Альянс германских агентов и большевиков. - Пораженческая пропаганда. -
Организация общеполитической забастовки. - Попытки разложить Русскую Армию. - Еврейский саботаж.
Однажды, отвечая на упрек, что большевики-ленинцы получают
слишком много денег от германского правительства, германский посол
в Стокгольме фон Люциус заявил: "Не может быть никакой речи, что
Ленин нам дорого обходится. Он сберегает нашу кровь, которая во
много раз дороже, чем золото".[1] Из Швейцарии Ленин и его соратники
возглавляют подрывную деятельность по всей России. На германское
золото они привлекают к "работе" сотни новых людей, зачастую
даже не подозревавших, что они содержатся на деньги немецких спецслужб.
К концу 1915 года в Петрограде действовали 1200 большевиков,
в Москве - 550. Координирующую роль в подрывной работе по указаниям
ленинского руководства играл Петроградский комитет большевиков,
рассылавший инструкции по ряду городов России. Немецкий золотой
дождь сразу же оживил заглохшую большевистскую печать. Из-за
рубежа поступает оборудование для подпольных типографий. В годы
войны выходят 11 нелегальных газет и 5 легальных журналов. Кроме
того, нелегальные большевистские газеты выходили на латышском,
литовском, эстонском и грузинском языках.[2] Сотни тысяч прокламаций
и брошюр наполняют большие русские города. В этой "литературе"
клеветнически извращается политика правительства, несутся призывы
к его свержению.
В инструкциях, адресованных на места, большевистские изменники
учат своих функционеров, каким образом склонить простой народ
предавать Родину, как путем организации серии заговоров низложить
правительство и установить мир с немцами. Проблемы могут быть решены
только путем революции, т.е. развала старой власти.[3] Распространяются
слухи о катастрофических поражениях русской армии и
ее союзников. Война должна быть закончена, убеждают русских людей
изменники-пораженцы, ввиду явной для всех измены правительства;
Германия, истощенная войной, согласится заключить мир с Россией,
так как ни Германии, ни России неинтересно бороться "за чужую
буржуазию" (английскую и французскую), для которой только и
выгодна дальнейшая война. После заключения мира необходим съезд
"демократии" обоих государств для выяснения и наказания виновников
войны и определения условий, при которых стала бы невозможна новая борьба.[4]
Идеологом германской агентуры в России продолжает оставаться
Парвус, убеждающий кайзеровское руководство перейти к активной
поддержке революционных сил в России. Русские революционеры, заявлял
Парвус, могут достичь своих целей только путем полного уничтожения
царской власти и разделения России на мелкие государства.
По его мнению, Германия -не сможет победить, если не "разожжет в
России настоящую революцию". "Но и после войны, - говорил Парвус, -
Россия будет представлять собой опасность для Германии, если
только не раздробить Российскую Империю на отдельные части. Следовательно,
интересы Германии совпадают с интересами русских революционеров,
которые уже ведут активную борьбу".[5]
Парвус предлагает, чтобы германская разведка взяла на себя задачу
объединения сил и организации широкого революционного подъема в
России. А в качестве первого шага созвать съезд руководителей русских
революционных партий.
В марте 1915 года Парвус разрабатывает для германских властей секретный
меморандум "Приготовление к массовой политической забастовке
в России". В документе дается подробный план дестабилизации
общественно-политического положения в России с помощью стачки
под руководством социал-демократии на немецкие деньги, <Следует, -
заявлял этот враг России, - начать приготовления к политической
массовой забастовке в России под лозунгом "Свобода и мир", с тем чтобы
провести ее весной. Центром движения будет Петроград, а в самом
Петрограде - Обуховский, Путиловский и Балтийский заводы. Забастовка
должна прервать железнодорожное сообщение между Петроградом
и Варшавой и Москвой и Варшавой и парализовать Юго-Западную
железную дорогу. Железнодорожная забастовка будет преимущественно
направлена на крупные центры с большим количеством рабочих
сил, железнодорожными депо и т.п. Чтобы расширить область действия
забастовки, следует взорвать как можно больше железнодорожных
мостов, как это было во время забастовочного движения 1904-1905 годов>.[6]
Парвус предлагал также активизировать антицарское движение
среди евреев как в России, так и за рубежом, и особенно в США.
Для полной организации антирусской революции Парвус потребовал
от германского правительства выделения около 20 млн. рублей. Эта
сумма, по его мнению, не должна была быть распределена сразу, так
как это могло бы привести к обнаружению источника этих денег. Но
чтобы перейти к действиям, он предложил в Министерстве иностранных
дел, чтобы сумма в 1 млн. рублей была немедленно выдана его тайному агенту.[7]
Планы немецкой разведки были разрушены успешными действиями
русской полиции, которая во второй половине 1915-го - начале
1916 года сумела раскрыть и ликвидировать целую сеть большевистских
гнезд. Поэтому попытки провести общеполитическую забастовку
реально предпринимаются большевиками только 9 января 1916 года.
Немецкие спецслужбы выдают большевикам на ее проведение 1 млн. рублей.
