В ноябре 1994 г. я приступил к работе в должности начальника отдела СБП. Звучит это громко.
          В действительности никакого отдела не было тогда и в помине. Четыре сотрудника, небольшой кабинет на Варварке, телефон правительственной связи — вот, собственно, и всё.
          Мои новые подчиненные встретили меня вполне доброжелательно. Нутром, правда, я чувствовал их напряжение — чекисты относятся к милиционерам без особой любви. (Так уж исторически сложилось.) Но виду никто не показывал.
          По счастью, отделу как раз выделили помещение в «Белом доме». В сборах, переездах и хозяйственных делах мы и притерлись друг к другу.
          Поскольку отдел был только что создан, никаких серьезных материалов ребята еще не собрали. Все ограничивалось лишь несколькими анонимками на сотрудников аппарата правительства. (Впоследствии, впрочем, одна из них легла в основу оперативной разработки по линии ШП — шпионаж.)
          Работу надо было начинать практически с нуля. Тут-то и подоспела прелюбопытнейшая информация. Якобы кто-то из высокопоставленных сотрудников аппарата правительства пролоббировал квоту на нефть одной малоизвестной фирме, причем деньги, причитающиеся государству от этой сделки, в казну не попали.
          Кто именно пролоббировал квоты? С какой целью? Ничего этого источник информации не знал. Указал только фирму — АО «Проминформ-бизнес» и ее президента.
          Первое, что я сделал, — попросил сотрудников узнать, приходил ли когда-нибудь президент фирмы Родимов в «Белый дом» и если да, то к кому. Выяснилось, что приходил. Пропуск заказывала секретарь Геннадия Петелина, руководителя секретариата Черномырдина. Ниточка потянулась...
          Стали разбираться. Уже первые материалы показали: что-то здесь не ладно.
          Не могла такая заштатная, никому не известная фирма, как АО «Проминформбизнес», получить право на экспорт 2,5 миллиона тонн нефти. Это очень солидная часть от ежегодного российского экспорта «черного золота». Особенно если учесть, что раньше нефтью фирма не занималась.
          Официально дело выглядело так: в мае 1994 г. президент АО «Проминформбизнес» Родимов обратился с письмом к премьер-министру Черномырдину с просьбой дать ему право на реализацию 2,5 миллиона тонн нефти и полностью (!) освободить от налогов. В том же мае Комиссия по оперативным вопросам правительства (под председательством О. Н. Сосковца) постановила: поддержать просьбу и освободить фирму от уплаты таможенных пошлин, так как нефть выделяется для государственных нужд.
          Если кто-то из читателей хоть раз соприкасался с «Белым домом», то наверняка знает: степень бюрократии и волокиты тут огромна. За пару недель пробить постановление мог бы только Дэвид Копперфильд, да и то вряд ли.
          Здесь же все решилось в считанные дни. Дальше — больше. Поскольку АО «Проминформбизнес» получило государственные квоты, в действие вступали иные законы, работающие по следующей схеме: фирма получает нефть у нефтедобывающих предприятий; продает ее за рубеж; часть полученных денег возвращает добытчикам; все остальное — государству. Прибыль фирмы исчисляется процентами от сделки: примерно от 2 до 4%. При этом никаких налогов спецэкспортеры не платят.
          По идее, в нашем случае все должно было произойти именно так. Однако вырученную за границей валюту АО «Проминформбизнес» в бюджет не внесло. Ни в Министерстве внешней экономики, ни в каком другом месте следы этих денег найти не удалось. А суммы, надо отметить, немалые. Казне причиталось примерно 100 миллионов долларов.
          Мы подготовили справку, и я пошел с ней к Коржакову. В тот момент он как раз лежал в ЦКБ вместе с президентом (у Ельцина была операция носовой перегородки).
          Шеф внимательно прочитал документ. Потом поднял трубку спецсвязи, набрал номер первого вице-премьера Сосковца.
          — Олег Николаевич, как же так получилось: ты выделил квоту на 2,5 миллиона тонн нефти неизвестно кому? Деньги исчезли... Сосковец говорит, — продолжил Коржаков, попрощавшись с О. Н., что перед заседанием КОВа (Комиссии по оперативным вопросам. — В. С.) к нему подошел Петелин, сказал, что нужно принять постановление.
          Сосковец понимал, что Петелин — правая рука Черномырдина и всё, что делает правая рука, одобрено и санкционировано премьером.
          — То-то я смотрю, когда встречаемся, он всегда прячет глаза — в сердцах бросил Коржаков. — Выходит, неспроста... Давай начинай серьезную работу.
          — Александр Васильевич, мне кажется, уместнее подключить к этому вопросу ФСБ. У них возможностей сейчас побольше.
          — Ладно.
          На следующее утро я пришел к тогдашнему заместителю директора ФСБ и одновременно и. о. начальника московского управления Службы Николаю Дмитриевичу Ковалеву. (После отставки Барсукова он стал «хозяином» Лубянки.) Первое впечатление о Ковалеве у меня сложилось неплохое. Спокойный, неторопливый — настоящий опер. Когда он читал нашу справку, его лицо не выражало, вообще, никаких чувств. Маска — да и только. — Что ж, материалы серьезные. — Николай Дмитриевич, надо двигать. Получать . санкцию на «прослушку» Петелина, Родимова.
          — Ну-у-у-у...
          Ковалев задумался. Как и всякий чекист, он очень осторожен. Иначе вряд ли ему удалось бы без всякого блата с младших оперов дорасти до директора.
          Дабы подстраховаться, он еще раз перезвонил Коржакову, уточнил все детали и только тогда согласился.
          Встретились мы на другой день в приемной и. о. генерального прокурора Ильюшенко. Вместе вошли в кабинет. Ильюшенко говорил с нами отрывисто, короткими фразами. На его лице было написано выражение государственной озабоченности. — Так. Что? Где?
          Он быстро пролистал справку, приложенные документы. Настолько быстро, что я даже подумал: он не читает, а только делает вид.
          — Подлецы! Какие подлецы! Когда же они наворуются... Кстати, а кто качает нефть?
          Мы уже знали об отношениях Ильюшенко с нефтяной фирмой «Балкар-Трейдинг». Поскольку прокачку «черного золота» начинала «Нафта-Москва» (об этом ниже), а впоследствии передала это право «Балкару», я, не моргнув глазом, ответил: — «Нафта-Москва».
          И. о. облегченно вздохнул и всё подписал. Санкция на прослушивание телефонов была дана.
          Уже из первых записей их разговоров следовало: отношения Родимова и Петелина явно выходят за служебные рамки...
          Александр Петрович Родимов — человек настолько интересный, что рассказать о нем следует отдельно. В отличие от прочих авантюристов, типа Якубовского, Родимов появился не с улицы. Он — генерал-майор Советской Армии. В 1989 — 1992 гг. возглавлял Московский радиотехнический НИИ. Время это было смутное, чем некоторые мздоимцы очень умело пользовались. Находясь на воинской службе, он принимал участие в создании коммерческого банка. Перечислил туда крупную сумму денег, выделенную его институту на научно-исследовательские проекты.
          В результате оборонные разработки были сорваны, а Родимов «снял» с этой операции крупный куш. Провернул он и ряд других афер. По нашим прикидкам, генерал сумел «заработать» десятки миллиардов рублей (по тем еще ценам).
          Хотя специальная комиссия Минобороны. вскрыла финансовые злоупотребления, никакого наказания Родимов не понес, несмотря на то что все материалы о его злоупотреблениях оказались в военной прокуратуре. Там провели проверку и ...отказали в возбуждении уголовного дела. (Только весной 1996 г., когда СБП повторно направила материалы в прокуратуру, дело все же было возбуждено.)
          Безнаказанность вдохновляла Родимова на все новые и новые «подвиги». В материалах проверки имелось письмо Александра Петровича на имя зам. министра обороны Константина Кобеца. В нем Родимое просил оказать содействие в поставках вооружения и боевой техники за рубеж. Рядом прилагался длинный список «искомого». По оперативной информации, это оружие Родимое хотел переправить в Ливию.
          В начале 90-х гг. он тайно встречался с ливийскими представителями. Вел переговоры.
          Речь шла не только о неофициальной переброске оружия. По крайней мере были документы, где подробно излагались механизмы «прокачки» 6 миллиардов долларов США через один из коммерческих банков. 300 миллионов «зеленых» должны были достаться непосредственно лидерам «Революционной ливийской джамахирии» — Каддафи и Джеллуду.
          Аналогичные переговоры вел Родимое и с представителями Тайваня, которые мечтали заполучить при помощи одной из фирм Родимова — НПО «Астра» — крупную партию современного тяжелого вооружения (в том числе самолеты и подводные лодки).
          Вот с таким своеобразным человеком и сошелся Петелин — правая рука премьер-министра России...
 

          За несколько недель удалось узнать очень много интересного. Петелин и Родимов явно ничего не боялись и действовали без опасений.
          Вскоре встал вопрос о том, что в отношении наших «подопечных» следует действовать более настойчиво. Здесь-то я и столкнулся с истинными нравами, которые царят в коридорах власти. Двадцать лет службы в милиции приучили меня к тому, что своим товарищам можно и нужно доверять. (В пределах разумного, конечно.)
          Обращаясь за помощью к коллегам из других милицейских или чекистских подразделений, я знал наверняка: мне не откажут и уж, понятно, не продадут. Наивный! Кто же мог представить, что законы морали в грубой оперской среде намного чище, чем в вылощенном Главном управлении охраны...
          На тот момент отделом охраны «Белого дома» командовал полковник ГУО Виктор Фролов. Вроде бы наш «боевой товарищ». К этому «боевому товарищу» я и обратился с просьбой провести меня в кабинет Петелина.
          — Зачем? — удивленно поинтересовался Фролов.
          — В этом есть оперативная необходимость. Фролов нехотя согласился. Мы поднялись на этаж, пошли по длинному коридору.
          Навстречу медленной походкой двигался очкастый человек небольшого роста, в типичном чиновничьем костюме.
          — Это Петелин, — шепнул мне на ухо Фролов. Отчасти я даже обрадовался такой неожиданной встрече. Увидеть Петелина воочию хотелось давно, поскольку знал я его исключительно по рассказам.
          Говорили, что Петелин обладает феноменальной памятью. Без труда может вспомнить содержание любого документа, который когда-либо подписывал Черномырдин. Дескать, голова Петелина напичкана всякого рода ценнейшей информацией: законами, постановлениями, указами.
          Не удивительно, что премьер столь высоко ценит его. Главе правительства нужен именно такой помощник — незаметный, исполнительный, расторопный и башковитый. Черномырдин не расстается с ним уже много лет: Петелин был начальником административного отдела «Газпрома», начальником секретариата Минтопэнерго. Вместе они пришли и в правительство...
          Увидев Фролова, Петелин обрадовался. Пригласил зайти к нему в кабинет. Об этом можно было только мечтать. Пока Петелин рассказывал, как он справлял Новый год и сколько было выпито спиртного (дело происходило в первых числах января), я незаметно осмотрел апартаменты. Даже прошмыгнул в комнату отдыха. Увидев всё, что нужно, откланялся.
          На следующий день нас ждал сюрприз...
          Утром, когда мы с моим замом сидели у меня в кабинете и пили чай с баранками, в дверь неожиданно постучали. На пороге возник начальник личной охраны премьера Александр Сошин.
          До этого момента черномырдинского телохранителя я видел всего один раз, когда руководитель СБП знакомил меня с премьером.
          — Это мой Коржаков, — гордо сказал тогда о Сошине Виктор Степанович.
          Встретили мы Сошина радушно. Налили ему чая, усадили в мягкое кресло. Завязался ничего не значащий разговор. Постепенно тема беседы плавно перешла на нашу работу.
          — Вы же понимаете, — вещал Сошин, — здесь правительство. Люди знают друг друга давно. Друг другом дорожат. Хотите нормально работать — берите пример с меня. Советуйтесь, не стесняйтесь. Если есть какие-то вопросы конфиденциального характера, обращайтесь к Петелину. Геннадий Васильевич знает все. Всегда поможет.
          Мы с моим замом переглянулись. Сошин же продолжал заливаться соловьем.
          — Петелин — правая рука Виктора Степановича. Отнять у него Петелина — все равно что отрезать руку. Виктор Степанович очень серьезно относится к кадрам. Эта практика выработана годами. Он считает: пусть лучше человек украдет на 10%, но на 90% сделает как надо.
          У Александра Ивановича Сошина — простое, добродушное лицо. И сам он — высокий, плотный, с благородными сединами, предназначенными внушать доверие. Только не нам. Возможно, охранник он неплохой. Но опер никудышный. Как Сошин ни старался, скрыть истинную причины своего прихода ему не удалось.
          Когда за ним закрылась дверь, я спросил у зама:
          — Твое мнение?
 

          К середине 90-х гг. в Словакии сложилась своеобразная ситуация. В этой маленькой бедной стране сосредоточились интересы Чечни, России и Азербайджана. Полным ходом здесь шла «отмывка» нефтяных и газовых денег. Ковались состояния наших магнатов. Миллионы и миллиарды бесследно исчезали из России, чтобы всплыть в Братиславе. (Не потому ли никому неведомый Сергей Ястржембский, тогдашний посол России в Словакии, так быстро взлетел? Стал пресс-секретарем президента, заместителем главы ельцинской администрации?)
          Вот что писал в Министерство внешнеэкономических связей (МВЭС) в мае 95-го первый зампред Центробанка Хандруев: «...основные каналы утечки валютной выручки от экспорта сырьевых ресурсов — это:

1. Открытие российскими экспортерами счетов в иностранных банках.
2. Снижение цен на экспортируемые товары в целях уменьшения налогообложения и образования неучтенных фондов за границей.
3. Неэквивалентный обмен при бартерных сделках».

          Государственная машина неповоротлива. Большинству чиновников глубоко наплевать на интересы страны. Собственный карман волнует их куда больше.
          В начале 1995 г. мы попросили Контрольное управление президента провести проверку нефтяных квот АО «Проминформбизнес». Начальник ГКУ Зайцев ответил, что выделение этой фирме нефти совершенно необоснованно, хотя бы потому, что подобные квоты даются только предприятиям-производителям (постановление правительства от 6.11.94 № 854) под конкретные целевые программы. АО «Проминформбизнес» же ничего не производило, целевой программы не имело. Но и это не главное. Проверка показала, что ни одной копейки от продажи 2,5 миллиона тонн нефти Минфин на свои счета не зачислял. А Министерство внешней экономики, вообще, не контролировало эту сделку.
          «Полагаем, — заключал Зайцев, — что указанное АО должно внести на счет Минфина РФ соответствующую сумму в валюте (ориентировочно — свыше 100 миллионов долларов США), полученную от экспорта нефти».
          Казалось бы, все понятно. Но нет. Генеральная прокуратура, куда в феврале 95-го обратилось Контрольное управление, возбуждать уголовное дело отказалась. Как написал в своем ответе зам. генерального Давыдов, им не удалось отыскать никаких нарушений налогового и валютного законодательств.
          Тогда Коржаков, уже от своего имени, послал все материалы в генпрокуратуру вторично. Ильюшенко отписал, что отчеты по использованию валютной выручки АО «Проминформбизнес» должно было предоставить в правительство. О такой мелочи, как запросить эти документы, в прокуратуре даже не подумали.
          К этому времени нам уже было известно, что из себя представляет Ильюшенко. Поэтому пришлось перекладывать часть его обязанностей на себя.
          Разумеется, никаких отчетов в правительстве не нашлось. Их там не было и быть не могло. Более того, чистейшей «липой» оказались и другие материалы, на которые ссылались в генпрокуратуре. Не исключаю, что к появлению всяческих подложных документов приложил руку и Петелин. Он очень боялся, как бы ему не пришлось со скандалом уходить в отставку. Покинуть такое хлебное место. Надо отдать должное Черномырдину — за своего любимца он стоял горой.
          — Кругом воруют, — заявил как-то премьер, когда я пришел к нему совсем по другому вопросу, — шпионы в «Белом доме» косяками ходят. А вы тут под Петелина копаете.
          Я тогда сделал вид, что ничего не понял. В полемику вступать не стал — это было бессмысленно.
          Был ли Черномырдин в курсе проделок подчиненного? Убежден, что да.
          Осенью 1995 г. на стол президента легло письмо, подписанное руководителями двух спецслужб — Коржаковым и Барсуковым — директором ФСБ. В письме излагалась суть этой грязной истории. Благо, материала накопилось предостаточно.
          Никакой реакции от Ельцина не последовало. Зато, как отреагировал премьер, известно хорошо. В книге Коржакова «От заката до рассвета» приводится ночной разговор с премьер-министром.
          «Я же знаю про Петелина, — бил себя в грудь Виктор Степанович. — Пусть его проверяют. Если что-то есть, я уберу его в две минуты».
          И еще:
          «Представляешь, Петелин со мной уже десять лет. Поверить не могу, что меня предают...»
          Кто познакомил Черномырдина с материалами на Петелина? Президент? Или генеральный прокурор Юрий Скуратов?
          В октябре 95-го он сменил обнаглевшего Ильюшенко. Вскоре после этого, когда Скуратов приехал в Кремль, Коржаков пригласил его в свой кабинет. Третьим при разговоре был я.
          Генеральный внимательно просмотрел толстую папку документов.
          — Да, интересный материал, — изрек он. — Готовьте письмо на мое имя.
          Письмо мы подготовили, документы отослали. Что с этими материалами теперь — одному Богу известно. Нам же известно другое: Геннадий Васильевич Петелин, обладатель многомиллионного счета в банке, живет и здравствует. Он по-прежнему пользуется неограниченным доверием премьера. Властвует в «Белом доме» как царь и Бог.
          Не удивлюсь, если за это время его счет значительно вырос. Две черномырдинские минуты длятся уже несколько лет...
 

          В начале 1995 г. в поле зрения отдела «П» попал некто Петр Короткевич. Академик Академии естественных наук РФ. Бывший зампред Экспертного совета при правительстве России. Званий и титулов у него было больше, чем у английского лорда. В одном из «высоких» кабинетов он прямо заявил: «Я руководитель группы консультантов Службы безопасности президента». После этого добавил, что действует от имени Ельцина и по поручению Коржакова и ему необходимо ознакомиться с документами рабочей группы по сопровождению финансовых проектов при председателе правительства.
          Рабочая группа — организация серьезная. Именно здесь скапливается вся информация о всевозможных финансовых проектах, направленных премьеру. Документы группы составляют если не? государственную, то уж коммерческую тайну точно.
          Разумеется, никакого академика Короткевича в кадрах СБП не значилось. Как следовало из собранных отделом материалов, Петр Леонидович Короткевич до 1991 г. работал в НПО «Энергия» и в Министерстве общего машиностроения СССР. В 1991-м стал президентом американской фирмы «КорБен Интернэшнл Импресайдс Корпорейшн» (данные о которой в регистрационной палате найти мы не смогли).
          В августе 1991 г. тогдашний первый вице-премьер Олег Лобов пригласил Короткевича в свои заместители по Экспертному совету при правительстве (Лобов одновременно являлся председателем этого совета). Короткевич, конечно, согласился.
          Что заставило Лобова пойти на этот поступок, мне непонятно. Впрочем, зная Лобова, не удивлюсь, если он это сделал просто так. Не от большого ума, но от чистого сердца. (Зачем, спрашивается, он приглашал к себе главу «Аум Синрикё» Асахару? Тоже по простоте душевной.)
          Лафа Короткевича длилась недолго. После того как в августе 92-го на страницах «Независимой газеты» он приписал себе лавры создания «разработки нового поколения ядерно-стратегических вооружений», из состава Экспертного совета академика вывели. (Кстати, вопрос о незаконности избрания его академиком РАЕН тоже широко обсуждался на Экспертном совете.) Обиженный Короткевич пробился на прием к только что назначенному председателю Экспертного совета Георгию Хиже. Бил себя в грудь и кричал, что его оклеветали. Но воздействия это не возымело.
          Короткевич оказался на улице. Правда, с властью расставаться он не захотел. В офисе своей фирмы на Чистопрудном бульваре академик добился установки телефона правительственной связи АТС-2. (Что было абсолютно незаконно: установка «вертушек» у представителей иностранных компаний запрещена.) Имелся у Короткевича и пропуск в Кремль, куда он регулярно наведывался. Явно не просто так. Используя старые связи, этот проходимец пытался решать всяческие проблемы.
          Можно только догадываться, зачем ему понадобились документы рабочей группы по сопровождению финансовых проектов при председателе правительства.
          Если бы я был авантюристом подобного толка, то действовал бы, видимо, по следующей схеме.
          Получив список фирм, которые направили свои предложения правительству, прошелся бы по этим конторам. Объяснил бы, что без дополнительного вознаграждения пробить их проекты невозможно. И за приличную плату предложил бы свою помощь.
          Типичный прием институтских взяточников: собрать с абитуриентов деньги и пустить все на самотек. Кто-то ведь наверняка поступит, наивно полагая, что без мохнатой «лапы» дело не обошлось. Оговорюсь: все это не более чем мои догадки.
          Я же привык оперировать только фактами. Да и не наша это была задача — выяснять, какие планы строят те или иные авантюристы. От нас требовалось одно — оградить «Белый дом» от мошенников разного калибра. Что мы и сделали.
          После того как я доложил Коржакову об этом «племяннике лейтенанта Шмидта», шеф приказал отобрать у него пропуск. Документ изъяли через несколько дней, прямо на проходной в Спасской башне. Сняли и «вертушку».
          Охота посещать столь высокие заведения пропала у «академика» надолго...
 

          Другой авантюрист действовал с еще большим размахом. Илхомидин Шокиров не только сумел получить удостоверение-вездеход, но и выбил себе кабинет в «Белом доме». До июля 1995 г. Шокиров работал консультантом Управления по вопросам гражданства администрации президента. Однако, когда отделу СБП «К» (это подразделение обслуживало администрацию) стало известно о теснейших связях Шокирова с криминальными структурами, со Старой площади его выгнали.
          Как водится, ни служебное удостоверение, ни ключ от сейфа в кабинете Шокиров не сдал. И вдобавок инициировал письмо председателя президентской комиссии по вопросам гражданства Микитаева заместителю руководителя аппарата правительства Орлову. В письме сообщалось, что Шокиров — исполнительный директор общественного движения «Конгресс гражданского согласия в России». И ему позарез необходим кабинет в «Белом доме».
          На удивление Орлов расстарался по полной программе. Мало того, что Шокирову выделили кабинет, оборудованный связью АТС-2. За ним еще и закрепили машину из правительственного гаража. Дали право заказывать пропуска в «Белый дом».
          Конечно, никаким «гражданским согласием» Шокиров не занимался. Свое пребывание в Доме правительства он с размахом использовал для лоббирования интересов всевозможных коммерческих структур. В одном из ТОО был даже учредителем. А ТОО это было непростое, — по оперативным данным, фирма находилась в теснейшей связи с криминальными структурами, которые занимались торговлей оружием. Короче, Шокиров имел к правительству не большее отношение, чем бомж из перехода на Тверской. Но зам. руководителя аппарата Орлова это не тревожило.
          Подобная трогательная забота о людях с подозрительной биографией не могла пройти мимо нашего внимания.
          Посему Орлов был взят на заметку. В феврале 1996 г. удостоверение сотрудника администрации президента у Шокирова изъяли, а самого выгнали из «Белого дома».
          Возмущаться он даже не пытался. Понимал, что с СБП шутки плохи.
 

          За два года работы в «Белом доме» я повидал много авантюристов и проходимцев. Одни (как герои моего рассказа) куролесили по-мелкому. Другие наживали целые состояния.
          И не наша вина, что разобраться в основном удалось лишь с мелюзгой. Большинство настоящих хищников продолжают свою охоту. Я регулярно вижу их на экранах телевизоров, когда они вещают о судьбах России, о том, как много сил и здоровья положили на благо Родины. Единственное, что я могу сегодня сделать, — рассказать об истинной сути этих людей.
 

          Для крупных финансовых авантюристов Россия — настоящий лакомый кусок. Затрата минимума денег позволяет получить максимум прибыли. (Добрая часть расходов, как правило, уходит на взятки и угощение чиновников.)
          С подобными дельцами и СБП, и ФСБ сталкивались неоднократно. Некоторые их схемы были нам неплохо известны.
          Ну, например, какая-либо несерьезная иностранная компания с минимальным уставным капиталом предлагает России беспроцентный и даже безвозмездный кредит. Условие одно — гарантии правительства. Затем компания страхует сделку в международных страховых обществах. Срывает ее. Получает страховку.
          Или другой вариант: мелкая фирма пытается «пробить» гарантию правительства под крупный кредит. При удачном стечении обстоятельств находится действительно солидная фирма, готовая этот кредит предоставить. А мелкая получает приличный процент от сделки.
          Все упирается в гарантии правительства. Дело в том, что обычно гарантий «Белый дом» старается никому не давать. Получить их можно лишь при одном условии: есть свой, прикормленный чиновник, готовый лоббировать такое решение...
          В нашем случае все развивалось примерно по такому же сценарию. В сентябре 1994 г. в правительство поступило письмо от некой фирмы «Петройл энд Арабко» на имя Черномырдина, зарегистрированной в княжестве Лихтенштейн...
          «Фирма «Петройл энд Арабко», — говорилось в документе, — имеет возможность оказать гуманитарную помощь в проведении социальных программ».
          Иными словами, бизнесмены предлагали правительству совершено безвозмездно крупную сумму денег на строительство больниц, школ, дорог и электростанций. С чего бы такая щедрость? Стали выяснять.
          По поручению Департамента международного сотрудничества аппарата правительства резидентуры внешней разведки навели справки об этой фирме. Оказалось, что состоит она всего из трех человек; уставной капитал незначителен. И что самое главное, опыта проведения таких крупномасштабных сделок нет.
          В общем, элементарные аферисты. Правительство от предложения отказалось.
          Но «буржуи» не отчаивались. В феврале 1995 г. они передали в «Белый дом» новое письмо, где предлагалось уже 15 миллиардов долларов безвозмездной помощи.
          Свои посреднические услуги представитель «Петройл энд Арабко» Рудольфе Вайбль оценил очень скромно — 5% от суммы сделки. Это 750 миллионов долларов. За такие деньги стоило побороться.
          Не исключено, что в результате бизнесмены и добились бы своего. Если бы не наше нежданное вмешательство.
          Прожекты «Петройл энд Арабко» стали последним звеном недолгой, но очень трудоемкой работы, касающейся близкого премьер-министру человека — помощника Черномырдина — Геннадия Кошеля...
          Впервые в поле зрения отдела «П» Кошель попал в самом начале 1995 г. От наших источников стало известно, что в 1993 г. он и еще 3 человека учредили в Австрии торговое товарищество с ограниченной ответственностью «Делия», которое занималось перепродажей российских сырьевых ресурсов. В качестве взноса в уставной капитал Кошель внес 17,5 тысячи австрийских шиллингов (примерно 1,5 тысячи долларов США).
          Мы заинтересовались. Нашу обеспокоенность вызывал профиль деятельности Кошеля. Все-таки он был помощником премьера по внешнеэкономическим связям. Полученные документы торгового суда Вены (нечто вроде нашей регистрационной палаты) подтвердили: из состава учредителей «Делии» Кошель не вышел. Налицо было грубейшее нарушение закона: госслужащий не имеет права получать деньги в коммерческих структурах.
          За первый квартал 1995 г. торговый оборот фирмы составил 20 миллионов долларов, а ее учредители получили 1,5 миллиона долларов на руки.
          По имеющимся данным, Кошель был даже оформлен в фирме, как сотрудник, постоянно находящийся в служебной командировке в России. Его командировочные затраты, регулярно выплачиваемые «Делией», составили значительные суммы.
          Кошель был не одинок. Его компаньонами по фирме «Делия» стали мэр Оренбурга Геннадий Данковцев, директор концерна «Ориентрикотаж» (бывшая оренбургская трикотажная фабрика) Леонид Скубков и гражданин Австрии Рудольфе Вайбль (!). Это имя уже встречалось нам. Именно Вайбль стал управляющим фирмой «Делия». Он же внес при регистрации самый больший пай — 447 тысяч 500 австрийских шиллингов (около 40 000 долларов).
          Было понятно, что этот деловой человек не преминет воспользоваться огромными возможностями своего компаньона — помощника премьера. Тем более что находились они в весьма тесных отношениях. По имеющейся информации помимо «Де-лии» Кошель — Вайбль являлись соучредителями и других западноевропейских фирм, в частности австрийской «Донау Центер ГМБХ», где Вайбль занимал должность вице-президента по правовым вопросам, а также швейцарской «Трансэкшн экспорт-импорт».
          То, что в марте 1995 г. со счетов «Донау Центер» было снят 1 800 000 долларов и тремя чемоданами перевезено в Россию, лишний раз доказывало: дело не чисто.
          Австрийская полиция даже зафиксировала на видео часть этой операции: деньги снимают со счета в банке; меняют на доллары; проносят на борт самолета «Австрийских авиалиний», который следовал 601-м рейсом по маршруту Вена — Москва.
          Непосредственное участие в перевозке денег принимал наш старый знакомый Рудольфе Вайбль.
          Круг замкнулся...
 

          Как вы, наверное, уже догадались, компаньон Кошеля и представитель «Петройл энд Арабко», выторговывающий себе 750 миллионов долларов за посреднические услуги, одно и то же лицо — австрийский гражданин Рудольфе Вайбль.
          Свои отношения с помощником премьера этот делец пытался использовать по полной программе. Именно через Кошеля он передал в «Белый дом» одно из обращений «Петройл энд Арабко». Кошель в свою очередь добился того, чтобы это письмо попало к нему. Как помощник премьера по внешнеэкономическим связям, он лично взялся прорабатывать этот вопрос. В помощь себе пригласил заместителя руководителя черномырдинского секретариата М. И. Триногу.
          При поддержке такой «тяжелой артиллерии» австриец Вайбль наверняка сумел бы добиться своего.
          Убежден, что в случае победы 750 миллионов долларов были бы поделены между всеми, кто принимал в этом участие. Геннадию Кошелю достался бы не последний кусок...
          Но жадность фраера сгубила. Мечты о миллионах так вскружили голову помощнику премьера, что он утратил чувство страха.
          В марте того же 95-го года нам удалось перехватить адресованный Кошелю факс. Из его «родного» товарищества «Делия». «Братья по оружию» просили Кошеля помочь им заключить соглашение о поставке в Россию крупной партии сливочного масла. Опять же небезвозмездно.
          Эта капля переполнила наше терпение. Если раньше мы считали, что следует дождаться каких-то более конкретных действий Кошеля, все задокументировать, то теперь стало понятно — медлить больше нельзя.
          Дальнейшее нахождение Кошеля в «Белом доме» могло бы дорого обойтись государству. Коржаков, который с самого начала операции был в курсе всего, позвонил Черномырдину. Попросил, чтобы премьер принял меня.
          В назначенное время я вошел в режимную зону. Открыл тугую дверь.
          Второе лицо в государстве читало подготовленную отделом «П» справку очень долго. Наконец сняло очки и воскликнуло:
          — Не может быть! Я знаю этого человека.
          — Как не может, Виктор Степанович. Вот все документы.
          Черномырдин пробежал глазами бумаги, устало потер лоб и изрек:
          — Какой негодяй!.. Не волнуйтесь, я разберусь. И разобрался. Через некоторое время он вновь вызвал меня.
          — Кошель все отрицает. Утверждает, что, как только пришел в правительство, тут же подал заявку на выход из числа акционеров. Просто документы очень долго идут.
          О попытках лоббировать интересы западных фирм Черномырдин не произнес ни слова. Видно, ему самому было невыгодно поднимать эту тему. Потом я понял почему.
          — Кошель плакал, как ребенок. Просил его простить. «Больше всего, — говорит, — мне стыдно за то, что я подставил вас». И тем не менее я приказал ему написать заявление «по собственному».
          Геннадий Кошель действительно написал заявление. С должностью черномырдинского помощника ему пришлось проститься. Но только с должностью. Из «Белого дома» его так и не выгнали. Сделали представителем Оренбургской области в правительстве. (Благо, в Оренбурге он начинал свою карьеру. Прошел от второго секретаря Центрального райкома ВЛКСМ до зав. отделом обкома партии.) Такими людьми, как Кошель, не бросаются. Уже после увольнения из Службы я узнал: как только СБП разогнали, Кошель вновь всплыл на поверхность. Его назначили... руководителем секретариата вице-премьера и шефа аппарата правительства, «всемогущего» НДР-овца Владимира Бабичева.
          Недаром в народе говорят: рыбак рыбака видит издалека.
          Стоит ли удивляться тому, что после выхода моего интервью в «Московском комсомольце», где я вкратце рассказал историю Кошеля, Черномырдин весьма бурно отреагировал на публикацию.
          — Никого там, ничего, — кричал с трибуны премьер-министр. — Ни коррупции не было. Просто нужно было наехать какой-то частью на Черномырдина. Все ко мне подбирались со всех сторон. Это мракобесие, которое разворачивается и цепляет, выдергивает по одному.
          Однако рисковать и на сей раз не стал. Убрал Кошеля из правительства в ...«Газпром». Как говорится, газета помогла.
 

