13. СВЯТАЯ ЗЕМЛЯ И ЦАРЬГРАД В ПУТЯХ СВЯТОЙ РУСИ

“Ерусалим город всем градам мати;
Почему ж да вон всем градам мати?
Вон стоит тот город посреди земли,
Посреди земли, што ни пуп земли...” ^{[ 1 ]}

Святая земля и Царьград... Такое соединение внешне столь разных географических точек, да еще применительно к России, обретает свой глубинный смысл в мистической истории и географии вселенского человечества.

Подобно тому, как многовековой путь паломников к Вифлеему, Голгофе и Горе Елеонской непременно пролегает через Константинополь, есть мистическая взаимозависимость Святой Земли Царьграда, существующих как бы во образ Богомудрой Благочестивой Двоицы: Царя-Помазанника Божия и Патриарха (первого по диптиху). Прибавьте к этому вполне сознательное устроение Русской земли Царями, первоиерархами Церкви, святыми и подвижниками благочестия во образ Святой Земли и Царьграда ^{[ 2 ]}. Всё это, разумеется вовсе не случайно, находит свое богословское обоснование в концепциях “Руси — нового Израиля” и “Москвы — Третьего Рима” (преемницы Нового, Второго Рима — Константинополя), составляющих такое понятие как Святая Русь.

“Вопреки обычному представлению, — писал в 1950 г. русский историк М. Н. Тихомиров, - Киевская Русь принимала участие в крестовых походах. Свидетельство о политической миссии киевских князей в Палестину сохранило хождение Даниила. В “Истории о Иерусалиме и Антиохии” (“L’histoire de Jerusalem et d’Antioche”) XIII в. русские перечисляются среди народов, которые сражались в Палестине против Солимана. Вместе с Годефруа сражались люди из Венгрии, Австрии, Дании, Польши, России (de Russie). Они решили исход битвы за Никею. “Топонимика Палестины, — по словам одного исследователя, - заключает некоторые географические названия, которые напоминают о Руси”. Rugia или город Rossa, называемый также Russa, Roiia, Rugen, Rursia, Rusa. Свидетельство о политическом участии русских князей в крестовых походах сохранилось, впрочем, и в русском произведении. Мы имеем в виду “Хождения Даниила Паломника”. По собственным словам Даниила, он ходил в Палестину при Святополке Изяславиче, т. е. до 1113 г. Что его миссия в Палестину имела какое-то политическое значение, видно из того, что русский игумен вел переговоры с королем Болдуином († 1118). Русский паломник был со своею дружиною, по-видимому, достаточно многочисленной, для защиты от нападения мусульман: “погани мнози в горах тех и избивают христиан в дебрех тех страшных” ^{[ 3 ]}.

Архиепископ, позже митрополит Антоний (Храповицкий † 10.8.1936) в 1916 г.: “Отнимите от нашего русского народа, от нашей русской жизни Православие, и от нее ничего своего родного не останется, — как справедливо выражается Достоевский. Напрасно заговорили у нас о какой-то национальной русской Церкви: таковой не существует, а существует церковная национальность, существует церковный народ наш (и отчасти даже церковное общество), который родным и своим признает лишь то, что согласно с Церковью и ее учением, который не признает русскими русских штундистов, но не полагает никакой разницы между собою и православными иностранцами — греками, арабами и сербами. Скажите нашему крестьянину: не брани евреев, ведь Пресвятая Богородица и все Апостолы были евреями. — Что он ответит? “Неправда, — скажет он. — Они жили тогда, когда евреи были русскими”. Он отлично знает, что Апостолы по-русски не говорили, что русских тогда не было, но он хочет выразить такую верную мысль, что в то время верующие Христу евреи были в той истинной вере и Церкви, с которой теперь слился народ русский и от которой отпали современные евреи и их непокорные Господу предки.

В Киево-Печерской Лавре ежесубботно читается на заутрени акафист Божией Матери и после него длинная-предлинная молитва, в которой воздается хвала Пречистой за то, что Она избавила Свой царствующий град от нашествия нечестивых язычников и потопила их в волнах Черного моря с их кораблями и их мерзким каганом, другом бесов и сыном гибели. На кого составлена была греками и читается русскими эта молитва? На наших же предков, когда они были язычниками и обложили Константинополь в IX веке! Не с ними, значит, душа и молитва русского духовенства и народа, а с православными чужестранцами, нашими отцами по вере, как и ненавидимые евреями древние христиане продолжали именно себя считать истинными детьми Авраама и наследниками Его обетований, согласно изъяснениям св. Апостола Павла. <...>

Говорить ли о том, что самым родным, самым святым для себя местом на земном шаре русские люди считают “Матерь Церквей, Божие жилище”, т.е. Святой град Иерусалим, а духовною столицей христианства — Святую Гору Афонскую? Десятками тысяч направляют они ежегодно туда свои стопы, а сердца их стремятся туда десятками миллионов. Далеко не церковный, но понимавший Россию Некрасов, когда взялся доказывать читателю, что русский народ носит в сердце великую идею, великие нравственные стремления и духовный энтузиазм, то изобразил картину, как крестьянская семья слушает повествование странников о Святой Земле и прочих святынях: все тогда стихает в избе, сон отбегает от глаз старых и юных, веретено замерло в руках пряхи, и восторженно умиленные лица мужчин, женщин и детей свидетельствуют наблюдателю о том, что не может пропасть или зачахнуть, или развратиться вконец тот народ, который так глубоко переживает живущую в Христовой Церкви тайну нашего искупления.

На настоящую войну наш народ взирает, как на освобождение христианства от ига еретиков и магометан, а конечную цель ее видит в освобождении Священного Царьграда с церковью св. Софии и Иерусалима с Господним Гробом. Все это живо интересует не только солдат наших, но, пожалуй, еще в большей степени жителей и жительниц русской и малороссийской деревни, прихожан и прихожанок, наших читателей. Последние, особенно последние мыслят себя в известных обязательных отношениях к Святой Земле, и, побывав там, рекомендуют себя самым почетным из доступных им титулов: “Я иерусалимка” ^{[ 4 ]}.

 “Иерусалим-город городам отец.
Почему тот город городам отец?
Потому Иерусалим городам отец:
Во тем во граде во Иерусалиме
Тут у нас среда земле.
Собор-церковь всем церквам мати.
Почему же собор-церковь всем церквам мати?
Стоит собор-церковь посреди града Иерусалима,
Во той во церкви соборней
Стоит престол Божественный,
На том на престоле на Божественном
Стоит гробница белокаменная;
Во той гробнице белокаменной
Почивают ризы Самого Христа,
Самого Христа, Царя Небесного, —
Потому собор-церква церквам мати” ^{[ 5 ]}.

В IV редакции “Откровения Мефодия Патарского” (IV или VII вв.), представленной списком Афонского монастыря Кутлумуш, говорится о том, что сыновья “Царя Греческого перед концом времен обратятся против живущих в земле обетованной и прогонят их оттуда” ^{[ 6 ]}.

Все это, разумеется, относится ко времени Последнего Царя — “Царя Греческого” (IV или VII вв.) “Откровения Мефодия Патарского”; “Царя, избранного Самим Господом” (1930) архиепископа Феофана Полтавского; “Белого Царя” (1914-1940) о. Сергия Булгакова и т. д., то есть к короткому периоду “мирствования”.

(1916): “Существует очень красивая легенда о священнике, до сих пор живущем в стенах св. Софии: “Когда турки вошли в Царьград, в храме св. Софии шло богослужение. Ворвавшись в храм, турки учинили здесь оргию, с ужасом описываемую современниками.

Один из священников обратился с молитвою к Богу, держа в руках чашу и совершилось чудо. Стена храма разошлась, священник вошел внутрь ее и стена вновь сошлась.

Прошли века, но и до сих пор слышно иногда сквозь стену, как молится священник. И будет он, по легенде, находиться там до тех пор, пока турки не будут изгнаны из Царьграда. Тогда вновь воссияет крест над Софией, и священник выйдет из стены, чтобы довершить незаконченную литургию”.

