ОГЛАВЛЕНИЕ

М.ХИТРОВ
Александр Невский

 VIII

Святые Борис и Глеб.

VI

Положение Новгорода после татарского нашествия.— Нападение шведов,— Ярл Биргер.— Поход 1240 года.— Образ действий Александра,— Небесная помощь.— Невская победа и ее значение.
Св. Александр Невский.

Тяжело было положение молодого новгородского князя после погромов Батыя. Хотя Новгород и уцелел, но зато он был предоставлен собственным силам и средствам в борьбе с многочисленными врагами, без всякой надежды на помощь из других областей. В прежние годы Ярослав Всеволодович, защищая Новгород, приводил с собою суздальские полки; следовательно, новгородцы сражались не одни [92]. Теперь Ярославу Всеволодовичу было не до Новгорода... Враги новгородцев — шведы, ливонские немцы и литовцы — спешили воспользоваться столь благоприятными обстоятельствами. Покорность русских князей татарам как ни была унизительна и горька сама по себе, однако не приносила бесчестья: русский народ на себе испытал страшную силу татар и ясно видел всю бесполезность какого бы то ни было сопротивления. Можно ли было укорять князей за то, что они подчинялись неотразимой необходимости? Но как оправдать покорность перед врагами, которых неоднократно побеждали русские раньше? Отступить перед шведами, немцами и литовцами, покориться им — не значило ли это навсегда опозорить себя? Да и в одном ли бесславии заключалась беда? Можно ли было забыть, что за этими ближайшими врагами двигалась страшная сила всего Запада, возбуждаемого непрестанными буллами и энергическими посланиями римского папы? Оставалось одно — положиться на Бога и взяться за оружие. Александр Ярославич во всем объеме сознавал всю опасность, всю ответственность своего положения. Он знал, что он должен быть шитом, прикрывающим родину, уже обессиленную татарами, от других более опасных врагов. Прежние князья, не имея недостатка в военной силе, грудью отражали врагов. Но при изменившихся обстоятельствах, при малочисленности наличных сил одного Новгорода, пришлось подумать о другого рода защите. И вот новгородский князь, едва окончив свадебное торжество, спешит постройкой укреплений на западных границах Новгородской земли оградить себя от внезапных нападений [93]. В то же время, подобно древнему Святославу, Александр Ярославич старается набрать дружину отважных бойцов, людей беззаветной удали, которых среди новгородцев можно было найти скорее, чем где-нибудь. «У князя Александра бе множество храбрых, яко же древле у Давыда царя; бяху бо сердца их аки сердца львов». Про него также можно было сказать: каков сам, такова и дружина. Не долго пришлось ему оставаться без дела...
В 1240 году в Новгороде было получено известие, что на Неве появились шведы [94].
У новгородцев и прежде не раз были столкновения со шведами из-за Финляндии. Распространяя свое владычество и католическую веру в Финляндии, шведы становились все более и более опасными для Новгорода. Царствовавший в то время в Швеции король Эрих Эрихсон мало занимался делами, и все управление страной находилось в руках знаменитого Биргера. Он происходил из древней могущественной фамилии Фольконунгов. Близкое родство с царствующими домами Швеции и Норвегии давало этой фамилии огромное влияние и несметные богатства. Высшие должности в государстве — ярла, лагмана и другие — принадлежали исключительно роду Фольконунгов. Ненасытное честолюбие и жадность были главными чертами этой фамилии. Биргер был женат на сестре короля и за его бездетностью сам рассчитывал занять престол. Его выдающиеся способности позволяли ему питать столь гордые надежды. Со временем ему действительно удалось оказать своему отечеству бессмертные услуги. Он обеспечил спокойствие в стране, сокрушив силу рода Фольконунгов, производивших междоусобия, и отразив внешних врагов, главным образом пиратов. С необыкновенною предусмотрительностью угадал он место для столицы и основал Стокгольм на острове, лежавшем при входе в Меларское озеро, улучшил законы, исправил судопроизводство, не оставив без внимания даже нравы и домашний быт шведов. Отличаясь железною волей, не отступавшей перед злодеянием и коварством, он сокрушал все препятствия на пути своих реформ. Ненасытный честолюбец, великий герой и мудрый законодатель, он входил решительно во все и был во многих отношениях истинным благодетелем и преобразователем своего отечества. Но то был век, когда слава и популярность приобретались главным образом громкими военными подвигами. Биргер получил руку Ингерды за боевые услуги против сильного и честолюбивого Фольконунга Кнута Иогансона Долгого, похитившего было престол. За другой более славный подвиг, доставивший его отечеству большие торговые выгоды,— за освобождение Любека от нападения датского короля — он был облечен высоким званием ярла и получил бразды правления. Но для достижения конечной цели его честолюбивых стремлений ему нужно было прославиться каким-нибудь выдающимся предприятием. То был, как сказано выше, век крестовых походов. Совершить славный крестовый поход, приобрести славу героя веры и в то же время расширить пределы государства сделалось мечтою ярла. На восточных границах Финляндии происходили смуты по случаю насильственных поступков абоского епископа Томаса. Назначенный главою новообращенных финнов, родом англичанин, он довел финский народ до крайней степени озлобления своей алчностью и жестокостью. Подстрекаемые новгородцами финны-язычники вступили в истребительную борьбу против епископа и совершали страшные неистовства. Они хватали миссионеров, выкалывали им глаза, забивали в голову гвозди, заливали горло растопленным свинцом, бросали в пропасти и на съедение зверям. Тогда папа повелел архиепископу упеальскому буллою от 9 декабря 1237 года возвестить крестовый поход против язычников-финнов и русских. Закипели сборы в давно желанный поход. Папа Григорий IX именем Всевышнего обещал прощение грехов всем участникам похода, а падшим в бою — вечное блаженство. Приготовления продолжались с лишком два года. В храмах раздавались горячие проповеди, призывавшие к участию в походе. Священники указывали народу на яркую комету, явившуюся на востоке от Швеции, как на указание свыше. «Туда спешите, братья! Вот вам небесная путеводительница к славе, к вечному блаженству!» Призыв не пропал даром. Собралось многочисленное ополчение, к которому присоединилось множество искателей приключений и добычи. Шведы захватили с собою норвежцев и подчинившихся им финнов. Войско сопровождали «честные бискупы», множество духовенства, а во главе ополчения, «пыхая духом ратным», стал сам знаменитый ярл. Точно на турок во Святую землю, с пением священных гимнов, с крестом впереди, ополчение взошло на корабли. Переезд через Балтийское море до Або и от Або к устью Невы совершился вполне благополучно. Нева стояла полною в своих зеленых берегах благодаря весенним дождям, и неприятельский флот гордо вступил в ее воды. Надеясь на многочисленность войска, Биргер рассчитывал прежде всего напасть на Ладогу и, став здесь твердой ногой, ударить на Новгород. Покорение Новгородской земли и обращение русских в латинство было конечною целью похода. Остановившись при устье Ижоры, Биргер «загордевся», послал сказать Александру: «Выходи против меня, если можешь сопротивляться! Я уже здесь и пленю твою землю...» [95] Но этот надменный вызов не смутил юного героя. Богатырские силы проснулись в нем. Он «разгорелся сердцем» [96]. Вот он — великий подвиг, на который зовет его священный долг. Враги идут терзать дорогую родину и искоренять веру. Их много, но они — грабители, лишь прикрывающие свою алчность священным знаменем служения Богу. Многие из них сами не верят в правоту своего дела, а нечистая совесть — плохой союзник. Своих новгородцев он позовет на защиту родины и святой веры. Это даст им необоримое мужество, это вызовет единодушный порыв на святую брань. Александр Ярославич быстро сообразил все это и недолго предавался скорби по случаю малочисленности своей дружины [97]. Внезапному нападению следовало противопоставить внезапность отпора и хорошо рассчитанную быстроту действий. Медлить было не время. Враги не за горами, всего в каких-нибудь ста верстах от Новгорода. Все равно — ждать помощи неоткуда. С горстью отборных воинов он ударит на врага и, уповая на Св. Троицу, сокрушит его...
«Жалостно и слышати,— пишет летописец,— яко отец его честный князь Ярослав Всеволодович не бе ведал такового встания на сына своего милаго» [98]