          Почему-то многие считают, что дело Ильюшенко имело под собой чисто политическую подоплеку: то ли и. о. генпрокурора перешел кому-то дорогу, то ли «банду Коржакова» не устраивала его позиция, то ли что-то еще...
          Ерунда! Будучи непосредственным участником всей этой истории (и даже в некотором роде ее зачинателем), уж я-то точно знаю, откуда растут ноги. Никакой политической подоплекой в деле Ильюшенко и не пахнет. Обычная уголовщина...
          Все началось с разработки шефа черномырдинского секретариата Петелина. Среди прочих вопросов нас интересовало, с кем еще из коммерческих структур кроме АО «Проминформбизнес» связана правая рука премьера.
          Проанализировав всевозможные материалы, мои ребята пришли к выводу: чаще других в «Белый дом» «нырял» «Балкар-Трейдинг». Все нити замыкались именно на Петелине.
          Мы стали собирать информацию об этой структуре, запросили документы в ФСБ и МВД, активизировали агентуру.
          Скоро подоспели результаты. Из ФСБ и РУОПа Московской области нам сообщили, что разработки по «Балкару» ведутся. Глава фирмы Петр Янчев подозревается в контрабанде, хищениях, укрытии доходов от налогов.
          Тогда впервые в этих материалах и всплыло имя Ильюшенко. Спецслужбы располагали информацией о купленных им у Янчева автомобилях за бесценок, о специально привезенной в подарок и. о. импортной мебели. Существовали и записи телефонных разговоров Янчева и Ильюшенко, дающие четкое представление об истинных отношениях двух «добропорядочных» граждан. (Впоследствии все это легло в уголовное дело.)
          К сожалению, руководство ФСБ и РУОПа не решалось направить эти материалы в прокуратуру. Да и кому направлять? Самому же Ильюшенко?
          Генералы явно хотели дождаться лучших времен. Пришлось действовать нам.
          — Я просто не могу поверить, — сказал Коржаков, когда я принес ему справку, составленную по информации коллег. — Этого не может быть.
          — А что нужно, чтобы вы поверили?
          — Дай оригиналы документов. Через несколько дней я показал ему «сводки» телефонных переговоров. И понеслось...
          Реакция Коржакова понятна: когда человека, поставленного надзирать за исполнением законов в стране, обвиняют в коррупции, это похоже на театр абсурда или уличение вегетарианца в каннибализме.
          Однако серьезных материалов на Ильюшенко было так много, что всякие сомнения отпадали: коррупция налицо. Как потом документально установило следствие, семейству и. о. генерального прокурора перепало от коммерсанта Янчева 4 машины «Жигули» («девятки» и «девяносто девятые») и 2 джипа «Чероки». Все автомобили были проданы Ильюшенко по нереально низким ценам (скажем, джип стоил 180 миллионов, Ильюшенко же он достался всего за 20).
          Поставлял Янчев и более мелкие вещи, например пылесосы. Прослушка зафиксировала разговор двух друзей, когда Ильющенко без тени смущения заявлял коммерсанту:
          — Я у тебя на складе пылесос видел, так ты мне его привези.
          Допускаю, что одними пылесосами и машинами дело не ограничивалось. Впрочем, доказать что-либо еще следствие не смогло. Жаль. Совершенно очевидно, что помощь и. о. генерального стоила много дороже. Ведь стараниями Ильюшенко мало кому известная фирма «Балкар-Трейдинг» стала одним из крупнейших спецэкспортеров российской нефти. И. о. организовывал для Янчева встречи с руководителями высшего ранга (председателем Таможенного комитета Кругловым и его первым замом Кругликовым, министром внешней экономики Давыдовым), ввел его в мир большой политики и больших денег. Лишь благодаря протекции Ильюшенко «Балкар-Трейдинг» получила от правительства право на экспорт 2 миллионов тонн сырой нефти (произошло это после визита к Давыдову). Подобных примеров масса...
          Оперативные записи телефонных переговоров Янчева — Ильюшенко, которые я принес Коржакову, окончательно убеждали: отношения этих двух людей выходят за рамки всяких приличий. Ильюшенко настолько был уверен в собственной неприкасаемости, что позволил себе полную свободу выражений.
          Вот запись беседы, состоявшейся 24 декабря 1994 г. Незадолго до этого в квартиру «главного законника» привезли импортную мебель, «организованную» Янчевым. Собрать ее мастера не смогли, так как «забыли фурнитуру». И Ильюшенко устроил настоящую истерику... ИЛЬЮШЕНКО: Петр Викторыч, ты сегодня у кого в «Белом доме» был?
          ЯНЧЕВ: Я был у Зверева. (Руководитель Департамента экономики аппарата правительства РФ. — В. С.)
          И. (посвистывая): У тебя, видимо, пропуск есть туда?
          Я.: Куда?
          И.: В «Белый дом».
          Я.: Звоню, и заказывают.
          И.: И заказывают, да?.. Ладно... хорошо. (Пауза.) В общем, так. Знаешь что, я в последнее время... в последнее время... Я больше просто не хочу говорить на эти темы. (Пауза.) Понимаешь, у меня пропадает желание говорить на любые темы. То ты забываешь, то ты не соизволишь сделать. То ты мне говоришь о том, что...
          Я.: Подожди, Леш... во-первых...
          И.: Подожди минуточку...
          Я.: Во-первых... во-первых... что я не соизволил сделать?..
          И. (срываясь на крик): Ты мне... ты мне эту компанию посоветовал? Значит, ты за все отвечаешь! Если ты посоветовал. У нас так делается. Понимаешь, в нашей команде так делается! (Пауза.) Так вот, я хотел бы все-таки узнать. По поводу того, заберут это завтра или... Или ты привезешь фурнитуру. Я хочу просто знать. Ты мне скажи, чтобы я...
          Я.: Во-первых, я не привожу фурнитуру, Алексей Николаевич, понимаете! Не изготавливаю... И.: Так.
          Я.: Во-вторых, значит, ее привозит тот, кто поставляет это хозяйство.
          И.: Так.
          Я.: И то, что, значит, она была принята на склад, это не говорит о том, что я ее поставил. Это разные совершенно вопросы.
          И.: Так. (Пауза.) И что дальше?
          Я.: А дальше то, что... суббота, сегодня. Искать фурнитуру, значит, так...
          И.: Петр Викторыч, значит, давай так. Если ты этот вопрос не решишь, на этом все закончится. Все твои посещения «Белого дома», меня лично и всех остальных. Вот это я тебе гарантирую! Так нельзя мне нервы портить! (Вешает трубку.)
          Культуры и такта Алексею Николаевичу было явно не занимать...
 

          Прошел всего день после того, как я передал Коржакову «сводки» телефонных переговоров. Вдруг под вечер звонок — на проводе мой шеф:
          — Валерий Андреевич, медлить нельзя. Давай встречаться прямо сейчас. Я возвращаюсь из «Внуково», по дороге тебя подхвачу.
          Ровно в 22.00 «Волга» с затемненными стеклами притормозила у гостиницы «Мир». Рядом с Коржаковым сидел Барсуков. Минут через 15 мы уже входили в здание президентского клуба на Воробьевых горах.
          Все то время, пока Барсуков читал справки и «сводки», лицо его не выражало никаких эмоций. Он методично просматривал бумаги, молча откладывал в сторону уже прочитанное. Терпение Михаила Ивановича лопнуло лишь когда, когда он дошел до эпизода с выцыганенным у Янчева пылесосом.
          — Как! — неожиданно вскричал Барсуков. — И пылесос тоже! Крохобор! Сволочь! А я-то думаю, откуда у него доллары! Представляешь, — обратился он к Коржакову, — играли мы тут как-то в биллиард, вдруг Ильюшенко говорит: давайте делать ставки по пятьдесят долларов. Я ему: покажи, — он из кармана моментально достал купюру.
          — Что будем делать, Миша? — спросил А. В. — Надо к шефу идти...
          — А чего к нему ходить? Помнишь, мы с тобой принесли ему материалы по тому делу (Михаил Иванович, видимо, умышленно не стал уточнять в моем присутствии, по какой причине они были у президента. Осторожность — основное качество Барсукова. — В. С.), он почитал, взял со столика какой-то сувенир, повертел в руках и вышел. И всё..
          — Но и так оставлять тоже нельзя. Барсуков несколько минут помолчал, потом произнес:
          — Ну, ладно. Давай пойдем... В очередной раз... Этот исторический диалог, во многом определивший дальнейшую арестантскую судьбу Ильюшенко, состоялся в феврале 95-го. И. о. генерального же был отправлен в отставку только в октябре того же года. Без малого девять месяцев потребовалось для того, чтобы уволить окончательно зарвавшегося и. о.
          Со слов Коржакова я знаю, что к президенту они с Барсуковым идти не захотели. Опасались, что Ельцин, как обычно, положит все материалы под сукно и не тронет своего любимца.
          Для начала решили поговорить с самим Ильюшенко.
          Шеф пригласил к себе «законника». Без обиняков сказал:
          — На тебя есть определенные компрометирующие материалы. Мой добрый совет: пиши заявление «по собственному». Не уйдешь — все покажем президенту. Тебе же хуже будет... Ильюшенко пригорюнился и промямлил:
          — Я подумаю...
          Думал он очень долго...
          Одновременно московское управление ФСБ активизировало свою работу по «Балкару». Янчев заволновался. Позвонил Ильюшенко:
          — На меня наезжают. Помоги!
          — Кто посмел?
          — Какой-то опер.
          И. о. рассвирепел:
          — Да я этого опера сгною!
          Стал требовать у руководства ФСБ материалы, касающиеся Янчева.
          — Пусть его пошлют куда подальше. Это противозаконно, — отрезал Коржаков, узнав о телодвижениях Ильюшенко.
          И вновь пригласил и. о. на беседу:
          — Как же так, Алексей Николаич? Ты ведь обещал подумать о заявлении, а вместо этого требуешь документы по своему другу Янчеву. Неожиданное направление приняли твои мысли.
          В ответ Ильюшенко завел старую песню коррупционеров всех времен и народов:
          — Александр Васильевич, зачем раздувать? Ни к чему. Давайте, все нормально решим. По-людски...
          — Так ты будешь заявление писать? И. о. поерзал на стуле и, не глядя шефу в глаза, выпалил:
          — Мне президент верит. Я буду работать, пока он мне лично не прикажет уйти!
          Стало понятно: малой кровью развенчать и. о. генерального не получится. Он не оставил себе выхода и вынудил нас действовать иначе.
          Вскоре следственное отделение УФСБ по Камчатской области возбудило уголовное дело по факту нарушения «Балкаром» таможенных правил. Материалы по Янчеву — Ильюшенко из оперативных превратились в следственные.
          Захватив толстую папку взрывоопасных бумаг, Коржаков с Барсуковым пошли на прием к президенту. Ельцин, на удивление, отреагировал очень спокойно. Только поинтересовался:
          — А кандидат на место генерального есть?
          — Пока нет, — честно ответил мой шеф.
          — Ищите...
          Коржаков вызвал меня:
          — Ты ведь работал с прокурорскими? Подумай, кого мы можем предложить взамен Ильюшенко. Но только смотри — чтобы был абсолютно «чистым».
          — Такая кандидатура есть.
          Коржаков удивился... Внимательно посмотрел мне в лицо.
          — Пономарев Геннадий Семенович, бывший прокурор Москвы.
          — Так его же сняли!
          (В марте 95-го Ильюшенко своим распоряжением уволил Пономарева. Произошло это после того, как Ельцин, возмущенный убийством Листьева, вскричал: надо освобождать прокурора города.)
          — Это большая кадровая ошибка. И я и мой зам. знаем Геннадия Семеновича как исключительно честного, принципиального человека. Коржаков задумался:
          — Ты представляешь себе, как это будет выглядеть? Только что сняли. И тут же — повышение?
          — Ну и что. Наоборот, президенту это только в плюс. Да, он снял Пономарева, но потом разобрался и исправил свою ошибку...
          — Сверхавантюрный план... Но... В общем, поговори сперва с Пономаревым — он же наверняка обижен...
          Геннадий Семенович действительно был обижен на президента, и не без оснований: сняли его совершенно незаслуженно.
          Я несколько раз встречался с Пономаревым, уговаривал его вернуться. Все напрасно. Он был непреклонен. Даже от предложения стать заместителем генерального Геннадий Семенович отказался:
          — Я отлично представляю себе нравы, которые царят в Кремле. Карманным прокурором я никогда не был и стать уже не смогу. А другой там не нужен... Единственное, что он сделал, — порекомендовал другого.
          — В нашей системе трудно найти подходящего человека, — грустно сказал Пономарев, — Но за одного человека я могу поручиться — это Юрий Ильич Скуратов, директор НИИ проблем укрепления законности и правопорядка генпрокуратуры. Кстати, член коллегии ГП.
          В тот момент Скуратов был в отпуске, в Чите. Однако Пономарев его нашел, осторожно навел мосты. Юрий Ильич, в принципе, дал согласие.
          В конце весны Скуратов пришел к Коржакову. Нам обоим кандидат понравился. Приятный в общении человек, настоящий интеллигент.
          — Вы можете представить нам свою концепцию деятельности генпрокуратуры? — спросил у него Александр Васильевич.
          Скуратов кивнул головой.
          Концепция, изложенная на двух страницах, была готова уже на другой день. Юрий Ильич отдал мне ее у проходной «Белого дома»...
 

          С этой минуты началась обыкновенная рутинная работа. Кандидатуру Скуратова требовалось согласовать со всеми официальными чиновниками. Правда, в абсолютном большинстве его назначение поддерживалось. В пользу Скуратова высказался помощник президента Краснов, первый помощник Илюшин.
          В октябре 1995 г. президент впервые огласил его имя на Совете Федерации. Сенаторы Скуратова утвердили — на фоне Ильюшенко он однозначно выигрывал.
          Прежний и. о. был отправлен в отставку. Незадолго до этого (13 сентября) генпрокуратура арестовала его друга и соратника Янчева. В феврале 96-го Ильюшенко к нему присоединился: он был помещен в следственный изолятор «Лефортово». В обвинительном заключении, подготовленном следственной бригадой генеральной прокуратуры, Алексею Николаевичу инкриминируется взяточничество и использование служебного положения в личных целях...
          Я заранее предвижу недовольные возгласы некоторых граждан, которые прочтут эту главу.
          — Ага! — вскричат эти граждане. — Мы же говорили: майор КГБ Коржаков и его опричники руководили страной. Снимали неугодных чиновников и назначали своих выдвиженцев.
          Ответ на поверхности: и Коржаков, и я — люди военные. Президент приказал нам подыскать кандидата на место генпрокурора. Мы эту задачу выполнили. Причем неплохо. Скуратов возглавляет генпрокуратуру уже больше двух лет. За это время в его честности не усомнился, по-моему, никто.
          На первом месте для нынешнего генерального — закон и никаких гвоздей.
          Даже под «давлением превосходящих сил противника» Скуратов умудряется не идти против своей совести. Это отчетливо видно на примере с коробкой из-под «ксерокса».
          Будь на его месте Ильюшенко, уголовное дело возбудили бы не по факту выноса 500 тысяч долларов, а против Коржакова и Барсукова, которые-де «превысили свои служебные полномочия». У Скуратова хватило духу провести проверку наших действий в соответствии с законом. Дело возбудили, но в отношении «активистов» штаба.
          Чего это стоило генеральному — можно только догадываться...
 

          Вы наверняка помните популярный советский фильм «Иван Бровкин на целине». Румяную агитку, повествующую о героическом труде на неосвоенной земле, с песнями, плясками и любовными передрягами. Фильм снимался в оренбургских степях, в совхозе «Комсомольский».
          Вряд ли создатели картины могли предположить, что пройдет всего-навсего 30 лет и председатель этого совхоза станет одним из руководителей государства. Правда, кинопредседатель и председатель настоящий отличаются друг от друга, как небо и земля. Первый — передовой, идеологически выдержанный руководитель, бывший фронтовик и партработник. Трудится не покладая рук, заботится о людях как о родных. В редкие минуты отдыха душевно поет патриотические песни. Фамилия его, если не ошибаюсь, Барабанов. Второй — Александр Харлампиевич Заверюха. По иронии судьбы в 1968— 1979 гг. он действительно возглавлял «Комсомольский». Только вот на героя экрана явно не тянет...
          Отдел «П» серьезно занимался анализом деятельности Заверюхи на посту вице-премьера правительства, куратора агропромышленного комплекса. Перечислять его «подвиги» можно долго-долго. Остановлюсь лишь на нескольких.
          В октябре 1994 г. при Министерстве сельского хозяйства и продовольствия по инициативе Заверюхи была создана Федеральная продовольственная корпорация (ФПК). Во главе ФПК встал некто М. М. Абдулбасиров. По должности — одновременно первый заместитель министра Минсельхозпрода. Задачи на ФПК были возложены серьезные: развитие и госрегулирование продовольственного рынка, обеспечение эффективности вложения бюджетных средств. Однако за полтора года, прошедших после создания ФПК, никаких существенных изменений не произошло. В 1995 г. Россия импортировала 40% сельхозпродукции. По оценке специалистов НИИ конъюнктуры, это означало полную потерю страной продовольственной независимости. Максимально допустимый в мировой практике предел ввоза сельхозпродуктов — 30%.
          На работу ФПК под гарантии правительства было выделено кредитов на общую сумму 3 триллиона рублей. После реализации продукции в казну вернулось только 18 миллиардов. Остальные деньги на июнь 1996 г. распылились. Делалось это при непосредственном участии ставленника Заверюхи — Абдулбасирова.
          Основную часть средств ФПК использовала не по назначению. Она переводила их на счета посреднических коммерческих структур, которые вскоре закрывались или объявляли себя банкротами. Метод известный. Например, именно таким путем налево ушло 125 миллиардов через московскую фирму «М-Фуд», 8 миллиардов через столичное АОЗТ «Дест», 12 миллиардов через фирму «Росарт» (Московская область). Другой способ хищения тоже не отличался оригинальностью. Им пользовались преступники еще советских времен, потенциальные фигуранты органов БХСС.
          ФПК заключала договоры с коммерческими структурами. Всё честь по чести. Кроме одного — истинные объемы поставок не соответствовали тем, что фигурировали в документах. В январе 1996 г. астраханская фирма «Выбор» получила 17 миллиардов рублей за 20 тысяч тонн зерна. Однако 20 тысяч тонн у «Выбора» просто не было. Аналогичную аферу прокрутили с волгоградскими ТОО «Вита» и АОЗТ «Группа-Сарепта» (24 и 5 миллиардов рублей соответственно).
          Немалые деньги чиновники ФПК зарабатывали и на искусственном завышении цен. Если Москва закупала сливочное масло по 8 — 10 тысяч рублей за килограмм, то ФПК — за 14— 16 тысяч. После прохождения через долгую сеть посредников цена его возрастала до 20— 24 тысяч. Дошло до того, что Заверюхе пришлось лично потребовать, чтобы цена была снижена до 12 тысяч. 80 миллиардов рублей, уплывшие в результате накруток, он отнес на «непредусмотренные убытки агропромышленного комплекса».
          Не надо думать, что Заверюха не понимал происходящего. Понимал прекрасно. Его неоднократно информировали о творящемся беспределе, но никаких мер он не принимал. Наоборот, покрывал абдулбасировскую группу. Руководителя ФПК окружали люди, мягко говоря, одиозные. Скажем, его заместитель Лизунов привлекался ранее к уголовной ответственности за хищения в особо крупных размерах.
          Когда в 1996 г. на заседании правительственной продовольственной комиссии работа ФПК была признана неудовлетворительной и над Абдулбасировым навис дамоклов меч правосудия, вице-премьер не только сумел отвести от своего протеже «беду», но и «пробил» решение правительства о погашении задолженности по кредитам в размере 3 триллионов за счет бюджетных средств, выделенных Минсельхозпроду.
          Арифметика нехитрая. Всего на 1996 г. министерству было выделено из казны 11,5 триллиона. Три из них ушло на то, чтобы покрыть воровство главных «крестьян» страны. По вине Абдулбасирова и Заверюхи деревня лишилась тысяч тракторов, веялок. Сотни тысяч настоящих, не сановных крестьян остались без зарплаты.
          В старое время за такие вещи руководители Минсельхозпрода были бы как минимум арестованы. Но Абдулбасиров лишь безнаказанно уволился «по собственному желанию». Его место занял В. Н. Чаплыгин. Последний, возглавлявший до того волгоградский филиал ФПК, был активным участником хищения крестьянских денег. Его новоиспеченный заместитель — Ю. А. Лысенко — тоже неплохо нагрел руки на кредитах. ТОО «Инсайд», которым он руководил, использовало не по назначению 10 миллиардов рублей.
          Однако Заверюху это не тревожило. Он отлично понимал, что «замазанными» людьми управлять куда легче, чем честными. Один из помощников вице-премьера — Г. Г. Мазаев помог получить льготный кредит в 18 миллиардов рублей директору птицефабрики «Ливийская» (поселок Яйва, Пермская область). Миллиард из них директор «птички» пустил на строительство личных коттеджей, покупку машин. Помощник Мазаев тоже не остался внакладе. (Кстати, материал о злоупотреблениях Мазаева и других работников аппарата правительства мы направили в генеральную прокуратуру, где были возбуждены уголовные дела.)
 

          В отношении Абдулбасирова и о негативных аспектах кадровой политики Заверюхи отделом «П» были подготовлены справки. Мы писали их для президента, однако события 20 июня помешали нам довести информацию до адресата. С удовольствием делаю это сейчас.
          Заверюха покинул «Белый дом» только в марте 1997 г., при очередной реорганизации кабинета министров. Своей сегодняшней жизнью он доволен, чувствует себя неплохо. Здоров, гладок и довольно упитан. То же и Абдулбасиров.
          Занервничали оба гражданина только после того, как в «Московском комсомольце» я вкратце поведал об их делах. Заверюха пришел в редакцию одной центральной газеты. Все категорически отрицал.
          — Стрелецкий — это мерзавец, — вопил бывший вице-премьер. — В правительстве только и занимался, что лоббированием. Очередной проходимец! Никакими охранными делами он не занимался, у него бы и ума не хватило.
          Далее Заверюха рассказал душещипательную историю о том, как я приходил к нему, чтобы пролоббировать интересы дальневосточных рыбаков. Просил пристроить «своих» людей.
          Услышав это, я долго смеялся. Дело в том, что с Заверюхой я лично не знаком.
          Что же касается проблем рыбной отрасли, то здесь Александр Харлампиевич осведомлен куда лучше меня. Недаром он пропихнул на должность председателя Госкомрыболовства некоего Родина. Думаю, о похождениях Родина, его отношениях с японцами, массовой системе взяток в рыболовной системе вы еще услышите. И очень скоро.
          Абдулбасиров был более осторожен. Он втихую встретился со мной. С кавказской предупредительностью рассказал, как много делала ФПК для сельского хозяйства страны, и добавил:
          — Что ж вы так! Все ведь воруют. Ни одна ФПК. Напишите лучше о других.
          Ни Заверюхе, ни Абдулбасирову я ничего возражать не стал. Зачем зря сотрясать воздух? Мой ответ они вполне могут прочитать в этой книге...
 

          Когда в Россию пришла «демократия», многие западные инвесторы решили, что наконец-то настал их час. Богатства огромной страны манили их так же страстно, как девица с обложки порножурнала манит неполовозрелых подростков.
          Одним из таких наивных романтиков был швейцарский бизнесмен Нессим Д. Гаон, президент компании «Нога С. А.». Гаон в деловом мире отнюдь не новичок. И его самого, и его фирму отличали солидная репутация, достаточный вес в финансово-политических кругах. Вдобавок Гаон был заметной фигурой в международном еврейском движении.
          Однако на этот раз чутье подвело бизнесмена. Откуда ж ему было знать, что такое загадочный русский характер? А начиналось все весьма мажорно. 12 апреля 1991 года, в День космонавтики, компания «Нога» и правительство РСФСР в лице первого вице-премьера Г. В. Кулика подписали кредитное соглашение. Согласно документам, «Нога» должна была предоставить России кредиты на общую сумму 1,5 миллиарда долларов (без малого). В свою очередь наша страна взяла на себя обязательство погашать кредиты поставками нефтепродуктов.
          Иностранцы свое слово сдержали. На деньги «Ноги» (где-то на 897 миллионов) были закуплены продукты питания, одежда, обувь, лекарства, сельскохозяйственные удобрения (в тот период всеобщего дефицита любая ложка приходилась к обеду). Мы же — нет. В 1991 — 1993 гг. российская сторона передала фирмачам нефтепродуктов на 597 миллионов «зеленых». Поставки при этом периодически запаздывали, нередко срывались. А в 1993 г. прекратились и вовсе.
          Швейцарцы оказались в интересной ситуации. За свои собственные деньги им пришлось терпеть серьезные убытки. Но они не отчаивались. Слали письма в российские министерства, ведомства, пытались объяснить, что ТАК делать нехорошо. Требовали возвратить их 300 миллионов.
          Наивные!
          Правда, клок шерсти с паршивой овцы получить им все же удалось — по личному распоряжению первого вице-премьера правительства Шохина «Ноге» выделили 30 миллионов долларов. Ничего не скажешь — барский подарок. Но 30 миллионов «Ногу» не устроили. Швейцарцы хотели получить все, что им причиталось.
          Долгая бумажная волокита, обращения в Минфин, МВЭС и правительство результатов не давали. Один чиновник кивал на другого, другой на третьего. И так без остановки. В конце концов президент «Ноги» Гаон был вынужден написать лично Президенту РФ. Широкой огласки скандала он не желал.
          Ельцин отреагировал резко.
          «Я не берусь категорично оценивать действия сторон ни с правовой, ни с деловой, ни с этической точки зрения, поскольку могут быть еще и другие, не известные мне обстоятельства, — говорится в его резолюции, адресованной Черномырдину, — но такие ситуации, убежден, не будут притягивать деловых людей в Россию.
          Объясните мне эту ситуацию. Я хочу понять, кто здесь больше прав или виноват».
          Прошел ровно год. Ничего не изменилось. И Шохин, и первый заместитель министра финансов А. П. Вавилов (они были уполномочены правительством представлять интересы «Белого дома» в сваре с «Ногой») продолжали действовать по принципу: кому должен, всем прощаю.
          Гаон обратился к президенту во второй раз. Ельцин рассвирепел.
          «Мое поручение годичной давности осталось невыполненным. Найдите виновников этой волокиты и накажите, — отписал он премьеру в августе 1994 г. — Еще раз прошу разобраться, наконец, в этом деле и довести его до завершения».
          Что представляет из себя рассерженный Ельцин, сановники знали хорошо. (Нечто вроде медведя, разбуженного в период зимней спячки.) И авральном порядке они кинулись разбираться и завершать.
          4 сентября 1994 г. первый зам. министра финансов Вавилов отдал в правительство письмо, где сообщал, что «Нога» снизила сумму иска с 277 до 211 миллионов долларов и что российская сторона может выдвинуть «Ноге» встречный иск на 157 миллионов. А то и 260: дескать, швейцары нам тоже кое-что должны.
          Кавалеристский темп Вавилова на Черномырдина впечатления не произвел. К анализу ситуации он подключил первого вице-премьера О. Н. Сосковца, и. о. генерального прокурора А. Н. Ильюшенко, директора ФСК С. В. Степашина, начальника Государственно-правового управления президента Р. Г. Орехова. Массированная мозговая атака удалась. Было решено создать две рабочие группы. Одна возьмется проверить все бухгалтерские и иные документы соглашений с «Ногой». Вторая выяснит прочие обстоятельства и поймет, кто виноват в случившемся.
          Вскоре группа под командованием начальника ГПУ Орехова доложила премьеру: Россия действительно должна «Ноге» примерно 160 миллионов. По договоренности со швейцарцами часть долга мы можем компенсировать деньгами. Другую часть (причем большую) — посредством реализации совместных проектов.
          Распоряжением правительства вице-премьеру, министру внешней экономики О. В. Давыдову поручено «подписать соглашения об урегулировании разногласий, разрешив вносить изменения, не имеющие принципиального характера». Казалось бы, всё понятно. Тяжба закончилась. Ан нет. Министр Давыдов заключать какие-либо соглашения с «Ногой» отказался. Свое нежелание он даже не удосужился как-то мотивировать.
 

          Параллельно с этой затяжной бюрократической интригой в Люксембургском трибунале слушался иск «Ноги» к российскому правительству. Устав от бесконечных обещаний, Гаон решил вернуть свои деньги по суду. Тем более что в его руках было неоспоримое доказательство правоты — Распоряжение правительства о создании специальной комиссии по урегулированию конфликта, где Черномырдин косвенно признавал государственный долг.
          Как попал этот документ к Гаону? Это мы и пытались выяснить. Распоряжение было закрытое, с грифом «не для печати». С подлинника, который Бабичев спрятал в сейф, сняли всего две копии. Одна ушла в Минфин, Вавилову, другая — в аппарат начальника Главного правового управления президента Орехова.
          По имевшейся у нас оперативной информации один из высокопоставленных российских чиновников (имя его не называю, так как это были всего лишь оперативные наработки) вышел на Гаона. Предложил ему «руку и сердце». Утверждал, что может поспособствовать швейцарцу вернуть деньги. Для этого он даже готов был встретиться с президентом, объяснить ситуацию, добиться выгодного для Гаона решения. Плюс к этому отстранить от дела Вавилова.
          24 октября 1994 г. Гаон и два его зятя специально приехали в Москву. На секретные переговоры с предлагавшим свои услуги чиновником. Косвенное подтверждение таких телодвижений мы обнаружили в очередном письме Гаона на имя Ельцина. Бизнесмен среди прочего упомянул, что в Москве с ним неофициально общался некий представитель «Белого дома». Предлагал решить вопрос в частном порядке в обмен на существенную сумму. К сожалению (или к счастью?), ничего у таинственного представителя не получилось. Плетью обуха не перешибешь.
          В результате «бизнеса» с Россией «Ноге» были нанесены серьезные финансовые убытки. Один из кредиторов подал на нее в суд.
          Если бы суд признал «Ногу» банкротом, валютные средства в размере 280 миллионов долларов, которые были арестованы на счетах российских организаций за рубежом, пошли бы на погашение долгов этой компании.
          Счета 12 российских правительственных и неправительственных структур были арестованы еще в 1994 г. трибуналом округа Люксембург. Произошло это после того, как «Нога» обратилась с иском к Правительству РФ. Немаловажная подробность: по оперативным данным, среди прочих были арестованы и личные счета Шохина и Вавилова. Их номера стали известны «Ноге » в ходе частного расследования ее службы безопасности.
          Теперь уже можно признать: мы встречались с представителями «Ноги» и предлагали предоставить нам информацию о счетах Шохина и Вавилова с гарантией, что эти материалы станут поводом для самого серьезного разбирательства; более того, мы обязались доложить о них Ельцину. Все безуспешно. Швейцарцы перестали доверять русским. Все основания для этого у них имелись.
          Думаю, так или иначе счета мы все равно выцарапали бы. А заодно докрутили бы до конца и историю с лоббированием таинственного чиновника интересов «Ноги». Помешали июньские события. Работа по «Ноге» началась в конце лета 1995 г. Пик ее пришелся как раз на май — июнь 96-го. Что произошло в то время — напоминать, наверное, не надо. Коробка из «Белого дома». Отставка Коржакова. Развал СБП. Шохин, Вавилов и вся остальная шайкобратия могли теперь спать спокойно.
 

          Свои .кровные деньги фирма «Нога» так и не получила. Благополучно обанкротилась. Впрочем, и Россия понесла немалые убытки. А престиж?
          Трудно себе представить сколько западных бизнесменов отказались сотрудничать с нашей страной, узнав о случившемся. Я уж не говорю о репутации президента, чьи распоряжения не выполняются, попросту игнорируются.
          Особое же отвращение ко всей этой истории должен, видимо, испытывать бывший ельцинский пресс-секретарь, обозреватель «Комсомольской правды» Павел Вощанов. Он было попытался разобраться в деле «Ноги», залез слишком глубоко. Неизвестные злоумышленники переломали Вощанову ребра, пустили под откос редакционную машину.
          Похоже, на счетах Вавилова и Шохина в самом деле лежали немалые суммы. Из-за копеек мараться никто не станет. Калечить известного журналиста — это очень высокооплачиваемое мероприятие.
          Впрочем, мораль сей главы в другом. Не напоминают ли вам, дорогие читатели, члены нашего правительства персонажей известной басни И. А. Крылова «Лебедь, рак да щука»?
 

          В начале 1995 г. в отдел «П» поступила информация о том, что некто Григорий Студенников активно ищет выходы на правительственные круги. Кое с кем ему уже удалось сблизиться. Однако главная цель оставалась пока недоступной. Студенников мечтал добраться аж до самого премьера.
          В личности Григория Студенникова не было ничего примечательного. «Скромный» бухгалтер. Точнее — начфин Федерального дорожно-строительного управления при Министерстве обороны, полковник. Но вот зачем «скромному» полковнику выходы на Черномырдина? Это предстояло выяснить.
          Проверив Студенникова по оперативным учетам ФСБ и МВД, мы обомлели. И в том и в другом ведомстве этот человек был хорошо известен. По данным коллег, «новоявленный Корейко» пробавлялся крупномасштабным воровством. Метод, который он избрал, особо оригинальным не отличался: Студенников перечислял на счета созданных им самим фирм крупные суммы денег из Минобороны по фальшивым «платежкам». Затем фирмы вместе с деньгами бесследно исчезали. Каждая такая «операция» приносила начфину солидный гешефт — не менее 5 миллиардов рублей. Всего он увел из казны примерно 10 миллионов долларов.
          Изучив материалы, мы поняли: нам предстоит долгая кропотливая работа по документированию преступной деятельности полковника. Как говорится, не пойман не вор...
          Вскоре один из наших источников сообщил: возможно, за Студенниковым стоят весьма известные в криминальной среде граждане, эмигранты из СССР. Они уже давно покинули страну, открыли бизнес во многих странах мира. Сейчас же решили нажиться за счет своей бывшей Родины. Эмигранты были неплохо знакомы с полковником. Сошлись они во время одной из студенниковских операций. Помогали начфину «отмывать» деньги. Стало ясно, почему «скромный» бухгалтер так стремился заручиться поддержкой влиятельных правительственных особ. Тем более что тот же источник поведал: Студенников использовал часть похищенных денег для проработки возможных каналов выхода на сановников, иными словами — на взятки.
          К этому моменту мы уже знали, что полковник активно форсирует события. Среди его друзей оказался один из лечащих врачей Черномырдина. Известно, что личный врач то же самое, что домашний священник. Если не доверять своему доктору, то кому же тогда, вообще, доверять!
          Студенников и его «покровители» зашли слишком далеко. Ради достижения своей цели они не жалели никаких денег. Специально купили часы под Фаберже с бриллиантовой инкрустацией стоимостью 50 тысяч долларов США. Начфин намеревался передать часы жене Черномырдина через лечащего врача. Нечто вроде рождественского подарка. А потом... потом цена часов окупилась бы сторицей.
 

          — Этого ни в коем случае нельзя допускать, — сказал Коржаков после того, как я доложил ему о готовящейся акции. — Если об этом знают наши помощники, представляешь, сколько людей посвящено в план операции. Уже одно это компрометирует Ч. В. С. и его семью.
          Я было попытался получить небольшую отсрочку — оставалось еще много неясного в похождениях Студенникова, но шеф был непреклонен.
          — Приступайте немедленно, — скомандовал он, сверкая глазами. — Главное, чтобы часы не попали к премьеру.
          Из кабинета Коржакова я вышел несколько ошарашенным. Кто знает, — может, эти злополучные часы уже красуются на шикарной даче Черномырдина. Да и материалов для возбуждения уголовного дела у нас пока маловато.
          Но приказ есть приказ. Не теряя ни минуты, я связался с Главной военной прокуратурой. Договорился о встрече.
          Разговор с военными прокурорами вернул мне хорошее расположение духа. Ребята поняли все с полуслова. Договорились мы так: в ГВП создается специальная следственно-оперативная группа под контролем начальника отдела генерала А. С. Духанина (кстати, бывшего следователя КГБ СССР. Именно Духанин вел дело известного американского шпиона генерала ГРУ Полякова). Все дальнейшие мероприятия будут проходить уже в рамках уголовного дела.
          Трудно передать на бумаге те нечеловеческие усилия, которые мы предприняли, дабы упечь Студенникова за решетку. Настал, однако, день, когда я, сияя как медный пятак, смог доложить шефу:
          — Ваш приказ выполнен.
          Полковник был арестован и помещен в СИЗО «Лефортово». Разумеется, на допросах он все отрицал. На контакт со следствием идти отказывался. Доказать виновность Студенникова мы могли на 100% лишь в том случае, если бы сумели возвратить государству похищенные деньги.
          Шаг за шагом, эпизод за эпизодом прокуратура и СБП двигались к финалу операции. Скрупулезно проверялись все расходы арестованного. (Я немало изумился, когда руководитель следственной группы подполковник юстиции С. В. Иванов рассказал, что Студенников регулярно просаживал по 10 тысяч долларов в казино «Up & Down».)
          Со своей стороны мы вели активную агентурно-оперативную работу по поиску пропавших миллионов. Сложность заключалась в том, что, как уже упоминалось, студенниковские фирмы бесследно исчезали, а бюджетные деньги уходили за кордон.
          Здесь нам огромную помощь оказала зарубежная агентура Службы и резидентуры внешней разведки в Восточной и Западной Европе. При их участии удалось обнаружить кое-что из похищенного.
          Три миллиона долларов «материализовались» в ювелирные украшения, которые хранились в одной из оффшорных зон Европы. Чтобы возвратить «золото-бриллианты», пришлось провернуть сложную многоходовую комбинацию. Наши люди встретились с иностранными партнерами Студенникова, убедили их, что драгоценности лучше отдать по-хорошему. Передача «сокровищ» (а это было 2700 золотых ювелирных украшений, общим весом 11 кг, с бриллиантовыми вставками свыше 900 карат) состоялась в свободной зоне московского аэропорта «Шереметьево-2». «Партнеры» вручили сотрудникам следственно-оперативной группы драгоценности и тут же улетели обратно, от греха подальше.
          Таким же макаром в Россию мы вернули имущества еще на 3 миллиона «зеленых». По нынешним раздольным меркам, сумма эта, может, и небольшая. Но если бы каждая служба возвращала ежегодно в казну 6 миллионов долларов, ни о каком секвестировании (тьфу ты, еле выговорил!) и речи бы не шло.
 