Кроме общеполитической забастовки большевики под руководством
немецкой разведки готовят ряд уличных демонстраций и даже вооруженные
восстания. По агентурным данным полиции, большевики смотрели
на 9 января как на "день начала второй революции".[8] Большевиками,
как сознательными и бессознательными германскими агентами, распускаются
слухи, что ожидание революции связано с поддержкой революционеров
войсками, среди которых организуются революционные
группы, причем как одна из наиболее революционных частей в этих
слухах называется воинская часть, расположенная в районе новочеркасского
полка на Охте, а также 17-я автомобильная и самокатная рота на
Сердобольской улице. Однако 9 января в Петрограде забастовало всего
67 тыс. человек. Общеполитическая забастовка провалилась.[9]
Попытки демонстраций предпринимались большевиками и 10 января,
но имели жалкий характер. К вечеру на Большом Сампсониевском
проспекте в Петрограде собирается группа около 100 человек, которые
с красным флагом с черными буквами "Р.С.Д.Р.П." и пением "Марсельезы"
двинулись к центру, но, пройдя немного, были встречены нарядом
полиции, "при появлении которого, бросив флаг на мостовую, спокойно разошлись".[10]
Кроме большевиков к беспорядкам во время войны призывали эсеры
и анархисты. Эсеры затевали ряд митингов под лозунгами: "Да
здравствует революция!", "Да здравствует мир, заключенный общими
революционными усилиями европейской демократии!"[11] Особенно экзотический
характер носили уголовно-террористические вылазки анархистов,
занимавшихся грабежами (экспроприациями). Они группировались
по 6 человек в законспирированные "шестерки", неизвестные одна другой.
Каждой "шестеркой" руководил старый опытный анархист,
который вел кружковую пропаганду учения анархизма и стремился завербовать
возможно большее число лиц в организацию. В 1916 году
анархисты ковали свои кадры из дезертиров, не имевших средств к существованию
и всегда готовых примкнуть к анархистам, соблазняясь
заманчивым постановлением организации отчислять две трети денег,
добытых грабежами, на содержание членов "шестерок". Остальная
часть украденных денег отчислялась на нужды организации, т.е. содержание
руководителей, приобретение оружия и т.п.
Из руководителей "шестерок" в каждом районе составлялась районная
группа анархистов, которая объединяла и руководила деятельностью
"шестерок", занималась приобретением оружия и взрывчатых веществ.
Из состава районных групп избирался центральный орган, руководивший
всей организацией. Хотя анархисты объявили о своей идейности, но
дальше кружков чтения анархистской литературы дело не шло, а главные
усилия сосредоточивались на организации грабежей с использованием бомб
и огнестрельного оружия, во время которых гибли невинные люди.[12]
Среди социал-демократов встречались так называемые "оборонцы",
которые по своей сути мало отличались от пораженцев-большевиков,
ибо говорили о том, что будут поддерживать только оборонительную
справедливую войну и выступать против захватнической. Русское правительство
"не получит ни одного снаряда, если, воспользовавшись истощением
Германии и Австрии, захочет пуститься в завоевательные
авантюры в Галиции, Познани и проч.". Война может быть продолжена
только в том случае, если тыл будет нормально действовать. По мнению
же "оборонцев", обеспечить правильное функционирование тыла
правительство может только при допущении населения к участию в самоуправлении,
при полной свободе союзов, печати и пр. В противном
случае "демократия" не позволит сделать войну из оборонительной наступательной.[13]
В декабре 1916 года полиция ликвидирует ряд подрывных центров
большевиков, в том числе три нелегальных типографии, печатавших
литературу, призывавшую к восстанию во время войны, нелегальное
паспортное бюро, изготовлявшее фальшивые документы для партийных
функционеров, прежде всего из числа дезертиров.[14]
В брошюре "Кому нужна война?" Петроградский комитет РСДРП
призывает трудящихся объединяться во имя мира, который может быть
достигнут путем свержения Царя и царского правительства. Из брошюры
становится "ясно", что врагом народа являются не немцы, первыми
напавшие на нашу страну, а Царь, организовавший народный отпор
германскому хищнику. Брошюра вышла огромным тиражом на немецкие деньги.[15]
Выполняя указания германской разведки, большевики шли даже на
крайние меры. Так каких подпольные типографии были захвачены, а
большевики были обязаны отпечатать и распространить определенное
количество антивоенной литературы, то пламенные революционеры решили
напечатать свои подрывные материалы в обычной легальной типографии.
Вечером 17 декабря группа большевистских налетчиков, вооруженных
револьверами, ворвалась в типографию Альтшулера на Фонтанке,
заперли в одну из комнат типографских рабочих и начали набирать и
печатать газету "Пролетарский голос" и листовки о желательности заключения
мира. Однако полиция проявила завидную оперативность, большинство налетчиков
было арестовано на месте.
"Пролетарский голос" содержал в себе целый ряд тенденциозно подобранных
антиправительственных материалов с призывами о прекращении
войны и заключении мира. Изменнический характер этого листка
подтверждался не только подборкой материалов, но и использованием
в нем фрагментов статей "Бюллетеня Общества изучения социальных
последствий войны", выпускаемого немецким шпионом Парвусом в Дании.[16]
В 1916 году германо-большевистский альянс предпринимает целый
ряд серьезных попыток по развалу русской армии. Среди солдат создаются
подпольные партийные организации. Ими руководили "бойцы ленинской гвардии"
Крыленко, Раскольников, Фрунзе, Сахаров, Семашко,
Рошаль, Мясников, которые, несомненно, были в курсе возросших финансовых
возможностей большевистской партии. Большевики призывают к
восстанию против правительства и к заключению мира с немцами.
С каждым призывом в армию проникали новые большевистские агитаторы,
приносившие в окопы литературу и листовки, нередко отпечатанные в
германских типографиях и переправленные в Россию через
третьи страны. Подрывную работу в армии вели и эсеры. В 1916 году
действовала Северная военная организация эсеров в Новгороде, военные
группы в Кронштадте, Владивостоке, Пскове; совместные большевистко-эсеровские
военные организации существовали в Смоленске,
Томске, Чернигове. Большевики сумели организовать ряд партийных
ячеек на Балтийском флоте. Весной 1915 года германо-большевистские
агитаторы распространяли среди матросов-балтийцев прокламации петроградского
и ревельского комитетов партии с призывом к вооруженному восстанию
против законной Русской власти.
