярно посещали алмазный центр в Сан-Франциско. А на его открытии побывали даже господа в рангах министров и замминистров. Но какова была их реакция на безудержное расточительство фирмачей, которым они доверились?

Реакция была весьма странной. Когда несвятая троица закончила первую серию закупок яхт, катеров и вилл, драгоценные поставки – возобновились!

На сей раз это были необработанные алмазы. Они полностью заполнили весь салон нового реактивного самолета фирмы. Драгоценные камни были доставлены двумя партиями под охраной свободных от дежурства полицейских Сан-Франциско (с ними у фирмы был договор о сотрудничестве). Как выяснил агент ФБР, алмазы планировали обработать, отшлифовать и продать, а деньги перевести в Москву. Проблема была в том, что алмазов было так много, что руководители “Голден АДА” даже теоретически не могли обеспечить их быструю обработку. 90 тысяч карат необработанных алмазов! На крупной российской фабрике сотням рабочих требуется целый год, чтобы обработать и отшлифовать такое количество камней. А в алмазном центре “Голден АДА” работало всего три десятка специалистов. Так что задача ставилась заведомо невыполнимая.

Если, конечно, она ставилась. У агента Дэвидсона сразу закралось подозрение, что камушки в “Голден АДА” были отправлены лишь для отвода глаз. Дело в том, что большая часть этого бесценного груза очень скоро была отправлена обратно в Европу. (Стоило гонять самолет через океан!) Правда, в Россию камушки уже не вернулись. А оказались они в Антверпене, в бельгийском филиале “Голден АДА”. После чего их, так и не обработав, перепродали фирмам, контролируемым южноафриканским картелем “Де Бирс” – монополистом на мировом алмазном рынке. Парадокс состоял в том, что Россия и так напрямую продает большую часть своих необработанных алмазов “Де Бирс”. Зачем же было городить весь этот огород – пересылать камни в США, потом в Бельгию – через несколько фирм-посредников, через кучу таможенных барьеров? Зачем было возводить алмазный центр в Сан-Франциско, если эти камни там все равно не обрабатывали? Ответ может быть только один. Для того, чтобы 77 миллионов долларов, вырученные за эту партию камней, попали не в российскую казну, а в кассу бельгийского филиала фирмы “Голден АДА” – и в итоге, как узнал агент ФБР Дэвидсон, осели на счетах в швейцарских банках.

А в России велись патриотические речи о том, что нам давно пора освободиться из жарких объятий южноафриканского монополиста “Де Бирс” и самостоятельно продавать алмазы, – не в тех количествах и не по тем ценам, которые устанавливают хозяева “Де Бирс” – семья Оппенгеймер, – а так, как нам самим этого хочется. И вообще – гораздо выгоднее торговать не алмазным сырьем, но уже обработанными камнями, бриллиантами. Обеспечивая своих граждан новыми рабочими местами на гранильных фабриках.

Монопольное положение южноафриканского картеля на мировом рынке до поры казалось выгодным и России. Ведь это обеспечивало поддержание стабильного уровня цен – и стабильного объема закупок алмазов в Якутии.

Трещина в отношениях между россиянами и южноафриканцами обозначилась в 1991 году, когда один за другим стали появляться всяческие новообразования, которые пытались перетянуть алмазное одеяло на себя. Если раньше за торговлей камешками зорко следил Минфин, то в 91-м году появилось новое министерство – Российский комитет по драгоценным металлам (Роскомдрагмет). А в начале 1992 года была создана Комиссия Верховного Совета России по реорганизации алмазно-бриллиантового комплекса (АБК). С какой стати и для каких целей этот самый комплекс вдруг решили реорганизовать, до сих пор остается загадкой. Но тогда же появилась еще одна драгоценная структура. По указу Ельцина образовалась акционерная компания “Алмазы России-Саха” (АРС), которая была назначена собственником всего добываемого сырья (98 процентов всей российской добычи) и монопольным его продавцом на внешнем рынке. (То, что на самом деле по Конституции собственником того, что содержится в недрах России, являются все российские граждане, а не отдельные акционерные общества, авторы указа, видимо, подзабыли.) Как бы там ни было, государство из каких-то своих соображений отказалось от централизованной системы закупки алмазов: теперь с “Де Бирс” торговали и якуты, и параллельно – фирмы, уполномоченные Роскомдрагметом продавать содержимое Гохрана (в Москве).

Здесь надо особо сказать о новом министре – председателе Роскомдратмета Евгении Бычкове. Нам трудно судить о логике кремлевских кадровиков. Но главным достоинством этого 57-летнего чиновника, судя по всему, было его уральское происхождение и 18-летний стаж (с 1961 по 1979 годы) комсомольской и партийной работы в Свердловском обкоме. Том самом, который возглавлял Борис Николаевич Ельцин. Как мы помним, в первые годы российской власти подбор кадров шел в основном по принципу землячества – почти как в армии.

Было, правда, одно пятнышко в биографии главного “драгоценного” чиновника. При премьерстве Рыжкова он – в то время глава Гохрана – был обвинен в неправомочных сделках. Однако это обвинение осталось без последствий.

В сентябре 1992 года против него было выдвинуто обвинение куда более серьезное. Его выдвинула специальная парламентская комиссия, которой руководил Владимир Филиппович Шумейко (позже прославившийся тем, что знаменитая аферистка Валентина Соловьева, хозяйка “Властилины”, на суде назвала его своим близким знакомым и “куратором”). Председатель РКДМ Евгений Бычков был уличен в коррупции и отстранен на шесть месяцев от работы. Впрочем, обвинения, предъявленные Бычкову, в итоге были признаны бездоказательными. (Возможно, никто и не хотел искать какие-либо доказательства коррумпированности этого высокопоставленного чиновника.)

Но еще до своего ухода г-н Бычков успел запустить свой знаменитый проект – явно в пику “Де Бирс”. План алмазных чиновников состоял в том, чтобы в США организовать собственное предприятие по огранке алмазов, поставлять туда из России сырье – минуя каналы поставок южноафриканского монополиста – и продавать богатым американцам бриллианты собственного производства.

Автору этих строк удалось встретиться и переговорить с Борисом Федоровым в 1996 году, в его малюсеньком депутатском кабинете в здании Госдумы в Охотном ряду.

Затем наш разговор с экс-министром финансов коснулся более глобальных проблем, связанных с развитием алмазного комплекса и с ролью в этом процессе российских чиновников.

Итак, давал министр финансов свое согласие на эту сделку или не давал – но шестеренки гигантской авантюры уже вертелись с нарастающим темпом.

В мае-июне 1993 года в США были поставлены материальные ценности из запасов Гохрана на 170 миллионов долларов – якобы под кредиты на 500 миллионов долларов, которые гипотетически могли быть выданы из “Бэнк оф Америка”.

В середине февраля и в начале марта 1994 года Роскомдрагмет заключил сразу два договора – с “Голден АДА” и ее дочерним предприятием в России “Звездой Урала”– о продаже ювелирных алмазов. Камушки поставлялись в качестве “давальческого” сырья для последующего возврата в Россию изготовленных из них бриллиантов. Общая сумма договоров составляла 88,7 миллиона долларов. Один был подписан первым замом Бычкова Юрием Котляром, второй – самим Бычковым.

Надо сказать, что в итоге кое-что из драгоценных камушков в Россию вернулось. Но общая сумма возвращенных от обеих фирм бриллиантов и алмазов едва достигала 26,1 миллиона долларов.

Впрочем, информация, будто что-то неладное происходит с сокровищами из запасников Гохрана, до наших правоохранителей впервые дошла лишь летом 1994 года. Расследование началось с уголовного дела, возбужденного за элементарную неуплату налогов – и не в Москве, а в Челябинской области. Тамошнее управление ФСБ в июне 1994 года начало расследование в отношении Николая Федорова, руководителя нескольких фирм, в том числе “Звезды Урала”. В ходе оперативно-следственных мероприятий был произведен обыск в московском офисе “Звезды Урала”, который располагался в том же здании, что и московское представительство “Голден АДА”. Именно тогда – фактически по чистой случайности – были обнаружены тройные договоры между Роскомдрагметом, “Звездой Урала” и “Голден АДА”. Общая сумма договоров – 88 миллионов долларов – повергла правоохранителей в шок.

Примерно в те же дни, в июне 1994 года, Евгений Бычков как ни в чем не бывало оглашает государственную программу развития АБК. Ее суть – содействие наращиванию отечественного производства бриллиантов, создание совместных предприятий по огранке драгоценных камней. Как пример успешного сотрудничества Бычков называет “Лазар Каплан Инк.” и “Голден АДА”.

Как бы в развитие замыслов руководства Роскомдрагмета в ноябре 1994 года представители пермской администрации побывали с дружественным визитом в США и подписали с “Голден АДА” соглашение об организации совместного предприятия по оценке, сортировке и огранке алмазов, которые добывают в Пермской области. Губернатор Борис Кузнецов пообещал обеспечить вновь образованное СП производственными площадями, сырьем и рабочей силой.

А через несколько лет после этого визита появилось сообщение, что в том же 1994 году г-н Кузнецов побывал в увлекательнейшем путешествии на Бермудские острова, якобы оплаченном из кармана Козленка. Экс-губернатор, впоследствии вошедший в руководство фракции “Наш дом – Россия”, это сообщение не опроверг...

Первая минорная нота в отношениях между российскими чиновниками и квазиамериканскими алмазными бизнесменами прозвучала в конце 1994 года. В Сан-Франциско была направлена делегация из Роскомдрагмета и Минфина. Чиновники все-таки решили уточнить, где и в каком состоянии находятся российские ценности.

Судя по всему, ответы были неутешительными. Вскоре адвокаты, нанятые Роскомдрагметом, начали в Калифорнии против “Голден АДА” арбитражный процесс.

Верхней точкой на тернистом пути Андрея Козленка по склонам американского политического Олимпа стало приглашение авантюриста на элитный прием, где присутствовала Хилари Клинтон. Возможно, первую леди США плохо информировали – но она почему-то решила, что нет ничего зазорного в том, чтобы сфотографироваться на память с молодым и удачливым бизнесменом из России и его компаньоном г-ном Иммендорфом. Позже этот памятный снимок был изъят при обыске сотрудниками компетентных органов.

Когда Джек Иммендорф впервые посетил виллу Козленка в Сан-Франциско – в богатом предместье Ист-Бее, – он был поражен той восточной роскошью, которой окружил себя его новый шеф. Г-н Иммендорф вспоминал, что поначалу ему даже пришла в голову мысль, будто кто-то ограбил музей искусств “Метрополитен”. Он увидел картины Рембрандта, Пикассо, пасхальные яйца работы Фаберже, скульптуры и статуи. Нового исполнительного директора “Голден АДА” особенно поразили пара инкрустированных золотом часов высотой с человеческий рост и шахматы из серебра и золота с алмазами на каждой фигуре. (Позже Козленок оправдывался, что вся эта роскошь нужна была, чтобы создать “солидный финансовый образ”.)

Еще больше г-н Иммендорф был поражен, когда поближе познакомился с финансовым состоянием вверенной ему фирмы. В компании царил полный хаос – при этом ее сейфы буквально ломились от драгоценностей. Велась двойная бухгалтерия, а денежные потоки были настолько спонтанными и непредсказуемыми, что буквально не было никакой возможности хоть как-то упорядочить этот процесс. “Я разбазаривал деньги компании и не мог положить этому конец!” – сокрушался впоследствии г-н Иммендорф.

Чтобы получше разобраться в ситуации, исполнительный директор привлек консалтинговую фирму “Артур Андерсен”. Консультанты обнаружили, что “Голден АДА” израсходовала примерно 130 миллионов долларов, при этом не имея документальных оснований для большинства из своих финансовых операций.

Кое-что г-н Иммендорф – как законопослушный американец – попытался вернуть через суд. Так, в начале 1995 года он обратился с иском к бывшим адвокату и исполнительному директору фирмы по поводу незаконного перевода 1,2 миллиона долларов в один из оффшорных банков.

В то же время активно продолжалось расследование ФБР. Говорят, что, узнав о том, что он оказался под колпаком американской спецслужбы, Козленок страшно удивился: он был уверен, что, обзаведясь такими солидными связями, может чувствовать себя в Сан-Франциско в полной безопасности. Он никак не мог понять, почему опытный детектив Иммендорф не может получить доступ к досье ФБР и полиции. “Он полагал, что за деньги можно купить все, – вспоминал впоследствии г-н Иммендорф. – Эти ребята думали, что они в Москве”. Проработав в “Голден АДА” полгода в должности исполнительного директора, приятель мэра счел за лучшее уйти из фирмы по собственному желанию. От греха подальше.

Алмазные дельцы чувствуют, что развязка приближается – медленно, но неумолимо. И они начинают делать резкие телодвижения. Происходит крупная ссора между Козленком и братьями-армянами. Козленок потребовал их немедленного ухода из фирмы. Через некоторое время – на суде – они утверждали, что Козленок предложил им пять миллионов долларов или “пулю в голову”. Братья Шегирян выбрали деньги.

Но вскоре и самому Козленку было сделано предложение, от которого тот не мог отказаться. На калифорнийском побережье появился некто Чернухин. В его визитной карточке было записано: “Консультант Российской Федерации”.

На самом деле о статусе и роде деятельности этого господина до сих пор ходят самые противоречивые слухи. Одни утверждали, что он просто “чистильщик” – гонец, которого теневые структуры посылают для разборки с вышедшими из-под контроля “клиентами”. Другие, напротив, говорили, что он имел вполне официальный статус помощника первого вице-премьера российского правительства Юрия Ярова (позже вошедшего в руководство президентской администрации). Сам Яров категорически отрицал наличие у себя такого помощника.

Находясь в США, Чернухин представлялся также в качестве исполнительного директора Горбачев-фонда. Однако в фонде впоследствии уверяли, что у них никогда не работал человек с такой фамилией.

Как бы там ни было, по утверждению Андрея Козленка, Чернухин, в 1994 году приехав в США, имел при себе документы, из которых следовало, что российское правительство уполномочило его войти в руководство “Голден АДА”. Некоторые наблюдатели считают, что Чернухина нанял сам Бычков, который пытался опередить правоохранительные органы и спасти ситуацию, введя в руководство алмазной компании доверенных людей.

Андрей Чернухин стал членом совета директоров “Голден АДА” и развил бурную деятельность. Для начала он нанял в компанию в качестве своего персонального финансового консультанта Раджива Госейна, предпринимателя индийского происхождения. Видимо, индиец Чернухину так понравился, что помощник вице-премьера решил, что именно Госейн отныне должен стать главой фирмы. Но Козленок, похоже, имел на сей счет несколько иное мнение.

Тут в этой запутанной истории появляется еще один персонаж – известное в Москве детективное агентство “Алекс”, собравшее под своей крышей немало профессиональных, хотя и отставных сотрудников спецслужб. Американские журналисты утверждают, что именно в “Алекс” обратился за поддержкой “чистильщик” Чернухин. Однажды в представительстве “Голден АДА” появились люди, одетые в зеленую камуфляжную форму и вооруженные полуавтоматическим оружием...

Что произошло потом, вероятно, смогут ответить только следователи. Козленок утверждает, что его похитили и отвезли в Мексику. Под угрозой оружия бизнесмена удерживали в гостинице “Принсес” в Акапулько с 30 августа по 19 сентября 1995 года. По некоторым данным, похитителями руководили Чернухин и Госейн. Одновременно были взяты в заложники жена Козленка Ирина и их 10-летний сын Алексей – их держали где-то в другом месте. (По другой версии, это было блефом и никто жену и сына на самом деле не арестовывал.) Похитители потребовали от Козленка подписать документ о передаче принадлежащих ему акций “Голден АДА” Радживу Госейну. В противном случае угрожали убить всех троих. И Козленку пришлось согласиться.

“Они забрали у меня все акции и бросили без копейки денег в Коста-Рике”, – жаловался впоследствии Козленок. По другой версии, ему все-таки дали щедрые отступные. Согласно третьей версии – ее излагал в факсимильном сообщении в Роскомдрагмет сам Раджив Госейн, – 100 процентов акций “Голден АДА” Козленок попросту продал Госейну, причем сделка состоялась 3 сентября. Но если это так, то зачем люди в камуфляже удерживали Козленка в гостинице вплоть до 19 сентября?

Итак, в сентябре 1995 года Козленок, в одночасье переставший быть главой “Голден АДА”, упаковал свои вещи и поспешно выехал в Бельгию.

В это время с его фирмой происходили какие-то странные вещи. Как утверждал впоследствии Козленок, новый хозяин “Голден АДА” Раджив Госейн подписал с Россией агентское соглашение на ликвидацию компании за вознаграждение в 5 миллионов долларов. Андрей Чернухин в одном из писем также указывает, что “в августе 1995 года новый владелец компании Госейн письменно подтвердил, что все имущество фирмы принадлежит Роскомдрагмету и он согласен вернуть все долги в течение двух лет”. По утверждению Чернухина, по этому поводу Госейн разослал несколько писем российским чиновникам – премьеру Черномырдину, первому вице-премьеру Сосковцу, министру внешнеэкономических связей Давыдову и министру финансов Лившицу.

Но если Госейн согласился ликвидировать фирму, то ради чего он затеял ее перерегистрацию? В том же самом сентябре 95-го на месте “Голден АДА” возникла корпорация “Алмаз Интернешнл”. Как утверждал Раджив, решение о перерегистрации он принял якобы с учетом подпорченной репутации прежней фирмы.

Сам Чернухин также вел активную переписку с московскими должностными лицами. Чуть ли не ежемесячно он слал факсы в МВД. В них он то просил о встрече где-нибудь за границей, то обещал вернуть миллионы долларов, полученные им в “Голден АДА”, то жаловался на незаконные действия своих компаньонов.

Если Чернухин и Госейн на самом деле имели искреннее желание вернуть награбленные сокровища России, то непонятно, почему они действовали в прямо противоположном направлении. По утверждению Козленка, новые владельцы компании быстро распродали существенную часть ее имущества и перевели деньги – конечно, не в Россию, а в Швейцарию. В свою очередь, Чернухин в одном из посланий в МВД утверждал, что Госейн провернул с алмазами какую-то свою аферу, в результате которой похитил около 20 миллионов долларов. Чернухин посоветовал милиционерам поискать Госейна в Малайзии – и даже указал его новый домашний адрес.

При этом никто точно не знал адрес самого Андрея Чернухина. Известно только, что в Сан-Франциско он долго не задерживался. Кое-кто видел его в Лос-Анджелесе, кто-то утверждал, что встретил Чернухина в Женеве. Американский журнал сообщил, что “консультант российского правительства” скорее всего на своих виллах на Кипре и в Монтре (Швейцария). Алмазная история продолжала обрастать новыми тайнами, слухами, сплетнями, версиями...

Последняя из них касается судьбы Раджива Госейна. По некоторым данным, он был застрелен в самом конце 1998 года.

А летом того же года внезапно напомнил о себе Андрей Чернухин. Верховный суд Лос-Анджелеса рассматривал иск правительства России к “Голден АДА”. Неожиданно судьям было представлено письменное заявление Андрея Чернухина. Суть письма состояла в том, что причиной краха алмазного проекта стало “преступное поведение” руководителей Роскомдрагмета, Андрея Козленка и братьев Шегирян. При этом Чернухин подробно рассказал о своей выдающейся роли в качестве спасителя алмазного производства (о другой роли – похитителя и рэкетира – он скромно умолчал).

Даже если предположить, что в утверждениях Чернухина есть какая-то доля истины, ясно одно: долго хозяйничать ему не дали. Уже через три месяца после того, как у Козленка отняли его акции, все счета компании были арестованы.

8 ноября 95-го года финансовые операции “Голден АДА” были заморожены налоговыми службами США, уличившими руководство фирмы в неуплате 63 миллионов долларов федеральных налогов. На имущество компании был наложен арест. Сотрудники налоговой полиции с 20-летним стажем отмечали, что такого крупного надувательства они в своей практике не видели. Имущество состояло из пасхального яйца работы Фаберже (из коллекции Николая II), дюжины роскошных автомобилей (включая “Роллс-Ройс” стоимостью 377 тысяч долларов), 9 моторных катеров, 6 яхт, реактивного самолета (стоимостью 20 миллионов долларов), оцененного в 1,5 миллиона долларов особняка и поместья на озере Тахо стоимостью 4,4 миллиона (по другим данным – 20 миллионов долларов), которое в свое время использовалось для съемок фильма “Крестный отец”. Все это, естественно, утаивалось от налоговых органов.

При обысках налоговые полицейские обнаружили и ценности иного рода. В офисе “Голден АДА” в Сан-Франциско хранились десятки единиц автоматического оружия, тысячи упаковок патронов, пуленепробиваемые жилеты и 25 фунтов взрывчатки. Зачем алмазным дельцам понадобился этот внушительный арсенал, остается только догадываться. Неужели они всерьез опасались “наездов” со стороны местных гангстеров?

Американские спецслужбы продолжали крупномасштабное расследование. В это же время начали проявлять первые признаки активности и российские правоохранители.

Но и после этого председатель Роскомдрагмета оставался при исполнении. Прошло еще около девяти месяцев, прежде чем Генпрокуратура разродилась: 7 февраля 1996 года Евгению Бычкову наконец-то было предъявлено официальное обвинение, а в кабинете чиновника и на его даче был произведен обыск. Арестовывать, однако, чиновника не стали, ограничившись подпиской о невыезде.

Несмотря на подписку, буквально через пять дней глава Роскомдрагмета отправился в очередную рабочую поездку в Намибию и Ботсвану, где его принимали на высшем уровне.

Более того, подследственный чиновник вошел в состав российской делегации, которая в 20-х числах февраля села за стол переговоров с представителями “Де Бирс”: обсуждалось подписание очередного многолетнего соглашения, и Россия пыталась выторговать себе максимально благоприятный режим внешней торговли алмазами. Переговоры шли трудно и нервно. И как гром среди ясного неба – в самый разгар переговоров – пришло сообщение о президентском указе о том, что Евгений Бычков все-таки освобожден от занимаемой должности.

Впрочем, в роли подследственного он пробыл недолго: через несколько недель подоспела очередная амнистия по случаю победы над фашизмом. Поскольку экс-министр не был обвинен в тяжких преступлениях и к тому же достиг пенсионного возраста, он был амнистирован по всем статьям.

А вскоре нашел весьма престижную работу: он стал вице-президентом банка “Российский кредит”. Это назначение никого не удивило. Ведь именно “Роскредит” был уполномоченным банком Роскомдрагмета. В шикарном здании министерства был расположен офис этого банка (так что Бычкову практически не пришлось менять места работы), а на руководящей должности в “Роскредите” еще до Бычкова трудилась супруга его зама Котляра.

