Фактическая сторона отречения Государя Императора Николая II от престола достаточно хорошо изучена и освещена, роль же иерархии Русской Православной Церкви в этих событиях долгое время иллюстрировалась только печально известным посланием Синода, начинавшимся словами: «Свершилась воля Божия…» Видимо, неслучайно никто из современных церковных историков не занимался детально этим вопросом. Достаточно было заглянуть в любое официальное церковное издание за тот период времени, чтобы обогатиться довольно прискорбными для нас сведениями. Это сделал уральский историк М. Бабкин и опубликовал выдержки из обращений, воззваний, проповедей архиереев и постановлений разнообразных собраний духовенства того времени. Картина получилась удручающая, но, важная, и не только для понимания давних исторических фактов, но и для осознания положения церкви нынешнего времени, и особенно состояния церковно-государственных отношений. Изучение взаимодействия церкви и государства даёт нам представление о церкви как организации.

В настоящее время сложилось мнение о неканоничности синодального периода Церкви, чуть ли не о каком-то гнёте государства над церковью. Появляются настоящие легенды по этому поводу. На самом деле самый активный сторонник восстановления патриаршества, митрополит Антоний (Храповицкий), вспомнил всего лишь три случая недостойного, по его мнению, вмешательства обер-прокурора в дела Синода. Эти случаи у человека двадцать первого столетия могут вызвать только улыбку. Иное дело – 18 век, период вторжения Запада в русскую жизнь. Духовный регламент при всей своей протестантской направленности был принят церковью. Под ним стоят подписи архиереев, и принят он был всей церковной полнотой в лице восточных иерархов. Конечно, целью Петра I было некоторое ограничение церковной власти, и даже подчинение деятельности иерархов общегосударственным целям. Пётр I мечтал создать сильное государство и хотел оградить себя от возможного противодействия со стороны церкви и от её притязаний на мирскую власть, имевших место в истории. «И не вымыслы то дал бы Бог, чтоб о сем домышлятися только мощно было, но самою вещию не единожды во многих Государствах сие показалося (имеются в виду попытки духовенства противостоять монаршей власти – П.Т.). Вникнуть только во историю константинопольскую, нижае Иустиновых времён, и много того покажется. Да и Папа не иным способом только превозмог, не точию Государство полма пресече, и себе великую часть похитити, но иныя Государства едва до крайнего разорения не единожды потрясе! Да не вспомянутся подобные и у нас замахи!» Фактически духовенство тяготилось государственным контролем над церковной деятельностью. Но не забудем, что и царь, и обер-прокурор являлись членами церкви и могли выражать своё несогласие с действиями архиереев. На деле нигде и никогда ясно не оговаривалась власть обер-прокуроров, они брали её ровно столько, насколько это попускали сами архиереи. «Понятно, что в своде законов вы этого не найдёте (речь идёт о практике назначения членов Синода, вызов для присутствия Синода властью обер-прокурора), что на бумаге всё это определяется как бы непосредственным усмотрением Государя Императора; но законодательство синодальное, начиная с Регламента Петра I, тем и отличается, что в нём всё сознательно не договаривается^{[ (1) ]}». Все же факты деспотизма обер-прокуроров являются следствием попустительства архиереев. Разумеется, надо было совершенствовать церковное управление, имевшее множество недостатков, но не путём же революции. При Государе Императоре Николае II церковно-государственные отношения за весь послепетровский период истории максимально близко приблизились к идеалу симфонии. Царь даже был готов способствовать восстановлению патриаршества, но этого не произошло скоре всего потому, что всем стали очевидны папоцезаристкие устремления духовенства.

Большая часть духовенства, а в особенности архиереи, весьма хорошо жила в материальном отношении в этот период. По воспоминаниям епископа Варнавы (Беляева), он, будучи иеромонахом (!), простым преподавателем Нижегородской семинарии, получал 170 рублей содержания. Для сравнения скажем, что начальница Нижегородского епархиального училища, на которой лежала ответственность за семьсот обучающихся, получала всего сорок рублей^{[ (2) ]}. Таким образом, забота о духовенстве (почему-то эта забота не распространялась на сельских пастырей) доходила до какого-то безумия.

Епископом в то время мог стать человек из самых бедных слоёв населения, что легко увидеть из биографий наших владык. В то же время архиереи страстно желали участия в общественной жизни страны, почитая распространение нигилизма в русском обществе за следствие их отстранения от общественной жизни. Разве запрещали в Российской империи совершение богослужений, проповеди, обучение, издание духовных книг, церковной благотворительности? Вопрос этот просто глуп. Были, конечно, цензоры, но количество издаваемых богословских книг, книг духовно-нравственного содержания, сборников проповедей не поддаётся исчислению. Состояние миссионерства было на таком уровне, какого оно, пожалуй, не достигало ни в какие иные времена существования Церкви. Апостолы, конечно, проповедовали успешнее, но действовали только благодатию, и не имели столь мощной материальной поддержки. Чего же не хватало нашему духовенству, только рвения такого, каким обладал апостол двадцатого века св. праведный Иоанн Кронштадтский. Наоборот, слишком много участвовало духовенство в общественной жизни и заражалось от общества его дурными устремлениями. Отсюда и бунты в семинариях, отсюда стремление многих архиереев не в монастыри, а в великосветские салоны. Духовенство желало избавиться от государственной опеки, самому иметь собственность и распоряжаться ею без контроля с чьей-либо стороны. Поэтому в революции, в свержении самодержавия, они видели реализацию чаемого идеала. Но скоро идеал померк, и только рубеж двадцатого столетия, возврат к завоеваниям февральской революции вновь возбудил в духовенстве надежду на воплощение своих мирских устремлений.

Дурным примером для русского духовенства явилось состояние Константинопольской церкви. Дело в том, что в ней произошло слияние церковного и национально-государственных начал, причём это произошло в значительной мере по необходимости. После завоевания Константинополя Магомет II даровал Константинопольскому патриарху права этнарха, то есть главы греческого народа. Вся последующая история Константинопольской церкви была борьбой за отстаивание этих прав, которые в сущности были малополезны для церкви. Приходилось писать воззвания по указке султанов, в том числе и против своих единоверцев – русских. Но самое главное, что патриарх получил мирскую власть, и весьма немалую. Этого желали и многие архиереи в России. Это и понятно: как служители Божии, они считали себя способными разбираться в государственных делах лучше, чем какие-то царские чиновники. Поэтому неслучайно сразу после свержения Государя мы слышим следующие призывы: «Время повелительно требует подвига, дерзновения. И народ желает видеть во главе жизни Церкви живую личность (человеческую личность, не Христа – П.Т.), которая собрала бы живые народные силы… Нам нужен патриарх как духовный вождь, руководитель, который вдохновлял бы сердце русского народа, призывал бы к исправлению жизни и подвигу и сам первый шёл бы впереди». «Церковь становится воинствующей и должна защищаться не только от врагов, но и от лжебратий. А если так, то для Церкви нужен вождь», – говорит архиепископ Анастасий Кишинёвский. «Никакую войну нельзя вести без вождя, а ведь для Церкви наступило именно такое время, когда ей придётся вести войну». (граф П. М. Граббе). «Но когда объявлена война, единой мобилизации не достаточно: нужен ещё и вождь. Кто он? Это патриарх – наш церковный вождь, наш отец и пастырь, председатель для наших Соборов» (прот. В.Востоков). Из приведённых цитат мы видим, что многие представляли патриарха именно мирским вождём, который поведёт русский народ к благоденствию и даст возможность разбить врагов внешних и внутренних^{[ (3) ]}. А как может быть иначе, потому что, кто может быть к небу ближе патриарха? При этом де-факто патриарх должен был бы наделён самыми большими полномочиями при весьма скромных, установленных де-юре.

Плохую службу сослужил либерально настроенным священнослужителям историк Д. Поспеловский. Он довольно ярко описал антимонархические тенденции в среде русского духовенства.