В, сборниках, известных под именем “Цветник”, “Лебедь”, “Книга Льва Премудрого” и проч., в “Степенной книге” вполне определенно предсказывалось даже, что напоследок род русых победит весь ислам и овладеет Седмихолмым.

Акад. А.И. Соболевский отметил целый ряд таких предсказаний и, между прочим, надпись на гробе Царя Константина, * пророчествовавшую о русских. Мефодий Патарский и Лев Премудрый оставили ряд очень пространных предсказаний. В толковании этих предсказаний о Руси говорится: “Народ же российский вкупе причастники всего Измаила победят и Седмихолмых возьмут с прибытками”.

В 1557 г. русский посол доносил Царю такие ногайские речи: “Тако дей наши книги говорят, все дей бессерменские государи русскому государю поработают” ^{[ 7 ]}.

И. Кириллов, изучавший “историческое развитие идеи русского мессианизма” писал в 1914 г.: “Некто Нестор Искандер, невольный потурченец, находился среди турецких войск, осаждавших Константинополь, и записал все то, что ему удалось наблюдать; впоследствии, по рассказам защитников Царя-града, Искандер записал и то, что происходило в его стенах. Таким путем создалась “Повесть о Царь-граде”, в которой встречаются строки и философского содержания; некоторые представляют интерес для настоящей темы: “...Беззаконный Магумет седе на престоле царства, благороднейша суща всех, иже под солнцем, но убо да разумееши, окаянне, аще вся прежереченныя Мефодием Патарьмским и Львом Премудрым и знамения о граде сем свершишася, то и последняя не прейдут, но такоже свершитися имут. Пишет бо: руссий же род прежде создательными всего Измалита победят и Седмихолмаго приимут со прежде законными его и в нем воцарятся”.

В другом списке этой “Повести”, вероятно, более позднего происхождения, “руссий род” заменен выражением “русский род”. На гробнице Константина Великого есть надпись, которая показывает, что не одни русские своеобразно понимали пророчества; надпись следующего содержания: ...“Русские роды (или племена), соединившись со всеми теми, кто их окружает, восторжествуют над Измаилом”. “Руссий род” ** укрепил в умах русских книжников идею о мировом значении русского народа, и в последующих “повестях” и “сказаниях” о Флорентийском соборе и о взятии Константинополя можно встретить более определенные выражения о мессианстве русского царства. Так, в повести “О взятии Царя-града от безбожного турского царя Амурата”, принадлежащей перу русского автора, есть следующее место: “Сия убо вся благочестивыя царствия: греческое и сербское, бассткое и арбаназское грех ради наших Божиим попущением безбожнии турци поплениша и в запустение положиша и покориша под свою власть; наша же русская земля Божиею милостью и молитвами Пречистыя Богородицы и всех святых чудотворец, растет и младеет и возвышается. Еже Христе милостивый дажь расти и младети и расширятся и до скончания века” ^{[ 8 ]}.

* Имеются в виду “предсказания, начертанные мудрецами на крыше гробницы царя Константина Великого в храме Св. Апостолов одними согласными буквами, объяснение которых представил сенатор Григорий Схоларий в 1421 году” ^{[ 9 ]}. — Сост.

** В противовес латинским источникам, именовавшим Русь — Russi, византийцы именовали — “Рос”. (Отсюда, кстати, и “Россия”). Дело в том, что в Византии с русскими отождествляли пророчество Иезекииля: “Вот Я — на тебя, Гог, князь, Роша, Мешеха и Фувала!” (Иез. 39,1). Впервые к русским текст Иезекииля применен в Житии Василия Нового: “Варварский народ придет сюда на нас свирепо, называемый Рос и Ог и Магог”. Некоторые утверждают, что русское славянское родословие восходит к внукам единого Патриарха всех послепотопных народов Ноя, сыновьям Иафетовым. От этого младшего сына Ноя, в частности, родились: Магог (Быт.10, 2; Отк. 20, 7, его племена, как полагают, также находятся в России), Тувал (Быт, 10,2; 1 Пар. 1,5, в древнем произношении Тубал или Тобол, греч. произношение — Фувал, его племена восточнее Роша, русских; по его имени — река Тобол и город Тобольск), Мешех (Мосох, с которым связывают название Москвы). Под Рошем (от евр. “глава”, “вождь”) разумеется скифский (русский) народ, как “один из трех народов, над которым был вождем Магог, когда как над двумя другими начальствовали Мешех и Фувал” ^{[ 10 ]}. Подробнее см. в Приложении V. — Сост.

Монах-прозорливец Авель Вещий (рубеж XVIII-XIX вв.): “Свершатся надежды русские. На Софии, в Царьграде, воссияет Крест Православный, дымом фимиама и молитв наполнится Святая Русь и процветет, аки крин небесный...” ^{[ 11 ]}

В ставшей недавно известной “Записке Н.А. Мотовилова”, относящейся к периоду его общения со святителем Антонием Воронежским (уже после смерти преп. Серафима) говорится о том, что “соединенными силами России и других Константинополь и Иерусалим будут полонены. При разделе Турции она почти вся останется за Россией...” ^{[ 12 ]}

Ф. И. Тютчев писал (12.9.1849): “Можно <...> предвидеть в будущем два великих провиденциальных факта, которым предлежит <...> открыть в Европе новую эру. Эти два факта суть: 1) окончательное образование Великой Православной Империи, законной империи Востока, одним словом — России будущего, осуществленное поглощением Австрии и возвращением Константинополя; 2) соединение двух Церквей — восточной и западной. Эти два факта, по правде сказать, составляют один, который вкратце сводится к следующему: Православный Император в Константинополе, повелитель и покровитель Италии и Рима; Православный папа в Риме, подданный Императора” ^{[ 13 ]}. *

В “Житии старца Серафима” (1893) рассказывается о том, как преподобный “не раз” говорил, что “некогда на Россию восстанут три державы и много изнурят ее. Но ЗА ПРАВОСЛАВИЕ Господь, помилует и охранит ее” ^{[ 14 ]}. Речь, как открылось после, шла о Крымской войне 1853-1856 гг.

Архимандрит Пантелеимон, настоятель Гефсимании: “В 1847 году латиняне украли положенную православными греками на месте Рождества Христова звезду с тем, чтобы заменить ее латинской звездой. Это послужило поводом к политическим спорам, после которых предоставлено было турецкому правительству приготовить другую звезду и положить ее на означенном месте” ^{[ 15 ]}.

А.А. Дмитриевский, профессор Киевской Духовной Академии: “Когда Вертеп Христов был поруган снятием звезды на месте Рождества Христова, то он (Император Николай I — Сост.) не задумался: врагам Православия, на защиту попранной святыни, объявил войну, получившую в истории название Севастопольской” ^{[ 16 ]}.

Митрополит Платон (Городецкий, 1803-1891), Киевский и Галицкий: “Я Николая ставлю выше Петра. Для него неизмеримо дороже были Православная вера и священные заветы нашей истории, чем для Петра. Император Николай Павлович всем сердцем был предан всему чистокровному русскому, и в особенности тому, что стоит во главе и в основе русского народа и Царства — Православной вере. То был истинно православный, глубоко верующий русский Царь” ^{[ 17 ]}.

* Ср. с предсказаниями европейской традиции о Великом Монархе (“француз по происхождению, потомок короля Людовика XVI, принца Бурбонского”), великом (народном) папе и русском Царе “неизвестного происхождения”, который явится примирить всех и восстановить нарушенный порядок после смутного времени в России (“...когда наследник российского престола, услышав стоны своего народа, которому он служит, поднимет огромную армию и, проходя дорогами своих дедов и прадедов, восстановит всех в правах”). Но все это будет длиться недолго. На папском престоле воссядет Петр Римлянин (еврей по происхождению), связанный с антихристом. Об этом, по всей вероятности, и говорится в т. н. “третьем секрете Фатимы”, который должен был быть открыт миру в 1960 г. По сути о том же повествуется в известной “Записке Н. А. Мотовилова”, об этом же поминает и В. С. Соловьев (1884): “Наступит день, и исцеленная от долгого безумия Польша станет живым мостом между святыней Востока и Запада. Могущественный Царь (последний — Сост.) протянет руку помощи гонимому первосвященнику (Православному папе — Сост.). Тогда восстанут и истинные пророки из среды всех народов и будут свидетелями Царю и священнику. Тогда прославится вера Христова, тогда обратится народ израилев” ^{[ 18 ]}.