          Уголовное дело по обвинению Студенникова в хищении путем злоупотребления служебным положением было закончено в 1997 г. Следствие полностью смогло доказать вину полковника.
          Понятно, история о часах для премьера в обвинительное заключение не вошла. Хотя СБП часто обвиняют в стремлении дискредитировать руководителей государства, перед нами стояла совсем другая задача — не довести сановников до греха. Успеть остановить.
          Когда рукопись уже находилась в типографии, стало известно, что Студенников попал под амнистию. Абсурд. Солдат, укравший со склада пару валенок, будет сидеть за решеткой; его статья под амнистию не попадает. А наш герой, который облегчил казну на 10 миллионов долларов, гуляет на свободе.
          О чем думали готовившие и принимавшие решение об амнистии? Неужто о том, что чиновникам нужно и должно воровать. Это ведь совершенно неопасно.
 

          До того, как стать вице-премьером, Большаков работал в чине генерального директора АООТ «Высокоскоростные магистрали» — ВСМ (так оно сокращенно называется) — организации весьма странной. Нечто вроде конторы «Рога и копыта».
          ВСМ брались построить новейшую суперсовременную железную дорогу между Питером и Москвой. Пробивая создание «Магистралей», Большаков и компания ходили по высоким кабинетам и убеждали: две столицы не должны быть отброшены друг от друга. Если сегодня путь от Ленинградского вокзала до Московского занимает 8 часов, то уже завтра он может быть сокращен до 3— 4. К несчастью, Большакова послушали. 23 ноября 1991 г. Указом Президента РСФСР АООТ ВСМ было создано. При этом — заметьте — организация была не государственной, а коммерческой.
          Не знаю, как сейчас, но до ухода Большакова из «Белого дома» ничего серьезного ВСМ создать не сумели. Пять с лишним лет ушло только на то, чтобы затеять строительство нового вокзала. А в то же время деньги «Магистрали» получали исправно. Причем кредиты из-за рубежа, выделенные ВСМ, страховались правительственными облигациями. (Понятно, не без участия Большакова.)
          Но главное даже не это. ВСМ по большому счету не были нужны ни Питеру, ни Москве. Прикиньте сами: от Шереметьева до Пулкова чистого времени лету 50 минут. Плюс час в общей сложности на то, чтобы добраться до аэропорта. Цена билета примерно 300 тысяч рублей.
          На поездах ВСМ придется ехать вдвое дольше. Билет будет стоить как минимум в 3 раза дороже. Как минимум. Где логика? Логики нет. Ладно бы поезда и самолеты уходили битком набитыми и в билетную кассу надо было записываться за месяц. Нет же. И составы и аэробусы всегда заполнены в лучшем случае наполовину. Я уж не говорю о том, что, если ВСМ проложат-таки свои «скоростные» рельсы, придется вырубать заповедники, нарушая тем самым экосистему природоохранных зон. Иного маршрута просто нет. Хотя и советник президента по экологии Яблоков, и председатель Комитета по экологии Госдумы Злотникова неоднократно выступали с резкой критикой проекта ВСМ, говорили, что вырубать вековые леса дикость и варварство, их мнение не пожелали услышать.
          Напротив, будучи вице-премьером, а затем и первым вице, Большаков всеми силами опекал родное детище. Конечно, никто и пальцем не мог дотронуться до «Магистралей». От Большакова зависело слишком многое в этой жизни.
          Разумеется, отдел «П» не занимался проведением экологических экспертиз. Нас интересовало другое — вышел ли Большаков из состава учредителей АООТ ВСМ. По положению о федеральной госслужбе, с момента назначения на должность вице-премьера он обязан был порвать со всякого рода коммерцией.
          Но не порвал. Через свои источники мы получили копию платежного поручения «Магистралей» банку «Санкт-Петербург». Оно было подписано Большаковым 2 декабря 1994 г. То есть через месяц после его прихода в «Белый дом». (Насколько мне известно, эта «платежка» до сих пор хранится в архиве банка.) В финансовых документах ВСМ за 1995 г. Большаков тоже фигурировал в качестве не вице-премьера, а заместителя председателя правления «Высокоскоростных магистралей», что являлось грубым нарушением закона.
          Большаков продолжал контролировать деятельность ВСМ и их дочерних структур. Он лично принимал решения по всем стратегическим вопросам, отдавал приказания. Косвенным подтверждением неустанной заботы Большакова о «Магистралях» служит еще и тот факт, что он добился замены тогдашнего министра путей сообщения Фадеева на Зайцева, бывшего начальника Октябрьской железной дороги. Последний — старый и давний соратник Большакова. Они вместе создавали ВСМ — Зайцев входил в руководство АООТ, — вместе «пробивали» проект. Фадеев всячески противился строительству новой «железки». Как умный министр, он понимал, что это элементарная авантюра, за что и поплатился. (Правда, как только Большаков ушел из «Белого дома», моментально расстался со своим креслом и Зайцев. Он был вынужден вернуться на прежнюю должность начальника Октябрьской железной дороги.) Связывало Большакова и Зайцева и еще кое-что: они были соучредителями другой коммерческой фирмы.
 

          В начале 1996 г. отделу «П» стало известно, что одними «Магистралями» дело не обошлось. Первый вице-премьер Большаков, несмотря на высокий пост, продолжает руководить рядом петроградских фирм.
          В АОЗТ «Арсенал» ему принадлежало 60% капитала, в ЗАО «Шелонь» — 50%, в ЗАО «Тагрань» — 20%, в российско-американском торгово-промышленном обществе «Евротрейд» — 10%, в АОЗТ «Аргус» — 3%. Акционером и совладельцем «Евротрейд» был и наш старый знакомый — «железнодорожник» Зайцев.
          Проверка информации показала, что Большаков действительно не вышел из состава учредителей вышеперечисленных компаний. Напротив, уже после своего назначения зампредом правительства создал две новые коммерческие структуры. Торговая фирма ALD была зарегистрирована 13 января 1995 г. В ней Большакову принадлежало 60%. 1 января 1995 г. появилась торговая фирма «ComSky». 33,34% акций находились во владении Алексея Алексеевича. Тот факт, что, сидя в «Белом доме», Большаков организовал две солидные фирмы, окончательно убедил нас: дело не в рассеянности или забывчивости вице-премьера. Нарушение закона не случайное стечение обстоятельств, а вполне продуманные действия. Обо всем этом мы написали в письме на имя Ельцина. Указали, что речь идет о сознательном совмещении коммерческой деятельности с госслужбой. Президент внимательно ознакомился с документом. Начертал на полях: «Егорову. Проверить и доложить».
          Руководитель президентской администрации Николай Дмитриевич Егоров был человеком исключительно исполнительным. Он направил серию запросов в финансовые и правоохранительные структуры Петербурга. Вскоре пришли ответы, которые подтвердили правоту СБП.
          В любой другой стране Большакова моментально отправили бы в отставку. В любой другой, но только не у нас. Хотя Егоров и доложил Ельцину о полученных материалах, Б. Н. в очередной раз не решился тронуть «человека Черномырдина».
          Уже после всех отставок, в больнице, где очутился Коржаков, я встретил Егорова. Спросил:
          — Николай Дмитриевич, что тогда, в истории с Большаковым, сказал президент?
          — Ничего, — грустно ответил бывший руководитель администрации. — Он только кивнул головой.
          Сколь веревочке не виться... Конечно, я ничуть не тешу себя мыслью, что, когда при очередной реорганизации правительства Большаков был уволен, свою роль сыграла информация СБП. Скорее всего произошло это по двум причинам. Во-первых, Чубайс как мог выталкивал из кабинета ставленников Ч. В. С. Во-вторых, Большаков наглядно продемонстрировал всем полную профнепригодность.
          Говорят, сейчас он снова вернулся в Питер. Строит столь «необходимую» стране «высокоскоростную магистраль».
          Большакова сняли в марте 97-го. Через месяц, 25 апреля, скончался Николай Дмитриевич Егоров.
          Два оппонента. Две судьбы. Один всю жизнь занимался маниловщиной. Второй работал на износ. Он так горячо бросался в работу, что даже болезнь отступала.
          Большаков жив-здоров. Егорова уже нет.
          Помните, у Пушкина, в «Капитанской дочке»? «Чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой крови, а там что Бог даст!»
 

          Сегодня Владимир Степанович Бабичев — один из самых влиятельных политиков России. Оставаясь всегда в тени, Бабичев умело управляет «Белым домом», движением «Наш дом — Россия», где он является председателем исполкома. Мастер подковерной игры, прошедший школу аппаратной интриги еще в ЦК КПСС, Бабичев пользуется неизменной поддержкой и доверием Черномырдина. В своей близости к премьеру он может сравниться разве только с другим нашим «героем» — главой секретариата Геннадием Петелиным.
          И это не удивительно. Владимир Степанович рядом с Виктором Степановичем уже почти 20 лет. Познакомились они в Астрахани. Потом Черномырдин перетащил Бабичева в Москву, оттуда — в «Газпром». Параллельно с восхождением Черномырдина на политический Олимп росла и значимость Бабичева...
          Однако «великим и ужасным» Владимир Степанович был не всегда. Еще добрых 5 лет назад он готов был «отдаться» за незначительные по сегодняшним меркам суммы.
          Перейду к фактам.
          В начале 1995 г. я понял, что тактика выборочного поиска «засветившихся» сотрудников аппарата правительства себя не оправдывает. Необходимо было подойти к этой проблеме шире. Отдел «П» разослал запросы во все отечественные спецслужбы с просьбой представить какие-либо оперативные материалы на обитателей «Белого дома».
          Материалов поступило много, в том числе и на Бабичева. И вот что удалось нам узнать. В 1992 г. к Бабичеву, работавшему тогда заместителем генерального директора компании «Газмашпром», обратился некий Олег Солодовников — представитель немецкой фирмы «Пиндур ГМБХ». Солодовников просил Бабичева о «небольшой» любезности.
          Дело в том, что в 1991 г. германская фирма «Луитпольд Верке», интересы которой представляла «Пиндур ГМБХ», поставила в Россию крупную партию медицинского препарата «Артепарон». Денег же за свой товар немцы не получили. Все их попытки вернуть законную валюту, а причиталась им немалая сумма — 1 миллион 837 тысяч долларов, оканчивались ничем. Российские партнеры («Медэкспорт») динамили их по-всякому.
          В конце концов немцы поняли, что без взятки воз не сдвинешь с места. В надежде получить хоть что-то они были согласны отдать тому, кто пробьет их вопрос, львиную часть долга. А именно 20%.
          Таким человеком оказался Бабичев. Конечно, в то время Владимир Степанович не имел еще той сумасшедшей власти, которую обрел позже. Но его «крестный отец» Черномырдин стал уже вице-премьером правительства России. Соответственно, возможности у Бабичева были огромные.
          Предложение Солодовникова он принял с восторгом. Даже съездил в январе 1993 г. за счет фирмы «Пиндур ГМБХ» в Германию, якобы с деловым визитом. В действительности это была чисто развлекательная поездка.
          Некоторые подробности «сладкой жизни» Бабичева прояснил в своем материале журналист «Московского комсомольца» Александр Хинштейн. Он сумел разыскать главу «Пиндур ГМБХ» Эрнста Пиндура и прямо его спросил:
          — Что Бабичев делал в Германии?
          — Охотился, — ответил бизнесмен.
          Похоже, охота пришлась Бабичеву по душе. В феврале 1993 г. благодаря его усилиям правительство наконец-то приняло решение о выплате немцам долга. 20% от полученной суммы — 367 тысяч 400 долларов — в Германию не вернулись. Согласно доверенности, выданной «Луитпольд Верке» Олегу Солодовникову, он имел право предоставить 20%-ную скидку в случае удачного завершения операции.
          Легко догадаться, кому перешли эти деньги.
          Лоббированием одной только сделки новые друзья ограничиться не пожелали. Они планировали «пробить» правительственное решение о постройке фармацевтических заводов. Строили и иные, не менее ошеломляющие проекты.
          Но вряд ли Бабичев догадывался, с кем он имеет дело...
 

          Его «боевой товарищ» Олег Солодовников — личность занятнейшая. В 1982 г. он был осужден на 4 года лишения свободы по статье 78 УК РСФСР — контрабанда. Солодовникова «взяли» на незаконном вывозе из Союза старинных икон и антиквариата.
          Отсидев положенный срок, контрабандист вышел на свободу, женился на немке и эмигрировал в ФРГ. Там он тесно сошелся с местными бизнесменами и в паре с Эрнстом Пиндуром открыл в СССР совместное торговое предприятие «Интероко». Было это в 1989 г.
          С начала же 90-х дела у Солодовникова пошли еще лучше. Каким-то неведомым образом ему удалось получить в столичном ГУВД полный карт-бланш на торговлю оружием. (Не забывайте: он несколько лет жил за рубежом, имел судимость!) Свою роль в очередной раз сыграло умение дельца «подкормить» нужных чиновников. Не случайно управление ГАИ выдало ему милицейские номера «МКМ» на личный «Мерседес». Талон-вездеход «без права проверки» (№ 000180). Столь подозрительные вещи не могли не привлечь внимание спецслужб. Блестяще провернутая вместе с Бабичевым операция по возврату долга «Луитпольд Верке» окончательно убедила их, что в истории Солодовникова пора ставить точку.
          В октябре 1993 г. сотрудники Управления по борьбе с контрабандой и коррупцией Министерства безопасности провели обыски в офисе и на даче бизнесмена. Результаты не заставили себя долго ждать: было изъято большое количество незарегистрированного оружия — пистолеты Макарова, винтовки, оптические и инфракрасные прицелы, почти полторы тысячи боеприпасов.
          Сам Солодовников в это время находился в Германии. Естественно, узнав о случившемся, он предпочел отсидеться за рубежом до лучших времен.
          Затаился и Бабичев. Он отлично понимал, куда может потянуться эта ниточка.
          Однако волновался Владимир Степанович понапрасну. Трогать личного друга премьер-министра в ФСБ не решились. (Никакой вины оперативников тут нет — санкции на все мероприятия дает осторожное руководство.) Для нас же таких препон не существовало. Поэтому, когда мы узнали о наличии материалов на Бабичева, моментально взялись за их реализацию.
          Часть этих документов и легла в основу письма, направленного Ельцину по инициативе Степашина.
           В письме говорилось, что СБП располагает проверенной оперативной информацией о причастности руководителя аппарата правительства РФ В. С. Бабичева к коррупции в высших органах власти. Рассказывалось о немецких деньгах, о поездке Бабичева за рубеж. Кроме того, упоминалось, как и когда Бабичев, будучи членом Верховного Совета, сопредседателем фракции «Коммунисты России», голосовал против президентской позиции. Против деполитизации армии и правоохранительных органов, против учреждения поста Президента РСФСР, против проведения выборов президента в 1991 г.
          После ликвидации КПСС на VI съезде, в апреле 1992 г., Бабичев голосовал за признание работы правительства неудовлетворительной, за упразднение постов представителей президента на местах, за предоставление ВС права не только назначать, но и смещать премьера, за досрочное прекращение дополнительных полномочий президента Ельцина. На VII съезде, в декабре 1992 г., — за признание деятельности правительства неудовлетворительной, за статью 121-5 Конституции РФ, ставящую назначения ключевых министров под контроль Верховного Совета, за статью 121-6 Конституции РФ — о возможности беспроцедурного и немедленного прекращения полномочий президента в случае роспуска им органов законодательной власти. На IX съезде, в марте 1993 г., — за поправку в постановлении о референдуме, в соответствии с которым президент должен уйти в отставку, если соберет менее 50% голосов от общего числа избирателей, за импичмент президенту.
          Я описываю все это подробно только для того, чтобы показать, как деформируется мировоззрение человека в зависимости от занимаемого им должностного положения.
          Осенью 1995 г. письмо такого содержания легло на стол президенту...
 

          Примерно через неделю после этого у меня в кабинете зазвонил телефон правительственной связи АТС-1.
          — Слушай, Валерий Андреич, — сказала трубка голосом Степашина. — Тут ко мне Бабичев приходил, за сердце хватался. Говорит: зачем Александр Васильевич так плохо обо мне думает? Я не такой. Я предан президенту, это все неправильно.
          Глава административного департамента замолчал, тяжело дыша в трубку. Ждал, что я отвечу.
          — Сергей Вадимович, вы изменили свою позицию?
          — Да нет. Я тебя хотел просто проинформировать... Жалко ведь человека... Может, зря мы с ним так.
          Ситуацию я понял мгновенно. Степашин решил отыграть назад. Подстраховаться. Видимо, Бабичев понял, что оплошал. Узнав от Черномырдина о происшедшем, он поспешил помириться с экс-директором. И... помирился. Даже подружился. А какие между друзьями могут быть счеты...
          Ничего вразумительного Степашину я не ответил. Вежливо распрощался. Подумал: каким двуличным надо быть, чтобы сперва в пылу обиды начать гасить человека, а потом, замирившись, сделать вид, что ничего не произошло. А ведь этот человек руководил нашей госбезопасностью! (Сейчас верховодит в Минюсте...)
          Степашин зря старался. Никаких результатов наше письмо все равно не дало. Президент Бабичева не тронул — Черномырдин в очередной раз отстоял «своего».
          Подобно Петелину, сегодня Владимир Степанович продолжает оставаться на вершине власти. В немногочисленных интервью рассказывает о трудной, но интересной работе аппарата правительства, о демократических идеалах. С таким же успехом в верности президенту и в любви к двуглавому орлу мог бы распинаться и глава КПРФ Г. А. Зюганов. Геннадий Андреевич по крайней мере взяток не берет...
          По некоторым данным и сейчас Солодовников продолжает чувствовать себя хозяином в «коридорах власти». По-прежнему расставляет своих людей на ответственные посты. Но думаю, что вина в этом не спецслужб, а тех, кто в свое время не прислушался к их информации.
 

          Все началось весной 1995 г. Один из сотрудников отдела «П» по своим делам ездил на Ставрополье. Вернувшись, рассказал, что получил тревожный сигнал: якобы местные криминальные авторитеты имеют самую тесную связь с Филатовым.
          Я поручил провести первичную проверку, выяснить, насколько достоверна эта информация. Вскоре ко мне на стол легла оперативная справка, в которой сообщалось, что Филатов действительно находится в близких отношениях с некими гражданами Гавриловым и Гольдбергом, оба в прошлом .судимыми. Они регулярно встречаются, вместе проводят время.
          В ФСБ и МВД эти данные подтвердились. По информации коллег Гаврилов являлся криминальным авторитетом Ставрополья. Он активно вынашивал планы войти во власть.
          — Да, на Филатова у нас имеется много всего, — задумчиво изрек Коржаков, когда я представил ему полученные материалы. — Я неоднократно докладывал президенту, что Сергей Александрович дружит не с теми, с кем надо. Видно, Филатов окончательно зарвался.
          Хотя в структуре СБП существовал отдел «К», занимавшийся администрацией президента, и отдел, обслуживающий территории, решено было поручить разработку нам. Источники ведь были наши...
 

          Далее события разворачивались, как в фильме «Спрут» — стремительно и лихо.
          Оперработника, вылетевшего в Ставрополь, уже поджидали. По негласному указанию руководителей краевых спецслужб за ним было организовано наблюдение. Доходило до смешного.
          — Представляете, — рассказывал он потом. — Встречаюсь я с одним из руководителей местной ГК. Разговор идет нормально. Вдруг мы оба замечаем «хвост». Начальник тут же вспоминает о каком-то неотложном деле и убегает.
          Понятно, что ставропольскими генералами двигали совсем негосударственные интересы. Всеми силами они старались защитить Гаврилова и Гольдберга — самых богатых людей края...
          Приходилось действовать, как подпольщикам: жить на конспиративных квартирах, тайно встречаться с источниками, уходить от «наружки».
          Ставропольские «князьки» настолько нежно относились к бывшим рецидивистам, что готовы были закрыть глаза на всё. Абсолютно на всё. Гаврилов был очень близок со многими из них. Видимо, не случайно большинство оперативных материалов на Гаврилова было уничтожено.
          А материалов накопилось немало. Гаврилов, например, подозревался в махинациях с валютой. По оперативным учетам проходил, как уже упоминалось, одним из криминальных авторитетов края. (Формально он являлся президентом концерна «ГРиС».) УВД края разрабатывало Гаврилова на причастность к двум заказным убийствам. Однако самое страшное заключалось даже не в этом. У силовиков были все основания предполагать, что Рамбон Гаврилов самым тесным образом связан с иностранной разведкой, точнее — с израильской.
          Его компаньонами были экс-генерал военной разведки Израиля и высший чин МВД в отставке. Каждую неделю на встречу к Гаврилову в Пятигорск из Москвы и Израиля приезжали установленные израильские разведчики, в крайнем случае лица, подозреваемые в сотрудничестве со спецслужбами этого государства. Заместитель Гаврилова был уличен в получении денег от сотрудника израильской разведки. Факт их встречи зафиксировали оперативно-технические службы. Усилиями Гаврилова на территории концерна «ГРиС» открылось одно из самых крупных в России представительств «Сохнута» — организации, которая помогает нашим евреям эмигрировать в Израиль. В печати неоднократно утверждалось, что под «крышей» «Сохнута» активно действуют «Моссад» и другие израильские спецслужбы. . Именно поэтому работой ставропольского филиала и заинтересовались спецслужбы. Узнав об этом, Гаврилов моментально перевел офис в другое место.
          Бизнесмен арендовал пассажирский самолет, организовал постоянный чартерный рейс Минводы — Тель-Авив, нарушая при этом все мыслимые и немыслимые законы. Полеты проходили без какого бы то ни было таможенного и пограничного контроля.
          Не знаю, как вы, но я вряд ли подружился бы с таким человеком. Одно его прошлое говорит само за себя — в 1980 г. областной Карачаево-Черкесский суд приговорил Гаврилова к 10 годам лишения свободы. Он был признан виновным в хищении госимущества, мошенничестве, взяточничестве и злоупотреблении служебным положением.
          Под стать ему и наш второй герой — глава фирмы «Эльбрус» Яков Гольдберг. Гольдберг провел в местах не столь отдаленных целых 11 лет. Среди других статей в его деле фигурировал и бандитизм.
          Впрочем, преступниками эти люди были раньше. На момент проверки они обрели статус уважаемых граждан, с которыми считалось все местное руководство.
          Между прочим, деньги на развитие дела Гаврилов получил от израильтян. А как же иначе, ведь Гаврилов — член Общественной палаты при президенте России? Глава ельцинской администрации всякий раз, приезжая на Ставрополье, прямо из аэропорта мчался к нему с визитом.
          Имя Филатова «новые русские» использовали при каждом удобном случае: для них открывались любые двери. На Ставрополье отлично знали: связываться с Гавриловым и Гольдбергом — себе дороже. Как говорится, подальше от царей — будешь целей. Чуть что — мигом нажалуются Филатову или израильскому послу. Ведь вызвал же Гаврилов одним телефонным звонком посла в Пятигорск, когда решался вопрос об экстренной отправке беженцев-евреев из Чечни в Израиль...
 

          Скверная репутация друзей отнюдь не смущала главу президентской администрации. Скорее наоборот. Он постоянно встречался с ними, созванивался, помогал чем мог.
          Ставропольцы тоже не оставались в долгу. В районе Николиной горы, под Москвой, Филатову был построен шикарный коттедж. Только по самым скромным оценкам, обошелся он в миллион долларов. Платил, разумеется, не Филатов. Дом начинал возводить Гольдберг. Потом, когда почувствовал, что деньги тают как снег, перепоручил важную миссию Гаврилову. Сам Филатов при каждом удобном случае утверждал, что дачу он якобы воздвигал на полученные в банке кредиты.
          Возникает резонный вопрос: а для чего, собственно, расчетливые бизнесмены шли на такие траты? Все очень просто. Как я уже сказал, дружба с Филатовым была для них своеобразной индульгенцией. Нечто вроде депутатской неприкосновенности. К тому же с помощью главы ельцинской администрации они при желании могли достать и луну с неба. Когда после провала в Буденновске летом 1995 г. ставропольский губернатор Кузнецов был отправлен в отставку, Гаврилов попытался посадить на его место своего человека — «ручного» вице-губернатора Коробейникова. Он специально . возил «претендента на престол» в Израиль, устраивал смотрины. На земле обетованной дали добро.
          Тогда Коробейникова снарядили и отправили в Москву. При себе он имел чемоданчик с неплохим содержимым — 300 — 350 миллионов рублей наличными. Эти деньги предназначались чиновникам, которые могли бы помочь при назначении Коробейникова. Поддержки одного Филатова было явно недостаточно. Но вышла промашка. В аэропорту «Внуково» контролеры обнаружили огромную сумму. Ситуация получилась скандальная. Объяснить, откуда у него столько денег. Коробейников не мог. К счастью, никакие деньги бизнесменам не помогли. Коробейникова дружно «прокатили». С горя он ушел в глухую оппозицию — возглавил краевую организацию Конгресса русских общин, начал выступать с резкой критикой президента.
          Хотел бы я посмотреть на Филатова, если бы ему удалось довести дела до конца. Усадить в губернаторское кресло ярого антиельциниста — такое иезуитство не прощается.
          Неудача не сломила деятельного Гаврилова. Он решил не размениваться по мелочам, а податься в крупные политические деятели. Осенью 1995 г. президент концерна «ГРиС» был зарегистрирован краевым избиркомом как один из кандидатов в депутаты Государственной Думы.
          Скорее всего, необходимое число голосов набрали бы, и Гаврилов одержал бы победу. Но тут в дело вмешались мы...
 

          Согласитесь: когда руководитель администрации президента дружит с человеком, подозреваемым в связях с иностранной разведкой, это настораживает.
          Филатов не мог не понимать, что, получив кабинет в Кремле, он перестал принадлежать самому себе. Любой его неверный шаг воспринимался отныне как «государственная линия», любая выходка бросала тень на власть — лично на президента. Понимать — понимал, но продолжал вести себя, как и раньше.
          В апреле 1995 г. Сергей Александрович приказал оформить вице-президента «Мост-банка» Хаита внештатным экспертом Центра президентских программ. Думаю, Хаиту просто хотелось получить краснокожее удостоверение-вездеход.
          Коржаков и Барсуков переполошились. Хаит давно уже вызывал опасения спецслужб. Банкир питал большие симпатии к «Бюро по связи при премьер-министре Израиля». Кто не знает — вышеупомянутое бюро является координатором работы израильских спецслужб в России.
          «Ну ладно, — подумали в СБП и ГУО, — человек ошибся. Откуда Филатову слышать о таких делах?»
          На имя главы ельцинской администрации было направлено письмо, где объяснялось, почему Хаита не следует оформлять на работу в президентские структуры.
          Филатов письмо прочитал и... подписал 10 октября 1995 г. соответствующее распоряжение. Цитирую:
          «Утвердить Хаита Бориса Григорьевича консультантом Центра президентских программ Администрации Президента Российской Федерации с исполнением обязанностей на общественных началах».
          Коржаков с Барсуковым испытали настоящий шок. Ладно бы Филатов ничего не знал. Но его ведь специально предупреждали. Начальник Управления кадров администрации Д. Д. Румянцев даже прочитал Филатову целую лекцию о том, как израильские спецслужбы наращивают обороты по сбору политической, экономической и прочей информации об обстановке в России. На пальцах объяснил, что Хаита нельзя пускать в Кремль.
          Всё — как в прорву. Либо Сергей Александрович не верил, вообще, никому, либо сознательно окружал себя подозрительными личностями. Либо просто ничего не понимал в жизни. В любом случае для шефа кремлевской администрации вел он себя, мягко говоря, неподобающе.
          Вспоминаю, как коллеги из параллельного отдела целый месяц уламывали Филатова, чтобы он уволил из администрации одного сотрудника, который подозревался в связи с иностранной разведкой.
          Сергей Александрович и слушать никого не желал. Он пошел на попятную только спустя месяц, когда убедился, что СБП и ФСБ не успокоятся и будут долбить его каждый день.
          Кстати, премьер-министр Черномырдин в этом плане выигрывает на филатовском фоне. Стоило мне только доложить, что один чиновник из аппарата правительства подозревается в работе на заграничную спецслужбу, как Ч. В. С. в тот же день отдал распоряжение об увольнении. Старый аппаратчик, он впитал с молоком матери страх перед шпионами. То ли дело — Филатов...
          История с Хаитом завершилась весьма знаменательно. Когда Коржакову стало окончательно ясно, что добром вопрос не решить, он написал письмо на имя Ельцина. В документе подробно излагалась вся проблема.
          «С. А. Филатову. Не допускать и близко», — начертал на бумаге президент...
          Однако спустя несколько месяцев, когда все утихло Сергей Александрович все-таки сделал так, как считал нужным, оформив Хаита в Центр президентских программ.
 

          Итак, осенью 1995 г. Рамбон Гаврилов был зарегистрирован как кандидат в депутаты Госдумы. Еще немного, и он бы получил мандат народного избранника, а вместе с ним депутатскую неприкосновенность и неограниченные возможности.
          Необходимо было Гаврилова остановить. Но как? После долгих раздумий мы пришли к выводу, что лучше всего отдать весь материал на бизнесмена кому-то из журналистов. Во-первых, напечатав это в газете, мы открыли бы избирателям глаза. Во-вторых, дали бы понять и Гаврилову, и Филатову, что живут они не в безвоздушном пространстве и что каждый их шаг внимательно отслеживается.
          Из всех многочисленных журналистов мы остановили свой выбор на обозревателе ИТАР-ТАСС — Ларисе Кислинской.
          Кислинская — известный журналист. Одна из первых начала писать о борьбе с преступностью. Познакомились мы с ней, когда я еще работал в МУРе, с тех пор ни разу не имел возможности усомниться в ее порядочности и профессионализме.
          Вскоре в «Российской газете» вышла сенсационная статья «Крыша для кунака». В материале подробно рассказывалось о Гаврилове, Гольдберге и иже с ними. Однако имя Филатова названо не было, в статье он фигурировал как «Покровитель».
          Но Сергей Александрович понял все моментально. Тут же вышел на Коржакова.
          — Александр Васильевич, вы плохо обо мне думаете. Я предан президенту, это все ложь и клевета.
          — Сергей Александрович, — спокойно ответил шеф. — В вашей преданности президенту я нисколько не сомневаюсь. Но то, что вы делаете по простоте душевной, очень сильно дискредитирует вас, а значит, и Бориса Николаевича.
          Дни Филатова были сочтены. В первых числах декабря я зашел в кабинет к Коржакову. В это время зазвонил телефон прямой связи с президентом.
          — Слушаю, Борис Николаевич, — отозвался шеф.
          Через несколько минут он положил трубку и прознес:
          — Видишь, как все отлично складывается. Президент просит представить все материалы на Филатова.
          Документы я готовил с особым чувством. И точно: в начале января 1996 г. Филатов сообщил журналистам, что уходит с должности. Его кресло занял Николай Дмитриевич Егоров
          Да, чуть не забыл: Рамбон Гаврилов с треском проиграл выборы. Обозлившись, он вместе с группой других героев очерка подал в суд на Кислинскую. Но стоило только Ларисе заикнуться, что материалы попали к ней из СБП, хотя все мы уже находились в отставке, истцы моментально отозвали заявление.
          Те, чья совесть нечиста, испытывали настоящий животный страх при упоминании трех букв русского алфавита — С, Б, П...
 

          Мутная волна демократии вынесла на поверхность немало «политиков нового типа». В советские времена эти люди не достигли бы и уровня депутатов райсовета. В эпоху новейшей истории они стали лидерами великой державы.
          Кадровый бог Савостьянов жил на скудную зарплату научного сотрудника Института проблем комплексного освоения недр. «Великий» стратег Чубайс был доцентом Ленинградского инженерно-экономического института. Могущественный Шахрай служил завлабом в МГУ.
          Нежданно полученная власть вскружила им голову. (Никогда не забуду, как вся московская милиция была поднята по тревоге. Нам велели найти генеральское удостоверение бывшего рядового сотрудника Института высоких температур, а ныне начальника ГУВД Мурашова. Находясь под влиянием «высоких температур», Мурашов рассекал на бешеной скорости пространство на своем «БМВ» и посеял где-то ксиву.) Мигалки, номера, телефоны правительственной связи, шикарные квартиры. Свора челяди, прихлебателей и подпевал. От такой роскошной жизни у кого угодно поедет крыша. Тем более у них. Ведь психология у этих людей осталась прежней — завлабовской. Никакими регалиями скрыть это было нельзя. Из грязи в князи. Словно герои Марка Твена, они кололи орехи королевской печатью. Даже облачившись в одежды принца, нищий все равно останется нищим.
          Сергей Александрович Филатов — достойный представитель этой волны. До 1990 г. он был зав-отделом в заштатном проектном НИИ. Потом попал в депутаты, выдвинулся. В смутные, непонятные времена перебежал из хасбулатовского лагеря в стан президента, за что и получил высокий пост.
          В дни, когда чеченский вопрос встал особо остро, Филатов окончательно проявил себя. Он был в числе тех, кто убеждал Ельцина ввести войска в Грозный. Что случилось потом — вы знаете прекрасно.
          «Кухарка может управлять государством», — кричали большевики. Да, может. Но ничего хорошего из этого не выходит. Для того чтобы возглавить администрацию президента, нужно иметь не только хорошо подвешенный язык, но и кое-что еще.
          Увы. Сегодня власть кишмя кишит непрофессионалами, болтунами и бездельниками. Их становится там все больше и больше. У Сергея Филатова — достойная смена...
 