В большевистских кругах распространяется целый ряд документов,
которые следует рассматривать как своего рода инструкции по развалу
русской армии. Особенно характерен один, под названием "Письмо
с фронта - восстание в армии".[17] В нем предполагается создать вместо
российской некую "революционную армию". Солдатская масса из своей
среды должна выделить свой командный состав из числа членов революционных
партий. По мнению авторов "Письма", в рядах нижних
членов имеется вполне достаточное количество лиц, по своему интеллекту,
полученным за время войны навыкам и революционной
убежденности и настойчивости могущих в любую минуту стать
революционными офицерами и принять командование на себя. Настоящие
российские офицеры будут приниматься в командный состав "революционной армии"
лишь в случае их прочной преданности делу революции.
Подрывные антирусские элементы рекомендуют организовать армию
на выборных и коллегиальных началах. Роты, батареи и прочие
военные части выбирают свои комитеты из определенного числа лиц,
в том числе ротного командира и ротного делегата. Оба последние входят
в полевые комитеты, которые выбирают полкового командира и полкового депутата.
На таких же началах строятся дивизионные, корпусные и тому подобные комитеты.
"Революционная армия" образуется путем восстания в российской
армии. Чтобы это осуществить, революционный актив каждого полка
захватывает материальную часть полка: вооружение, интендантское
имущество и прочее. Солдат, не подчиняющихся революционному активу,
демобилизуют или убивают как контрреволюционеров. Из российской армии
численностью 4 млн. человек изменники предполагают
создать лишь минимум - 500 тыс. человек, но сосредоточив в своих
руках все средства вооружения; чтобы материально заинтересовать будущих
"революционных солдат", зарплата им должна быть увеличена в
десятки раз по сравнению с жалованьем нынешних российских солдат.
"Революционная армия" не будет использована в борьбе против
внешнего врага, наоборот, она создается, чтобы разрушить армию, воюющую
за Родину против Германии.
"Революционная армия" создается как карательный орган и поэтому она должна:
- подавить все контрреволюционные попытки на фронте;
- произвести возможно быструю демобилизацию верных Царю
военных частей;
- подавить любое сопротивление революционерам со стороны гражданского населения;
- помочь революционным силам захватить власть в центре и на местах.
Многие положения этой инструкции по разрушению русской армии
и созданию на базе орудия разрушения Русского государства были использованы
подрывными элементами в 1917-1918 годах.
Кроме большевистской верхушки и представителей социалистических и
националистических партий, германским спецслужбам удалось
найти в России мало лиц, согласившихся сотрудничать с врагом. Однако
в 1915-1916 годах резко увеличивается число лиц, сотрудничавших с
германской разведкой из среды еврейства.
Именно в этой среде в военные годы резко усилились антирусские
настроения. Многие евреи заняли совершенно возмутительную позицию
по отношению к войне, которую вел Русский народ против германского
агрессора. В газетах и журналах, контролируемых еврейством идут
жалобы на свое положение и открыто высказываются пожелания победы
немцев, "которые, быть может, принесут хоть немного порядка".
Оккупация немцами северо-западного края, густо заселенного евреями
вызвала миллионный поток евреев-беженцев. Главным мотивом
еврейской пропаганды становится утверждение, что евреи среди других
народов Российской Империи больше всего страдают от войны.[18] Один
из еврейских журналов в 1916 году писал: "Лишенные права, заподозренные
в шпионаже в пользу Германии, притесняемые всеми властями, евреи два
года терпеливо сносили свою судьбу, веря, что наступит
момент, когда Русский народ оценит еврейские страдания и отменит
большую часть условий, делающих еврейское существование невозможным".[19]
По мнению петроградских еврейских националистических
деятелей, "никогда еврейский народ не предавался такому отчаянию,
как сейчас, и никогда еврейская молодежь не была так враждебно настроена
против русского правительства, как в наши дни".
"Евреи готовы обложить себя поголовным налогом, чтобы собрать
достаточно денег на пропаганду необходимости сменить правительство,
в корне реформировать весь правительственный аппарат". В сводках
Охранного отделения Петрограда отмечается, что среди евреев собраны
крупные суммы на издание социалистических, демократических и
просто оппозиционных журналов и газет, появляющихся ежедневно,
несмотря на штрафы, на все возрастающую дороговизну бумаги и печатания.
Еврейские биржевые и банковские комитеты пустили широкой волной русское
золото за границу, где издавали миллионы экземпляров противоправительственных
листков, создали на свои деньги библиотечки для раненых из книг
специфического содержания, описывающих ужасы войны, посылали
бесплатно левые газеты в лазареты и в
отходящие с вокзалов эшелоны. Еврейские депутаты в Думе считали,
что приблизился час, когда еврейство сможет, наконец, сказать свое
слово русскому правительству и добиться, опираясь на демократию,
осуществления всех своих требований в смысле полного уравнения во
всех правах с русским населением.[20] Прежде всего именно из евреев
подбирают свои новые кадры большевики в 1915-1916 годах. Резко активизируются
еврейские антирусские центры за рубежом.
В феврале 1916 года русская военная разведка сообщает: <Русские
революционеры в Америке, без всякого сомнения, приняли решение перейти
к действию. Поэтому каждую данную минуту можно ждать волнений.