Амнистия спасла от тюрьмы и четырех сотрудников Министерства внешнеэкономических связей. Замминистра Андрей Догаев, начальник главного управления нетарифного регулирования внешнеэкономической деятельности министерства Марк Колесников, уполномоченный МВЭС Николай Соловьев и его заместитель Олег Горский обвинялись в преступной халатности. Они не имели права давать лицензии на вывоз из России драгоценных камней без соответствующих согласований. Однако следователи сочли, что корысти в действиях этих чиновников не было, – и дело против них закрыли.

Впрочем, расследование следственной бригады под управлением следователя по особо важным делам Генпрокуратуры Руслана Тамаева еще только разворачивалось. Для начала в столице было арестовано имущество, принадлежащее “Голден АДА”: 13 квартир, обставленных в основном антикварной мебелью, 5-этажный дом в Глазовском переулке, предназначенный для представительства “Голден АДА” в Москве, здания дочерних организаций, дорогие станки для огранки алмазов, оргтехника, офисная мебель. В придачу к этому следователи арестовали более 20 автомобилей, в том числе “БМВ”, “Мерседесы” и “Шевроле”, а также 44 картины, среди которых были полотна Бенуа, Поленова и Коровина.

По разным оценкам все арестованное в Москве имущество можно реализовать за 15–30 миллионов долларов.

Но найти и арестовать имущество мошенников – полдела. Самое трудное было впереди. Сыщикам требовалось установить роль в этой афере всех ответственных должностных лиц: ведь золото и камушки вывозились не контрабандным путем, а по вполне официальным каналам.

И вообще надо было понять, что это все-таки было: по каким-то субъективным причинам провалившийся бизнес-проект – или заранее задуманная и ловко провернутая многоходовая махинация? Только ли себя обогащал владелец “Голден АДА” – или действовал в пользу неких высоких покровителей в российской столице?

По данным, просочившимся из ФБР, в 1994 году Козленок дважды побывал в России. Целью визитов была, согласно этим сообщениям, перевозка из США наличных долларов, полученных от продаж переданных Роскомдрагметом алмазов. Суммарно было переправлено “черным налом” почти 20 миллионов долларов.

Высказывались предположения, что деньги были предназначены для покупки предприятий, выставляемых на аукцион в ходе денежной приватизации. В этой связи называются: московский гранильный завод “Кристалл” и аналогичное предприятие в Рязанской области. Планировалось, что владельцами контрольных пакетов акций этих предприятий (возможно, через подставные фирмы) станут руководители “Голден АДА” и их московские покровители. Директор “Кристалла” Сорокин (тот самый, что переводил 1,2 миллиона долларов в пользу “Голден АДА”) как раз в это время неожиданно уволился. А рязанцы, узнав об этих приватизационных прожектах, якобы выразили свой протест.

Козленок же утверждал впоследствии, что немало средств “Голден АДА” было использовано для президентской избирательной кампании Бориса Ельцина в 1996 году. Кроме того, часть денег, вырученных от реализации драгоценных камней, по поручению представителей российского правительства руководители фирмы перечислили в Фонд президентских программ. На эти же средства якобы издавалась книга Бориса Ельцина “Записки президента”. Мало того, значительные суммы, по словам главы “Голден АДА”, перекочевали в некий фонд “Победа”, который курировало Главное управление охраны. Возможно, что на самом деле речь шла о “Фонде 50-летия Победы”, о котором мы рассказываем в главе, где описываются аферы Григория Лернера. Если это правда, то такое совпадение очень трудно назвать случайным: вероятно, есть в России несколько структур, через которые очень любят перекачивать деньги наши аферисты – независимо от того, связаны ли они сами между собой.

Самые противоречивые суждения высказываются и по поводу того, кто и при каких обстоятельствах познакомил троицу авантюристов, действующую под вывеской “Голден АДА”, с высшими российскими чиновниками. Например, те же конфиденты из Роскомдрагмета рассказывали мне, что знакомство началось с того, что одного из братьев Шегирян с зампредом Роскомдрагмета Юрием Котляром свел скандально известный бизнесмен Лев Вайнберг (его арест в 1994 году некоторые связывали с желанием компетентных органов узнать подробности о взаимоотношениях Шегиряна с Котляром и Бычковым).

По другой версии, все началось с того, что Андрея Козленка кто-то свел с руководителем правительственного департамента Игорем Московским, тот познакомил Козленка с заместителем министра финансов Анатолием Головатым, и уже тот представил молодого предпринимателя главе Роскомдрагмета Евгению Бычкову. Последний, кстати, подтверждает, что в его кабинет Козленка привел именно г-н Головатый.

Есть и третья версия. Еще в 1996 году осведомленные люди из Роскомдрагмета рассказали мне следующее. Андрей Козленок в конце 80-х работал не на гранильном производстве (как сообщалось в СМИ), а в системе ГУВД Москвы. Именно с ГУВД в 1989 году и был заключен один из первых контрактов созданного Козленком тогда же советско-кувейтского совместного предприятия. О предмете сделки источники не говорят, однако есть сведения, что непосредственное отношение к ней имел один из тогдашних руководителей московской милиции. Так что предприниматель для столь ответственного “спецпоручения”, как вывоз российских алмазов, был выбран не случайно.

В 1998 году появились более конкретные сведения в развитии третьей версии. Появилось сообщение, что на верхние этажи власти Андрея Козленка привел бывший замминистра внутренних дел, начальник ГУВД Москвы генерал-лейтенант Петр Богданов. В его кабинете на Петровке, 38, Андрей Козленок неоднократно появлялся в начале 90-х, в пору своего сотрудничества с ГУВД (о котором мы уже упоминали). Был у Козленка на Петровке и собственный кабинет. В качестве неформального советника милицейского начальника Козленок организовал под крышей ГУВД несколько коммерчески выгодных предприятий – в частности, производство для ГАИ номерных знаков. Проверяющие из федеральных органов внутренних дел установили, что в период активной деятельности Козленка высшие руководители ГУВД – сам Петр Богданов, его заместитель Юрий Томашев, начальник московского ГАИ Василий Юрьев и другие – неоднократно выезжали за рубеж, в частности, в Австрию и Канаду. Впрочем, никаких оргвыводов сделано не было.

Характерно, что генерал Богданов пришел в ГУВД из КГБ СССР, – а именно это ведомство всегда контролировало Гохран. Известно также, что 14-й отдел КГБ в сотрудничестве с Гохраном и раньше по тайным контрактам организовывал операции по переправке камешков за рубеж – для финансового обеспечения советской резидентуры. Так что ничего нового в манипуляциях с “Голден АДА” не было. Как не было ничего удивительного в том, что генерал КГБ предложил на роль уполномоченного агента для данной операции проверенного по совместной работе в ГУВД молодого предпринимателя. Кстати, Богданов ушел с занимаемой должности в 1991 году. Тогда же, судя по всему, и состоялось знакомство Козленка с Бычковым.

Сам Козленок на вопрос журналистов, действительно ли КГБ хотел, чтобы бизнесмен сотрудничал с “конторой”, отвечал: “Конечно, был интерес со стороны КГБ и соответствующее предложение”. Козленок заявил также, что значительную часть сотрудников Роскомдрагмета составляли офицеры КГБ-ФСБ. Спецслужбы предложили Козленку развернуть параллельно с бизнесом другую деятельность, о которой он выразился весьма туманно: “Как вы понимаете, алмазный бизнес затрагивает все слои общества, и на них можно влиять при исполнении заказов”.

Воистину с отцовской заботой Евгений Бычков относился к своему американскому детищу. Оно еще не родилось, – а Бычков уже распорядился отправить в качестве “приданого” (то есть в уставный фонд будущей фирмы) 1,2 миллиона долларов. Надо заметить, что сам чиновник к тому времени всего лишь просидел в кресле министра – и, наверное, у него могли быть дела поважнее. Однако Козленок утверждает: “Бычков держал деятельность компании в США под своим жестким контролем. И любое решение требовало его личного согласия”.

Чиновник не утратил контроль над фирмой и после смены руководства. ФБР поставило телефон Андрея Чернухина на прослушку и выяснило, что тот довольно часто и подолгу беседовал с главой Роскомдрагмета. Они, в частности, обсуждали, как можно прекратить расследование дела “Голден АДА”. В конце концов они договорились, что Чернухин приедет в Москву и получит помощь от кого-то из самых влиятельных людей России.

Судя по намекам следователей, если им удастся доказать кое-какие факты, дело против Бычкова может быть возобновлено. По гораздо более серьезным статьям, чем те, что ему в свое время инкриминировались. Наблюдатели с нетерпением ожидают, когда в этом деле появятся и другие высокопоставленные фигуранты.

Чаще всего упоминается фамилия Бориса Федорова. О его позиции мы уже упоминали: окончательного согласия на сделку он не давал, а кроме того, чтобы эта авантюра состоялась, одного разрешения министра финансов было явно недостаточно. Но вот что непонятно: зачем экс-министр пытался ввести следствие и журналистов в заблуждение по поводу своего автографа.

– Вначале Борис Григорьевич отказывался от своей подписи, – говорит старший следователь по особо важным делам Руслан Тамаев. – Провели почерковедческую экспертизу. Подтвердилось. Именно на этот документ ссылались работники Министерства внешнеэкономических связей, когда объясняли, почему выдали лицензию на вывоз драгоценностей.

Правда, Борис Федоров утверждает, что именно его заместитель Головатый приходил к нему, чтобы представить на подпись этот алмазный проект. А Евгений Бычков говорит, что опять же именно Головатый познакомил его с Андреем Козленком. Хотя это, понятное дело, всего лишь косвенные улики. Однако если найдут подтверждение слухи о том, что Головатый является родственником Козленка (информированная газета “Коммерсант” сообщала, что алмазный бизнесмен – зять бывшего министра финансов), то дело примет совсем иной оборот.

Как бы там ни было, и Анатолий Головатый, и его коллега из финансового департамента правительства Игорь Московский были вынуждены оставить свои посты в апреле 1996 года, вскоре после предъявления обвинения Евгению Бычкову. Впрочем, это не помешало г-ну Головатому занять не менее престижную должность заместителя управляющего делами российского президента.

Всплыла в этом деле и фамилия известного московского скульптора Зураба Церетели. Утверждается, будто кое-что из ограненного на фабрике “Голден АДА” в Россию все-таки поступало, – причем Козленок сам пытался управлять распределением этих камешков. Он якобы уговорил Бычкова передать часть бриллиантов ряду мелких фирм для изготовления ювелирных украшений. Так вот, среди этих фирм называлась столичная коммерческая структура “Большой камень”, возглавляемая народным художником Зурабом Церетели.

Но самая пикантная история касается участия в этой авантюре тогдашнего премьер-министра Виктора Черномырдина. Дело в том, что по существующему в то время порядку служащие Гохрана могли отпереть кладовые и выдать драгоценности – тем более на такую бешеную сумму – только по специальному постановлению правительства, подписанному премьер-министром. Это правило работники Гохрана не нарушали никогда. Без подписи Черномырдина монеты царской чеканки, алмазы, золото, уникальные ювелирные изделия не могли быть извлечены из государственных кладовок и тем более не могли пересечь государственную границу.

О роли Черномырдина в этой афере века заговорили, как это у нас водится, только после его отставки. Журналисты решили напрямую спросить у экс-премьера – знал ли он про Козленка и про ту авантюру, в которую ввязался Роскомдрагмет. Реакция Виктора Степановича была неожиданно резкой:

В последнем утверждении экс-премьера сомневаться не приходится. А вот его слова о том, что никакого Козленка он не знает и знать не желает, – эти слова вызывают, мягко говоря, изумление. Дело в том, что примерно за год до этого высказывания Виктор Черномырдин принял самое живое и непосредственное участие в судьбе алмазного афериста.

Происходило это летом 1997 года, когда Козленок был арестован бельгийскими правоохранителями. И российский премьер счел необходимым обратиться со специальным посланием к бельгийскому премьеру. Приводим это письмо с некоторыми купюрами.

Одно из двух: или премьер сам не знает, что подписывает, или, напротив, он был очень хорошо информирован обо всех обстоятельствах этой аферы и очень хотел, чтобы Козленок не давал показаний в бельгийском суде, а поскорее оказался в российской тюрьме. При этом на публике Виктор Степанович упорно делал вид, что “не в курсе”.

Мог ли премьер-министр не знать об операциях с “Голден АДА”, если они – об этом неоднократно сообщала печать – в середине 90-х обсуждались на комиссии Гор-Черномырдин как пример сотрудничества между нашими странами?

В связи с такой противоречивой позицией премьера высказывается еще одна версия о тайных целях алмазной авантюры.

Авторы этой версии справедливо указывают на то, что к началу 1992 года запас алмазов, накопленный более чем за 30 лет интенсивного изъятия камушков из якутских недр, неофициально оценивается в 7–8 миллиардов долларов. В какой-то момент, остро нуждаясь в “живых” деньгах, правительство решило этот неприкосновенный прежде запас где-нибудь тиснуть. Однако легальным образом это было сделать нельзя. Ведь Россия входит в картель стран – производителей алмазов, в котором музыку заказывает “Де Бирс”. В этой международной системе сдержек и противовесов каждому участнику отведена своя роль, от которой нельзя отойти ни на шаг. Если точнее, у каждого есть своя экспортная квота, которую невозможно превысить. У России эта квота составляет 26 процентов от общего объема продаж картеля. Однако эту квоту наша страна с лихвой покрывала текущей добычей. Реализовать же залежи, накопленные в Госфонде, мы никак не могли. То есть официально не могли – без того, чтобы не рассориться с “Де Бирс”.

Поэтому решили действовать по тайным, теневым каналам. Авторы этой версии утверждают, что по этим каналам с 1992 года из России вывозилось алмазов почти столько же, сколько по официальным. Способы нелегального вывоза были самые разные – вплоть до примитивного вывоза в саквояжах. Для более крупномасштабной переброски наших драгоценностей за кордон правительство решило использовать “Голден АДА”. Однако авантюра рассекретилась – то ли из-за сообщений иностранных таможенников, то ли благодаря расследованию ФБР, то ли потому, что партнеры российского правительства решили его элементарно “кинуть”.

Благодаря авантюре с “Голден АДА” и другими подобными, – о которых мы меньше информированы – на мировом рынке возник период дестабилизации и падения цен на алмазы, – особенно на низкие категории. Не случайно после завершения российских поставок в “Голден АДА”, в марте 1995 года, “Де Бирс” констатирует по итогам года падение курса своих акций, объясняя это “воздействием российского фактора”.

Впрочем, есть сведения, что решение торговать алмазами, минуя каналы “Де Бирс”, было принято еще до того, как правительство возглавил Виктор Черномырдин. В одном из интервью Андрей Козленок заявил: “Моим предложением заинтересовался тогдашний глава правительства Егор Гайдар и одобрил его. Решение о создании в США фирмы разрабатывалось при тесном участии главы Роскомдрагмета Евгения Бычкова и одобрялось необходимыми правительственными инстанциями”.

Так или иначе, публика находится в перманентном ожидании громких разоблачений. Фигура Козленка кажется слишком мелкой для того, чтобы на него одного можно было списать разбазаривание национальных сокровищ в таких невероятных количествах. Масла в огонь добавляют и намеки, которые время от времени позволяют себе руководители правоохранительных органов. Так, во время своего визита в Афины в декабре 1998 года Генеральный прокурор Юрий Скуратов, рассказывая о деле “Голден АДА”, намекнул, что нас ожидает серия очередных сенсационных разоблачений чиновников самого высокого уровня.

К сказанному Генеральный прокурор добавил, что стоявшие за Козленком лица до сих пор действуют в России, и пообещал, что разоблачения непременно последуют.

Однако прошли недели, а имена тех, кто “стоял за Козленком”, мы так и не узнали...

С 1996 года в российском расследовании алмазной аферы века произошло, если применимо здесь это понятие, некоторое ускорение. Глава следственной бригады Руслан Тамаев колесил по всему свету в поисках мошенников и их соратников.

Любопытная история произошла с Давидом Чернисом, занимавшимся отмывкой денег “Голден АДА” в Москве. Сотни тысяч долларов тратились на покупку квартир в пределах Садового кольца, евроремонт и “упаковку” их антикварной мебелью. Чернис был задержан и охотно начал давать показания. Оценив его согласие сотрудничать со следствием, Давида выпустили под подписку о невыезде. И он тут же ударился в бега. Его объявили в международный розыск и в итоге нашли в Израиле. Говорят, что Чернис был в состоянии, близком к обморочному, когда оказался лицом к лицу со следователем Тамаевым, от которого так ловко улизнул. В итоге Чернис назвал все имена и фамилии, необходимые правоохранителям на этом этапе расследования.

Разыскал Тамаев и Давида Шегиряна, который долгое время успешно скрывался и от Генпрокуратуры, и от ФБР: американцы хотели судить его за неуплату налогов. Следователю удалось выяснить, что Шегирян обосновался в Доминиканской Республике. Как это ни странно, Тамаеву удалось уломать Давида на встречу. Руслан Сугаипович вылетел в Санто-Доминго.

Жил Козленок на широкую ногу. Купил трехэтажный дом в престижном районе Антверпена, снял офис на знаменитой алмазной улице Ховеньерс. Правда, кое-какие меры предосторожности он все-таки предпринял. Жил он по поддельному паспорту на имя гражданина Греции Андреуса Илиадиса. Греческие поддельные паспорта всегда были в избытке у российских теневых воротил – вспомним хотя бы, что такие же паспорта имели боевики знаменитой курганской группировки, в том числе суперкиллер Александр Солоник. Говорят, что, как и Солоник, Козленок на всякий случай сделал себе пластическую операцию.

В феврале 1996 года одновременно с обысками у Бычкова Генпрокуратура направила в МВД и ФСБ поручение о его розыске. А в сентябре из МВД пришел странный ответ: данные о местонахождении Козленка в Бельгии не установлены. При этом делалась ссылка на бельгийское отделение Интерпола.

Оказалось, что ходатайство несколько месяцев блуждало по кабинетам бельгийских чиновников и лишь в конце ноября попало к адресату. Неужели и в Бельгии Козленок успел обрасти нужными связями?

Когда же ходатайство было рассмотрено, бельгийские законники заявили, что для ареста и депортации Козленка нет достаточных оснований.

Только в январе 1997 года бельгийская полиция согласилась помочь нашим следователям в организации допросов. Они состоялись в 20-х числах января и длились по 12 часов в сутки. Кроме Козленка, – который, как ни странно, охотно давал показания, – Руслан Тамаев и его помощники допросили бывшего и нынешнего генеральных директоров филиала “Голден АДА” в Бельгии (Ренни Бастианса и Лидию Михильсон), главных бухгалтеров и других работников фирм Андрея Козленка. Самыми сенсационными были показания Козленка о том, что Евгений Бычков был, оказывается, членом совета директоров “Голден АДА”. Козленок не только сообщил эту информацию, но и подтвердил ее документально.

После того как Руслан Тамаев изложил судебному следователю Антверпена Де Моору новые доказательства, добытые в результате допросов, бельгийцы наконец-то решились арестовать Козленка. Поводом для ареста стал поддельный паспорт и истечение срока рабочей визы.

Бельгийские правоохранители начали собственное расследование деятельности алмазного афериста. Выяснилось, в частности, что из США алмазы из российской партии, поставленной в “Голден АДА”, были сначала переправлены в Швейцарию, а уже оттуда в Бельгию, где были проданы через четыре подставные заирские фирмы компании “Стар Даймонд”, чей хозяин Жак Рот был давним партнером “Де Бирс”. Выяснилась еще одна интересная подробность: родственник Рота, бельгийский эксперт по драгоценным камням Чарльз Швайцер (сын первого женат на дочери второго), активно участвовал еще на первом этапе сотрудничества между Роскомдрагметом и “Голден АДА”. Именно Швайцер вместе с Козленком отбирал алмазы в Госфонде для отправки в Сан-Франциско.

Но российские правоохранители рано радовались. Бельгийцы наотрез отказались выдавать беглого Козленка на родину, мотивировав это отсутствием между нашими странами договора о правовой помощи. В итоге бывшего хозяина “Голден АДА” через шесть месяцев выпустили из тюрьмы под залог в 2 миллиона бельгийских франков (примерно 56 тысяч долларов), и он несколько месяцев спокойно жил дома и продолжал свой бизнес.

Правоохранители выяснили, что на островах в Карибском море Шегирян учредил несколько фирм, которые специализировались на алмазном бизнесе. При осмотре личных вещей предпринимателя полицейские обнаружили алмазы на несколько десятков тысяч долларов. По словам Шегиряна, он приобрел эту партию в ЮАР.

В Англии бывший руководитель “Голден АДА” пробыл всего сутки, после чего отправился, к сожалению, не в Россию, а в США: ведь именно американским гражданином считается беглый бизнесмен. И именно там его решено было судить за неуплату налогов.

В октябре 1997 года, чтобы допросить Ашота Шегиряна, в Калифорнию прибыли следователи из Москвы. По словам Тамаева, поездка оказалась очень продуктивной. Было изъято несколько коробок финансовых документов “Голден АДА” и допрошено девять свидетелей. Показания дали уже известный нашим читателям бывший исполнительный директор компании Джек Иммендорф, глава одной из дочерних фирм “Голден АДА” Эдвард Саркисян, сенатор Калифорнии Квентин Копп (бывший советником Козленка), жена Андрея Ирина.

Но неожиданно сложности возникли с получением показаний от самого Шегиряна. В Сан-Франциско российские прокуроры наткнулись на железное нежелание своих коллег даже показать им бывшего соратника Козленка. Противостояние прокуратур объяснялось тем, что как раз в это время наши и американские правоохранители спорили, кому должно достаться имущество “Голден АДА”: американским налоговикам или России, которая потеряла в результате аферы гораздо больше, чем удалось арестовать.

Местная прокуратура заявила, что Ашот Шегирян находится в тюрьме и не желает давать показания (согласно 5-й поправке Конституции США гражданин может отказаться от дачи показаний, если таковые направлены против него).

Выяснив, что это утверждение – ложь и Шегирян живет на собственной вилле, под домашним арестом, российская сторона поставила вопрос о его вызове в ультимативной форме. Американцы принесли извинения, однако парировали тем, что не могут предоставить своим российским коллегам для этого допроса ни единого квадратного метра как в помещении прокуратуры, так и в здании ФБР в Сан-Франциско. Встречаться в российском консульстве Шегирян отказался, опасаясь, что там его сразу же повяжут и увезут. Но не в кафе же было брать у него показания!