Древнее вооружение русских.

Отдав необходимые приказания наличным силам быть готовыми к походу, Александр поспешил в соборный храм св. Софии. Там святитель, окруженный смятенным и плачущим народом, умолял Бога даровать помощь правому делу. Упав на колена перед алтарем, Александр излил свою душу в горячей молитве,
Воевода.

«Боже хвальный и праведный! Боже великий и крепкий! Боже превечный! сотворивый небо и землю и поставивый пределы языком, и жити повелевый, не преступая в чужие части... И ныне Владыко прещедрый! слыши словеса гордого варвара сего, похваляющась разорити святую веру православную и пролити хотяща кровь христианскую, призри с небесе и виждь и посети нас винограда своего и суди обидящих мя, и возбрани борющимся со мною, и прийглн оружие и щит и стани в помощь мне, да не рекут врази наши, где есть Бог их? Ты бо еси Бог наш и на Тя уповаем!» [99]
Принеся теплую молитву Всевышнему, Александр Ярославич принял благословение от владыки Спиридона и, утирая слезы, но с одушевленным и бодрым видом, вышел к своей дружине. Кратко, но исполнено силы и веры было слово, с которым юный герой обратился к дружине.
«Братья! Не в силах Бог, а в правде! Вспомним слова псалмопевца: сии во оружии, и сии на конех, мы же во имя Господа Бога нашего призовем,.. Не убоимся множества ратных, яко с нами Бог!» [100]
Настроение всех быстро изменилось. Святое одушевление князя передалось народу и войску. У всех явилась уверенность в торжестве правого дела. Бог не оставит Своей помощью благочестивого князя, возложившего на Него все упование. Горькое разочарование постигнет дерзких врагов, всуе будет их труд [101].
Между тем неприятели, не ожидая близкого отпора, бросили якори у устья Ижоры и предались отдыху после плавания. О нападении со стороны Александра они, очевидно, менее всего помышляли, как вдруг 15 июля 1240 года, в день памяти св. князя Владимира, просветившего Русскую землю святым крещением, Александр Ярославич явился близ места стоянки неприятелей [102].

Видение Пелгусия.

Не забудем упомянуть, что князь со своей стороны принял все меры предосторожности. По его распоряжению за врагами наблюдал верный слуга Новгорода, начальник приморской стражи, ижорский старшина Пелгусий, названный во святом крещении Филиппом. Это был человек, со всем усердием принявший христианскую веру. Живя среди своих соплеменников, грубых язычников (ижоры — народ чудского племенч), он свято исполнял заветы своей новой веры [103]. Ему удалось высмотреть все расположение неприятельского войска и вовремя сообщить свои сведения Александру. Но Пелгусий имел открыть князю нечто еще более важное...
«Всю ночь провел я без сна, наблюдая за врагами,— так говорил Пелгусий, удалившись несколько в сторону с Александром.— На восходе солнца я услыхал на воде «шум страшен» и один насад с гребцами. Посреди насада стояли, положив на рамена друг другу руки, святые мученики Борис и Глеб, а гребцы, сидевшие в насаде, были «яко мьглою одеяни». И рече Борис: «Брате Глебе! вели грести, да поможем сроднику своему в. кн. Александру Ярославичу». Увидав дивное видение и услыхав святых мучеников, я стоял «трепетом в ужасе», пока насад ушел «от очию» [104].
Радостно забилось сердце героя при этом рассказе, В глубоком умилении, проникаясь уверенностью в Божией помощи, Александр тихо проговорил Пелгусию: «Не говори никому об этом, пока не увидим славы Божия» [105].
Это было утрем 15 июля [106]. Туман с восходом солнца понемногу рассеялся, и наступил день яркий и знойный. Враги ничего не подозревали... Их шнеки лениво покачивались на волнах, привязанные бечевами к берегу. По всему побережью ярко белели многочисленные шатры, и среди всех высоко подымался златоверхий шатер самого Биргера. Прежде чем враги успели опомниться, русские дружным натиском ударили на них. Как Божия гроза, впереди всех пронесся в средину врагов юный князь и... увидал своего страшного врага. С неукротимой отвагой бросившись на Биргера, он нанес ему тяжкий удар по лицу.— «возложил ему печать на лицо», по выражению летописи [107]. Русская дружина прошла, избивая смятенных неприятелей, через весь стан. Вражеское полчище бросилось к берегу и спешило укрыться на корабли. Однако лучшая часть ополчения успела оправиться от внезапного удара, и в разных концах обширного лагеря закипел упорный бой, продолжавшийся до ночи. Но дело врагов было уже проиграно безвозвратно. Новгородцы овладели боем. Искусно распоряжался молодой вождь, среди увлечения боем умевший сохранить ясность соображения, направляя отряды своей дружины; звучно раздавался его голос, наводя ужас на врагов. Храбрейшие из них были избиты. Оставшиеся в живых с наступлением ночи поспешили убрать с поля битвы наиболее знаменитых павших и, наполнив ими три корабля, с рассветом бежалд. На другой день на месте побоища виднелись разорванные шатры, разбросанные трупы и наскоро вырытые ямы, наполненные убитыми, которых, очевидно, пытались предать погребению.