Первое тайное собрание, которое можно почитать началом насильственных
действий, состоялось... 14 февраля. Должны были явиться всего
шестьдесят два делегата, из которых пятьдесят - "ветераны"
революции 1905 года... Большинство присутствующих были евреи. Дебаты
этого первого собрания были почти целиком посвящены обсуждению
способов и возможностей поднять в России большую революцию,
благо момент весьма благоприятен. Было доложено, что революционные
организации получили из России секретные сведения в том смысле,
что положение совершенно подготовлено, так как все предварительные
соглашения на предмет немедленного восстания заключены. Единственное
серьезное препятствие - это недостаток денег, но, как только
этот вопрос был поставлен, сейчас же было заявлено собранию некоторыми
из присутствующих, что это обстоятельство не должно вызывать
никаких колебаний, потому что в ту минуту, когда это будет нужно, будут
даны крупные суммы лицами, сочувствующими русскому освободительному
движению. По этому поводу имя Якова Шиффа было произнесено несколько раз>.[21]
Антирусские настроения среди значительной части еврейства выливаются
в прямые антирусские действия: участие в революционном подполье,
сотрудничество с германской разведкой, саботаж в области снабжения и финансов.
Очень характерным становится саботаж в области снабжения и финансов.
Сохранилось множество документов о подобной деятельности.
В частности, в документах военной контрразведки 3-й армии (располагавшейся
тогда в районе Слуцка) сохранился доклад от 19 октября
1915 года, в котором говорится, что "невероятная дороговизна предметов
первой необходимости, как то: муки, крупы, сахара и соли, наблюдающаяся
ныне повсеместно в России, зачастую же полное отсутствие
этих предметов потребления имеет целью взбудоражить широкие народные
массы, среди которых революционная агитация ныне успеха не
имеет, и всколыхнуть их может лишь голод. К этому стремятся революционеры
и их вдохновители евреи, чтобы дороговизной предметов
потребления... и голодом создать среди народных масс недовольство
войной и вызвать их на активный протест против нее. С этой целью еврейские
коммерсанты, несомненно, скрывают товары, сахар, соль, замедляют
доставку, нарочно не разгружают насколько возможно прибывшие с
товарами вагоны, создавая таким образом перегрузку железных дорог.
Паникой с разменной монетой евреи стараются внушить народу недоверие
к русским деньгам, обесценить их, заставить народ забрать
свои сбережения из кредитных учреждений, главным образом из государственных
сберегательных касс, а металлическую монету прятать,
якобы единственно имеющую ценность. Евреи старались добиться выпуска
разменных марок, каковые ныне функционируют, а теперь распространяют
слухи среди народа, что русское правительство обанкротилось, ибо
не имеет металлов даже для разменной монеты и выпустило марки,
которые якобы никакой ценности не имеют. Эта версия имеет успех особенно
среди простого народа, который еще с большим рвением стал накапливать
у себя мелкую монету. Еврейские агенты повсеместно скупают серебряные
рубли и золотые монеты, причем за один серебряный рубль платят рубль
тридцать копеек бумагами, а за пять рублей золотом - семь рублей пятьдесят копеек.
Евреи открыто говорят всюду: пусть отменяют черту оседлости -
исчезнет дороговизна, появятся мука и сахар, появится мелкая монета
и не нужны будут разменные марки".[22]
Полицейские сводки отмечают значительный рост спекуляции и финансовые
махинации, на основе которых создаются колоссальные состояния.
Преобладающая часть новых богачей - евреи. Еще перед войной
получение кредита для торговых операций в Петрограде сосредоточилось
в руках евреев (примерно две трети всех торговых оборотов).[23]
Причем петроградские евреи были связаны с берлинскими. Война, порвав
связи с Берлином, не порвала связи с Германией: немецкие евреи
переселились в Данию, Швецию, Голландию и другие страны, откуда
продолжали оказывать финансовое давление на Петроград.
Полицейские сводки фиксируют классические махинации: какой-нибудь
ловкий комиссионер, получив, часто за взятку, сведения о том, что
администрация опасается, как бы не оказалось в скором времени недостатка
в каком-то продукте, - немедленно телеграфировал своим коллегам
в провинцию, чтобы они скупили этот продукт; деньги же из Петрограда
не высылались, а лишь "кредит" на местные конторы; в результате
через несколько дней оказывалось, что администратор, давший
сведения, был прав: данных продуктов не хватало. Сведения об
этом появлялись в газетах, что немедленно вызывало ажиотажный
спрос. Начинались "гонка цен", надбавки, перепродажи и через некоторое
время этот товар, нисколько не уменьшившийся в количестве, перепродавался
в 2-3 раза дороже. Такие махинации были произведены с сахаром, мукой, медикаментами.
Петроград был переполнен иностранными "комиссионерами",
являвшимися большей частью евреями - французскими, английскими,
испанскими, бельгийскими и даже германскими. Полиция неоднократно
ставит вопрос о необходимости тщательной проверки личности и
целей прибывающих комиссионеров. Полицейские сводки отмечают,
что <в Петрограде по-прежнему функционируют немецкие
фирмы в еврейских руках, несмотря на то что многие газеты разоблачали
всю гнусность поведения глав этих фирм в борьбе с дороговизной. Еврейские
банки, еврейские фирмы, евреи-комиссионеры - вот
основа всех движений русской торговли, ставшей в рабскую зависимость
от "интернационального начала" всякого рода подозрительных личностей>.[24]
Активность еврейских махинаторов в эти месяцы достигает апогея.
Поэт А. Блок записывает в конце 1915 года в своем дневнике: <Жиды
рыщут в штатской и военной форме. Их царство. Они, "униженные и
обиженные", - втайне торжествуют>.
Русская полиция отмечает множество случаев подозрительной деятельности
иностранных коммерсантов, "видящих в России дойную корову" и
являвшихся "благодатным элементом для немецкого подкупа".