Новой сенсацией в расследовании дела “Голден АДА” стал неожиданный арест Андрея Козленка в афинском международном аэропорту в январе 1998 года. Январь вообще оказался для Андрея роковым месяцем: ровно за год до этого, в январе 97-го, было принято решение о заточении его в бельгийскую тюрьму, из которой он вышел лишь через шесть месяцев.

До конца предыдущего года он находился под домашним арестом в Антверпене. Однако под Новый год Козленок отпросился у бельгийского следователя на краткосрочную поездку в Грецию. Почему Козленок выбрал для побега именно эту страну, так до сих пор и неясно. По одной версии, он просто раздобыл еще один поддельный греческий паспорт (первый у него отобрали при аресте в Бельгии). По второй версии, у Козленка в Греции было немало друзей, и он рассчитывал скрыться там от российских, бельгийских и американских правоохранителей. Согласно третьей версии, – которую отстаивал сам Козленок, – он планировал открыть в Греции очередную гранильную фабрику. Четвертая версия гласит, что через Грецию он летел транзитом. Просто в одном из афинских банков у него хранилась кругленькая сумма. Сняв деньги, мошенник планировал продолжить свое путешествие в сторону Азии.

Наконец, согласно пятой версии, выезд афериста в Грецию был результатом оперативной комбинации, ловко проведенной российскими и американскими спецслужбами. Авторы этой версии утверждают, что Козленок был натурально выманен из Антверпена. Власти США, которые судят Ашота Шегиряна за неуплату налогов, предложили ему в рамках сотрудничества с американской юстицией позвонить Козленку и назначить ему встречу. Шегирян, который давно имел зуб на своего бывшего партнера, с удовольствием согласился...

Как бы там ни было, выбор Греции оказался для Козленка крайне неудачным. Уж с этой-то страной у России был надлежащий договор о правовой помощи, поэтому шансы добиться его выдачи резко возросли. Козленок был задержан за незаконное пересечение греческой границы, а затем арестован на основании ордера, выданного Интерполом.

Генпрокуратура немедленно направила в Грецию документы о выдаче Андрея Козленка российскому правосудию. Российские правоохранители надеялись, что вопрос об экстрадиции будет решен уже через пару недель. Однако рассмотрение дела Козленка в Афинах растянулось на многие месяцы.

А в феврале случилось ЧП, которое едва не перечеркнуло все планы водворения знаменитого афериста в российскую тюрьму.

К 1998 году по двум из выделенных дел уже состоялись судебные слушания: к четырем годам был приговорен директор компании “Звезда Урала” Николай Федоров (именно с него в 1994 году началось расследование афер “Голден АДА”). Близился к завершению и суд над директором фирмы “Корона” – дочернего предприятия компании Козленка “Совкувейтинжиниринг” – Сергеем Довбышем.

Ему, бывшему майору МВД СССР, инкриминировалось хищение 20 миллионов рублей, принадлежащих московскому ювелирному заводу “Кристалл”, незаконное хранение нескольких ружей, боеприпасов и 57 кг золота в слитках.

Причиной ареста Довбыша стала его попытка скрыть от правосудия ценности, принадлежащие “Голден АДА”. Дело в том, что во время обыска в московском офисе фирмы следователи не смогли сразу открыть сейф с кодовым замком, где, по данным правоохранителей, хранилось 57 килограммов золота. Сейф был опечатан. Но ночью в офис пробрался Сергей Довбыш (судя по всему, действовавший по поручению Козленка) и, зная код, открыл этот сейф. Все находящееся там золото он перевез в гараж к своему приятелю и для большей надежности закопал.

Об этом Довбыш сам рассказал на допросе после ареста. Однако в указанном им тайнике золота не оказалось. Куда оно делось, сыщикам так и не удалось установить.

Расследование было закончено еще в 1996 году, однако Мещанский суд почему-то в течение полутора лет не мог это дело рассмотреть, а потом дважды отправлял его на доследование. Лишь в феврале 1998 года разбирательство вышло на решающую стадию вынесения приговора. Прокурор потребовал для Довбыша 10 лет лишения свободы. Судьи удалились в совещательную комнату.

Между тем конвоиры почему-то отлучились из комнаты, в которую они доставили подсудимого. Когда они вернулись, он висел на ремне, привязанном к оконной ручке (по другим сведениям, удавку Довбыш сделал из рукавов своего свитера). Правда, для прессы сперва выдвинули версию, будто обвиняемый умер от сердечного приступа. Но вскоре стало ясно, что это ложь.

“Я возмущен разгильдяйством конвоиров и вообще работой Мещанского суда!” – заявил в те дни Руслан Тамаев.

Тогда же появился и упорный слух о том, что на самом деле это был вовсе не суицид, но тщательно спланированное убийство.

Именно на эту версию упирал Андрей Козленок, который заявлял афинским судьям, что в России никто не может поручиться за его безопасность. “Меня убьют, как и моего коллегу Довбыша. В Москве я не проживу и суток!” – восклицал бывший хозяин “Голден АДА”.

Однако на судей эти доводы не подействовали. 15 мая Верховный суд Греции (ареопаг) принял решение о выдаче Козленка России. В конце мая в Афины прибыла группа работников Главного управления по экономическим преступлениям МВД РФ, ожидавшая команды отконвоировать подследственного на родину. Но команда все не поступала.

Опытные адвокаты Козленка использовали самые разнообразные ухищрения для того, чтобы оттянуть тот момент, когда их клиенту придется покинуть афинскую тюрьму Коридаллос и в наручниках взойти на трап самолета компании “Аэрофлот”. Например, было подано прошение о предоставлении политического убежища. А когда министр общественного порядка Греции в убежище отказал, адвокаты обратились с апелляцией в Высший административный суд, а в случае, если и там будет получен отказ, грозились подать в Международный суд по правам человека в Гааге. Кстати, адвокаты все время говорили, что у Козленка нет денег, поэтому они работают на него бесплатно. Несмотря на это, у “нищего” бизнесмена было сразу четыре защитника.

Но все это не помогло. В середине июня 1998 года Козленку все-таки пришлось отправиться на родину.

Рассказывают, что в самолете произошел забавный инцидент. Андрей Козленок неожиданно почувствовал, что по его лицу пробежал и остановился на лбу красный лучик оптического прицела. Реакция Козленка была мгновенной: он тут же сполз на пол. Его примеру последовали и двое спутников в штатском, сидевшие по бокам. Но быстро выяснилось, что тревога была ложной. Просто маленький сынишка одного из пассажиров достал игрушечный пистолет – правда, очень похожий на настоящий – и направил “ствол” на приглянувшегося ему высокого дядю...

Осенью 1996 года федеральный суд США по Северному округу штата Калифорния удовлетворил иск Роскомдрагмета к американской корпорации “Голден АДА”. Российская, сторона отсудила 165 миллионов долларов. Однако радоваться было рано. Иск на чуть меньшую сумму – примерно в 118 миллионов долларов – вчинили и американские налоговые органы. При том, что арестованная собственность компании по разным оценкам составляет 70–80 миллионов долларов (цена колеблется в зависимости от рыночной конъюнктуры и срока амортизации).

Мне удалось ознакомиться с краткой переписью арестованных объектов. Это особняк в районе Редвуд-Сити – 600 тыс. долл., особняк в Менло-Парк – 525 тыс. долл., особняк в Вудсайде – 500 тыс. долл., особняк в Лос-Гатос – 915 тыс. долл., два особняка в пригороде Оринда – 2400 тыс. долл., особняк в пригороде Лафайет – 1450 тыс. долл., алмазная фабрика “Даймон Март” – 10600 тыс. долл., 13 офисных помещений (в 1993–1995 годах Козленок учредил более десяти различных фирм), 2 яхты, 3 заправочные станции, 6 катеров – более 2 млн. долл., парк дорогих машин – 2 млн. долл., самолет “Гольфстрим” – 17 млн. долл., супервертолет “Камов”, который Козленок пытался подарить Департаменту полиции Сан-Франциско, – 1,7 млн. долл. И, наконец, уцелевшие бриллианты на сумму 461 тыс. долларов.

В течение полутора лет в американских судебных инстанциях рассматривалась тяжба между тамошними налоговиками и представителями российского правительства. Главный вопрос можно было сформулировать так: должны ли быть удовлетворены в полном объеме налоговые претензии к фирме, большая часть оборотных средств которой была образована за счет хищения из российской казны.

В итоге служители Фемиды рассудили, что приоритет все-таки должен быть отдан российской стороне. В апреле 1998 года Гохран и налоговая служба США заключили мировое соглашение: финансовые претензии американцев снижены в 11 раз – до 10 миллионов долларов. Такова сумма налогов на зарплату сотрудников “Голден АДА”, которую бухгалтера фирмы утаили от местных мытарей.

Еще несколько миллионов долларов должны вернуться кредиторам, которых “кинули” Козленок и его компаньоны. Все остальное может вернуться в российскую казну. По поводу “остального” в течение всего года поступали самые противоречивые сведения. Так, в апреле глава Гохрана Герман Кузнецов сказал, что он рассчитывает на 50 миллионов долларов. В то же время другие источники называли сумму в 70–75 миллионов долларов, которые российская казна теоретически могла получить до конца года.

В мае начальник отдела Главного управления по экономическим преступлениям МВД России Виктор Жиров утверждал, что как минимум мы можем рассчитывать на 63 миллиона долларов, а как максимум – на 165 миллионов долларов.

Наконец, в декабре со ссылкой на следователя Тамаева сообщалось, что мы можем компенсировать примерно половину от тех 180 миллионов, которые потеряли от алмазной аферы,– то есть речь снова идет о 70–75 миллионах долларов.

Как это ни парадоксально, но есть вероятность, что виновные в хищении из Госфонда 180 миллионов долларов – в афере, равной которой современная российская история просто не знает, – так и не будут установлены.

Ведь у Козленка вполне обоснованная позиция: официально он в “Голден АДА” никем не числился, никаких должностей не занимал и ничего не подписывал. Так что и отвечать ни за что не должен. В свою очередь, братья Шегирян утверждают, что они были лишь пешками в руках Козленка. Впрочем, до них руки российского правосудия и не дотянутся – ведь они американские граждане. К тому же Ашот уже получил свой маленький срок (несколько месяцев тюрьмы) за неуплату налогов.

Чист перед законом и Евгений Бычков. Обвинения в злоупотреблении служебным положением ему уже предъявляли – и по ним уже амнистировали. А более серьезные обвинения – скажем, в соучастии в хищении, – судя по всему, предъявить так и не решатся. Ведь для этого надо доказать злой умысел – то есть доказать, что Бычков, отправляя сокровища Козленку, заранее знал, что деньги в Россию не вернутся. Доказать это, как вы понимаете, практически невозможно.

Амнистированы сотрудники внешнеэкономического министерства, которые незаконно выдавали лицензии. А у премьер-министра и двух замминистров финансов вроде бы есть алиби – все они аккурат в момент подписания злосчастных договоров были в загранкомандировках.

Так, в Министерстве внешнеэкономических связей считают, что в 1990 году из страны было нелегально вывезено 500 миллионов долларов, в 1991-м – уже 1,5 миллиарда долларов, в 1992-м – 4 миллиарда. Западные же эксперты утверждают, что с первых лет “независимой” России утекало примерно по 9 миллиардов долларов ежегодно, – и, таким образом, к концу 1994 года общий объем “протечки” достиг 44 миллиардов долларов.

Еще более мрачный диагноз – также со ссылкой на иностранные источники – ставит академик Николай Петраков. По его сведениям, с 1992 года на Запад переводилось по 2–2,5 миллиарда долларов ежемесячно. Иными словами – по 25–30 миллиардов в год. Это означает, что уже к 1994 году за кордон утекло никак не меньше 80 миллиардов, а к концу 1997-го на заграничных счетах должно было осесть минимум 150 миллиардов долларов – а то и все 200 миллиардов.

Эти экспертные оценки темпов бегства “русских” долларов в 1998 году подтвердил и экс-начальник Госналогслужбы Александр Починок. По его данным, только за пять месяцев нашим махинатором удалось переправить за рубеж 10 миллиардов долларов. То есть речь идет все о тех же 2–2,5 миллиарда ежемесячно.

Впрочем, поскольку точные замеры в этом деле практически невозможны, реальные объемы вывоза валюты могут быть еще круче. Об этом свидетельствуют различные косвенные сведения. Так, по данным Всемирной организации туризма, наши соотечественники израсходовали в 1996 году на поездки за границу около 12 миллиардов долларов – без учета стоимости авиабилетов и других транспортных расходов. А ведь основные пути перекачки валютных средств – это не турпоездки, а коммерческие, экспортно-импортные операции.

Для сравнения: внешний государственный долг России – который мы считаем непосильной ношей – к сентябрю 1998 года составлял 129,3 миллиарда долларов. Вернуть бы хотя бы половину эмигрировавшей валюты – и все проблемы с западными кредиторами были бы улажены.

Еще один немаловажный вопрос: сколько из “беглых” капиталов было вывезено легально, а в скольких случаях экспортеры валюты, перешагнув через границы, переступили и через соответствующие законы?

Конечно, доллары порой вывозятся в виде налички – в бронированных кейсах с кодовыми замками (при этом используются “зеленые” таможенные коридоры). Но это скорее экзотика. Самый распространенный прием – невозврат из-за границы экспортной выручки под предлогом форс-мажорных и прочих вымышленных обстоятельств.

За операциями с экспортной выручкой Центробанк и Государственный таможенный комитет стали бдительно следить, как это ни странно, лишь с 1994 года. И сразу получили ошеломляющие результаты: за год было зафиксировано восемь тысяч случаев невозврата экспортной выручки. Все материалы по этому поводу были переданы в прокуратуру. Однако в итоге прокурорские работники сочли возможным завести лишь 200 уголовных дел. А до суда дошли и вовсе единицы.

В 1995 году под контроль наших компетентных органов попали экспортные контракты на общую сумму 73 миллиарда долларов. Проверяющие установили, что в страну в итоге вернулся только 51 миллиард. Однако никаких сообщений об уголовных процессах по этому поводу не было. Скорее всего, и на этот раз экспортеры валюты смогли отвертеться от уголовной ответственности. А с 1997 года из Уголовного кодекса вообще была исключена статья, карающая за махинации с валютой. Видимо, к этому времени теневые воротилы смогли обеспечить себе солидное лобби в Государственной думе, для того чтобы депутаты проголосовали за такую своевременную поправку к уголовному законодательству.

Кроме невозврата экспортной выручки, широко используются необоснованные авансовые платежи в счет фиктивных экспортных поставок, занижение контрактных цен при экспорте и завышение их при импорте (разница между “бумажными” и реальными ценами оседает на личных счетах в западных банках), манипуляции с ценами при бартере, страховые платежи по фиктивным поставкам и кредитам.

По мнению группы Абалкина – Волли, первоначальный массив “русских” долларов за рубежом образовался еще в 1992–1993 годах за счет сверхприбыльного вывоза сырьевых и прочих материальных ресурсов на внешний рынок. Сверхприбыли обеспечило колоссальное отставание внутренних цен от мировых при отсутствии таможенного и валютного контроля.

Самый свежий способ изъятия валюты из российского денежного оборота связан с играми на фондовом рынке (на рынке ценных бумаг). Зарубежные фондовики через российских дилеров размещают иностранные акции на наших рынках. Причем эти акции на самом деле вовсе не привозят в Россию, их не регистрируют, как положено, в Минфине и Минэкономики. Они существуют как бы в виртуальной реальности. Зато их купля-продажа дает вполне реальную выручку биржевым спекулянтам, прибыль от этих операций конвертируется в доллары и размещается, естественно, в западном банке.

Ко всему этому надо прибавить просто криминальные, контрабандные формы утечки денег, начиная от нелегальной торговли рыбопродуктами прямо в море (с борта на борт) и кончая наркобизнесом.

Вот один из ярких примеров мошеннического перевода средств за границу, который наверняка вошел бы в “Хрестоматию современной аферы”, если бы такую книжку решили выпустить. Об этой истории я узнал из первых уст – от старшего следователя по особо важным делам Генпрокуратуры Николая Волкова, который в течение полутора лет раскрутил одну из крупнейших махинаций периода чеченской войны.

В мае 1996 года арест вице-премьера чеченского (завгаевского) правительства, мэра Грозного Беслана Гантамирова стал сенсацией. Но уже через год об узнике “Матросской тишины” почти никто не вспоминал. Как и о тогдашнем заявлении Генерального прокурора Юрия Скуратова, что задержание Гантамирова – лишь первый шаг в борьбе с расхитителями средств, направляемых на восстановление республики. Ни второго, ни третьего шага, увы, сделано не было. Однако это единственное дело о “прифронтовой коррупции” все же было доведено до логического конца. И, похоже, весьма удачно: обвинение предъявлено сразу шестерым российским и чеченским авантюристам плюс одному израильскому. При этом инкриминируемые суммы хищения за двадцать месяцев следствия увеличились с 6,9 до 55 миллиардов рублей. То есть до 10 миллионов долларов.

Поначалу “дело Гантамирова” большинство СМИ представляли как чисто политическое. Одни говорили о выходе вооруженной группировки мэра из союза с федералами, другие – о крупной ссоре Гантамирова с чеченским премьером Николаем Кошманом. На самом же деле расследование началось еще в декабре 95-го по решению прокуратуры Чечни, заинтересовавшейся исчезновением 6,9 миллиарда рублей. Деньги были выделены Грозненским управлением жилищно-коммунального хозяйства на покупку у Чеченводоканала нескольких зданий. Но дома так и остались у прежнего владельца, а перечисленные деньги были обналичены и ушли в неизвестном направлении.

Выяснилось, что для этой комбинации в мае 1995 года была учреждена фирма “Стерлинг”. Зарегистрировали ее на имя Магомеда Абдулкадырова – милиционера из охраны Гантамирова. С ней были оформлены фиктивные договоры, и чуть ли не в тот же день на счет фирмы поступила вся указанная сумма. На допросах Абдулкадыров честно признался, что действовал по прямому указанию братьев Гантамировых и именно с ними разделил обналиченные 300 миллионов.

В начале 1996 года в Грозный прибывает следственная бригада Генпрокуратуры и одновременно проводится комплексная проверка КРУ Минфина. В конце весны того же 96-го до автора этих строк дошли сведения, что контролеры из Минфина доложили руководству о неких весьма значительных финансовых злоупотреблениях. Однако мои попытки получить официальную информацию о результатах проверки успехом тогда не увенчались. Теперь это уже не государственная тайна. Вот вкратце выводы ревизоров: в 1995 году и первом квартале 1996-го на восстановление Грозного и социальную помощь его жителям городские власти получили из федерального бюджета 196 миллиардов рублей. Не по назначению было потрачено 134 миллиарда.

Из этого не следует, что оставшиеся 62 миллиарда все же помогли горожанам в их борьбе с голодом, эпидемиями и разрухой. Просто выяснить судьбу этих денег после артобстрелов, бомбежек и тотального разворовывания складов и хранилищ уже невозможно. Нельзя также доказать, что покупка мэрией за 15 миллиардов рублей машинки для напыления драгметаллов была скрытой формой хищения, а приобретение, невзирая на войну, роскошного автопарка – злоупотреблением служебным положением. Но в том, что как минимум 55 миллиардов рублей оказалось в карманах и на счетах Гантамирова и его партнеров по “бизнесу”, следователи уже не сомневаются.

Вот примерная схема движения средств: из городской казны по фиктивным договорам на покупку стройматериалов, оборудования и медикаментов деньги поступали на счета фирм Арсанова и К° (кроме упомянутых были еще фирмы-однодневки) в банках “Северный Кавказ”, “Агротехника” и грозненском филиале Кредо-банка (в сейфе у его руководителя г-на Кадырова найден миллион долларов “налом”, дело по этому эпизоду выделено в отдельное производство). Затем финансовый поток возвращался в Москву и некоторое время циркулировал между столичными банками, не покидая пределов Садового кольца. Наконец, удовлетворив аппетиты московских банкиров, “чеченские” миллиарды через фирмы Голода направлялись в Эстонию, а затем на Кипр. Окончательно “очистившись” и приобретя светло-зеленый оттенок, они перетекали в три ручья в Турцию, Австрию и Швейцарию – уже на личные счета Гантамирова, его жены, родственников и хороших знакомых.

В разговорах со следователями Гантамиров намекал, что с Голодом, открывшим ему “окно в Европу”, он познакомился по прямой рекомендации генерала Анатолия Куликова, возглавлявшего в то время внутренние войска и курировавшего чеченское направление. Но в итоге выяснилось: израильтянин вышел на Гантамирова через своего друга детства Абдул-Кахира. Сам Аркадий утверждает, что по первоначальной договоренности деньги мэрии он аккумулировал для строительства в Грозном фармацевтического завода, но Гантамиров все время находил им иное применение.

Иногда мэру надоедало оперировать заграничными счетами, и тогда он обращался за помощью к Рубанову и его помощнику Михаилу Ткачу: московские коммерсанты обналичили для него в общей сложности 6,9 миллиарда рублей (часть денег направив на счет Голода в Англии). Их фирма “Карди” была зарегистрирована на имя некоего Кухтина, в действительности не имевшего к ней никакого отношения. Просто в его паспорт Рубанов вклеил свое фото и, демонстрируя эту “ксиву”, открыл с десяток коммерческих организаций с теми же функциями, что и “Карди”. Кухтин говорит, что свой паспорт он потерял, но следователи подозревают, что в Москве существует разветвленная сеть по скупке документов у малоимущих сограждан.

Итак, осенью 1997 года обвинение мошенникам было предъявлено. Но не все обвиняемые смогли с ним познакомиться. Али Гантамиров (брат экс-мэра), Михаил Ткач и Абдул-Кахир Арсанов на тот момент были в бегах (последний – где-то в Турции).

Но главная проблема в другом. По мнению следователя Николая Волкова, из 55 миллиардов вряд ли удастся вернуть хотя бы один: следователи побывали на Кипре и обнаружили, что интересующие их счета уже практически пусты. В другие страны были сделаны официальные запросы, но, поскольку договоров о правовой помощи Россия с ними еще не подписала, рассчитывать нам особенно не на что.

О “беглых” капиталах, как правило, вспоминают во время очередного обострения экономического кризиса, однако все ограничивается разговорами о финансовой амнистии и необходимости создания у нас благоприятного инвестиционного климата.

Между тем существует вполне законный и вполне реальный способ эти деньги вернуть. Речь идет о возврате средств по вердикту суда – при условии, что следственным органам удалось изобличить мошенников (взяточников, расхитителей госсобственности, валютных махинаторов). И при условии, что правоохранителям известен адрес “беглых” капиталов.