«Короче, в последнее предреволюционное двадцатилетие, вопреки совместным стараниям правительства, русских царей, синодальной бюрократии и атеистической интеллигенции Церковь, наконец, вырвалась из условий изоляции. А приток в неё интеллигенции с её связями в либеральной печати сделал невозможным дальнейшее затыкание рта Церкви правительством…»

Для гласности, для выхода из изоляции имел значение и сам факт выбора духовенства в Думу. И тут правительство и широко распространённое мнение о реакционности духовенства потерпели конфуз. В Первую Думу было выбрано шесть священников и два епископа. Епископы примкнули к правым, священники – в основном к левым и центру^{[ (4) ]}». Были среди священников и кадеты и социал-революционеры. В дальнейшем священство к великому сожалению Поспеловского правело. Были среди них и октябристы, и националисты, а в общем, как мы понимаем, всё равно революционеры. Правительство, видимо, пыталось с помощью духовенства отрезвить Думу. Получилось наоборот: участие в Думе с точки зрения народа благословило антимонархическую деятельность. В условиях предреволюционных думское духовенство по Поспеловскому, в отличие от Синода нелишённое «православного мышления», подало категорическое прошение Государю о немедленном созыве Поместного собора. Понятно, какие «церковные» цели оно при этом преследовало. «Можно с уверенностью сказать, что войди Церковь в революцию самостоятельной единицей, с большим нравственным авторитетом и опытом независимого существования, духовно и административно спаянной, роль её была бы вполне сравнимой с ролью нынешней польской католической церкви»^{[ (5) ]}. Остаётся только спросить: не распростилась бы в таком случае церковь заодно и с православием? Католиками-то в качестве самостоятельной единицы быть гораздо удобнее. Далее Поспеловский восторженно рассказывает о симфонии Церкви и Временного правительства, правда слабый протест со стороны Церкви вызывало отторжение от Неё 37 тыс. школ. Не забывает историк рассказать и о том, как синодалы отказались по просьбе обер-прокурора обратиться к народу и выступить в защиту монархии. Спасибо Поспеловскому!

Мы видим, что мнения, высказанные на Поместном Соборе, возникли не сразу, а давно зрели в недрах духовенства, и отступление от Царя в Феврале было неизбежно.

Государь принял решение об отречении от престола только тогда, когда понял, что остался один. От него отвернулись все: великие князья, армия и интеллигенция. Некоторые ставят ему в вину это отречение, дескать, надо было бороться до конца. Причём, как ни странно, чаще всего такого мнения придерживаются либеральные историки и публицисты. Что же должен был делать Император? Попытаться сделать разуверившийся народ благочестивым с помощью казней? С помощью репрессий и насилия напомнить людям о трёх китах, на которых стояла Российская империя: Православии, Самодержавии, Народности? Самодержавие – это не диктатура, не самовластие, это власть в полном смысле этого слова от Бога, полномочным представителем которого является монарх. Народ же составляет единое целое со своим монархом и объединяется любовью к нему. Такое положение и было ещё в конце 19 века. Конечно, из этого организма выпала разпропагандированная, давно уже приклонившаяся пред «прогрессивным Западом», «думающая» часть общества. К 1917 году ей удалось увлечь за собой и народ. Опыт 1905 года показал, что карательные методы только частично могут остановить революцию. Могут всего лишь загнать болезнь внутрь. Остановить же с помощью оружия революцию, которой сочувствуют все, как это было в 1917 году, означает просто принять либеральное понимание самодержавия, как диктатуры одного над всеми. Означает, подтвердить мнение революционеров, что российскими самодержцами двигала жажда власти, а не исполнение своего долга перед Богом.

Но быть может Православная церковь в лице её иерархов пыталась поддержать последнего императора? Может быть, отбросив революционный настрой 1905 года, иерархи и священники выступили в поддержку Самодержавия? Увы, нет. Постепенно, члены Государственной Думы, облачённые в рясы, правели и правели, но когда дошло дело до главной проверки в феврале-марте 1917 года, правые настроения как рукой сняло. Последние факты ставшие недавно известными из работ историка Бабкина, опубликованных в журнале «Вопросы истории» и отдельной брошюрой, свидетельствуют об отступлении от Царя практически всего духовенства. Более того, революция нашла поддержку и одобрение, в первую очередь, именно в Церкви. И это проявилось уже не столько в брожениях, имевших место в духовных академиях и семинариях, сколько в направлении мыслей высших иерархов. Они давно уже мечтали о свободе Церкви, свободе от Самодержавной власти государства, в свободе от Царя, верного охранителя Церкви, который по мнению иерархов слишком часто вмешивался в дела, его не касающиеся. Поэтому и сама достойная идея восстановления патриаршества окрашивалась в тона освобождения от пут Самодержавия, и было бы ошибкой пойти на поводу у революционной иерархии и открыть у себя в тылу ещё один антимонархический центр. Скорее всего, новоизбранный патриарх оказался бы глашатаем людей либеральной интеллигенции, которая в то время, по мнению Поспеловского, уже наладила связь с духовенством. Это подтверждается и тем, что согласно некоторым данным, первым патриархам стал бы либерально настроенный митрополит Антоний (Вадковский). Но Бог судил иное…

Конечно, не следует идеализировать синодальную систему, но вспомним, как образовывался Синод. Император Пётр I желал учредить коллегию, но этого не получилось: был образован Святейший Синод. Так, со временем исчезало всё лишнее, наносное и Божиим Промыслом исправлялось то, что портили люди. Бюрократия дурно себя проявляла в Церкви, как, впрочем, и в государстве. Следовало добиваться реального воплощения симфонии, а не участвовать в свержении Самодержавия. Головную боль не лечат путём удаления головы, ясно, что после такого врачевания погибнет тело, и душа удалится от безжизненных остатков организма. Так и случилось: уже через несколько месяцев пастыри, следовавшие за своими архипастырями, начали свергать их вполне демократическим путём на епархиальных съездах. А ещё через некоторое время сама, уже бывшая, паства начала свергать этих пастырей… «Есть у революции начало нет у революции конца!» Начало – заговор против Самодержца, скорое продолжение – уничтожение храмов. Но можно спросить, что же надлежало делать духовенству после того, как Государь отрёкся вполне незаконно и фактически насильно в пользу своего брата, а брат, видя иллюзорность своей власти, вполне незаконно отрёкся в пользу какого-то Учредительного собрания, спроектированного по образцам французской революции?

Могло ли сделать что-либо духовенство? Тогда в марте 1917 года, власть его была достаточна сильна. Если бы пастыри активно высказались в поддержку Царя, коленопреклонённо просили бы его остаться царствовать, то простой народ поддержал бы своих духовных руководителей, увидел бы обман подобных отречений, и, возможно, история Российского Государства получила бы другое продолжение. Если бы иерархия воспринимала Самодержавие как единственную приемлемую для себя власть, то поступила бы подобно митрополиту Алексию, затворившему храмы в Нижнем Новгороде до разрешения тяжбы между князьями. Русские люди ожидали слова, но, как мы увидим, священноначалие мечтало об отделении от государства (что всегда, во все времена является фикцией) и «свободного развития» церкви. А когда обер-прокурор попросил синодальных архиереев просто выступить в защиту Самодержавия и порядка, то иерархи попросту отказались.

Историк Бабкин собрал обширный материал, иллюстрирующий отношение иерархии к Самодержавию в марте 1917 года. Как уже говорилось, весь этот материал лежал на поверхности, достаточно было открыть любые епархиальные ведомости за 1917 год. Но никто этого не сделал, не востребовал этих фактов. Почему? Сначала, вероятно, чтобы не показывать советскому народу роль «реакционного» духовенства в свержении самодержавия. А затем, чтобы не дискредитировать православных иерархов. И вот теперь мы опять слышим о наступивших ныне благоприятных временах для церкви. Дескать, впервые в истории церковь стала свободна и для таких деятелей, желающих затушевать плачевную роль духовенства в 17 году, открылся впереди невиданный простор. И воспроизводить негативные факты того времени нужно не для разоблачения исторических личностей прошлого, а для разоблачения нелепостей этой идеологии свободы. Греховная свобода 1917 года скоро отозвалась невиданным порабощением церкви в советский период. Порабощение же следствие того, что архиереи стали искать процветания церковной организации, с которой они отождествляли и отождествляют Церковь. Для Церкви не нужно ни свободы, ни процветания. Она свободна и процветает именно потому, что Главой Её является Сам Христос, и состоит Она как на небе, так и на земле, из свободных чад – святых. Организация же состоит из всех, кому была дана благодать Святого Крещения, которую далеко не все сохранили.