Невская битва. "Возложил ему печать на лицо".

Победа русских была столь неожиданна и решительна, что они, в чувстве смирения, не осмеливались приписать ее своей храбрости и были уверены, что вместе с ними ангелы Божий поражали неприятелей. С удивлением видели они на другой день множество неприятельских трупов на противоположном берегу Ижоры [108].
— Кто ж избил их там? — с недоумением спрашивали новгородцы.— Нас там не было...
При возвращении в Новгород Александр Ярославич радостно встречен был ликующим народом, но он прежде всего спешил в храм воздать горячую благодарность Богу.
«Благодарю Тебя, Владыко преблагий, славлю пресвятое Имя Твое, яко не оставил мя еси раба Твоего, и от враг наших избавил ны еси. Тип спяти быша и падоша, мы возстахом и исправихомся!..»
Как истинный христианин, Александр Ярославич скромно умалчивал о своих подвигах, но, как вождь, он спешил вознаградить своих подвижников. Ничто не ускользнуло от его зоркого взгляда. Лично распоряжаясь боем, он имел возможность видеть подвиги каждого, и сам охотно рассказывал о них, чтобы добрая слава его богатырей не умерла в потомстве. Летописец, рассказав все ему известное о ходе сражения, прибавляет: «Вся слышах от господина своего в. кн. Александра и от инех, иже в то время обретошася в той сечи. [109]. «Уважая память Александра и желая почтить память его сподвижников, которых он сам признал достойными этой памяти,— справедливо говорит историк,— мы считаем непременною обязанностию привесть этот рассказ теми почти словами, какими он передан в летописи, и тем более находим это необходимым, что рассказ сей, заключающий в себе частию разговор Александра, частию свидетельство других участников Невского боя, превосходно характеризует дух того времени. „Здесь явились в полку Великого Князя Александра Ярославича шесть мужей храбрых, которые крепко мужествовали с Князем. Первый был именем Гаврило Олексич, он наехал на шнеку и, видя, что несут королевича под руки, взъехал до самого корабля по той же доске, по которой несли королевича, и когда, оттолкнувши лодку, сбросили его в море вместе с конем, то он снова бросился к кораблю и вступил в бой с самим воеводою и так крепко бился, что убил и воеводу и бискупа. Другой был новгородец Сбыслав Якуновнч; этот много раз въезжал в самыя густые полчища неприятелей с одним только топором и так безстрашно разсскал толпы противников, что все дивились его силе и храбрости. Третий Яков Полочанин, ловчий князя, с своим мечом один ударил на целый полк неприятелей и так мужественно и крепко поражал их, что сам князь похвалил его. Четвертый новгородец, именем Миша, собрав дружину соратников, пеший бросился в море и погубил три корабля шведов. Пятый был некто из младших воинов, по имени Сава, он наехал на большой златоверхнии шатер королев и уронил его, подсекши столп, и тем возвестил победу полкам Александровым, которые, видя падение шатра неприятельского, возрадовались. Шестый мужественный воитель был слуга Александров Ратмир» сей пеший бился и погиб от ран, врубившись в толпу шведов"» [110].
Потери новгородцев были весьма незначительны, всего с ладожанами двадцать человек [111]. Так недорого обошлась славная победа! Нам невероятными представляются эти известия, «да и немудрено,— замечает историк,— им дивились современники и даже очевидцы» [112]. Но чего не может совершить беззаветная удаль и самоотверженная любовь к родине, одушевленная надеждой на небесную помощь! Успех русских много зависел от быстроты, неожиданности нападения. В страшном замешательстве и переполохе разноплеменные враги, обманувшись в своей надежде на богатую добычу и раздраженные неудачей, может быть, бросились избивать друг друга и продолжали кровопролитный бой между собою и на другом берегу Ижоры. Но более всего, без сомнения, победа зависела от личных достоинств вождя, который «бе побеждая везде, а непобедим николиже». Недаром современники и потомство дали Александру Ярославичу славное имя Невского. Его орлиный взгляд, его мудрая сообразительность, его юный энтузиазм и распорядительность "во время боя, его геройская отвага и разумно принятые меры предосторожности, а главное — небесное содействие ему всего вернее обеспечили успех дела. Он сумел воодушевить войско и народ. Самая личность его производила чарующее впечатление на всех, кто его видел. Незадолго до славной Невской победы в Новгород приходил магистр ливонский Андрей Вельвея, «хотя видети мужество и дивный возраст блаженного Александра, якоже древле царица южская прииде к Соломону видети премудрость его. Подобно тому и сей Андрияш, яко узре святаго великаго князя Александра, зело удивился красоте лица его и чудному возрасту, наипаче же видя Богом дарованную ему премудрость и непременный разум, и не ведяше како нарещи его и в велице недоумении бысть. Егда же возвратился от него, и прииде восвояси, и начат о нем поведати со удивлением. Прошел, рече, многи страны и языки, и видех много цари и князи, и нигде же такова красотою и мужеством не обретох ни в царех царя, ни в князех князя, ако же великий князь Александр» [113]. Для объяснения тайны этого обаяния недостаточно указания только на отвагу и предусмотрительность. Одновременно с этими качествами в нем было нечто высшее, что неотразимо влекло к нему: на челе его сияла печать гения. Как яркий светильник, горел в нем явно для всех дар Божий. Этим-то даром Божиим все любовались в нем. Прибавим к этому его искреннее благочестие. Подобно слову Божию о Немвроде, он также был воин «пред Господом». Вдохновенный вождь, он умел вдохновлять народ и войско. Всего ярче отражается светлый образ невского героя в летописях, писанных большею частью современниками. Каким теплым чувством, каким, можно сказать, благоговением дышат их безыскусственные рассказы! «Как дерзну а, худой, недостойный и многогрешный, написать повесть об умном, кротком, смысленном и храбром великом князе Александре Ярославиче!» [114] — восклицают они. Изображая его подвиги, они сравнивают его с Александром Великим, с Ахиллом, с Веспасианом — царем, пленившим землю иудейскую, с Сампсоном, с Давидом, по мудрости — с Соломоном. Это не риторическая прикраса. Все это подсказано глубоко искренним чувством. Подавленный страшным нашествием татар, русский народ инстинктигвно искал утешения, отрады, жаждал того, что хотя несколько могло бы поднять и ободрить упавший дух, оживить надежды, показать ему, что не все еще погибло на святой Руси... И он нашел все это в лице Александра Ярославича. Со времени Невской победы он сделался светлой путеводной звездой, на которой с горячей любовью и упованием сосредоточил свои взоры русский народ. Он стал его славой, его надеждой, его утехой и гордостью [115]. Притом он был еще так молод, так много предстояло ему еще впереди...
Римляне побеждены и посрамлены! -- радостно восклицали новгородцы, —- не свея, мурмане, сумь и емь -- римляне!.. [116] В этом выражении, в этом названии побежденных врагов римлянами народный инстинкт верно угадал смысл нашествия. Народ прозревал здесь посягательство Запада на русскую народность и веру. Здесь, на берегах Невы, со стороны русских дан был первый славный отпор грозному движению германства и латинства на православный Восток, на святую Русь.