А он, как правило, известен, – особенно когда речь идет о крупных махинациях: большие и круглые суммы хранятся не в мешках, но в солидных банках, а также в виде яхт, особняков и автомобилей. Почти каждое громкое уголовное дело о коррупции сопровождается утечками в прессу с указаниями номеров счетов, марок автомобилей, с фотографиями вилл. Правда, не очень понятно, занимается ли кто-нибудь в наших правоохранительных органах сопоставлением и анализом всей этой информации. По крайней мере, официальные заявления на сей счет обычно носят гипотетический характер: “Мы предполагаем, что россияне владеют за рубежом капиталом не менее 100 миллиардов долларов” (из интервью замначальника Управления экономической контрразведки ФСБ Владимира Сергеева). Но даже самый поверхностный анализ наиболее громких дел дает весьма любопытные результаты.

Мы выбрали из своего досье 25 известных криминальных историй, в каждой из которых комбинаторам удалось перевести на зарубежные счета не меньше одного миллиона долларов.

В нашем списке – махинации, связанные с барнаульским АО “Партнер” (1995 год). Фондом президентских программ (1994 год), питерским 000 “Флекс-Атлантик” (1995 год), компанией “Дойгус” (1996 год), фирмой “Инвестко” (1996 год), московским банком “Эффект-кредит” (1996 год), АОЗТ “Интерагро” (1993 год), столичной фирмой “ТКК” (1994 год), питерским агентством недвижимости “Интероксидентал” (1992 год), башкирской фирмой “Роксана” (1991 год), АОЗТ “Грифон” (1994 год), банком “Чара” (1994 год), бывшим депутатом Госдумы Марком Горячевым (1997 год), питерским АООТ “Радуга” (1997 год), Григорием Лернером (1994– 1996 гг.), фирмой “Контитрейд” (1993 год), фирмой “Голден АДА” (1993–1994 годы), фирмой “Хопер-инвест” (1993–1994 годы), АОЗТ РОСС (1994 год). Федеральным агентством правительственной связи и информации (1995 год), заместителем министра финансов Андреем Вавиловым (1995–1996 годы), нижегородским предпринимателем Андреем Климентьевым (1994 год), владивостокским ЗАО “Восток-Чили” (1994 год), швейцарской фирмой Бориса Березовского “Андава” (1996 год), экс-мэром Грозного Бесланом Гантамировым (1995 год).

География импорта похищенных капиталов охватывает практически всю Западную Европу – Англия, Франция, Австрия, Норвегия, Ирландия, Финляндия, Швейцария, Лихтенштейн. Кроме того, наши аферисты доверяют свои деньги финансовым структурам Израиля, Турции, Таиланда, США и Аргентины. Валюта, изъятая из российской казны и кошельков наших сограждан, доплывает и до островов: в наш список попали Багамы, Сейшелы, Кипр и Барбадос. А вот странам Восточной Европы российские махинаторы не доверяют – исключение составляет лишь Эстония, которая служит каналом для перекачки валюты дальше на запад. Наибольшей же популярностью пользуются США и Швейцария, на долю которых приходится почти половина всех вкладов, сделанных нашими аферистами.

Любопытно, что в совершенно разных аферах, инициированных людьми вроде бы незнакомыми и не связанными друг с другом, зачастую фигурируют одни и те же банки-посредники. Например, Мосстройбанк поучаствовал и в перекачке в США денег обманутых вкладчиков “Чары”, и в махинациях Григория Лернера. А банк “Луидор” (Барбадос) стал конечным пунктом в длинном маршруте средств, “высвобожденных” из государственного оборота в результате активной деятельности руководителей двух независимых ведомств – ФАПСИ (операции замдиректора Монастырецкого) и Минфина (операции замминистра Вавилова).

Коль скоро известны и маршруты “беглых” капиталов, и криминальные обстоятельства “побега”, российские правоохранители имеют полное моральное и юридическое право потребовать их выдачи на родину. Чисто технически это выглядит так: против афериста (взяточника, налогового уклониста) возбуждается уголовное дело, доводится до суда, после чего следует вердикт: махинатора наказать, а украденные им деньги вернуть потерпевшим (обратить в пользу государства). По ходу следствия в министерство юстиции той страны, где похищенные средства нашли временное пристанище, направляется “Международное следственное поручение” (обычно за подписью Генерального прокурора или его зама) с просьбой проверить наличие денег на указанных счетах и наложить на них арест. А когда приговор вступает в силу, посылается еще одно поручение – снять арест и отправить валюту в Россию. Тамошний суд эту просьбу удовлетворяет, и деньги благополучно возвращаются на родные берега.

Так в теории. В реальности ни одна из 25 историй не закончилась возвращением в Россию хотя бы половины вывезенных капиталов, а в большинстве случаев не предпринимались даже попытки вернуть украденное.

Однако проблема не столько в нежелании некоторых следователей инициировать трудоемкую процедуру возврата вывезенного добра, сколько в том, что им крайне трудно довести ее до логического завершения. Таково мнение начальника следственной части Следственного комитета МВД России генерал-майора Леонида Титарова, чьи подчиненные занимались наиболее крупными хищениями: делом Лернера, “МММ”, “Хопром”, фальшивыми авизо, делом Ангелевича (всего около полусотни дел – и почти все из разряда “громких”).

– Даже при наличии полной осведомленности о том, где находятся украденные в России деньги, и даже имея судебные решения тех стран, где эти деньги были обнаружены, возврат их весьма проблематичен. Ведь законодательство каждой страны предусматривает, что в первую очередь будут соблюдены национальные интересы. То есть сперва удовлетворяются все претензии к аферисту со стороны местных властей и местных жителей, а возврат денег в Россию идет по остаточному принципу.

В качестве иллюстрации Леонид Титаров приводит дело Брансона. Этот американский мошенник пообещал российской корпорации “Уголь России” два завода “под ключ”, получил в качестве предоплаты 4 млн. долларов, отправил в Россию два ящика с болтами, а оставшиеся от болтов деньги начал транжирить в традиционной для всех мошенников манере. Купил 9 коллекционных автомобилей, съездил с семьей на Багамы и в другие экзотические страны, накупил самой дорогой офисной мебели. К моменту, когда г-ном Брансоном заинтересовались российские и американские компетентные органы, он успел “проесть” 1,3 млн. долларов. К счастью, оставшиеся деньги были вовремя заблокированы на счетах в банках США и без проблем вернулись российской корпорации. А вот за 1,3 млн. долларов началась серьезная судебная тяжба. И продолжалась она даже после того, как сам мошенник по вердикту американской Фемиды получил 23 года лишения свободы.

Неожиданно выяснилось, что г-н Брансон был женат, – причем одновременно на двух женщинах. И у обеих оказались к нему материальные претензии. Каждая из жен доказывала, что именно ей должна принадлежать большая часть имущества супруга. Кроме того, набежали весьма внушительные судебные издержки: дело слушалось долго, некоторых свидетелей пришлось вызывать из России, оплачивать им дорогу, гостиницу, переводчика и т.п. После компенсации всех издержек и удовлетворения претензий всех жен на долю “Угля России” осталось только 400 тысяч долларов. Судебное решение об их выплате было принято в 1993 году.

– Так вот, эти деньги мы до сих пор не получили, – рассказывал мне Леонид Титаров летом 98-го. – По-прежнему ведем переписку с Минюстом США. Где-то год назад они попросили нас направить подробную информацию о банке, который должен осуществить перечисление средств в Россию. Мы их просьбу выполнили. С тех пор – ждем ответа.

Жизнь следователей еще больше усложнилась после принятия Закона о банках и банковской деятельности, защищающего финансистов от правоохранительных органов. Чтобы обратиться в банк за любой, даже самой элементарной информацией, сыщикам приходится оформлять кучу бумаг и получать санкцию прокурора. Аналогичные проблемы – и у их западных коллег. Понятно, что при такой сложной процедуре ни о какой оперативности при поиске и аресте “беглых” капиталов говорить не приходится.

Благому делу возврата “беглых” капиталов сильно мешают и “дыры” в архаичном законодательстве. Например, существует порядок, по которому реализовывать возвращенное в страну имущество можно только после решения суда. А как быть, если мошенник попал под амнистию и суда вообще не было?

Такая проблема возникла в ходе расследования махинаций полковника Григория Студенникова – финансового босса Федерального дорожно-строительного управления при Министерстве обороны. По данным сыщиков, он регулярно переправлял крупные бюджетные средства со счетов своего управления за границу – как правило, по фиктивным контрактам и в оффшорные зоны.

Проследив движение средств по одной из таких операций, правоохранители вернули в Россию драгоценности на 2,8 миллиона долларов. израильский партнер полковника-бизнесмена добровольно согласился отдать то, во что превратились деньги, выделенные на поддержание обороноспособности страны. В Шереметьево-2 сотрудники компетентных органов приняли две коробки с золотыми кольцами, браслетами, кулонами, бриллиантовыми колье.

Однако полковник, как инвалид второй группы, попал под очередную амнистию. А раз суда не было – никто не знал, как поступить с израильскими сокровищами, которые на время следствия были отданы на хранение в один из столичных банков. То есть то, как предписывал поступать в данной ситуации законодатель, было полным абсурдом. По закону надо было все ювелирные изделия превратить в золотой и алмазный лом – и в таком виде реализовывать. То есть золотые украшения переплавлять, бриллианты выковыривать из колец... При этом стоимость сокровищ уменьшается как минимум в тысячу раз. Чтобы выйти из этого правового тупика, прокуратура обратилась с посланием к первому вице-премьеру Юрию Маслюкову: нельзя ли по этому поводу подготовить особое правительственное поручение?

После обвала “пирамид” и лопанья “мыльных пузырей” прошло уже 3-4 года – но аферистам, которые действовали с наибольшим размахом, по-прежнему удается избегать ответственности и прятать украденные деньги. Особенно ту их часть, которая “укрылась” за границей.

Пожалуй, самый тяжелый случай – дело Сергея Мавроди. К концу 1998 года следователям удалось найти лишь его капиталы. И то не все. Сам любитель бабочек оставался неуловимым. Постановление о привлечении “гениального математика” в качестве обвиняемого было вынесено еще 17 декабря 1997 года. Но в течение многих месяцев ничего определенного не говорилось. Правда, однажды газета “Совершенно секретно” сообщила, что ее корреспондентке удалось договориться с создателем “МММ” о встрече. И в обстановке строжайшей конспирации, после долгого пути на черном “Лендкрузере” с тонированными стеклами, взять у Мавроди интервью. Однако вскоре выяснилось, что интервью представляет компиляцию из ранее опубликованных опусов афериста, что корреспондентка внештатная и что ее легенда с самого начала вызывала в редакции сомнения.

Как сказал мне следователь по особо важным делам СК МВД Николай Псырков, проблема не только в том, чтобы разыскать основоположника пирамидостроения. Главная загвоздка – в беспрецедентном количестве потерпевших: по самым приблизительным подсчетам АО “МММ” “кинуло” 2 миллиона человек. Если педантично следовать букве закона – то есть безнадежно устаревшему УПК, – всех их надо допросить. Можно только догадываться, сколько лет на это уйдет: к осени 1998 года были опрошены “только” 2 тысячи обманутых акционеров. Кроме того, подследственному требуется время для ознакомления со всеми материалами дела, – а уже сегодня в нем больше сотни томов! Сроки же нахождения под стражей строго ограничены. Учитывая несколько недель, что Мавроди провел за решеткой после первого ареста (закончившегося получением депутатского мандата), он может находиться под стражей максимум 16 месяцев. После чего, если дело не будет передано в суд, любитель бабочек обретет свободу.

Правда, по указанию прокурора следователь может ограничиться лишь несколькими наиболее доказанными эпизодами. На взгляд следователей, мошенничество было даже не в технологии “пирамиды”, а в том, что населению продавались акции нигде не зарегистрированной фирмы – АО “МММ”. Что касается шести десятков учрежденных Мавроди компаний – всевозможных ЧИФов, АОЗТ, ТОО, – где также фигурирует аббревиатура “МММ”, то формально ответственности перед акционерами они не несли.

Это, кстати, одна из причин, по которой псевдоакционерам сложно возместить убытки. Как известно, Мавроди активно тратил деньги клиентов на приобретение акций “Газпрома”, “Роснефти”, РАО ЕЭС и прочих “голубых фишек”. Сейчас часть этой собственности Мавроди арестована – по некоторым оценкам на общую сумму 30–40 млн. долларов. Но превратить их в живые деньги и раздать пострадавшим от “МММ” нельзя до тех пор, пока не арестуют афериста, а круг потерпевших не будет четко определен.

Проблема еще и в том, что нет никакой надежды на способность суда пропорционально распределить деньги между пострадавшими. Как сообщил автору этих строк руководитель “Объединения вкладчиков “МММ” Левон Сарвазян, его организация добилась удовлетворения в Хамовническом суде 1700 исков акционеров. По настоянию потерпевших, на депозитный счет суда было переведено 610 млн. рублей, которые арестовали на одном из счетов Мавроди. Однако денег истцы так и не увидели: сперва их уверяли, что перевод средств затягивается, а потом объявили, что все деньги уже распределены. Обладателями полумиллиарда стали всего 30 счастливчиков. Причем одна из них получила практически половину – 300 миллионов рублей. Но самое интересное – удачливая истица тут же отнесла всю сумму... в кассу “МММ”. Впрочем, вкладчиков это не удивило: у них и прежде были основания подозревать работников Хамовнического суда в нечистой игре и симпатиях к Мавроди. Как потом выяснилось, аналогичным образом были распределены и 900 млн. рублей, вырученных за офис “МММ” на Ленинском проспекте: трое избранников получили две трети всей суммы. Вкладчики даже попытались инициировать уголовный процесс против старшего судебного исполнителя Ольги Простаковой, которая столь странным образом распределяет деньги.

Между тем сам хозяин “МММ” был далек от всей этой суеты и с некоторых пор стал общаться с акционерами исключительно через Интернет. В виртуальных сетях поселился и его брат Вячеслав Мавроди, в отношении которого Мосгорпрокуратура расследует еще одно дело – о незаконной банковской деятельности: на обломках “МММ” он проводил игру под названием “СВДП” (система взаимных добровольных пожертвований). Когда правоохранители решили эту новую пирамиду прикрыть и провели в офисе Вячеслава Мавроди обыск с изъятием довольно крупных сумм, вкладчики стали устраивать демонстрации протеста, а сам Вячеслав отбыл за границу и больше на родине не объявлялся.

Любопытно, что свой сервер для размещения “электронной версии МММ” предоставило научно-производственное предприятие “Волна”. Казалось бы, что может быть общего между разыскиваемыми Интерполом мошенниками и полусекретной организацией, находящейся в ведении Миноборонпрома России? Оказывается, они когда-то были соседями: адрес НПП – Варшавское шоссе, дом 26. Как говорится, старый друг лучше новых двух.

Между прочим, счетчик посетителей сервера перевалил за 50 тысяч. Расчет на то, что нынешние Лени Голубковы успели приобрести не только сапоги женам, но и персональные компьютеры, оправдался.

Головную боль вызывает у следователей и фирма “Хопер-инвест”. Правда, проблемы здесь иного рода. Известны и местонахождение хозяина “Хопра” Льва Константинова, и страны, куда перекочевали средства вкладчиков. Но практического применения эта информация пока не имеет: то, во что материализуется переправленная за границу валюта, далеко не всегда пригодно для обратной конвертации.

Так произошло и с деньгами вкладчиков “Хопра”. Часть средств ушла на выпуск в Германии календарей 1994 года и буклетов. Немцы готовы их отдать. Но кому нужен прошлогодний снег? А другая часть была потрачена на изготовление в Финляндии 150 передвижных магазинчиков. Зачем они понадобились пирамидчикам, история умалчивает. Но факт, что аферисты проплатили финнам далеко не все, что следовало по договорам. Те включили штрафной счетчик. В итоге сумма штрафов достигла стоимости магазинчиков. Так что теперь финны отвечают в духе почтальона Печкина: у нас есть ваши магазинчики, но мы их не отдадим, пока вы не уплатите все штрафы.

Остается рассчитывать только на имущество мошенников, обнаруженное в России. Рыночная стоимость арестованных помещений и акций достигает нескольких десятков миллионов долларов. Но здесь свои проблемы: некоторые гражданские и арбитражные суды, даже не извещая следователей, отменяют аресты и пытаются раздать некоторым кредиторам капиталы “Хопра”. Иными словами, до суда над владельцами “Хопра” еще не дошло (соучредители фирмы Лия Константинова и Олег Судальцев знакомились с материалами дела), а найденное имущество уже вовсю пытались растащить.

Более того, одному из организаторов аферы, похоже, удастся избежать ответственности. Бывший глава фирмы Лев Константинов (сын арестованной в Москве Лии Львовны) обзавелся израильским гражданством и поселился на земле обетованной. А своих граждан в руки чужого правосудия никто не выдает. Правда, израильтяне предлагают сами возбудить против афериста процесс. Но для этого не один десяток томов дела о “Хопре” необходимо перевести на английский и выслать в Тель-Авив. А на это у наших следователей не хватает ни времени, ни денег. К тому же они имеют не слишком плодотворный опыт сотрудничества с израильскими коллегами по делу Лернера.

В течение нескольких месяцев внимание американской и российской публики было приковано к процессу над Вячеславом Иваньковым – Япончиком. Вопрос состоял в том, вымогал или не вымогал Япончик у американцев российского происхождения Волкова и Волошина 3,5 миллиона долларов, полученных ими от “Чары”. Но за скобками оказался другой, гораздо более важный для нас вопрос: можно ли вернуть эти деньги обманутым вкладчикам?

Между тем речь идет об одной из типичных схем “бегства” капитала из России. Вывоз валюты был оформлен как кредит “Чары” фирме Волкова и Волошина “Саммит Интернешнл”. Кредит составлял 2 миллиона долларов и был оформлен под 8 процентов в месяц с возможностью вернуть деньги в любой момент. Помимо этого, по предложению Волкова была создана совместная компания “Мосстройкоммодитиз Трейдинг” (якобы для работы на товарной бирже) с тремя учредителями: “Саммит Интернешнл” (50 процентов акций), АКБ “Чара” (25 процентов) и Мосстройбанк (25 процентов). Характерно, что тот же банк активно участвовал и в аферах Лернера. По распоряжению руководителя “Чары” Владимира Рачука в это новообразование было инвестировано еще 500 тысяч долларов. Согласно показаниям управляющего “Чары” Рустама Садыкова, деньги были переведены в начале мая 1994 года. Однако до сих пор остается загадкой, каким образом осуществлялся этот перевод, если учесть, что “Чара” не имела лицензии на ведение валютных операций. Возможно, существовали некие банки-посредники. Во всяком случае, ФБР выяснило, что деньги “Чары” в итоге оказались на счетах как минимум семи американских банков. Через несколько дней после отправки денег руководители “Чары” и “Саммита” встретились в Милане, где, по показаниям Садыкова, Волков подтвердил Рачуку получение оговоренной суммы и взял у него копии платежных документов.

Как известно, Япончик был осужден. Передали в московский суд и дело в отношении руководительницы “Чары” Марины Францевой. Однако о деньгах “Чары”, переправленных в Штаты, ни американские, ни российские следователи так и не вспомнили. (Не говоря уже о недвижимости в Испании, где Францева поселила своих родственников, и о купленном за 4 миллиона долларов острове на Сейшелах.) Кстати, руководитель ликвидационной комиссии “Чары” г-н Михневич беседовал по этому поводу с атташе посольства США, и тот заверил, что будет способствовать возвращению этих денег, – если, конечно, российская сторона обратится на официальном уровне и представит соответствующие документы. Пока же, по словам дипломата, никаких запросов, как ни странно, не было.

Впрочем, даже к тем активам “Чары”, что не пропали бесследно, подступиться оказалось не так-то просто. Например, очень трудно было доказать, что здание на Пречистенке (д. 24) построено на деньги вкладчиков. Что Агроуниверсалбанк, Моби-банк, “Славянский дом” и “Чара-холдинг” должны вернуть (положить на ликвидационный счет) кредиты, взятые у “Чары” незадолго до ее банкротства.

Еще до сентябрьского кризиса конкурсный управляющий заявил, что при самом удачном раскладе москвичи, вверившие “Чаре” около 452 миллиардов рублей, могут получить обратно разве что по 30 копеек с каждого вложенного рубля. Понятно, что после того, как снова раскачался маховик инфляции, надежды обманутых вкладчиков на хоть какую-нибудь компенсацию тают буквально на глазах.

Больше всего следователи волновались, что суд не примет во внимание добровольную помощь бизнесмена. А такое вполне могло случиться: российское уголовное право не предусматривает так называемую сделку с правосудием – документально оформленный договор между обвинением и обвиняемым, где оговариваются обязательства обеих сторон. По мнению генерала Титарова, с введением у нас этого института возврат денег мог бы значительно упроститься.

К счастью, история с раскаявшимся бизнесменом закончилась благополучно: суд вынес обвинительный приговор, но с отсрочкой исполнения наказания. Однако далеко не все надеются на благородство отечественной Фемиды. Например, расследуя дело Ангелевича (аферы Монтажспецбанка), сыщики получили данные о его заграничных счетах, в частности в Швейцарии. Сделали запрос, – и пришел ответ: счета обнулены. Вероятно, опытный банкир позаботился о том, чтобы в случае форс-мажора доверенные лица имели возможность его деньги обналичить. И сделали это оперативнее, чем правоохранители с их волокитой по утверждению международных запросов о правовой помощи.

Процедура возврата средств могла быть ускорена, если бы в западных странах у МВД были свои представители – офицеры связи. Пока они работают лишь в нескольких российских посольствах: в США, Англии, Бельгии, Болгарии, Польше и на Кипре. В 1998 году офицер связи появился и в Израиле.

Последнее весьма актуально: израильтяне весьма неохотно расстаются с переправленными к ним капиталами. Так, суд Иерусалима признал Григория Лернера виновным в хищении нескольких десятков миллионов долларов из российских банков. Однако, о возврате денег в Россию речь на суде даже не заходила. (Подробнее об этом мы рассказали в главе “Григорий Лернер: жизнь и тюрьма”.)

И здесь мы подходим к главной проблеме. Дело в том, что большинство стран, где прячут деньги аферисты, на самом деле вовсе не обязаны отвечать на наши запросы и тем паче возвращать деньги. Потому что с государствами, которые мы в свое время относили к “капиталистическому лагерю”, за все годы “либеральных реформ” наши руководители так и не удосужились заключить договора о правовой помощи. А без таких договоров помощь в возврате средств может оказываться только по доброй воле и за какие-то ответные услуги. А может и не оказываться.