П.В. Безобразов, историк: “Восточный вопрос был причиной последней нашей войны с Францией. Крымская кампания возгорелась из-за вопроса, который многим казался пустым и не стоящим внимания, из-за ключей Вифлеемского храма. Но дело заключалось, конечно, не только в том, кому будет принадлежать Вифлеемская святыня <...> Император Николай Павлович выступал в роли, какую принимали на себя все русские Цари, начиная с Иоанна Грозного, в роли покровителя и защитника Православного Востока” ^{[ 19 ]}.

Такую же оценку войне давали и противники. В самый, момент, объявления Францией войны России, Мария-Доминик-Огюст, кардинал Сибур, архиепископ парижский заявил: “Война, в которую вступила Франция с Россией, не есть война политическая, но война священная. Это не война государства с государством, народа с народом, но единственно война религиозная. Все другие основания, выставляемые кабинетами, в сущности, не более как предлоги, а истинная причина, угодная Богу, есть необходимость отогнать ересь Фотия; укротить, сокрушить ее. Такова признанная цель этого нового крестового похода и такова же была скрытая цель и всех прежних крестовых походов, хотя участвовавшие в них и не признавались в этом” ^{[ 20 ]}.

Можно, конечно, по-разному оценивать причины поражения православной России от католическо-протестантско-мусульманской коалиции: неравенство экономического потенциала, разница в живой силе и вооружении, бездарность главного командования. Однако была еще одна — основная, но до сих пор по вполне понятным причинам (как нераскаянный грех) не вошедшая в широкий оборот, причина поражения России в Крымской войне. Речь идет об отступлении некоторых высших по занимаемому положению русских слоев от Православной веры.

С началом боевых действий в Севастополе “служка Серафимов” Н.А. Мотовилов послал Государю для отправки в действующую армию список с иконы Божией Матери “Умиление”, перед которой всю жизнь молился и скончался преподобный Серафим. Уже после войны Н.А. Мотовилов узнал от адмирала П.И. Каспийского, что произошло дальше: “Икона Божией Матери была от Государя прислана, но наш светлейший (главнокомандующий сухопутными и морскими силами в Крыму князь А.С. Меншиков — Сост.) на нее не обратил никакого внимания, и она долгое время хранилась в каком-то чулане, пока сам Государь не запросил, куда она помещена. Тогда ее разыскали и поставили на Северную сторону, и только Северная сторона, как вам известно, и не была взята неприятелем” ^{[ 21 ]}. *

Дальше Северной стороны “не дошла” и Чудотворная икона Касперовской Божией Матери. Тот же князь А.С. Меншиков кощунственно заявил гонцу архиепископа Херсонского Иннокентия (Борисова † 1857): “...Передай архиепископу, что он напрасно безпокоил Царицу Небесную — мы и без Нее обойдемся!” ^{[ 22 ]}

(Подобное совершалось и во время русско-японской войны 1904-1905 гг., когда Порт-Артур так и не увидел на своих стенах посланный его защитникам образ Царицы Небесной “На двух мечах”  ^{[ 23 ]}, ** и во время Первой мировой, когда без ведома Государя (!) с фронта была увезена Чудотворная Песчанская икона Божией Матери, доставленная туда по пророческому слову Святителя Иоасафа Белгородского, сказанному им его почитателю в сонном видении ^{[ 24 ]}.

* Между тем, как известно, эта чудотворная икона защитила во время Крымской войны Одессу от вторжения неприятельских войск. При архиепископе Иннокентии было постановлено в научение потомству событие это сделать незабвенным и праздновать 1 октября ^{[ 25 ]}.

** Икона была написана в Киеве на пожертвования верующих “в благословение и знамение торжества христолюбивому воинству Дальней России” и на Страстной седмице Великого поста 1904 г. доставлена в Петербург. Пресвятая Богородица повелела доставить икону в Порт-Артур, пообещав в этом случае победу русской армии. Вопреки ясно высказанной воле Божией Матери в Порт-Артур доставляли копии иконы, боясь подвергнуть опасности образ. В то время как икона находилась в соборе Владивостока, в Петербурге объявился доброволец, вызвавшийся доставить ее в Порт-Артур: ветеран русско-турецкой войны 1877-1878 гг., отставной ротмистр Лейб-гвардии уланского полка, делопроизводитель Императорской охоты Н.Н.Федоров. Но и он не смог добраться с иконой до Порт-Артура. В конце концов она попала к генералу Куропаткину ^{[ 26 ]}. “Вождь нашего воинства А.Н. Куропаткин, — писал св. прав. Иоанн Кронштадтский, — оставил все поднесенные ему иконы в плену у японцев-язычников, между тем как мирские вещи все захватил. Каково отношение к вере и святыне церковной! За то Господь не благословляет оружия нашего и враги побеждают нас. За то мы стали в посмеяние и попрание всем врагам нашим” ^{[ 27 ]}. Есть, однако, сведения, что икону Божией Матери “Порт-Артурскую” возвратили во Владивосток ^{[ 28 ]}.

Однако отступление от Православия в России, по милости Господней, не было во время Крымской войны столь широким, и на сей раз Бог, по слову преподобного Серафима, “за Православие” “помиловал и сохранил” Россию. Хотя и грозно предупредил: в результате войны мы потеряли монопольное право защиты христиан в границах Османской империи; в Святую Землю началось активное проникновение католических и протестантских миссионеров.

Ф.М. Достоевский (июнь 1876); “Да, Золотой Рог и Константинополь — все это будет наше, но не для захвата и не для насилия, отвечу я. И, во-первых, это случится само собой, именно потому, что время пришло, а если не пришло еще и теперь, то действительно время близко, все к тому признаки. Это выход естественный, это, так сказать, слово самой природы. Если не случилось этого раньше, то именно потому, что не созрело еще время. <...>

Теперь Россия уже побывала в Европе и уже сама образованна. Главное же — узнала всю свою силу и действительно стала сильна; узнала тоже, и чем именно она будет всего сильнее. Теперь она понимает, что Царьград может быть наш вовсе не как столица России; а два века назад Петр, захватив Царьград, не мог бы не перенести в него столицу свою, что и было бы погибелью, ибо Царьград не в России и не мог стать Россией. Если б Петр и удержался от этой ошибки, то ни за что не удержались бы его ближайшие преемники. Если же теперь Царьград может быть нашим и не как столица России, то равно и не как столица Всеславянства, как мечтают некоторые. Всеславянство, без России, истощится там в борьбе с греками, если бы даже и могло составить из своих частей какое-нибудь политическое целое. Наследовать же Константинополь одним грекам теперь уже совсем невозможно: нельзя отдать им такую важную точку земного шара, слишком уж было бы им не по мерке. <...> Во имя чего же, во имя какого нравственного права могла бы искать Россия Константинополя? Опираясь на какие высшие цели, могла бы требовать его от Европы? А вот именно — как предводительница Православия, как покровительница и охранительница его, — роль, предназначенная ей еще с Ивана III, поставившего в знак ее царьградского двуглавого орла выше древнего герба России, но обозначившаяся уже несомненно лишь после Петра Великого, когда Россия сознала в себе силу исполнить свое назначение, а фактически уже и стала действительной и единственной покровительницей и Православия, и народов, его исповедующих. <…>

...Это будет настоящее воздвижение Христовой истины, сохраняющейся на Востоке, настоящее новое воздвижение Креста Христова и окончательное слово Православия, во главе которого давно уже стоит Россия” ^{[ 29 ]}.