VII

Вид Пскова.

Утверждение немецкого владычества в Ливонии.— Войны немцев с русскими.— Падение Пскова.— Удаление Александра из Новгорода.— Возвращение его в Новгород и война с немцами.— Освобождение Пскова.— Ледовое побоище.— Небесная помощь,— Религиозный характер борьбы.— Мир с немцами.— Значение Чудской победы.

Немедленно после победы над шведами Александру Ярославичу пришлось бороться с другими, еще более опасными врагами — немцами [117].
На восточном побережье Балтийского моря, там, где теперь Лифляндская и Эстляндская губернии, с незапамятных времен жили финские и латышские племена. Этот край, известный под общим названием Ливонии, находился в зависимости от русских -- от Новгорода и полоцких князей. Там находились издавна русские владения. Ярослав Мудрый построил здесь город Юрьев. По берегам Двины полоцким князьям принадлежали две волости с городами Кукейнос и Герсик. Благодаря сношениям с русскими туземцы постепенно знакомились с их верой и обычаями. Можно было надеяться, что весь край понемногу сделается русским православным. Но вот в XIII столетии здесь впервые появились немцы и стали силой принуждать ливонцев креститься. Папа объявил против них крестовый поход, обещая отпущение грехов всем участникам похода. Второй немецкий епископ — Бартольд прибыл в Ливонию со значительным отрядом.
— Отпусти войско домой! — говорили ему туземцы.— Убеждай словами, а не палками! [118]
Но немцы не послушались ливонцев. На место убитого в бою Бартолъда явился также во главе крестоносного ополчения новый епископ — Альберт. Этот замечательный человек отличался железной волей и необыкновенно проницательным и хитрым умом. Его энергия поистине изумительна. Вполне справедливо считают его главным основателем немецкого владычества в прибалтийском крае. В 1200 году Альберт основал при устье Двины город Ригу и населил его вызванными из Германии жителями, но скоро он придумал другое более верное и быстрое средство овладеть краем — основание ордена воинствующих братии. То были иноки, дававшие Богу, между прочим, обет распространять оружием католичество. Таких военно-монашеских обществ было уже несколько в распоряжении пап. Иннокентий III благословил предприятие Альберта, и в 1202 году основан был орден Меченосцев. Иноки-воины должны были носить белый плащ с красным мечом и крестом. Первым магистром ордена был Винно фон Рорбах.
С того времени загорелась беспощадная кровавая борьба между непрошеными пришельцами и ливонцами. Рыцари оружием обращали туземцев в католицизм, захватывали их земли, их самих обращали в рабство, упрочивая свое владычество крепкими замками. Ливонцы ожесточились и не раз поднимали восстания, причем жестоко расправлялись с рыцарями, попадавшими им в руки, Ненависть к немцам они перенесли на самое христианство: они бросались в Двину, чтобы смыть с себя крещение, которое казалось им символом рабства. Но из Германии беспрестанно прибывали новые отряды закованных в железо рыцарей и усмиряли туземцев. Ужасны были эти войны! Нередко немцы истребляли все мужское население, забирая в плен женщин и девиц, жилища выжигали дотла, а скот уводили с собой. На пепелище сожженных селений свирепые крестоносцы, при воплях пленных, устраивали шумные и отвратительные пиршества, с музыкой и плясками, причем вино лилось рекой... Недаром папы сзывали в поход даже поджигателей и других преступников, отпуская им все грехи, лишь бы приняли крест. Несчастные ливонцы стали покидать свои жилища и селиться в непроходимых лесных чащах или в подземельях. Но не всегда и здесь им удавалось укрыться от врагов. Однажды немецкий отряд заметил одно из таких подземелий. Немедленно при входе в него разложены были костры, и до 1000 человек туземцев было задушено дымом. Ливонцы преследовались, как дикие звери, гонимые из одной берлоги в другую. Среди беспрерывной резни не было времени для погребения трупов, которые валялись всюду и, разлагаясь, заражали воздух. Иногда туземцы, доведенные до отчаяния, пытались просить мира, но всякий раз получали беспощадный ответ: крещение или смерть!.. [119] Глубоко затаив в сердце ненависть к своим поработителям, ливонцы утешали себя надеждами на лучшую будущность за гробом. «Ступай, несчастный, из этого мира, где над тобою господствовали немцы, в лучший мир, где уже не они над тобою, но ты будешь господствовать над ними!» Таким напутствием провожали туземцы своих покойников в загробный мир. [120]
Папы всеми силами старались ускорить завоевание Ливонии. В промежуток между 1216—1240 годами можно насчитать до 40 папских посланий, выражающих большую заботливость пап о тех, которые шли на помощь «святой земле, вновь приобретенной в Ливонии» [121]. Но конечной целью всех стремлений пап было порабощение Русской церкви. Завоевание Ливонии было лишь первым шагом на этом пути. В своих посланиях папы называют русских нарушителями католической веры, повелевают отнюдь не слагать оружия и не заключать мира с язычниками и русскими [122], требуют, чтобы русские в Ливонии принуждаемы были к латинству [123], наконец, объявляют всю Русскую землю на вечные времена собственностью св. Петра и грозно предписывают рыцарям искоренять «проклятый греческий закон и присоединять Русь к римской церкви» [124]
С утверждением немецкого владычества в Ливонии мы встречаем в ней в миниатюре все черты, которые отличали тотдашний западноевропейский быт; мы видим здесь и стремления пап, желавших господствовать над совестью всех народов, и «культуру» немцев с их стремлением к владычеству над всем миром и над всеми народами, и феодализм с рабством и угнетением простого народа, и пресловутое рыцарство со всеми его уродливыми проявлениями, и кулачное право» и бюргерство и т.д. Словом, полное экономическое и духовное порабощение! Вот что приносилось к финнам и латышам, а затем и к русским под священным знамением веры!..