          Когда президент дал команду собрать все, что имеется на Филатова, мы направили запросы в параллельные структуры. Вскоре из ФСБ пришел ответ. Прочитав его, я был по-настоящему ошарашен. Конечно, после 20 лет оперативной работы удивить меня чем-то было нелегко. На своем веку я повидал всякое. Но чтобы так...
          21 сентября 1995 г. из автомашины «Москвич-2141» между 18 и 19 часами были похищены вещи на общую сумму 15 миллионов рублей: новая дубленка, несколько пар обуви, упаковка женских колготок и пять мужских демисезонных пальто.
          Выйдя из магазина и обнаружив свое авто вскрытым, хозяйка вещей очень расстроилась. За покупками она специально приехала в Москву из города Морозовска Ростовской области. К счастью, рядом находился ее брат, сотрудник Управления по борьбе с терроризмом ФСК, Александр Л-ко. Чекист утешил сестру и пообещал лично заняться поисками украденного.
          Вдвоем они приехали в местное 95-е отделение милиции и поведали дежурным о случившемся. Удостоверение ФСК сделало свое дело. На другое утро брат с сестрой и милицейские оперативники принялись обходить близлежащие рынки. Им повезло — на первой же точке похищенное было обнаружено. Возле кинотеатра «Ашхабад» неизвестная гражданка торговала тремя пальто, которые хозяйка опознала, как в таких случаях пишется в протоколах, «категорически».
          Торговка не отпиралась. Она заявила, что вещи ей не принадлежат, а даны на реализацию и что у нее дома лежат еще два пальто из той же партии. Пальто из квартиры торговки были благополучно изъяты. После этого она призналась, что получила их от дочери Филатова — Марины Тихоновой. По словам женщины, с Тихоновой она познакомилась примерно за месяц до ЧП. Свела их горничная Филатова К. П. Кочнева под предлогом того, что Тихонова занимается мелким бизнесом и ищет каналы реализации. С первой же встречи она брала у сановной дочери «товары народного потребления» и продавала.
          Что же касается этих злополучных пальто, то торговка заявила, что получила их от Тихоновой 21 сентября в 21.00. (То есть через 2 — 3 часа после кражи.)
          — Продай побыстрее, цену не ломи, — попросила Тихонова. — Срочно нужны деньги.
          Объяснение, собственноручно написанное этой женщиной в присутствии чекиста Л-ко, было передано оперуполномоченному 95-го отделения.
          Приглашенная в милицию на беседу горничная Филатова подтвердила слова торговки. Она рассказала, что действительно познакомила ее с Тихоновой. Дочь «хозяина» просила найти человека, с которым можно было бы работать. Кочнева также сообщила, что Тихонова с некоторого времени занимается коммерческой деятельностью. На даче Филатова, где она постоянно обретается, организован целый перевалочный склад для хранения товаров.
          25 сентября Тихонова пришла в отделение. Вызвали ее, понятно, неофициально — вежливо пригласили «на беседу».
          — Да, — сказала Марина Сергеевна. — Я передавала продавцу эти пальто.
          И предъявила накладную на вещи, выданную в ТОО «Влана» 21 сентября (в день кражи). На вопросы Тихонова отвечала с достоинством.
          — Если бы родители воровали, я бы не занималась коммерцией, — с чувством изрекла она. — Деньги нужны всем. А вы не задумываетесь, что все это провокация? Что все это могли специально подстроить, чтобы снять отца?
 

          Вопрос дочки администратора остался без ответа. Впоследствии, в марте 1997 г., в материале «Пять похищенных пальто, которые чуть не потрясли мир» версию Тихоновой повторил журналист «Московского комсомольца» Александр Хинштейн.
          Корреспондент МК, раскопав историю с кражей, предложил такой вариант: все произошедшее не что иное, как операция СБП, которую она провела, дабы скомпрометировать Филатова.
          Звучит заманчиво, но к истине не имеет никакого отношения. Судите сами: даже если чисто теоретически предположить, что Служба и вправду хотела втянуть Филатова в дурно пахнущий скандал, то действовать следовало бы не так.
          Во-первых, заявление, написанное потерпевшей, обязательно было бы зарегистрировано в отделении. Все дальнейшие действия — беседа с торговкой, горничной и Тихоновой — были бы самым тщательным образом задокументированы.
          Во-вторых, дело довели бы до конца. Раз уж СБП подкинула Тихоновой украденные пальто, то обставить все, как полагается, смогла бы тем более.
          Ну, и в-третьих, самое главное. Особо компрометировать Филатова не требовалось. Он достаточно скомпрометировал себя дружбой с Рамбоном Гавриловым и безо всякой посторонней помощи.
          В действительности никакого касательства к расследованию обстоятельств преступления СБП не имела. Обо всем мы узнали постфактум. Как это нередко случается, заявление о краже не было зарегистрировано в отделении, как и беседа с горничной, и разговор с Тихоновой, — на все это сотрудники милиции пошли только из уважения к майору ФСК. Когда же пальто были найдены и возвращены законному владельцу, а потерпевшая уехала на родину, в Ростовскую область, в отделении моментально забыли о краже.
          Я сам работал на «земле» и с подобными вещами сталкивался неоднократно. Чисто по-человечески сотрудников 95-го отделения я понимаю. Связываться с дочерью главы президентской администрации никто из них не решался.
          Конечно, формально они были обязаны зарегистрировать заявление, допросить коммерсантов из ТОО «Влана», где Тихонова, по ее словам, получила пальто, найти преступников, возбудить уголовное дело. И так далее... Но собственное спокойствие было для них важнее борьбы с ворами. К тому же украденное они вернули. Майора ФСК можно было не опасаться.
          Между прочим, майор Л-ко оказался совсем непростым парнем. По стечению обстоятельств круг вопросов, которыми он ведал, прямо соприкасался с московскими оргпреступными группировками. Тихонова была его старой знакомой. Правда, знал он ее заочно, как связь одного из лидеров «ореховской» группировки.
          Информация к размышлению: вещи были украдены именно в районе Орехово-Борисово. По данным 95-го отделения, преступление опять же совершил кто-то из «ореховских». Улавливаете, о чем это я?
          Действительно ли Марина Тихонова-Филатова тесно сотрудничала с преступниками? Торговала ли краденым или ее просто подставили? Не знаю. Заниматься кражами в компетенцию СБП не входило. К тому же наш интерес к Филатову вскоре пропал. В январе 96-го он исчез из Кремля.
          Мы праздновали победу. Но мог ли кто-либо тогда предположить: пройдет меньше года — и Сергей Александрович вместе со своей дочерью покажутся нам просто «гениями чистой красоты» на фоне новоявленных вождей...
 

          В мае 1995 г. я вылетел в Будапешт. Именно в венгерской столице Гусинский пожелал встретиться с представителем СБП. Уламывали его долго. Несколько месяцев было потрачено лишь на то, чтобы убедить банкира в необходимости такой беседы. Сначала он отказывался. Потом поставил условие: будет говорить только с самим Коржаковым. Затем долго выбирал место: в России встречаться не хотел наотрез. В итоге снизошел до меня. Увидеться довелось в будапештской гостинице «Форум».
          В назначенный день я прибыл к берегам Дуная. Зарегистрировался, отнес в номер вещи. Сел в холле, чтобы выпить чашку кофе. Вдруг по холлу, как комета Шумейкера-Леви, пронесся мой будущий визави, за ним — жена, за женой — три охранника. Словно заведенные, они метались по гостинице.
          Меня, понятно, не замечали. Я-то Гусинского знал в лицо, а он меня — нет. Глядя на «броуновское движение» банкира, я внутренне как-то успокоился. Понял, что ЭТОГО человека разговорить будет не трудно — не понадобится никаких особых ухищрений.
          Так и вышло. Наутро, после завтрака, мы встретились. — Здесь слишком много людей, — сказал Гусинский, настороженно озираясь по сторонам. — Перейдем в другое место.
          Пока мы шли к соседнему отелю «Атриум», я имел возможность рассмотреть главу «Мост-банка» получше.
          Это был уже не тот вальяжный, самоуверенный господин, которого мы видели на телеэкране. Плечи у Гусинского были опущены, взгляд — поникший. Видно, сказывался постоянный страх за свою жизнь.
          — Владимир Александрович, вы не находите; что во всем случившемся виноваты вы сами? — сразу же, с места в карьер начал я.
          — В чем это я виноват? — завелся он с пол-оборота.
          — Интересно, а как мы, государевы слуги, должны были смотреть на ваше поведение? На то, как вы впихиваете во власть людей, подкупаете чиновников?
          — Но мы же опора власти. Мы — капитал. На нас зиждется всё.
          При этих словах лицо его приобрело прежнюю значимость. «С таким лицом, — подумалось мне, — надо фотографироваться для предвыборных плакатов».
          — Э-э нет, Владимир Александрович. Те методы, которыми вы действуете, только приводят к сращиванию капитала с властью.
          — А ваши методы — что, хороши? Этак вы просто останетесь без денег накануне выборов!
          Разговор явно переходил не в то русло. Следовало переменить тему.
          — Нам известно, что вы очень тесно дружите с людьми из близкого окружения президента. Используете руководителей правоохранительных органов в своих интересах. Нехорошо...
          — Вы, наверное, имеете в виду руководство ГУВД? Ну да, мы очень тесно с ними сотрудничаем. Не раз помогали им информацией. Бывало даже так, что сотрудники моей службы безопасности и ребята из РУОПа вместе выезжали на операцию. Клали бандитов мордой в грязь, как вы тогда меня в декабре... А то, что они у меня берут? Так уж пусть лучше берут у меня, чем у бандитов.
          — Владимир Александрович, а чем, получается, вы лучше бандитов?
          — А вы кем себя окружили? — вопросом на вопрос атаковал меня Гусинский. — Меня выпихнули. Березовского приблизили, Бойко, Федорова. Вы же знаете, что это за люди. У меня-то весь бизнес в России. Я в России родился и в России умру. А у Березовского — израильский паспорт. Случись что, он тут же уедет в Израиль. Или Бойко. Вы же сами сделали его «Национальный кредит» уполномоченным банком правительства.
          — Мы?
          — А кто же... Зря вы на меня так наезжаете. Поймите, я не враг вам. Я могу и хочу быть другом. Мне нужно с Александром Васильевичем восстановить контакт. Я бы в страну давно вернулся, но ведь есть приказ о моем уничтожении.
          — Глупость какая, — искренне возмутился я. — Мы не бандиты. Ни одна из государственных структур в России никогда не станет физически устранять людей.
          Беседовали мы долго. Гусинский с воодушевлением рассказывал гадости о своих конкурентах по бизнесу — Березовском, главе «Национального кредита» Бойко. Он так торопился как можно больше поведать мне, что проглатывал слова, захлебывался слюной.
          От волнения у Гусинского даже вспотели очки. Он буркнул в ответ что-то нечленораздельное.
          — Лучше помогите нам, — продолжил я. — Чем вы можете подтвердить информацию по Бойко и Березовскому?
          — У меня есть материалы из сейфов «Белого дома» о признании «Национального кредита» уполномоченным банком правительства. Постановление это с грифом «Не для печати», но я вам его отдам. Есть еще и документы по передаче «Нацкредиту» индийского долга.
          — Владимир Александрович, видите, сами признаетесь. Как к вам, интересно, попали эти бумаги, если они «не для печати»? Опять подкуп? Опять коррупция?
          — Но если бы я их не достал, — возмутился Гусинский, — то не мог бы предложить вам. Бойко — страшный человек. Он наркоман Держит ночной клуб «Метелица», а там наркотиками торгуют. У него и паспорт на другую фамилию.
          __ ?
          — Я много раз пытался проконтролировать его выезд из России. Что он вылетел из «Шереметьево» — фиксировали. А прилет, например, в Лондон установить уже не могли. Однозначно, у Бойко второй паспорт.
          — А Березовский?
          — Материалов на него у меня нет. Но за то, что у Березовского двойное гражданство, ручаюсь на сто процентов.
          Мы договорились, что при третьей встрече Гусинский передаст мне документы по Бойко. А заодно попробует найти что-то на Березовского.
          Долго ждать себя он не заставил. В том же месяце состоялось наше рандеву в гостинице «Балчуг», в ресторанчике на втором этаже. Гусинский выглядел опечаленным. Его аналитики провели исследование и пришли к выводу, что шансов выиграть выборы у президента нет. Посему он загрустил.
          Правда, как мы потом узнали, боль за президента не помешала «Мосту» профинансировать на парламентских выборах... КПРФ, а заодно и «Яблоко»...
          — Несмотря ни на что, — изрек он, — мы контакт с КПРФ не теряем. У нас есть надежные мосточки. Через Воротникова держим связь. (Воротников — один из руководителей службы безопасности группы «Мост», в прошлом — начальник Управления 3 КГБ СССР. — В. С.) Я ведь со всеми стараюсь поддерживать хорошие отношения. И с коммунистами, и с президентской командой. Если через вас не получится вернуть расположение Бориса Николаевича, буду искать другой вариант. Люди уже работают. Жора Сатаров, кое-кто еще. Просили за меня семью президента. Поймите, такими людьми, как я, бросаться нельзя. Нас немного. Нас очень немного...
          — Как же так? Вы ставите на президента, всюду кричите об идеалах демократии, а в то же время сотрудничаете с коммунистами, проводите в подконтрольных СМИ активную антипрезидентскую кампанию.
          — А чего вы хотите? Раньше надо было думать! Вы упустили этот процесс. Масс-медиа — это власть. Наша задача — взять СМИ в свои руки, иначе власть от нас уплывет. Даже на службу безопасности «Моста» я трачу треть всех денег. На масс-медиа же готов отдавать львиную долю своей прибыли. Затраты окупятся очень скоро.
          Забегая вперед, скажу, что магнат оказался прав. Забрав под себя СМИ, он получил возможность изощренно манипулировать общественным мнением. А поскольку человек этот весьма своеобразный, позицию его изданий можно сравнить с походкой пьяного боцмана. Их все время кидает из стороны в сторону.
          В советские времена Гусинский был неудавшимся театральным режиссером. (Его дипломный спектакль — «Тартюф» Мольера.) Качества, присущие людям искусства, остались у него и по сей день. Я бы назвал это трагикомическим восприятием мира.
          Он, например, искренне верил в то, что СБП хочет его убить. (Точно так же, как Березовский считал, будто убийство Гусинского — в наших силах.) Когда же я убедил его, что такими методами мы не действуем, он уцепился за другую версию: его могут убрать враги, чтобы потом свалить вину на СБП.
          Трезвый расчет прагматика удивительно сочетался в нем с некоторой наивностью, плюс чрезмерная болтливость и полное отсутствие контроля за своими словами.
          «Мир — театр», — утверждал Шекспир. Гусинский мог бы двумя руками подписаться под этим изречением. На жизнь он смотрел глазами провинциального режиссера, пришедшего на прогон кукольной пьесы «Укрощение строптивого». Банкир был убежден: достаточно дернуть любую строптивую марионетку за ниточку, как она моментально замашет руками и ногами. Примерно как Валдис Пельш в прямом эфире. Такие они, мастера культуры...
          В версию о готовящемся покушении Гусинский верил настолько истово, что заставил заниматься выяснением всех обстоятельств свою службу безопасности.
          Как-то мне позвонил его сотрудник Комаров, которого я знал еще по работе в МУРе — тогда он служил в отделе по борьбе с организованной преступностью. Попросил принять.
          — У нас есть достоверные данные, что «солнцевские» заказали Гусинского, — сказал Комаров. — Если что случится, все стрелки моментально переведут на вас.
          — Как ты, бывший опер, можешь такое говорить? Ты ведь знаешь, что ни одна спецслужба «мокрыми» делами не занимается.
          — Знаю. Но все равно — помогите. Проверь, правда это или нет.
          Мы проверили. Данные оказались полностью недостоверными, о чем с легким сердцем я и сообщил Комарову.
          — Да и по нашим сведениям — тоже, — ответил он.
 

          Моя четвертая и последняя встреча с Гусинским состоялась в одном из кафе на Новом Арбате. Говорили мы недолго.
          — Мне очень нужна встреча с Коржаковым, — завел он старую песню. — Хотя бы телефонный разговор.
          — Владимир Александрович, — удивился я, — вы уже целый месяц находитесь в Москве. Неужели вы не убедились, что вас никто не преследует? Живите себе спокойно.
          По-моему, он не поверил. Мания преследования вкупе с манией величия — неотъемлемые спутницы банкира. Вскоре Гусинский вновь покинул страну.
          Всплыл он лишь через месяц. Позвонил из Лондона и возмущенно выпалил:
          — Я читал в гранках интервью Коржакова «Аргументам и фактам». Он говорит, что любит охотиться на гусей. Валерий Андреевич, зачем это? Мы же так хорошо общались? Что, опять война?
          Честно говоря, я не очень владел ситуацией. Поинтересовался у шефа.
          — Да ничего такого в интервью нет, — сказал А. В. — Ну люблю я охотиться на гусей. И что?
          Статья вышла в полном виде. Гусинский очень обиделся. Передал через верных людей, что оскорбления сносить не намерен. Угрозы банкира всерьез никто из нас не воспринял. Мало ли что он там говорит!
          Возможно, мы Гусинского недооценили. Через некоторое время Владимир Александрович тесно сошелся с Березовским. Вдвоем они стали «дружить» против Коржакова. Организовали возвращение во власть Чубайса. Перешли к массированным атакам через СМИ. Благо, сделать им это было нетрудно — в руках у магнатов и телевидение, и газеты, и радио. В частности, в «Новой газете» вышла разгромная статья друга Гусинского — А. Минкина под названием «Фавориты». В ней он «разоблачал» преступные замыслы Коржакова — Барсукова — Тарпищева. Рассказывал, со слов экс-президента НФС Федорова, какие бандиты управляют страной.
          После публикации Гусинский неожиданно позвонил Тарпищеву.
          — Ну что? Вы всё поняли? — с нескрываемым торжеством спросил он Шамиля. — Мы победили! Пусть теперь Коржаков встречается с Борей Березовским, обо всем договаривается.
          Магнат имел в виду следующее: раз они с Березовским набрали силу, необходимо заключить какое-то соглашение, нечто вроде мюнхенского пакта.
          Но ни какие сделки шеф не пошел и идти не собирался. Встречаться с банкиром после таких слов для офицера просто невозможно.
 

          Как показали последующие события, глава «Моста» крайне опасная фигура. Вместе с более умными, практичными людьми, умеющими просчитывать ситуацию на много ходов вперед, этот человек представляет серьезную угрозу для страны.
          Посмотрите: стоило только исчезнуть единственному фильтру между властью и капиталом — СБП, влияние Гусинского, Березовского и прочих «ских» стало резко возрастать. Началась смутная пора «семибанкирщины».
          Сегодня государство работает не на народ. Огромная машина власти обслуживает маленькую группку людей, которые этот народ обкрадывают.
          Но даже режиссерам-неудачникам должно быть понятно: бесконечно так продолжаться не может. Пройдет какое-то время, и наши потомки будут сравнивать Гусинского и Березовского с Бироном или Аракчеевым. Временщики потому-то и называются временщиками, что история отпустила им ничтожно малый срок.
 

          Дальше все опять развивалось, как в плохом детективе. Утром мой сотрудник отправился в Грецию, вечером прислал по каналам разведки шифровку. Вместе с греческой полицией он пришел в «Палас». Но оказалось, что «объект» покинул отель буквально несколько часов назад.
          Гостиничные служащие подтвердили, что человек, чью фотографию им показали, действительно проживал здесь. С их помощью удалось установить, что Солоник жил в Греции по чужому паспорту. Документ был оформлен на имя москвича Константина Эдуардовича Меликова, 1970 г. рождения. (Паспорт 41 № 0579075.)
          В Центральном адресном бюро Москвы нам сообщили, что этот человек в 1994 г. выписался из столицы и уехал в Донецк.
          Что же касается его загранпаспорта, то, по данным оперативно-розыскного отдела ГУВД, паспорта этой серии (с номера 056... по номер 058...) были похищены из МИД Грузии в начале 90-х гг., в период установления «независимости».
          Ничего не дала и работа по номерам московских телефонов, по которым Солоник звонил из отеля. Проверив, мы выяснили, что эти номера в большинстве своем расположены неподалеку от дома, где до ареста жил Солоник, — в районе «Речного вокзала». Причем один из мобильных телефонов принадлежал известному нам преступному авторитету, хорошему знакомому киллера. И... всё.
          Ниточка оборвалась. Понимая, что больше ничего выжать нам не удастся, я велел сотруднику возвращаться в Россию. Улетая, он передал местной полиции все документы на Солоника. Договорился, что те попытаются его разыскать.
          Через месяц разведчики отбили в Москву шифровку престранного содержания. В ней говорилось. что полиция нашла беглеца и он готов явиться в участок для «идентификации личности». «Какой-то абсурд — подумал я. — Если Солоника разыскали, то почему не задержали, почему отпустили?»
          Вопросов напрашивалось много. Ответов не было.
          Немного отвлекусь. Думаю, следует объяснить, что привело Солоника именно в Грецию.
          С середины 80-х гг. из Союза уехало множество крупных дельцов-теневиков. Последовали за ними и откровенные уголовники. Все равно как в море — возле плавающей акулы всегда пасутся хищные рыбы рангом поменьше. Акула их не трогает.
          Начали появляться зарубежные сети отечественных синдикатов. Сегодня российские преступные группировки действуют едва ли не во всех странах Европы. Занимаются они рэкетом, отмывкой денег, контролируют проституцию и игорный бизнес, а в дополнение ко всему сказанному скрываются от правосудия.
          Греция не исключение. Нами методично отслеживались устремления многих группировок, направленных на покорение этого живописного уголка Балкан. Действовали там и «ореховские», и «курганские». Как вы помните, Солоник был родом из Кургана.
          Безусловное преимущество Греции виделось в том, что советским репатриантам греческой национальности здесь легко давали гражданство. Купить же в СНГ документы о принадлежности к потомкам эллинов — дело плевое.
          Именно по такому паспорту выехал за рубеж преступник с как нельзя лучше подходящей для такого случая кличкой — Македонский.
          Разумеется, греческие спецслужбы знали о тяге русских бандитов к своей державе. Пытались держать руку на пульсе. Не исключаю, что в этом-то как раз и кроется загадка убийства Александра Солоника.
 

          Очень скоро все связанное с Солоником заслонилось другими, более важными для нас делами. «Основную часть работы мы выполнили, установили его местонахождение, — думал я. — Остальное — прерогатива МВД. Пусть там-то все и доделывают». О развязке этой истории я узнал из газет уже после развала Службы и своего выхода в отставку.
          1 февраля 1997 г. греческая полиция обнаружила в окрестностях Афин труп человека, завернутого в полиэтиленовый мешок. Как установило вскрытие, смерть наступила примерно сутками ранее от удушения удавкой.
          Поскольку в распоряжении властей имелись предоставленные нами дактокарты, особого труда для того, чтобы выяснить личность погибшего, не требовалось. Это был Солоник.
          Кто расправился с «суперкиллером»? За что? Похоже, разгадку тайны Солоник унес с собой в могилу.
          Однако не могу не поделиться собственной версией произошедшего.
          Я уверен, что греческая полиция спасла убийцу не за красивые глаза. Зачем-то он был им нужен В противном случае власти давно бы выдали Солоника России. Для чего может понадобиться профессиональный киллер иностранным правоохранительным структурам? Только для одного — для агентурной работы. Шантажируя Солоника, греки без особого труда могли его завербовать. Он был им очень нужен. Связи Солоника, его знание криминальной среды — такие восхитительные возможности не упустит ни одна уважающая себя служба. В данном случае, думаю, речь идет даже не о полиции, а о контрразведке. Уж слишком красиво провернута операция. Однако и в преступных группировках сидят не дураки. Разведка поставлена там не хуже, чем в официальных структурах. Рано или поздно весть о том, что Македонский постукивает грекам на своих, должна была достичь бандитских ушей. Такие вещи безнаказанными не остаются. Приговор за измену один — смерть.
          Оговорюсь еще раз: это не более чем мои догадки. Правда, чересчур много косвенных подтверждений указывает на то, что они не беспочвенны.
          Скажем, зачем главе греческой полиции следовало врать журналисту Олегу Вакуловскому, снявшему фильм о Солонике? Во время интервью журналист спросил полицейского: «Почему, найдя, вы не передали киллера российской стороне?»
          — Мы не смогли его найти, — ответил собеседник. — Данных было очень мало: только фамилия и имя.
          Ложь чистой воды. В руках у греков были и фотографии, и дактокарты Солоника, и номер его паспорта. (Между прочим, после мы узнали, что он-таки обращался за гражданством в миграционную службу, но уже с документами на другое имя и получил гражданство.)
          Разыскать его в небольшой стране — дело пары недель.
          Скорее всего, моя версия имеет право на существование. Отчасти греков понять можно. Вряд ли у кого хватило сил отказаться от агента такого уровня, как Солоник. Однако уверен: поведи себя греки по-другому, Солонику не пришлось бы умирать на чужой земле. 2 метра нашлись бы для него и на родине.
          Хотя вернуть киллера в Россию мы не сумели, случай этот лишний раз подтвердил высокий профессионализм и мобильность СБП. Ни одна другая российская спецслужба не смогла бы всего за день оформить ворох бумаг и откомандировать оперработника на место.
          Вдобавок нам удалось сэкономить для казны немалые деньги. Установив местонахождение преступника, мы уберегли коллег от безуспешных поисков убийцы на широких просторах нашей необъятной страны. Версий, где он скрывается, было множество. Каждую пришлось бы отрабатывать.
          Одного этого достаточно, чтобы понять: хлеб свой мы ели не зря.
 

          Первые публикации о переделе алюминиевой промышленности появились в печати в конце 1993 г. Пересказывать их смысла нет — впоследствии все они легли в основу «расследований» НТВ. Поток материалов о «преступниках» из английской фирмы «Транс ворлд групп», о разбазаривании стратегически важного сырья, о незаконном акционировании предприятий ширился с каждым месяцем.
          Журналисты (а точнее, те, кто за ними стоял) своего добились. В декабре 1994 г. подборка «разгромных» статей легла на стол Черномырдина. Премьер-министр внимательно прочитал подборку. Тут же написал гневную резолюцию руководителям МВД, ФСБ, Службы налоговой полиции: немедленно разобраться в ситуации и доложить в месячный срок. (Чуть позже я понял, что столь резкая реакция Черномырдина была вызвана не болью за интересы страны, а совсем другими причинами. В нескольких публикациях мелькнуло имя его первого заместителя — О. Н. Сосковца. Ч. В. С. решил «поймать» Олега Николаевича, своего давнего конкурента.)
          Коржаков в это время лежал вместе с Ельциным в ЦКБ. Выражение «лежал», впрочем, применимо к нему очень относительно. Даже в больнице Александр Васильевич продолжал работать. Стол в его палате был целиком завален документами. Да и я пришел к нему не с гостинцами в руках, а с материалами шефа черномырдинского секретариата Петелина.
          Коржаков внимательно выслушал мой рассказ. Взял со стола пачку отксерокопированных «алюминиевых» статей, копию поручения Ч. В. С.
          — Пусть разбирается ФСБ и МВД, — сказал он. — Но нам тоже надо подключиться. Выяснить, что все это значит.
          Как я уже упоминал, спецслужбы должны были подготовить ответ в месячный срок. Естественно, через месяц никто ничего не доложил. Все тянули время, как могли.
          Мы же продолжали спокойно заниматься этой темой. Над отделом и Службой не висело дамокловым мечом распоряжение премьера. Вскоре кое-какой материал мы собрали. Правда, полученные данные резко отличались от того, что было напечатано в газетах.
 

          За время работы по алюминию я разобрался в теме достаточно глубоко. По крайней мере мог раз говаривать со специалистом без особых проблем.
          Ситуация выглядела следующим образом. Для того чтобы производить алюминий, необходимо соответствующее сырье. В эпоху Союза все было просто. Глинозем доставляли из Казахстана и Украины на заводы, которые, как правило, находились в Сибири — Братске, Красноярске, Саянске. Но после 1991 г. возникли понятные трудности. Основные месторождения сырья остались в «независимых» государствах. Своего глинозема у России практически не было. Заводы оказались на грани остановки. Тогда-то и возникла идея привлечь западных бизнесменов для организации толлинга. Иными словами, иностранцы на свои средства поставляют сырье, наши заводы его перерабатывают, отдают алюминий, а за свой труд получают деньги.
          Схема эта хоть и не идеальна, но для страны выгодна. Толлинг, как палочка-выручалочка, дает предприятиям возможность существовать. Выгоден он и иностранцам. За сырье они платят копейки, заводам-производителям — тоже. А алюминий продают по мировым ценам (примерно 1,5 тысячи долларов за тонну). Прибыль составляет примерно 300%.
          Иностранцы засуетились. Крупная английская компания «Транс ворлд групп» взяла под контроль ряд заводов. Прибыль, полученная англичанами, оценивается в миллиарды долларов.
          Но рынок — на то и рынок. В борьбе с конкурентами все средства хороши. Другие компании, опоздавшие к разделу пирога, заволновались. Как так! Почему кому-то всё, а нам ничего!
          В процессе работы мы вышли на представителя одной конкурирующей с «Транс ворлд групп» фирмы. Не называю этого человека только потому, что он был с нами откровенен. Представитель честно признался, что во многих случаях был непосредственным заказчиком «разгромных» статей. Требовалось во что бы то ни стало потеснить «Транс ворлд» с российских просторов. Его слова оказались не пустым звуком. Приложив массу усилий, мы не нашли ни одного подтверждения тому, что описывалось в печати.
          Да, кое-какие сомнения имелись. Скажем, во главе дочерних компаний «Транс ворлд» стояли бывшие граждане СССР — братья Лев и Михаил Черные. По оперативным учетам они проходили как известные в прошлом теневики, имеющие связь с организованной преступностью. Но никаких доказательств их противоправной деятельности на алюминиевом поприще не существовало.
          Проверял отдел «П» и другие темные факты, в том числе участие в переделе промышленности Сосковца. В Кремль даже пришла анонимка, где излагались примеры лоббистской сущности Олега Николаевича. Якобы фирма «Транс-Сис-Коммоди-тиз» (дочернее предприятие «Транс ворлд») открыла Сосковцу счет в швейцарском банке, выдала кредитные карточки «Америкэн экспресс», купила его дочери квартиру в Лондоне за 200 тысяч фунтов, оплатила ее свадьбу в Москве, вручила подарков на 35 тысяч долларов. К заявлению прилагались номера банковских счетов. Однако в ходе проверки выяснилось, что к Сосковцу эти счета никакого отношения не имеют. Не подтвердились и другие утверждения анонима. Возможно, потому что с момента поступления анонимки в 1993 г. прошло слишком много времени.
          Единственное, что нас насторожило, — в 1993 — 1994 гг. толлинг считался операцией безналоговой. Поставки глинозема, вывоз алюминия и переработка сырья не были включены в налогооблагаемую базу. Они расценивались как экспорт услуг.
          Лишь в ноябре 1994 г. Минфин и Госналогслужба выпустили документ, по которому с толлинга следовало брать налог. По подсчетам специалистов, общий налоговый долг алюминиевщиков бюджету равнялся 25 триллионам рублей. Деньги для казны нелишние. Но по непонятным причинам в июле 95-го Госналогслужба и Минфин приостановили действие прежнего распоряжения. Если бы последний документ был отменен, страна оказалась бы в выигрыше.
          Об этом-то в августе 1995 г. я и доложил Коржакову.
          — Давай я переговорю с Олегом Николаевичем, — предложил шеф.
          И действительно переговорил. Сосковец посоветовал обратиться напрямую к Черномырдину. Давать лишний повод недоброжелателям упрекнуть его в неравнодушии к алюминиевой проблеме он не хотел. Через начальника личной охраны премьера я записался на прием к Ч. В. С. Спустя несколько дней меня пригласили в режимную зону на третьем этаже. Черномырдин, не торопясь, прочитал справку, подготовленную отделом «П». Внимательно посмотрел мне в глаза.
          — Валера, Александр Васильевич знает, что ты ко мне пришел?
          Хотя Коржаков был в курсе, на всякий случай я ответил отрицательно. Черномырдин заметно обрадовался.
          — Тогда ты ему ничего не говори, ладно?
          Я принял игру. Кивнул головой.
          — Давай говорить прямо. Скажи, где здесь интересы Сосковца?
          — Виктор Степанович, никаких объективных подтверждений тому, что Сосковец лоббирует интересы ряда западных компаний, мы не нашли. Вот вы дали поручение доложить вам ситуацию. Никто не доложил. Почему? Да потому что докладывать нечего. Идет борьба за рынок. Обычная борьба с вытеснением конкурентов. Единственное, что можно выжать из всей этой шумихи, — решить вопрос по налогообложению толлинговых операций. Специалисты, к которым мы обратились, утверждают, что, если отменить всего два распоряжения — Госналогслужбы и Минфина, в бюджет реально попадут 25 триллионов рублей.
          — Специалисты... — недовольно протянул премьер. — Они тебе еще не то наговорят. Со мной надо разговаривать, а не со специалистами.
          — Мы пытались встретиться с Сосковцом. Александр Васильевич даже переговорил с ним, но он не в теме. Решили обратиться к вам...
          — Ладно, оставь документ, — в голосе Ч. В. С. промелькнули барские нотки. — Я посмотрю, подумаю, что можно сделать. Тебя потом пригласят.
          И Виктор Степанович надел очки, давая понять, что аудиенция закончилась.
          Прошло два, а то и два с половиной месяца. Вдруг звонит начальник черномырдинской охраны Сошин. — Я сейчас к тебе зайду. Зашел.
          — Ты знаешь, у Виктора Степановича сегодня свободный день образовался. Он хочет с тобой побеседовать по той, алюминиевой, теме.
          Сошин проводил меня до кабинета. Я открыл дверь и оторопел. Черномырдин стоял... на трибуне. Слева от длинного стола, за которым проводятся всякого рода совещания, была водружена самая настоящая трибуна. Видимо, предполагалось, что премьер будет вести заседания с «командного пункта». Но, насколько я знаю, он этого не делает.
          — Ну, Валера, что нового у вас по этим материалам? — спросил Черномырдин, не торопясь сходя с трибуны.
          — Да ничего особенного. Кое-какие документы подобрали. Но, Виктор Степанович, я же еще в прошлый раз говорил. Вся проблема в том, чтобы отменить два постановления.
          — Это не твоя проблема. Я этим занимаюсь Лучше скажи: что-то появилось на Сосковца?
          — Ничего. Единственно, мы ведем отработку преступных группировок, связанных с алюминиевой отраслью.
          — Нет, говоришь? — лицо премьера омрачила тень. — Надо продолжать работу. То, что у вас в справке есть, — все это верно. Но продолжать надо. Ты меня понял?
          — Понял, Виктор Степанович, — как можно более почтительно ответил я. Разговор перекинулся на другие темы. Ч. В. С. с отцовской заботой расспрашивал о проблемах отдела и СБП, о том, как идет служба.
          Уже уходя, я случайно увидел на письменном столе подготовленную нами справку по алюминию. Она была вся исчеркана. Видимо, Черномырдин расписывал на секретном документе застывшую ручку или вытирал об него перо.
          Я почувствовал, будто мне плюнули в лицо Многомесячный труд моих ребят, десятки встреч. горы изученных заумных документов — ни до чего этого премьеру не было дела. Плевал он на все с высокого «фундамента ответственности».
          На душе скребли кошки. Впрочем, Коржакову вида я не показал — шеф не любит хлюпиков. Доложил о попытке премьер-министра заставить меня собирать компрометирующий материал на Сосковца.
          — Ну, ты на «вербовку» не поддался? — весело поинтересовался А. В.
          — Устоял, — ответил я.
          С той поры минуло уже два с лишним года. Черномырдин до сих пор «занимается» проблемой алюминия.
          Достаточно ему было только снять телефонную трубку, как десятки триллионов рублей потекли бы в казну. Эти деньги могли пойти на пенсии старикам, на зарплату шахтерам и учителям, на пособия безработным.
          Но Виктор Степанович и пальцем не пошевелил...
          Скажите, как после всего этого следует относиться к премьер-министру?..
 