Русский народ, по Достоевскому, понимал “Восточный вопрос не иначе как в освобождении всего Православного Христианства и в великом будущем единении Церкви”. “Мы, Россия, — подчеркивал писатель, — действительно необходимы и неминуемы и для всего Восточного Христианства, и для всей судьбы будущего Православия на земле, для единения его... Одним словом, этот страшный Восточный вопрос — это чуть не вся судьба наша в будущем. В нем заключаются как бы все наши задачи и, главное, единственный выход наш в полноту истории. В нем и окончательное столкновение наше с Европой, и окончательное единение с нею, но уже на новых, могучих, плодотворных началах” ^{[ 30 ]}.

К.Н. Леонтьев (29.10.1878): “Я был недоволен болгарами за слишком грубую и неосторожную борьбу против Вселенской Патриархии (на престол которой, сохраняя с ней связь, мы можем без труда посадить со временем Русского монаха)...” ^{[ 31 ]}

(3.9.1889): “Об организации Восточно-Церк. Единства — теперь еще не годится слишком ясно писать... Я жду... А так как война, конечно же, с час на час близится и не возгореться и не может даже: то, если буду жив в ту минуту, когда Турция так или иначе, за нас (?!!) или против нас (что в 1000 раз вернее) — будет в нее вовлечена, то я тотчас же составлю об этом секретную Записку, которую через Вас (Т.И. Филиппова — Сост.) и представлю Государю Императору. * А печатать ясно — это значит — предпочитать свое литературное тщеславие — священному и великому делу...” ^{[ 32 ]}

“Не естественно ли по всеобщему закону полярности, что на Востоке царь будет один над всеми, даже и над мелкими царями; а развившаяся дальше Церковь станет многолична и многовластна, даже и при некоторой соборно-аристократической централизации на Босфоре? По моему мнению, к этому ведут события; дух времени у нас веет прямее в эту сторону, чем на Запад” ^{[ 33 ]}.

“Русские славяне из кучи мелких, диких и несогласных княжеств создали сами новое великое и просвещенное царство.

Византийские греки, на основании евангельских и апостольских данных, хотя и Божественных, но (разумеется — промыслительно) еще общих и для подробного приложения неясных, создали гораздо раньше латинян новую, мировую, ясную и сложную ортодоксию.

Пусть эти русские столь государственные и эти греки, столь церковные в истории своей, пусть они тогда протянут искренно друг другу руку в небывалом еще доселе физически тесном общении!

Пусть случится это на том самом Босфоре, про который Наполеон I говорил: “C'est l’Empire du monde!” (“Это — империя мира” — Сост.), и где, кажется, и Фурье хотел основать резиденцию своего Всеземного Омниарха, как главы градативно друг над другом возносящихся общин.

И тогда? Тогда отчего ж и не произойти все тому же соединению Церквей?

Только иным обратным движением: духовной победой Востока над Западом” ^{[ 34 ]}.

“Я же нахожу желательным (и даже спасительным для России) скорейшее окончание вопроса только восточного, но не всеславянского. Всякий может легко понять, что это большая разница! Окончание восточного вопроса значит:

1. Присоединение Царьграда к России с подходящим округом в Малой Азии и во Фракии. 2. Образование на развалинах Турции православной (а не чисто славянской) конфедерации из четырех разноплеменных православных государств: Греции, Сербии, единой Румынии и Болгарии и 3. Если возможно, то и присоединение остатков Турции и всей Персии к этой конфедерации (англичан из Египта, разумеется, желательно было бы удалить и отдать Египет султану, как подручнику нашему, в непосредственную власть)” ^{[ 35 ]}.

* “...Трепещу мысли, —писал 28.11.1891 г. Ф.П. Чуфрин Т.И. Филиппову, — что К.Н-ч (Леонтьев — Сост.) не успел изложить свою заветную мысль о взятии Царьграда и государственном устройстве России с Царьградом — центральная и вместе конечная мысль всего его дела. — “Об этом печатать нельзя, — говорил он, — это разве только запиской Самому Государю можно представить”. — “Может быть, в посмертных моих записках оставлю”. <...>” ^{[ 36 ]} Из позднейших писем известно, что К.Н. Леонтьев (4.12.1890) предполагал замену “власти Русской Духовной Коллегии, Св. Синода <...> более и более канонической властью постоянного Вселенского Синода на Босфоре, с привилегированным Патриархом во главе” ^{[ 37 ]}. — Сост.

(24.4.1889): “Заметьте, что даже уж и теперь (в 88 уже г.) я замечаю в русском обществе некоторую уверенность, что мы готовы к войне даже и с лигой. А это я слышу в 1-й раз в жизни (исключая, конечно, нашей ошибки при Николае Павловиче)! Если же мы еще подождем? Молюсь я о том, чтобы Господь позволил мне дожить до присоединения Царьграда. А все остальное приложится само собою! Узел там и больше нигде. Это — цель; остальное все или средства, или последствия. Я уверен, что и в самых высших сферах так думают. Если же и нет; то отчаиваться не надо. “L’appetit vient en mangeant!” Будут вынуждены обстоятельствами так думать. Пусть только — Германия втянет Турцию в союз противу нас, и я воскликну: “Ныне отпущаеши раба Твоего!” Тогда политическое положение станет легче в смысле определенности главной цели; а что стратегическое будет несколько труднее — это не беда. Восточный вопрос — не Польский какой-нибудь, или Туркестанский и Афганский — его разрешение в нашу пользу есть событие мировое 1-й важности; точка великого поворота в истории. Относительно же военных трудностей скажу вот что: насчет созидания, насчет творчества, самобытного устроения прочности и т.п. Россия остается еще сфинксом; способна ли она ко всему этому — еще вопрос и очень горький даже. Но, что касается до способности всеразрушения — в этом никто ее не превзошел. С XV-XVI столетия, со времен Иоаннов — все слабое или мало-мальски ослабевшее вокруг России — одно за другим рушится и гибнет: Казань, Астрахань, Сибирь, Малороссия, Швеция, Польша, Турция, Кавказ. Азиатские ханства... Смешно даже видеть и читать, когда, наши обижаются или притворяются обиженными тем, что Запад нас так боится! Как же не бояться! Это что-то роковое и почти невольное. Не то страшно чего хочет великий народ, а то страшно, что он и нечаянно, быть может, иногда да делает. Самые большие неудачи наши (Тильзит, Парижск. и Берлинск. трактаты) — пустяки сравнительно с нашими приобретениями и торжеством медленным, но верным, фатально верным.

Что мы такое: действительно ли мы новый культурный мир, как думал Данилевский, орудие ли Примирения Церквей без всякой особой гражданской оригинальности, как желает и надеется Влад. Соловьев, или, наконец, мы таим в загадочных недрах нашей великой отчизны зародыш самого ужасного отрицания и нигилизма (иногда увы! —думается, признаюсь, и так!), задатки самого гнусного и кровожадного хамства (равенства то есть), во всяком случае наше призвание — огромное и грозное еще далеко не исполнено и потому — “горе тому, кто станет на дороге этому не нами, а Свыше предначертанному стремлению”.

Могу Вас уверить, что мне иногда очень жаль не только и без того в истории и семье столь несчастливого Франца-Иосифа, не только турок, которых я до смерти люблю (все-таки на европейских демократов не похожи), но даже и великого и грозного Отто ф.<он> Бисмарка!

Просто жаль, как бабочку, которая летит на огонь...”^{[ 38 ]}

К.Н. Леонтьев считал (24.10.1890), что непременно “русские захотят прежде всего испытать центральную Восточную Церковь в Царьграде; иначе, без этого опыта все будут чувствовать, что чего-то недоделали <…>” Рассуждая о “Соборно-Патриаршей централизации на Босфоре” (19.1.1891) духовный мыслитель не рисовал радужных картин: “Причем “кисельные берега” отвалятся сами собой и будет по-прежнему на земле стоять стон от скорбей, обид и лишений; как бы то ни было — след будет великий...” ^{[ 39 ]}

Ощущение частью русского общества надвигающихся всемирно-исторических событий апокалиптического масштаба чувствовалось уже во время первой Балканской войны 1912-1913 гг. Еще не принявший священнического сана С.Н. Булгаков заносил в дневник: “Принесли газеты. В них мы прочли, что болгары одержали решительную победу над турками и доблестная православная рать славян теснит турецкие полчища и выбивает их из последних укреплений. Пробил знаменательный час истории. Наступила година, которой ждала старая Русь с ее мечтою “о Третьем Риме”, столице Православного Царства, приближается срок для исполнения политического завещания Достоевского о том, что рано или поздно “Константинополь должен быть наш”, * приблизился момент, когда Россия должна будет сказать твердое слово и решить им окончательную судьбу ею же вызванных к политическому бытию славянских государств. Назрели всемирно-исторические события, в которых Россия призвана играть первую роль” ^{[ 40 ]}.

