ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ

1920-1940 гг. ДОКУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

Русское Зарубежье XX в. — явление совершенно уникальное в отечественной и мировой истории. Мощный социальный взрыв 1917 г. выбросил за пределы России к началу 20-х годов, по различным подсчетам, от двух до трех миллионов человек. И дело тут не только в количестве изгнанников, но и в их качестве — большинство русских беженцев принадлежали к культурной и политической элите Российской Империи. Этот факт предопределил беспрецедентно высокий уровень культурных ценностей, которые были созданы в Зарубежье всего за несколько десятилетий. Проза, поэзия, публицистика Бунина и Набокова, Шмелева и Мережковского, Ходасевича и Георгия Иванова; музыка и исполнительское искусство Рахманинова и Стравинского, Глазунова и Гречанинова, Шаляпина и Гедды; театр Михаила Чехова и балет Фокина, Нижинского, Лифаря; живопись Коровина и Кандинского, Рериха и Ларионова; философия Ивана Ильина и Бердяева, Карсавина и Николая Лосского, Франка и Вышеславцева; богословие митрополита Антония (Храповицкого) и отца Сергия Булгакова, отца Георгия Флоровского и Владимира Лосского; исторические труды Георгия Вернадского и Михаила Ростовцева, Бицилли и Милюкова; лингвистика Николая Трубецкого, социология Питирима Сорокина, геополитика и геоэкономика Петра Савицкого; экономическая теория Василия Леонтьева и физика Ильи Пригожина; изобретения Зворыкина, Сикорского, Ипатьева, Юркевича, Тимошенко; шахматные достижения Алехина и Боголюбова... Все это и многое другое — подлинно великая эпоха отечественной и мировой культуры.

Вполне естественно, что культурная история Русского Зарубежья своей неоспоримой значительностью заслоняла, отодвигала на второй план ее политическую историю. Последняя долгое время трактовалась сугубо в негативном ключе — «агония белой эмиграции». Сегодня же ее нередко пытаются изобразить как что-то малоинтересное и незначительное, не заслуживающее научного анализа. Современный зарубежный историк и культуролог М. Раев пишет о том, что «политическая жизнь эмиграции состояла из бесконечных пререканий, порождаемых использованием непроверенной информации, беспомощностью, озлоблением, тоской по прошлому ... попытка распутать сложную и не имевшую практического результата деятельность политических организаций Русского Зарубежья не представляется нам особенно перспективной. Горячие споры об ответственности за прошлое, равно как и идеологические противоречия из-за выбора тактики или программы в связи с теми или иными событиями в Советском Союзе или в мире в целом, представляют преходящий и ограниченный интерес» (Раев Марк. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции: 1919-1939. — М., 1994. — С. 20, 21). Подобная точка зрения представляется нам чрезмерно категоричной и в своей категоричности несправедливой. Спора нет, конечно, в политической жизни Зарубежья и «бесконечных пререканий» и взаимного озлобления было более чем достаточно, но вряд ли возможно ее свести только к этим, неустранимым из любой сферы человеческого бытия, малоприятным явлениям. С не меньшим основанием можно сказать, что политическая история русской эмиграции — это история бурных споров о путях развития России и человечества, история смелых мечтаний о новом мироустройстве и попыток их воплотить в жизнь; что это история трагических самопожертвований и предательств во имя враждебных великих идей, история беспримерной — героической и безнадежной одновременно — борьбы горстки энтузиастов с гигантской государственной машиной; что это история незаурядных личностей, во имя неутоленной любви к Родине совершавших подвиги и преступления, готовых ради нее взойти (и всходивших) на плаху... Мы бы хотели рассматривать политическую жизнь Русского Зарубежья именно из такого, как нам кажется, плодотворного для исследования, представления о сути этого крупного и неоднозначного феномена.

Кроме того, без учета политических реалий просто-напросто невозможно полноценное изучение культуры Русского Зарубежья. Можно ли разделить Ивана Ильина — философа и Ивана Ильина — проповедника «Белой идеи», Павла Муратова — искусствоведа и Павла Муратова — ведущего публициста правоцентристской газеты «Возрождение»? Где кончаются как историки и начинаются как политики Милюков и Мельгунов? Как, исследуя жизнь и творчество Марины Цветаевой, забыть о ее муже Сергее Эфроне — левом евразийце и агенте ОГПУ? Надежда Плевицкая имеет прямое отношение не только к песенному искусству, но и к истории Русского Обще-Воинского Союза. Бунинская рука писала не только «Жизнь Арсеньева», но и «Миссию русской эмиграции», а Нобелевская премия Ивана Алексеевича — событие как литературное, так и политическое. Имя Бориса Савинкова неизбежно возникает рядом с именами Мережковского и Арцыбашева... Примеры взаимосвязи эмигрантской политики и культуры можно множить и множить...