Идеология митрополита Никодима (Ротова) родилась по-настоящему уже в 1917 году, пусть он даже сам не подозревал об этом. Любопытно, что при внимательном рассмотрении он очень напоминает другого архиерея – митрополита Антония (Храповицкого). То же рвение в делах церкви, та же любовь к молодёжи, та же резкость в суждениях по отношении к своим коллегам-архиереям, такое же попечение о пользе Церкви, в понимании чисто внешнего процветания церковной организации. Если Никодим умел договориться с советскими властями, даже был вполне советским человеком, но с великой радостью бы принял возвращение февраля, которое совершилось на наших глазах, то Антоний мог прекрасно льстить Царскому правительству, произнося слезный речи в похвалу императору, а потом принять революцию. Сегодня они радовались бы свободе церкви вместе и стояли бы рядом, потому что по их идеологии можно жить при любой власти и самая лучшая власть та, которая даёт максимальную свободу для «процветания церкви»: строительства церковных зданий, роста церковных капиталов, массовости, богословской науки, растущей в ширь, а не в глубь, поклоняющейся человеческому разуму и отделившей себя от благодати Святаго Духа, и многого другого. Разница между ними только в том, что один ненавидел большевиков (потому что жил в свободной стране), которые лишили церковь всякой свободы, другой умел вырвать у этих большевиков кусочек свободы. Чтобы увидеть всю несостоятельность идеологии свободы, и надо взглянуть в историю.

Надо отметить, что сейчас после прославления последнего Государя Россия, пусть пока только идейно, но стала возвращаться на тот путь, с которого её пытались увести. Рост самодержавного сознания русского народа неизбежен. Но он только начинается. Надо осмыслить всю тяжесть преступления марта 1917 года, надо осмыслить само Самодержавие, надо понять, что такое симфония Государства и Церкви и когда она возможна. Но чтобы стать на этот путь, надо твёрдо заявить о своих ошибках, надо понять, что ошибки февраля, в том числе и архиерейские, пришлось искупать кровью, в первую очередь, Царской семьи, а потом и лучших людей России и, наконец, самих архиереев. И конечно, ещё и последующим поколениям русских людей.

В современных работах по истории церкви мартовские события 1917 года практически игнорируются. Заявляется только, что по требованию Временного правительства уволены на покой митрополиты Московский Макарий, Петроградский Питирим и архиепископ Тобольский Варнава. Некоторые издания, сами соответствующие следующей характеристике добавляют: «одиозные». Та непреложная истина, что время всё расставляет на свои места, проявилась по отношению к митрополитам Макарию и архиепископу Варнаве. О последнем написана положительная статья в Православной энциклопедии, которая, будем надеяться, навсегда остановит потоки клеветы и лжи, примером которых являются так называемые воспоминания протопресвитера Георгия Шавельского.

Личность Алтайского миссионера, святителя Макария, канонизированного РПЦ МП, сегодня не нуждается в характеристике. Примечательно смещение митрополита Макария с кафедры. В марте 1917 года в лаврской типографии при наборе была арестована рукопись высокопреосвященного владыки, якобы за антиправительственное содержание. Она лучше всего разъясняет события тех дней.

«Возвратившись в Москву из Петрограда, я нашёл в ней среди церковного клира печальный разлад и нестроение. Некоторые настоятели церквей ещё до моего увольнения от епархии отпали от общения со мною, как своим архипастырем, и прекратили поминовение моего имени на богослужениях… К крайнему прискорбию, нельзя было не заметить, что сказанное возбуждение членов Московского клира, а равно и паствы, особенно усилилось после посещения Москвы обер-прокурором Святейшего Синода Вл. Н. Львовым. Присвоив себе права в церкви, доселе никогда не принадлежавшие обер-прокурорам, опротестованные (права) в особом определении Св.Синода от 13 марта, за подписью всех членов Синода, как «неканоничные и незакономерные», не предъявивши каких-либо полномочий на сие от Временного Правительства, В. Н. Львов, между прочим, без сношения с Митрополитом Московским сделал распоряжение через Викарного Епископа Модеста созвать собрание Московского духовенства и мирян для обсуждения вопроса о выборе для Москвы нового митрополита, ещё до увольнения прежнего. В бытность свою в Москве он держал речи на собраниях старост, духовенства и мирян, произнося по моему адресу обидные и несправедливые обвинения и возбуждая этим против меня недобрые чувства пасомых и клира.

В результате этих собраний и. вероятно, не без его влияния, снаряжена была депутация от духовных и светских лиц с поручением убедить меня оставить Московскую кафедру и уйти на покой. Доходили до сведения моего вести, что Г. обер-прокурор готов употребить всю якобы предоставленную ему власть, чтобы лишить меня Московской кафедры. Вынуждая меня подать прошение об увольнении на покой, он прибегал к угрозам включительно до заточения меня в Петропавловскую крепость. Таковую же настойчивость г.Львов употребил в отношении ко мне и в Синоде… И не в моем только личном деле, но и в обще-церковных делах г.обер-прокурор без надлежащего и серьёзного обсуждения на соборе епископов, и не дожидаясь нового Синода, избранного на началах канонических, спешит провести в жизнь важные вопросы, связанные с церковной реформой, по своему плану и усмотрению, напр. вопрос о духовных школах, о выборах на епископские кафедры, об участии мирян в делах церковных и прочее, вторгаясь через это в область церковной жизни совершенно незаконно И всё дело об увольнении меня на покой совершалось так быстро, что невозможно было обсуждать его всесторонне, сообразно с церковными канонами. Это и вынудило меня «ради мира церковного и по особым обстоятельствам времени» подать прошение об увольнении на покой… Несправедливость видится в том, что меня вынудили просить об увольнении на покой без объявления и предъявления мне какой-либо служебной неисправности или запущенности дел от меня зависевшей^{[ (6) ]}…» Указом Синода от 20 марта 1917 митрополит Макарий был уволен на покой с 1 апреля 1917 года. Любопытные причины для увольнения святителя с кафедры приводит возглавивший бунт против своего архипастыря протоиерей Николай Цветков: «Мирополит Макарий, этот благочестивый и благоговейный пастырь, апостол Алтая и известный миссионер, но «ветхий денми» старец, положительно не в состоянии быть тем руководителем и вождём, каким должен быть теперь каждый архипастырь». Весьма примечательные слова. Разрушив государство, революционеры принимаются и за Церковь. Церкви не нужен благочестивый и верующий пастырь, нужен общественный деятель в рясе, вполне отвечающий мирским представлениям об идеале. Бога он должен вспоминать только по должности, а всё остальное время радеть о пользе не Церкви, а церковной организации. Должен он быть человеком светским, образованным, деятельным, одним словом, вождём. Если снять с такого человека рясу, то ни за что не догадаешься, что перед тобой архипастырь.

Подобное мнение высказывает и автор удивительных по лживости воспоминаний, заслуженный придворный интриган протопресвитер Георгий Шавельский, говоря о третьей жертве революции в Церкви – удивительном и совершенно забытом митрополите Питириме (Окнове) «В ряду русских иерархов того времени архиепископ Питирим являлся совершенно бесцветной личностью. Не выделялся он среди них ни учёностью, ни благочестием, ни особой деятельностью, ни вообще какими-либо дарованиями или заслугами^{[ (7) ]}». Конечно же, по убеждению протопресвитера и ему подобных, митрополит Питирим протеже и активный сотрудник Г. Е. Распутина.