* См. “Дневник писателя”, мартовский выпуск 1877 г., глава I “Еще раз о том, что Константинополь, рано ли, поздно ли, а должен быть наш”. — Сост.

Монахиня Серафима (Булгакова): “Война 1914 года началась утром 19 июля, в день памяти преподобного Серафима. Государыня с Великими Княжнами была накануне у всенощной и у обедни (на Дивеевском подворье Петербурга — Сост.) Отошла обедня, только проводили гостей, вдруг звонят из церкви: “Государь в церкви”. Он приехал в защитной форме простого солдата и дежурившая в церкви сестра узнала его только потому, что Он вошел вперед Государыни. Все сестры вскочили, на ходу надевая ряски и камилавки. И бегом в церковь.

Государь стоял у иконы преподобного Серафима. Прибежал и батюшка. Запели: “Спаси, Господи, люди Твоя...” Откуда ни возьмись церковь наполнилась толпой народа. <...>

Сестры жили на подворье до лета 1917 года. Шили шелковые рубашки офицерам. Для образца была прислана из Дворца красная шелковая рубашка Государя. Говорили еще, что сестры видели, когда прибежали в церковь, что Государь очень плакал перед образом преподобного Серафима” ^{[ 41 ]}.

Протоиерей Сергий Булгаков (1918): “...Верую по-прежнему, что Россия воистину призвана явить миру новую соборную общественность, и час рождения ее мог пробить anno 1914. Далее, не отказываюсь и от мысли, что участие в мировой войне могло оказаться великим служением человечеству, открывающим новую эпоху в русской, да и во всемирной истории, именно византийскую. Но этим, конечно, предполагалось бы изгнание турок из Европы и русский Царьград, как оно и было предуказано Тютчевым и Достоевским...” ^{[ 42 ]}

Как писал Ф.И. Тютчев:

То, что обещано судьбами
Уж в колыбели было ей,
Что ей завещано веками
И верой всех ее царей, —
То, что Олеговы дружины
Ходили добывать мечом,
То, что орел Екатерины
Уж прикрывал своим крылом, —
Венца и скиптра Византии
Вам не удастся нас лишить!
Всемирную судьбу России —
Нет! Вам ее не запрудить!.. ^{[ 43 ]}

Отец Павел Флоренский (май 1922): “В начале всемирной войны, когда предвиделась близкая возможность завоевания Константинополя, в кругах, притязающих на исключительную верность каноническому строю, с большою тревогою разбирался вопрос, как же быть тогда с Константинопольским Патриархом, которого мудрено подчинить Святейшему Синоду, а вместе с тем не складно и сделать верховною главой Русской Церкви. При этом молчаливо предполагалось, что существование в пределах одного православного государства двух независимых друг от друга духовных владык, не подчиненных и высшему их, безусловно недопустимо. Кажется, из-за этого затруднения иные были даже готовы отказаться от Константинополя. Но почему они не подумали о таковом же сосуществовании в одной Оттоманской Империи четырех патриархов и соответственно — четырех независимых глав” ^{[ 44 ]}.

Архиепископ Никон (Рклицкий † 4/17.9.1976), Вашингтонский и Флоридский писал в своей работе о владыке Антонии (Храповицком † 28.7/ 10.8.1936): “В 1916 г. исход войны, уже казалось, был предрешен. Каждому было ясно, что Германия истощает последние силы и скоро близится победа. В Св. Синоде уже обсуждался вопрос о том, кому будет принадлежать Константинополь, и, если он войдет в состав Российской империи, то что делать с Вселенским Патриархом. Высказывались мнения, что следует оставить ему титул экзарха Константинопольского с подчинением Св. Синоду, как это произошло с Грузинским католикосом в свое время.

Для обсуждения этих вопросов был приглашен владыка Антоний, * хотя в Св. Синод его тогда почти не вызывали. Владыка резко выступил против таких мнений, он считал, что скорей Российский Св. Синод должен войти в состав Константинопольского патриархата, а не наоборот” ^{[ 45 ]}.

* Архиепископ Антоний в письме Киевскому митрополиту сообщал: “Получил сегодня телеграмму от В. К. Саблера: “Св. Синод поручил просить Вас прибыть в Петроград на несколько дней к 18 апреля для обсуждения доклада проф. Соколова”. Я ответил: “Прибуду 17 апреля”. Соколов, конечно, будет доказывать о Царьграде, который русским все равно не отдадут англичане, да и лучше, чтобы не отдавали, ибо, что хорошего обращать св. град тот во второй Петербург и уничтожать там патриаршество, плодить наши глупые семинарии, часовые всенощные, концерты Бортнянского. Но ехать надо” ^{[ 46 ]}.

Архиепископ Антоний (Храповицкий) писал в 1916 г.: “Для нас же русских, напротив, только тогда получится нравственное удовлетворение в случае победоносного исхода войны, если священный град Равноапостольного Константина и кафедра Первенствующего иерарха всего мира опять восстановит свое значение, как светильника православной веры, благочестия и учености, и будет собою объединять славянский север, эллинский юг и сиро-арабский и грузинский восток, а также привлекать к возвращению в церковь русских раскольников, болгарских отщепенцев, австрийских униатов и восточных еретиков-монофизитов разных наименований. <...>

Константин основал Царьград, другой Константин его поневоле отдал злым варварам; Константин же, по давнишнему преданию греков, должен его возвратить христианству и эллинизму; ради этой идеи греческие патриоты дерзнули даже на преступление цареубийства, чтобы ускорить ожидаемое событие, но Господь не нуждается в грехе для исполнения Своей воли (Сир. 15, 11-13), и мужественный поход балканских христиан против агарян 3 года тому назад окончился братоубийственным междоусобием, не достигнув конечной цели.

Видимо, Господь желает смирить нетерпеливых греков тем, чтобы не по их замыслу и не их силою возвращена была им древняя столица, но, как Иаиль завершила победы Варака, так и увенчание векового освободительного движения христиан от турок, т. е. освобождение Константинополя и возвращение его эллинам в качестве великодушного дара должно быть совершено Россией.

Скептики на это ответят: “Ты теперь так говоришь, потому что России теперь нужна помощь греков против болгар и турок, а она, конечно, немедленно будет дана первыми, если им обещать “Царьград”.

Нет, я так говорю не теперь, но развивал эту мысль довольно подробно еще в апреле месяце в Петрограде в одном высоком собрании, когда взятие Константинополя почиталось делом нескольких предстоящих дней, причем имелись сведения, что союзники присудили его в собственность России. Я тогда еще доказывал, что град Константина должен быть отдан своим историческим владельцам эллинам, а Россия должна только сохранить проливы, как Англия владеет Гибралтаром. Доказывал я это не на основании политических расчетов настоящей войны, ибо тогда господствовала полная уверенность в немедленном одолении Турции и Германии, — а на совсем других основаниях. <...>

Не радует меня девиз: “изгнание турок из Европы”. Что такое Европа? Кому она нужна? С какими нравственными ценностями совпадает это географическое понятие? Изгнать турок из Европы и оставить им всю православную Анатолию? Св. Землю? Антиохийский Патриархат?

Не Европу только надо очистить от турок, а весь Православный Восток: Господень Гроб, Голгофу, Вифлеем, Дамаск, Бейрут и вообще все православные епархии. Если в настоящую войну удалось бы только очистить от них Константинополь, то на это следовало бы взирать лишь как на первый этап освобождения христианства и непременно обезпечить за собою сильный и постоянный натиск на дальнейшие пределы турок, населенные православными греками и православными арабами.