Тема данной книги имеет не только узкоспециальный интерес. Знание истории русской эмиграции помогает пониманию русской истории XX в., прошедшей, говоря словами Н.В. Устрялова, «под знаком революции». Эмигрантские политические организации, в большинстве своем, не занимались бескрылым политиканством — борьбой из-за куска властного пирога (хотя бы потому, что и самого пирога у них не было). Это определило повышенный «градус идеологичности» политического Зарубежья, ставшего своеобразной лабораторией идей. В эмигрантской среде причудливым образом сплетались самые разные течения общественной мысли: традиционные идеалы «Православия, Самодержавия и Народности» сталкивались с разрушившими монархию либерально-республиканскими воззрениями лидеров Февральской революции; непреклонной решимости белых генералов продолжить «Кубанский поход» противостояла не менее непреклонная решимость сменовеховцев идти в советскую Каноссу и евразийцев начать «исход к Востоку»; истинность и чистоту своих марксистских позиций отстаивали меньшевики и троцкисты; эмигрантские «дети» разрывали с «отцами», отвергая все «дореволюционные» идеологии и пытаясь найти свой «третий», невиданный еще путь «пореволюционного синтеза»... Эта «цветущая сложность» идейно-политического спектра Зарубежья ярко контрастировала с ситуацией в СССР, где и похвалы и проклятия Сталину произносились на различных наречиях одного и того же идеологического моноязыка. Соответственно, осмысление великого и трагического ни с чем не сравнимого опыта России XX столетия в Зарубежье было многообразнее и богаче. Иван Ильин и Устрялов, Струве и Савицкий, Федотов и Казем-Бек, Милюков и Солоневич — каждый дали свою версию смысла русской революции. Познание недавней истории неразрывно связывалось с политической деятельностью, ведь события 1917-1920 гг. оставались еще «злобой дня». Однако в эмигрантской публицистике «злободневность» не самодовлела, она сочеталась, как правило, с широким историософским размахом, с продуманностью концептуальных посылок и выводов. И это редкое и ценное сочетание делает политическую мысль Русского Зарубежья не только колоритным памятником своей эпохи, но и весомой попыткой ее исследования. Современной российской исторической науке грех не использовать громадный интеллектуальный потенциал наших зарубежных соотечественников. Не менее важно и то, что эмиграция находилась в самой гуще европейской жизни и испытала на себе почти все идейные веяния Запада того времени — солидаризм, фашизм, различные формы немарксистского социализма и т.д. и, право же, эмигрантские варианты этих идеологий выглядят ничуть не провинциально, и их исторический анализ был бы интересным штрихом к политическому портрету Европы между двумя мировыми войнами.

Что же касается «безрезультатности» политической практики русских беженцев, то и тут позволительно усомниться. Достаточно вспомнить, как нервно реагировали вожди первого в мире социалистического государства на публицистические выступления вроде бы совершенно ничтожного по своим возможностям харбинского профессора Устрялова, чьи идеологические конструкции, по мнению некоторых историков, явились идейной базой сталинского «национал-большевизма». Та напряженная борьба, которую вели советские спецслужбы с РОВСом, показывает, что последний воспринимался в СССР совсем не как сборище досужих болтунов. Жертвы эмигрантских терактов (от советских дипломатов до президента Франции) истекали отнюдь не клюквенным соком... Русская эмиграция была пусть и не первостатейным, но все же действенным фактором реальной политики 20-х и 30-х годов (в том числе и международной), и иметь о нем представление необходимо.

Хронологические рамки данного сборника обусловлены тем, что 20-30-е годы — это несомненно самый яркий период в истории Русского Зарубежья. Именно тогда были созданы все значительные идеологемы эмигрантской политической философии. Именно в те годы эмигрантский «активизм» представлял для Советской России серьезную опасность. Шумные и масштабные пропагандистские кампании эмигрантской общественности, направленные на срыв сотрудничества западных держав с СССР, непрекращающиеся попытки радикальных эмигрантских организаций вести подрывную деятельность внутри страны (нередко при поддержке иностранных спецслужб), совершаемые ими теракты и провокации вызвали со стороны советской контрразведки адекватный жесткий ответ. Поединок оказался слишком неравным, но его драматизм впечатляет и сегодня...

В последние годы появилось немало интересных публикаций документов и исследований по тем или иным конкретным сюжетам политической истории Русского Зарубежья. Но попыток ее комплексного изучения практически не предпринималось. Как исключение можно назвать содержательную работу М.В. Назарова «Миссия русской эмиграции» (Ставрополь, 1992), далеко не исчерпывающую, однако, многообразия темы. Мы также не претендуем на всеохватность, невозможную в рамках одной книги. Наше издание — первый опыт систематического описания основных течений политической жизни эмиграции — их идеологий и практики, при этом особое внимание уделяется наиболее значительным, и, с другой стороны, наименее изученным из них.

Спецификой сборника является то, что в нем предоставлена возможность рассказать о себе самим участникам политической жизни Русского Зарубежья. Основу книги составили материалы, извлеченные из фондов Государственного Архива Российской Федерации, Центрального Архива ФСБ России, Российского Центра хранения и изучения документов новейшей истории. Российского Государственного Архива экономики. Широко использовалась и эмигрантская периодика (часть которой впервые вводится в научный оборот), отдельные труды и мемуары эмигрантов. Задействованы и некоторые наиболее интересные публикации документов недавнего времени.

Составители выражают искреннюю признательность за помощь в выявлении документов и за необходимые консультации руководителям и сотрудникам архивов Я.Ф. Погонию и А. И. Шишкину (Центральный Архив ФСБ России), С.В. Мироненко и Л.И. Петрушевой (ГАРФ), Г.В. Горской (РЦХИДНИ), Е.А. Тюриной (РГАЭ). За техническую помощь в подготовке рукописи книги к печати составители благодарят Г.Н. Сергееву и В.Ж. Цветкова. Особая благодарность — Г.Л. Стольниковой за дружескую помощь на последнем этапе подготовки рукописи к печати.

Текст документов публикуется по правилам современной орфографии, с сохранением некоторых особенностей пунктуации и орфографии подлинника. Из текста ряда документов исключаются сведения, не имеющие отношения к теме публикации. Даты в квадратных скобках установлены публикаторами.