По данным полиции, многие из этих коммерсантов свободно разъезжают по
провинции, собирая сведения о финансовой кредитоспособности
страны, знакомясь с настроениями населения и распуская среди него
разные слухи. "Немало среди этих господ и немецких агентов, состоящих
на действительной службе германского правительства", - сообщают полицейские
сводки. "Создавая вокруг себя атмосферу нравственного разложения
и гниения, интернациональные комиссионеры заслуживают, без сомнения,
того, чтобы их считать опаснейшим элементом данного момента в современном
преступном мире. Необходимо, пока не поздно, принять самые энергичные
и решительные меры к уничтожению их влияния".[25] (Из отчета
Петербургского Охранного отделения от 27 января 1916 года.)
Глава 44
Царь и его окружение. - Предательство высшего света и дворянства -
русское правительство. - Правительственная программа будущей России. - Слабость последнего
Кабинета министров
Чем больше делал Царь на благо Отечества, тем громче раздавались
голоса его противников. Ведется организованная клеветническая кампания,
призванная дискредитировать его. Темные разрушительные силы не гнушаются
ничем: в ход идут самые подлые, самые грязные, самые нелепые обвинения -
от шпионажа в пользу немцев до полного
морального разложения. Все большая часть образованного общества
России отторгается от российских традиций и идеалов и принимает
сторону этих разрушительных сил. Царь Николай II и эта разрушительная
часть образованного общества живут как бы в разных мирах.
Царь - в духовном мире коренной России, его противники - в мире
ее отрицания. Подчеркивая суть трагедии Русского государства, следует
констатировать, что именно в царствование Николая II созрели плоды ядовитого
дерева отрицания русской культуры, корни которого тянутся в глубину отечественной
истории. Не его вина, а его беда, что созревание ядовитых плодов,
именуемых ныне "революцией", произошло
в его царствование. Еще раз подчеркиваем, что это была не революция,
ибо основным содержанием событий, последовавших после 1917 года,
стала не социальная борьба (хотя она, конечно, присутствовала), а
борьба людей, лишенных русского национального сознания, против национальной
России. В этой борьбе русский Царь должен был погибнуть первым.
Царь стремится сохранить и умножить русскую национальную культуру,
разрушительные элементы призывают ее уничтожить. Царь организует оборону
страны от смертельного врага, разрушительные элементы призывают к
поражению России в этой войне.
Николай II не был хорошим политиком в нынешнем смысле этого
слова, т.е. он не был политиканом и политическим честолюбцем, готовым
идти на любые комбинации и сделки с совестью для удержания
власти. Государь был человеком совести и души (в этом многократно
убеждаешься, читая его переписку и дневники), те моральные установки,
которыми он руководствовался в своей деятельности, делали его
беззащитным перед темными интригами, которые плелись в его окружении.
Многие из его окружения преследовали собственные интересы,
надеялись получить определенные выгоды, торговались с противниками Царя
о цене предательства. Вокруг Царя все сильнее и сильнее сжимался круг
предательства и измены, который превратился в своего рода капкан к началу марта 1917 года.
Круг людей, на которых Царь мог бы по-настоящему положиться,
был очень узок. Даже среди родственников, кроме матери и сестер, у
Царя небыло по-настоящему близких людей. Среди министров и высших
сановных лиц таких людей тоже было мало. Более того, среди них
буйным цветом расцветала тайная зараза - масонство, бороться с которой
было трудно или почти невозможно, потому что свою тайную
подрывную работу эти люди вели под личиной преданности Царю и
Престолу. Почти каждый шаг Царя становился известен масонам. Такими
осведомителями при Царе были, в частности, начальник царской
канцелярии Мосолов и товарищ министра внутренних дел Джунковский.
последний в своих воспоминаниях признается, что у него была
секретная агентура в окружении Царя, периодически информировавшая
его о жизни Царя и царской семьи.[1]
Клеветническая кампания против Царя сделала свое дело. Очень
многие, даже среди родственников и в высшем свете, поверили лживым
выдумкам масонской литературы, особенно в то, что касалось отношений
царской семьи и Григория Распутина. В результате уже перед войной в
настроении высшего света произошло изменение, и оно приобрело
оппозиционный к Царю характер. Как пишет очевидец, "вместо того
чтобы, по укоренившимся своим монархическим взглядам, поддерживать
трон, [высшее общество] от него отвернулось и с настоящим
злорадством смотрело на его крушение".[2] Представители высшего света
думали исключительно о своем благополучии и совсем не пытались
помочь Царю, считая его слабым правителем и виновником неудач
России. Причем свое оппозиционное отношение к Царю высшее дворянство
часто выражало демонстративно. Так, масон Джунковский и
бывший обер-прокурор Синода Самарин, получившие отставку от Государя
с министерских постов, при выборах в Дворянском собрании
были выдвинуты в Государственный Совет от дворянства, хотя было
хорошо известно, что Царь ими недоволен.[3]
Как отмечают очевидцы, слухи о перевороте упорно держались в
высшем обществе: о них чем дальше, тем откровеннее говорили. Считали,
что переворот приведет к диктатуре великого князя Николая Николаевича,
а при успешном переломе военных действий - и к его восшествию
на Престол. Переворот считался возможным в результате интриг
в царской фамилии, где авторитет Николая Николаевича был высок,
как и его популярность в армии.
Другой родственник Царя - великий князь Николай Михайлович,
принадлежавший к французской масонской ложе "Биксио", был сторонником
превращения России в конституционную монархию. В либерально-масонских
кругах он имел прозвище "Филипп Эгалитэ", как герцог Орлеанский, принимавший
активное участие во французской революции 1789 года.
В июле 1916 года Николай Михайлович написал Царю письмо с
призывом к проведению реформ, а позднее, уже осенью, - письмо с
предложениями, которые были согласованы с другими представителями
царской фамилии. В этих предложениях предполагалось существенно ограничить власть Государя.
Не менее глубокий конфликт возник между Царицей и высшим светом.