«Придёт время, когда историк, разворачивая страницы прошедшего, дополнит мои сведения о митрополите Питириме новыми данными, укажет на те следы, какие оставил почивший архипастырь там, где он жил и работал, отметит его церковно-государственные заслуги в епархиях, коими он управлял. И каким укором явится тогда голос истории для тех, кто так безжалостно терзал и поносил имя почившего митрополита, кто при жизни его выносил ему такой суровый приговор^{[ (8) ]}». Чтобы понять насколько «бесцветной» личностью был митрополит Питирим достаточно прочитать несколько его слов из беседы с одним бывшим царским сановником, состоявшейся уже после увольнения его на покой уже после революции: «…Общество утратило понимание религиозной сущности Самодержавия и стремилось подчинить волю Монарха своей воле. Помазанник Божий есть орудие воли Божией, а эта воля не всегда угодна людям, но всегда полезна. Народовластие же всегда гибельно, ибо Богу было угодно постановить, чтобы не паства управляла пастырем, а пастырь паствой. Там, где этот принцип нарушается, наступают последствия гораздо более горькие и опасные, чем всё то, что признаётся ошибками или неправильными действиями пастыря. Пастырь ответствен перед Богом, народовластие же всегда безответственно, есть грех, бунт против Божеских установлений^{[ (9) ]}…» Ясно, что с такими мыслями владыке не было места в среде архиереев революционного периода. Об отсутствии благочестия можно также узнать со слов Жевахова. Когда большевики захватили Пятигорск, где пребывал владыка на покое, то по обыкновению они стали сотнями расстреливать всех, кто им попадался под руку. Бывший товарищ обер-прокурора синода приводит слова одного иеромонаха из окружения владыки Питирима: «Что у нас творилось здесь, так и вообразить себе невозможно, – рассказывал иеромонах. – Не было дома, не забрызганного кровью, которая так и лилась ручьями по улицам. Хватали каждого прохожего на улицах и тут же расстреливали… А к нам-то на подворье никто из нехристов даже не заглянул, точно боялась нечистая сила святого нашего Владыку. А ведь он-то у них на глазах был, ни пред кем ни таился, никуда не скрывался, а целодневно пребывал в храме да слезно молился… И много, много слёз проливал невинно оклеветанный страдалец Владыко митрополит, и эти слёзы и залили пожар и не дали ему разгореться. Скоро большевиков прогнали, по праведным молитвам Владыки. Тут и потянулись к нам в подворье все, кто остался жив и воздали великую славу Владыке; приношениями добрых людей мы и кормились, да и теперь кое-как держимся^{[ (10) ]}…» Или вот ещё одно свидетельство отсутствия благочестия: «Едва ли можно говорить о впечатлении от церковной службы там, где эта служба преображает молящихся, где окамененное нечувствие сердца растворяется слезами умиления, где встречаешься с моментами такого душевного подъёма, какие, точно против воли, очищают греховную скверну и делают человека лучше. Тогда некогда замечать впечатления, тогда исчезает внешнее и живёт только одна мысль о чрезвычайной виновности пред Богом, о неисчислимости своих грехов, о необходимости всемерно поспешать с покаянием, пока Бог ещё не призвал на суд Свой, пока ещё даёт время очиститься…

Митрополит Питирим совершал Божественную литургию так дивно, так благоговейно, с таким высоким подъёмом религиозного чувства, с таким проникновенным пониманием сущности Евхаристической Жертвы, что уносил с собою на небо всех молящихся вместе с ним^{[ (11) ]}».

Ещё одним злодеянием бывшего митрополита считалось то, что он пропихнул на должность обер-прокурора Раева (который впоследствии одно время даже пел на клиросе у владыке во время пребывания его в Пятигорске). Этот самый Раев, который согласно истории Русской Православной Церкви, составленной протоиереем В. Цыпиным, в канун отречения просил синод выступить с обращением к народу в защиту царской власти. «Но, Высшее Церковное правительство, сознавая безнадёжность этого шага, отказалось пойти на него». А протопресвитер вообще забыл упомянуть об этом в своих мемуарах, как и о деяниях синода во время мартовских дней.

Приведём описание общение митрополита Питирима с революционерами в мартовские дни. «Когда совесть спокойна, тогда ничего не страшно. Хотя я и по природе всегда был робким человеком, а злые люди сделали меня ещё боязливее, хотя я и знал, что меня травили все, кто только мог и хотел, но в первые моменты революции я даже не допускал мысли, что надо мной могут так жестоко, так обидно надругаться, и оставался в покоях Александро-Невской лавры, не принимая никаких мер к самозащите. Да и какие я мог принимать меры! Мне казалось, что мы все же жили в культурном государстве и что самые нелепые и дикие выходки Керенского будут выливаться в допустимую форму. Но скоро мне пришлось убедиться, что Керенский сам был игрушкой в руках озверевшей толпы и что все его действия были в сущности продиктованы страхом перед этой толпой, желанием угодить ей в целях самозащиты. Он взялся за власть, не имея даже азбучного представления о том, как управлять ею, а при этих условиях ведь можно ожидать всего Чуть ли не в первый день революции, 27 или 28 февраля, в мои покои ворвалась пьяная толпа солдат и объявила, что должна обыскать мои помещения, чтобы удостовериться, нет ли там оружия. Это у митрополита-то! Повторяя заученные фразы, солдаты даже не разбирались в том, насколько такое задание было уместно в отношении митрополита, не могущего иметь в своих покоях никакого оружия. Обыскав всё помещение, перерыв вещи и, может быть, унеся с собой какие-либо ценности солдаты ушли, а на смену им вскоре пришли другие с тем, чтобы арестовать меня и увезти, по приказу Керенского, в Думу. Меня грубо схватили, усадили в автомобиль и повезли по Невскому проспекту среди разъярённой толпы, готовой каждую минуту растерзать меня. Что я пережил, одному только Богу известно… Толпа была так велика, что автомобиль едва двигался. Толпа бушевала, слышались выстрелы… В этот момент один из преступников вскочил на подножку автомобиля и, схватив меня за рукав рясы, силился вытащить меня из автомобиля. Между ним и сопровождающим меня конвоем завязалась борьба, и неизвестно, чем бы она кончилась, если бы преступник не был сражён пулей, попавшей ему в рот, и замертво не свалился на мостовую. Шофёр воспользовался минутным замешательством толпы и как стрела помчался вперёд, сворачивая то вправо, то влево, пока не доставил меня в Думу. Там меня встретил Керенский, который продержал меня в положении арестованного 4 часа в Думе, после чего объявил, что я должен уехать из Петербурга и что он оставляет мне право выбора места.

Как я вернулся обратно в лавру, почему остался жить, а не сделался жертвой толпы, какая с каждым днём становилась всё более страшной, я не знаю и, славу Богу, не помню уже подробностей пережитого кошмара. Знаю лишь, что по возвращении из Думы я уничтожил все свои драгоценные бумаги, письма моей дорогой мамочки, письма Государя и Императрицы, высочайшие грамоты и рескрипты и многие другие ценности. Всё было слишком дорого для того, чтобы я мог покидать их на неизвестное, а хранить у себя я боялся^{[ (12) ]}».

Видите, были примеры неприятия революции и верности и на словах, и на деле Царю Николаю II. До революции многие выражали свою любовь к Царю и Царской семье, но когда наступило время испытания, увлеклись мечтаниями о свободах и забыли о Царе^{[ (13) ]}.

Каким образом надо относиться к Февральской революции православному человеку, достаточно ясно сказано устами великого святого нашего времени свт. Иоанна Максимовича: «…Преступный мятеж и предательство в 1917 году направили исторический ход событий совершенно другим путём. Государь император Николай Александрович был вынужден при жизни своей отречься от Престола, но, не желая разстаться с сыном, помимо него передал наследство Великому Князю Михаилу Александровичу. Последний, видя себя окружённым главарями мятежа, отказался воспринять власть до выяснения воли всего русского народа и призвал всех подчиниться до сего времени правительству, возникшему во время мятежа и захватившему к моменту отречения всю полноту власти. Вскоре после сего Государь с своей семьёй, Великий Князь Михаил Александрович и многие другие члены Царского Дома были арестованы и сосланы Временным Правительством, которое через полгода, не испрашивая воли русского народа, провозгласило республику. Обманувшие Царский Дом и русский народ люди не смогли удержать власть в своих руках, так её взяло новое правительство, так же самочинно возникшее, но более организованное, чем первое^{[ (14) ]}» Цель данной работы – это не попытка обвинить архиереев Православной церкви в пособничестве революции или заклеймить их за бездействие, но выяснить причины русской трагедии, которая продолжается и поныне. Конечно, если бы архиереи были до конца преданы идее Самодержавия и нелицемерно любили последнего Императора, то смогли бы активно противостоять февральской революции. Напомним, что в те дни все взоры народа были обращены на церковь. Но химера свободы, пусть даже на короткое время, затуманила взоры некоторых архиереев, но и этого было достаточно, чтобы произошло то, что произошло. Это должно послужить для нас важным духовным уроком: даже самое маленькое поддакивание лжи, самое незначительное непротивление злу в переходный решающий час, приводит к несоразмерной, казалось бы, по масштабам трагедии. Также из этого опыта православный русский человек, искренне верующий в Бога, может получить ответ на исконный вопрос: «Что делать?».