Карта Ливонии.

Как же поступали русские ввиду надвигавшейся грозы? Задача отразить пришельцев на первых же порах выпадала на долю новгородцев и полоцких князей. Но две причины мешали успешным действиям русских: своеволие и рознь. Новгородцы заняты были своими нескончаемыми внутренними распрями, происками и борьбою различных партий. С другой стороны, полоцкие князья никогда не были в близком единении с другими русскими князьями, вели между собою усобицы, боролись со своими же гражданами. Тем не менее с 1206 года начинается непрерывный ряд кровопролитных войн между русскими и немцами, причем ливонцы обыкновенно помогали русским, надеясь с их помощью вернуть свою свободу. Из русских владений в Ливонии пред «железными людьми» первым пал Кукейнос. Узнав о грозных приготовлениях немцев, русские, забрав свое добро, сами зажгли город и ушли далее на восток, а окрестные туземцы разбежались по дремучим лесам, спасаясь от свирепости крестоносцев. Затем очередь дошла до Герсика. Князем этой области в то время был Всеволод, страшный враг латинян [125]. Епископ Альберт составил коварный план внезапного нападения на Герсик. Это ему вполне удалось. Князь едва успел бежать в лодках, но его жена и вся домашняя прислуга попались в плен. Город был предан разграблению. Не довольствуясь награбленным в большом числе имуществом, «добрый и верный пастырь» Альберт приказал разрушить православные храмы и обобрать святые иконы, украшения и колокола. Целый день продолжались неистовства. На другой день, уходя с награбленным добром и пленными, немцы зажгли город. Всеволод находился на другом берегу Двины. Увидав пожар, он жалостно вскрикнул: «Герсик, Герсик! Любимый город, дорогая моя отчина! Довелось увидать мне, несчастному, пожар твой и гибель моих людей!» Епископ и рыцари, поделив добычу, с княгиней и пленными возвратились в Ригу. Всеволод должен был явиться к Альберту и униженно молить об освобождении своей супруги и русских пленников. Его просьбу исполнили под условием уступки своей волости «в дар Св. Богородицы», т. е. во власть самих немцев...[126] Впоследствии Всеволод погиб при вторичном нападении врагов. Наконец пал и Юрьев, первое и самое крупное поселение русских в Ливонии. Там княжил Вячко, или Вячеслав, изгнанный немцами из Кукейноса. Он также был непримиримым врагом латинства [127]. Немцы платили ему равною ненавистью и решились жестоко покарать его. Огромное ополчение рыцарей ордена, слуг римской церкви, пришлых крестоносцев и немецких поселенцев края окружили город 15 августа 1224 года, в тот роковой 1224 год, когда русские впервые увидали татар. Защита была упорная, немцы собрали военный совет: «Не станем терять времени и сделаем решительный приступ. Взяв город, проучим жителей — в пример другим! До сих пор мы поступали слишком милостиво, оттого другим не задано надлежащего страха. Первый, кто взойдет на стену, будет превознесен почестями, получит лучших лошадей и знатнейшего пленника, исключая князя. Ему не будет пощады! Мы повесим его на самом высоком дереве!..» На следующее утро начался приступ. Русские отчаянно боролись. Среди общей схватки брат епископа Иоганн фон Аппельдерн с огнем в руке первый начал взбираться на вал, за ним бросались другие, стремясь взойти на стены раньше товарищей. Началась ужасная резня. Пощады никому не было. Русские были все перебиты. Немцы окружили город со всех сторон и таким образом преградили путь к бегству. Из всех мужчин оставили в живых только одного. Его посадили на лошадь и отправили известить новгородцев о судьбе Юрьева [128]. Новгородскому летописцу пришлось записать грустное событие: «Того же лета убиша князя Вячка немцы в Гюргеве и город взяша...»
Причины успехов немцев зависели главным образом от образа действий самих русских: они действовали, по обыкновению, не дружно. В самые решительные минуты то одни, то другие оставляли поле сражения и даже вступали в союз с немцами. В 1228 году князь Ярослав Всеволодович собрался было в поход против немцев и привел с собою свои переяславские полки. Естественно, что он желал соединить силы Новгорода и Пскова для дружного отпора врагам. Но псковичи наотрез отказались идти в поход и поспешили заключить отдельный мир с немцами, дав им и заложников с тем, чтобы немцы помогли им в случае разрыва с Ярославом и новгородцами.
— Идите со мною в поход! — звал Ярослав псковичей.— Я зла на вас не думал, выдайте мне тех, кто оговорил меня перед вами.
— Клянемся тебе, князь, и вам, братья-новгородцы, но в поход не пойдем. С рижанами мы заключили мир. Своей братьи не выдадим... Немцев вы только дразните, а нам приходится отвечать за это...
— Без своей братьи псковичей и мы нейдем! — закричали новгородцы на вече.— А тебе, князь, кланяемся...
Ярославу ничего более не оставалось, как отпустить домой свои переяславские полки.
«Можно ли было при таких отношениях успешно бороться с немцами!» -- справедливо восклицает историк. [129]
Новгородцы и псковичи жестоко ошибались, если полагали, что могут ужиться в мире с немцами. Они не могли, конечно, ясно сознавать, что их вражда с опасными соседями — одно из проявлений великой вековой борьбы, которая не с ними началась, не с ними и кончится, но они должны были бы хорошо помнить, что православных русских немцы считали такими же язычниками, как и ливонцев. Можно было предвидеть, что после покорения Ливонии немцы устремятся далее на Восток. Так действительно и случилось. Папа неотложно требовал дальнейшего распространения его власти над русскими. Дерптский епископ Герман первый начал составлять ополчение [130]. Собралось множество рыцарей. Без объявления войны немцы бросились на Изборск и взяли его приступом. «Из русских никто не был оставлен в покое. Убивали или забирали в плен всех, кто только осмеливался защищаться. Вопль и стоны раздавались по всей земле!» — говорит с торжеством современный немецкий летописец. В самую годовщину Невской победы псковичи поспешили было выступить против неприятелей, но потерпели поражение. Русские, по словам немецкого историка, бежали, «отчаянно пришпоривая и прихлестывая своих лошадей, и лес оглашался стонами и проклятиями». По пятам бежавших немцы [131], не теряя времени, устремились к Пскову. Измученные псковичи, не имея времени перевести дух после поражения, не могли защищаться. С ужасом смотрели они на лагерь неприятелей. Кругом горели неукрепленные местности, селения и храмы Божий. Наконец псковичи, после недельной осады, сдались немцам, которые и вступили в обладание всеми землями, принадлежавшими псковичам [132]. То был громкий успех! Весть о нем быстро распространялась, и новые толпы текли из Западной Европы для продолжения столь успешно начатых завоеваний. В то время как многие из несчастных псковичей бежали из родного города со своими семействами и появились в Новгороде, прося крова и защиты, новгородцы с ужасом узнали, что немцы напали уже на новгородские области. Намерение врагов овладеть Новгородом было очевидно. Забирая новгородские земли, немцы в то же время жестоко опустошали их. Поселяне с жалобами сбегались в город. «Не на чем орать по селам» [133]. Успехи немцев были быстры и решительны. Овладев новгородскими пригородами, неприятели показались в местности, непосредственно прилегающей к Новгороду, не далее 30 верст, и хватали новгородских и приезжих торговцев [134].