Первое возможно лишь в том случае, если Россия восстановит Византийскую Империю, объединив теперешнюю свободную Грецию с Царьградом под мирскою властью Самодержца-грека и под духовною властью Вселенского греческого Патриарха, * — и тем отблагодарит эллинский народ за то, что он некогда освободил нас от рабства диавола и ввел в свободу чад Божиих, соделав нас христианами. Патриарх останется пастырем своих многочисленных малоазийских епархий и епархий Свободной Греции, а Византийский Император со своим народом не успокоится до тех пор, пока не возвратит этих епархий в свое подданство, пока не объединит весь эллинский народ в одном государстве. Тогда Россия получит себе надежного и преданного союзника в исполнении другой своей задачи на ближнем Востоке. Она должна овладеть широкой лентой земли от южного Кавказа до Дамаска и Яффы и овладеть Сирией и Палестиной, открыв для себя берег Средиземного моря и соединив его с Кавказом железными дорогами. Без преданного и сильного своей энергией союзника этого сделать, а тем более сохранить, невозможно, ибо при иных условиях греки будут самыми неукротимыми противниками такого движения России на восток, да оно просто сделается физически невозможным.

* То есть вопреки Ф. И. Тютчеву, представлявшему развитие событий следующим образом: “...И своды древние Софии в возобновленной Византии вновь осенят Христов алтарь. Пади пред ним, о Царь России, — и встань как всеславянский Царь!” (“Пророчество”, 1850). Или К.Н. Леонтьеву, считавшему, что на кафедру Вселенского Патриарха следует поставить русского монаха. Интересно, что, по сути, тот же подтекст наличествует в последней статье (1944) Патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского). — Сост.

Таковы соображения политические, внешние. Как более простые, они изложены нами сначала; но обратимся к более глубоким и серьезным основаниям, имеющим силу не только в настоящий век, но и для веков дальнейших. Русское правительство, представительное и исполнительное, русское общество и русское земство оторвалось от русской истории, от нашей народной культуры. В некоторой степени то же должно сказать и о нашей духовной школе и даже о нашем ученом духовенстве. Все это колебалось между французским республиканством и немецким социализмом, и в этих увлечениях сдерживалось такими деятелями и мыслителями, как Катков, Победоносцев, Грингмут, т.е. проповедниками полунемецкого абсолютизма Николаевской эпохи, но никак не церковной культуры эпохи Алексея Михайловича, не последователями Хомякова и Достоевского. Впрочем, ни наши псевдолибералы, ни наши консерваторы полустолетия не печалились о своем разъединении с народом, с Церковью и с нашими предками до последнего года. Но вот открылась война, “настало время все освещающее” и искренние мыслители из русских людей уже органически не могут себя считать последователями и проводниками европейской, т.е. немецкой культуры, — культуры силы, борьбы за существование и только внешней техники при чисто животном себялюбии и чувственности. Явилась страшно сильная потребность в опознании своей, русской культуры; готовы даже признать и ненавистное им дотоле православие, пишут статьи и стихами, и прозой о русской жизни, о русской общественности, об ее глубокой противоположности жизни европейской, основанной на римском праве, т.е. на язычестве; но дальше общих фраз почти не идут и идти не могут. Почему? Потому что не имеют материала для определения самой основной разности между Россией и Европой, той глубокой разности в понимании христианства, которую наши плохонькие богословские курсы доныне определяют по Окружному Посланию Фотия, т.е. по памятнику IX века, когда разность заключалась в нескольких мелочах.

Так неужели нам нужно греков, чтобы понять свое Православие? Да, непременно нужно! Православие многие из нас вмещают в своем сердце лучше греков, но вмещают его, как молитву, как подвиги смирения и милосердия, как устроение благолепия церковного, а православного сознания, выраженного в ясных определениях в противовес заблуждениям Запада, — православной гражданственности, т.е. форм общественной и школьной жизни, согласованных с неповрежденным пониманием христианства, у нас нет в русском обществе и почти нет в русских академиях. Мы хорошие христиане, но мы не философы, а чтобы противопоставить свое чужому, воровски вошедшему в нашу жизнь, нужно не только тепло чувствовать, но и ясно мыслить и точно выражаться. Греки это умеют делать. Возьмите их даже современные толкования Св. Писания (преп. Анфима Цацоса и Анфима Иерусалимского): вы здесь видите творчество религиозной мысли, как у древних отцов, а в толкованиях русских либо средневековую схоластику, либо плагиаты с бездарных, безыдейных немецких диссертаций, где говорится о шрифте, о разночтениях — и никогда о религиозном смысле Божиих речей.

“Но ведь богословие — это не то, что народная культура”, — возразят нам. Конечно, одним богословием не возродишь народную жизнь, да и самое-то богословское возрождение гений эллинов не может нам дать в два года. Но нам необходимо приложить все усилия к воссозданию Византийской Империи (а конечно, не пакостной Афинской конституции) для того, чтобы постановленный в условия мирного процветания греческий гений и в богословии, и в философии, и в праве, и в гражданских и общественных обычаях дал бы всестороннее освещение жизни сознательно воспринятым Православием, т.е. неповрежденным христианством, а не той смесью его с римским язычеством, какую содержат европейские народы со времен Ренессанса доныне, причем христианские начала у них все тускнеют, а языческие крепнут.

От языческого Рима нам вот чему надо поучиться. Это железное государство, распространяясь все шире и шире по известному тогда миру или вселенной, не спешило поглощать и уничтожать культуры и государства, а напротив, где встречало здоровую и убежденную религию и культуру, там даже усилия прилагало к тому, чтобы даже пересадить к себе те идеи, обычаи, наконец тех людей, которые могли бы быть полезны всемирному городу и вселенной. Боги этих народностей находили себе место в Римском пантеоне, а гениальные люди допускались к высшим чинам и даже к сану императора, если могли принести государству великую пользу. И так в интересах правды, в интересах религии и науки, наконец, в интересах чисто русских национальных Константинополь должен быть сделан столицей Византийской Империи и все греческие провинции Балканского и Малоазийского полуостровов должны быть в нее включены.

Иное дело Сирия и Палестина. Здесь православных христиан в двух патриархатах всего только 500 тысяч, почти все они арабы. Конечно, должно тоже оберегать и их язык и их приходские общины, но не должно препятствовать поселению там русских земледельцев и ремесленников, очищая для них и пустыни и магометанские поселения, которые, впрочем, и сами начнут быстро пустеть под русским владением. Если это будет сделано, то не пройдет и десяти лет, как вся Палестина и Сирия обратятся во Владимирскую или Харьковскую губернию. Народ наш так и ринется поселяться в страну, где жил наш Спаситель, Его Пречистая Матерь, Апостолы, пророки и мученики. Там будет уже место для чисто русской культуры, для русской речи, для русской торговли и промышленности, в частности, две последние отрасли обильною лавою польются по Волге и Каспию через Кавказ к Средиземному морю и обратно. Пустынная местность вновь процветет, как “земля, текущая медом и млеком”, а всякий русский христианин сочтет долгом раз в своей жизни отправиться на поклонение Живоносному Гробу; даже наши баре и барыни забудут о Карлсбадах и Парижах и будут знать Иерусалим, Вифлеем, Назарет.

Вот тогда со всею силою проснется русское самосознание; наука и поэзия возвестят миру о чувствах и молитвах русской души, и исполнятся чаяния последних Рюриковичей и первых Романовых о том, что Московскому царству суждено быть Третьим Римом, а четвертому Риму не бывать” ^{[ 47 ]}.

Но, по словам протоиерея Сергия Булгакова (1918): “Произошло то, что Россия изменила своему призванию, стала его недостойна, а потому пала, и падение ее было велико, как велико было и призвание. * Происходящее ныне есть как бы негатив русского позитива: вместо вселенского соборного всечеловечества — пролетарский интернационал и “федеративная” республика. Россия изменила себе самой, но могла и не изменять. Великие задачи в жизни как отдельных людей, так и целых народов вверяются их свободе. Благодать не насилует, хотя Бог поругаем не бывает” ^{[ 48 ]}.