Необходимо отметить характерные черты всех этих выступлений. Часто по содержанию они настолько похожи, что, может показаться, писались по трафарету. Свершилась воля Божия, народ свободен от присяги, следовательно, обратного пути нет, и надо во всём подчиниться Временному правительству, составленному из народных избранников, взявших на себя крест спасения России, и, разумеется, продолжить войну (неизвестно уже, во имя чего) до победного конца. При этом выражается радость по поводу обретённой, наконец, свободы Церкви.

Священноначалие по отношению его к свержению Императора и Временному Правительству можно разделить на следующие группы.

1. Сознательно поддержавших революцию, считавших необходимым заменить монархию на более совершенный республиканский строй.
2. Поддерживавших ранее самодержавие, но с радостью принявших его свержение, обольстившихся мнимой свободой.
3. Посчитавших, что ради порядка в стране и продолжения войны необходимо поддержать временное правительство после отречения Императора
4. Непринявших новой власти

«…Мы с вами словно грозой встревожены печальным известием о страшной междоусобной брани в Петрограде. Причиной всему царское правительство. Оно уже свергнуто волей народа, как неудовлетворявшее своему назначению и допустившее страну до голода и беспорядков. Государственная дума по требованию народа избрала новое правительство из представителей народа, чтобы это новое правительство вывело русский народ и русскую армию на путь победы и славы».

(Ярославские епархиальные ведомости. Ярославль, 1917. № 9—10. Часть неофиц. С. 109.)

«…До бессилия русский народ доведён был старыми правительствами. И не стерпел этих унижений русский народ и сознавши, что под правлением старого правительства он всё равно не мог бы выйти победителем из настоящей великой битвы народов, несмотря на все свои жертвы на отечество, он взял теперь власть в свои руки под водительством нового Богом данного правительства, ибо «несть власть аще не от Бога, сущие же власти от Бога учинены суть». Теперь (народ) будет защищать свои права и мощно будет отражать врага.»

(Там же. С. 109-110.)

Христос воскресе! Искренно рад перемене правительства, ответственному министерству. Долго терпели. Перемена вынуждена самым тяжелым положением дорогого Отечества, которому грозила гибель. Иначе поступить было невозможно. Дай Бог вам успеха, внутреннего спокойствия и сил нашей стране. Да благословит вас Господь**.

Забайкальские ЕВ (Чита), 1917, № 9—10. Отдел неофиц., С. 307—308.

*Государственный переворот произошел приблизительно в середине православного Великого Поста, накануне Крестопоклонной недели. Поэтому пасхальное приветствие епископа Никона выражало более эмоциональные, чем религиозные чувства.

** Последняя фраза содержится только в телеграмме на имя Львова, хранящейся в ГАРФ.

….Я полагаю, что в России должна быть республика, но не демократическая, а общая — вообще республика, в управлении участвуют все классы, а не одни «пролетарии». Английский образ правления, по-моему, наилучший (конституционная монархия), но он не для нас, не для России, в которой монархи не завоевали себе доверия. Кто бы ни был монарх — Михаил Александрович или Николай Николаевич — он окружит себя родными и близкими, опять пойдет «свое», камарилья.

РГИА, ф. 797, оп. 86, 1917 г., III отдел, IV стол, д. 64, л. 24.

Господа, я всегда уважал и уважаю английскую конституционную монархию и считаю этот образ правления наилучшим, но не для нас, не для нашего государства. И потому я — за Российскую республику. Наши многие русские монархи, и особенно последний из них, Николай II со своею супругою Александрою, так унизили, так посрамили, опозорили монархизм, что о монархе, даже и конституционном, у нас и речи быть не может. В то время как наши герои проливали свою драгоценную кровь за отчизну, в то время как все мы страдали и работали во благо нашей родины, Ирод упивался вином, а Иродиада бесновалась со своими Распутиными, Протопоповыми и другими пресмыкателями и блудниками. Монарх и его супруга изменяли своему же народу. Большего, ужаснейшего позора ни одна страна никогда не переживала. Нет, нет — не надо нам больше никакого монарха. Самое слово «монарх» теперь для нас странно… Изберут вел. кн. Михаила или Николая Николаевича, поставят одного из них конституционным монархом, а у него, смотришь, те же родные люди, те же пойдут друзья и приспешники. Начнется опять та же, пусть себе сначала в меньшей степени, камарилья, свистопляска, чехарда… Я, повторяю, глубоко уважаю английский образ правления, конституционную монархию, но она — не для нас; я — за республику, за совершенно новый и для нас наилучший образ правления…;

…Досточтимый Павел Николаевич Милюков, председатель Партии народной свободы, когда его спросил народ, какой же у нас будет образ правления ответил, что это — дело Учредительного собрания, а по мнению Думы — конституционная монархия. Ответ его понятен…

Итак, господа, на знамени нашей партии я написал бы такие слова: 1) полное доверие новому правительству; 2) решительная победа над немцем; 3) Учредительное собрание и 4) Великая Российская Республика. •

Енисейская церковная нива, Красноярск, 1917, № 3, С. 20-22; Забайкальские епархиальные ведомости, Чита, 1917, № 9-10. Отдел неофиц., С. 309-310.

4 марта 1917 года…В настоящую историческую минуту не могу не высказать несколько слов, быть может, и нескладных, но идущих от сердца. Господин обер-прокурор говорит о свободе Церкви. Какой прекрасный дар! Свобода принесена с неба Спасителем нашим и Господом: «Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» [Иоан. 8, 36]; она выстрадана апостолами, куплена кровью мучеников. И великий дар свободы стоит испытаний и страданий. Двести лет Православная Церковь пребывала в рабстве. Теперь даруется ей свобода. Боже, какой простор! Но вот птица, долго томившаяся в клетке, когда ее откроют, со страхом смотрит на необъятное пространство; она не уверена в своих силах и в раздумье садится, около порога дверец. Так чувствуем себя в настоящий момент и мы, когда революция дала нам свободу от цезарепапизма… Великий дар свободы куплен и приобретается всегда ценой испытаний. Утверди, Господи, Церковь Твою!

Новгородские ЕВ, 1917, № 7. Часть неофиц., С. 324—325. Речь была произнесена в ответ на объявление обер-прокурором Львовым о предоставленной Временным правительством церкви «свободе от цезарепапизма». Речь была повторена 26 марта на городском собрании духовенства. Выступая на Новгородском епархиальном съезде 31 мая, Арсений воспроизвел сказанное им на заседании Синода в следующем виде: после того, как из зала Синода был вынесен «символ цезарепапизма в Церкви Русской» — царский трон (кресло), «я не смог сдержать себя и обратился с приветствием к членам св. синода и обер-прокурору, что Церковь свободна» (Новгородские ЕВ, 1917, № 11.Часть неофиц., С. 451; Новгородская жизнь, 1917, № 20,С. 3).

«Меня спрашивают, почему я не отозвался к ожидающей моего слова пастве о том, кому же теперь повиноваться в гражданской жизни и почему перестали поминать на молитве царскую фамилию.

…Мы должны это делать (повиноваться Временному правительству. — М.Б.), во-первых, во исполнение присяги, данной нами Государю Николаю II, передавшему власть великому князю Михаилу Александровичу, который эту власть впредь до Учредительного собрания сдал Временному правительству. Во-вторых, мы должны это делать, дабы избежать полного безвластия, грабежей, резни и кощунства над святынями. Только в одном случае не должно ни теперь, ни в прошлом (будущее не упомянуто. — М.Б.) никого слушать — ни царей, ни правителей, ни толпы: если потребуют отречься от веры, или осквернять святыни, или вообще творить явно беззаконные и греховные дела.