Что же знаменитый невский герой, князь новгородский?! Отчего он допустил врагов причинить так много зла его землям? Увы, его в это время не было в Новгороде. Несмотря на все его высокие и благородные качества, несмотря на укоренившуюся к нему любовь народа, несмотря на славу, покрывшую его после Невской победы, неблагодарные новгородцы не могли ужиться с ним в мире. Даже всиду страшной опасности от врагов они не могли отстать от своей привычки к мятежам и волнениям. Скоро они заметили, что их молодой князь, начав править самостоятельно, обнаруживает не одни только блестящие качества полководца, но твердую волю и сильный ум правителя: усвоив себе взгляды отца, деда и прадеда, он, очевидно, начал выказывать стремление положить конец внутренним смутам и бестолковому кричанию на вечах, производящему лишь «разньствие в братии». Мы не знаем достоверно, в чем заключалась сущность распри, возникшей между князем и новгородцамм. Известно только, что новгородцы «распрение некое показаша, возропташа на св. великого князя Александра Невского, крамоляще, молву составляюще в людех» [135],— явление обычное в Новгороде, но вовсе не подходившее к тяжелым обстоятельствам, среди которых приходилось жить на Руси с начала XIII столетия! В справедливом гневе на неблагодарный город Александр Ярославич по примеру отца с матерью, супругой и со всем двором отъехал в Суздальскую землю -- в Переяславль [136]. Это было зимою 1240 года. Там он спешил прежде всего исполнить, вероятно, давнее желание своего сердца — основать Александровский монастырь с храмом во имя святого мученика Александра Персского [137]. Очевидно, среди благочестивых трудов, подобно своим предкам, он жаждал найти отдых от бранных тревог и забот правительственных. Но недолго пришлось ему пробыть на родине. Новгородцы скоро увидали все свое неразумие: близость врагов напомнила им об Александре. Чувствуя свою вину перед ним, они не посмели обратиться прямо к нему. Посольство из Новгорода явилось к Ярославу Всеволодовичу с просьбою дать Новгороду князя. Вероятно, новгородцы надеялись, что Ярослав Всеволодович догадается прислать им старшего сына. Но они ошиблись. Ярослав прислал им другого своего сына — Андрея [138]. Но не Андрей нужен был новгородцам,— им нужен был Александр. Новое посольство из лучших людей Новгорода, с самим архиепископом во главе, отправилось к Ярославу с поручением усердно просить о возвращении Александра. Дело шло не об одном Новгороде, а касалось всей Русской земли — и Александр решился явиться на помощь новгородцам [139]. Честь и слава великой душе, забывающей оскорбления ввиду священного долга! Вероятно, пользуясь обстоятельствами, Александр постарался какими-нибудь обязательствами ограничить своеволие новгородцев, чтобы иметь более свободы действий на будущее время [140]. С прибытием князя все ожило в Новгороде. Народ встретил его с неподдельною радостью. Немедленно вокруг доблестного вождя собралось ополчение. Александр быстро двинулся к Копорью, где укрепились немцы, и взял его. Много неприятелей пало от оружия новгородцев, много попало в плен [141]. Александр Ярославич строго покарал изменивших русским ливонцев и новгородских изменников [142]. Очевидно, крамолы и измены особенно ненавистны были прямодушному герою, потому что, с другой стороны, с пленными немцами он поступил совсем иначе: только некоторых из них привел с собою в Новгород, а остальным возвратил свободу. Милостив был «паче меры!» — как бы с легким укором замечает летописец [143].
Но для освобождения Пскова одних новгородских сил было недостаточно. Поэтому Александр отправился к отцу в Суздальскую землю просить подкреплений. Ярослав Всеволодович согласился отпустить свои полки, и Александр со свежими силами и с братом Андреем возвратился в Новгород. По своему всегдашнему обыкновению, благочестивый князь прежде всего явился во храм св. Софии и в горячей молитве со слезами просил у Господа сил благословения на новый подвиг [144]. Здесь же он возвестил поход на немцев, похвалявшихся «укорить словеньскии язык» [145], и, не теряя времени в ожидании, пока соберется новгородская рать, поспешил занять все дороги, ведущие к Пскову. Немцы еще не успели узнать о предполагаемом походе, как Александр уже находился под стенами Пскова. Город без особенного труда был освобожден. Немецкие наместники были закованы в цепи и отправлены в Новгород. Псков был объявлен свободным [146]. Немедленно после того Александр устремился на немецкие земли. По приказу князя новгородцы опустошили их на большое пространство, причем погибло много неприятелей, не ожидавших такой быстроты нападения [147].
Страшная весть об освобождении Пскова, подобно громовому удару, поразила ливонских немцев. Вся Ливония пришла в движение [148]. Быстро собиралось громадное немецкое ополчение. Немцы решили покончить с новгородским князем, подобно Вячеславу. Первый магистр ордена и «честные бискупы» были вполне уверены в успехе. «Пойдем, погубим великого князя русского, возьмем Александра живым в плен!» — хвастливо говорили рыцари [149]. Эти гордые надежды имели свое основание: все, кто видел многочисленность неприятельского войска, со страхом говорили о «силе немецкой» [150]. Но, надеясь на помощь Божию, невский герой не пал духом. «Воин пред Господом», выступая на решительный бой, он и в Пскове еще раз спешит подкрепить свой дух молитвою. Над стенами кремля, детинца, величественно возвышается соборный храм Св.Троицы — святыня, столь же дорогая народному сердцу Пскова, как св. София Киеву и Новгороду. Псковичи считали своих врагов врагами Св. Троицы; за Св. Троицу они всегда готовы были положить свои головы. Первоначальное основание храма приписывается св. Ольге. Впоследствии храм был построен из камня св. князем Всеволодом-Гавриилом. В главном храме, по левой стороне, между колоннами — серебряная рака с мощами благодетеля и защитника Пскова св. благоверного князя Всеволода-Гавриила и икона его супруги, весьма древняя и близкая к подлиннику [151]. Здесь-то и пролил слезы, вознося теплые молитвы, Александр Ярославич. Без сомнения, он призывал на помощь святого заступника Пскова, прося его ходатайства перед Богом за свой город. Вместе с князем усердно помолились и его сподвижники и граждане Пскова, Приняв благословение от пастырей церкви, князь выступил навстречу врагам. Время было зимнее. Пользуясь удобными путями, передовые полки Александра должны были выследить движение неприятелей. К несчастью, легкие отряды наткнулись на главные силы врагов. Немцы с яростью бросились на русских и разбили их. Часть войска попалась в плен, другие бежали к Александру с печальным известием о постигшей неудаче [152]. Однако успех неприятелей, по-видимому, принес им больше вреда, чем пользы. Немцы приняли передовой отряд за главные силы русских и с большою самоуверенностью двинулись вперед. Они шли по направлению к Пскову по льду Чудского озера. Передовые русские полки отступали перед неприятелями. Между тем к Александру постоянно подходили новые отряды новгородцев, вполне готовые к бою. Главные силы русских сосредоточивались у скалы Вороний камень, получившей свое название от множества кружившихся там воронов, на Узмени, при повороте из Чудского озера в Псковское. С высоты уступа Александр внимательно следил за движениями неприятельского войска. Перед ним на далекое пространство расстилалось к северу Чудское озеро с низменными, поросшими лесом берегами, и по льду его, сверкая издали доспехами, двигалось стройное рыцарское ополчение.
Что передумал, что перечувствовал в эти мгновения невский герой?! Глубокое сознание собственной правоты, невозможность какой-либо уступки врагам, покушавшимся на свободу родины, на веру, на все, что дорого человеку на земле, мысль о тех бедствиях, которые враги уже причинили русскому народу, об их гордых притязаниях — все это с быстротою молнии пронеслось у него в уме, и из глубины души вырвалось у него восклицание, потрясшее сердца русских.
— Рассуди, Боже, спор мой с этим высокомерным народом! — громко произнес он, воздев руки к небу.— Помоги мне. Господи, как некогда прадеду моему Ярославу против Святополка Окаянного [153].
Громкие восклицания окружавших его полков раздались в ответ на эти слова:
— О дорогой и честный наш княже! Пришло время! Мы все положим за тебя свои головы! [154]
Одно чувство общего одушевления проникало сердца русских. Все горели нетерпением сразиться. Для страха не было места.
Карта местности Ледового побоища.