Сущность измены охарактеризовал в своей предреволюционной брошюре владыка Антоний: “...Современный “национализм” в русском обществе, в политической партии такого наименования и в литературе всячески старается совершенно отрешить себя от вероисповедного начала, от Православия <...> и открыто провозглашает себя “зоологическим”, т.е. безпринципным национализмом, союзом государственной и племенной самозащиты — и только. Затем, впрочем, что, перенося свой патриотизм на почву такого безрелигиозного, а только юридического и экономического жизнепонимания, наши писатели, ораторы и деятели должны бы именоваться не националистами, но антинационалистами, строителями не исторической России, а Петроградской, не Святой Руси, а русской Англии или Германии, русского языческого Рима, т.е. сотрудниками евреев, Вильгельма, а не русского православного народа. Для них Константинополь является только морскою крепостью и торговым портом, а не святыней всего Православного мира вообще и нашего народа в частности” ^{[ 49 ]}.

* Л.А.Тихомиров (1852-1923), крупный идеолог монархизма (1907): “В Апокалипсисе, 17 глава, явление Жены Любодеицы скорее происходит как бы в некоторый определенный момент, и уж во всяком случае Тайнозритель увидел ее “в пустыне”, то есть в то время, когда Церковь укрылась в среду язычников <...> Явление ее очень возможно предположить в пятую (Сардинскую — Сост.) эпоху, если только Жена Любодеица есть действительно павшая Церковь.Однако я не уверен, что это была Церковь. Древнейшие толкователи Апокалипсиса, компилируемые Андреем Кесарийским, считают Жену Любодеицу некоторым Царством. В самом Апокалипсисе она называется “городом, царствующим над царями земными”. Но если это царство, то очевидно такое, которое было раньше очень тесно связано с Богом, со Христом, наподобие Церкви. Иначе предание себя не Богу, а благам земным, во всяком случае, не было бы “изменою”, не было бы “прелюбодейством”. Прелюбодеянием обозначается в Библии поведение Израильского народа, но никак не Персидского или какого иного царства, никогда и не вступавших с Господом в обручение Завета. Прелюбодеицей является у пророков “Дева Израиля”, но не “Дщерь Вавилонская”. Если принять во внимание все это, то скорее всего можно представить себе, что Жена Любодеица есть никто иной, как Россия, изменившая Богу. Ни одна нация не сливала так своего гражданско-политического бытия с церковным, как Россия. Только древний Израиль представляет с нею в этом аналогию, ибо даже Византия несла в себе наследство политического учреждения — древнего Рима, а Россия, подобно Израилю, родилась вместе с обручением Господу. Если это печальное предположение верно, то и суд над великой Любодеицей, и ее уничтожение 12 царями, вассалами антихриста, все это должно исторически быть относимо к судьбам России. Впрочем, это судьбы, еще предстоящие в будущем, так как относятся к седьмой (Лаодикийской — Сост.) эпохе. Появление же России в качестве Жены Любодейной (если только это она) должно в этом случае отнести как раз к нашей, пятой (Сардийской — Сост.) эпохе” ^{[ 50 ]}.

В результате русской катастрофы 1917 г. восторжествовал проект английского правительства, вкрадчиво “подсказанный” иудейским капиталом, о заселении евреями Палестины, вполне осуществленный лишь после Второй мировой войны в результате совместных усилий Гитлера, Сталина и западных союзников по антигитлеровской коалиции. (“...Предоставить Палестину евреям, как советуют некоторые глупые националисты, не понимая того, что русскому народу легче было бы отдать евреям Харьковскую губернию или Нижний Новгород, чем отечество отвергнутого ими Спасителя” ^{[ 51 ]}, — так писал еще в 1916 г. владыка Антоний, словно провидя итоги обеих мировых войн.)

Протоиерей Сергий Булгаков (Царьград. 17/30.3.1923): “Я любил Царя. Хотел Россию только с Царем, и без Царя Россия была для меня и не Россия. Первое движение души — даже подсознательное, настолько оно было глубоко — когда революция совершилась и когда по-прежнему раздавались призывы: война до победного конца, было таково: но зачем же, к чему теперь и победа без Царя. Зачем же нам Царьград, когда нет Царя. Ведь для Царя приличествовал Царьград. <...> И мысль о том, что в Царьград может войти Временное Правительство с Керенским, Милюковым, была для меня так отвратительна, так смертельна, что я чувствовал в сердце холодную мертвящую пустоту” ^{[ 52 ]}.

(“У входа в Царьград”. 22.12/4.1 1922/1923): “Здесь ключ к мировой истории, здесь Иустиниан, здесь Константин Великий, здесь: Иоанн Златоуст, Фотий, Византия и ее падение, здесь узел политических судеб мира, и доныне не распутанный, а еще сильнее затянутый!” ^{[ 53 ]}

(Константинополь. 9/22.1.1923): “Но как София была создана, когда не было еще разделения Церквей, так и возвращена <будет> христианскому миру лишь когда его не будет: как этого не понимали наши славянофилы, что нельзя Церковной провинции иметь храмом Софию. Единственная Церковь должна породить единого Белого Царя, но этот Царь есть историческое задание и мечтание востока, которое трагически не удавалось до сих пор, и под развалинами царства рассыпалась и Церковь, за вторым Римом рушится Третий, но воскресает новый Рим, который в едином древнем Риме получил свои бармы, а Москва только промежуточная точка в пути...” ^{[ 54 ]}

(Константинополь. 9/22.1.1923): “София есть Храм вселенский и абсолютный, она принадлежит вселенской Церкви и вселенскому человечеству, и она принадлежит вселенскому будущему Церкви. А теперь, пока нет явления вселенской Церкви в ее силе и славе, в век раскола церковного и внутреннего, в век распадения и обособления, отнят он у христиан и отдан местоблюстителям. И снова: какая слепота, какая детскость была у нас, <...> когда приготовили уже, говорят, крест в Петрограде, может быть, даже и указ Св. Синода об утверждении креста на Храм... Окровавленными сапожищами вступивши в Софию, * завести в ней свои порядки, или пробовать синодальным хором покорить и убедить эти стены! Но в гневе воззрел Господь на дела сынов человеческих и посмеялся им. Правы пути Твои, Господи! Одно из двух. Или София есть лишь археология, архитектурный памятник с начавшимся уже неизбежным разрушением, и тогда вся эта затея воздвигать крест на ней была только великодержавным честолюбием, — однако против этого говорит София сама, здесь слышится зов Божий, веление Божие, непреложное обетование, София живет Божественной, безсмертной жизнью — София есть потрясающий факт христианского сознания для всех времен. Или София действительно есть то, что она есть, Божественный символ, пророчество, знамение. У старообрядцев есть мудрое, как я вижу теперь, верование, что восстановление креста на Софии (конечно, не циркулярно-завоевательное, но всемирно-историческое) означает конец истории. Если освободить эту мысль от эсхатологического испуга, ее окрашивающего, и выявить скрытое в ней видение, то она означает, что София станет осуществима лишь в полноте христианства, то есть в конце истории, когда явлен будет ее последний и зрелый плод, и сверкнет в мире православное Белое Царство” ^{[ 55 ]}.

* Прот. Сергий Булгаков (Константинополь. 8/21.4.1923): “Грешникам дать Софию нельзя, это была бы безсмыслица истории” ^{[ 56 ]}. — Сост.