Генерал Титаров считает, что чем быстрее мы заключим такие двухсторонние соглашения, чем детальнее в них будет прописан механизм возврата денег, чем полнее в нем будут учтены интересы потерпевшей стороны (например, может быть включен пункт, что судебные издержки не должны покрываться за счет потерпевших), тем быстрее будет запущен механизм реального возврата “беглых” капиталов.

Парадокс еще и в том, что гораздо легче отыскать где-нибудь на Сейшелах похищенные у нас деньги, чем найти в России ответственных за их возврат. Казалось бы, – коль скоро возврат происходит по решению суда, именно он должен контролировать исполнение. Это было бы, кстати, более понятно иностранцам. Но в реальности у наших судов нет даже средств для перевода многостраничного приговора на язык той страны, куда он должен пересылаться. В итоге судьбу похищенных средств приходится отслеживать все тем же милицейским следователям, – если, конечно, у них хватает на это сил и времени.

С другой стороны, в Генпрокуратуре есть Международно-правовое управление, отвечающее за внешние сношения. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что оно ведает исключительно выдачей преступников и денег из России. Экстрадицию в обратном направлении курируют сразу три подразделения Следственного управления Генпрокуратуры. Но их специалисты только помогают готовить необходимые документы, – а вовсе не отвечают за возврат средств.

Но, похоже, эта ведомственная разобщенность никого не волнует. Наши политики лишь на словах проявляют интерес к сообщениям о незаконно вывезенных и оказавшихся на заграничных счетах миллиардах долларов. На деле же российские власти предпочитают вести переговоры не о взаимной правовой помощи, а об односторонних финансовых инъекциях.

Не то в России. Здесь коррупция не разъедает государственную систему, а, скорее, является сутью этой системы. Здесь коррупция не альтернатива – но основа основ, не опухоль на теле – но само тело, не препятствие на пути общественного развития – но само средство производства. Точно так же, как российская армия не может существовать без дедовщины, – поскольку дедовщина является тем китом, на котором наша армия стоит, необходимым условием ее существования, – так и государственная система нашей страны немыслима без того, что на Западе называют коррупцией. Шестеренки отечественной экономики вертятся исключительно за счет бесконечных “смазок” – открытия ответственным людям заграничных счетов, строительства особняков, приобретения роскошных лимузинов...

Иногда эти жертвы минимальны. Иногда и вовсе близки к нулю. Если пресловутые потоки рассматривать как совокупность большого числа бюджетных ручейков, то некоторые все-таки поддерживают в каком-то более-менее приличном состоянии (например, выплаты пенсий), но многие откровенно и беззастенчиво перекрывают. Например, строительство жилья за госсчет. По поводу адресатов бесплатной раздачи квартир ни у кого никаких сомнений нет – независимо от того, что именно записано в законе о бюджете.

Документы, о которых пойдет речь, принес мне один уволенный сотрудник Центробанка. То, что вытекало из этих бумаг, было настолько поразительным, настолько не вписывалось в мои тогдашние представления о технологиях бюджетного финансирования, что сперва я отнесся к ним, мягко говоря, с подозрением. Решил перепроверить, получить комментарии у специалистов. В двух экземплярах отксерил всю эту папочку и отнес в две солидные инстанции – в думский комитет по бюджету и в Счетную палату, к аудитору, контролирующему деятельность Центробанка. Потом потянулись бесконечные недели моего ожидания.

Я педантично в условленный день звонил к депутату и аудитору, и всякий раз их секретари отвечали: “на совещании”, “заняты”, “обедают”, “позвоните завтра”. Потом депутат, – а это была Оксана Дмитриева, представительница уважаемого мною “Яблока”, – стала чиновницей, перешла на работу в правительство. А ответственная сотрудница Счетной палаты ушла в декретный отпуск.

После этого мне оставалось довериться только результатам самостоятельного расследования. Единственным плюсом было то, что речь шла не о каких-то заморских счетах, но о вполне конкретном, кирпичном, многоэтажном воплощении того, что мы назвали особым, специфическим для России, перераспределением материальных ресурсов страны...

По закону строительство жилья за счет государства может вестись исключительно в рамках федеральной программы “Жилище”. Это означает, что бесплатное или субсидируемое жилье должны получать ликвидаторы чернобыльской аварии, беженцы, северяне, переезжающие “на материк”, военные и милиционеры (работающие и уволенные в запас). Возведение какого-либо иного жилья федеральный бюджет не предусматривает. Оговаривается, правда, что капвложения могут также производиться по указам и правительственным постановлениям – но в порядке исключения.

В реальности на выполнение программы “Жилище” денег практически не выделяется. “Финансирование – нулевое, – сообщил мне в сентябре 1998 года глава думского комитета по проблемам Севера Борис Мисник. – В этом году по закону о бюджете на строительство жилья для северян и жилищные субсидии должны были выделить около 1,3 миллиарда рублей. Не выделили ни рубля. В том году – около 1 триллиона (старыми). Дали только 150 миллиардов – и то не живыми деньгами, а зачетами и векселями”.

Между тем жилые дома за счет госказны активно строятся. В основном в Москве, в ее Юго-Западном округе (там, говорят, чище воздух). На Мичуринском и Балаклавском проспектах, на улицах Удальцова и Гарибальди. Строят, как правило, иностранцы, и за валюту (то есть для наших граждан дополнительные рабочие места не создаются). Ультрасовременные 20–24-этажные здания, с квартирами улучшенной планировки; однокомнатные – 80 кв. м, двухкомнатные – 100 кв. м и т. д.

Здесь не справят новоселье ни офицеры, ни северяне. Ведомственная принадлежность тех, кто получит (или уже получил) вожделенные ордера, известна. Это сотрудники Управделами президента, аппарата правительства, Минэкономики, Миннаца, Госкомстата.

Ничего подобного в бюджете не предусмотрено. То есть заложенного в закон о бюджете финансирования нет вовсе, и наоборот – те деньги, о которых законодатели не договаривались, – проливаются золотым дождем. Как же это технически осуществимо?

Вся хитрость в том, что обеспечивать и контролировать прохождение денег на бюджетное жилье должно одно ведомство, а занималось этим до последнего времени совсем другое.

Еще с 1992 года все платежи должны были идти через Федеральное казначейство, однако по каким-то причинам в течение пяти лет оно не могло вступить в свои законные права. Его функции взяло на себя подразделение Центробанка под названием “Отдел долгосрочного кредитования инвестиционной деятельности”.

Кое-где делались ссылки на указы и постановления, – но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что в них ничего о жилье не говорилось или документов с такими выходными данными вообще не существует.

“Нет денег”, – из месяца в месяц отвечали ликвидаторам и северянам. Одновременно с этим 215 миллиардов рублей выделялось для нужд Управделами президента (сперва говорилось, что для реконструкции Кремля, потом оказалось – для строительства жилья); 12 миллиардов – самому Минфину для покупки квартир на Мичуринском проспекте; 2,5 миллиарда – на закупку трех квартир для Миннаца, Минэкономики и Госкомстата; 4,5 миллиарда – Управделами президента “для расчистки плеса” в Завидове; 19 миллиардов – Миннацу и Минэкономики для начала строительства дома по Балаклавскому, 18; 20 миллиардов – аппарату правительства на дом по Удальцова, 3 (с очень смешной формулировкой “на начало строительства и проектно-сметную документацию”, – но если нет еще ни проекта, ни сметы, то как можно выделять деньги на “начало строительства”?). Все это – только небольшая выборка за несколько месяцев 1995–1996 годов из пачки документов, которые волею судеб оказались в верхнем ящике моего стола.

Все операции проводились через “нужные” фирмы. Характерный пример – строительство дома по Балаклавскому проспекту, сметной стоимостью около 15 миллионов долларов. Перед тем как отправить деньги финской строительной фирме, их прокрутили через банк “Стратегия”. Небольшое финансовое учреждение, известное только тем, что его возглавлял брат Якова Уринсона.

И все же компетентные органы узнали об этих странных операциях. По поручению Генпрокуратуры проверкой оперативных данных о незаконном строительстве занялись борцы с экономическими преступлениями МВД России. Однако до возбуждения уголовного дела не дошло.

Как уже говорилось, автор поначалу отнесся к этим документам с определенной долей скепсиса. Для проверки информации было решено выехать на объекты – увидеть все собственными глазами. И запечатлеть на фото. Долго мы с фотокорреспондентом плутали по московскому юго-западу – и никак не могли отыскать обозначенные в бумагах адреса. Оказывается, все дело было в хитрой чиновничьей кодификации. В документах обозначался так называемый технический адрес – реально не существующий. Для чего нужна была подобная конспирация, понять мне так и не удалось. Но здания, о которых шла речь, были видны издалека: эти ультрасовременные громадины резко отличались от окружающих построек. Стандартные коробки-девятиэтажки казались утлыми лачугами по сравнению с чиновничьими башнями.

Но больше всего меня поразило другое. Эти новостройки я посетил в самый разгар августовского-сентябрьского кризиса. Казалось, вся страна в параличе, все счета зависли, валюты нет, рублей нет, заводы и фабрики окончательно встали – и вот-вот остановится метро. А здесь, в этих странных уголках Москвы, ничего подобного не ощущалось. Наоборот, возведение многоэтажек шло полным ходом, можно сказать, рекордными темпами. Никакого кризиса, никакого простоя, никакого долларового дефицита.

Здесь все может окончательно развалиться, остановиться, уйти в небытие. Но их ручейки никогда не пересохнут, их оазисы никогда не растворятся в пустыне.

Когда лидер думской фракции “Яблоко” Григорий Явлинский обмолвился о том, что высшие эшелоны российской власти поражены коррупцией и что министерские портфели стали объектами купли-продажи, он сказал, по большому счету, банальность. Никакой Америки он не открыл. Тем удивительнее был невероятный скандал, разразившийся после его даже не заявления, а замечания. Все члены правительства дружно обиделись. Многие политики выступили с контрзаявлениями. “Что вы имеете в виду, г-н Явлинский? Назовите конкретные фамилии!”

Требование было бессмысленным, но провокационным. Бессмысленным – потому что разоблачать и поименно перечислять коррупционеров должны не лидеры депутатских фракций, а руководители правоохранительных органов. Но тот факт, что они этого не делают, – тот факт, что по сути ни один из министров федерального уровня не предстал перед судом, – вовсе не означает, что там, наверху, все чисто и нет ни хищений, ни махинаций, ни лихоимства.

С другой стороны, стоило Явлинскому назвать конкретные фамилии, как уже на него подали бы в суд, – а то и привлекли бы к уголовной ответственности за клевету. Раз суда над самыми высокопоставленными коррупционерами нет, таковыми их считать нельзя, а называть вслух их имена – просто опасно. Замкнутый круг?

Явлинский все-таки нашел выход. Не он, но его соратники направили в правительство депутатский запрос, в котором все известные им факты, намекающие на коррумпированность членов правительства (только действующих членов – о бывших уже не говорили), были изложены в форме вопросов. То есть никто ничего не утверждал, – а просто спрашивал. Сразу после такого хитроумного приема все разговоры о популизме Явлинского стихли. Что касается ответов, то на них никто особенно и не рассчитывал. Действительно, ничего вразумительного “яблочникам” не ответили. Но пообещали разобраться. Разбираются до сих пор.

“Список Явлинского”, вероятно, войдет в историю как одна из редких и отчаянных попыток сказать о коррупции в стране, где ее “не замечают” не потому, что ее нет, – но потому, что она повсюду и во всем. Лицом к лицу лица не увидать.

Мы решили составить свой список, более расширенный. Вспомнить не только членов правительства Примакова, – но высокопоставленных чиновников из всех российских правительств, начиная от Силаева и Гайдара.

Здесь необходимо сказать несколько слов о принципах подбора – точнее, выбора имен и фактов. Понятно, что о российской коррупции можно говорить бесконечно, можно рассматривать ее вдоль и поперек, по вертикали – то есть во всех 89 субъектах Федерации – и по горизонтали: начиная от РЭУ и муниципалитета – и заканчивая аппаратом президента. Мы будем рассматривать только самый верхний слой и только в пределах Садового кольца.

Мы ограничили сферу своего интереса только первой – исполнительной ветвью власти. Нас интересуют только высокопоставленные члены правительства – вице-премьеры, министры, заместители министров, помощники министров – и приравненные к ним высокопоставленные сотрудники президентской администрации. Все они приводятся с теми должностями, в которых они трудились в зените своей карьеры, – хотя сейчас следовало бы писать их должности с приставкой “экс”.

В нашем списке нет имен президента и председателей правительства – не потому, что в печати было мало фактов об их нечистоплотности, об их сомнительных приказах и распоряжениях, – но потому, что они отвечают за деятельность всех своих подчиненных. То есть все сведения, портящие репутацию высокопоставленных чиновников, автоматически портят репутацию глав государства и правительства.

В списке нет имен Анатолия Чубайса и его соратников из Мингосимущества – жизни и творчеству этих замечательных деятелей посвящена в данной книге отдельная глава. Как и высокопоставленным сотрудникам так называемых силовых структур. Нет и Министерства обороны – о генералах, их счетах и дачах, я уверен, еще будет написана не одна книга. К настоящему же моменту уголовные и судебные процессы над людьми в лампасах еще в самом разгаре.

Среди “подозрительных”, портящих репутацию чиновника сведений в данном случае отобраны только те, что наиболее доказательны, или те, что в свое время послужили основанием для возбуждения уголовного дела, а в отдельных случаях – и для ареста чиновника. Как уже говорилось, ни в одном из перечисленных эпизодов дело до суда не дошло, – а если и дошло, то на скамье подсудимых всякий раз оказывались более мелкие сошки.

Наконец, мы бы попросили обратить особое внимание на безглагольную форму изложения этих фактов и сведений. Мы не беремся утверждать, что чиновник совершил нечто аморальное или предосудительное. Мы говорим лишь о том, что была в его жизни некая темная, странная история, бросившая тень на его репутацию. Пропала из госказны очередная порция бюджетных средств. А кто прежде всего виноват и каким должно быть наказание – это уже вопрос органов правоохраны.

Итак, предлагаем ознакомиться со следующим списком.

ПРАВИТЕЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Уголовное дело об исчезновении 9,5 миллиона долларов из 15-миллионного кредита, который по указанию Шумейко государственная компания “Агрохим” перечислила на счет фирмы “Теламон”. Еще один эпизод того же дела – необоснованные льготы, которые Шумейко предоставлял ряду частных компаний, в том числе швейцарской фирме “Дистал ЛТД”, в руководство которой входили скандально известные братья Якубовские. По представлению Генпрокуратуры в июле 1993 года Верховный Совет лишил Шумейко депутатской неприкосновенности, Борис Ельцин отстранил его от исполнения обязанностей первого вице-премьера “до завершения следствия”. Однако уголовное дело в итоге было закрыто.

Обыски в кабинете и на квартире первого вице-премьера в связи с расследованием дела о пропаже 16 миллионов долларов, которые правительство Москвы выделило на закупку за рубежом детского питания. Основным подозреваемым по этому делу был помощник Шумейко Владимир Романюха. Когда прокуратура выписала ордер на его арест, он, по совету шефа, сбежал в Канаду. Романюха, с которым позже, когда он был уже в Израиле, встречались сотрудники СБП, сообщил о 50 тысячах наличных долларов, которые он передал первому вице-премьеру.

Сенсационные показания подсудимой руководительницы фирмы “Властилина” Валентины Соловьевой. Она сообщила, что деньги вкладчиков передавала в некий банк, который контролировал Владимир Шумейко. Кроме того, были сведения, что после своего загадочного исчезновения в 1994 году и вплоть до ареста Соловьева скрывалась на даче Шумейко. Последний, как свидетель по делу “Властилины”, был вызван в суд для дачи показаний. Однако факт своего знакомства с Соловьевой отрицал.

Скандал с сенсационными показаниями, которые дал Иван Воронцов, подследственный по делу о мошенничестве и незаконной торговле оружием, по поводу убийства Отари Квантришвили. По его словам, “Шохин организовал убийство, поскольку деньги, которыми хотел воспользоваться Квантришвили, предназначались для перевода в АО “Партнер”, его брату”. Как следовало из показаний подследственного и других материалов дела, брат вице-премьера Георгий Шохин оказывал финансовую поддержку возглавляемому Воронцовым Федеральному сыскному бюро – структуре, уличенной в аферах с оружием и выдаче подложных документов. Руководители ФСБ были приговорены к различным срокам лишения свободы.

Скандалы с переходом российских алюминиевых заводов под контроль оффшорных компаний израильтян братьев Черных и англичанина Дэвида Рубина. Уголовное дело о фальшивых авизо, которыми аферисты расплачивались с металлургическими предприятиями. Интересы братьев Черных в правительстве лоббировал Олег Сосковец. Тележурналисты НТВ, проведя собственное расследование, сообщили о том, что в одном из западных банков у Сосковца был открыт счет, куда поступали деньги от фирм братьев Черных.

Уголовное дело “о навашинских миллионах”, возбужденное против бывшего друга Немцова бизнесмена Андрея Климентьева. Он был осужден за хищение – с помощью норвежских фирм – 2,5 миллиона долларов из правительственного кредита для судостроительного завода. Проект лоббировал тогдашний нижегородский губернатор Борис Немцов. Как утверждал Климентьев, небескорыстно. В заявлении в Генпрокуратуру он сообщил, что неоднократно передавал взятки Немцову (речь шла о девятнадцати тысячах долларов), чтобы тот помогал с выделением очередной порции кредита.

Скандалы вокруг “Аум Синрикё”. При расследовании дела о массовом отравлении людей в токийском метро выяснилось, что сектанты имели весьма прочные позиции в России, где действовал один из самых крупных филиалов этой тоталитарной секты. В печать просочились сведения о том, что интересы секты в Москве лоббировал Олег Лобов, зафиксированы его встречи с Ассахарой – лидером секты, ставшим главным обвиняемым по делу о газовой атаке в метро. Сообщалось также, что боевики “Аум Синрикё” тренировались на российских военных базах и что отравляющие вещества им были переданы именно российскими военными.

АППАРАТ ПРАВИТЕЛЬСТВА РФ

Скандал с лоббированием квот на нефтяной экспорт: в 1994 году право на экспорт 2,5 миллиона тонн нефти и освобождение от таможенных пошлин получила никому не известная фирма АО “Проминформбизнес”. Экспортная выручка – 100 миллионов долларов – осела за рубежом, хотя должна была пополнить госказну. Служба безопасности президента установила, что между Петелиным и главой АО Александром Родимовым весьма близкие отношения. По данным начальника отдела “П” СБП полковника Валерия Стрелецкого, в словацком банке “Австрия” у Петелина был открыт счет, где хранилось несколько миллионов долларов.

МИНИСТЕРСТВО ФИНАНСОВ

Уголовное дело об “алмазной афере” – сделке между Российским комитетом по драгоценным металлам и американской фирмой “Голден АДА”, в результате которой Россия потеряла около 180 миллионов долларов. По свидетельству обвиняемых по делу – в том числе главы Роскомдрагмета Евгения Бычкова, – сделку санкционировал Борис Федоров. Последний проходит по делу как свидетель.

Уголовное дело 1993 года о получении взятки в особо крупных размерах, по которому Пансков, в то время – замглавы Госналогслужбы, пять месяцев провел в “Лефортово”. По мнению следователей, взятка была замаскирована под оплату неких консультаций, которые чиновник якобы давал одной коммерческой фирме. Позже Генпрокуратура добавила еще три статьи: хищение общественного имущества, пособничество в должностном подлоге, нарушение правил о валютных операциях. Бывший министр внутренних дел Виктор Ерин информировал Бориса Ельцина, будто в распоряжении милицейских следователей имеются доказательства того, что действиями Панскова государству нанесен ущерб в размере 33 миллионов рублей (по курсу 1992 года). Однако уголовное дело неожиданно закрыли, а Пансков вскоре после выхода из “Лефортова” перешел на работу в президентскую администрацию.

История с освобождением Управления делами президента от таможенных платежей по поставкам импортных товаров. Своим распоряжением Пансков подарил ведомству Павла Бородина 693,62 миллиарда бюджетных рублей. Более полутора триллионов – эта сумма вполне сопоставима с целой строкой бюджета. В самый разгар проверки, которую проводила по этому поводу Счетная палата, Пансков был назначен ее аудитором.

История исчезновения 16 миллионов долларов, выделенных из госказны под строительство и пуск в Тульской области завода по производству удобрений. В итоге заводу досталось лишь 7,9 млн. долларов. Остальное перечислено в банки США, Италии, Англии, в банк “Империал” и страховую компанию “Макс”.

Афера с обменом векселями между “Сбербанком” и уже находившимся на гране банкротства “Национальным кредитом”. Векселя были вывезены через фирму “Олби Интернешнл” (США), где работала жена Вавилова. Государственный банк лишился 126 млн. долларов.

Махинации с украинскими облигациями на общую сумму 1,4 миллиарда долларов, которые были выпущены под долги Украины “Газпрому”. Минфин в лице Вавилова продал эти бумаги по цене 10% от номинала Моснацбанку и МФК, а потом принял их, – но уже по номиналу, – от Московской области в счет погашения ее долга. В результате этих операций бюджет потерял 540 миллионов долларов. Вавилов после увольнения из Минфина стал президентом банка МФК. Главу Московского национального банка Ашота Егиазаряна пресса называет авторитетом армянской преступной группировки, а также другом Вавилова.

История с передачей по прямому указанию Вавилова государственным Внешэкономбанком пакета гособлигаций на сумму 35 миллионов долларов банку “Единство”, находящемуся на грани банкротства (председатель правления – Дмитрий Бурейченко). Это помогло Бурейченко разрекламировать свой банк и доказать его высокую ликвидность. В итоге банкир “кинул” кредиторов в общей сложности на 80 миллионов долларов и скрылся за границей. Проходит по одному уголовному делу с банкиром Ангелевичем.

Операции конца 1995 года по срочному сбору средств на предвыборную кампанию Ельцина. Минфин договорился с Нигерией и Перу, что Россия простит им 90% государственного долга (их долг составлял 3 миллиарда долларов), если они выплатят сразу 10 %. В итоге Минфин получил 300 миллионов долларов. При этом Перу вернула свой долг российскими же ценными бумагами. Платежными агентами Минфина выступали Национальный резервный банк и “Менатеп”.

Сомнительная сделка 1996 года с выделением Минфином администрации Московской области ОВВЗ (облигаций внутреннего валютного займа) на общую сумму 656 миллионов долларов. ОВВЗ были тут же переданы в Уникомбанк, откуда ни облигации, ни деньги не вернулись. Через два года по иску Генпрокуратуры Федеральный арбитражный суд Московского округа признал эту сделку незаконной и потребовал возместить Минфину ущерб в 656 миллионов долларов в рублевом эквиваленте.