Была суббота, день 5 апреля 1242 года, на восходе солнца, когда перед русскими открылся клинообразный строй немецкого войска, который русские называли свиньею [155]. Этот строй страшен для слабого войска, которое он рассекает надвое и дробит на мелкие отряды, подобно скале, разбивающей морские волны. Рассеянные неприятели, теряя между собою связь и вместе с тем присутствие духа, разбегаются в разные стороны. Но не таковы были полки Александра. Несокрушимой стеной двигались вперед «железные люди», стремясь пройти как можно дальше сквозь густые полки русских. Они и прошли. Но дорого стоил им этот путь. Русские не смутились смелым натиском неприятелей и мужественно поражали их с разных сторон. Множество рыцарей пало под ударами топоров и мечей русских. Немцы озираются кругом и вместо ожидаемого расстройства и рассеяния врагов с ужасом видят, как ряды русских плотно смыкаются живою стеной. Грозные взоры русских, их сверкающее оружие, дымящееся неприятельской кровью, их готовность броситься на врагов смутили немцев. Александр Ярославич только и ждал этого психологического момента боя. Подобно вихрю, налетел он на оторопелых врагов, совершив искусное обходное движение, и ударил на них с отборными полками с той стороны, откуда они вовсе не ожидали нападения. Военная хитрость Александра вполне удалась. Весь боевой план немцев расстроился. Тогда началась ужасная сеча. Поднялся невообразимый шум от частых ударов мечей по щитам и шлемам, от треска ломавшихся копий, от разрывов льда, от воплей сраженных и утопавших. Казалось, все озеро всколыхнулось и тяжко застонало... Лед побагровел от крови... Правильного боя уже не было: началось избиение врагов, упорно боровшихся до позднего вечера. Зато и потери их были громадны. Многие пытались спастись бегством, но русские настигали их. Озеро на протяжении семи верст покрылось трупами, вплоть до Суболичского берега. Много славных рыцарей пало в бою и попалось в плен. Войско, недавно еще столь грозное и блестящее, более не существовало [156].

Ледоиое побоище. «Рассуди, Боже, спор мой с этим высокомерным народом!»

