ЛАГОВЕРНЫЙ князь Андрей был сыном Великого князя Георгия Владимировича Долгорукого, внуком Мономаха и в шестой степени происходил от равноапостольного князя Владимира, просветившего землю Русскую. По своей глубокой мудрости он заслужил от современников имя Русского Соломона. Украшенный всеми дарами природы, исполненный доблести воинской и гражданской, он был образцом и руководителем века своего и уже от юных лет чуждался мирского суемудрия и душетленных игр, посвящая часы свободные учению книжному и церковному пению; ничто так не услаждало слух его, как гласы божественных пений, ничто не было так отрадно его сердцу, как чтение божественных книг; из них почерпнул он себе начало премудрости, страх Божий. Бдение всенощное и тайная молитва были ему свойственны не менее инока, хотя и владел он оружием в битвах, как один из сильных земли Русской; немилостив был он только к своему телу, которое смирял непрестанными подвигами поста, но особенно милосерден к сирым и вдовицам, обидимым и убогим, и наиболее украшался кротостию сердца и милостыней. Имя Боголюбского, которое сохранилось за ним сквозь столетия и происходило не от какого-либо урочища или созданного им города, но от боголюбивого стремления души его к горнему, довольно свидетельствует, каков был сей великий подвижник и предстатель земли Русской.

       Не щадил себя в битвах Андрей, вступаясь за родителя, хотя и непрестанно склонял его к миру, ибо видел его непостоянство и сомневался в его праве при жизни старшего Вечеслава. Мужество князя особенно прославилось под стенами Луцка, который осаждён был войсками Георгия в 1150 году. Ночью бежали от пустой тревоги союзные ему половцы, и вся дружина начала колебаться, но князь Андрей презрел общий страх и лучше хотел умереть, нежели сойти с места. Он устремился в битву, чтобы отразить сильную вылазку осаждённых, гнал неприятеля и был окружён ими на мосту; братья его, Ростислав и Борис, остались далеко, не зная его опасности, ибо пылкий князь забыл велеть распустить свою воинскую хоругвь; два только воина могли за ним следовать, и один из них пожертвовал ему своею жизнью. Камни сыпались с городских стен, уязвлённый конь Андреев исходил кровью, острая рогатина прошла сквозь луку седельную; витязь готовился умереть великодушно, изломав копьё, исторг он меч и призвал имя святого Феодора Стратилата, небесного витязя, которого память в тот день совершалась, и, сразив венгра, готового пронзить ему грудь, благополучно возвратился к отцу. Добрый конь вынес всадника из опасности и пал мёртвым; благодарный князь велел схоронить его на берегу реки Стыря. Отец и дядя Вечеслав, который в то время был заодно с Юрием, и все бояре обнимали и хвалили юного витязя, ибо мужески сотворил он более всех тут бывших, говорит летописец, а воины все твёрдо веровали, что сам Стратилат спас юношу, призвавшего имя его в битве.

       Год спустя, когда опять под Киевом завязалась горькая брань между Георгием и Изяславом, воинская отвага князя Андрея едва не стоила ему жизни. Георгий ополчился со стороны реки Лыбеди, и доблестный его сын устремился вплавь через реку, чтобы оттеснить неприятеля с противоположного берега, но там он был оставлен своими. Витязь не хотел возвращаться, но один из половцев, хотя и язычник, изумлённый его мужеством, схватил за узду его коня и принудил возвратиться. Суздальцы бежали, трупами их наполнилась Лыбедь, и Георгий должен был отступить от Киева. Битвы возобновились около Чернигова, но благочестивый князь Андрей не хотел обнажать меча своего в дни воскресные и сколько мог щадил народ. Ещё одна кровопролитная, хотя и несчастная, битва под Пересонницей явила всё мужество Андрея; сам Изяслав не жалел себя, бросался в пыл сечи, был ранен, повержен на поле и едва не изрублен своими войсками, но и витязь Андрей забывал опасность, конь его, раненный копьём в ноздри, храпел и бесился, сбил с Андрея шлем и вышиб у него щит; Божиему заступлению и молитве отца приписывали спасение юноши, но мужество Андрея не спасло его дружины; первые побежали половцы, за ними черниговцы, всё войско было рассеяно; Георгий спасся в Переяславль, и эта битва решила его судьбу. Ему охотно уступали Переяславль, чтобы он только шёл княжить в Суздаль, но честолюбивый князь не соглашался. Андрей умолял отца прекратить междоусобие и сам решился удалиться в Суздаль от кровавых междоусобий, видя, что отец его медлит, когда уже все от него отреклись.