Аналогичная афера 1997 года с выделением ОВВЗ на сумму 237 миллионов долларов военно-промышленному предприятию МАПО “МиГ” – под несуществующий контракт с Индией на поставку самолетов “МиГ-29”. Деньги прокручивались через те же Уникомбанк и МФК, а также Московский инновационный банк и банк “Кредитный союз”. В итоге военное предприятие не получило ни рубля. Часть средств была перечислена “Уникомом” на Барбадос, где в 1996 году “Уником” открыл карманный банк “Луидор”, владельцем которого числится зампред “Уникома” Андрей Глориозов. По поводу этой аферы с разоблачениями выступил глава Центробанка Сергей Дубинин – после чего было возбуждено уголовное дело. В 1998 году Генпрокуратура предъявила обвинения в хищениях бывшему финдиректору МАПО “МиГ” Максиму Ткачеву, миллиардов рублей под реализацию одной из федеральных программ в Ростовской, Волгоградской и Мурманской областях. Как минимум десятая часть этих средств была разворована. В благодарность за услуги чиновнику был открыт в том же банке счет, на который поступило 520 тысяч долларов. Впоследствии эти деньги были переведены в Андорру и обналичены. 1 сентября 1998 года Петров был арестован, а через девять дней ему предъявили обвинения в получении взятки в особо крупных размерах. По тому же делу были арестованы два бывших руководителя “Эскадо” – председатель правления банка Александр Николаев и его заместитель Александр Франгопулов. Их обвинили в даче взятки и разбазаривании денег банка (к 1997 году он обанкротился).

Уголовное дело по факту выноса из “Белого дома” коробки из-под ксерокса с полумиллионом долларов – предположительно для финансирования избирательной кампании Бориса Ельцина. Как установило следствие, деньги были взяты из кабинета замминистра, из его служебного сейфа. Дело было закрыто за отсутствием факта преступления – поскольку следователи так и не выяснили, откуда именно были похищены (или получены) эти деньги.

МИНИСТЕРСТВО ЭКОНОМИКИ

Скандал с передачей “Живе” (уставный фонд – 156 рублей) всех прав на страховку грузов госкомпании “Росвооружение”. До того как Уринсон возглавил Минэкономики, страхование обеспечивала солидная компания “Ингосстрах”.

История с разработанной “Живой” и одобренной Министерством образования программой школьного страхования. Согласно этой программе всем российским родителям предложат застраховать детей-школьников при посредничестве “Живы”. Кроме того, в “Живе” предполагалось застраховать и сами образовательные учреждения.

Махинации с бюджетными средствами, выделяемыми на нужды Агропрома, через банк “СБС-Агро”. В операциях принимал участие банк “Стратегия”, возглавляемый Александром Уринсоном.

Операции с бюджетными средствами, предназначенными для строительства домов северянам, – а на самом деле используемыми для возведения жилых домов для чиновников (описаны выше). Соответствующие распоряжения отдавал Яков Уринсон, в операциях принимал участие банк Александра Уринсона.

МИНИСТЕРСТВО ТРУДА И СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

Уголовное дело о хищении 2,5 миллиарда рублей из Фонда общественной защиты гражданских прав, вице-президентом которого являлся Сергей Калашников. Один из бывших руководителей фонда, помощник министра юстиции Максимов, арестован, с еще одной руководительницы взята подписка о невыезде. Свидетелем по делу, кроме Калашникова, является экс-министр юстиции Валентин Ковалев, также входивший в руководство фонда.

Проходит по “делу статистиков”. Генпрокуратура предъявила ему обвинение в хищении госсредств путем мошенничества. По мнению следствия, он небескорыстно лоббировал выделение денег Госкомстату, имевшему договорные отношения с Минтруда.

МИНИСТЕРСТВО СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА

(Один из главных фигурантов запроса Григория Явлинского по поводу коррупции в правительстве.)

Подозрительные операции 1991–1992 годов, связанные с хабаровским концерном “Экспа”, который возглавлял скандально известный бизнесмен Валентин Цой. Одна из историй касалась передачи концерну основных фондов (сельхозтехники) нескольких хозяйств. Соответствующее распоряжение на основании липовых платежек подписал Геннадий Кулик, в то время также возглавлявший сельское хозяйство. Новый министр Хлыстун это распоряжение отменил как незаконное, а краевая прокуратура возбудила уголовное дело. Также не без помощи министра Кулика несколько десятков миллионов бюджетных рублей поступили на счета “Экспы” якобы в качестве паевого взноса Минсельхозпрода – хотя министерство соучредителем концерна никогда не являлось.

В 1991 году Геннадий Кулик подписал скандально известную сделку со швейцарской фирмой “Нога”. Подробнее о ней – в рассказе об Александре Шохине.

В июне 1998 года был арестован его заместитель по ФПК Юрий Лысенко – по обвинению в получении взяток на 3 миллиона долларов. Эти деньги, по мнению следствия, Лысенко получал с фирм – должников ФПК, которым было легче подкупить чиновника, чем возвращать весь долг. На допросах Лысенко сообщил, что часть присвоенных денег отдавал своему начальнику Чаплыгину. Последнего подозревают в использовании этих средств для покупок квартир родственникам в Волгограде и пятикомнатной квартиры в Москве за 1 миллион долларов, оформленной на подставное лицо. В сентябре 1998 года Чаплыгину предъявлены обвинения в крупных хищениях и взята подписка о невыезде.

МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ

Уголовное дело о миллиардных хищениях в Фонде общественной защиты гражданских прав, в котором Ковалев числился президентом – одновременно возглавляя Министерство юстиции. В ходе расследования дела о фонде на счетах Ковалева в российских банках было обнаружено в общей сложности около миллиона долларов.

Арестован по делу о хищениях в Фонде общественной защиты гражданских прав, в котором он состоял на должности генерального директора. Следствие установило, что, выезжая в зарубежные командировки по линии Минюста, он одновременно получал “командировочные” из кассы фонда. В период его руководства фондом было расхищено как минимум 2,5 миллиарда рублей.

Был убит при загадочных обстоятельствах 23 мая 1996 года. Официальная версия – “бытовуха”. По одной из неофициальных версий его смерть – одно из звеньев в цепи разборок между инвалидами войны в Афганистане. Степанов был в весьма близких отношениях с полковником ГРУ Валерием Радчиковым, которого впоследствии обвинили в организации взрыва на Котляковском кладбище. Степанов познакомил Радчикова с сотрудниками Минюста, которые отвечали за регистрацию учредительных документов общественных организаций. Как известно, одной из главных причин кровавых разборок и предметом затяжных судебных тяжб было сосуществование двух фондов инвалидов войны в Афганистане, зарегистрированных под одним именем.

МИНИСТЕРСТВО ЗДРАВООХРАНЕНИЯ

История с выдачей его заместителем Агаповым фирме “Витаформ” разрешения на ввоз из Латвии наркотического вещества фентанила (ввоз таких средств – монополия государства). Препарат направляется в адрес несуществующей челябинской фирмы “Фармация” и исчезает. Позднее он всплыл на наркорынке в Москве.

Скандал с провозглашением г-ном Нечаевым независимости России от поставок иностранного инсулина. Закупки были прекращены, а деньги направлены в Майкоп в адрес никому не известного МП “ППП”, инсулин которого был опробован только на 25 больных (полагается – 1000). Нечаев издает приказ пользоваться только этим инсулином.

Истории с покупками на средства, выделенные на лекарства, радио- и сотовых телефонов, видеокамер, компьютеров для сотрудников министерства.

Скандалы с зарубежными командировками, куда Нечаев неоднократно выезжал вместе со своей женой. По данным ревизоров КРУ Минфина, поездки супруги министра оплачивали фирмы, с которыми Минздрав заключал контракты.

Уголовное дело по фактам хищений денег на закупку медтехники (машины “Скорой помощи”, которые должны были направляться в Чечню, в военный период) и нужды Центра профилактической медицины. В общей сложности с помощью хитроумных схем было украдено 2 миллиарда рублей (в ценах начала 1994 года). Непосредственные исполнители афер, начальники управлений Минздрава Александр Ширшов и Сергей Петренко, были приговорены к шести годам лагерей. Агапов и Нечаев проходили как свидетели (первый был дважды допрошен). В самый разгар расследования (дело возбуждено летом 1995-го) оба выехали в Испанию, где проживают до сих пор.

МИНИСТЕРСТВО ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКИХ СВЯЗЕЙ

Уголовное дело о контрабанде медного лома на 302 тысячи долларов (возбуждено в 1995 году). Лицензию на вывоз металла давал Догаев. Он был арестован по обвинениям в злоупотреблении служебным положением, должностном подлоге и контрабанде. В дальнейшем чиновнику инкриминировали получение взятки в виде 27 кг рыбы. Выяснилось, что замминистра имел только в Москве четыре квартиры, недвижимость в Швейцарии. Дома были обставлены роскошной мебелью и украшены картинами Поленова, Левитана, Врубеля и Волошина. Однако в итоге обвинения во взятках и контрабанде отпали, Догаева выпустили под залог, расследование потихоньку затухло.

Уголовное дело о хищении из запасов Гохрана алмазов и золота на общую сумму 180 миллионов долларов (аферы с “Голден АДА”). Догаев и еще три чиновника из МВЭС выдавали лицензии на вывоз драгоценностей, не имея должного обоснования. Им были предъявлены обвинения в преступной халатности. В итоге все четверо были амнистированы.

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ПО СТАТИСТИКЕ

Уголовное дело о хищении 3,7 миллиарда (старых) рублей и получении взяток. Летом – осенью 1998 года по “делу статистиков” предъявлены обвинения Юрию Юркову, его заместителю Валерию Далину, директору Главного вычислительного центра Госкомстата Борису Саакяну, начальнику издательского центра Госкомстата Вячеславу Барановскому и еще четырем должностным лицам. По данным следствия, они систематически занимались хищением госсредств, присваивая выручку от продажи статистических данных коммерческим структурам. По некоторым сообщениям, на предварительном следствии Юрков признался, что получил от Саакяна 100 тысяч долларов. Саакян же, по оперативным данным, получал деньги от начальников отделов ГВЦ – от 1,5 тысячи до 10 тысяч долларов – в зависимости от курируемых отраслей промышленности. Кроме того, выявлены нарушения при сдаче в аренду помещений ГВЦ, где были расположены 40 офисов коммерческих фирм – арендная плата шла “черным налом” в карман чиновников. Барановский получал наличные средства за статистические справочники. Во время обысков у Саакяна изъято более 2 миллионов наличных долларов. У Юркова обнаружена дача, оцененная в 500 тысяч долларов. У Далина в кабинете обнаружили 34 тысячи долларов и столько же – на банковском счету.

ФЕДЕРАЛЬНАЯ СЛУЖБА ПО ДЕЛАМ О НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТИ

Уголовное дело, возбужденное ФСБ по факту протежирования австралийской компании в проекте на разработку крупного (более 1000 тонн) золотоносного месторождения. Позже это дело было передано в Генпрокуратуру. Правда, обвинения Мостовому так и не были предъявлены: он допрашивался только в качестве свидетеля.

Уголовное дело об оказании незаконных услуг (консультаций по финансовым вопросам) фирме АООТ “Саратовское электроагрегатное производственное объединение”. Арестован в июле 1996 года по обвинению в получении взятки в б миллионов рублей (в ценах 1994 года) и отдыхе за счет АООТ. Повторно арестован 28 апреля 1997 года. В общей сложности провел в сизо 4,5 месяца. В июле 1998 года решением заместителя Генерального прокурора дело о взятке переквалифицировано в дело о злоупотреблении служебным положением и прекращено по амнистии (поскольку у Карпова была государственная награда – при таком условии и при такой статье УК появлялась возможность применить амнистию).

ФЕДЕРАЛЬНАЯ КОМИССИЯ ПО ЦЕННЫМ БУМАГАМ И ФОНДОВОМУ РЫНКУ

Скандалы с нецелевым использованием средств, получаемых от приватизации. Деньги, предназначавшиеся на зарплату бюджетникам, пошли: 49,7 миллиарда рублей – в некий фонд Международного института развития правовой экономики, 40 миллиардов – на учредительские взносы фонду Института фондового рынка и управления, 4 миллиарда – в финансовый издательский дом “Деловой экспресс”. Сообщалось также, что на содержание центрального аппарата и территориальных органов ФКЦБ было потрачено в два раза больше утвержденной сметы.

История загадочного исчезновения 100 миллиардов рублей, полученных от продажи пакета акций АО “Связьинвест”. Эти деньги ФКЦБ по идее должна была перечислить в казну государства. Но почему-то не перечислила.

Скандалы вокруг контролируемого ФКЦБ Общественно-государственного фонда по защите прав вкладчиков и акционеров. 20 миллиардов рублей, поступившие от платной приватизации, должны были пойти на компенсацию ущерба обманутым вкладчикам. На самом деле к началу 1998 года кое-что из этих средств получили лишь 168 жертв аферистов. Фактически 20 миллиардов рублей оказались в распоряжении малоизвестной американской фирмы “Паллада Эссет Менеджмент”. Деньги были вложены всего под 4 процента годовых, в то время как в России солидные финансовые учреждения давали по рублевым депозитам 25–30 процентов годовых.

АДМИНИСТРАЦИЯ ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ

Уголовное дело о торговле крадеными вещами. Одна из торговок на допросе сообщила, что товары для реализации ей поставляла Марина Тихонова – как выяснилось, дочь Филатова. Другие свидетели показали, что на даче Филатова – целый перевалочный склад для хранения товаров. В итоге уголовное дело было закрыто.

Сомнительные операции с коммерческими банками, в частности с Интермедбанком. Банк выдавал чиновнику кредиты под 10 процентов годовых, а его частные вклады размещал под 180 процентов годовых. Такие операции можно было квалифицировать как завуалированную форму взятки.

Скандал с выносом из “Белого дома” ксероксной коробочки с полумиллионом долларов. В прессе появились распечатки аудиозаписей переговоров членов предвыборного штаба президента, в том числе Илюшина, где обсуждалось, как уйти от уголовной ответственности. Судя по этим сообщениям, Илюшин звонил Генеральному прокурору Юрию Скуратову, чтобы надавить на следствие.

Факты распродажи по балансовой стоимости (то есть в десятки раз ниже рыночной) дач в элитном поселке Жуковка. Всего за несколько тысяч долларов роскошные коттеджи получали не только кремлевские чиновники – Рюриков, Козырев, Пихоя, Костиков, – но и такие одиозные личности, как Алексей Веденкин, которого в прессе называют российским нацистом № 1.

Загадочная история пропажи с дач бывших членов Политбюро картин Шишкина, Васнецова, Саврасова, Поленова и других художников, пропажи трофейного имущества, завезенного в 40-е годы, – саксонского фарфора, мебели, серебра.

История с приобретением некой компанией “Согласие”, соучредителем которой является Управление делами президента, Ломоносовского алмазного месторождения, примерная стоимость которого – 12 миллиардов долларов. Государство выделило на разработку рудника алмазный кредит – 10,3 млн. карат алмазов.

Протежирование казахскому правительству (Орехов – родом из Казахстана) в получении долларового кредита от Центробанка. По некоторым сведениям, специально для вывоза наличной валюты в Казахстан был подписан российско-казахский межправительственный протокол от 11.09.93, где была предусмотрена отмена таможенного контроля для граждан Казахстана, пересекающих границу.

Скандал с задержанием на таможне в аэропорту Домодедово четырех граждан Казахстана, пытающихся провезти 1 миллион наличных долларов. Среди них – родной дядя Орехова Тимур Куанышев. Зафиксировано давление со стороны Орехова (вызов в свой кабинет) на таможенников и милиционеров, которые расследовали этот эпизод.

Проталкивание невыгодного для России соглашения об аренде Байконура.

Использование поста президента в Международном институте развития экономики (МИРПЭ), через который проходят почти все деньги западного кредитования на правовые реформы в России.

Общая сумма хищений только в перечисленных эпизодах – 2 миллиарда 538,5 миллиона долларов. С чем сравнить эти умопомрачительные цифры? Ну, например, с золотовалютными запасами России. Их размер постоянно колеблется, но в последнее время едва превышает 10 миллиардов долларов. Можно сравнить и с зарплатами. С учетом валютного курса на конец года указанных сумм – если бы была возможность их вернуть в госказну – хватило бы на то, чтобы полгода выплачивать зарплату бюджетникам во всех регионах нашей необъятной родины.

Двух миллиардов долларов хватило бы, чтобы почти на 100 процентов профинансировать расходы на все правоохранительные органы, вместе взятые (в соответствии с проектом бюджета-99 – 50 миллиардов рублей).

Можно попробовать подсчитать и общую сумму упомянутых взяток. Это, конечно, гораздо сложнее. Выявлять такие факты, а тем более доказывать их в суде – дело практически безнадежное. Но если предположить, что все вышеперечисленные сведения о взятках (или об оказанной чиновникам финансовой помощи, равносильной взяткам) возникли не на пустом месте и сложить их, как говорится, в одну корзину, то мы получим б миллионов 190,5 тысячи долларов. То есть примерно один процент от выявленных хищений. Понятно, что эти цифры не отражают реальности (настоящие “комиссионные”, которые чиновники берут за свою работу, исчисляются десятками процентов), – но они, эти цифры, свидетельствуют об уровне информированности компетентных органов.

Можно произвести и статистические выкладки иного рода.

С именами 35 самых высокосидящих чиновников России связано 16 уголовных дел. Восемь бывших и один будущий (Пансков) подвергались аресту. Из них два человека в ранге министра – главный финансист Пансков и главный статистик Юрков, а также четыре господина в ранге заместителя министра – специалист по внешним экономическим связям Догаев, специалист по сбору статистической информации Далин, распорядитель государственного бюджета Петров и специалист по банкротствам Карпов. Суд состоялся только один – над двумя начальниками управлений Минздрава, – каждый из них получил по шесть лет в колонии общего режима.

Если сравнивать суммы изъятия из государственного бюджета и госпредприятий, безусловными лидерами могут считаться руководители трех ведомств. Номер один – конечно, Мингосимущество. Подвиги приватизаторов описаны в отдельной главе, но, если их соединить с делами в отношении руководителей Федеральной службы по несостоятельности – курируемой ведомством Чубайса, – мы получим сразу три уголовных дела в отношении бывших министров и замминистров – Беляева, Мостового и Коха. Что касается сумм хищений, то этот показатель оценке просто не поддается.

“Серебро”, несомненно, должно достаться Министерству финансов – только в перечисленных эпизодах государственная казна облегчилась примерно на 1 миллиард 700 миллионов долларов – на сумму, вполне сопоставимую с каким-нибудь траншем МВФ. Кроме того, в активе Минфина – несколько уголовных дел и два ареста – будущего министра и действующего первого замминистра.

“Бронзой” можно премировать Минсельхоз. Это ведомство, конечно, отстает от двух предыдущих по суммам изъятия из госказны, но зато значительно опережает все прочие министерства и ведомства: в перечисленных примерах речь идет в совокупности о 630 миллионах долларов. Правда, в уголовно-процессуальном активе аграриев “только” предъявление обвинения заместителю министра и арест его непосредственного подчиненного, но зато 20 уголовных дел против руководителей регионального уровня.

По мнению аналитиков Генпрокуратуры, прочное место среди лидеров по коррумпированности занимает традиционно нищий Минздрав. За один только 1995 год в области российского здравоохранения было зафиксировано 164 взятки. К большим тюремным срокам были приговорены финансовый и хозяйственный боссы министерства. Одной из самых прибыльных операций последнего времени стало введение нового способа финансирования лечебных расходов – через Фонд обязательного медицинского страхования. Фонд тут же оброс всевозможными страховыми компаниями и прочими посредниками, и финансовые потоки, идущие в сторону больниц и поликлиник, так причудливо искривились, что в большинстве медучреждений разом закончились лекарства и еле-еле хватает денег на скудные выплаты врачам.

Наиболее криминогенной областью в смысле коррумпированности Генпрокуратура также считает банковскую сферу. На лидирующие позиции в криминальном бизнесе государственные и окологосударственные банкиры вышли после крупномасштабных операций начала 90-х годов с фальшивыми авизо. Но и сегодня темпа не теряют. Особенно стараются руководители Сбербанка и его региональных филиалов. Масштабы хищений прямо пропорциональны статусу соответствующего подразделения Сберегательного банка России. Если в головном учреждении с помощью хитроумной операции по обмену векселями с лопнувшим Нацкредитом мошенникам удалось изъять 120 миллионов долларов, то для калмыцкого филиала Сбербанка и 10 миллионов долларов – сумма более чем серьезная (по этому делу в Москве должна была предстать перед судом руководительница Сбербанка Калмыкии, муж которой приходится родственником Кирсану Илюмжинову).

До сих пор мы почти не говорили о регионах. Конечно, рыба гниет с головы, но на периферии картина еще более удручающая. Чуть ли не в каждом втором регионе, где после выборов произошла смена руководства, против бывших начальников республик и областей (или против их ближайшего окружения) непременно возбуждаются уголовные дела о взятках и хищениях. Не только из-за мстительности недавних соперников по выборам, но и в результате объективного наличия серьезных компрометирующих материалов.

Но и новое региональное начальство очень трудно заподозрить в кристальной честности. В декабре 1998 года в своей крайне эмоциональной речи по поводу исполнения бюджета министр финансов России Михаил Задорнов привел весьма любопытную выкладку. Суммарно во всех субъектах Федерации за год было собрано “живыми” деньгами (то есть не бартером и не векселями) около 175 миллиардов рублей. Плюс к этому из центра в регионы ушли трансферты (денежные перечисления) в общей сложности на 25 миллиардов рублей. Таким образом, в руках краевых и областных администраторов было 200 миллиардов “живых” рублей. Бюджетникам требовалось выдать зарплату в общей сложности на 85 миллиардов рублей. То есть задача, казалось бы, была легко выполнима: чтобы выплатить людям то, что они заработали, денег в региональной казне должно было хватить с лихвой. Но не хватило. Зарплату, как мы знаем, задерживали минимум на полгода – а то и не выплачивали вовсе. Куда же делись все эти 200 “живых” миллиардов? А бес его знает куда...

Если еще раз взглянуть на проблему коррупции в общероссийском масштабе, можно разглядеть по крайней мере две любопытные тенденции. Во-первых, недуг наследуется вместе с креслом и все больше становится заболеванием профессиональным. Во-вторых, борьба с коррупцией напоминает военные учения со стрельбой холостыми патронами: шума много, нормативы сдаются, пострадавших нет.