Теперь второй вопрос: почему не молимся за царей? Потому, что царя у нас теперь нет и нет потому, что оба царя от управления Россией отказались сами, а насильно их невозможно именовать тем наименованием, которое они с себя сложили. Если бы царь наш не отказался от власти и хотя бы томился в темнице, то я бы увещевал стоять за него и умирать за него, но теперь ради послушания ему и его брату, мы уже не можем возносить имя его, как Всероссийского Государя. От вас зависит, если желаете, устроить снова царскую власть в России, но законным порядком, чрез разумные выборы представителей своих в Учредительное собрание. А какой это будет законный порядок выборов, о том решат, уже не мы духовные, а Временное Правительство»

(Пастырь и паства. Харьков, 1917. № 10. Часть неофиц. С. 280-281).

Собрание духовенства города Харькова под председательством своего архипастыря* постановило в лице вашем приветствовать Временное правительство за проведение высокохристианской меры безусловной отмены смертной казни и молиться, чтобы промысел Божий помог России навеки упрочить действие сего закона.

ГАРФ, ф. 1778, оп. 1, д. 95, л. 18.

* Архиепископ Харьковский и Ахтырский Антоний (Храповицкий).

Значение монархии, да и русского народа он понимал вполне в духе греческих националистов, заражённых мегали идеа, то есть идеей воссоздания некоей национальной греческой монархии в границах Византийской империи. «Для нас же, русских, напротив, только получится нравственное удовлетворение в случае победоносного исхода войны, если священный град Равноапостольного Константина и кафедра Первенствующего иерарха всего мира (видите, митрополит Антоний вполне поддерживает папистские устремления константинопольских епископов, а учение о Москве, как Третьем Риме – для него просто не существует) опять восстановит своё значение, как светильника православной веры, благочестия и учёности, и будет собою объединять славянский север, эллинский юг и сиро-арабский и грузинский восток, а также привлекать к возвращению в церковь русских раскольников, болгарских отщепенцев (а ведь Русская Православная Церковь относилась к «отщепенцам» совсем иначе), австрийских униатов и восточных еретиков-монофизитов разных наименований…» («Пастырь и паства», Харьков, 1916 год.) А вот достойный комментарий его последователей: «Замечательным памятником этих воззрений митр. Антония явилась его статья «Чей должен быть Константинополь?» В виду вероятной возможности овладения бывшими землями Восточной (Византийской) Империи в ходе войны (! Мировая), митр. Антоний составил целый проект, суть которого сводилась к следующему: Россия должна освободить Константинополь и возстановить там греческую монархию; далее Россия должна освободить Сирию и Палестину, подчинив их своему православно-национальному влиянию…. Итак, митрополит Антоний раскрывает перед нами идею Вселенской Православной Церкви в ея взаимодействии с имперской монархией, причём именно пронизанность христианством делает эту Империю могучим орудием в руках Церкви (выделено мною – П.Т.), орудием в деле привлечения народов к Православию, и, в конечном итоге, к их спасению». Вот как воспринимают идеи своего аввы нынешние паписты. Монархия орудие в руках церкви и ни слова, ни о какой симфонии. Русский народ, особенного из себя ничего не представляет, это вязанка дров, которую надо кинуть в очистительный мировой пожар, после которого возникнет великая греческая монархия со столицей в Константинополе, где будет кафедра самого первого епископа всего мира, а без этого светильника мир будет пребывать во тьме. Ясно, что, прикрываясь монархической риторикой, по случаю воспевая дифирамбы здравствующим императором, митрополит Антоний по сути отвергал учение о православной монархии. Формула «Православие, самодержавие, народность» была для него пустым звуком, так как «истинную» монархию митрополит видел с верховной властью во главе в виде церковной организации. Цитаты приводятся по статье инока Анемподиста. Православно-монархическия воззрения Блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого). Православная жизнь № 4, апрель 2004.

…Пусть каждый из вас отречется от своих дел и отдастся на служение общему благу спасения Родины от внешнего врага, подобно Государю Императору, который из-за любви к России принес самую великую жертву, какую только можно принести, сложив с себя тяжкое бремя управления государством.

Искусимся от посещения Господня, дабы Он не приложил нам болезнь на болезнь; будем бодрствовать и молиться, как верные чада Христовой Церкви, ибо дни лукавы суть.

Кишиневские ЕВ, 1917, № 15-16. Отдел неофиц., С. 277.

Волей и милостью Божией царствуют цари, волей или попущением Божиим они и перестают царствовать, как это случилось ныне в нашем отечестве. Много разнообразных суждений мы слышим ныне по поводу этого события. Но, там, где совершаются судьбы Божии, там должен умолкнуть суд человеческий. По чувству христианской любви и всепрощения не будем озираться вспять с призывом раздражения и злобы… По долгу сынов своего отечества, ради сохранения порядка в государстве, будем повиноваться Временному Правительству Кишиневские Епархиальные ведомости. 1917. №13-14 Отдел офиц. С.65-67.

«Среди грозных событий тяжкого времени, перед лицом стоящего у врат Отечества лютого и коварного врага, совершилось событие величайшей важности и священности. Боговенчанный ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ II-й АЛЕКСАНДРОВИЧ (здесь и далее выделено Андроником. — М.Б.), в Своей неподкупной совести предавая Себя в Десницу Всевышнего Сердцеведца, сложил с главы Своей Царскую Корону, отрекшись от Царского Престола с передачей такового Своему Царственному Брату Великому Князю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ. Да будет воля Всевышнего.

Но сегодня Телеграфное Агентство принесло телеграмму о том, что Великий Князь МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ решил принять Верховную Власть в том лишь случае, если такова будет воля всего великого народа нашего через всенародное голосование. Вместе с тем Великий Князь МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ просит всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, теперь облечённому всей полнотой власти, впредь до выражения всем народом своей воли.

Так Божиим испытанием пока остаёмся мы в междуцарствии. Ко всем тяготам переживаемого нами времени прибавилось это новое испытание. Среди таких обстоятельств Именем Божиим и для блага Родины нашей призываю всех православных чад. Церкви и граждан Державы Российской оказывать всякое послушание Временному правительству, сохранить всяческое спокойствие, всякому на своём месте и деле усилить работу на славу и благополучие Отечества, чтобы жестокий враг не воспользовался создавшимся трудным положением в стране нашей. Пусть всякий свято сознаёт свой гражданский долг перед лицом врага и при тяжких условиях в Отечестве.

Особенно же по долгу Архиерейства и от беззаветной любви моей к дорогому Отечеству призываю всех от мала до велика с горячим и откровенным усердием устремиться на молитву ко Господу Богу о Его всесильной нам помощи среди создавшихся трудных обстоятельств. Будем умолять Его Всещедрого, да устроит Сам Он власть и мир в земле нашей. Да не оставит Он нас надолго без Царя, как детей без матери. Будем умолять Его, да не попустит, чтобы прикоснулся к нам враг губитель, да не будет новою скорбию унижен весь народ наш. Да поможет Он нам, как триста лет назад нашим предкам, всем единодушно и воодушевлённо получить родного Царя от Него Всеблагого Промыслителя.

Призывая Божие спасительное благословение, вместе с тем призываю всех к послушанию, к миру, к усиленному труду, и тем более к усердной молитве перед Богом, Который только и может сохранить нас от новых бед, а существующие беды обратить в ничто.

Андроник, Епископ Пермский и Кунгурский».

(Прим.: Внизу документа подписано: «Явные пропаганда и подстрекательство против Нового Правительства».)

(РГИА. Ф. 797. Оп. 86. 1917. Ш отдел. У стол. Д. 12. Л. 89а об.)

«Неисповедимыми судьбами Промысла Божественного, волею Божиею совершился в нашей стране государственный переворот. Произошла перемена в самом управлении нашим государством Российским. Теперь нашим государством управляет Временное полномочное правительство. Но нам следует готовиться к Учредительному собранию, на котором представители от всего населения России вырешат и то – кто должен править нашим Отечеством и на основании каких законов править».

(Там же. Л. 75.)

«Ваше Высокопревосходительство. Милостивый государь.

Я уже посылал Вам объяснение моей «опасной» по нынешним временам деятельности в Перми от 21 марта с.г. за № Ю1 и от 23 марта за № 103 и телеграмму от 23 марта. Там был приложен и возвращаемый при сем мой «призыв» от 4 марта. Прошу Вас читать данный «призыв» как он есть; а он прежде всего и настойчиво «призывает всех православных чад Церкви и граждан Державы Российской оказывать всякое послушание Временному правительству» и проч. Издан был этот призыв по поручению собрания представителей гражданской власти и городского и земского самоуправлений для успокоения населения среди совершившихся событий тотчас (выделено Андроником. — М.Б.) по получении первых известий об отречении Николая II и об отказе Михаила Александровича.