       Благородный князь, оставляя навсегда южные пределы, чтобы водвориться в северных, не хотел, однако, расстаться с драгоценною для него святыней в бывшем уделе Вышгорода. Там, в девичьем монастыре, находилась чудотворная икона, писанная, по священному преданию, евангелистом Лукою, которая принесена была из Царьграда одним именитым греческим гостем в дар князю Юрию Долгорукому. Неоднократные знамения прославили её в обители инокинь и возбудили к ней особенное усердие благочестивого князя Андрея; и сам он был свидетелем чудного её знамения, ибо, входя однажды в храм, где стояла икона, увидел лик её, светящийся сильнее всех, и со слезами умиления пал пред ней на землю.

       Оставляя Вышгород в 1155 году, благоговейно приступил он к иконе Владычицы и принял её в свои руки, как бесценное сокровище, долженствовавшее осенять его на всю жизнь. Пригласил он с собою и священнослужителей для соблюдения святыни, иерея Николая и дьякона Нестора, и тайно ночью вышел из Вышгорода с княгинею своей и всем двором, опасаясь, чтобы не удержали граждане уносимую от них икону. «Мати Христа Бога нашего,— взывал благоговейный князь пред честною иконою,— можешь, если хочешь, быть мне помощницей и в Ростовской земле, куда направляем путь наш; и там утверди, Владычица, новопросвещённых людей твоих!» Матерь Божия вняла молитве благочестивого князя и многие показала на пути знамения от честной своей иконы, исцеляя недужных и спасая от смерти погибавших; но величайшее знамение явила она на том месте, где подобало водвориться самому благоверному князю.

       Уж он миновал Владимир на Клязьме, считавшийся тогда пригородом Суздаля, ибо не был ещё вознесён на степень столицы русской. Клир и граждане юного города с крестами встретили и провожали князя своего, который нёс с собою чудотворную икону, направляясь в Суздаль вниз по берегу Клязьмы, где тогда пролегал более удобный путь. Но за десять поприщ от Владимира, на том месте, где теперь обитель Боголюбская, стали внезапно кони под священным кивотом чудотворной иконы; новые сильнейшие кони впряжены были в ту же колесницу, но никакая сила не могла её сдвинуть. Уразумел благоверный князь тайное извещение Божие и велел совершить на том месте молебное пение пред чудотворною иконою, а сам, простёршись на землю, дал обет соорудить тут церковь и благолепно её украсить. Тут же раскинут был княжеский намет, и когда, после тёплой молитвы, успокоился князь на одре своём, явилась ему в ночном видении сама пречистая Дева, стоящая под шатром с хартией в руке своей; она сказала: «Не хочу, чтобы ты нёс образ Мой в Ростов, поставь его во Владимире, а на сём месте воздвигни церковь каменную во имя рождества Моего и составь обитель иноков».

       Воспрянув от сна, князь Андрей дал обет исполнить повеленное ему небесною Царицею и вскоре заложил церковь каменную на месте чудного явления, которую благолепно украсил дорогими иконами и стенною живописью. Там поставил он временно чудотворную икону, принесённую им из Вышгорода, и велел написать ещё священный лик Матери Божией в том виде, как Она ему явилась на этом боголюбезном месте, с хартией в руках. Боголюбовым прозвалось место, где основался князь, поставив княжеские свои палаты близ обители, и сам он получил знаменательное название Боголюбского. 18 июня, в самый день явления, на память святого мученика Леонтия, стали ежегодно праздновать праздник иконе Боголюбской Матери Божией.