Наблюдателей постоянно поражает случайность, даже какая-то спонтанность возбуждения уголовных дел против тех или иных чиновников. Далеко не всегда эти дела возникают после плановых проверок контрольных органов или публикаций результатов журналистских расследований. Прокурорская логика сложнее, чем женская. В инициировании уголовного преследования Ильюшенко, Бычкова и Карпова без труда находят политический заказ. Но вряд ли таковой можно заподозрить в менее нашумевших историях коррупционеров средней руки.

Легче понять решения наших независимых судей – в тех редких случаях, когда дело дошло-таки до суда. Уже выработалась четкая система: не уйдет от ответственности и будет примерно наказан тот, что сидел “пониже” и брал “по маленькой”. А большие начальники традиционно попадают под амнистию. Как, например, глава Роскомдрагмета (в ранге министра) Евгений Бычков – один из инициаторов знаменитой “алмазной аферы”, в результате которой страна лишилась 180 миллионов долларов. Его амнистировали... по возрасту (к началу следствия он разменял седьмой десяток). А специалиста по банкротствам (в ранге замминистра) Петра Карпова амнистировали за то, что он имел правительственную награду.

Другое дело – не слишком высокопоставленный госслужащий где-нибудь в глубинке. Тут уже дают на полную катушку. Хотя тоже бывают исключения. Уникальный случай произошел с прокурором Новочеркасска, уличенным во взятке в 4 миллиона рублей (около 800 долларов). Сперва он был приговорен к восьми годам тюрьмы с конфискацией. Но позже местная Фемида изменила свой гнев на милость. Приняв во внимание добросовестную службу блюстителя порядка, суд в итоге приговорил: наказать условно.

Условный срок – самая распространенная мера наказания проштрафившихся генералов. Между прочим, уже к середине 90-х в производстве было полтора десятка уголовных дел против представителей высшего генералитета. Пресса любит заглянуть за заборы генеральских дач, считая их благоустроенность мерилом коррупции в армии. Однако достаточно ознакомиться с уголовными делами, чтобы понять: забота о собственных участках – слишком примитивный способ расходовать похищенные миллионы долларов. Например, в расследуемом Главной военной прокуратурой деле в отношении начальника тыла Западной группы войск генерал-майора Авдошина был такой своеобразный эпизод, как перевозка им за государственный счет приобретенного в Германии (наверное, по случаю) маслобойного завода. В масштабах подобной генеральской коммерции пресловутые “Мерседесы” Павла Грачева – детская забава. Впрочем, масштабы личного бизнеса людей в лампасах, как уже говорилось, практически не отражаются на приговорах.

Создается впечатление, что борцы с коррупцией трудятся над задачей с наперед заданным ответом. Его суть проста: чем выше пост виновного, чем глубже он залез в государственный карман, тем минимальнее должно быть наказание. Решение состоит в том, чтобы попугать – возбудить уголовное дело, на худой конец арестовать, – но не “перегибая палки”. Поскольку для дальнейшей госслужбы такой чиновник оказывается вполне пригодным.

Вообще подследственный и руководитель государственной структуры – роли вполне совместимые. Что прекрасно доказал Юрий Кравцов, который продолжал спокойно председательствовать в петербургском парламенте, пока шло расследование дела о получении им крупной взятки – и даже после того, как взяткодатели были уже осуждены. Невзирая на арест, фактически оставался при исполнении и Петр Карпов – как только его выпустили под залог, он тут же заявил в телеинтервью, что твердо намерен продолжить свою важную работу. И ведь действительно – продолжил.

Более совестливые руководители Центробанка послали в суд запрос: можно ли использовать в прежней должности замначальника Центрального операционного управления Раису Турову (она проходила по делу о фальшивых авизо и выдаче заведомо невозвратных кредитов), выпущенную под подписку о невыезде.

Долгое время находились в строю и большинство подследственных полководцев.

Профессиональное заболевание не потому так устойчиво и заразно, что является неизлечимым, а потому, что его никто по-хорошему и не пробовал лечить. Ведь те, кто должны по идее исполнять роли врачей, – сплошь и рядом сами инфицированы. Вспомним хотя бы о бывшем исполняющем обязанности Генерального прокурора России Алексее Ильюшенко. Он так долго лечил наших чиновников от коррупции, что сам ею заразился – и в конце концов слег. На нары...

То, как видится коррумпированность российской элиты из-за океана, очень хорошо отражено в докладе Центра по стратегическим и оборонным исследованиям США с рабочим названием “Российская организованная преступность”. Среди разработчиков этого стостраничного труда, вышедшего в конце 1997 года, – нынешний министр обороны США Уильям Коэн, бывшие руководители ЦРУ У. Уэбстер, Р. Гейтс, Д. Вулси, бывший директор ФБР У. Сешенс и другие не менее влиятельные эксперты. Кроме того, к работе над ним были подключены действующие специалисты из ФБР, Таможенной службы США, Министерства обороны, подкомитета сената по расследованиям. На Западе он стал сенсацией. А в русском переводе так и не был опубликован. Вот несколько самых характерных цитат. “При отсутствии конкретных реформ Россия мало-помалу превращается в криминальное государство. По многим признакам криминальное государство в России существует уже в настоящее время. Оно базируется на контактах между коррумпированными чиновниками всех уровней – от министра до сборщика налогов; активными, “профессиональными” преступниками; бизнесменами, для которых российские и американские нормы права являются в той или иной степени препятствием для достижения коммерческих целей”.

“В бывших советских республиках действуют около 8000 преступных банд. 200 самых крупных сейчас являются мировыми конгломератами, 26 главных установили присутствие в США, где они договорились о разделении сферы деятельности с американскими, сицилийскими и колумбийскими синдикатами. Их преступная деятельность выявлена в 17 городах США. Директора западных разведслужб сейчас обладают неопровержимыми доказательствами того, что преступные синдикаты в России пользуются правящей олигархией, которая выросла в ранний постсоветский период и консолидировалась во время болезни президента Ельцина в 96-м”.

“Сращивание коррумпированных чиновников с теневыми экономическими сообществами и уголовно-криминальными структурами составляет основной стержень российской ОП (организованной преступности). Анализ статистических данных за 1997 год показывает, что из 16 441 преступления против государственной власти и интересов госслужбы 964 совершены организованными группами. На сегодня подразделениями по ОП установлено более 50 чиновников, имеющих судимости и занимающих ответственные посты в различных структурах власти регионов. Выявлено 673 должностных лица, совершивших преступления в составе организованных групп”.

“На всех уровнях российского правительства смесь из более проворных выходцев из верхушки старой номенклатуры, коррумпированных государственных чиновников и мафии нуворишей борется между собой и честными сотрудниками за контроль над инструментами государственной власти – самой надежной гарантии благосостояния в постсоветской России. В российских городах коррумпированные мэры и избранные городские советы работают “крышей” для частных сил безопасности, занимающихся преступной деятельностью”.

“В целом, если не будет принято немедленных и самых решительных действий на самом высоком уровне исполнительной, законодательной и судебной власти, Россия, вероятно, станет криминально-корпоративным государством, в котором коррумпированные правительственные чиновники, криминальные дельцы и бандиты конкурируют и сотрудничают в борьбе за добычу, образующуюся в некоммунистической, предкапиталистической России. Они будут заинтересованы в сохранении своей власти для того, чтобы воспользоваться плодами приватизации”.

В руководстве российских правоохранительных органов этот доклад вызвал сильное раздражение. Тогдашний глава МВД Анатолий Куликов распорядился подготовить аналогичный российский доклад – в пику американскому. Дабы показать им, что наши специалисты по борьбе с преступностью владеют ситуацией не хуже заокеанских.

Над ответным докладом трудились представители сразу нескольких милицейских ведомств, а также профессора из Института государства и права РАН и других научных заведений. Однако ничего вразумительного из этой попытки контрвыпада не получилось. (Говорю это уверенно, потому что читал несколько проектов российского доклада.) В итоге главу МВД отстранили от должности, а труд наших специалистов лег под сукно...

Факты коррупции, аферы, разнообразные махинации считаются самыми трудными для раскрытия преступлениями. И самыми латентными – то есть скрытыми от глаз общества: регистрируется в лучшем случае десятая часть от всего вала экономической преступности.

Но есть еще один немаловажный фактор, который сказывается на способности – точнее, неспособности – наших правоохранительных органов пресекать игры новых комбинаторов. Проблема в том, что и сами правоохранители активно вовлеклись в эти игры – стали чуть ли не основными игроками на диком поле российского рынка.

Средства обогащения людей в погонах оказываются настолько разнообразными, что большинство сограждан даже не догадывается об истинном роде занятий так называемых защитников правопорядка.

КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ В МИЛИЦИИ

Многие наивно полагают, что склонность к коммерческой деятельности у стражей порядка появилась лишь во времена активных экономических преобразований.

Историки, однако, свидетельствуют о другом. О том, что страсть к наживе у милицейских начальников обнаружилась буквально в первые годы советской власти, – и не только обнаружилась, но и прекрасным образом находила средства для самоудовлетворения.

Вот, к примеру, шестой руководитель НКВД (1934–1936 гг.) Генрих Григорьевич (Енох Гершевич) Ягода. Известен он был в первую голову своей исключительной жестокостью. Гораздо менее было известно о его любви к красивой и богатой жизни. Об этой его стороне повествуют недавно рассекреченные лубянские архивы.

Цитируем сводный акт обыска:

“1937 года, апреля 8-го дня. Мы, нижеподписавшиеся, комбриг Ульмер, капитан госуд. безопасности Деноткин, капитан госуд. безопасности Бриль, ст. лейтенант госуд. безопасности Березовский и ст. лейтенант госуд. безопасности Петров, на основании ордеров НКВД СССР за №№ 2, 3 и 4 от 28 и 29 марта 1937 года в течение времени с 28 марта по 5 апреля 1937 года производили обыск у Г.Г. Ягоды в его квартире, кладовых по Милютинскому переулку, дом 9, в Кремле, на его даче в Озерках, в кладовой и кабинете Наркомсвязи СССР. В результате произведенных обысков обнаружено:

Как добился такого благополучия товарищ Ягода, история умалчивает. Но факт, что нынешние последователи энкавэдэшного начальника унаследовали как минимум одно его заблуждение: качество богатой жизни, по их представлениям, определяется прежде всего количеством ее атрибутов.

Вот, например, прокуратура Тульской области решила возбудить уголовное дело по фактам злоупотреблений в областном УВД. И докопалась до самого милицейского начальника генерал-майора Владимира Карпинского.

Следователей поразило, что только за три последних года он приобрел пять автомобилей: “ВАЗ-21099”, грузовик “ЗИЛ-130” (наверное, для дачи), “Волгу” (для выезда на торжественные мероприятия), “ВАЗ-21213” (про запас) и “УАЗ-469” (вероятно, для выездов в глубинку). Самое любопытное, что этим автопарком генерал практически не пользовался, разъезжая исключительно на “Мерседесе”, оформленном на одного из его приятелей.

Примерно та же картина – с недвижимостью. Трехкомнатную квартиру в Туле он получил, не сдав служебную жилплощадь в Новомосковске. Да и как ее отдавать, если из областного бюджета на ее ремонт было выделено несколько десятков миллионов рублей. Причем по распоряжению самого тогдашнего губернатора Николая Севрюгина. Как известно, экс-губернатор тоже попал под следствие. Но это уже другая история.

Да что там генерал – простой полковник Качур, инспектор канцелярии РУОПа, занимаясь исключительно защитой правопорядка, обзавелся... виллой на Кипре – в фешенебельной деревушке Ороклини, в приятном соседстве с поп-звездами, шоуменами и просто новыми русскими.

Такое улучшение жилищных условий у полковника произошло после того, как он возглавил специальный фонд, который реализовывал “Программу социальной защиты профессиональных групп повышенного риска” – одну из крупнейших социальных программ столицы. В распоряжении взявшего на себя заботу о семьях руоповцев и спецназовцев г-на Качура оказались 500 тысяч долларов, выделенных мэрией в помощь столичным милиционерам. Плюс взносы меценатов, переполненных любовью к столичным правоохранителям. Возможно, полковник счел, что из всех групп повышенного риска больше всего рискует группа сотрудников его фонда – а потому именно она в первую очередь нуждается в пресловутой социальной защите...

В погоне за дополнительными барышами люди в погонах с большими звездами иной раз так широко трактуют свои полномочия, так далеко выходят за пределы разумного, что доходит просто до абсурда. Не абсурд ли, когда целый милицейский взвод становится личным телохранителем... преступного авторитета?

Такая гвардия была у лидера знаменитой коптевской группировки – одной из крупнейших в Москве – по кличке Наум. Публика узнала об этом по чистой случайности – когда неизвестные киллеры расстреляли Наума прямо возле Петровки, 38, в результате чего оказались ранены и его телохранители в погонах.

Сотрудники управления собственной безопасности ГУВД Москвы провели служебную проверку и выяснили, что преступного лидера спецназовцы охраняли на вполне законных основаниях! В полном соответствии с официально оформленным договором от 8 октября 1996 года. Согласно этому документу сотрудники 6-го отдела УИН должны были охранять в свободное от работы время офис ТОО “Мерандо”, которое, по документам, возглавлял Василий Наумов. Правда, при этом личная охрана руководства фирмы не предусматривалась, более того, грубо нарушала действующее законодательство, прежде всего Закон о милиции. Пресс-служба ГУВД распространила официальное заявление руководства столичной милиции, где говорилось, что охрана бизнесмена типа Наума “выходит за рамки компетенции сотрудников милиции, наносит удар по репутации органов внутренних дел, является вопиющим правонарушением”.

Проверяющие из службы собственной безопасности ГУВД Москвы выяснили, что после возвращения спецназа из Чечни (он воевал там с марта по май 1995 года) руководство УИН разрешило его бойцам в свободное от основной работы время подрабатывать в коммерческих структурах. Примечательно, что первым клиентом стала как раз “фирма” авторитета Наума. Кто же ее порекомендовал?

Найти клиента, оказывается, помогло Управление вневедомственной охраны (УВО), заключившее с “Мерандо” договор об охране. Одновременно между УВО и “Сатурном” было заключено соглашение, по которому ответственность за организацию службы, обеспечение общественного порядка, сохранность имущества и безопасность Наума и прочих коптевцев возлагались на спецназ. “Сатурн” должен был ежедневно направлять на охрану офиса “Мерандо” аж 19 спецназовцев (четыре поста).

Однако на сотрудничестве с авторитетом наживалось прежде всего милицейское начальство. Начальник УИН Алексей Антипов (позже, в интервью, он утверждал, что “не знал”, кто такой Наум) и его заместитель Владимир Скребнев получили весьма крупные премии за заключение и выполнение договора с “Мерандо”, а также за контроль за наблюдением несения службы составом отряда.

Сколько они получали помимо премиальных, история умалчивает.

Впрочем, не только Наум, но и многие другие лидеры преступного мира искали и находили поддержку именно в силовых ведомствах. Никого уже не удивляет, что Михась – знаменитый главарь знаменитого солнцевского сообщества – имел подлинное удостоверение сотрудника Службы безопасности президента России (что может быть круче?!). А авторитет кровавой курганской группировки Виктор Романюк был аккредитован в пресс-центре МВД (!) как корреспондент газеты “Зоркий часовой”, старший лейтенант Российской Армии.

КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ В ПРОКУРАТУРЕ

О коммерческой деятельности сотрудников надзирающих органов нам известно неизмеримо меньше. Во-первых, потому, что нестройные ряды прокурорских работников просто несоизмеримы по численности с целой армией милиционеров. Во-вторых, люди в прокуратуре более подкованы с юридической точки зрения и лучше умеют маскироваться. В-третьих, именно прокуратура обычно расследует дела о коррупции – но не будет же она копать сама под себя.

Наконец, сфера применения людьми в темно-синей форме своих способностей неизмеримо уже, чем у омоновцев, спецназовцев, оперов и участковых. Так что попадаются они, как правило, на элементарных взятках за прекращение дела или освобождение из-под стражи обвиняемого. Как попался прокурор Новочеркасска Николай Котов, который за смешную взятку в 4 миллиона старых рублей (речь шла как раз о прекращении дела) получил аж 8 лет с конфискацией имущества – правда, срок этот ему предложили отбывать условно (как такое возможно – спросите у судей).

И все-таки, если сравнивать громкие коррупционные скандалы, связанные с прокуратурой, с теми, что имели отношение к милиции, – именно за прокуратурой мы вынуждены оставить пальму первенства. А все благодаря Алексею Ильюшенко, который почти два года возглавлял Генеральную прокуратуру (правда, в странной роли и.о. Генерального прокурора) – и почти столько же провел за решеткой. Ни в одном другом правоохранительном ведомстве еще не удавалось изобличить начальника такого уровня и такого масштаба.

Кроме того, вокруг “дела Ильюшенко” прозвучало столько интересных сообщений, о таких разнообразных коммерческих проектах, что в сумме они с лихвой перекрывают все, что борцам с коррупцией удалось нарыть на каких-нибудь милицейских или лубянских полковников. Причем касались данные факты не только самого Ильюшенко, но и менее заметных лиц из его окружения.

Другое дело, что большинство из этих сообщений так и остались в виде версий и догадок. Но это уже проблема следствия, которое пошло по пути минимизации претензий к бывшему главному законнику страны. Все ожидали прецедентный, громкий судебный процесс о коррупции в высших эшелонах власти. Но в итоге выяснилось, что будет тихий суд о взятке. Оказалось, что предметом разбирательства станут не скрытые пружины государственного протекционизма, – а неизмеримо более приземленный, даже какой-то мелочный вопрос: преступил ли чиновник закон, помогая своим родственникам покупать автомобили ниже рыночной стоимости.

Как известно, речь идет о джипах и “Жигулях”, которые были приобретены за счет фирмы “Балкар-Трейдинг”. Ей руководил Петр Янчев, приходящийся Ильюшенко зятем. То, что маленькая бензиновая фирмочка в тихой подмосковной Балашихе неожиданно стала чуть ли не главным в стране спецэкспортером нефтепродуктов, наблюдатели объясняли именно родством ее руководителя с прокурором России. Однако следователи упростили свою задачу до возможных пределов, и когда Ильюшенко выпустили-таки на свободу – хоть и пообещав, что дело все же будет передано в суд, – все восприняли это как развал многообещающего процесса еще до его начала.

Впрочем, наша задача – не судебные репортажи; многие из описываемых нами сюжетов вообще никогда не всплывут на суде – из чего вовсе не следует, что этих сюжетов не было. Так что не будем уподобляться нашей подслеповатой Фемиде и еще раз посмотрим на те эпизоды, которые первоначально вменялись Ильюшенко, но потом почему-то отпали. Дадим их в том порядке, в каком они поступали на информационный рынок. Первое из сообщений автор этих строк получил сразу после возбуждения в отношении Ильюшенко уголовного дела – от прокурора, который уволился из этого ведомства, не согласившись работать под началом откровенных мошенников.

В июне 94-го вышел указ о 40-процентном повышении окладов бюджетникам, в том числе прокурорским работникам. Минфин перевел соответствующую сумму на счет прокуратуры. Деньги не были выданы, старая зарплата сохранилась до ноября. По некоторым сведениям, эти деньги (около 300 миллионов рублей) были переведены в некий банк и крутились там. В ходе следствия по “Балкару” выяснилось, что деньги перечислялись в Балкар-банк, где работала жена Ильюшенко Татьяна. Тогда же имела место история отправки джипов для сестры Ильюшенко и брата его жены в Красноярск. Джипы доставлялись военными самолетами с Чкаловского военного аэродрома. Очевидно, с ведома военного министра Павла Грачева, который должен быть обязан Ильюшенко, спустившему на тормозах дело о коррупции в Западной группе войск. Есть сведения, что среди жильцов элитного 100-квартирного дома на улице Академика Павлова, построенного для работников прокуратуры, каким-то неведомым образом оказались сотрудники “Балкар-Трейдинга”.

В сентябре 1993 года Ильюшенко предположительно получил от Янчева первую взятку, завуалированную под договор купли-продажи автомашин “ВАЗ-21099” (при стоимости более 12 миллионов рублей Ильюшенко заплатил 9 миллионов). Машину он оформил на жену. В конце того же или в начале следующего года Ильюшенко была получена автомашина “ВАЗ-29093” (стоимостью более 14 миллионов рублей) – вообще без оплаты. За счет “Балкара” машина была доставлена на самолете в Красноярск брату жены Ильюшенко Мочулову Н. В. В мае 1994 года Ильюшенко получил “ВАЗ-21099” (при стоимости более 18 миллионов рублей он заплатил только 4 миллиона) и оформил машину на жену. В апреле 1995 года Ильюшенко купил 2 новых джипа “Гранд-Чероки” (стоимостью 360 миллионов рублей) за 40 миллионов. Машины за счет “Балкара” доставили на самолете в Красноярск сестре Ильюшенко Орловой О. Н. и Мочулову. Когда летом 1995 года следственная бригада вылетела в Красноярск оценить машины и допросить родных Ильюшенко, те пытались оплатить машины задним числом.

Замглавы Министерства внешнеэкономических связей (МВЭС) Андрея Догаева, арестованного по обвинению в пособничестве контрабанде медного лома, допрашивали в ФСБ как свидетеля по делу “Балкара”. Дело в том, что в мае 1994 года некое АО “Международный центр развития, информации и бизнеса” обратилось к Черномырдину с просьбой о выделении экспортной квоты в размере 2,5 млн. тонн нефти для поставок под госнужды, а 25 мая правительственная комиссия под руководством Сосковца дала “добро” на эту экспортную сделку без оплаты таможенных пошлин. Вся нефть прошла через “Балкар”, государство не досчиталось 100 миллионов долларов. Все это стало возможно благодаря письму заместителя валютного департамента Минфина РФ Волкова на имя Андрея Догаева. Выделение квоты лоббировал руководитель секретариата Черномырдина Геннадий Петелин, объясняя это необходимостью финансирования избирательной кампании Кучмы на Украине.

Осенью 94-го года Ильюшенко организовал встречу Янчева и главы МВЭС Давыдова, после которой “Балкар” получил от правительства право на экспорт сырой нефти в размере двух миллионов тонн. В декабре 94-го года Ильюшенко устроил встречу Янчева и Олега Сосковца, после чего “Балкар” стал спецэкспортером, с правом на реализацию 5 миллионов тонн ежегодно сроком на пять лет.

История покупки машин для семьи Ильюшенко была далеко не единственная в деятельности “Балкара”. Существовал целый “список Янчева” – перечень нужных людей и их родственников, которым отпускались автомобили намного ниже их рыночной стоимости. Так, в 93-м году сын Черномырдина Андрей купил в “Балкаре” “ВАЗ-21093” за 3 миллиона рублей.