Без сомнения, то был один из самых светлых дней в истории Пскова, когда победоносный вождь с торжеством возвращался в город. Весь народ в праздничных нарядах вышел встречать победителя. Впереди шло духовенство — игумены и священники со святыми иконами и крестами, в светлых ризах. Вот он, освободитель, герой, защитник веры и родины, впереди своих славных полков. Близ его коня — 50 знатнейших пленных. Какой печальный вид у них, у этих недавно столь гордых завоевателей Пскова! [157] Позади войска — множество простых пленных... Несмолкаемый гул радостных восклицаний раздался в воздухе. Все славили Бога и верного раба Его Александра Ярославича.
— Пособивый, Господи, кроткому Давиду победити иноплеменники и верному князю нашему оружием крестным, свободи город Псков от иноязычных и от иноплеменник рукою великого князя Александра Ярославича! [158]
— Прославил Бог великого князя Александра Ярославича, перед всеми полками, яко Иисуса Навина у Ерихона! Вот говорили немцы; возьмем великого князя Александра руками... Но Бог предал их в руки его, и не нашлось ему противника в брани! [159]
Общий восторг сменился слезами умиления, когда благочестивый герой, сойдя с коня, поклонившись, с благоговением приложился к святыне и принял благословение. Не гордость победителя — чувство благодарности к Богу озаряло его прекрасное одушевленное лицо. Вступив в город, Александр Ярославич прежде всего поспешил во храм Св. Троицы излить свою душу в благодарной молитве. Светлое торжество, без сомнения, продолжалось несколько дней. Псковичи радушно угощали победителей. Общее одушевление сказывается в словах летописца: «О невегласи Пьсковичи! — восклицает он, как бы рассердившись при одном предположении неблагодарности со стороны псковичей.— Аще забудете великого князя Александра Ярославича, или отступите от него или от детей его, или от всего роду его, уподобитесь жидомь, их же препита Господь в пустыни крестелми печеными, и сих всех забыша благ Бога своего, изведшаго их из работы Египетския Моисеом, се же вам глаголю: аще кто приидет и напоследок рода его великих князей, или в печали приедет к вам жити в Псков, а не примете его, или не почтите его, наречетеся вторая жидова» [160].
Отраднее всего замечать, что предки наши, далекие от ропота на Бога в несчастиях, смиренно признавая их за справедливое наказание Божие за грехи, не превозносились суетною гордостью среди торжества победы. Все успехи свои они приписывали помощи Божией. Глубоко религиозным, почти библейским духом веет во всех рассказах, дошедших до нас. Да и немудрено: охраняя свой вертоград. Десница Божия, видимо, помогала в этой борьбе, где прежде всего стоял вопрос о чистоте веры. Сам виновник победы подвигся на брань, потому что «вельми оскорбе за кровь христианскую». Он поспешил, забыв обиды, в Новгород, «разгоревся духом и своею ревностию по Св. Троице и по святей Софии». Не уверенность в человеческих силах руководила им, напротив, выступая из Новгорода, он «поклонися святей Софии с молбою и плачем». В решительный момент боя он, «вздев руце на небо», призывает Бога. Он разгромил врагов, «победив силою Божиею и святыя Софии и святаго мученика Бориса и Глеба». «Се же слышах от самовидца,— говорит летописец,— рече ми: яко видех полкы Божия на вздусе, пришедше на помощь великому киязю Александру Ярославичу». Не забывает летописец заметить, что самый бой произошел 5 апреля «на Похвалу Святыя Богородица»... [161]

Возвращение после победы.

Как бы в ознаменование непрекращающегося покровительства Божия, Псков вскоре обрадован был дивным проявлением благодати Божией [162]. «Господи, слава Тебе!—восклицает по этому поводу летописец.— Давый нам, недостойным рабом Своим, такое благословение, и на Тя уповаем. Господи Вседержителю, яко призираеши на нас убогих Своею милостью, Чсловсколюбче!» [163]
Разделив радость торжества с псковичами, Александр поспешил в Новгород. Без сомнения, новгородцы не отстали от псковичей в выражении сердечной благодарности Богу и восторга по случаю славной победы, о которой память хранилась у них очень долгое время. Даже в конце XVI столетия в храмах возносились молитвы об упокоении братии, павших на льду Чудского озера, как свидетельствуют об этом синодики новгородские [164].
Скромный герой не превозносился своими славными победами, но его «прослави Бог»: со времени Ледового побоища, по словам летописца, «нача имя слыти великаго князя Александра Ярославича по всем странам, от моря Варяжскаго и до моря Понтьскаго, и до моря Хупожьскаго, и до страны Тиверийскыя, и до гор Араратьских, об ону страну моря Варяжского, и гор Аравитьских, даже и до Рима великого: распространи бо ся имя его пред тмы тмами и пред тысящи тысящами» [165].
Между тем как на Руси радовались по случаю победы, по Ливонии разносилась потрясающая весть о разгроме немецкого ополчения и исполняла всех ужасом. Немцы со дня на день ожидали Александра под стенами Риги. Магистр ордена немедленно отправил посольство к датскому королю просить неотложной помощи против неверных [166]. Судя по себе, наши враги не могли предполагать, что их благородный победитель считает своим нравственным долгом жить, «не преступая в чужая части». Для него довольно было и того, - что он навел страх на врагов, от которого они долгое время не могли прийти в себя, и заставил их уважать русское имя. Пробыв немало времени в тревожном ожидании, немцы понемногу успокоились и спешили заключить с новгородцами мир. Посты их явились в Новгород с дарами и поклонами. Александра в это время не было в Новгороде, и новгородцы «без князя» самостоятельно вели переговоры, Немцы отказывались от всех своих последних завоеваний и уступали значительную часть своих земель. Заключенный мир был свято исполнен [167].
«Так печально окончилось предприятие ордена против русских! — с грустью восклицает немецкий историк.— Храбрый Александр (der tapfere Alekxander) принудил рыцарей к миру» [168]. Для русских победа на льду Чудского озера имеет огромное значение: здесь указан предел распространению немецкого владычества, здесь Сам Бог рассудил вековой спор германцев и славян, оградив навсегда наше отечество от опасных иноземцев. Что было бы с нашей северо-восточной окраиной, с Новгородом, с Псковом, с прилегающими к ним землями, если бы успех остался за врагами!? Пример несчастной Ливонии дает нам ясный ответ на это. Кто знает, может быть, нам никогда впоследствии не пришлось бы и думать о приобретении берегов Балтийского моря, о тех славных задачах, которые одушевляли Петра Великого...