“Белый Царь”, “Белое Царство” — не раз появляются на страницах работ о. Сергия Булгакова. Вспоминая “подъем любви к Царю” с началом первой мировой войны, в 1923 г. он писал: “Для меня это было явление Белого Царя своему народу, на миг блеснул и погас апокалиптический луч Белого Царства. Для меня это было откровение о Царе, и я надеялся, что это — откровение для всей России. В газетах стали появляться новые речи о примирении власти (читай: Царя) с народом, за этим последовали восторженные студенческие манифестации. Улицы столиц увидели неслыханное в истории зрелище: манифестация молодежи с Царским портретом и пением гимна. Государь ответил на студенческий привет достойной и теплой телеграммой. Мое сердце рвалось от восторга. Тогда я написал сумасшедшую статью (“Родина”) в газету “Утро России”, в которой промелькнули слова о Белом Царе. Статья была замечена, что называется спущена с рук, но не одобрена зоилами, я попал на черную доску монархизма (а некий Дориан Грей от профессуры, Г. Г. Шпет прислал мне ругательное письмо за “Белого Царя”; в нем характерно выразилась злоба и презрение, которое питает нигилистическая душа к светлому образу)” ^{[ 57 ]}.

“У нас Белый Царь — над царями Царь.
Почему ж Белый Царь над царями Царь?
И он держит веру крещеную,
Веру крещеную, богомольную,
Стоит за веру христианскую,
За Дом Пречистыя Богородицы, —
Потому Белый Царь над царями Царь.
Святая Русь-земля всем землям мати:
На ней строят церкви апостольские;
Они молятся Богу распятому,
Самому Христу, Царю Небесному, —
Потому Свято-Русь-земля всем землям мати.
А глава главам мати — глава Адамова,
Потому что когда жиды Христа
Распинали на лобном месте,
То крест поставили на святой главе Адамовою" ^{[ 58 ]}

Примечания:

1. Собрание народных песен П.В.Киреевского. Тула. 1986. С. 308.

2. Прот. Лев Лебедев. Богословие Русской земли как образа Обетованной земли Царства Небесного (на некоторых примерах архитектурно-строительных композиций XI-XVII веков) // Тысячелетие Крещения Руси. Международная церковная научная конференция “Богословие и духовность”. Москва. 11-18.5.1987. М. 1989. С. 140-175; Кудрявцев М.П., Кудрявцева Т.Н. Символические образцы в градостроительстве Москвы // “Ландшафтная архитектура”. Информационный бюллетень. № 2. М. 1990. С. 43-72: Багдасаров Р. Русь — новый Израиль // “Град-Китеж”. 1992. N 5(10). С. 7-11.

3. Тихомиров М.Н. Древняя Русь. М. 1975. С. 35-36.

4. Архиеп. Антоний (Храповицкий). Чей должен быть Константинополь? Таганрог. 1916. С. 4-6.

5. Голубинная книга. Русские народные духовные стихи ХI-ХIХ. М.1991. С. 37-38.

6. Истрин В. “Откровения Мефодия Патарского” и апокрифические “Видения Даниила” в византийской и славяно-русской литературах. Исследование и тексты. М. 1897. С. 107.

7. “Голос истины”. 1915. № 13-14. С. 271.

8. Кириллов И. Третий Рим. Очерк исторического развития идеи русского мессианизма. М. 1914. С. 15.

9. Сахаров В. Эсхатологические сочинения и сказания в древнерусской письменности и влияние их на народные стихи. С. 29.

10. Иллюстрированная полная популярная Библейская энциклопедия. М. 1891. С. 609; Konig E. Zur Vorgeschichte des Names Russen // "Zeitschrift der Deutchen Morgenlandischen Gesellschaft".1916. Bd. 70. S.92-96; Брим А. Происхождение термина Русь // Россия и Запад. Т. 1. Пг. 1923; Флоровский А. Князь Рош у пророка Иезекииля // Сборник в честь на В.М.Златарски. София. 1925: Сюзюмов М.Я. К вопросу о происхождении слов “Рос”, “Россия” // “Вестник древней истории”. 1940. № 2; Соловьев А.И. Византийское имя России // “Византийский временник”. 1957. Т. XII: Лев Диакон. История. М. 1988. С. 212.

11. Кирибеевич. Вещий инок (Историческое сказание). С. 30

12. “Литературная учеба”. 1991. Кн. 1. С:133.

13. Литературное наследство. Т. 19-21. С. 196.

14. Житие старца Серафима, Саровской обители иеромонаха, пустынножителя и затворника. Муром. 1893. С. 196.

15. Описание Святых мест Палестины. Составил архимандрит Пантелеймон, бывший настоятель Гефсимании. Иерусалим. 1914. С. 145.

16. Дмитриевский А.А. Державные защитники и покровители Святой Земли. СПб. 1907. С. 4.

17. Башилов Б. Враг масонов № 1. Масоно-интеллигентские мифы о Николае I. Издательство “Русь”. Париж. Б. г.

18. Морен М. Нострадамус. Толкование пророчеств. М. 1992. С. 17, 135-136; “Литературная учеба”. 1990. № 5. С. 133-134; Соловьев в.С. Сочинения в двух томах. Т. 1. М. 1989. С. 253.

19. Безобразов Л.Б. О сношениях России с Францией. М. 1892. С. 465.

20. Воейков Н.Н. Церковь, Русь и Рим. С. 487.

21. Нилус С.А. Великое в малом. Записки православного. Издание Троице-Сергиевой Лавры. 1992. С. 163.

22. Там же. С. 164.

23. Нилус С.А. Великое в малом. С. 164.

24. Житие Святителя Иоасафа, Чудотворца Белгородского. Составил князь Н.Д. Жевахов. Новый Сад. 1929. С. 51-52.

25. Настольная книга священнослужителя. Т. 2. М. 1978.

26. “Военно-исторический журнал”. 1990. № 7. 2 стр. обложки.

27. О. Иоанн Кронштадтский. Неизданный дневник. С. 44.

28. “Военно-исторический журнал”. 1990. N2 7. 2 стр. обложки.

29. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т. 23. СПб. 1981. С. 48-50.

30. Там же. Т. 25. СПб. 1983. С. 74.

31. Письмо графу Н.П.Игнатьеву // РГАЛИ.

32. Письмо Т.И.Филиппову // ГАРФ. Ф. 1099. Оп.1.Е.х. 2084.

33. Леонтьев К.Н. Избранное. М. 1993. С. 216.

34. Там же. С. 230.

35. Там же. С. 365-366.

36. ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Е. х. 1024.

37. Личный архив Н.С.Фуделя (Москва).

38. Письмо Е.А. Гагариной // РГАЛИ.

39. Личный архив Н.С.Фуделя (Москва).

40. Булгаков С.Н. Христианский социализм. С. 200-201.

41. Дивеевские предания. М., 1992. С. 24-25. Литературная обработка А.Н.Стрижева.

42. Булгаков С.Н. Христианский социализм. С. 237.

43. Литературное наследство. Т. 97. Кн. 1. М. 1988. С. 227.

44. О. Павел Флоренский. Философия культа // “День”. 1992. № 28. С.5.

45. Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого). С.53.

46. Архиеп. Никон (Рклицкий). Жизнеописание блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т. IV. Нью-Йорк. 1958. С. 44.

47. Архиеп. Антоний (Храповицкий). Чей должен быть Константинополь? С. 6-12

48. Булгаков С.Н. Христианский социализм. С. 237-238.

49. Архиеп. Антоний (Храповицкий). Чей должен быть Константинополь? С. 6.

50. Тихомиров Л.А. Апокалиптическое учение о судьбах и конце мира // “Христианин”. Сергиев Посад. 1907. № 9. С. 94-95.

51. Архиеп. Антоний (Храповицкий). Чей должен быть Константинополь? С. 8.

52. Булгаков С.Н. Христианский социализм. С. 295-296.

53. О.Сергий Булгаков. Из “Дневника” // “Вестник РХД”. № 129. 1979. С. 241.

54. Там же. С. 251.

55. “Новый мир”. 1989. № 10. С. 244.

56. О.Сергий Булгаков. Из “Дневника” // “Вестник РХД”. № 130. 1979. С. 271.

57. Булгаков С.Н. Христианский социализм. С. 307-308.

58. Голубинная книга. Русские народные духовные стихи Х1-Х1Х. С. 37.

Назад | Содержание | Вперед

Последние изменения: 01.10.07
© О П Р И Ч Н И Н А 2000 г.