       Летописец киевский рассказывает о сооружении благолепной Боголюбской церкви, что князь удивил ею всех, сделав подобною святилищу Соломонову, ибо украсил её внутри златом, драгоценными камнями и священною утварью, осыпанною жемчугом, самые двери и столпы её обложил золотом. Подле неё поставил другую церковь, во имя святого мученика Леонтия, а над святыми вратами — во имя ангела своего первозванного Апостола, и первым игуменом обители избрал священноинока Сергия. Явление Матери Божией в Боголюбове благоверному князю весьма знаменательно было для всей Руси, ибо оно не только решило участь самого князя, но имело влияние и на судьбу северной Руси. Уже Боголюбский не хотел идти далее в Суздаль и Ростов, древнейшие города родительской области; он избрал себе столицею Владимир на Клязьме, а местом пребывания — Боголюбов, который напоминал ему местностью удельный его Вышгород на берегах Днепра, в таком же расстоянии от древней столицы Киева, как и от новоизбранного им Владимира. Там мог он согласовать любовь свою к уединению и к молитвам с заботами княжескими, невдалеке от новой его столицы. Не пленял его и дальний Киев, на краткое время доставшийся, наконец, по праву старейшинства, честолюбивому его родителю и с его смертию перешедший опять в руки Ольговичей. Изяслав Давидович Черниговский временно овладел им, и не прекословил Боголюбский, ибо видел упадок бывшей столицы и власти великокняжеской на юге. Он пожелал лучше, по примеру доблестных князей Галичских, основавших могущественное княжение на юго-западе Руси, столь же твёрдою стопою стать в северных её пределах, господствуя отчасти и над великим Новгородом, и не обманулся мудрый князь в своих надеждах, как бы предчувствуя бурю монгольскую, долженствующую сокрушить Киев. Княжение Владимирское, созданное им в родовой области, послужило в страшную эпоху ига зародышем новых сил для обновления на севере державы и сделалось сердцем всей Руси.

       Простившись навсегда с дальним Киевом, стал он украшать новую свою столицу и прежде всего соорудил благолепный златоверхий храм во имя Успения Богоматери, который в то время соревновал Святой Софьи Киевской и Новгородской и до сих пор служит украшением земли Русской, как один из самых величественных её храмов. Ничего не пощадил Боголюбский, чтобы устроить святилище достойным того заветного сокровища, которое вверял ему — чудотворной иконы Богоматери Божией — и она послужила на будущие времена залогом спасения нашего отечества, охранив от нашествия Тамерланова и утвердив своим присутствием первопрестольную столицу. Благочестивый князь выписал зодчих из Царьграда для прочного основания соборного храма, украсил его стенным писанием и столь же драгоценной утварью, как и Боголюбскую обитель. По сказанию летописи Киевской, трое было дверей церковных в храме, сиявших золотом, и пять позлащённых глав на соборе Владимирском; золотые и серебряные паникадила висели пред иконостасом, украшенным жемчугами и драгоценными камнями; из сребра слит был амвон пред царскими вратами и позолочены все внутренние арки; вся утварь была из чистого золота, и три великолепные дарохранительницы, или иерасалимы, как их тогда называли, украшали алтарь. Богатство украшений наружных не уступало внутренним; много имений и десятину княжеских стад и со всякого торга отделил Боголюбский созданному им храму. В этом святилище, уподобляемом летописцами Соломоновому, поставил благочестивый князь Андрей чудотворную икону Божией Матери, получившей от того наименование Владимирской.

       Знамения не переставали истекать от сей иконы; Боголюбский испытал целебную её силу над своей супругою, которая избавилась от тяжкого недуга; испытал и в другом случае, когда помощь Матери Божией обратила печальное событие во славу Её. Князь Андрей много сооружал по образцу киевскому в новой своей столице, где хотел видеть подобие древнего не только чрез повторение зданий, но и самым названием урочищ и вод. Так, поставил он при двух главных въездах каменные врата, названные серебряными и златыми по своему украшению, с церковью положения ризы Богоматери над последними; но от поспешности в строении случилось несчастие: когда собрался народ любоваться красотою златых врат, внезапно обрушился непрочный свод их и засыпал камнями двенадцать человек. Скорбию исполнилось сердце доброго князя; упрекая себя в напрасной погибели стольких людей, припал он со слезами к чудотворной иконе Матери Божией, умоляя о спасении их; во время пламенной его молитвы разобраны были камни, и чудно обрелись невредимыми все те, которых почитали погибшими. Много храмов и обителей соорудил Боголюбский во Владимире и окрестных городах, довершил начатый отцом его соборный храм Спасов в Переяславле-Залесском, не забыл прославить и память великомученика Феодора Стратилата, который спас его однажды в час битвы, и поставил церковь во имя его. В виду обители Боголюбской доныне красуется древняя церковь Покрова Богоматери, которую воздвиг он на стечении рек Нерли и Клязьмы из остатков камней, привезённых для сооружения собора. Горе семейное, кончина старшего сына Изяслава, было причиной построения сего храма; при нём собрал и обитель иноков для поминовения усопшего, который был вместе с ним славным участником победы над болгарами в 1164 году. Победа эта ознаменовалась новым торжеством земли Русской.