Носил он принципиальный характер. С одной стороны - среда,
привыкшая к культу праздности и развлечений, а с другой - застенчивая
женщина строгого викторианского воспитания, приученная с детства
к труду и рукоделию. Ближайшая подруга Императрицы Вырубова
рассказывает, что Александре Федоровне не нравилась пустая атмосфера
петербургского света. Она всегда поражалась, что барышни из
высшего света не знают ни хозяйства, ни рукоделия, и ничем, кроме
офицеров, не интересуются. Императрица пытается привить петербургским
светским дамам вкус к труду. Она основывает "Общество Рукоделия",
члены которого, дамы и барышни, обязаны были сделать собственными
руками не меньше трех вещей в год для бедных. Однако из
этого ничего не вышло. Петербургскому свету затея пришлась не по
вкусу. Злословие в отношении Императрицы становилось нормой в
высшем свете. В тяжелое для страны время светское общество, например,
развлекалось "новым и весьма интересным занятием": распусканием
всевозможных сплетней на Императора и Императрицу. Одна светская дама,
близкая великокняжескому кругу, рассказывала: "Сегодня мы распускаем
слухи на заводах, как Императрица спаивает Государя, и все этому верят".
В то время как светские дамы занимались такими "шалостями", Царица
организует особый эвакуационный пункт, куда входили около 85
лазаретов для раненых воинов. Вместе с двумя дочерьми и со своей подругой
Анной Александровной Вырубовой Александра Федоровна прошла курс
сестер милосердия военного времени. Потом все они "поступили
рядовыми хирургическими сестрами в лазарет при Дворцовом
госпитале и тотчас же приступили к работе - перевязкам, часто тяжело
раненых. Стоя за хирургом, Государыня, как каждая операционная
сестра, подавала стерилизованный инструмент, вату и бинты, уносила
ампутированные ноги и руки, перевязывала гангренозные раны, не гнушаясь
ничем и стойко вынося запахи и ужасные картины военного госпиталя
во время войны. Объясняю это себе тем, что она была врожденной
сестрой милосердия... Началось страшное, трудное и утомительное
время. Вставали рано, ложились иногда в два часа ночи. В 9 часов утра
Императрица каждый день заезжала в церковь Знаменья, к чудотворному
образу, и уже оттуда мы ехали на работу в лазарет... Во время
тяжелых операций раненые умоляли Государыню быть около. Императрицу
боготворили, ожидая ее прихода, старались дотронуться до ее серого
сестринского платья; умирающие просили ее посидеть возле кровати,
поддержать им руку или голову, и она, невзирая на усталость,
успокаивала их целыми часами".
В условиях духовной разобщенности с придворной средой царская
чета чувствовала себя счастливой и умиротворенной только в семейной
жизни, постоянном общении с детьми. Из придворной среды близкие
дружеские чувства сложились у Царя и Царицы только с Анной Александровной
Вырубовой, безраздельно преданной царской семье, до самоотречения.
Трудно сказать, что вначале связало Императрицу и одну из многих
придворных дам, к тому же на двенадцать лет ее моложе.
Скорее всего, общее умонастроение, искренность, чувствительность и
цельность их натур. Царица очень жалела подругу за ее несложившуюся
личную жизнь и относилась к ней почти как к ребенку. Впрочем,
своей наивностью Вырубова действительно напоминала ребенка. Анна
Александровна приходила в царский дворец почти что каждый день, ездила с
ними и в Крым, и в Спаду, и по Балтике. Иногда царская чета
и их дочери посещали маленький домик Вырубовой недалеко от дворца.
Организованная либерально-масонским подпольем клевета приписывала
этим встречам характер оргий и дебошей, тем более что иногда
в домик Вырубовой приходил и Григорий Распутин.
До последних дней Царь верил в порядочность многих государственных
деятелей, которые на самом деле были изменниками и предали его.
В феврале 1916 года Царь лично принял участие в работе Государственной
Думы. Он не терял надежды объединить под своим руководством
всю нацию для победы над врагом. В своем кратком приветственном
слове он, в частности, сказал: "Счастлив находиться посреди вас и
посреди Моего народа, избранниками которого вы здесь являетесь.
Призывая благословение Божие на предстоящие вам труды, в особенности
в такую тяжкую годину, твердо верую, что все вы, и каждый из
вас, внесете в основу ответственной перед Родиной и передо Мной вашей
работы весь свой опыт, все свое знание местных условий и всю
свою горячую любовь к нашему Отечеству, руководствуясь исключительно
ею в трудах своих. Любовь эта всегда будет помогать вам служить
путеводной звездой и в исполнении долга перед Родиной и Мной".
Известно, что Царь знал о преступной подрывной работе против
России германо-большевистского альянса. Так, в письме от 5 ноября
1916 года он пишет Царице, что получает сведения "относительно рабочих,
об ужасной пропаганде среди них и огромных денежных суммах,
раздаваемых им для забастовок, - что, с другой стороны, этому не оказывается
никакого сопротивления, полиция ничего не делает, и никому дела нет до
того, что может случиться".
Государственному организму надо было защищаться, сосредоточив в
кулак все жизнеспособные силы порядка. Но разложение изнутри подтачивало
и ослабляло некогда мощный организм. Я уже говорил, что в
России, которую леволибералы называли полицейской и деспотической,
число полицейских на тысячу человек населения было во много
раз меньше, чем в Англии и во Франции. И, несмотря на это, в момент
тяжелых испытаний государственной власти Министерство внутренних
дел разрешило отправку на фронт части городовых и других мелких
полицейских чинов, ослабив и без того недостаточный полицейский аппарат.
Это мероприятие по ослаблению государственного аппарата России было
начато еще масоном В.Ф. Джунковским, а с его отставкой продолжено С.П. Белецким.