          Игорь Шабдурасулов — человек известный. Как минимум раз в неделю он проводит в правительстве брифинги для средств массовой информации. Его смуглое восточное лицо с галантерейной щеточкой усов олицетворяет величие и державную мощь «Белого дома». Чуть что происходит — застрелил ли Черномырдин медвежонка, разразился ли очередной скандал в правительстве — Шабдурасулов тут как тут. Разъясняет, отрицает, машет руками.
          Он не просто пресс-секретарь. Руководитель Департамента культуры и информации аппарата правительства. По должности Шабдурасулов выше, чем министр культуры и председатель Комитета по печати, вместе взятые. Хотя представление о культуре у него, бывшего научного сотрудника Института географии АН СССР, самые поверхностные.
          Абсурд! Кабинетный географ координирует деятельность всей российской культуры. Чуть ли не учит певцов Большого петь, а танцоров Мариинки — выделывать па. На память сразу приходит аналогичный пример, когда начальником ГУВД был назначен специалист по магнитной гидродинамике Аркадий Мурашов. И смех и грех. К счастью, ТАМ быстро разобрались в профессиональных качествах Мурашова и от работы в милиции освободили.
          Шабдурасулов же по-прежнему выступает рупором кабинета министров. Впервые похождениями «рупора» отдел «П» заинтересовался летом 1995 г. Нам стало известно, что за границей Шабдурасулов активно пользуется кредитной картой «Golden Visa». Стоит такая карточка — ни много ни мало — 5 тысяч долларов. Только за одну поездку в 1993 г. на сувениры и развлечения он потратил 6714 франков и 404 немецкие марки (порядка 2 тысяч долларов). И подобных примеров — масса. Понятно, что такими деньгами скромный зав. отделом культуры (в то время он занимал эту должность) разбрасываться не может. Если, конечно, живет на одну зарплату. (К слову, счета за рубежом имели многие обитатели «Белого дома», например вице-премьер, министр внешней экономики О. Давыдов. Часть своих сбережений он держал в одном польском банке.)
          Мы обеспокоились и решили пристальнее присмотреться к руководителю Департамента культуры. Разумеется, волновало Службу не содержимое шабдурасуловских карманов, а непонятные источники его заработка.
          Пожалуй, это был самый трудный объект в моей жизни. На службе Шабдурасулов появлялся редко. Рабочий день начинался у него когда как — то в 12, то в 14 часов. Часто его жена разъезжала до вечера по магазинам на служебной машине. Ночью же, как правило, он отправлялся на всевозможные культурные «тусовки».
          То, что Шабдурасулов — деятельный бездельник, понимали, по-моему, все. Лично я окончательно убедился в этом, узнав, что английский засыпной сейф в его кабинете, где все нормальные люди хранят секретные документы, полностью завален всякой канцелярской утварью: скрепками, резинками, карандашами, ручками. Эти принадлежности выделяли для нужд Департамента культуры, но оседали они почему-то в сейфе начальника.
          Несколько раз Шабдурасулов, пока его жена «инспектировала» магазины, садился за руль шикарной иномарки. Мы проверили машину по учетам ГАИ. Оказалось, что зарегистрирована она на имя тестя Шабдурасулова, обычного рядового пенсионера. Откуда у пенсионера 80 тысяч долларов на новую иномарку? Почему на ней разъезжает не он, а зять?
          Думаю, ответить на эти вопросы для вас не составит большого труда. Для нас — тоже. Другое дело, что очевидные, но не доказанные вещи в дело не подошьешь. Впрочем, этого и не требовалось. Собранных нами материалов было вполне достаточно для того, чтобы забить тревогу. Весной 1996 г. отдел «П» подготовил справку о подозрительных проделках руководителя Департамента культуры и информации.
 

          Примерно в то же время мой отдел занимался и другим руководителем департамента аппарата правительства. На этот раз главой Департамента экономики Андреем Зверевым.
          Впервые компетентные (как раньше было принято называть) органы заинтересовались Зверевым еще в советскую эпоху. Одной из служб Управления КГБ по Москве и Московской области был зафиксирован факт передачи Зверевым ряда служебных документов некоему коммерсанту (разумеется, небезвозмездно). Работал тогда Зверев в Госплане СССР, имел доступ ко многим интересным материалам. Коммерсанту же очень хотелось получать их, не дожидаясь публикации в официальной печати, то есть в числе первых. Это давало ему значительные преимущества перед конкурентами. (Кстати, впоследствии тем же самым промыслом занялся будущий министр финансов России Владимир Пансков. Будучи первым заместителем главы Госналогслужбы, он продавал одной аудиторской фирме «свежие» постановления и приказы.) Но тут случился путч. КГБ потерял былую мощь. Зверев, напротив, ее приобрел. Вскоре он стал главой едва ли не самого крупного департамента правительства.
          Учитывая потенциальную склонность чиновника к злоупотреблению служебным положением, мы решили взяться за него поплотнее. Посмотреть, не замешан ли он еще в каких-то темных историях.
          Наши подозрения оправдались. Из источников в окружении Зверева оперативникам стало известно, что у него есть несколько заграничных паспортов. Причем последний Звереву оформляла коммерческая фирма (если мне не изменяет память — торговый дом «Альтернатива»). По этим паспортам руководитель департамента неоднократно выезжал за рубеж. А ведь Зверев был секретоносителем. По закону он не имел права не то что пересекать границу, но и, вообще, держать дома загранпаспорта. Их необходимо было сдавать в соответствующую службу в «Белом доме».
          Настораживало и то, что свои зарубежные вояжи Зверев тщательно скрывал. «Если секретоноситель выезжает тайком за кордон, это не спроста», — подумал я.
          Чтобы разобраться в этой карусели, я счел целесообразным отправить своих сотрудников на беседу со Зверевым. Расчет строился на неожиданности визита. И точно. «Великий экономист» едва не поседел, увидев «страшных монстров» из СБП. Он так разволновался, что не смог толком ничего объяснить. Когда же пришел в себя, моментально побежал к знакомому кадровику.
          — Что делать? Похоже, Служба безопасности начинает проверять все эти выезды, а у меня там грешок.
          Кадровик посоветовал ему сходить к руководителю аппарата правительства Бабичеву.
          — Мне что, сухари сушить? — волновался Зверев.
          — Сухари не сухари, но работу можешь потерять, — ответил тот.
          Не знаю уж, о чем беседовал всесильный Бабичев со своим непослушным подчиненным. Думаю, утешал и успокаивил. Владимир Степанович это умеет.
          Во всяком случае на вторую беседу с сотрудниками отдела «П» Зверев притащился подшофе. Он был абсолютно уверен, что его никто не посмеет тронуть, ссылался на Олега Ивановича Лобова: дескать, тот не допустит.
          Наивный...
 

          В начале 1996 г. я пришел к начальнику личной охраны Черномырдина А. И. Сошину.
          — Александр Иванович, как ты можешь охарактеризовать Зверева?
          — Ты знаешь, — нараспев протянул великан Сошин, — я с ним почти не знаком. Так, сталкивался раза два. Никакого впечатления он на меня не произвел.
          — Зверев из вашей команды? (Под «их командой» я имел в виду окружение Черномырдина.)
          — Да нет... А что, на него что-то есть?
          — Есть кое-что. Хотим проинформировать Виктора Степановича.
          Сошин никак не прореагировал. Спокойно заметил:
          — Ради бога.
          — А Шабдурасулов?
          При упоминании фамилии шефа Департамента культуры глаза у Сошина заблестели.
          — Что такое? Что случилось? Я с деланным равнодушием заметил:
          — Кое-какая информация имеется.
          — Ну, что тебе про Игоря сказать...
          Начальник охраны нервно заходил по кабинету.
          — Рабочий человек. Нормальный человек. Виктор Степанович его уважает. Очень хорошо проявил себя в «Нашем доме». Никаких претензий к нему быть не может...
          — Этот-то хоть ваш?
          — Наш. Без вопросов — наш...
          Справки в отношении «их» Шабдурасулова и «ничейного» Зверева отдел «П» подготовил примерно в мае 96-го. С санкции Коржакова они были направлены Черномырдину.
          Доподлинная реакция премьера мне неизвестна. По слухам, он вызвал к себе Зверева и предложил подыскивать другое место работы. Через месяц кресло руководителя Департамента экономики оказалось вакантным.
          Что неудивительно, Шабдурасулова же Ч. В. С. не тронул. Сошин достаточно четко сформулировал основу кадровой политики премьера: «Наши» и «не наши».
          Зверев был «не их». С ним расстались моментально. Шабдурасулов — «их». А значит, с него и взятки гладки. В полном смысле слова...
 

          Допускаю, что кое-кто из читателей удивленно произнесет:
          — Ерунда какая. Один карточку за 5 тысяч долларов купил. Другой загранпаспорта получил. Вокруг творится бог знает что, а они такими мелочами занимаются.
          Попытаюсь объяснить. Любая спецслужба должна работать на опережение. Тем более СБП, которая занималась весьма щекотливыми проблемами. Конечно, можно спокойно наблюдать за тем, как люди постепенно подходят к краю черты, фиксировать совершенные преступления, передавать весь материал в прокуратуру или ФСБ и отчитываться перед президентом: «Борис Николаевич, обезврежен еще один коррупционер».
          Но СБП занималась и другим. Не дутые проценты были важны для нас, а престиж власти. Если бы тот же Зверев (допустим) нарушил закон, удар бы пришелся по всему правительству. Этого допускать мы были не вправе. Отвести человека от грехопадения — вот главная задача, которая стояла перед нами.
          Что же касается «ерунды» Зверева и Шабдурасулова, то не открою Америку, сказав, что преступниками не рождаются. Это процесс постепенный и зависит от многих факторов, например от вседозволенности, отсутствия контроля.
          В действиях и Зверева, и Шабдурасулова совершенно четко прослеживалась тенденция к нарушению закона. А аппетит, как известно, приходит во время еды.
          Профилактика правонарушений — вещь намного более эффективная, чем террор и репрессии. Слава богу, в этом-то я, милицейский опер с многолетним стажем, хоть немного разбираюсь.
 

          Помощник Шумейко Владимир Романюха сбежал из России в 1993 г. Произошло это после того, как правительство Москвы выделило около 16 миллионов долларов на закупку за рубежом детского питания. Деньги, однако, до цели не дошли — осели в некоей фирме и стали «работать» на новых хозяев, в том числе на небезызвестного Дмитрия Якубовского.
          Подобных случаев я знаю немало: большинство состояний крупных отечественных банкиров сколочено именно за счет бюджетных денег.
          Но Романюхе не повезло. В разгар «великого противостояния» Ельцина — Руцкого усатый вице-президент начал поход против коррупции. В 14 чемоданах компромата затесалась и история с пропажей 16 «детских» миллионов.
          Дело начало раскручиваться. Тут же был найден стрелочник Романюха (явно не основная фигура). В рабочем кабинете помощника первого вице-премьера, у него дома и даже в квартире у матери сотрудники прокуратуры провели обыски. Романюху собирались арестовывать. Ни он сам, ни его босс Шумейко этого не желали. Первый вице-премьер отлично понимал, что арест помощника приведет к грандиозному скандалу. А там, глядишь, недалеко и до отставки.
          В свете такого поворота событий Шумейко собрал у себя в кабинете на Старой площади самых доверенных людей. Спросил, что делать. Общее мнение было единым: Романюхе следует как можно скорее покинуть страну.
          — Лети через Украину к Якубовскому в Канаду, — сказал Романюхе первый вице-премьер. — А мы уж здесь как-нибудь отобьемся...
          Сказано — сделано. Как только Романюха пересек границу, прокуратура выдала ордер на его арест. Но поскольку договоренности о взаимовыдаче преступников у России с Канадой нет, выцарапать помощника зампреда правительства было невозможно.
          Хасбулатов с Руцким даже специально написали письмо премьер-министру Страны кленового листа и попросили депортировать Романюху на родину, однако им было отказано...
          Прошло два года. За это время Шумейко стал Председателем Совета Федерации. Руцкой с Хасбулатовым попали в Лефортово. А Романюха продолжал скрываться за бугром. Осел он в итоге в Израиле, где его и разыскали мои сотрудники.
          В начале 1995 г. из оперативных источников стало известно, что Романюха живет на земле обетованной, находится на грани нервного срыва и крайне зол на своих бывших товарищей, поскольку считает, что все его кинули.
          Мы решили использовать эту ситуацию и попробовать Романюху разговорить. Интересовало нас его знание закулисных дел в правительстве.
          Не стану подробно расписывать, как нам удалось выйти на беглеца. Остановлюсь лишь на главном — Романюха согласился поведать о прошлых подвигах, наговорил массу интересного.
          Когда я показал выжимки из его повествования Коржакову, шеф оживился:
          — Нужно во что бы то ни стало, любой ценой получить от Романюхи заявление на имя президента, где он бы официально это изложил. Другого пути нет...
          Уговаривали мы Романюху долго. Жали на патриотические чувства, рассказывали, какой ужас творится в стране. В итоге он согласился, но поставил условие — спрятать его. Хотя к тому времени Генеральная прокуратура уже сняла свои обвинения в отношении его за отсутствием состава преступления в действиях экс-помощника, Романюха очень боялся своих недавних товарищей. Просьбу его мы выполнили. Перевезли в другую страну, укрыли в надежном месте.
          То ли в мае, то ли в июне 95-го заявление он написал. Документ на 15 страницах был оформлен по всем правилам. С Романюхи даже взяли подписку об ответственности за ложный донос. Прочитав заявление, Коржаков сказал: — Я знаю много всего. Но иногда даже мне бывает интересно...
          Попросил перепечатать крупным шрифтом — президент не любит изучать бумаги в очках — и передал заявление Ельцину. Не знаю уж как сейчас, но раньше президент
          предпочитал работать с документами у себя на даче, перед сном. В правом верхнем углу он ставил галки — это означало, что документ прочитан.
          На заявлении Романюхи, однако, галки почему-то не оказалось. Чистым оно вернулось к адъютанту Б. Н. Но Коржаков не отчаивался. Вновь попросил адъютанта вложить бумагу в президентскую папку. Но и на другое утро ситуация повторилась. Никакой галки в углу не было.
          Таким макаром заявление Романюхи кочевало примерно неделю. Вечером шеф вкладывал его в папку, утром оно возвращалось девственно нетронутым.
          Безусловно, Ельцин его прочитал, но, похоже, не хотел показывать виду. Если бы он дал заявлению ход, со своих постов слетело бы множество высокопоставленных чиновников. Цвет российской политики. Бездействие президента в подобных случаях во многом мне стало понятным, когда я перечитывал его воспоминания. «Реформа попала в сети грубой, нечистоплотной аферы. В этой ситуации я очень боялся создать атмосферу склочной травли, доносительства, поиска «компромата»...
          Обстановку террора, крутых разборок, травли я органически не переношу. Мне очень важно ощущать, что вокруг меня — нормальные люди». (выделено нами. — В. С.) (Ельцин Б. Записки президента. М., 1994. С. 338.)
          — Что будем делать дальше? — спросил я у Коржакова, — Посылать бумагу Ильюшенко бессмысленно — он все «развалит»...
          — Давай реализовывай по частям, — ответил шеф. Иного выхода у нас не было...
 

          История с пропажей 17 миллионов долларов, из-за которой Романюхе пришлось покинуть Россию, не обошла и Шумейко. В мае 1993 г. заместитель генерального прокурора РФ Макаров публично обвинил Владимира Филипповича в финансовых махинациях. Шумейко инкриминировалось то, что по его указаниям государственная компания «Агрохим» перечислила в 1992 г. на счет фирмы «Теламон» 15 миллионов долларов. После чего 9,5 миллиона растворились неизвестно где, подобно таблетке аспирина в стакане воды. Кроме того, Макаров утверждал, что Шумейко предоставлял «необоснованные льготы» ряду частных компаний, в том числе и швейцарской фирме «Дистал ЛТД», вице-президентами которой были братья Якубовские.
          В июле 1993 г. Верховный Совет лишил Шумейко депутатской неприкосновенности. В сентябре того же года президент отстранил его от исполнения обязанностей первого вице-премьера «до завершения следствия». Следствие, однако, вскоре прекратилось. После октября 93-го Шумейко вернулся во власть на лихом бело-сине-красном коне. Новый и. о. генпрокурора Ильюшенко снял с триумфатора все обвинения.
          Владимир Филиппович вновь был чист, как детский подгузник...
          Бывший помощник Шумейко — Романюха, однако, полагал, что дело обстоит совсем иначе.
          В 1992 г. правительство Москвы заключило контракт со швейцарской фирмой «Дистал ЛТД» на поставку технологий для производства продуктов питания. На счет «Дистал ЛТД» было перечислено 9 миллионов долларов. Не менее солидная сумма перекочевала и в закрома фирмы «Честер ЛТД», где делами заправляли все те же братья Якубовские. На этот раз — в оплату колбасных мини-заводов.
          Разумеется, деньги вскоре пропали, сделка сорвалась.
          В операции и вправду было задействовано немало высоких должностных лиц: зам. министра обороны Константин Кобец (именно он порекомендовал в качестве партнера фирму «Дистал»), генеральный директор ФАПСИ Александр Старовойтов и, конечно, Владимир Шумейко.
          Но увы, снять золотой урожай со сделки чиновники не смогли. Сюжет с пропажей денег всплыл наружу. Руцкой с Хасбулатовым попытались разыграть его как козырную карту. У наших героев не было никакого выбора: пришлось срочно искать миллионы. Ну а чтобы все выглядело безукоризненно правдоподобно, к закланию приговорили Романюху. Его бегство (по совету Шумейко) должно было полностью убедить «врагов демократии», что именно этот человек виноват в случившемся.
 

          Вообще Шумейко человек колоритный. Чего стоят одни его отношения с Якубовским. Именно Шумейко подписал в сентябре 1992 г. распоряжение о назначении великого авантюриста «полномочным представителем правоохранительных органов, специальных и информационных служб в правительстве Российской Федерации». Он же пробивал Якубовскому генеральское звание.
          За бесплатно такие вещи не делаются.
          Когда в 1993 г. над первым вице-премьером нависла угроза отставки, он отбыл в Италию. В дорогу Шумейко взял руководителя своего секретариата Евгения Вербицкого и Романюху. Цель поездки была одна — встретиться с Якубовским.
          — Зарезервируй для меня крупную сумму денег, — попросил Якубовского Шумейко.
          Владимир Филиппович опасался, что ему придется проститься с должностью. И желал иметь хоть какую-то гарантию будущей безбедной жизни. «Генерал Дима» не сумел отказать другу и действительно зарезервировал для Шумейко 3 миллиона долларов при помощи одного из канадских ювелирных магнатов. «Если м-р Шумейко обратится в указанную фирму, — говорилось в документах, — она обязуется предоставить ему работу юридического консультанта и выплачивать ежегодно по миллиону долларов».
          Бог дал — Бог взял. Опасаясь, что у следствия могут возникнуть резонные вопросы, Владимир Филиппович избавился от других презентов Якубовского с невиданной жестокостью. В самый разгар летней борьбы с коррупцией Шумейко приказал своему помощнику М. Кондрахину уничтожить шикарную итальянскую мебель, подаренную «Димой» на новоселье. Кондрахин выполнил указание на отлично. Он разбил и сжег мебель на даче первого вице. Дрова нынче дороги — в огне сгорело 79 тысяч долларов США.
          Слова классика «нас испортил квартирный вопрос» в полной мере относятся и к Шумейко. Итальянская мебель не единственный его «трофей».
          В 1992 г. Шумейко были предоставлены шикарные апартаменты в 1-м Тружениковом переулке. Дом, где поселился наш герой, известен всей Москве. По соседству расположились такие «герои демократии», как Чубайс, Шохин. И даже писатель-лауреат Солженицын. Не знаю, как ремонтировали свои квартиры эти люди. Вполне возможно, Шумейко рядом с ними — жалкий лимитчик. И всё же. В 1993 г. Владимир Филиппович возжелал иметь у себя дома сауну, суперсовременную кухню со встроенной посудомоечной машиной, холодильником и плитой. А также еще ряд вещей, создающих уют и комфорт. Мечты Шумейко помогли воплотить в жизнь Романюха и первый зам. начальника Главного управления по обслуживанию дипломатического корпуса МИДа И. И. Сергеев (в настоящее время — зам. министра иностранных дел РФ). Сделать сказку былью оказалось не так дешево: ремонт, который провело ГлавУПДК, обошелся в полмиллиона долларов. Но поскольку принимать деньги от частных лиц ГлавУПДК права не имело, все расходы оплатила немецкая фирма «Пливер ГМБХ».
          Надо отдать Владимиру Филипповичу должное: кое-что «Плиреру» он все же заплатил. Правда, не 500, а 350 тысяч. И не долларов, а рублей.
          Приложение к договору купли-продажи между гр. Шумейко и фирмой «Пливер», где перечислены поставленные в квартиру предметы, вызвало у меня черную зависть по отношению к спикеру Совета Федерации.
          В тот момент я с семьей как раз переезжал из области в Москву. Так что реальную цену импортной сантехнике, душевой кабине и набору кухонной мебели из 15 предметов я знал не понаслышке. Что заставило немецких бизнесменов практически даром превратить квартиру Шумейко в пятизвездочный рай? Думаю, вам понятно...
 

          Ласковый теленок двух маток сосет. С одной стороны, Шумейко был близок с Якубовским. С другой — поддерживал весьма доверительные отношения с его врагом Бирштейном (тот самый швейцарский бизнесмен российского происхождения, которого обвиняли в том, что он оплатил дорогостоящий шопинг жен бывших министра безопасности РФ Баранникова и первого зам. министра МВД Дунаева).
          В 1992 г. на одной подмосковной даче собралась тесная компания: Бирштейн, Баранников, Шумейко и Романюха. Как водится, выпили. Пошли париться в баню, чтобы в теплой (даже жаркой) обстановке обсудить извечный русский вопрос: где бы подзаработать? Решили создать акционерное общество «Русь», которое занималось бы экспортом-импортом металлов и металлургического сырья.
          Романюхе предложили должность исполнительного директора, но он отказался. Должность не принял, но из игры не вышел. На следующий день Бирштейн вручил Романюхе в присутствии своего заместителя 50 тысяч долларов наличными. Деньги Романюха отдал Шумейко. Тот сказал, что они пойдут в фонд предвыборной поддержки президента.
          — Но я не уверен, что деньги ушли по назначению, — признался нам Романюха.
          Опасения весьма резонные. Верить Шумейко на слово — занятие неблагодарное.
          Вот как он, будучи уже главой Совета Федераций, описывал банные переговоры в интервью « Комсомольской правде »:
          — Как-то звонит Баранников: «Володя, приезжай вечерком на дачу». Ну я приехал. Знакомит с человеком: «Борис Иосифович Бернштейн (так в тексте. — В. С.)». Потом — разговор: «Как бы можно было сделать компанию по торговле металлом за границей?» А я же все-таки был первый вице-премьер! Но тут выясняется, что эта компания — сомнительного свойства. На мой прямой вопрос: для чего все это? — идет прямой ответ: «Борис Иосифович тебе счет за границей откроет, может набежать за год до восьми миллионов долларов».
          Я улучаю момент, отвожу Баранникова в сторону: «Виктор Павлович, что здесь происходит?» А Баранников: «Не бери в голову, это все согласовано. Он же еще и разведчик». И потом, мол, ты должен понять, что за границей всегда организуются какие-то фирмы, где работают наши спецслужбы под видом каких-то фирмачей. Им же из бюджета деньги не выделяют. Я: «Ну всё, ужин мы закончили».
          Обратите внимание на филигранность изложения. Не придерешься. Да, на даче был. Да, с Бирштейном знаком. Да, об обществе «Русь» знаю. Но — в махинациях не участвовал. Потому что очень честный!
          В этом же интервью Шумейко сказал еще несколько очень важных слов, которые как нельзя лучше характеризуют его самого.
          «Когда после августа 91-го в России начались революционные преобразования, появилась масса пены. Часть этой пены и попала в аппараты всех верхних эшелонов власти. Проходимцы и случайные люди — они-то и занимаются личной наживой».
          Точнее, пожалуй, не выразишься..
 

          До 1992 г. судьба была явно неблагосклонна к Владимиру Панкратову. Дважды его снимали с должности и отправляли на понижение. Первый раз это произошло в 1982 г. Тогда он распростился с креслом начальника Управления охраны общественного порядка ГУВД Мосгорисполкома, став начальником РУВД Свердловского района.
          В начале 90-х гг. в результате одной дурно пахнущей истории Панкратова отстранили от должности шефа столичной ГАИ и отправили в почетную ссылку — руководить спортобществом «Динамо». Карьеру с такой биографией сделать практически нереально. Панкратову, однако, удалось это.
          Романюха рассказывал, как однажды осенью 92-го к нему в кабинет вошел Дмитрий Якубовский. Известный авантюрист был одет в форму полковника.
          — Организуй мне встречу с М (он назвал одно весьма значительное лицо), нужно назначить Панкратова начальником ГУВД.
          На двух шикарных «Мерседесах» Якубовский и Романюха отправились на беседу со значительным лицом. Через 10 минут вопрос был решен. Несмотря на то что этому назначению очень сильно противился министр внутренних дел В. Ф. Ерин (он-то знал истинную цену Панкратову), Владимир Иосифович все же стал зам. начальника ГУВД Москвы по общественной безопасности. А ровно через месяц получил место начальника главка.
          Журналисты, комментирующие неожиданное назначение, недоумевали: чем объяснить столь резкий взлет человека с подобной биографией? Им было невдомек, что за спиной Панкратова маячила тень Якубовского. Зачем «генералу Диме» был нужен Панкратов, по-моему, совершенно очевидно. Иметь своего, ручного начальника ГУВД — мечта любого проходимца.
          Панкратов подходил Якубовскому по всем статьям. Кристальная честность не входила в число его основных достоинств. Еще будучи начальником ГАИ, Панкратов продемонстрировал свое истинное лицо. Тогда по его инициативе между ГУВД и СП «Совкувейт инжиниринг» был заключен договор о совместной деятельности. СП обязалось закупить ряд товаров для ГУВД. ГАИ же в свою очередь должно было оказывать СП услуги по сопровождению грузов и делегаций «Совкувейт инжиниринг».
          В феврале же 1990 г. Панкратов при поддержке начальника ГУВД П. С. Богданова пробил через Мосгорисполком решение о создании при УГАИ хозрасчетного объединения по автотранспортному обслуживанию иностранцев. Объединение полностью освобождалось от налогов, так как на заработанные деньги должно было технически оснащать подразделения столичной милиции.
          Однако образованная 2 года спустя комиссия ГУВД обнаружила, что никаким оснащением тут и не пахнет. Объединение даже не имело собственного расчетного счета. Вся финансовая деятельность проходила по счетам уже упоминавшегося СП «Совкувейт инжиниринг». Зато милицейские боссы оттянулись на славу. За счет СП многие высокие чины с удовольствием съездили за рубеж (тогда это еще было в диковинку). В частности, Панкратов провел 19, а Богданов — 5 дней в Германии. Приобщились к красотам «свободного мира» и другие руководители ГУВД. На «командировочные расходы» им выдавалось от одной до нескольких тысяч долларов. (Чтобы не быть голословным, назову точные цифры: 6 июня 1991 г. первый зам. начальника ГУВД Ю. А. Томашев получил от СП 2348 долларов. В июне 1990 г. П. С. Богданову отстегнули 3500 немецких марок.) Ребята неплохо проводили время.
          Причем комиссия ГУВД выяснила, что наказан никто не был; более того, инициатора проверки зам. начальника ГУВД Л. В. Никитина уволили со службы, а проверку прекратили.
          Только 6 апреля 1995 г. Генеральная прокуратура РФ возбудила уголовное дело по факту исчезновения денег. Правда, произошло это лишь после того, как СБП направила Ильюшенко все материалы, а Панкратов был снят с должности начальника ГУВД. Как вы помните, уволили его в связи с убийством Владислава Листьева.
          И еще одна любопытная деталь: генеральным директором СП «Совкувейт инжиниринг» был некий Козленок. Тот самый Козленок, который впоследствии учредил печально известную компанию «Голден АДА» и присвоил около 180 миллионов долларов, принадлежащих Российскому комитету по драгоценным металлам. Ничего не скажешь — настоящий клубок змей.
 

          Так же как и Панкратов, бывший начальник Управления по экономическим преступлениям ГУВД Москвы Сергей Солдатов обязан своей карьерой исключительно Якубовскому. Никакого отношения к милиции этот человек не имел. Работал проректором по хозяйственной части Всесоюзного юридического заочного института. В 1992 г. неожиданно стал начальником одного из самых сложных милицейских подразделений — УЭПа.
          Назначить Солдатова Панкратову «настоятельно порекомендовал» Якубовский. Панкратов встал во фрунт. Прежнего начальника, М. И. Шестопалова, он втихую отправил в отставку. Узнав об этом, в знак протеста подал рапорт и первый зам. начальника ГУВД А. Н. Егоров, начальник московской криминальной милиции.
          Это было сильнейшим ударом для личного состава главка. Все мы знали Егорова как честнейшего, принципиальнейшего человека. Как никто другой, он был на своем месте. Егоров — сыщик от бога. Не люблю патетики, но иначе не скажешь: за все время существования МУРа «бойцов», подобных Егорову наберется не больше десятка. Он был едва ли не лучшим опером в управлении и уж точно лучшим начальником МУРа, смелым, надежным, понимающим...
          На какие жертвы не пойдешь ради того, чтобы «порадеть родному человечку»? Панкратов без колебаний смирился с уходом Егорова — даже не пытался убедить его остаться. Вместо этого присвоил Солдатову звание майора и поставил «бороться» с экономическими преступлениями.
          Любовь Якубовского Солдатов заработал тем, что регулярно поставлял ему старинные книжные раритеты, по всей видимости ворованные.
          «Коллекция» «генерала Димы» включает в себя рукописные и первопечатные книги XVI — XIX вв. Мы проверили слова шумейковского помощника. Информация подтвердилась: действительно, личный шофер Якубовского периодически приезжал домой к Солдатову, забирал связки книг и доставлял их хозяину.
          Затем антиквариат они вывозили за рубеж (большая часть книг находится в доме Якубовского в Торонто), дарили нужным людям.
          Известно, что по крайней мере дважды книги провозил через границу помощник Шумейко Кондрахин. На третий раз случился прокол. Кондрахин был задержан таможенниками с поличным — при себе он имел две сумки, набитые старинными манускриптами. Избежать скандала удалось лишь благодаря вмешательству Романюхи. Потрясая удостоверением помощника первого вице-премьера, он сумел все уладить. Книги улетели в Цюрих. То, что Якубовский пробавлялся ворованными книгами, впоследствии доказал и суд. В ноябре 1996 г. он был приговорен к 5 годам лишения свободы. Солдатова сняли с должности начальника УЭПа лишь весной 1997 г. Добивались мы этого почти два года...
 

          Когда материалы в отношении Солдатова под твердились, я пришел к Коржакову.
          — Давай я напишу письмо Ерину, пусть он решит вопрос, — предложил шеф.
          Письмо ушло. Ерин распорядился немедленно организовать проверку. Судьба Солдатова повисла на волоске.
          Но тут грянул Буденновск. Виктор Федорович вынужден был подать рапорт. Его место занял командующий внутренними войсками А. С. Куликов.
          Вскоре новый министр пожелал установить контакт со всемогущим начальником СБП. Позвонил шефу, пригласил в гости.
          — Приезжайте, просветите меня о том, что творится. Я во власти человек новый.
          Коржаков, памятуя о деле Солдатова, на встречу с генералом пригласил и меня. Впервые в жизни я прошел в свое родное ведомство через министерский подъезд. Конечно, ощущения совсем другие — мягкие ковры, бесшумные двери. Не то, что в коридорах Главного управления угрозыска, где я обычно бывал.
          Минут пять мы подождали в приемной, — видно, Куликов хотел показать, что он тоже не последний человек в этом мире. Потом зашли в огромный кабинет. Анатолий Сергеевич выскочил из-за стола и бросился навстречу Коржакову. Выглядело это очень забавно — огромный шеф и маленький кругленький Куликов, простирающий, как ребенок, ручки кверху. А. В. крайне негативно относится к мужским лобызаниям. Но пришлось стерпеть — с кислым лицом он чмокнул министра куда-то в район лба; ниже нагнуться было непросто...
          Речь, которую завел Куликов, я слышал не в первый раз.
          — Надо, — вещал он, — начать беспощадную борьбу с коррупцией и преступностью, очистить МВД от всякой скверны. Я очень надеюсь на вашу поддержку, Александр Васильевич, — проникновенно говорил министр. — Может, вы мне чем-то поможете, поделитесь.
          — Поделюсь, — ответил шеф.
          В надежде на искренность Куликова он вкратце рассказал о Панкратове и Солдатове.
          — То-то я смотрю, — вскричал Анатолий Сергеевич. — Сколько времени, как Панкратова сняли, а он все сидит на Петровке. Ну, хорошо, я тотчас же решу вопрос о его выселении.
          Приступ гнева вызвала у него и история Солдатова. Он пообещал во всем разобраться, попросил принести копию заявления Романюхи.
          Копию я передал ему лично. Министр поручил заняться заявлением своему заму, начальнику Главного управления по борьбе с организованной преступностью В. Н. Петрову. К сожалению, вся энергия ушла в слова. В конце 1995 г. Солдатов был представлен к генеральскому званию.
          Для обсуждения кандидатов в генералы собралась коллегия МВД.
          — Есть у кого вопросы по Солдатову? — спросил министр.
          Все промолчали. Встал лишь служака Петров, начальник ГУОП МВД: — Я против.
          — А в чем дело? — удивился Куликов. — Анатолий Сергеевич, вы же знаете. В отношении него серьезные материалы.
          — Э-э, да что это за материалы. Ерунда! — махнул рукой борец с коррупцией. Махнуть — махнул, но представления не подписал — не хотел тогда связываться с Коржаковым.
          Перед этим фамилия Солдатова уже дважды фигурировала в списке представленных к лампасам. Лишь благодаря твердой позиции Коржакова и Барсукова — они были членами Комиссии по высшим воинским званиям — начальник УЭПа остался полковником. И то хлеб, придя с гражданки, от майора до полковника он «дослужился» за 2 года. Лично у меня этот путь занял 11 лет.
 

          Безусловно, Солдатов знал о нашем вмешательстве в его судьбу. Первая утечка информации произошла еще тогда, когда шеф направил письмо Ерину. Догадаться об этом нетрудно — на меня выходило несколько старых знакомых. Живо интересовались, что у нас есть на Солдатова.
          Сергей Александрович отдавал себе отчет, чем все это может закончиться, а потому решился на крайние меры. Как-то зимой 1996 г. меня вызвал к себе Коржаков. В кабинете у него находился начальник Управления ФСБ по Москве и Московской области Анатолий Васильевич Трофимов.
          — Повтори Стрелецкому все, что сказал мне, — обратился к Трофимову Коржаков.
          Анатолий Васильевич немного смутился, но отчетливо выговорил:
          — К нам поступило заявление от Солдатова. Он утверждает, что вы вымогали у него взятку. Обещали похоронить оперативные материалы на него. Я в недоумении посмотрел на шефа. — Чего удивляешься? Расскажи Анатолию Васильевичу, что у нас с Солдатовым. Не вдаваясь в подробности, я изложил суть: есть основания полагать, что Солдатов коррумпирован. Это не просто оперативные материалы — ведется проверка, о которой помимо меня и начальника СБП известно министру внутренних дел, президенту. Иными словами, при всем желании «похоронить» материалы уже нельзя.
          Трофимову сказать было нечего. От комментариев он воздержался...
          Но никакие уловки спасти Солдатова уже не могли. Он был обречен. Решение вопроса становилось лишь делом времени. (Впрочем, мало ли у нас чиновников самого высокого ранга, о преступлениях которых известно многим руководителям? И ничего — продолжают работать.)
          Начальник УЭПа был отстранен от должности в начале 1997 г., когда СБП фактически уже уничтожили. Последней каплей, по всей видимости, стала квартира на Остоженке, купленная Солдатовым и оформленная им на своего сына. Лично я в гостях у полковника не был. Те же, кому довелось, рассказывают, что она поражает своей роскошью.
          Ушел Солдатов тихо, без скандала. О том, что послужило причиной его падения, пресса так и не узнала. Сейчас он крутится в каком-то в банке.
          Незадолго до Солдатова закончилась карьера и его «крестного отца» Дмитрия Якубовского, которого «любила» вся верхушка столичной милиции.
          Правда, в последний момент Якубовский попытался вырваться на свободу. Через своего адвоката он подкупил судью горсуда Ф. Холодова. За 100 тысяч долларов Холодов согласился «повнимательнее» отнестись к подсудимому. Это было его последнее дело — он собирался уходить на пенсию. Судья наивно полагал, что под занавес сумеет прилично подзаработать, обеспечить безбедную старость. Связь заговорщики держали через адвоката Якубовского — Терновского. Именно Терновский передал на волю две весточки Димы. Одну — в Канаду, другая была адресована... Солдатову. Якубовский просил 100 тысяч на взятку.
          Солдатов не дал ни цента. Знал, что его обязательно на этом поймают. Канадская родня оказалась более сердобольной.
          В апреле 1997 г. адвокат Терновский был арестован ГУВД Санкт-Петербурга за «подстрекательство Якубовского к даче взятки». При аресте у него изъяли 80 тысяч долларов. Терновский молчал недолго. Он признался, что получил деньги от матери Якубовского и должен передать их судье Холодову.
          Председательствовал на процессе уже другой служитель Фемиды. Холодова отстранили. Правда, уголовное дело в отношении него так и не было возбуждено. Судьи, как и депутаты, пользуются статусом неприкосновенности.
          Мало кто, однако, знает, что в этой истории самое активное участие принимала СБП. Вместе с ГУОПом мы сделали все, чтобы Якубовский не сумел отвертеться. Срок, полученный суперавантюристом, куда более дорогая награда для нас, чем любой орден или медаль...
 