       Давно уже могущественный народ болгарский, обитавший в низовьях Волги, тревожил Русские пределы, и многие из князей ходили против него на брань. Выступил и Боголюбский, подняв с собою знамение животворящего креста и чудотворную икону Богоматери, которую носили пред его полками пресвитеры в ризах, ибо никогда не ходил в поход благочестивый князь без этой святыни и не приобщившись прежде со всеми своими воинами божественных тайн. Видимо, помог Господь верному рабу своему; не только в битве одолел он врагов, но и взял пять их городов на берегах Волги и Камы. На стяге княжеском изображена была икона Спасова, и от хоругви проливался как бы луч света на всё воинство православное, когда одолевало оно врагов. Со славою возвратился победитель во Владимир, обременённый добычею болгарской. Случилось, что в тот же самый день, 1 августа, император греческий Мануил, с которым находился в дружеских и родственных связях Боголюбский, выступил на брань против сарацин, также под сенью животворящего креста и Спасовой хоругви, и одолел врагов. Державные списались между собою и, с благословения Патриарха Цареградского Луки, учреждено было 1 августа общее празднество Церкви Греческой и Российской исхождению честных древ животворящего креста и Всемилостивому Спасу. Праздник этот совершается и доныне, сохраняя таким образом по всей России память Боголюбского, с которым соединилось и торжество двух чудотворных икон, Владимирской и Боголюбской, принесённых им в духовную сокровищницу своей земли.

       Недолго старший из них, Изяслав Давидович, княжил в Киеве; место его опять заступил Великий князь Ростислав Смоленский, уже однажды властвовавший там ещё до Юрия Долгорукого; но тревожно было его княжение, и он должен был временно оставить свою столицу, на которую наступали Ольговичи. Боголюбский уважал, однако, его старость и дал ему мирно окончить дни свои в Киеве. Племянник Мстислав, который был ему верным помощником, на краткое время заступил место Ростислава после его кончины; но его неприязнь с Великим князем Суздальским навлекла бедствия на древнюю столицу, и это одно из самых печальных событий светлой жизни Боголюбского. Не участвовал он сам в походе против князя Киевского, но дружины суздальские соединились с единокровными Мстиславу князьями смоленскими, с Ольговичами черниговскими и рязанскими и владетелем полоцким. Одиннадцать князей русских собрались под стенами матери городов русских и взяли приступом древнюю столицу, которая ещё никогда не испытывала дотоле поражения и на сей раз подверглась опустошению от руки своих единокровных. После этого бедствия Киев совершенно утратил первенство своё над Русскою землёю, и новая северная столица Владимир стала во главу всея Руси.