Русское правительство морально терроризировалось нескончаемым,
массированным потоком несправедливой, клеветнической критики по
его адресу, которая специально организовывалась либерально-масонским
подпольем. Благодаря целеустремленной многолетней пропаганде
масонских лож в образованном обществе укоренился взгляд считать
правдой всякую ложь о правительстве.
Стремясь к гражданскому миру и политическому компромиссу,
Царь сознательно шел на определенные уступки Государственной Думе.
Частая замена руководителей правительства и отдельных министров была
актом стремления к общественному согласию.
20 января 1916 года председатель Совета Министров И.Л. Горемыкин
был уволен в отставку, а его место занял Б.В. Штюрмер. Это была
серьезная уступка разрушительным силам, которые в этом акте доброй воли
Государя увидели только слабость государственной власти и усилили свою
подрывную работу, требуя создания послушного им правительства.
Правильнее было бы отложить созыв Государственной Думы до
окончания войны (как, например, сделала Австрия), но Царь рассчитывал на
порядочность членов этого учреждения и не знал, насколько глубоко там
укоренилась измена, как организованно и сильно либерально-масонское подполье.
9 февраля 1916 года новый председатель Совета Министров Штюрмер
выступил с обращением к членам законодательных учреждений в
день возобновления их занятий. Речь Штюрмера носила программный
характер, в ней делался призыв сплотить все силы для борьбы с врагом
и вместе с тем высказывались планы на будущее послевоенное переустройство России.
Правительство, говорилось в речи его главы, рассчитывало и будет
рассчитывать на патриотизм населения. Девиз воюющей страны: "Будущее
России - в ее победе над злым и дерзким врагом". Это будущее,
а правительство верит, что оно светлое будущее, страна должна встретить
во всеоружии. Открывается новая страница русской истории. Более
простые отношения, во многом полупатриархальные, должны будут
смениться отношениями значительно более сложными. Новые для русской жизни
экономические явления, которые постепенно назревали, а
под влиянием войны уже вполне оформившиеся, потребуют к себе усиленного
внимания. При незыблемости исторических устоев, на которых
росло и развивалось Государство Российское, связи, основанные на
обычае, будут заменяться связями, вытекающими, главным образом, из
побуждений экономических. Грядущее, считал Штюрмер, обещает нам
сильную и бодрую Россию, но сложится оно путями, которые потребуют к себе,
с одной стороны, бережного, а с другой - в высшей степени осмотрительного
отношения. Общественная мысль была бы только
несправедлива к правительству, если бы поставила ему в упрек эту осмотрительность.
Именно с этих позиций сохранения незыблемых исторических устоев
и их развития с учетом новых условий должны рассматриваться главнейшие
условия внутреннего уклада.[4]
Далее председатель Совета Министров высказывает сокровенную
мысль Царя, который считал, что реформирование России должно идти на
основах народности и Православия, а главной опорой государства должны
стать православные приходы. Религиозные нужды народа
требуют реформы прихода, но реформы такой, которая делала бы живой
и настоятельной связь прихода с местным причтом вокруг Храма Божия.
Одновременно Штюрмер проводит и другую мысль, принадлежащую
Царю, - о реформе волости, передав ей большую часть местной
власти, которую узурпировали находящиеся под контролем левых земские и
городские союзы. Волость, связанная с приходом, ставшая главной
единицей местного самоуправления, будет опираться непосредственно
на коренных русских людей, будет отстаивать их интересы и чаяния.
Административные потребности государства и реальные запросы
каждой народной ячейки, считал Царь, выдвигают задачу преобразовать
волость, дав ей более соответствующую современным и грядущим
условиям общественную организацию, создав ей все возможности для
работы в пользу коренных русских людей.
Не только подтвердив, но и развив те обязательства, которые силой
вещей все более и более налагаются самой жизнью на органы местного
самоуправления, государство должно принять меры к тому, чтобы обеспечить
эти учреждения достаточным количеством местных работников
и изыскать пути для улучшения местных финансов. Чем шире и разностороннее
явится работа местных сил, тем совершеннее должен быть
правительственный аппарат, который, не растрачиваясь на второстепенное,
должен блюсти главное и все общегосударственное. С одной стороны -
в виде связи, с другой - в виде контрольного прибора, должна
быть разработана и введена в систему точно поставленная административно-судная
часть, которая наблюдала бы за законностью и разрешала
споры о праве в пределах местного управления и самоуправления.
В решении рабочего вопроса правительство предлагало идти своим
традиционным путем, который себя оправдал, это-установление
норм, которые определяли бы полное и точное правовое положение рабочих.
Следует напомнить, что, по оценкам авторитетных специалистов,
российское рабочее законодательство было самым лучшим в мире.
В национальном вопросе правительство не собиралось идти ни на
какие уступки, справедливо полагая, что нельзя было допустить ослабления
определяющего положения Русской нации. Ослабление позиций
Русского народа грозило распадом государства, которое Русский народ
создал, укрепляя и развивая в течение веков.
Правительство взывало к чувствам "прекрасного и благородного, что
показала война в области отношения к общей матери, к великой России,
со стороны многочисленных народов, живущих под сенью великодержавного
народа Русского".
Правительственная программа будущего России фактически не была
услышана. Многие депутаты даже не вдумывались в существо предложенного,
а сходу отвергли ее без всякого обсуждения в угоду партийным
установкам и личным амбициям, предъявив правительству старые
требования либерально-масонского подполья.