Глава известной риэлтерской фирмы Александр Вульфов, задержанный по подозрению в мошенничестве и обвиненный в незаконном хранении оружия, был допрошен руководителем следственной группы по “делу Ильюшенко” Николаем Емельяновым. Прокурор интересовался мебелью, купленной Вульфовым для жены Ильюшенко за 10 тысяч долларов. У Вульфова при обыске нашли загранпаспорта Ильюшенко. Есть сведения, что Вульфов постоянно спонсировал главу Генпрокуратуры. Общая сумма пожертвований – 45 тысяч долларов.

10 мая 96-го года Генпрокуратура по указанию Ильюшенко возбудила уголовное дело против Владимира Савина, подполковника, следователя УФСБ по Москве и области, занимавшегося расследованием дела “Балкара”. Он был арестован и обвинен в превышении власти и незаконном хранении оружия. Против Савина было возобновлено уголовное дело, закрытое еще в 94-м году за отсутствием состава преступления, по которому проходил киллер М., подозреваемый в причастности к убийству Влада Листьева. К 95-му году киллер пропал из Москвы, а Савина пытались обвинить в этом исчезновении и в организации убийства Листьева. Ильюшенко отправил в принудительный отпуск Бориса Уварова, следователя Генпрокуратуры, который отказался соединить дело против Савина с делом об убийстве Листьева.

При аресте Ильюшенко было описано имущества на 360 миллионов рублей. Среди интерьера вишневый рояль, присланный Ильюшенко Бурлаковым (тогда командовал ЗГВ), за 12 тысяч марок.

Ильюшенко инкриминируется злоупотребление служебным положением. Прокуратура поддержала арбитражный иск “Балкара” к “АвтоВАЗу”, в результате чего “Балкар” был освобожден от госпошлины в размере 5,9 миллиарда рублей.

В результате махинаций “Балкара” на счетах в Швейцарии осело порядка 80 миллионов долларов. Прибыль составила 1 065 089 450 400 рублей. А неуплаченные налоги более 372 781 307 600 рублей. Янчевым были куплены и оформлены на его имя шесть квартир в доме в Олтуфьевском переулке на сумму 1 027 239 800 рублей (квартиры были оплачены со счетов “Балкара”). У Петра Янчева и Алексея Ильюшенко имеются счета в Швейцарии, в банках Женевы, их номера следствию известны...

Ильюшенко требовал замены следователей УФСБ по Москве, которые, по его словам, не могут быть объективны, так как подчинены начальнику службы УФСБ Владимиру Жмячкину. Последний вел в 1993 году дело “о незаконном переходе российско-швейцарской границы” Алексеем Ильюшенко и его приятелем Андреем Макаровым.

...Вот сколько всего интересного выяснилось в ходе расследования дела в отношении некогда самого главного российского правоохранителя. И не наша вина, что на суде все эти сведения скорее всего не прозвучат – потому что в сухом остатке обвинительного заключения остались лишь парочка джипов да несколько “Жигулей”.

КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ В ФАПСИ

О том, чем занимается эта загадочная спецслужба – да и вообще, как расшифровывается данная аббревиатура (Федеральное агентство правительственной связи и информации), знают далеко не все наши сограждане. Агентство не избаловано вниманием прессы – и само не очень стремится “светиться”. Но вот что любопытно: если об этой организации и пишут, то зачастую только в связи с аферами и другими криминальными историями, в которые влипают ее сотрудники. Очевидно, что такой криминальный крен в освещении деятельности спецслужбы объясняется тем, что широкой публике не очень интересно – и вовсе не обязательно – знать о новейших разработках в области засекречивания информации, об особенностях нынешней шифровальной техники. Но факт, что журналистам, специализирующимся на коррупционной тематике, всегда есть о чем писать применительно к ФАПСИ.

Естественно, бизнес “связистов” (этим термином будем для простоты обозначать сотрудников ФАПСИ) сильно отличается от “кондового” милицейского – тут уже не может быть ни примитивного рэкета, ни манипуляций с открытием-закрытием уголовных дел. “Связисты” действуют тонко и вдумчиво.

Вот, например, каким образом нашли дополнительную статью доходов офицеры кемеровского управления ФАПСИ и его структурного подразделения под названием АОЗТ “МО ПНИЭИ” (что-то типа закрытого научно-исследовательского института). Центробанк, заинтересованный в защите своих баз данных и коммуникаций связи от несанкционированного доступа, выделил ФАПСИ на эти цели довольно значительную сумму. Часть этих средств досталась “МО ПНИЭИ”, которое в качестве подрядчика взяло на себя труд обеспечить ряд областных управлений ЦБ РФ необходимым оборудованием и технологиями. В свою очередь, “МО ПНИЭИ” часть этих средств решило передать субподрядчику для выполнения черновых монтажных работ, не требующих высокой квалификации. Эти работы у субподрядчиков должен был принимать ответственный сотрудник “МО ПНИЭИ” г-н Горизонтов.

И все было бы вполне законно, если бы вдруг не выяснилось, что на практике эта схема работала совсем иначе. Сотрудники ФАПСИ подполковник Китов и майор Счастный отыскали на роль субподрядчика существующую лишь на бумаге фирму “Виктория”. Которая и заключила с “МО ПНИЭИ” договор на выполнение работ. От имени института подпись поставил его руководитель Шарков, а вот за гендиректора мифической “Виктории” Денисова расписался подполковник Китов. Сами работы изначально и в обход закона Китов планировал выполнить исключительно силами своих подчиненных. Поэтому, вероятно, и перечислять деньги на счета несуществующей “Виктории” было никому неинтересно и небезопасно.

Намного интересней было обналичить их и конвертировать в валюту. С этой целью “Виктория” обращается в “МО ПНИЭИ” с просьбой перечислить договорные деньги в один из московских банков на том основании, что якобы имеет перед этим банком задолженность. И, что удивительно, институт деньги в размере ста миллионов переводит. А Китов их получает валютным налом.

В этой операции принимал участие и Горизонтов, поскольку именно он от имени института контролировал данные работы. Половину суммы он оставил у себя до окончательного их завершения и неоднократно интересовался телеграммами, когда именно это произойдет. Однако за деньгами к нему явился уже не Китов, а сотрудники кемеровского ФСБ, возбудившего по этому поводу уголовное дело.

А московские “связисты” освоили еще более прибыльный и, главное, стабильный бизнес. С некоторых пор в столице на всех углах, в подземных переходах, на станциях метрополитена, улицах бойко торгуют трудовыми книжками, дипломами, удостоверениями, бланками – практически любым документом с подписями и печатями. За сто долларов, к примеру, можно купить диплом об окончании медицинского училища. Компетентные органы задались вопросом: кто и каким образом поставляет на московский рынок фальшивые, но очень качественные “ксивы”. Расследование показало: следы ведут в ФАПСИ.

Эта информация подтвердилась, когда у задержанных по подозрению в совершении тяжких преступлений, в том числе членов организованных преступных группировок, находили поддельные документы работников самой спецслужбы. Отличить фальшивки от настоящих документов было довольно сложно.

Экспертиза “липовых” удостоверений показала, что источник их изготовления явно один. После проведения оперативно-розыскных мероприятий по подозрению в изготовлении поддельных удостоверений были задержаны трое: работник одной из московских типографий, сотрудник коммерческой фирмы (бывший работник КГБ, пенсионер) и сотрудник частного охранного предприятия (бывший работник ФАПСИ, уволившийся оттуда за три года до этого). После обыска в двух частных и одной государственной типографиях, а также на квартирах подозреваемых было изъято около 60 вклеек в удостоверения ФАПСИ, около 50 вклеек в удостоверения МУРа, около 70 вклеек в удостоверения правительства Москвы, готовые корочки удостоверений, светокопии клише других документов, листы с напечатанными на них талонами для проезда на городском столичном транспорте, поддельные печати, патроны к пистолету Макарова. Как показали подозреваемые, удостоверения сбывались ими по цене 200 долларов за каждое. Гравер оказался умелым мастером. После беседы с ним сотрудников МУРа он добровольно выдал им всю свою продукцию.

Итак, к ответственности был привлечен не нынешний, а бывший сотрудник ФАПСИ. Но за кадром остался вопрос: как и чьи именно удостоверения попали в руки аферистов и стали основой для тиражирования. Ведь чтобы изготовить фальшивку, требуется оригинал...

Засветились “связисты” и в более громких скандалах. Например, в уголовном “деле статистиков” – возбужденном по фактам тотальной коррупции и крупных хищений в Госкомстате. Следственная бригада Генпрокуратуры выяснила, что в 1996–1997 гг. в сомнительных операциях с Госкомстатом участвовало и ФАПСИ. Непосредственными организаторами махинаций со стороны агентства выступали подполковник Боровой и майор Суров. По предварительным данным следствия, первый за свою “работу” получил на руки 10 тысяч долларов, второй – 4 тысячи. Генпрокуратура, впрочем, квалифицировала это не как зарплату, но как тривиальные взятки.

Отметились “связисты” и в скандалах, связанных с именем Дмитрия Якубовского. Именно с благословения Старовойтова в 1992 году скромный старший лейтенант запаса Якубовский был произведен в полковники, затем наделен особыми полномочиями и прикомандирован к Администрации президента. Более того, недавнему старлею чуть было не присвоили звание генерал-майора (уже были подготовлены соответствующие бумаги) – как раз с тех пор его окрестили “генералом Димой”. Между тем уже тогда было известно, что Якубовский нечист на руку и знается со всяческой сомнительной публикой. Против авантюрного решения резко выступили начальник Управления по работе с личным составом Владимир Макаров и его заместитель Николай Бордюжа. Последний вынужден был уволиться из ФАПСИ. Шесть лет спустя, в день назначения Бордюжи главой президентской администрации, пришлось уходить генералу Старовойтову, имевшему репутацию самого непотопляемого из “силовиков”. А незадолго до этого из мест не столь отдаленных освободился генерал Дима, отмотавший срок за хищение с помощью израильских мошенников рукописей из Национальной библиотеки Санкт-Петербурга на сумму не меньше 150 миллионов долларов (афера, вполне сравнимая с алмазной историей “Голден АДА”).

Однако наибольшую известность нашему секретному ведомству принесло уголовное дело, возбужденное против самого финансового босса ФАПСИ генерала Валерия Монастырецкого. Еще в начале 90-х он был простым российским бизнесменом. В марте 94-го Монастырецкий совершенно неожиданно был назначен начальником финансово-хозяйственного управления, в октябре ему присвоено звание генерал-майора. А уже 12 апреля 96-го года он был арестован в своей московской квартире (по данным ФСБ – стоимостью 1,3 миллиона долларов) по обвинению в присвоении вверенного ему имущества и злоупотреблении властью. В начале 97-го обвинение скорректировано: ст. 290-4(г) УК – получение взятки в крупном размере, ст. 160-3(6) – хищение имущества в крупном размере, ст. 222-1 – незаконное хранение оружия и боеприпасов. В уголовном деле фигурируют немецкая компания “Сименс”, московский РАТО-банк и фирма “Роскомтех”, которую возглавляла жена Монастырецкого.

О махинациях, связанных с этими структурами, сказано и написано достаточно много. Мы же приведем историю малоизвестную и не получившую никакого отражения в материалах уголовного дела. Узнал я о ней от своей нижнетагильской коллеги, журналиста Елены Овчинниковой.

Необычную посылку получил секретарь совета директоров Нижнетагильского металлургического комбината (НТМК) Николай Карепанов в конце июня, сразу после утверждения итогов третьей эмиссии акций. Неведомая московская фирма с многозначительным названием “Урок” направила в уральский город Советский энциклопедический словарь. Правда, слегка подпорченный. В толще страниц фундаментального издания было вырезано отверстие, в которое кто-то заботливо уложил гранату “РГД-5”, прикрепив ее скобу к задней обложке книги. Взрыва, к счастью, не произошло.

Еще одной “бомбочкой” для горожан стала публикация в “Московском комсомольце” откровений хорошо известного в Нижнем Тагиле бизнесмена Вячеслава Кущева о его давней дружбе и общем бизнесе с руководителями Федерального агентства правительственной связи и информации (ФАПСИ) генералами Старовойтовым и Монастырецким (последний находится под следствием по обвинению в финансовых махинациях). Дело в том, что благодаря партнерству с г-ном Кущевым, который действовал, как выясняется, под “крышей” мощной спецслужбы, завод получил многомиллионные убытки и втянулся в череду затяжных судебных процессов...

В 93-м году ТОО “Импэкс-металл” приобрело на чековом аукционе 5,8 процента акций комбината, а в 94-м, победив на инвестиционном конкурсе, еще 15 процентов. Любопытно то, что средств для покупки пятой части всех акций комбината у г-на Кущева не было, в чем он сам признался в недавнем интервью. Но финансовое положение претендентов на этот лакомый кусок металлургического рынка, как выяснилось, никакой роли не играло, 5-процентный пакет “Импэкс-металл” получил, взяв в банке ваучерный кредит, а 15-процентный вообще даром.

Как известно, условием победы в инвестиционном конкурсе являлась самая выгодная для предприятия программа его финансирования. Предложенные г-ном Кущевым 14,5 млн. долларов, естественно, вдохновили руководство комбината, страдавшего от безденежья. Но каким образом недавний чиновник собирался изыскать такую огромную сумму?

Очень просто. Г-н Кущев взял кредит в РАТО-банке (о нем разговор особый), внеся в качестве залога те самые 15 процентов акций, которые он получил под залог будущих финансовых вливаний. Сам ли глава “Импэкс-металла” разработал эту простую до гениальности схему или подсмотрел у других мастеров приватизации по-русски, история умалчивает.

Проблема, однако, состояла в том, что, даже заложив весь приобретенный пакет акций, г-н Кущев не смог наскрести и половины того, что обещал приватизаторам, на счета комбината поступило лишь 2 млн. долларов. Видимо, расчет был на то, что этот первый денежный перевод убедит руководство комбината в состоятельности нового акционера и директор поставит подпись под документами в госкомитет и фонд федерального имущества, подтверждающими, что “Импэкс-металл” вступил в права полного собственника 15-процентного пакета. Но гендиректор Юрий Комратов оказался человеком осторожным и авансом ставить свой автограф не стал.

И был прав. Потому что вскоре выяснилось, что “Импэкс-металл” не выполнил своих обязательств не только перед заводом, но и перед банком, и счета фирмы были заморожены. А НТМК оказался перед близкой перспективой сумасшедших штрафных санкций за нарушение международных контрактов в рамках программы реконструкции, которая утверждалась в расчете на “золотой дождь” от г-на Кущева.

Еще хуже пришлось партнеру НТМК Качканарскому горно-обогатительному комбинату “Ванадий”, чье руководство клюнуло на приманку г-на Кущева и позволило его фирме “Сискомтех” вступить в права собственника после аналогичного инвестиционного конкурса. Потом была затяжная судебная тяжба, и лишь в мае 1998 года пакет акций “Ванадия” вернулся в собственность государства.

В 1994 году произошла весьма странная история с партией металла, которую НМТК при посредничестве г-на Кущева планировал продать китайцам. Из порта Комсомольска-на-Амуре пришло сообщение, что по каким-то причинам партия задержана. Спустя некоторое время комбинат получил извещение от г-на Кущева: заржавевший из-за хранения под открытым небом металл продать невозможно.

Никто, понятное дело, не пошел на транспортные расходы, чтобы доставить испорченную продукцию с Дальнего Востока обратно на Урал. Отвечать за убытки от несостоявшейся сделки пришлось производителю, то есть комбинату. А потом выяснилось, что трейдер, выждав некоторое время, продал “заржавленный” металл в тот же Китай, получив при этом порядка 4 млн. долларов.

Еще одну хитроумную комбинацию г-н Кущев попытался провернуть с пресловутым 15-процентным пакетом, который содержал 536 тысяч акций. В 95-м году в связи с переоценкой основных фондов уставный капитал комбината увеличился в 401 раз, соответственно потяжелел и заложенный в РАТО-банке пакет: теперь в нем числилось уже 215 миллионов акций. Между тем “Импэкс-металл” не справился с процентами по вышеупомянутому кредиту, и банк в качестве компенсации продал принадлежавшие фирме ценные бумаги.

Дождавшись завершения сделки купли-продажи, г-н Кущев неожиданно для всех заявил свои права на 214 миллионов акций: он посчитал, что банк мог реализовывать только изначально заложенные в нем 500 тысяч акций, а переоценка фондов его не касалась. Разные подходы к арифметике вылились в двухлетнюю судебную тяжбу между заводчанами и их хитроумным партнером. Победили заводчане: точку в споре поставил Федеральный арбитражный суд Московского округа в начале нынешнего лета. А вскоре после этого ответственному сотруднику предприятия пришла смертоносная посылка...

Ничего экстраординарного в приватизационных аферах в сталелитейной отрасли на самом деле нет: похожие вещи происходили и в цветной металлургии, и в других отраслях. Пикантность данной истории в том, что все основные участники вышеописанных комбинаций – “Импэкс-металл”, “Сискомтех”, РАТО-банк – создавались и контролировались руководством крупнейшей российской спецслужбы.

Как следует из признаний г-на Кущева, соучредителями “Импэкс-металла” были начальник финансово-экономического управления ФАПСИ генерал-майор Валерий Монастырецкий и сын главы ФАПСИ Дмитрий Старовойтов. В свете этого факта борьба за акции НТМК означает ни что иное, как попытку главы спецслужбы и его зама по финансам стать совладельцами крупнейшего сталелитейного предприятия страны. Не имея на то ни средств, ни законных оснований.

Многое из того, в чем признается бизнесмен, действительно находит подтверждение. Он утверждает, в частности, что за победу “Импэкс-металла” на инвестиционном конкурсе зампреду Российского фонда федерального имущества Александру Яковлеву за 600 тысяч долларов был куплен коттедж в элитном подмосковном поселке Суханове. Мои источники в РФФИ подтвердили, что Александр Яковлев был вынужден оставить свой пост после того, как начальство узнало о некой “квартирной истории”. О даче, купленной г-ном Кущевым для жены Александра Яковлева (правда, называлась другая сумма – 150 тысяч долларов), сообщил в одном из интервью и Валерий Монастырецкий, в начале лета 1998 года освобожденный из “Лефортова” под подписку о невыезде.

Как бы там ни было, на положении главы ФАПСИ Александра Старовойтова многочисленные, из месяца в месяц публикуемые свидетельства о злоупотреблениях в его агентстве никак не сказались. И если бы в президентскую администрацию не пришел обиженный им когда-то г-н Бордюжа, Старовойтов и по сей день мог бы возглавлять это секретное, но очень предприимчивое ведомство.

Итак, мы видим, что борьба с аферистами и коррупционерами – не та проблема, которой озабочены наши правоохранительные органы. Тем более что многие из них сами активно сотрудничают с новыми комбинаторами. Вспомним хотя бы нежную дружбу алмазного афериста Козленка с руководителями столичного ГУВД, или активную работу отставного контрразведчика Уголькова на грозу российских банков Лернера, или “красную крышу”, которую подмосковные милиционеры и прокурорские работники обеспечивали хозяйке “Властилины” Соловьевой, “кинувшей” вкладчиков на триллион с лишним рублей.

Правоохранители знают: из общего вала преступлений дела, связанные с наиболее серьезными аферами, скорее всего будут отсечены еще на той стадии, когда решается вопрос – возбуждать дело или не возбуждать. Милиционерам надо отчитываться за раскрываемость – им не нужны “висяки”. Им не нужны возвраты из судов на доследование. Крупные махинаторы, на которых работает армия искушеннейших адвокатов, имеющие все связи и средства, чтобы “решить вопросы” – в прокуратуре ли, в суде ли, – обладают огромными шансами уйти от ответственности. Несмотря на все старания самых опытных сыскарей и следаков.

Сыщик, который вел дело последнего, рассказывал мне, как на одном из допросов Шатыренко иронически заметил: “Вот мы тут с вами сидим, теряем время, гоняем чаи. А в эту самую минуту мои фирмы наварили мне еще миллион баксов”. И это говорил подследственный, который до ареста официально имел только одну работу, только одну должность – председателя Федерального фонда социального страхования. Государственный пост, никакого отношения к личному бизнесу, казалось бы, не имеющий.

Борцы с преступностью все это видят – и встают перед выбором: или раскручивать заранее обреченное дело, получая при этом зарплату в 2 тысячи рублей – или самим подключиться к бизнес-проектам своих классовых оппонентов. И некоторые, увы, подключаются. Как коллега упомянутого сыщика из столичного ГУВД, имеющий полковничьи звезды, но перешедший на куда более высокооплачиваемую работу в “Русское золото” небезызвестного г-на Таранцева. На новом месте полковник проработал недолго: буквально через несколько недель его сразила пуля неизвестного киллера – как раз в те дни, когда в столицу с триумфом вернулся Михась, одержавший убедительную победу в женевском суде присяжных.

Очередную победу. Число побед российских мафиози, аферистов и коррупционеров превышает число поражений примерно в той же пропорции, в какой сумма сворованного из государственной казны и из карманов наших сограждан больше суммы найденного, арестованного и возвращенного. Нам предлагают получить три копейки на рубль бесследно исчезнувшего вклада. Нам предлагают удовлетвориться условным сроком для младшего помощника второго заместителя второстепенного министра городского уровня – одного рядового из целой армии российских коррупционеров.

Когда в этих правилах обнаруживаются исключения – мы скорее теряемся, чем радуемся. Если деньги аферистов все-таки возвращаются – никто не знает, что с этим “нечаянным” богатством делать. Как, например, реализовать сокровища на 2,5 миллиона долларов, которые неожиданно вернул израильский партнер армейского полковника-финансиста Студенникова. Если дело против иного бывшего чиновника все-таки возбуждается – все тут же бросаются искать в этом политический заказ. И находят, как поляки, впервые в новейшей истории давшие политическое убежище россиянину – уличенному в лихоимстве Сергею Станкевичу.

В деле борьбы с экономической преступностью самую главную роль в последнее время играет не прокуратура и не МВД – а экономический кризис. Он сделал госказну настолько тощей, что украсть из нее, конечно, можно, но гораздо сложнее и намного меньше, чем год или два назад. Он так облегчил наши кошельки, что у новых пирамидчиков практически нет никаких шансов завлечь нас в свои сети. Он так возвысил иностранную валюту, что для достижения былых размахов вывоза из страны зеленых купюр требуется воровать в четыре раза интенсивнее – а на это способны далеко не все. Многие выбывают из игры и садятся на скамейку запасных. Или на нары – потому что уже не имеют возможности обеспечить “зеленую смазку” нужных шестеренок в необходимых пропорциях.

Максимов А.А. Бандиты в белых воротничках: как разворовывали Россию — М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999
ISBN 5-04-002634-X