Узаконяющий Временное правительство Акт об отказе Михаила Александровича объявлял, что после Учредительного собрания у нас может быть и царское правление, как и всякое другое, смотря по тому, как выскажется об этом Учредительное собрание. Посему и министр Милюков по организовании Временного правительства объявил собравшемуся к нему народу, что Исполнительным Комитетом намечена в России «парламентская и конституционная монархия» с царём из Дома Романовых /буквально — не помню его слов/. Подчинился я Временному правительству, подчинюсь и республике, если она будет объявлена Учредительным собранием. До того же времени ни один гражданин не лишён свободы высказываться о всяком образе правления для России; в противном случае излишне будет и Учредительное собрание, если кто уже бесповоротно вырешил вопрос об образе правления в России. Как уже неоднократно и заявлял, Временному правительству я подчинился, подчинюсь и всех призываю подчиняться. 19 марта в Пермском Кафедральном Соборе сам принял присягу и всех привёл к присяге на верность служения Государству Российскому. Недоумеваю — на каком основании вы находите нужным в своём секретном запросе от 5 сего апреля № 2454 обвинять меня «в возбуждении народа не только против Временного правительства, но и против духовной власти вообще». Посему просил бы — не признаете ли нужным разъяснить мне это или снять с меня такое обвинение.

Призывающий на Вас Божие благословение,

грешный епископ Андроник».

https://rus-sky.com/gosudarstvo/martyrs/andrnk.htm

Калужское духовенство, корпорации духовно-учебных заведений и епархиальных учреждений, собравшиеся во главе со мною, в уверенности, что Временный исполнительный комитет Государственной думы, как теперь представляющий из себя власть для всех единственно авторитетную, может установить в России свободу, законность и порядок, молитвенно желают Временному исполнительному комитету успеха в его деятельности, направленной к победе над врагом, к славе и счастью всех граждан Государства Русского.

Калужский церковно-общественный вестник, 1917, № 8-9, С. 5.

Духовенство Екатеринославской епархии вместе со мною приветствует ваше высокопревосходительство, славного екатеринославца, и в вашем лице дорогую Родину с началом новой эры в ее жизни. Уверены, что с Божией помощью новый строй скоро воплотится в жизни и принесет нашей дорогой Родине спокойствие, счастье и радость скорейшей славной победы над жестоким врагом. Я же и все екатеринославское епархиальное духовенство при новых условиях жизни заявляем готовность работать с удвоенной энергией на благо Церкви и дорогой Родины в полном подчинении новому Правительству.

Екатеринославские ЕВ, 1917, № 8. Офиц. отдел, С. 106

… Доблестные воины, славные граждане Великой России! Пробил час народной свободы. Зажглась заря яркого солнышка, которое несет счастье, правду, знанье и свет нашей отчизне. Заблистали повсюду ласковые, полные жизни и силы лучи свобод — свобода веры, свобода слова, свобода собраний, свобода союзов и братств. В этот великий час всенародного ликования и торжества, охвативших из края в край необъятную Русь, всех от мала до велика, Временное правительство Богом хранимой Державы Российской обратилось ко всем верным сынам ее с горячим призывом сплотиться около него, всем объединиться, все силы отдать измученной павшим строем и внешним врагом, а отныне возрождающейся и свободной России.

Это — клич лучших русских людей. Это — клич избранников народных. Это — клич преданных отчизне ее сынов. Это — клич, подсказанный нависшей опасностью от страшного врага. Враг не спит. В предсмертной борьбе он собирает последние, нечеловеческие усилия, чтобы одолеть нас, чтобы посрамить веру и святыни наши, чтобы отнять от нас и ту свободу, которая только что вспыхнула над русской землей.

В этот грозный час с огненным призывом к святому единению обращается церковь Христова к вам, дорогие братие-воины, к вам, в руках которых счастье и грядущая победная слава нашей отчизны, к вам, в груди которых живо имя «Христос». Объединитесь все в одном могучем порыве вывести Россию на славный путь, верно служите родине, строго соблюдайте порядок и военную дисциплину, уважайте своих офицеров, протянувших отныне вам свои братские руки, вместе с вами сражавшихся на бранных полях, вместе с вами поставлявших Россию на путь священных свобод!..

Благослови Господь ваш доблестный ратный подвиг! За ним — ваши благоденствие и слава. На вас смотрит ныне вся Россия. Вы ее краса и гордость, вы — ее оплот и надежда. В ваших руках светильник свободы, который зажегся над русской землей. Низкий поклон за все то, что вы сделали для нее. Честь и бессмертная слава за то, что осталось свершить!

Ярославские ЕВ, 1917, № 11-16. Часть неофиц., С. 122—124.

…Таким образом, освобожденные Самим Государем от присяги Ему, мы имеем в лице Временного Правительства, Государственной думой учрежденного, вполне законную власть которой Государь и следом за ним Великий Князь Михаил Александрович передали свои Верховные права. Посему должны мы теперь повиноваться Временному своему Правительству, как повиновались не за страх, а за совесть Государю своему, отрекшемуся ныне от управления нами.

Тамбовские ЕВ, 1917, № 10—11. Отдел неофиц., С. 247—248.

Духовенство г. Тамбова, давно привыкшее уважать Ваше имя, сошедшись в здании Консистории для выбора своего представителя в местный городской Исполнительный комитет и совершив это избрание, кроме того, единогласно постановило приветствовать в Вашем лице зарю новой жизни для Православной Русской Церкви, ищущей широкого простора для приложения своих благодатных сил к делу религиозного просвещения народа и осуществления в его жизни заветов Христовой любви и правды, а также устроения жизни самой церкви по внутреннему смыслу и духу канонов церковных. Счастлив быть выразителем этого голоса духовенства, всегда идущего рука об руку с своим архипастырем. Тот же привет просят передать Вам чины Духовной консистории, сообщившие мне об этом желании через секретаря консистории Артюховского. Бог вам в помощь.

Тамбовские ЕВ, 1917, № 10-11. Часть офиц., С. 181; Отдел неофиц., С. 294.

…Твердо веруя, что за крестом наших испытаний и внутренних нестроений дорогой Родины наступит светлое воскресение и обновление Великой России, православное духовенство г. Новгорода призывает всех объединиться в общей горячей молитве к Милосердному Господу, да благословит Он в эти тяжкие минуты созидательную работу нового, облеченного доверием народа Правительства.

Новгородские ЕВ, 1917, № 5. Часть неофиц., С. 252; Журнал Московской патриархии, 1957, № 11, С. 40.

Дорогие братья!

Темные силы цезарепапизма, державшие церковь Христову в тяжелых тисках гнета и насилия — рухнули. Совесть русского православного духовенства и всех православных чад церкви отныне свободна.

Приветствую вас, дорогие братья, с этой зарей свободы, несущей благо и счастье родной стране и церкви.

Возблагодарим Господа Бога за Его милость к нашей родине и церкви Христовой и помянем добрым словом, всех борцов и подвижников за свободу. Но не будем скрывать от себя, что церковь наша и духовенство находятся в тяжелом положении. Вековой гнет прежнего режима, подорвав и плодотворную работу церкви, сковал ее силы, разрознил их, придушил. Белоснежная риза церкви загрязнена кощунственными его руками. На церковь нашу и ее служителей весьма многие смотрят подозрительно, враждебно, недоверчиво.

Дорогие братья! По праву скромного борца за свободу церкви обращаюсь к вам с братским призывом.

Отбросим далеко прочь, искренно и раз навсегда все наслоения и остатки ветхого человека, облачимся в новые ризы правды, любви Христовой и начнем строить новую, свободную жизнь в свободной русской стране для блага церкви.

Вы, петроградское столичное духовенство, сплотитесь и соединитесь во имя любви Христовой, во имя осуществления высоких евангельских начал. И пусть отныне ничто не мешает идти вам по этому пути.