Назначение председателя Совета Министров Штюрмера одновременно
и министром иностранных дел произвело в Англии и Франции
эффект разорвавшейся бомбы. Отставка Сазонова была истолкована
как победа закулисных германских влияний; несмотря на официальные
заявления русского правительства о войне до победного конца, союзники
этому не хотели верить. Назначение Штюрмера истолковывается
как первый шаг Царя к установлению мира с Германией. Милюков распускает
ложные слухи, что в руки английского дипломатического шпионажа
попал ряд документов, компрометирующих нового русского министра
иностранных дел и якобы подтверждающих его неискренность
в отношении союзников и стремление приблизить конец войны, хотя
бы ценой компромисса. Об этом Милюков решил заявить с трибуны
Государственной Думы.[5]
Моральный террор либерально-масонского подполья против царских
министров приводил к возникновению опасного механизма, по сути дела,
парализовавшего их деятельность. Каждый новый министр,
вступая в должность, вдруг ощущал вокруг себя общественный вакуум
и активное недоброжелательство к себе со стороны представителей образованного
слоя. Для многих воспитанных в определенной культурной среде
такой негласный бойкот был невыносим и вынуждал их идти навстречу
либерально-масонскому подполью, а значит, предавать
Царя. Мало кто из министров мог долго существовать в таком вакууме,
не капитулировав перед "прогрессивной общественностью". И если
для Царя смена министров была стремлением к гражданскому миру, то
для самих министров - своего рода капитуляцией перед темными силами,
которым они не умели сказать решительное "нет".
Приверженность подавляющей части государственных деятелей России
западноевропейской системе жизненных ценностей, их связь с либерально-масонским
подпольем до предела ограничивали выбор Царя в назначении на министерские
посты, часто вынуждая соглашаться на компромиссные фигуры.
На должности председателя Совета Министров Штюрмера в ноябре
1916 года сменяет А.Ф. Трепов, а в конце декабря - князь Н.Д. Голицын.
Ключевую должность министра внутренних дел последовательно замещают
Н. Маклаков, А. Хвостов и А.Д. Протопопов.
Назначение министром внутренних дел А.Д. Протопопова продиктовано
для Царя стремлением к гражданскому миру с Думой. Протопопов был
одним из видных "прогрессивных деятелей" Думы, членом
ее президиума, членом Прогрессивного блока, кандидатом блока в
"Министерство доверия", находился в приятельских отношениях с Гучковым и,
как всякий либерал-октябрист, ненавидел патриотов. На примере
Протопопова легко убедиться, как работала политическая машина либерально-масонского
подполья и как легко расправлялась она со своими единомышленниками, если
они отказывались следовать его политической линии. Протопопов принял царское
предложение стать министром без согласия сил, управляющих Прогрессивным блоком, и в
течение нескольких недель был жестоко наказан. По мановению палочки
невидимого дирижера через кампанию лжи и клеветы в печати и
"общественных организациях" Протопопов превращен в "общественном
мнении" из "прогрессивного деятеля" в "крайнего реакционера", человека
ненормального, страдающего прогрессирующим параличом, германофила,
связанного со всеми темными силами и немецкими шпионами.
Да и для Царя назначение Протопопова на ключевой пост в правительстве
было роковой ошибкой. Трудно найти более неподходящего
человека для занятия этой должности в столь серьезное время. Несомненно
являясь порядочным и добрым человеком, Протопопов был недалекого ума,
тщеславен и удивительно безалаберен. Ни для чего у него не
существовало определенных часов, никогда нельзя было предвидеть,
что и когда он будет делать в течение дня. Его близкий сотрудник В.В. Балашов
рассказывает: "В 11 часов утра назначен прием членов
Государственного Совета, сенаторов и других должностных лиц.
Все они съезжаются к назначенному часу, а Протопопов спит. Проходит час,
другой, он все спит. Наконец он просыпается и в халате спускается
к себе в уборную, куда приглашены разные близкие ему лица,
как-то Курлов, проф. Бехтерев, Бурдуков, Бадмаев, князь Тарханов,
впоследствии Белецкий. Беседа затягивается на несколько часов, а в
приемной Протопопова все ждут. Съезжаются приглашенные к завтраку,
причем им объясняется, что министр страшно занят и примет их
после завтрака. Завтрак проходит, а министр все не показывается. Бывало,
что ожидавшие приема тщетно ждали до обеда, назначавшегося в
половине восьмого всегда, и приглашались к обеду, а пока они обедали,
Протопопов куда-то успевал уехать из дома. Некоторые губернаторы,
приезжавшие из провинции со срочными докладами, иногда таким
образом дня по три добивались увидеть министра и так и уезжали из
Петрограда, не повидав его".[6]
Не вполне подходил на должность председателя Совета Министров
военной поры и князь Голицын, старый, болезненный человек, не способный к
решительным и инициативным мерам. И вообще, большая
часть министров могла бы быть признана удовлетворительной только
в условиях мирного времени и при отсутствии грозного заговора, готовившегося
в недрах либерально-масонского подполья. Сверхчеловеческие задачи,
которые выдвигались перед ними временем, были им явно
не по плечу. Непостижимо, чем руководствовался Государь, избирая их
на столь ответственные посты. По-видимому, в военное время он придавал
меньше внимания гражданской администрации, чем военной. Последние
два года большую часть своего времени и сил он отдавал армии
и до последних дней полностью полагался на ее руководство, даже не
подозревая о глубине предательства, которое ковалось за его плечами
высшим военным командованием.
В декабре 1916 года группа русских государственных деятелей -
членов Государственного Совета, в том числе бывший министр внутренних
дел Н. Маклаков, - подает Царю записку, в которой рекомендовалось
ввести в больших городах военное, а если нужно, и осадное
положение, полевые суды, оздоровить петербургский гарнизон, вооружив его
артиллерией и пулеметами, милитаризовать деятельность оборонных
заводов, на время войны закрыть органы леволиберальной печати.
Однако Царь не прислушался к этой записке.