          В мае 1996 г. из источников в банковских кругах мне стало известно о ряде кредитов, взятых Илюшиным. Получение этих кредитов я квалифицировал как завуалированную форму взятки.
          — Раз информация пришла от твоих источников, ты и занимайся проверкой, — сказал Коржаков, выслушав мой доклад. — Но имей в виду: у нас уже имеются некоторые материалы в отношении Виктора Васильевича. Надо бы тебе с ними ознакомиться.
          Материалы представляли собой результаты долгого, кропотливого труда СБП. Из всего этого вырисовывалась не самая буколическая картина. (Дабы снять все возможные вопросы, сразу оговорюсь: эту историю я воспроизвожу исключительно по памяти.)
          Начиная с 1993 — 1994 гг. Илюшина стали видеть вместе с высокой эффектной шатенкой лет тридцати. Виктория Соколова в прошлом была членом юношеской сборной СССР по теннису. Ныне же официально она являлась аккредитованным в Москве корреспондентом итальянской газеты «Реппублика».
          Практически все свое свободное время Илюшин проводил с Соколовой. Женщина часто приходила в кабинет первого помощника в Кремле. Он брал ее с собой на всякого рода протокольные мероприятия, ввел в окружение президента, который стал относиться к «прекрасной партнерше» В. В. с большой симпатией. (Ельцин Б. Записки президента. М., 1994. С. 339.) Вдвоем они играли в теннис (как правило, на кортах на Сельскохозяйственной улице). После каждой игры посещали итальянский ресторан «Звезды Пескаторе» (Пушечная улица, дом 7). При этом Илюшин никогда и никому Соколову не представлял. Складывалось ощущение, что ему просто приятно быть с ней рядом. Соколова же отнюдь не трепетала перед всесильным царедворцем. Очевидцы вспоминают, что при игре в теннис она нередко покрикивала на Виктора Васильевича. В общем, вела себя как жена с мужем-подкаблучником. (Хотя он уже был женат, а она — замужем.)
          Думаю, вы поймете меня правильно. Интерес к личной жизни тех или иных высокопоставленных чиновников возникает у спецслужбы не от скуки. Илюшин — это не просто 50-летний джентльмен. Это человек, имеющий доступ к государственным секретам России. Большой чиновник, пользующийся доверием президента.
          Естественно, Илюшин (равно как и остальные сановники) — желанная добыча для иностранных спецслужб, мафиозных группировок и разного пошиба проходимцев. Законы вербовки известны: женщины, деньги, компромат, честолюбие. Наша задача как раз и заключалась в том, чтобы отсечь от особ такого ранга лиц, вызывающих подозрения. Береженого, как известно, бог бережет...
          Соколову смело можно было отнести к первой составляющей закона вербовки. При дальнейшем изучении СБП узнала, что она имеет два гражданства: российское и итальянское. Причем значительную часть времени проводит в Италии. Дальше — больше. Во время одной из встреч Илюшин передал Соколовой кипу документов. Эти документы шатенка, журналист, теннисистка в течение полутора часов рассматривала, сидя в машине возле своего дома.
          Каждый, кто читал маленькие книжечки в ярких обложках из серии «Библиотечка военных приключений», на нашем месте насторожился бы. Подозрительным показалось и то, что активность посещений Соколовой илюшинского кабинета особенно возрастала накануне государственных визитов Ельцина в другие страны. Например, незадолго до поездки президента в Германию весной 1994 г. Соколова пробыла в кабинете первого помощника больше часа. После отбытия делегации она тут же улетела в Милан и вернулась в Москву в одно время с Илюшиным. Тотчас с ним встретилась.
          Настораживало и поведение Соколовой. Она постоянно профессионально проверялась на предмет выявления возможного ведения за ней наружного наблюдения. Часто выходила на проверочные маршруты, подобранные ей явно специалистами в области контрвизуального наблюдения. (Проверочные — это маршруты, на которых можно увидеть, есть за тобой «хвост» или нет.) Зачем обычному честному человеку прибегать к таким сложностям?
          Отчасти ответ на этот вопрос был получен. Среди ближайших связей Соколовой оказался гражданин Италии — некий Н. К. Перед каждым визитом Соколовой в Кремль к Илюшину Н. К. встречался с ней на Васильевском спуске и обсуждал что-то в течение 3-5 минут. То же и по возвращении. Но самое удивительное заключалось в том, что, едва завершив инструктаж, Н. К. каждый раз спешил в одну из квартир в центре Москвы. Квартира эта была хорошо известна нашим спецслужбам. В ней жил ... установленный разведчик ЦРУ.
 

          Постепенно Соколова все больше и больше забирала над Илюшиным власть. Видимо, боязнь потерять моложавую красотку толкала Виктора Васильевича на необдуманные поступки.
          Соколова настойчиво стала убеждать первого помощника президента, чтобы тот уговорил Ельцина принять участие в международном теннисном турнире «Большая шляпа» в Неаполе. Тем более что в самом скором времени должен был состояться официальный визит Б. Н. в Италию. Илюшин поддался. Начал агитировать своего босса. Но тут в дело вмешалась СБП.
          СБП обратилась к итальянской контрразведке с просьбой сообщить, что из себя представляет готовящийся турнир «Большая шляпа» и кто его организует. (В отличие от остальных отечественных спецслужб СБП всегда поддерживала и поддерживает контакт с коллегами из иностранных ведомств. Безопасность руководителей государства — выше всяких политических дрязг. Так было даже в советские времена.) Итальянцы проинформировали, что участие Ельцина в этом турнире нежелательно. За устроителями неапольской «Большой шляпы» стояли люди с сомнительной репутацией.
          Все уговоры Ельцина Илюшиным закончились ничем. Неудачей завершилась и его попытка впихнуть Соколову в пресс-группу, освещавшую визит. Под благовидным предлогом ее кандидатура была отклонена. Но Соколова и ее друзья не успокоились. Во время итальянского вояжа к Ельцину пролез некто Джованни Перелли. Он настойчиво приглашал президента отдохнуть на знаменитом острове Капри (том самом, где жил Максим Горький).
          Перелли был хозяином Капри. Кроме того, итальянец имел звание почетного консула России в провинции и целый ряд других «достоинств». По оперативным данным, был «крестным отцом» мафии в Неаполе. Он контролировал местную производящую и обрабатывающую промышленность, импорт сырья, порт, 80% леса, вывозимого из России. Именно Джованни Перелли и был инициатором проведения злополучного турнира «Большая шляпа».
          Когда Коржаков узнал об этом, он немедленно пошел к президенту. Стал убеждать не поддаваться на уговоры Перелли и Илюшина. Ельцин — человек экспансивный. Он в очередной раз отмахнулся от начальника СБП как от назойливой мухи. У А. В. не было другого выхода, кроме как предложить ознакомиться с собранным материалом. Президент никак на это не прореагировал. Илюшин остался в его ближайшем окружении. Спасибо, что не поехал на этот чертов турнир.
          Зачем итальянцам нужен был Илюшин. Я сознательно не поставил в конце предложения вопросительный знак. Вопрос этот риторический.
          Возможности у В. В. были большие. Запросы — низкие. Лучшей фигуры для «вербовочного подхода» и представить трудно.
          И спецслужбы и преступные группировки действуют в подобных случаях одинаково...
 

          Узнав обо всем этом, я задумался. Начал вспоминать все, что мне известно о первом помощнике президента. Фигура — неоднозначная. Темная. Илюшин был одним из тех, кто принимал активное участие в судьбе уже известного вам бизнесмена Козленка, поддерживал тесный контакт с главой «Мост-банка» Гусинским, когда тот сбежал из России в Лондон. Всячески помогал ему вернуться в «верха».
          Короче, предрасположенность к использованию служебного положения в личных целях у Илюшина имелась. Собрав банковские документы, я окончательно в этом убедился.
          Вернусь к тому, с чего, собственно, и начал. К илюшинским кредитам.
          12 января 1995 г. Илюшин Виктор Васильевич, именуемый в дальнейшим «вкладчик», внес в столичный коммерческий «Интермедбанк» 4 тысячи 920 долларов США на депозит. С начислением 25%.
          Аппетит приходит во время еды. Через четыре месяца, 15 мая 1995 г., тот же вкладчик положил в «Интермедбанк» на депозит новую сумму — 73 миллиона 733 тысячи 880 рублей. Но уже под 180% годовых.
          А 10 ноября 1995 г. «Интермедбанк» в свою очередь выдал Илюшину кредит в 31 миллион 654 тысячи рублей сроком на один год, под 10% годовых. 1 декабря — 27 миллионов 540 тысяч. Опять же в виде кредита под 10%.
          Чувствуете разницу? Дает под 180%, берет под 10%. Неплохой способ дохода.
          Только к ноябрю 95-го проценты по рублевому вкладу Илюшина составили 64 миллиона 885 тысяч 814 рублей. А если учесть, что 14 февраля 1996 г. время действия этого договора было продлено на неопределенный срок, барыши первого помощника президента представляют сумму весьма серьезную.
          Перед нами — элементарная финансовая афера. Под 10% ни один банк никогда не даст вам ссуду, под 180% — никогда у вас не возьмет. Это совершенно нереальные, фантастические цифры. Илюшину можно все, ибо он не просто Илюшин В. В., а высокопоставленный кремлевский сановник.
          Кредит под 10% есть не что иное, как завуалированная взятка. Эти самые 10% инфлянция без труда съест за год. Банкиры — люди расчетливые. Просто так, без выгоды для себя, ничего они не делают.
          Если кредиты даются, следовательно, это кому-то нужно. Значит, выигрыш получается больше, чем если бы они пустили эти деньги в оборот.
          И потом. Откуда у Илюшина такие деньги? Его официальная зарплата составляла на тот период около 2 миллионов рублей. Книжек он не писал, лекций в Гарварде не читал. Чтобы скопить 73 миллиона, ему бы пришлось жить впроголодь как минимум лет десять. Между прочим, 73 миллиона, положенные в «Интермедбанк», были не единственными его капиталами. В другом коммерческом банке — «РАТО-Банке» — у первого помощника президента тоже имелся счет, который рос не по дням, а по часам. Если 14 октября 1995 г. у Илюшина в «Рато» лежало 48 миллионов 789 тысяч 84 рубля, то 11 января 1996 г. уже 57 миллионов 710 тысяч 420 рублей. Менее чем за три месяца счет увеличился аж на 9 миллионов. Нормально
          Удивительно, что Виктор Васильевич, вообще не гнушался получать кремлевскую зарплату. При таких доходах «гроши» эти были ему ни к чему.
          Покупка коммерческими структурами должностных лиц — излюбленный метод банкиров. Илюшин не одинок. По тому же пути пошли Кох, Бойко Чубайс, Мостовой, Казаков. Список можно продолжать долго.
          Взятки бывают разные, в том числе и в расчете на перспективу. Подкармливая сановников, приучая их к хорошей жизни (а привыкнуть к хорошему куда легче, чем от этого хорошего отвыкнуть), коммерсанты надежно обеспечивают свои тылы. Случись завтра что — к кому они побегут? Ни в ФСБ, ни в милицию, ни в налоговую полицию А к прикормленному чиновнику. Тот в беде не бросит, лишнего не спросит. Снимет все вопросы. Поможет в принятии выгодных решений. Даст возможность заработать еще больше.
          Уверен: в случае с Илюшиным все развивалось именно по такому, отлично отработанному сценарию. К сожалению, довести до конца это дело я не успел. Первые материалы поступили ко мне в мае 1996 г., а в июне СБП была уничтожена.
          Теперь вам понятно, почему Илюшин так радовался после разгона нашей Службы? Это отчетливо было видно из опубликованной в «Московском комсомольце» записи его переговоров с Чубайсом в «Президент-Отеле».
          Впрочем, не буду бежать впереди паровоза Рассказ о «Президент-Отеле» — чуть дальше.
 

          Для начала — краткий экскурс.
          Национальный фонд спорта был создан в 1992 г. по инициативе Шамиля Анвяровича Тарпищева. бывшего тренера сборной СССР по теннису и личного друга Ельцина. Цели, которые ставил перед собой Тарпищев, были абсолютно ясны: если раньше отечественный спорт финансировало государство. то теперь помощи ждать было не от кого. Приходилось крутиться самим. По замыслу создателей НФС должен был зарабатывать деньги для российского спорта. Благо, возможности такие были.
          В ноябре 93-го президент Ельцин подписал указ. дающий НФС невиданные доселе льготы. Все импортируемые в Россию товары, предназначенные для проведения спортивных мероприятий, были освобождены от уплаты таможенных пошлин, НДС. акцизов. Вскоре подоспели и новые распоряжения НФС получил право беспошлинного ввоза в страну табака и алкоголя. Семимильными шагами фонд набирал обороты. Он стал одной из крупнейших отечественных коммерческих структур. 95% импорта табака и алкоголя принадлежали именно ему.
          Однако в 1994 г. Тарпищеву пришлось покинуть место президента НФС. Он был назначен министром спорта и председателем Координационного комитета по физической культуре и спорту при президенте. Руководство фондом Тарпищев передал своему заместителю Борису Федорову.
          Впоследствии Федоров утверждал, что Шамиль практически не вникал в дела НФС. Отчасти это было правдой. При всей его кажущейся внешней суровости Тарпищев — человек очень доверчивый. Федорову ничего не стоило навешать ему лапшу на уши. Убедить, что все делается как нельзя лучше.
          Став полноправным хозяином фонда, Федоров начал развивать коммерческие проекты НФС и наращивать их обороты со скоростью света. Помимо алкогольно-табачного бизнеса Федоров влез и в банковские дела. НФС приобрел убыточный банк «Национальный кредит» и «Интурбанк». Нефть также не была обойдена вниманием НФС, занялись и ею. Все, казалось бы, хорошо, кабы не одна вещь: постепенно НФС полностью перестал выделять деньги на спорт. Невиданные прибыли Федоров вкладывал в новые проекты. В общем, действовал по известной схеме: деньги — товар — деньги. Задачи, которые изначально ставились перед фондом, оказались нереализованными.
          Ни для кого не секрет, что спорт патронирует лично президент. (Во всяком случае тогда патронировал.) Все, что касалось спорта, касалось и престижа Ельцина. Разумеется, начальник СБП не мог оставаться в стороне.
          Коржаков много раз допытывался у Тарпищева:
          — Что у тебя происходит с Федоровым? Ты вообще ситуацию контролируешь?
          — Да нет, — отвечал Шамиль. — Я Федорову полностью доверяю. Он не может меня подставить.
          Со временем, однако, Тарпищев все же стал понимать: что-то не ладно в этом королевстве. На носу была Олимпиада-96, чемпионат мира по футболу, а денег на соревнования не было. Тарпищев был вынужден признать:
          — И правда, Федоров начал зарываться. Амбиции растут с каждым днем.
          К апрелю 1996 г. он сделал вывод, что Федорова пора заменить. Созрел, в общем, для принятия решения.
          Существовала и еще одна причина того, почему Тарпищев стал охладевать к президенту НФС. Вы наверняка помните громкий скандал 95-го года, когда первый вице-премьер Чубайс во всеуслышание заявил: «Если у НФС не отберут льготы, я уйду из правительства».
          Кое-кто считал, что Чубайс заботился о благе государства и казне. В действительности отстаивал он совсем другие интересы.
          В своем письме на имя Коржакова Федоров утверждал, что Чубайс и Лившиц «находятся под влиянием крупных производителей табачных изделий за рубежом и пытаются лишить монополии организации, которые могли бы защитить российский рынок от контрабанды». Президент НФС также сообщал, что «правая рука» Чубайса в Минэкономике И. С. Матеров встречался в Париже с крупнейшими мировыми производителями табака. И именно это стало причиной того, что первый вице попытался протащить постановление правительства об отмене акцизных марок. Но безуспешно.
          Конечно, верить Федорову — дело неблагодарное, но походке на то, что в этот раз он не врал. Не забывайте: НФС был монополистом-импортером табачной продукции. Отобрать у фонда монополию означало сыграть на руку его конкурентам.
          Как бы там ни было, к концу 1995 г. между Федоровым и Чубайсом возникло весьма острое противостояние. Тут-то в дело и вмешался вездесущий Березовский. Хитроумный Борис Абрамович понял, что свалить в открытой борьбе НФС не получится. Он убедил Чубайса, что с Федоровым намного выгоднее дружить, чем воевать. Не ручаюсь за точность слов, но смысл их доподлинен. «НФС подмять мы всегда сумеем, — говорил он, — просто действовать надо по-умному».
          Заговорщики решили бить по больному — по самолюбию Федорова. Зная о его непомерных амбициях, о том, что Тарпищев для него словно стопудовая гиря на ногах, они принялись всячески обрабатывать президента фонда. Убеждали, умасливали, льстили. Их усилия не пропали даром.
          Высевать «разумное, доброе, вечное» стало возможным на благодатной почве. Федоров и сам устал от конфликта. Желание быть хозяином на табачном рынке страны переселило все доводы разума. Шаг за шагом он шел на сближение с командой бабкоделателей.
          Разумеется, информация о его телодвижениях не могла проскользнуть мимо нас. Коржаков поведал Тарпищеву о закулисных интригах Федорова.
          Безусловно, свою роль это тоже сыграло.
 

          Я буду не до конца искренен, если не скажу и еще об одной причине нашего вмешательства в судьбу НФС. Основной причине.
          Зимой 1996 г. в СБП начали стекаться данные о новой схеме крупномасштабного воровства бюджетных денег. Речь идет об аферах, связанных с облигациями внутреннего валютного займа (ОВВЗ).
          Конечно, ничего плохого в самих по себе облигациях внутреннего займа нет. По этому пути идут все страны; если в казне катастрофически не хватает денег, государство выпускает такие облигации, продает их частным и физическим лицам, а вырученные средства пускает на первоочередные дела.
          Так было, к примеру, после Великой Отечественной войны, когда советская экономика оказалась в тяжелейшем положении. Правда, облигации навязывались гражданам насильно — и попробуй не купить, моментально заделаешься «врагом народа».
          В эпоху демократии облигации приобрели иное звучание. По имеющейся у нас оперативной информации, ОВВЗ были специально придуманы «злым гением XX века» Вавиловым, первым зам. министра финансов, с тем чтобы увести из бюджета как можно больше денег. Дело в том, что рыночная стоимость ОВВЗ резко отличается от номинальной. Если, к примеру, принять ее номинальную цену за 100%, то рыночная едва дотягивала до 25%. Размещать в них финансовые средства было крайне невыгодно. Несоответствие номинала и котировки было запрограммировано изначально. Это давало возможность комбинатором безнаказанно воровать миллионы и миллиарды.
          Схема предельно проста: Министерство финансов продает банкам облигации по их рыночной цене. Затем принимает к оплате, но уже по официальной. Элементарный «паровозик». Естественно, прибыль делится между сторонами. Такие аферы были провернуты, например, с «Национальным резервным банком», «Сберегательным банком», «Онэксимом», «Менатепом» Каждому из них дали возможность купить за сотни миллионов долларов облигаций на миллиарды долларов. А после банки рассчитались с государством этими ОВВЗ по долгам своих предприятий.
          Фигура Вавилова занимала нас уже давно. Вавилов — гениальнейший человек (не побоюсь этого слова). Такого грандиозного, высокопрофессионального и талантливого афериста современный мир просто не знает. Я сравнил бы его с профессором Мориарти; придуманные Вавиловым воровские схемы так же красивы и безупречны. С одним лишь «но» — размах у Вавилова был другой.
          Его стараниями государство лишилось ни одного и ни двух миллиардов долларов. При этом ухватиться за что-то было крайне трудно: Вавилов умело пользовался прорехами и просчетами в законах. Он выверял каждый свой шаг. И с юридической точки зрения, как правило, старался подстраховаться.
          Пример тому — история с векселями «Национального кредита». Вавилов позволил НК купить векселей «Сбербанка» на 100 миллионов долларов. В ответ НК расплатился своими векселями. К тому моменту НК практически полностью прогорел. Его векселя стоили не дороже туалетной бумаги. А векселя «Сбербанка» обеспечивало государство.
          Это не что иное, как грандиозная финансовая афера. Ведь стоит только НК вывести векселя «Сбербанка» за границу и продать, как тут же появятся кредиторы и потребуют у государства принять их к оплате. 100 миллионов долларов страна выложит ни за что ни про что. Плюс 26% годовых.
          Все эти деяния не могли оставить нас равнодушными. Тем более что следы тянулись прямиком в «Белый дом». После долгих размышлений решили, что действовать мы можем только по двум линиям. Во-первых, через предвыборный штаб Ельцина, где наши позиции были достаточно сильны и где мы могли собрать немало информации о банковских аферах (ведь все крупные банки страны участвовали в подготовке к выборам). Вдобавок банки направляли в предвыборный фонд те самые деньги, которые сумели заработать путем финансовых махинаций. Во-вторых, через НФС. Как-никак именно НФС был владельцем НК. А значит, получив доступ к документам фонда, мы в состоянии понять все остальные схемы, задокументировать их.
          Однако попытки проникнуть в НФС кончались для нас безуспешно. Аферы и махинации замыкались на президенте Федорове. Свои дела он держал в секрете, никому их не доверяя.
          Не было бы счастья, да несчастье помогло. Одна ситуация удачно наложилась на другую. Федоров в любом случае исчерпал лимит доверия. Не воспользоваться моментом было бы глупо.
 

          К весне 96-го Тарпищев окончательно смирился с мыслью, что Федорова пора менять. Президенту НФС дали последний шанс сохранить свои позиции. В апреле его пригласил на беседу Коржаков. В кремлевском кабинете Александра Васильевича присутствовал и Тарпищев.
          — Деньги, которые государство давало тебе на спорт, распыляются, — сказал шеф. — Ты прогоняешь их через коммерческие структуры, которые создаешь сам или которые принадлежат твоим друзьям. (Добавлю: во многих из фирм, связанных с НФС, до 90% акций, действительно принадлежало Федорову и его людям.) Эти деньги ты должен вернуть. Хотя бы как минимум 300 миллионов долларов. Кроме того, мы знаем, что 10 миллионов ты передал в предвыборный штаб безо всяких документов и «платежек».
          В ответ Федоров закусил удила:
          — Если у вас есть какие-то вопросы, обратитесь в штаб. Смоленский и Чубайс вам все объяснят. Я ничего не крал.
          Стало понятно, что разговаривать с этим человеком бессмысленно. Он ничего не понимает. А зачем просто так метать бисер? Дискуссию закрыли. На прощание Коржаков объявил Федорову, что отныне всеми вопросами, связанными с НФС, будет заниматься начальник отдела полковник Стрелецкий. Он дал мой номер телефона и попросил связаться как можно быстрее.
          Душа у Федорова не выдержала. Он решил не рисковать. В тот же день его секретарша позвонила мне и сообщила:
          — Борис Владимирович спрашивает, можно ли ему к вам приехать.
          — Пусть приезжает, — ответил я. — Жду...
 

          Я отнюдь не собирался брать Федорова «на пушку». Собранные материалы вполне позволяли неплохо с ним познакомиться. Знал я, что этот человек очень невыдержанный и говорливый. Может заморочить голову любому.
          В прошлом Федоров работал на заводе «Хромотрон». Потом перешел главным инженером в спорт-общество «Динамо», затем стал «челноком» — мотался за шмотками за рубеж.
          В 1990 г. Федоров создал первый в стране частный теннисный клуб «Петровский парк». Там-то он и познакомился с Тарпищевым. Шамиль Анвярович в то время был изгнан из Госкомспорта, Федоров же согласился разместить в своем клубе тарпищевский офис. Расположить к себе доверчивого Тарпищева не составило для него особого труда. Когда Тарпищев организовал НФС, он назначил Федорова своим заместителем...
 

          В подтверждение своих слов я достал оперативную справку по НФС, подготовленную СБП.
          — Конечно, эта справка далеко не полная, но смысл ее совершенно ясен и понятен. То, что в последнее время стало твориться в НФС, вызывает у нас массу вопросов.
          Федоров сидел, как на иголках. К чашке кофе он даже не притронулся.
          — Борис Владимирович, — продолжал я, — за деятельностью НФС мы пристально наблюдаем уже в течение полугода. Известно нам многое. Не только нам, но и другим правоохранительным структурам — ФСБ, МВД, Налоговой полиции. Вы даже представить себе не можете объема нашей информации. Но по-прежнему наблюдать за всем молча мы больше не в силах. Было бы правильно, если бы сейчас вы отложили все свои эмоции и внимательно меня выслушали. Те деньги, которые вы распылили по разным структурам, вам в НФС надо вернуть. Если не сделаете это добровольно, то я обещаю, что государство навалится на НФС всей своей мощью и последствия станут для вас уже необратимыми.
          — Это государственный рэкет! — вскричал Федоров. — Вы не имеете права! Это частная собственность.
          Я засмеялся:
          — Бросьте. Вы же отлично знаете, что это не так. Все ваши коммерческие структуры появились исключительно благодаря государству, государственным льготам, кредитам. А значит, и деньги — казенные.
          — Я не позволю разговаривать с собой таким тоном! Это произвол! Я известный человек, а не какой-то мальчишка!!!
          На Федорова было страшно смотреть. Его глаза метали молнии, галстук съехал набок.
          — Я работаю в предвыборном штабе Бориса Николаевича! Мне доверено ответственное дело!
          — Да, мы в курсе. Но знаем мы и то, что вы передали в штаб 10 миллионов долларов безо всяких документов. Это уголовно наказуемое деяние, и эти деньги тоже надо вернуть. И чем быстрее, тем лучше.
          Дальнейшую часть разговора пересказывать я не хочу. Все ограничивалось немилосердным со-трясанием воздуха со стороны Федорова, заверениями, что он чист и честен, грязными выпадами и инсинуациями в адрес Тарпищева.
          — Вы что же, думаете, Тарпищев о государственных интересах печется? Как бы не так! Он за свой карман боится.
          «Какая же ты мразь, — подумал я. — Тарпищев вывел тебя в люди, а ты платишь в ответ черной неблагодарностью».
          Беседа длилась около часа. Под конец мне надоело заниматься переливанием из пустого в порожнее. Я сказал:
          — Что ж, очень жаль, Борис Владимирович, что вы меня не поняли. Сожалею. Думаю только, что сожалеть вскоре придется и вам.
          Уже стоя на пороге, Федоров обернулся и посмотрел на меня. Его глаза были полны ужаса. «Загнанный кролик иной раз опаснее тигра», — вспомнилась восточная поговорка.
 

          Прямо из моего кабинета Федоров побежал в дом приемов «ЛогоВАЗа» — к своему новому другу Березовскому. Поведал Борису Абрамовичу о «государственном рэкете», о том, что его прижали к стенке. Просил помощи и советов.
          Березовский мгновенно оценил всю пикантность ситуации. Судьба сама давала ему в руки козырные карты. Вскоре Березовский при помощи Федорова и «писателя» Юмашева, будущего руководителя администрации президента, устроил концерт для одного особо важного зрителя — для дочери президента Татьяны Борисовны Дьяченко.
          Эти ребята давно уже обхаживали семью Ельцина, пытались втереться в доверие. Но полной власти еще не имели. На пути необъятной глыбой стоял Коржаков. Во что бы то ни стало им надо было опорочить Александра Васильевича в глазах семьи.
          И тут такой подарок судьбы! Федоров исполнил свою роль блестяще. Татьяне Борисовне была нарисована жуткая картина: Коржаков, Барсуков и Тарпищев хотят его (Федорова) убить, они вымогают у него деньги, к нему специально приставили бандита, с бандитами эта троица связана прочно и неразрывно. Назывались клички, имена, суммы.
          Березовский проявил себя неплохим режиссером. Время от времени он задавал наводящие вопросы, подводил Федорова к нужной мысли. Не стань Борис Абрамович бизнесменом и проходимцем, из него получился бы неплохой театральный деятель.
          Впоследствии стенограмма этой беседы была опубликована в «Новой газете». Статья называлась «Фавориты» и наделала немало шума. Но это произошло лишь в июле, когда Коржаков и Барсуков были уже уволены.
          Пока же, весной, все было по-другому. О существовании такой аудиозаписи мы узнали уже на следующий день. Березовский, весь в мыле, прибежал к Барсукову и трясущимися руками отдал Михаилу Ивановичу кассету с записью. Борис Абрамович, видимо, сам испугался того, что сотворил. Он сказал, что к этой провокации никакого отношения не имеет, что его подставили Федоров и Юмашев. Понять бизнесмена несложно: он ни секунды не сомневался, что нам тут же станет известно о разыгранном спектакле.
          Правда, мы не предполагали, что Березовский решит когда-либо воспользоваться записью, — настолько абсурдные обвинения выдвигал Федоров: они выглядели как бред больного, напуганного человека.
          Коржаков даже встретился с Юмашевым.
          — Валентин, — спросил он, — ты что творишь? Я же считал тебя своим другом...
          — Саша, я не предатель, я тебе предан, — заскулил Юмашев. — Мы просто хотели послушать Федорова. Не подумай ничего плохого. Ради нашей дружбы я готов отречься от них в любой момент.
          Слезы покатились градом. Он начал их размазывать по лицу ручонками с грязными ногтями.
          — Как же ты отречешься? Они ведь твои подельники.
          В ответ только — глухие рыдания.
          Кстати, на языке закона подобное «слушание» называется проведением оперативных мероприятий с использованием спецтехники. Следует отметить, что никто Березовскому право записывать и подслушивать людей (тем более дочь президента) не давал...
          Визит Федорова в «ЛогоВАЗ» был последней каплей, переполнившей чашу нашего терпения. Вопрос заключался лишь в одном: кто станет новым президентом НФС. Для того чтобы не допустить появления очередного комбинатора, Тарпищев с Коржаковым решили назначить главой фонда человека проверенного. В идеале — сотрудника СБП.
          Перебрали массу кандидатур. Сначала остановили свой выбор на полковнике из моего отдела, бывшем работнике милиции, впоследствии сотруднике КГБ, профессиональном спортсмене, самбисте. К сожалению, служил он на должности консультанта отдела. По негласной табели о рангах это было бы некрасиво — ставить консультанта президентом НФС. Как минимум нужен был начальник отдела. Совершенно неожиданно Коржаков сделал предложение... мне.
          — Сейчас самое время безболезненно влезть в НФС и получить доступ к материалам безо всяких оперативных комбинаций, — сказал он. — Станешь президентом на общественных началах, через открытую дверь войдешь внутрь всех афер, которые проводятся на уровне правительства.
          Конечно, определенные сомнения у меня были. Во-первых, я не привык «светиться», а должность президента НФС — публичная. Во-вторых, я опер, а не спортсмен, хотя спорт люблю с детства. Но делать нечего. Пришлось соглашаться.
          Информировать Федорова о готовящейся замене мы не спешили, полагая, что он и так услышит об этом; о предстоящем назначении знало достаточное число людей, так что утечки избежать было невозможно.
          Тарпищев решил, что Совет попечителей НФС следует провести в 20-х числах мая. Но события развивались куда стремительнее, чем мы могли предположить.
 

          Поздно вечером 20 мая Федоров был задержан сотрудниками милиции в районе подмосковного Новогорска. Под сиденьем его машины омоновцы, проводившие рейд, обнаружили пакетик с кокаином. Экспертиза показала, что в крови и моче Федорова присутствуют наркотические вещества.
          Задержание Федорова вызвало немало пересудов. Позже, когда он выступил с обвинениями в адрес Коржакова и меня, многие журналисты высказывали предположения, что наркотики Федорову подбросили люди СБП. Ерунда. Для нас самих задержание президента НФС стало полной неожиданностью (хотя, конечно, мы знали о том, что Федоров балуется наркотиками).
          Но отчасти мы были даже рады такому развитию событий. У нас появилась возможность без лишних объяснений переизбрать президента НФС.
          Тарпищев спешно прервал свой визит в Германию. О том, что Федоров находится в СИЗО, он узнал по радио.
          22 мая в «Президент-Отеле» состоялось заседание Совета попечителей фонда. Тарпищев выступил перед Советом, сказал, что за развал работы и в связи с арестом рекомендовал бы снять Федорова и назначить вместо него Стрелецкого. Никаких возражений предложение его не вызвало. Немного пошумел лишь президент Олимпийского комитета РФ Смирнов.
          — Как так! Сегодня мы примем решение, а завтра Федорова отпустят!
          — Подожди, — возмутился Тарпищев. — Ты что, не знаешь, что творится? Что денег на олимпиаду у нас нет?
          — Да знаю, знаю. Просто мне не нравится такая обстановка...
          В общем, хотелось вставить ему свое веское слово.
          В итоге Совет из пяти человек — собственно сам Тарпищев, Н. Н. Озеров, В. Г. Смирнов, В. В. Балахничев, А. И. Тихонов — единогласно поддержал предложение Тарпищева. На следующий день, 23 мая, я был утвержден в должности на совещании президентов федераций спорта. Мне поручили провести полный аудит фонда.
 

          Не могу не сделать лирического отступления.
          В мае 1973 г. я, солдат срочной службы, получил увольнительную и пришел в «Лужники» на отборочный матч чемпионата Европы по футболу. Играли сборные СССР и Ирландии.
          В те времена к солдатам отношение было другое. Пропустили меня на стадион бесплатно и даже провели в сектор, который располагается прямо под правительственной трибуной.
          Представьте мои чувства! Никогда раньше я не видел таких огромных стадионов — только маленькие, провинциальные. Здесь же — стотысячная трибуна, сочно-зеленое поле, махина «Лужников». И в довершение — рядом сидят легенды футбола: Яшин, Рудаков, Лобановский. Николай Николаевич Озеров. Глаза разбегаются. Я схватил программку, бросился к «звездам».
          — Дайте, пожалуйста, автограф.
          Мастера улыбнулись, но солдату не отказали. Только Озеров с улыбкой промолвил:
          — Но я-то не футболист.
          Футболист — не футболист, но для меня Николай Николаевич был и остается признанным кумиром. Футбол — это не только игроки. Без хорошего тренера и отличного комментатора футбол — не футбол. Программку с росписями легендарных игроков и Озерова я храню до сих пор.
          Думал ли тогда я, зеленый пацан, что пройдет каких-то 23 года и тот же Озеров вновь поставит свой автограф? Только на этот раз под решением попечительского совета о назначении меня президентом Национального фонда спорта.
 