Несите свою открытую душу, свое свободное пастырское благовестие прежде всего ко всем приниженным, угнетенным насилиями и удушливым гнетом прежнего строя, к тем, кто ковал нашу нынешнюю свободу, кто боролся за благо и счастье родины. У них еще много горьких осадков пережитого, ужасного прошлого. Я уверен, что наша сплоченная, искренняя, исполненная мира и братства деятельность рассеет и победит эти осадки. Среди вас есть еще старые бойцы за свободу церкви, которые 12 лет тому назад объединились в числе 32-х вокруг Григория Петрова **.

И в настоящий великий исторический момент возьмите снова инициативу в свои руки и бодро идите во имя обновления церкви. Вы, столичное духовенство, явите светлый пример для православного духовенства всей остальной России.

Бог в помощь, дорогие братья!

Биржевые ведомости, 1917, № 57, С. 1.

* 14 апреля 1917 г. протоиерей Филоненко был назначен членом Св. синода. ** Петров Г. С. (1868-1925) — священник, известный петербургский проповедник, один из идеологов либерально-обновленческого движения начала XX в., создатель так называемой группы 32-х священников, активно выступавшей за реформирование церковного строя в 1905—1907 годах. Был избран депутатом II Государственной думы. По политическим взглядам был близок к кадетам. За критику священноначалия РПЦ и политическую деятельность в январе 1908 г. был выслан из столицы и лишен священнического сана (см. подробнее: ФИРСОВ С. Л. Русская церковь накануне перемен. М. 2002, С. 324—326, 339—340).

Мы до сих пор вкушаем плоды Февраля. И неизвестно сколько ещё будет длиться этот процесс, пока не удастся выкинуть из церковного сознания учение о том, что всякая власть от Бога. Это удобное учение возникло из переиначенного учения апостола Павла, что несть власти не от Бога. Чтобы лучше всего понять, что хотел сказать апостол или святой отец, надо понять историческую обстановку, контекст в котором были произнесены эти слова. А ещё лучше прибегать к нашими помощниками: толкователями. «Несть бо власть, аще не от Бога, говорит апостол. Как это? Не то говорю я, отвечает (апостол). У меня теперь речь идёт не о каждом начальнике в отдельности, но о самой власти. Существование властей, при чём одни начальствуют, а другие подчиняются, и то обстоятельство, что всё происходит не случайно и произвольно, так чтобы народы носились туда и сюда, подобно волнам, – всё это я называю делом Божией премудрости. Потому (апостол) и не сказал, что нет начальника., который не был бы поставлен от Бога, но разсуждает вообще о существе власти и говорит: несть власть аще не от Бога: сущия же власти от Бога учинены суть^{[ (19) ]}…» Почему именно тогда апостол призвал к повиновению властям? Потому что у многих в то время возникли сомнения, что надо повиноваться властям. Смотри, куда он ведёт дело, чем устрашает и как доказывает, что повиноваться – наша обязанность. Чтобы верующие не сказали: ты нас унижаешь, и делаешь презренными, подчиняя начальникам тех, которые должны получить небесно царство, – (апостол) доказывает, что и в настоящем случае он подчиняет их не начальникам, но опять Богу, так как подчиняющийся властям подчиняется Богу. Впрочем, (апостол) не говорит это в таких, например, словах: кто слушается начальников, тот повинуется Богу; но устрашает противоположным и тоже самое подтверждает с большей силою, сказав: кто не подчиняется начальнику, тот противится Богу, узаконившему это». Далее святитель говорит о том, таким образом апостол расположил христиан к повиновению властям, а (неверующих) начальников расположил к христианам. Повсюду носилась молва, обвинявшая апостолов в нововведениях и в восстании против властей, что они стремятся подорвать общественные законы, которые возникли из естественного нравственного закона. Этот закон сохранил даже в падшем человеке различение добра и зла. И поэтому общественные законы служат для наказания зла и поощрения добра. «Начальник не только не страшен для тебя, но ещё и хвалит тебя, не только не препятствует тебе, но ещё и содействует… Он и вообще делает для тебя добродетель более достижимой, так как наказывает злых, а добрым оказывает благодеяния и почести и этим содействует воле Божией… Смотри: я даю тебе советы относительно целомудрия и он же требует по законам; я увещеваю тебя, что не должно быть любостяжательным и похищать, и он над тем же поставлен судиёй». Теперь можно задать вопрос, как относиться к власти, которая не только поощряет воров, но и самые государственные должности сделала средством для неправедного обогащения. Что сказал бы ревнитель целомудрия апостол, о власти, которая разврат сделала своей идеологией? Что бы он посоветовал гражданам страны, власти которой защищает развратников от недовольства верующих? Апостолы менее всего занимались ниспровержением существующего строя. Они были против рабства, но не призывали к революциям, считая что вопрос личной свободы надо решить эволюционно. Но что бы они сказали о тех, которые свободных обращают в рабов. Призывали ли бы они смиренно подчиняться враждующим против Бога? Ответ, я думаю, всем ясен. Речь может идти только о формах противления злу. Апостол призывал повиноваться власти, которая выполняет своё предназначение: служит Богу соответствующими способами.

Повиноваться начальнику, который есть «охранитель мира и гражданского благоустройства» должно. Но есть ещё одна форма взаимодействия государства и церкви: симфония.

«Отношение двух властей напоминает отношение души и тела. По изображению Епанагоги, государство совершенно подобно устройству человеческого организма. Как человек состоит из двух частей, тела и души, так и для государственного организма необходимы две власти – духовная и светская, то есть император и патриарх. Как жизнь человеческая может быть правильной только тогда, когда душа и тело находятся в гармонии, так точно и в государственном организме благосостояние подданных возможно только тогда, когда священство и императорство находятся в согласии между собой^{[ (20) ]}», – пишет Л. Тихомиров. Ясно, что не всегда в истории и Византии и России эта симфония воплощалась в полной мере. Но возможна ли симфония с государством неправославным, плюралистическим? Абсурдный вопрос. Конечно, это невозможно. Это, следуя аналогии с человеческим организмом, означало бы наличие чистой души в осквернённом грехами теле. Соответственно, отношение к такому государству со стороны церкви должно быть, таким же, как в апостольские времена: подчиняться этой власти, если она отвечает своему предназначению: препятствует распространению зла и защищает добро.

Возможна ли симфония Церкви и Государства, построенного не на монархическом, а на ином принципе? Но разве государство-немонархия может стать телом для Церкви? Заведомо, нет. Иные формы государства не могут быть совершенными уже потому, что не отвечают самому идеалу власти. В самодержавной монархии Государь является верховной властью, но подчинённой Богу. Более того, государство как бы моделирует божественную иерархию. Какую же иерархию будут воплощать аристократия или республика? Думаю, ответ ясен. Как же будет определяться Божественная воля, которой должны следовать православные правители? Голосованием? Тем более странно обнаружить в хорошей в общем-то книге священника Алексия Николина следующее толкование новеллы императора Юстиниана: «Союз Церкви с государством возможен лишь в случае существования в стране одной из трёх правильных форм государственного правления: монархии, аристократии или республики^{[ (21) ]}». Правда автор в другом месте сам же отвергает эти слова, справедливо называя демократию идолократией, но всё равно подобный пассаж отражает некоторое настроение нашего духовенства. Сейчас в годы невиданного разрушения России, а значит и максимального удаления властей от своего предназначения всё чаще приходится слышать о просторе, который раскрылся перед Церковью – о том самом просторе, который узрел архиепископ Арсений (Стадницкий) в 1917 и, который оказался ямой. В неё многие тут же и последовали. Потомки тех, кто желал освободиться от опеки православных монархов теперь страстно желают покровительства властей, вписавших одну из самых печальнейших страниц в истории России. Ясно, чего они желают: пользы Церкви. Материального роста в ущерб духовному. По сути, они желают чтобы государство поделилось властью с ними, призванными служить только Богу. Что же будет следствием этой симфонии? Подчинение новому порядку, разделяющему людей на две категории: своих служителей и подъярёмного скота, подлежащего клеймению.

О том, что многие из православных людней мечтают о симфонии с государством возникшим на обломках Российского государства свидетельствуют следующие высказывания почерпнутые нами из прессы, к которым в свете всего вышесказанного добавить просто нечего.

«Так что мы, с одной стороны, не отступаем от традиции, но с другой – идем к демократизации там, где это возможно осуществить без ущерба для единства Церкви»