        В последние годы жизни Боголюбского расстроились добрые его отношения с Ростиславичами Смоленскими. По смерти брата своего Глеба, уступил он Киев старшему в их роде князю Роману, но по возникшей клевете, о насильственной будто бы смерти брата и о том, что убийцы его живут у Ростиславичей, велел он выехать из Киева слабому Роману. Без прекословия повиновался кроткий князь, но младший брат его Мстислав, прозванный Храбрым по своей воинской доблести, вступился за честь своего рода, ибо могущество Боголюбского становилось тягостным для князей южных, которые не могли равнодушно видеть, что Киев уступил первенство своё Владимиру. Рюрик, брат Романа, княживший в Новгороде, водворён был Мстиславом в Киеве. Возгорелось опять междоусобие на юге; дружины суздальские с их союзниками смоленскими осадили Мстислава в Вышгороде; но храбрый князь воспользовался нерешительностью союзников и одержал над ними славную победу, которая увековечила ему имя Храброго. Видя, однако, преимущество нравственное Боголюбского над всеми современными ему князьями, решился он умиротвориться с сильным и мудрым властителем и просил его согласия на вторичное водворение старшего брата Романа в Киеве. Со своей стороны и Великий князь был склонен к миру; но ещё не совершенно устроилось умиротворение, когда ужасная весть поразила всю Русскую землю о неслыханном дотоле смертоубийстве державного князя.

       Была уже глубокая ночь на субботу, день памяти святых верховных апостолов, но и самая святыня дня не удержала злодеев. Шумные от вина, они устремились к ложнице блаженного князя, и один из них, стоя у дверей, начал громко звать его. Проснулся державный и спросил: «Кто тут?» — «Прокопий!» — отвечали ему; но князь узнал, что это не был голос Прокопия, и возразил: «Неправда». Тогда злодеи силою выломали двери. Блаженный князь, вскочив с постели, хотел взять меч свой, который некогда был мечом святого Бориса, но не нашёл меча, его похитил накануне ключник Анбал. И князя ожидала участь страстотерпца, владевшего некогда сим мечом. Двое из злодеев вскочили в ложницу и устремились на князя, но сильный и в старческом возрасте, он поверг одного из них на землю, другие же злодеи, думая, что повержен князь, уязвили своего сообщника; потом, узнав блаженного князя, сильно с ним боролись, поражая его мечами, саблями и копьями, и долго не могли одолеть.

        «Горе вам, нечестивые,— взывал к ним страдалец,— что уподобились Горясеру, поднявшему руку на святого Глеба. Какое зло я вам учинил? Вы пролили мою кровь на земле, чтобы Бог отмстил вам за меня и за мой хлеб». Нечестивые продолжали поражать его и, думая, что он совсем убит, взяли уязвлённого своего сообщника и с трепетом понесли вон. Князь, собрав последние силы, с рыданием и стоном сошёл под сени. Услышав голос его, возвратились убийцы, и один из них сказал: «Мне казалось, что видел я князя, идущего с сеней вниз».— «Ищите его!» — воскликнули неистовые и стали повсюду искать, но не нашли там, где совершили злодеяние. «Мы все погибнем,— восклицали они,— скорее ищите его!» — и, зажёгши свечи, нашли по следу крови. Блаженный князь, видя их идущих, воздел к небу руки и так помолился: «Господи! если мне суждено здесь погибнуть, то хотя и много согрешил, но знаю милость Твою; Ты видишь плачущего и течёшь к нему навстречу». Вздохнул он во глубине сердца и прослезился; ещё возблагодарил Господа, что смирил душу его, умоляя, чтобы принял его в лик Своих мучеников. Князь сидел за восходным столбом; злодеи же после долгих поисков, увидя сего непорочного агнца, устремились к нему, и Пётр отсёк у него правую руку; тогда блаженный страдалец, подняв взоры к небу, воскликнул: «Господи! в руки Твои предаю дух мой!» — и с сими словами скончался.

       Окаянные убийцы умертвили ещё любимца князя Прокопия, потом, поднявшись в сени, взяли золото, и дорогие камни, и всякие узорочья, и, положив всё имущество княжеское на любимых коней его, ещё до света, всех услали, а сами взяли оружие князя и начали соединять дружины, говоря: «Что, если придёт на нас дружина Владимирская?» Собрав полк, послали его к Владимиру с таким словом: «Ты что подмышляешь на нас? Дело сие не одной нашей души, но и вашей, и вы в той же думе». Но владимирцы отвечали: «Кто с вами в думе, тот и в ответе, мы же чужды сему». Разошлись дружины, и начался страшный грабёж в Боголюбове.