          Вскоре после вступления в должность я поехал на Лубянку, к Барсукову. Михаил Иванович дал мне напутствие:
          — Твоя главная задача — провести проверку НФС с начала 1992 г. Пусть ФСБ, ФСНП, МВД копают свое. Ты разберись в этом. А потом сядем все вместе и решим, как нам действовать.
          Барсуков подошел к огромному сейфу, вытащил одну из справок.
          — Имей в виду: я уже пытался докладывать президенту о проблемах в НФС, хотел получить «добро» на то, чтобы влезть туда, но он дал мне отлуп.
          Я внимательно прочитал справку. Составлена она была очень грамотно. Доходчиво объяснялась необходимость установления контроля за НФС. В справке говорилось, что фонд нанес государству урон в миллиард восемьсот миллионов долларов.
          В углу стояла резолюция президента. Более короткой резолюции видеть мне не приходилось и уже, наверное, не придется. Рукой Ельцина было начертано только одно слова:
          «Поже».
          Именно так — не «позже», а «поже».
          Видимо, Борис Николаевич опасался, что скандал с НФС может негативно сказаться на его предвыборной кампании.
          — Михал Иваныч, — спросил я, — есть ли в таком случае смысл надеяться, что мы сможем выйти на уровень правительства, копнуть под ребят из «Белого дома»?
          — Надейся, — был ответ. — Ничего другого нам все равно не остается...
 

          О том, что на Федорова было произведено покушение, я узнал только утром 10 июня. Произошло это при довольно примечательных обстоятельствах. В 9 часов я пришел к директору Федеральной службы Налоговой полиции РФ С. Н. Алмазову. Нам надо было обсудить ряд рабочих вопросов.
          — Что с Федоровым? — первым делом спросил у меня Алмазов.
          Я не понял. Удивленно посмотрел на главного налогового полицейского страны.
          — Валерий Андреич, вы разве не знаете? Его же чуть не убили...
          В глазах Алмазова отчетливо читалось недоверие. Он, кадровый чекист, не мог поверить, что мне ничего неизвестно о случившемся.
          Впоследствии стрельбу и поножовщину пытались приписать нам многие журналисты. Разумеется, полунамеками, туманными, но прозрачными аллегориями. Я долго думал, кто же мог организовать покушение на Федорова. У следствия, правда, есть несколько версий, но поделюсь своими.
          Будучи президентом НФС, Федоров замыкал все денежные схемы на себя. Недаром он любил говаривать, перефразируя знаменитое изречение Людовика XIV: «НФС — это я». Разобраться во всем без него было и впрямь невозможно: своих секретов он никому не доверял, строгой отчетности не вел.
          Его смерти вполне могли желать те, кто боялся, что рано или поздно язык у экс-президента развяжется и он расскажет спецслужбам правду о махинациях и аферах, засветит своих подельников, в том числе и очень высокопоставленных. Нет Федорова — нет и опасности.
          Кстати, мало кому известно, что Федорову делали уже соответствующее предупреждение. В марте 1996 г. преступники обстреляли из винтовки окна квартиры председателя Центробанка Сергея Дубинина в Проточном переулке. Проделали дырку в стекле. Но в Дубинина ли целились стрелки? Соседом банкира по лестничной площадке был не кто иной, как Федоров. Их окна граничили. И где гарантия, что снайперы просто не перепутали мишени?
          Не исключаю, впрочем, что заказчики преступления преследовали совсем иные цели. Гибель Федорова однозначно связали бы с СБП, Коржаковым, Тарпищевым, что, в принципе, и произошло. Недругов у нас хватало. В методах борьбы они особо не церемонились. Убить человека во имя «высокой» цели им раз плюнуть. В любом случае Федорову пришлось не сладко. Отлежавшись и едва встав на ноги, он тут же уехал за рубеж. От греха подальше.
 

          В каждодневных заботах прошел месяц. Честно говоря, я просто разрывался на части. С одной стороны, приходилось заниматься предвыборным штабом, с другой — НФСом.
          Но тут грянули отставки Коржакова, Барсукова, Сосковца. Под давлением обстоятельств, о которых уже упоминалось, я был вынужден полностью переключиться на работу в фонде. Окончательно переехал в кабинет на Кадашевской набережной.
          В НФС пришлось мне тяжко. Я долго не мог понять, что же здесь происходит. Откровенничать со мной никто не хотел. Воспринимали как чужака, варяга. Правда, и никаких трений с сотрудниками не возникало. Я сразу же объявил, что не буду махать метлой, увольнять налево и направо.
          Конечно, сделать удалось немного. Для того чтобы структура заработала по-новому и самостоятельно, создал институт исполнительных директоров. Попытался закрепить фирмы-сателлиты в правовом отношении, чтобы НФС стал как минимум их учредителем. Продолжал сбор материалов по хищениям. Еще более плотно занялся аферой с «Самородинками». Все следы этого дела тянулись к «злому гению» Вавилову — первому зам. министра финансов. Именно он распорядился выделить деньги под проект. «Была не была», — решил я. Пошел прямо к Вавилову.
          — Как вы, наверное, знаете, Андрей Петрович, — издалека начал я, — уже месяц с лишним я являюсь президентом НФС. Пытаюсь сейчас разобраться в том, что происходит. Я знаю о том, что Минфин должен НФС определенную сумму денег. а деньги нам очень нужны. Хотелось бы решить этот вопрос.
          Побыв на оперативной работе, я стал немного психологом и физиономистом. Могу читать по лицам. Но Вавилов был орешком непростым. Он, не отрываясь, смотрел на меня из-под очков. Лицо его не выражало абсолютно никаких эмоций. Тень беспокойства промелькнула только тогда, когда я заговорил о «Самородинках». Мне сразу стало ясно, что без Вавилова здесь не обошлось. Выслушав меня, зам. министра промолвил:
          — Понадобится очень много времени, чтобы во всем разобраться. Что же касается долгов, имейте в виду: денег в министерстве нет и в ближайшее время не появится. Но я готов обсудить возможные финансовые схемы выхода из ситуации. Может быть, проведем взаимозачеты?
          Через несколько дней я пришел к Вавилову вместе с финансистами фонда. Но ничего конкретного он не предложил. На том и расстались...
 

          Постепенно тучи сгущались. Мои попытки докопаться до истины наталкивались на плотную стену сопротивления и саботажа. Помогать разваленной Службе никто не стремился.
          Мы сели с Коржаковым, стали обсуждать планы дальнейшей жизни. В итоге он сказал:
          -- Что ж, те задачи, которые мы ставили, выполнить сейчас невозможно. ОНИ победили...
          — Значит, сдаемся?
          — Не сдаемся, а отступаем. Кутузов тоже сдал Москву французам. Однако через год казаки атамана Платова вошли в Париж...
          Шеф, как всегда, оказался прав. Я углубился в работу президента НФС. А тем временем известные нам режиссеры-постановщики начали разворачивать беспрецедентное шоу, цель которого заключалась в одном: не дать Коржакову вернуться в Кремль, смешать его с грязью. На сцену вновь был вытащен Федоров.
          9 июля в «Новой газете» появилась стенограмма его откровений в доме приемов «ЛогоВАЗа». Дьяченко была названа в статье «женщиной», Юмашев — «журналистом», Березовский — «предпринимателем». 27 июля эстафету перехватила «Комсомольская правда». Под заголовком «Борис Федоров в ожидании второй пули» газета напечатала интервью с «разоблачителем преступных замыслов Коржакова — Барсукова». .
          Правда, частично от публикации в «Новой газете» Федоров открестился.
          «Меня использовали», — признался он.
          И дальше: «Коржаков — человек порядочный»; «Я не буду свидетельствовать против Коржакова и Барсукова»; «Ни в коем случае не могу сказать, что господа Коржаков и Барсуков коррумпированы».
          Неожиданно Федоров накинулся на меня.
          «Сейчас все опять будет разрушено. Кто это все будет делать вместо меня — Стрелецкий? Кто он? Полковник МУРа? Что он умеет — в финансах, в банковском деле?»
          Но особое внимание уделил моей скромной персоне Федоров в октябре, когда выступил с «сенсационным» заявлением по каналу НТВ. Он поведал, как я вымогал у него деньги. В его интерпретации говорил я следующее:
          «Вы должны понимать, что мы государственный рэкет, что вы сейчас пытаетесь остановить тот стальной каток государственной машины, который катится на вас. Эта машина запущена в лице Налоговой полиции, МВД, ФСБ и т. д. Она по вам проедет, если сегодня (я повторяю, это было 4 часа, пятница) у меня в кабинете не будет 10 миллионов долларов или 30 миллионов долларов не будут переведены на тот счет, который я укажу».
          Я, дескать, отвечаю: «У меня нет таких денег. И потом, давайте я позвоню в банк и наберу вам 10 миллионов рублей по 100 рублей. Это 12 чемоданов». — «Если вы не выполните это условие, то разговора не получится».
          Федоров сообщил, что направил заявление генпрокурору Скуратову с требованием возбудить уголовное дело за вымогательство против Коржакова и меня.
          Показали откровения Федорова и по ОРТ. Заказчики скандала даже не пытались замаскироваться — НТВ владеет Гусинский, ОРТ — Березовский. Их верные рупоры (соответственно) — Киселев и Доренко. И Гусинский и Березовский — признанные мастера интриг. Сейчас, когда Борис Абрамович не поладил с Чубайсом, он обрушил всю мощь своей пропагандистской машины на голову бывшего подельника. При этом Березовский продолжает оставаться в тени, просматривается только людьми, сведущими во всей этой перипетии политических игр. На виду — все тот же Доренко. Как же, теперь он «надежда и опора» всех обманутых Чубайсом россиян. Хотя прошло совсем мало времени с того дня, когда он и Киселев взахлеб рассказывали всему миру, какие по западному образованные люди «молодые реформаторы».
          Но вернемся к нашим баранам. Обратите внимание: Федоров все время говорит разные вещи. Сначала катит бочку на Коржакова и Барсукова, затем утверждает, что Коржаков и Барсуков — порядочные люди. После опять прет на них, как танк. Странно и то, что в стенограмме из дома приемов «ЛогоВАЗа» мое имя не прозвучало ни разу. Хотя, казалось бы, под впечатлением такой вопиющей сцены — я же вымогал у него 40 миллионов — он не мог об этом не упомянуть.
          Режиссеры шоу так торопились, что даже не подумали о мелочах. Все равно в общей шумихе никто не обратит внимания.
          На следующий после эфира НТВ день я написал заявление в генпрокуратуру с требованием привлечь Федорова к уголовной ответственности за клевету. Заявление было принято к рассмотрению...
 

          Еще когда в «Новой газете» появилась статья, я сказал Коржакову:
          — Александр Васильевич, почему мы должны молчать? Нам надо как-то ответить, иначе они втопчут нас в грязь.
          — Любое мое высказывание будет расценено как выпад против президента. А вот ты — дело другое.
          Хоть я и не люблю общаться с прессой, делать нечего. Пришлось давать интервью. Беседовали со мной корреспонденты трех изданий — «Известий», «Профиля» и «Коммерсанта-Дейли». Я рассказал в общих чертах, что заставило нас взяться за НФС. Объяснил, кто такой Федоров.
          Материал, однако, вышел только в «Профиле». Голембиовский, главный редактор «Известий», так изрезал интервью, выкинул из него столько важных моментов, что я отказался от публикации. Корреспондент «Коммерсанта» объяснил молчание
          лотовой полиции, МВД, ФСБ и т. д. Она по вам проедет, если сегодня (я повторяю, это было 4 часа, пятница) у меня в кабинете не будет 10 миллионов долларов или 30 миллионов долларов не будут переведены на тот счет, который я укажу».
          Я, дескать, отвечаю: «У меня нет таких денег. И потом, давайте я позвоню в банк и наберу вам 10 миллионов рублей по 100 рублей. Это 12 чемоданов». — «Если вы не выполните это условие, то разговора не получится».
          Федоров сообщил, что направил заявление генпрокурору Скуратову с требованием возбудить уголовное дело за вымогательство против Коржакова и меня.
          Показали откровения Федорова и по ОРТ. Заказчики скандала даже не пытались замаскироваться — НТВ владеет Гусинский, ОРТ — Березовский. Их верные рупоры (соответственно) — Киселев и Доренко. И Гусинский и Березовский — признанные мастера интриг. Сейчас, когда Борис Абрамович не поладил с Чубайсом, он обрушил всю мощь своей пропагандистской машины на голову бывшего подельника. При этом Березовский продолжает оставаться в тени, просматривается только людьми, сведущими во всей этой перипетии политических игр. На виду — все тот же Доренко. Как же, теперь он «надежда и опора» всех обманутых Чубайсом россиян. Хотя прошло совсем мало времени с того дня, когда он и Киселев взахлеб рассказывали всему миру, какие по западному образованные люди «молодые реформаторы».
          Но вернемся к нашим баранам. Обратите внимание: Федоров все время говорит разные вещи. Сначала катит бочку на Коржакова и Барсукова, затем утверждает, что Коржаков и Барсуков — порядочные люди. После опять прет на них, как танк. Странно и то, что в стенограмме из дома приемов «ЛогоВАЗа» мое имя не прозвучало ни разу. Хотя, казалось бы, под впечатлением такой вопиющей сцены — я же вымогал у него 40 миллионов — он не мог об этом не упомянуть.
          Режиссеры шоу так торопились, что даже не подумали о мелочах. Все равно в общей шумихе никто не обратит внимания.
          На следующий после эфира НТВ день я написал заявление в генпрокуратуру с требованием привлечь Федорова к уголовной ответственности за клевету. Заявление было принято к рассмотрению...
 

          Еще когда в «Новой газете» появилась статья, я сказал Коржакову:
          — Александр Васильевич, почему мы должны молчать? Нам надо как-то ответить, иначе они втопчут нас в грязь.
          — Любое мое высказывание будет расценено как выпад против президента. А вот ты — дело другое.
          Хоть я и не люблю общаться с прессой, делать нечего. Пришлось давать интервью. Беседовали со мной корреспонденты трех изданий — «Известий», «Профиля» и «Коммерсанта-Дейли». Я рассказал в общих чертах, что заставило нас взяться за НФС. Объяснил, кто такой Федоров.
           Материал, однако, вышел только в «Профиле». Голембиовский, главный редактор «Известий», так изрезал интервью, выкинул из него столько важных моментов, что я отказался от публикации. Корреспондент «Коммерсанта» объяснил молчание
          другим: дескать, раз выступает «Профиль», нам выходить уже ни к чему.
          Надо отдать должное журналисту «Профиля» Владу Вдовину. Он не извратил ни единого моего слова. Результат налицо. Интервью очень сильно задело Черномырдина. В резкой форме он потребовал от Крапивина, чтобы я был немедленно уволен.
          Крапивин дал соответствующее распоряжение...
          — Так и так, — печально сообщил начальник отдела кадров СБП В. И. Медынцев. — Поступило указание тебя уволить.
          — Давай я напишу рапорт на отпуск. А там посмотрим.
          — Пиши...
          Одновременно я подал в Совет попечителей заявление с просьбой освободить меня от исполнения обязанностей президента НФС по собственному желанию. Мое пребывание в НФС стало обузой для самого фонда. «Пока у вас Стрелецкий, нормально сотрудничать с вами не будем» — эти слова сотрудники НФС слышали все чаще и чаще. Как только я перестал быть президентом, то почувствовал неимоверное облегчение. Как будто гора упала с плеч. Плюнул на все и уехал в отпуск. Вернулся в Москву только через месяц. Тут же меня разыскали кадровики.
          — Валерий Андреич, дана команда, чтобы вы написали рапорт.
          — Но это же не серьезно. А если я не хочу уходить? А если я хочу перейти в другое ведомство? На самом деле я уже укрепился в мысли, что с СБП пора завязывать. Нормально работать мне все равно не дали бы. Паркетный Крапивин не Коржаков. Да и в других службах ситуация не лучше. К тому же начал формироваться предвыборный штаб Коржакова. Я хотел потрудиться там.
          Короче, написал я в итоге долгожданный рапорт. Представляю, сколько людей вздохнуло с облегчением, когда 17 сентября я был уволен в запас.
          Но хотя погоны носить я и прекратил, менее опасным для этих красавцев не стал. В некоторых изданиях начали появляться мои интервью, где я подробно рассказывал о том, что творилось в «Белом доме» и Кремле. Огласки они боятся сильнее, чем закона. Правда действует на них устрашающе. Закон всегда можно подмять под себя. А вот с правдой так не поступишь. В мешок не запихнешь... Я убежден, что вся правда о проделках Вавилова, Федорова, Чубайса рано или поздно станет известна обществу.
 

          У американского писателя-фантаста Р. Брэдбери есть рассказ о том, как один человек отправился в прошлое и случайно раздавил бабочку. Когда он вернулся назад, в Америке уже царила диктатура.
          Сколько таких раздавленных бабочек было в нашей истории, из-за которых все дальнейшие события становились непредсказуемыми?
          Что было бы, если в декабре 41-го не грянули жуткие морозы? Что было бы, если Керенский подписал всего один декрет — о прекращении войны? Что было бы, если бы террорист Богров не застрелил Столыпина? Что было бы, если в ту ночь мы довели начатое дело до конца? Сегодня кабинеты и коридоры Кремля и «Белого дома» не наполнились бы людьми с двойным гражданством, темным прошлом к очевидными корыстными замыслами.
          История не терпит сослагательного наклонения Произошло то, что произошло. Ничего не попишешь.
          Наверняка знаю лишь одно: ночь с 19 на 20 июня стала для России переломной.
 

          Я много раз читал в газетах и журналах, слышал с телеэкрана о том, что победа Ельцина на президентских выборах стала возможной лишь благодаря хорошей работе предвыборного штаба. А штаб был создан прекрасным организатором западного типа Чубайсом.
          На самом деле это полная ерунда. Чубайс, Филатов и прочие появились только к самому разделу пирога, когда система вовсю уже работала. Были продуманы и отлажены схемы, как найти деньги, как организовать рекламную кампанию. Даже привлечь артистов в рамках тура «Голосуй или проиграешь» предложили не Чубайс с Лисовским, а Олег Николаевич Сосковец.
          Прийти на все готовое, включить работающую машину мог даже дурак. А кем-кем, но дураками эти ребята никогда не были. Недаром они сумели так мастерски прикарманить десятки, а то и сотни миллионов долларов из предвыборных средств.
          То, что в штабе по выборам Ельцина станут воровать, для нас было ясно с того самого момента, когда от руководства компании отстранили Сосковца. Неконтролируемые суммы с большими нулями, обстановка строжайшей секретности, отсутствие финансовой отчетности — мимо такой шикарной возможности проходимцы от власти просто не могли пройти. В их моральных качествах сомневаться не приходилось. Скажем, «казначеем» штаба назначили первого заместителя министра финансов РФ Германа Кузнецова. Фигура крайне одиозная.
          Раньше Кузнецов был вице-президентом Киргизии. Потом его втихую отправили в отставку. Говорят, при упоминании имени бывшего вице у Акаева до сих пор дергается щека.
          Коржаков неоднократно предупреждал руководство штаба, что от этого человека следует держаться подальше, что он нечистоплотен, нечист на руку. Поручать ему казну — все равно что пускать козла в огород с капустой. Не послушали...
          Наши опасения подтвердились очень скоро. Уже в апреле 1996 г. из источников в ближайшем окружении Кузнецова и Чубайса к нам стали поступать сигналы о том, что деньги, отпущенные на выборы, разворовываются. Схема предельно проста: по фиктивным документам их переводят за рубеж на счета конкретных фирм, затем распыляют по своим, личным счетам.
          Так началась последняя операция Службы.
 

          Никогда не забуду, как я пришел к Коржакову, чтобы наметить план дальнейших действий. В кабинете шефа пробыл я примерно час. Беспрерывно звонил телефон, Александр Васильевич то и дело отвлекался.
          Неожиданно он спохватился:
          — Слушай, давай быстрее заканчивать. В приемной — дочь президента. Еще расскажет отцу, что я ее час под дверью держу.
          Татьяна Борисовна Дьяченко сидела на диване в фривольной позе. Увидев меня, она встала, прищурила глазки и с ехидной улыбочкой пропела:
          — Ничего себе. Ну вы и работаете...
          Отвечать Татьяне я не стал. Спорить с дочерью президента в Кремле не принято. Подумал только: «Знала бы ты, чем мы сейчас занимаемся, заговорила бы по-иному».
 

          Ее отец, впрочем, был в курсе всего происходящего. 10 июня, когда собранных материалов накопилось вполне достаточно, чтобы утверждать: воровство в штабе налажено и идет полным ходом, — Коржаков отправился к президенту. Доложил ему обстановку, попросил дать возможность ознакомиться с финансовой отчетностью активистов. Выяснить, насколько велики аппетиты у этих парней.
          «В. С. Черномырдину, А. П. Смоленскому. Передать все» — такую резолюцию поставил Ельцин.
          — Проверяйте, потом доложите, — распорядился он.
          С этой минуты вся наша дальнейшая работа приобрела иное качество. Отныне, как мы наивно полагали, никто не мог упрекнуть СБП в том, что мы пытаемся сорвать выборы, совать палки в колеса Чубайсу. «Добро» президента было получено. Мы выполняли его волю.
          Поздно вечером 18 июня начальник СБП подписал постановление о проведении спецмероприятий в кабинете Кузнецова в «Белом доме». Именно там, по нашей информации, штаб держал свой «общак». И точно. Вскрыв сейф в кабинете №2— 17, мои сотрудники обалдели. Внутри, в новеньких банковских целлофановых упаковках лежало 1,5 миллиона долларов наличными. Рядом — документы, которые окончательно убеждали: хищения в штабе не миф, а самая что ни на есть настоящая реальность. Заготовки счетов для перевода предвыборных средств в банки на Багамские острова и в прибалтийские филиалы американских банков. Каждый — на 5 миллионов долларов. Как явствовало из бумаг, деньги перечислялись за якобы полиграфические и рекламные услуги. Это явная фикция — нигде в мире нет столь высоких цен.
          В сейфе хранилось пять таких счетов. По номерам можно было понять, что заполняли их один за другим — 19, 20, 21, 22, 23. Но если есть счет номер 19, значит, есть и номер 18. И так далее. Нехитрое математическое действие: умножаем 23 на 5 миллионов долларов. Получаем 115 миллионов. Как минимум столько денег активисты сумели перегнать за кордон. Плательщики — банки «Российский кредит», «Альфа», «Менатеп», «Онэксим-банк» — спонсоры предвыборной кампании. Нашли мы и документы, показывающие истинные расходы штаба. Например, 23 мая на все про все было истрачено более 300 миллионов долларов.
          Факт хищений был налицо. Но одна наша убежденность погоды не делала. Следовало провести строжайшую проверку, однако в рамках оперативной работы сделать это невозможно. Безвыходных ситуаций не бывает. Найденные документы, стопки долларовых банкнот — все это давало основания для возбуждения уголовного дела по статье 162-7 УК РСФСР (нарушение правил о валютных операциях). Кому, куда уходили деньги? На эти вопросы ответило бы следствие. Торопливость уместна при ловле блох. Мы решили не суетиться а подождать, пока кто-либо из активистов не придет за деньгами из сейфа. Задержание «ходока» с поличным — лучшее доказательство и подтверждение нашей правоты.
          В кабинете Кузнецова была установлена спецтехника. Этажом выше постоянно дежурили «слухачи». Зайти в кабинет незамеченным никто не мог Сеть мы расставили. Осталось только, чтобы рыба заглотила наживку.
          Ждать пришлось недолго...
 

          Уже впоследствии выяснилось, что одними «рекламными и полиграфическими услугами» дело не ограничивалось. Активисты, используя привлеченные для выборов банки, неплохо поживились и в других сферах.
          В марте 1996 г. фонд «Гражданское общество», который возглавлял верный чубайсовский соратник, его бывший пресс-секретарь Аркадий Евстафьев, получил беспроцентный 14-миллиардный кредит в «Столичном банке сбережений». Кредит был дан на «развитие институтов гражданского общества».
          По закону целевые кредиты «разбивать» запрещено. Но для Евстафьева и Чубайса законы не писаны. Буквально через несколько дней они переоформили на себя кредит; в качестве ссуд вложили деньги в ценные бумаги, умело играя на фондовых торгах (благо, правила игры составляли они сами), приумножили свои состояния. Одних налогов Чубайс заплатил 517,2 миллиона рублей.
           С точки зрения уголовного права их действия можно квалифицировать как хищения. Однако прокуратура доказать ничего не смогла. Или не захотела.
          — Кто смел, тот и съел. Осталось лишь только развести руками, — признался в интервью журналу «Огонек» руководитель следственной группы генпрокуратуры Г. Т. Чуглазов.
          Безнаказанность порождает новые преступления. Именно тем же методом «недоказуемости» молодые реформаторы воспользовались годом спустя, когда получили огромные по всем разумным меркам гонорары за ненаписанные книги. Законы, слава богу, они знают назубок.
          Когда сотрудники следственной бригады пришли в офис к Евстафьеву, чтобы изъять все необходимые документы, бывший пресс-секретарь пулей выскочил в соседнюю комнату. Позвонил кому-то по вертушке. Вернулся радостный и просветленный.
          — Не жилец ваш Анатолий Васильевич, — приветливо сказал он чекистам.
          Через несколько дней начальник московского управления ФСБ Анатолий Васильевич Трофимов. был отстранен от должности под смехотворно не значительным предлогом...
 

          19 июня 1996 г., в 17 часов 20 минут, при выходе из КПП № 2 «Белого дома» сотрудники милиции задержали двух активистов — заместителя генерального директора ОРТ Евстафьева, бывшего пресс-секретаря Чубайса, и гендиректора «ОРТ-Реклама» Лисовского. В руках у Лисовского была картонная коробка из-под ксероксной бумаги, перевязанная белым шпагатом.
          Сотрудники охраны попросили предъявить пропуск на вынос материального имущества. Пропуска не оказалось. Тогда в присутствии понятых коробка была вскрыта. В ней находилось 50 запаянных в полиэтилен банковских упаковок. Всего — на общую сумму 500 тысяч долларов США.
          Евстафьев пытался разрулить ситуацию, козырял правительственным удостоверением. Но все было напрасно. Он не предполагал, что встреча на КПП была одним из звеньев нашей операции.
          О том, что в кабинет Кузнецова №2— 17 зашли долгожданные посетители, я узнал, когда возвращался из Кремля в «Белый дом». Мой заместитель позвонил мне прямо в машину. Не теряя ни секунды, я помчался на Краснопресненскую набережную.
          Из своего кабинета набрал номер прямой связи с Коржаковым — доложил о случившемся.
          Приступайте к документированию — раздалось в ответ, — а я свяжусь с Барсуковым.
 

          Прежде чем перейти к описанию дальнейших событий, скажу два слова о задержанных.
          С Евстафьевым вы уже познакомились. Представления этого человека о морали и порядочности явно расходились с общепризнанными.
          Под стать ему и Лисовский, организатор акции «Голосуй или проиграешь». Бывший комсомольский работник Лисовский давно уже вызывал самые серьезные опасения СБП. Всюду, где он появлялся, начинали греметь выстрелы, лилась кровь.
          Лисовский был основным подозреваемым в деле об убийстве Владислава Листьева. Его имя неоднократно упоминалось в связи с расстрелом певца Игоря Талькова. Разрабатывался он как возможный заказчик убийства продюсера группы «Комбинация» — бывшего сотрудника саратовского БХСС Александра Шишинина. (За неделю до смерти Шишинин сказал своему другу: «Если меня убьют — знай, это дело рук Лисовского».)
          Обладатель такой своеобразной биографии тем не менее пытался втереться в доверие к членам семьи президента. Коржакову даже пришлось познакомить Татьяну Дьяченко с материалами на Лисовского и других активистов.
          — Вот ты дружишь с Лисовским, — сказал он ей. — Что это за человек? Он по нескольким уголовным делам проходит то как подозреваемый, то как свидетель. Французские спецслужбы уверяют: он связан с криминальным миром, итальянской мафией, что он вывез из России во Францию колоссальные деньги, которые там «отмыл».
          Говорил шеф и о том, что, зная о дружбе Лисовского с дочерью президента, те же французские спецслужбы могут использовать ее «втёмную». Всё напрасно, она ничего и слушать не хотела.
          Если бы я возглавлял предвыборный штаб, то не доверил бы ни Лисовскому, ни Евстафьеву ни копейки.
          Происшествие на КПП № 2 было вполне прогнозируемым...
 

          Попробую воспроизвести хронологию событий того дня.
          В 17 часов Лисовский и Евстафьев забрали из кабинета Кузнецова полмиллиона долларов.
          В 17.20 их задержали с поличным на проходной. В 18 часов Коржаков связался с директором ФСБ М. И. Барсуковым. Михаил Иванович пообещал выслать в «Белый дом» оперативно-следственную группу.
          В 20 часов на место происшествия прибыл дежурный следователь УФСБ...
          Сейчас, когда я восстанавливаю в памяти картину происходящего, все выглядит очень просто. В 18 часов связался. В 20 часов прибыл.
          Тогда же мне казалось, что до приезда чекистов прошла целая вечность.
          Допрос вел совсем молодой, неопытный следователь. Не удивительно, что, столкнувшись с такой непростой ситуацией, он растерялся. Опрос начал с Лаврова, который ничего и не пытался отрицать. Слишком много времени было потрачено на составление протокола. Между тем нужно было ковать железо, не отходя от кассы. Увы. К тому моменту, когда следователь добрался до Лисовского и Евстафьева, эти молодчики уже оправились от удара, проанализировали случившееся. Фактор неожиданности перестал работать.
          Впрочем, чувствовали они себя по-прежнему неуверенно. У Евстафьева даже скакнуло кровяное давление. Пришлось вызывать бригаду скорой помощи, которая зафиксировала учащенный пульс и давление — 160 на 110. От укола Евстафьев отказался. Похоже, в детстве он начитался плохих детективов — думал, что его могут отравить.
          Время неумолимо уходило. Как всегда, никто из начальников не решался взять на себя ответственность. Каждый думал: черт его знает, чем все закончится, — либо грудь в крестах, либо голова в кустах.
          Телефоны в моем кабинете просто разрывались. Периодически звонили лубянские руководители разного ранга. Позвонил и заместитель Барсукова Ковалев, ставший после отставки Михаила Ивановича новым директором ФСБ.
          — Есть у дела судебная перспектива? — поинтересовался он.
          — Налицо признаки преступления, предусмотренного статьей 162 значок 7 УК РСФСР, — ответил я, — Но для того чтобы сейчас задокументировать результаты первичных оперативно-следственных мероприятий, надо задержать всю троицу. Закон такое право нам дает — статья 122 УПК РСФСР (подозрение в совершении преступления). А уже затем провести обыск в кабинете Кузнецова, в квартирах задержанных и обязательно в Минфине изъять валюту и документы.
          Хотя документы из сейфа зам. министра мы отксерокопировали и для суда этого было вполне достаточным доказательством, тем не менее надежнее было бы оформить их официально — в присутствии понятых, под видеозапись и протокол. Необходимы были обыск в кабинете №2— 17, обыски квартир Лисовского, Евстафьева и Лаврова.
          — Николай Дмитриевич, — обратился я к Ковалеву, — поверьте мне, муровскому сыщику с большим стажем: если мы всего этого не сделаем, дело развалится.
          Ковалев вроде бы с моими доводами согласился. Пообещал вскоре перезвонить. Перезвонил. Но вместо того, чтобы приступить к решительным действиям, начал задавать уточняющие вопросы.
          — Как там? Нормально все идет?
          — Нормально.
          — Ну, хорошо, Валерий Андреич, сейчас я вам перезвоню. Думаю, генерал Ковалев постоянно согласовывался с Барсуковым. Ответственность брать на себя он не хотел. Возможно, Николай Дмитриевич Ковалев — неплохой оперработник. И человек очень даже хороший. Но назвать его героем — язык не поворачивается.
          Барсуков не выдержал. Поручил заняться всем начальнику московского управления А. В. Трофимову...
          Именно в те два часа, пока Ковалев прикидывал, как ему выгоднее себя повести, события начали выходить из-под нашего контроля. Через день Николай Дмитриевич стал директором ФСБ. А Анатолий Васильевич Трофимов, который не побоялся ответственности и вступил в бой, спустя полгода был снят с должности. Чубайс и Савостьянов не простили ему участия в операции...
 

          Пока тянулась вся эта канитель, наступила ночь. Я включил телевизор и оторопел: с экрана на все лады муссировалась тема о попытке государственного переворота.
          Похоже, «утечка» шла от личной охраны Лисовского. Когда они увидели, что их шефа уводят от проходной вместе с Евстафьевым, телохранители заволновались. Моментально проинформировали кого надо.
          Глядя на телевизионный шабаш, я отчетливо осознал: мы опоздали. Теперь санкцию на задержание активистов дать никто не осмелится. Конечно, еще не все было потеряно. Если бы в ФСБ решили идти с нами до конца и хотя бы провели обыск в кабинете Кузнецова, дело можно было довести до суда.
          В очередной раз я позвонил Коржакову. Грустно сказал:
          — Александр Васильевич, время упущено. Видимо, сделать уже ничего не удастся.
          Шеф тоже был бессилен что-либо изменить. Не мог прыгнуть выше головы и Барсуков. Михаил. Иванович вскоре позвонил мне. Голос его звучал так, что сразу же стало ясно: этого решительного и волевого человека попросту сломали.
          Ты знаешь, — сообщил он, — сейчас я выдержал очередной натиск жены президента. Говорю ей: «Наина Иосифовна, готов хоть завтра написать рапорт об отставке». Всю ночь был на телефоне, не сомкнул глаз. Она мне постоянно звонит.
          — Что делать будем, Михаил Иванович?
          — Сухари сушить, — невесело пошутил директор ФСБ. — Давай заканчивай, задокументируй все и отпускай их к чертовой матери. Утром будем разбираться.
          Делать нечего. В 4 часа утра мы освободили всех троих. Материалы я передал чекистам, себе оставил копии. И поехал домой. В 7 утра мне надо было быть у Коржакова...
 

          Откуда жена президента узнала о случившемся? Она начала прессовать Барсукова задолго до выступления Киселева.
          Думаю, ответ на этот вопрос найти несложно. Единственным мосточком, который связывал ее с Лисовским, Березовским и Гусинским, был Юмашев. Нынешний глава ельцинской администрации. Уверен: именно Юмашев и выступил в роли посредника, пока Чубайс, Березовский и Гусинский, трясясь от страха, сидели в доме приемов «ЛогоВАЗа» и ждали ареста.
          Прознав о «перевороте», Ельцину позвонил и Лебедь, но семья не позволила секретарю Совета Безопасности поднять президента с постели. Сон главы государства священен. Александр Иванович беседовал лишь с Наиной Иосифовной...
          Лично я не имею ничего против супруги и дочери Ельцина. Милые, даже симпатичные женщины. Но когда жена и дочь начинают влиять на политическую ситуацию в стране — хорошего от этого ждать не приходится. Во-первых, им никто не давал такого права. А во-вторых, женщин обработать куда легче, чем мужчин.
          Татьяна и Наина Иосифовна стали жертвами как раз такой обработки. Обе они находились под чарами Юмашева, Чубайса, Березовского и прочих бабкоделателей.
 