       На третий день пришёл игумен Арсений, от святых Бессребренников, и сказал: «Долго ли нам смотреть на старейших игуменов, и долго ли здесь лежать князю? Отворите божницу, я отпою его, и мы вложим его в какой-либо гроб, доколе не престанет злоба сия, и тогда придут из Владимира и возьмут его для погребения». Собрались клирошане боголюбские, подняли тело и внесли в церковь и, отпев погребальное, с игуменом Арсением, положили его на время в каменный гроб; граждане боголюбские разграбили дом княжеский, золото, серебро, ткани, все сокровища, которым не было числа, и домы посадников и тиунов; отроки и мечники княжеские были убиты, грабители приходили из окрестных сёл. Взволновалась чернь и во Владимире, но пресвитер Николай, принёсший некогда, вместе с князем, икону Владычицы из Вышгорода, облёкся в священные ризы и стал ходить с чудотворною иконою по стогнам: тогда прекратилось смятение.

       Наконец, на шестой уже день, граждане Владимирские сказали игумену Феодулу и демественнику Луке, уставщику церковного пения в соборном храме: «Снарядите носилки, поедем и возьмём князя нашего Андрея». И соборному иерею Николаю сказали: «Собери всех священников, и, облёкшись в ризы, выйдите пред серебряные врата с иконою Богородицы; тут дождётесь князя!» Исполнил слово это ревностный Феодул, поехал с клирошанами и гражданами в Боголюбов за телом князя своего, которое повёз во Владимир с честию и плачем великим. Клир и народ стояли за серебряными вратами, и вот стал показываться стяг княжеский от Боголюбова; никто не мог удержаться от слёз, все рыдали, все вопияли, и далеко был слышен вопль; плача взывал народ к усопшему: «Так ли поехал ты в Киев, о владыко наш, в ту церковь, чрез те златые врата, которые послал ты соорудить на великом дворе Ярославском, на память отчины своей!» Так, с погребальными песнями, положили его в златоверхом храме Богородицы, который сам он создал.

       Таково трогательное сказание современной летописи о страдальческой кончине блаженного князя, и летописец заключает печальную повесть словами псаломными: «Князь сей Андрей при жизни не дал телу своему покоя, ниже очам дремания, доколе не обрёл дом истинный, прибежище всем христианам и Царицы небесных сил, многими различными путями приводящей ко спасению человеков. Кого любит Господь, того и наказует, говорит апостол, и красному солнцу определён восток его, и полдень, и закат; так и угодника Своего, князя Андрея, не привёл к себе обычным путём, хотя бы мог и иначе спасти его душу, но мученическою кровью омыв его прегрешения вместе с единокровными и единодушными ему страстотерпцами Романом и Давидом, ввёл его в райское блаженство. Итак, радуйся Андрей, князь Великий, имеющий дерзновение к всемогущему Богу; молись о помиловании князя нашего и господина Всеволода, своего присного брата, да подаст ему Господь победы на сопротивных, и многие лета, и мирную державу, и Царство Небесное».

       До сих пор показывают в Боголюбове в верхней палате при соборе ту роковую ложницу, где застигнут был убийцами блаженный князь, и ту каменную витую лестницу, вокруг столба, которая была обагрена мученическою его кровью, и тот застенок позади столба, где окончательно был поражён святой князь немилосердными убийцами, и тот священный шатёр посреди двора монастырского, над каменною чашей, из которой ежедневно раздавал он своеручно милостыню убогим. Всё наполнено воспоминаниями о нём в созданной им обители, и умилённо начертан лик его на иконе Боголюбской, молящимся без венца, на коленях пред ликом явившейся ему Матери Божией с хартией в руках. Святой князь сей есть одно из самых светлых лиц отечественной истории, и не напрасно сравнивали его современники с кротким Давидом и мудрым Соломоном. Благоговело пред ним потомство, и церковь причла его к лику небесных своих заступников вместе с другими священными витязями родного ему Владимира — Великими князьями Георгием и Александром. Но только в позднейшее время, уже во дни Петра Великого, когда перенесены были мощи витязя Невского в новую столицу Руси, обретены были, к общему утешению граждан, в соборном храме Владимира нетленные мощи соорудителя его князя Андрея и юного сына его князя Глеба; с тех пор ещё более стали чествовать память благоверных князей, осеняющих покровом своим древний град Владимир. 

На заглавную страницу