          Вернувшись домой, я принял душ, побрился, переоделся и отправился в Кремль. На душе скребли кошки. Не успев начаться, дело разваливалось на глазах.
          Коржаков посмотрел на мое помятое лицо. Хитро улыбнулся. Сказал:
          — Ну что, это тебе не с бандитами бороться. Эти-то покруче будут. Сейчас подойдет Барсуков. Как только появится шеф, пойдем к нему. Говори кратко, но емко, что у нас есть.
          Я объяснил, что инициатива уже упущена. Барсукову надо было взять удар на себя, провести обыски и задержать активистов хоть на трое суток, а потом — будь что будет, победителей не судят.
          Шеф выслушал меня внимательно. Заметил:
          — После драки кулаками не машут, но... — он поднял вверх указательный палец, — рано играть отбой.
          В 8 утра в кабинет Коржакова зашли адъютант президента Анатолий Кузнецов и прикрепленный, доложили, что утром, еще на даче, жена и дочь пытались обрушить на Ельцина все ночные заботы.
          Начальник СБП и директор ФСБ ушли на доклад к Ельцину с тяжелым сердцем. Я остался ждать.
           В приемной зазвонил телефон.
          — Это Лебедь, — пророкотал из трубки знакомый бас.
          — Хотел узнать, что там произошло. Всю ночь не спал, разводил эту ночную тусовку. Попросите Коржакова, когда он вернется, пусть свяжется со мной.
          Монолог Лебедя немного меня успокоил. Все таки на нашей стороне — секретарь Совбеза.
          Генералы вернулись через 40 минут. Оба были в хорошем настроении, улыбались.
          — Продолжаем работать, — сказал Коржаков, — президент дал «добро».
          При мне он связался с Лебедем. Поведал о том, что было на самом деле.
          — Отчего же эти дураки подняли такой шум? — удивился Александр Иванович.
          — Хм, — усмехнулся шеф. — Громче всех «держи вора!» кричит сам вор...
          С легким сердцем я вернулся в «Белый дом». Собрал всех, кто участвовал в операции, начал планировать ее продолжение. И тут, словно обухом по голове, — отставка Коржакова, Барсукова и Сосковца.
          ТАКОГО исхода никто не ожидал.
 

          После я узнал, что через два часа после встречи президента с Барсуковым и Коржаковым к Ельцину пришли новые посетители — Черномырдин и Чубайс. Они принялись убеждать президента, что никаких хищений нет и в помине. Силовики его просто подставляют, ибо хотят сорвать выборы. Деньги в коробке — не ворованные, а вполне законные, предназначались для оплаты артистов, выступавших в туре «Голосуй или проиграешь». Премьер особенно упирал на то, что «копали» явно под него, выбивали из Евстафьева компромат на Ч. В. С.
          — Они перешли все грани дозволенного, — восклицал он.
          Вопрос визитеры поставили ребром: или мы, или они.
          Ельцин выбрал «реформаторов»...
          В те дни вся Москва была испещрена рекламными щитами: огромный президент стоит, прислонившись к дубу, с задумчивым лицом. И надпись — «Голосуй сердцем». Борис Николаевич проголосовал именно сердцем. На стороне обиженных была его родная дочь.
          Вода точит камень. Постоянные рассказы о «страшном» Коржакове, звучащая с телеэкранов ложь о ястребах из СБП — все это сделало свое дело.
          В страхе, что полномасштабное воровство будет раскрыто, Чубайс превзошел самого себя. (Известно: инстинкт самосохранения очень силен.) Он нес президенту откровенную чушь, врал ему как сивый мерин: что, дескать, «охранники» готовят переворот; что в Кремле созрел антиельцинский заговор; что без «черной кассы» выборы не выиграть; что Коржаков и Барсуков не друзья Ельцину, а враги.
          «Реформаторы» шли ва-банк. Выбора у них не было. Если бы президент не отправил в отставку Коржакова и Барсукова, «реформаторам» неминуемо пришлось бы отвечать за все свои «подвиги». Они смертельно боялись СБП и понимали: Коржаков подчиняется президенту напрямую и обработать его невозможно.
          Стоило появиться только видимости контроля, нечистые на руку сановники затряслись от ужаса. Они готовы были на все, лишь бы уничтожить Службу и ее ненавистного начальника.
          Боятся они нас и по сей день. У офицеров Службы безопасности президента — хорошая память...
          Когда СБП была действительно разогнана, заместитель Чубайса по кадрам Е. Савостьянов — тот самый, которого вычистили из московской ЧК за «дружбу» с Гусинским, — стал вызывать к себе всех сотрудников отдела «П». Разговоры сводились к одному: чем занимался отдел, на кого из должностных лиц есть компромат, куда его направляли.
          Савостьянов и его друзья страшатся огласки, утечек в прессу. Им-то слишком хорошо известны нравы царедворцев...
          Выйдя от президента, Черномырдин сразу же побежал к Коржакову
          — Ну что, ребятки, доигрались? — злорадно выпалил он.
          Премьер и не пытался скрыть свою радость. Примерно в это же время в кабинете моего сотрудника, работавшего с Лисовским и Евстафьевым, раздался телефонный звонок.
          — Довые...сь! — злостно прошипел в трубку голос неизвестного «доброжелателя». Слова, конечно, разные, но мысль одна и та же.
 

          Незадолго до того, как все СМИ объявили об отставке Коржакова, Барсукова и Сосковца, ко мне в кабинет заявился начальник охраны Черномырдина Сошин.
          — Виктор Степанович очень недоволен, — прямо с порога начал он, — Надо бы тебе к нему сходить, объяснить, почему его не ввели в курс ночных дел. От «доклада» я отказался. Порекомендовал обратиться за разъяснениями к Коржакову. Сошин обиженно ушел. Похоже, интерес к моей персоне был вызван не только желанием узнать подробности ночных бдений, но еще и тем, что у Евстафьева мы обнаружили удостоверение сотрудника аппарата правительства, дающее ему право прохода в особо охраняемую зону «Белого дома».
          Разумеется, никаким сотрудником аппарата пресс-секретарь Чубайса никогда не был. Возникает естественный вопрос: по чьему указанию ему выписали ксиву? Это-то и дало премьеру основание утверждать, что у Евстафьева выбивали на него компромат.
          Могу только представить, какими словами поливал меня Черномырдин. Какой-то «жалкий» полковник пренебрегает им, вторым человеком в государстве. Не бежит на полусогнутых, как все остальные.
          Черномырдин — человек мстительный. Очень скоро он припомнил мне все. Но это произошло лишь несколькими днями спустя. Пока же я продолжал оставаться начальником отдела «П» Службы безопасности президента. Хотя отставка шефа и выбила меня из колеи, я не прекращал работу.
          Часа в три позвонил Коржаков:
          — У тебя остались копии тех документов, которые ты передал в ФСБ? Размножь их, передай еще двум-трем верным людям. Как только пройдут выборы, они станут основанием для суда в связи со всей этой болтовней.
          — Что же дальше будет, Александр Васильевич? — тихо спросил я.
          — Работай спокойно. В панику не впадай. Главное — спокойствие. Я отлично понимал, что Коржаков сам подавлен всей чудовищностью ситуации, но вида не подает. В очередной раз я оценил способность шефа никогда не терять самообладание. Что бы ни случилось...
 

          20 июня — день, насыщенный событиями до предела. В спешном порядке Чубайс созвал пресс-конференцию. Ему не терпелось поведать миру о своей победе.
          Перед десятками телекамер он клялся: никакой коробки не было, никаких денег не было. Все это является «одним из традиционных элементов традиционной кагэбэшной советской провокации».
          — Вбит последний гвоздь в крышку гроба под названием «иллюзии военного переворота в Российском государстве», — с видом триумфатора вещал Чубайс. И еще образчик его вранья: — Может быть, когда я выйду на пенсию, я напишу мемуары, в которых по часам все это будет расписано. А пока могу сказать только, что через три часа после ареста Евстафьева я уже знал о том, что он арестован и начался допрос. В течение ближайших 30 минут об этом были проинформированы премьер-министр Черномырдин, генерал Лебедь, президент Ельцин.
          Когда я услышал весь этот бред, то моментально оправился от шока.
          — Каков наглец, — подумалось. — Раз так, доведу работу до конца чего бы мне это ни стоило.
          Пресс-конференция будущего первого вице не вызвала восторга и у его соратников. Они понимали, как «любят» Чубайса в народе. Свидетельство тому — диалог первого помощника президента Илюшина и ельцинского советника Красавченко, состоявшийся в «Президент-Отеле» 22 июня. (О том, как и почему эта запись оказалась у нас, — чуть ниже.)
          КРАСАВЧЕНКО: По поводу телевидения. Мне уже звонили несколько людей с мест: очень активное выступление Анатолия Борисовича...
          ИЛЮШИН (перебивает): Не будет больше выступлений.
          КРАСАВЧЕНКО: Потому что он и Гайдар при всем нашем с вами к ним уважении...
          ИЛЮШИН: Больше не будет.
          КРАСАВЧЕНКО: Те, которые у Лебедя... Даже Явлинский: «Что делать?!! Что же такое?!! Опять эти?!!»
          ИЛЮШИН: Все нормально. Он в телевизоре больше не появится.
          Шанс достойно ответить Чубайсу появился у нас очень скоро. Из источника в его ближайшем окружении я узнал, что 22 июня он должен приехать к первому помощнику президента В. Илюшину в «Президент-Отель», чтобы обсудить ситуацию. Как ни странно, Илюшин абсолютно ничего не знал. Все эти дни он гулял на каком-то торжестве и отстал от жизни.
          Негласный помощник согласился нам помочь. Мы договорились, что он установит в кабинете Илюшина магнитофон, а потом незаметно заберет технику обратно.
          Результат превзошел все ожидания. Утром 22 июня в «Президент-Отель» прибыли Чубайс и первый заместитель Гусинского С. Зверев. Здесь же находился и советник президента Красавченко. Активисты говорили меж собой предельно откровенно. Бояться им было нечего. Их слова отличались от всего того, что талдычил на пресс-конференции Чубайс, как небо и земля.
          Привожу стенограмму этого разговора, опустив несущественные подробности.
          ЧУБАЙС: Я же говорю, что тут язык совершенно однозначный. Только в лоб ему (Коржакову? Барсукову?) сказать, что либо заткнетесь, ребята, либо посадим. Всё. У нас материалов столько с документами, что хватит лет на 15 каждому. Про все воровство, про всю кровь, которая за ними стоит. В полном объеме. И лежит в достаточно надежных местах. И во многих местах это лежит. Если с любым из нас что-то происходит, мгновенно эти материалы публикуются. Схему я лично проработал до мельчайших деталей, сделал два месяца назад, потому что я знал, с кем имею дело. А сейчас картина такая: либо они затыкаются, либо посажу, совершенно однозначно. Можете от меня лично им передать в качестве привета.
          ИЛЮШИН: Я к этой роли не подхожу, потому что я этого делать не буду. А Березовский сможет это сделать? Он же с ними там вроде в контакте, дружит?
          ЗВЕРЕВ: Да нет. Березовского сажать вообще не должны. Он там хорошо (неразборчиво).
          ИЛЮШИН: Я так понимаю, что если меня выгонят с работы, то завтра я буду за кремлевской стеной и не войду никуда. А у них-то какие силы, если они освобождены от занимаемой должности? С помощью чего они реализуют? Лично сами занимаются, что ли? Или у них все это оружие функционирует под их руководством?
          ЧУБАЙС: Во-первых, конечно, продолжает функционировать без их руководства. Во-вторых, Александр Васильевич (Коржаков). Есть слух, что в июле он возвращается на место. Тот же Крапивин, скажем (начальник Федеральной службы охраны)...
          ИЛЮШИН: По указанию Черномырдина?
          ЧУБАЙС: Вряд ли. По показанию...
          ИЛЮШИН: Но что там было, да... Что делать, с шефом (с Ельциным) разговаривать надо.
          ЗВЕРЕВ: Это нужно нанести последний удар.
          ЧУБАЙС: Все прекрасно понимал Аркадий Евстафьев! Прекрасно понимал, чем он рискует! Абсолютно и ясно. Даже вопросов не ставил. Абсолютно надежный парень, (неразборчиво) вчера коробку с миллионом долларов...
          ИЛЮШИН: Лисовский?
          ЧУБАЙС: Аркадий. Про Лисовского (неразборчиво) в этой схеме. Как раз Лисовскому лучше дистанцироваться. Евстафьев вел... Было сказано: давай вперед, если мы (неразборчиво) считаем человеком. Ясно, что он обязан голову положить, но чтобы все это...
          ИЛЮШИН: Я шефу сказал, когда вчера с ним разговаривал. Я говорю: «Борис Николаевич, вот сейчас, если захотеть, около «Президент-Отеля» можно поймать как минимум 15— 20 человек, которые выносят спортивные сумки из нашего здания с деньгами». Он сидел с каменным лицом. Я говорю: «Потому что если мы будем перечислять деньги по неизвестным каналам, то выборы мы не сможем организовать. Поэтому у нас нет срывов сейчас пока, но организовать (неразборчиво) элементарно». — «Понимаю», — сказал президент.
          ЧУБАЙС: Люди за президента, мы голову подставим. В прямом смысле слова.
          ИЛЮШИН: Я предлагаю так. Вы, Анатолий Борисович, с ним разговаривайте, имея в виду свои .некоторые детали. Я с шефом переговорю в понедельник тоже. Уже с точки зрения общей... Я ему, во-первых, доложу, что я повстречался. Я ведь у него разрешения спросил встретиться с силовиками. Я ему скажу, что встречи состоялись, и скажу, что нужно, по нашему мнению, указание Скуратова (генпрокурор РФ), что этих ребят не отдавать. И защитить, естественно, контролировать действия, чтобы они не провалили все.
          ЧУБАЙС: Во сколько у него будете?
          ИЛЮШИН: Я обычно в 9 часов разговариваю с ним.
          ЧУБАЙС: Мне лучше доложить после.
          ИЛЮШИН: Во вторник.
          ЧУБАЙС: Если будет во время вашей встречи, я бы записался позже.
          ИЛЮШИН: У меня разговор с ним в 9 часов. Или по телефону, или я приезжаю...
          ЧУБАЙС: Я буду (неразборчиво) звонить в это же самое время. Физическая позиция в том, чтобы изъять у Скуратова (неразборчиво) под президентский контроль.
          ИЛЮШИН: У меня 23-го вообще стоял пустой день...
          ЗВЕРЕВ: Корабельщиков (помощник президента) сказал, что...
          ИЛЮШИН (перебивая): Отдыхать будет, да? ЗВЕРЕВ: Да.
          ЧУБАЙС: Он на работе будет? Вы же на работу к нему собираетесь ехать?
          ИЛЮШИН: Если его на работе не будет, я попытаюсь к нему на дачу съездить. Ну вам-то на даче с ним еще легче встретиться будет?
          ЧУБАЙС: Нет... Он меня шуганул последний раз. Тогда с этими чеченскими делами.
          ИЛЮШИН: Ну ладно. Я с ним переговорю в понедельник либо по телефону, либо приеду.
          ЧУБАЙС: Это очень важно — будет он на даче или на работе. На работе я с ним свяжусь по прямому, а на даче я не свяжусь. Тогда давайте в одну точку, Виктор Васильевич. То, что вы хотели сказать (неразборчиво) защитить ребят. ФСБ дать команду защитить, Крапивину дать команду защитить, чтобы они знали, что приказывает президент. А вот по генпрокурору просьба затребовать у него полный комплект документов для (неразборчиво) президенту.
          ИЛЮШИН: И хранить у себя...
          ЧУБАЙС: Наши товарищи делали нашу работу, брали на себя самую рискованную ее часть, подставляли свою башку...
          ИЛЮШИН: Я говорю в целом, потому что у них был вопрос: а что нам делать с Собчаком? Я сказал то же.
          ЧУБАЙС: У кого именно был вопрос?
          ИЛЮШИН: У Скуратова. Я сказал: «До третьего числа нам никакого шума не надо».
          ЗВЕРЕВ: Надо задачи как бы на две части разделить: шум вокруг этого из-за выборов. И личная безопасность этих трудящихся тоже, наверное. должна быть как-то обеспечена.
          ИЛЮШИН: Я разговаривал на эту тему, только лишь имея в виду — до выборов. Как дальше, скажу честно, я особенно речи не вел, потому что убежден в том, что там нам всем выбираться придется самим. Большой помощи я не предлагаю.
          ЗВЕРЕВ: При положительных результатах выборов будут шансы выбраться.
          ЧУБАЙС: Но есть же простые вещи. Ну ни фига себе! Они башку подставляют свою, а мы им сейчас скажем: «Извини, после 3-го выбирайся сам». Куда это годится?! Я не согласен с этим категорически. Люди ходят под статьей. Да, распределилось так, что Илюшин, Чубайс здесь, а они там. Но мы же их туда послали! Не кто-то!
          ИЛЮШИН: Значит, будем действовать в этом направлении.
          ЧУБАЙС: Да мы головой отвечаем за это! Да как я в глаза смотреть буду! Вы что!
          ИЛЮШИН: Я согласен с такой постановкой.
          ЧУБАЙС: Что получится: значит, свое дело сделали, а дальше мы как бы разошлись. А дальше — ну дали тебе пять лет, ну извини, бывает, с кем не случается.
          ИЛЮШИН: Нет, я, может, не вел на эту тему разговор, но я полностью разделяю эту позицию, и в данном случае я, может быть, не очень верно сориентировался. Конечно же, обязательно об этом продолжу разговор со Скуратовым. Это правильно.
          ЧУБАЙС: Есть исходный вопрос: а следует ли нам препятствовать переходу документов к Скуратову?
          ИЛЮШИН: А мы ничего не сможем сделать. Когда мне вчера Трофимов (начальник московского УФСБ) позвонил, он сказал, что я (в смысле Трофимов) обязан передать документы.
          ЧУБАЙС: Трофимову не верю, ни одному слову вообще.
          ИЛЮШИН: Со Скуратовым, когда я сегодня разговаривал, я не задавал вопросов. Он сказал, что сегодня все документы будут переданы ему.
          ЧУБАЙС: Трофимов организовывал все лично. С Трофимовым я разговаривал в час ночи, в момент, когда все это происходило. Он мне врал, что они не знают, кто такой Лисовский, а Евстафьев, может быть, немножко задержался, но его сейчас отпустят.
          ИЛЮШИН: Я могу вам больше сказать о Трофимове. Насколько я знаю, у них там сильнейший конфликт был с Барсуковым, вообще с самого начала работы. Но Трофимов, как человек военный, обязан был выполнять то, что ему приказывает начальник. Я бы пока не снимал Трофимова со счетов возможного урегулирования конфликта, хотя я, конечно, гарантировать ничего не могу.
          ЧУБАЙС: Трофимов по ту сторону баррикад, у меня нет никаких сомнений. Не знаю, какие у него отношения были с Барсуковым, но то, что это враг, который хотел уничтожить нас, у меня сомнений нет. По его поведению это было совершенно очевидно. У меня прямой разговор был с ним в час ночи. Было совершенно ясно, какую позицию он держит.
          ИЛЮШИН: Но мы не сможем воспрепятствовать передаче материалов в прокуратуру, если прокуратура их затребует.
          ЧУБАЙС: А почему? Одна (неразборчиво. Просьба?) Бориса Николаевича к Скуратову и второе: указание Ковалеву (директор ФСБ) затянуть. И всё.
          ИЛЮШИН: То, что будет затянуто, — это без вопросов. А передача (имеется в виду передача документов из ФСБ в прокуратуру) уже состоится сегодня?
          ЧУБАЙС: В прокуратуре же Илюхин (председатель думского Комитета по безопасности, один из лидеров КПРФ, в прошлом член коллегии Прокуратуры СССР) как у себя дома.
          ИЛЮШИН: А если я попрошу Скуратова держать у себя документы? (Илюшин звонит по телефону Скуратову.)
          ИЛЮШИН: Юрий Ильич, вот какой вопрос возник: можно было бы сделать таким образом, чтобы документы, которые к вам придут от Трофимова, ни к кому, кроме вас, в ближайшее время не попали? И чтобы они у вас некоторое время полежали до совета с Борисом Николаевичем, после того как вы с ними ознакомитесь лично. (Скуратов что-то отвечает.) Надо именно так и сделать, потому что у нас есть сведения опасаться того, что это очень быстро перетечет, если кто-то у вас будет заниматься другой, в стан наших противников. (Скуратов отвечает.) Да, пусть это лучше полежит у вас лично, и никому не передавайте в производство. А потом подумаем, ладно? Потому что нам это нежелательно.
          ЧУБАЙС: Что, если вторым шагом попросить Бориса Николаевича...
          ИЛЮШИН (перебивает): Вообще похоронить?
          ЧУБАЙС: Нет, затребовать у Скуратова документы себе на анализ. Затребовать полный комплект документов.
          ИЛЮШИН: Хорошая идея. (Смеется.)
          ЧУБАЙС: А потом пусть просит у него назад...
          ИЛЮШИН: Понимаете, у мня отношения тоже с ним (со Скуратовым) такие, официальные. Я не могу сказать то, что я могу сказать любому.
          ЧУБАЙС: Я понимаю.
          ИЛЮШИН: Тем более я знаю, что Скуратов очень сильно обработан ребятами (Коржаковым, Барсуковым).
          ЧУБАЙС: Вчера в течение всего дня люди Барсукова пытались пристроить на разные каналы.
          ЗВЕРЕВ: Телеканалы-то для них закрыты, а радио...
          ЧУБАЙС (перебивает): Я попрошу тоже Бориса Николаевича.
          ИЛЮШИН: Лучше всего. Потому что он осведомлен во всем. И степень доверия у вас другая. Я в стороне как бы от вас нахожусь.
          ЧУБАЙС: У Скуратова, в принципе, позиция нормальная. Но дело не в нем. В прокуратуре и в целом.
          ИЛЮШИН: Тем более хорошо, что мы все эти дела упредили.
          ЧУБАЙС: Надо найти выходы на Барсукова и Коржакова и объяснить им ясно и однозначно ситуацию: либо они ведут себя по-человечески, либо будем сажать. Потому что это продолжение борьбы сейчас на острие приведет просто к...
          ИЛЮШИН: Они не успокоились, да?
          ЧУБАЙС: Вы же видите — информация проходит. Откуда же еще?
          ИЛЮШИН: А как организовать канал информации? Давайте подумаем, через кого.
          ЗВЕРЕВ: А Георгий Георгиевич? (Г. Г. Рогозин — заместитель Коржакова.)
          ЧУБАЙС: Это запросто.
          ИЛЮШИН: Это запросто.
          ЧУБАЙС : Оборзел настолько, что стал сейчас намекать, что надо бы ФСБ к ним отдать.
          ИЛЮШИН: Я скажу, что он (Рогозин?) ведет себя... Он, конечно, работает на несколько разведок сразу, но он осуждает все очень сильно... Конец записи.
          Итак, Чубайс опроверг самого себя. Теперь любому можно было доказать, что на своей знаменитой пресс-конференции он нагло врал. Коробка была. И несли ее по прямому указанию рыжего «реформатора».
 

          Компания «Ксерокс» — в большом долгу перед СБП. Мы сделали ей такую рекламу, какой не купишь ни за какие деньги.
          Хотя информационного взрыва и не получилось — все «демократические» СМИ были обработаны предвыборным штабом, — сведения о коробке все же просочились в печать.
          Кто-то передал видеозапись следственных мероприятий и копии протоколов председателю Комитета по безопасности Государственной Думы В. И. Илюхину. Виктор Иванович продемонстрировал их на пресс-конференции, потом напечатал в «Советской России». Чубайс и Черномырдин сделали вид, что ничего не происходит. Как в поговорке: плюнь в глаза, скажет — божья роса.
          Впрочем, меня это не сильно огорчало. Главное, чтобы уголовное дело не оказалось замороженным. Позже я передал в прокуратуру и пленку с записью чубайсовских откровений. Но увы. Следствию даже не дали возможность провести экспертизу с тем, чтобы идентифицировать голоса «героев», установить ее подлинность. Когда следователь Мосгорпрокуратуры попытался отправить пленку экспертам, ему сказали: подождите полгода, раньше не получится.
          Дело начало разваливаться снова. Что мы могли? Возможности повлиять на должностных лиц у СБП больше не было.
          В ноябре 1996 г. «Московский комсомолец» опубликовал стенограмму переговоров Чубайса, Илюшина и Зверева. Фамилии Зверева в газете, однако, не было — вместо него фигурировал Красавченко. Произошло это по причине того, что и Зверева и Красавченко звали одинаково — Сергеем. Красавченко периодически заходил в кабинет, бросал реплики. Понять, когда говорил Зверев, а когда Красавченко, без экспертизы было невозможно.
          Разгоревшийся вслед за публикацией скандал был даже больше, чем мы могли себе представить. Весь день Государственная Дума обсуждала материал. Было решено провести парламентское расследование.
          Соратники Чубайса поняли, что дело швах. В авральном порядке были организованы контрмеры. Все «независимые» телеканалы, радиостанции и газеты, как по команде, принялись поливать грязью «МК» и А. Хинштейна, журналиста, взявшего на себя смелость напечатать стенограмму с комментариями.
          Говорилось, что это верх журналистской неэтичности; что сфальсифицировать запись при нынешнем развитии техники — пара пустяков; что подслушивать высших чиновников спецслужбы не имеют никакого права.
          «Случайно» встретился с журналистами Чубайс. Сказал, что никакой беседы с Илюшиным и Красавченко в «Президент-Отеле» не вел, что все это ложь и клевета. В общем, в очередной раз соврал.
          Правда, после того как генеральный прокурор Скуратов заявил, что пленка эта приобщена к уголовному делу в качестве вещдока, клевреты немного поутихли, а затем и вовсе замолчали.
          О том, что в апреле 1997 г. Скуратов официально признал: «Заключениями экспертиз установлено, что на одной из представленных для исследования аудиокассет записаны речь и голоса Чубайса А. Б. и Илюшина В. В.», не написало ни одно издание.
          Вопросы этики обсуждать я не берусь. Скажу лишь о «незаконности» наших действий.
          Закон «Об оперативно-розыскной деятельности» давал нам право разрабатывать любого гражданина Российской Федерации. Его должность роли не играет. Специальная инструкция КГБ, которая запрещала проводить оперативные действия в отношении высших советских и партийных чинов, перестала существовать вместе с распадом Союза.
          Не обнаружила никаких нарушений закона и Главная военная прокуратура, которая проводила проверку наших «ночных» действий.
          По правде говоря, я таил надежду, что дело о коробке будет все же доведено до конца. Под давлением общественности (и в первую очередь Государственной Думы, которая потребовала временно отстранить Чубайса, Илюшина и Красавченко от работы до окончания следствия) дело было передано из Мосгорпрокуратуры в Генеральную прокуратуру.
          Но нет. Следствие не смогло установить «источник, из которого были получены изъятые деньги. Факт причинения кому-либо ущерба подтверждения не нашел. Не установлен и законный владелец указанной валюты». (Из письма генпрокурора Скуратова.)
          В январе 1997 г. уголовное дело было переквалифицировано со статьи о незаконных валютных операций на мошенничество. (Новый Уголовный кодекс России отменил ответственность за сделки с валютой. Не удивлюсь, если произошло это по инициативе «реформаторов».) А в апреле 1997 г. дело и вовсе было прекращено «за отсутствием состава преступления» и в «в связи с неустановлением законного владельца».
          Что ж, события той ночи окончательно и бесповоротно убедили общество: в России можно воровать и лгать безбоязненно. Тебя не только не арестуют, но еще и повысят в должности. А какой солдат не мечтает быть генералом?..
 

          В отличие от большинства кандидатов Коржаков действительно пошел в народ
          Тогдашний губернатор Тульской области Севрюгин, выполняя указания из Москвы, всячески пытался помешать шефу. Александра Васильевича не пускали в клубы, в ведомственные дома культуры, на многие предприятия. Но он не сдавался. Встречался с людьми где угодно — на улице, у проходных, в ДЭЗах, детских садах, поликлиниках...
          Тула — не Москва. То, что в столице известно каждому ребенку, в Туле — большая новость. Коржаков еле успевал отвечать на вопросы. Но ни одного не пропускал. Объяснял свою позицию всем. Рассказывал, что происходит наверху. Севрюгин ничего не мог поделать. Рейтинг шефа уверенно поднимался.
          Кстати, забегая вперед, скажу, что весной 1997 г. Севрюгин проиграл губернаторские выборы. А в июне был арестован ФСБ по обвинению в получении взятки в 100 тысяч долларов. Такие загребущие руки были у «руки Москвы».
          Но это случилось лишь полгода спустя. Пока же Севрюгин был еще на коне и с усердием, достойным лучшего применения, вставлял нам палки в колеса. Никогда не забуду, как на 850-летие города в Тулу приехал генерал Лебедь, бывший депутат. Как секретарь Совбеза, Александр Иванович должен был стоять на трибуне вместе с губернатором и прочими тульскими шишками.
          Пробираясь сквозь толпу, генерал узрел Коржакова.
          — Александр Васильевич, ты чего здесь? Пошли на трибуну.
          — Да неудобно, — попытался отказаться шеф.
          — Брось. Очень даже удобно.
          Когда Севрюгин увидел Коржакова, поднимающегося наверх, он разом переменился в лице. Пулей сбежал с трибуны. Народ воспринял перемену «вождей» восторженно.
          — Так его! — раздались крики. — Правильно! Гони воров!
          Помощь Лебедя трудно переоценить. В тяжелые для нас минуты он поддержал Александра Васильевича, обратился к избирателям с призывом проголосовать за генерала Коржакова.
          Это вызвало самый настоящий приступ ненависти в Кремле. До ушей президента информацию донесли, как всегда исказив с точностью до наоборот.
          Ельцин взбеленился.
          — Как тот, понимашь, так и этот... Два генерала, — злобно заявил он перед телекамерами, а вскоре и вовсе отправил Александра Ивановича в отставку...
          — Александр Васильевич, у тебя мешка нет? — спросил как-то Лебедь у Коржакова, когда мы все находились в одном из предвыборных штабов, в гостинице «Волга».
          — Зачем? — не понял шеф.
          — Щас набьем бумагой, я на плечо взвалю, выйду на улицу. А на следующий день все газеты напишут, что Коржаков платит Лебедю за поддержку... Не им одним коробки с долларами таскать...
          Бывший командующий, как всегда, зрил в корень. Накал страстей достиг своего апогея. По указке опытных дирижеров многие газеты и большинство телеканалов раздували ненависть к Коржакову. Из нафталина доставали уцененные слухи многолетней давности.
          Наши противники не понимали, что чем сильнее они будут поливать шефа, тем большую популярность ему создадут. Логика в провинции одна: если власть человека не любит, значит, человек этот достойный.
          Все их попытки очернить Коржакова терпели фиаско. Например, история с уничтожением оперативных материалов СБП.
          Савостьянов, став заместителем Чубайса по президентской администрации, написал заявление в прокуратуру, что из СБП исчезли секретные документы и их утечка может нанести серьезный урон национальной безопасности страны. Нас затаскали по кабинетам, но в итоге были вынуждены признать: ни Коржаков, никто из его соратников отношения к уничтожению материалов не имеют. Военная прокуратура вынесла постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Савостьянов не успокоился. Под его давлением дело было все же возбуждено, но вскоре прекращено. Тогда генпрокуратура, опять под диктовку Савостьянова, отменила решение прокуратуры военной. В очередной раз дело приняли к производству. Продолжается оно до сих пор.
          А суета вокруг коробок из-под «ксерокса»? В Кремле отлично отдавали себе отчет: если дело будет расследоваться нормально, объективно, неизбежен финал. Коржаков окажется невинно пострадавшим — придется признать, что доллары были, что их украли и т. д. Это ж какая реклама ему перед выборами!
          Пришлось идти ва-банк. Ельцину напели, что надо-де прекратить свистопляску, не играть на руку Коржакову. Президент вызвал генерального прокурора Скуратова и перед телекамерами публично отчитал:
          — Почему не раскрыто убийство Листьева? Не умеете работать — назначим другого генерального!
          Показательную порку продемонстрировали по всем телеканалам. А вот того, что произошло, когда операторов попросили из кабинета выйти, никто не знает.
          Ельцин сказал Скуратову примерно так: хватит рыть под мои выборы. Были доллары — не были, дело прошлое. Забудьте.
          Вскоре уголовное дело было прекращено...
 

          Наши недруги старались изо всех сил. Но это не давало желаемого эффекта. Популярность Коржакова росла с каждым днем. Тогда они решились на совершенно беспрецедентную операцию.
          Одним из соперников шефа был Эдуард Пащенко, депутат Госдумы прежнего созыва и глава местных демократов. Московские СМИ принялись раскручивать Пащенко со страшной силой. Он, в частности, заявил, что Коржаков подкупает избирателей, дарит ветеранам новогодние подарки. О «безобразном» поведении «охранника» газеты и телеканалы рассказывали целую неделю. Правда, потом выяснилось, что подарки раздавал не Коржаков, а региональное отделение «афганцев», его поддерживающих. И никакого сговора тут нет — «афганцы» действовали по собственной инициативе.
          Сначала мы воспринимали искусственную раскрутку Пащенко как само собой разумеющееся. Нормально — основному конкуренту поднимают рейтинг. Но спустя некоторое время выяснилось, что комбинация была более хитрой и многоходовой.
          Из кругов, близких к бывшему «предвыборному штабу президента», просочилась информация, что одной из столичных преступных группировок сделали заказ на убийство Пащенко. План поистине иезуитский. Машина Пащенко должна быть взорвана. Раскрученный к тому моменту кандидат погиб бы. А все обвинения в совершении преступления посыпались бы на Коржакова. Кому, как не ему, была выгодна гибель конкурента, человека в Туле уважаемого?
          На наше счастье, сработал авторитет Службы. Скорее всего, потенциальные исполнители решили, что с Коржаковым связываться — себе дороже.
          Тем не менее поручиться за дальнейшую безопасность Пащенко мы не могли. Отморозков вокруг хватает. Что не сделает один — сделает другой. Мы приставили к Пащенко негласную охрану из бывших сотрудников СБП. Кандидат и не догадывался, что за ним везде и всюду неотступно следуют крепкие парни из президентской охраны. Вот она — ирония судьбы.
          На какие только ухищрения не шли наши «друзья». По заданию ФСО ФСБ прослушивала телефоны Коржакова. На «кнопку» были поставлены его дачный номер, телефоны в штабе, в гостинице «Волга». Да и мои тоже. (Был даже такой показательный случай. Из дому я договорился о встрече с одним журналистом, которая должна была состояться в ирландском баре «Шамрок» на Новоарбатском проспекте. Ровно через 5 минут после разговора в кабинете главного редактора этого издания раздался звонок: «Скажи, а зачем твой N пошел на встречу со Стрелецким в «Шамрок»? Ни к чему это...»)
          Перечислять сейчас все подобные примеры и казусы не хочу — придется писать еще одну книгу.
          Так или иначе мы победили. 9 февраля 1997 г. Коржаков выиграл выборы по 176-му Тульскому избирательному округу. Он набрал 26,32% голосов. «Демократ» Пащенко — только 16,96%. Если учесть, что от округа баллотировалось множество кандидатов, в том числе чемпион мира по шахматам Карпов и жена своего мужа Елена Мавроди, результат серьезный.
          Александр Коржаков вернулся в политику. Уверен, депутатское кресло не последнее его достижение. Тульские выборы наглядно показали:
          сегодняшняя власть совершенно бездарна. Она не может ничего. И остановить генерала Коржакова — тоже.
          Что же говорить о позорной чеченской кампании, об экономическом крахе, о коррупции и воровстве?
          Эти люди ничего не умеют. Только — болтать языком.